Lib.ru : Толмачева Ольга Алексеевна. Подружка

Подружка

В аэропорт поезд шёл с большим опозданием.

Ещё с вечера нависли тучи, поднялся ветер, на приветливый альпийский город обрушились тонны снега. Цветной, нарядный пейзаж, которым ещё несколько дней назад, подъезжая к станции, любовалась Светлана, сменился снежной пустыней. Движение по всем направлениям заблокировалось.

В белоснежном буранном месиве тёмным пятном, едва различимо, нерезко проглядывали горы, и где-то вдали, в разрыве горной цепи, петляла линия горизонта. Казалось, небо сошлось с землёй.

Пассажиры, не привыкшие к зимней стуже, в ожидании электрички жались под навесом у расписания, кутались в воротники, обматывали лицо шарфами, спасаясь от ветра, подпрыгивали и подскакивали по платформе в обуви на тонкой - не зимней - подошве, стараясь согреться.

На остановке вагон выхолаживался. Через раскрытые - обнажённые - двери поезда задувало, клубилось - вытекало тепло. Продрогшие люди вносили в состав леденящее дыхание улицы, шумно отряхивались от снега. Толкаясь, занимали свободные места, выстраивались стеной в проходе. Вагон был переполнен.

Бодрый голос в репродукторе устал извиняться "за причинённые неудобства" и поторапливал производить посадку, а строгий кондуктор, внимательно посматривая по сторонам, не требовал предъявлять билетов.

Шипя, двери защёлкивались, и поезд медленно отправлялся дальше.

Наступил лыжный сезон, шли праздники, у студентов - каникулы, и многие заранее спланировали зимний отпуск в горах. На отдых ехали с детьми, большими компаниями, с

лыжами и сноубордами. Повсюду царило оживление. Вокзалы, аэропорты, автобусные станции встречали и провожали, поили, кормили, лихо распределяли пассажирские потоки по отелям и снежным вершинам.

Казалось, случилось переселение народов.

Неожиданно в чёткий ритм земных служб вмешалась природа. Напомнила о себе шквалистым ветром, снежными заносами, низкой температурой.

Аэропорты закрылись, поезда выбились из графика, на автомагистралях собрались гигантские пробки.

Прощаясь на вокзале с сыном, вглядываясь в поджатое, на глазах выцветающее серое небо, Светлана подумала, что из-за непогоды может застрять где-нибудь на станции по дороге в аэропорт.

Антон бодрился, но она заметила, как ему неуютно: от холода поводил плечами, ежился под легким пальто от ветра. Сказала - в который раз! - что нужно купить зимнюю обувь, на толстой подошве, и это не дело, когда мерзнут ноги, от переохлаждения все болезни.

Сын кивал, смеялся, обещал, что непременно заедет по дороге домой за меховыми ботинками... Говорил, что все равно такой зимы, как в Москве, в Европе почти не бывает. Что толку от теплых башмаков - будут пылиться на полке.

Когда махала ему из окна, а Антон, устремившись за поездом, запрыгал на одной ноге, как воробей, стараясь рассмешить, Светлана поняла, что в магазин за ботинками он не пойдет, так и будет ходить, кутаясь в шарф, втягивать голову в плечи - до тепла.

Она провела несколько чудесных, ослепительно солнечных дней в гостях у сына - студента и теперь отдохнувшая, наполненная впечатлениями, возвращалась домой. Все это время, не имея особого плана, они много гуляли, бродили по уютным, вымощенным улочкам города, любовались нежно-красными крышами домов, вдыхали пряный, разлитый в воздухе, запах корицы, смеялись, пили глювайн, и над ними, пронзительно синий, сверкал небосвод.

Теперь же, глядя в окно, как удаляется заснеженный город, с которого смылись все краски, Светлана подумала, что и теплый воздух, и зеленая трава, и аромат выпечки ей причудились.

Вылеты были отменены, в зале ожидания скопилось много народа. Свободных мест не хватало, и люди, как могли, располагались на рюкзаках и чемоданах, а то и вовсе сидели прямо на полу, подстелив газеты. Ждали. Томились.

Каждый раз, услышав над головой лишь шорох репродуктора, собирающегося выдать очередную неутешительную новость о задержке, а то и вовсе об отмене рейса - откуда-то сверху, казалось, из поднебесной, - люди на секунду замирали, вскидывали головы, прислушиваясь к сообщению, потом по залу шёл лёгкий гул разочарования или удивления - трудно понять, и все вновь возвращались к прежним занятиям: жевали, читали, листали журналы, дремали, общались вполголоса. Маленькие дети спали на коленях у родителей.

Светлана подошла к табло и узнала, что и её самолёт из Москвы не вылетел, задерживался на неопределённое время.

Вкусно пахло кофе. Она осмотрелась. Протиснулась сквозь людскую массу и направилась навстречу аромату. За колонной увидела длинную очередь. Извиваясь змеёй, лента несколько раз огибала зал. Вдруг почувствовала, как проголодалась. Пристроилась в хвост. Очередь двигалась быстро, со стороны казалось, что люди идут куда-то, встав в затылок. Девушка-продавец в красивом переднике, улыбаясь, проворно разливала напиток, заворачивала бутерброды, отсчитывала сдачу.

В углу Светлана увидела за столиком свободное место и поспешила к нему с чашкой.

Рядом сидела невысокая девушка. На столе перед ней стоял выпитый кофе. Склонив голову к коленям, она листала телефон. На спинке стула висел маленький кожаный рюкзачок, из которого выглядывал глянцевый корешок книжки.

Светлана вопросительно указала на пустой стул.

Девушка дёрнула плечом, отчего длинные волосы, сверкнув, пришли в движение, скользнула взглядом. Почти не увидев ее, кивнула. Светлана села.

Одета девушка была по-спортивному. Узкие джинсы с низким поясом подчёркивали хрупкость, изящную линию бедра, кофта в обтяжку проявляла невинную, едва выступающую грудь. Из-под чёрной кофты выглядывала алая блузка. Среди одинаково серых неприветливых футболок, курток и свитеров, в которые были облачены сидящие вокруг люди, в тусклом свете дрожащих ламп - в тон безрадостной непогоде - девушка выделялась в зале ярким пятном, её блузка горела. Она была похожа на мальву... Мальвину.

Усилием воли Света заставила себя не разглядывать её так откровенно. Уткнулась в чашку.

Девушка отложила телефон и достала косметичку. Раскрыла зеркальце. Заглянула в него, чуть приподняв подбородок, вытянув шею. Немного прищурилась. Вгляделась в отражение. Сжала, спрятала губы. Наклонила голову. Провела рукой по шее, легко коснулась щеки.

Увидев Светланин взгляд - украдкой, нахмурилась и отвернулась. Чуть слышно выдохнула и сложила зеркальце. Кинула его в косметичку.

Светлана посмотрела на часы. Интересно, сколько ещё ждать? Откинулась на спинку стула.

В Москве, наверное, все замело... Белое, мёртвое царство...

Хорошо, что впереди ещё несколько дней отдыха - поедет за город, на дачу и, может, даже успеет покататься на лыжах... Она усмехнулась: да, если вообще сможет отсюда выбраться...

С зимой в Москве в этом году повезло! Ещё в конце ноября снег просыпался на дорожки, покрыл лужайку с пожухлым газоном, припорошил розы, дикий виноград, повис на крыше. Светлана радовалась: белое покрывало высветило горизонт, добавило света. И в доме повеселело.

А снега с каждым днём все прибывало. И температура держалась. Ноги не вязли, как обычно, в мокрой кашице, похожей на серый щербет. Под каблуками скрипело, морозом приятно жгло щеки. В дальний угол сада, где так любила бывать весной, она уже с трудом пробиралась - дорожки замело. Вишнёвые деревья тянули к небу ветки, едва выглядывая из сугробов. И липовая аллея вдруг вытянулась, постройнела, а ёлка, покрытая снежинками, вдруг нарядилась царицей - летом её не замечали.

Она вспомнила, что не позвонила мужу. Будет волноваться, поедет в аэропорт...

Света достала мобильный.

- Мне нужно отлучиться. Не присмотрите за багажом? - по-русски вдруг обратилась к ней незнакомка и встала.

Светлана увидела её светло-голубые глаза, прямую спину и строгий наклон головы, как у танцовщицы. Мальвина стояла, устремившись ввысь, как тростинка, расправив тугие плечи.

- Да, пожалуйста, охотно... Не беспокойтесь... Сидеть все равно... Неизвестно, когда вылет.

- Почему? Известно: вылет нескоро... - сказала Мальвина чуть хрипловато.

- Вы правы. Это то единственное, в чем есть уверенность...

Интересно, почему девушка решила, что Света русская? Вроде, ничем не отличается от окружающих. Она посмотрела на свои потёртые джинсы. Ослабила шарф не шее. Кофта иссиня-серая, будто полинялая. Вон, крупная женщина неподалеку в такой же.

А ведь и она поняла, что девушка из России! И не потому, что в раскрытом рюкзаке увидела книжку. Смотрит, как Антон на перроне.

Света вспомнила, как тот бежал за вагоном.

Столько лет сын живёт за границей, учился в школе, теперь - в университете. Порой казалось, что он слеплен из другого теста: говорит, думает, реагирует иначе, более свободен, раскрепощён, лишён предрассудков, условностей - всего, что так мешает ей в жизни. А европейское образование, язык ещё больше проявили в нем русского, выделили. Как ёлка в снежинках в саду - не пройти мимо. Привлекает. Махал рукой, во весь рот, широко улыбался, а в глазах - неприметно, затаённо, глубоко - грусть. Поволокой - печаль... В двадцать лет - печаль?! Откуда?

И девушка... Что выдало в ней русскую? Может, взгляд в зеркальце? Интересно, зачем вообще она в него смотрелась? Что хотела увидеть в крошечном отражении? Подбородок вверх тянула... Головой крутила... Трогательно поджимала губы... Маленькое движение - взгляд в зеркальце. Ведь не просто нос или губы видела! Ответ искала! Подтверждение! Что хотела в себе понять? Или опровергнуть?

- Не хотите ещё кофе? Я могу сходить... - Мальвина вынула из рюкзачка кошелёк. - Купить вам?

Из небесно-голубых глаз струилась печаль - неприметно, но Света почувствовала. Как у Антона... Неуловимые движения плеч, линия спины, острые лопатки...

- О! Спасибо! С удовольствием! Вкусный кофе.

- Пахнет чудесно. В носу щекочет. - Девушка потёрла ладонью нос - трогательно, по-детски. - Сейчас чихну.

Свет, печаль - из глубины... Хоть и улыбается...

И эта блузка - малиновая, огненная... Француженка бы такую не надела... и немка, и англичанка...

Светлана улыбнулась:

- Чихнуть - это хорошо. Это на здоровье!

Достала из сумки бутерброды. Хорошо, запаслась. Сколько ещё сидеть?

- Я не спросила: вы кофе с молоком любите? Я капуччино взяла, - Мальвина поставила на столик чашки.

Света увидела тонкие, будто спичечные, запястья, розовые пальчики, как у ребёнка.

- Меня, кстати, Анной зовут.

- Очень приятно, Анечка. Спасибо, люблю с молоком. А я Светлана... - Она запнулась. Светлана или Светлана Сергеевна? Или тётя Света? Как принято? В Европе до ста лет без возраста, без отчества - сами по себе.

Подруга из Гамбурга возмущалась, когда маленький Антон называл её "тётя Света" - перед бойфрендом стеснялась прозвучать "тётей".

- Вы давно здесь? - Светлана красноречиво окинула головой переполненный зал.

- Прилично. Уже и книжку почитала, и домой позвонила, и кофе выпила. А самолёт из Лондона так и не вылетел.

- В Лондон летите?

- Родителей встречаю. Я в Париже учусь. На лыжах собирались покататься, несколько дней в горах провести. Каникулы...

- А я в Москву - нагулялась, наотдыхалась. Там тоже снег и лыжи - правда, беговые... - Света всыпала в чашку сахар. Размешала. - Думаю, к моему возвращению не растает, столько намело. Что-нибудь да останется...

- Я в Москве давно была - летом. У бабушки, - Аня улыбнулась и взгляд её потеплел.

- Любимая внучка?

- Да, любимая, - вспыхнула от удовольствия.

- Наверное, бабушка ждёт - не дождётся...

- Это так. - Она опустила голову к чашке. - Я в Москве летом бываю. Летом каникулы длинные.

Тронула телефон и экран вспыхнул. Аня посмотрела в него, нахмурилась.

- Анечка, угощайтесь, - Светлана придвинула пакет с бутербродами. - Антошка - сын заворачивал, я отказывалась. Щедро положил и травы, и сыра. Вкусно и невредно: без майонеза, без соуса.

- Спасибо. - Мальвина ткнулась носом в свёрток, развернула. - У! Пахнет вкусно.

Готовить на пару, вместо соли использовать лимон, варить умеренно - не пережаривать и не переваривать - Света научилась у сына. Ей нравились завтраки-праздники с ним: Антон красиво накрывал стол, раскладывал на тарелках цветную россыпь вкусностей - аж слюнки текли.

- Вы в Европе все задвинуты на полезном питании, здоровом образе жизни. Это правда? - спросила у Ани.

- У меня папа за этим следит.

- На завтрак мюсли, вечером после шести не есть. Так?

- Еду не запивать, белки с углеводами не смешивать.

- Полезно, но скучно. Не находите?

- Иногда сорваться хочется... Но потом трудно остановиться, - призналась Аня. - Я покушать люблю.

- Я бы не сказала, - Светлана выразительно посмотрела Мальвине на живот. - Я увидела, вашу, как бы это сказать, нежную конституцию - у меня материнский инстинкт включился. Вас подкормить хочется - так отощали. Сигнал бедствия уловила.

- Нет, это я занималась много. - Аня засмеялась. - Магистратура, последний год.

- Сложно?

- Угу. - Она осторожно откусила.

- А в Россию не тянет?

- Нет, не очень. Я в Европе со школы. И родители недалеко. К бабушке только бы, к подружкам.

- На блины? Печёт блины бабушка?

- Ага, печёт.

- Без соли и сахара? Без холестерина? - засмеялась Светлана.

- Нет, с маслом. И со сметаной...

- Вредные-вредные...

- Вкусссные... Бабушкины... - Аня снова заглянула в телефон.

Подошла официантка с подносом, собрала ненужную посуду, салфетки. Вытерла столик.

- Я слышала, в этом году зима вас особо не радует.

- Да, были денёчки... Мёрзли, - согласилась девушка.

И в Европе давно не было такого холода. Снежная стихия в этом году проникла даже в районы, где зима всегда была мягкой, удивив старожилов, не привыкших к подобным причудам природы.

- У нас и одежды-то подходящей нет. Непогода врасплох застала.

- А знаете, Анечка, что "каждую ночь кто-то думает о Вас перед тем, как заснуть"?

Аня вздрогнула. Замерла. Впилась взглядом в незнакомку, недоумевая.

- "Для кого-то Вы означаете весь мир"...

Мальвина, не мигая, смотрела.

- Откуда... откуда вы знаете? - выдохнула.

- Это не я. Это Пауло Коэльо. Кажется, его книгу вы читаете? - Света кивнула на книжку в рюкзаке.

- Ах, да! "Свет воина", - Аня облегчено вдохнула. Провела рукой по корешку книжки.

- Я тоже когда-то была им увлечена, - улыбнулась Светлана. - Меня он спасал. "Когда Вам кажется, что весь мир отвернулся от Вас, посмотрите, на самом деле Вы отвернулись от него", - разве можно лучше сказать?

- А вас нужно было спасать? - Аня с любопытством посмотрела.

- Было дело! Ещё как! - Светлана усмехнулась. - Была влюблена. В молодости все кажется слишком... трагичным, безысходным... Шквал чувств... Порыв... Все в первый раз - невозможно справиться... Если радость - то безудержная... А если горе - невозможно дышать... жить. Спасательный круг нужен.

И тут Света увидела большие, распахнутые глаза Мальвины, безбрежные, как два озера, устремлённые к ней, внимающие... В глубине - отклик. Печаль, отчаянье...

Или кажется?

Нет, не кажется! Вот, ещё кому-то спасательный круг требуется! Разве может немка так смотреть? В двадцать лет?

Стало не по себе.

- Аня, у вас что-то случилось? - тревожно спросила.

Мальвина резко откинулась на стуле. Запустила руку в волосы, взмахнула головой, откидывая прядь. Отвернулась в сторону, сдерживая слезы. Только плечи дёрнулись.

- Простите, - сказала приглушенно, достала из кармана платочек.

Снова взяла мобильный. Нажала кнопку. Экран вспыхнул. Она взглянула и оттолкнула телефон от себя. Блестящая панелька скользнула по столику. Светлана поймала её у другого конца.

- Ой, извините, - Аня потянулась за телефоном.

Розовые пальчики, прозрачные ноготки.

- Не пишет? Не звонит? - Света наблюдала, как медленно затухал экран.

Аня покачала головой:

- Не напишет, не позвонит. Мы расстались. - Детская рука безысходно схватила панельку. - Ну и пусть! Не очень-то надо! - Вскинула голову, отбросила прядь.

А когда-то - двадцать лет назад... Подумать только: мобильных не было! Светлана торчала в телефонных будках. Жёлтые монетки рассыпаны по всем карманам... Гул проводов - "уст осязаемая весть"* - безысходный, далёкий... Железный, тяжёлый диск с цифрами еле проворачивался... Сердце выпрыгивало... Срывался, хрипел голос... Каждый раз - как прыжок в неизвестность. Её торопили, стучали по стеклу - кому-то тоже позвонить нужно.

И тогда она обнаружила телефонную будку на тихой удалённой улочке, вдали от людских потоков. Там почти никогда не было очередей, никто не торопил. Можно было, не таясь, сколько хочется - сколько выдержат, рассказывать, что читала, где была, что удивило.

Только набрать номер - несколько цифр...

Иногда в телефоне звучал женский голос - строгий, чуть глуховатый, и неизменно удивлённый. Столько раз мама снимала трубку, а все не переставала удивляться... С её строгим голосом в облезлую телефонную будку проникал запах пирожков, корицы и яблок - Светлана это явственно чувствовала.

А её друзья - телефонные будки, разбросанные по городу? Света усмехнулась. Она их теперь везде замечает - эти маленькие домики, вычленяет из интерьера улиц. До сих пор не может пройти мимо! Прошлым летом в Лондоне Антон фотографировал её в красных английских будках, которые с другими не перепутать. А в Москве они исчезли, как пережиток прошлого, давно не встречала. Может, потому, что на автомобиле передвигается? Вернее, на дорогах в пробках стоит.

Мобильных не было. И время другое. Время другое, печаль - та же...

Светлана с сочувствием посмотрела на девушку:

- Кто он, Анечка? Расскажите...

Аня приложила к груди ладошку:

- Я... не знаю.. не смогу. Это сложно. Он такой... Чудный, обаятельный... Как можно рассказать? Не вмещается...

- А вы попробуйте. Опишите его. У него тёмные волосы? Он высокий?

- Нет, светлые, короткие... Да, высокий... Но это же неважно, правда?

- Конечно, неважно. Это чтобы с чего-то начать... А как вы познакомились?

А Света свою встречу помнит?

В тёмном зале, под рёв музыки, пошла навстречу. Помнит, как обожгло... Потянуло... Дурацкая музыка - ни за что бы не стала сейчас такую включать.

Какая, собственно, разница: музыка - лишь повод для встречи. Стечение обстоятельств...

- Я танцевала на сцене - танцевать люблю...

- Хорошо танцуешь? - Света не заметила, как перешла на "ты". - Я так и думала. У тебя спина - свечка.

- В студию в Москве ходила. Увидел меня - подошёл, - Аня прикрыла глаза. - Музыка красивая... А потом по городу шли... от Триумфальной арки по Елисейским полям... Я на ветру кружилась...

...И они в тот вечер, переплетясь руками, вышли под чёрный купол неба. Над головой звезды...

Светлана перевела дух. Приложила к щекам руки - горячие...

"Солнце - одно, а шагает по всем городам", - читал ей Игорь. Марина Цветаева - она её обожает!

"Солнце -- моё. Я его никому не отдам", - радостно повторяла за ним.

"В вечную ночь пропадёт, - погонюсь по следам...", - кричал он к звёздам.

"Солнце моё! Я тебя никому не отдам!" - Думала, все забыла...

Когда это было? Сто лет назад!

Шли по набережной Москвы-реки, не замечая времени.

- Как будто время остановилось... - сказала Аня. - Я тогда поняла - хочу быть с этим человеком... Только с ним! Понимаете? - Мальвина смотрела так, будто душу выворачивала. Ребёнок, у которого отняли игрушку...

- Анечка! Девочка! - Света судорожно выдохнула. - Ты не поверишь... Со мной подобное происходило. В твоём возрасте... Я знаю, как теперь это...

- Больно! Везде больно! - воскликнула девушка.

- Это пройдёт, Аня! Подождать нужно!

- Не знаю, что теперь делать... - Мальвина обняла себя за плечи и закрыла глаза.

- Только ждать...

- Ждать? - удивлённо посмотрела на Светлану. - Он не вернется... - Уткнулась головой в колени, отгородившись волосами, как стеной.

- Ждать - чтобы прошла боль. А она пройдёт - обязательно... - прошептала Светлана.

- Пройдёт? А что потом? Пустота? Что вместо этого? - Аня положила локти на столик, вплотную приблизилась. Глаза-озера грозили залить.

- Потом? Жизнь. И любовь - совсем скоро...

- Мне больше никто не нужен. Понимаете? Ни-кто! Я больше никого не полюблю!

- Это сейчас так кажется. Новая любовь будет другой - это точно, не такой яркой, зато более глубокой, надёжной. Родите кучу детей...

- И детей у меня не будет! Потому что все бесполезно!

Светлане тогда тоже казалось, что жизнь закончилась. И нет больше в ней радости. Глупая! Все самое ценное, настоящее - впереди. Но как сейчас это объяснить Мальвине?

Сейчас - невозможно.

Света вспомнила, как впервые почувствовала в животе пробуждение новой жизни - толчок пяткой. Или головой? Локтем? Сын - маленький пыхтящий комочек: смешной, тёплый, весь в складках. До сих пор на коже, на губах чувствует лапку, которой Антошка толкался, - гладкую, сладкую... Целовала... Крошечные пальчики... Надо же! И ноготки - маленькие жемчужинки...

А муж? Он подарил ей это чудо... счастье - быть матерью. С ней - ни с кем другим! - захотел вить гнездо, родить сына. Это дорогого стоит! Что прежние слезы?

Но сейчас Аня это не услышит...

- Я тоже тогда думала, Анечка, что безнадёжно заболела, - сказала Светлана глухо, - и нет исцеления, и моя жизнь раскололась. Знаю, милая девочка, сейчас так больно, что и слов утешения не найти... Каждый день - серый... Кажется, навсегда...

- А он кто? Высокий? - подняла голову Аня. Взгляд - как у побитого котёнка.

- Уже не помню... - Света пожала плечами.

- Как можно не помнить? - не поверила ей Мальвина и возмутилась.

- И вы забудете...

- Я? Как такое можно забыть? - выкрикнула в лицо, негодуя. И сразу взгляд - дерзкий, колючий, непонимающий. - А говорите - "любили"...

- Очень! Все, что я скажу сейчас, покажется вам, Анечка, гадким, жестоким. Отвратительным! Вам тяжело слышать - слишком свежа рана. Это скоро пройдёт. Только память останется о том времени. Будет окутывать тёплой волной. Ведь у вас это впервые?

- Такое? Чтоб невозможно дышать? Да, в первый раз... - прошептала.

- Сожмите зубы, потерпите. Исчезнут и боль, и обида - только подождать нужно...

Мальвина закрыла глаза и замотала головой, поднимая в волосах бурю, не соглашаясь. Опустила голову, обхватила руками лоб - в обруч взяла - уткнулась локтями в колени. Съёжилась, сжалась, затихла... Отгородилась от всего света, захлебнулась в печали.

И ей тогда было плохо...

Сколько раз брела по городу, с замиранием сердца оборачивалась - чудился знакомый силуэт, похожий голос. Запах.

Боже! Какой взбалмошной дурочкой она была! Какие непостижимые поступки от любви совершала! Ей говорили, стараясь успокоить, что все не так и её герой вовсе не тот, кого она себе выдумала. Все проще, легче, бледнее. Но разве это важно? Она хотела его видеть таким! Наделять, придумывать, фантазировать.

Он открыл целый мир - запахов, чувств...

Светлана вспомнила, как однажды утром вдруг по-другому увидела себя в зеркале. Взглянула - отпрянула. В отражении на неё смотрела не вчерашняя девочка с тёмными косичками. Глаза лучились, сияли. В глубине - тайна. Нечто незнакомое, что переполняет душу. Прикосновение к глубокому, настоящему оглушило мощью переживаний, высветило лицо, красиво подчеркнуло линию плеч, руки...

Движение головы, взлёт бровей. Кожа. Улыбка...

Этот её взгляд - с грустинкой... Света раскрыла дорожное зеркальце - из того времени?

А рассудительность, отстранённость - откуда? Это потом, много позже...

- Неужели вы даже никогда не вспоминали? - сдавленным голосом спросила Аня.

- Почему не вспоминала? К молодости часто возвращаешься. Краски помнишь, запах, полет души. Фильмы просматриваешь - наивные. Листаешь книги. Музыку слушаешь. Давно забытые лица всплывают. Ностальгия... Вам знакомо такое слово? Наверное, ещё нет. Мой герой там остался, в прошлом - светлым пятном...

- И все? И никогда не хотели встретиться?

- А зачем?

- Узнать, что с ним стало, какая у него жена, дети? Счастлив ли?

- Думаю, счастлив. И жена замечательная, и дети... Я бы очень ему этого желала - искренне.

- Но как вы можете знать?

- У него не может быть по-другому.

- А я хочу, чтобы мой друг тысячу раз пожалел, что мы расстались, - чеканя слова, сказала девушка. Ее глаза лихорадочно блестели. - И всю жизнь раскаивался, а жена у него была бы страшная, глупая - две извилины, злюка...

- Ага, толстая - вот такая, - подхватила Светлана и развела в стороны руки, - напудренная, нарумяненная, губы тонкие, нос горбатый, брови - как у Бармалея, в разлёт. Чтобы пришёптывала и прихрамывала. Глуховата и слеповата. Да? Пойдёт?

Они закатились от смеха.

- Вас это удовлетворит? - спросила Света, утирая слезы.

- Я согласна. Так ему и надо! - воскликнула Аня, вскинув голову.

- Анюта, вы думаете, вас друг обидел? - перестав смеяться, серьезно спросила Светлана. - Думаете, он сделал выбор? Все не так!

- Но уж точно не я!

- Милая девочка! За нас все давно решено. Там... - Света показала в потолок.

Аня фыркнула и отвернулась.

- Почему вы читаете П. Коэльо? Ответ ищете? А вы представляете, Анечка, если бы у меня не было Антошки?

- Был бы другой Антошка - неужели вы бы его не любили?

- Нет! Богу было угодно, чтобы родился именно мой мальчик, и родила его я, и грудью кормила, а отцом был муж. Так нужно, Аня! Творец не посвящает нас в свои замыслы - ставит перед фактом. И на ваш счёт у него свои планы, и неважно, как вы к этому относитесь. А у вашего друга должен быть другой путь - не с вами...

Светлана заметила, как лицо Мальвины исказила гримаса. Почувствовала, что прервёт, не дослушает, поэтому заговорила быстро, заторопилась:

- Может быть, не с одной женщиной - с десятком. А у вас, Аня, все ещё будет... и ничуть не хуже... поверьте. "Кто-то, о чьём существовании Вы даже не подозреваете, любит Вас", - так, кажется, сказал ваш писатель. Я бы Библию читать посоветовала - о том же, но другими словами.

- С другим не хочу! И вообще все, что вы мне тут наплели, - Аня гневно сверкнула глазами, - бред! Извините, мне нужно отлучиться.

Она порывисто встала, резко откинула стул. Летящей походкой устремилась прочь, ничего не видя вокруг, почти побежала, перепрыгивая через расставленные сумки и чемоданы, огибая сидящих на полу людей.

Светлана тяжело вздохнула. С тоской окинула зал, взглянула в окно.

Буран не прекращался. В свете фонаря в стекло стучались снежинки.

Вот где Мальвина? Куда побежала? Пойти что ли, отыскать её? Ревёт где-нибудь в туалете...

Бедная девочка!

И Светлане было трудно справиться с чувствами! Как можно быть бесстрастной!? Бесстрастной - неживой? Как хранить мир в душе?

Кому нужен этот мир, в котором нет любви?

Она встала. Сняла со стула рюкзачок, лёгкую куртёнку. Куда направиться на поиск Мальвины? Подумав, села обратно. В толпе так легко затеряться... Что Аня решит, не увидев ни её, ни своих вещей? Подождёт здесь - вернётся. Ничего, поревёт, справится. Ляжет маленькая морщинка у глаз, ещё красивее станет.

Надо сказать девочке, как это полезно - познать другую гамму чувств. Как это её обогатит. Закрывшись от боли, человек становится неживым.

Как в музыке - чувствовать мажорный и минорный лад...

- Ветер злой. Я в окно смотрела... - Аня неслышно села рядом. Волосы, вспорхнув, опустились следом. Накрыли плечи сверкающим облаком.

- Анюта... Я... соглашусь, это жестоко. Допустила бестактность... Простите... - Света подбирала слова.

К столику подбежала болонка с цветными ленточками в заплетённых косичках. Сопя, обнюхала Анины ботинки.

- Какая прелесть! - Светлана всплеснула руками. - Откуда это чудо взялось?

- Сбежала от кого-то, - сказала Аня и посмотрела по сторонам. Нагнулась к полу погладить собачку. Та ткнулась в ладонь мокрым носом. Зафырчала, лизнула. - А вон и хозяин идёт, - увидела Аня.

К ним спешил мальчик с поводком. Увидев хозяина, болонка радостно тявкнула и завиляла хвостом. Маленькое тело мелко задрожало, задвигалось, как на шарнирах.

- Все в порядке, - ответила Мальвина. - Вы простите - не сдержалась. Надеюсь, все скоро пройдёт - как вы сказали... Я девушка сильная, справлюсь. - Она вымученно улыбнулась.

- Справитесь. Обязательно...

Они замолчали.

Светлана уткнулась в телефон - отправляла Антону сообщение.

- Не знаю, как дальше... Таких больше нет... Он славный, ужасно обаятельный... - вдруг прошептала Аня.

- Так ужасный или обаятельный? - Света подняла голову и улыбнулась.

- То есть очень, очень... - Мальвина подыскивала слова. - Скажите, но как теперь жить?

- Отвлекитесь. Переключитесь. Или загрузите себя работой, - Светлана убрала телефон в сумку, - чтобы не было передышки. Прийти домой вечером, свалиться от усталости замертво, ни о чем не думать, чтобы ни минутки свободной - отпустит... Мне помогло... - смущённо улыбнулась.

Аня недоверчиво смотрела.

- А ещё я люблю наблюдать. Вы когда-нибудь видели, Аня, как надвигается весна - нет, не в Европе, а где-нибудь на севере - вдали от цивилизации? Ледоходом взрываются реки, земля гудит. Природа - вот что должно восхитить. А звезды ночью? Не в городе - там не видно. В поле, в тишине, чтобы никого рядом... Знаете, Аня, меня сразило небо в Египте. Помню, стояла ночью в пустыне, на выжженной земле, голову вверх задирала. - Светлана вытянулась, будто и правда увидела наверху, в металлических конструкциях потолка, сияющие звезды. И Аня следом за ней голову запрокинула. - Воздух горячий, небо чужое, перевёрнутое, по коже дрожь.

И Мальвина поёжилась. Увидела краем глаза, как от восторга затуманился взгляд Светланы.

- А мы в горы ходили - по скалам поднимались, - вдруг произнесла Аня.

- О! Серьёзное занятие, - откликнулась Света.

- Океан внизу, далеко, ветер свищет...

- Безбрежный океан, а ты - маленькая точка на земле, кроха... "Кто поймёт, измерит оком. Что за этой синей далью..."*

- Красотища!

- Анечка, простите вашего друга. Он волен поступать, как ему хочется. Сейчас вы даже не осознаете, как много обрели: мудрость, красоту. Да, красоту - потому что расстались.

Аня удивлённо взглянула.

- И я не сразу поняла, - пояснила Света. - Когда мир только цветной, радужный, он неживой. Минорная нотка рождает движение. Глубина жизни, восторг, восхищение - от маленькой грустной нотки... Постижение смысла, прикосновение к тайне - от неё же, как в музыке. Вам дано это почувствовать, - сказала, пристально глядя на Аню, немного стесняясь высокопарных слов.

В сущности, какое имеет право... Кто она ей?

Аня слушала внимательно, но отстранённо. Светлана смутно понимала, какой отклик оставляют её слова в сердце девочки - притихшей, жалкой, которая зачем-то встретилась ей в душном переполненном аэропорту по дороге домой. Оставляют ли? Не очень-то дети слушают бред старших...

Вежливая девочка, воспитанная, изображает добродушие, может, от скуки слушает?

- Знаете, Аня, чем вы уже отличаетесь от своих хихикающих подруг? - Мальвина напряжённо смотрела. - Вы на правильном пути. Любовь - это Бог. Это путь к Богу... Шляпу снимаю. - Света театрально поклонилась.

Аня пожала плечами, запустила руки в волосы, спутав золотистые пряди. Раскрыла книгу. Беспорядочно листала страницы, пыталась читать.

- "Любовь - это великое безумие мужчины и женщины", - громко произнесла вслух.

Светлана подняла голову.

- Вы согласны? И у вас так было? - сморщив лоб, спросила Аня.

- Согласна с вашим писателем - было, про меня. Башню сносило... Вы представляете, Анечка, я даже хотела подарить своему другу обезьяну...

- Что? - не поверила ей Мальвина.

- Да, да! Обезьяну! - Светлана весело засмеялась, откинувшись на стуле. - Ужас, правда?

Аня вопросительно смотрела, ожидая продолжения рассказа:

- Вы шутили?

- Нет, не шутила. Я даже купила в Детском мире - страшную, облезлую, с чёрными пуговицами вместо глаз.

- Ах, игрушечную... Я-то думала... - разочарованно выдохнула Аня.

- Я бы и настоящую подарила. Но где найти? В Москве? Не в зоопарке же...

- И что? С обезьяной?

- Запаковала в коробку из-под башмаков...

- Отправили?

- Нет, мужества не хватило...

- А зачем это вам?

- Не знаю... От отчаянья... Или чтобы привлечь внимание... На себя обратить...

- Думаю, обратили бы... - Аня тоже засмеялась.

- Да уж... Ужас...

Светлана повернулась к табло, прищурилась, вглядываясь в жёлтые мигающие буквы.

- Да нет там ничего нового, - подсказала Мальвина. От рассказа она немного повеселела.

- А однажды я пришла в гости - без приглашения, - продолжила Света.

- Как это?

- Позвонила, а Игоря дома не оказалось. А может, просто не захотел меня слышать. Трубку взяла мама, строгим голосом ответила, что его дома нет.

- Игоря?

- Так звали моего друга.

- И мой папа Игорь. А где он был?

- Не знаю. Я спросила - могу ли прийти к ним сейчас. Сказала, очень нужно, очень.

- Мама согласилась?

- Не было времени подумать. Когда тебя в лоб спрашивают: я приду? Сейчас, вот за порогом стою... Трудно отказать, нет времени для размышлений. Первая реакция - не подумав - всегда вежливая.

- И что?

- Помню, как по лестнице поднималась, серые ступеньки считала, за крест на груди держалась. Долго стояла около двери, не решалась позвонить. Слышала суету в доме. Женский голос просил кого-то надеть чистую рубашку. В общем, внесла оживление в тихий семейный вечер. - Света смущённо улыбнулась.

- Зачем это вам? - спросила Аня, удивленно разглядывая Светлану.

- Хотела пройтись по улице, по которой Игорь домой возвращается - интересно же: что видит. Вдохнуть воздух - он им дышит. Поймать запах - чувствует. Посмотреть, что в окне? Что вокруг? Письменный стол, цвет обоев, шторки... Зубная щётка...

- Но зубную щётку он выбросит, а обои переклеит. Какой смысл?

- Смысл? - Светлана покачала головой. - Смысла нет. Чувствовать...

Она вспомнила, как Антошка, прилетая на несколько дней из Европы в Москву, мчался к любимой девушке и несколько часов дожидался её в грязном подъезде, сидя на подоконнике, вглядываясь в мутное стекло лестничной клетки. Из чистенькой Европы - в грязный подъезд. К любимой...

- Для чего? - продолжила пытку Мальвина.

- Анют, ни для чего... Просто так. Без последствий... Чтобы жить.

Аня пожала плечами, недоумевая. Криво улыбнулась:

- Но вы не думали, что этим вы можете Игоря оттолкнуть? Или что это не понравится родителям - сочтут вас невоспитанной, невежливой. Вы знаете, в Европе считается дурным тоном, если...

- Да ничего не думала, - прервала Светлана. - Говорю же, дура была, - сказала жестко. - И любила сильно... - прошептала.

- Нелогично...

Света закусила губу и отвернулась.

Они замолчали.

- Пойду, пройдусь... - Света встала, подхватила курку. Кружок по залу сделаю, размяться хочу. Засиделась, застыла.

Аня кивнула. Потянулась к рюкзаку за книжкой. Увидела, как Светлана побрела по залу, немного сутулясь, на все натыкаясь. Подошла к табло, долго вчитывалась в пустые строчки - или просто стояла? Потом она двинулась дальше, что-то спросила у проходившего мимо сотрудника аэропорта. Тот рукой показал куда-то вперёд.

Аню вдруг охватило необъяснимое чувство к этой немолодой женщине - трепета или жалости - сразу не разберёшь. Вспомнила, как та только что сидела за столиком напротив, немного растерянная, не в силах справиться с чувствами, которые, должно быть, долго держала под замком. И тут - словно шлюзы открылись. И ей передалось волнение. С Аней что-то происходило - по коже дрожь.

Она отложила книжку. Потёрла руками плечи, согреваясь. Вспомнила взгляд Светланы, когда та медленно поднималась из-за стола - как у побитой собаки. Губы кривились, ноздри вздрагивали - очень старалась не зареветь. До этого была оживлена, улыбалась, а тут вдруг осунулась, посерела. Глаза у неё чудесной синевы - Аня их на лице сразу заметила, лучились, притягивали - нельзя не увидеть.

Странная встреча!

Говорит осторожно, тихо, словно извиняется. Обезоруживала улыбка - наивная, открытая... Пожалуй, чересчур приветливая... Глаза то сияют, то испуганы, как у ребёнка. И на лице то печаль, то радость - только успевай замечать - плывут волной. То взрослая, то дитя. Блаженная...

Поучить хотелось, погрозить пальчиком, предостеречь от глупых поступков. Надо же! Пошла к родителям - без приглашения! На зубную щётку смотреть!

В магазине Светлана шла вдоль нарядных полок. Зашла купить вина. Зря что ли столько часов торчит в аэропорту. Долго стояла, крутила в руках бутылки. В вине она не очень-то разбиралась...

- Вот это возьмите, - посоветовал консультант. - Гранд резерв, 1998 год, Испания.

Света кивнула - поблагодарила, понесла к кассе. Купив, сразу же пожалела. Куда с бутылками? Руки заняты...

Что-то она разволновалась. Столько лет прошло... А ведь и правда интересно, что с Игорем стало... Жена, дети...

Почему-то кажется, у него должна быть дочь. Красивая девочка - нежная, трогательная, чувствующая. Замечательная... Разве может быть другая дочь - у НЕГО?

А жена? О! Её образ не имел очертаний. Воображению Светланы недоставало красок - так необыкновенна была женщина! Все, что она себе придумывала, рисовала в уме, казалось слишком тусклым для ЕГО любимой! Скудная, бедная палитра - образ не проявлялся. Поэтому жена представала в виде лёгкого облака - воздушная, невесомая, неземная, - только движение воздуха... Разве может быть подругому - у НЕГО? Как это у Цветаевой? "Соперница! Я не менее Прекрасной тебя ждала"*.

Аня дала убийственное определение её поступкам: нелогично! Все, что Светлана делала, как жила, лишено логики. Пугает и отвергает. И это её диагноз.

Маленькая, но умная девочка, как глубоко копает - видит суть!

Она вспомнила, как в своё время по-матерински пыталась внушить влюблённому сыну-десятикласснику, что объект его обожания - ленивая, наглая, нечистоплотная девица и ещё много чего хотела сказать по доброте душевной, чтобы предостеречь - осеклась на полуслове. Увидела перед собой наполненные слезами огромные глаза Антошки - близко-близко, его дрожащие губы, которыми он пытался и не мог - голос срывался - выдохнуть в лицо: "Мама, но я люблю её... ты понимаешь... - люблю..." - и она остановилась, и не посмела продолжить... Какая тут логика? Любит - и все сказано. Это нужно пережить, переждать, как стихийное бедствие, снежный занос. А если повезёт - как величайшее чудо.

Ей не повезло.

Тогда.

Света вышла из магазина и почувствовала в зале оживление. Прошло объявление, что прилетел самолёт из Праги и готовился к вылету борт в Дублин. Наконец-то! Она обрадовалась. Может, и над Москвой небо прояснилось.

По пути ей встретился бар. И здесь на высоких табуретах томились в ожидании люди. Захотелось чего-нибудь выпить.

Ловкий бармен вскрыл бутылку вина, налил в пузатый бокал, протянул попробовать. Вопросительно смотрел, излучая радушие, ожидал одобрения. Светлана тихонечко отхлебнула. Перестала дышать, вслушиваясь в аромат. Кивнула.

Что-то расклеилась... К чему воспоминания? Столько лет прошло...

Мы ничего не решаем - сама только что говорила. Все сверху... Судьба.

Неважно, как она к этому относится - никто и не спросит...

И ей грех жаловаться...

А разве она жалуется?

Она просто плачет...

Хоть эти слезы - её? Можно?

Вино вдруг показалось соленым.

Хорошо, что Аня не видит мокрых глаз, грязных подтёков - в бокал.

Хорошо, что в баре темно...

Хватит, уже большая... Большая девочка...

Все, чем она так гордилась в себе: отстранённость, бесстрастность... - бесполезно?

Пора уже... - Светлана глубоко вдохнула, как перед заплывом. - Пора посмотреть правде в лицо... Довольно! Пора признаться себе - хоть один раз, в эту ночь, вдали от дома, в аэропорту - почти на нейтральной территории, когда рядом нет чужих глаз, - признаться, что герой выбросил её из своей жизни, как фантик, ненужный хлам. И ни разу об этом не пожалел. Ни разу не вспомнил, не протянул руки. Не признался, что заблуждался на её счёт. Оставил наедине с фантазиями...

Был не на высоте...

И эта лужа под носом...

И мокрые щеки...

Да он давно уже не помнит о её существовании... Как будто не было - не жила.

Нет, все не так! Не с той стороны! Просто её нельзя было любить - ту сумасшедшую с тёмными косичками, похожую на обезьяну из Детского мира в коробке, которую она так и не отправила.

Представить себя - рядом с НИМ? Что он будет с ней делать? Каждый день?

Видеть то ликующие, то испуганные глаза?

Душа "спартанского ребёнка"* - зачем ему?

Не вылезая из постели, читать Цветаеву?

Даже обезьяну в коробке не вспомнит...

А она... звала, домогалась... Как стыдно!

И ревёт она сейчас не от любви - от чего-то другого. От того, что идёт время - и только вперёд, и ничего нельзя вернуть, отменить...

...От уязвлённого самолюбия, жалости к себе... ко всему миру... Ко всем этим людям здесь, в этом зале...

...От бренности жизни, вселенской тоски.

Как можно любить фантом?

А она? Да она бы первая от него сбежала. Увязла бы в комплексах, как в паутине. Задохнулась бы...

Плакала бы от черствости, эгоизма - как сейчас плачет...

А он устал бы от неё. Замкнулся...

Все так. Все правильно. Но почему же она помнит?

И плачет?

Помнит - и ревёт?

Значит, лучше не думать.

Светлана увидела сквозь стеклянную дверь, как алым пятном по залу передвигалась Мальвина - с курткой и рюкзаком.

Пересела в дальний угол за столик - захотелось спрятаться.

- Я еле вас отыскала, - Аня опустилась рядом. - Не помешаю? Столько сидели, общались. Ваша история не даёт мне покоя...

- Хотите вина? - спросила Светлана.

- Скажите, мне важно знать - что вы поняли? В квартире... у Игоря...

Света подозвала официанта.

- По комнате ходили, вещи трогали...

- Да. - Светлана кивнула. - На стуле сидела - за письменным столом, на диване...

- В окно смотрели?

- Смотрела - темно было. Только от реки отсвет... Красиво очень... Рояль во всю комнату - чёрный, блестящий.

- Рояль?

- Игорь музыкой бредил.

Его мама тоже волновалась - Света чувствовала. Приветливо улыбалась, помогала снять плащ, искала тапки... Голос тёплый, чуть хрипловатый. Смотрела встревожено, не понимала: что нужно этой девочке? Впрочем, все понимала - была не в силах помочь...

- И что? Что вы решили тогда? Это вам помогло? - допытывалась Мальвина.

- Мне кажется, я прощалась...

- Как это?

- Как последний раз человека видишь - все чёрточки лица запомнить, сохранить хочешь... Вы знаете, Аня, что для меня было открытием? - Светлана вдруг засмеялась. - Оказывается, Игорь такой же человек, как и все остальные: ест, пьёт, спит. Зубную щётку в стакане видела - зубы чистит. Полотенце на крючке висит - умывается. Мама ватрушками угощала - печёное любит. Такой же, как все! Ничем не отличается...

Аня улыбнулась:

- А сколько вам было лет?

- Не помню... Как вам - столько же... Дурочка, глупая... - вы правы. Большая, но глупая - согласна, - Света виновато посмотрела и украдкой вытерла влажную щёку.

Мамины руки - тёплые ладони. Баюкали, ласкали, шлёпали. Гладили сына по макушке, крепко прижимали к груди...

Светлана долго не выпускала, прощаясь... Нежная мамина ладошка...

- Аня, я хочу выпить за вас. - Она подняла фужер. - Все впереди! "Есть на свете поважней дела Страстных бурь и подвигов любовных".*

- Мне жаль, что вы расстались, - вдруг сказала Аня.

- Нет, почему же - все логично, вы сказали... И это правильно.

- Но почему?

- Это была любовь, несовместимая с жизнью... - с моей стороны. Думаю, она пугала. Любого испугает. Представляете, жить на изломе... Захлёбываться от счастья...

- А теперь что же? Не захлёбываетесь?

- А теперь, Аня, "Начинает мне Господь - сниться. Отоснились - Вы"**. Теперь я не хохочу, а улыбаюсь, не гневаюсь, а печалюсь. Тише, спокойнее, покорнее. Все оттуда, - Светлана показала в потолок.

- А муж что же? Ему не обидно?

- Нет, ему хорошо. Понимаете, Аня, для жизни семейной нужно что-то другое: предсказуемость, ум, спокойное сердце, трезвый расчёт. Уважение к человеку. Тогда все выдержать можно.

- Вы что же, мужа не любите?

- С чего вы решили? Это самый дорогой мне человек!

- Дорогой - но не любимый? - прищурилась Мальвина.

- И дорогой, и любимый, и родной. Понимаете, Аня, родной - одна пуповина. Не разорвать... Что бы с кем ни происходило, куда бы кого ни заносило - терпишь, прощаешь... Это дом. Семья. Могилы.

- А этот ваш пресный благостный мир - сегодня... - У Ани хитро блеснули глаза. - Но скажите... Неужели вы бы не поменяли - представьте на миг, что произошла встреча... Любовь...

Светлана покачала головой. Пожала плечами:

- Говорю же вам: все оттуда. - Она снова показала в потолок. - Там решают, что с нами делать. Даже если кому-то и не нравится...

- А мы в Рим ездили, - сказала Аня и подняла фужер. Поставила локоть на стол, всмотрелась сквозь стекло в темно-вишнёвую жидкость. Слегка качнула бокал в руке. Вино скользнуло по тонкой поверхности, пришло в движение, затрепетало.

- Рим - вечный город, осколок рая, великолепнейший из городов... - мечтательно произнесла Светлана. - Я в Риме не была. Вам понравилось, Аня?

- Очень! - Лицо Мальвины озарилось светом. На губы легла лёгкая, неуловимая тень.

Улыбка? Вздох? Светлана замерла, вглядываясь в лицо. Эта улыбка... Не может абсолютно счастливый человек так улыбаться. Это улыбка человека, познавшего разочарование. Но как красиво лицо!

- Только в Риме можно почувствовать любовь ко всему миру, - сказала Аня.

- Жизнь бурлит?

- Повсюду: на узких улицах и маленьких площадях... Мы шли, держась за руки. На улице, под небом - как в храме. Думала, так будет всегда... - Аня горько усмехнулась. Жалобно посмотрела. - Красота и свобода - безграничная... - прошептала.

- Представляю... Дух захватывает...

Они уткнулись в бокалы и замолчали.

- А чего бы вам сейчас хотелось больше всего? - спросила Светлана.

- Честно? - глаза Мальвины вспыхнули.

- Я отгадаю, - Светлана предупредила движение. Закрыла глаза. - "...Я хотела бы жить с Вами В маленьком городе, Где вечные сумерки и вечные колокола. И в маленькой деревенской гостинице - Тонкий звон Старинных часов - как капельки времени. И иногда, по вечерам, из какой-нибудь мансарды - Флейта. И сам флейтист в окне. И большие тюльпаны на окнах. И может быть, Вы бы даже меня не любили..."*

- Это вы? Вы написали? Игорю? - Аня вплотную придвинулась. Восхищённо смотрела.

- Нет, не я. Моя подружка - Марина Цветаева. Я её обожаю.

- Цветаева - ваша подружка? - Мальвина охнула. - Сколько же вам лет?

- Э-э-эй! Осторожнее, Анечка! - Света шутливо замахала руками. - Я большая, но не до такой же степени! Не так много, Анют, - весело рассмеялась. - Хоть и подружка...

- Вы знаете... - Мальвина подбирала слова. - Вы такая... тёплая... Так чувствуете... Мне стыдно, что я вам говорила... Эти стихи... я ещё никогда... я... мне никто не читал...

- А мне читал - Игорь. Он открыл мне Цветаеву. До него я не чувствовала. Её слова мне были пустыми звуками. А потом словно вгляделась, прониклась. И ты почитай. Женщина - одна из нас, такая же глупая и беззащитная, как и мы с тобой... с вами... влюблялась и любила. И не один раз, между прочим! Хоть и жила в прошлом веке - ни мобильных, ни телефонных будок.

- А почему, скажите, вы мне то "ты", то "вы" говорите?

- Да? Не заметила. Наверное, "ты" - это когда очень тепло, близко, "вы" - дистанция. Видимо, не могу определиться. Извините. Извини.

- А ваш этот... Игорь - мне кажется, он холодный, рассудочный, влюблённый в себя тип. Хоть и музыкант. Если бы вы встретились...

- Мы не встретимся... зачем? - поспешила возразить Светлана.

- И у него появилось бы желание побыть с вами хоть один час - хотя бы в аэропорту... как мы с вами... сегодня, здесь... Вы не представляете, как бы он удивился... и как бы пожалел, что не оценил, просмотрел вас - смешную девочку с обезьяной... О! Хотела бы я на него посмотреть! - Мальвина громко рассмеялась.

- Это уже ни к чему. Пусть живёт, не мучается... и он не холодный - напрасно вы так.

- Почему вы все время его оправдываете? - вдруг воскликнула Аня и нетерпеливо откинулась на стуле. - Все русские так - сглаживают, не видят очевидного, обходят углы. Немка или француженка ни за что бы! Он чёрствый - я же вижу! Не откликнулся на стихи... Хоть слово тёплое вам сказал?

- Стихи?

- Но вы же ему писали стихи - я уверена! Писали?

- В юности все пишут... - неуверенно сказала Света.

- Не все! Я - не пишу!

- Да, но вы танцуете...

- А кто не танцует? Вон, посмотрите, - Аня кивнула на большой монитор, где транслировали танцевальное шоу.

- И на полки с книжками посмотрите. Кто только не пишет. - Светлана указала на газетный киоск. - Аня, этот разговор ни о чем. Оставьте мне мои заблуждения. - Она шутливо обхватила себя за плечи, словно оберегаясь. Захлопнулась. - "Солнце - моё. Я его никому не отдам", - засмеялась. - "Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу!" Кстати, тоже подружка написала.

- Цветаева?

- Она. Чудо, правда?

- Вам надо понять, что ваш Игорь - не тот, кого вы себе надумали... - продолжила Мальвина.

- Аня, не хочу! - запротестовала Света. - Пусть будет так, как я чувствую. Игорь у меня здесь, в юности, - приложила руку к груди. - Пусть там остаётся! Не трогайте, Анечка.

Они замолчали.

- Он не должен со мной быть - так распорядились... - тихо сказала через минуту.

- Там? - показала Аня в потолок и фыркнула. Закрыла ладонью рот. - Извините.

Они ещё много о чем говорили. Светлана читала стихи и рассказывала, как неэкономно любила Цветаева - себя не берегла. Пылко любила, только так могла "выдышаться в стих"*.

Аня слушала - то удивляясь, то протестуя, но в общем-то была согласна, что строчки чудные - мороз продирает, и навряд ли, живя по-другому, поэтесса оставила бы проникновенную стопку восхитительных стихов - в дар.

- Значит, мы ничего не решаем? По вашей логике? - вдруг спросила Аня.

- Можем наблюдать, прислушиваться. Выводы делать. Что-то понять в себе, лучше стать... Изменишься сам - изменятся и обстоятельства... Я так думаю... - ответила Света.

А ещё Аня говорила, что мечтает отправиться в дальнюю экспедицию - куда-нибудь на север или ещё дальше, где живут суровые, немногословные люди, честные и бесхитростные, потому что только на краю земли, вдали от цивилизации, можно встретить искренность и настоящие чувства - где же ещё? Не в клубах же, не на дискотеках! А настоящих мужчин почти совсем не осталось - может быть, они вымерли? Истреблены?

А в жизни ей хочется заняться чем-то особенным - нужным, полезным, что увлекло бы, поглотило без остатка. И она не прочь объехать весь свет.

Света соглашалась, что любовь окрыляет душу. И какое счастье - любить. Как это сложно - среди тысяч и миллионов лиц найти своего единственного - почти невозможно... на грани фантастики... И как в наши дни измельчали мужчины - любят с оглядкой, расчётливо, как жаль...

В бар входили и уходили люди. Многих они видели уже не впервые. Как старым знакомым, им порой улыбались - примелькались... За столько часов ожидания!

Осмелев, Света призналась, что во времена королевы Виктории она жила в старом английском замке - на юге страны. Ей так кажется... И лишь Ане она может рассказать об этом, кто ещё будет слушать подобный бред?

А если когда-нибудь она все же встретится с Игорем, обязательно спросит: "Как живётся вам с простою Женщиною без божеств?", "Как живётся, милый? Тяжче ли? Так же ли, как мне с другим?"* - Цветаева подсказала нужные строчки.

Но навряд ли... Где его встретишь?

Ночь постепенно угасала. Наступал зыбкий предрассветный час. Две женщины - совсем юная и уже немолодая, все говорили, потеряв счёт времени, смеясь и печалясь, не могли наговориться. Со стороны казалось, что после долгой разлуки встретились две подружки - а может, сестры? Они долго не виделись, были рады встрече - столько новостей собралось.

Наступало утро - белое, долгожданное, сулящее надежду наконец-то выбраться из сонного, засыпанного снегом, богом забытого альпийского городка. Небо раздвинулось, стало выше, в большие окна аэропорта тихо вползал бледный утренний свет.

Они опомнились, когда Анин телефон вдруг пронзительно зазвенел. В зале добавилось красок, а за стойкой сменился бармен. На регистрацию выстроилась огромная очередь. Звонил Анин папа - разыскивал дочь. Прилетел самолёт из Лондона.

- Ну что же, Анюта, я желаю вам "шоколадом лечить печаль и смеяться в лицо прохожим"**. Впрочем, только от радости. - Света с улыбкой протянула на прощанье руку. - Читайте Цветаеву.

Анечка побежала к родителям. Соскучилась.

Метель утихла. По взлётному полю, урча, сновали машины, разгребали снежные заносы. В прозрачном воздухе, как на фотобумаге, отчётливо проявился пейзаж за окном. Предметы приблизились, картинке добавилось резкости.

Снег лежал на крышах, окутал деревья и провода. Припорошил автобусную остановку, телефонную будку... Так! - Светлана задержала взгляд. - Вот ещё одна телефонная будка - австрийская...

Она видела, как легко Аня побежала по залу. Волосы сверкали и прыгали, приземляясь, на спину. Она улыбнулась вдогонку: славная-славная девочка - её ночная подружка.

Подошла к расписанию. Самолёт из Москвы вылетел - значит, и она прибудет сегодня домой.

Словно по взлётной полосе, Аня мчалась по коридору навстречу родителям. Часы пленения закончились. На душе было светло. Природа сжалилась над людьми и в благодарность за тягостные часы ожидания расцветила небосвод лучами встающего из-за горы солнца. И сразу миллионы снежинок, рассыпанных по земле, подхватили его сияние, вспыхнули, заискрились, воздух зажгли.

Она издалека увидела папу - он стоял, немного нервничая, нетерпеливо посматривал на часы, внимательно всматривался в лица прохожих. Яркое солнце слепило глаза, в блеске лучей он не мог разглядеть летящую Аню - маленький самолётик.

"Солнце - одно, а шагает по всем городам", - пела дочь и подпрыгивала. Она бежала, ему невидимая, и это её ужасно смешило.

- "Солнце - моё. Я его никому не отдам". - Аня налетела на отца сзади, обхватила руками.

- "В руки возьму! - Чтоб не смело вертеться в кругу! " - весело подхватил он.

- "Пусть себе руки, и губы, и сердце сожгу!" - Привет, солнце! - выдохнула.

- Привет!

И тут Аня почувствовала, как соскучилась - будто не виделись сто лет.

- Устала?

- Как полет? - выкрикнули они одновременно и засмеялись.

- Как провела время? Утомилась?

- В горах высплюсь, - Аня мечтательно зажмурилась. - Ура! Каникулы!

Обнявшись, они направились к выходу.

- Папа! У нас есть минутка? - спросила Аня, вдруг о чем-то вспомнив. - Я должна тебя познакомить. Пойдём, - потянула она его назад.

- Куда? С кем познакомить? - удивился отец.

- С одной женщиной. Мы с ней всю ночь говорили. Ты должен обязательно её увидеть. Она мне помогла.

- Но где мы её найдём?

- Там, в зале. Пойдём, я хочу, чтобы ты знал... Это недолго.

- А что за женщина?

- Она из Москвы. Пойдём! Это важно! Очень! - Аня поспешила обратно.

Недоумевая, папа зашагал за дочерью - не мог отказаться. Говорит же - важно.

Светлану Аня увидела в длинной очереди на регистрацию рейса. Замахала рукой, протискиваясь к ней сквозь толпу.

- Анюта, ты? Что-то забыла? - удивилась Света, вдруг снова увидев перед собой Мальвину.

- Просто я... Хотела познакомить. Мой папа - его зовут Игорь, - указала на мужчину.

Светлана вдруг почувствовала, как закостенели пальцы и плечи. Свело зубы, сковало дыхание. Боже! Сколько раз она себе представляла... И вот... - все не так... Вдруг оказалась не готова... И слова забыла...

- Здравствуйте, Игорь Александрович. - Казалось, прошла вечность, прежде чем Света смогла это сказать. Помедлив, протянула руку.

Аня увидела, как метнулся её взгляд - беззащитный, загнанный в угол. Поймала на лету, подхватила, подсмотрела - а ведь он назначался не ей.

- Очень приятно, Светлана... Сергеевна - так, кажется? Если не изменяет память... - хриплым голосом произнёс Игорь.

- Не изменяет....

Они замолчали, не зная, что ещё можно сказать.

- Что у вас с лицом? - спросил Игорь.

Светлана схватилась рукой за подбородок:

- А что... с лицом? Что-то не так?

- И волосы... Тёмные косички...

Недоумевая, Аня смотрела, как Светлана и Игорь застыли, всматриваясь в лица. Стояли друг подле друга, боясь проронить слово, сделать неловкое движение - словно их застали врасплох.

Мальвина все поняла... Умная девочка.

- У вас чудная дочка, Игорь Александрович. Умная, тонкая, чувствующая. - Света нарушила молчание. - Цветаеву любит. Мы всю ночь стихи читали. Правда, Анечка?

Аня пожала плечами. Отстранённо кивнула.

- Мне в Москву. - Светлана заторопилась. - Регистрация заканчивается. Спасибо вам, Аня. - Смущённо улыбнулась и шагнула к стойке.

По коридору, залитому солнцем, Игорь с дочерью не спеша направились к выходу.

- Ты сказала, эта женщина тебе помогла. Вы разговаривали... О чем? - спросил Игорь, когда они вышли на воздух.

- Ничего особенного, - сказала Аня, вдохнув полной грудью. - Так, показалось... Вон мама, - замахала рукой женщине у такси. - Ух ты! Как красиво! - Дочь смахнула с перил снежную взвесь. Подбросила вверх. Засмеялась от счастья. - Какой-то бред несла - про судьбу, Библию... Обычная стареющая женщина - как все... Ничего нового!

Толмачева Ольга Алексеевна Подружка

Толмачева Ольга Алексеевна
Подружка