Любите ли вы лошадей?

так, как любит их автор иппических очерков 'На благо лошадей' Дмитрий Урнов?

Дмитрий Урнов и лошадь Маурисио.
Фотография сделана в апреле 2012 на Ранчо Дел Лаго (владельцы - Мари и Лен Миллер), г Брионес, Калифорния.
Фотограф - Эрик Штраке

Есть люди, которые умеют делать необыкновенным всё, к чему они прикоснутся, о чем беседуют, пишут или рассказывают. 'Лошадиным сказочником для взрослых' стал писатель, доктор филологических наук ( а главное для меня - мой однокашник) - Дмитрий Урнов. Дар рассказчика всегда начинается со способности остро видеть. А он к тому же еще умеет видеть вещи в их необыкновенном ракурсе. И если Андерсен сказал, что для счастья человеку надо немного: чистое небо над головой и - один маленький цветок, то Урнов (если бы его спросили об этом), сформулировал бы, наверное, весьма похожий ответ, но по-другому: по его словам вышло бы, что каждому человеку для счастья необходимо одно главное условие... дружить с лошадью.

Делая для журнала "Спутник" репортаж о книге "Словами лошади", фотограф просил Дмитрия Урнова встать, ради освещения, с правой стороны, чем вызвал удивление лошади: седлают слева!
Фото Александра Лобова, Центральный Московский ипподром, 1969.

Страсть к лошадям, к конюшне и конному спорту заставила его написать чудесные 'лошадиные' книги и очерки. Один из очерков, самый, наверное, первый, назывался 'Трое в Англии, не считая лошадей'. Он принес тогда его мне, редактору издательства 'Молодая гвардия', когда я выпускала серию альманахов о путешествиях и приключениях под названием 'Бригантина'.
Второй очерк назывался 'Америка из пролетки'. Потом была книга 'По словам лошади'. Немного позже он издал свою замечательную повесть 'Железный посыл' Следующий его труд о любимых им романтических животных назывался не много и не мало как 'Жизнь замечательных лошадей'. По примеру толстовского 'Холстомера', следом за 'несравненным пегим', сравниться с которым в самом деле никто не может, в книге о замечательных лошадях содержался драматический упрек людям, не умеющим ценить Красоту, Благородство и Преданность своих извечных помощников. Автор горевал о том, что в ХХ-ом веке Лошадь вытеснили бездушные автомобили, совершенно не имеющие никакой души, а тем более - такой высокой, такой человечной души как Лошадиная.

Урнов никогда не скрывает, что он - любитель, и что, если и принимал участие в соревнованиях, то без особенного успеха.
По-моему, он преклоняется перед конюхами, жокеями, наездниками как перед истинными конюшенными знатоками, а свое блестящее умение писать о конном мире ценит гораздо ниже, чем мастерство тех, кто воспитывал и выезжал лошадей. Вот почему в книгах он приводит не совсем безобидные высказывания конюхов в свой адрес типа: 'ученых много - умных мало'.
Подобные недвусмысленные упреки можно расшифровать примерно так: 'и чему вас только учат в вашем Московском университете на этом филологическом факультете? Для чего тебе знать твой английский язык, а заодно и всю английскую (вместе с американской) литературу, если ты не в состоянии толково запрячь лошадь? Ну, там, чтобы подпруги не жали и все такое прочее?'. Мне кажется, что к знатокам конюшни Дмитрий относился даже с большим почтением, чем к профессорам Московского Университета.

'Король русских рысаков' Крепыш в треннинге у "короля призовой езды" Вильяма Кейтона.
Фото из журнала "Русский спорт", 1912

В молодые годы Урнов все же стремился в совершенстве овладеть приемами конного спорта, и это, хотя и в малой мере, но удавалось ему. Вторым Насибовым стать ему, конечно, не светило, но зато он стал лучшим конником из всех филологов России. Он, например, умеет править тройкой, он удивлял этим как русских, так и американских зрителей. Поражал иностранцев не только своей кучерской мощью, но и красочным костюмом русского ямщика. Он прекрасно скакал верхом. Но главный подарок конному миру - это, конечно, его книги о конях и о мастерах конного дела.
Он до самозабвения ценит мастерство и опыт. Его восхищение мастерством - в чем-то сродни Булгаковскому. Хотя - вряд ли знал он тогда о необычайном почтении великого писателя к мастерству, да и вообще, до 1967-го года (как и все мы) не догадывался о самом существовании романа 'Мастер и Маргарита'. А вот у меня на эту тему в 1978-ом году состоялся необычайный разговор с Константином Михайловичем Симоновым, который я впоследствии Дмитрию пересказала:
Когда-то, будучи редактором его книги 'Так называемая личная жизнь', я приехала к Симонову в Центральную клиническую больницу. Это были уже последние месяцы его жизни, и он торопился закончить свою последнюю книгу.
Он расспрашивал меня о том, что читаю я и особенно - о том, что читает моя дочь Ксения, которая тогда училась в восьмом классе. Константину Симонову было интересно знать, чем интересуются тогдашние подростки. Я не без лукавства ответила: 'Читает 'Собачье сердце' М. А. Булгакова'. Это была запретная литература, и повесть Булгакова ходила по Москве в виде нелегальных машинописных копий. Знаменитый писатель был удивлен еще больше, когда узнал от меня, что 'Мастера и Маргариту' моя дочь в свои тринадцать уже давно прочла.
- И что говорит об этом?
- Честно?
- Только честно.
- Ну, в общем, говорит, что Вы как автор предисловия о Булгакове, недостаточно его оценили.
И я, и он - мы оба прекрасно понимали цель тогдашних предисловий: доказать порой недоказуемое. Ну, например, что автор - идеологически предан советскому строю и проповедует именно советские, а не какие-то иные взгляды. Подпись маститого писателя под подобным предисловием буквально завораживала цензоров и заставляла их ставить разрешительную фразу: 'в печать'.
Симонов ответил очень серьезным тоном: 'Передайте вашей дочери, что без моего предисловия, именно такого, наши читатели еще очень долго не прочли бы Булгакова и не знали бы, что в России есть такой великий роман'.
Он помолчал и добавил: 'Я хорошо знал Булгакова при жизни, и расскажите своей Ксении, что он больше всего на свете ценил мастерство, человеческие умения - все равно, в каких сферах это выражалось, Главную беду он видел в дилетантах. Пусть она знает об этом, это ей пригодится. Тем более, что уже в восьмом классе читает 'Собачье сердце'...
Я вспоминаю сейчас об этом эпизоде в связи с тем, что для Урнова, не присутствовавшего при этом разговоре о Булгакове, по-моему, с юных лет существовало особое, непреодолимое почтение к мастерству. Сначала и в первую очередь, конечно, к мастерству лошадников, а потом - к всевозможному иному.
Ну посмотрите, сколько трепетного восхищения вкладывает он в название своей книги о Николае Насибове, легендарном жокее, вместе со своим блестящим Анилином взявшим все возможные в конных состязаниях призы ( и невозможные тоже): 'железный посыл, или жизнь в седле Николая Насибова, Мастера-жокея международной категории, чемпиона и рекордсмена Советского Союза, трехкратного победителя Приза Европы, призера Вашингтонского Кубка и Триумфальной Арки, государственного тренера скаковых лошадей'.

Легендарный Анилин, лошадь Николая Насибова. Рисовал известный художник Алексей Глухарев.Видевшие Анилина знатоки говорят, что сходство поразительное.
Ал. Глухарев иллюстрировал также и книгу 'На благо лошадей'

Необычный дар Урнова - в его умении говорить деталями, подмечать 'самоговорящие мелочи' такого значения, когда достаточно одного единственного штриха, чтобы рассказать о человеке ВСЁ. И даже больше, чем всё.
Для меня подобным всеобъемлющим штрихом в характеристике Николая Насибова была запечатленная Урновым фраза жокея: 'Куда бы ни приезжали советские конники, они везде несут с собой свет прогрессивных идей'... Так начальники научили говорить гениального спортсмена, проведшего сиротское детство подпаском в лошадином табуне и по сей причине - не посещавшего школу. В устах Насибова эта идеологема звучала бы, мягко говоря, неестественно, если бы не исключительная природная одаренность жокея. Выучив эту фразу почти наизусть, он понял ее магическую силу. Поэтому в спорах с советскими начальниками стал придумывать к ней различные продолжения. Причем, такие, которые соответствовали данному моменту. Например, вот каким образом он убеждал руководителей советского спорта купить за баснословные деньги какого-то весьма ценного (и дорогого!) заграничного жеребца-производителя:
'Куда бы ни приезжали советские конники - они везде несут с собой свет передовых идей', - говорил Николай Насибов заученным официальным тоном. Здесь он делал выразительную паузу и хитро продолжал: 'Но в конечном счете - все решает финиш'.
Аргумент оказался столь точным и убедительным, что деньги на бесценную покупку нашлись. А мы в издательстве еще долго, желая кого - либо убедить в споре, произносили эту неотразимую насибовскую фразу: 'но, в конечном счете, все решает финиш'. В его словах был какой-то найденный автором изречения секрет подтрунивания, победы живого народного ума над беспутными, мертворожденными штампами.

Детали, найденные Урновым - в книге ли или просто в разговоре - всегда способны открывать читателю или слушателю огромные психологические пространства. Такие, когда воображение ваше подскажет много такого, что конкретными словами и выразить невозможно.

Чего стоит, например, всего одна реплика о конюхе Клаве, заботившейся о своем Анилине так, как не всякая мать о собственном ребенке:
'Клава у нас на восьмое марта в шиншиллах ходила, а на мохеровую шаль она и смотреть не станет'. (Напомним, события книги происходили во времена тотального дефицита товаров в СССР).
Клава была описана в книге 'Железный посыл' как один из тех ангелов-хранителей по уходу за лошадьми, для которых ничто, кроме любимых лошадей, не существует на белом свете. Она гордилась тем, что божественный конь Анилин предпочитает ее всем другим конюхам и что поэтому она может 'не отдать' своего коня 'в завод', что она всевластна в этом стойле, что избалована подарками жокеев - так называемыми 'начислениями с призов'... и с каких призов: Париж, Стокгольм...'. Мы словно ощущаем её чувство материнства, растраченное на любимую , которое исходит от этой молодой и одинокой женщины. Мы верим, что мужчины, в лице легендарного жокея и известного ветврача, пасуют перед ней, невысоким конюхом в очередной 'шубе из Палермо'. Она - фанат 'своего' коня. Анилин для нее - главное, а шубы - так, между прочим, чтобы коню нравиться. А иначе - зачем же она надевает их, когда идет чистить денник? Да чтобы Анилину было приятно.

Блеск урновских формулировок рассыпан по всем его книгам. Одно из его умений - придумать интригующее название. Ведь не зря же он называет свою лучшую лошадиную повесть 'Железный посыл' - о 'победном' посыле жокея Николая Насибова и о его 'звездной' лошади Анилине, знаменитом на весь мир Анилине, которого и сравнить-то можно разве лишь с легендарным Крепышом.
Манера, стиль, почерк мастера-жокея Николая Насибова неизменно восхищали зрителей. Он - безусловное явление в конном спорте, о нем в американском справочнике сказано: 'Один из лучших жокеев мира'. В руках и 'под седлом' Насибова наши скакуны вышли на международный круг. Он - трижды венчанный победитель Приза Европы в Кельне. Он скакал и 'остался с местом' (то есть - удачно выступил) в Призе Триумфальной Арки, где собирается 'скаковой суперкласс' (на языке конников - 'весь чистокровный цвет'). Он участвовал в Международном Кубке Вашингтона и уступил ('уступил корпус') в жесточайшей борьбе на финише, подойдя вторым.

Николай Насибов покинул скачки ( в конном мире говорят 'слез с седла'), став тренером, как только почувствовал, что по возрасту и здоровью уже не может скакать, 'как Насибов', - этим еще раз показал свой высокий стандарт профессионала. Однажды Насибова спросили, не сделал ли ему в скачке 'кроссинг' ( на языке простых смертных - 'не помешал ли ему сознательно в скачке') выдающийся американский жокей Билл Шумейкер. 'Жокей такого класса, - отвечал Насибов, - не может пойти на такие штучки'. Судя о других, судят о себе: таково было представление Насибова о том, что значит классный всадник.

Анилин и Насибов накануне розыгрыша Международного
Вашингтонского Кубка, Ипподром Лорел, штат Мериленд.
Фото из Архива Ипподрома Лорел, 1960. Насибов одержал более 650 побед в разных соревнованиях, а также трижды выигрывал приз Европы в 1965-1967 годах на скачках в Кельне. Занял пятое место в Призе Триумфальной Арки. Неоднократно выступал в Международном Кубке Вашингтона, неизменно оставаясь на почетном месте. За свою жокейскую карьеру Николай Насибов установил множество рекордов Советского Союза, выиграл 25 Дерби, завоевал более сотни призов на различных международных конных соревнованиях. На московском ипподроме разыгрывается 'Кубок Николая Насибова'.

Насибов с Анилином прибыли в Вашингтон.
Фото из архива ипподрома
Лорел, штат Мериленд, США, 1960.

Знатоки считали главным в жокейском почерке Насибова - именно его железный посыл, мощнейший рывок перед финишем. Попробуйте не заинтересоваться книгой с названием 'Железный посыл'!
'Похищением белого коня' называет Урнов свой 'лошадиный' документальный детектив о том, как в Подмосковье группа подростков выкрала из конюшни коня, чтобы замучить его. Какое уж тут похищение, ведь подонки и слов таких не знали! Но конь-то белый, и выродки не смогут зачеркнуть его благородства - такого можно только 'похитить', ибо говорить о конях высокой породы можно лишь в высоком стиле.
'Словами лошади' - это заголовок другой книги. Да, его лошади умеют разговаривать с людьми. Когда пишет о них Дмитрий Урнов.

Филологическая сущность автора также неизменно присутствует в его произведениях: читая цикл книг Урнова о лошадях, мы многое узнаем об отечественной 'литературной' гиппологии, и, в частности, о Холстомере, Изумруде. Святом Симеоне, Фру-Фру, о лошадях Лермонтова, Тургенева и Герцена.
Вообще же, хотя его кумиры - наездники, жокеи и конюхи с Московского ипподрома - и считали его филологическое образование чем-то не вполне нужным на конюшне (а значит, и вообще в жизни), им не раз, особенно на аукционах, пришлось оценить его блестящее знание английского языка (Дм. Урнов учился на романо-германском отделении филологического факультета МГУ). И не просто оценить, но и пользоваться его услугами как переводчика.

(Здесь и далее - рисунки А. Глухарева)

Во времена нашего студенчества начал рушиться, хотя и постепенно, железный занавес. Стали приезжать иностранные гости с целью покупки наших лошадей. Вот тут лучшего переводчика, чем Дмитрий Урнов, было по всей Москве не найти: и английский знает, и в лошадях разбирается. Его стали приглашать (также и в качестве переводчика) - на международные соревнования. Порой даже доверяли исполнить роль русского ямщика, когда гостям надо было показать безудержность русской тройки.
Можно даже сказать, что лошади сделали его 'выездным'. Было такое понятие в нашей прежней советской жизни, одним можно показаться за границей, а другим - ни за что этого не позволят. Критерий при этом был один: благонадежность. А как ее определишь? Вот и получалось, что если ты один раз съездил за рубеж - и ни в чем таком 'не замечен', то вроде бы можно и в следующий раз тебя отпустить.
Появлялся же он заграницей сначала как переводчик на конных состязаниях, а потом уже и как ученый - филолог, знаток западной литературы. Потом - как преподаватель теории литературы в университетах США.

И вот теперь, уже на пенсии, писатель и профессор Урнов издал в Москве, в издательстве братьев Сабашниковых, большой том, художественно-документальную книгу, почти энциклопедию о лошадях под названием 'На благо лошадей'. Он написал в титрах, что в издании описан конный мир за последние семьдесят лет и осуществлено оно при финансовой поддержке коннозаводчика Климента Николаевича Мельникова и ко-спонсора, профессора Фёдора Дмитриевича Урнова (сына).

Фото Наталии Костиковой

Климент Мельников не только коннозаводчик, но и книгоиздатель. Он поставил своей целью издать и переиздать отечественных иппологов, их классические труды, которые либо давно не выходили в свет, либо вовсе не могли быть изданы по обстоятельствам времени. Вкладом исключительного значения, сделанным Мельниковым в иппологическую библиотеку, стал ранее не видевший света трехтомник воспоминаний Якова Ивановича Бутовича (1881-1937), семьдесят лет хранившийся у директора Пермского Конного завода: 'Мои Полканы и Лебеди', 'Лошади моей души' и 'Лебединая песня'. Эти три тома - великолепным пером написанная картина коннозаводского быта, проза на уровне аксаковских 'Записок об ужении рыбы' и 'Записок ружейного охотника', а местами на уровне тургеневских 'Записок охотника'. Третий том 'Лебединая песня' Бутович писал в тюрьме и закончил его перед расстрелом. На многих страницах книги Урнова предстает эта трагическая фигура: вот на Всесоюзной Сельскохозяйственной Выставке чемпионом орловской породы признается выведенный Бутовичем серый рекордист Улов. А вот - над Бутовичем, создателем замечательного рысака, приводится в исполнение смертный приговор.

Климент Мельников с Лотосом - рысаком своего завода, который стал триждывенчанным: трехкратным победителем Приза Пиона - основного соревнования для лошадей орловской породы. Центральный Московский Ипподром, 2010. Фото Наталии Яченко

Будущий ко-спонсор книги "На благо лошадей", а ныне - профессор генетики
Ф. Д. Урнов - на первом уроке верховой езды. Фото Георгия Курбатова, Первый Московский конный завод, 1972.

Видите этого трехлетнего малыша верхом на пони? Это Федор Урнов, оказавшийся в седле чуть ли не с колыбели. Но конником, тем не менее, он не стал. И все же проблема породы лошадей, сочетание породных линий, наследование и передача свойств, что так важно в конном деле, интересует его как биолога-генетика. К слову сказать, он является ко-спонсором книги отца 'На благо лошадей'.
Сочетание породных линий, то есть генетическое родство или, напротив, различие - в том секрет ведения породы. Выдающиеся лошадники умели предсказывать рождение лошадей-рекордсменов. Так, В.О. Витт предвидел рождение выдающегося рысака Квадрата. 'О предсказании Квадрата - рассказывал мне Дмитрий Урнов, - знают все. Но есть и указание Витта на линию Эталон д'Ора, в результате которой появился Анилин - в той книге Витта, которая была полулегально издана Ипподромом, и весь тираж - 100 экземпляров - лежал у Долматова (директора) в кабинете. Там, сидя ночью и дожидаясь звонка из Америки, чтобы узнать, как прошел дистанцию Анилин, я и обнаружил эту книгу. О ней знают даже не все специалисты'.
Итак, Анилин был 'предсказан', а Эталон д'Ор - это один из высококлассных производителей, которые были получены в СССР по послевоенной репарации.
Возможно, генетическая биология, которой занимается профессор генетики Федор Урнов, предскажет появление новых знаменитых лошадей.

Профессор генетики Федор Дмитриевич Урнов. Среди его исследований есть и тема 'породных линий лошадей'. Фото из архива Биотехнической Компании 'Сангамо', 2007.

Иллюстрировал книгу выдающийся мастер иппических портретов художник Алексей Глухарев. Это уже второй случай его сотрудничества с Урновым. Почти двадцать лет тому назад Глухарев иллюстрировал книгу Урнова 'Жизнь замечательных лошадей', вышедшую в издательстве 'Московский рабочий', где я и редактировала этот труд. Глухарев только начинал завоевывать авторитет, его нам порекомендовал Дм. Урнов как человека профессионального вдвойне - знающего лошадей и владеющего рисунком. Рекомендация себя оправдала. Ныне Алексей Глухарев - известное имя. Его признают в 'конных кругах' как понимающего предмет своего изображения.
Среди фотографий в книгу включен фотоальбом Алексея Шторха, жокея и художника. Шторх тоже мастер 'двойного умения' - в седле и с фотоаппаратом.

Можно было бы назвать книгу 'На благо лошадей' - энциклопедией, но... здесь нет академической сухости стиля, это - книга о благородной страсти к конному спорту. Дмитрий Урнов очень гордится тем, что Вице - Президент 'Содружества рысистого коневодства' Алла Михайловна Ползунова назвала его книгу 'взгляд из конюшни'. Авторитетность этого мнения трудно переоценить. Алла Михайловна, мастер-наездник, кандидат сельскохозйственных наук, недавно справила свой юбилей. Поздравления ей пришли со всех концов света, отовсюду, где только слышится стук копыт. А где он не слышится? Съехались из разных стран наездники, чтобы разыграть приз в её честь. В острой борьбе выиграл француз Жюльен Руффестен, на втором месте оказался американец Джеймс Лаки, на третьем - русский Анатолий Козлов...

Профессор филологии и конник ('посланник литературоведения на конюшне') Дмитрий Урнов не может, воспевая лошадей, не касаться имен гениальных писателей, которые всегда были предметом его литературоведческого внимания и которым, как и ему, была ниспослана страсть к лошадям. Среди этих имен - Пушкин, Толстой, Лермонтов, Куприн, Шекспир, Байрон, Альфиери, Фолкнер и др.
Лошадь - часть природы, езда на лошади требует овладеть особым ритмом, лошадь, по мысли Урнова - 'приобщает к гармонии сфер'. Моцарт, при всем своем 'небогатстве', держал даже двух лошадей и постоянно ездил верхом. Мыслитель и поэт Эмерсон говорил: "Езда на лошади - увлечение не из поверхностных... Это возвышенная страсть. Она поглощает человека целиком, и едва эта страсть овладела вами, вы должны знать, что в жизни вашей совершилась коренная перемена" (см. эссе "Природа").

Биографии знаменитых лошадей - часть всемирной культуры, о выдающихся лошадях много рассказано, но говорить о них, наслаждаться вновь и вновь тонкостями их поведения можно бесконечно. Урнов всегда все видит по-своему и очень интересно. Как взволнованно описаны истории Бравого, Крепыша, Квадрата, Анилина, Фар-Лэпа, Буцефала, Инцитатуса (Быстрый, - конь Калигулы). Это все лошади знаменитые. Ну, а своих, незнаменитых, с которыми мы встретились хоть раз в жизни, разве не любим мы их и разве не возвышают нашу жизнь эти привязанности к благородным животным?
В моем детстве была лошадь по имени Русь, серая, в яблоках. Она мне казалась очень красивой. И с тех пор мне нравятся люди, чей профиль похож на лошадиный. Однажды в ресторане 'Пекин' я увидела, как вошла женщина с таким профилем. 'Какая красавица', - сказала я. 'У тебя нет вкуса', - ответили мне подружки. Но ведь лошади очень красивы, и - разве есть кто-то красивее лошадей, и людей, на них хоть каплю похожих?

Оглянитесь назад: шесть тысячелетий лошадь идет рядом с человеком. Настолько рядом, что, когда в начале ХХ века у жителей Лондона спросили, каким будет их город в ХХ веке, они ответили: слишком много будет лошадиных экипажей и повозок. Никто, оказывается, не знал, как будет на самом деле. (Это рассказывал писатель Кир Булычов - С.М.).
А знаменитый и любимый всеми сатирик Михаил Задорнов написал в Интернете: 'Когда я читал книгу Урнова ('На благо лошадей' - С.М.), я даже немного жалел, что мое воспитание в юности не 'редактировали' лошади. Я бы меньше допустил в жизни ошибок. Какие мудрые мысли сформулировал Урнов, благодаря своей любви к лошадям' (см. http://www.mk.ru/blog/posts/958-na-blago-loshadey.html).

Итак: любите ли вы лошадей?