Веселов Лев Михайлович
Ч.П. местного значения

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 3, последний от 19/09/2019.
  • © Copyright Веселов Лев Михайлович (leveselov@rambler.ru)
  • Размещен: 14/07/2011, изменен: 20/08/2011. 267k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
  • Иллюстрации/приложения: 4 шт.
    •  Ваша оценка:

    Лев Веселов

    ЧП МЕСТНОГО ЗНАЧЕНИЯ

    0x01 graphic

    История одной спасательной операции

    Есть люди, которые приходят на помощь тем,

    кому плохо и уходят, когда понимают, что

    они больше не нужны. Имя им - спасатели.

    В.Васильев

    Часть 1

    ШТОРМ

    Знаешь, море, я совсем не верю,

    Что меня ты можешь погубить.

    В гневе ты страшней любого зверя,

    Но тебя нельзя не полюбить.

    Д.Тихонов

      
       Огромный, почти трехсотметровый танкер, медленно, как бы нехотя, начал отходить от причала. Четыре мощных буксира вытягивали его на простор рейда, выдавая в сумме свои двенадцать тысяч лошадиных сил, с трудом преодолевая сопротивление воды той части корпуса, которая под водой уходила в глубину на 14 метров. Усиливающийся с моря свежий ветер давил в его высокий борт и надстройку, словно не желая отпускать танкер от причала порта. Велев, выводя таких "монстров", неоднократно отмечал, что с каждым годом их водоизмещение все возрастает. Еще лет десять назад сорока тысячники считались судами большими, а теперь к ним относились, как к "так себе".
       Этот был уже за сотню тысяч тонн, которые даже по океанским меркам суда крупные и у старых моряков вызывающие уважение. За один рейс через океан такой танкер перевезет столько груза, сколько его судно, на котором он делал свой первый рейс капитаном, не перевезло бы в Европейские порты и за несколько лет. Впрочем, этот первый рейс был уже давно, почти сорок лет назад, а как человек профессии, в которой технический прогресс в годы его работы был стремительным, поскольку в судостроении также как в космосе и авиации использовались почти все технические достижения века, он прекрасно понимал, что такие сравнения чистой воды ностальгия. Оно вряд ли пришло бы на ум молодому моряку. В такие минуты он особенно остро чувствовал свой возраст и искренне сожалел, что ему уже никогда не придется выйти в море на таком судне. Нет, зависти он не испытывал, просто знал, что справился бы с обязанностями и на таком судне, слишком велик был опыт, но практически это было уже неосуществимо. В его возрасте на любого капитана, пожелавшее такое, посмотрели бы как на ненормального.
       Между тем, танкер, хотя и медленно, развернулся в сторону входных буев. Буксиры прекратили работу полным ходом и по команде лоцмана стали отдавать буксирные концы. Танкер дал полный ход и начал плавно набирать скорость. Буксиры отвалили от борта и полным ходом понеслись на рейд, туда, где очередной такой же монстр, но в балласте, от чего он казался еще больше предшественника, уже готовился заходить в порт на место ушедшего.
       Лоцман торопился ошвартоваться быстрее, ветер крепчал с каждой минутой, разводя приличную зыбь. Велеву досталось брать конец с кормы судна, что в такую погоду было не просто. Корма судна в балласте высоко возвышалась над водой, а перо громадного руля, торчащее из воды почти на два метра, затрудняло маневрирование при подходе. Буксирные концы такого судна, как правило, большого диаметра, более трехсот миллиметров, имеют солидный вес. Матросам вдвоем вытянуть их на палубу нелегко, и необходимо подвести буксир почти под подзор судна. В хорошую погоду это не составляло труда и не представляло опасности. Но на трехметровой волне при малейшей неточности буксир могло навалить на подзор или перо руля, что неизбежно привело бы к большим повреждениям корпуса, да и ошибка с заводкой конца на гак могла бы закончится плачевно - намоткой на винт или того хуже травмой для матросов.
       Но опыт буксировщика, а он, как и другие, работал на буксирах в порту Мууга более десяти лет, позволил сработать быстро, не останавливая судно. Матрос жестами показал, что буксирный конец уже закреплен на гаке, Велев положил руль вправо и плавно начал выходить параллельно судну, выбирая слабину конца. Зыбь, наваливаясь на борт огромного судна, вставала на дыбы, увеличивая высоту волны. Буксир то проваливался между волнами, то взбирался на их гребни, стремясь соскользнуть с них в сторону, но он внутренним чутьем угадывал это и твердо удерживал его нужным курсом, избегая рывков буксирного конца.
       Ему нравилась эта борьба волн, судна и человека и казалась игрой после нудного ожидания швартовых работ у причала. Большой опыт и знание своих сил давали возможность избегать лишнего напряжения и быть твердо уверенным в благополучном исходе даже в случае непредвиденных ситуаций. Эта уверенность передавалась и лоцманам, которые полагались на судоводителей буксиров и не зря, как-никак почти все они за эти годы отработали до автоматизма операции по швартовкам практически в любую погоду и в любое время суток. Умение лоцманов в свою очередь играло немаловажную роль и в действиях капитанов судов, которые, что греха таить, швартовки не любят, а некоторые просто боятся. И это не удивительно, ведь ошвартовать махину весом более сотен тысяч тонн без буксиров невозможно, тем более в незнакомом порту. К тому же свежий ветер может значительно осложнить швартовку такого гиганта на малой акватории гавани. А порт Мууга без преувеличения заслужил всемирную известность порта со стесненной акваторией, незащищенной от ветра и волнения северных направлений. В жесткой конкурентной борьбе нефтяные компании строили причалы, оставляя мало свободного места для маневрирования судов, и теперь для постановки такого судна под погрузку требовались хорошо отлаженное взаимопонимание и взаимодействие судоводителей судна, лоцманов и буксировщиков. Всякий раз стивидоры требовали поставить судно точно под шланги погрузочной станции буквально до метра.
       Швартовка на этот раз, впрочем, была приличной, без истерик и дерганья машиной танкера. Капитан был спокоен, команда состояла из европейцев и потому работала быстро. Несмотря на это, на нее ушло более двух часов. Такие большие суда подают на берег более двадцати надежных и тяжелых швартовых, каждый из которых приходится вытягивать трактором, или погрузчиком. За это время ветер усилился, и волна стала еще больше, а порт очень хотел поставить под погрузку еще один танкер. Лоцман посовещался с буксирами и отказался, что вызвало бурную, негативную реакцию в первую очередь со стороны агента судна, как правило, ни за что в такой ситуации не отвечающего и потому далекого от реальной оценки обстановки. Как только Велев ошвартовал свой буксир к месту постоянной стоянки, раздался телефонный звонок. Он поднял трубку и услышал раздраженный голос знакомого агента:
       - Капитан, в чем дело? Лоцман опять отказывается швартовать судно, а груз ждет уже давно. Я смотрю, ветер не очень сильный. Судно нужно ставить сегодня и сейчас.
       Агент был молод, но настроен решительно. В голосе - сталь и тон, не принимающий возражений. Велева окончательно покинуло хорошее настроение, его всегда раздражали безапелляционность и командный тон этих молодых людей, нередко даже без морского образования, которым были не ведомы элементарная вежливость, не говоря уже об уважении к людям, посвятившим свою жизнь морю. Им бы благодарить лоцманов и капитанов за то, что те, делая свою работу безаварийно, избавляют их же от лишних и неприятных процедур, повышают авторитет порта в целом. Однако тот, кто должен по своим обязанностям защищать интересы судна, прежде всего, заботится о своих интересах и становится на сторону порта или отправителя груза.
       Стараясь не показать раздражения, Велев ответил спокойно, с небольшой иронией:
       - Во-первых, я не совсем понимаю, почему вы обращаетесь с этим вопросом ко мне, прекрасно зная, что решение принимаем не я и не лоцман, а капитан судна. Во-вторых, из окна вашего дома вряд ли можно оценить действительную силу ветра, а она таки и впрямь уже превышает допустимо разрешенную. И если лоцман вдруг не уверен в успешной швартовке и решил подождать, не следует устраивать истерик. Лоцмана, как и женщины, имеют полное право на критические дни. А если вы уверены в своей правоте, обращайтесь непосредственно к капитану и лоцману, которые, к счастью, наделены правом самостоятельно принимать решение в такой ситуации.
       Агент вообще-то был не глупым парнем, но сегодня, в субботу, когда он был в конторе один, чувствовал себя полновластным хозяином и к тому же торопился на вечеринку к друзьям, и его понесло:
       - Не надо меня учить, капитан, я сам кончал мореходку и отлично знаю права капитана и лоцмана. И еще я знаю, что если вы его уговорите, то он будет ставить судно. Я бы не хотел обращаться выше и беспокоить ваше начальство в выходной день.
       Настырный мальчик, плохо воспитан и к тому же нахал, подумал Велев и прервал агента на полуслове:
       - Чем больше вы обсуждаете решение лоцмана, тем большую некомпетентность проявляете. Независимо от того, когда и как вы учились в мореходке, должны были бы знать, что в данном случае для капитана и лоцмана есть только один начальник - безопасность мореплавания. Это их Бог, которому они молятся и служат. Так что ваше упоминание о каком-то начальстве оставьте до понедельника, оно вам будет только благодарно за это. И, кстати, прогноз вы должны читать по долгу службы и делать это внимательно. И если вы с ним все же ознакомитесь, то увидите, что ветер стихает завтра к утру, а значит, к обеду ваше судно будет уже у причала. Так что успокойтесь и не портите настроение людям, у которых и без вас в такую погоду достаточно своих проблем. - Последнюю фразу он сказал более резко и быстро положил трубку, не желая продолжать бесполезный разговор. Нарастающее раздражение с трудом подавил и сел заполнять судовой журнал.
       Каждый раз, делая это, он пытался сократить записи до разумно возможного, и со временем выработал свой стиль, вполне соответствующий требованиям, хотя и отличающийся краткостью. Этого вряд ли можно было бы достичь без большого опыта. Судоводитель знают, что подобная процедура занимает иногда очень много времени, а допущенная даже небольшая небрежность может иметь большие и неприятные последствия.
       - Судовой журнал есть документ юридический, - говаривал капитан ему, практиканту, на МЕТРОСТРОЕВЦЕ, - и заполнять его необходимо максимально точно, как бухгалтерский отчет, ибо, не дай бог, не сойдутся дебет и кредит. Помните, юноша, все великие стройки у нас построены при непосредственном участии бухгалтеров, у которых эти две основополагающие величины однажды не сошлись порой всего на несколько копеек, после чего они на этих стройках и оказались. Если вы хотите избежать подобных методов перевоспитания, то учитесь писать журнал с таким же блеском, как писал свои стихи А.С. Пушкин. - Он поднимал указательный палец вверх, будто Пушкин ушел в небожители, и при этом непременно каждый раз читал, не повторяясь, новое четверостишье великого поэта, которого он безумно любил и боготворил, хотя в повседневной жизни чаще пользовался языком Баркова. И хотя из-за роскошной бороды внешне он скорее был похож на Достоевского или Толстого, его так и называли - "Пушкин". И на флоте он был не одинок, так как впоследствии Велев не раз встречался со случаями, когда помощник, сдав вахту, идя заполнять журнал, заявлял - "Пошел писать Онегина". Однако с годами он пришел к выводу, что все же именно краткость - сестра таланта, и добавлял при этом: и опыта.
       Пока он заполнял журнал, телефон зазвонил снова. Поднимать трубку не хотелось, но долг вахтенного капитана обязывал. На этот раз звонил лоцман.
       - Михалыч, - обратился он к Велеву. - Как там у тебя ветерок?
       Лоцманская находилась от берега в трехстах метров и была прикрыта от ветров с одной стороны высоким элеватором, а с другой береговым, лесным массивом, поэтому реальную силу ветра там определить было трудно.
       - Свистит и вертится, как пьяный юнга, - коротко ответил Велев и пояснил: - заходит на зюйд-вест и резко усиливается. Давление быстро падает почти на два миллиметра в час, значит, вскоре задует больше двадцати пяти метров в секунду.
       - Вот и я смотрю, что он уже не по прогнозу сильнее, - с облегчением выдохнул лоцман. По всему видно, его уже изрядно потискали, и он звонил с целью найти поддержку. Велеву захотелось его успокоить:
       - Я уже говорил агенту, что выходить тебе смысла нет. Ветер прижимной и даже если ты и сойдешь на этой волне с катера на судно, то ставить мы его не сможем. На такой волне по правилам Регистра работать, мы не имеем права - самоотдача буксирного гака неминуема. А в это время года такой быстрый поворот ветра означает, что усиление долгим не будет, и к утру, он поутихнет. Тогда и поставим танкер. Так что отдыхай, дорогой товарищ, пока тебя там не качает.
       Лоцман еще раз облегченно вздохнул, но сказал с горечью:
       - Какой тут отдых, задолбали совсем. И чего им не спится в выходные? Звонят сюда кому ни лень, просто секс по телефону, каждый норовит тебя в позу поставить.
       - А ты трубку не бери, и "мобильник" выключи, пусть молодой и нетерпеливый с диспетчером общается. К тому же у меня что-то на душе неспокойно, так сказать, в режиме ожидания неприятности. Кстати, кто там у нас на подходе?
       - Сейчас гляну, - ответил лоцман, и было слышно, как он зашуршал бумагами.
       - Ага, вот: в три приходит на лоцманскую большой балкер, сто восемьдесят метров длины. У нас он еще вроде не был, ну и наш линейщик "Мууга" уже на подходе.
       Если в три, то вот-вот должны появиться в эфире, подумал Велев и прибавил громкости радиостанции УКВ. В эфире был тихо.
       - Но пока не слышно, Миша, наверное, задерживаются, могли и на Таллиннский рейд заскочить или под Нарген, - сказал он.
       - Давай подождем, - сказал примирительно лоцман и положил трубку. Было понятно, что в такую погоду выходить в море на катере ему не хотелось - взбираться по лоцманскому трапу на высоту двадцати метров ночью и в хорошую-то погоду было не просто. Висеть, как мартышка, на штормтрапе над беснующейся волной для нормального человека удовольствия не составляет.
       Несмотря на обещание улучшения погоды через час шторм разыгрался не на шутку. Огромные массы холодного воздуха, прорвав зимнюю блокаду Атлантических циклонов, ворвались в Европу подобно орде, стремительно захватив почти всю ее Северную часть, и приступили к разрушительной работе. С остервенением они набросились на приморские города, поднимая в море десятиметровые волны, вызывая наводнение в устьях рек. Под неистовым напором бешеного ветра падали мачты высоковольтных линий, вековые деревья вырывало с корнем, срывало крыши домов.
       Синоптики ждали шторма, но не все успели укрыться в портах и на рейдах, и небольшие суда были обречены. К полночи ветер достиг ураганной силы. Грохот огромных волн и свист ветра слились в непрерывный гул, от которого укрыться можно было только в рубке. В воздухе стояла плотная завеса водяной пыли и дождя, которая закрыла горизонт, ограничив видимость почти до ноля. Резко падала температура воздуха, соревнуясь со стрелкой барометра, которая показывала уже невозможно низкое давление - 724 миллиметра и не собиралась останавливаться на достигнутом.
       На это раз служба капитана порта сработала отлично, своевременно выведя суда на рейд под укрытие острова Прангли. В порту остался только один большой танкер и суда на сравнительно укрытом от волн причале, да буксиры, для которых наступало нелегкое и беспокойное время. Теперь многое зависело от опыта капитанов судов стоящих на рейде. В случае срыва судна с якоря, при таком ветре могла понадобиться помощь буксиров. Вода даже в бассейне порта вздыбилась четырехметровыми волнами, которые врывались на причалы, смывая с них доски, кранцы, поддоны. По всему порту носилась водяная пыль, которая в свете мощных прожекторов светилась как серебряная вуаль, отчего казалось, что началась пурга. Буксирам стоять на штатном месте было практически невозможно из-за сильной зыби и тягуна, но в порту при этом ветре других защищенных мест не было. Пришлось подать максимум концов подлиннее, и "отыгрываться" на волне в метре-двух от причала.
       Качка все усиливалась, и не замечать ее уже не удавалось, даже сидя в закрепленном кресле, приходилось искать руками дополнительную точку опоры. Не отвлекала нелюбимая работа с документами, которую, как правило, Велев откладывал обычно на неблагоприятную погоду, когда присутствие на мостике было обязательным даже при отсутствии швартовых работ.
       Он захлопнул папку, сунул ее в ящик штурманского стола и привычно закрыл его на ключ, чтобы не открылся и не вывалился при крене. Поставить шариковую ручку в гнездо рядом с карандашами не успел, та сорвалась со стола и, прокатившись по палубе рубки, запрыгала по ступенькам трапа вниз в темноту коридора. Зная, что гнаться за нею бесполезно, выключил освещение рубки, встал и подошел к окну-иллюминатору.
       Окна были большими, а сама рубка, хорошо остекленная с хорошим обзором, была гордостью Велева. Обзор был практически круговым, что не только облегчало работу, но и позволяло с одного места видеть все судно. По тому, как на пределе от большого волнения работают концы, стало понятно, что до утра у причала не выстоять. Да он и так был единственным, кто еще продолжал стоять на штатном месте, все остальные уже сбились в кучку в единственном месте порта, где даже в самый сильный шторм волнение было терпимым. Он же оставался здесь лишь оттого, что в случае необходимости выхода для помощи сделать это отсюда будет быстрее и легче. Там же, чтобы выбраться, как правило, была необходимость тревожить стоящих рядом, а он этого не любил. Как никак, а это - зависимость от кого-то, чего он не терпел смолоду.
       Усиливающаяся зыбь рванула судно от причала и, накренив, резко навалила обратно на кранцы. Велев прислушался, но никакого стука падающих, незакрепленных предметов не услышал. Вахта добросовестно выполнила его указания еще до начала шторма, и теперь можно было быть уверенным в том, что в любую качку на судне все будет в целости. Он всегда очень серьезно относился ко всему, что было связано с безопасностью мореплавания и приемами хорошей морской практики в экстремальных ситуациях. Поэтому за многие годы работы в его экипажах почти не было случаев травматизма, и он считал постыдным для, себя гордится разбитой посудой или ломаной мебелью даже после самых жестоких штормов.
       Внизу хлопнула дверь машинного отделения, и на трапе появился вахтенный моторист. Не поднимаясь в рубку, он спросил:
       - Что - поедем? - чем окончательно подтвердил решение капитана.
       - Если у тебя все нормально, то запускайся, Володя.
       Велева с этим мотористом связывали не только долгие годы работы, а и уважение за особое отношение к судну и своим обязанностям, поэтому, когда они были один на один, он позволял себе говорить с ним на "ты". Моторист, немного помедлив, спросил:
       - Идем на рейд или будем здесь толкаться?
       - На рейде нам сейчас делать нечего, там волна под шесть метров. Попробуем зацепиться за первый причал и штормовать кормой на волну. Так что посмотри, какую машину пускать, одной хватит, - ответил он. Хотел предупредить о топливе в расходных цистернах, но передумал. Моторист был в таких случаях надежен и внимателен и обижался, если ему лишний раз напоминали его обязанности. Он ушел, и через минуту раздался звук запускаемого двигателя. А ведь хитрый Володя этого ждал и заранее приготовил двигатель к пуску. Без предварительной подготовки за короткое время этого не сделаешь, подумал он и улыбнулся.
       Моторист был его любимцем, он плавал с ним еще на судах пароходства. Характер у парня был, прямо скажем, не мед, вернее просто скверный, но работник из него не просто добросовестный и надежный, а к тому же он еще и универсал - сварщик, токарь, слесарь, и электрик, что для судна с малым экипажем и вахтой из трех человек незаменимый. И к тому же трудоголик, с ним только одна проблема, как заставить вовремя отдохнуть, да поесть.
       Вахтенный матрос поднялся на мостик уже одетый в штормовую робу. Лицо его было спокойным и отдохнувшим. Он обладал хорошим для моряка свойством засыпать быстро при любых обстоятельствах, если считал это нужным, и была возможность. Никакая качка или шум не могли ему помешать, как он говорил, "подрехтовать спину".
       - Какой якорь готовить? - спросил он, видимо, уже предупрежденный мотористом.
       - Оба, - ответил Велев коротко и добавил: - больше трех смычек на брашпиль отдавать не будем. И конец с кормы потолще через центральный клюз метров тридцать длиной из аварийного запаса, и если есть - с гашей, защищенной пожарным шлангом. Да приготовьте мешковину, чтобы трос до утра в клюзе не перетерло.
       Матрос, не ответив, кивнул головой и спустился по трапу, а через несколько секунд хлопнул дверью на палубу. Капитан включил дополнительное наружное освещение, которым обычно пользуются при швартовых операциях, и по привычке стал следить за матросом. На больших судах в такую погоду одного матроса на палубу не выпускают, но на буксире на вахте и есть один матрос, потому за ним и за мотористом обязан следить вахтенный помошник. Долгое время он, капитан, не мог привыкнуть к этому, вроде и помочь им должен, а мостик и управление покидать не имел право. Потому-то и не любил он выпускать матроса одного, пока не освободится моторист. Тот с трудом расчехлил брашпиль. Ветер, подхватив чехол, потащил матроса вместе с чехлом к фальшборту, но он справился с ним, свернув и уложив под вьюшку. Провернул вхолостую брашпиль, отдал винтовые стопора. Заметив, что капитан наблюдает за ним из рубки, дал знать жестом, что все готово. Затем указал на швартовые и показал, что хотел бы отдать лишние. Однако между бортом и причалом расстояние было более метра, двигатель еще не прогрелся, и Велев дал ему знак подняться в рубку. Матрос поднялся через кормовой трап, с трудом открыл дверь. Холодный ветер ворвался в нее, надавил на уши. По шуму моря Велев определил, что волнение моря усилилось еще более, решение сменить место стоянки очень оказалось своевременным.
       - Подождите немного, выйдет моторист, тогда и отойдем.
       На этот раз в знак согласия матрос не только кивнул головой, а и со знанием дела добавил:
       - Одному мне, пожалуй, не справиться. Ветер совсем озверел и холодрыга страшный. Как бы мороз не ударил, тогда обледенеем. - Было понятно, что этого ему не хотелось. Старые моряки, познавшие обледенение судов при плавании зимой, до сих пор с содроганием вспоминают околку многотонного льда. Нередко она занимала несколько суток, и как результат оставалась отбитая краска на палубах и надстройках, которые можно было окрасить заново лишь весной, а к тому времени все судно становились рыжим от ржавчины. Да и плавание при обледенении удовольствия не приносит и грозит самыми опасными последствиями.
       Велев хорошо знал матроса, и уж если тот разговорился в этих условиях, значит, его что-то действительно беспокоило.
       - Да нет, - сказал он как можно увереннее. - Обледенения не будет, ветер с дождем и переходит на юго-западный. К утру совсем озвереет, но мы его перехитрим, отстоимся у причала на конце с якорем.
       - Это хорошо, - согласился матрос, которому не хотелось выходить в бурное море за восемь часов до конца вахты, и он радостно хмыкнул. Велев не без удовольствия отметил, что матрос поверил ему безоговорочно, как и полагается на судне с хорошим экипажем.
       К тому времени автоматика взяла машинное отделение под свой контроль, и двигатели набрали рабочие обороты. Моторист вышел из машины, надел ватник, натянул на уши вязаную шерстяную шапочку и позвал матроса:
       - Кончай, рогалик, ночевать, пошли-ка (во всех словах с ударением на О) чалки отдовать!
       Выражение "отдавать чалки", свойственное матросам речного флота, прижилось на судне после того, как однажды буксир выводил в море судно "река-море" и его здоровенный поддатый боцман на баке громовым голосом отдавал эту команду береговым швартовщикам.
       Велев включил подруливающее устройство и, подождав, когда судно прижмется к кранцам, дал знак матросу, а тот, спрыгнув на причал, быстро отдал швартовы. Запрыгнув на кормовую палубу, он поднял руку, дав знак об окончании работы.
       - Портнадзор, я СЕСКАР, прошу добро на перешвартовку, - запросил капитан по радио дежурного портнадзора.
       - А ты куда собрался, Михалыч? Тут тебя контейнеровоз МУУГА запрашивает, хочет узнать, не сможешь ли ты ему помочь ошвартоваться, - ответил тот.
       На контейнеровозе МУУГА, стоящем на линии Таллин - Роттердам, капитаном был брат жены Велева Арнольд Юрьев, но рисковать матросом и мотористом на такой волне не хотелось, и он связался с судном по радио.
       - МУУГА я слушаю Вас, - (хотя и родственник, но все же капитан).
       - Без вашей помощи в такую погоду нам не ошвартоваться, да и капитан порта без буксира добро на вход не дает, а нам крепко досталось, груз в контейнерах уже давно стучится, наружу просится.
       О том, что ему досталось, он уже знал из переговоров с портом, и взглянул на матроса и моториста, подошедших на мостик.
       - Мы-то справимся, - в один голос произнесли они, - только пусть выброски приготовят, а мы наш полипропиленовый конец подадим.
       - Добро МУУГА, только с концом пусть аккуратно и быстро работают, и без слабины, чтобы на винт не намотать.
       Велев прекрасно знал, что не так просто это сделать, по кормовой палубе буксира во всю гуляла волна, переваливаясь через фальшборт, но опытные ребята должны были справиться. Он решил осмотреться на месте и направил судно к воротам бассейна в беснующиеся волны. Как только вышли из-за прикрытия мола, они набросились на буксир и, ударяя словно молотом по прочному корпусу, все в пене перекатывались с бака до кормовой палубы. Из-за брызг и стекающей по стеклам рубки воды видимость практически стала нулевой. Посматривая изредка угловым зрение на экран радара, Велев пытался разглядеть ходовые огни судна сквозь потоки воды.
       - Что-то не наблюдаю вас, Арнольд Иоганнесович. Мигните-ка разок.
       Узкий голубоватый луч мощного прожектора прорезал темноту слева там, где он и предполагал. Проходит банку Карпова, подумал он, выходит, по времени вышел как раз - успеем занять выгодную позицию для подачи буксира. Пройдя вперед на линию курса судна ведущую в Восточный бассейн, он лег на параллельный курс и уменьшил ход.
       На кормовой волне, буксир сильно кренился, принимал на кормовую палубу большое количество воды. Матрос с мотористом забрались на площадку гака, но для принятия выброски вынуждены будут прыгнуть в воду, которая может накрыть их с головой.
       Судно быстро приближалось и незнакомому с процессом швартовки могло показаться, что через секунды буксир окажется под носом контейнеровоза. Постепенно выравнивая скорость, Велев мигнул палубным светом, давая сигнал морякам и подвел корму ближе к скуловой части судна. Выброска легла на палубу, и через секунду моторист Нитей спрыгнул за ней, схватив ее в тот момент, когда она почти сошла с фальшборта. Волна с пенным гребнем накрыла моториста с головой, но матрос оказался с ним рядом, и оба они прижались к переборке надстройки. На момент капитан потерял их из вида, но боковым зрением он видел, что на палубе контейнеровоза не заметно паники и матросы начинают потравливать буксирный конец. Еще через несколько секунд, на площадке гака появился матрос, накинул на гак гашу буксирного конца и вместе с мотористом они поднялись на палубу надстройки. Теперь можно было передохнуть, но недолго, нужно было внимательно следить за буксирным тросом, чтобы он не попал под винт.
       В Восточный бассейн они буквально влетели. Здесь волна была поменьше. Положив руль на борт, Велев включил подруливающее устройство и начал плавно выводить двигатели на максимальную мощность. Нос контейнеровоза нехотя пошел влево. Теперь все зависело от прочности буксирного троса. Не видя его, он интуитивно чувствовал, как тот, вытягиваясь, вибрирует от крайнего напряжения. Сейчас все зависело от капитана буксира, малейшая его ошибка, и трос лопнет, а это приведет к аварии. Но вот контейнеровоз развернулся, стал носом на ветер, и через пару минут его матросы подали на причал первые концы.
       - Спасибо, Михалыч. Круто работают твои мужики, скажи им, что с меня приходится.
       - Да и твои молодцы не коровы на зеленой лужайке. Понимают, - ответил он и окончательно расслабился.
       Швартовку закончили быстро. Подождав, когда капитан судна освободится и подпишет буксирную квитанцию, Велев сошел на причал. Тут же к нему подошел капитан порта.
       - Спасибо, Михалыч, без тебя в такую погоду капитан не стал бы швартоваться. На этом контейнеровозе какой-то особый груз прибыл, непременно желают его сегодня выгрузить. Транспорт с утра ждет.
       С капитаном порта Рейном Раудсалу его связывала работа еще в пароходстве, они были первыми морскими специалистами, пришедшими в порт с началом его строительства. Велев был тогда начальником портофлота, подбирал и обучал кадры буксировщиков. Они хорошо знали друг друга и работали в тесном контакте, понимая друг друга с полуслова. Вот и сейчас у него сложилось впечатление, что капитан порта подошел на швартовку не только из-за контейнеровоза.
       - Меня эта кухня с контейнерами не интересует. Вижу, Рейн, ты что-то хочешь мне сказать.
       - Давай зайдем к тебе в рубку, если не возражаешь. Кофейку выпьем и заодно и поговорим.
       В рубке за толстыми стеклами иллюминаторов было тихо, мигали многочисленные лампочки на пульте управления. Матрос принес две большие кружки горячего кофе, пару бутербродов с сыром и печенье. Немного помолчав, согревая руки о горячие кружки, они наслаждались теплом, разливающимся по телу, ощущая блаженство, которое знают только моряки в штормовое время, согревая наполненное сыростью тело.
       - У тебя карта района бухты Тагалахт есть? - спросил Рейн.
       - А что это тебя в такую погоду туда понесло? - в свою очередь задал вопрос Велев. - Если нужно - поищем. - Он отодвинул ящик штурманского стола с картами и привычным движение вытащил нужную карту. Оба склонились над ней, увеличив яркость лампы над столом.
       - Где-то здесь, миль восемьдесят западнее, оборвался буксирный трос и большая баржа МУЛЬТИ ПРИМО с десятью тысячами тонн угля, на волнении опрокинулась. Буксировавший ее КАПИТАН К подойти к ней не может. Баржа дрейфует по ветру в сторону бухты Тагалахт. Судовладельцы, бывшие работники министерства ММФ в Москве просят оказать помощь. Груз с неё ушел в первые минуты аварии, но судно дорогое, новое, его желательно спасти. Других подробностей я не знаю, да и Водный департамент не в курсе. Мне кажется дело это безнадежное, а прогуляться туда стоило бы.
       - Но ты же знаешь прогноз, Рейн, а на дворе январь, и штормить будет еще неделю, не меньше. И место это на Балтике самое поганое, там волнение, как в Бискае гуляет, а высота волны доходит до восьми метров. Вряд ли мое начальство согласится на эту авантюру, одного топлива сколько уйдет. Да и баржа крупная, десять тысяч тонн угля на маленькую не погрузишь.
       - Я, Михалыч, в список Регистра глянул, баржа за сто тридцать метров длины и ширина больше двадцати. На палубе три крана грузоподъемностью до двадцати тонн. Есть машинное отделение, дизель генераторы. Одним словом судно, только винтов нет.
       - Ты, Рейн, про людей ничего не сказал, - спросил Велев.
       - Людей сняли с началом шторма.
       Велев задумался. В такую погоду до места идти почти сутки, еще четверо или пятеро на буксировку в случае благополучного исхода. Тройку дней на водолазные работы, дня три-четыре на заводку буксира, заделку пробоин. Это две недели минимум, а значит, еще умножаем на два с учетом непредвиденного.
       - Так это, Рейн, может минимум на полмесяца работенка. Не пойдет мое начальство на это.
       - Пожалуй, ты прав. А кроме тебя, у нас такую работу делать некому, значит, так и скажу утром департаменту, - вздохнул капитан порта.
       Когда он ушел, Велев достал журнал работ, в голове крутилось название судна, значит, оно в порт раньше заходило. Пролистав несколько страниц, наткнулся на название и сразу же вспомнил эту большую современную баржу, окрашенную в ярко красный цвет. Проходя мимо, он удивился высоте её борта и размеру грузовой палубы, равной почти футбольному полю. Судно действительно было новым, и баржей его называли по привычке звать так все буксируемые суда, не имеющие двигателя и винтов. Вернее, это был большой понтон, с мощными кранами и высокими пятиметровыми стенами на палубе, защищавшими груз. Такое серьезное плавучее сооружение совершало рейсы практически без ограничений с помощью мощного буксира АLEXANDR K. с двигателем более десяти тысяч лошадиных сил.
       Нужно будет запросить техотдел пароходства или зайти в инспекцию Российского Регистра взять точные технические данные, подумал он, и по укоренившейся капитанской привычке стал проверять наличие запасов топлива, воды, продуктов и составлять список необходимого аварийного снабжения. Все это делал на всякий случай, не уверенный в том, что руководство компании решиться на спасательную операцию. Потратив на все часа четыре, он глянул на часы, до конца его вахты оставалось около трех часов. Качка заметно уменьшилась, но ветер не стих, а лишь изменил направление. Пожалуй, нужно немного отдохнуть на всякий случай, решил он и, оставив на мостике вахтенного матроса, спустился в каюту. Сполоснул лицо , не раздеваясь, лег в койку и тотчас же уснул сном, который свойственен капитанам, чутко вслушиваясь в переговоры по радио и на посторонние звуки.
       Когда утром вахта второго механика стала спрыгивать с причала на палубу, проснулся, привел себя в порядок и поднялся на мостик.
       - Пока от проходной до вас добрались, чуть не смыло. На восьмом причале волна гуляет, как у себя дома. Это вы контейнеровоз в такой шторм завели?
       - Повезло вам, - промолвил вахтенный матрос, - надеюсь как нам, штаны сушить не придется, на подходе никого нет. А вас, товарищ капитан, просили задержаться, сам генеральный звонил.
       - Раз он звонил, непременно что-то надумает, - проворчал боцман. - Харчей у нас сколько осталось? - спросил он матроса.
       - Да только на завтрак и на чай, - ответил тот.
       - Раз так, придется на рынок ехать.
       - Не спеши, подождем, что из конторы скажут. На прищепке над столом список я вам составил на случай выхода на спасание, - одержал его капитан.
       - Ого! - глянув на список, воскликнул механик. - Судовой кассы не хватит, это ж нам на месяц и в холодильнике все не поместится.
       - Зима на дворе, - успокоил боцман, - часть продуктов в рабочую шлюпку на рострах под чехол положим. Запас не тяготит, лежит и есть, не просит. А сколько нас пойдет?
       - Как говорили в школе юнг - не стучите ложками! Пока не знаю, да и не уверен, что состоится это безнадежное предприятие, - успокоил капитан.
       Зазвонил телефон.
       - Михалыч, приезжай в контору, ждем тебя - есть одна работенка, обмозговать нужно, - необычно приветливым и вкрадчивым голосом проговорил генеральный директор.
       - Добро, - ответил Велев, а про себя подумал: до чего ж хитер босс. Когда пахнет большими деньгами, он преображается. Куда девается его надменный взгляд и пренебрежительный тон. Но нужно отдать должное - на деньги нюх у него исключительный.
      

    ГЕНЕРАЛЬНЫЙ

      
       Известие дежурного диспетчера о том, что несамоходная MULTY PRIMО после обрыва буксира опрокинулась и полузатопленная дрейфует к берегам острова Сааремаа, он встретил спокойно, не придав ему особого значения, поскольку это было довольно далеко и в зоне ответственности шведских и финских спасателей, унаследовавших этот район после развала СССР. Его фирма, по предложению капитана Велева, одного из основателей фирмы, вынуждена была взять на себя роль морской спасательной службы из-за отсутствия таковой в Эстонии, после ухода мощной АСПТР военного флота СССР, но делала это, как правило, в своих водах и только после отказа финнов и шведов. На первых порах она справлялась со снятием судов с мели, аварийными буксировками, работая вместе с водолазной компанией, унаследовавшей часть имущества АСПТР. Молодой и энергичный коллектив ее успешно трудился под водой, выполняя работы по обеспечению подводного осмотра, ремонта судов и портовых сооружений.
       На всякий случай он позвонил в инспекцию Регистра и попросил данные баржи и ее буксировщика. Внушительные размеры аварийного судна, неудовлетворительный прогноз на предстоящую неделю охладили его пыл, и он был готов забыть о барже, когда позвонили из департамента Водных путей Эстонии. Его начальник был краток:
       - Вы уже знаете об аварии баржи недалеко от острова Сааремаа. Финские и шведские спасатели отказываются ее спасать. Она принадлежит какой-то малоизвестной российской компании, а затраты на спасание не менее миллиона долларов. Они опасаются, что таких денег компания не заплатит.
       У генерального захватило дух от суммы, но он произнес как можно небрежнее и безразличнее:
       - Раз опасаются, значит уже научены. Да и спасение такого большого судна операция сложная и трудоемкая - одним миллионом не отделаешься.
       - Вот и я так думаю. А не знаете, сколько у нее нефтепродуктов, могут ли они загрязнить наше побережье? - спросил чиновник, и стало понятным, что его больше всего интересовало.
       - Вряд ли. Топливо у баржи только для работы дизель генераторов во время грузовых операций своими кранами, а работают ими мало. К тому же топливо дизельное, легких фракций и быстро улетучивается, это ведь не мазут, а о его количестве можно запросить капитана буксировавшего ее буксира.
       - Спасибо, - чиновник положил трубку.
       Миллион долларов, а может и больше! Это деньги! Генеральный взялся за телефон и позвонил в Петербургский АСПТР начальнику, с которым был хорошо знаком. Того на месте не оказалось, трубку снял капитан-наставник.
       - Вас беспокоят из Таллина. - Генеральный назвал свое имя и должность. - Вам известно о крушении у наших берегов российского судна?
       - Что, еще одно? - всполошился наставник.
       - Нет. Я о МУЛЬТИ ПРИМО.
       - Да, мы еще ночью получили известие от буксировщика, но ничем помочь не можем. Три наших спасателя работают по контракту у берегов Америки и Канады, а ближайший дежурит в Северном море.
       - И что - на Балтике никого нет?
       - Никого, - вздохнул наставник.- Государство нас кинуло, который год ни рубля не выделяет, вот и вынуждены на стороне зарабатывать.
       - Сочувствую, - ответил генеральный и попрощался.
       Выходит, спасать баржу отказались все, остается узнать, что думает судовладелец. Если и он откажется от судна, то спасенное имущество без хозяина получит спасатель, а это по всему стоит немало даже в виде металлолома. Он быстро прикинул на калькуляторе, получалась сумма не менее двух-трех миллионов долларов. Стоящее дело, можно попробовать, и он заказал телефон бывшего работника министерства ММФ в Москве, причастного к прошедшей приватизации флота.
       - Здравствуй, эстонский Онасис, как дела? Говорят, ты небольшую нефтебазу прихватил. Так сказать, прочно садишься на трубу, - начал, как всегда, с вопроса и с приколом бывший крупный министерский начальник.
       - От зависти наговаривают, - попытался отбиться генеральный, да не тут-то было.
       - Раз конкуренты говорят, значит, правда. Пустякам не завидуют.
       - Да нет никакой нефтебазы у меня. Как у тебя дела?
       - Я тебя знаю, - не унимался москвич. - Выкладывай, зачем позвонил.
       - Да вот хочу знать, кто хозяин МУЛЬТИ ПРИМО, это несамоходный морской понтон, кажется, шведской постройки, и буксира АЛЕКСАНДР К., который ее буксирует?
       - Так сразу тебе не скажу, но припоминаю эти суда, штук шесть было в ММФ. Их, кажется, близкие к министру разобрали, это мне уточнить придется. Уж не прикупить ли что собираешься? Стоили они не то по двадцать, не то по двадцать пять миллионов зеленых, но сам понимаешь это же по советским расценкам. Ладно, по старой памяти подсуетимся и к обеду, если что раскопаю, факсом тебе брошу.
       - Нет, ты уж следов не оставляй, звони мне на мобильный, желательно побыстрей.
       - Добро. А хитер ты: к чему тебе все это, ты все же так и не сказал.
       - Пока еще сам не знаю, а если выгорит - отблагодарю.
       Как ни странно, после разговора появилась уверенность в том, что за спасение стоит взяться, во всяком случае, хотя бы попытаться отбуксировать баржу на рейд Таллина.
       Вскоре у него в кабинете собрались приглашенные владельцы водолазной компании, прибыл Велев. К тому времени в голове генерального уже полностью созрел план действий и он прекрасно понимал, что основным действующим лицом становится на время Велев, кроме него, такую работу сделать никому не под силу. Во-первых, он единственный из капитанов компании, кто знаком с элементарными расчетами в аварийной ситуации, к тому же не боится выходить в море в штормовую погоду. Он, конечно, и здесь нужен, но без него можно и обойтись. Да и экипаж свой он подобрал самый грамотный и в море шел в любую погоду без колебаний.
       Президент компании, бывший ответственный работник пароходства, все еще пребывал в нерешительности, не совсем понимая, на что надеется генеральный. Секретарша принесла кофе, бисквиты, президент открыл бутылку "Хенеси" и приготовился разливать.
       - Немного позже, - остановил его генеральный.
       - Собрались мы сегодня для решения очень важного вопроса - быть или не быть одной весьма сложной операции. Нужно решить, стоит ли с ней связываться, и я хочу знать ваше мнение, - заявил он с намеком на полную коллегиальность.
       А решать, конечно, будешь, как всегда сам, подумал президент. Ох и хитер же наш генеральный, думал в это время Велев. Более сорока лет его знаю, а что-то не припомню, чтобы он взял на себя ответственность в случае неудачи. Для того только и собрал всех, а решение он и без нас уже принял.
       Генеральный, не особо вдаваясь в подробности, объяснил ситуацию, нажимая на то, что возможность получить по тем временам огромные деньги в случае удачи позволит выкупить пару судов, не говоря уже о престиже компании. Заключил он выступление как обычно: - Прошу высказать свое мнение.
       Первым взял слово директор водолазной компании.
       - Мои ребята обследуют судно, если нужно заварят под водой трещины и небольшие пробоины. Конечно же, помогут в заводке буксира, если понадобится. По возможности перекроют утечку топлива. Главное, чтобы судно не затонуло до нашего прибытия. Я оставляю за собой право прекратить работы в случае угрозы затопления - глубины там большие, тяжелого водолазного снаряжения для работы на них у нас нет. Как я понимаю, на спасание пойдет СЕСКАР с капитаном Велевым?
       - Нет, капитана мы возьмем с буксира ПЫДЕР, у Велева нет эстонского гражданства, ему не разрешат выход из порта в нейтральные воды капитаном согласно Кодекса Торгового Мореплавания Эстонии.
       Владельцы водолазной компании переглянулись.
       - Тогда мы воздерживаемся от решения. В зимнее время, в районе, где волна бывает свыше шести метров, у другого капитана не хватит ни умения, ни решительности оказать помощь нашему катеру в случае аварии. Мы не можем так рисковать судном компании.
       - Я беру на себя получение разрешения Велеву на выход, - решительно заявил президент.
       Генеральный поморщился, это не входило в его планы.
       - Руководителем операции остаюсь я, - продолжил он, - у меня такой же опыт работы в море, как и у Велева. Он будет моим доверенным лицом на месте и если нужно возьмет командование в свои руки. Капитан с ПЫДЕРА официальное лицо для решения вопросов с местными властями и пограничниками.
       Ловко вывернулся генеральный, подумал президент. Велева опять, как и в случае снятия с мели танкера в бухте Копли, после окончания операции задвинет на задний план. Тогда Михалыч торчал неделю на буксирах, разработал схему снятия и буксировки танкера в порт с огромными пробоинами. Всего двадцать минут у него было, а все же довел и посадил его на грунт у причала. Много шума было в прессе, около тридцати человек из числа спасательной службы Эстонии орденами наградили, а из них только двое пилотов вертолета на месте были и делом занимались. Про экипажи компании и водолазах, что спасением занимались, в газетах одной строкой обошлись, а имя Велева даже не упоминалось. Генерального, правда, не наградили, но портретов в газетах и интервью хватало.
       Так и на этот раз будет. Капитана с ПЫДЕРА в победители готовит - прикармливает подхалима с эстонским паспортом на будущее, а моряк то он мелкоплавающий и трусоватый. Как погода штормовая, его каждый раз и с собаками не сыщешь.
       Дошла очередь отвечать Велеву.
       - Много говорить не буду. Судно крупное, а наш буксир с двумя с половиной тысячью лошадок для такой буксировки слабоват, но если АЛЕКСАНДР К. передадут в мое распоряжение, думаю, на Таллиннский рейд доведем. Согласно сообщениям буксировщика судно перевернулось и держится на плаву благодаря воздуху внутри понтонов, но если в корпусе есть трещины, надолго его не хватит. Самое главное - буксировать такое большое судно можно только за буксирное устройство, в штормовую погоду и без подъемных устройств никакие рымы не приваришь, не дай Бог еще воздух выпустишь. А его буксирная серьга наверняка в воде. Смогут ли водолазы поднять её и как, это нужно решать на месте. Сколько раз предлагал установить на такие случаи на судне гидравлический кран. Если желаете, чтобы капитан ПЫДЕРА пошел, пусть идет, хотя для меня в таком деле каждый человек дорог, но командовать ему моими людьми не позволю, я капитан и моряк, ответственность за жизнь своих людей с меня никто не снимет. Кого бы я хотел взять дополнительно, сообщу позже. Вот из этого и исходите.
       Выходить полагаю поздно вечером, чтобы прибыть в район аварии к рассвету. Прошу разрешения пойти отдохнуть часа четыре. Оставляю список продуктов и необходимого дополнительно аварийного имущества. Карты и лоция района у меня есть свои, купил у военморов в дни тотальной распродажи ими имущества.
      
       Отходили , как и полагал Велев к вечеру. В кабинете капитана порта отход оформили без проблем.
       - Счастливого тебе плавания и удачи, Михалыч. Если будут проблемы с местными властями, звони мне. Я там всех знаю, нормальные мужики. Ты себя береги, погоды хорошей там не будет, до весны. Так местные говорят, а рыбаки это лучше всех знают, - капитан порта встал из-за стола налил понемногу коньяка.
       - За успех! Надеюсь, ты меня правильно понял, себя береги. Я знаю, что ты иначе не можешь, но будь осторожней. - Он указал пальцем на сердце. - Мы с тобой уже не мальчики, чтобы сломя голову в авантюры бросаться.
       - А ты считаешь, что это авантюра?
       - Думаю, да. У тебя буксир швартовщик, а не спасатель. Финны и шведы не зря отказались. Я в департаменте сегодня был, советовали тебя отговорить, но я сказал, что это бесполезно. Очень хочу, чтобы тебе все удалось.
       - Спасибо, Рейн. Ты же знаешь, что я счастливчик. Приходи встречать, - ответил Велев и не в первый раз подумал, что не зря в свое время принял предложение работать с этим человеком в новом порту.
       Пограничники проверили паспорта по судовой роли, удивились, что из восьми человек только один имеет эстонский паспорт, да и тот не эстонец.
       - Эстонцев в экипаже нет? - спросил старший из них.
       - Эстонцы плавают на паромах, - ответил Велев, - здесь мало платят.
       - У нас баров нет и щупать некого, - добавил боцман.
       - А что у вас есть? Или вам просто идти некуда? - с пренебрежительным видом съязвил молодой пограничник явно из выпускников Эстонской морской академии. Велева опередил боцман:
       - Есть то, что вы молодые не любите - навалом моря и столько же работы, только вам этого не понять. Для этого нужно лет сорок в море поработать, а вам столько и на берегу не прожить.
      
       Выписка из судового журнала: стр. 77
       16 января 1997 г.
       21.15 отошли от причала. Следуем в район острова Сааремаа для проведения спасательных работ. Экипаж девять человек, продуктов на пятнадцать суток. Топлива и воды полный запас...
      
       Когда выходили из порта, казалось, ветер немного стих и к утру волна должна была успокоиться, но как только подошли к острову Нарген, стало понятно, что с прогнозом опять ошибочка вышла. Впрочем, на судне были к этому готовы, шведский прогноз в отличие от местного ничего хорошего не обещал.
       По словам писателя-мариниста Ростислава Титова, зрелого моряка шторм не пугает, заставляет собраться, одновременно восхищает и обновляет душу. Вот и сейчас Велев испытывал это чувство обновления, не раз приходившее при океанских штормах в дальнем плавании, и настраивался на многочасовую борьбу с ветром и волною. Опыт подсказывал ему, что в этот раз она продлится долго, но это его не тревожило. Даже теперь, работая на буксире и выходя в море, он, как и на большом флоте, всегда ставил для себя задачу хорошо выполнить работу, а сколько времени она займет, это было для него безразлично.
      

    СТАРПОМ

      
       Зарываясь в волну, буксир шел, почти не теряя хода, поднимая тучи брызг уменьшавших видимость. Хорошо еще волна прямо по курсу - подумал старпом, стоя на кормовой палубе и наблюдая за тем, как боцман и матрос, стоя по колено в воде, крепят к фальшборту дополнительные буксирные концы. Подождав пока они закончат работу и пройдут в настройку, старпом поднялся в рубку. После пронизывающего холода на палубе, тепло приятно ударило в лицо. Он скинул штормовку, снял толстый свитер. Капитан встал со своего кресла у радара, сменил у руля вахтенного матроса.
       - Все, теперь концы никуда не денутся, но если ляжем лагом к волне, придется спускать их в трюм, а там боюсь, места не хватит. Может, в машинное отделение на плиты? - предложил старпом.
       - Подождем пока. Временное затишье должно быть, до бухты Тагалахт проскочим, укроемся в ней и подождем водолазов. При такой волне все равно работать не сможем, - ответил капитан. - Отнеси, Борис, мокрые шмотки старпома в сушилку, а то сейчас все стекла запотеют, а я ноги разомну.
       - Да я и сам отнесу, - возразил старпом.
       - Не о тебе забочусь, Борису балласт откатать нужно, он уже полчаса как ножками сучит, еще и палубу намочит. Заодно кофейку сварганит, он мастер по кофейку.
       - Давай, Михалыч, я тогда порулю.
       - Посиди, чиф, погрейся. Мне действительно - нужно размяться, правая нога барахлит вот уже месяц.
       - Что ж ты раньше не сказал, я бы тебе своей мази принес. По рецепту тестя готовил на жире нутрии и соке алое. Пару раз натрешь, и как рукой боль снимает.
       - Дожили, Володя, на мази перешли! Стареем, вот и хвори всякие цепляются. Когда тридцать лет тому назад на КЕЙЛА вместе работали, о болячках не говорили. Хорошее время было, молодыми мы были и из себя ничего. Велев помолчал, словно ждал ответа, а потом продолжил:
       - Я последнее время все чаще о прошлом думаю. У меня оно все же хорошим было, вспоминать приятно. Капитаном в двадцать пять стал, хорошими судами командовал, все, что задумал, сбылось. А вот сейчас так уже не получается, хотя вроде и жаловаться нечего, а радости той и удовлетворения не стало. Скучно жить, вроде как цель пропала. Детей вырастили, дом построил и деревьев немало посадил, а как подумаю, что на пенсию уходить придется, страшно становится. Как без моря, без работы?
       - Это, Михалыч, все оттого, что мы к жизни своей кораб...ской привыкли и не можем, как другие жить для себя тихо, без штормов, без качки и неожиданностей. Привыкли, что рядом такие же, как ты - не совсем нормальные, а еще и молодые. Я на своих пенсионеров соседей по дачи смотрю, они о работе не думают, вроде при деле, а для себя живут, ковыряются понемногу и не скучают. Вот ты о прошлом думаешь, а я не хочу его вспоминать. Хреновое у меня прошлое, я по глупости своей многое сам загубил, а ведь у меня хороший пример был, когда под твоим командованием плавал. Ты меня в капитаны в двадцать семь вывел, а я этого не оценил, себе в заслугу записал, пузыриться начал и обгадился.
       - Да, это ты правильно сказал - пузырился. А ведь моряк ты Володя от Бога, я таких мало встречал.
       - Спасибо, Михалыч, за хорошие слова, за все спасибо.
       В рубку поднялся матрос, ловко балансируя подносом. Запахло кофе, жареными гренками и ветчиной. Поставив поднос на ящик с сигнальными флагами, заменяющий стол, матрос стал к рулю. Капитан и старпом приступили к трапезе.
       - Хорошо ты, Борис, гренки готовишь, секрет какой-то имеешь? - спросил старпом.
       - Имею, но пока вам не скажу.
       - И не говори. Вот когда мечту свою осуществишь, заведешь свой ресторан, мы к тебе придем, а ты нам секреты фирменных блюд и расскажешь.
       - Вы скажете, - засмущался матрос. - Куда мне до ресторана, небольшое кафе с вегетарианским меню, да только не собрать мне таких денег. Скоро девчонок на учебу определять нужно, опять же без денег теперь хорошего образования не получить.
       Велеву хотелось успокоить матроса, но он не знал, как это сделать. Зато хорошо знал, что жена матроса свою старшую дочь собирается отправить учиться непременно во Францию, для этого положила все силы и деньги на обучение французского.
       Выпитое кофе не помогло, сказывалось бессонная ночь, да и дома отдохнуть не удалось. Матрос отправился делать приборку в помещениях, а Велев спустился в каюту. Старпом остался на мостике один.
       Из-за шторма экран радара был чист, рыбаки не выходили в море уже не один день, а суда отстаивались в укрытиях. Мили три правее прошел паром на Стокгольм, да ближе к финским берегам шел попутчик, судя по отметке больших размеров танкер или балкер. Старпом был опытным судоводителем почти двадцать пять лет капитанил в дальнем плавании у рыбаков и, следя за обстановкой замечал все вокруг и мог одновременно думать о другом. Для людей долгое время пребывающих в ограниченном пространстве воспоминания и процесс размышления становятся необходимостью, без него мозг потерял бы способность мыслить. Обычно в это время думаешь о семье, но его в этот раз не оставляла мысль о своем прошлом. Зря он покривил душой и сказал капитану, что его прошлое не такое уж хорошее. Всякое, конечно, бывало, и что во многом виноват он сам, это верно и кто-кто, а капитан и без него это хорошо знал. Тридцать лет назад он здорово подвел Велева. Капитан, уходя на большие суда Африканской линии, рекомендовал его на свое место, посоветовав не увлекаться спиртным, а он через месяц "сгорел" из-за какого-то пива. Правда тогда в Юрмале выпили они со стармехом на спор почти по двадцать бутылок, а вот не учли, что в электричке туалетов нет, а на вокзале все эти очень необходимые места в ремонте оказались, вот и пришлось пристроиться в парке за кустиками. Откуда этот шустрый милицейский старлей взялся? Подождал бы немного, он сам тоже не совсем трезвый был. Руку старпому так заломил, что она при плохой годе и теперь болью о себе напоминает. Тут бы любой не удержался вывернуться, от чего милиционер и свалился в канал прямо на сваи и два ребра сломал. Может быть медицинский акт и "липовый" был, а в кутузку его упрятали, дело завели. Он сразу понял, что карьера в пароходстве накрылась. Спасибо заместителю начальника по кадрам, вытащил из следственного изолятора, но заплатить милиции пришлось много, все сбережения отдали, в долги залезли.
       А до этого случая ему, московскому мальчишке везло, хотя в школе и не очень хорошо учился, но в Таллиннскую мореходку конкурс прошел. В танцевальном кружке училища красивую девушку встретил, а танцевала она как! Ну и "станцевались", двоих сыновей ему родила. До старпома быстро дошел, на хорошем судне престижной линии работал. И все коту под хвост - начальник пароходства и слышать о нем не хотел после случившегося, гнать и точка. Выручил опять же зам, оформил переводом в рыболовецкий колхоз. Там благодаря хорошей работе вновь поднялся на капитанский мостик, а потом дорос до должности капитана-наставника. Когда СССР развалился, колхозники хотели его председателем выбрать, да криминал своего председателя, бывшего боксера, подсунул. От капитана-наставника, как конкурента, сразу же избавились, жену угрозами довели, и остался он без работы и денег, которые вложил в колхоз. Новый хозяин приватизацию так провел, что весь флот распродал за бесценок. От безделья и отчаяния он тогда чуть не запил.
       Выручил Велев, пригласил его поработать на буксирах и взял к себе старпомом, терпеливо учил нелегкой работе буксировщика. Работы и моря он никогда не боялся, и зарплата была сносной, даже хорошей по нынешним временам. А на прошлое все же жаловаться напрасно, его могло и вообще не быть, если бы мир был без добрых людей.
       Закончив уборку, поднялся в рубку матрос с боцманом. Определив место судна, старпом нанес его на карту, подсчитал среднюю скорость.
       - Хорошая у нас лошадь, - резюмировал он подсчеты. - Даже на такой встречной волне везет нас со скорость девять узлов. Так мы к полудню подгребем на место. А ты, дракон, зачем притащился - выспался, или Николая решил подменить? - спросил он боцмана.
       - Хороший моряк никогда не высыпается, а настоящий мужик между сном и работой хочет поесть, выпить и женщину. Из того, что перечислил, я уже получил все, кроме выпивки и женщины, теперь неплохо и поработать. А если серьезно, чиф, пускай Николай хорошенько выспится, я ведь его перед отходом из-за стола выдернул, он день рождения сына праздновал. Супруга его сначала меня чаркой одарила, а потом чуть половником не огрела.
       - Ну, ты и садист! Мог бы вместо него Юру взять, а Николай потом бы на остров паромом добрался.
       - Нет, я мастеру так и сказал, что с Юрой на спасание не пойду, разве это матрос? Залетный баклан он вроде тех, что теперь на помойках тусуются. С приходом попрошу капитана списать этого м...ка к чертовой бабушке, - выругался боцман, как старый настоящий дракон он был любителем смачного русского языка.
       - А я поддержу тебя с удовольствием, есть у меня на примете один старый знакомый, настоящий моряк, вроде тебя.
       - А вот здесь, чиф, ошибаетесь! Я товар штучный, эксклюзивный, как теперь говорят, и таких даже у нас в скобаристане больше не отыщите.
       - Ладно, заступай, эксклюзивный. Ишь, какое слово под себя приспособил! А мне оно что-то экс-клозетное напоминает.
      

    БОЦМАН

      
       Выписка из судового журнала: стр. 78
       17 января 1997 г
       06.00 Усиление ветра до 20 м/сек. Высота волны до 2.5-3 метров. Следуем в район спасательной операции. Судно испытывает смешанную качку, полубак и палуба заливается водой. Связались по радио с АЛЕКСАНДРОМ К находящимся в районе баржи.
      
       Боцман, стоящий на руле во время переговоров старпома с буксировщиком баржи АЛЕКСАНДР К ясно понимал, что разговор не получился. На все вопросы ответы были короткими и туманными, а голос капитана буксира выражал открытое недовольство вмешательством в чужие вроде бы дела.
       - Видно, никак не опомнятся ребята после потери судна. Конечно им не позавидуешь, но за сутки с лишним можно было бы и собраться духом - заключил Велев, который заслышав радиопереговоры поднялся в рубку.
       - Они после Гданьска еще не отошли. Водка польска бардзо пьется, да хмель надолго остается, как говорили у нас на спасателе, - вступает в разговор боцман. - У военных моряков заходы в польские порты всегда в праздник превращались. Офицеры виньяк с шоколадом, ликеры да зубровку польскую покупали, а мы кое-что на спирт меняли. Спирт у них хороший, разбавишь кофейком или соком - вот тебе и виньяк, и ликер и градусов в нем сколько хочешь. Вообще-то мы в Таллине базировались, но мотались по всей Балтике - старые трофейные немецкие корабли ломались часто, а ремонтировали их понятное дело в Польше или в ГДР - они многие на тех верфях и строились.
       - А как ты, на флот попал? - спрашивает его капитан, понимая, что этот разговор боцман затеял, чтобы развеять неприятный осадок от общения с буксиром.
       - А как все на военный флот попадали. Я то ведь сам из Печор, с детства с отцом рыбачить выходил на наше Псковское море. Ну, и силушкой бог не обидел, но если честно, на флоте служить не хотел, уж больно надолго в те времена на флот брали, аж на четыре года. На комиссии всех наголо стригли и догола раздевали. Военком, увидев мое "хозяйство" сказал, что с ним мне только на флот дорога, от баб, значит, подальше. Так и загремел я в Таллиннскую "учебку" на шесть месяцев. Порядки, я вам скажу, там тогда драконовские были, а иначе и нельзя, на флоте служба не сахар, сопливые там не нужны. Я сразу усек - нужно быть лучшим, тогда может, и в какое начальство выйдешь, и не прогадал. Большим начальником, правда, не стал, но определили меня по окончанию "учебки" на спасатель НЕПТУН в боцманскую команду. Это был большой трофейный буксир-спасатель, похожий скорее на ледокол. Команда под сотню человек, да еще водолазное отделение десятка два матерых мужиков. Боцманов было несколько, настоящие "драконы" один другого солидней. С ними даже старшие офицеры на Вы разговаривали, а младшие их стороной обходили. Меня за силушку, выносливость и расторопность через год боцманом шлюпочной команды назначили.
       - В начальство, значит, все-таки скобарь выбился, - подначивает старпом.
       - Толку-то от этого. Замучил нас командир тренировками. Объявят тревогу - все остальные по местам стоят, водолазы под воду уйдут и сачкуют там потихоньку, а мы шлюпки на воду спустим и айда на веслах по всей гавани - какая первой манекенов больше соберет, что по всей акватории разбросаны. И зимой в одних тельняшках, потому как в бушлатах жарко. Ладно бы днем, а то и ночью, в любую погоду да еще по несколько раз за ночь. С тех пор пальцы у меня плохо гнуться, а мозоли на ладонях от весел как костяшки. Зато на всех соревнованиях нас нептуновских никто не обошел, на все союзные соревнования мы ездили. Я и в пароходстве в морских олимпиадах на всех бассейнах участвовал. После службы без флота уже и жизни не представлял, и попросился в пароходство. В каботаже поработал, а потом и в загранку пошел. Он немного помолчал и продолжил:
       - Может быть, я бы и не остался в Таллине, да приглянулась мне одна, ну и присох к ней. Баб-то у меня много было, но в этой было что-то особенное.
       - Подобрал, значит, под свой размер, а где же любовь - вновь съязвил моторист.
       - А что, и это тоже. Многих мужиков тетки выбирают, а я свою сам выбрал, чем и горжусь.
       - Вот тут ты, Герман, как и многие, заблуждаешься, - вступает в разговор капитан. - Это мы мужики всегда думаем, что находим женщину, а женщины не думают - они выбирают.
       - Может и так, я не в обиде. А что касается любви, то насмотрелся я за свою жизнь на влюбленных. Встречают с рейса с цветочками, расцелуют при всех, слезу пустят, а потом рога наставят и к другому. А я знаю, что в моем доме всегда порядок и меня ждут. Для крепкой семьи нужно обязательно настоящий дом иметь и немного земли. Если не дом, то хотя бы дачу. Сколько ни плавай, а к земле приходишь, а если к своей земле - радости больше. Какой же ты на земле хозяин, если своей земли не имеешь? Мой дед из-за этого с советской властью не сошелся. Она землю обещала, а потом и огород, который помещик дал, отобрала. Отец мой всегда боялся, что из-за работы на флоте я голодранцем останусь.
       - То-то я смотрю, у тебя кулацкие замашки, вон какой дом отгрохал, теплицы и огород, даже за забором кусок земли отхватил - не удержался капитан.
       - Кто бы говорил, Михалыч. У самого тоже дом в два этажа, а земли-то побольше моего будет. У нас на судне все командиры молодцы - хозяева, и капитан, и старпом, и оба механика. У всех земля есть, кто уже построился, а кто строит. Оттого и на судне порядок, потому что все нужное для хорошей жизни имеется, не то, что на некоторых, вот они к нам и бегают, когда что-то нужно. Я даю, потому что их жалко. Не все хозяевами могут быть, а они вроде как больные. Такими их советская власть сделала, которой хозяин не нужен, потому что в стране хозяев бюрократы сменили, а церковь - партия.
       - А может ты просто куркуль? - не унимался моторист.
       - Да как хочешь, называй. Главное, что я свого сына на этой земле голодранцем не оставлю. Если он в меня, то хозяином будет.
       Хорошо бы, если дети в отцов были и продолжали начатое ими, подумал капитан. А вот что-то так не получается. Сын у боцмана, судя по его работе на судах фирмы, продолжать дело отца, не собирался и искал работу полегче, чтобы особо не напрягаться. И не только у боцмана, пример отцов теперь детей не волновал и в море они не рвались. Вот и его старший, хотя и мореходку закончил, судоводителем не стал, испугался ответственности. А ведь Велев надеялся, что он тоже поднимется на капитанский мостик хозяином.
       Хозяин?! Конечно, хотелось бы, чтобы и у страны хозяин, наконец-то появился, а то раньше все пустобрехи были, а теперь одни бизнесмены и власть используют с целью наживы, чего тогда с молодых спрашивать.
       - Про хозяина ты, боцман, хорошо говорил, да только и хозяева разные бывают. Главное все же не только стать хорошим человеком, но и всегда им оставаться. Да только в наше время хорошему человеку жить трудно, а уж хозяином стать - это для многих из мира фантастики. Мир стал безжалостным, порядочности в нем все меньше и меньше места.
       Все замолчали, у каждого были на это свои причины, но со словами капитана нельзя было не согласиться - за последнее время мир изменился до неузнаваемости, в нем правили вещизм и жажда наживы
       Погода продолжала ухудшаться. После поворота у мыса Ристна волна стала тяжелей, хозяйничала на кормовой палубе, бросалась на стекла рубки, винт все чаще выходил из воды, пришлось снизить обороты. Стало понятно, что идти к аварийному судно нет смысла, и Велев принял решение стать на якорь в районе бухты Тагалахт.
      

    НАЧАЛО

       Из судового журнала: стр. 79
       18 января
       00.36 к правому борту ошвартовался водолазный катер НЕСКОСАБ 1, на борт прибыл его капитан и старшина водолазов. Начали осмотр и проверке спасательного и водолазного имущества, наметили предварительный план работ...
       08.30 в целях экономии топлива отдали указание АЛЕКСАНДРУ К уточнить место нахождение баржи и определить возможность проведения спасательных работ. Стоим в ожидании распоряжений судовладельца. Ветер зюйд вест-вест 17-19 м/сек.
       09.50 По сообщению буксира АК проведение работ невозможно из-за большой зыби и наличия вокруг баржи плавающих концов.
      
       Работать со специалистами фирмы водолазной фирмы Велеву приходилось неоднократно и нравилось. Молодые, образованные, лишенные комплексов, ее деловые руководители были компетентны, энергичны, дисциплинированы. Выкупив у ВМФ часть водолазного оборудования, они в кратчайший срок сумели наладить весьма хлопотную и очень важную работу по осмотру и ремонту подводной части судов и портовых сооружений, без которых нормальное функционирование оставшегося флота у независимой Эстонии было бы немыслимо. Ему всегда было приятно видеть этих молодых и симпатичных людей, не скрывающих удовольствия от возможности самостоятельно вести дела. Поэтому с командиром аварийной партии водолазной фирмы без проблем согласовали план действий. Запросили по радио стоящий недалеко под берегом АЛЕКСАНДР К. (до этого он постоянно заверял нас, что находится рядом с баржей), но вахтенный штурман сообщил, что капитан и старпом просили не беспокоить их до утра. Пришлось настоять, чтобы подняли старпома. После разговора "по душам" тот признался, что они стоят под берегом (по радару это и так было видно) и согласился следовать к барже.
       Из полученного вскоре его сообщения выходило, что баржа находилась от нас в расстоянии 12 миль к норд-весту в районе с глубинами свыше 80 метров. Подтвердили это и возвращающиеся с лова рыбаки, которые к ней близко не подходили, но хорошо видели, что она на плаву вверх днищем и возвышается над водой на два-три метра. Загрязнения нефтепродуктами не обнаружено.
       Вскоре они подошли к СЕСКАРУ, ответили на вопросы и, презентовав судаком и ведром салаки, направились в бухту, сообщив напоследок, что в поселке о них знают и желают успеха. В искренности пожеланий сомневаться не приходилось, и все участники спасательной операции были уверены, что в случае необходимости жители острова всегда окажут посильную помощь.
       Туман, свидетель центра циклона, рассеялся к утру, и ветер, как и положено, начал заходить к норд-весту. Временно в районе образовалась толчея, которая сбила высоту волны, и вместе с водолазным катером решили направиться к барже. АЛЕКСАНДР К. (в дальнейшем для краткости просто АК) снялся еще затемно и, не отвечая на запросы по радио, ушел, вероятно, туда же.
       - Что-то не желает АК с нами сотрудничать, - прокомментировал старпом.
       - Это оттого, что судовладельцем решение о спасании еще не принято и договор не подписан. Бывшие министерские господа, вероятно, не очень-то верят в наши возможности, а может быть, просто торгуются.
       Словно в подтверждение этих слов раздается звонок спутникового телефона.
       - Как дела, Михалыч, добрался до МУЛЬТИ ПРИМО? - интересуется генеральный.
       - Погода не позволяет, зыбь большая, думаю с утра отправить на разведку водолазный катер НЕСКОСАБ, чтобы не жечь зря топливо.
       - Правильно делаешь. Москвичи никак не решатся, торгуются, а я думаю, надеются, что АЛЕКСАНДР К. сам справится. Как думаешь, сможет?
       - Вряд ли. Его капитан бегает от баржи, как черт от ладана, да и от нас тоже. Рыбаки рассказали, что он к ней ближе мили не подходит, почему - не знаю, но вероятнее всего от шока никак не оправятся. От разговора с нами увиливает.
       - Ты долгосрочный прогноз знаешь. Циклон еще неделю гулять будет. Топливо зря не жги, заходи в бухту. Я думаю, москвичи дня через два созреют.
       - Если ветер зайдет на норд-ост, баржу понесет на берег и через день - два от нее ничего не останется.
       - Добро. Хорошо, что сказал. Когда НЕСКОСАБ вернется и что-то прояснится, позвони.
       Через пятнадцать минут катер отошел от борта и направился в направлении баржи. Глядя в бинокль на исчезающий в провалах волн катер, Велев с удовольствием отметил, что его капитан умело выбирает курс и скорость, избегая ударов волн. Сказывался большой опыт работы на катере, который ранее был лоцманским и трудился в любую погоду. Эти катера, построенные на отечественной верфи под Ленинградом, славились своей мореходностью.
       Вскоре катер скрылся из вида, а через час его капитан вызвал Велева по радио, но ничего нового к сожалению не сказал.
       Бухта Тагалахт словно в скандинавских шхерах вытянувшаяся узким заливом с юга на север у эстонских моряков в советское время пользовалась дурной славой по нескольким причинам, но главная из них та, что при штормах от ветров северных направлений она превращалась в мышеловку. Эти ветры разгоняли на больших глубинах высокую волну, которая на мелководье бухты вставала на дыбы.
       Во времена СССР здесь находилась военно-морская база новейших торпедных и ракетных катеров на воздушной подушке. За час с небольшим они могли дойти отсюда до Борнхольма и нанести ракетный удар по важнейшим базам Германии, Дании и Швеции на Балтийском море. Катера стояли на берегу и в гавани не нуждались, поскольку судам на воздушной подушке нужен только слип. Военные любят хранить все секреты и, хотя в любой газете на Западе можно было прочитать и увидеть снимки базы, вход в бухту торговым судам был запрещен. Теперь берег у слипа был пуст, а небольшая гавань потихоньку приходила в упадок. Глубина в бухте 4 метра для его буксира была недоступна.
       Первоначально экипаж собирался сойти на берег, и Велев запросил у пограничников разрешение. Единственный пограничник ответил коротко и ясно: вы пришли сюда работать, и для этого моего разрешения не нужно. Однако капитан остановил желающих:
       - Пока качает, всем спать. Завтра может быть и не до сна.
      
      

    Часть 2

    В МОРЕ ВСЯКОЕ СЛУЧАЕТСЯ

      

    Морская работа - во всяком случае, судоводительская - всегда

    полна случайностей. Даже если ты идешь по дороге

    исхоженной и перехоженной тобой, все равно теб

    подстерегают там тысячи неожиданностей".

    Р. Титов

      
       Из судового журнала: стр. 82
       19 января
       00.00 продолжаем стоять в ожидании улучшения погоды. Ветер западных направлений свыше 20 м/ сек
       04.30 Получили сообщение пограничного поста Ристна о терпящем бедствие теплоходе LOFTEN, который просит помощи из-за аварии с машиной. Экстренная съемка с якоря.
       04.40 следуем форсированным ходом к дрейфующему на отмель судну.
      
       Распоряжение капитана оказалось своевременным, уже к утру ветер свистел, как соловей-разбойник, а волна разгуливалась с каждым часом. Перевели двигатели в постоянную готовность. Издревле моряки знали о том, что в море нужно всегда быть готовым к неожиданностям. И теперь, в век спутниковой навигации, огромных монстров и роскошных лайнеров это правило остается актуальным - море шутить не любит. И то, что случилось в ту ночь, для капитана не было неожиданностью (помните, как он отправил всех отдыхать?). И виной тому не исключительность, а большой опыт и серьезное отношение ко своему, что касается безопасности мореплавания.
       Именно этого не хватит находившимся на борту в момент крушения одновременно двум капитанам парома ЭСТОНИЯ. Велев знал их обоих, и это были грамотные, окончившие ЛВИМУ интеллигентные специалисты, "хорошие парни", как сказали бы американцы. Но в судовой роли должности "хороший парень" нет, и никогда не будет. И главная вина их не в том, что они не спасли судно от гибели, а не смогли организовать спасение беззащитных пассажиров и избежать такого большого количества жертв.
       Для специалиста слова форсаж, форсированный, говорят многое. Для моряка это слово означает, что случилось что-то чрезвычайное, непредвиденное, требующее срочного вмешательства, чаще всего оказания экстренной помощи, а иногда спасения людей. Для этого работу судовых механизмов переводят из обычного режима в режим допустимых перегрузок. В первую очередь нагрузка в этом случае ложится на машинную команду, поскольку двигатель нужно нагрузить максимально допустимо, что при обычном плавании не допускается. При этом надежность ее работы снижается, а даже незначительный выход её из строя и остановка во время шторма порою грозят катастрофическими последствиями
       На судне LOFTEN сложилась именно такая ситуация - капитан аварийного судна надеялся, что его механики устранят неисправность двигателя, а за это время судно опасно сдрейфовало к берегу. Теперь от него мало что зависело, оставалось ждать, что кто-то во время придет на помощь. В данном случае ему повезло, что буксир Велева оказался не так далеко. Впрочем, "недалеко" это не означало, что помощь придет быстро, спасателю предстояло пройти при сильном шторме и большом встречном волнении полсотни миль. Буксиры, как и ледоколы, хорошие "моряки", но ужасно качаются и зарываются при встречной волне, а у буксира Велева винт находится в тяжелой насадке, которая заменяет перо руля, и когда они выходят из воды, корпус судно сильно вибрирует и стоит ужасный грохот, при котором находиться в нижних помещениях не очень приятно. Поэтому почти все за исключением механиков собрались в рубке, вглядываясь в кипящую поверхность моря, сквозь потоки воды заливающие стекла иллюминаторов.
       Скоро почти полвека, как капитан нередко видит его таким, как сегодня - холодным, разъяренным, готовым смести все на своем пути, - думал капитан, глядя на бушующее море. Когда низкие тучи на время уносились прочь и появлялась полная луна, море вдруг становилось серебряным и казалось уже не таким грозным. Вспомнилось, как когда-то еще юнгой он сказал об этом капитану.
       - Ночью все кошки серы, но не зря говорят, что сильнее кошки зверя нет, - ответил серьезно морской волк.
       Нет, все же подумал Велев тогда, серебряное море совсем не страшное. Теперь он хорошо знал, что море в гневе опасно всегда - и в темноте, и при луне, и при свете дня, но все же старые моряки, даже понимая это, чаще всего его не боятся. У мыса Ристна, ложимся на новый курс, теперь волна заходит слева по носу, судно идет быстрее, но крен достигает сорока градусов. Все садятся на палубу, вжимаясь в уже давно выбранные пространства между приборами и оборудованием. Теперь в рубке сильнее пахнет горелым машинным маслом - механик открыл двери в машину, капы закрыты и воздуха механизмам и людям не хватает. Приоткрываем дверь с подветренного борта, и чистый морской воздух наполняет легкие бодростью, прогоняет дремоту и тянет к разговору
       - А вы, мужики, знаете, наш Николай опять к рыбакам собрался. Я думаю, его половина из дома гонит за большой деньгой, - говорит боцман, обращаясь ко всем.
       - Что ж, он свою роль на данный период выполнил с честью - хату от порта получил, сыну помог десятый класс закончить, теперь с чистой совестью можно и любимым делом заняться, - отвечает боцману старпом.
       - Любимое дело, чиф, он и на берегу не оставлял, только у него это не рыбалка. Наш Коля славится на всю Маарду умением выпить и довольно много, но пьяницей его никто не назовет, - продолжает боцман, - кроме жены, конечно, так это она от гордости за настоящего мужика. Как в него столько помещается, и откуда только силы берутся в этом на вид даже изящном теле?
       Матрос молчит, он по натуре молчун, во всяком случае, на работе и когда трезв. Что о нем и знают, так это то, что он много лет ходил в море на рыболовных судах. Молчание затягивается и тогда капитан задает вопрос, зная, что матросу на него придется ответить.
       - Николай, а как вы оказались в море?
       - Я думаю по нужде, - встревает в разговор механик.
       - По нужде только в гальюн ходят или в штаны, - произносит матрос голосом, в котором нет обиды. - Я в рыбаки добровольно согласился, и ни о чем не жалею. Там было то, чего в береговой жизни нет - работа, работа и еще раз работа.
       - А что тебе здесь работы не хватает? - удивился боцман.
       - Здесь другое, - матрос оживился. - Здесь по сравнению с рыбацкой жизнью дом отдыха. Нормально поработал и отдохнул денек другой - землю потоптал, жену потискал, пузырек уговорил. Не жизнь, а малина. А там - каторга в плавучем железном ящике, где работа никогда не кончается, потому и во сне ручонками и ножками сучишь, будто невод выбираешь или в бочки рыбу затариваешь. Шесть месяцев одни мужские рожи, вроде твоей, дракон, одна простынь на весь рейс, а он четыре или шесть месяцев. Если рыба идет, ватник вместо подушки под головой - когда по авральному звонку вскакиваешь, он всегда под рукой, а бахилы неделями не снимаешь.
       - А почему в пароходство не попал при распределении? - задает вопрос старпом, - Или не визированный был?
       - Да нет. После Пярнусской мореходной школы направлен я был в ЭГМП, а в Таллин приехал, там-то все и изменилось.
       - Значит, все же за длинным рублем погнался, - не удержался боцман.
       - Да что ты, Герман, заладил одно и то же. Я к рыбакам через большое уважение попал, меня туда на руках принесли.
       В воздухе повисает большой вопрос, и никто не решается первым попросить прояснить ситуацию.
       - Так, так. Это, значит, уноси готовенького! Выходит ты натурально нажрался. Ну, и причем же здесь уважение? - возмущается боцман.
       - Опять обижаешь. Я до такого состояния никогда не набирался. Меня еще до армии перепить никто не мог. Через то военком меня по просьбе матери подальше на Север служить отправил со словами - там магазинов нет, и чукчи самогонку не варят. Не знаю, откуда он это взял, но русский человек и на Северном полюсе найдет способ самогон гнать. Ты, дракон, про такие места, как Зеленый мыс и Чокурдах что-нибудь слыхал?
       - А как же? - оживает боцман. - Вон Михалыч подтвердит, - мы в Арктику каждое лето, как на курорт ходили: якуток пощупать, с белыми медведями прогуляться, да с моржами на льдине позагорать. А там мимо твоего Чокурдаха не пройдешь.
       - Подтверждаю, - усмехнулся капитан.
       - Вот туда-то меня в погранвойска и направили, маманя думала, что там не пьют. Посмеялся над ней военком, там без спирта не обходятся, и снаружи его применяют и во внутрь принимают, потому как без него там нет жизни - семь месяцев сугробы, шесть месяцев темнота и на сотни км ни одной женщины, поэтому ты бы, дракон, там не выжил.
       - Почему? Ведь медведицы же там есть! - смеется старпом.
       - Летом еще ничего, главное в болото не залезть, зато гнус, а зимой - труба, тоска дикая и крыша ползет по-тихому. Только дослужить мне там свой срок не довелось.
       - Подфартило, выходит, или сбежал?
       - Подфартило? - матрос задумался и согласился. - Можно считать и так, раз стою здесь перед вами, да только такого фарта я никому не пожелаю.
       - Ты, Коля душу не томи, поведай нам, что там с тобою приключилось, - говорит старпом и подменяет матроса на руле.
       - Застава наша располагалась на небольшом полуострове в двух часах лету на вертушке от Чокурдаха. Командир заставы и его зам у начальства были на хорошем счету и упросили округ разрешить на Новый год вызвать жен офицеров. А женатых только трое было, они да замполит. Не знаю, уж кто там наверху разрешил, а за неделю до Нового года прилетели три жены. Командирова жена нормальная, симпатичная женщина, а зама - словно модель и бюст у нее офигенный. Комиссар сам-то сморчок, а жена молодая и из себя ничего особенного, но ужасно вертлявая и глазами стреляет почище автомата Калашникова. Вот через нее-то все и началось. Как увидели её мужики, ну, конечно, в стойку, отпуск был положен раз в два года, так что в глазах у многих потемнело. А что толку, командиры живут в отдельном отгороженном блоке с радиостанцией и арсеналом, мы теток только через колючку видим, как они в снежки играют, визжат, хохочут, а у нас от их голосов кальсоны трещат. Многие готовы на амбразуру лечь, но есть и трезвые головы, особенно у тех, кому весной дембель. Может быть, ничего бы и не случилось, да жена комиссара уговорила на Новый год вместе с ними вечер устроить - скучно ей со старым петухом. Нас всего на заставе тридцать пять, вместе с офицерами. Восемь человек с сержантом на оборудованном у моря посту, в километре от заставы в наряде по три дня стояли, да еще в пятидесяти километрах у вертолетчиков наших десять человек с тремя вездеходами для охраны на время прикомандированы были.
       Как известие получили о банкете, все начали прихорашиваться, сапоги начищать, а нам в наряд на пост, я в числе девяти оказался. Тридцатого получили паек, праздничные двести грамм, да еще заначку - трехлитровую банку спирта прихватили и - на пост. Сержант у нас за главного, хороший парень из питерских студентов-романтиков с именем Поль. Мы его Полиной звали за мягкий характер, но в обиду никому не давали.
       Несем, значит, мы службу у дальномеров, следим за морской поверхностью, которая вся в метровом льду и в торосах. Кто в такой лед полезет, только медведь да песец, а в это время года и они редко заходят. Сутки потерпели, а к вечеру старый год провожать начали. Так немного приняли, чтобы по телефону начальство не унюхало. В 22.00 в дальномеры видим, на заставе праздновать начали, выскакивают неодетыми покурить, танцуют на снегу. Наш сержант-академик и говорит: не к добру так рано веселятся. Я его успокаиваю, мол, женщины имеются, вот ребята и выпендриваются, а у самого на тоже душе неспокойно. Еще двенадцати не было, а они стрелять стали, ракет много выпустили, салют прямо, как на Красной площади. Сержант одной зеленой ответил, чтобы не волновались за нас, а еще через час пурга поднялась, застава в белой вате исчезла. Мы прожектора опробовали, нам звонок от командира. Веселый он такой и добрый. Можете, говорит, во второй режим переходить, это когда один у дальномера, остальные отдыхают.
       Нам это как по заказу, и мы полбанки опустошили, а под хорошую выпивку и весь трехдневный паек умяли. Остальные полбанки решили до утра оставить. Сон на заставе - особая забота командира, поэтому выспаться мы всегда время имели, но в ту ночь нас будто кто-то заколдовал, спали мы, как убитые. Где-то к полудню сержант поднял меня, и говорит - схожу на заставу, посмотрю, вроде там утром стреляли. Ты, говорит, заметил, какие у комиссаровой жены глаза? Бля...е, говорю, а он мне - нет, у нее глаза ведьмы! А я ему с похмелья отвечаю:
       - А я что сказал, какая разница? Может быть, я схожу, мне на лыжах сподручнее, мы деревенские по такому снегу в школу за два километра бегали.
       А он как отрезал: сам пойду, а ты у телефона посиди, что-то связи нет никакой.
       Сижу я у телефона час, другой уже и третий пошел, в трубке глухо как в танке.
       Вдруг я вспомнил, что он автомат не взял, он вообще-то ему и не положен, как старший он с пистолетом в наряды ходил. Поднял я ребят, говорю, что-то случилось, сержант не возвращается и телефон молчит. Побазарили, оставили двоих, и пошли с полным снаряжением. И половины пути не прошли, как запах дыма учуяли, а ближе подошли, увидали, что наш топливный склад и АЗС горят, а у продсклада двери нараспашку. В клубе стекла выбиты, а в офицерской казарме на окнах даже рам не осталось, одного угла нет. От ворот следы вездехода и транспортера, сколько видно, в тундру тянутся.
       Короче насчитали мы там пять трупов, все они были в парадной форме без полушубков и без оружия. Зам командира, комиссар, доктор и повар были мертвы. Командира, его завалило обрушившейся крышей, сильно контуженного потом нашли. Рядом с ним лежал наш шифровальщик, пуля или осколок снесли ему пол головы.
       Кинулись в казарму, а из нее по нам из автоматов, хорошо сначала поверх голов. Когда договорились и ближе подошли, увидели пулевые отверстия и разбитые стекла. Спрашиваем, что случилось, а они твердят, не знаем, нас бронетранспортер обстрелял и в тундру рванул. Видно было, что ребята после танцев и встречи Нового года крепко спали и с трудом понимают происходящее. Стали смотреть, кого не хватает, определили сразу - старшины Качко и еще двух его дружков из отряда "охотников", был у нас такой, в него разведчики входили и иногда охотились, поставляя свежую оленину.
       Качко ушлый тип был, у него и золотишко водилось, и камушки. Он с заведующим столовой темными делишками занимался - пушнину на водку у якутов выменивал, а потом ее сбывал. Командир все знал, но старшину наверху в обиду не давали. Нас он особенно не трогал, но мы его побаивались. Вокруг тундра, а он в ней хозяин. Двое других его закадычные дружки, оба наши снайперы, они и в наряды не ходили, у них своя программа подготовки была. А вот четвертый, выходило, наш старший радист и женщины, мы их, сколько ни искали, не нашли. А нашего сержанта, Полину, нашли потом в двух километрах от заставы, раздетого, наверное, для того, чтобы песцы его быстрее съели.
       В гараже выведенные из строя обгорелые вездеходы. Бочки на АЗС прострелены, бензина нет, электростанцию видно гранатами рвали. Надо как-то связаться хотя бы с соседней заставой, или с вертолетчиками. Попробовали переносной рацией, а не вышло. На наше счастье вертолетчики решили поздравить нас с Новым годом и прилетели к нам под вечер, а утром десант из десятка вертолетов высадился.
       Погоню сразу не организовали, побаивались снайперов, да и пушка у них, и пулемет крупнокалиберный. Нас конечно под арест, каждого раз по пять поодиночке допрашивали, объяснительные столько же раз писать заставляли. Командир наш от контузии отошел, только умом тронулся. Потом всех оставшихся в Якутск привезли, а до этого, чтобы мы чего лишнего не сболтнули, заставили говорить, что командиры с женами пьянку устроили и для нас всех якобы бочку спирта выкатили, как господа в старину. Кто-то, может, и сказал так, а я врать не стал.
       Вскоре меня и других демобилизовали, а когда домой летел, следователь, который меня допрашивал, рядом в самолете оказался. Из-за непогоды застряли мы в Омске, в ресторане аэропорта он и рассказал мне, что дальше было. Беглецов догнали, но они удачно отстреливались. Тогда решили ждать, пока они все топливо сожгут, но те хорошо запаслись, прицеп у них был с бочками. Потом пришел приказ уничтожить их ракетами, да женщины вроде щита оказались. Но от постоянной погони спать им приходилось мало, и однажды они спрятались в ущелье. Там от них радист сбежал и сообщил десантникам. Взяли убийц спящими, вот только Качко успел застрелиться, да жена зама умерла от сердечного приступа. Они женщин все время спаивали, не давали прийти в нормальное состояние.
       Матрос помолчал, затем, обращаясь к боцману, сказал:
       - После такого в лохмотья не напьешься, как вспомнишь, что по пьяни натворить можно, сразу трезвеешь. А у рыбаков пьют, но на малых судах женщин нет, и, как бы мужики там не напивались, до убийства дело не доходило, разве что у кого крыша поедет, да и то тихо, без крови.
       - Признайся, Коля, что ты нам страшилку рассказал из какой-то желтой книжки, - спросил механик.
       - Не скажите. Я эту историю слышал от начальника погранзаставы в Певеке, - подал голос капитан, - только в более романтичном изложении: командир де был импотентом, а его жена влюбилась в разведчика и подговорила двух подруг на прогулку с ними в тундру, так что все сходится.
       - За рассказ спасибо, - обратился он к матросу, - но ты так и не поведал, как попал в рыбаки.
       - Когда в Таллин ехал, двое мужиков угостили. Разговорились, с приездом добавили в забегаловке, поспорили, кто кого перепьет. Много выпили, мужики оказались рыбаками, один старпом, второй боцман. Я им очень понравился, потащили они с собой на судно. Пропуска на меня не было, тогда они взяли меня за руки и за ноги и пронесли в порт за бутылку, как вырубившегося, а на утро показали капитану, а тот был тоже не дурак выпить, и ему я понравился. Вот я и говорю, что меня в рыбаки принесли.
       За время рассказа матроса легли курсом на аварийное судно, которое отчетливо было видно по радару, связались с ним по УКВ. Оно было уже за десятиметровой изобатой, получалось, что успели вовремя. Начало светать, было хорошо видно, что судно изрядно качает, высокая надстройка, словно большой голубой метроном, отсчитывает период волны, то один, то другой борт судна уходят в воду. С подачей буксира придется попотеть. Словно поняв капитана, все кроме рулевого и старпома, сошли вниз.
      
       Из судового журнала:
       08.25 получили подтверждение судовладельца на буксировку судна в Таллин...
       09.18 подошли к терпящему бедствие судну.
       09.22 подали буксир.
       09.30 вышли на буксир, дали ход 8 узлов начали буксировку. Ветер 18 м/сек, высота волны свыше трех метров...
      
       Перечитывая впоследствии эти строки в судовом журнале записанные старпомом, Велев не удивлялся, как скупо и просто излагают моряки события всего десяти минут, которые для них на мостике кажутся невероятно долгими. Чего стоит подойти к аварийному судну на расстояние нескольких метров от борта, которое лежит лагом к волне и кренится градусов на двадцать с борта на борт, знают только моряки. Подать конец на судно с заливаемой палубы буксира, не намотав на винт, и обтянуть его без рывков, когда буксир тоже качается с борта на борт за восемь секунд и кренится при этом до тридцати градусов, это выше, чем мастерство - это искусство. И только после, когда передаешь управление судно помощнику, обнаруживаешь, что ты мокрый как мышь, а сердце твое скачет, словно кенгуру.
       И все же именно поэтому Велев вернулся на флот, отсидев на берегу по приговору врачей, целых пять лет. Слишком скучной и бесцельной казалась жизнь без адреналина, без риска, и захватывающей борьбы человека со стихией.
       Сейчас, сидя не мостике с кружкой кофе в капитанском кресле он видел восхищенные и довольные лица своих подчиненных, причастных к проделанному и одержавших, как и он, очередную пусть небольшую победу, из которых состоит жизнь на море. Через некоторое время эмоции стихнут, и это чувство пройдет, но они опять будут ждать новых приключений, так уж устроен человек, связавший свою судьбу с морем.
       А шторм словно взбесился оттого, что очередная его добыча выскользнула из рук. Вскоре уже пятиметровые волны стремились вскарабкаться на кормовую палубу, добраться до мостика, раскачивая корму, словно желая оборвать буксир. Теперь многое зависело от рулевых, но у него были очень опытные матросы, которые чувствовали судно не хуже его.
      
       Из судового журнала: стр.84
       20 января
       01.10 Легли на Таллиннские створы начинаем уменьшать ход...
       01.35 отдали буксир, передали аварийное судно буксирам ЭРИДАН и ЛЕЙГЕР. Претензий со стороны капитана аварийного судна нет...
       02.00 ошвартовались правым бортом у причала N3 для пополнения запасов пресной воды и продуктов.
      

    ГЕНЕРАЛЬНЫЙ

      
       Не смотря на мороз, сильный ветер и наледь на причале встречает генеральный. Из багажника своей автомашины достает хлеб, продукты и поднимается по трапу. Подъезжает машина с бочками смазочного масла для АК.
       Поднимаемся в рубку, каюта капитана на буксире мала и для встречи гостей неудобна.
       - Быстро ты его привел - говорит босс, деловито оглядывая карту на столе.
       - Покажи где она. Показываю местоположение баржи на карте.
       - Жалею, что не дал тебе фотоаппарат. Куда дрейфует, к берегу? - продолжает он, - и сколько дней продержится?
       - Сейчас сказать трудно, если ветер зайдет на север, то дня два-три ей до тридцати метровых глубин, если западный или южный может быть чуть больше. Точнее смогу сказать после водолазного осмотра.
       - А как водолазы? Что действительно нет возможности работать? - он смотрит на Велева внимательно, словно надеется увидеть в глазах ответ.
       - Да они рвутся, только на таком волнении это безрассудство. Ну, нырнут, глянут, а что увидят? Вода штормами взбаламучена, а нужно обязательно посмотреть состояние кранов. Это считай более двадцати метров в глубину. У них же только акваланги и легководолазное снабжение.
       - Так что же думаешь делать?
       - Главное взять на буксир, лучше всего за ее штатное устройство. Тогда двумя буксирами можно развернуть ее так, чтобы уменьшить бортовую качку. Но для этого нужно всего несколько часов погоды с ветром хотя бы 10-12 метров в секунду. Есть чувство, что пробоины у нее если и есть то немного. Вот смотри схему: понтон у нее разделен на большое количество отсеков. Судя по ее положению сейчас пробоины у понтонов правого борта, через который она переворачивалась. Груз навалился на ограждение этого борта и мог оторвать крепления с повреждением палубы только там. Если краны на месте, то центральные понтоны не повреждены, значит, плавучести у нее еще навалом. Тогда остается закрыть вентиляционные гуськи, заварить трещины в надводной части, чтобы воздух держать, и - вперед. Так что готовь место на рейде с глубиной метров двадцать пять, когда доведем, посадим ее на краны. И пусть стоит, пока не надумаем переворачивать.
       - Что ж, надеюсь на тебя. АЛЕКСАНДР К в твоем распоряжении, на это судовладельцы согласились. Если что звони, жду.
      
       Из судового журнала: стр.84
       20 января
       03.20 закончили прием воды и провизии, погрузили на палубу 6 двухсотлитровых бочек смазочного масла для буксира АК.
       03.25 прошли ворота порта следуем в бухту Тагалахт для продолжения спасательных работ.
      

    ВТОРОЙ МЕХАНИК

       Так получилось, что за последние три дня Велеву так и не удалось толком поговорить с механиками. При обычной работе в порту все они несли вахту и на мостике, поскольку согласно штатному расписанию совмещенщики способны управлять и судном, и машиной. Но с учетом того, что руководство командировало в рейс еще одного капитана, Велев дал возможность механикам спокойно заниматься делами в машине. В штормовую погоду при наличии на судне только двух мотористов работы с механизмами хватает. Во время стоянки в Таллине стармех убедительно попросил отпустить его для неотложных домашних дел, и обязанности теперь исполнял второй механик.
       На этого парня Велев обратил внимание еще во время стажировки в должности начальника портофлота в порту Таллин. Всегда аккуратный, приветливый и очень работящий он сразу же бросился в глаза там, где большинство были сами по себе, и работали, по его выражению, как пленные немцы. Поэтому он, не раздумывая, взял его к себе в Мууга первым и настоял на назначении вторым механиком на вновь построенный в Югославии буксир. Надежды механик оправдал с лихвой и, работая с опытным стармехом из пароходства, быстро постигал его науку. Велев считал механика не только одаренным человеком, но еще и везунчиком судьбы. Он одинаково управлялся с механизмами, ладил с автоматикой и судовой электроникой, неплохо управлял судном, получая при этом удовольствие (для многих его коллег это была хотя и обязательная, но нелюбимая часть обязанностей), очень любил все новое и еще отлично владел сложными компьютерными программами. С его легкой руки на судне вскоре все командиры без компьютера обойтись не могли, что значительно облегчало учет, расчеты и бюрократическую часть работы. Невозмутимый, обладая добрым, характером, он быстро завоевал уважение и любовь всего плавсостава компании, а с боцманом они стали большими друзьями, что немедленно сказалось на внешнем и внутреннем виде судна, включая машинное отделение.
       Вот и сейчас, когда боцман в очередной раз стоял на руле, давая отдохнуть матросам, а механик поднялся на мостик, дракон не удержался от шутливого замечания:
       - Когда по рубке распространяется тонкий аромат солярки и сгоревшего машинного масла, это означает, что к нам пожаловал сам властелин табуна в две с половиной тысячи лошадей.
       - Что бы вы без них делали, повелитель швабры, кометы (метла, мор.) и пожарных шлангов, - ответил ему механик.
       - Раз уж вы посетили нас своим присутствием, то поясните, почему ваш табун тянет только на шесть с половиной узлов, - не растерялся боцман.
       - Раз ямщик выбрал такую ухабистую дорогу, лошади так и тянут, чтобы не растряси ее хилых пассажиров.
       - Что, верно, то верно - дорога хуже не бывает, зимний норд-вест разбушевался. Ну а как там, в подвале? - не унимается дракон.
       - Да там, вроде, и не качает, тепло, светло, а поболтать не с кем. В машине болтуны не уживаются, это не то, что на палубе, где работа скучная, и без травли не обойтись.
       Боцман на момент замолчал, обдумывая ответ.
       - Тогда и порадуйте нас чем нибудь, Виктор, а то Герман сегодня не разговорчив, даже тоскливо стало от его молчания, - говорит капитан
       - Что-то не верится, может, заболел? - засомневался механик. - Я "травить", как некоторые, не умею.
       - Вот это верно, - оживился боцман, - для этого в голове нужно что-то еще иметь кроме подшипников. Морская травля - дело тонкое, интеллигентное, кувалда здесь не поможет.
       - Понятно, что комета сподручнее, только после тебя, дракон, все "интеллигентное" переводить приходится с народно-матерного.
       - Само собой понятно, - без обиды произносит боцман. - Без народной мудрости моряку нельзя, до русского человека с нею быстрей доходит.
       - Хватит вам попусту языки чесать, - предлагает капитан. - Расскажи-ка лучше Виктор, как ты дошел до такой жизни, и как тебя в край угро-финских народностей занесло.
       Виктор немного раздумывает, жмет плечами, садится прямо на пол, прижимаясь спиной к иллюминатору, чтобы противостоять качке и негромко начинает.
       - По глупости, да и в школе учился не очень. Мне с детства железки нравились, механизмы всякие, а из школьных предметов только физика да математика. Жили мы после войны в Белоруссии, недалеко от Бреста городишка такой есть, Кобрин называется. Батя дом свой из халупы перестроил, хотя строитель был не ахти, так что и на мою долю работы досталось, поэтому научился плотничать, и прочим строительным премудростям. А еще нужно было и небольшое хозяйство содержать. Я поэтому в школе даже в хорошисты не лез. К восьмому классу стало понятно, что Эйнштейна и Ландау из меня не получатся, а тут еще сосед моряк, травила, как наш боцман, своими рассказами мозги запудрил. Вот и стал я искать, где можно такую специальность приобрести, чтобы и море было и механики хватало. Ну, сказал родителям, что учиться в школе мне уже вроде как нечего, получил подзатыльника, но на своем настоял. Мать первая сдалась, вспомнила, что вроде какой-то родственник у нас в Астрахани есть. Посмотрели в справочник - есть там мореходка, да еще такая, что сразу на штурмана и механика учит. Ну, думаю, убью сразу два зайца и убил с отличием. По распределению попал в благословенный город Таллин, вернее в его портофлот.
       Работа мне сразу понравилась, хотя и суда были, прямо скажем, ветхие, но зато в работу мою никто не вмешивался, наоборот стармехи долей своих обязанностей охотно делились. Там-то и усек меня наш мастер, он тогда приглядывался к работе начальника портофлота. Предложил мне пойти в Новоталлинский, который еще только строился, там даже и причалов не было. Задумался я, про капитана слухи ходили всякие ну, что строг очень, выпить не дает, даже его кличкой "Тигра" пугали. Но я тогда жениться собирался, а в Новоталлинском были хорошие шансы получить квартиру. Ну, и пошел я на первый же новый буксир из Югославии. Квартиру и вправду получил, как жену из своей же школы привез, а уж что с работой повезло и говорить нечего. Только на мою голову, вы уж, капитан, не обижайтесь, поменял работу наш начальника портофлота на капитана, как раз на нашем судне. Вот с тех пор и мучаюсь - не дает он мне покоя, заставляет в Эстонской морской академии учиться.
       Он замолк, и было видно, что смотрит на Велева, в ожидании реакции на его слова.
       - А что, - вместо капитана отвечает боцман, - я бы на твоем месте не возражал, котелок у тебя что надо.
       - Спасибо, Герман. Только меня сомнения берут. Смотрел я программу этой морской академии - одно название, в нашей средней мореходке и преподаватели и техническая база посильней были, ничего нового, кроме эстонского языка я не увидел, а ЛВИМУ в Питере я с двумя детьми не потяну. Не зря говорят - учиться заочно теперь сосем не трудно, но уж больно дорого Зарплаты не хватит, что-что, а деньги считать я научился. Да ведь и не интересно мне уже, с компьютером новый мир открылся, гуляй, не хочу.
       - Где ж там будет интересно, если такой дом с центральным отоплением строит - три этажа, гараж с мастерскими и при этом справляется один со своей семейной бригадой - пояснил капитан.
       - Это верно. У него жена "пашет" не меньше чем он и сын дошкольник кирпичи таскает. Ничего не скажешь, они молодцы, - добавляет боцман.
       - Потому-то, - поясняет механик капитану, - и не до учебы. Это моему подчиненному Кириллу на пользу, он в дальнее плавание уходить собирается, мир посмотреть, а я уже по колено на брегу в мох врос. Мне другое интересно. Я вот еще не закончил строить дом, а уже о новом думаю. Пока этот строил, опыта набрался, теперь буду делать многое иначе - дети как грибы растут, хочу, чтобы у каждого отдельный блок был, а не комната. Тогда пока вырастут, и хозяйствовать самостоятельно научатся.
       - Так ты, Виктор, целую деревню построишь, а сам в ней помещиком станешь, - предположил боцман.
       - А что, стал же его бывший компаньон мэром Марду, и очень неплохим. Тоже был такой же неугомонный, как наш Виктор. Только он в отличие от нашего механика два высших образования имеет, - поясняет капитан
       - Нет, я командовать и руководить не хочу, помочь кому-то, научить - это, пожалуйста. Командир должен о других думать и ответственность на себя брать. Хлопотное это дело и неблагодарное. Ты, дракон, сам то, чуть кто не нравится сразу - гнать его к черту, что с ним возиться!
       - Ты что меня с собой ровняешь? Я на своем веку закувыркался всяких му...ков учить! И белых учил и черных, сколько из маменькиных сынков людей сделал? - взорвался боцман. - И не командовал, а учил и в узде держал, что касается работы. Какой из меня командир - семь классов школы и учебка. Вся моя наука - гальюны драить, да чистоту наводить.
       - Умерь пыл, Герман, шлангом-то не прикидывайся. Сколько хороших матросов да боцманов вырастил, и штурманам и механикам от тебя доставалось. Многим на пользу пошло, - капитан похлопал его по плечу. - А сколько бывших маминых сынков в капитаны вышло, благодаря твоей науке.
       - А он не только сынков, а и девочек по портам немало настрогал, словно папа Карла, - вставил подошедший старпом.
       - А я добрый, мне баб всегда жалко, когда в глазах у них желание вижу. Что делать если хороших мужиков везде не хватает.
       - А кто говорит, что это плохо, - остановил его капитан. - Но женщинах в другой раз поговорим. Пусть нам Виктор лучше скажет, как его табун такую погоду переносит?
       - Лошади, они везде лошади - если в узде держать и хорошо кормить и им погода ни почем. Женщина любит ласку, а машина смазку, сами же говорили. Я, товарищ капитан, на досуге прикинул - неважная перспектива у нас получается. Механик подошел к штурманскому столу и включил компьютер.
       - Вот смотрите, если баржа более десяти тысяч тонн водоизмещения, да еще перевернута, сопротивление воды возрастет минимум раза в три. С нашей мощностью мы сможем буксировать ее со скоростью менее одного узла, это без влияния волнения. Значит, идти нам до Таллина с нею недели две, да столько же водолазам работать плюс непогода, значит еще столько же. Вот если бы ее перевернуть...
       - А как? - спросил капитан.
       - Когда я на практике на Каспии был, там опрокинулся БАЛТИЙСКИЙ. Его понтонами переворачивали, завели их ему под один борт и накачали воздухом. За два дня управились.
       - Во первых БАЛТИЙСКИЙ меньше баржи, а большие понтоны на Балтике были только в АСПТР у военных, и чтобы надуть их преодолев вес судна компрессоры очень мощные нужны. Во вторых, Виктор, мы еще не знаем что у нее под водой, ведь у баржи три мощных крана на палубе, высотой около двадцати метров. Тянется по грунту за ним обрывок буксирного троса, как говорит капитан АЛЕКСАНДРА К около трехсот метров. Они скорость буксировки уменьшат больше, чем на половину. А если еще и грейфера кранов на грунт легли, то нам ее и с места не сдвинуть.
       - Так что, значит безнадюга? - резюмировал боцман. - Так кого черта мы туда прёмся, Михалыч?
       - Какого черта и сам не знаю. Если я вам скажу, что для меня это дело чести, вернее хочется самому себе доказать, что чего-то стою, то же было бы неверно, хотя и это есть. У нас хороший компаньон - НЕСКОСАБ. Разве нет?
       - Водолазы там что надо! Я многих из них знаю, они себя еще в Анголе показали, - оживился боцман. - И командир у них толковый - добавил механик.
       - Вот видите, - продолжил капитан, - значит, безнадюга отпадает. К тому же есть еще и мощный АЛЕКСАНДР К., который, правда, пока не горит желанием работать, но я его заставлю. Нужно будет, сам к нему на мостик поднимусь. Судовладелец терять баржу не захочет. Так что пока единственное, чего нам не хватает - погоды и информации, что у баржи под водой. А погода мужики на пару недель дрянь. Так что готовьтесь шевелить мозгами в усиленном режиме и давайте договоримся, если в ходе работ появляется какое-то предложение - ко мне, но только без базара. Придем на место обязательно всё еще раз перетолкуем. А тебе, Виктор, спасибо. Будешь у нас вычислительным центром.
       - Выходит он - наша мысль, - вздохнув, произнес боцман, - а как говорил Лева Задов в романе Хождение по мукам - " а мысль убивать нельзя". Жалко!
      

    MULTI PRIMO и ALEXANDR K.

      
       Из судового журнала: стр. 85
       20 января
       16.40 широта 58.09,5 сев. Долгота 21.50,8 вост. Подошли к барже, совершили обход и наружный осмотр.
       17.25 из-за сильного волнения и наступления темноты следуем на якорную стоянку.
      
       Извини меня, уважаемый читатель, немного отвлеку тебя от основной темы рассуждениями об авариях на море. Я, честно говоря, никогда задавался целью узнать, какие чувства испытывает береговой человек, наблюдая морскую аварию и крушение со стороны или на экране телевизора, но твердо уверен в том, что совершенно не те, которые испытываем мы, люди морской профессии. Объяснять это, я думаю, не нужно, поскольку они, глядя с берега при этом не испытывают реального ощущения опасности.
       А вот гамма чувств моряка не передаваема, поскольку включает не только страх, отчаяние, безнадежность, но и воздействие на организм стихии, начиная от грохота волн, низвергающегося водопада воды, холода и ветра и гнетущее действие низких частот океана. Последнее часто являлось причиной особого психического состояния моряков до и во время шторма, пока ученые не открыли, что возникающие в океане магнитные колебания низкой частоты от волн, подобны разработанному специально для военных излучению психотропного оружия. Некоторые исследователи считают, что тайна покинутых в море судов "Летучих голландцев" результат такого воздействия, когда обезумевшие моряки бросались за борт. При этом моряк видит разрушение и агонию судна, а это его единственное в море укрытие, защита и последняя надежда на возвращение к земле. Говоря современным языком, отличие от берегового человека в том, что он видит и слышит виртуальное, пусть даже воспроизведенное с максимальной достоверностью, изображение трагедии, а не натуральную и осязаемую всеми органами чувств катастрофу.
       Суда и корабли, созданы человеком и умирают, как и люди в мучениях и цепляясь за жизнь. Поэтому видеть и слышать, как ломается корпус судна, врывается в него разъяренная вода, ломает, словно ребра переборки, невозможно без ужаса и чувства приближения конца всему. Как и человек, уходя из жизни, оно издает прощальный вздох, выпуская последний запас воздуха, и уходит в пучину, обнажая невидимые в обычном состоянии части корпуса.
       Велеву в своей жизни приходилось неоднократно видеть в море полузатопленные суда, но сейчас он в первые смотрел на опрокинувшееся судно. На него МУЛЬТИ ПРИМО произвела гнетущее впечатление. Большое, длиной более футбольного поля и шириной почти тридцать метров судно возвышалось на три с лишним метра из воды, колыхалось на волнах, словно туша огромного раненного ярко красного цвета кашалота. Временами, показывающиеся в промежутках между волнами носовые клюза, смотрели, словно его глаза, ожидающие помощи. Молча обошли вокруг него несколько раз, пока не обрели способность говорить. Собраться с мыслями было трудно, и начинать какую-либо работу в наступающей темноте было бессмысленно
       Сейчас, стоя на якоре, он отправил всех отдыхать и сидел в рубке, обдумывая план действий. Еще многое оставалось неясным, но теперь он знал, что сделает все для того, чтобы хоть как-то помочь судну. Часа через два он набросал предварительный план работ. Выходило, что пока роль его экипажа была незначительной, ему лично предстояло проявить немало сил и настойчивости к четкой организации работ. В команде водолазного катера он не сомневался, а вот буксир АЛЕКСАНДР К. по-прежнему уклонялся от встречи с ним и даже на радиосвязь его капитан так и не вышел. Что-то подсказывало ему, что давить на коллегу бесполезно, лучше показать ему, что и без него обойдутся. В тоже время без документов на баржу не обойтись, а они находились на АК, да и подробности происшествия знать весьма желательно. Чтобы наблюдать за дрейфом баржи, Велев в бухту не зашел, а стал на якоре так, чтобы видеть ее по РЛС. Здесь конечно здорово качало, но буксировщики к этому народ привыкший. К утру рядом отдал якорь и вышедший из порта водолазный катер. На связь вышел его капитан.
       - Как сходили? Поймали аварийное судно? Довели до Таллина?
       - Куда оно денется, довели и передали своим коллегам.
       - Быстро вы управились. Я тут без вас пытался подойти к барже, но зыбь удержаться не дает, корпус ее как яйцо - зацепиться не за что, все кнехты и рымы под водой. И концов вокруг его навалом.
       - Вот рассветет, мы часа за два с концами управимся, оставим только пару с кормы, на всякий случай, те, что хорошо закреплены. У меня есть одно предложение, - предложил Велев. - Один кормовой конец, что надежней, мы заведем вдоль всего корпуса к носу и закрепим за цепь буксирной серьги. Вот и будет за что твоему катеру цепляться.
       - Это было бы люкс. Вот если бы вы смогли баржу лагом к ветру развернуть, тогда бы мы смогли нырнуть с аквалангами и на волнении.
       - Тебе это лучше знать, развернуть недолго, только пусть твои ребята будут осторожней - попросил Велев.
       - Да и я такого же мнения. Мужики мои взбунтовались сначала, но потом согласились.
       - Вот и хорошо за час до рассвета снимаемся. Кстати, хочу спросить тебя, АК на связь с тобою выходил?
       - Нет, партизанит. Днем уходит в море, а по ночам под берегом в отдалении на якоре отдыхает.
       - Вот те на! А на хрена тогда он нужен, - специально усилил Велев эмоции зная, что АК прослушивает эфир. - Он же должен в ночное время следить, чтобы кто-нибудь не налетел на неосвещенную баржу.
       - Надеется, что она в стороне от путей интенсивного движения. Мои водолазы тут треногу трехметровую соорудили с проблесковым маячком, слабеньким, правда. Если высадимся, установим где-нибудь посредине. Да, чуть не забыл. Ваш генеральный просил непременно позвонить.
       - Мне пока сказать ему нечего, а если у него что-то серьезное, перезвонит, - ответил Велев. Ему не хотелось выслушивать советы, которые так любят давать те, кто сами ни за что не отвечают. Он посмотрел на часы и понял, что ложится отдыхать уже поздно, через час нужно сниматься с якоря.
       - Товарищ капитан, Вам завтрак на мостик принести или спуститесь? - спросил стоящий внизу трапа на главную палубу матрос.
       - Если старпом встал, подожду, когда он подойдет, и спущусь. Ему хотелось увидеть перед работой своих ребят и убедиться в их готовности. То, что им сегодня предстояло выполнить, было делом не совсем обычным и об этом их нужно было предупредить лично. Спокойно позавтракать не удалось - позвонил генеральный.
       - Чем занимаетесь, - спросил он недовольным голосом. - Я звонил дважды, но никто не отвечает.
       - Вероятно, были заняты на палубе, а двери в рубку открытыми не оставишь, погода хуже некуда.
       - Что нового? - уже спокойней спросил босс. Много говорить Велев не хотел, ненужные звонки сбивали с мысли
       - Хорошего сказать ничего не могу. Дело серьезней, чем ожидали. Баржа большая, опрокинута, крепить буксир пока не за что, да и ее буксировщик бегает от нас, как черт от ладана. Погода, сам знаешь, дрянь - зыбь не менее трех метров, водолазы не только работать, а и подойти не могут, да пока это и ни к чему. Думаю сегодня зачистить все, что плавает вокруг баржи, завести на корму конец и поставить ее лагом к волне, если, с подветренней стороны зыбь будет меньше, в чем я очень сомневаюсь, водолазы попробуют нырнуть. Что нового у вас?
       - Москвичи пока молчат, но срок подачи морского протеста истек, а без него не получат страховки. Отказываться от судна они не намерены, но не верят в наш успех, а больше за спасание никто не берется. До окончания штормов, кровь из носа, ты должен начать буксировку, а как стихнет, может быть, и другие охотники найдутся.
       - Долгосрочный прогноз еще хуже, - успокоил Велев. - Другие желающие вряд ли найдутся. Как я и говорил, через три дня она будет на глубинах менее тридцати метров и вряд ли останется на плаву. Но чтобы избежать этого, мне нужен АЛЕКСАНДР К. с его мощностью, буксирной лебедкой и кормовым шпилем. Делай что хочешь, а до вечера он должен поступить в мое распоряжение. Раньше наступления темноты не звони, все будут заняты. Я сам звякну, как освобожусь.
      
       Из судового журнала, страница 86:
       21 января
       09.25 подошли к аварийному судну, начали зачистку акватории от плавающих конов.
       11.35 нарастили кормовой конец баржи, начали разворот ее лагом к волне с целью проверить волнение с подветренного борта.
       12.10 по сообщению АК баржа качается с креном до десяти градусов, волнение с подветренной стороны 2-3 метра. Работа водолазов невозможна.
      
       Проведенные обследования окончательно убедили в том, что, несмотря на погоду, следует поторапливаться. Дрейф у баржи хотя и небольшой, но всего суток через двое баржа упрется кранами в грунт, и всем весом на волне, будет расшатывать крепление их к корпусу, что непременно вызовет её разрушение. Предотвратить это возможно, только взяв баржу на буксир, чтобы оставить ее на больших глубинах, до начала буксировки, предварительно закрыв все отверстия оказавшиеся под водой и заделав возможные пробоины и трещины. Крепить буксир, по всей видимости, придется за штатное крепление и буксирную серьгу, которые находятся под водой, а поднять их на поверхность без шпиля и буксирной лебедки АК. невозможно. Вот поэтому он вызывал его в бухту, что бы ознакомиться с его капитаном, техническими возможностями и получить судовые чертежи баржи. Без схем и чертежей посылать под воду водолазов было бы опасной авантюрой.
       На этот раз капитан АК не упрямился и вот на водолазном катере Велев со своим боцманом подходит к кормовой палубе буксира. Длиной метров пятьдесят с высокой надстройкой он кажется с палубы катера весьма солидным судном. Опытному глазу буксировщика хорошо заметны на черном со следами ржавчины корпусе многочисленные вмятины от работ с буксируемыми объектами, частично смятый фальшборт, вырванные рымы, разорванные резиновые кранцы. Все это говорит о его долгой и жесткой эксплуатации в штормовых условиях без ремонта. На палубе их встречает старпом и чернявый, суетливый боцман с лицом явно запойного человека. Старпом сдержано приветствует и извиняется за то, что капитан не может принять - ему нездоровится уже неделю.
       Минут через десять Велев увидел все, что ему было нужно: кормовой шпиль, часть стального буксирного конца в калышках и старую надпись на немецком предупреждающую, что на барабане буксирной лебедки 1200 метров троса.
       - Передайте мое сочувствие капитану, желаю ему скорейшего выздоровления. Раз уж вам приходится исполнять его обязанности, хотелось бы узнать подробности потери баржи и получить ее судовые документы для ознакомления, - как можно приветливее произнес Велев.
       - Я не знаю, как быть. Наш судовладелец приказал пока не подписывать никаких документов, поэтому капитан в нерешительности, - ответил старпом.
       - Это понятно. Но вы должны понимать, что ваш судовладелец еще не осознает серьезности положения так, как мы с вами. Меньше чем через два дня баржа упрется кранами в грунт, и тогда делать что-то будет уже поздно. Через несколько часов, она окажется в территориальных водах Эстонии и тогда ее судьбу будут решать на другом уровне. Я уверен, что об этих двух обстоятельствах вы не известили судовладельца.
       На лице старпома отразился испуг, было видно, они с капитаном не надеялись на благополучный исход в их судьбе.
       - Я думаю, чиф, только успешное завершение операции позволит вам и капитану сохранить дипломы и место, поскольку после благополучной буксировки в Таллин, при любом дальнейшем исходе вас уже не смогут обвинить в кораблекрушении. Давайте лучше займемся делом, и чем быстрее мы управимся, тем больше времени останется у вас для отдыха.
       После этих слов старпому ничего не оставалось, как проводить гостей в свою каюту, где за чашкой кофе он вручил информацию об остойчивости баржи и рекламный проспект с данными буксира. Его рассказ о происшествии был несколько путанным и неполным:
       - В Гданьске на баржу было погружено десять тысяч тонн каменного угля. Погрузка происходила во время снежного бурана, при морозе минус пять градусов. Прогноз был плохой, но мы и ранее при такой погоде и с таким грузом ходили без проблем. Но на траверзе Клайпеды температура поднялась до плюс пяти-семи градусов. Снег быстро растаял, а волна с каждым часом становилась все больше и больше. Баржу вели на длине буксирного конца около 800 метров. В районе Вентспилса капитан решил не заходить в Рижский залив для укрытия, и мы легли на норд-ост в сторону Финского залива. Теперь волна заходила на баржу с кормы градусов двадцать слева. Укоротили буксир до 500 метров. Заметив, что у баржи появился небольшой крен на правый борт, решили лечь в штормовой дрейф против волны. Только начали разворот, как буксир лопнул. Баржа стала лагом к волне и с каждым ее ударом, крен увеличивался. Через двадцать минут она опрокинулась.
       Видя, что старпом не совсем уверенно произносит заученное, - Велев остановил его.
       - Скажите, а вы все это время были на мостике?
       Старпом еще больше смутился, но, подумав, признался:
       - Нет, за три часа до происшествия я сдал вахту капитану и, поговорив с боцманом, ушел отдыхать. Во время погрузки мы с грузовым помощником были на барже, и отдохнуть практически не удалось.
       - Значит, в момент обрыва буксира вы отдыхали, и дальнейшее рассказали нам со слов капитана? Подумав, Велев продолжил:
       - Впрочем, это не имеет значения. Как вы думаете, почему баржа опрокинулась?
       - От смещения груза, - уверенно сказал старпом и добавил менее уверенно - и из-за того, что лопнул буксир.
       - Надеюсь, вы сохранили место обрыва в неприкосновенности, спросил капитан водолазного катера?
       - Я вас не совсем понял, но буксирный конец, каким выбрали, так он и лежит на палубе, - забеспокоился старпом.
       В этот момент в каюту постучали и зашли оба боцмана.
       - Что скажешь, Герман? - спросил капитан.
       - Шпиль в порядке, лебедка тоже, буксирный конец не очень старый, но есть калышки, а на месте обрыва сильно передавлен, и размочален.
       - Это вероятно во время обрыва, - произнес старпом и отвел взгляд.
       - Скорее всего, нет. Явно заметно, что его пережали - возразил Герман. - А вообще-то все здорово запущено, - Герман говорил искренне, и было видно, что своим коллегой он не очень доволен.
       - Вы правы, - внезапно согласился старпом. - Хозяин сократил экипаж с шестнадцати человек до десяти и в первую очередь рядовой состав. Работаем вот уже год в жестком режиме, стоянки короткие, а нужно еще и за баржей следить, а за нее отвечают шкипер и боцман. Сейчас шкипер в рейс не вышел, отдыхает.
       - Получается что баржа бесхозная?
       Старпом пожал плечами и в качестве оправдания сказал то, о чем раньше говорить не собирался.
       - Капитаны постоянно меняются, а вы же знаете, что таким буксиром управлять нужно опыт иметь, а буксировка вообще дело сложное.
       - А вы сами-то старпом давно на буксирах?
       - Я три года у норвежцев почти на таком же работал, нефтяников обслуживали, если и не захочешь, научишься.
       Продолжать разговор посчитали бесполезным и Велев решил покинуть судно. Перед тем, как сойти на катер он отвел старпома в сторону.
       - Вот что, чиф. Советую вашему капитану либо быстрее поправиться, либо передать вам командование на период болезни или хотя бы не мешать. Скажите вашим людям, что до прихода в Таллин пусть забудут о спиртном. Советую вам быстро и качественно выполнять все наши указания. Мне в моем возрасте чужая слава ни к чему, и признаюсь вам, что без вашего судна нам здесь просто нечего делать, даже если мы и сможем подготовить вашу подопечную к буксировке. А в случае вашей хорошей работы я непременно скажу об этом вашему судовладельцу. Думаю, это не будет лишним для вас.
       Глядя на удаляющийся за кормой катера буксир, Велев обратился к своему боцману:
       - Ну что скажешь о своем коллеге?
       - Бардак у него, конечно, но следить за буксиром и такой баржей одному не под силу. Его на судне так и зовут - Фигаро. Второй механик у них толковый парень, он старпома защищал. Говорит, что с баржей управляется он один, а тут все без него произошло, он не виноват. Очень он просил капитана на рейде Гданска от шторма отстояться, да хозяин баржи погнал в море. Капитан слабак стоять не решился и только набрался для храбрости. И вот еще, пока не забыл, боцман говорит, что у них на пятистах метрах буксирный конец еще здорово передавлен. Боится, как бы не порвался. Помолчав, боцман спросил:
       - А от чего она опрокинулась, Михалыч?
       - Почему спрашиваешь, ведь ты это знаешь и без меня. Уголь груз сыпучей в какой-то мере, а "польский орешек" мелких фракций тем более. Во время заморозков на палубе баржи образовался ледяной каток, вот он и поехал. Подобное произошло в Кадисском заливе у берегов Испании с теплоходом УМАНЬ, он внезапно тоже перевернулся, когда снег, погруженный вместе с рудным концентратом в зимнее время в украинском порту, в теплом Средиземном море превратился в воду. Одной приличной волны было достаточно, чтобы груз сместился на один борт. Море всегда наказывает за беспечность и дилетантство.
       - А тем более за разгильдяйство, - добавил капитан катера.
       - Да. У них в нижних коридорах до сих пор такое амбре, что закусить хочется. Такой бардак я только на судах у негров встречал, - добавил боцман.
       - А они и есть негры, иначе бесправных моряков многих новых российских компаний принадлежащих частным лицам иначе не назовешь. В погоне за сверхприбылью в обстановке бесконтрольности со стороны властей они выжимают все из судов и команд, вкладывая в зарплату и эксплуатацию гроши. Какая уж тут безопасность мореплавания? - высказал Велев то, что теперь беспокоило его постоянно.
      

    ТРАЛЕНИЕ

       Из судового журнала: стр. 88
       22 января
       09.40 ветер зюйд-вест 19-20 м/сек, тяжелая зыбь. Работы по спасению невозможны, вынуждены возвратиться на место якорной стоянки.
      
       стр. 89.
       23 января
       04.00 приняли прогноз через погранпост Ристна. Смена ветра на вест с последующим переходом на норд-вест и усилением до 22 м/сек.
      
       - Что случилось, чиф? Что-нибудь важное, - спросил Велев, поднявшись в рубку. По его виду нельзя было понять, взволнован он или нет вызовом.
       - Прошу прощения, погранпост передал нам новый прогноз - ветер завтра переходит на норд-вест и усиливается, и я решил поднять вас. Старпом был явно встревожен.
       - Очень хорошо, что поднял и очень хреновая новость, хотя я предполагал, что это произойдет несколько позднее, - капитан сел за стол и задумался.
       - А долгосрочного прогноза нет? - и, не дожидаясь ответа, попросил:
       - Попробуй дозвониться до портнадзора Таллина, у них наверняка есть. Не успел старпом взять трубку, как раздался звонок.
       - Тебя, генеральный, - чиф протянул трубку.
       - Не спишь, Михалыч?
       - У меня к тебе встречный вопрос - тебе-то что не спится?
       - Да вот диспетчер позвонил, говорит, что у тебя там ветер усиливается, - в голосе генерального явно слышалось беспокойство.
       - На то он и ветер, да и зима на дворе. Я бы тоже рад услышать другое. Ты случайно долгосрочного прогноза не знаешь?
       - Потому и звоню. Ветры от норд-веста, полагают, числа двадцать шестого пойдет на норд-ост, а с двадцать восьмого ждут усиления до ураганного.
       - Спасибо, обрадовал.
       Воцарилась пауза с обеих сторон. Первым прервал ее генеральный.
       - Что думаешь делать?
       - Торопиться,- ответил капитан и пояснил - будем работать, пока еще есть время. Надеюсь на временное затишье, нужно что-то придумать, чтобы не дать барже сдрейфовать к берегу.
       - А что-нибудь поконкретней?
       - Нет у меня ничего конкретного. Я же сказал - будем работать, - и, не дожидаясь очередного вопроса, капитан положил трубку. Затем выключил свет над столом и включил наружное освещение. За иллюминатором в резких порывах ветра вместе с каплями дождя летели хлопья мокрого снега. Понимая, чего хочет капитан, старпом подсказал:
       - Температура около ноля, ветер немного стих, это и по волне видно.
       Капитан потер виски, постучал пальцем по барометру, глянул на ленту барографа.
       - Зови на мостик механика и боцмана, но не шуми, пусть остальные поспят. Матросу скажи, чтобы кофеёк приготовит. Попьем, и будем сниматься. Я пойду, побреюсь, а ты разбуди АК пусть тоже готовится сниматься. Водолазов пока не тревожь, они нам только часам к десяти, может быть, понадобятся.
       Вскоре в руке собралось все начальство.
       - Может, командированного капитана поднять? - предложил старпом.
       - Пусть пока покемарит, не хочу, чтобы начальство раньше времени узнало мое решение - засмеют, - заинтриговал всех капитан.
       - А что надумал, Михалыч, - поинтересовался боцман.
       - Есть у меня одна задумка, вот кофейку погоняем, расскажу. Вспомнил, как на практике был я на буксире МЕТРОСТРОЕВЕЦ Балтийского пароходства. Капитан сел поудобнее, откусил от большого бутерброда "Аля месье Борис" приличный кусок и принялся его жевать, интригуя собравшихся. Когда бутерброд был съеден, он оглядел аудиторию с улыбкой и продолжил.
       - Совершенно случайно я там оказался, ехал на пароход ЛЮБАНЬ к знаменитой женщине капитану Анне Щетининой, а попал на паровой буксир МЕТРОСТРОЕВЕЦ. Так уж сложилось, что начинал работу на флоте за настоящую зарплату в должности кочегара. Вот сами теперь и думайте - разве это не судьба. Начал работу на буксире кочегаром и заканчиваю трудовую деятельность тоже на буксире и в должности капитана-механика! Не иначе как там, на небесах, уготовили мне такое, сам бы я не додумался.
       А когда задумался над этим, вспомнил, как решил однажды капитан буксира отстояться в тумане на рейде Балтийска. Теперь я его понимаю - кому хочется тащиться в узком канале с тяжелым лихтером груженным пятью тысячами тонн угля, когда временами и берегов не видно. Хорошего радара не было и вышли мы на буй "по уху", как говорил наш капитан, по звуку, значит. Морские буи, качаясь на волне, издавали специфическое уханье. Радар у нас - отечественная "Зарница". Моряки его "кастрюлей" прозвали за то, что передатчик у него находился под антенной в цилиндре, весьма похожем на большую кастрюлю. Да и толку от него в штормовую погоду ровно столько же, сколько от кастрюли на камбузе. Штука военная, секретная и гордая, ей только крейсера да авианосцы нравились, с мелюзгой она не связывалась и даже большие морские буи показывать напрочь отказывалась. Ночь стоим, день стоим, а туман не проходит. Мы с лихтером на коротком буксире вместе с ветром поворот на триста шестьдесят градусов на якоре закончили, а буй все бухает слева по корме. Еще сутки стоим, а портовское начальство на заходе в канал настаивает - на электростанции в Пайзе, что ток Калининградской области давала, уголь заканчивается. Делать нечего, закончили старшие командиры очередную пулечку, и решил капитан с якоря сниматься, тем более видимость метров до ста прояснилась. Якорь выбрали и дали ход, смотрят, а буй слишком близко к левому борту лихтера. Берут правее - не помогает, еще правее, а он всю равно рядом с лихтером. Дело ночью было, включили прожектор и видят, шкипер баржи боевой танец индейцев на баке своего дредноута исполняет, то за голову хватается, то за срамные места и кулаками грозит. И при его полноте прытко так скачет, будто пива бутылок двадцать выпил, а отлить некуда. Минут через пять поняли, что он на буксирный конец указывает, а там здоровенный такой буище, словно бегемот устроился и хрюкает, поскольку его звуковое устройство наполовину в воде. Потом конечно сообразили, что когда на якоре крутились, то и подсекли его буксирным концом за буйреп. До утра возились, хорошо еще туман до конца не прошел. У лихтера грузовые стрелы были, с их помощью сбросили буй с буксира, конечно не на штатном месте. Военные потом долго допытывались, кто такую диверсию учинил, не дознались и списали на НАТО. А теперь кто догадается, что я задумал?
       - Кажется, я понял... - произнес нерешительно старпом, которому как рыбацкому капитану был хорошо знаком процесс траления, - тралить? Но у нас трала нет.
       - Вот давайте и подумаем, как его соорудить. Пока водолазы работать не могут, другого ничего не остается. Возьмем облегченный якорь, верпом называемый, а концов у нас навалом, вот мы обрывок буксирного конца, может быть, и прихватим.
       - Боже мой, как все просто, - удивился боцман.
       - И главное гениально, дракон, - второй механик похлопал его по плечу, - именно поэтому тебе это в голову и не пришло.
       Как и полагал Велев, к сооружению нехитрого приспособления подключился весь экипаж. Предстояло перетащить сто семидесяти пяти килограммовый якорь с бака на корму в условиях сильной смешенной качки по узкому проходу и по колено в воде. Оказалось что это не так просто. Требовалась крайняя концентрация с эквилибристикой акробата и большой согласованностью участников. Неловкость или неосторожность грозили получением серьезных травм но, слава Богу, обошлось, хотя и потребовало немалых затрат энергии. Еще до прибытия к барже верп, плотно закрепленный концами, лежал на двух брусьях готовый одним ударом топора по путам, освободиться и уйти в пучину, вытягивая за собой пропиленовый конец большой прочности.
       Идущий параллельно АК не удержался от похвалы:
       - Позвал своих посмотреть, как нужно в шторм на палубе работать, - сказал по радио его старпом. - Теперь понятно, что вы задумали, а как вытаскивать будете? То же вручную?
       - Понадобится, будем и вручную. А пока готовьтесь к тому, что выбирать придется вам. Для вас стараемся, так что приготовьте ваш шпиль и буксирную лебедку. Если нужна помощь, скажите - пришлем, - ответил Велев.
       Когда подошли к МУЛЬТИ ПРИМО ветер немного стих, однако волна оставалась прежней. Теперь предстояло главное - лечь лагом к волне перед носом у баржи, вытравить верп на глубину метров сорок и начать траление минимально возможным ходом, чтобы верп не пронесло. На таком ходу судно управляется плохо, а пройти предстояло у носа баржи хотя бы метрах в двадцати. Капитан взял на себя управление судном. Как только легли на нужный курс, волна завалила градусов на тридцать и на этом не остановилась. Велев с трудом удержался на ногах. На кормовой палубе остались только боцман и матрос Николай. Укрывшись за фальшбортом, они чудом держались под его прикрытием. До диаметрали судна остается сорок метров, двадцать... В промежутках между волнами в угрожающей близости выныривают цепи буксирной браги, и кажется, что якорные клюза баржи, словно глаза, внимательно наблюдают за буксиром, ожидая ошибки капитана. Пора! Он нажимает кнопку тифона и одновременно с его хриплым ревом встает боцман и одним ударом топора рассекает путы верпа. Верп исчезает за кормой, а Николай широко расставив ноги, не обращая внимания на волну, ловко перетравливает конец через кнехт и буксирный гак уходящий в глубину конец. Еще минута и баржа остается за кормой. Одновременно приходит осознание, что в этот раз не вышло - пронос, и нужно начинать новый галс.
       Проходит еще минут десять и все повторяется сначала, но уже на обратном галсе. Теперь капитан идет еще ближе к браге так, что вот-вот заденет ее насадкой винта. И когда боцман уже поднимает руку, чтобы показать очередной пронос, конец рвется из рук матроса и начинает уходить в глубину. К нему в кипящую на палубе воду бросаются сразу все, кто прячется у надстройки. Капитан ложиться против волны и дает указание АК спускаться кормой как можно ближе для приема конца на шпиль. Делает он это медленно, то спускаясь, то вновь убегая вперед. Только с четвертого захода их выброска ложится на бак. Когда конец принят, Велев передает управление старпому и отходит в сторону. Борис помогает стянуть мокрый свитер, и капитан только теперь чувствует, как пот струйками стекает по спине и ногам в сапоги, тело становится ватным. Он берет карандаш, чтобы записать время передачи конца в судовой журнал, но руки не слушаются.
       - Не послать ли нам гонца, принести сюда винца, - говорит он матросу. - Принеси-ка нам бутылочку коньячка из моего шкафчика.
       - А лучше и водочки, в крайнем случае, шотландского самогона, - добавляет боцман.
       - Верно, бери и виски, но стаканчики неси маленькие, гулять еще рано, - говорит капитан и чувствует как становится холодно. Второй механик снимает свой ватник и накидывает ему на плечи со словами.
       - А все-таки вышло, товарищ капитан!
       Приятная эта вещь - чувство победы пусть даже и небольшой. Оно помогает на время забыть об огорчениях, лишениях и объединяет всех, кто причастен к ней, вселяет уверенность в своих силах. Но удача приходит не ко всем и не всегда, вот и на этот раз АК. так и не смог выбрать "трал", верп видимо зацепил брагу, а вместе с весом остатка буксирного конца это оказалось непосильным для его шпиля. Пришлось вызывать водолазный катер. Пользуясь временным уменьшением волнения, старший водолаз рискнул, пошел в глубину и завел проводник на брагу, которая стала больше видна под усилием шпиля АК, и закрепил его на приваренную катером к корпусу баржи скобу. Сделать что-то большее в темноте без риска потерять водолаза было невозможно, и Велев дал указания следовать на якорную стоянку.
      
       Из судового журнала: стр. 90
       24 января
       06.50 ветер норд-норд-вест 20-22 мс/сек, крупная зыбь. Стоять на якоре невозможно из-за сильной смешанной качки, частых рывков якорь- цепи. Снялись с якоря, начали штормовой дрейф против волны малым ходом.
       13.30 штормовой дрейф по волне.
       16.10 легли против волны, продолжаем штормовать.
       20.15 уменьшение ветра до 12-14 м/сек. Стали на якорь в ожидании светлого времени суток.
      

    КАПИТАН

      
       25 января
       Качает по-прежнему, при северном направлении ветра в бухте толчея, но якорь-цепь держит и, если раскрепиться в определенном положении, можно и вздремнуть. Велев отправил всех отдыхать, сам остался на мостике, просматривая судовой журнал и впервые за последнее время делая записи в своем дневнике. Редкие огни поселка Веэре едва видны из-за расползающегося тумана, верного признака уменьшения ветра.
       В одиночестве на мостике всегда хорошо думается, особенно тогда, когда нужно подвести итоги. Все-таки решение поднять брагу (буксирная серьга) методом траления была верной, иного в их положении ничего не оставалось. Жаль, вряд ли при таком шторме верп не удержится, скорее всего он или оторвется, или соскочит с буксирного конца, и если водолазы опять не смогут работать, придется начинать все сначала.
       Руководство фирмы явно недовольно его действиями. Еще бы - согласие на буксировку получено, а результата нет. Почему на буксировку? Не иначе, как генеральный опять придумал какую-то хитрую комбинацию. Впрочем, Велев на его месте поступил бы так же: ограничиться только буксировкой при таких затратах - нонсенс. Кстати, водолазам придется рисковать, шторма воду взбаламутили, видимость под водой ничтожная, да еще и холодно, без риска не обойтись.
       Он встал, выключил освещение наружной палубы, огляделся. Стоящий в порту поселка водолазный бот не был виден. Придется ему задержаться, из Таллина обещали подвезти продукты. АК он собирался послать к барже раньше, проверить дрейф, ведь теперь ее несло к берегу по кратчайшему расстоянию.
       Сзади раздались шаги, он обернулся и увидел поднимающегося по трапу старпома.
       - Не спится? - спросил капитан.
       - Выспался уже. Мне много спать вредно, сразу кентюх растет. Да еще рыбаки нам рыбку подбрасывают, а от нее в моем организме по старой памяти зверский аппетит просыпается - мы во время лова из невода самую лучшую рыбку для себя выбирали, а какие деликатесы из нее изготовляли! Вот тогда-то я и "распух".
       - Аппетитно рассказываешь, Володя, а тут голова пухнет, - признался Велев.
       - Так иди отдохни. Мне все равно уже не уснуть.
       - Да и я не усну. Как ты думаешь, ребята здорово вымотались?
       - Да нет, - возразил старпом. - Ты же знаешь, что у тебя мужики крепкие, а после твоих боевых сто грамм будут, как огурчики. Это ты хорошо сделал, что выделил пузырь - нервное напряжение снимет. Вот и тебе нужно бы "остаканиться", вид у тебя не ахти. Не пойму, на хрена нам прикомандированный капитан? Трус и толку от него никакого, ребята над ним смеются, а ему хотя бы что, - старпом даже сплюнул.
       - Прямой ты мужик, Вова, прости меня, словно оглобля, и политики руководства не понимаешь. Наш генеральный не только великий комбинатор, а еще и стратег. Он к нам своего человека приставил, который все запоминает и изложит боссу всю историю спасения со всеми подробностями, о которых мы с тобой, разумеется, умолчали бы. Так что наш гость пишет боссу историю, которую тот будет рассказывать там, где нужно, уже без нас. Да и промахи наши запомнит, на всякий случай.
       - Да я, Михалыч, уже и сам догадался - нетрудно. Не хотел я тебе раньше говорить, наш "казачек" без тебя раза три подолгу с конторой по телефону разговаривает. Я ему даже замечание сделал, а он с гордостью заявил, что босс его сам вызывает.
       - Ну, и черт с ними, Володя. Мы что, ради них здесь торчим? Для себя. Мне это самому нужно. Без этого жить скучно. Я за четыре года на берегу по горло сыт интригами, завистью, сплетнями и рад, что выбрался из этого болота. Здесь море и я, да мой немногочисленный экипаж, а им лгать незачем - какой есть, таким и принимайте. А славы я и в молодости наелся и понял, что она и фортуна, как женщины - непостоянные и вертлявые, и крутятся всегда там, где денег побольше и начальство повыше. - Велев говорил искренне, да и старпом об этом тоже знал - в долгих рейсах на рыболовных судах времени покопаться в сомнениях было с избытком.
       - Забудем о них, Михалыч. Раз уж спать не хочешь, расскажи мне, как ты с флота ушел, а то говорят разное - кто из-за здоровья, кто из-за жены, а кое-кто считает, что ты с начальством поругался.
       Велев усмехнулся. Такой вопрос ему задавали многие, кто его знал, одни искренне желая узнать правду, иные ожидая другого, хотя в приказе начальника пароходства объяснялось все.
       - Знаешь, скорее всего, это было веление судьбы, если хочешь, а я теперь хорошо понимаю выражение - "за все в жизни нужно платить". За удачу, за раннюю славу и тщеславие, за веру в людей, любимых, за разлуки, долгое отсутствие в семье, бессонные ночи и за постоянный груз ответственности. А в основном за то, что мы, капитаны, порою делали такое, что не позволено другим на берегу - решать всё самому. Нет, мы не относились к тем, кто зазнался и считал себя избранным, но имели "наглость" часто принимать решение самостоятельно, что любое начальство не очень любит. Мы считали, что можем взять на свои плечи непосильную ношу, забыв о том, что здоровье нужно беречь. Оно - наш жизненный ресурс и часто кончается, а тогда кончается и удача. Так произошло и со мной. Мой гастрит, болезнь свойственная нашему послевоенному поколению, при нашей кораблядской жизни превратился в язву, которую лечили, как придется, в период отпусков. Шестимесячный ремонт в Архангельске, где благодаря перестройке царил буквально голод, довел её до критического состояния, а отпуска мне не предоставили. Кое-как подлечили в заводской поликлинике, но уже в рейсе я понял, что долго не протяну.
       Да, такого бардака, как на судоремонтном заводе "Красная Кузница", я больше нигде не встречал, но удивительнее всего было то, что пароходство словно бросило свое судно, даже подбирать груз пришлось самому через новые знакомства. В рейс мы выходили 30 декабря при температуре минус тридцать без водоотливных средств, с размороженными системами, без котла отопления и с негерметичными крышками трюмов. Чтобы в рейсе хотя бы как-то привести судно в порядок дал РДО в пароходство с копией в ММФ:
      
       "Для ликвидации последствий ремонта прошу планировать балластный переход не менее десяти суток в зоне плюсовых температур целью ремонта систем и покраски трюмов ТЧК КМ"
      
       На переходе Архангельск - Алжир пришлось трижды перекреплять груз из-за штормов. В Алжире попали под переворот, Выгрузили только часть груза, были обстреляны повстанцами и ушли на довыгрузку в Александрию. Египтяне к тому времени окончательно решили порвать с СССР, устроили нам "веселую жизнь" с бесконечными придирками и продержали в порту лишних двадцать суток. В турецком порту Мерсин погрузили хлопок на португальский Порто. На переходе возник пожар во втором трюме от непогашенного окурка грузчиков, с трудом выбросили горящие кипы за борт, избежав большого пожара и гибели судна. Казалось, все в этом рейсе работало против меня. Тогда мне впервые пришла в голову мысль, что я чем-то не угодил не только начальникам. Потом я узнаю, что недруги у меня были всегда, хотя и не так много, но в то время некоторые из них добрались до власти.
       С приходом в Таллин я это понял и чертовски устал, а поэтому обратился к начальнику пароходства с просьбой перевести меня на малые суда по состоянию здоровья. Положительного ответа на просьбу не последовало и, обманув гастроэнтеролога, вышел в рейс, хотя прекрасно понимал, что хорошим обман не закончится. Рейс этот считал последним по многим причинам, но дома оставаться не хотелось еще потому, что жена в этот раз как-то равнодушно отнеслась к моему физическому состоянию, её после ухода детей из дома больше беспокоила работа. Затаившаяся обида нашептывала мне, что мои переживания и мое состояние мало кого интересуют. Впервые пришла мысль, что заблуждался, считая себя счастливчиком судьбы.
       Словно специально на другое судно у меня забрали последних моих ребят, а вновь пришедшие доставили немало хлопот, особенно второй помощник, родственник секретаря парторганизации крупного Таллиннского завода. Парень оказался наркоманом, что обнаружилось уже в Северном море. Это был первый наркоман на моем судне, и надо же было, чтобы это произошло именно в этом рейсе. На удивление, на его сторону встали вновь пришедшие доктор и комиссар. Ты можешь представить - на вахте на мостике судна стоит "стеклянный", обкуренный штурман, когда внизу в каютах спят тридцать ни в чем неповинных человек! А куда его денешь, за борт не выкинешь, и я впервые пожалел, что не могу этого сделать.
       Разумеется, отстранил его от исполнения обязанностей, хотел пересадить на встречное судно идущее в Таллин, но пароходство не дало подтверждения. В должности пассажира он написал около ста рапортов на мое имя, обвиняя своих товарищей в том, что они неоднократно совершали покушение на его жизнь и пытались даже изнасиловать (последнее о чем-то говорит). Во многом была виновата новая судовая врачиха, которая вопреки моим указаниям (а вдруг он выбросится за борт!) продолжала давать ему транквилизаторы. С приходом в Таллин я понял, что проиграл, даже часть Службы мореплавания обвиняла меня в превышении полномочий за отстранение второго помощника от несения обязанностей. Впоследствии я все же получу официальный документ из психо-нерводиспансера о том, что второй помощник уже несколько лет является их клиентом (это скрывалось по известным причинам). Тогда из-за моего физического состояния мне была безразлична моя судьба, да и моральное было на пределе, а заключение врачей однозначное - на берег.
       Кадры развели руками - для капитанов-инвалидов у нас работы нет. Это означало, что я списанный материал, и меня ждала судьба многих капитанов. Я уже было, хотел уйти по собственному желанию, но получил вызов к начальнику пароходства Арно Каску.
       - Что думаете делать, капитан? - спросил он. - По-прежнему будете пытаться спасать свою честь?- спросил он, видимо считая, что я буду обращаться в Министерство.
       - А разве мне необходимо это делать? - спросил я, припоминая объяснения в парткоме.
       - Но палку вы все-таки перегнули, другие предпочитают в таких случаях молчание или компромисс.
       Честно говоря, такого разговора я не ожидал и не надеялся на лучшее:
       - Пусть я и ошибся впервые за восемнадцать лет капитанства, но неужели для меня нет места на малых судах балтийских линий?
       - А у вас нормально со здоровьем? Вас выпускают врачи? - и, не дожидаясь ответа, Каск добавил: - А у меня есть другие сведения. Что решил партком, меня в данном случае не интересует - капитаны не их номенклатура. Есть еще министерство, службы эксплуатации и мореплавания, а они за вас, поэтому выбирайте. Предлагаю вам три места: начальника интерклуба, зам. начальника отдела кадров и начальника Учебно-курсового комбината. Такой выбор говорит сам за себя, думаю, у вас нет основания обижаться. Побудете на берегу, подлечитесь, а там видно будет. Говорю с вами как капитан с капитаном.
       Выбрал место начальника УКК, считая, что оно ближе к морякам и дальше от начальства. Это не избавило меня от сложной операции, но и она пошла на пользу - бросил курить, получил много свободного времени на обдумывание прошлого. При этом я действительно сделал что-то полезное для моряков: обновил программы подготовки смежным профессиям, сократил сроки курсов повышения квалификации, выбросив устаревшие темы, вместе с заведующей кабинетом английского языка обновили техническую базу, повысили уровень подготовки на курсах.
       Но привыкнуть к жизни на берегу не смог. Не помогала дача, хотя и она дала многое для восстановления здоровья и успокоения нервов. На третий год моего руководства УКК министерство направило меня на Высшие курсы повышения квалификации руководящих работников ММФ в Одессе. Там я понял окончательно, что, несмотря на очень высокий уровень занятий, хорошим руководителем на берегу вряд ли стану. Все, кто занимался там, рассчитывали занять места береговых руководящих работников, что меня, говорю это искренне, совсем не интересовало. Об этом честно признался на аттестационной комиссии министерства. Председатель ее, зам. министра, особо не удивился: не я первый, не я последний. От него я впервые узнал подробнее о планах начавшегося строительства Новоталлинского порта. Его же интересовало мое мнение о совмещенных профессиях на флоте, особенно лиц командного состава, которое получило большое распространение на судах речного флота. В этом вопросе я к тому времени неплохо разбирался и изучал зарубежный опыт. Беседа наша затянулась на два часа, и мы расстались с обещанием еще встретиться.
       С возвращением в Таллин окунулся в дела, забыв о разговоре, но однажды ко мне явилась Татьяна Бакаева, молодая дама приятной наружности, временно исполняющая обязанности начальника Отдела кадров существующего пока только на бумаге Новоталлинского порта. По указанию своего шефа она желала узнать, не смог бы я помочь им в наборе для портофлота специалистов совмещенных специальностей. УКК порта тогда было в моем косвенном подчинении, я знал кое-что планах министерства и согласился. Примерно через неделю у начальника пароходства состоялась встреча с Анатолием Канаевым - начальником строительства нового порта. Он сразу произвел на меня очень хорошее впечатление, поразив не только внешним видом, а эрудицией и уменьем располагать к себе. Добавь к этому деловитость, компетентность, требовательность, немногословность - и получишь портрет этого человека, который сыграл немалую роль в моей дальнейшей судьбе. Узнав, чего конкретно желает он от меня, я приготовил программу подготовки судоводителей-судомехаников для судов портового флота с мощностью судовой установки не свыше 3000 л/с, которая в порядке исключения была утверждена ММФ. Однако набрать на курсы желающих пройти подготовку среди плавсостава ЭМП оказалось нелегко, особенно среди капитанов и старших помощников, в которых портофлот нового порта особенно нуждался.
       Окончание курсов совпало с созданием правления нового порта и предложением мне стать начальником портофлота. Но пересаживаться из одного кресла в другое не очень хотелось, и я согласился исполнять обязанности временно, понимая, что уйти с этой должности на флот будет намного легче, но Канаев настоял на своем, обещав отпустить при первой просьбе.
       С первых дней мы работали вместе с капитаном порта Рейном Раудсалу, бывшим коллегой из пароходства. Это было замечательное время. Порта еще не было как такового, строились первые причалы, элеватор, рефрижераторный комплекс, железнодорожные пути, дороги, здание управления. Наши кабинеты находились в контейнерах прямо у строительных объектов. Дорог фактически не было, добраться до "кабинета" можно было только в сапогах или в грузовых машинах. Каждое утро мы встречались с Рейном у строящегося здания управления, поднимались на высокий отвал отстойника Мардусского химкомбината и отмечали быстрые изменения в панораме строительства. Поработав недолго в кабинете, отправлялись в море на катере туда, где строились причалы, маяки, устанавливались буи, створы. Инспектировали суда флота строителей, с которыми было немало хлопот.
       В портофлоте было тогда всего три судна: буксир, лоцманский катер и десантная баржа. Зато у строителей, которых мы должны были обеспечивать, одних земснарядов имелось более десятка. Эти современнейшие суда трудились день и ночь, углубляя акваторию и намывая огромную территорию для причалов и порта. Частые шторма заставали их врасплох, срывали с якорей, выбрасывали на берег, ведь укрыться было негде, маленький восточный бассейн вмещал только пару судов. Меня часто будили по ночам, и нередко приходилось выходить в штормовое море. Я и мой опыт были опять востребованы, и я был счастлив.
       Говорили, что идея сооружения большого и глубоководного порта на Балтике принадлежит Косыгину, который после засухи на целине и вынужденной закупки зерна за океаном был очень недоволен работой портов Черноморского бассейна. Для избежания перевалки зерна с крупнотоннажных балкеров, после ознакомления с новыми портами Роттердама и Антверпена, он поставил задачу перед проектантами изыскать место для строительства глубоководного порта на Балтийском побережье. По ряду причин им оказался залив Мууга, особенно потому, что был практически незамерзающим, глубоководным и близким к северным районам страны. Тогда никому в голову не приходило, что он может достаться враждебному России государству, да еще даром.
       Темпы строительства поражали. Перемены были видны буквально с каждым днем, быстро росло и количество судов портофлота. Дни и ночи приходилось проводить в порту, в то время я и дома не разлучался с портативной радиостанцией. Даже ночами она стояла рядом на тумбочке.
       Уже в 1986 году состоялось торжественное открытие порта, но принимать суда он стал еще раньше. На открытие порта прибыли предсовмина СССР Рыжков и премьер Финляндии Сорсо. К началу торжества на рефрижераторный причал подошел пассажир ГЕОРГ ОТС. Прижавшись к бровке Восточного мола, он сел на мель. К тому времени в портофлоте уже хватало буксиров. К приезду высоких гостей мы сняли его с мели, и вскоре обслуживающий персонал судна в национальных костюмах на пронизывающем холодном ветру приветствовал гостей на национальном языке. Митинг состоялся в еще пустом пакгаузе рефкомплекса, а зерновой комплекс и элеватор принимали первое заокеанское зерно с первого стотысячника МАРШАЛ БУДЕННЫЙ.
       Вспоминая эти годы, до сих пор я удивляюсь неутомимой энергией, огромными организаторскими способностями Канаева, который уже тогда, по ходу строительства, предвидел изменения грузопотоков, настаивал на строительстве не только зернового и рефрижераторного комплексов, а в целом - универсального глубоководного порта. Было начато строительство нефтяного и контейнерного терминалов, и это в то время, когда президент Эстонии утверждал, что в порту Мууга никогда не прольется ни капли нефти. К сожалению, среди правительства новой Эстонии так и не найдется умных людей, способных оценить колоссальные возможности этого уникального порта для экономики государства и благосостояния его народа, превратившего в ходе политических игр лучший порт Балтики в запасную гавань флота НАТО.
       С открытием порта я посчитал свое обещание выполненным и, ушел капитаном на новый буксир, и никогда об этом не жалел, считая, что и на буксире приношу не меньше пользы, чем в кабинете. Здесь для меня всегда хватало работы, которую я мог делать лучше других.
       С уходом АСПТР мореплавание, хотя и не столь интенсивное, вдоль эстонских берегов продолжалось, а значит, имели место и посадки судов на мель, отказы двигателей, буксировки, ледовые проводки. Кто-то должен был заниматься снятием судов с мели и другими спасательными работами, у меня в этом не было никаких сомнений. До создания настоящей морской спасательной службы в Эстонии было еще далеко, На своем буксире подобрал экипаж, который выходил в море в любую погоду и понимал меня без слова. Зимой мы ежегодно осуществляли ледовую проводку в Пярну, проводили суда в Локсу, в Кунда. У меня оставались хорошие отношения с лоцманами, портнадзором да практически со всеми службами портов. Я чувствовал себя нужным, да и платили нам в порту хорошо, считая нас одной из лучших служб порта, что сыграло немалую роль с обретением Эстонией независимости и приходом новой формой хозяйствования - капитализма. Велев встал и прошелся по рубке, разминая ноги.
       - А кому принадлежит идея взять в аренду суда и организовать буксирную компанию? - спросил старпом, - Или Канаев сам отдал вам суда?
       - Канаев? - Капитан улыбнулся. - Нет, Канаев не тот человек, хотя, конечно, одно его слово против - и ничего бы не было. - Велев решил взять паузу
       - Как сказал один юморист, - это вопрос, конечно, интересный! Скажи Борису, пусть принесёт нам еще кофейку. Теперь бытует такое выражение, - продолжил он: - важно оказаться в нужное время в нужном месте. Полностью с ним согласен, но с одним добавлением - нужно все же иметь связи и еще что-то в голове. Без связей, что при социализме, что при капитализме, добиться чего-нибудь путного невозможно, а они у меня были. И в голове тоже кое-что, частично проверенное еще во времена СССР. Будучи начальником портофлота, я обратил внимание на то, что наше подразделение зарабатывало столько, что из нашей прибыли платили зарплату не только нам, но и немалому управленческому аппарату порта, а давали мы порту чистую валюту. В то же время вынуждены были бесконтрольно оплачивать услуги других служб, стоимость которых при моей проверке оказалась многократно завышенной. Написал рапорт начальнику порта, тот весьма заинтересовался и попросил дать предложения. Сделав вместе с бухгалтерией анализ, предложили перейти на внутрихозяйственный расчет, при котором бы оплачивали подразделениям порта и других служб только реальные затраты по нарядам. Через шесть месяцев все убедились в справедливости наших расчетов, но главным анализ оказался для работы на будущее, а между тем события развивались стремительно. Поющая революция, провозглашение самостоятельности положили начало спешному бегству из Эстонии военных с распродажей имущества и распределением социалистического госимущества между новыми владельцами через приватизацию. Вот тут-то и озадачил меня своим заключением мой младший сын, имевший в числе первых опыт работы предпринимателем:
       - Вы что, отец, ущербные? Строили порт, работали на износ, а теперь другие хапают то, что должно принадлежать вам. Если ваши коммунистические принципы не позволяют вам стать хозяевами, тогда подумайте о том, что будут делать ваши подчиненные, когда распродадут и ваши суда, как распродают рыболовный флот и пароходство! Да и о семьях своих подумайте.
       Подумав, решил, что он прав, и пошел к Канаеву с просьбой разрешить нам аренду буксиров порта, кое-что из расчетов у меня было. Он будто ждал этого, немного подумал и сказал, что мешать нам не будет, а давать разрешение он уже не вправе - Новоталлинский порт был переименован в Мууга и вошел в состав единого Таллиннского порта. Создали инициативную группу и около месяца занимались расчетами акционерного общества. Разработанные нами документы были рассмотрены новым руководством, и после оплаты стоимости акций, было зарегистрировано акционерное общество. По решению правления порта и департамента Госимущества Эстонии нам было отданы в аренду все буксиры и с правом выкупа. Что произошло дальше, ты знаешь.
       - А почему ты не стал хотя бы одним из директоров фирмы?
       - Ты не первый, кто задает мне этот вопрос, но тебе мне ответить просто. На это были две важные причины. Первая - мое российское гражданство, которое я получил одним из первых, поскольку считаю себя русским и наследником моих предков, которые после революции остались в Петрограде, а кое-то вернулся из-за границы еще в 1924 году. В Эстонской республике с красным паспортом на такой должности в то время удержаться было невозможно, и фирма быстро прекратила бы свое сществование. Во-вторых, я это уже говорил, не собирался больше работать на берегу, но главное, что родившийся в то время криминальный капитализм с моими убеждениями не совместим. Поэтому я выбрал место, где был пока еще нужен. Но уверяю тебя, что как только необходимость во мне отпадет - меня с почетом выставят, хотя надеюсь, что это настанет не так скоро, что меня особо не пугает - я уже пять лет как пенсионер и с голоду не умру. А что касается директора, то наш генеральный, что бы о нем не говорили, просто рожден для дикого капитализма, потому что он по сути своей акула, а вот тебя и меня при крещении на экваторе почему-то дельфином назвали. Чуешь разницу?
       Капитан встал с кресла.
       - Разговорился я с тобой, Володя, словно оправдываюсь. Тебе могу признаться - были у меня сомнения в том, правильно ли я поступаю, но теперь исчезли. Не смог бы я, как наш генеральный, вертеться в этом бизнесе, мои принципы не позволяют. Не зря мой младший называет меня динозавром русской интеллигенции, и притом еще "Совком", им и останусь! - убежденно сказал Велев и открыл двери рубки.
       - Замерь-ка ветерок, чиф. Кажется, дождались, на глаз ветер стих метров до двенадцати. Будем сниматься, затишье должно быть недолгим, нужно торопиться. Пока я побреюсь, растолкай водолазов и АК. Постарайся убедительно пояснить им, что погода дает нам шанс. Будем работать и ночью, но буксир на баржу, в крайнем случае, завтра должны завести.
      

    Часть 3

    УДАЧА

    ОБСЛЕДОВАНИЕ

      
       Из судового журнала: стр. 91.
       08.35 НЕСКОСАБ 1 закрепился у правого борта баржи.
       09.35 водолазы ушли под воду, начали обследование подводной части аварийного судна.
       10.10 приняли с борта катера для передачи на АЛЕКСАНДР К. продукты и снабжение.
       10.35 передали на АЛЕКСАНДР К. снабжение и продукты, следуем на поиски оторвавшегося во время шторма верпа.
      
       Из дневника капитана:
       Удача! Как ты нужна на море, где события развиваются порой непредсказуемо из-за наличия многих факторов. В очередной раз она сопутствует мне в ситуации, которая казалась безнадежной. Несмотря на то, что ветер еще был достаточно свежий но, сменив направление, он сбил тяжелую зыбь, дав возможность не только уйти под воду водолазам, но и закрепиться у борта их катеру, для проведения сварочных работ.
       Воспрял духом и АК, его экипаж с энтузиазмом выполнял указания, а старпом проявил неожиданное расположение и предложил взять на себя контроль за местоположением, поскольку только у него имелся прибор спутниковой навигации. Это оказалось очень кстати, баржу сдрейфовало довольно близко к берегу.
       У меня образовалось свободное окно - настало некоторое время работать всем самостоятельно, а мы решили все же поискать свой верп (боцман очень переживал за судовое имущество), и отправились на его поиски. Обнаружить по координатам плавающий пропиленовый конец было довольно легко, и через час, к великой радости боцмана, верп лежал на палубе, а еще через тридцать минут стоял на штатном месте. Он свою роль выполнил.
       К 11.00 вышли водолазы, их предварительное обследование было неутешительным, а главное, оставалось неясным, на какую глубину уходят концы двух оставшихся кранов (кормовой оказался сорван с башни вместе со стрелой и такелажем). Посовещавшись, решили отправить часть водолазов на дополнительное обследование, а двое должны были готовить подъем буксирной браги.
       С одной стороны появилась некоторая уверенность в том, что по завершении обследования наступит ясность о повреждениях, часть которых, пользуясь погодой, возможно устранить. Одновременно становилось понятным, что буксировка баржи дело весьма серьезное, и может закончиться не только ее затоплением, но и большими неприятностями. Уходящие на глубину шкентеля кранов с тяжелыми грейферами на дне до сих пор играли положительную роль - удерживали баржу как якоря и значительно снижали дрейф, уходя на глубину не менее ста метров. Если водолазы не смогут их отрезать, а сделать это на глубине тридцати метров в такой холодной воде почти невозможно, тогда скорость буксировки может оказаться очень незначительной, но это не столь серьезно. Другая огромная опасность состояла в том, что на нашем пути в Таллин находилось несколько линий международных кабелей, уложенных на глубинах от шестидесяти до ста метров, избежать пересечения которых невозможно.
       Что такое порвать или повредить такой кабель? Минимум дипломатический скандал. Пока это понимал только я и решил не делиться ни с кем, чтобы не разочаровать безнадежностью и погасить порыв энтузиазма, но теперь это легло тяжелой ношей на сердце и будет давить до тех пор, пока последний кабель не пройдем благополучно.
      
       Выписка из судового журнала: стр. 91
       16.00 НЕСКОСАБ доложил результаты водолазного обследования: Якоря баржи, якорные цепи на месте. Леерное ограждение и палубное ограждения для груза на 40% отсутствуют вместе со стойками. На месте обрыва пяти стоек вырвана палуба, пробоины до 50 на 50 см. Краны N1 и N2 на месте, стрелы смотрят вертикально вниз, все концы (шкентеля)слабые, вероятнее всего без зацепа за грунт. Стрела крана N3 оборвана, грузовые гини висят свободно. Трос шкентеля имеет оборванные пряди и находится под натяжением. Все остальные троса при повороте баржи буксиром не обтягиваются.
      
       Молодцы водолазы! Решение "подергать" баржу буксиром с кормы было тоже правильным и внесло необходимую ясность. Если отрезать остаток буксирного троса около 300 метров, баржу будет удерживать только шкентель крана номер три, длина его, видимо, более глубины места, где баржа сейчас находится, а это 65 метров. Уже легче!
       Вновь короткое совещание, и решаем обрезать остаток буксира и после приступить к подаче нового с АК. Вспоминаю слова боцмана о имеющемся повреждении буксирного троса на лебедке, говорю об этом старпому АК. Он согласен с тем, что тут слабое место, но исправить это очень долгое дело, лебедка так устроена, что трос можно сматывать только под сильным натяжением. Если сматывать шпилем, уйдет больше суток. Предлагаю вытягивать трос нашим буксиром, и высаживаем на АК прикомандированного капитана и нашего боцмана для помощи. Вся операция занимает чуть больше часа, и еще двести метров невероятно тяжелого поврежденного буксирного троса ложатся на грунт, вслед за отрезанным водолазами остатка у баржи.
      
       Выписка из судового журнала, стр. 92
       19.25 закрепили буксирный трос за брагу "Мульти Примо" согласно штатного крепления. Водолазы продолжают обследование корпуса поврежденного судна.
       20.30 прекратили водолазное обследование из-за невозможности ориентирования водолазов на глубине более тридцати метров. Дали указание водолазному катеру следовать в порт.
      
       При температуре воды плюс три градуса и в полной темноте водолазы сделали больше, чем возможно, и дальнейшее пребывание в воде могло привести к несчастному случаю. Им предстояло "нырять" перед началом буксировки, а с краном N3 еще придется повозиться.
       Дав указание АК вывести баржу носом на ветер и держаться малым ходом до утра, приказал отдыхать всем свободным от вахты.
      

    ГЕНЕРАЛЬНЫЙ

      
       В кабинет генерального директора зашел диспетчер. Положил на стол последний прогноз и сводку работ флота за день. Генеральный поднял голову и направил взгляд на диспетчера. Тот молча отрицательно покачал головой и произнес:
       - Видимо, заняты работой, позвонит позже. НЕСКАСАБ говорит, что водолазы сегодня хорошо поработали и Велев отпустил их в гавань отдыхать. Вы бы шли домой, если что, я вам позвоню.
       - Подожду еще часок, - ответил директор. - Идите, вы свободны.
       Диспетчер, бывший капитан пароходства, хорошо знал Велева и его привычку действовать самостоятельно, а потому был уверен, что он без видимого результата звонить не станет. Кроме того, ему было известно, что прикомандированный капитан уже звонил генеральному с борта АК и доложил о ходе работ, но, судя по всему, босса его доклад не удовлетворил.
       Если не удовлетворяет, смотались бы сами с капитаном-наставником, подумал диспетчер, и ознакомились на месте. Мужики уже неделю там болтаются, а наставник только что и делает, что ноет: резину тянут, утопят баржу, где уж им спасать, небось, сами под берегом спасаются. И за что директор его держит, он же плавсостав ненавидит, а если что случается, за много лет сам в море ни разу не выходил. Наставник называется, а почти за двадцать лет работы так и не научился буксиром управлять, чему он других научить может, разве что хамить. Правда капитанов боится, знает, что они могут ему биографию испортить.
       Не дойдя до кабинета, диспетчер услышал звонок телефона у директора. По характерному звуку понял - звонят по спутниковому. Значит Михалыч, подумал он и прикрыл дверь, - кореец по национальности, подслушивание он считал недостойным.
       Генеральный между тем сразу снимать трубку не стал и подождал секунд двадцать.
       - А, это ты, Михалыч? - произнес он безразличным голосом, - не клади трубку, подожди немного, я важный документ подпишу и отпущу человека. Согласен с вами, но впредь, без моего согласования таких вещей не делайте, - сказал он в пустоту и добавил:
       - Я вас не задерживаю, вы свободны.
       - Я тебя слушаю, - как можно спокойнее сказал он, - выкладывай свои новости.
       - Особо добавить к тому, что доложил тебе наш бравый капитан, пока был на АК, мне нечего. Водолазы произвели подводный осмотр, отрезают все лишнее, что может помешать буксировке. Погода позволяет работать днем, ночью водолазы на глубине тридцати метров ничего делать не могут - темно и холодно.
       - Ты мне скажи, когда сможешь начать буксировку? - не удержался босс.
       Значит, прикомандированный капитан уже доложил ему о том, что мы заводим буксир, подумал Велев. Стоит ли ему говорить о завтрашнем дне? А вдруг случится что-то непредвиденное?
       - До буксировки, Григорий, еще многое нужно закончить. Зачистить все, что внизу болтается, заварить пару трещин в кормовой части, испытать буксирную серьгу, она во время опрокидывания и пострадать могла. С утра продолжим работу.
       - Ты не маневрируй, говори конкретнее, чего резину тянешь? Из сообщения водолазов к утру будет все готово. Вот с утра и начинай буксировку! Через день-два вновь сильно заштормит, - директор явно нервничал.
       - Не гони лошадей, - не удержался Велев. - У тебя карта нашего перехода под рукой?
       - А как ты думал? Она у меня на столе.
       - Раз на столе, то посмотри внимательно - где проложены кабели на Стокгольм и Копенгаген.
       - Причем здесь кабели, - возмутился директор, - я тебе...
       - Ты послушай сначала и подумай. Кран номер три у баржи сорван и висит на гинях. Шкентель с грейфером на конце лежит на грунте и держит баржу как якорь, а глубина более шестидесяти метров. По документам длина шкентеля более ста метров. При буксировке я подниму кабель словно тралом. Что будет, если мы его оборвем?!
       На этот раз пауза длилось дольше.
       - Так отрежь его к чертовой матери! - уже спокойней произнес генеральный.
       - Водолазы отрезают, не я. Ты представляешь, сколько времени нужно резать гини? Можно было оборвать взрывом, но ты же знаешь, что у водолазов столько взрывчатки нет и без минеров не обойтись, и где их взять.
       Пауза опять затянулась.
       - Ладно, Григорий, не ломай голову. Есть у меня одна идея, но мне нужно подумать, не уверен, но может быть и получится. Утро вечера мудренее.
       - Не хитри, выкладывай свою идею.
       - Нет, не стану, а вдруг ничего не выйдет. Примета у меня есть - как только поделюсь, непременно не получится. Потерпи до завтра, в обед доложу.
       Что ж он там задумал? Генеральный был явно недоволен тем, что Велев положил трубку. Своевольничает его коллега по пароходству, не хочет привыкать к роли подчиненного. Если бы не его опыт и авторитет, давно бы от него избавился. Думает, что ему многое позволено, но ошибается.
       Однако, поразмыслив, он успокоился. Пускай покапризничает, пока нужен. Вот приготовит себе хорошую замену из молодых, тогда его и ... От этой мысли он успокоился. Ладно, пускай делает, что хочет, тем более, ему опять везет, а значит, можно надеяться на то, что скоро МУЛЬТИ ПРИМО будет на рейде.
       Он еще раз взглянул на карту, взял лупу и направил на линию изображающую стекловолокнистый кабель связи Эстонии со Стокгольмом. Максимальная глубина над ним была чуть более девяносто метров. Внезапно он почувствовал, как похолодела спина от мысли, если бы вместо Велева был кто-то другой и поспешил бы, не обратив на кабели внимания.
      

    Часть 4

    БУКСИРОВКА

    РИСК

      

    И спит команда между палуб и бортов,

    Что будет завтра даже богу не известно,

    Но вы не ждете благодарности за то,

    Что вышли "чисто" из ревущего норд-веста.

    К. Баранов

       А может зря не сказал ему о своем решении, подумал Велев, положив трубку. Будет волноваться босс, чего доброго не уснет сегодня. Хотя почему? Почему я должен не спать, думать над тем как выйти из положения, а они, лежа в кровати, будут считать себя самыми важными. В этот момент судно сильно качнуло, кресло развернулось и он, не успев ухватиться за столешницу, выскользнул из него и отлетел к переборке, выставив вперед руки. Обретя равновесие, встал и взялся за релинг, удивленный произошедшим. Такого с ним давно не случалось.
       Устал, решил он, сколько дней практически без сна. Кстати, а сколько? Сегодня двадцать шестое, а вышли они сюда шестнадцатого да плюс два дня до этого на вахте. Это ж получается, третья неделя пошла! И две недели не мылся! Ужасно, подумал он и почувствовал, как зачесалось тело. Вот тебе и малый флот! Такого на большом флоте в самых тяжелых рейсах не случалось, разве только во льдах Арктики.
       Так, капитан, сказал он сам себе, где твоя белая фуражка, китель с золотыми нашивками и гладко выбритые щеки. Как это в старой песне:
      
       Капитан, ты всегда, капитан,
       Гладко выбрит, и чуточку пьян!
      
       Да, сейчас бы "ванну и чашечку какао", как говорил герой одного популярного фильма. И от коньячку бы не отказался, как когда-то на большом флоте с приходом домой было заведено - прежде всего обязательная ванна, теплый халат, мягкое кресло и гаванская сигара. Ну и, конечно же, хлопочущая рядом жена. От сигары теперь, когда бросил курить, пожалуй бы, отказался, а все остальное не отдал бы никому. Впрочем, от всего этого на судне оставался только коньяк, ни мягкого кресла, ни халата, а уж тем более ванны.
       Что ж, если нет гербовой - пишем на простой, и он написал в черновом журнале старпому указание непременно связаться с выходящими утром на лов рыбаками. Позвал вахтенного матроса в рубку, сказал ему, чтобы в любом случае разбудили в шесть утра, а сам отправился в душевую.
       Вода была теплой, а он любил горячую, струю прошлось ловить на качке, и он никак не мог согреться. Холод и сырость, засевшие глубоко в теле и костях, не хотели уходить, он прикрыл кран холодной воды и чуть не ошпарился, - оказывается, вода была горячее, чем ему показалось. Минут двадцать он таял от наслаждения, пока не почувствовал, что совсем обмяк. Наскоро обтерев тело полотенцем, не одеваясь, прошмыгнул в каюту, скользнул под простынь и накрылся одеялом. Перед глазами некоторое время поплясала на волнах баржа, черный с ржавыми подтеками, мятый борт буксира АК и выговаривающее что-то лицо генерального, затем наступила темнота. Впервые за много дней он спал, не прислушиваясь к тому, что происходит на судне.
       От настойчивого старпомовского потряхивания за плечо никак не мог проснуться.
       - Рыбаки ждут. Что им сказать? - спросил чиф, едва сдерживая улыбку при виде голого капитана.
       - Пусть подождут, я сейчас, - ответил он и, достав запасной комплект белья, быстро оделся.
       Два рыболовных траулера качались метрах в пяти от борта, на крыльях мостиков стояли капитаны, переговариваясь с боцманом и механиком.
       Поздоровался с ними на эстонском, они ответили по-русски.
       - Такое дело, мужики. Вы лучше всех тут подводный рельеф знаете. Недалеко от нас есть место, где глубины резко уменьшаются с шестидесяти до сорока метров. Вы там с тралом не ходили? - спросил он.
       - Есть такое место. Туда только лоль (дурак эст.) пойдет и трал потеряет. Там, по-вашему, подводный обрыв, метров на двадцать, и камни большие. Мы называем это место Куради кивид -Чертовы камни. А зачем тебе это, капитан?
       - Да вот протралить хочу это место, может быть, большую треску поймаю.
       Рыбаки на минуту задумались, и решив что Велев шутит, пожав в недоуменье плечами скрылись в рубках. Он едва успел крикнуть им спасибо и пожелать хороших уловов.
       В рубку поднялись боцман и старпом.
       - Ну и шуточки у тебя, Михалыч, - произнес дракон, - мужики до прихода в порт головы ломать будут.
       - А ты подумай хорошенько, может и догадаешься, зачем я "что, где, когда" затеял?
       Боцман глянул на старпома, тот пожал плечами.
       - А ну вас! - махнул рукой боцман. - Пойду лучше завтрак готовить, - пробурчал он с некоторой обидой в голосе.
       - Вот, чиф, это место, - капитан указал на сходящиеся в пучок изобаты. - Туда-то и поползет наш АК с баржей. Если водолазы не смогут отрезать шкентель, будем рвать его ходом об этот обрыв, да там еще и крупные камни, как сказали рыбаки, уж за них-то грейфер непременно зацепится. А у шкентеля водолазы надрыв видели.
       - А силенок у АК хватит?
       - Хватит, и мы ему поможем. Если разгоним баржу хотя бы до узла, можем и гини оторвать. Главное, чтобы стрела и грейфер ушли, тогда по максимальным глубинам над кабелями пройдем.
       - Дай бог нашему теляти волка съесть, - произнес старпом, и Велев уловил в его голосе сомнение.
       В этот раз водолазы ныряли недолго, непродолжительный отдых недостаточно восстановил их силы. Через два часа пребывания под водой вышел последний, самый опытный. Коллеги сняли с него шлем. Отдышавшись, он словно извиняясь, промолвил с сожалением:
       - Все капитан. Колотун там ужасный, долго не пробыть. Гини не взорвать, шкентель я не смог отрезать, осталось меньше половины, но сил больше нет, сильно дергает, конец из рук вырывается, и полотно ножовки ломает.
       - Понятно, вы и так сделали невозможное. Главное, что буксир завели, а теперь дело за нами, зови своего командира.
       - Здесь я, Михалыч, - показался из-за надстройки капитан катера.
       - Мы сейчас подойдем к подводному барьеру, попробуем оторвать шкентель и стрелу третьего крана ходом. Подготовь хорошего водолаза в последний раз взглянуть на то, что останется.
       - Да мы всегда готовы, только команду дайте, - капитан катера указал на стоящего в свитере очередного желающего из водолазов.
      
       Выписка из судового журнала: стр. 93
       26 января
       11.50 Подали буксирный конец на битинг АЛЕКСАНДРА К. Оба буксира работают самым полным ходом вперед.
       12.10 разогнали МУЛЬТИ ПРИМО до скорости 1,8 узла. Следуем на подводный риф.
       12.23 резкое падение скорости до 0,5 узла,
       12.32 резкое увеличение скорости до 2.1 узла.
       13.10 остановили движение, водолаз ушел в воду.
       13.34 Подъем водолаза. По его сообщению шкентель висит свободно, но место обрыва увидеть не удалось.
       14.02 после совещания с судовладельцем решили следовать в Таллин максимальными глубинами...
       23.30 усиление северного ветра до 30 м/сек.,закончили подготовку буксированного объекта к переход, легли на КК=350 градусов, дали полный ход. Следуем тандемом с буксиром АЛЕКСАНДР К. Средняя скорость 1.9 узла. Испытываем сильную смешанную качку, рывки на буксир.
      
       После напряженных часов суеты на судне воцарилась тишина. Радость первых минут буксировки сменилась напряженность, которая нарастала по мере приближения каравана к первому и самому важному кабелю Эстония - Швеция. И хотя скорость буксировки свидетельствовала об отсутствии касания концов баржи грунта, стопроцентной гарантии не было. Когда до кабеля оставалось пять миль, "завибрировал" капитан АК.
       - У вас есть стопроцентная гарантия, что мы не заденем кабель? - спросил он, и было видно, что уменьшил ход.
       - Помнится мне, что стопроцентную гарантию в море не дает никто, и это понятие не имеет никакого значения, - ответил Велев. - Держите полный ход и следуйте, не сбавляя оборотов, это нам только на пользу. Разве вам не понятно, что в данном случае ответственности за случившееся вы не несете.
       - Хорошо, капитан, но я записал ваш ответ на пленку, - не успокаивался АК.
       - Добро, не забудьте записать и в судовой журнал, а также сообщить вашему судовладельцу, - ответил Велев и неожиданно почувствовал облегчение. Это не было русское "авось", теперь он был уверен, что все должно закончиться благополучно, так говорила интуиция, подкрепленная опытом.
       Кабель прошли 27 января в 04.27 без видимых и ощутимых изменений и замечаний. Еще час ждали реакции от пограничников, и когда ее не последовало, Велев позвонил генеральному. Тот не спал и, по всему видно, находился в своем кабинете.
       - Вас еще не повязали? - спросил капитан.
       - Как видишь, - ответил тот.
       - Видеть не вижу, а прошло больше часа, как мы прошли стекловолокнистый кабель. Думаю, если бы зацепили, то тебя бы уже теребили.
       - Вряд ли, скорее раньше со Швеции тебе бы позвонили, там за тобой все время следят. Вечером поздравили меня с началом буксировки и предупредили, что северный ветер усилится до 24 м/сек. Может, спрячешься под финский берег у Ханко?
       - Пока мы туда доберемся, ветер зайдет на северо-восточный. АК неплохо держится на волне, баржа на буксире одерживает и его почти не качает, буксир длинный и рывков нет. А вот нас кувыркает до 35 градусов, но главное, сильные рывки на буксире - или гак свернем, или конец лопнет, и если я его не намотаю на винт, то АК на такой скорости непременно захватит. Буду отдавать буксир и сопровождать рядом.
       - Тебе видней, Михалыч, мы желаем успеха и ждем, - в голосе генерального чувствовалась едва сдерживаемое удовлетворение.
       Но сопровождать АК, следуя самым малым ходом, оказалось непросто. Высокие волны играли буксиром, как игрушкой, удержать судно на курсе против волны таким ходом было невозможно. Убедившись, что на АК все в порядке и на вахту заступил старпом, Велев дал полный ход, с целью спрятаться под финским берегом до прихода АК с баржей или до перехода ветра к восточным направлениям.
      
       Из судового журнала: стр. 04 (Новый судовой журнал)
       28 января
       03.30 Усиление ветра до 24 м/сек. с переходом на ост-норд-ост. Приняли решение следовать на якорную стоянку под укрытием острова Осмуссаар.
       12.40 стали на якорь под прикрытием острова. Приступили к ликвидации последствий шторма. Откатываем затопленные канатные ящики, окололи лед с носового кранца, восстанавливаем его крепление, перекладываем снабжение в сухом трюме. Стоим на правом якоре в постоянной готовности к срочному выходу к АЛЕКСАНДРУ К., поддерживаем с ним постоянную радиосвязь...
      

    МОТОРИСТЫ

      
       - Студент, я что тебе сказал? - недовольно ворчит старший моторист. - Почему льяла до сих пор не откатал и воздуха в пусковых баллонах ниже нормы? Ты, как слепой котенок, ни на минуту нельзя тебя оставить.
       - "Студент" - моторист практикант Кирилл, еще не превратившийся в мужчину симпатичный интеллигентного вида пацан, находится в предобморочном состоянии, он сильно укачивается, и за эти дни его вымотало так, что он похож на тень былого. Велев долго раздумывал, брать ли парня на спасение, но этот смышленый курсант Эстонской морской академии ему нравился и, зная что он укачивается, капитан решил его проверить. Если после этого сбежит, значит, моряком не станет, тогда и времени на него тратить незачем.
       - Плохо мне, Володя, голова кружится, ноги не держат, - говорит Кирилл и пытается сесть на корпус электромотора.
       - Всем плохо, не одному тебе. У меня ноги ватные, гастрит обострился. А ты молодой, спортивный, но головкой своей да ножками управлять не научился. Пока льяла не откачаем, порядок не наведем, я тебя на воздух не выпущу. Потерпи, немного уже осталось.
       - А если я упаду и останусь здесь навсегда? - не унимается практикант.
       - Вынесем на воздух, дракон тебя морской святой водой окропит, произнесет проповедь душеную из слов на буквы Б, Ё и Х начинающиеся, и родишься заново, как Христос, только водоплавающий. Чего рассопливился, ведь на поправку пошел - уже третий день рыбку не кормил.
       На лице Кирилла появляется гримаса, отдаленно напоминающая жалкую улыбку, он идет к льяльному насосу и предпринимает попытку запустить капризный механизм.
       - Подсос открой, держи, держи, а теперь прикрывай. Ну вот, а ты говорил могила. Сейчас механик придет, и пойдем мы с тобой наверх СО-2 из легких выгонять.
       Через несколько секунд дверь в машину открывается и появляется второй механик, спускается по трапу, здоровается с обоими за руку, молча смотрит на моториста.
       - Нормалек, начальник, - говорит тот, топливо в расходную (цистерну) накачал, на левом (двигателе) у четвертого цилиндра температура чуть выше.
       - Добро, - отвечает механик. - Там Боря по заказу кашку для твоего гастрита приготовил и овсяного киселька. Ждет вас. Вы мне не нужны и постарайтесь уснуть - хорошей погоды не будет.
       - А когда в Таллин придем? - спрашивает Кирилл.
       - Спроси, что полегче. Капитан полагает, дня через два ветер выдохнется. Или зайдет на попутный, вот тогда и прояснится ситуация с приходом.
       Посчитав обмен "любезностями" законченным, трудолюбивый хозяин машины подталкивает подчиненных к трапу и начинает готовиться к смене форсунки.
       - Героям подземелья привет, и поздравления с поднятием на поверхность, - здоровается с вышедшими из машины старпом, который в свободную минуту непременно помогает в приготовлении пищи. Это его хобби, готовить да и поесть он мастак, повара завидуют.
       Завтракают здесь же в коридоре, сидя на полу - качает сильно, дергает якорь-цепь. Окончив завтрак, натягивают ватники и выходят на палубу. Укрывшись от ветра за надстройкой, садятся на площадке гака и жадно вдыхают чистый холодный воздух. Кирилл при виде штормового моря и качающейся палубы закрывает глаза, обильный завтрак подступает к горлу.
       - Дыши глубже, а глаза открой. Тошнить перестанет, когда будешь смотреть равнодушно на это штормовое б...о. Вроде и видишь, а как будто его и нет. Сегодня две недели, как болтаемся, а если плавать пойдешь, в рейсе через океан да еще в сороковых ревущих широтах по месяцу штормит, - говорит моторист, глядя куда-то за корму.
       - Куда мне плавать, - отвечает практикант, - может, я от вас в Таллине сбегу.
       Моторист некоторое время молчит, потом произносит все так же, не глядя на Кирилла:
       - Сбежишь? Ну, и хрен с тобой. Не ты первый, не ты последний, - и, подумав немного, добавляет: - а вообще-то жалко. Парень ты неглупый, неиспорченный и романтик, вроде нашего капитана.
       - Ну, ты скажешь, Володя. Какой же он романтик? Хватка у него железная и характер такой же.
       Моторист улыбается, думая про себя, какой же ты еще наивный студент, в людях совсем не разбираешься.
       - Говорю тебе: романтик! Я с ним почти 20 лет назад встретился. Разгильдяем я тогда был, водочкой баловался без меры, а у него на судне дисциплина была железная, как мне сначала показалась. Такие, как я, его судно ХЕЛЬТЕРМАА называли Хельтюрма, а через пару рейсов понял, что экипаж не просто вкалывает, а живет и работает дружно, с охотой и интересно. Капитан того, что другим запрещал, себе не позволял, к своим подчиненным с уважением относился. Интересно жили, рыбачили, в свободное время в футбол гоняли, в походы по рекам в джунгли на шлюпке ходили. Скучать некогда было. А строгость в море вещь необходимая. Дай волю таким, как я, добра не будет - он-то устоит, а мы сопьемся. Когда его врачи на берег списали, другой пришел, ему мы были до фени, он главное - о себе заботился. Вот тогда-то я чуть не пропал. Выпивать опять стал, заочную учебу на последнем курсе забросил. Все под откос пошло. Как случайно услышал, что он людей в портофлот набирает, пришел к нему. Он про мои фокусы, конечно, знал, но взял сразу, только сказал:
       - Обещаний мне давать не надо, будешь валять дурака - выгоню. Работать ты умеешь, если захочешь. Станешь для других примером - трехкомнатную квартиру получишь.
       - И что дал?
       - Как и обещал, через год. Капитан человек слова.
       Он помолчал, плотнее укутался в ватник и, казалось, задремал. Кирилл уже было собрался вставать, когда моторист открыл глаза.
       - Расскажи мне Кирилл о себе. Люблю слушать за жизнь, у меня-то она не очень удалась, может, и по моей вине, а может, из-за родителей. В нашей семье друг с другом не ладили, каждый жил для себя, и ушли из жизни рано. Мне кажется порою, что и не было их совсем. Через это и у меня дома... - замолчал он, не закончив.
       - А что говорить, - Кирилл развел руками. - Моя биография на полстранички школьной тетради. Мои родители дружно жили, много работали и при советской власти были не бедными. Меня баловали, долгожданным, говорят, был, но времени у меня свободного много было. У нас, русских парней, в эстонском богатом колхозе- миллионере имени Кирова, условия жизни и отдыха были, что надо. Море под боком, стадион свой, спортивный клуб, Дом пионеров. С эстонским парнями, их у нас больше было, ладили, но обижать себя не давали. Мама баловала, отец в строгости держал. Когда школу закончил, выбрал Морскую академию не оттого, что хотел в море. Во всем виновата Катерина, девчонка, в которую влюбился в школе. Она хорошо знала английский, и старший брат, успешный бизнесмен, послал ее учиться в Америку. Катя очень море любила, и моряки ей нравились. Вот и захотелось сделать ей приятное. Выбрал профессию механика, потому что мы с ребятами последние годы с автомобилями много возились. Покупали дешевую тачку, приводили ее в порядок и продавали. Катькин брат нам даже мастерскую купил, мы в ней и привязались к технике - интересно, и денежки не только на дискотеку водятся.
       К вам попал случайно, при распределении на практику не захотел идти на паромы. Мы хорошо знали, что наши эстонские пойсики там теткам чемоданы подносят да водкой приторговывыют. Отец мне сказал, пойдешь на паромы вместе с этими бездельниками - домой не приходи. А тут брат Катькин яхту купил, ну и взяли меня на прогулку. Обгадился я, Володя, при своей любимой, обтравился, когда другим, хотя бы что. Сильно расстроился, отцу признался.
       Стоим мы с ним как-то раз на берегу, а небольшой буксирчик судно встречает. Ветер сильный, волна большая его кидает, а нам видно, что на палубе ребята, как мы по земле бегают. Отец и говорит - вот и иди к ним, глядишь за практику и оморячишься, чем ты хуже других. И Катька и ребята твои рядом будут.
       Сначала меня брать не хотели, потом взяли только на лето, мотористов на время отпуска подменить. А я, Володя, решил, если Андрюха не вернется и стармех согласится, совсем останусь, а в Академии переведусь на заочное обучение. Там не возражают.
       - На заочное? А потянешь? Я вон бросил, запустил немного, на экзамене провалился и бросил.
       - Не брошу, я упертый, и Катька не простит, она отличница, учится и работает. А я что - хуже?
       Моторист прислушивается к стуку в машинном отделении и встает со словами:
       - Виктору помочь нужно. - Сделав пару шагов, оборачивается к практиканту.
       - А ты, Кирилл клевый парень! Правильно решил, только к деду не ходи, к мастеру иди, я уверен - не откажет, и про Катьку ему можешь сказать. Он поймет.
       Усталость брала свое, и Кирилл задремал. Нет, все же хорошо, что попал сюда, подумал он. Мужики все нормальные, сначала, прикалывались, всякими морскими шуточками заморочили, но вскоре приняли за своего. Летом подменял матросов, а у такого боцмана, как Герман, не посачкуешь, никаких поблажек не признает
       - У тебя, "академик", что в направлении написано - матрос первого класса. Знать ничего не знаю, если не соответствуешь, по ночам будешь учебники читать, а делать все, что другим положено заставлю.
       - Как это так, - взмолился Кирилл, - ночью читать, а днем работать? А спать когда?
       - А ты что сюда спать пришел? Вот отработаешь двое суток и следующие двое можешь из постели не вылезать, хочешь на судне, хочешь у зазнобы или дома.
       Вначале трудно было, Кирилл поспать любил, особенно в воскресенье, а сейчас на спасении и счет дням недели потерял. Завернувшись в ватник, он не заметил, как уснул
       - Вставай, студент, простудишься, - растолкал его боцман. - Мастер тебя на мостик зовет.
       - Не знаете зачем? - встревожился Кирилл.
       - Наградить тебя хочет за доблестный труд и примерное поведение, - хмыкнул боцман и продолжил: - а может быть, и чоп (деревянная пробка для отверстий и пробоин, морск.) вставить!
       - Это за что?
       - Иди, иди голубчик и запомни, когда начальство чоп вставляет, лучше не спрашивать, за что. Оно причину всегда найдет, потому что все мы не безгрешные.
       Двери на мостик Кирилл открывал осторожно. Капитан был один и сидел за штурманским столом. При стуке закрываемой двери обернулся.
       - Пришел, вот и хорошо. Как твои дела, спрашивать не буду, и так видно, что на поправку пошел, привыкаешь понемногу. У тебя заканчивается практика. Думаю, дня через три смогу тебя отпустить, учеба в твоем возрасте самое главное, а вот и второй механик хочет, чтобы ты в машине немного поработал, какой же ты механик без понятия в механизмах.
       - А я, товарищ капитан, уходить не хочу, - выпалил курсант.
       - Мало ли что не хочешь. Вот у меня предписание - направлен для прохождения практики до тридцатого января. Это приказ, а они не обсуждаются.
       - Так точно, но я в училище договорился о переводе на заочное отделение. Буду работать и учиться. - Увидев, что капитан удивился, добавил: - если вы не возражаете.
       - Ты меня извини, - после некоторого молчания заговорил капитан, - но я обязан спросить, что об этом думают твои родители?
       - Они за, - выпалил Кирилл и, немного подумав, робко произнес: - мама, правда, расстроилась, но отец ее уговорил.
       - Ну, если мама не против, тогда и я не возражаю, может, это даже неплохо - трудовой стаж идет. Остается только кадры уговорить. Правда, матросов на судне полный штат, месячишко побудешь мотористом-практикантом, а с первого марта, сдашь экзамен в УКК пароходства на моториста. К тому времени, и место освободится - наш Андрюша уходит в бизнес.
       - Я согласен, товарищ капитан.
       Велев посмотрел на светившееся благодарностью лицо курсанта.
       - Тогда свободен, вечером позвони отцу, еще раз поделись с ним планами. Думаю, ему будет приятно.
       Кирилл вышел, а капитан опять погрузился в свои мысли о экипаже. В феврале исполнится десять лет, как он укомплектовал свой экипаж "под себя", по возможности грамотными специалистами. Зная из опыта, что по различным причинам состав экипажа меняется, он предусмотрел сменяемость экипажа и загодя присматривался к тем, кто бы смог заменить уходящих. С палубной командой особых проблем не было, немолодые матросы держались за свои места по принципу "от добра, добра не ищут". Только старшего матроса убили в дни смуты свои же собутыльники за полученную в тот день зарплату. А вот механики и мотористы менялись чаще. Внезапно умер от рака опытный второй механик, вернулся в большой флот один моторист, теперь уходит Андрей, да еще один механик работой недоволен и больше болтает, чем делает, стал раздражать своими выходками.
       Вот если этого смышленого парня сделать года через четыре еще и судоводителем, из него вышел бы неплохой совмещенщик. Есть у него задатки - внимательный, хорошая ориентация, толково управляет судном на руле, да и по глазам видно, что работа в рубке ему нравится. А то, что укачивается, это пройдет. Недаром известный поэт сказал:
      
       И кто из нас на палубе стальной,
       Не плакал, не блевал и не ругался?
      
       Вот и курсант уже лучше держится, сбегать не собирается. Значит, выйдет и из него моряк, если во-время поддержать.
      

    НА ПОДХОДЕ

      
       Выписка из судового журнал: стр. 5
       29 января
       06.30 уменьшение ветра до12-14 м/сек, снялись с якоря. Следуем к АЛЕКСАНДРУ К.
       09.32 выход из строя правого двигателя. Из-за попадания струи воды на коллектор двигателя и интенсивного парообразования сработала сигнализация. Легли в дрейф для ремонта.
       10.10 закончили демонтаж трубы охлаждения, приступили к сварке лопнувшей трубы,
       10.30 закончили откатку воды из льял.
      
       Молодцы механики, паники никакой, если бы они не успели вовремя отключить сигнализацию, сработала бы система углекислотного тушения, тогда из машинного отделения нужно было бежать. Да и в мощном потоке воды найти те клапана, которые можно перекрыть без ущерба для другого двигателя, надо ухитриться, не говоря о том, что среди сплошного пересечения труб еще и быстро демонтировать поврежденную. Но если за это берутся Виктор и Володя можно быть спокойным.
       Уменьшаем обороты левого двигателя до малого хода, ложимся против волны, чтобы уменьшить качку. Через сорок минут пускают правый двигатель.
       - Ребята наши рекордсмены, - поглядывая на часы, произносит прикомандированный капитан.
       - А фирма "Виктор энд компани" веников не вяжет, - заключает старпом. Капитан смотрит на стоящего на руле своего заместителя и говорит, обращаясь ко всем:
       - Кому нужны эти рекорды. Эту трубу уже в четвертый раз штопают, а на новую денег жалко. А у финнов даже на старых буксирах нержавеющие трубы ставят. Неужели не понятно, что буксир дороже этой трубы.
       В рубку поднимается боцман. Он уже сполоснулся в душе и сменил одежду.
       - Ты, Герман, о баньке мечтал, вот тебе механики ее и устроили. Сказал им спасибо?
       - Сказал, только баню устроили не механики, а рас...и из мастерских, они шов пережгли, и краской замазали, чтобы не видно. А хотите, я вам хохму скажу, не поверите. Знаете, кто в машину впереди меня влетел? Студент! В одних плавках, словно нырять собрался. Ну, думаю, сейчас он свои помидоры сварит, схватил я его в охапку, по другому никак не удержать, а он мне кричит - Витя там, спасать его надо, и показывает на открытые плиты. Еле успокоил. Вот тебе и птенчик. Молодец студент, не побоялся. А, вот и водолаз-сварщик к нам ползет, - указывает он на поднимающегося по трапу старшего моториста. - По сырому металлу Вова, варить всегда хреново, но наш Вова не варит хреново.
       - Зато поэт из тебя, Герман г..., - сделав гримасу шевелит губами моторист, произнося про себя бранное легко угадываемое слово, и обращается к капитану.
       - Механик сказал можно обороты до полных добавлять, до Таллина дотянем с гарантией.
      
       Из судового журнала:
       11.40 уменьшение ветра до 8 м/сек. Подали буксирный конец полипропилен С=300мм длиной 200 м. на битинг АК, начали совместную буксировку "цугом". Во избежание зацепов следуем на Таллиннский рейд более глубоководным Северным проходом.
      
       Ветер переходит на западный и быстро сменяется на южный. Теплеет, под прикрытием берега исчезает волнение. Там где в море снижается солнце, исчезают тучи и небосвод окрашивается в багряный цвет. Огромный расплавленный диск быстро исчезает за горизонтом.
       - А ведь мы впервые за все время солнце увидели, - тихо произносит Борис. Вот и в жару в пустыне оно садится огромное и красное. Тогда жди иссушающего ветра с песком.
       - Типун тебе на язык, я уже ветром сыт по горло, - перебивает его боцман.
       - Помолчи, дракон. А ты, Боря, поведай нам про пустыню, раз уж ты там бывал, - вмешивается чиф.
       - А что про нее скажешь, пустыня и есть пустыня, она как море, только много не воды, а песка и горя. Я сам-то не житель Средней Азии, меня туда армейская служба забросила. Сначала служил там, где и поэт Тарас Шевченко, а потом под Фергану перевели. В большом кишлаке мы стояли - арыки с водой, море садов, кишмиш, урюк, халва.
       - А тетки были? - опять перебивает боцман.
       - А где их нет. Только там, Герман, ислам и особенно не побалуешься, живо мужское достоинство ножичком чик, и уже евнух. Но если ты серьезное задумал то, как солдатику тебе можно невесту и без калыма брать, если конечно родители согласятся. Год я с горем пополам без "теток" выдержал, а на второй познакомился со студенткой на практике. Когда опомнился, уже поздно было, да и любили мы друг друга, а потому женился и привез ее сюда. Жалеть не жалею, а если бы все снова начать... хотя, что об этом говорить. А Среднюю Азию я часто вспоминаю, все же неплохо и там было и люди совсем другие, чем эстонцы. Я бы туда вернулся, меня узбеки принимали, и язык их для меня не проблема. А здесь люди скучно живут и каждый сам по себе, а уж мнения о себе! Узбеки про таких говорят - шайтан у них в голове. Там я вегетарианцем стал, а здесь овощи и фрукты безвкусные, ничего приличного из них не приготовишь.
       - Ну, это ты зря. Если уж я приготовленные тобой вегетарианские блюда лопаю с удовольствием, значит они не только съедобные, а даже очень ничего, - говорит боцман и добавляет, - а если ты с нами еще и секретом приготовления кофе поделишься, так и быть премирую тебя в Таллине ананасом.
       - Да никакого секрета и нет. Только кофе нужно брать в зернах и перед тем как молоть, обязательно прокалить на сковородке слегка смазанной оливковым маслом. После этого перемолоть и варить как обычно в чайнике, но чайник лучше серебряный или железный и с толстым донышком, чтобы кофе не пригорало. А как до готовности дойдет, бросить в кипящий чуть-чуть кардамона. Совсем немного на лезвии ножа. Вот и весь секрет.
       - А ведь ты его в кастрюльке варишь.
       - А потому, что у нее стенки толстые и донышко массивное.
       - Борис, а дети у тебя вегетарианцы?
       - Нет, жена и дети всеядные, жена меня по мусульманским законам к воспитанию девочек не допускает. У них свой мир, женский.
       - Слушай, а кто же в доме старший? - удивляется боцман.
       - Я, конечно, только она не позволяет вмешиваться в домашние дела, мужчина должен обеспечивать семью деньгами, продуктами, защищать ее, а остальное все делает женщина.
       - И что ж, выходит тебе и прихватить ее нельзя? - возмущается боцман.
       - А зачем? У нас дома разборок не бывает, причин для этого нет.
       - Как это нет? Такого не бывает, причину всегда можно найти. Женщина должна мужика побаиваться, иначе в доме порядка не будет. Не верю, я тебе, Боря - настаивает дракон.
       - А я верю, - внезапно заявляет Николай. Когда я свою не трогаю - она молчит, и в доме порядок. А стоит только сделать замечание - в мегеру превращается.
       Раздается звонок спутникового телефона. Все кроме вахтенных без команды покидают рубку.
       - Слушаю, - говорит капитан. - Я же час назад передал диспетчеру, что идем цугом с АК. со скоростью 1,8 узла. Что нового? Да ничего пока нового, вот только погода успокоилась, сегодня по-настоящему пообедаем, а то надоело всухомятку. Последний кабель пройдем не раньше, чем часам к двадцати двум. Как пройдем, уменьшим ход, чтобы прибыть на рейд утром, часам к семи. Нет, раньше смысла нет, паромы начинают выходить только с восьми. Если будет плавкран и швартовщики, за час поставим мы нашу "приму" на бочку, никуда она не денется. Если что, звоните по мобильному, мы уже в зоне, и наших жен предупреждать не нужно, сами созвонятся.
       - Босс беспокоится? - спрашивает старпом.
       - А что ему еще делать. Он там уже всех на рога поставил, плавкран со швартовой бочкой в рыбный порт привел. Говорит, порт задание дал до выхода пассажиров фарватер освободить, будто они обойти нас не смогут. Нашу подопечную будем ставить на бочку напротив Минной гавани. Глубина там немного маловата, придется ее волоком по грунту тащить, а подвести нужно как можно ближе, чтобы удобней было за серьгу крепить. Как подойдем к приемному бую, буксир отдадим и подадим короткий метров пятьдесят с кормы. На нем тормозить баржу будем, поэтому пусть подадут двойной конец для гарантии.
       Я после ужина прилягу, а ты, чиф, покомандуй. Прикомандированного капитана к руководству не допускай, если рваться будет, захочет говорить по УКВ - не давай. Мобильный уже в зоне, пусть по нему связывается за свой счет, а то он любитель всем приветы посылать. В восемнадцать ноль-ноль передашь сводку диспетчеру и спроси, кто ночью дежурит в портнадзоре. Счастливой вахты.
       - Убавь громкость радио, - приказал чиф вахтенному матросу, когда капитан ушел, - а дракону передай, пусть всех предупредит, чтобы не шумели. Особенно дверью в машину не хлопали.
       - А им и говорить не нужно, они и так знают. Могу поспорить, что он все равно проснется, как только подворачивать начнем. У него гирокомпас внутри, если больше чем градусов на десять подвернуть, он сразу просыпается.
      
       Выписка из судового журнала: стр. 7
       30 января.
       01.20 начали поворот на Таллиннские створы
       02.20 шир.59.34,9 сев. долг 24.46,5 вост. Отдали буксир на АЛЕКСАНДР К, закончили буксировку.
       06.50 начали удержание баржи в районе постановки ее на бочку.
       08.20 вывели плавкран к месту установки бочки.
       08.45 установили бочку в координатах шир.59.28,2 сев. долг. 24.45,4 вост. Начали установку МУЛЬТИ ПРИМО на бочку.
       10.30 закончили операцию установки. Судно постановлено на заведенный дуплинем стальной конец диаметром 32 мм.длиной 40 м. сцепленный с хвостовиком буксирной браги, с красного цвета буйком на проводнике.
       11.10 закончили обход баржи. Водолазы приступили к подводным работам.
       15.00 ошвартовались правым бортом к причалу N6 Таллинского порта.
      
       У приемного буя встречает лоцман, как и предполагал капитан наш старый знакомый Анатолий Сорокин, которому всегда доверяют, если в порт приходит что-то необычное, этот человек любит необычное и рискованное, а потому у него все прекрасно получается.
       Обмениваемся приветствиями, Он уточняет координаты постановки, осадку баржи и, услышав, что возможно где-то метров двадцать пять, а может, и тридцать, отвечает шутливо:
       - А как же ты ее, Михалыч, через пролив Большой Бель протащил?
       - Бочком пристроился, а как же иначе.
       - Понял, - отвечает он. - Теперь ясно, почему вас плавкран в Рыбном порту ждет.
       - В разговор вмешивается дежурный диспетчер, старый и уважаемый капитан ЭМП Харью Лийдеманн:
       - С приходом и успешным спасанием, капитан. Запиши координаты. Туда ты должен будешь поставить плавкран, а уж он поставит швартовную бочку, которая у него на палубе. Постарайся закончить работу до обеда. Открою тебе секрет - большое начальство в четырнадцать собирается посмотреть на твой приз. Смотреть-то есть на что?
       - Да тут такой кашалот, - говорит ему лоцман, - что весь город будет на набережной собираться.
       - Что ж, пусть полюбуются, что в море бывает. А ты, Михалыч, настоящим спасателем стал, - хвалит диспетчер. - Обязательно как-нибудь заскочу к тебе на чашку чая.
       - Всегда рад такому гостю, а помнится, вы крепкий кофе предпочитали.
       - Запомнил? А ведь это было почти сорок лет назад. Теперь только чай да разве еще коньячок пожиже.
       Такой разговор с очень уважаемым в порту человеком окончательно снимает напряжение, уже много дней державшее в состоянии постоянной готовности к худшему. Это весьма кстати, поскольку уже вскоре началось то, чего ожидали.
       С подходом к месту постановки, к неудовольствию лоцмана принимается командовать генеральный, который встречает на водолазном катере. Его быстро останавливают лоцман и портнадзор, решительным предложением не мешать работе. Но энтузиазм босса остановить не просто, он подходит к нашему борту и дает советы, не обращая внимания на то, что мы заняты другим. Поняв это, он принимает на борт прикомандированного капитана и на время замолкает.
       АЛЕКСАНДР К с нашей помощью выходит в заданную точку и удерживается в ожидании плавкрана. На крепление буксирной браги к бочке уходит почти два часа. Продеть в рымы тяжелую якорною скобу Кентера нелегко, как и отдать такую же на буксирном канате. Все это время водолазный катер совершает обход МУЛЬТИ ПРИМО и хорошо видно, как генеральный, энергично жестикулируя, объясняет что-то капитану порта и представителям Водного департамента.
       - Все, Михалыч, - говорит старпом. - Наша миссия окончена.
       - Вот так всегда, чиф. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить! Только чует мое сердце, что мы еще понадобимся, посмотри какую кривую завернул барограф. Через денек опять заштормит, так что домой нас не отпустят, наверняка заставят дежурить у нашей спасенной - говорит капитан. Впрочем, домой и я не собираюсь, жена ночует у родителей, отец последнее время часто болеет.
       - Но это же чистое свинство, - возмущается боцман. - Две недели пупок драли и опять торчать на судне из-за этого корыта.
       - А тебе торчать и не нужно, теперь поработают пару дней те, кто эти две недели отдыхал. Как ошвартуемся, комиссию пройдем, можешь на пару дней идти на все четыре стороны, - успокоил его старпом.
       - Знаю я ваши четыре стороны - мобильник не отключай, далеко за город не уезжай, будь готов в любой момент к вызову. А может, я напиться в стельку хочу, стресс снять. Я ведь уже не мальчик, чтобы как пионер быть всегда готовым.
       - Судя по твоему брюзжанию, Герман, старый ты совсем стал - говорит капитан.
       - Не старый я, а самый старший по возрасту и потому требую к себе уважения, - и боцман успокаивается понимая, что погорячился.
       Межу тем АК уже ошвартовался в порту, отошел, закончив работу плавкран, а генеральный все ещё не отпускает судно к причалу, намереваясь нанести визит. Велеву пришлось пойти на хитрость, сказав, что в порту ждут пограничники. Вскоре после этого ошвартовался к причалу. Прибывший вскоре офицер взял судовую роль и, не проверяя паспорта, пояснил: - Вы свободны, мы следили за вами все эти дни. Из территориальных вод вы не выходили. Всего хорошего, вы свободны. Удивленный старпом, глядя на карту, пожимает плечами и тихо говорит капитану:
       - Вообще-то официально Эстонские территориальные воды три мили, а мы подходили и к берегам Финляндии.
       - Каждый понимает в меру своей заинтересованности и желаемое не всегда совпадает с действительным. Это как раз такой случай, а вообще-то приятно, - говорит капитан и повторяет: все свободны!
       Когда после трех недель в штормовом море оказываешься в порту, ужасно хочется выйти на твердую сушу хотя бы на пару минут, чтобы почувствовать под ногами землю, осмотреть судно с берега и обрести спокойствие, ведь на какое-то время можно расслабиться. Осмотром Велев доволен - в этот раз обошлось без повреждений, только носовой кранец от ударов волн лишился защитной сетки, и крепления его вытянулись и ослабли.
       - Завтра с утра приду и подтяну, - говорит за его спиной боцман, проверяя, не заставят ли его делать это сегодня.
       - Иди, иди, - говорит ему капитан, - передай привет своей супруге и завтра, можешь, не приходить, обойдемся без тебя.
       Пройдясь пару раз вдоль борта, капитан идет на судно с подошедшими и отдохнувшими стармехом и его вахтой - матросом и мотористом. Вскоре они, не ожидая приказания, хлопочут на носовой палубе, готовясь обтянуть кранец.
      

    "РАЗБОР ПОЛЕТОВ"

      

    "Вот так всегда в нашей капитанской жизни. Ведешь

    днем и ночью судно нужным курсом, а ключевые

    события всегда за бортом, потому что в этом мире

    чаще всего правит несправедливость".

    Капитан А.Чижиков.

      
       Из дневника капитана.
       Так сказал мне он мне в самую трудную минуту, когда я сошел с трапа ХЕЛЬТЕРМАА на берег не по своей воле и безнадежность и хаос царили у меня в душе. Что было бы со мной дальше, я не знаю, если бы он не добавил:
       - "Несмотря ни на что, ты должен всегда оставаться капитаном и доводить начатое до благополучного завершения. Только в этом случае твоя душа сможет остаться спокойной".
       И я ему поверил.
       Разбор полетов - это пришедшие из авиации выражение часто использовали и моряки, называя так обязательное посещение начальством пришедшего из рейса судна. Это весьма важное мероприятие, рожденное советским бюрократическим аппаратом. Вспоминая визиты начальства во время первых минут пребывания родном порту, Велев всегда испытывал раздражение, смешенное с чувством стыда оттого, что первые и самые радостные минуты встречи с любимыми и близкими омрачались приходом начальства и проверяющих с вопросами, которые можно было решить в другое время. Так продолжалось долго, до приказа министерства, запрещающего посторонним появляться на судне в день прихода. И хотя с изменением политического строя изменилось многое, начальство, как всегда, непременно желает иметь все сведения и ответы на свои вопросы немедленно. Вряд ли это было необходимо столь срочно, но инерция вещь трудно преодолимая. Вот и сейчас можно было бы отправиться домой, но Велев знал, что визит руководства состоится обязательно, и его отсутствие на судне непременно напомнят при случае.
       Осторожный стук в дверь раздался как раз тогда, когда он собирался отправиться в офис. Велев открыл дверь и увидел капитана Таллиннского порта Эдуарда Хунта.
       - Рад видеть вас, входите, - пригласил он гостя.
       - Спасибо за приглашение, но я ненадолго. Лучше пройдем на мостик ближе к радиостанции, я все же на работе, - ответил гость. - Хотел поздравить тебя с успехом, в который мало кто верил, - продолжил он в рубке. - Признаться и я сомневался, уж больно не похож твой буксир на спасателя. Рад, что тебе это удалось. Капитаны паромов, которые тебя знают, присоединяются к поздравлению.
       - Спасибо за добрые слова заслуженного капитана, в наше время их редко услышишь.
       - Хорошая работа видна, во все времена, а на большой флот тебя не тянет? - спросил Хунт, осматривая рубку.
       - А вас? - улыбнулся Велев.
       - Да я, вроде, постарше тебя и пенсионер по полной программе.
       - Хитрите, вон Айво Питк тоже не мальчик, а капитанит на паромах и уходить на берег не собирается.
       - На паромах плавать хотя и престижно, а неинтересно все время одними курсами ходить, да и здоровьем мне с Питком не сравниться.
       - Вот и я, как говорил один мой знакомый, успел по помидоры в береговой мох врасти, - вздохнул Велев. - Десяток лет назад еще бы согласился, а сейчас дорабатываю здесь и доволен тем, что делаю. Как говорили на Руси: укатали Сивку крутые горки.
       Но мы еще поработаем, а сейчас перейдем к делу, - сказал капитан порта. - У меня к тебе просьба, капитан. Твой директор хочет тебя в Мууга отправить, а ты нам здесь нужен. В ночь на первое февраля по прогнозу ожидается норд-вестовый ветер до тридцати метров в секунду, как раз перпендикулярно нашим причалам. В Хельсинки этот ветер швартовке в порту не очень мешает, и паромы оттуда выйдут. Их капитаны по привычке и у нас задерживаться не захотят, но без помощи буксиров не обойдутся, а у нас всего два больших буксира вашей компании. Мой коллега в порту Мууга оба мне не отдаст, а ты его попроси под предлогом удержания спасенной баржи. Если это возможно, постарайся быть во время шторма на судне, хотя у тебя и хорошие ребята, а вдруг что случись, ты можешь понадобиться.
       - Я согласен, но все же поговорили бы с нашим генеральным. Не хочу обострять отношения, уж больно он не любит, когда такое решается без него. Тем более повод есть - якорь швартовой бочки может в такой ветер и не удержать.
       - Хорошо, - согласился Хунт, - но ты не забудь переговорить с Раудсалу до окончания рабочего дня, а я ему позвоню вечером. Всего тебе хорошего. Будет время - заходи, есть еще один вопрос, который нужно решить, ты ведь, как я слышал, вышел из клуба капитанов Эстонии.
       - Гражданство у меня российское, а вы знаете, что согласно КТМ Эстонии (Кодекса торгового мореплавания) называть себя капитаном этой страны я права не имею.
       - Когда кодекс принимали, нас не спрашивали, а звание капитана у тебя никто не отнимал и не отнимет. Как вы, русские, говорите: у них своя компания и у нас своя компания. Мы моряки уж как-нибудь сами в своих делах разберемся. Так что как будет время - жду.
       Проводив гостя, Велев глянул на часы, они показывали шестнадцать сорок. Скоро окончание рабочего времени в конторе, подумал он, а генерального все нет. Сегодня, наверное, он уже не придет, можно поехать домой. При этой мысли почувствовал, что идти пешком до автобусной остановки и еще толкаться в автобусе не хочется, лучше уж на судне поужинать и хорошенько выспаться. Поднялся на мостик, позвонил Раудсалу. Тот, поздравив с окончанием спасательных работ, удивительно быстро согласился на предложение остаться на время шторма в центральном порту.
       - У нас на подходе только один танкер на первый причал, - сообщил он, - а на отходе зерновоз и банановоз с ножками Буша. На подходе до третьего февраля никого, так что стой себе на здоровье, сторожи свою подопечную.
       До ужина оставалось два часа. Велев сполоснулся в душе, попросил приготовить чай.
       Матрос принес кружку вместе с двумя бутербродами, когда сидя на кровати, он услышал, как на мостике зазвонил телефон.
       - Капитан отдыхает, - ответил вахтенный помощник. - Только лег. Нет, я будить его не стану, он же не с прогулки пришел. Как хотите, - и положил трубку.
       - Кто звонил? - спросил Велев приоткрыв дверь.
       - Диспетчер. Спрашивал, почему вы не пришли в контору, вас директор ждет.
       В здание офиса было тихо. Диспетчер, встретив его, кивнул в сторону директорского кабинета:
       - Сидит, ждет и, кажется, не в духе.
       - С чего бы это?
       - Не знаю.
       В просторном директорском кабинете шеф сидел один, как всегда у экрана компьютера. Не вставая, он указал на стул и вновь углубился в изучение экрана с напускным вниманием.
       У него уже входит в привычку делать деловую паузу перед началом разговора, подумал Велев. Очевидно, это должно означать значимость и крайнюю занятость важным делом, хотя с ним он мог бы этого и не делать. Может просто настраивается на разговор или старается скрыть раздражение?
       Словно поняв его, генеральный встал из-за стола и несколько картинно протянул руку. На лице его скромно засветилось что-то наподобие улыбки.
       Он явно не в духе и что-то у него не получается, решил капитан и, ответив на приветствие, спросил:
       - Что-то случилось? От того, что он фамильярно назвал его по имени, у директора поднялись брови.
       - А что должно случиться?
       - Не знаю, мало ли у тебя забот. Даже на судно не зашел, а мои ребята тебя ждали.
       - Я вот тоже тебя ждал, да у тебя доложиться времени нет. На лице шефа разливалось вместе с румянцем откровенное неудовольствие. - Я понимаю, что ты устал, но не настолько, чтобы не дойти от судна до офиса.
       Теперь раздражение охватило Велева. Он понимал, что начальник не доволен тем, что не пришел во время доложиться, хотя этого можно было и не делать - прикомандированный капитан сделал это намного раньше, еще с постановкой баржи на бочку.
       - Видишь ли, ты сам поставил меня в положение, при котором я не обязан этого делать. Благодаря твоему прикомандированному капитану я не имею на это права. И твое приглашение его к себе на борт на виду у всех по прибытию, тому подтверждение. Так что извини, я действовал правильно и пришел сюда сейчас только потому, чтобы сказать тебе об этом наедине, во избежание лишних разговоров.
       Шеф был неплохим актером, когда это было необходимо. Четко отработанное перед зеркалом выражение лица на этот раз выразило не совсем искреннее возмущение, смешанное с удивлением. В то же время он знал, что делать это перед человеком, который знал его давно и в какой-то мере мог читать его мысли, не стоило.
       - Если ты уверен в том, что ты высказал, то давай говорить напрямую. Все эти дни я слышал от тебя одни скудные доклады о проделанном, и ты не очень-то сообщал свои планы. Три недели я должен был догадываться, почему ты стоишь, что собираешься делать. А то, что капитан Л. информировал обо всем, то он выполнял мои указания, и не твое дело упрекать его за это, - голос его обрел жесткий командирский тон. Но Велев уже понял, что это был последний козырь шефа в разговоре, официально он сам лишил себя права на дальнейшие обвинения.
       - Видишь ли, - капитан продолжал называть его по имени, - пора бы понять, что каждый из нас делает свое дело. И поверь, что в море я делаю его все же лучше тебя, поэтому не пытайся искать ошибки, которых я не допускал, моряки в это все равно не поверят. Что же касается стиля моей работы, скажу не в качестве оправдания, а на будущее: меня всегда учили докладывать начальству только хорошее, а про неудачи умалчивать и брать их на себя. К тому же привык решать свои проблемы сам. Не говори мне, что ты хочешь, чтобы было наоборот. Я прекрасно понимаю, что ты начальник, а я всего лишь подчиненный, но если ты собираешься строить работу со мной по принципу: я начальник - ты дурак, то уверяю - такого не будет. Каждое твое подобное указание берусь выполнять тогда, когда мне интересно, и я уверен, что смогу сделать это пусть немного, но лучше других. Для прочего у тебя есть молодые капитаны - пусть учатся. Впрочем, зачем я тебе это говорю, ты такой же опытный капитан, и все прекрасно понимаешь. Как говорил наш коллега Чижиков, в море я сам хозяин и не нуждаюсь в том, чтобы начальники указывали каким курсом мне идти, достаточно указать порт назначения. Разве ты, будучи капитаном, поступал иначе?
       - Речь сейчас не об этом, а о том, что ты подаешь дурной пример подчиненным, обсуждая с ними мои приказания.
       - Извини, но мне кажется, ты не понял, о чем я тебе говорил. Ты хочешь, чтобы твои подчиненные выполняли приказания, не раздумывая и не проявляя инициативы? Но ты же знаешь, что в море этот вариант не проходит, к тому же вряд ли ты возьмешь на себя всю ответственность в случае ошибки? Разве я не прав? И чтобы закончить этот ненужный разговор скажу: я не хочу повторять то, что ты уже знаешь от засланного капитана-"казачка". Если ты с самого начала недоволен моими действиями, что мешало тебе приехать на пару дней к месту событий? Мы бы решили все на месте, так сказать при свидетелях и мы избежали бы этого разговора, который, мне неприятен, а самое главное, еще и бесполезен. Мы ведь все равно останемся каждый при своем мнении.
       - Ну что ж! Ты, как всегда, в своем репертуаре, и я не собираюсь бесполезно тратить время, - произнес как можно безразличней генеральный. - Приготовь к завтрашнему совещанию выписки из судового журнала, схемы и документы баржи. Совещание состоится на месте и возможно тебе придется отвечать на некоторые вопросы. Шеф поднялся, сделав вид, что аудиенция окончена, начал укладывать бумаги в дипломат. Велев тоже встал и как можно спокойней сказал:
       - У диспетчера я оставил судовой журнал, где подробнейшим образом изложено все,
       что касается спасания. У вас есть копировальная машина и если вам нужно, сделайте необходимые копии - не буду же я переписывать журнал заново. Как понял из разговора с капитаном порта, мы остаемся здесь при барже на дежурство, так что утром буду на судне, тогда и сдам документы баржи под роспись.
       Уснуть быстро на этот раз не удалось. Заметив хмурое лицо капитана, стармех долго расспрашивал его проделанной операции и, понимая причину его неудовольствия, спросил напрямую:
       - Как всегда, шеф испортил вам настроение?
       - Почему, как всегда?
       - Да я уже заметил, что каждый раз после встречи с ним вы не в настроении. Да и у него при упоминании вашего имени нет на лице радости. Я пока ждал вас, наслушался в конторе всякого в ваш адрес. Мне кажется, он уверен в том, что вы мечтаете сесть в его кресло.
       - Но вы то, дед знаете, что это не так, - ответил Велев.
       - Я это давно знаю, а вот он никогда в это не поверит. Знаете, какая разница между вами? Хотя вы оба закончили одно училище и с одним капитанским стажем, вы моряк-романтик, а он прагматик, начисто лишенный романтизма. Я работал с ним и знаю его лучше вас. Для него иметь собственный бизнес - мечта с давних пор и директорское кресло - возможность исполнения мечты. Он готов держаться за него любыми средствами, а вы для него самый опасный конкурент. Вам его место до фени, а ему ваше - конец всех надежд. Зная его характер, уверен в том, что он долго не потерпит вас рядом.
       - Ты сгущаешь краски, дед, хотя во многом я согласен. Мы работаем с тобой не первый год и ты прекрасно знаешь, что я отступать тоже не люблю и поступать со мной без должного уважения не позволю.
       - Знаю, знаю, - ответил стармех, - да только когда паны дерутся, у холопов чубы трещат. Мы пришли в портофлот работать с вами, когда вы были начальником и к нам тогда относились по-другому. Если вас не будет - я уйду сразу.
       - Не надо так мрачно. Я не собираюсь так просто уходить, и кое-кому придется с этим считаться, - подытожил капитан.
       Лежа в постели Велев вновь прокрутил в памяти весь разговор и пришел к неутешительному выводу: стармех прав, недовольство генерального так просто не пройдет и в дальнейшем будет нарастать, и избежать этого вряд ли удастся.
       На следующий день водолазный катер подошел вслед за ними, а вскоре прибыл и буксир с плавкраном, на палубе которого уже суетились генеральный, капитан-наставник фирмы и механики. Ошвартовав плавкран к барже, Велев спустился к ним, когда обсуждение вопроса дальнейших работ было в самом разгаре.
       Увлеченный шеф сделал вид, что приход капитана заметил не сразу. Из их разговоров было понятно, что проведение совещания в этот день в том виде, как планировалось, не состоится по техническим причинам - вряд ли гости захотят карабкаться на днище баржи, и поэтому, подождав минут десять, Велев вернулся на свое судно.
       "Разбор полетов" на этом закончился, наступало время подготовки баржи к перевороту в нормальное положение, что в любых условиях являлось операцией исключительной и, по мнению многих специалистов, совершенно неосуществимой силами небольшой буксирной фирмы молодой Эстонской республики. Несогласных с этим было не так много, но в числе их были генеральный и Велев, что делало их, несмотря ни на что, союзниками. Успех этой спасательной операции - это, несомненно, талант генерального как организатора, бизнесмена и финансиста и Велева - смелого удачливого капитана и его грамотного и работоспособного экипажа. Не малая роль в этом водолазов фирмы НЕСКОСАБ, на долгое время ставших надежными партнерами в проведении спасательных операций.
      

    ПЕРЕВОРОТ

      
       Выписка из судового журнала:
       1 февраля 1997г
       Таллиннский порт.
       Усиление северо- западного ветра до 20-22 м/сек
       07.40 закончили осмотр баржи, замечаний нет.
       09.00 отводим от причала т/х MELODIA
       11.30 закончили работу.
       11.35 начали вывод т/х VANA TALLIINN
       12.20 окончили работу.
       12.30 начали швартовку парома GEORG OTS
       12.40 окончили работу, начали швартовку т/х SILJA FESTIVAL
       12.55 закончили работу.
       14.00 вывод т/х SILJA FESTIVAL.
      
       ...и так до глубокой ночи мы будем обеспечивать швартовку и выход в море паромов и лайнеров в условиях штормовой погоды одновременно с несением дежурства по обеспечению безопасной стоянки баржи MULTI PRIMO.
       5 января, как только стихнут шторма, мы наконец-то получим "Добро" на ремонт дизель-генератора и других потрепанных в штормах механизмов, сдадим дежурство буксиру ЭРИДАН и отправимся к месту постоянного базирования в порт Мууга. Так закончится первый этап спасательных работ, теперь непосредственное участие в них будут принимать другие суда и другие люди.
       "Мавр сделал свое дело, мавр может уходить" - истина на все времена. Рано утром, чтобы не мешать выходу из порта первых паромов, вышли на последний осмотр баржи. Прикованная к швартовой бочке, она медленно покачивалась на волне, поглядывая на буксир глазами якорных клюзов, словно огромный добродушный зверь. Теперь, вблизи берегов, она казалась еще больше, но уже не столь обреченной, как раньше в штормовом море. Чистое от ракушек днище, высохшее под легким ветром, сияло яркой красной краской, и только крен на один борт говорил о том, что ее положение противоестественно.
       Глядя на ее размеры, Велев, благодаря схемам судна, хорошо представлял, что гораздо большая часть её скрыта в глубине. Он не удержался и произнес, глядя на старпома:
       - Как бы не было трудно, Володя, нам удалось сделать главное - не дать ей затонуть.
       Теперь она наша крестная, и после ремонта мы непременно должны проводить ее в первый рейс.
      
       Из дневника капитана:
       Если 1997 год - год быка, то надо отметить, что бык на этот раз попался буйный. Такого количества штормов на Балтике я что-то не припомню, так что скучать не приходилось. Пока баржу готовили к перевороту, производили расчеты в конструкторских бюро на эту сложную и впервые выполняемую работу, пришлось неоднократно выходить на буксировки, осуществлять ледовую проводку. Была проведена неудачная попытка переворота, которая заставила сделать серьезные выводы и обратиться к специалистам в Санкт- Петербурге - на кафедру устройства судна Государственной морской академии им адмирала С. Макарова. Это еще раз подтвердило убеждение: все лучшее создают профессионалы. Такими оказались Леонард Амфилохиев и академик Феликс Кацман. Эта была последняя наша встреча со спасенной баржой, и когда она, наконец, встала в нормальное положение, хотя и без одного крана, но всей своей красе, мне трудно выразить словами свои чувства.
       Когда мне бывает трудно, я открываю свои фотоальбомы, рассматриваю снимки и успокаиваюсь - кое-что в этой жизни мне удалось.
       Вот что писала пресса в те дни и, как водится, без указаний имен и фамилий, потому что среди многочисленных участников этой операции эстонцев не было, как и награжденных, будто все это происходило не в водах Эстонии и не на Таллиннском рейде.
      
      

    0x01 graphic

    0x01 graphic

    0x01 graphic

      
      
       Владимир BEЛЬMAH
      
       От нижней точки баржи, ставшей теперь уже верхней, до верхней (оказавшейся нижней) было около 80 метров. Береговые службы Эстонии, получившие сигнал о случившемся, стали искать выход из ситуации, грозившей многими бедами.
       Единственными, кто в Эстонии мог заняться решением этой сложнейшей технической задачи,были две фирмы: AS "Nescosub" (водолазы) и AS "PKL" (буксирное обслуживание). Первое, что надобыло сделать, - отбуксировать перевернутую баржу в защищенное от ветра и волн место. Задача крайне непростая, если знать глубины Балтийского моря и то, что по дну его проходят кабели связи, в том числе и оптико-волоконные, любой обрыв которых - многомиллионные убытки.
       С этой задачей спасатели справились к 30 января, когда баржа оказалась на Таллиннском рейде.Но понадобилось еше долгих три месяца непрерывной работы (и ожидания у моря погоды - в буквальном смысле слова: Балтика продолжала штормить), прежде чем завершилась работа по переворачиванию баржи. Такая операция у берегов Прибалтики была проведена впервые.
       Однако еше до того, как приступить непосредственно к переворачиванию баржи, были заказаны специальные расчеты - как эстонским специалистам, так и российским. Экспертиза расчетов и генеральная репетиция показали: расчеты россиян точнее. Эти расчеты подготовил доцент кафедры устройства судна государственной морской академии имени адмирала С.Макарова Леонард Амфилохиев под руководством академика Феликса Кармана.
       На заключительной стадии в операции на море участвовало 6 буксиров, 100-тонный плавучий кран, 2 водолазных катера, водоотливная техника, компрессоры... Около полусотни специалистов работали три месяца ради того, чтобы беда не стала непоправимой.
       Сегодня мы все должны сказать им спасибо. Сказать то, что по сути дела не было сказано четыре года назад, когда те же специалисты спасли танкер "Кихну", который сел на мель на северной оконечности полуострова Копли с полными баками мазута. Тогда удалось избежать серьезного загрязнения, и та операция также оказалась уникальной для подобного рода случаев на Балтике.
       Когда я спросил спасателей, получили ли они компенсацию за свой, скажу прямо, подвиг (хотя сами они считают сделанную работу своим профессиональным долгом), они ответили: "Главное - сделать дело. А что касается вознаграждения, то ллойдовская форма контракта гласит: "Нет спасения - нет вознаграждения". Так что теперь им придется ждать у моря не погоды, а денег за проделанную работу.
       А гонорар за снимки, которые они сделали сами (к слову, так же классно, как провели саму операцию), спасатели просили перечислить Таллиннскому детскому дому. Тому, что в Копли, у того самого неспокойного Балтийского моря.
       Спасибо разумеется
      

    СЕМЬ ЛЕТ СПУСТЯ

      
       Время и любимая работа позволят забыть неприятный разговор с генеральным, однако придет другая беда, возрастной спутник всех капитанов - боли в сердце. Пару раз Велеву придется побывать в больнице скорой помощи, причем один раз его доставит туда генеральный на своем "Мерседесе" и вполне искренне посочувствует.
       Уйти в шестьдесят с любимой работы из-за перебоев в сердце и какой-то ишемии Велев посчитает несерьезным и преждевременным, а врачи морской поликлиники к тому времени станут менее строгими и оставят запись в его санитарной книжке: "разрешено плавание в пределах Балтийского моря". Так распрощается капитан с мечтой еще разок пройтись вокруг Европы на вновь построенном в Николаеве буксире его компании.
       Компания отпразднует свое десятилетие на волне невиданных успехов. Быстро развивающийся порт Мууга благодаря российскому транзиту нефти и удобрений станет одним из самых успешно работающих портов Балтики. Все это сказалось на доходах компании, которая начала строить современные буксиры. Казалось, ничто не предвещало грозы. Но экономика - дитя политики, а в том, что эстонские политики с антироссийскими настроениями никудышнее экономисты, Велев не сомневался. Когда это стало ясно всем, было уже поздно - российский транзит ушел, а с ними и работа для буксиров. Резко упали доходы, пришлось искать работу на стороне. Она была в Латвии, куда перебрались понемногу российские транзитные фирмы. Там в мелководных речных портах успешно трудились старые буксиры фирмы.
       Пришло время и буксиру Велева отправляться в Ригу. Решение отправить туда именно его судно, а не такое же другое, было принято не случайно, когда капитан находился на отдыхе в Турции. Можно было бы, и подождать с решением десяток дней или хотя бы предупредить его об этом по телефону, но генеральный торопился. Велев становился не нужен, созданная морская спасательная служба Эстонии понемногу обретала опыт и обходилась без помощи судов фирмы. Еще два месяца он обучал рижского капитана-стажера и с появлением льда в Пярнусском заливе отправился в свой последний рейс.
       Прощание с судном было тяжелым, как никак ему было отдано семнадцать лет жизни. Не покидала жгучая обида за то, что именно его судно стало ненужным, а ведь оно было более новым, чем однотипное, лучше укомплектовано снабжением и приборами, да и команда была опытней и грамотней. После сдачи судна в Риге и возвращения в Таллин пришло решение уйти на пенсию, закончив свою работу на море.
       Именно в процессе передачи судна в Риге ему стало окончательно ясно, что всему виной его несогласие с решением правления о преобразование акционерного общества в холдинг. Необходимость слияния фирмы с мощной буксирной компанией одной из великих морских держав Европы и создания холдинга не в Таллине, а в Риге с передачей акций в распоряжение правления его не удовлетворили и решил проконсультироваться по этому вопросу со своим знакомым в Питере.
       В ресторанчике с большим магазином хороших вин со скромным названием "У Артура" было, как всегда, тихо и уютно. Несмотря на то, что заведение находилось рядом с Невским проспектом, из-за высоких цен сюда приходили только постоянные клиенты. С хозяином ресторана Велев познакомился еще в семидесятых годах в Арктике на Диксоне и после долгих лет случайно встретился с ним, зайдя сюда пообедать. Они сразу узнали друг друга, и хозяин показал свое заведение и обслуживающий персонал. Выпили за встречу, поговорили за жизнь, обменялись телефонами. Тогда Велев получил предложение участвовать в одном бизнесе, но впоследствии отказался - слишком малыми финансовыми возможностями он тогда обладал. Встречались с ним они редко, владелец был депутатом Государственной думы России, однако контакт поддерживали через одного из известных юристов-консультантов по вопросам бизнеса. В этот раз ждать его пришлось долго, он не удержался, пообедал, поболтал со скучающим барменом и официанткой про жизнь в свободной Эстонии, где те в советское время проводили отпуск на дачах в Нарва-Йыесу.
       Адвокат предупредил, что может уделить минут двадцать и, выслушав, сказал:
       - То, что вы не вошли в холдинг, развязывает вам руки, вы остались владельцем акций, то есть части имущества компании. Но обрадовать вас ничем не могу, если вы захотите их продать, они назначат минимальную стоимость, для этого есть много способов, и все они практически почти законны. Избежать этого можно лишь вмешательством третьей весьма влиятельной стороны или через суд. Но суд - дело долгое и нудное, часто бывает, что истец отказывается от своего иска или с ним внезапно что-то случается, и, нередко, с летальным исходом. Он внимательно посмотрел на Велева и, увидев, что последние слова не произвели на него особого эффекта, добавил с улыбкой:
       - Но есть люди, которые эти вопросы решают довольно быстро и по обоюдному согласию сторон. Он открыл дипломат, достал ноутбук, включил его и на своей визитке с обратной стороны написал два номера эстонских телефонов.
       - Забейте их в мобильный, а лучше запомните. Сошлитесь на меня, без напоминания нашего общего знакомого. Услуги будут стоить не так дорого, не скупитесь.
       - А они справятся? - вырвалось у Велева.
       - Обижаете. Я уверен, что против них ваше правление будет бессильно - они сделают ему предложение, от которого невозможно отказаться. - Он встал, сделал знак ожидавшему его водителю и добавил:
       - И запомните, что в финансовых вопросах консультация с юристом всегда обязательна, если, разумеется, имеешь дело с приличными деньгами.
       До окончания отпуска Велев несколько успокоился. Встреча с нужными людьми убедила его, что решение обратиться к ним за советом было единственно верным в его положении. Но от этого не стало легче, пока он не сел за компьютер и не написал первые главы автобиографической книги. Говорить "написал", было не верно, они были написаны много лет назад в его дневниках, он всего лишь придал записям нужную форму. Не обладая необходимым литературным образованиям, он прекрасно понимал несовершенство сочинения и, пересилив нерешительность, обратился к писателю со стажем, его бывшему преподавателю астрономии Ростиславу Титову и неожиданно получил положительный отзыв.
       Никчемная, как ему казалось жизнь, неожиданно обрела смысл и цель и, хотя море по-прежнему не отпускало его по ночам, днем было легче - появилась надежда, что он все же еще нужен, хотя и в другой ипостаси, и поэтому в офис по окончанию отпуска он пришел в приподнятом настроении. Генеральный принял его, как всегда сидя за столом у компьютера с привычно озабоченным видом. Не меняя выражения лица и не глядя на Велева, протянул руку через стол и указал на стул.
       - Садись, - безразличным голосом произнес он. - Слушаю.
       - Зашел узнать, что дальше? - пауза затянулась.
       - У меня для тебя работы нет, - все еще разглядывая что-то на мониторе, все тем же безразличным голосом произнес шеф.
       Это было неожиданно. На мгновение Велеву показалось, что он с яркого света теплой рубки ступил в темноту зимней штормовой ночи. Обожгло лицо, ударило в голову, захватило дыхание. Его спасло лишь то, что генеральный, всё ещё не глядя на него, начал зачем-то перебирать бумаги лежащие на столе. Этих секунд хватило, чтобы взять себя в руки.
       - Я спрашиваю, что дальше? - повторил Велев.
       На этот раз шеф поднял на него глаза и, не отводя взгляда, словно хотел убедиться в том, какой эффект произвели его слова, сказал:
       - Нет у меня для тебя места капитана, и ты знаешь почему, а куда определить тебя с твоими запросами, я не знаю. К тому же ты отказался входить в холдинг, и теперь вольная птица - что хотел, то и получил.
       Что-то подобное Велев ожидал, но не думал, что это будет сказано так равнодушно, словно и не было многих лет совместной работы.
       - Видимо ты прав, пора уходить раз я стал не нужен, - стараясь сдерживаться, сказал Велев. В таком случае я готов продать акции и оставить вас в покое. Информируй об этом акционеров и сообщи цену.
       Генеральный пожал плечами, всем видом показывая, что это его совсем не интересует.
       - Не буду больше занимать твое время, - сказал Велев. Скрыть от жены произошедшее не получилось, и, узнав, что он решил рассчитаться, она даже обрадовалась:
       - Давно пора. Я же вижу, последнее время ходишь сам не свой. Хватит, наработался - тебе ведь уже шестьдесят семь и почти пятьдесят из них морю своему отдал, оно без тебя обойдется. Мы что, не проживем? Сам же говорил - не смогу в кабинете сидеть. Сиди себе у своего компьютера, а устал - спускайся в сад к твоим любимым ежикам и птичкам. И никаких штормов и начальников.
       Где-то в глубине души он понимал, что она права Время уходить, надо ставить точку, но все же хотелось это сделать по-другому, без унижения и скандала.
       - Тебе хорошо говорить, - вырвалось у него, - море без меня обойдется, а вот как мне без него?
       - А куда оно от тебя денется? Тебя никто от него не гонит. Всю жизнь смотрел на него с судна, теперь будешь смотреть с берега, и может быть тогда, поймешь меня.
       Вскоре он убедится и поймет, что она была права, прощаться с ним было рановато, да и в этом не было необходимости - оно всегда останется с ним рядом, и будет значить для него многое.
       Скандалить он и не собирался, а юристы сделают все, как надо. Получив по праву свое, накроет стол для прощального банкета. Вечером по случаю последнего рабочего дня пригласили друзей - отставного капитана его выпуска с женой и за шашлыком крепко выпили, положив начало привольной пенсионной жизни. Смутно помнится, кричали: "Да здравствует свобода", ходили к морю за индульгенцией и поклялись женам, что на суда они больше "ни ногой".
       Проснулся поздно и, не открывая глаз, лениво подумал: идти некуда, я пенсионер и могу валяться в кровати хоть до вечера. И хотя прекрасно знал, что валяться не будет, сама по себе эта мысль неожиданно доставила удовольствие. Не хотелось даже открывать глаза, и он решил, что сегодня никуда не пойдет, даже если его позовут. Вот возьму и просто прогуляю, подумал он, и тут же в голову пришла мысль, что за все годы работы у него не было ни одного прогула. Наверное, воспитание у меня пионерское, вспомнил он присказку капитана Чижикова.
       Через открытую на балкон дверь доносилось пение птиц, негромкий лай собак и ощущался запах цветущей сирени. Несмотря на выпитое вчера, голова была легкой и ясной. Он встал, вышел на балкон. Майское солнце стояло уже высоко, щедро даря тепло многочисленным тюльпанам на участке и еще не до конца распустившейся зелени. Шустрые трясогузки шныряли над коротко стриженой травой газона, соревнуясь со скворцами в поисках пропитания для птенцов. Жена хлопотала в теплице, подвязывая молодые стволы рассады помидоров и огурцов. Все, как и каждую весну, только в этот раз его наполняло какое-то новое непонятное чувство приятного ожидания. Он еще раз лениво потянулся и вдруг понял: это было чувство полной свободы. Именно полной, а не той, что он испытывал многие годы, уходя в отпуск. Жизнь обретала совершенно другое качество, и даже чувство долга, всегда главенствующего над ним, уступило эгоистичному: я никому ничего не должен и отныне могу делать все, что захочу.
       Директор был в кабинете, как всегда за компьютером, изучая сводки на мировых биржах. С появлением Велева без предупреждения на лицо генерального набежала тень, но ненадолго. Он быстро собрался, сжал тонкие губы и, глядя куда-то в сторону, произнес медленно, растягивая слова:
       - За расчетом? Вижу, не очень торопишься.
       - Да мне уже вроде некуда торопиться. Ты все решил, не спрашивая меня. Настала моя очередь задать тебе один единственный вопрос - вы решили сколько?
       Впервые за многие годы на лице директора он увидел замешательство, лицо его покраснело, на лбу проступил пот. Как он ни старался сохранить спокойствие, но пересилить волнение не смог. Негромким голосом он назвал цифру и сказал неуверенно:
       - Это решение акционеров, у нас нет больше денег.
       Велеву стало понятно волнение шефа. Стоимость была безбожно занижена, и генеральный наверняка знал, что Велева она не устроит.
       - Я знаю наше финансовое состояние и чужого не требую. Ты знаешь - просить я не стану, и потому эти займется мой адвокат.
       После сказанного в душе наступили покой и отрешенность.
       В тот день впервые в голову капитану пришла мысль, что расставание с морем, с фирмой и с капитанским мостиком - это тоже ЧП, действующими сторонами в котором невольно оказались он и генеральный. Его могло и не быть, если бы обе стороны своевременно нашли компромисс. Трудно сказать, кто из них больше в этом виноват, но никто "не хотел умирать", и в этом была основная причина. Видимо, оба они по-своему были правы. Один любил независимость и стремился сохранить свое лицо и честь, другой любил делать деньги и власть. Велев, скорее относился к идеалистам, считая, что в любом идеале основа - идея, а любая идея есть суть не материальная, а духовная. Но наступило время, когда деньги решали многое, если не все, а генеральный их любил и надо отдать ему должное умел делать, не задумываясь о морали.
       Адвокаты сделали свое дело, и он получил все, что хотел, но совсем не испытывал от этого удовлетворения. Ему все время казалось, что в чем-то он проиграл. Проиграл, потому что потерял навсегда не просто своего коллегу, случайного спутника, а человека, с которым с ранних лет связала его судьба. Вместе с ним почти полвека разделяли они тяжкий морской и капитанский труд, создали успешную фирму, дали многим людям работу в трудные годы, но так и не смогли простить друг другу разных взглядов и убеждений.
      

    ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

      
       Испания, Коста Бланка, Торревиеха.
       Вечернее солнце клонится к закату. Высокое голубое мартовское небо без единой тучки, такой же голубизны воды Средиземного моря. Ясные дали и удивительное ощущение ранней весны, очень похожей на прибалтийское на лето. Среди яркой зелени пальм полыхают красками цветущая бугенвилия, оранжевые цветы алоэ, и многочисленных роз. Пляжи полны загорающих, все больше купающихся, хотя удивительно прозрачная вода по местным меркам еще холодна.
       По набережной с громким именем Нобеля вдоль пляжей Лас Локос и Ля Кура неторопливо идут два человека, в которых по их взглядам на море и стоящие на рейде суда нетрудно узнать старых моряков. Они часто останавливаются, полной грудью вдыхают напоенный живительной влагой чистый морской воздух и, не спеша продолжают прогулку, негромко разговаривая между собой. Противоположная сторона набережной, застроенная домами с апартаментами для туристов и отдыхающих, их мало интересует.
       Все внимание занимают море, суда на рейде и стоящие на берегу рыбаки со спиннингами. Изредка они останавливаются, здороваются со знакомыми и, все так же неспешно продолжают свой путь, проходя мимо многочисленных ресторанов, баров и кафе. Но вот они замедляют шаги и сворачивают к сверкающему огнями ресторанчику с многочисленными панно испанской керамики и садятся за свободный столик. Завидев их, к ним с улыбкой направляется официантка.
       - Рада вас видеть, - приветствует она на русском. - Как всегда?
       - Разумеется спасибо и вам не хворать, - отвечает один из них, и официантка приносит из бара одному двойной коньяк и мороженое, другому ром и капучино в высокой чашке.
       - Ну, вздрогнули, - как всегда первым произносит любитель двойного коньяка, а предпочитающий кубинский ром добавляет - Поплыли!
       В тридцати метрах ласково шумит, набегая на песок пляжа, засыпающий прибой, отражаются в воде огни фонарей. В почерневшем небе зажигаются первые звезды. Два старых капитана на пенсии сидят молча, глубоко вдыхая напоенный морем воздух.
       Расплатившись, встают и, выйдя на центральный бульвар, останавливаются у причалов порта с бесчисленными яхтами. По праздникам и в хорошую погоду здесь играют оркестры, выступают молодежные и детские коллективы, но они здесь надолго не задерживаются и углубляются в быстро пустеющие к вечеру узкие улочки Торревьехи.
       Когда выпитое начинает действовать, кто-то из них заводит разговор и рассказывает что-то из своего прошлого, конечно же, связанное с морем. И хотя один большую часть своей жизни проработал на рыболовных судах, а другой на торговых, в любом из рассказов непременно найдется что-то общее - труд их судоводительской профессии в главном ничем не отличался. Скорее не только труд, но и жизнь - те же моря, те же расставания и встречи, те же радости и разочарования. Для слушателей не знакомых с такой жизнью подобные разговоры уже давно стали бы неинтересными, но их объединяет общее - долгие годы, отданные морю, в которых осталось все самое лучшее: мечты, надежды, любовь здоровье.
       Поэтому они вновь и вновь возвращаются к тому, что остается дорого, в этой жизни, как им кажется, теперь потерявшей смысл. Но признаваться в этом друг другу они не хотят, и потому лукавят каждый раз, изображая из себя счастливых путников, отыскавших райский оазис - приют на оставшиеся годы. Эта мысль становится убедительней, когда родные или друзья из далекой Эстонии справляются о здоровье, напоминая о зиме и тяготах жизни в период глубокого экономического кризиса, который их здесь пока не беспокоит. О том, что происходит ТАМ, где стоят их дома и выросли дети и внуки, они говорят теперь как о прошлом, которое, как и работа и корабли, превращаются в память.
       На одной из улочек они заходят в небольшое кафе, половину которого занимает стойка бара с напитками, другую - пять небольших столиков. Как всегда вечером их обслуживает сам хозяин, румынский эмигрант. Здороваются приветливо, у него капитаны бывают почти каждый вечер, заходят иногда и днем вместе с женами. Здесь отличный кофе, хороший выбор коньяка, рома и цены гораздо ниже, чем на побережье, да и ходу до апартаментов минут пятнадцать.
       Заканчивается традиционный моцион во дворе резиденции среди пальм и платанов под журчание фонтана. "Вам налево, мне направо" - и они расходятся, возвращаясь к свои отяжелевшим подругам, которым уже не под силу такие прогулки. Назавтра все повторяется.
       Март на побережье Коста Бланка - месяц, когда весна зовет сюда всех, независимо от возраста. На побережье валом валят норвежцы, датчане, шведы, англичане, да и испанцы из центральных и северных провинций едут сюда выгнать из костей зимнюю сырость, полюбоваться голубым бездонным небом, полакомится дешевыми фруктами, клубникой, погреться на солнцепёке. Те же, кто здесь зимовали, начинают готовиться в обратный путь в северные широты к родным местам, где прошла большая часть их жизни - домой, как они говорят. Все чаще думают о возвращении и два капитана. Один из них с волнением вспоминает о весенней рыбалке, грибном сезоне, он фанатик и того и другого, а второй больше молчит.
       Второй - это я. Мне совсем не хочется возвращаться туда, где стоит построенный мною пустующий дом, и я не боюсь в этом признаться. Тот город и та земля, где я влюбился, родились и выросли мои дети, с некоторых пор стали мне мачехой, но не только в этом причина. Там осталось мое прошлое. Я устал от него и, глядя на лазурное море, о котором я мечтал в детстве, во мне вновь рождается надежда на что-то новое. Хорошо понимаю, что в мои годы это наивно, но ничего не могу поделать, потому что давно продал душу его Величеству Океану, который, кажется, и теперь ждет меня. И я вновь и вновь слышу его зов.
      

    * * *

      
       Дорогой читатель! Эта повесть не выдумка автора, а рассказ об одном случае, произошедшем на Балтике не так уж и давно. Однако время беспощадно, и сегодня уже нет в живых некоторых из персонажей. Из тех, кто принимал участие в спасании, нет Владимира Бурданова, отличного моряка, хорошего командира, который вскоре после спасания станет капитаном, но страшная болезнь века - рак внезапно прервет его жизнь. Так же внезапно от сердечного приступа уйдет из жизни вегетарианец матрос Борис. Будет убит выстрелом в висок моторист Андрюша, променявший профессию моряка на опасный в наше время труд одинокого частного предпринимателя.
       Уйдет на заслуженную пенсию неугомонный боцман Герман, но по многолетней привычке все так же будет бодрствовать по ночам и не сидеть без работы. Отправится в большое плавание на морских судах моторист Кирилл, станет хорошим механиком крупных судов. Вернется на большой флот и моторист Николай, но останется на буксирах старший механик Виктор, который по-прежнему строит свой большой дом. Все так же, без сна и отдыха трудится "работяга" моторист Володя, который, кажется, обрел семейное счастье, и "немцы" в его дом больше не приходят... Все они, живые, нередко звонят своему капитану, а те, кого нет, нередко сняться, и наверное еще и поэтому была написана эта повесть.
       Я часто вспоминаю вас, кто был со мной в те трудные дни. Удачи, счастья вам и спасибо за все!
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
  • Комментарии: 3, последний от 19/09/2019.
  • © Copyright Веселов Лев Михайлович (leveselov@rambler.ru)
  • Обновлено: 20/08/2011. 267k. Статистика.
  • Рассказ: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.