После всех смертоубийственных современных безобразий захотелось приобщиться к вечному. И сразу вспомнился 1977 год, когда я впервые приплыл в Грецию. Позже бывал там раз пятнадцать, но, конечно, первые впечатления всегда самые яркие и лучше всего запоминаются.
Итак, глава из книги "Под властью Его Величества", слегка подправленная и дополненная.
В моей коллекции флажков из заморских стран прибавление - три греческих вымпелочка.Дешевенькие, грубо сделанные: на тонком нейлоне аляповатые, плохо пропечатанные картинки. Преобладает голубой цвет и желтый. При желании можно найти тут и символику. Голубое - море, потому что Греция расположилась на сотнях островов. А желтое - ее великолепное солнце, более трехсот солнечных дней в году, по лоции, в здешних краях.
Мимо Греции я проходил более десяти раз, а пришвартовался к её берегам на тридцать пятом году своего пребывания в системе ММФ.
Сначала наш теплоход прибыл в бухту Суда на Крите. На нем ученые ищут следы легендарной Атлантиды и, кажется, доказали уже, что извержение вулкана Санторино погубило мощную и передовую по тем временам цивилизацию.
Бухта Суда - обширная, глубокая, окруженная высокими коричнево-желтыми, выгоревшими под извечным солнцем горами. Справа, за холмами, на плоскогорье, - база военно-воздушных сил НАТО. По будням, как рассказали моряки, здесь оживленно, взлетают и садятся самолеты всех типов. А в наш приход была суббота (эх, находка для поэтов, блестящая аллитерация: "Пришли сюда мы, в Суду, в субботу, не забуду..."), и натовские летуны, видимо, тоже отдыхали, удалось увидеть две-три посадки небольших двухмоторных транспортников, и лишь однажды проплыл, медленно снижаясь, огромный "В-52", темный и зловещий вестник беды, смерти, прекращения жизни...
Может, он и натолкнул меня на эти мысли - о жизни и смерти. Впрочем, через пару дней многое иное вызвало те же ассоциации, столь естественные для человека далеко не юного возраста.
На берег в Суде нас не выпустили - всё из-за той же натовской базы. Городок казался тихим и мирным, но у причалов дома и склады были без крыш, с разбитыми стенами. Зимой здесь разгружали пароход со взрывчаткой, она-то и бабахнула, пострадали здания на полкилометра вокруг. А сейчас, когда я вышел поздним вечером на палубу, вспомнилась пронзительно-точная фраза Андрея Платонова: "Медленно шли стенные часы над кроватью, грустный сумрак ночи протекал за окнами навстречу далекому утру, и стояла тишина времени".
Я долго не читал книг Платонова. Из чувства протеста - слишком его расхваливали, задыхаясь от восторгов. Как Шукшина после смерти. И еще - из чувства поздней вины: последние годы жизни А.Платонов работал дворником в Литинституте, мне довелось даже пожить неделю в комнатке деревянной пристройки во дворе института, может, даже в его комнатке.
Но за два месяца до Крита взял в судовой библиотеке сборник "В прекрасном и яростном мире" - и опешил, ошалел. Впервые понял, что из простых, обыденных слов можно сложить фразу, которая приобщит тебя к Вечности. В этой книге было мастерство на уровне каких угодно стандартов. Но разве существует стандарт гениальности?
Однако после знакомства со столицей Греции я усомнился в точности этого словосочетания: "стояла тишина времени". Кипят сегодняшние бурные страсти, рождаются и умирают люди, полируют подошвы туристов мрамор Парфенона - и над всем этим не стоит, а длится, струится все та же тишина времени, отмечая даты рождений и смертей, смену эр и эпох. (Моя гипотеза о том, что время неподвижно, а есть только движение материи, родилась и без помощи А.Платонова, но теперь, стремясь быть по-научному беспристрастным, я подверг ее сомнениям).
2 июля мы поехали из Пирея в Афины. Шофер автобуса Михаил Дмитриевич оказался из наших черноморских греков, эмигрировал сюда из Ялты, а по говору - типичный одессит. В античном прошлом он не шибко разбирался. Ну и слава богу, не по душе мне навязчивая эрудированность профессиональных гидов. Впрочем, Михаил Дмитриевич был не по-одесски молчалив и скупо рассказал нам о трудностях теперешней жизни: цены непрерывно растут, люди в Афины лезут со всей страны, или вот плохо с энергией, потому начались опыты по внедрению гелиоустановок, - и показал на крыше дома прямоугольную плиту устройства, преобразующего солнечное тепло в электричество.
Афины практически уже слились с Пиреем в один город, где живет чуть ли не половина населения страны: тесно стоят, толпятся дома, на засыпанном участке в низине у моря начинается новое строительство, и шоссе ведет нас через длинную улицу автосалонов "Ситроена", "Форда", "Фиата", "Фольксвагена" (нигде от них нет спасения) - к Акропольскому холму.
Плюс 33 градуса в тени, дымка из смога над равниной у моря, яхточки в заливе и - три американских военных корабля на рейде. "Американцы на берег теперь увольняются в штатском", - сообщил Михаил Дмитриевич. Наши ребята - тоже, на радость им, получившим возможность пощеголять своими джинсовыми костюмчиками и рубашками с пестрыми картинками. А ведь это не мелочь, додумались люди наконец, что военная форма (наших мальчиков - курсантов из мореходок за рубежом упорно принимают за военных) вовсе не сближает народы.
Гида нам все-таки дали, подсела жена нашего торгового представителя, без скучной дотошности профессионала поведала кое-что, для меня по крайней мере, неизвестное. Оказывается, древние греки не признавали белого цвета, символизировавшего, по их воззрениям, смерть. Поэтому они все свои здания и скульптуры красили, и самой распространенной у них была красная краска.
Совсем близко, метрах в ста, - храм Эрехтейона, он подправляется, реставрируется. Недавно здесь еще стояли кариатиды - рослые и стройные мраморные девы. Теперь их убрали, чтобы спасти от разрушения, и пока они находятся в небольшом подвальном музейчике под Парфеноном.
Всему Акрополю угрожает разрушение, смерть - белый цвет смерти. Мрамор здешних построек содержит в себе много железистых вкраплений, под влиянием отработанных газов и промышленных испарений железо окисляется и приобретает способность взрываться. Говорят, от такого микровзрыва пострадал зазевавшийся турист: рухнул кусочек мрамора тонны на полторы. Поэтому внутрь Парфенона, в благодатную тень его портиков, туристов не пускают - отгородили храм веревками, и служитель в ливрее гонит прочь со ступеней любопытных и неумеренно отважных зевак.
А у дев-кариатид в музее умиротворенные лица, хотя по замыслу ваятелей они - участники похоронной процессии. Извечное стремление к красоте, навсегда враждебной смерти, заставило древних скульпторов преступить через скорбь, через плач и стенания, и лишь согнутые в коленях ноги кариатид под мраморными складками их одеяний намекают, что они движутся в траурном кортеже.
Еще мальчишкой я читал о Парфеноне, о том, как он соразмерно пропорционален, и даже колонны его не случайно ассиметричны - потому на фоне синевы неба создается впечатление непревзойденной гармоничности и достигается совершенство линий (сегодня подумал бы также и удивился, как две с половиной тысячи лет назад всё это сумели рассчитать, ведь тогда не существовало алгебры и геометрии, даже арифметика незнакома была строителям).В детстве я этому свято поверил, не усомнился, и понял: пусть уж специалисты вымеряют и подсчитывают размеры и пропорции древнего храма, а наше дело - стоять перед ним и удивляться.
И когда мы уходили из Пирея, я с внешнего рейда долго смотрел в оптический пеленгатор на золотистый холм, на розовый храм, и думал, как все же странно: для чего был потрачен адский труд, вложенный в сооружение Парфенона и всего Акрополя. Ведь люди здесь были свободные, не то что в Риме, где сотни тысяч безгласных и бесправных рабов создавали Колизей, Форо Италико, Капитолий. А тут люди трудились добровольно.. Один ответ - во имя красоты, жизни.
И все-таки на Акрополе, на пологом спуске от Парфенона в камнях проложены канавки-бороздки для стока крови жертвенных животных. Овец и быков закалывали на ступенях храма тоже во имя жизни. Пожалуй, до абсолютной гармонии эллины не дошли. Однако обвинять их за это абсурдно. Как и огорчаться, что стерлась краска с их скульптур.
"Все мы греки", - сказал немецкий писатель, имея в виду влияние эллинской культуры на мировую. И римляне, которыми я восхищался еще два года назад, лишь повторяли греков, переименовав их богов, а потом погибло и их государство, оставив людям великолепие красоты.
Вечно стремление человека остановить мгновение, продлить жизнь, победить смерть. Исчезают, уходят в историю цивилизации, выветриваются и обесцвечиваются храмы и статуи. Остается лишь тишина времени...