В юности у меня были странные мечты. Я мечтала, например, увидеть северное сияние, попробовать настоящий, выпеченный в русской печи, хлеб, проверить, правда ли, что из колодца днем можно увидеть звезды. И не то чтобы эти мечты были абсолютно невыполнимыми - ну, подсуетиться, подкопить деньжат, съездить на Север, вряд ли северное сияние принципиально не желает показываться жителям благословенного юга. Хлеб можно было бы, наверное, в селе купить... В колодец залезть там же - при наличии минимального мужества и ловкости.
Но я не спешила исполнять свои желания. Я плыла потихоньку на спинке, как ежик в тумане, с узелком на груди - плыла по житейскому морю, не тратя ни малейшей энергии, чтоб все это реализовать. Я прекрасно обходилась мечтами.
Со временем, правда, я немножко спланировала на землю, и мои чаяния утратили свою заоблачную высоту: "Леви Страус"... "Белый альбом" Битлз на "дискомётке" (так называлась толкучка стихийная, молодежная, где фарцовщики продавали фирменные джинсы и диски), поцелуй с мальчиком, пригласившим потанцевать... Но вот о чем и мечтать-то не смела, так это о путешествиях... Мне удобно было думать, что дальних стран и в природе-то не существует, а карта мира нарисована каким-то безумным географом, таким же, как и я, мечтателем. Может, поэтому в предмете под названием "география" я волокла не очень, мне казались абсолютно бесполезными эти абстрактные знания: "Лондон - это столица Парижа, а Париж - столица Рима. Ого-го, попробуем спеть. Ой, что-то и голоса нет...". Естественно, географичка терпеть меня не могла. Ее прямо трясло, когда я выходила к доске и наугад тыкала указкой в разрисованную зелеными и коричневыми пятнами, пересеченную голубыми линиями хрусткую бумагу. То же самое было и с английским. Я тупо пыталась выпевать неправильные глаголы, а учитель с ужасом, граничащим с отвращением, взирал на мои безуспешные попытки и не думал меня приободрить. Однажды даже сказал в сердцах: "И что только у тебя в голове? Путаница такая, как будто кто-то крыльями там у тебя машет".
Вообще, что касается английского, многих старшеклассников в те годы выручала любовь к рок-музыке: они разбирали тексты "Лед Зеппелин" или "Криденс", начиная при этом любить и понимать язык как предмет. Многих выручала, но не меня. Мне для полного счастья вполне хватало "музыки музыки" и "музыки слов". Понимать же эти слова мне казалось совершенно необязательным.
Но когда я вдруг очутилась на другом конце Земли - без малейшего понятия о географии и со знанием английского на уровне "Май нэйм из Галя" - я вовсе не почувствовала себя лишней или обездоленной - как, например, на тех же школьных уроках. Я слушала чужую речь, держа уши на слуху, и рассматривала чужую жизнь, широко раскрыв глаза - а ведь раньше была уверена - вот дурочка-то! - чудес на свете не бывает, и дальние страны даже в фантазии опасалась к себе пускать. А теперь я шла по розовым плиткам тротуаров Вашингтона, под пальмами Лос-Анжелеса, по бережку Лэйк-Плэсида и Тихого океана, как будто попав в заэкранье голливудского фильма. Когда же оказалась в Диснейленде, этом прибежище всех фантазеров мира, так просто как дома себя почувствовала, в смысле, у себя в мечтах. Тут тебе и хлеб (ну, или там мороженое - самое твердое в мире, его грызешь, как яблоко, даже пар от тебя под этим солнышком струится), и северное сияние (столько ярких красок вокруг, что глаз не успевает фиксировать их переливы), и колодец со звездами (или дом с привидениями). Тут тебе твой и общий "Маленький мир", где чарующая, кукольная, совершенно неземная музыка доносится со стороны странного замка. Он словно собран из детсадовского конструктора - кубики и кирпичики цвета свежераспиленного дерева. Башенки, шпили, розетки - золотые. Где-то - листик, где-то - цветочек, цифры, шарики, мельнички, сеточки. Какие-то ящички, стрельчатые арочки, воротца и дверцы. И все это одновременно ажурно и монолитно, все движется, тикает, отсчитывает секунды и поет. Тут и Эйфелева башня, и православные купола, и пагоды, и костелы, и мечети, и еще одна башня - Пизанская. В самом центре - хитрая круглая буратинская рожица огромных размеров качается туда-сюда, громче всех распевая свою песню.
Мы плыли на лодке мимо замка по ослепительно сверкающей воде. Над нами - пушистый зеленый лось, под машинку выстриженный из самшитового куста, почти что достает рогами небо. И мы вплываем прямо в замок. Минута за минутой - и песенку подхватывают куклы, наряженные по образу и подобию всех жителей Земли. Тут северяне и южане, горцы и жители долин, горожане и крестьяне, землепашцы и скотоводы. Все - в своих ситуациях, все занятые своими делами. Вот только песенка на всех одна.
Да наверное, любая песенка на всех мечтателей одна, - "музыка музыки" и "музыка слов". Ага, наконец-то все стало понятно! Пусть теперь кто-нибудь передаст моим географу с "англичанином" - это песенки, мечты и фантазии машут крыльями у меня в голове.