Вылет самолета откладывался уже не в первый раз. Осенний туман в середине сентября плотно окутал Прибалтику и парализовал работу многих аэропортов прибалтийских стран, несмотря на хвастливые заявления авиаторов о способностях при нынешнем уровне техники летать в любую погоду. Кто-то не выдержал и сдал билеты, другие предпочли отсиживаться дома, но большинство транзитных пассажиров расположились в залах ожидания.
За сдвинутыми столиками кафе в зале столичного аэропорта Латвии, теснясь плечом к плечу, сидят трое пожилых и две молодых лет двадцати пяти-тридцати пары, неспешно распивая красное вино и слушая рассказ по всему видно бывалого мужчины.
- Уверен, морякам за свою жизнь пришлось сделать авиарейсов больше других, исключая конечно летчиков. Вот вы, молодежь скажите, приходилось ли вам летать, к примеру, в Арктику, на Дальний Восток, в Бразилию или Чили, США, Канаду? А моряку приходится порою лететь туда, куда Макар и телят не гонял. Где моряк спишется с судна в отпуск, оттуда и добирается самолетом, потому что торопится домой - для него каждый день с близкими - дорогой подарок. А как, к примеру, выбраться с побережья Арктики или из портов Африки, Индонезии, Австралии? Вы скажете на пассажирском судне? Нет, моряку палуба даже самого роскошного лайнера по дороге домой вынужденная задержка. Вот и летим на том, что в воздух подняться может - неважно авиалайнер это или двухместная авиетка.
Мой первый полет состоялся еще в десятилетнем возрасте на боевом самолете времен второй мировой войны ПО-2. Было тогда принято у боевых летчиков катать на этом самолете в день авиации близких - командующий ВВС Василий сын самого Сталина разрешил. К началу своей трудовой деятельности пришлось летать и в Мурманск, и в Архангельск и на Черное море. Это сейчас между портами Балтики курсируют скоростные пассажирские экспрессы, а пятьдесят лет назад автобус из Таллина до Риги шел часов пятнадцать. А за это время мозоли в кресле натирали на сидячем месте. Самолетом же пусть и в "кукурузнике" час, ну два. И летали эти "малыши" практически в любую погоду нередко с приключениями, с вынужденными посадками. У нас моряков негласный закон был брать в такие самолеты для "сугреву" спиртное непременно с расчетом на пилотов, особенно в осенне-зимнее время. Иначе нельзя, промерзнешь и простудишься. Чаще всего домой летали на пару дней - суда были небольшими и в порту стояли недолго. Весело летали, правда, без музыки, от сильного рева мотора в салоне переговаривались жестами, но понимали друг друга без слов.
Рассказчик на некоторое время замолкает, потом продолжает улыбаясь:
- Молодые были, жить торопились. Понятие о комфорте было условным: есть место на лавке, можно выпить и доставляют по назначению да еще в приличной компании - нормально! Я уже говорил, не всегда обходилось без приключений.
В году 1966-м стояли мы в Лиепае в ожидании выгрузки и погрузки. Дома я не был месяцев семь, с трудом отпросился у начальника пароходства (капитанов редко отпускали) на три дня. В феврале это было, а зима стояла с морозами за двадцать градусов. В зимнее время летал из этого порта на Ригу только "кукурузник" - два пилота, радист и двенадцать пассажиров в салоне на откидных деревянных лавках по бортам.
В тот раз из двенадцати было девять мужиков, гражданских и военных моряков, один пограничник и две женщины. Самолет часа три не выпускали из-за сильного ветра и пурги, и пока мы ждали в продуваемом ветром зале ожидания - столовой аэроклуба, запас "горючего" у нас кончился, потому что по обычаю делились тогда со всеми. Рижские пилоты спешили домой, и все-таки к вечеру уговорили диспетчера.
Расселись мы по лавкам, взревел мотор и, попрыгав на лыжах по заснеженному полю, самолет оторвался от земли. Борт радист выйдя из кабины, весело произнес "Летим!", и по его бодрому виду стало ясно, что экипаж не замерзнет. Минут через двадцать пришло осознание, что нас это не касается. Наши движения замедлились, речь стала малопонятной, что при шуме в салоне было не столь важным и, несмотря на нашу теплую одежду, мы стали элементарно коченеть. Старший из нас капитан второго ранга постучал в двери кабины, однако ответа не последовало. К нему присоединился офицер пограничник. Недовольный пилот, приоткрыв двери, показал поднятыми вверх большими пальцами обеих рук, мол, все нормально и захлопнул дверь. В этот момент все поняли, что рассчитывать на потепление не приходиться и почти одновременно устремили взор на бабулю, которая ногами в валенках сжимала под лавкой десятилитровый бидон. Сидевший рядом с нею офицер что-то прокричал ей в замотанное теплой шалью ухо, отчего бабуля вцепилась в бидон еще и руками, и всем стало понятно, что в нем наше спасение.
Однако бабуля оказалась упорной, как-никак пережила две большие войны, революцию, коллективизацию и даже буржуазную республику, и мы были готовы к насильственной экспроприации. Вероятно, и пошли бы на это, когда вдруг смолк шум мотора, и воцарилась до боли в ушах пугающая, тишина. По легкому подташниванию мы поняли, что самолет пошел на снижение явно преждевременно. Стал слышен свист ветра в крыльях и сопение владелицы бидона. Испуганные мужчины мужественно молчали, сжимая руками холодное дерево скамьи. Кто-то из морских офицеров изрек что-то вроде "Приплыли!". Но вот мотор чихнул один раз, потом другой и рев двигателя заставил многих улыбнуться. Однако торжественная оратория цилиндров вновь смолкла так же внезапно. Стук лыж о грешную землю, занесенную снегом, и резкое торможение повалило всех на пол, и только бабуля, словно памятник стойкости нашего народа осталась на месте, все так же сжимая конечностями свое сокровище. Тусклый свет от аккумуляторов, безмолвная тишина и молчание пассажиров создавали чувство нереальности мира, близкого к потустороннему, пока не распахнулась дверь в кабину с бесчисленными мерцающими огоньками лампочек приборной доски. Настала очередь подниматься с пола, что в состоянии переохлаждения давалось нелегко.
Когда безо всякого указания все вновь уселись на свои места и разобрали вещи, пилот, а на этот раз это был командир, сказал коротко: "Сели. Ждите" и открыл наружную дверь. Все уставились в черный проем, однако там, за бортом не было НИЧЕГО, только темнота и свист ветра. Ветер и снег ворвались в легкие, окончательно убедив, что мы не только живы, но даже не успели прилично испугаться.
- Закройте за мной люк и ждите, - еще раз произнес командир, и прыгнул в темноту.
- Он же без парашюта, - почему-то охнул капитан второго ранга, очевидно решив, что командир покинул нас навсегда, но никто не засмеялся. Обгоняя всех, к люку подбежал радист и захлопнул его так быстро, словно боялся, что оттуда из темноты непременно ворвется что-то страшное.
- Что случилось-то? - спросил кто-то из нас охрипшим голосом.
- А ничего, - быстро ответил радист, - вынужденная посадка. Это было произнесено таким тоном, будто такое случается у них чуть ли не каждый день.
- А как с координатами? - спросил я
- Командир уточняет на местности.
- Это, каким же способом? - поинтересовался капитан второго ранга.
- Визуально и методом опроса местного населения, - пояснил я, вспомнив плавание на каботажных мелкосидящих судах в проливах Монзундского архипелага в густом тумане.
- Очень верно, - заключил радист и озадачил всех вопросом:
- У кого горючее имеется?
- В твоем рефрижераторе его нужно держать про запас, - проворчал мой старший механик.
- На нашем авиалайнере стоимость выпивки в билет не включена. Порядочные пассажиры это понимают и запасаются заранее, - радист был явно разочарован отсутствием столь важного компонента, учитывая сложность момента.
- Есть тут одна с бидончиком, но "товарищ не понимает", - произнес рядом сидящий с бабулей, и создалось ощущение, что по салону легкий ветерок пронес дух самогона.
- Не впервой, - обнадежил радист, - минут через пятнадцать, сама предложит. Пойду, поищу закусон.
"Товарищ" стал понимать значительно раньше, отыскав в корзинке аллюминивую кружку и открыв крышку бидона.
- Дамам первым, - провозгласил возникший, словно добрый дух радист с палкой вареной колбасы и протянул кружку молодой женщине сидевшей до сих пор молча.
- Спасибо, - произнесла она едва слышно на латышском, и вонзила свои белые зубки в застывающую закусь.
- Поспешайте, - нетерпеливо произнес младший по званию офицер, - а то колбаса застынет, не разгрызем.
- И то верно, - согласился стармех, и протянул мне кружку.
В этом месте рассказчик облизнул губы, задумчиво улыбнулся, словно вспомнил о чем-то хорошем и вкусном.
- Самогон казался изумительным, такого я больше не пробовал никогда. Никакие виски, коньяк и водка ни до, ни после так не действовали на мой организм, как он. Ласково обжигая застывшие губы, он вливался чудодейственным бальзамом не в желудок, а в душу, возвращая к жизни отмирающие конечности, выгоняя из плоти холод и пессимизм, заставляя вновь шевелить мозгами. Через какие-нибудь полчаса мы были готовы радоваться тому, что оказались живы в салоне занесенного снегом самолета, одна семья и родные, словно братья. Время остановилась, окружающий нас мир отступил в неизвестность. Тусклый свет аккумуляторного освещения казался очень похожим на сумрак уютного кафе. Капитан второго ранга даже замурлыкал песню без слов, раскачиваясь из стороны в сторону.
Но самолет быстро остывал и мы, было, начали второй заход по кругу, когда второй пилот попросил умерить пыл.
- Прошу не спешить с банкетом. В приличном обществе без командира не напиваются. Будем его ждать!
Капитан второго ранга (в дальнейшем кавторанг) пытался возразить, но бабуля вырвала у него кружку и задвинула бидон под лавку.
Командир появился примерно через час весь в снегу с сосульками на усах. С трудом забравшись в салон, первым делом вытряхнул снег из валенок, показав голые пятки через дыры в шерстяных носках. Бабуля протянула ему кружку.
- Какой подарок принес нам наш добрый дед мороз? - плохо владея губами, спросил кавторанг. Пилот махнул рукавицей в сторону люка, и после глотка самогона довольно разборчиво произнес:
- Там, не так далеко. Надо идти. Вещи можем оставить в самолете, все вместе пойдем.
- Никак хутор нашел командир? - спросил кто-то.
- Угу, - ответил тот и, надев валенки, открыл дверь и вновь шагнул в темноту.
Все застыли в нерешительности и только стармех, проявив галантность, заявил:
- Женщины идут первыми.
Его остановил пограничник.
- Женщины пойдут предпоследними по протоптанной тропе, а вы с вашим другом пойдете последними. Первыми идут, не поднимая высоко ноги те, кто в сапогах.
Оттого что он говорил спокойно внятно и со знанием дела, ему никто не возразил.
Шли мы минут двадцать по глубоком снегу плотной группой, быстро теряя силы и уверенность в спасении, по редкому мелколесью и зарослям вереска, пытаясь не отстать в темноте от впереди идущего, пока не подошли к большому сараю. В свете фонаря командира протиснулись в приоткрытую дверь, разочарованно понимая, что это совсем не хутор, а сеновал наполовину забитый сухим сеном до самой крыши. На свободной половине стояли две телеги. У стен грабли, вилы и приличная куча сухих веток, прикрытая клеенкой, поверх которой лежал топор с почерневшем от времени топорищем. Пограничник тут же принялся рубить ветки, а стармех стал готовить костер.
- Ты что делаешь, - вмешался кавторанг, - мы же все здесь сгорим к чертовой матери. Это же сено, вспыхнет как порох. Однако его никто не поддержал, и когда пламя костра весело затрещало, все потянулись к теплу.
Согрелись быстро очередной порцией самогона и теплом небольшого костра, а вскоре первые желающие поспать стали закапываться в сено. За стенами сарая было по-прежнему темно, но ветер свистел в щелях сарая уже не как прежде. Командир с пилотом решили дожидаться рассвета в самолете, уверив остальных, что их непременно найдут, поскольку в кабине работал аварийный радиомаяк. Оставив дежурного у огня, мы отправились на покой.
Проснулся я от лая собак. Разбросал сено и увидал, как через двери в сарай вошли пограничники в полушубках с двумя овчарками на поводках. Разбудили остальных, не хватало только экипажа самолета. На лицах "спасенных" особенной радости видно не было, на этот раз явно не хватало соленых огурчиков и рассола.
Летчиков через час отыскали у самолета, которого они откапывали буквально руками. Еще через час мы были на погранзаставе и отогревались в парной бане под присмотром военного фельдшера, пили горячий кофе. Пурга не стихала и командир заставы, несмотря на наши просьбы, отложил наш выезд в Ригу до утра. Стало ясно, что свидание с близкими откладывается на неопределенное время.
В Риге мы были через день, где давали объяснения сначала представителям прокуратуры и госбезопасности, затем руководству аэрофлота. Как нарушившие пограничный режим написали каждый подробные показания и получили бесплатно билеты на самолет до места назначения в качестве компенсации за понесенные издержки. По окончании всех процедур стало ясно, что нам со стармехом лететь в Таллин уже не к чему. Позвонив домой, мы сели в поезд Рига-Вентспилс и прибыли на судно за шесть часов до отхода в рейс. Обиднее всего, что ни мне, ни ему дома и на судне нашим объяснениям не совсем поверили.
Несмотря на эту вынужденную посадку, уважение к аэрофлоту я не потерял и при любой возможности всегда используюсь этим видом транспорта, хотя и не совсем верю в то, что он совершенно безопасен. Не люблю долгих поездок в поездах, которые отнюдь не безопаснее самолета. Моряки - фаталисты и я верю в судьбу.
- А я осторожный пессимист, - принял эстафету другой пожилой мужчина с молодой спутницей. Люблю ездить поездом, но только обязательно в мягком вагоне и чтобы рядом был вагон ресторан. Разумеется, с хорошими спутниками - было бы с кем в картишки перекинуться, тогда и дорога недолгой кажется.
- Это для тебя, - перебила его недовольным тоном подруга. - Тебе коньяк да карты, а я как дура сиди у дверей или толкайся в коридоре.
- Каждому свое, - парировал не то ее муж, не то друг. - Только в поезде и по душам поговоришь, выпьешь, как положено, и поешь. Безопасно и никаких вынужденных посадок.
- Какая безопасность? - возмутилась спутница. - Забыл, как три года назад тебя обобрали до нитки, когда ты ехал из Кисловодска?
- Не обобрали, а проигрался я тогда, непруха значит.
- Ты мне лапшу на уши не вешай! Непруха, говоришь? Да еще не родился тот, кто тебя в карты обыграет. Я медицинское заключение сама читала - в коньяке обнаружили клофелин, а ты до сих пор меня уверяешь, что твоими спутниками были известные деятели искусств. Каких только? В протоколе черным по белому написано: молодая пара, она лет восемнадцати, а он не больше двадцати. Очаровала она тебя, старого дурака, своими прелестями, вот ты уши и развесил.
- Зря вы так на него, - заступился за мужчину молодой парень. - Уверен, что после ваших "прелестей" на другие смотреть не захочется. Я вот в прошлом году в поездке тоже вроде и с приличными людьми лимонада выпил. Они пивом угощали, а я отказался, и лимонад у проходящего по вагону продавца купил. Хорошо, проводник в купе после остановки сразу заглянула и стоп кран дернула, увидев меня на полу. Врач сказал, что дозы клофелина в лимонаде на троих, таких как я, хватило бы.
- За что же это они вас так? - спросил любитель преферанса.
- За то же, что и вас, наверное. За деньги, за "Ролекс", меховое пальто, шапку. Чемодан кожаный и лэптоп. Хорошо проводник увидала, как они на небольшой остановке через другой вагон вышли, и чемодан мой узнала.
- Их поймали? - просила одна из женщин.
- Ловить не кому, - ответил парень. - Теперь правоохранители с ними в сговоре.
Это обвинение никто не опроверг и то, что все замолчали, было подтверждением согласия.
- Вот и не люблю я поезда, да вокзалы, - продолжил первый рассказчик. - Раньше-то в аэропортах хорошие рестораны были, не такие как сейчас тошниловки. Пассажира аэрофлота уважали, бесплатно коньяком в самолете угощали. Это теперь сплошное безобразие, на террористах свихнулись люди, никакой веры в людей и все из-за смертников-шахидов. И в тоже время не верят, что Александр Матросов грудью на амбразуру лег, а Талалихин на таран пошел. Человек на все пойдет, если есть на то причина. Теперь вместо причины устраняют последствия - так проще. О старом остается только вспоминать.
Девиация полета
Девиацией моряки называют и отклонение
от первоначального порта назначения.
Если желаете, расскажу случай веселее - всякое случалось в моей жизни, но тот часто вспоминаю, потому что ныне такое просто невозможно. Теперь перед посадкой в самолет на каждого пассажира компьютерная проверка, его просвечивают, прощупывают словно диверсанта, и могут чуть подвыпившего в самолет и не пустить. А сорок лет назад начало посадки порядочные люди непременно в ресторане ожидали, а рестораны в аэропортах всегда были очень приличные с прекрасным обслуживанием и быстрым, но качественным приготовлением блюд, а уж об армянском коньяке и говорить нечего - залейся. И все это при цене 25 рублей за билет до Сочи, по четыре рубля пятьдесят копеек за бутылку конька при зарплате 220 рублей в месяц.
В то время работали мы с судами ФРГ на линии из портов Рига, Клайпеда на Гамбург и Бремен. Линия считалась престижной, но весьма напряженной с жестким графиком и короткими стоянками в портах не более двух суток, так что дома появлялись лишь раз в год на время отпуска. Были мы, даже командный состав, молоды - едва за тридцать и наши любимые прилетали к нам сами на день-два по возможности. Встречать и провожать их на самолет мы ходили дружной компанией и обязательно заходили в ресторан. По этой причине нас хорошо знали официанты и всегда предупреждали о посадке на самолет минут за пятнадцать до окончания регистрации. Продляли, так сказать, максимально время свиданий с любимыми.
23 апреля 1967 года пришли мы в Ригу с грузом оборудования для дачного домика тогдашнего генсека Никиты Хрущева и узнали, что бесценный груз будет приниматься только после третьего мая, ранее представители кремлевских грузополучателей по причине праздников не прибудут. Для нас это было невероятным везением, немедленно названным на судне "первомайским подарком генсека". Но еще более щедрый подарок сделала нам администрация пароходства, направившая впервые в качестве эксперимента подменный экипаж на время стоянки сроком до второго мая. Старший командный состав судна весьма дружный, передав дела подменным, заказал у агента Трансфлота билеты на самолет и прибыл в аэропорт за два часа до вылета. Разумеется, до начала посадки направились в ресторан, где нас знали как облупленных. В Таллин из Риги в то время начли летать АНы, хорошо зарекомендовавшие себя небольшие самолеты, если не изменяет память, по двадцать четыре пассажирских места.
Плотно пообедав и в меру "подзаправившись" мы услышали объявление, что наш вылет задерживается на час. Пришлось заказать еще коньяка, а через час еще - с взлетной полосы убирали потерпевший аварийную посадку грузовой самолет. Кто-то пошутил:
- Прилетели, мягко сели. Высылайте запчастя - физюляж и плоскостя!
Только успели выпить за это, как подошел хорошо знакомый нам начальник пассажирского отдела.
- Вам на Таллин, товарищи моряки? - обратился он, быстро меняясь в лице, еще не дождавшись ответа. Мы возражать не стали.
- А вы разве вы не слышали объявление по трансляции. Ваш самолет по техническим причинам вылетает сегодня из нового аэропорта Румбала, - продолжил свою взволнованную речь наливающийся краской в обычной обстановке невозмутимый и мужественный начальник, растерянно добавив, - и ваш багаж отправили туда час назад.
Еще не до конца понимая ситуацию, мы взяли паузу. Динамики трансляции, бодрым голосом певца Магомаева во всю мочь убеждали посетителей ресторана, что черного кота ненавидел весь дом, и потому ему здорово не везло. Первым в себя пришел старпом, поняв, что на этот раз невезет и нам.
- А нас туда вертолетом нельзя? - показывая куда-то вверх пальцем, промолвил он с надеждой в голосе.
- Вертолетом нельзя, а машиной может и получится, только не знаю, дождутся ли вас. Машина там, у служебного входа, садитесь быстрее, а я звоню в Румбалу.
До машины добежали только четверо. Двое, у которых не было багажа, от гонки отказались, заявив, что на поездка на поезде надежней.
Нельзя сказать, что я большой любитель быстрой езды, а то, что делал наш водитель, больше походило на гонки в Монте-Карло. Черная Волга летела по улицам города, каким-то чудом не задевая остальной транспорт и не обращая внимания на красный свет светофора. Ремней безопасности тогда еще не знали. Мы сидели, вернее, болтались из стороны в сторону молча с постыдно испуганными лицами, судорожно цепляясь за ручки дверей и спинки сидений. Алкоголь куда-то улетучился, успокаивало только одно - мы неслись под светом синего маячка, словно очень, очень важные лица.
Когда водитель через открытые ворота влетел прямо на взлетное поле, мы увидали отдельно стоящий самолет с трапом, у которого нам махали руками стюардесса и еще какая-то важная дама с офицером пограничником. Водитель резко затормозил, бросив -"Успели".
- Спасибо, - ответили мы и положили рядом с ним четвертной и бутылку коньяка.
- Счастливо долететь, - пожелал наш спаситель, а встречавшая важная дама с нескрываемым укором произнесла:
- Самолет из-за вас задержали. Как же вы так? А еще корреспонденты!
Последняя фраза должна была бы нас насторожить, но чувство глубокой вины за задержку пассажиров и торопливое приглашение в самолет заставили оставить её без ответа, а зря, как окажется вскоре. Справедливости рад следует сказать, что выглядели мы тогда несколько необычно для рядовых пассажиров и виною тому были наши шикарные, только начинающие входить в моду вместительные портфели-саквояжи из искусственной кожи с блестящими застежками, две любительские кинокамеры через плечо у меня и у начальника рации. Но основную исключительность придавали только что входившие в моду в ФРГ плащи-пальто шикарного покроя и невероятно привлекательной расцветки из плотной нейлоновой ткани с лавсаном, которые изящно облегали наши еще не располневшие фигуры и поражали неизбалованного советского человека красивым покровом и красками. Они были просто великолепными и неброско переливались от коричневого с нежным зеленым до нежно голубого и от неяркого до роскошного пурпурного цвета мантий испанских королей. Вскоре они вызовут нескрываемую зависть рижских пижонов и будут стоить в комиссионных магазинах большие деньги.
Венчали наш наряд тирольские шляпы с пером, которые мы получили в качестве приза за отличную стрельбу на пасхальной ярмарке в Гамбурге. Видимо, на встречавших нас все это произвело неотразимое впечатление, и никто не проверил наши документы и даже не спросил билетов. Меня, правда насторожил размер лайнера - ранее такие большие в Таллин не летали (по всему это был АН-10), но смутные сомнения начали терзать только после того, как самолет взмыл в воздух, уж больно легко и явно не по погоде Таллина были одеты многие пассажиры.
Я не удержался:
- Сколько времени займет наш полет до Таллина, - спросил я весьма смазливую стюардессу, которая неожиданно ответила не слишком вежливо:
- Если вы выпили, то уж лучше бы помолчали со своими шуточками, - парировала она и продолжила свой путь по салону.
Пока я собирался с мыслями, начали разносить коньяк и сок, сомнения на время улетучились и я, как и все пассажиры, стал любоваться стюардессами. Надо сказать, что на наших самолетах тогда в этой должности летали девушки достойные конкурса красавиц. Не знаю, где их набирали. Современные стюардессы, особенно за рубежом, не впечатляют, а в то время нашими можно было любоваться все время полета, недаром тогда многие знаменитости, моряки и летчики нередко выбирали их в жены.
А между тем самолет находился в воздухе уже более сорока минут и не собирался снижаться, хотя обычно до Таллина лететь всего полчаса. По салону готовились разносить бифштекс и закуску, стало понятно, что Таллин нам не светит, и мы летим куда-то подальше.
- Ну, раз Таллин мы уже пролетели ..., - обратился я к другой стюардессе-пышечке с более мягкими чертами лица.
- Дался вам этот Таллин, - спокойно и с кокетством ответила она, наклонившись ко мне грудью едва прикрытой тонкой тканью. - Чем вам не нравится Сочи?
- Причем здесь Сочи, - ревниво глядя на стюардессу, промолвил сидящий рядом старпом, - нас ждут в Таллине.
- Если ждут, то дождутся, только несколько позже, а пока мы летим в Адлер, - и в голосе стюардессы послышались жесткие нотки, отчего она, потеряв привлекательность, превратилась в железную леди.
- А нам нужно в Таллин, - не сдавался стармех и, вынув из кармана билет, протянул его
ей.
Та взглянула, и ее лицо моментально потеряло загар и стало белее блузки. Затем ей стало плохо, она покачнулась и возможно упала бы, если бы подруга не подхватила ее.
Через минуту возле нас стоял уже почти весь экипаж за исключением пилотов. Все их психические атаки мы отбили легко - в самолет мы не просились, нас посадили почти силой, не о чем не спрашивая. Шквал обвинений и неуместных намеков на наше состояние разбился о стены нашей убежденности в правоте. Какой-то мужик из пассажиров посоветовал высадить нас на ходу, на что наш радист предложил ему открыть аварийный выход, расположенный рядом. Милицейский чин с багровым лицом в звании генерала, упираясь животом в переднее сидение, безуспешно попытался встать и явно нетрезвым, но командным голосом, старался перекричать всех:
- Я приказываю! Возвращайтесь в Ригу и сдайте в милицию этих морских пьяниц.
Салон мгновенно изменил о нас мнение и загудел:
- Дайте генералу парашют и пусть он десантируется, а я ему помогу - крикнул демобилизованный верзила-десантник, размахивая кулаками размера не меньшего генеральского фэйса (лица англ).
Всех успокоил вышедший командир экипажа - элегантный мужчина с усиками на хитроватом одесском лице:
- О чем базар? Зачем делать большой скандал, из-за какого-то пустячка? Девочки, - обратился он к стюардессам, - пора подавать обед, мы же с вами на лайнере, а не на кукурузнике. А морякам от меня коньяк, вместе извинениями. Обмишулились мы, простите, но порядочные люди всегда найдут выход, не правда ли, - подмигнул он мне.
- Это другой разговор, - ответил я миролюбиво, - моряки и летчики всегда поймут друг друга.
- Вот и я так думаю, - командир вновь широко улыбнулся и склонился ко мне для конфиденциального сообщения.
- Я уже сообщил, чтобы вам забронировали билеты на самолет Адлер - Таллин на ближайшее число и если понадобится место в гостинице аэропорта. Кстати, она почти на берегу, вода в море плюс девятнадцать, а в Сочи уже цветут розы. Экипаж отдыхает в Адлере сутки, и я скажу нашим девочкам, чтобы они о вас позаботились. Честь имею, - неожиданно закончил он и, изящно развернувшись, красиво удалился в кабину. Теперь на лице даже у генерала гнев сменился на зависть.
Командир не обманул. В Адлере нас действительно встретили, отвели в гостиницу и обещали утром доставить билеты на рейс до Таллина. Красивая женщина с тщательно заретушированными следами увядания на лице, мило улыбаясь, передала нас в руки дежурной по этажу, которая быстро ввела нас в курс дела.
- Относительно Вас есть указание, обслужить в лучшем виде по полной программе.
- И за что же нам такая милость, - спросил старпом, - и что означает "по полной" программе?
- Мальчики, - возмутилась богиня гостиничного сервиса, - не делайте из меня дуру. Вы прекрасно знаете, что вам позволено все, что разрешено летному персоналу.
- Послусайте, мадам, - с сильным эстонским акцентом произнес стармех, осторожно тронув ее за плечо. - Мы - водоплаваюсие, а не летсики и васых порядков не снаем. Легкое прикосновение к ее плечу не вызвало негативной реакции и стармех осмелился опустить руку гораздо ниже в район, где по всем признакам когда-то была талия.
- Ну, хорошо, - отозвалась она на это. - Это означает, что к вам можно пускать лиц летного состава до двадцати трех.
- Это хоросо! Я надеюсь, что вы относитесь к летному составу? А как насчет этого, - щелкнул пальцем по горлу.
- Вы же порядочные люди, и не станете шуметь и мешать другим, - она улыбнулась и одарила стармеха благодарным взглядом. Разумеется, шуметь мы не собирались, к тому же договорились крепких напитков не употреблять и пить только шампанское и прекрасные южные марочные вина. А тогда их было в Сочи немало: "Улыбка", "Южная ночь", вина Абрау-Дюрсо, крымские массандровские марочные, и "настоящее" Советское шампанское. Мы объедались первой клубникой, хрустели свежими огурцами и редиской, злоупотребляли зеленым луком. Весь день валялись на пляже или бродили от кафе до кафе, а вечером слушали "большую скрипку" в летних ресторанах, лихо отплясывая входившую в моду летку-еньку. После нудной немецкой зимы и дождливой прибалтийской весны мы впитывали энергию солнца и тепло южных вечеров, беззаботно отдаваясь образу жизни большого курорта, надеясь, что через два-три дня самолет Адлер-Таллин доставит нас с южными подарками и букетами свежих роз к нашим половинам.
Но самолет из Таллина, по непонятным причинам не спешил, продляя наш отдых, а солнце и море до не неприличия окрасили наши тела красивым загаром, наполнив энергией одряхлевшие от малоподвижной жизни мышцы. Чем дальше откладывался наш вылет, тем чаще, особенно по утрам, в душе нарастала тревога.
Здесь следует пояснить, что мобильников тогда еще не было даже у капиталистов, а у нас, во вроде бы благополучном Таллине получить домашний телефон было делом трудным, хотя капитанам судов их должны были ставить в числе первоочередников. Сообщить причину задержки по телефону пароходства считалось делом неудобным и мы предпочитали оставить наших близких в неведении согласно известной истине: меньше знаешь - лучше спишь. Кроме того нам очень хотелось преподнести женам сюрприз, хотя надежды на внезапное появление дома теперь были весьма призрачными, слишком затянулосьсь наше отклонение от первоначального маршрута.
Однако наше поведение в целом было весьма пристойным, не считая вынужденный флирт стармеха с нашей горничной, курортных романов мы избежали, прекрасно понимая, что убедить в этом наших ревнивых жен будет делом всеьма трудным. Это в значительной степени осложняло нашу жизнь, но лишь до тех пор, пока мы не оказывались под солнцем на пляже.
Таллинский самолет прилетел лишь тридцатого апреля, но вылет в тот же день был отложен, как пояснили нам по техническим причина, и поднялись мы в воздух лишь в обед первого мая. В связи с незначительным числом пассажиров на Таллин мы летели сначала в Ригу и решили, что это не иначе как перст судьбы, который указывал на то, что продолжать полет дальше не стоило. Пока в Риге заправляли самолет топливом, мы в ресторане провели совещание, на котором все же решили лететь дальше - не пропадать же нашим розам и приготовленным подаркам. Ощутив прилив оптимизма, приземлились в Таллине к вечеру и, прежде чем покинуть аэропорт, вновь провели производственное совещание с повесткой дня "один за всех и все за одного", опасаясь, что при встрече с любимыми наедине возможно аргументы задержки не будут столь убедительными. К тому же мы привыкли к коллективной ответственности и чувствовали себя в коллективе гораздо увереннее.
Опасения наши оправдались при первой же встрече. Как и мы и предполагали жена нашего камиссара (женщина весьма строгая, заведующая учебной частью одной из школ), открыв дверь на наш звонок приняла боевую позу.
- Извини, Галочка, - пролепетал наш легендарный партиец и товарищ, потянув увесистый букет роз. - Нам подали не тот самолет. Вот и ребята подтвердят.
- И где же летал этот самолет неделю? - спросила завуч хорошо поставленным голосом, не предвещавшим ничего хорошего.
- Он не летал, - пролепетал муж и протянул авоську с овощами и фруктами. - Он прилетел в Сочи, где мы ждали самолет на Таллин.
При упоминании гостеприимного города курорта, мы поняли, что наш товарищ допустил роковую ошибку, и последствия не замедлили сказаться. Удар букетом наотмашь пришелся комиссару в ухо, а стармех едва успел уклониться от следующего.
- Как вам не стыдно, развратники, - обратилась она уже к нам. - Это вам рижских и клайпедских девок не хватает, так вы надумали и сочинских потискать. Мы тут места себе не найдем, багаж прибыл, а мужиков нет. Перед людьми за вас стыдно.
Здесь на ее глазах показались слезы, и нам действительно стало стыдно и, не вдаваясь в объяснение и не прощаясь, мы ушли.
Поскольку ритуал встречи теперь был ясен, мы решили, что лучше раскаиваться в одиночестве и расстались, чтобы утром вновь вылететь в Ригу, где нас ждала работа и долгая затяжная весна.
- А что же вы не расскажете, как вас встретила жена?
- Меня?
Рассказчик улыбнулся, взглянул на молчавшую супругу.
- Как всегда. Она была занята детьми и не знала о том, что я должен прилететь. В праздничные дни, была с родителями и приняла мой рассказ без особых эмоций, что и естественно. Когда после долгой разлуки прилетаешь домой на один день, нет времени на всякие глупости. Особенно когда молод и влюблен в одну единственную.
Этот полет я вспоминаю часто и до сих пор испытываю противоречивые чувства. Но в одном твердо уверен: в тот трудный и не очень удачный по работе год, он придал нам свежих сил и еще более сплотил наш командирский коллектив. Пожалуй, это был один из самых лучших в моей работе на море. Кстати, после этого, если удавалось вместе уйти в отпуск, мы стремились отдыхать непременно на Черном море и долгие годы дружили семьями.