Тамара Ветрова
К Е П К А
С приветом от братьев Стругацких
Г л а в а 1 СВАЛКА
... и звался сей воин Редедею... Так вот и звался, гм.
А хорош был! А уж собой как доволен...
На круглых, немного мятых от постоянного лежания на подушке щеках слабый ровный румянец. На лице - улыбка человека, который максимум через пять минут заснет, и взойдет на его мягких губах сонный младенческий пузырь... И проспит человек этак до обеда... а то и до ужина. А уж потом - за дело! Молока попьет, хлеб надломит и половину в румяную пасть запустит; славно икнет на всю комнату да кудрявую бороду утрёт. Впрочем - никакой бороды не было; борода, можно сказать, была частью красивой легенды.
... Шел богатырь дорогою, шел широкою, покрикивал, да посвистывал, помахивал, да на плечо вскидывал! Чудо-богатырь! Лада милая... Чудищу поганому башку сворачивал, да в добрый мешок складывал, а после шел, да помахивал, добрым посвистом насвистывал...
Чушь, конечно, собачья, тут уж ничего не скажешь. Не богатырь, а разбойник, право. Да и чем помахивал? Если это намек на меч - то для чего им размахивать? Ладно... Очи зоркие... Кого увидит - в мешок... Что отчасти и понятно: кругом враги, ууууу! Враги, звери лютые, так что на него, богатыря, одна надежда, одно упование... Коли не отвернет башку встречному-поперечному - считай, конец пришел... Прощай, воля вольная! Хотя, опять же, какая такая воля? Откуда? Если только не считать вольной волей этот Великий Пустырь, эту Всенародную Свалку... Хотя Свалка - вопрос принципиальный. Хорошо известно, что это не обычный (хотя и разросшийся до необыкновенных пределов) пункт приема мусора. Это - раритет, вот что. Редкий и ценный объект (и ценность его с годами, безусловно, растет!). Можно сказать даже, что Свалка - экзамен для каждого из нас (если использовать этот банальный речевой оборот). Экзамен на выдержку, а также на элементарное чувство родного гнезда... Вот станете вы выбрасывать дорогой (овеянный памятью вашего детства) мусор из бабушкиной тумбочки? Не станете - если вы нормальный человек. Так вот: Свалка и есть эта самая бабушкина тумбочка. Там, ясное дело, валяется разное барахло; клубок ниток, допустим, которым ныне не заштопаешь дырявый носок; и сам этот дырявый носок, а лучше сказать, - дырка от дырявого носка! И ржавая штопальная игла (если развить данную метафору); словом, всякая дрянь; но, надо повторить, дрянь не простая, а дрянь, овеянная памятью прошлого...
Над Великой Свалкой, надо полагать, вообще витают разные духи; преимущественно - духи дорогих покойников. Так и должно быть, естественно. Во всяком случае, так должно быть, если мы - народ, а не проходимцы; если тащим на себе гигантскую, как невообразимый мешок, память прошлого, чтобы... это самое... чтобы укреплять себя в будущем. И так далее... Чтобы шагать вперед, не оглядываясь... То есть, в нашем случае, как раз наоборот...
Дело, конечно, не в традициях, не в идеологии, вообще не идеях. Дело в абсолютно конкретных вещах. В Свалке, например. Поскольку дорога в Мав идет как раз через Свалку. Которая таит в себе много интересного (много загадок). И, соответственно, люди до Мава не доходят... Почти никто не доходит. Чему тут удивляться? Если, к примеру, ты вышел в путь в девять часов утра, а в половину десятого у тебя в руках гигантская золотая фига? Весом в один килограмм? Что, ты попрешься далее по этому бездорожью? Нет, никуда ты не пойдешь, нечего врать. А спокойно вернешься восвояси. С законно добытой фигой, и с дальнейшими, стало быть, гарантиями... Память о дорогих покойниках измеряется в конкретном эквиваленте... Это не цинизм, как уверяет кое-кто; а это здравый смысл. Пойди домой, сядь на диван и успокойся. Или ляг - вот как Редедя... С той только разницей, что Редедя с дивана не встает. Никогда, ни при каких обстоятельствах. За него действуют легенда и славное имя... Тут можно не завидовать, не злословить и не обижаться. Лежит бугай на своём диване, и пусть лежит... Пузыри во сне пускает, да ядовитыми газами врагов обращает в бегство! Ежели сунутся...
Феликсу стало грустно. Как и всегда бывало, стоило вспомнить дурака-Редедю. Не увязывался Редедя, вот как хотите, с сегодняшним масштабом. Потому что масштаб этот решительно изменился с того дня и часа, когда была открыта Великая Свалка... объявлен Великий Поход...
Феликс усмехнулся.
Конечно, официально никто Поход не объявлял. Просто так случилось, и тропа, которая была невидима лет пятьсот, наверное... а может, больше? Может, целую тысячу лет! - тропа эта вдруг сделалась видна... При случайных, как водится, обстоятельствах.
В роли открывателя оказался Синий Шлёпа - человек пьющий, начисто лишенный ответственности перед окружающими, но зато наделенный мощным обонянием, которое он почему-то считал своей профессиональной чертой, хотя никакой профессии не имел.
Произошло знаменательное событие ясной летней ночью; цвели липы, и сверкали звезды. Шлёпа, которого называли Синим за редкий и почти не встречающийся в природе цвет лица, брел улицей Последнего Космонавта и, как уверял, искал в небе созвездие Плеяд. Понадобились ему неизвестно для чего эти самые Плеяды; хотя, конечно, если человек пьющий - тут не разберешь. Тут и Конек-Горбунок потребуется; и ведь прискачет на разбойничий свист, можете не сомневаться! Доброму человеку не явится, а этому синему джину - пожалуйте!
Так или иначе, Синий Шлёпа любовался звездным небом, искал свои Плеяды и медленно брел по пустой улице. Как вдруг с удивлением обнаружил, что эта улица куда-то подевалась, и стоит он в другом месте. Не на Последнем Космонавте, точно! Ибо, подчеркивал Шлёпа, в ту минуту он сделался жертвой феномена.
- Доказать? - приставал он ко всем. - Могу доказать.
И тут же доказывал.
- Там... ну, там, где я оказался... воняло. Отовсюду. С Земли и Неба! - с пафосом прибавил он.
- От Плеяд, что ли? - ядовито уточнил кто-то.
Но Синий Шлёпа погрозил этому дураку кулаком.
- От Плеяд, - выговорил он тихо, - может исходить одно только благоухание. А не вонь.
А тут воняло отовсюду...
- Как после несвежей горчицы, - прибавил Синий Шлёпа загадочно.
В тот раз, нанюхавшись, вероятно, Шлёпа рухнул под какой-то мертвый забор и мертвецки уснул. А проснувшись, совершил свое бессмертное открытие.
- Новый мир! - орал он, вошедши в родной дом. - Новый мир, парни! Луна, на которую ступила нога человека! Зеленое море поваленной тайги... Вернулся, сволочь! - вопил Синий Шлёпа в ажиотации.
- Кто, кто вернулся?
- Тунгусский метеорит! А ты думал, кто? Дыра в земле, как в этой самой... И клизмы не требуется... Дорога для армии-победительницы... Столбовая дороженька... - внезапно заныл Шлёпа, впадая в забытье. - Пыль да туман... Кстати, пыли там, братцы дорогие... Как на праздник.
Шлёпино бестолковое повествование подействовало на слушателей не сразу. И поначалу о нем попросту забыли; а может, так и не вспомнили бы и потом, если бы не одна живая и убедительная деталь. Эту деталь предъявила, можно сказать, сама жизнь - ну а с ней не поспоришь.
Попросту говоря, до города начала долетать вонь. Вначале робко, едва уловимо... первые ласточки, так сказать... Как будто рыба перестояла не нагретом подоконнике... Скоро разобрались, однако, что столько рыбы не бывает... разве что в море, так сказать... И вот запах окреп, а через неделю, наверное, завоняло так, что пришлось вспомнить Шлёпину болтовню. Выходило - никакая это не болтовня... Не болтовня, не шутки, а свалка. Великая Свалка. Со всеми вытекающими отсюда последствиями... со всеми ароматами...
Конечно, понимал Феликс, Свалка была всегда. Всякая цивилизация оставляет следы деятельности. Отходы. Как минимум - добрую память... И естественно, то, что долгие годы с в о з и л о с ь в специально отведенное для этой цели место, - со временем разрослось и захватило новую территорию... территории... И хорошо бы понять, нервно думал Феликс, что речь идет не об одной экологии... что к экологии примешивается кое-что еще! Возможности нашего познания, к примеру. Вечная п р о б л е м а
г о р и з о н т а ... Взять, допустим, тот же Мав. С виду - обычнейший склеп: гранит, форма, наводящая на мысль о пирамидах, о вечности... И всё бы ничего, пусть будет склеп! Только вот Жилец в этом склепе больно беспокойный... Да что там Жилец! Каждая ступенька, которая ведет в чертовы недра, в тот самый зал, где Он покоится... Чего стоят одни только гранитные ступени! Первая ступенька, вторая... Дальше-то, положим, никто не прошел... Может, и вообще не дошли до Мава, и всё это только сказка... Страшная сказка... Однако про Глиняную Бабу, про окаянную белую тварь много болтают... Как появляется она из сочащейся влагой стены, и стоит в ледяном сумраке пустого фойе, озабоченно раскинув глиняные лапы... Вся - мутно-белая, с широким, мятым лицом, с выкаченными белыми глазами... Одета тварь в какие-то немыслимые тряпки; точно ходила в супермаркет под названием "Помойка плюс", что-то в этом роде... А на ногах (вспомнив, Феликс содрогнулся) - на ноги были напялены здоровые, стоптанные, в высшей степени чудовищные б о т и н к и ! Страшилище, помнил он, стоит, мерно раскачиваясь, как будто решает: рухнуть ли на каменные плиты - или еще постоять? И вот что особенно неприятно: Феликс прекрасно сознавал, что самое страшное наступит как раз в том случае, когда оно рухнет! И полетят глиняные осколки, покатятся со звоном по пыльным плитам... Легенда ясно говорила: ОСКОЛКИ - СТРАШНЕЕ ЦЕЛОГО. Этот урок усвоили они все, со школьной поры, так сказать. Осколки - страшнее. А потому - замри и не дергайся. Что мы вообще знаем, чтобы производить лишние движения? Знаем, что существует Мав. Знаем, что там, внутри, Царское Ложе. Хотя - стоп. О "внутри", прямо скажем, мы знаем очень немного; имеем, по совести говоря, весьма скудные сведения... Ну, Ложе. Ну, Жилец... А дальше? Кепка - даже Кепка! - уже часть Легенды... Сплошные заглавные буквы, будь они неладны... Дань уважения? Ну нет, врете, господа хорошие. Какое там уважение... Дань собственному ужасу - это будет вернее. Высокая дань тому, чтобы не наложить в штаны. И чувство законной гордости - что не накладываем. Как говорится, тварь мелкая или право имею? И кто сие сказал? Неважно. Кто бы ни сказал, он понятия не имел, КАКИЕ твари встречаются т а м !
Феликс вытер рукой мокрый лоб. Потом машинально полез за несуществующим платком.
Так что - Мав. Путь в который лежит через Великую Свалку. Кто видел гранитные ступени - знает... Кто дошел, добрался... Пробился через вонючую долину, прополз сквозь влажный плотный туман... И всё ради чего, спрашивается? Чтобы на Глиняную тварь наткнуться? Сойти с ума, лишиться памяти, сдохнуть, не перейдя с первой ступеньки на вторую?! Поскольку Ложе, Жилец - до них ведь еще добраться надо... Не говоря уж о Кепке...
Феликс опять вздохнул и уныло покачал головой.
КЕПКА - вот вам и причина, чего там крутить. Цель. Надежда, слабо мерцающая в вонючей мгле...
Даже Редедя, ворочаясь на своем диване, зевнет, бывало, во весь рот и так и выплюнет: "Эх, Кепку бы сейчас! Кепочку бы..."
- Кепку ему подай! - разозлившись, проговорил вслух Феликс. - Чего захотел, скотина немытая...
Хотя злился Феликс редко.
И вообще, отличался выдержкой.
Так и должно быть - для человека, который привык во всём следовать правилам.
В этом отношении Феликс мог послужить отличным примером. И служил, можете не сомневаться! Таких, как Феликс, с удовольствием отмечали даже самые отъявленные бюрократические монстры... Даже придурки - полные и окончательные. Такие, к примеру, как младший куратор Аристарх Богоняев (а имелся еще и старший куратор! И надзирающий за младшими и старшими кураторами господин V!). Так вот: Аристарх Богоняев, тяжело сопя сквозь волосатые ноздри, как-то публично объявил, что на таких, как Феликс, ныне вся надежда.
- Хороший парень, - одобрил Богоняев. - Крепкий, как орех. Как крепкий орех.
Феликс поморщился. Не хотелось получать похвалы от всяких Богоняевых... Но имелось в этом и преимущество. Младший куратор хотя и не был всемогущ, однако каким-никаким влиянием обладал... И вот, когда там, наверху, будут принимать очередное мучительное решение: кому доверить? И кого направить? - не исключено, замолвит словечко за Феликса... Уже замолвил... Господин V теперь, во всяком случае, встречаясь случайно с Феликсом, слегка наклоняет свою гладкую голову, покрытую нечистым ежиком волос; и что-то этот факт, без сомнения, означает... К примеру - надежду или слабый шанс на то, что про Феликса в нужный момент вспомнят... Ведь одно дело - переть в Мав на свой страх и риск; без соответствующего оснащения, без материальных вложений, без руководства, наконец! Или - отправиться в качестве члена о ф и ц и а л ь н о й экспедиции, наделенной почти государственным статусом! Конечно, риск не меньший - но при этом, пусть невеликая, - а зарплата... Но главное, главное - общая мобилизация сил для участия в едином проекте! А не вылазки одиночек, о подвигах которых - уж кто-кто - а Феликс наслушался предостаточно... И потом, есть кое-что еще... Это "кое-что" - Редедя, народный любимец, чудо-богатырь. Конечно, до сих пор никому и ни при каких обстоятельствах не удавалось поднять Редедю с дивана, увлечь в опасное путешествие с первооткрывателями... Всё, что получали гонцы, в разное время предпринимавшие попытки договориться с чудо-богатырем, - это сонная брань, что лилась из медовых уст... Да ведь шли к Редеде всё одиночки, вот что, с крепнущим воодушевлением думал Феликс. Красивые экстремалы, горячие головы... Посмотрим, однако, что скажет наш герой теперь?
Словом - Феликс надеялся...
Г л а в а 2 ЭКСПЕДИЦИЯ
Состав будущей экспедиции (которую, кстати, как-то сразу окрестили словом ПОХОД) обсуждался н а в е р х у. А как же! Пойдут-то одни люди, а отвечать будут другие? Одним вершки, другим корешки? В смысле - наоборот? Никому, ясное дело, неохота оказаться в дураках - в особенности, когда кто-то другой вдруг да набредет на пещеру Алладина... Ну, вдруг?! Поэтому каждая кандидатура - каждая! - подвергалась серьезнейшему обсуждению, и если на свет божий вылезало хотя бы одно сомнение, хотя бы одно "против" - несостоявшийся счастливчик летел, можно сказать, в тартарары! И никто о нем больше не вспоминал... Всё, привет. Следующий.
Главным аналитиком посадили Кондратия Тимофеевича Паука, человека необыкновенного, неуловимо напоминающего чудовище из древней сказки... Был он весь словно слеплен из окаменевших комьев земли, рассохшихся веток, в которых, возможно, даже ползали какие-то мелкие твари; набухшие веки мешали разглядеть выражение глаз - да и было ли там какое-нибудь выражение? И что вообще может означать этот оловянный взгляд паучьих глаз?
Сидел на своем месте Паук крепко, грозно сведя редкие брови.
Он уже забраковал десятка полтора претендентов, и на робкое замечание по поводу того, что список желающих может и иссякнуть, не бесконечен же он, - прямо ответил:
- Объявим новый набор.
- А потом?
- Еще один. А там, глядишь, и другие претенденты народятся, - трезво рассудил Кондратий Тимофеевич.
Тяжелое обсуждение продолжалось...
Первым прошедшим жесткий отбор оказался, как ни странно, Никита Белавин по прозвищу Бздун. Человек, можно сказать, с сомнительной репутацией, ненадежный во всех смыслах...
Во-первых, Никита был, действительно, труслив - ничего прозвище не врало... Но, помимо этого, отличался и неугасимой охотой делать пакости. Подложить ближнему свинью - безо всякой на то надобности - составляло для Никиты предмет законной гордости. Товарищ он был ненадежный... Да что там товарищ! От Никиты Белавина сторонился даже собственный кот - существо, надо отметить, куда более разумное и благородное, чем сам Белавин.
- Бздун в экспедиции? Вот это номер! - ахнул Феликс, прослышав о принятом решении.
А Кондратий Тимофеевич Паук (ему-то и принадлежало окончательное решение) твердо разъяснил свою позицию.
- Парень не без греха. И соврет, и в карман залезет... Ну да и ты не зевай! Стереги карман-то!
Изумленные помощники молча наклонили головы и прикрыли карманы рукой - на всякий случай. А Паук громко захохотал - причем в помещении сразу запахло вчерашней селедкой с луком - и распорядился переходить к обсуждению очередной кандидатуры.
Следующим счастливцем оказалась вовсе странная фигура. То есть с какой стороны ни глянь... Звался герой Степаном Карасевым, прозвища не имел, поскольку был обидчив и вспыльчив; ну и, соответственно, - какие тут прозвища? Как говорится, от греха подальше...
По основной своей профессии (которая совпала с личными пристрастиями) Карасев был бандитом-налетчиком. За прошлый только год ограбил два магазина и хилый киоск, который вообще не намеревался грабить, а хотел только купить бутылку газированной воды. Но в киоске не торговали газированной водой, а торговали чернилами... Чернилами! Которыми последние пятьдесят лет вообще никто не пользуется...
Степан Карасев в недоумении покачал головой.
- Я похож на человека, который пьет чернила? - сдержанно спросил он хозяина киоска недоумка Васю - малорослого юнца, накаченного пивом.
Выслушав вопрос, Вася, вместо ответа, громко захохотал и рыгнул.
Карасев с едва заметным осуждением посмотрел на этого дурака и вопрос повторил.
Но Вася, у которого была привычка чесать собственные подмышки, заливаясь смехом, так что слезы текли из небесно-голубых глаз, так-таки не дал никакого ответа. Тут уже настала очередь Карасева почувствовать себя оскорбленным. Однако (и это обстоятельство сыграло свою роль на суде) Карасев сдерживался до последней минуты.
- Давай сюда свои чернила, - с прежней сдержанностью попросил Степан. - Я сказал: все чернила, а не одну бутылочку... Очень хорошо. А теперь - не сочти за труд - сними с товара крышки.
Вася (уж точно, недоумок) пискнул было, что не нанимался откручивать всякую фигню, но в две минуты был вразумлен покупателем, который молча приподнял Васю за воротник и держал некоторое время на небольшой высоте от пола - вплоть до того, как из Васиных уст начал вырываться слабый хрип.
- Понял! - тявкнул хозяин киоска и ретиво принялся отворачивать колпачки от бутылок. Закончив дело, он с подобострастием посмотрел на требовательного клиента.
Карасев задумчиво оглядел весь строй бутылок с чернилами.
- И сколько всё это стоит? - проговорил он.
Оробевший Вася назвал цифру, стараясь, впрочем, не обидеть вспыльчивого посетителя. Степан отсчитал деньги, добавив сверху "за беспокойство". После чего спокойно взял две ближайшие бутылочки и опрокинул на Васину бритую голову. Содержимое прочих бутылок лиловым потоком пролилось на столик, кассу, коробки со жвачкой и все прочее, что попалось под руку.
- С чернилами - покончено, - заключил Степан Карасев, вытирая руки носовым платком. - Точка. Увижу еще раз эту дрянь на прилавке, в пасть волью. Сделаю из тебя шариковую авторучку.
Вот кто оказался вторым кандидатом будущего Похода.
Ну а третью кандидатуру особо обсуждать не пришлось. А пришлось молча поднять руки, чтобы осуществить процедуру голосования. Поскольку третьим Кондратий Тимофеевич Паук назначил себя.
- Тряхну стариной, - благожелательно высказался он и навел на подчиненных тусклые очи, полуприкрытые набухшими веками. - Погляжу что и как... Лично. Доверяй, но проверяй, а?
- Что же, пойдут только три человека? - спросил кто-то из комиссии.
- Четвертым - Феликс, - сказал Паук. - Парень - крепкий, - повторил он прежнюю характеристику.
- Как орех, - робко подсказал кто-то.
- Вот именно. Ну, и естественно, Редедя. Для соблюдения с т а т у с - к в о.
- Для чего? - пискнул прежний член комиссии.
- Для традиции, - объяснил Паук. - Да и "пять" - хорошее число. Пять ножек у стола... Эээ?
Таким образом пять членов будущей экспедиции были названы.
Комиссия завершила свою работу.
... Иногда Феликс раздумывал: а если бы, к примеру, в их жизни не было Мава? То есть совсем бы не существовало? А была бы и с т о р и я со стандартным набором примет? Ну - чтобы всё как положено: войны там... мирное созидание... технический прорыв?.. Наверное, фантазировал Феликс, их учебник истории тогда был бы все равно что телефонный справочник... Бескрылая это была бы история, вот что; но главное - лишенная того, что делает историю историей, - лишенная мечты! Феликс, чего уж там скрывать, не особенно разбирался в науках. Но кое-что знал твердо. Знал, например, что свободная от красивого мифа история очень быстро превратится - во что? правильно, в вонючую свалку с неопознанными приметами пролетевшего прошлого. А вот история, снабженная подходящим мифом!.. О, это совсем другое дело. И самое главное, признавал Феликс с воодушевлением, что наш миф будет покрепче иной реальности;
п о р е а л ь н е е ! И потом: что значит "миф"? Мав - существует, это факт. Крепкое каменное сооружение; не призрак, не фантом... А в Маве, само собой, - Жилец. Т е л о, по-науному выражаясь... С ним, безусловно, не все ясно; Жилец, если можно так выразиться, еще ждет своего н а у ч н о г о объяснения. То есть буквально: кто он? Откуда? Почему лежит в Маве? А иногда - не лежит? А наоборот, - бродит по каменным коридорам, заткнув пальцы обеих рук себе под мышки? Во всяком случае, так говорят знающие люди, которые своими ушами слышали шаги Жильца!
Конечно, о Маве болтают всякое... Та же Глиняная Баба - ууу! Ну а если к ней прибавить еще двоих - один, как слыхал Феликс, по имени Батенька, а второй - Дорогой Товарищ... Этих, уж кажется, вовсе никто не встречал... Зато боятся такой встречи не меньше, чем с Глиняной Бабой! Опасаются... Что ж! Человек на то и человек, чтобы опасаться непознанного; быть н а с т о р о ж е...
Впрочем, со вздохом признал Феликс, все эти ужасы стоят того, главного, ради чего люди идут да идут в Мав (а кое-кто, надо не забывать, назад не возвращается). Это - Кепка, невидимая, вечная и нетленная Кепка! У Феликса даже дух занялся, когда он мысленно произнес заветное имя. И тут - кажется, впервые за последний год - Феликс услышал ВРАЖЕСКИЙ ГОЛОС. Проклятый Голос был ему знаком и раньше (нет-нет, да выскочит! Чирикнет что-то в голове, а потом помалкивает месяц, другой! Так вот целый год промолчал). Как и обычно бывало в таких случаях, Феликс замер с открытым ртом, не пытаясь даже понять природу проклятого феномена...
ВРАЖЕСКИЙ ГОЛОС :
Хотелось бы понять, кто составляет мифы и иные инструкции? Допустим - про греков? Трудно верится в Геракла, который один кулаком поразил... ну, что-нибудь да поразил... Допустим - какую-нибудь гору... И гора эта, на радость прихожанам, рассыпалась на мусор! Кепка - совершенно другой разговор. Когда надо всем простиралась власть Хаоса... Гм! Иначе говоря, в пору всеобщего беспорядка... политического прекраснодушия... Гм, гм. Кепка, надо признать, сыграла свою ведущую роль! Ведь что такое Кепка, строго говоря? Казалось бы, чепуха; не гора Фудзи в пору первого снегопада. И вот, однако, эта чудесная Кепка парит над счастливыми городами и селами; реет - вроде черного ворона из старинной сказки. А этот черный ворон, хотя и бесполезная птица, все же в какой-то степени организует... так сказать - на первых порах; придает смысл... Древние памятники позволяют судить, что в прежние времена Кепке клали земные поклоны, били, так сказать, челом... Это происходило единственно от полноты человеческих чувств, а также из-за элементарного усердия. Ну а ныне Кепка сделалась невидимой, как прах. Только легкое облако смрада - вот и всё, что досталось потомкам; только слабый морок... И вот мы собираем по крупицам драгоценную нежить; это наша память, наш скорбный долг. Разумеется, Кепка не мощи в чистом виде. Это - человеческая память (о чем уже говорилось); но память, унесенная ветром. Над головами реют милые клочья... Кто, кто тебя выдумал, Кепка, и отчего ты так страшна? Но и великолепна?
Как уже говорилось, выслушав дурацкую речь, Феликс с трудом перевел дух.
Кепка, говорите? Ладно, пусть Кепка. Разберемся...
Нам теперь и карты в руки - разве нет?
Тем более, в четверг выступаем...
"После дождичка в четверг", - звякнуло в голове (неужели, опять проклятый Голос?). Феликс поежился и сплюнул, но мучиться по туманному поводу не стал. В четверг так в четверг... Поглядим.
Г л а в а 3. ВЫХОДИМ...
Ничего было не ясно. Помимо того разве, что путь предстоит не близкий... Редедя, чудо-богатырь, на этот счет держался крепких правил: минут через пятнадцать после выхода сел на пыльный придорожный камень и громко объявил, что ему надо силушки в себя вдохнуть... а то, мол, никакой мочи.
Стали и остальные. Карасев Степан сплюнул на дорогу, процедив сквозь зубы неясное замечание. Кондратий Тимофеевич одобрительно посмотрел на богатыря.
- Дело говоришь, - заметил он. - Ноги не казенные, других не дадут. - И тут же сел рядом с Редедей.
Никита Белавин, по прозвищу Бздун, выговорил безотносительно:
- Темнеет. Нечего и дергаться было в такое время.
Ну а Феликс вздохнул:
- Так мы далеко не уйдем. С такой скоростью...
- Нам рекорды бить ни к чему, - осадил Феликса Паук. - Нам не рекорды нужны, а это самое...
Тут Паук внезапно задумался, силясь сформулировать главную цель экспедиции. Отворив рот, он оглядел товарищей своих и потер крепкую паучью голову. Так ничего и не выдумав, однако, принялся сызнова.
- Нам ведь важно что? - высказался Кондратий Тимофеевич. - Важно не просто аппетит нагулять... эээ? А дойти до этого самого...
- До места, - равнодушно подсказал Никита Белавин.
- Вот! То-то и оно! - вскричал Паук. - А на месте оно виднее... Верно я говорю?
Степан Карасев внезапно рассмеялся.
- Дойти до места нетрудно... Вон оно, место, скоро за вонючим туманом и нарисуется... А трудно с этого места сойти. Знаете, как дети божатся: "Не сойти мне с этого места!". Вот о нашем-то речь и идет...
Паук поскреб затылок.
- Эти разговоры знаешь что такое? Это атеизм, вот что такое. Попросту выражаясь - мистика.
- Взаимоисключающие явления! - робко вставил Феликс.
- Взаимо?.. - буркнул Паук.
- Хотя, - заметил Феликс, - чего-то я такое слыхал... Новое направление, что ли? Мистический атеизм?
- Сгущенку-то не забыли? - подал голос Редедя и громко зевнул, вспугнув вечерних комаров. - А эту... одним словом - чем открывать?
Оказалось - нет, не забыли. Занялись открыванием консервов и разворачиванием снеди. Управились с вечерним запасом, впрочем, на диво быстро; а потом устроились на ночлег под невидимыми звездами.
Скоро сделалось совершенно тихо. Все, все заснули; не спал (как нетрудно догадаться) один только Вражеский Голос.
ВРАЖЕСКИЙ ГОЛОС :
В доме у Крупских всегда жили, на правах младших, желтые пушистые муравьи. Они селились в сахарнице, и Надежда Константиновна, засунувши туда ложку, со смехом говорила сестре, что вот опять будет чай с муравьями.
--
Право? - смеялась та.
Усевшись вокруг стола, наблюдали за муравьями, особенно за маленьким, которого нянька прозвала Карлом Великим. Из всех домочадцев Карл Великий наметил Надежду Константиновну и бегал знакомой дорогой на высокий воротник. Крупская делала вид, что сердится, говорила:
--
Фу, какой еретик, смотрите, мама.
А мать, утирая руки о передник, тоже говорила:
--
Вот, родила дочь-большевичку.
Впрочем, ссорились Крупские больше для смеху; даже вещи в доме стояли дружно на своих местах; чашки, ложки... Сестра иногда только вдруг закричит, отрываясь от фортепиано:
--
Наденька, к телефону!
И Надежда Константиновна спешит к телефону и спокойно отвечает:
--
Слушаю, товарищ.
Мать даже украдкой перекрестится, поглядывая на дочь со страхом.
Феликс, дрожа, провел рукой по глазам. И никому ведь не расскажешь, вот что! Сочтут за сумасшедшего, а больше ничего... Что за Крупская? Актриса? Или спортсменка? Так теперь оно и будет, вдруг подумал Феликс. Отныне... Этот чертов Голос - чужие воспоминания. Воспоминания, которые реют над окаянной Свалкой, что ли? Очень, очень возможно... И теперь, чем ближе они подойдут к Маву, - тем тяжелее будет завеса видений!
В голове вдруг стукнуло, так что Феликс слабо застонал:
"Второе путешествие Н.К.Крупской в Полинезию".
Так и есть, никуда он не делся - ВРАЖЕСКИЙ ГОЛОС !
Стоял 1925 что ли год. В Москву гости столицы завезли редкий вариант гриппа; австралийский вирус первым делом ударял в голову, потом поражал руки, ноги, так что человек не мог даже расписаться. В НАРКОМПРОСе забили тревогу; обмениваясь рукопожатиями, руководители спрашивали друг друга, где Надежда Константиновна, хотели с ней скоординировать... Но Крупской в коридорах видно не было. Разнесся слух, что она вяжет для Ильича чулок, и это тронуло даже самых отъявленных сухарей. Наконец, заметили, что Надежда Константиновна сидит в Президиуме и заполняет бланки. Придерживая руками кофточку, к ней подошла заведующая РОНО товарищ Лямкина и с горячностью возразила, что партия уж чрезмерно об них заботится, об этом не писал и Руссо. Надежда Константиновна велела Лямкиной запахнуться от коварства сквозняка, и Лямкина, встряхнувши стриженой головой, застучала ножками прочь. Крупская любовалась делегатами и делегатками, понимала, если их не будет, то кто же? Она спокойно вращала головой. Надежда Константиновна учила молодежь не бояться никакой работы; у всех, и точно, руки горели хоть выстругать какую-нибудь чурочку, хоть что... В апреле Крупской принесли повестку на Учительский съезд. Но в доме никого не было, и красноармейцы стали искать Надежду Константиновну во дворе. Молодые ребята в буденовках пробегали по двору до обеда, называя друг другу пароль, но ни что не помогало, и все ушли обедать. Товарищи Крупской вспомнили, как она любила говорить, вращая головой: "Я старая учительница, так что ничего". Короче говоря, Крупской не могли сыскать до марта, то есть до мая. К майским праздникам, действительно, Надежда Константиновна, хотя и сама не появилась, но написала статью. Она написала о народе маори - малоопекаемом народе - и о том, что атоллы есть ни что иное, как вредная выдумка. Товарищ Лямкина законспектировала статью и призналась другим товарищам, что статья ее глубоко перепахала.
Феликс осторожно оглядел спящих товарищей. Видок у них был тот еще, ничего не скажешь... Чудесный морок, надо думать, коснулся не одного только Феликса... Вон как у Паука открыт рот! О господи... И вообще - лежит, старик, точно уж дня два как помер... Брр... А Карасев? Оскалился, и физиономия какая-то бандитская... Впрочем - какой же она может быть? Бандит - он бандит и есть. Бздун вот тоже... Засунул голову под мышку, страус... Один Редедя хорош! С улыбкой на розовых устах... Точно дома, ей-богу, на родном промятом диване...
Феликс сел, ему не спалось.
Куда же, на самом-то деле, они идут? Ну, куда - это ясно. В Мав, естественно. Но вот что там их ожидает? И вот что интересно бы знать: эти в и д е н и я, или с н ы из прошлого - они снятся только ему, Феликсу? Или остальным - тоже?..
Феликс поднял голову и с надеждой посмотрел вверх. Само собой, ничего он там, наверху, не увидел; да и что увидишь сквозь вечный смрадный туман? Что разглядишь?
Ему стало грустно. Внезапно он ощутил себя болтающимся в пустой космической мгле... Хотя едва ли этот вонючий туман можно было принять за космос... Вверху - черная пустота, это точно... А дома? Что, в самом деле, оставил он дома? Господ кураторов? Которых, к слову сказать, он так и не видел никогда? А лишь знакомился с испускаемыми ими инструкциями... с единственным продуктом их разумной деятельности? Вечный сокрушительный бардак, над которым, точно слабая дымка, реет единственная мечта - ДОЙТИ до Мава! Потому что там - ВСЁ! Всё, что разом устроит их бестолковую жизнь... В конце концов, там КЕПКА... Ну да ведь они туда и идут... Вот вам и цель...
- Не спится? - хмуро спросил Карасев.
Феликс вздрогнул.
- Я тоже не сплю, - произнес попутчик. - Хоть уши отрезай...
- А? - с удивлением откликнулся Феликс. Все-таки, надо признать, у Карасева была довольно своеобразная манера выражать свои мысли.
- Чего тут непонятного? - раздраженно заметил Степан. - Всякая мерзость лезет в уши... А ты что, не слышишь?
- Я? - растерялся Феликс.
Карасев встал, потянулся и сплюнул.
- Слышишь, - констатировал он. - А это, между прочим, только начало.
Феликс перевел дух. Значит, все-таки, не он один. Впрочем, так и не мог решить: хорошо это или плохо - что не один?
Карасев выговорил лениво:
- Давай, колись... Чего там тебе эти суки наговорили?
- Суки? - растерянно повторил Феликс.
- А кто же? Суки из прошлого. Мы ведь куда идем? Как полагаешь? По моему мнению, - спокойно продолжил Степан, - мы добровольно лезем в Мав. А что такое Мав? Дыра. Вроде колодца, что ли...
- Колодец прошлого? - шепотом произнес Феликс.
- Ну да. Только вода в нем провоняла. За давностью лет. Травануться недолго... Отсюда и всякая мерзость, как ты понимаешь...
Феликс потер рукой лоб; утерянное было душевное равновесие вернулось к нему.
- С Мавом, - внушительно сказал он, - обычно связываются надежды на счастье. И так было всегда. Вряд ли эти надежды могут базироваться на идеалах ушедших эпох.
Карасев с уважением оглядел Феликса.
- Ну ты и сказанул, - заметил он. - Специально тренировался?
- Чепуха! - сердито откликнулся Феликс. - Ничего я не тренировался... Простой здравый смысл...
- Ах, здравый смысл? - зловеще проговорил Карасев.
- Никакого вкуса! - вдруг отчетливо выговорил сквозь сон Редедя.
- Что? - робко спросил Феликс.
- Спит! - кратко высказался Степан. - Пожри с его...
- Горчица, плюс хрен, плюс капуста! но с холода... - бредил во сне новой порцией жратвы богатырь. - Да масла не жалей!
Карасев с осуждением посмотрел на Редедю.
- А духовные потребности - ниже плинтуса, - заметил он. - Так вот и живем...
Феликс почесал подбородок и - в который раз за эту первую полевую ночь - попытался вглядеться в серую мглу, лишенную звезд.
- А интересно, - выговорил он задумчиво, - Эти голоса... ну вот что мы слышим... Это феномен живой природы?
- Да где ты тут живую природу видишь? - засмеялся Степан. - Тут, брат, вся природа - мертвая. Уже лет сто, а может, и больше...
- Не может быть, - убежденно проговорил Феликс и тоже улыбнулся в темноте. - Если бы природа была мертва... как ты говоришь... то и нас бы не было. Долго ли выдержит человек в мертвом безвоздушном пространстве?
Карасев на короткое время задумался, а потом произнес с сомнением:
- Это смотря какой человек...
- Да хоть кто! - загорячился Феликс. - Безотносительно! Умрет в первую же секунду.
- Ну не знаю, - заметил Карасев. - А мне так кажется - приноровится... Дышим же мы этой вонью... А вон другие, может, и померли бы...
- Эта вонь... как ты говоришь... Это все же жизнь! Одно из ее многообразных проявлений...
- Живем как в сортире, - угрюмо вставил Карасев. - А так, - оно, конечно: жизнь!
- От нас, - заметил Феликс, - тоже многое зависит...
- Ну да, - высказался Карасев. - Вон хоть на Редедю погляди... Какой дух!
- Да я не в том смысле...
- А я в том. Пришла мне, дружище Феликс, в голову одна мысль. По-научному выражаясь - идея...
Феликс настороженно посмотрел на товарища.
- Люди проснутся - обсудим, - дипломатично произнес он.
Карасев усмехнулся.
- Что же с этими людьми обсуждать? - с некоторым удивлением сказал он. - Обыкновенные туристы...
- Туристы?
- Поход за впечатлениями... устроили... Дом еще виден, а они уже - привал. Так мы, между прочим, хрен что найдем! Да и найдем! - горячо продолжал Карасев. - Даже, допустим, отыщем... Только нам-то что достанется? Половина уйдет в фонд родного города (не зря же с нами Паук), а другая половина - Редеде на доспехи...
- На доспехи?
- Образно выражаясь... Неважно!
Феликс кивнул и, помедлив, выговорил:
- Мне и самому... не чужды... известные сомнения...
- Не чужды? Известные? - вскричал Степан. - Бредишь ты, брат, что ли? Да ты посмотри на эти рожи! Получше посмотри!
- Что же ты предлагаешь?
- Предлагаю уйти вдвоем.
- Без оснащения? Без припасов? Смеешься...
- Нет, всё взять с собой.
- Да ведь они не согласятся...
Тут Карасев хмыкнул и беспечно сказал:
- Этих - связать и оставить здесь. Привал так привал... А на обратном пути - заберем...
- Да ведь они помрут тут, - потрясенно выговорил Феликс.
- Ну, мы все когда-нибудь помрем...
- А Редедя? - шепотом сказал Феликс. - Национальная гордость?..
- Редедя, - веско заметил Карасев, - и не заметит разницы. Тем более, хотел вдохнуть силушки от земли... Вот пусть вдыхает! Ну что, согласен?
Феликс задумчиво выговорил:
- Когда ты перестанешь рассуждать, как бандит с большой дороги? Вот когда? Вроде бы, все условия созданы... Все возможности даны... чтобы у каждого росла самооценка! Чтобы было за что себя уважать! Ты, Степан, привлечен к участию в большом настоящем деле. И на этот счет Паук в чем-то, безусловно, прав... Как и кураторы... Но вот тянет тебя проклятое прошлое!
- Так, - выговорил Карасев. - Значит, проклятое прошлое? Учти, это сказал ты, а не я. Что ж! Считай, я тебя предупредил... Нетопыри, которые на нас вот-вот полезут... вся эта нежить вонючая, пропахшая тухлыми идеями... Всё получишь! А рядом с тобой, дружище Феликс, будут стоять твои товарищи - один надежнее другого. Бздун! Который обосрется еще до того, как Мав замаячит на горизонте! Паук, которого вообще давно пора было в музей сдать... вместе с мозолями! Да Редедя... Этот - спасибо, если вообще не проспит поход... Буйная головушка!
- Ну, мы с тобой тоже не без недостатков, - миролюбиво сказал Феликс. - А товарищей бросать не годится. На полпути...
- Ладно, - зловеще произнес Карасев. - С тобой, как я вижу, спорить бесполезно. Иди спи... Ум, честь и совесть...
- Ум, честь и совесть? - с любопытством повторил Феликс. - Откуда ты такого набрался?
- Есть учителя, - туманно изрек Степан.
- Голос, что ли?
- Угадал...
Г л а в а 4 ИДЕМ ДАЛЬШЕ ...
Шли только половину дня, а пейзажи вокруг так разительно переменились, словно разведчики отошли от дома на тысячу километров! Жильем тут, конечно, и не пахло; да что говорить! им и в Городе-то слабо пахло, а тут!.. Но главное - это удивительные, видимо, созданные все же человеческими руками предметы... Животные (вполне узнаваемые, кстати); волки, зайцы, олени, лошади... А рядом и человек... Пастух или кто он там... Поодаль - деревья. Словом - целый парк или лес... Но какой? из колючей проволоки! То есть решительно все в этом диковинном месте было, как есть, из колючей проволоки! Кое-где проволока и проржавела, тут удивляться нечему. Многовековые дожди, плюс общая экологическая неустроенность... И все же, с невольной гордостью думал Феликс, трепетно оглядывая древние памятники... все же - многое может человек! Всегда мог! Вы только посмотрите! Везде - сколько хватает глаз! - расставлены эти колючие ржавые экспонаты! Кропотливо, с любовью неизвестный древний художник изваял целый мир из колючей проволоки! Миры! Мужчины, женщины, дети (которые показались за первым же холмом); кошки, собаки; даже трогательные цветочные клумбы - всё из колючей проволоки!