Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
ИЛЬЯ ТЮРИН (1980-1999)
XIX ВЕК: САМОУБИЙСТВО ПАПСТВА
I. ВВЕДЕНИЕ
Если история есть движение (а именно так привыкли воспринимать историю с тех пор, как воспринимают ее вообще), то и твориться ей надлежит по законам движения. А всякое движение жаждет законов, и для всякого двигательного процесса характерны начало, кульминация и завершение. При этом я должен непременно заметить, что под "завершением" подразумеваю формулу "начала", и процессы, идущие до и после "кульминации" - для меня тождественны, с тем только дополнением, что оба процесса являются не точными, а "зеркальными" копиями друг друга. На этих положениях я и намерен основать свою статью.
Люди, занимавшиеся в средних веках предсказанием будущего папству, косвенно подтвердили мой принцип "возвращения к началу": некто О'Моргайр в своем "Предсказании о папстве" ограничил список пап святым Петром с одной стороны, а с другой - неведомой ему стороны - Петром II, последним в истории. Это всего лишь иллюстрация, не более, но она показывает, что мой взгляд на папскую хронологию отнюдь не чужд собственной точке зрения пап. Автор "Предсказания..." был архиепископом, и его труд был негласно принят во внимание; во всяком случае, его не провозгласили еретическим, как поступали в ту пору с любым проявлением неблагонадежности.
В некоторый период своего развития папство достигло высшей точки своего могущества, то есть наступил момент неповторимости, не совершающийся дважды. По расчетам многих, это произошло при Иннокентии III, и за неимением иных вариантов, папство приступило к почти зеркальному изображению собственного прошедшего. Снова была борьба за инвеституру, снова было спасение от варварского Рима (на сей раз - в Авиньоне), снова было противоборство "трона" и "алтаря", снова было подчинение последнего первому, снова было наоборот. И, наконец, как на финишную прямую, римские епископы вступили в XIX век, для меня эквивалентный первым столетиям христианства, ибо ознаменовался почти такой же борьбой за власть (разумею светскую - отобранную Бонапартом), и почти такой же апокалиптической анархией в Риме, на которой я остановлюсь позже. А потом, обрезав эпоху по краям, надвинулся Ватикан - беспомощное и игрушечное государство, возвратившее церковь ко временам ее святого основателя, впервые показавшее, что и Петр II не так уж далек.
Когда Бердяев в начале ХХ века писал о "новом средневековье", то он, скорее всего, даже не предполагал, что папством подобный период уже прожит. На XIX веке папства я и предпочту остановиться.
II. ГРАНИЦЫ ЭПОХИ: ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ
Нам не устают напоминать о том, что папство в XIX веке направляло свои действия "против хода истории". Скорее всего, так оно и было, но лишь потому, что и сама история для Рима протекала против своего "хода", и именно то, что папство и Европа жили на протяжении одного и того же века в разных временах, - породило еще одну противоположность между ними. Если внимательно отнестись к двум событиям в истории папства, на осуждении которых строятся главные обвинения последнего в анахронизме, - к восстановлению церковного государства на Венском конгрессе, и к энциклике Льва XIII "О новых вещах", то нельзя не отметить, что со стороны Рима была проявлена редкая для него, но безусловная тяга к здравому смыслу. Я бы хотел подробнее остановиться на этих двух событиях, ибо они (соответственно) открыли и закрыли для папства XIX столетие, то есть утвердили над последним знак здравого смысла, присущего в то время чуть ли не одному Риму. (Вынужден оговориться: середину XIX века для папства никак нельзя охарактеризовать такими словами как "здравый смысл". На этом я остановлюсь позже.)
Итак, в 1815 году был созван Венский конгресс, и хотя основная и единственная причина его созыва - окончательное падение Наполеона - неуклонно подчеркивалась, следствия этой причины изображались поистине странные, хотя и объяснимые - с точки зрения тех, кто их предлагал. Папский представитель - кардинал Консальви, возникший из другого времени, из небытия - изложил единственно верную концепцию: следствием падения Наполеона должно стать возвращение к донаполеоновским расстановке сил и географии. Естественно, что подобная позиция не могла даже и рассчитывать на успех. Естественно и то, что здравый смысл в лице Консальви оказался решительно неспособным к конкуренции: за время, противоположное папскому, выступали, не считая декоративного русского представителя, Талейран и Меттерних. Римлянин, покинувший конгресс задолго до его окончания, увез с собой максимум возможного: папскую область с незначительными коррективами Австрии и Франции. С этих пор папство надолго перестает докучать остальной Европе собою; и только поиском соратников по несчастью, также ставших анахронизмами, может выглядеть представительство Рима потомками Бонапарта.
Говоря о временных рамках эпохи, трудно не обратиться к документу, который обнаружил странное единодушие между регионами, существующими в разных временах: для Европы XIX век завершился "социальной (если не сказать "социалистической") проблемой", и папство окончило его энцикликой "по социальной проблеме", как свидетельствовал в подзаголовке ее автор. В 1891 году римская курия, уже на правах раннехристианского института, во главе со вторым "узником Ватикана" Львом XIII выпустила энциклику "О новых вещах". "Новыми вещами" признается рабочая проблема, вещь для 1891 года отнюдь не новая (если учитывать хотя бы почти полувековой - к тому времени - возраст "Манифеста..."). Но не год издания прежде всего интересует меня, и даже не столько сама проблема, сколько подход к ней, снова выраженный в духе здравого смысла и как нельзя лучше показывающий высшую точку папского отчуждения от обыкновенного времени, уже безнадежно перешедшего в противоположность последнему.
Итак, энциклика! Сама форма энциклики - отход от булл - свидетельствует о желании диалога. Однако подобный диалог (что естественно для анахронистического образования) - "почта в один конец", по выражению Иосифа Бродского. Последний относил свое замечание к вере в Бога; для Льва XIII вера в возможность диалога превратилась именно в своеобразный вариант религии - при весьма приблизительных сведениях в существовании адресата, второй стороны в диалоге ("ко всем людям доброй воли"). Автор энциклики обращается со своим безымянным респондентом действительно как с божеством. Папа начинает с вежливого, ненавязчивого напоминания о себе и своей роли в истории, почти с благоговением излагает и "проблему" и свой вариант решения, позволяя себе твердый тон лишь в незначительных местах, и тут же смягчая последний. Частые обращения к имени Христа и к Писанию подтверждают то, что у папства в 1891 году - I или II век, когда к божеству апеллировали как к высшей и неоспоримой форме6 доказательства, и уж во всяком случае - не предполагали для Иисуса служебных целей. Первым векам христианства соответствует и утопическая, апостольская уверенность в себе и своих словах. Если кардинал Консальви ехал на Венский конгресс с безусловным сомнением в душе, то папа Лев XIII излагает свои (между прочим, совершенно здравые!) принципы: о неприкосновенности частной собственности, о вреде социалистов, о союзе "работодателей с рабочими" - со святой уверенностью в их актуальности и в том, что все они могут иметь реальное действие.
Так окончился для папства его XIX и одновременно I от Рождества Христова век. Проявления дикости, обычной для "древнего" мира, восходит к середине столетия. Позволю себе несколько задержаться на описании этой середины.
III. СЕРЕДИНА
Середина XIX века для папства - явление скорее символичное, чем переходное. Переходить было не к чему: Рим делал последние шаги к Ватикану, и не Ватикан был следствием анархии того времени, а она, наоборот, явилась предисловием к нему, - более формальностью, чем важным звеном. "Новое средневековье" гораздо лучше исполнило свою роль символа. Если и возможно было в Европе XIX века (однако оговорюсь: в папской Европе - анахронизме) зеркально воссоздать обстановку варварского Рима начала тысячелетия, то понтифики справились с этой задачей на славу; и если дело не дошло до их собственных мученических смертей, то это - прежде всего заслуга "зеркальности" повторения: зеркало способно искажать. Не лишним будет замечание, что возвратившийся из наполеоновского плена Пий VII тотчас воскресил иезуитский орден: иезуитство - факт не более позднего периода папской истории, нежели варварский Рим, в сущности, есть порождение того же зла, что и последний. Объединившись, эти две эпохи папства образовали неповторимую смесь - середину XIX века. А значит, достойное предуведомление к концу церкви, Ватикану. Должен сказать, вопреки собственному утверждению о второразрядности Середины, что она все-таки была необходима для картины апокалипсиса в папстве: ее "густота", насыщенность самым скверным мраком, ее концентрированное зло - создали эффект контраста с той неожиданной и абсолютной пустотой, которую принес с собою и возвестил Ватикан. О том, как выглядел этот поистине босховский ад, предоставлю судить его очевидцам.
Первая иллюстрация. Меттерниховский шпион сообщал в 1822 году в Вену: "Можно утверждать, что в настоящее время Рим представляет собой в духовном отношении очаг запустения, а в мирском отношении - беспорядка. Дело дошло до того, что было запрещено зажигать фонари на улицах, а также прививать оспу... Жители склонны более к предрассудкам, чем к подлинной вере... Экономическая жизнь находится в удручающем беспорядке, финансы пребывают в состоянии, которое невозможно описать словами... Во всей папской области суд открыто продается..."
Вторая иллюстрация. Тот же утонченный автор сообщает в октябре 1825 года: "Вавилон - это имя, соответствующее Риму. Все здесь добывается золотом... Римское духовенство на добрые две трети двуличное и продажное: проповедники в большинстве случаев безразличны к своим обязанностям, или неверующие..."
И третья иллюстрация. Итальянец Демарко, историк. 18322 год: "Настоятели приходов имели право в любое время дня и ночи врываться в дома жителей, чтобы убедиться, не нарушаются ли законы благочестия и религиозные предписания... Под предлогом контроля за выполнением религиозных обрядов, священники производили обыски и аресты..."
Но довольно. Я продемонстрировал триптих в духе Босха, которого уже упоминал, вместе с тем продемонстрировав неизбежность того, что произошло вскоре после Середины, и во что до последнего дня никто не верил. Заметьте, что еще в 1847 году Мадзини предлагал Пию IX возглавить Рисорджименто - итальянское освободительное движение! Я не стану говорить о начале Ватикана, ибо для меня он - олицетворение пустоты. Отмечу только то, что он создался в год принятия догмата о непогрешимости пап. Перед нами, может быть, самый яркий символ XIX века: для римских епископов наступила эпоха, соответствующая во временн?м зеркале векам до папства. Именно тогда у первосвященников Рима не было ничего, кроме непогрешимости, бравшей истоки еще у апостолов.
И как те римляне помнили начало эры - первую нить, связавшую нас со сверхъестественным, так и мы живем, может быть, невдалеке от второй... То есть - имеем право гордиться подобным соседством.
Москва, 22-23.04.1996
ИЛЬЯ ТЮРИН
К СТИХУ *)
Ты не можешь покинуть меня, о, моя незаметная часть,
Потому что и я не смогу отпустить на дорогу
Твое странное тело, не нужное ей, и подчас
Незнакомое мне, и еще неизвестное Богу.
Ибо лишь для того, чтобы стать таковым, рождено.
И не сетуй, что жизнь удалась недостаточно бурной:
Некто жаждет во сне досмотреть окончание снов...
В результате чего - пробуждается в чреве Сатурна.
Что и есть окончание. Лучше прийти к нему, стих,
Через черную лестницу, дабы избегнуть хотя бы
Поклонения слуг, как волхвов - но настолько святых,
Что на юрких телах незаметна расцветка Каабы.
18.05.1996
*) Эти стихи помещены автором на рукописи статьи "XIX век: самоубийство папства" (от сост.)
4
Связаться с программистом сайта.
