Не сразу найдешь эту страну на современный карте Африки, мир изменился до неузнаваемости с тех пор, как эта маленькая, затерянная в джунглях страна на северном побережье Гвинейского залива Атлантического океана после длительной борьбы получила независимость. В те годы она называлась еще Португальской Гвинеей, поскольку была в числе последних колоний небольшой страны на Пиренейском полуострове в прошлом великой колониальной державы. Португалия прославилась еще тем, что после смерти диктатора Франко в Испании оставалась последней страной в Европе, где правил фашистский диктатор Салазар.
Процесс деколонизации Африки к середине семидесятых годов подходил к концу и вскоре последние колонии этой страны Ангола и Гвинея Биссау добились независимости не без помощи Кубинских "барбудос" и, разумеется, СССР, которые оказывали безвозмездную помощь всем развивающимся страна Зеленого континента.
Гвинея Биссау особо ничем не славилась, разве только тем, что находилась в самом "гнилом" месте Африки, где в отвратительных климатических условиях свирепствовали эпидемии туберкулеза, за что Гвинейский залив европейцы прозвали "Гнилым углом", а фашистское правительство Португалии превратило в место ссылки политических заключенных и уголовников. Те обычно долго там не выживали, а бежать из этой страны затерянной в джунглях и болотах было практически не возможно, да и местные племена по указанию властей отлавливали белых беглецов не хуже жандармов. Колонизаторы, они же военные и прочие европейцы, жили в этой стране в небольших городах-крепостях, окруженных нередко колючей проволокой и блокпостами, а в годы борьбы за независимость еще и несколькими полосами минных заграждений, фактически без дорог, осуществляя сообщение водными путями и по воздуху.
Вот в эту страну, через месяц после объявления независимости прибыли мы рейсом из Таллина с грузом безвозмездной помощи. На борту у нас кроме медикаментов, риса, сахара, сгущенного молока, находилось оборудование для разминирования многочисленных минных заграждений в три мощных пояса ограждающих столицу молодой республики. Следует учесть, что португальцы всячески препятствовали проникновению иностранцев в эту страну, для чего засекретили свои карты и лоции. Только благодаря капитану французского танкера в Сенегале мне удалось раздобыть план реки Жеба и с большой осторожностью пробраться извилистым фарватером вглубь страны до порта ее столицы. Единственный двухсотметровый причал был взорван, и у оставшейся неповрежденной его части можно было выгружать груз лишь из одного трюма. Принимали груз кубинские военные. Город находился на осадном положении - его окружали пояса минного заграждения, установленные португальцами. Разминирование проводили советские специалисты и из-за хитрых мин, особенно американского производства, саперы часто гибли.
Называть городом столицу государства можно было условно: губернаторский дворец, солидные военные казармы, пара улиц с административными зданиями и немногочисленные дома администрации да очаги лачуг на окраинах. Отдельно от города на берегу реки возвышалось мрачное здание тюрьмы, печально известной не только в Португалии. Камеры ее первого этажа, а там помещались политические заключенные, во время прилива оказывались в воде и узники вынуждены были вставать на цыпочки, чтобы иметь возможность дышать и не захлебнуться. Надзиратели помещали их исходя из роста, так чтобы узники все же могли дышать, хотя случаи гибели прикованных к полу были нередки. Стены тюрьмы были из гофрированного железа и во время отлива под жарким тропическим солнцем нагревались так, что температура в камерах поднималась до пятидесяти градусов и выше. Мало кто выдерживал такие пытки, многие сходили с ума. 0б этом нам поведал один из ее узников г-н Нетте, дальний родственник первого президента Анголы.
Пожалуй, этих сведений хватит для вступления, все равно об этой стране, теперь входящей в состав Республики Кабо-Верде и островов Зеленого мыса, мало известно до сих пор. Как я уже говорил, наших официальных лиц в стране еще не имелось, республика добилась независимости так быстро, что МИД не успел подобрать дип. корпус из лиц, знающих редкий в СССР португальский язык. Первым дипломатом встретивших нас, оказался посол США, симпатичная дочь известной певицы Милицы Корис, эстонка по-происхождению. Да, да, именно та, что окажется послом всесильной державы мира после восстановления Эстонией независимости. Это весьма симпатичное и тогда хрупкое и милое создание, видимо по долгу службы и малой численности штата лично заинтересовалось первым советским судном в поднадзорной ей территории, и оказалось первым высокопоставленным лицом, представшим перед нами. Увидев столь знакомую по рассказам родителей, и не только, надпись порта приписки судна Tallinn, первым делом она поинтересовалась, есть ли на судне лица коренной национальности и была даже слегка удивлена, что таковые оказались не только в единственном числе, а и среди командного состава. После некоторого колебания она решила пригласить на неофициальный обед капитана и старпома. Сие действо происходило в летней резиденции бывшего генерал губернатора на берегу Залива Пеликанов под охраной бравых черных морских пехотинцев в белом, что несколько напоминало театральное представление времен первых президентов США. Надо отдать должное тактичности хозяйки, которая не только не обратила внимания на наш английский, но и не задавала неудобных вопросов. Встреча была весьма интересной и доброжелательной, но хорошее настроение по возвращению нам несколько испортил неприглашенный комиссар, пообещав обо всем доложить "куда надо".
Следующие дни в ожидании прибытия дипломатического корпуса нашей страны мы общались с кубинскими добровольцами - играли с ними в волейбол, знакомились с городскими достопримечательностями. Миссия прилетела из Конакри вертолетом в лице консула вместе с женой, и двумя своими помощниками. Каково же было мое удивление, когда в нем я узнал своего друга и одноклассника по питерской школе Олега Мартина. Потом он признается, что встреча со мной во многом помогла преодолеть ему волнение первых минут пребывания в столь высокой должности, на которой он оказался, благодаря тому, что окончил в свое время школу военных переводчиков. Таковых в СССР было немного, к тому же его папа много лет отдал работе в наших представительствах за границей.
Разумеется, мы ознакомились с его квартирой и одновременно консульской резиденцией, ранее принадлежавшей начальнику военной португальской полиции, и отправились обедать ко мне на судно. Так я невольно в какой-то степени приобщился на несколько дней к дипломатической работе. Все это время охрану порядка и транспорт для выгрузки обеспечивали кубинцы, и они же подкинули нам заманчивую идею - "махнуть" на шикарную, как теперь говорят, эксклюзивную рыбалку и охоту на океанском побережье. Такое мероприятие по тем временам было весьма авантюрным и наказуемым, но глава нашего дип. корпуса согласился без колебаний, предложив завуалировать нашу авантюру, назвав ее "ознакомлением с состоянием бывшего правительственного курорта и заповедника на побережье Атлантического океана, представляющих значительную ценность для освоения новых территорий". При этом подбор "группы лиц" и ответственность он брал на себя, что устроило всех. Теперь, по прошествии многих, лет я понимаю, что такой поступок был неосмотрительным мальчишеством и мог обернуться для меня окончанием моей карьеры, но тогда нам было по тридцать пять и очень хотелось открытий.
Безопасно добраться до побережья в кратчайший срок, можно было только вертолетом и вот мы усаживаемся в не очень комфортный, но самый надежный вертолет советского конструктора Миля, всего пятнадцать человек: мы с консулом и политэмигрантом Нетте по совместительству проводником, и одиннадцать бравых "барбудос" обвешанных оружием, которого хватило бы человек на тридцать. Над головой раздается оглушительный грохот, словно с горы сыпятся камни, и огромные лопасти начинают вращаться, со свистом рассекая горячий воздух. Вертолет плавно отрывается от земли и, ведомый рукой опытного пилота, резко взмывает вверх, едва не задевая кроны высоченных коттонтри (хлопковых деревьев). "Малыш", черный как гуталин и самый здоровый из "барбудос", открывает двери и, пристроив рядом пулемет, садится на пол, свесив ноги наружу. Мы приникаем к иллюминаторам, нам хорошо видна сплошная зелень внизу и голубое небо сверху. Замечаю внизу несколько хижин на окраине города, да узкую ленту реки с темной водой.
- Мы летим в самую малонаселенную часть страны, - на довольно хорошем русском объясняет нам Нетте, который был сослан сюда за то, что после второй мировой войны ухитрился побывать в СССР, а потом вступил в компартию Португалии. - Племена на побережье были очень воинственными, и португальцы изгнали их на Север. Поселенцы пытались разбивать здесь плантации, но племена иногда возвращались и разоряли фермеров. Тогда военные построили ряд фортов, и патрулировали побережье на катерах. Когда стало спокойней, на островах построили курорт небольшой, но очень неплохой, правда, он привлекал в основном любителей рыбалки. Лет пятнадцать назад у этих берегов было так много рыбы, что её можно было ловить руками. Расчистили берег, превратив в сплошной пляж с рощами кокосовых пальм и лимонных деревьев, посадили вдоволь банановых и ананасовых плантаций. Растут тут и папайя, и авокадо, правда, за последние десять лет из-за войны с повстанцами за ними никто не смотрел, и джунгли быстро наступают. В последнее время кубинские добровольцы оставляют на нем небольшой отряд, который не только охраняет курорт, но и собирает фрукты и кокосы, одновременно ухаживая по мере возможности за плантациями. Они в основном дети крестьян и фермеров, хотя и солдаты, но молодцы. Продуктов им почти не доставляют, но они не голодают - ловят рыбу, заготавливают мясо. Они все умеют. Правда, Пепе? - спрашивает он подтянутого, симпатичного кубинца с большими руками и детским лицом. Пепе - лейтенант, учился военному делу в морской пехоте у нас в Баку, отлично говорит по-русски, но молчалив и стеснителен. Тот кивает головой в знак согласия и произносит коротко - Сами увидите.
Я замечаю внизу селение на высоком берегу реки с хижинами, около которых хорошо видны небольшие огороды и спрашиваю:
- А кто здесь живет, кажется, у них даже огороды есть.
- Это селение местного населения прошедшего службу в португальской армии. После двадцати лет службы их наделяли землёй и они были резервом армии, выполняли, если нужно карательные функции, ловили беглецов.
- Большие сволочи они и людоеды, - произносит Пепе.
- Ну, не совсем, Пепе. Были случаи, когда они съедали печень врага, но этот обычай есть у многих африканских народов.
- Вот поэтому мы их в плен и не берем, - поясняет кубинец.
- Этим вы нарушаете международные конвенции о пленных, и вас будет судить трибунал, - беззлобно бурчит бывший политзаключенный.
- Дурак он, - возмущается Пепе. - Они его столько лет мучили, а он их жалеет. Всех их надо расстрелять, - добавляет он и звучно ругается на испанском. Его соотечественники смеются.
- Ты, Нетте, есть тоже дурак, - оборачивается к нам "Малыш" (он учился в ГДР и в Крыму). Патроны беречь надо, а этих, - он достает свой тесак и проводит им по горлу.
- Хороший ты парень, только мясник. Ты знаешь, что такое мясник?
- Это есть очень хороший человек. Зеер гут! - отвечает негр и заливается громким и таким заразительным смехом, что не удерживаемся и мы.
- Ну, вы и головорезы, - произносит укоризненно консул, но не выдерживает и улыбается вместе со всеми. - Не зря вас так боятся даже бравые американские вояки.
- А ты - то откуда знаешь? -- спрашиваю я, надеясь разговорить его.
- Ты про Мозамбик слышал?
- Слышал.
- А я там переводчиком в отряде наших боевых пловцов был - говорит консул, отчего у кубинцев меняются лица. - Янки против нас воевали и доставляли много хлопот, а как кубинцы нас охранять стали, так их и след простыл. Нашим по приказу вначале нельзя было даже оружие носить, если бы не кубинцы, многие бы там навсегда остались. Да и здесь в Гвинее они за нас поработали неплохо. Мы на американцев пальцами указываем, а сами, опасаясь международного осуждения, тоже втихаря революции творили.
- Если бы не вы, то китайцы сделали бы это, - вступает в разговор Нетте. - Без военной помощи не обойтись - в Африке много оружия стало, а здесь всегда племена между собой враждовали. Нужна большая сила, чтобы сдерживать межплеменные войны. Колонисты это хорошо знали и хоть какой-то порядок был. Если африканцы белых перестанут бояться, быть большой беде.
- А как же равенство, свобода, братство? - подливаю я масла в огонь.
- О чем вы говорите, капитан? Какое равенство и братство? Посмотрите, кто добро колонистов к рукам прибирает, кто новые законы пишет? Вожди да феодалы землю забрали, а вы хотите, чтобы они социализм строили. Не нужен им социализм, для них главное, чтобы старые хозяева не вернулись, а уж поделить оставшееся они сами сумеют, а если не сумеют, то им помогут те, кому нужны африканская нефть, бриллианты, уран, руды. Вот португальцы дали им свободу, а они всех выгнали, как англичан, французов и бельгийцев.
- Да они сами сбежали, а теперь сюда русских приглашают помогать строить новую жизнь, - говорит Пепе многозначительно.
- Подождите, - вскакивает Нетте, размахивая руками. - И русские уйдут и вы кубинцы уйдете Не нужен им ваш добрый и справедливый социализм, а у вас нет опыта управления этими народами.
- Поживем, увидим, - успокаивает все консул.
А ведь политзаключенный прав, даже небольшой опыт моей работы на Африканской линии это подтверждает, - думаю я. Да и не ушли совсем из Африки бывшие колонизаторы, одни оставили у власти своих людей, другие, как французы, ушли, не уходя, предоставив политическую, но не экономическую независимость, сохранив почти весь управленческий аппарат. Впрочем, время покажет.
Через тридцать минут полета вертолета начинаю ощущать дискомфорт. Полет на этом виде транспорта не понравился мне с первого раза, и на это были веские причины. Состоялся он в 1972 году, без моего желания. Проводили мы тогда с женой отпуск на Черном море, совершая круизный рейс из Батуми в Одессу на печально известном теперь пароходе "Адмирал Нахимов". Началось все прекрасно. При хорошей солнечной погоде вышли мы из Батуми, наслаждаясь беззаботной жизнью туристов. Особенно радовалась жена, пароход совсем не качало, и она чувствовала себя прекрасно, проводя время на верхней палубе, у бассейна и в ресторане. Наутро зашли в Сочи, где нас ждали автобусы. Побывали в дендрарии, полюбовались прекрасными санаториями и вернулись на судно, когда погода испортилась. К полночи на переходе в Ялту серьезно заштормило, появилась приличная качка. Жена в то время укачивалась при малейшем волнении, и к утру была готова, бросится за борт, но все же вытерпела до захода в Ялту. После швартовки, растолкав всех, она бросилась по трапу на берег, не захватив даже свои любимые наряды, с одной целью - оказаться как можно дальше от моря и парохода и немедленно вылететь в Таллин.
Как известно, в Крыму только один гражданский аэропорт в Симферополе, а он находится за горами в двух часах езды от Ялты. Однако желание лететь и немедленно было настолько непреодолимым, что она согласилось на перелет до Симферополя вертолетом, эту услугу только-только начали предлагать на пассажирском причале порта. В состоянии огорчения от всего случившегося я даже не подумал о последствиях, ведь и с воздушными судами у моей супруги были такие же весьма натянутые отношение. Когда расселись по скамьям вдоль бортов, глядя на встревоженные лица пассажиров, до меня дошло, что это катастрофа, но было поздно. Над нашими головами раздался свист, потом грохот, такой сильный, что многие пригнулись. Лицо жены побледнело и стало быстро набирать зеленый цвет. В тот момент и мое состояние было не блестящим, мене всегда был неприятен сильный шум, а в этот момент он был нестерпимым. Я глянул в иллюминатор, вертолет набирал высоту, перелетая через горный хребет. Вскоре он стал раскачиваться, одновременно совершая колебательные движения во всех плоскостях, отчего складывалось впечатление, что он собирается развалиться.
Почти час полета против обещанных тридцати минут превратил мою жену в человекообразное существо, лишенное не только изящного вида, но и способности мыслить и говорить. У нее хватило сил лишь на то, чтобы отбежать от вертолета на сто метров и опуститься на какой-то ящик. Минут тридцать она сидела с закрытыми глазами, отрицательно дергая головой на мои вопросы. Еще через тридцать она дала священную клятву никогда больше в своей жизни не только не летать, а даже подходить к аэропорту. Нарушит она ее только через десяток лет, а до этого ездить к Черному морю, мы будем лишь поездом или на автомашине. В тот же раз мы добирались до Мариуполя поездами с пересадкой два дня, хотя самолетом могли долететь за сорок минут.
Вот и сейчас, как человеку, привыкшему на судах к относительной тишине, мне очень мешал шум, но вертолет внезапно резко пошел на снижение. "Малыш" убирает пулемет, встает и закрывает люк. Я смотрю в иллюминатор на приближающуюся зеленую массу, и мне кажется, что вертолет не садится, а падает на сплошные кроны деревьев. Едва касаясь их, он удивительно мягко садится, винты с легким свистом замедляют движение и, прогнувшись, повисают в метре от земли.
Выходим из вертолета на небольшую тенистую поляну. Глядя на подступающие со всех сторон вековые деревья, удивляюсь мастерству и отваге пилотов. Душно, влажно и потрясающая тишина, в которой наши голоса кажутся очень громкими - оказывается, мы по инерции не говорим, а кричим. Нас встречают два вооруженных автоматами кубинца, они о чем-то говорят с Пепе, и мы по нахоженной тропе выходим на большую поляну, по краям которой стоят несколько бунгало в африканском стиле с соломенными крышами. Чуть в стороне стоит большой, двухэтажный с большим балконом дом в испанском стиле, который здесь, в дремучих джунглях выглядит не к месту. Перед домом в небольшом бассейне скульптура мальчика и летний ресторан с пустым баром и потемневшими от влаги деревянными столами и стульями.
Наши кубинцы, переговорив со встречающими, направляются к бунгало, и зовут нас собой. Нам указывают на бунгало стоящее ближе к центральному дому, и Пепе открывает ключом дверь. За ней уютный холл с небольшим баром, из которого вход в две спальни, с двумя кроватями в каждой, с ванной комнатой с душем и унитазом. Везде полный комплект обстановки: в холе стол с четырьмя стульями, кожаный диван и два кресла к нему. В баре комплект посуды, небольшой холодильник. В углу радиоаппаратура, на стенах несколько картин, искусственные цветы. Если бы не густой слой пыли, можно было бы подумать, что здесь живут постоянно.
- Вы будете спать здесь, - говорит Пепе. На ночь раздеваться не советую, пончо в спальне в шкафу, по ночам прохладно. Это вам на всякий случай, - он снимает с плеча два автомата с подсумками и кладет на диван. - Надеюсь, обращаться умеете.
- А нельзя ли обойтись без этого, - говорит консул, - мы все же мирные люди, нам не положено.
- Умирать вам тоже не положено, - отвечает с усмешкой кубинец- Мы, постараемся не допустить этого, как сказали наши товарищи, есть сведения что местные видели бандитов С вами я оставлю "Малыша", без его команды не стрелять, а то в своих попадете. А вы, - обращается он к Heтте, - ночью будете с нами. Так положено, - поясняет он, обращаясь к консулу, - он же португалец. Бывший политзаключенный недовольно сжимает губы, но не возражает.
Пепе уходит вместе с консулом, а наш переводчик достает из шкафчика метелку и начинает подметать пол. Делает он это привычно и ловко, а при большой влажности, вопреки моим опасениям пыль даже не поднимается. Я помогаю, найдя ведро и черпнув воды из небольшого бассейна для стока дождевой воды под крышей, мою стол и стойку бара. Когда мы заканчиваем небольшую приборку, разглядываем плоды нашей работы. Неплохо жили здесь ребята - приходит в голову мысль.
- Вы были здесь раньше? -- спрашиваю я Нетто.
- Был один раз, когда по требованию кубинцев описывали оставшееся имущество курорта. У них очень строгая дисциплина, за мародерство карают, но они этим не занимаются. Иногда берут, напитки, продукты в брошенных домах да наручные часы, которые здесь быстро приходят в негодность. Молодцы они, - хвалит он, - будто для себя все берегут. Очень строгая дисциплина, - заключает он и трясет головой от удовольствия.
- Вы все сами увидите, здесь много всего, а без них все бы украли.
Мы не успеваем, договорить, как раздается стук в дверь и на пороге возникает вездесущий Пепе и приглашает следовать за собой. Выходим и видим, как по лестнице ведущей вниз к морю спускаются остальные. Спешим за ними, прислушиваясь к нарастающему шуму океанского прибоя. Гигантские деревья сменяются густыми зарослями пониже, в которых попадаются лимонные, апельсиновые деревья и банановые пальмы с гроздьями спелых и зеленых бананов. "Малыш", вооружившись мачете, срубает несколько банчо бананов и протягивает нам. Я перехватываю небольшое, и не в силах удержать, роняю на ступеньки лестницы, веса в нем не менее пятнадцати килограмм. Поднимаем его и под дружный смех остальных и несем вместе с Нетто.
Джунгли кончаются внезапно, и перед нами открывается непередаваемая картина райского уголка, иначе ее и не назовешь. За полосой цветущих всевозможной окраски яркими цветами кустов кактусов, высятся высокие кокосовые пальмы, слегка наклоненные в сторону океана, а за ними расстилается широкая полоса светло-желтого песка пляжа. В свете полуденного солнца голубой океан накатывает на пляж высокий пенный прибой, который с ровным и мощным гулом обрушивается на песок и, лизнув его, отступает обратно. Воздух непоеный влагой и запахом водорослей необыкновенно чист и вкусен, заставляет дышать глубже. Справа, севернее нас метрах в ста в океан выдается скалистый мыс, образуя небольшую красивую лагуну со спокойной голубой водой. На ее берегу стоят тростниковые хижины и несколько ангаров. На юг, сколько видно, уходит бесконечный пляж с наклоненными кокосовыми пальмами. Прямо напротив нас в миле от острова, такие же зеленые острова с мангровыми зарослями на берегу. Вода у их берегов покрыта бесчисленными стаями птиц. Кого там только нет: большие стаи зимующих лебедей, гусей и уток, бродящие по мелководьям фламинго, всевозможные цапли. Большие стаи пеликанов ныряют и взмывают в воздух с крупной рыбой в своих больших клювах и всюду чайки всевозможных видов. Птичий гомон перекрывает порой шум прибоя, и становится понятно, почему песок пляжа усыпан птичьими перьями.
- А как называется наш остров? - спрашивает консул.
- Не знаю, - отвечает Пепе, - на португальской карте он обозначен как высота 132. Островов здесь много и не у всех есть название.
- Биссау принадлежат два больших архипелага островов - Болама и Бжигош. Этот остров самый большой, может он и есть Бжигош. Португальцы сюда никого не пускали и очень берегли здесь птичьи и рыбные заповедники - уточняет ответ переводчик.
Подходим ближе к воде, сбрасываем одежду и осторожно входим в волны, опасаясь печально известного мне африканского тягуна. "Малыш" остается на всякий случай на берегу с мотком тонкого капронового линя с пробковым буйком на конце. Вот его-то и не оказалось у ребят с нашего судна на берегу в Конго, когда тягун унес в океан к акулам третьего механика. От этой мысли выхожу на берег, впрочем, и остальные далеко не заходят.
Освежившись, направляемся к ангарам, и вскоре открывается вид на всю лагуну. В ней тоже полно птиц, но основном преобладают пеликаны и чайки. Через несколько минут останавливаемся у основания пирса рядом с металлическим ангаром. Пока кубинцы открывают массивные двери, выхожу на пирс. Волнение в бухте небольшое, в кристально чистой океанской воде хорошо видны стайки мелкой рыбы и отдельно стоящие в тени пирса три метровые барракуды. Несколько морских звезд едва заметно передвигаются в сторону тени, рядом с ними затаившейся, почти неразличимый средних размеров осьминог.
Внезапно раздается резкий треск запускаемого двигателя, я вздрагиваю от неожиданности и перевожу взгляд на открытые двери ангара - кубинцы запустили электростанцию, готовят к спуску на воду небольшой рыболовный сейнер.
- Идите сюда, - кричит Нетте и машет мне рукой. Захожу в душный ангар - солнце в Африке не в ладах с железом и накаляет его нещадно, в какую бы краску вы его не окрасили. Ангар большой и хотя много свободного места, в нем стоят около десятка яхт и столько же прогулочных катеров. На стеллажах по обе стороны запас якорей, шпилей, мачт, парусов и такелажа и рыболовные сети.
- До ухода португальцев всего было больше, осталось то, что они не смогли забрать, - поясняет переводчик. - В остальных двух ангарах пусто, там стояли военные катера и моторные яхты генералов и богатых людей. В касе (в доме) находится магазин да ресторан для отдыхающих. Мы туда еще пойдем.
От нестерпимой духоты в ангаре у меня, привыкшего к кондиционеру на судне, начинает кружиться голова и не хватает воздуха. Чтобы не упасть в обморок выхожу наружу, там уже жадно глотая свежий воздух, стоит консул. Перепуганный Нетте суетится рядом, ему эта жара нипочем.
- Неужели вам не жарко? - спрашивает Мартин. Переводчик недоуменно пожимает плечами и, сморщив в раздумье кожу лба, отвечает:
- Привык. Стены тюрьмы были из ржавого железа, и солнце каждый день сильно нагревало камеру. Сначала падал, потом привык. Главное сохранить воду для питья, а ее давали пол литровую кружку в день, если хорошо себя ведешь.
- А если плохо, - спрашивает консул.
- Тогда очень плохо. Ночью приходилось лизать железные стены камеры или пить соленую воду.
- Но от соленой воды можно сойти с yмa! - удивляюсь я.
- Можно, - соглашается бывший политзаключенный. - Многие сходили, а я выдержал, - заявляет он гордо, вытирая рукой набежавшие на глаза слезы. Затем смотрит на солнце, прищурив глаза, улыбается и произносит скорее для себя:
- Вот и живу теперь.
- И сколько же лет вы отсидели?
- Всего двадцать, а здесь в Африке восемнадцать. Несколько лет в тюрьме я читал русские книги. Здесь их передавал мне комендант города, который очень любил Льва Толстого. Это был очень хороший человек, хотя и военный. Начальник тюрьмы его боялся. Но потом Салазар отозвал его в Лиссабон, и мне стало очень плохо. Перед отьездом, он подарил мне книгу "Война и мир, я долго ее берег, но потом ее у меня отобрали. Новый охранник увйдал, как я стою с книгой на голове во время прилива. Но теперь я нашел в комендантской библиотеке несколько русских книжек для военных, но они не такие интересные, - расстроился Нетте.
- Теперь понятно, почему вы так хорошо знаете русский. Я обязательно дам вам несколько своих книг, - поспешил упокоить его я. - Правда, в этом рейсе Толстого у меня нет, но есть Паустовский и Илья Эренбург. Вернетесь в Португалию и непременно отыщете там книги Толстого.
- О! Это будет очень дорогой подарок! Но как у вас говорят, я изгнанник и в Португалию возвращаться не собираюсь. У меня там ничего нет, а мне ничего и не надо. Здесь у меня теперь есть самое главное - свобода. Жить мне осталось недолго и очень хочу умереть свободным.
Тогда мне эти его слова показались неискренними, но теперь, когда мне уже за семьдесят, я понял, что означает быть свободным и самому решать, как жить и что делать.
Пока мы отходили на прохладном и ласковом дыхании океанского бриза, кубинцы спустили на воду сейнер, погрузили на него невод и тару для улова, опробовали двигатели. На судне остается один механик, остальные сходят на берег. К нам подходит Пепе.
- Мы выйдем в море часа через четыре, а вы остаетесь на берегу с "Малышом", - говорит он нам и поясняет с усмешкой, - вас я брать с собой не могу - слишком дорогой груз.
В отличие от Олега я особо не расстраиваюсь - океанскую рыбалку неводом я наблюдал неоднократно, а вот побросать блесну интереснее, тем более в таком безлюдном месте. Словно поняв меня, "Малыш" ведет нас к магазину, на уцелевшей витрине которого улыбается рыбак со спиннингом и в зюйдвестке. Порывшись в связке ключей, он находит нужный и распахивает перед нами дверь. Неожиданное великолепие заставляет не удержаться от восхищенного восклицания. Все стены и прилавки заставлены великолепными рыболовными принадлежностями на уровне мировых стандартов. Чего здесь только нет! Я беру из гнезд витрины легкий изящный спиннинг, окрашенный золотистой краской с серебристой катушкой. "Малыш" недовольно качает головой. Это есть Juguete (игрушкаисп.) говорит он, ставит на место выбранный мной спиннинг и выбирает короткий и мощный с двуручной катушкой похожей на маленькую лебедку. Затем он выбирает такой же для Мартина, себе и протягивает нам широкие пояса с карабинами на цепях. Мы протестуем, но он поясняет:
- Atun (тунец) и мерлуза есть рыба сильная, а вы есть небольшой, можешь делать буль-буль.
Мы делать "буль-буль" не имеем желания и в дальнейшем без слов наблюдаем, как он выбирает запасные снасти, насадки, и приманки. Наш предводитель набирает в пластиковый чемоданчик на вид совершенно натуральных скумбрии, кальмаров, отвратительных черных червей. Затем мы следуем за ним в ангар и ставим на стапельную тележку широкую резиновую шлюпку, с двумя подвесными моторами похожую больше на плот, грузим снасти и спускаем ее на воду лагуны. Когда заканчиваем приготовления нас зовут к столу в тени пальм, где повар-кубинец уже накрыл стол.
Обед для полевых условий даже шикарный: овощной салат, куриный бульон из кубиков и на второе батат с гриль мясом. На столе бутылки с темным и светлым кубинским ромом Бакарди, он положен "барбудос" в тропиках, как нам столовое вино. Батат - немного сладковатый на вкус картофель, к нему вкусный соус с фасолью и слегка обжаренным луком. Мясо ломтиками, нежное, слегка обжаренное, похожее на что-то среднее между телятиной и индейкой. Не смотря на вопросительные взгляды переводчика, спрашивать не спешу - все едят, молча и с аппетитом. Когда заканчивают со вторым, повар приносит папайю, которая необыкновенно нежна и выше всех похвал.
- Леонид Ильич (Брежнев) очень ее обожает, - шепчет мне на ухо консул. - Для него в Аджарии и Азербайджане вырастили плантации. Говорят, папайя очень полезна для сердца.
Между тем приносят ароматный и очень крепкий кофе, кубинцы разливают его по кружкам и разбавляют почти наполовину ромом, добавляя немного желтого тростникового сахара. Я и раньше знал, что многие на Кубе именно так пьют кофе, но Пепе разъясняет это мне, сообщив, что настоящий кубинец пьет такого кофе до 15 чашек в день. Я удивлен количеством, но вида не показываю, и тоже разбавляю кофе ромом. Между глотками кофе, раскуривают сигары (до этого я не видел ни кого курящим) и долго не курил из-за солидарности. Мне тоже протягивают сигару и наблюдают, что я буду с ней делать. Когда я откусываю кончик и раскуриваю ее от зажигалки, кивают одобрительно. Не курит только Нетте, на удивленные взгляды отвечает, что в заключении отвык.
К моему удивлению, не смотря на кофе и сигары, выйдя из-за стола, все с оружием укладываются в тени и сразу засыпают за исключением повара и "Малыша". Ко сну клонит и меня, но это и не удивительно - наступает время "адмиральского" часа, которое теперь на флоте называют еще и "капитанским" и я засыпаю, по-привычке чутко прислушиваясь.
Рыбалка
Просыпаюсь от приглушенного разговора Пепе с "Малышом" и догадываюсь, что речь идет о нас. Смотрю на часы - ого! Уже шестнадцать часов. Команда сейнера в сборе, Пепе прыгает на борт, и сейнер быстро отходит от причала. На берегу остается шесть человек - мы с переводчиком и консулом и трое кубинцев.
- Где остальные, - спрашиваю я нашего телохранителя.
- Там, - показывает он в джунгли, - и подбирает нужные слова, cazadoros - охотники.
- И на кого же они охотятся, на бандитов? - иронизирую я.
- На обезьян, - отвечает Нетто.
- На обезьян? - удивляюсь я.
- На них, - уточняет консул и, видя на моем лице удивление, поясняет:
- Мясо им никто не доставит, вот и добывают его сами.
Ужасная догадка повергает меня в ужас - Значит мы в обед ели мясо обезьян?
- А разве ты не понял?
Хотя я и не брезглив, мне становится не по себе, и я даю клятву больше никогда не есть мясо человекообразных.
Освежаемся. Долго плескаемся в волнах океана, накат уже не столь высокий и в это время тягуна нет. Развлекаясь, гоняемся за песчаными крабами, но поймать их невозможно, они стремительно скрываются в сыром песке. Двое кубинцев ловко влезают на кокосовые пальмы с помощью поясных ремней, и мы быстро набираем десять мешков отборных кокосовых орехов, крупных и спелых. Пьем кокосовое молоко, оно прохладное и вкусное, а копра (мякоть ореха) жирная - много не съешь. Складываем наш урожай в тень рядом с лестницей, кубинцы уносят его наверх, а мы в это время на нашем, оказавшимся довольно юрким плавучем сооружением, гоняемся за косяками молодой скумбрии. Я у руля, наш "Малыш" бросает сеть-закидушку, а консул с Нетте вытряхивают из нее улов. Вскоре в отсеке с водой оказывается около сотни некрупных скумбрии и сардинел. Довольные мы возвращаемся к пирсу и нетерпеливые консул и негр, отправляются на ловлю с пирса. Я бы тоже пошел, но сам себя наказал за небрежность - все время ловли насадки я стоял у моторов без рубашки и изрядно перегрелся и поэтому наблюдаю за ними сидя в тени. Глядя на крепких, чернокожих и полностью обнаженных кубинцев, суетящихся на пирсе под ярким солнцем на фоне лазурного океана и склоненных кокосовых пальм, невольно возвращаюсь к своим детским мечтам, когда разглядывал иллюстрации в книгах об открытии мира. Именно сейчас, здесь, вдалеке от судна и цивилизации я чувствовал себя счастливым человеком - ведь мои мечты исполнились. В эти минуты я сожалел только об одном, что не взял судовой фотоаппарат и не имею хорошей кинокамеры. Кстати об этом сожалею до сих пор.
Рыбалка на солнцепеке оказалась не очень удачной - несколько африканских сомиков, две небольшие барракуды да яркоокрашенные рыбины, которых рыбаки тут же разрубили для приманки и разбросали подальше от пирса.
А солнце клонилось к закату, постепенно превращаясь в яркий шар, на который уже можно смотреть, не боясь ослепнуть. Еще немного и наступит самый волнующий момент с необыкновенной игрой красок лучей заходящего солнца, огромного цветного шатра над головой, бесконечно изумительного в непривычных красках океана и таинства наступления ночи в тропиках именно в этой части Западного побережья Африки, ибо здесь солнце садится в океан. Вот оно скатывается на высоту двух трех своих дисков от горизонта, быстро увеличиваясь в диаметре и источая все больше и больше пурпурно-красного цвета, от которого вся остальная западная часть неба, меняя цвет, окрашивается в золотистые тона, а за тем пламенеет. Океан еще сохраняет голубой цвет, но постепенно темнеет и под опускающимся диском меняет свой цвет на цвет неба, сливаясь с ним в единый огромный костер. Он недолго полыхает на всей западной части неба. Но вот солнце уходит за горизонт, посылая высоко в небо яркие лучи, на подобии северного сияния, но вскоре гаснут и они. В темноту быстро погружаются джунгли и океан, вскоре начинает темнеть небо и на нем первыми появляются яркие планеты и крупные созвездия, и вскоре все небо усыпано яркими звездами, которые в наших широтах едва заметны. В наступающей темноте стоит абсолютная тишина, кажется, все живое вдруг уснуло. Но вот появляется луна и в джунглях звучат неведомые нам европейцам звуки, а океан в лунном свете начинает искрить гребешками волн.
С заходом солнца в Африке спадает жара, стихает ветер и наступает время активной жизни, но здесь в отдалении от человеческого жилья в кромешной темноте не было видно ни одного огонька и, стоя на пирсе, я ощутил, как подступила и окружила меня тревожная неизвестность, наступающая из темноты джунглей. Она подошла вплотную, в свете молодого месяца, и я различал лишь часть пирса и ощущал близкое присутствие океана. Любуясь закатом, потерял из вида остальных, которые должны были быть гдето рядом и осторожно двинулся к берегу.
Внезапно там, где был ангар, вспыхнул яркий свет бензинового фонаря и в его свете я увидел "Малыша", консула и переводчика. Они направились мне навстречу.
- Ну, что романтик, Не наглядишься на свой океан, - поддел меня консул. - Он и в школе был немного чокнутый, - пояснил он Нетте. - Историями об открытии мира нас задолбал.
- Что означает чокнутый и задолбал? - спросил Нетте.
- Это, дорогой наш переводчик, означает, что он ненормальный, ну а задолбал, значит, - мозги запудрил.
Нетте закивал головой, но было видно, что до конца так и не понял сказанное.
- Это и есть могучий русский язык, - успокоил я переводчика. - Он позволяет заучившимся, таким, как наш друг, говорить то, чего он сам до конца не понимает. Короче говоря, чушь.
- О, - воскликнул внезапно "Малыш". - Чушь по-русски есть х...я, - и он показал большой палец. Мы с консулом расхохотались, оставив переводчика в еще большем недоуменье.
Подойдя к нашему "лайнеру", ""Малыш"" зажег второй фонарь, а подошедшие кубинцы повесили его на столб вроде маяка. Второй фонарь закрепили на ноке мачты плота так, чтобы свет падал не на нас, а на воду, и не слепил нам глаза. На этот раз запустили только один мотор, "японец" завелся, как всегда, без проблем. От пирса отошли недалеко и как только "Малыш" обнаружил большой косяк мелкой рыбы, приказал застопорить ход и бросил якорь. Рыбалка началась.
Сначала ловили на искусственных кальмаров. Брала килограммовая макрель и некрупная мерлуза. Попались несколько хороших тунцов, но все их выловил наш богатырь. Нетте едва успевал снимать сильных рыбин и делал это весьма ловко. Но вот наш дредноут сильно качнуло, мы отцепили карабины, сложили снасти и собрались на одном борту - "Малыш" держал на леске крупную добычу. Глядя на его аккуратную работу по выуживанию, я вспомнил рассказ Э.Хамингуэя "Старик и море". Вряд ли это был такой же марлин, но рыбка была явно не маленькая. Только минут через двадцать, метрах в пяти от борта на поверхности всего на секунду показалась голова с широко раскрытой пастью, затем рыба нырнула и понеслась к нашей ладье. Но негр и Нетте были начеку - один рывком заставил рыбину на момент поднять голову из воды, другой тут же очень ловко поддел ее багром под жабры. Вдвоем они рывком бросили ее в наш "дредноут". "Малыш" похлопал переводчика по плечу, что-то восхищенно говоря ему на испанском.
- Я же португалец из Опорто, так моряки и рыбаки называют порт Порто. А любой португальский мальчишка там рождается рыбаком. С рыбаками я зарабатывал- деньги на учебу, - слегка смущаясь от похвалы, пояснил Нетте.
Затем два раза мы меняли место и к пяти часам в кровь разбили пальцы о катушки в борьбе с крупной рыбой. В отсеке с водой часам к семи было уже около сотни рыбин, и наш корабль заметно осел на корму. Осложнили наши действия появившиеся вдруг пеликаны, которые хлопая крыльями, бросались на нашу добычу и прятали ее в своих клювах-мешках. Они были здоровыми, нахальными и, несмотря на темноту, легко угадывали добычу, когда мы подводили пойманную рыбу ближе к плоту. Португалец пытался их отвлечь, бросая им мелкую рыбу, но они и не собирались расставаться с добычей, и приходилось отрезать поводок, опасаясь крупного клюва этих мощных и прожорливых птиц.
- Финита, - произнес наш предводитель, когда погас наш фонарь и дал команду возвращаться на свет фонаря на пирсе.
Вышедшие встречать кубинцы встретили нас восхищенными возгласами и, когда мы по команде "Малыша" уткнулись носом в песок, у меня едва хватило сил выбраться из плота. Посмотрев, как выходит из него консул, я понял, что он вымотан еще больше. Как мы в сопровождении одного из кубинцев дошли до своего бунгало, не помню.
Стоит ли говорить о том, что снилось нам после такой рыбалки, но у меня в глазах до сих пор стоят эпизоды этого незабываемого действа, и я вспоминаю о ней каждый раз, когда вижу крупную рыбу или слышу рассказы рыбаков.
Проснулся я от громкого голоса консула:
- Вставайте господин Белинсгаузен. Кубинские папуасы и португальский губернатор ожидают Вас на празднике, посвященном великому рыбаку и победителю подводного чудовища, властелина океанских глубин, - призывал он, находясь в весьма приподнятом состоянии. - Черный богатырь уже начал свой ритуальный танец с зубастой головой поверженного чудовища на груди, еще немного и вы упустите кульминационный момент, а потом об этом жестоко пожалеете, - продолжал он, глядя, как я нехотя расстаюсь с пончо и пытаюсь отыскать рубашку.
- Да, оставьте вы к черту дурную привычку погрязших в невежестве европейцев напяливать на себя шмотки в тропиках. Сегодня день благодарения за богатый улов и обнажения перед язычески божеством по имени Солнце. Оставайтесь в набедренной повязке славян, то бишь, в плавках, и в них вам покажется, что на вас очень много надето.
- Не понимаю вашего бурного восторга по поводу обнажения, уж не пожаловали ли к нам красавицы местных племен тумбу-юмбу - буркнул я, но Мартин уже потащил меня к выходу.
Мой товарищ меня не обманул, на прибрежной полосе пляжа, недалеко от накрытого стола выстроились в круг обнаженные кубинцы, держа над головой оружие и покачиваясь в такт превращенного в барабан бидона из-под краски. Их стало значительно больше - вернулись охотники. В центре гигант "Малыш" с головой самого крупного пойманного "капитана" с устрашающими зубами в открытой пасти на своей могучей груди извивался в каком-то ритуальном танце. Несмотря на большой рост, его мощное тело совершало удивительно гибкие движения, чем-то напоминающие движения льва и пантеры. Время от времени он делал высокие прыжки, словно ловил ускользающее чудовище, потом изгибался назад, вытаскивая его из воды. В такт ему, что-то выкрикивали остальные и трясли над головой "калашами". Пораженный танцем, я не сразу понял, что это, видимо, заученный с детства танец с импровизацией. Но вот круг расступился, пропуская солиста к воде. Тот вышел из круга и, продолжая танцевать, под одобрительные возгласы остальных дотронулся рыбьей головой до нас, принимавших участие в рыбалке, и стал входить в воду, пока не скрылся в ней с головой. Через несколько секунд он вынырнул уже без головы и, танцуя, возвратился в круг.
Темп танца постепенно ускорялся. Вот ударник отбросил банку и включил переносной диктофон. В воздухе раздалась знакомая мелодия самбы. Кубинцы отложили оружие, разделились на пары и с удвоенной энергией отдались своему национальному танцу.
К тому времени я видел подобные танцы в боденвиле (селение лачуг) Нигерийского порта Апапа, в прибрежной рыбацкой деревне Ганы, в джунглях вблизи столицы Берега Слоновой Кости (ныне Кот де Byap) Абиджана, то этот танец был чисто кубинским, хотя его тоже исполняли темнокожие мужчины. Если танцы африканцев были неистовыми и малопонятными для нас, то эти ребята самозабвенно исполняли танец известный людям всего мира и вскоре мы вместе с ними, пусть неуклюже и вихляли своими неповоротливыми задницами.
Мы "скисли" быстро. Тяжело дыша, вышли из круга и сели на горячий песок, а они продолжали, как ни в чем не бывало, не обращая внимания на жару.
Но вот победитель чудовища грохнулся в изнеможении на песок, что означало конец первой части праздника, начиналась вторая обжорство победителей, на костях поверженных.
Пожалуй, такой роскошный стол с обилием рыбного ассортимента я увижу впоследствии только в самом фешенебельном турецком отеле "Риксос" в Белеке.
В тени под навесом на широких столах открытой столовой португальских моряков высились горкой на банановых листьях куски жареного "капитана", жирной скумбрии, слегка подкопченного тунца. Вокруг них словно скалы темнели пластинки рыбы негриты, густо сдобренные ломтиками жареного лука и остро пахнущей чесночной приправы. Тут же куски обжаренного тунца, которые легко принять за говяжьи отбивные, отдельно лежала свернутая в рулончики тонко нарезанная малосольная меч-рыба, ее хорошо приготовленную по вкусу трудно отличить от семги Здесь же стояли миски со свежепосоленной икрой. В центре возвышались оранжевой горкой крупные креветки в объятиях трех крупных омаров. Вокруг них на банановых листьях белели рулончики кальмаров, ломтики осьминога с дольками лимона и горка полураскрытых мидий и неизвестных раковин. На большой сковородке жареный батат с овощным рагу. Картину завершала батарея из бутылок рома и вина, богатый выбор фруктов. Я остановил свой взор на Рислинге, взятым с собою с судна, но кубинцы были неумолимы и все же заставили начать с рома.
Мне трудно описать трапезу. Крепкие и видимо голодные охотники задавали темп, не поддержать который было невозможно. Вспомнилась старая русская истина: кто хорошо ест, тот так же и работает. Здесь в этом сомнений не оставалось. Судя по рассказам "барбудос", во времена их переходов по джунглям и боевых действий есть приходилось мало и то, что попадется под руку. Чаще всего это были консервы, редкие фрукты, съедобные корни и личинки. Костра не разведешь, нередко не удавалось даже покурить - туземцы чуют в джунглях запах табака и спиртного за сотни метров, как и дым разведенного костра. Здесь же они могли расслабиться и пировали прозапас, на много дней вперед. И делали это от души, с передышками для танцев и перекуров. Было видно, что они впервые за много дней расслабились и по-настоящему отдыхали.
Отдыхали и мы от напряжения последних дней, как отдыхают с друзьями, с которыми сделали доброе дело. Нам было хорошо с этими веселыми, трудолюбивыми, непривередливыми и, как казалось, совсем мирными людьми. Солнце опустилось к горизонту, но мы не расходились, разбившись на группы по интересам.
- Пепе, можешь сказать, как оказался здесь, в Африке? - обратился я к лейтенанту с вопросом. Он ответил не задумываясь: Стреляли - пришел!
- Ты правду скажи, дело-то нешуточное - с легкой обидой в голосе произнес консул.
- А я сказал правду. Ваш фильм "Белое солнце пустыни" один из самых любимых в нашем лагере. А знаете почему? Там ваши люди в чужой стране сражаются за правду и свободу других людей. Это так же, как было у нас на Кубе и здесь. Наш кумир тоже не кубинец, но сражался вместе с Фиделем за нашу свободу. Мой отец погиб при штурме казарм Монкадо, разве я имел право поступить иначе. Вон сидит Рико, он вместе со мной учился в университете, но сразу же согласился ехать к вам обучаться военному делу. Нас прилетело шестнадцать, четверых уже нет, они погибли здесь, в Африке, но мы сражаемся и за них.
- Но ведь когда-то ты вернешься?
- Конечно, - ответил он, - у меня дома мама, жена и двое детей.
- Но ведь никто не знает, сколько продлятся здесь войны?
- Все равно мы победим. Так сказал Фидель и он знает, когда мы вернемся. Пепе встал, показывая, что разговор окончен. Видимо, мы затронули не совсем приятную тему, которая волнует всех оторванных от Родины и близких.
Еще долго после захода солнца кубинцы танцевали, пили кофе, курили сигары и пели под неизвестно откуда взявшуюся гитару знакомые и неизвестные нам песни.
Уснул я поздно и проснулся в кромешной темноте, с нестерпимым желанием облегчиться и направился во двор. В дверях наткнулся на лежавшего поперек двери "Малыш", тот что-то проворчал и ткнул меня живот стволом автомата.
- Бери, - промычал он.
- На хрена он мне, - не выдержал я, от чего тот вскочил и в длинной произнесенной им фразе, я насчитал три раза слово "карамба".
Мы вышли во двор. Он долго прислушивался, придерживая меня. В кромешной темноте едва различался край джунглей. Через пару минут из-за туч выглянул месяц и он подтолкнул меня в направлении манговых деревьев на краю поляны. Я едва добежал до них. Сделав свое дело, я поднял глаза и застыл от ужаса -- передо мной в ряд стояли белые, обезглавленные небольшие человеческие туши вверх ногами. Крик застрял в горле. Сколько стоял не знаю, но очнулся от того, что мой телохранитель с хриплым смехом пояснил:
- Это есть манки, обезьяны. Охотники приготовили для вертолета.
Когда до меня дошло, меня сильно рвало, и мой опекун вынужден был принести воды. До утра я так и не уснул, как только закрывал глаза, передо мной вновь вставали безголовые обезьяны и гнались за мной. Такое уже было один раз в детстве, когда я нагляделся на изуродованное тело человека, которого много метров протащил поезд. Теперь я понял окончательно, почему я не стал охотником и уж точно никогда не смогу стать такими, как они.
Вертолет прилетел рано утром, едва взошло солнце. Все так же мастерски он сел на прибрежный песок- и в него стали грузить вчерашний улов и охотничьи трофеи. Я боялся, что придется лететь с ними вместе, но Пепе сообщил, что мы полетим следующим рейсом, поскольку рыбы было много, и пилоты боялись перегрузки. Я вздохнул облегченно, мне все еще было не по себе, хотя тушки обезьян были уложены в холщевые мешки.
Во время ожидания мы успели выкупаться, еще раз осмотрели все ли закрыто, когда вновь послышался гул вертолета. На этот раз он сел наверху около центральной усадьбы, и летчики выгрузили несколько мешков цемента, арматуру и колючую проволоку.
- Будем отгораживаться, решили строить здесь запасную базу - шепнул консулу Пепе.
- А что? Неплохое местечко, - ответил тот, - да и остающимся здесь ребятам будет, чем заняться. Они отошли в сторону, пошептались о чем-то.
- Слушай, капитан, есть предложение слетать по пути в одно место. Говорят, что там сегодня наступает время свадеб, и обещают показать такой брачный обряд, какого больше нигде не увидишь.
- Хозяин - барин, ответил я, - если ты согласен, я возражать не могу.
Погружены в вертолет фрукты, и мы прощаемся с остающимися "барбудос". Взлетаем, "Малыш" с тем же пулеметом занимает свое место. Через полчаса вертолет сбрасывает обороты, уменьшает звук, и садится в густую траву возле полуразвалившегося кирпичного здания с высокой трубой.
Выходим из вертолета вслед за ""Малышом" и Пепе. Двое других кубинцев расходятся - один идет в развалины здания, второй взбирается на зарастающий молодой порослью штабель бревен напротив. Вертолет взлетает и быстро скрывается из виду за кронами деревьев. Осмотревшись, разведчики подают знак начать движение. Мы идем вслед за гигантом с пулеметом, замыкающим идет Пепе с автоматом.
- Очень смотрите под ноги, - шепчет Нетте, здесь много змей.
- Как тут смотреть, - возмущается консул, - среди этих листьев и травы ничего не увидишь.
Я с ним согласен, но молчу, начиная жалеть, что не возражал против этой авантюры. Над тем, что когда-то было просекой, по которой таскали к воде бревна, сплошной купол листвы и лиан, зловонные испарения и душный влажный воздух затрудняют дыхание, к тому же просека поднимается вверх. Сколько же нам еще идти, думаю я и вижу как "Малыш" делает знак остановиться. Впереди появляется просвет и видно чистое небо.
- Там река - едва слышно говорит переводчик. - Мы пришли, но нужно тсс.., прижимает он палец к губам.
Наш проводник скрывается на несколько минут из виду и появляется, приглашая следовать за собой. Он подводит нас к штабелю брошенных бревен, на довольно высоком берегу реки. Сквозь молодую поросль с них хорошо видна деревня на другом берегу и собравшийся на народ, сидящий и стоящий на вытоптанной площадке величиной с небольшое футбольное поле. Все мужчины только в набедренных повязках, женщины с открытой грудью. Не видно детей, что совсем непривычно для Африки. Деревенька небольшая, хижин двадцать. Хорошо протоптанная широкая тропа с тремя площадками идет вниз к берегу, на котором лежат около десятка пирог, долбленных из цельного дерева. Река спокойная, шириной метров сто пятьдесят и нам хорошо видны лица собравшихся, долетают смех и звуки тамтама.
- Это очень небольшое племя, шепчет Нетте, - есть еще несколько деревень, считают, что их осталось около двух тысяч. Раньше они жили ближе к столице, но потом ушли сюда. Живут охотой, а португальцы научили их выращивать овощи. Почти никто не понимает их языка, а грамотных у них до сих пор нет, их даже в армию не брали.
- Таких племен в Африке много. Вы лучше скажите, что интересного в этом обряде? - спрашивает Пепе.
- Потерпите и сами скоро увидите и поймете, когда начнется.
Вот собравшиеся зашумели и расступились, пропуская группу мужчин одетых в цветные плащи, украшенных перьями и гирляндами бус. Несколько человек в центре, держа в руках большие черные маски, окружали высокого худого старика в мантии с чучелами рыб и животных. Рядом с ним шел высоченный негр с большим, украшенным перьями копьем и наконечником в виде кривого ножа. Видимо это был вождь. Глухо застучали тамтамы и длинные барабаны из выдолбленных стволов дерева. Где-то в стороне едва слышно отозвались другие. Из свиты вождя отделились четверо обнаженных молодых парня, с обсыпанными, как пояснил Нетте, мукой головами и плечами. На их шеях до низа живота красовались гирлянды из консервных банок, бутылок с яркими этикетками, обрывками цветных тканей, такие же гирлянды выполняли роль браслетов на руках и лодыжках ног. Трое из них встали по одному на площадках тропы, четвертый спустился к воде и они, глядя наверх, застыли в ожидании.
Вождь подошел к обрыву берега и, жонглируя копьем, что-то крикнул. Тотчас же из толпы зевак в сопровождении пожилых женщин вышли четыре девушки, подошли к вождю и, разобрав стоящие на земле кувшины из высушенных тыкв, встали рядом, подняв кувшины на плечо.
- Это невесты - прошептал переводчик. В это время тамтамы начали выстукивать другой ритм, заслышав который, одна из девушек двинулась вниз по тропе.
Все четверо женихов ударились в такой бешеный пляс, что до нас долетел звук сталкивающихся банок и бутылок. Когда девушка проходила мимо танцующего, она замедляла шаг, а жених выполнял немыслимые прыжки, стараясь как можно лучше показать все свои достоинства. Так невеста дошла до воды, наполнила кувшин и начала подъем, а женихи, подбадриваемые стоящими наверху, продолжали танец. Но вот девушка остановилась на второй сверху площадке и протянула кувшин с водой танцующему. Тот припал на одно колено, принял кувшин и, взяв невесту за руку, продолжил путь наверх уже вместе. Под крики зрителей он подошли к вождю и протянули ему кувшин. Тот подал знак и один из мужчин в плащах, подошел к вождю и снял свой плащ и расстелил у ног молодых. Барабаны стихли, зрители умолкли. Девушка стала на колени, уперлась в землю руками, и жених приступил к своим супружеским обязанностям на виду у всех.
Окончание ритуала бурно приветствовалось и по сигналу вождя молодые направились к новой хижине на краю деревни сквозь расступившуюся толпу зрителей.
- Готово, расписались, - произнес консул - незатейливо, но со вкусом.
Следующая невеста под неодобрительный гул зрителей прошла мимо оставшихся женихов и вылила свой кувшин у ног вождя.
- Это означает, что у нее есть возлюбленный в другой деревне и ее судьбу будет решать вождь, разъясняет переводчик.
- Ну и как он решает?
- Может взять себе в жены, только ему разрешено иметь несколько, или назначает выкуп, и после уплаты отдает ее в другую деревню. Но чаще всего раньше ее продавали португальцам, чтобы другим неповадно было.
Когда третья девушка, подала кувшин жениху у воды, Пепе подал знак двигаться в обратном направлении. Идем, молча, чувствую себя неловко, будто подсмотрел что-то интимное. Это чувство еще долго будет напоминать о себе.
Не доходя до места, слышим автоматные очереди, затем к ним присоединяется пулемет ушедшего вперед "Малыша". Выстрелы смолкают, и мы выходим на поляну.
- Дозор видел вооруженных людей, - поясняет Пепе. - Минут через десять прилетит вертолет.
Вертолет делает круг над нами и садится. Спешим быстро забраться в его спасительное нутро - впервые за все время ощущаем чувство опасности.
Садимся прямо на причал, меня встречает хмурый комиссар и деловой старпом.
- Завтра кончают выгрузку. Кубинцы нашли лоцмана до второго порта выгрузки. На судне все спокойно - докладывает он и благодарит Пепе за рыбу и фрукты.
В тот же день вечером консул устраивает прием для узкого числа лиц. На нем он, его жена Светлана, Пепе, я и переводчик. Света варит отменный борщ, печет пироги с капустой, Нетте готовит филе капитана в винном соусе, с кофейником колдует Пепе. Бутылку шампанского и армянского коньяка с банкой черной икры вношу я. Кондиционер работает отвратительно, с наступлением темноты выходим во двор под большое манговое дерево. В небе висит молодой месяц вверх рогами, глаза постепенно привыкают к его скудному свету и мы выключаем бензиновый фонарь, который привлекает мириады летающих насекомых. В кронах деревьев негромко шебуршат засыпающие птицы, да с глухим шумом падают в траву спелые плоды манго, отчего время от времени мы прикрываем головы руками или пустыми тарелками. Грустно от неизбежности расставания и мы понимаем, что надежду на новую встречу призрачны. Вскоре нас покидают Нетто и Светлана, переводчик идет на встречу с комендантом, супруга консула - отдыхать.
Пепе расскажи нам немного о себе -- предлагает консул. - Говорят, ты лично знал Эрнесто Че Гевара.
- Ваше ГРУ это знает и мне скрывать нечего. Да, я несколько лет был рядом с команданте и горжусь этим. Надеюсь, что и мои дети будут гордиться, как гордятся этим все кубинцы. А иначе и быть не должно, ведь мой отец был в числе штурмовавших казармы Монкадо. Русские знают, что Эрнесто был рядом с Фиделем всегда, когда было трудно, не зря он назначил его команданте - командиром всех революционеров. Я вступил в отряд "барбудос" (бородачей) в 1958 году и участвовал в сражении под Санта Клара, которое принесло Кубе свободу. Тогда мне не было еще двадцати. Затем учился в военной школе и продолжал занятия в университете. В том же году команданте принимает гражданство Кубы, ведь он был до этого еще аргентинцем. Когда Фидель назначает его комендантом Гаваны, меня принимают в комендантский взвод. Потом американцы нападают на нас, высаживаются на Плайя-Хирон, но мы побеждаем.
Меня направляют на учебу в СССР, Через два года я возвращаюсь на Кубу и получаю первое офицерское звание. В 1965 году команданте уходит со своих должностей, он понимает, что надежды на полную поддержку в создании новой экономики не оправдались и помощи от социалистических стран недостаточно. СССР не строит на Кубе заводов, железных дорог, основное богатство Кубы сахар не может в условиях экономической блокады обеспечить быстрый рост уровня жизни. Разочаровавшись в СССР, в 1965 году в Алжире он открыто заявляет, что построение развитого социализма не возможно без поддержки всех народов и просит освободить его от всех должностей. Свою речь он заканчивает словами: "Я уезжаю строить новый мир.... Я принесу ему непобедимый дух моего народа".
В числе добровольцев лечу с ним в Африку. Семь месяцев в Конго мы пытаемся поднять на борьбу народ, но африканцы не хотят сражаться за идею, бросают оружие. Тогда он решает тайно лететь в Боливию, где организует базу. Я попадаю в число 50 его бойцов.
Вскоре в боях с солдатами хунты под руководством агентов ЦРУ получаю тяжелое ранение. Тайно меня переправляют в Чили, а оттуда в Чехословакию, где я нахожусь на лечении почти шесть месяцев. Когда возвращаюсь на Кубу, приходит известие о смерти команданте, и я как все кубинцы даю клятву продолжать его дело и потому здесь. Мы будем бороться так же, как он - до победного конца.
- В этом мы не сомневаемся -- произносит консул и спрашивает, есть ли у Пепе семья.
- Есть. Моя мама, жена и две девочки. Родители жены сбежали в Майями и жена вынуждена жить в Алжире, где работает медсестрой в одном из госпиталей. Она училась в ГДР и хорошо знает русский.
- А как часто вы с ней видитесь?
- Видимся редко, не встречались уже больше года. Может теперь, когда здесь все закончим, получу отпуск, я ведь на Кубе не был уже пять лет.
- Да, - задумчиво произносит консул. - Нелегка доля революционера. Мой отец как-то, сказал, что революция даже победителей делает заложниками, потому что разрывает связь между поколениями, близкими людьми и часто делает врагами бывших соратников. Эволюция предпочтительней, но для этого нужно быть разумнее и терпеливей, а люди всегда торопятся, стремясь, как им кажется к великой цели - равенству. Стоит ли оно тех жертв, которые они за это платят?
- Че Гевара был убежден, что стоит и потому умирал достойно, - ответил Пепе. - Он знал, что пуля может убить только тело, но идея и дух останутся жить.
На другой день провожать приходит весь консульский штат и человек тридцать кубинцев. Несмотря на бессонную ночь, проведенную в тревожных раздумьях о предстоящих объяснениях с начальством, глядя на этих веселых и подтянутых бойцов Свободной Кубы я не жалел о своем поступке и с грустью думал о том, что вряд ли еще раз удастся встретиться с ними и почувствовать себя хотя бы ненадолго таким же, как они.
В годы моей юности Фидель Кастро и его легендарный соратник Эрнесто Че Гевара на долгое время станут моими кумирами. Книгу о "Че" я возьму с собой на судно, где ее и "зачитают" к моему большому сожалению. Побывав на Кубе, я не разочаруюсь увиденным, вероятно и под влиянием моего любимого писателя Эрнесто Хемингуэя, который оставался до конца жизни влюбленным в этот остров и его народ. Для кого-то кубинские "барбудос" преступники и безжалостные революционеры, а для меня люди беззаветно преданные идее равенства и братства, за которую они боролись там, куда посылал их Фидель. Они, а не американские вояки, "рыцари свободы конца двадцатого века" и такими останутся для меня до конца моей жизни. Уверен, что еще многие, кто встречался с ними думают также. Ведь не зря неистовый Эрнесто Че Гевара до сих пор глядят на нас с портретов во всех латиноамериканских странах и даже в Королевской, демократической Испании.
С кубинскими добровольцами я еще встречусь в Анголе, где после ухода португальцев разразится гражданская война - неизменный спутник революций. Мое отношение к ним не изменится, они так же честно и с доблестью выполняли свой интернациональный долг.
Через пять лет в Анголе узнаю, что "Малыш" подорвался на мине, а Пепе был опять ранен и вернулся на Кубу инвалидом.
А в Гвинее Бисау мне более побывать не удалось, но я часто отыскиваю в интернете сайт этой страны, нахожу на карте архипелаг Боламо. Закрываю глаза и вижу ослепительный океан, бесчисленные стаи птиц над ним, склоненные над водой пальмы и черных обнаженных мужчин, исполняющих на песке танцы под зажигательные Кубинские мелодии. Сердце сжимается от тоски по прошлому, и я с грустью понимаю, что это уже никогда не повториться.
Слева направо: Консул, переводчик Нетте, жена консула, автор
