Аннотация: Опубликован в ж.Литературный меридиан. - 2011. - Љ47. - Сентябрь. - С.19-20.
Андрей УГЛИЦКИХ
EЛКА
"Господи, сколько же ждать? Сколько - еще?"
Лена, а по-домашнему, просто Eлка, Eлочка, метнула тревожный взгляд на часы. Одиннадцать вечера! Несмотря на отчаянные попытки Елки "сохранить лицо", продемонстрировать, хотя бы, видимость спокойствия, лицо молодой женщины выражало напряженное ожидание. Самой ей казалось сейчас, что оно, буквально, горит, пылает, еще она отчетливо ощущала тяжесть в висках и почему-то - стеснение в груди. Обостренный слух уловил, что лифт, вроде бы, встал, остановился на их этаже. "Сергей! Это он, он, он!" Елка метнулась в прихожую, и, распахнув дверь настежь, буквально выбежала на лестничную площадку. Но - на ...пустую! Никого! "Опять ошиблась! У меня - галлюцинации!?" Елка подошла к лифтовой шахте и, зачем-то, сама не понимая: зачем? - припала ухом к холодному пластику лифтовых дверных створок. Вначале - ничего не было слышно. Потом, спустя несколько мгновений, разобрала, таки, неотчетливое гудение подъемного механизма: лифт продолжал свою невидимую неутомимую деятельность, но где-то высоко-высоко. Или - напротив, намного ниже...
Вернувшись в квартиру, она подошла к окну, и, отдернув тюлевую занавеску, целую вечность, как показалось ей, вглядывалась в колодезную тьму. Как будто бы, видела знакомый с детства двор впервые. Хотя, на что там было смотреть: темно... шел снег... во дворе никого...
"Где он? Почему же так долго? Нет, права была мама, когда предупреждала, просила не спешить, не выходить за него! Когда умоляла отложить свадьбу, хотя бы, на несколько месяцев..." Елка ярко-ярко вспомнила тот нелегкий разговор, словно бы, состоялся тот пять или десять минут назад: да, примерно, месяца за два до свадьбы (еще колец не купили) мама, вдруг, ни с того, ни с сего, заявила: "Ты совершаешь ошибку! Он - прохвост и бабник. И у него все это на роже его, смазливой, написано! Большими печатными буквами!" А она... она - не поверила! Матери, родному человеку - и не поверила! Елке стало стыдно, так стыдно, что она закрыла лицо руками. "Неужели мама была тогда права!? Прости меня, мамочка, прости! За то, что я на тебя обиделась. Оборвала на полуслове. Резко, грубо... За то, что этому, вот - поверила! Вот, где, где его носит?" Елке вдруг вспомнилось, что и тетя Катя, старинная мамина приятельница, говорила ей, примерно, о том же, предупреждая: "Леночка, подумайте сто раз, прежде чем выходить за вашего Сергея. Какой-то он у вас ненадежный..."
"Так, в итоге, и вышло! Вот и получается, что я - круглая дура! Набитая! Пробы негде ставить! И, ведь, все, предупреждали, все!" Обида клокотала внутри Елки, душила, искала выхода, какого-то разрешения: "Всем давно все понятно, лишь одна я ничего не видела! Курица слепая! Нет, подумать только - одиннадцать, уже..." Елка опять обожгла взглядом циферблат часов. "Нет, уже пятнадцать двенадцатого! Нет, я не понимаю, не понимаю, в голове не укладывается, может, я, и впрямь, такая бестолковая, я не знаю, но объясните, объясните мне, если вы все такие умные: ну, неужели же нет телефонов и нельзя позвонить, предупредить: мол, не волнуйся, милая, я задерживаюсь на работе, буду через два часа... Или - через три, там! Или - язык отвалится, руки онемеют, что ли?!"
Она вдруг осеклась на полуфразе - "руки онемеют..."
"Господи, господи, что же я несу-то?"
Елка ярко, почти воочию, представила себе своего Сергея, мужа любимого (два месяца, как поженились! Нет, уже два с половиной...Четырнадцатого - уже два с половиной!), Сереженьку своего ненаглядного, молодого, красивого, в новой кожаной курточке с меховым воротником, в курточке, цвет которой так хорошо сочетается с цветом кудрявых сережиных волос и, вообще, очень ему идет. Представила она себе Сергея своего недвижно лежащим, где-нибудь, посреди холодного, заснеженного Московского проспекта, с переломанными руками, с раздавленной, расплющенной тяжелым самосвалом грудной клеткой... Представила, похолодела и отругала себя, в сердцах:
"Дрянь! Какая же я - дрянь!! Эгоистка! Как же я могла об этом не подумать! А вдруг, с ним, действительно, что-нибудь случилось, произошло? А вдруг, его машиной сбило! И он без сознания сейчас! И сказать, сообщить не может, не в состоянии, кто он и где живет?" У нее в очередной раз за сегодняшний вечер пресеклось дыхание. "Сережа, Сереженька, что же делать, ми-лы-ы-й!.."
В этот-то самый момент и ударил телефонный звонок. Тот, резкий, громкий. Прогремевший, как гром среди ясного неба! Настигший, как голос свыше... Елка метнулась к телефонному аппарату, по пути едва не сбив напольную вазу. Память о дедушке, между прочим... Который привез диковину эту еще в пятьдесят втором, из Китая. Был в командировке в Шанхае, помогая тамошним коммунистическим товарищам налаживать партийную работу. По словам дедушки, вазу эту вручил ему лично сам товарищ Мао Цзэдун. Великий кормчий. А дед, царствие ему небесное, привез ее в подарок бабушке. С тех самых пор она и почиталась в доме, едва ли не как святыня. Но сейчас, в данную минуту, Елке было, если честно, не до каких-то, там, святынь... Она сорвала трубку: "Сережа! Сережа!.." А в ответ лишь ...гудки. Рухнула на табуретку в прихожей и горько заплакала.
В этот-то самый момент и послышался отчетливый звук поворачиваемого в замке ключа, затем скрип открываемой двери... Это был Сергей! Живой и невредимый! Он вошел в прихожую, но - вошел как-то, странно, боком, почти что спиной, словно бы, увлекая за собой какую-то большую вещь... Закрыв входную, Сергей, повернулся, наконец, к жене, и тут же - отшагнул в сторону, открывая взору супруги ...елку. Настоящую, ароматную елку. Лесная гостья, и впрямь, была красавицей - метра под два ростом, пушистая, свежая, ядреная. По квартире стал стремительно распространяться терпкий запах хвои. Под елкой тут же начала образовываться небольшая лужица талого снега...
- Сережа, Сергей! - бросилась к мужу Елка, - где же ты был, почему же так долго! Я же волнуюсь, глаза все проглядела, а тебя все нет и нет. Собиралась уж в милицию звонить...
- Подожди, Елочка, подожди, видишь, я в снегу весь, - тщательно отряхиваясь, шутливо отбивался от жениных объятий Сергей, - я же тебе еще утром сказал, когда уходил, что заеду после работы в Краснокаменск, за елкой, а там мобильные - не берут, чтобы ты не волновалась... Ты, что же, забыла, что ли, Леночек-цветочек мой?
И Елка, к стыду своему, вспомнила, вспомнила, что, действительно, было, что, и впрямь, Сергей, уходя утром на работу, говорил, бормотал ей, полусонной дуре, твердил про Краснокаменск, и про мобильник, а она, кулема, не поняла...
Елка направилась на кухню подогревать давно простывший обед. Помешивая ложкой любимый мужнин луковый суп с овощами, на курином бульоне, она думала о том, какой замечательный супруг ей достался: заботливый и внимательный:
"Господи, какая же я счастливая! Да, вот, и мама, месяца за два до свадьбы, когда еще и колец не купили, и ресторан еще не успели снять, помнится, не раз и не два говорила: "Слава Богу, доченька, до чего же ты у меня везучая! Не муж тебе, похоже, достанется, а клад! Глаз с тебя не сводит, не надышится никак тобой!" Да, и лучшая мамина подруга - тетя Катя всегда одобряла выбор ее. Всегда! А она, дура, еще раздумывала - выходить или не выходить! А он - вон, какой оказался..." Елке было радостно, радостно вдвойне, втройне, оттого, что у нее не только такой замечательный муж, не только настоящая, крепкая семья, но еще и такая прозорливая и мудрая мама, которая никогда плохого ей не присоветует...
А елка между тем уже встала в центре большой комнаты в крестовине, вытянулась, как балерина на пуантах, и Сергей даже начал украшать ее елочными игрушками, которые с незапамятных времен хранились в верхнем правом ящичке югославского серванта, купленного еще в те незапамятные времена, когда Елочка-Леночка была еще маленькая-маленькая. Когда ее еще водили в детский садик, что некогда был на углу Бориспольской и Клары Цеткин, в теплой кроличьей шубке, девочку эту, так напоминавшую прохожим красивую куколку, которую вели по засыпанному снегом тротуару, держа за маленькую ручку в синей вязаной варежке...