Дихтярёв Виктор
Люди в горах

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Дихтярёв Виктор (v-ya1812@yandex.ru)
  • Размещен: 22/01/2010, изменен: 22/01/2010. 608k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Психология
  • Туризм
  • Иллюстрации/приложения: 1 шт.
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:

      
       Виктор Дихтярёв
      

    ЛЮДИ В ГОРАХ

    Рассказы, повести, стихи, песни

    М.: ООО "РИТМ", 2008.

    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РАССКАЗЫ И ПОВЕСТИ

    МЫ СТОИМ У ПОСЛЕДНЕЙ ГРАНИЦЫ ЗЕМЛИ,

    В ОКРУЖЕНЬИ ВЕРШИН, СТЕРЕГУЩИХ ГРАНИЦУ БЕССМЕННО

      

    КОМАНДОР

       Мы вытащились на жухлую траву под перевалом Красный, обливаясь потом, как после хорошей сауны. С нашим вожаком не поспоришь: Матчу он любил ревниво и страстно, и встревать в свои отношения с горами не дозволял никому, а уж нам, зелёным новичкам, впервые попавшим на Памиро-Алай, тем более. Всякие там советы пресекал на корню: посмотрит молча на умника, чтобы заткнулся - и концы. В прошлом году на Кавказе с другим руководителем мы всё-таки базарили: привал лишний выцыганить или до намеченного ночлега не дойти - так это мы запросто. Правда, вышло нам это боком: последних два дня на одних сухарях топали - ощущеньице паршивое, надо сказать - но никто не загнулся, и разошлись мы довольные друг другом. А здесь, на Матче, нас зажали, будь здоров как - не зря мы нашего главного промеж себя Командором звали: дисциплиночку держал - не колыхнёшься. Нет, на свободное время он не замахивался. Вечером у костерка посидеть, душу под гитару отвести - это пожалуйста. Но в самый неподходящий момент: "Отбой!" - и цыц, никаких возражений: расползайся по палаткам. Командор, одним словом.
       Что-то в этом всё-таки было - шли грамотно, как учили в турклубе: высоту набирали неторопко, челночили два дня, а потом перетащили часть продуктов через тягучий перевал к месту, куда придём через неделю. Вернулись обратно, и ещё челноком подняли лагерь в цирк Джиптыка. Наволдохались прилично, и втихаря поругивали Командора. Но к вечеру оклемались, и дошло до нас, что разгрузились мы перед пятью перевалами за 4000 м основательно, и горняшка всех стороной обошла. Так что, когда нас порадовали, что не снимая лагеря, ещё и на Джиптык продукты, верёвки и всякую железяку потащим, мы уже кое-что соображали: не даст нам Командор поломаться на высоте, о здоровье нашем заботится.
       Взобрались на седловину, глянули на ту сторону - красота! Прямо перед нами массив Хотуртау, в снегу весь, а по снегу будто лыжные полосы - не то от камнепадов, не то лавины прошли. А чуть правее, на другом хребте, врезался в синь небес наш перевал Красный, и лезть на него - мама родная! Налюбовались мы панорамой, а потом к спуску начали приглядываться - ой-ля-ля, крутовато вроде. Да ещё и сыпуха мелкая, подвижная. Рюкзаки, когда подберём всё, что на перевал вытянули, за тридцать килограммов зашкалят, их и по ровному месту тащить не в радость, а тут склончик: споткнёшься - мало не покажется.
       А Командор уста свои драгоценные раздвинул и снова нас радует:
       - Лагерь, - говорит, - завтра по холодку вниз перенесём, а потом за грузами вернёмся.
       - Это что же, - спрашиваем, - два раза на перевал подниматься будем?
       А он только взглядом командорским нас смерил и вниз к палаткам затрусил.
       Ладно. Перетащили лагерь на ту сторону, перекусили слегка, и снова на перевал за грузами. Не то чтобы на пределе работали, но плечи намяли, да и ноги на профилактику отдать не мешало бы. А Командор нам опять подарочек подбрасывает:
       - Завтра ещё одну заброску сделаем.
       - Под Красный, что ли? - спрашиваем.
       - Да нет, вверх по долине. Мы же кольцо замкнём и с Минтэке прямо к продуктам свалимся. Зачем же лишнее на себе тащить.
       Тут уж мы не выдержали и заворчали. Из-за каких-то пяти килограммов на каждого ещё один день терять! Не договаривались мы так. Неделю ишачим, а настоящих перевалов ещё не видели! Только ботинки стаптываем.
       Смотрит на нас Командор и усмехается:
       - Вы, девочки-мальчики, геройство свое для высоты поберегите. Там и носовой платочек другой вес имеет. А с дисциплиночкой у вас, как погляжу, не так чтобы очень. Учили вас, что в горах надо старших слушать? Как в армии.
       - Тут не армия... - пробурчал кто-то.
       - Не армия, - согласился Командор, - Что-то уж больно благодушно он был настроен сегодня. - Не армия, но и не прогулка с барышней в городском саду. Так что сделаем, как сказал. Между прочим, в клубе я о забросках упреждал, так об чём шум?
       Утром Командор собрал парней для заброски, а девчатам наказал хворост на склонах собирать.
       - Это ещё зачем? Для вечерней посиделки и того, что есть, хватит.
       - А мы его наверх затащим. Каждый по вязаночке - и костерок у ледника получится.
       - Ну вот: то разгружаемся не в меру, то опять грузись... - заартачились мы.
       - А ну, давай все сюда до кучи, - приказал Командор.
       Он оглядел нас, обшарпанных и тоскливых, и усмехнулся недобро:
       - Вы, ребятки, в демократию здесь не больно-то играйте. А то и на перевалах вздумаете советовать. Что скажу - делайте, а самим не возникать, молоды ещё. Когда непонятно - спрашивайте, что, как и почему. Приглядывайтесь, запоминайте, а самодеятельность свою забудьте - так оно лучше будет.
       Что тут скажешь? Со стороны посмотришь - человек как человек, даже улыбаться умеет. А войдешь в контакт - так робот запрограммированный. Счётчик у него в голове постукивает, самописец по графику скользит: сегодня - "от и до", завтра - "от и до", а попробуй вякнуть, сразу взгляд каменный и про дисциплиночку напоминает.
       В общем, сделали всё, что нам приказали, а с утречка зашагали по тесному ущелью наверх к первому серьёзному перевалу. И что интересно: хоть крутая тропа и камней навалом, но идём плотно, без придыханий, будто и не гоняли нас всю неделю с надоевшими забросками. Если бы не парилка в ущелье, совсем бы легко прошли. Знал Командор своё дело, ох, знал, чего уж тут.
       Вылезли мы на плато и рты поразевали: прямо перед нами во всю длину Хотуртау вздыбился - стены чёрные, отвесные, тяжёлыми снегами придавлены, а в центре по кулуару лавины сходят. Пыль над ними снежная искрится, и гудят, ухают здорово. Врезаются лавины в скальные выходы между нами и горой. Скалы - как замок средневековый с башнями и уступами, стенами высокими нас от лавин обороняют. Поднимется над стенами облако белое и оседает медленно - до нас даже ветерок не дотягивает.
       - Насмотрелись? - спрашивает Командор. - А теперь вот туда гляньте. Это и есть наш перевал Красный. Какая у него высота, кто помнит?
       - 4500! - проявили мы эрудицию.
       - Вот-вот, - улыбнулся Командор. - Подъём тут хотя и крутой, но без всяких сложностей: с камня на камень, за часик на седловину выйдем. Тут главное - с кислородом дефицит. И чтобы не надрываться, хорошо бы на перевал продукты и верёвки занести. Приказывать не буду - дневной план мы выполнили, но если добровольцы найдутся, пусть сбегают.
       И опять интересно: все парни сразу вызвались и даже две девушки. Это после стольких забросок!
       - Не устали, значит, - хмыкнул Командор. - С вами я не пойду, дело простое. Командира сами назначьте, а контрольный срок возвращения - три часа с момента выхода. На ту сторону чтобы ни шагу, там верёвки до ледника навешивать будем. А обратно на спуске поаккуратней, не торопясь - впереди командир, сзади замыкающий. Понятно? И чтобы дисциплиночка!
       Сделали мы, как велено. А о дарованных нам в прошлом году кавказских вольностях не вспоминали: за командиром идём в затылочек, скажет: "Подышали!" - стоим, на ледорубы опираемся, дыхание восстанавливаем, скажет: "Привал" - на камни рассаживаемся. Вышколил нас Командор, припрятывать амбиции свои научил.
       Вернулись даже раньше назначенного, а к первым звёздам костерок запалили - тоже не лишнее дело: с Хотуртау холодом тянет, а мы у огня сгрудились, штормовки порасстегивали. Сидим, лясы точим, подвиги свои дневные вспоминаем.
       Командор рядом сидит - то ли слушает, то ли что-то своё просчитывает. А потом руку державную поднял, чтобы утихли, и возвещает:
       - План на завтра у нас с вариантами будет. С перевала на верёвках спустимся, так чтобы "лепестки" у всех под рукой были. Все помнят, как верёвка в них продевается? После спуска двое остаются на месте для подстраховки, остальным не задерживаться, уходить к озерцу, там тропа есть. А дальше - как сложится: успеем к полудню спуститься - ещё один перевал проскочим, не успеем - у ледника ночевать будем. Но предупреждаю: холодрыга там приличная.
       - Успеем! - дружно уверили мы.
       - Ну-ну, - Командор помолчал и вдруг улыбнулся. - Вы, девочки-мальчики, фигу-то на меня в кармане не держите. Знаю, что за строгость ругаете. А зря: дисциплина в горах - первое дело. Вот, к примеру, завтра скажу, чтоб никто к верёвкам без разрешения не подходил, за перегиб над ними не высовывался. Следить мне за этим некогда - каждого проверять буду: как пристегнулся, как схватывающий узел навязал - в первый же раз по крутяку не на тренировках идете. А тут, глядишь, объявится любопытный, над склоном нависнет и камешек маленький такой, граммов на пятьдесят, невзначай сбросит. Попадёт такой снарядик по руке или ноге - сразу травма. А если по лбу придётся, что будет?
       - Дырка! - весело подсказали мы.
       - Вот-вот. А любопытный слюни распустит: мол, не нарочно я. Думаете, не бывает таких случаев?
       Командор посмотрел на нас, веселеньких, и сам улыбнулся:
       - Неубедительно говорю, да? Тогда ещё послушайте. Здесь это было, лет пятнадцать назад. Пришли мы как раз на место, где сейчас сидим. Задача наша - вот по тому левому склону на Хотуртау выйти и по гребню через вершину - на то правое понижение сойти. Траверс, значит. А дальше по стенке - утром её увидите - до камней и в лагерь. Гора, как понимаете, серьёзная, но команда у нас крепкая была - почти все мастера, ну и трое как вы - по второму заходу в горах: двое парней и девушка - по-родственному их взяли на восхождение из лагеря полюбоваться.
       Командор замолчал и стал смотреть на чёрный силуэт Хотуртау. А мы перемигиваемся незаметно: разговорился наш владыка, к чему бы это, к дождю, что ли?
       Насмотрелся Командор на гору и продолжил:
       - В первый день верёвки на стену навешивали до верхних площадок, а потом распрощались с молодёжью, пообещав каждый вечер фонариком им посвечивать. О том, как работали на горе, рассказывать не буду - для другого раза, если захотите, прибережём. Вечером помигаем в лагерь: мол, всё в порядке. Ребята нам тоже посветят - вот и вся связь. На третий день спустились: что-то нас никто не встречает. Подходим к палаткам - никого. Не иначе, думаем, народ на прогулку ушел или за дровишками вниз подался. Ругнули мы нашу "группу поддержки", распаковались и начали примуса раскочегаривать.
       А время идёт, солнце уже за горы цепляется. Тут мы заволновались: одного на ледник послали, другого к нижней тропе, остальные по плато разбрелись. Шарим везде - и всё без толку. Когда стемнело, начали фонариками мигать, хотя знаем - дело зряшное: ответа всё равно не будет - их фонарик в палатке лежит.
       Собрались мы до кучи, всякие предположения строим: на Хотуртау ребята не пойдут; к скалам, куда лавины сходят, тоже не сунутся - здесь и у малолетки ума хватит. Да и осматривали мы везде. Может, на Красный забрались, за перегиб ушли и на ледник скатились? Так не все же разом, кто-то вернуться должен, на помощь позвать. Сошлись на том, что, вернее всего, за дровами наладились, хотели костром нас порадовать, да припозднились и у чабанов в кошаре заночевали.
       Командор замолчал, а мы смотрим на него и тоже прикидываем, куда трое людей могли деться.
       - Они на ледник под Хотортау ушли, - подсказал кто-то.
       - Скажешь! Там камни летят чаще, чем здесь лавины сходят, - запротестовали мы.
       - За дровами они намылились, больше некуда, - поддержали Командора самые здравомыслящие.
       А Командор сидит, не перебивая, ждёт, когда галдёж наш уляжется. Замолкли мы и Командор снова заговорил:
       - Спать, конечно, не ложились - бродили по склонам, прислушивались: может, где голоса будут. А чуть высветило, двоих на Красный послали и вниз двоих - у чабанов пораспрашивать. Сидим у палаток, ждём, биноклем по склонам шарим. И тут, часиков в девять, видим: идут от правого склона Хотуртау ребята. Мы к ним: что случилось, откуда вы?
       А ребята лыка не вяжут, что-то несвязное бормочут. Тряханули мы их, чтобы в норму привести, довели к палаткам, в спальники укутали: "Давайте, - говорим, - рассказывайте!" Ну и поведали они под зубную дробь, что решили нас под стенкой на спуске встретить, сюрприз, значит, устроить. Вышли после обеда в легких свитерках и штормовках. Пока до стенки добирались, темнеть начало. Заспешили вниз, да заплутались, на отвесы вышли. Поняли, что разминулись с нами, снова к стенке вернулись - тут их ночь и накрыла. Потыркались они в темноте и решили до света на камнях пересидеть. Девчонку с двух сторон для тепла обжали, да разве согреешься на такой высоте, когда снег вокруг. В общем, сошли они утром на плато в полуразобранном состоянии. Один из парней все покашливает - жар у него. Спустились мы быстренько в долину, лошадей у чабанов взяли - и через Джиптык с двумя сопровождающими парня в Ворух, в больницу отправили. Там воспаление лёгких у него определили. Пока лошадей обратно привели, пока оставшиеся с нами парень с девчонкой откашлялись, пять дней ухнуло. О планах наших грандиозных забыть пришлось. Сделали мы ещё пару нетрудных вершинок, чтобы сезон совсем уж не пропал - на том дело и кончилось.
       Командор замолчал и подкинул в костерок последние веточки. Мы тоже молчали, переваривая не то притчу, не то давние воспоминания.
       - Вот так, ребятки, - поглядел на нас Командор. - Всё обошлось тогда. А ведь могло и по-другому... Вы тут на меня обижаетесь, тираном, поди, промеж себя величаете, а нет чтоб подумать, куда неразумность в горах завести может. Здесь просчитывать да просчитывать надо. Горный опыт - он на крови замешан... На большой кровушке, так вот...
       Командор пошевелил веточкой рыжие угли и протянул к ним руку с часами:
       - Всё, девочки-мальчики, отбой. Подъём в пять тридцать, выход в семь. - Он поглядел, как мы дружно зашевелились, и хмыкнул привычно. - А мы ещё подружимся, уверен. Так что спокойной ночи, герои грядущих побед.

    КАЖДЫЙ ЗА КЕМ-ТО ИДЕТ...

       Звёзды уже прочно впечатались в чёрное небо, перестали мерцать и ровно засветились над вершинами, будто вырезанных из картона гор. Ребята негромко пели у костерка, а Шурка лежал в палатке и недвижно смотрел на близкий хребет.
       Там внизу, в Баксанском ущелье, всё представлялось совсем не так, как получилось на следующий день. Думал, что на крутом подъёме, когда всем уже станет невмоготу, и Валентин Николаевич объявит привал, подойдёт он к Оле и скупо, по-мужски, скажет: "Давай разгружу". А Оля взглянет на него из-под низкой чёлочки и ласково отведёт руку от рюкзака: "Ну что ты, не надо." А он только чуть улыбнется понимающе: "Чего там, вижу ведь, что идёшь на пределе" И начнёт перекладывать к себе консервные банки. А Оля будет смотреть на него, так смотреть, а потом осторожно прижмёт его руку к своим вещам в рюкзаке: "Не надо больше, спасибо..." И будут их руки лежать одна на другой, пусть только несколько секунд - это ведь так много, несколько секунд - а Оля посмотрит на него, как никогда ещё не смотрела, и тихо скажет: "Спасибо, Шурик..." Не "Шурка", как его всегда называли в классе, а "Шурик", а это совсем не одно и тоже. И на привалах они будут сидеть рядом, а после ужина возьмёт он её посуду и пойдёт к ручью...
       Что будет дальше, Шурка не думал, потому что быть рядом с Олей, задыхаясь от её тепла, было настолько несбыточным, что всё остальное путалось и расплывалось обрывками туманных картин, и оставалась только её рука на его руке в те бесконечные секунды, когда он вытаскивал банки из её рюкзака, и то, как сказала она: "Спасибо, Шурик", подчинясь и веря ему, потому что лучшего друга у неё не было никогда, и никогда - это Шурка знал твёрдо - никогда не будет.
       Утром на построении Шурка стал позади Оли, оттеснив плечом Володьку Синявина, удивляясь, что тот послушно сдвинулся, будто ему было всё равно, за кем идти. Валентин Николаевич поздравил ребят с выходом к первому в их жизни перевалу и предупредил, что пойдёт медленно - подъём на плато крутой, так чтобы не болтали, а дышали глубоко и ровно.
       Тропа тянулась вверх нудными поворотами, нескончаемо петляя по склону, вползала на какие-то холмики между навалами камней, выполаживалась и снова нацеливалась на дальнюю гряду, вздыбливаясь так, что ещё чуть наклонишься и можно коснуться земли руками. Солнце плавилось на белесом небе, щипучий пот струйками тек по лицу, и вытирая его, и слизывая солёные капли над губой, Шурка уже не смотрел по сторонам, как это делал вначале, а не поднимая головы, видел только Олины ноги с чуть подрагивающими икрами, легко пропускавшими назад уже начинавшую злить Шурку тропу.
       Внизу Шурка думал, что будет идти сурово и упрямо, оглядываясь и подбадривая уставших, а теперь на жаре, при одуряющих взлётах засыпанной мелкими камнями тропы, не думалось ни о чём, кроме тупо занывших плеч - он слабо подталкивал вверх отвисающий рюкзак, чтобы хоть ненадолго унять уже непрекращающуюся боль.
       Когда в сентябре Валентин Николаевич, новый классный их девятого класса, сказал, что поведёт желающих на Кавказ, но только тех, кто пройдёт с ним в ближних лесах не меньше пяти походов с ночёвками, горячая волна счастья захлестнула Шурку, потому что на Кавказ решила пойти Оля. Это ничего, что Оля не выделяет его из остальных ребят, да и что он сделал такого, чтобы заметить его. А теперь в походах она увидит, какой он, Шурка, и что на твердую руку его можно всегда опереться и в дождь, и в холод - ведь будут же трудности в пути, а он всегда будет рядом. И дунет Оля на свою низкую чёлочку, и удивленно посмотрит на него:
       - Ну, Шурка...
       А он только улыбнётся ободряюще:
       - Порядок, Оля. Всё будет хорошо.
       Шурка таскал к костру здоровенные брёвна и первым брался за топор, скрытно поглядывая, видит ли Оля его мужскую работу. Он бегал с вёдрами за водой, даже когда не был дежурным, и Валентин Николаевич довольно кивал: "Молодец, парень!"
       У костра сесть рядом с Олей не получалось, всегда рядом были девчонки - Шурка садился напротив и пел со всеми, а Оля иногда смотрела на него и улыбалась лукаво. Может быть, не ему улыбалась, а под слова песни, но Шурке казалось, что всё-таки ему.
       Стыдясь и краснея, он неотступно ходил за ней по лагерю, замечая, что девчонки уже понимающе прищуриваются, а Оля оглядывалась вдруг, пожимала плечами и быстро уходила в сторону. Шурка оставлял ребят ставить палатку и подходил к палатке, с которой возилась Оля с девчонками. Он брался за растяжки, девчонки довольно подавали ему колышки, и всё было хорошо, пока Оля громко не сказала однажды:
       - Шёл бы ты, Шурка, заниматься своими делами, мы без тебя как-нибудь управимся!
       В классе они почти не разговаривали, в походах тоже не удавалось поговорить, но Шурка мечтал, что на Кавказе без его помощи Оле не обойтись, и поймёт она, наконец, что у него это не простое увлечение, какое бывает у мальчишек их класса, а что это очень серьёзно и надолго, что это навсегда...
       Теперь, на бесконечной тропе, тяжело переставляя ставшие вдруг непослушными ноги и наваливаясь на альпеншток, Шурка не вспоминал о своих мечтах: отвисающий рюкзак сгибал его чуть ли не вдвое, и кроме желания сесть и растереть онемевшие плечи, ничего не было. Он даже не слышал, что впереди прокричали о привале: только когда Оля остановилась, поднял голову и увидел снимающих рюкзаки ребят.
       Шурка медленно присел и завалился на спину. С минуту он лежал на рюкзаке, глядя в безоблачное небо, прислушиваясь, как медленно отходит боль в плечах, потом осторожно вытащил занемевшие руки из лямок, сел и оглянулся. Рядом, спиной к нему, сидела Оля, расчесывая свою чёлочку, впереди на рюкзаках лежали мальчишки, а позади уткнулся головой в колени Володька Синявин.
       - Тяжело? - негромко спросил его Шурка.
       - Есть немного, - буркнул Синявин, не поднимая головы.
       Больше говорить было не о чем, и Шурка начал укорачивать лямки своего рюкзака.
       "Надо завтра вещи по-другому уложить, - подумал Шурка, - что-то уж очень назад рюкзак тянет... Да и дровишки сегодня пожгут, значит, килограмма два, если не три, сбросится..."
       Впереди возле Валентина Николаевича столпились девчонки, он что-то рассказывал, наверное смешное, и девчонки звонко смеялись.
       - У девчонок рюкзаки легче наших, - поднял голову Володька, - вот они и заливаются...
       Шурка не ответил и привалился к рюкзаку.
       "Всем трудно, - подумал Шурка. - Вот переложу завтра рюкзак, легче будет..."
       Он закрыл глаза и начал прикидывать, что и куда из вещёй надо будет переложить.
       - Подъём! - крикнул Валентин Николаевич.
       Шурка взялся за лямку, напрягся и закинул рюкзак за спину.
       И только затоптавшись на месте, проверяя, хорошо ли подтянуты ремни, и сделав по тропе несколько шагов, вспомнил, что не помог Оле надеть рюкзак. И не спросил, тяжело ли ей...
       "Как же я так, - вяло ругнул себя Шурка. - Хотел же помочь..."
       Тропа сделалась пошире, а если посмотреть вверх, то вроде бы дальше будет не так круто. Шурка всё ждал, когда снова заноют плечи, но рюкзак сидел плотно, не отвисая, и Шурка подумал, что до следующего привала не загнётся, надо только расслаблять ноги, отрывая их от тропы, и не делать резких движений. Оля шла впереди по-прежнему легко, или это только казалось Шурке - как тут узнаешь, не заглянув ей в лицо... Когда впереди чуть притормозили, он оглянулся на Синявина. Володька шагал впритирку к нему, склонившись и вытянув вперед шею, наподобие репинского бурлака. Пот крупными каплями падал со лба и подбородка на землю, Володька вытирал его подолом рубашки, ставшей уже такой тёмной, словно вытащили её из стирального тазика и ещё не успели отжать...
       - Терпи, - сказал Шурка. - Не боись, прорвёмся.
       - Куда денешься, - хмыкнул Синявин и ткнулся головой в Шуркин рюкзак.
       Впереди снова прокричали о привале. Оля сбросила лямку с плеча, чуть склонилась, чтобы скинуть рюкзак, но Шурка успел подхватить его и осторожно поставил на тропу.
       - Спасибо, - кивнула Оля. А Шурка повернулся к Синявину:
       - Давай помогу.
       И Синявин послушно повернулся к нему спиной.
       Они сидели рядом - Шурка, Оля и Володька. Шурка подумал, что так они сидят рядом в первый раз, и что это совсем не страшно, что они рядом, и что совсем не страшно, что её колено чуть касается его ноги - он только боялся шевельнуть ногой, чтобы Оле не показалось, что он нарочно дотрагивается до неё.
       Оля вытащила из кармана штормовки сухарики и протянула ребятам. Так они и сидели, похрустывая солоноватыми кубиками, а потом Шурка встал и протянул руку Оле:
       - Пойдём послушаем, о чём там Валентин Николаевич...
       Как только Оля поднялась, Шурка выпустил её ладонь, не дожидаясь, чтобы она сама отняла её, и не оглядываясь пошёл вдоль рюкзаков в голову колонны, слыша, что Оля идёт за ним, и снова подумал, что Оля в первый раз не пожала удивленно плечами, а просто пошла за ним - это было настолько хорошо и светло, что Шурка только глубоко вздохнул, может быть, и не потому вовсе, что Оля шла сзади, а потому, что забрались они высоко и воздуха уже не хватало...
       Валентин Николаевич рассказывал о вершинах, видных с их стороны склона, но видно было немного, и Валентин Николаевич обещал, что когда они выйдут на плато, то увидят Главный Кавказский хребет, а завтра с перевала откроются перед ними ледники Азау, а над ними вершины Эльбруса.
       Шурка слушал и украдкой поглядывал на Олю. Она стояла чуть в стороне и вполоборота к нему, сунув руки в карманы штормовки, почти закрывавшей короткие шортики. Всегда аккуратная чёлочка теперь растрепалась и прилипла ко лбу, а на щеках, на нежных её щеках, белели полоски высохшего пота.
       "Она же устала, - острой болью полоснуло Шурку. - Как же я так, ведь она устала..."
       Шурка уже не слушал, что говорит Валентин Николаевич, ему только хотелось подойти к Оле и стереть эти грубые белые полоски, а потом осторожно провести пальцем под её глазами, чтобы разгладить едва заметные морщинки, вдруг появившиеся на её загорелом лице. Все трудности подъёма от реки в ущелье и до этого места, где стоят теперь они с Олей, казались Шурке такими ничтожными - вся его боль в плечах и непослушные ноги - такими ничтожными по сравнению с тем, что было самым главным для него: Оля устала...
       "Она же легко шла, - растерянно подумал Шурка, и сразу оборвал себя: А что, она жаловаться будет? Когда она жаловалась..."
       - Подъём, ребята! - сказал Валентин Николаевич.
       Оля, не взглянув на Шурку, пошла вниз к своему рюкзаку, а Шурка молча шел рядом и только возле рюкзаков попросил насупившись:
       - Дай мне пару своих консервов. Тебе же тяжело, я вижу...
       - Ещё чего! Ты свои донеси, и то хорошо будет!
       Она взялась за лямку рюкзака и посмотрела из-под слипшейся челочки на Шурку:
       - Подбрось!
       Шурка поднял рюкзак и продел Олину руку в лямку.
       - А хочешь, я тебе свои банки отдам, - рассмеялся за спиной Шурки Синявин, - ты же у нас богатырь!
       - Перебьёшься! - ответил Шурка.
       Больше они с Олей не говорили, ни на следующих привалах, ни на последнем, перед выходом на плато. Но Шурка радостно ждал этих привалов, и не потому, что можно было отдохнуть, а потому, что Оля останавливалась и молча ждала, когда он снимет с неё рюкзак, а когда надо было снова идти, бралась за лямку, зная, что он снова поможет ей.
       Они вышли на ровное плато, огороженное далеким хребтом, и затопали сначала по мелким камням, а потом по крупным валунам старой морены и по небольшим снежникам, которые всё чаще попадались им на пути.
       Шурка удивился, что идти легче не стало, хотя крутых подъёмов больше не было. Рюкзак снова надсадно давил на плечи, а ноги скользили и срывались с камней.
       Колонна начала растягиваться: только за Валентином Николаевичем вплотную шли две девчонки, а дальше, отставая от первых - кто как мог - и перед Олей никого не было, и от Синявина замыкающий отстал метров на десять...
       Оля шла медленно, чуть наклонившись, бесполезно тыкая в камни альпенштоком. Плотная серая пыль выкрасила её ботинки и прилипла к ногам до самых колен.
       "Скоро придем, - подумал Шурка, - сколько же можно..."
       И тут же увидел, что впереди остановились и сбросили рюкзаки.
       - Слушать внимательно! - сказал Валентин Николаевич, когда все собрались возле него. - Пока тепло, девочки все вон за те камни - там небольшой ручеёк. Вымыться полностью с мылом. Мальчишкам полоскаться здесь. И поторопитесь, скоро начнет холодать. На умывание даю полчаса.
       Они сошлись к рюкзакам посвежевшие, утопив усталость в ручье. От девочек неуловимо пахло чем-то вкусным и по-взрослому женским. Что они там делают с собой, Шурка не мог понять: у мальчишек никогда так не получалось, не было у мальчишек такой стройности и опрятности, сколько ни старайся.
       А девочки стояли у рюкзаков длинноногие и прямые, как на глянцованных страницах модных журналов, и Оля стояла рядом в облегающем спортивном костюме и яркой вязаной шапочке, из-под которой на брови спускалась тонко расчесанная упругая чёлочка. Шурка тяжело сглотнул и отвернулся, чтобы никто не заметил, как он смотрит на неё.
       - Теперь сделаем так, - сказал Валентин Николаевич. - Все дровишки сложить здесь. Костёр запалим, когда стемнеет. Достать примуса и продукты. Дежурным готовить, остальным ставить палатки. Колышки не потребуются - они в землю не войдут. Растяжки оттягивать на камнях. И кстати: мальчишки, будьте рыцарями, поднатаскайте камней девочкам.
       Это уже было как праздник. Шурка выдернул свою палатку из рюкзака и коротко бросил Синявину и ещё двоим мальчишкам:
       - Займитесь! А я девчонкам помогу.
       И никто из мальчишек не улыбнулся, потому что право помогать девочкам Шурка отвоевал давно.
       Он выбрал площадку поровнее и начал расчищать её от камней. Подошла Оля, не удивляясь и не спрашивая, для кого он готовит место для палатки, и начала ногой откидывать мелкие камешки.
       - Скажи девчонкам, чтобы тащили сюда рюкзаки, - буркнул Шурка, - а я камни покрупней принесу. И пошевеливайтесь - солнце уже вон где.
       Шурка надеялся, что ставиться они будут долго, но всё делалось споро - девчонки послушно выполняли его команды, не перемигивались, когда он подходил к Оле, и не улыбались, когда он забирал у неё растяжку, показывая, как надо накидывать петлю на камень. Шурка обошел палатку, отодвинул чуть в сторону камни, чтобы крыша не морщила, и повернулся к девчонкам:
       - Порядок!
       И, не торопясь, пошёл к своему рюкзаку.
       Красное солнце острым диском царапнуло снега на уже близком хребте, снизу подул слабый прохладный ветерок, и Валентин Николаевич крикнул, чтобы все подошли к нему.
       - Всем утеплиться! - сказал Валентин Николаевич. - Скоро похолодает. А пока светло, лишние вещи уберите в рюкзаки. Заодно продумайте, как будете утром паковаться. Задерживаться нельзя: на перевал надо выйти по холодку, пока снег не подтаял. Так что на сборы не больше часа. Подробней об этом после ужина поговорим, а теперь вон туда посмотрите, - и Валентин Николаевич указал на хребет.
       Прямо от палаток чёрные камни, громоздясь, уходили вверх по склону, за ними начинались снега, на которые уже падала тень от хребта, а по самому гребню, во всю длину его, тянулась чуть розоватая полоска от заходящего солнца.
       - Это и есть Главный Кавказский хребет, - сказал Валентин Николаевич. - За ним ещё три хребта поменьше, а дальше - Чёрное море. Видите: на хребте две седловины. Это перевалы. Каждый ведет в свою долину. Справа, вон у той вершинки - Азау, слева, его отсюда не видно - перевал Чипер, а между ними, соответственно, Чипер-Азау. Мы пойдём на правую седловину. Подъём технически несложный, но местами крутой, так что поработать придется...
       Перед ужином, к первым звездам, запалили костер, но поднимать его до небес не стали: дров на плато затащили немного, и хотелось растянуть удовольствие часика на два. Ребята шумно вспоминали свой переход от реки в ущелье до лагеря под хребтом, и всё было необыкновенно хорошо - и мягкая синева вечера, и горы вокруг, и осторожные звёзды, и тихие аккорды настраиваемой гитары...
       Подошла Оля и собрала посуду Шурки и Володьки Синявина:
       - Пойду сполосну.
       - Да ты что? - вскинулся Шурка. - Я сам.
       - Сиди, - улыбнулась Оля. - Или вот - донеси кружки до ручья.
       Они сидели на корточках, и Шурка послушно подавал Оле миски, любуясь, как ловко она трёт и споласкивает их.
       Шурка хотел помочь и тоже взялся за миску, но Оля ударила его мокрой тряпочкой по руке:
       - Не лезь!
       "Неужели мы так сразу уйдём, - подумал Шурка. - Вымоем посуду и сразу уйдём. Ну, пусть она о чём-нибудь заговорит со мной, я же не знаю, о чём надо говорить..."
       Оля собрала миски и встала:
       - Пошли.
       - Тяжело было сегодня? - спросил Шурка.
       - Не очень. В конце только немного, а так не очень.
       - Ты всё-таки отдай консервы, - тихо попросил Шурка. - Подъём завтра - видела, какой...
       - Я же сказала: не надо.
       Они молча подошли к костру. Оля села между девчонок, а Шурка остался стоять за спинами ребят. Петь ему не хотелось, он всё ещё был с Олей там, у ручья, где никто не мешал им быть вместе. А завтра они снова пойдут мыть посуду и утром, и вечером... Только теперь он не позволит ей окунать руки в холодную воду, а всё сделает сам, просто скажет: "Я сам"... И Оля послушает его, и будет принимать у него чистые миски...
       Подошёл Володька Синявин, постоял рядом, глядя на воспаленные угольки, рассыпанные вокруг костра:
       - Маловато дров, скоро погаснет.
       Шурка кивнул.
       - Ты вот что, - сказал Синявин. - Ты к Ольге-то не клейся. Я с ней хожу...
       - С кем ходишь, куда?.. - глупо спросил Шурка, хотя сразу все понял.
       Незнакомая боль начала подниматься к горлу, не давая вздохнуть - Шурка выпрямился, даже прогнулся, чтобы унять её, но боль не отпустила: Шурка чувствовал, что лицо каменеет как на морозе, он хотел улыбнуться, но губы только чуть двинулись в самых уголках.
       - Куда, куда... - усмехнулся Синявин. - Никуда. Просто хожу с ней.
       - Давно?
       - Давно. Месяца два уже.
       - Ну и ходи, - очень спокойно сказал Шурка и пошёл к палатке.
       Он лёг головой к входу, откинул полог и начал смотреть на близкий хребет.
       Ни о чём Шурке не думалось, только всё болело в груди, и всё стало пустым и ненужным - и эти горы, и песни там, у костра...
       Потом Шурка забрался в спальный мешок, а когда подошли ребята, притворился, что спит, боясь, что заговорят с ним о каких-то пустяках, и надо будет отвечать и смеяться, а делать этого он не мог, потому что боль заполонила его целиком...
       Шурка не знал, спал он в эту ночь или только лежал в тягостной дрёме, но утром поднялся свежим - боль толчками теснилась в нём, отпускала на время и снова надвигалась - он делал всё, что положено делать перед выходом на маршрут, а когда Оля, проходя мимо палатки, крикнула: "Привет, мальчики!", не взглянув на неё, помахал рукой.
       Позавтракав, Шурка сразу пошел с посудой к ручью, боясь, что Оля подойдёт к нему за миской. Но Оля не подошла ни к нему, ни к Володьке - может быть, потому, что Володька рассказал ей о вчерашнем разговоре, а может быть, все торопились, и не до того было.
       Перед выходом Шурка помог Оле надеть рюкзак - не мог же он не помочь, когда Оля взялась за лямки и кивнула ему - но встать за ней не спешил, уступая место Синявину. Но Володька пристроился за ним, как вчера - так они и пошли по пробитой среди камней тропе под затянутым серой пеленой небом.
       Скоро позади них пелена разошлась, и в синем бочаге над горой появился слепящий краешек солнца. Сразу стало теплее, и длинные тени от ребят, ломаясь на камнях, зашагали рядом.
       Шурка смотрел на Олин рюкзак и пытался представить, что это не Олин рюкзак, а чей-то другой, и ему всё равно чей, и что он просто идёт за этим рюкзаком, идёт, как все идут...
       "Каждый за кем-то идёт,
       Значит, куда-то придёт", - выдумал Шурка дурацкие стишки. Он все повторял и повторял их, прилаживая под ритм шагов, ему казалось, что боль отступает, когда он твердит эти стишки, и пусть Оля ходит с Володькой, а он идёт сам по себе...
       "Каждый куда-то придёт,
       Если за кем-то идёт..."
       Они вышли на снег, но Шурка не вспомнил, что ждал, когда они выйдут на снег - ведь летом идти по снегу ещё не случалось - а если кому-то интересно, то пусть и смотрит на белые поля, а ему неинтересно, он просто идёт за Олей, нет, не за Олей, а за её рюкзаком, а можно и за любым другим, потому что всё получилось не так, и Оля ходит с Синявиным...
       Впереди что-то прокричал Валентин Николаевич, но Шурка не расслышал и повернулся к Володьке.
       - Плащи доставать надо, не видишь, накрапывает, - сказал Синявин.
       Шурка посмотрел вверх. Над хребтом разлохматились грязные, совсем не похожие на облака широкие полосы. От них отрывались такие же грязные ошметки и, сходясь, медленно тянулись под серой пеленой неба, замазывая редкую синь в разрывах пелены.
       Мелкий сначала дождь постепенно усилился и струйками тёк по плащам. Намокшие брюки прилипали к ногам, и это немного мешало идти. И ещё с капюшонов текло на лица, а альпенштоки сделались мокрыми и скользкими.
       Когда посыпалась колючая ледяная крупа, руки начали мёрзнуть. Шурка надел шерстяные перчатки и тут увидел, что Оля не опирается на альпеншток, а держит его поперёк тела, где-то под локтями.
       - Ведь так и упасть можно, - подумал Шурка и крикнул: "Оля, страхуйся!"
       Оля не ответила, а через несколько шагов скользнула, упала на колено, и руки по запястья ушли в жёсткий снег.
       Шурка схватил её за рюкзак, рывком поднял и увидел, что Оля идёт без перчаток. Пальцы на её руках были мёртво раздвинуты и не сжимались в кулаки. И ещё Шурка увидел, что Оля плачет - это Шурка увидел сразу, хотя лицо её было мокрым от дождя, но дождь - это отдельно, а слёзы - отдельно, и Шурка начал растирать её исцарапанные снегом ладони с капельками крови на костяшках - всё, что он мог сделать сейчас.
       Оля стояла молча, прикусив губу, рядом стояли Синявин и замыкающий, а Шурка мял и растирал её руки, пока Оля не попросила:
       - Не надо больше... Больно...
       - Одень перчатки, - сказал Шурка.
       - Они в рюкзаке, не знаю где...
       Шурка сдёрнул свои перчатки:
       - Возьми.
       - Нет, - сказала Оля.
       - Бери, тебе говорят! - заорал Шурка. - Выпендриваться ещё будешь!
       Он сунул Оле перчатки, развернул её и накинул сбившийся плащ на рюкзак:
       - Иди! И страхуйся альпенштоком!
       Оля пошла по тропе, а Шурка повернулся спиной к Синявину:
       - Достань из правого кармана пакет. Он сверху лежит.
       Синявин зашарил под Шуркиным плащом.
       - Быстрее вы! - сказал замыкающий.
       - Не гони, - сказал Синявин. - Он показал Шурке пакет:
       - Этот?
       Шурка вытащил из пакета носки, натянул их на руки и молча пошёл вверх.
       Скоро они догнали Олю и пристроились за ней. До идущих впереди было ещё далеко, и Синявин тихо сказал Шурке:
       - Надо бы побыстрее.
       - Не надо, - осадил его Шурка.
       Град уже кончился, но дождь моросил, и сильный ветер срывал с рюкзаков плёночные плащи, скручивая и забрасывая их на сторону. Шурка снял плащ и сунул его в карман штормовки. Без плаща и закрывающего глаза капюшона идти стало удобней.
       Тропа круто повернула на взлёт к перевалу, и чтобы не соскальзывать, надо было вбивать ноги в мокрый снег. Шурка подумал, что если бы он шёл впереди Оли, он бы уплотнял снег получше, но выйти вперед не хотел - боялся обидеть Олю, а ей и так сейчас нелегко, пусть идёт как идётся... Потом Шурка увидел, что наверху остановились, и громко сказал:
       - Стоп! Отдыхаем.
       Синявин навалился на альпеншток и тяжело засопел, а Оля продолжала идти, хотя Шурка знал, что она слышала его.
       - Ольга! - сказал Шурка. - Он никогда не называл её Ольгой, а только Олей, а теперь сказал строго:
       - Ольга, остановись. И без фокусов тут.
       Оля остановилась.
       - Повернись к нам и обопрись на альпеншток, - сказал Шурка. - И дыши глубоко.
       Гонимые ветром тучи низко пролетали над ними, сливаясь и расходясь, цеплялись за склоны, ползли вверх, срывались, и растрёпанными космами набивались в Баксанское ущелье. А над перевалом высветлило, даже появлялась густая синь в просветах облаков - ненадолго, но появлялась - и тогда ярко искрились снега на вершинах, вдруг оказавшихся совсем близко от ребят.
       Они вышли на перевал, когда все уже сидели на камнях, сбросив плащи, и отогревались под солнцем, сверкавшим на чистом, слепящим синевой небе.
       - Что случилось? - спросил Валентин Николаевич. - Почему отстали?
       - Все нормально, - сказал Шурка.
       Он скинул рюкзак, нашёл камень подальше от остальных, сел и оглянулся.
       С перевала вниз шла мокрая осыпь с вкраплениями снежников, впереди растянулся ещё один хребет, а справа, и как показалось Шурке почти рядом, вздыбилась тяжелая матово поблескивающая вершина, явно выше других, видных с перевала.
       - Что за гора? - спросил Шурка, когда Валентин Николаевич проходил мимо.
       - Эльбрус, - сказал Валентин Николаевич.
       - Так он же двуглавый, мы же видели.
       - А мы на него со стороны западной вершины смотрим. Вторая как раз за ней. Вот и получился одиноко стоящий пик.
       Шурка кивнул и начал смотреть на дежурных, раскладывающих на плёнке перекус. Есть ему не хотелось и вообще ничего не хотелось, кроме как сидеть вот так, одному, тихо укачивая вновь заполнявшую его боль.
       "Каждый за кем-то идёт,
       Значит, куда-то придёт", - вот привязались, чертыхнулся Шурка. - А Оля молодец, выдержала. А что плакала, так кто видел... Девочкам вообще можно плакать, а нам... Ну, ходит она с Володькой, ну, ходит, что же теперь...
       Шурка закрыл глаза и продолжал незаметно покачиваться взад и вперёд.
       "Каждый за кем-то идёт,
       Значит, куда-то придёт...
       Каждый за кем-то идёт..."
       - Шурка, возьми, - сказала Оля.
       Шурка вздрогнул и поднял голову.
       Оля протягивала ему кружку с клюквенным соком и несколько печений.
       - Не надо, - хрипло выдохнул Шурка.
       - Бери, бери. Всем уже раздали.
       - А ты? - спросил Шурка. - Это же твоя кружка.
       - А я уже выпила, - Оля присела рядом. - Знаешь, я тебе перчатки завтра отдам. Вечером постираю, ладно?
       - Не надо...
       - Заладил: не надо, не надо, - улыбнулась Оля. - Да возьми ты кружку, наконец! Ну вот, а то как маленький...
       Шурка отвернулся и начал смотреть на вершину Эльбруса.
       - Красиво? - спросила Оля.
       Шурка кивнул.
       - Хорошо, что мы здесь, - сказала Оля. - Когда ещё такое увидишь.
       Шурка не ответил, отпил пару глотков и протянул кружку Оле:
       - Не хочется что-то. Допей.
       Он подождал, пока Оля выпила сок, и тихо сказал:
       - Ты ко мне больше не подходи, ладно? А то Володька обидится.
       - Ты что, сдурел?
       - Я все знаю, - тихо сказал Шурка.
       - Что ты знаешь, что? - быстро спросила Оля.
       - Дружишь ты с ним...
       - С чего ты взял?
       - Знаю...
       - А я знаю, что ты дурачок, - сказала Оля и положила руку ему на колено. - Дурачок, понимаешь?
       - Не понимаю...
       - И хорошо, что не понимаешь, - рассмеялась Оля. - До чего вы ещё глупые мальчишки: дружишь, не дружишь.
       Оля встала, и Шурка подумал, что никогда не видел её такой красивой.
       - Вечером рубашку дашь, я постираю: воротник уже вон какой заскорузлый, - сказала Оля. - А посуду мы снова вместе помоем. Пойдёшь?
       Шурка кивнул.
       И тут Оля сделала то, о чем Шурка никогда не мечтал: она потрепала его по голове. Потрепала и пошла, к своему рюкзаку. А Шурка смотрел, как она идёт, и чувствовал, что лоб становится влажным, а по рукам от самых пальцев быстро бегут мелкие покалывающие мурашки...
       Ребята уже надевали рюкзаки, а Шурка сидел на своем камне вдали от всех, сидел, будто не касались его общие сборы, и сидел бы долго ещё, но Оля крикнула, чтобы вставал, и что надо идти.
       Шурка встал за Олей и оглянулся. Нет, не на Володьку, который топтался на месте, ожидая начала спуска с перевала.
       Шурка смотрел на блестящие под солнцем снега, такие праздничные сейчас, а ещё совсем недавно безжизненно-серые, придавленные тяжестью разбухших туч.
       "Дружишь, не дружишь..." - вспомнил Шурка и улыбнулся.
       Боль ушла, словно её и не было никогда, только приятная усталость разливалась по телу, и стоять под рюкзаком было легко, а то, что Оля ходила с Синявиным, так это когда было...
       - Двигай! - сказал Володька.
       Шурка ступил на мелкую осыпь и посмотрел вниз, где была новая долина, ещё не видная из-за теснящихся у тропы скал, но зато ясно увидел, как дрожит и переливается над тропой чуть голубоватый воздух. Шурка глубоко вздохнул и вошел в эту тёплую голубизну.

    ПРИКЛЮЧЕНИЕ ИЛИ ЧП?

       Мы сидели у костра под хребтом Демерджи в Крыму и разбирали случившеёся днём ЧП. Нас около сорока человек - школьники, студенты и совсем взрослые люди, те, кто сумел выбраться в первую майскую неделю на учебно-тренировочный сбор перед летим путешествием.
       А случилось вот что. Ещё накануне, когда новички обучались спускам по верёвкам на крутых травянистых склонах, инструктор заметил, что грудная обвязка и седло у девчонки сделаны не из прочного капрона, как было сказано перед поездкой, а из корсажной ленты, прошитой хлопчатобумажными нитками.
       Инструктор приказал снять "систему" и для наглядности потянул её в разные стороны. Раздался треск: нитки и лента в нескольких местах надорвались.
       Вечером девчонка на скорую руку подновила "систему" и утром заняла очередь на спуск с двадцатиметровой отвесной скалы с отрицательным уклоном внизу. Новый инструктор, ведавший верхней страховкой, не обратил внимания на материал, из которого сделана "система", - как он потом говорил, ему это и в голову не пришло. Он только проверил правильность вязки узлов и ход верёвки в "лепестке", завинтил муфту на карабине и дал разрешение на спуск.
       О дальнейшем рассказывали ребята, сидевшие внизу.
       В том месте, где начинался отрицательный уклон и ноги девчонки утратили опору, грудная обвязка лопнула. К счастью, девчонка успела схватиться за вырвавшуюся из системы верёвку и осторожно заскользила по ней вниз, на руки сбежавшихся под скалу зрителей.
       Конечно, девчонку крепко отругали сразу же под скалой и особенно на вечернем разборе занятий, но нашлись люди, которые, не отрицая её вины, указывали на самообладание новичка: ведь она могла выпустить верёвку, и тогда...
       Последнее слово, как у начальника сборов, оставалось за мной.
       Ещё раз в деталях разобрав случившееся и дождавшись, когда страсти поулеглись, я сказал:
       - Видите ли, ребята, мне кажется, что туризм и без того полон всякими неожиданностями, чтобы добавлять к ним случаи, связанные с безответственностью или неумением отдельных людей. Конечно, в путешествии может случиться всякое, но это "всякое" не должно выходить за рамки ситуаций, которые предусматривались и неоднократно проигрывались перед выходом на маршрут.
       - А как же приключения, - спросил кто-то. - Или вы против приключений?
       - Нет, почему же. Без приключений путешествий, видимо, не бывает. Но приключения не должны приводить к тяжелым последствиям и, тем более, к трагедии. Домой все должны возвращаться живыми и здоровыми - вот что главное.
       - Но ведь всего предусмотреть нельзя, - не унимался мой оппонент.
       - Не согласен. Предусмотреть можно практически всё. И это зависит от опыта туристов и от руководителя группы.
       Я чувствовал, что говорю недостаточно убедительно, особенно для новичков, для которых выскользнувший из-под ног на идущих ниже камень или заклинившаяся в скалах верёвка - только досадная случайность.
       - Давайте оставим теорию, - сказал я. - Хотите, расскажу об одной переправе на Памире, а уж вы сами решайте, приключение это или что-нибудь ещё. Так вот, натянули мы верёвку через довольно широкую и бурную реку. Понаблюдав за переправой, я занялся какими-то делами. И вдруг раздался крик. Одну из туристок - вон она прячется за товарищами - сбило с ног и накрыло с головой. Рюкзак мешал ей подняться, и пока её подтягивали к берегу страховочной верёвкой, она основательно нахлебалась. Потом мы даже стишки об этом сочинили. Ну-ка, Верочка.
       - Тогда в горах была ещё я в силе,
       Но сорвалась и оказалась под водой.
       Когда б меня тогда не подхватили,
       Я б оставалась вечно молодой, -
       весело продекламировала несостоявшаяся утопленница.
       - Что же произошло? Оказывается, фотограф в поисках выразительного кадра попросил её развернуться лицом к солнцу и, следовательно, спиной к течению. Те, кто руководил переправой, не придали этому значения, и на самом глубоком месте напор воды, ударив туристку под коленки, бросил на спину, а рюкзак потянул вниз. Вот такое было у нас приключение. А ведь ничего бы не случилось, если бы мы не забыли, что обстановка на переправе требует внимания, пока последний человек не выйдет на противоположный берег.
       Ребята заспорили, каждый по своему объясняя услышанное.
       - Насколько я понял, - чуть иронично сказал девятиклассник, своими рассуждениями способный усложнить любое простое дело, - насколько я понял, приключениями теперь будем называть события, закончившиеся благополучно. А если наоборот, то это уже ЧП.
       - Ты ничего не понял, - ответил я. - Речь идёт не о приключениях, а о действиях или бездействиях, которые приводят к неожиданному результату. Безответственность остается безответственностью, чем бы вызванная ею неожиданность ни закончилась. Если турист, бравируя перед товарищами, начинает бежать по осыпному склону и, набрав скорость, превращается в неуправляемый болид, то это разгильдяйство, своего рода хулиганство, независимо от результата спуска.
       Ребята одобрительно зашумели, и я продолжил:
       - Все помнят, что в горах у нас были и смешные, и довольно напряженные моменты. Может быть, это и называется романтикой дальних дорог, не знаю. А что касается приключений, то давайте вспомним наше последнее путешествие, где этих самых приключений, по-моему, было даже в избытке.
       Я подождал, пока новички, тесня ветеранов, уселись поближе ко мне.
       - Собрались мы на Матчинский горный узел, это на северном Памире. Школьники и несколько взрослых выехали неделей раньше - студенты ещё не закончили сессию. В задачу первой группы входило поставить палатки в цирке перевала Джиптык, перенести через него коробки с продуктами и вернуться в лагерь для встречи с товарищами.
       Мы стартовали из абрикосового сада за кишлаком Ворух. Отсюда до цирка Джиптыка при хорошей работе два дня хода. Но мы не спешили: сначала отнесли грузы на высоту 3000 метров и вернулись в сад. На второй день перебазировались к продуктам. Потом забросили ящики под перевал - а это уже около 4000 метров - и снова спустились к палаткам. Надо сказать, что подъём в цирк перевала оказался нелёгким: и груза было много, и высота сказывалась. Ребята жаловались на головную боль, кое-кого клонило ко сну. Чтобы лучше акклиматизироваться, сделали ещё одну ночёвку на полпути к перевалу, успев до темноты отнести наверх последние ящики, канистры с бензином, ненужные пока верёвки и всякие железяки.
       Только на пятый день мы обосновались в цирке Джиптыка. Самочувствие у всех хорошее, мы даже успели выполнить незапланированную работу: отнесли ящики на перевал, на высоту 4050 метров.
       До встречи со второй группой оставалось два дня. Мы спустили грузы в долину за перевалом, вернулись, а с утра расставили на скалах дозорных, чтобы они сообщили о появлении на тропе наших товарищей.
       День выдался на редкость жаркий, к полудню температура поднялась до 45 градусов.
       - До пятидесяти, - поправили меня наши ветераны. - До пятидесяти, а может быть, и больше: на термометре шкалы не хватило.
       - Во всяком случае было не холодно, - согласился я. - А укрыться от жары негде: вокруг только камни и жухлая трава.
       Новички уже знают, что это такое - таскать грузы и тренироваться под яростным крымским солнцем, и потому с уважением посматривают на участников памирского путешествия.
       - Мы как могли украсили лагерь, поставили в худосочный ручеёк две кастрюли с компотом, разучили наскоро приготовленное приветствие, все время поглядывая в сторону дозорных: не будет ли сигнала о появлении группы.
       Дозорные просигналили только во второй половине дня. Через час доложили, что группа сидит далеко внизу и скорее всего придёт в лагерь минут через сорок пять.
       Ждём больше часа. Так где же группа?
       Дозорные жестами показывают вниз: сидят на том же месте.
       Солнце тронуло раскаленным краем соседний хребет. Нам сообщают, что группа начала подъём. Проходит ещё час.
       - Ну, как там внизу?
       - Сидят.
       - Опять?!
       - Да.
       Церемония торжественной встречи явно сорвана. Разрешаю спуститься вниз желающим, и лагерь пустеет.
       Вместе с сиреневыми сумерками в цирк перевала начала вползать вторая группа. Несколько девушек идут без рюкзаков, остальные бодрятся, но выглядят, как говорится, не очень. Группа растянулась, и ожидаемого столпотворения у кастрюль с компотом не наблюдалось.
       Как рассказал командир новоприбывших, они соблазнились возможностью просидеть один день в абрикосовом саду, их, видите ли, пообещали потом забросить на машине до 3000 метров. Ночью, уже на высоте, у троих поднялась температура и почти у всех болели головы. В таком разобранном состоянии группа ранним утром начала подъём к перевалу. А командир группы...
       - Позвольте продолжить, ведь я и есть тот командир, - попросил наш ветеран. - Действительно, утром ребята чувствовали себя неважно, но все надеялись, что на ходу станет легче. Группа начала растягиваться уже на первом подъёме, хотя шли очень медленно. Жару решили пересидеть у ручейка. Ополоснулись, напились и вроде бы начали приходить в себя. Но тут навалилась на нас горняшка: в головах гуд, перед глазами мушки цветные, а движения как при замедленной киносъемке... Пробовали идти, но скоро опять сели. Потом подоспела помощь, а остальное вы знаете.
       - А почему ребятам не дали время на акклиматизацию? - спросили новички.
       - Так они же в саду день просидели, - загалдели самые догадливые. - И машиной не надо было пользоваться!
       - Давайте воздержимся от вопросов, - предложил я. - Ведь путешествие только начинается, а отвлекаясь, мы застрянем на полпути.
       Утром мы перешли перевал, основательно разгрузив тех, кто ещё не пришел в себя после вчерашнего перехода, а ещё через три дня поднялись на перевал Красный. Высота 4500 метров уже не сказывалась на самочувствии. Спускаться предстояло по довольно крутому снежно-ледовому склону. Двух связанных веревок как раз хватало от седловины до выполаживания на леднике. Особых сложностей спуск не представлял, поэтому страховались только схватывающим узлом. Все шло нормально, пока пионервожатая Света не поскользнулась, да так неловко, что верёвка, захлестнув руку, завела её назад и вверх. Дотянуться свободной рукой до схватывающего узла Света не могла, и чем больше изворачивалась, стараясь ослабить самостраховку, тем больше сползала по склону, и верёвка все выше заводила руку за спину.
       Что было делать? Спуститься к Светлане нельзя: на склоне много "живых" камней - полетят они вниз, никакая каска не спасет. Подтянуть Свету кверху верёвкой тоже невозможно: рука немедленно выскочит из плеча.
       - Перестань визжать и успокойся! - грубо заорал я. - Ты висишь на самостраховке и больше вниз не поедешь. Теперь слушай внимательно. Постарайся выбить каблуком лунку и упрись в неё. Готово? Теперь медленно выпрями ногу и подтянись сантиметров на десять вверх.
       - Обвязка давит, я задыхаюсь! - прокричала Светлана.
       - Подтянись вверх, тебе говорят!!!
       Ребята тем временем развязали петлю наброшенной на камень верёвки, соорудили примитивный тормоз и ухватились за свободный конец. На все приготовления ушло не больше минуты.
       - Не двигайся, начинаем выдавать верёвку!
       Верёвка медленно пошла вниз и провисла на склоне.
       - Всё! Освобождай руку и пользуйся свободой! - примирительно крикнул я.
       Петлю снова закрепили на камне, и Светлана ушла вниз.
       - Но ведь это случайность, что она поскользнулась, - тут же нашлись защитники пионервожатой. - Получается, что уже и поскользнуться нельзя.
       - Поскользнуться, конечно, можно, хотя и нежелательно, - сказал я. - Только почему вы не спрашиваете, как случилось, что Света не смогла дотянуться до схватывающего узла? Она что, не знала, что узел вяжется на длину руки спускающегося и не выше запястья? Знала. И не проверила, сможет ли подтянуть его к себе при срыве. Если бы сделала все правильно, то просто ослабила бы страховку и встала на ноги. А так - поросячий визг над ледником, да и руку, того и гляди, вправлять бы пришлось, вы хоть представляете, что это такое?
       Я рассказываю и вижу расширенные глаза девчонок-новичков. Выдержав эффектную паузу, нагнетаю напряжение ещё больше:
       - Вы думаете, наши приключения на этом окончились? Ничего подобного! Самое страшное ещё впереди. Вошли мы в ущелье Минтэке...
       - Подождите, - останавливают меня участники путешествия, - вы же не рассказали, как утром мы пошли мыть посуду в озерце, а оно на наших глазах начало затягиваться льдом...
       - А помните землетрясение?
       - Это все мелочи, - отмахиваюсь я. - О них как-нибудь в другой раз. Значит, вошли мы в ущелье Минтэке. Ущелье неширокое, хорошо просматриваемое от борта до борта. Я шёл с третьим отделением и на привале догнал головную группу. Рассаживаемся на камнях, болтаем о том, о сём.
       - А вы видели пастуха? - спрашивают те, кто пришёл на привал раньше.
       - Какого пастуха?
       - Обыкновенного. Он вышел откуда-то, чуть ниже нас, и пошёл в вашу сторону. Мы его окликнули, но он только оглянулся и пошёл дальше.
       - Никого мы не видели, - сказал я. - Первое отделение, поднимайтесь! До перевала ещё две, если не три ходки.
       - Ну как же, - не унимались ребята, - он же не мог с вами разминуться. Ущелье-то узкое.
       - Дался вам этот пастух! Первое отделение, вы что, команды не слышали? Да и откуда здесь взяться пастуху на высоте за 4000 метров? Кого ему здесь пасти? Поднимайтесь, поднимайтесь, ребята, - поторопил я туристов.
       Мы спустились с перевала в сумерках. Подходящих площадок для лагеря не нашли и расположились на крупной морене, подложив под палатки плоские камни.
       Разбудили меня тяжёлые шаги и невнятный разговор. Вроде бы люди ходили по лагерю, не то спотыкаясь о камни, не то ворочая их. Я долго прислушивался, пытаясь по голосам узнать нарушителей тишины, но говорили негромко, словно бормоча, и я ничего не мог разобрать.
       - Вы слышите, слышите, - зашептала моя соседка. - Кто-то ходит между палатками.
       - Слышу. Ты не узнаешь по голосам, кто бы это мог быть?
       - Я давно слушаю, это не наши.
       - Тогда кто же?
       - Может быть, какая-то группа спустилась с перевала и ищет проход вниз... Давайте выйдем, посмотрим.
       - В такую-то холодрыгу? Ладно, давай спать, утром разберёмся.
       Утром я собрал ребят и с пристрастием начал допрашивать, кому это полночи не спалось. Но все говорили, что сами проснулись от шума в лагере, и ничего не могли объяснить.
       - Ребята, кто видел вчерашнего пастуха, - спросил я. - Он далеко был от вас?
       Выяснилось, что пастуха видело почти всё первое и второе отделения. А появился он неизвестно откуда, метрах в пятидесяти ниже места привала.
       - А во что он был одет?
       - Ну, как во что? Издалека ведь не разберешь... Во что-то тёмное или чёрное.
       - А если это шкура?
       У ребят начали медленно отвисать подбородки.
       - Поздравляю вас, - сказал я. - Вам повезло: вчера вы видели йети, снежного человека. А нынешней ночью он, скорее всего, побывал в нашем лагере.
       Конечно, поднялся шум, конечно, начали вспоминать подробности, хотя что тут особенного можно вспомнить, но с выходом на маршрут из-за всех этих разговоров мы задерживались.
       Когда, наконец, лагерь был свёрнут, кто-то прокричал, чтобы все подошли к краю обрыва, протянувшегося вдоль морены. Мы заглянули вниз и увидели две цепочки парных следов, пересекающих большой снежник от нашего края обрыва и до скальной стены напротив. Нашлись, правда, скептики, утверждавшие, что это не следы вовсе, а камни, так ровненько-ровненько свалившиеся со стены. Но над скептиками посмеялись, и все решили, что снежник пересекли двое снежных людей. Как бы там ни было, но нам не пришлось искать темы для разговоров на очередной ночёвке. Мы даже не вспоминали о случае при спуске с перевала. Там сдвинулся с места никем не потревоженный камень и устремился на нашего Пашу.
       Паша не стал соревноваться с камнем в скорости, а в несколько прыжков добрался до выступающей скалки и залёг за ней. Камень ударился о скалку, перелетел через Пашу и покатился вниз. Всё обошлось, потому что в данной ситуации было выбрано единственно правильное решение, которое, кстати, не раз отрабатывалось на тренировках здесь, в Крыму.
       - А отскочить в сторону нельзя было? - спросили новички.
       - Нельзя. Камень хотя и приличный был, но подпрыгивал и немного менял направление. Пойди угадай, куда он в следующий момент отскочит. Так что Паша всё сделал правильно.
       В другое время это "приключение" обсуждалось бы несколько дней, но теперь всех занимало только одно: кого же мы видели в ущелье Минтэке и кто бродил ночью между палаток? Я поведал ребятам всё, что читал о снежном человеке, припомнил даже, что в район Минтэке на его поиски организовывались экспедиции, и договорился до того, что когда девушкам пришла надобность отойти подальше за камни, они потребовали, чтобы их сопровождали несколько мужчин...
       - А что вы улыбаетесь, - осадили девушки новичков. - Представляете: темень, громадные камни вокруг, ледник рядом. А тут такое наговорили! Сами бы попробовали отойти от группы...
       - Так у нас три девушки и попробовали, - рассмеялся я. - Правда, ещё днем, когда мы спускались после той интересной ночёвки.
       Чёткой тропы на морене не было, шли каждый где хочет - я только предупредил, чтобы прижимались к левому борту ущелья: там на холмах есть удобные площадки для палаток.
       Спустились, скинули рюкзаки - глядь, а трёх девушек нет.
       Сразу же начались поиски: одних наверх послали, других вниз, к леднику. Биноклем по склонам шарим: нет девушек, и всё тут!
       Одно утешение: деться им некуда - места безопасные, если так можно сказать о горах. В общем, найти потерявшихся - вопрос времени. И действительно: когда мы уже начали по-настоящему волноваться, увидели в бинокль, что на ледник вышли три маленькие фигурки. Для успокоения совести покричали и помахали им, да разве докричишься, когда рядом река клокочет.
       Пришлось отряжать за девчонками "спасательную команду", а это - вниз по склону, потом по моренному валу, потом по леднику... Рассказывать, конечно, просто, а на деле полтора часа прошло, пока заблудившихся в лагерь привели.
       Стоят девчонки перед нами, носами хлюпают, слезы по лицам размазывают.
       - Как это вас на ледник занесло? - спрашиваем. - Ведь сказано было, что по левому борту ущелья надо идти.
       А девушки сами не понимают, как всё случилось. Вроде бы шли с группой, да видно, заболтались, а потом оглянулись - никого рядом нет. Начали выбирать путь поудобней и даже не вспоминали, по какой стороне ущелья спускаться велено. Вышли под какую-то стенку, там на них камни посыпались. Прикрыли девушки головы рюкзаками, так и прошли опасное место. Зачем вылезли на ледник, тоже объяснить не могут, ведь утром подробно говорилось о маршруте и о месте ночёвки на холме перед ледником.
       В тот вечер мы были настроены благодушно и не стали терзать девушек лишними разговорами, хотя поговорить было о чём. Только их классная руководительница сказала назидательно:
       - Недостаток ума компенсируется ходьбой!
       Те, кто были в том путешествии, улыбаются и вспоминают подробности. Новичкам тоже весело, ведь они ещё не знают, что такое сбиться с пути и остаться одним в горах.
       - Так что же, - спрашиваю я, - будем считать это приключением или ЧП?
       - Конечно, приключением, - отвечает наша молодежь. - Вы же сами сказали, что ничего с девушками в этих местах не могло произойти.
       - Не знаю, чрезвычайное это происшествие или нет, - сказала классная руководительница девушек, - но таких случаев быть не должно. Подумайте сами: девочкам указали маршрут перехода, а они всё напутали и ушли на ледник. Значит, слушали невнимательно, надеясь, что их доведут до места ночёвки. Это что, детская шалость? Во-вторых, они просто не имели права терять группу из вида. А выход под камнепад? Может быть, они не знали, что от отвесных стен надо держаться подальше, и уж во всяком случае не проходить под ними скопом? Тогда чему же они учились на наших сборах? И ещё: почему вся группа должна трепать себе нервы, а потом посылать и без того уставших людей на выручку недотёп?
       Учительница заново переживала всё, что было тогда в горах, и мне пришлось успокаивать её, сказав, что дело это прошлое и послужит для всех хорошим уроком.
       - А что было дальше, - спрашивают новички.
       - Ого! - таинственно переглядываются ветераны.
       - Слабонервных прошу удалиться, - говорю я. - А дальше было вот что. Лагерь на подходе к последнему нашему перевалу Бирксу установили в широком ущелье на ровных площадках, недалеко от обрыва к реке, шумящей глубоко внизу. Как всегда, откатили в сторону несколько камней: если под ними свежая трава, надо перебираться на другое место. Но сейчас всё в порядке, камни лежат давно, да и неоткуда им падать сюда: боковой хребет от нас метрах в трехстах, если с него что и свалится, то покатится не к нам, а вниз, в долину.
       До сих пор не могу понять, чего мы не предусмотрели в тот вечер, да и что, собственно, нужно было предусмотреть.
       Мы проснулись от странных звуков. Такое впечатление, что где-то раскачивают огромный камень. Потом услышали, как камень сдвинулся, приостановился на несколько секунд и, набирая скорость, с грохотом покатился на наши палатки. Выскочить из палаток никто не успел, только где-то закричали испуганно. Всё произошло настолько быстро, что вроде и рассказывать нечего.
       Камень, тяжело ухая, промчался между двумя палатками и рухнул с обрыва. По звуку камень был очень большой, я даже почувствовал, как задрожала земля под палаткой. Мужчины вылезли наружу, светят фонариками - темень, холод, звезды по всему небу плотно рассыпаны и нигде никого...
       Утром, осмотрев местность, мы так и не поняли, откуда катился камень, и как он вообще мог катиться в нашу сторону. А вот катить его вполне могли. Только кто и зачем? И тут мы опять вспомнили о снежном человеке...
       Я замолчал, давая ребятам возможность переварить услышанное.
       - Вот вам только несколько случаев и только из одного путешествия. Кое-чего можно было избежать, например, подъёма на первый перевал без акклиматизации, другие моменты требовали быстрых и, главное, правильных решений. Что же до снежного человека,.. - я пожал плечами, - был ли он, не был... Но камень-то на нас ведь не с неба свалился...
       За разговорами мы припозднились, но ребята не хотели расходиться.
       - Вот вы ищите приключений, - обратился я к новичкам. - А Виталий Михайлович Абалаков, встречаясь с нашей группой, заметил, что восхождение считается грамотно проведённым, если на маршруте ничего сверхобыкновенного не произошло. Многие ребята не поняли тогда знаменитого альпиниста, ведь все знали, что "Железный хромец" попадал со своей командой в самые невероятные переделки. Наши романтики упускали из вида, что команда Абалакова всегда, понимаете, всегда работала безаварийно, имея такой запас физической, технической и тактической подготовки, который позволял ей успешно выходить из самых трудных и неожиданных ситуаций. А со стороны это действительно выглядело приключениями.
       Я оглядел внимательные лица слушателей и повторил:
       - Это действительно выглядело приключениями, которые ни разу не приводили к ЧП.
       Костёр прогорал, и всё вокруг было в сказочно-голубоватом свете от поднявшейся над хребтом Демерджи луны.
       Завтра мы взойдём на этот хребет: ветераны - скальным маршрутом, новички - дорогой попроще. У каждой группы будут свои заботы и свои приключения, к которым мы тщательно готовились на зимних тренировках дома и здесь, в весеннем Крыму.
       Опубликовано в адаптированном варианте в газете "Вольный ветер"

    ОДИН ШАГ В СТОРОНУ

       Тропа круто забирала на хребет, и потому группа шла неторопко, с первых дней путешествия заведенным порядком.
       Впереди - Володя, до невозможности обезжиренный, более всего ценивший в разговоре молчание, за ним - Маринка, безотказная вьючная лошадка, далее - рассудительная Аллочка с притороченной к рюкзаку гитарой, о которую постоянно стукался Толик, так и не сумевший за две недели маршрута выработать правильный темп. Позади основательно вышагивали самые работяги, Алексей и Олег, профессиональный врач, плюсовавший ко всем своим достоинствам ещё метр девяносто роста и без малого центнер убойного веса.
       Фанские горы радовали обилием зелени и снегов, а главное, хорошей погодой: редкие облачка растворялись на солнце уже к полудню, и темно-синее небо сделалось настолько привычным, что о возможных дождях даже перестали вспоминать. Два кавказских маршрута, которые друзья провели вместе, были наполовину слякотными, поэтому предложение Володи пройтись этим летом по Фанам, где погода практически гарантирована, споров не вызвало.
       - Только вот что, ребятки, - сказал Володя, - Фаны - это всё-таки Памир, а мы пока ещё чайники, запомните это. Так что никаких первопрохождений и рекордов, понятно? Пойдём хожеными перевалами.
       - Об чём речь, шеф, - оскалился Алексей. - Мы твои верные абреки и чебуреки. Потопаем куда прикажешь.
       На то, что они действительно чайники, спокойно указала Аллочка, когда они, пройдя три перевала, остановились под Казноком.
       - Не объясните ли вы, - сказала она, тихонько перебирая струны гитары, - для какой надобности мы тащили на себе продукты на оставшуюся неделю, если их можно было оставить здесь, под перевалом. Ведь начинали мы кольцо в трех часах отсюда, никак не больше.
       - Проблема, достойная обсуждения, - меланхолично отозвался Толик.
       - Пусть ещё объяснят, зачем я тащу эту куколку, - прорычал Алексей, кивая на упакованную в чехол верёвку. - Пусть объяснят, иначе я призываю к бунту. Где этот, который шеф? К ответу его!
       Володя внимательно оглядел набитые рюкзаки и развёл руками.
       - Будем считать, что бунт подавлен на корню, - улыбнулся Олег. - А вообще-то ничего страшного. Здоровее будете. Если не надорвётесь, конечно. Это я как врач говорю.
       Никто на Казноке не надорвался, и теперь, после днёвки на Алаудинских озерах, ребята подтягивались к перевалу Адамташ. Правда, этот перевал они не планировали, рассчитывая уходить с гор через простенький Алаудинский, но когда увидели вереницу туристов, заполонивших тропу, становиться в очередь как-то не захотелось.
       Чабаны подсказали, что на этом хребте есть ещё несколько перевалов, ничуть не сложнее Алаудинского, ну, может быть, немного покруче, и Маринка, восторженно запрыгав, начала убеждать друзей, что идти нужно через какой-нибудь из них.
       Володя, не вмешиваясь в разговор, блаженствовал на пенопластовом коврике.
       - А почему бы и нет, шеф, - серьёзно спросил Алексей. - Какая разница?
       - Вот именно.
       - Именно "да" или именно "нет"? - оторвался от карты Толик. - Я склонен думать, что "да". Посмотрите: здесь перевал, как его,.. ага, Адамташ. На той стороне вроде небольшой ледничок, но от него вниз чёткая тропа. Значит, и по времени один к одному будет.
       - Володечка, ты такой худенький, такой мускулистенький, такой миленький! - затараторила Маринка. - Ну скажи "да", ну скажи! Ну дай я тебя расцелую!
       Володя закрыл глаза и лениво потянулся.
       - Олег, ты же самый старший и самый тяжёлый! - Маринка упала перед Олегом на колени и молитвенно протянула к нему руки. - Скажи ты, он послушается!
       - Если мои телеса имеют вес, то я кладу их не на чашу шефа, - рассмеялся Олег. - Тем более, что это всего один шаг в сторону.
       - Вымогатели! - сказал Володя, приподнимаясь на локте. - Давайте карту.
       Они вышли на узкую седловину и радостно оглянулись. Слева уходила далеко вперед огромная стена, залепленная висячим ледником и снежниками. Прямо перед ними открывался широкий обзор долины Куликолонских озёр, а ниже, под крутым склоном, бугрился грязноватый ледник, исполосованный открытыми трещинами. Высокий моренный вал тянулся вдоль ледника, развалив его на две части. Правая ветвь была значительно выше соседней и, скорее всего, заканчивалась неприятным сбросом.
       - Красота! - сказал Толик, оглядывая мощную стену. - Такого мы ещё не видели.
       - Я же говорила, что нужно идти сюда, - тормошила ребят Маринка, - я же говорила!
       Алексей прохаживался по узкой седловине, рассматривая навалы камней, покрывавших склон до самого ледника.
       - Как будем спускаться, шеф? - негромко спросил он.
       Володя ещё раз посмотрел вниз и, не отвечая, пошел к стене.
       - Может быть, лучше сразу на ледник, - предложил Толик. - Короче ведь будет...
       - Нет, - сказал Алексей. - Крутовато здесь. А потом ещё с правого ледника на левый через моренный вал перебираться придётся.
       Путь вдоль стены оказался не из приятных. Иногда приходилось сбрасывать рюкзаки и сползать с крупных камней.
       Алексей оглянулся на Олега:
       - С твоей высоты не видно, сколько ещё эта канитель продолжаться будет?
       Олег вытер панамой пот с лица и пожал плечами:
       - Думаю, минут тридцать ещё провозимся.
       Олегу было всё-таки чуть легче других: идя последним, он видел места, где ребята подсаживали друг друга, взбираясь на валуны, и выбирал для прохода более удобные камни. Вот и сейчас, когда все застряли в очередном хаосе, он приметил обходной путь и даже что-то похожее на тропу.
       - Передайте шефу, что я обойду эту бьяку! - крикнул Олег.
       - Лады! - отозвался Толик.
       Олег свернул за здоровенный валун, сразу закрывший от него группу, и двинулся вниз.
       Тропка не тропка, а так - плоские камни с небольшими вкраплениями мелкой осыпи - вела вроде к моренному валу, куда сверху пробивались ребята. Олег явно опережал их и уже прикидывал, с какого места на леднике увидит друзей.
       Тропка оборвалась у крутого склона, заваленного мелкой чёрной сыпухой вперемешку с землей. Под склоном, преграждая дорогу, тянулся присыпанный камнями ледник. Моренный вал, подпиравший его левый борт, почему-то был ещё далеко, хотя по расчётам Олега должен был появиться прямо перед ним.
       Олег медленно вытер панамой потное лицо: выходит, он не обходил вдоль стены верховье ледника, а спустился к его правой ветви. Съезжать по ненадёжному мокрому склону и пересекать ледник Олег не рискнул, возвращаться знакомой тропой под стену не было времени: ребята выйдут на левую ветвь ледника значительно раньше, а доставлять лишние хлопоты друзьям Олег не любил.
       А в общем-то ничего страшного не произошло. Если подняться в лоб к самой стене, он, скорее всего, встретит группу, во всяком случае, не очень отстанет от неё.
       Олег ещё раз посмотрел вверх. Крутой склон был завален бесформенным нагромождением камней и обещал метров сто хорошей работы.
       "Создадим себе трудности, чтобы их преодолеть" - усмехнулся Олег и затянул потуже пояс на рюкзаке.
       Подъем оказался на удивление несложным. Перешагивая, как по ступеням, с камня на камень, только изредка помогая себе руками, Олег быстро добрался почти к самой стене, вдоль которой прошли или должны будут пройти ребята. Осталось только взобраться на сглаженный земляной взлёт, но это уже ерунда: четыре-пять метров свободного лазания, при его-то росте!
       Олег взялся за выступающие из земли камни, убедился, что держат они отлично, и осторожно подтянулся на руках.
       "Так. Теперь ещё раз выпрямить ногу, ухватиться за следующий камень, теперь ещё..."
       Поднятые над головой руки суетливо зашарили по утрамбованной земле, и Олег всем телом прижался к взлёту: зацепок больше не было.
       - Только не мандражить, - пробормотал Олег, стараясь унять неприятную мелкую дрожь, зародившуюся где-то в груди, - только не мандражить... Мы это сейчас...
       Прижавшись к шершавой земле и чуть приподняв голову, Олег посмотрел на край взлёта, который был совсем рядом. Надо подтянуться всего один раз, всего один...
       - Мы это сейчас... - снова сказал Олег и, спружинившись, рванулся вверх.
       Судорожно скребя руками и ногами, чувствуя, что через мгновение остановится и рухнет, он все-таки ухватился за край взлёта - за какие-то камешки, сразу поехавшие под его пальцами. Продолжая царапать взлёт носками ботинок, Олег подтянулся ещё немного и припечатал подбородок между соскальзывающими вниз ладонями.
       Всё. Как он не напрягался и не сучил ногами, подняться выше не удавалось. Рюкзак оттягивал плечи назад, и каждое движение могло окончиться срывом. Олег втискивал пальцы в твёрдую землю, цеплялся за мелкие камешки и пучки жёсткой, медленно выдиравшейся из земли травы, понимая, что долго так не продержится, и что самое лучшее - неподвижно висеть, прилипнув к взлёту, держась не столько руками, сколько прижатым к перегибу подбородком.
       "А может быть, отпуститься и спрыгнуть, - подумал Олег. - Так всё-таки лучше, чем сорваться, так всё-таки приготовиться можно..."
       И тут он увидел ребят. Они шли знакомой цепочкой, за крупными камнями, метрах в десяти от него. Это было настолько неожиданно, что Олег только молча смотрел, как они уходят вниз по склону.
       Тогда Олег закричал. Алексей оглянулся, зашарил взглядом поверх камней, но, никого не увидев, пошёл за ребятами.
       Олег закричал снова, натужно и неузнаваемо. Алексей остановился, завертел головой и запрыгал по камням, на ходу сдергивая рюкзак. Упав перед Олегом на колени и придавив его ладони к земле, выдохнул ошалело:
       - Ты что?
       - Вишу вот, - виновато улыбнулся Олег.
       - Сюда!!! - заорал Алексей уже бегущим к ним ребятам.
       - Держи одну руку! - крикнул ему Володя, хватаясь за кисть другой. - Взялись!
       Олег зашкрабал ногами, но только потянул ребят на себя.
       - Держать! - орал Алексей больше самому себе, чем Володе. - Держать!!!
       Протиснувшийся между ними Толик, чуть не наступая на голову Олега, пытался дотянуться до рамы его рюкзака. Аллочка, навалившись на Володю, тоже схватила Олега за руку.
       - Держать!!! - орал Алексей.
       Кисти Олега начали медленно выскальзывать из рук ребят.
       Отчаянно завизжала Маринка: Олег пополз вниз, сорвался с края стенки и рухнул на камни. Его большое и тяжёлое тело покойно распласталось среди камней, словно после долгого перехода.
       - Олег! - крикнул Володя, - Ты как?
       И не дожидаясь ответа, цыкнул на Алексея:
       - Верёвку!
       Алексей метнулся к своему рюкзаку.
       - Скорей! - крикнул Володя, хотя Алексей уже бежал к нему, расстегивая чехол.
       Набросив верёвку на камень, Володя ухватился за неё, не надевая рукавиц, и сбежал по взлёту.
       Склонившись над Олегом, не слыша, что кричат сверху, затряс его, непрестанно окликая и спрашивая: "Ты что? Ты что?", приподнимал и снова укладывал поудобней его голову, похлопывал по щекам и снова тряс до тех пор, пока веки Олега не дрогнули и не приоткрылись.
       - Ты что? Ты что? - бормотал Володя, заглядывая в его расширенные зрачки. - Ты как? Что болит? Ты слышишь меня?
       Губы Олега потянулись в улыбку, но запузырились желтоватой слюной, он задышал со всхлипом и снова закрыл глаза.
       - Лешка! - крикнул Володя. - Сюда!
       Вслед за Алексеём схватился за верёвку Толик.
       - Стой! - закричал Володя. - Спускай рюкзаки! Потом отведёшь девчат назад и сойдете по морене!
       Он повернулся к Алексею:
       - Что будем делать?
       - Достань аптечку.
       - Зачем?
       - Там нашатырь.
       Они с трудом высвободили из-под Олега рюкзак.
       В самодельном пенопластовом коробе, разделенном на множество перегородок, лежали таблетки, баночки с витаминами, шприц, пинцет и несколько пузырьков. Йод и зеленку Володя узнал сразу.
       - Тут же все по-латыни, - растерянно сказал он.
       - А ты нюхай, - Алексей встал, чтобы принять рюкзаки. - Скорее, шеф!
       От резкого запаха Олег поморщился и сонно открыл глаза:
       - Живой я... живой...
       Его начало рвать, удушно и выворачивая, сразу запоганив лицо густой жёлтой слизью. Володя потянул его за борта штормовки, но усадить не смог, а только чуть приподнял и повернул на бок. Подскочивший Алексей принимал в ладони липкую густоту, чтобы не затекало за воротник, коленом поддерживая голову Олега, не давая ему завалиться на спину.
       Они перетащили Олега на разостланный спальник и тщательно оттерли быстро засыхающие на лице комочки рвоты.
       - Кто знает, что надо делать? - крикнул Володя ребятам.
       - Посмотрите, есть ли на голове повреждения, - сказала Аллочка.
       - Ничего там нет, только небольшая шишка на затылке, и всё.
       - Хорошо бы холодный компресс и лицо водой спрыснуть...
       Алексей выдернул из рюкзака котелок:
       - Я мигом!
       - Слева над ледником снежник, - подсказал Толик.
       - Ага!
       Толик сбросил Володе верёвку:
       - Мы пошли.
       - Давай. Поаккуратней там!
       Сидеть без дела рядом с неподвижным Олегом было невыносимо, и Володя рубашкой начал разгонять над ним нагретый воздух. Потом он решил, что Олега надо бы напоить горячим чаем, и залил в примус бензин. Больше заняться было нечем, и Володя снова подсел к Олегу, снова обмахивал его и говорил с ним, даже не задумываясь, слышит его Олег или нет.
       Пришёл запыхавшийся Алексей. Они положили под голову Олега набитый снегом и завернутый в майку полиэтиленовый пакет.
       - А ведь мы не стащим его вниз. Ни на себе, ни в спальнике, - сказал Алексей.
       - Знаю.
       - Тогда как же?
       Володя сосредоточенно раскочегаривал примус.
       Из-за камней показалась зарёванная Маринка и бросилась к Олегу.
       - Отойди, - сказал Алексей, - он спит.
       Подошли Аллочка и Толик.
       - Что же вы его на самом солнцепеке держите? - сказала Аллочка.
       - А где мы тебе тень возьмём?
       - Ну, хоть палатку растяните или спальник.
       - Ага! - крикнул Алексей. - Толик, давай!
       Они поставили палатку, как ширму, и на Олега упала короткая, но плотная тень.
       - Что дальше? - спросил Алексей.
       - Дальше будет так, - Володя бросил заварку в котелок и выключил примус. - Вниз мы его не снесём, это ясно. Мы с Алексеем пойдём в альплагерь. До темноты успеем. Нет, - будем идти всю ночь.
       Володя посмотрел на друзей и тихо сказал:
       - Другого решения просто нет.
       - Его же на ночь надо в палатку, - всхлипнула Маринка.
       - Палатку здесь не поставить. Накройте его двумя спальниками и пленкой. Сами как-нибудь перебьётесь.
       - Перекус хоть возьмите, - сказала Аллочка.
       - Ладно.
       Оставшись одни, ребята присели возле Олега. Чем можно помочь ему, никто не знал, и они только вытирали влажной тряпочкой выступающую испарину с его лба. Дышал Олег неровно, слюнявя губы, и Аллочка сказала, что он может захлебнуться слюной. Они усадили Олега, поддерживая валившуюся на бок голову, и подложили под обмякшую спину рюкзаки. Аллочка с ложки влила ему в рот чай, но Олег не сглотнул, и чай, замочив подбородок, закапал на рубашку. Они снова уложили Олега, напряжённо следя за слабыми движениями его лица. Когда им казалось, что Олег перестает дышать, они тормошили его и водили под носом ваткой с нашатырём, облегченно переглядываясь, когда он морщился и приоткрывал невидящие глаза.
       К вечеру с ледника потянуло холодом, и ребята укутали Олега спальниками. В быстро наступившей темноте наблюдать за Олегом стало труднеё. Фонарик помогал мало: в его свете лицо Олега делалось восковым и незнакомым. Тогда Маринка легла рядом, почти прислонив ухо к его губам. В горле Олега что-то едва поскрипывало и пробулькивало, и Маринка не могла понять стонет ли так Олег или похрапывает во сне. Иногда ей казалось, что Олег затихает уж слишком надолго, тогда она гладила его и ласково говорила с ним, стараясь уловить хоть малейшеё движение губ или шевеление тела. Аллочка и Толик сидели рядом, держа наготове нашатырь, каменно прислушиваясь к Маринкиному шепоту:
       - Он живой... живой...
       Умер Олег тихо, никого не тревожа, так что они и не заметили, когда. Уже поняв это и ещё не веря этому, задергалась, надорвалась в крике Маринка, и Аллочка, плача, била её по щекам и прижимала к груди...
       Помощь из альплагеря пришла во второй половине дня.
      
       Уже дома, на разборе случившегося в турклубе, ребятам зачитали заключение медицинской экспертизы. У Олега оказалось незначительное смещение шейных позвонков и средней тяжести сотрясение мозга. Полученные травмы, указывалось в заключении экспертизы, видимо, были усугублены систематическим и грубым нарушением покоя пострадавшего.
       Председатель комиссии уложил заключение в папку и, глядя ребятам в глаза, жёстко сказал:
       - Даже после всех глупостей, что вы натворили, включая выход на незнакомый перевал, окажи вы Олегу правильно первую доврачебную помощь, ваш товарищ мог бы остаться жив.
      
       Опубликовано в адаптированном варианте в газете "Вольный ветер"

    НЕПРОЙДЕННЫЙ ПЕРЕВАЛ

       Мы поднимались к перевалу Городецкого. Сорок пять человек - старшеклассники, студенты и учителя - растянулись тремя отделениями от языка ледника до его середины, не особенно заботясь о времени прихода к месту намеченного ночлега. А что? Путь хорошо известен: два дня мы челночили, подтаскивая к перевалу продукты, теперь рюкзаки не тянут и можно расслабиться, идти не спеша, любуясь панорамой хребтов впереди и сверкающей стеной Заалийского Алатау справа от нас.
       Как руководитель этой армады, я доволен: все складывается удачно в нашем путешествии. Из Алма-Аты машина отвезла наши пожитки к самому началу маршрута, ребята перетащили часть груза по скотогонной тропе в верховье соседнего ущелья, куда мы придём кружным путем через четыре перевала, только спустя неделю, есть у нас аварийный запас продуктов на случай отсидки в непогоду, все здоровы, и значит, можно хоть ненадолго отрешиться от повседневных забот.
       Лагерь поставили на склоне крупной морены под самым перевалом. Отсюда хорошо видна круто забирающая вверх тропа, выводящая на контрфорс, по которому придётся ещё основательно полазить. Но это завтра. А сегодня...
       А сегодня из-за перевала потянулись иссиня-чёрные тучи, покрапало для начала дождиком, и повалил густой мокрый снег.
       Ночью неподалеку начался сход лавин, и когда утром мы вылезли на свет божий, света как раз и не было: грязно-серая пелена тумана и мягко падающего снега закрыла и перевал, и ближайшие склоны. Значит, приехали. В голове привычно заработала машинка, просчитывающая мыслимые и немыслимые варианты. Вверх сегодня нельзя - это отпадает сразу. Но и вниз тоже: свежий снег прикрыл трещины на леднике, надо хотя бы день хорошей погоды, чтобы дать снегу слежаться, осесть, иначе и до спасательных работ недалеко. А мы вовсе не горим желанием опробовать на практике всё то, чему научились на тренировках. Остается ждать.
       Во второй половине дня чуть распогодилось, и в просветах низких облаков открылся перевал. Но как он не похож на тот, что мы видели вчера! Весь белый, с буграми снега на камнях, он выглядел мерзлым вздыбленным полем. И только контрфорс, словно хребет огромного динозавра, ощетинился чёрными остроконечными скалками.
       Даже новички понимают, что придётся отсиживаться, но всё-таки трое наших ветеранов просят разрешить подойти к началу подъема на перевал, благо он в каких-нибудь двухстах метрах от нас. Как и ожидалось, ничего обнадёживающего ребята не рассказали: идти очень скользко, постоянно проваливаешься между закрытыми снегом камнями, а по всему склону, будто по листу фанеры, сползают пласты свежего снега.
       Ничего толком они разглядеть не успели - всё снова заволокло тучами и снова посыпало, так что можно расходиться по палаткам и ждать, когда дежурные начнут разносить ужин.
       Перед сном, как обычно, собирается штаб группы. Все ждут моего решения. Но что я могу предложить? Подождём до завтра, погода - сами видите...
       Утром облака поднялись, кое-где начали появляться синие проплешины. Высылаем двоих с заданием: попытаться проложить путь до седловины. Разрешая выход, я в общем-то уверен, что дело это зряшное, во всяком случае, нашей группе не по зубам, но всё-таки... Уж очень не хочется возвращаться, и в обход намеченных перевалов идти знакомой тропой к нашей заброске, превратив интересное путешествие в заурядную горную прогулку.
       Из лагеря хорошо видно, как двое, медленно и часто останавливаясь, набирают высоту. Вот они уже на середине склона, вот уже почти у верхнего края контрфорса, откуда должно начинаться выполаживание...
       - А ведь дойдут, ей богу, дойдут! - говорит кто-то.
       Ребята криками подбадривают разведчиков, хотя они, конечно, не слышат их. Но всем так хочется узнать, как там наверху, да и посоветовать кое-что, ведь снизу кажется, что разведчики не всегда выбирают лучший путь.
       Хотя все это лирика: из обжитого лагеря многое представляется не так, как нашим товарищам на крутом склоне, и не надо ничего советовать, они сами сделают все, что нужно.
       Разведчики сдвигаются к скалам контрфорса. Сейчас они выберутся из глубокого снега и по камням дойдут до перевального возлёта. А там около часа работы - и седловина.
       Снова запорошило. Серые ленты облаков мягко ложатся на склоны, расползаются по ним, и мы уже не всегда видим пробивающихся к перевалу ребят. Мы не можем понять, зачем они пересекают контрфорс - ведь подниматься по нему гораздо удобней. И почему они так долго стоят возле чёрных скал - разве их нельзя обойти? Разведчики уже три часа наверху, до седловины им всего ничего, что же они там застряли, о чём думают?!
       Но вот две тёмные точки передвинулись на другую сторону контрфорса, постояли немного и медленно поползли вниз.
       В лагере разведчиков встретили крепчайшим чаем. Никто не торопит их с рассказом: дают время придти в себя, советуют переодеться - штормовки ребят покрыты ледяной коркой; но разведчики не спешат к палаткам, стоят, поглядывая на перевал, и греют руки о горячие кружки.
       Отчет разведчиков предельно точен: на склоне глубокий, местами до пояса снег. При каждом шаге он начинает сдвигаться тонкими плитами и, что ещё хуже, тащит за собой мелкие камни, от которых только успевай увертываться. Самостраховка тоже ненадежна: рука с ледорубом проваливается по локоть. Когда сверху покатились крупные камни, решили выйти на контрфорс, но там - обледенелые скалы, которые надо преодолевать свободным лазаньем. Убедившись, что по другую сторону контрфорса такой же глубокий снег, разведчики начали спуск...
       - А если навесить перила, можно пройти? - задаю я некорректный вопрос.
       Дело в том, что за многие годы совместных путешествий мы приучили ребят отчитываться только за то, что они видели сами, без всяких там "я думаю" или "может быть". Поэтому я не обиделся на несколько резкий ответ одного из разведчиков: "Мы рассказали всё, дальше решать вам!"
       - Ну хорошо, - сказал я, давая понять, что официальная часть окончена. - А вы бы могли навесить перила и поднять 45 человек?
       - Как вам сказать... Там и крепить их не за что. Мы раскопали свежий снег до старого, грязно-желтого слоя, но он тоже рыхлый, а под ним мокрая осыпь. Ни крюк, ни ледоруб держать здесь не будут. Может быть, пять-шесть человек такие перила и выдержат, но потом их придется перевешивать, а на это время уйдет.
       - Значит, подъём исключён? - пытаюсь я вытянуть из разведчиков отрицательный ответ.
       - Хотите откровенно? Две или три сильные связки выйдут на контрфорс и пройдут скалы. Но вся группа, да ещё с девчонками-новичками - нет.
       - А что думают командиры отделений? - понимая, что вопрос, в общем-то, исчерпан, спрашиваю я.
       - Разведчики правы. Даже если страховать через плечо или поясницу, за день не управимся. Да и нельзя растягивать группу на таком склоне: половину камнями посшибает...
       Но тут в разговор вмешались двое, с ещё не растраченными силами и крепкими голосовыми связками.
       - Что значит "не пройдут", - возмущались они. - Да мы сегодня же обработаем склон, и если выйти пораньше, ни один камень с места не сдвинется!
       Они наперебой объясняли, как всё быстро и просто можно устроить - надо только не задерживаться с утра, и к полудню будем на перевале. Их неподдельный энтузиазм и отпущенные природой децибелы явно перевешивали здравый смысл, но уверенность, с которой они раскручивали план завтрашнего восхождения, была столь велика, что я уже начал поглядывать на перевал, примериваясь к завтрашнему победному маршу.
       - Балаболки, - неожиданно сказал один из разведчиков.
       Ребята заспорили, а мне припомнился случай из давнего уже кавказского путешествия. Было это лет двадцать назад, в Домбае. Мы поднялись от Турьего озера, и теперь отдыхали на последних зелёных площадках перед перевалом Сулахат, рассчитывая завтра выйти к ледникам Главного Аксаута. Я уже имел за плечами пару кавказских "троек" и "четверку" на Алтае, и потому был уверен, что могу командовать в горах не только собой.
       То ли мне не понравились тогда выглянувшие из-за перевала шапки башнеобразных облаков, то ли ещё по каким-то признакам я уловил изменение погоды - теперь не помню; но я предложил отложить выход на следующеё утро, благо место для лагеря было удобным и сроки нас не поджимали.
       Ребята дружно запротестовали: в такой-то солнечный день только и подниматься на этот хоженый-перехоженый перевал, какие могут быть разговоры! Да и до седловины осталось всего ничего - рукой подать.
       Возразить я не сумел, но всё-таки настоял, чтобы несколько человек прошлись до седловины, проложив по снежнику чёткую тропу. Вернувшись, ребята сообщили, что до перевала около часа хода, правда, они на него не поднялись, но седловину хорошо видели.
       Прикинув, что светового времени вполне хватит, чтобы спуститься до травы за перевалом, я разрешил выход.
       А погода ощутимо портилась. Тугие бастионы облаков выползали из-за перевала, толкая перед собой серую пелену. Начался мелкий противный дождь, потом посыпало градом.
       - Может быть, лучше сойти на осыпь и заночевать? - крикнул я направляющим.
       - Да что вы! Мы идём по своим следам, сейчас будем на перевале.
       Я понимал, что разумнее остановиться, а не топать по раскисшему снегу сквозь холодную муть облаков, едва различая тех, кто идёт впереди. Но желание обсушиться у костра за перевалом и хлебнуть горячего чаю было столь велико, что я промолчал, хотя знал, что до ближайшего леска не такой уж короткий путь.
       Быстро стемнело. Облака ушли вниз, закрыв от нас Домбайское ущелье. Там погромыхивало, и было очень забавно смотреть сверху на всполохи молний, все чаще разрывавших темноту.
       А над нами вызвездило, и полная луна осветила снежный склон, неожиданно появившийся справа от нас. Когда такой же склон возник слева, я остановил группу.
       - Ребята, - сказал я, - а ведь мы поднимаемся по гребню к вершине. Перевал остался где-то внизу.
       Направляющие смущенно молчали.
       - Мы ведь не дошли до седловины, - тихо сказал кто-то их них. - А когда следы кончились, видимо, в темноте свернули в сторону.
       Ситуация сложилась хотя и неприятная, но не критическая. Надо только вернуться к проторенной тропе и через перевал спуститься до первых площадок. Лунного света вполне хватало, чтобы выйти на знакомый снежник, не натворив ещё каких-нибудь глупостей; вот только группу на узком гребне нельзя перестроить в привычный порядок, да и я не могу протиснуться вперед.
       Даю команду, чтобы поворачивались кругом поаккуратней - и вдруг...
       Как часто в своих первых путешествиях я сталкивался с этими "вдруг", возникавшими, казалось, совершенно случайно, но всегда в самые неподходящие моменты. Понадобились годы, чтобы понять, что любое "вдруг" складывается из незначительных на первый взгляд мелочей, каждой из которой в отдельности можно было бы пренебречь.
       Так вот, даю команду, чтобы поворачивались кругом поаккуратней - и вдруг стоящий впереди меня парень мотнулся в сторону и, сорвавшись с гребня, заскользил по склону на закрытый облаками ледник. Я тут же прыгнул ниже его, ощутимый удар пришелся мне по голове - ведь касок в те времена у нас не было - мы проехались ещё метров пять и остановились.
       Ползком, подталкивая товарища, помог ему выбраться на гребень. Но едва я стал рядом, как парень снова рухнул, я снова прыгнул под него, но теперь мы скользили значительно быстрее и дальше, хотя я всем телом наваливался на ледоруб.
       Многие зрители были явно потрясены этой парной акробатикой на крутом склоне. Движения их сделались неуверенными, и приходилось часто останавливать группу, чтобы идти в плотной колонне.
       И тут - "Ах!" - новое "вдруг": срывается направляющий. Несколько метров он скользит на ногах, но потом падает на спину и скрывается в тугих волнах облаков. Мы долго кричим в темноту, пока к нам словно из ваты не доносится голос:
       - Живо-о-й!
       По счастью, облака разорвались, и при свете луны мы увидели на леднике темную фигурку, призывно машущую нам руками.
       Теперь нам ничего не остаётся, как спускаться к товарищу.
       - Ребята, - говорю я, - там, где съехал один, сойдут все. Только поспокойней, пожалуйста, поспокойней, как на тренировках.
       Но как на тренировках не получилось. Первый же ступивший с гребня на склон проглиссировал немного и рухнул головой вперёд. Его понесло, закувыркало до самого ледника, где он и остался лежать без движения, не отвечая на наши крики.
       Обходя по краешку гребня ребят, ко мне подходит наша медсестра.
       - Разрешите, я пойду, - тихо говорит она. - Там нужна помощь. Я спущусь, вы же знаете.
       Она пытается что-то доказывать, но я останавливаю её:
       - Давай.
       Девушка уходит вниз. А по леднику уже пробирается к лежащему наш товарищ, сверху спускается медсестра, и вот уже две маленькие фигурки копошатся возле третьей, а мы все ждём, бесконечно долго ждём, не окликая их, потому что боимся услышать ужасное.
       Наконец фигурки расходятся, и мы видим, что на леднике стоят трое.
       - Живо-ой! - угадывается крик снизу.
       - Ой-ой-ой! - откликаются горы.
       - Живо-ой!!! - это уже кричим мы.
       И тут до меня начинает доходить, что какой ни на есть, но именно я - руководитель группы, что это я завел людей на гребень, в этот заснеженный и безжалостный мир, и что именно от меня зависит, все ли из нас увидят завтрашнее утро.
       Я резко обрываю крики - излишние восторги сейчас не нужны, как и недавняя растерянность - и говорю громко, чтобы хорошо слышали в дальних концах колонны:
       - Слушать внимательно! Я спускаюсь первым и вытаптываю ступени. Идти след в след. Не растягиваться! И никакого глиссирования!
       Мы входим в облака, и минут через двадцать уже стоим под моросящим дождем.
       Медсестра рассказывает, что свалившийся расцарапал лицо, разбил нос и, как он утверждает, проткнул ледорубом веко.
       В общем, ничего страшного.
       - А почему не отвечал на крики? - спрашиваю я.
       - Да понимаете... - травмированный поморгал из-под повязки единственным глазом. - Я же не видел, куда скатился, только чувствую: ноги висят над пропастью. Приподнял голову - кровища вокруг. Вот и решил не двигаться, пока кто-нибудь не подойдёт. Налёг на ледоруб, а он оказался клювом кверху...
       - Где же ты пропасть нашёл?
       - Да кто ж его знал, что ноги на какой-то бугорок выехали...
       Грохнувший смех был хорошей разрядкой после всего, что случилось с нами за последний час.
       Я повёл группу вдоль борта ледника. Подсвечивая фонариками, мы пролезли мимо каких-то камней, спустились на боковую морену и заночевали на холме, неподалеку от спуска с перевала Алибек.
       Вот этот-то случай двадцатилетней давности припомнился мне сейчас, под перевалом Городецкого на Тянь-Шане. Кадр за кадром он промелькнул перед глазами, я даже удивился, что вижу всё так подробно. Отвлёкшись, я, видимо, упустил что-то в споре ребят, но это меня уже не очень интересовало.
       - Допустим, хотя это и нереально, что мы перейдём завтра перевал, - сказал я. - Почему нереально? Потому что в такую погоду через перевалы ходят только самоубийцы. Но допустим, мы перейдём. А что дальше? Подниматься на следующий по свежему снегу? Это по лавиноопасному склону? Или ждать погоды? Но мы её здесь уже ждём два дня, на той стороне можем прождать и дольше. Вы хоть принимаете в расчёт запас продуктов и возможности группы? А что скажете, если с той стороны придётся уходить вниз, оставив заброску за хребтом?
       - Но ведь к заброске можно добраться хоть завтра через перевал Сапожникова, - не унимались энтузиасты. - Смотрите: выйти над бергшрундом и, подрезая склон, прямо на седловину.
       - А потом прямо куда? - улыбнулся командир отделения.
       Я ещё раз оглядел перевалы и ледник внизу.
       Ветер гнал над горами растрёпанные облака, выбивая из них жёсткую крупу. Всё вокруг было завалено снегом, и осевшие палатки мало чем отличались от лежащих рядом камней.
       Ребята продолжали напористо развивать свои планы, и я немного завидовал их молодой уверенности, за которой не было ещё ничего, что оставляет рубцы на сердце и в памяти.
       - Ну вот что, - сказал я. - Поговорили и хватит. Завтра уходим вниз. Погоду в первой половине дня гарантирую, во всяком случае успеем добраться до травы. Всё. Можно расходиться.
       Утром, осторожно прощупывая заваленные снегом трещины на леднике, мы спустились к широкой тропе на перевал Озерный, через который несколькими днями раньше переносили заброску. Лагерь пришлось устанавливать под начавшимся дождем.
       Перевал Городецкого закрыли лиловые тучи. Их рваные края, цепляясь за ледник, медленно тянулись в нашу сторону, застревая где-то перед высоким моренным валом, с которого мы недавно сошли. За хребтом нарастающе громыхало, и можно было представить, в какую круговерть по ту сторону перевала пытались увлечь нас не ведающие страха товарищи.
       С той поры прошло несколько лет. Но и теперь, посматривая на приколотую к стене фотографию перевала Городецкого, вновь и вновь перебирая варианты выхода на него, я не сомневаюсь, что поступил тогда правильно. У каждой группы свой потолок возможностей. Этот потолок не всегда верно могут определить участники путешествия. Но руководитель обязан. Иначе...
       И я снова вижу катящиеся по снежному склону фигурки, исчезающие в облаках при холодном свете луны.
       Опубликовано в адаптированном варианте в газете "Вольный ветер"

    НЕСОВМЕСТИМОСТЬ

       - Послушай, старик, - Игорь откинулся от компьютера и устало потянулся. - Может, расслабимся вечером? Есть неплохая компания.
       - Мне только по кабакам ходить, - буркнул я, перебирая ворох таблиц на столе.
       - При чём здесь кабаки? Просто пойдем в гости. Как два джентльмена с прекрасными манерами. Пару бутылочек сухого захватим, тортик там или ещё чего. Ну, можно ещё цветочки дамам купить для полного шика.
       Я не ответил, а Игорь уже завёлся. Он всегда так: стукнет ему в голову - сразу прилипнет как банный лист, не отвяжешься. Вот и сейчас: то, сё, ребята молодые, интеллигентные, про Кафку рассуждают, не то что мы с тобой, технари.
       Словом, уговорил. Позвонил я в конце работы домой, объяснил жене ситуацию и предупредил, что приду поздно. Она хмыкнула в трубку и спросила: помню ли, сколько мне лет.
       - Вроде бы тридцать четыре, - подсчитал я.
       - Вот-вот, а всё ещё бес в ребро. Смотри не напейся там!
       Ну ладно. Идём мы, значит, в эти самые гости. Я всё-таки путь себе к отступлению пробиваю:
       - Неудобно, - говорю, - что это ты меня к незнакомым людям тащишь.
       А Игорь и слушать не хочет:
       - Да брось ты! Войдём, я тебя представлю. Бутылочки хозяйке, сами к столу, врубимся в разговор - какие проблемы? Так что не бери себе в голову.
       В общем, втолкнул он меня в лифт. У квартирной двери галстук на мне поправил, пиджачок одёрнул, поставил рядом с собой и торжественно позвонил. Открывает нам спортивного вида девушка. Весёлая, с мальчишеской стрижкой. С Игорем целуется, мне запросто руку протягивает, Алёнкой себя называет. Слышу - в комнате галдёж, вроде там уже под высоким градусом. Алёнка впереди вышагивает, Игорь меня чуть в спину подталкивает. Входим, сразу все захлопали, закричали, а Игорь поднял руку, как на митинге, угомонил всех и церемонно меня представляет: - Разрешите, - говорит, - рекомендовать вам Валерия Михайловича, кандидата наук и, между прочим, мастера спорта по альпинизму.
       - Во-первых, не по альпинизму, а по горному туризму, - говорю я, - а во-вторых, мастер я бывший - уже три сезона в горах не был, так что теперь я, скорее всего, подмастерье.
       Хотел ещё добавить, чтобы Валерой меня называли, но воздержался: молодёжь одна на меня глазеет, никто и до тридцати не дотягивает. Ещё подумают, что под них подлаживаюсь, в компанию их затесаться мечтаю.
       Тут подходит ко мне юнец артистический. Высокий, худой, без пиджака и при галстуке-бабочке. Каблучками щёлкнул, головку вниз бросил, руку протягивает:
       - Рад познакомиться. Владлен Маркович, академик.
       У меня глаза округляться начали, а этот Маркович выдержал паузу и добавляет:
       - Будущий. Так что пока разрешаю обращаться ко мне запросто: Владик.
       Все загоготали - шутка им, видите ли, удачной показалась. А я стою дурак дураком и не знаю, то ли улыбаться, то ли сразу приструнить будущего академика, чтобы не забывался, когда со взрослым мужиком разговаривает.
       Сжал его мягонькую ладошку покрепче, так что она в щепотку сложилась, и говорю почтительно:
       - Если позволите, я вас Владленом Марковичем величать буду, чтобы потом не переучиваться. Если ещё свидимся.
       Скривился будущий академик, ручку к себе раз-другой дернул, но по его силёнкам только карандаши из вставочки вытаскивать. Отпустил я его. Потряс Владлен Маркович ручкой, пальцы разминать начал и на друзей своих растерянно смотрит. А народ молчит, ждёт, что дальше будет. Ну, взял я этого юнца дружески за плечо, попятил к тяжёлому креслу и со всей вежливостью усадил.
       Тут Игорь выручил, немую сцену порушил:
       - Что ж, - говорит, - вы гостя стоять заставляете? Где тут у нас самое почётное место за столом?
       А я гляжу, стола-то настоящего нет, так, журнальный какой-то к дивану придвинут, на нём две бутылки красного - одна непочатая ещё - и на тарелочках печенье и конфеты разложены. С чего же, думаю, они тут шумели на трезвую голову.
       Поискал я глазами, куда бы понезаметней приткнуться, а девчонка с дивана машет:
       - Валерий Михайлович, идите к нам!
       Отодвинула девчонка подружку и рядом с собой усаживает:
       - Я Наташа, а справа от вас - наша краса и гордость, Татьяна.
       - Это не краса и гордость, а гроза и гордость, - поясняет Игорь. - Наша Татьяна первое место на каких-то соревнованиях заняла. И представляешь, по какому виду - по каратэ!
       - По айкидо! - сердится Наташа. - Сколько говорить можно!
       - Не разбираюсь я во всех ваших потасовках, - смеётся Игорь. - Я только Валерия Михайловича предупредить хотел, чтобы поосторожней с вами. А то и с фонарём под глазом отсюда уйти недолго. Ну, вы тут знакомьтесь поближе, а я пойду наш боезапас откупоривать.
       И смотался на кухню.
       В комнате снова тишина повисла. Владлен Маркович в кресле сидит, ручку поглаживает, у письменного стола ещё один паренек расположился. Серьёзный такой - книжку листает. А девчонки конфетами интересуются и меня исподтишка разглядывают.
       - А вы чем увлекаетесь? - спрашиваю Наташу, хотя какая мне разница, чем она увлекается.
       - Так мы все из одной секции - Татьяна, я и Алёнка. Только Татьяна уже давно занимается, а мы второй год всего.
       То-то, думаю, у них у всех стрижки короткие. Наташа вообще чуть ли не под машинку сглажена, только чёрная бархоточка по всей голове. Может, у них, у борчих, так принято, чтобы за волосы друг друга не таскать. Но Наташу отсутствие прически не портит, а даже наоборот. Сидит рядом со мной такая крепенькая, скуластенькая и глазками постреливает. А Татьяна ростом повыше, но без всякой спортивной выправки. Обычная девчонка с конопушками на носу. Ни за что не подумаешь, что она человека по челюсти ногой стукнуть может.
       Пока размышлял, о чем бы ещё спросить, Игорь с Аленкой вошли - бутылочки наши и тортик приносят.
       Игорь рюмки наполнил, разнёс каждому.
       - За что пить будем? - спрашивает.
       - За победу над профанами! - предлагает Наташа.
       - Над какими профанами? - удивляется Игорь.
       - А вот над этими, - смеётся Наташа и указывает на парней.
       - Если над профанами, то ваше здоровье! - говорит Владлен Маркович и раскланивается в сторону девочек.
       Крик поднялся страшный. Девчонки рюмки на столик поставили и хором на ребят набрасываются, те огрызаются, никто никого не слышит, и постороннему человеку ничего понять невозможно.
       - А ну, тихо! - гаркнул Игорь, да так, что перекрыл всех. - Тихо, я говорю! Тут, как понимаю, дискуссия у вас была. Так о чём спорили? Только не все сразу, - осадил Игорь вперебой загалдевших девочек. - Алёнка, попробуй связать что-нибудь вразумительное.
       - Значит, так, - затараторила Алёнка. - Кирилл у нас больно умный. Взял он Шекспира с полки, углубился, а потом выдаёт: "У Отелло с Дездемоной всё равно бы жизнь не сложилась. Даже без всяких интриг со стороны Яго. Потому как не было у них общности интересов, и стояли они на пороге психологической несовместимости." Представляешь? Мы ему так по-хорошему объясняем, что помимо общности интересов ещё и любовь существует, а он говорит, что любовь - категория не вечная, и что на его взгляд - представляешь, "на его взгляд!" - любовь, как и всякое чувство, подвержена редуцированию. Представляешь? Господи, человек только на третьем курсе психфака, а уже свой взгляд выпячивает!
       - А Владик говорит, - перебивает Алёнку Наташа, что Кирилл в чём-то прав, что на одной любви долго не продержишься, и что вообще у нас часто путают два понятия - любовь и секс. А Кирилл говорит, что в данном случае дело не в любви и сексе, а в том, что Отелло и Дездемона совершенно разные люди и совместить их на долгое время невозможно.
       - Представляешь? - снова взрывается Алёнка. - Ну, мы говорим: если вы такие умные, так растолкуйте нам, что это такое - психологическая несовместимость. Ну, тут Кирилл начал нас всякими научными терминами запугивать, и убедил только в одном: что сам в этом вопросе ничего не смыслит!
       - Как можно разговаривать с неучами? - усмехнулся Кирилл.
       Девчонки снова загалдели все разом, а Игорь в ладоши над головой захлопал, на девчонок цыкнул и говорит:
       - От ваших криков, кроме мигрени, ничего не будет. Давайте так: вы по рюмочке выпейте, тортиком рты заполните, а Кирилл нам спокойно и, главное, коротко всё объяснит. А потом вас послушаем. Договорились? Ну, за прекрасных дам!
       Мы выпили и повернулись к Кириллу.
       - Излагай! - приказала Наташа.
       Кирилл томик Шекспира в сторонку отложил, ногу на ногу закинул, солидно так помолчал, потом развёл руками - мол, что с вами, с неучами, поделаешь - и начал нас вразумлять:
       - Грубо говоря, психологическая несовместимость - это деформация отношений между людьми как результат односторонних или взаимных негативных оценок деятельности, поведения или внешних атрибутов отдельной личности со стороны одного или нескольких субъектов, находящихся с данной личностью в ситуативном или длительном контакте.
       Ну, думаю, попал я в компанию! Этак он нам целую лекцию накрутит.
       Но смотрю - девчонки внимательно слушают, а Владлен Маркович в кресле вальяжно развалился, головкой согласно кивает и на них снисходительно посматривает: образовывайтесь, девочки, раз случай представился!
       Поднапрягся я, чтобы хоть что-то в этой галиматье понять - неудобно, кандидат наук всё-таки, неужто не разберусь в ихней премудрости. А Кирилл во вкус вошел, рукой плавно перед собой водит и уже детали нам растолковывает:
       - Психологическая же совместимость определяется не только корреляцией - извините, девочки - не только соотношением жизненных позиций контактирующих людей, но и соотношением их вкусов, привычек... наконец, наличием эмпативных качеств личности, то есть способностью мысленно встать на место партнёра, понять, почему он поступает так, а не иначе. Немаловажную роль играют и экспектационные моменты - совокупность ожиданий и требований одного партнёра к другому. Если они не оправдались, отношения между партнёрами могут стать более чем прохладными.
       Тут, вижу, девочки ёрзать начали, даже Татьяна - на что спокойная - с места вскочить хочет, её Аленка удерживает, а Наташа себя кулачками по губам постукивает, чтобы в крик не сорваться.
       - Более чем прохладными, - повторяет Кирилл. - При отсутствии этих компонентов даже объективно необходимое взаимодействие будет деформировано или приобретёт вынужденный характер, что, конечно же, не добавляет одному партнёру симпатий к другому.
       Кирилл посмотрел на возмущенных девчонок, покачал укоризненно головой и спокойно закончил:
       - В отношениях же Отелло и Дездемоны доминирующим был, как справедливо заметил Владик, эмоциональный фактор, подверженный угасанию. Основной же спектр их интересов лежал в разных плоскостях, детерминирующих возникновение центробежных сил.
       - Это у тебя в мозгах центробежные силы действуют! - крикнула Наташа. - Смотри не лопни от своей учености!
       - Оскорбление оппонента не может служить аргументом в споре, - заметил Владлен Маркович.
       - Не может, - согласилась Татьяна. - Только зачем же путать божий дар с яичницей? Всё, о чем тут говорил Кирилл, сводится к простой мысли: один человек по каким-то причинам не принимает другого. Тоже мне - великое открытие! Но при чём здесь Отелло и Дездемона?
       - А при том... - начал Кирилл.
       - Мы тебя уже слушали! - перебила Наташа. - Допустим, что со временем любовь у них потускнеет. Допустим. Так установятся новые отношения, как это бывает во многих семьях. Забота друг о друге, забота о детях... У Отелло свои дела, у Дездемоны - содержание дома. Почему обязательно должна возникнуть несовместимость? Глупость какая-то!
       - Недоказательно, - усмехнулся Владлен Маркович.
       - Ты, академик, помолчи! - крикнула Алёнка. - Доказательства ему требуются! Так, как вы с Кириллом рассуждаете, можно доказать что угодно!
       Снова крик начался. Мы с Игорем друг на друга поглядываем, незаметно улыбаемся: во, молодежь даёт, о выеденном яйце спорят!
       - Вот у нас в секции, - говорит Татьяна, и больше ко мне обращается, чем к парням, - мы в спарринг-боях сходимся, и вообще все мы потенциальные соперники, каждый ведь хочет быть победителем. Так что же, между нами вражда должна возникнуть? Чушь несусветная!
       - А вы спокойно проанализируйте свои отношения, - говорит Кирилл, - и увидите, что каждая в каждой находит какие-то отрицательные черты, на которые, не занимайся вы борьбой, и внимания бы не обратили. Соперничество между людьми часто активизирует даже неосознанный поиск негатива друг в друге.
       - Опять он за своё, - вздохнула Татьяна и повернулась ко мне:
       - Валерий Михайлович, а ваше мнение по этому поводу?
       Ну, думаю, вляпался. Никакого мнения по ихнему спору у меня нет. Накидали в кучу всякого, перемешали, а мне разгребать.
       Но сказать что-нибудь надо, не позориться же перед молодёжью.
       Глянул на Игоря за поддержкой, а он заинтересованную физиономию выстроил, будто всю жизнь мечтал непреложную истину от меня услышать.
       - Я, конечно, не психолог, - говорю, - и вряд ли могу быть арбитром в вашем споре, но допускаю, что между людьми может возникнуть неприязнь из-за каких-то, на первых взгляд, пустяков. Например, девушке не нравится манера поведения её знакомой или слишком вызывающий макияж...
       - Совершенно справедливо, - откликнулся Кирилл. - Я уже упоминал о внешних атрибутах личности.
       - Не мешай! - крикнула Алёнка.
       Я поблагодарил её вежливой улыбкой и переждал вспыхнувший шумок.
       - И всё-таки я не могу согласиться с молодыми людьми. То, о чём нам рассказал Кирилл, вероятно, правильно. Я имею в виду теоретическую часть его выступления. Но почему это должно касаться непременно Отелло и Дездемоны? Согласен: чтобы возникла психологическая несовместимость, должны быть какие-то причины, пусть даже скрытые. Однако у Шекспира на этот счёт, насколько помню, никаких указаний нет. Их Кирилл просто домыслил. Следуя его логике, можно с пессимизмом смотреть на будущее не только Отелло и Дездемоны, но и многих других молодых супружеских пар.
       Девчонки радостно зачирикали и начали забрасывать парней своими соображениями на этот счёт. Аленка наполнила мою рюмку и победно чокнулась:
       - Хоть один здравомыслящий мужчина среди нас нашелся!
       - А меня ты в расчёт не принимаешь? - обиделся Игорь.
       - Так ты же ничего не сказал!
       - Моё молчание тоже дорогого стоит. Ах, не устраивает? Тогда слушайте: психологическая несовместимость как раз чаще всего и возникает между людьми, связанными общими интересами и общей деятельностью. А как бы повернулось у Отелло и Дездемоны в дальнейшем, по-моему, даже сам Шекспир не знал! А если и знал, то не в пользу Кирилла. Если не ошибаюсь, Отелло так объясняет Сенату: "Она меня за муки полюбила, а я её - за состраданье к ним." Видите, "за состраданье", за умение сопереживать! А это, по Кириллу, и есть один из моментов совместимости. Так давайте сопереживать друг другу, и выпьем за нашу совместимость, а то вы по-настоящему друг в друга вцепитесь!
       Игорь повернулся к Алёнке:
       - Реабилитировал я себя?
       - Полностью! - подняла рюмку Аленка.
       Мы пригубили, и тут Наташа кладет мне на блюдечко тортик и вопрошает:
       - Валерий Михайлович, а когда вы по горам ходите, среди ваших товарищей трения бывают?
       - Случается, - осторожно говорю я, чтобы не развивать эту тему.
       - Очень любопытно, - встревает со своего кресла Владлен Маркович и улыбается снисходительно. - Очень любопытно. Может быть, попросим Валерия Михайловича поделиться воспоминаниями?
       Эх, думаю, мало я ему ручку помял, а то бы он до сих пор ей занимался и ничего б ему любопытно не было. А вслух говорю, что рассказывать особо нечего, житейские трения везде бывают - и в горах, и внизу, но до несовместимости они не дотягивают. И кроме того, это будет отклонением от сегодняшнего разговора.
       - Наоборот, - очень серьёзно говорит Кирилл. - Это как раз и будет продолжением разговора, если не превращать его в одесский Привоз. Валерий Михайлович, в отличие от нас, бывал в условиях, где люди находятся в изолированном от общества и вынужденном общении. А такие условия нередко чреваты значительной межличностной напряжённостью. Я не ошибаюсь, Валерий Михайлович?
       - Не ошибаетесь, - говорю я, и по всему чувствую, что уже не отвертеться: насядет сейчас на меня молодёжь, а отказываться, изображать из себя скромника - так ведь глупо и, вроде бы, не по возрасту.
       - Валерий Михайлович, может, и вправду расскажете, - попросила Татьяна. - Ведь были же случаи...
       Наташа с Аленкой тоже просить начали, а Игорь, предательская душа, в сторонке сидит, словно не он меня сюда затащил, и со смешинкой на меня посматривает: давай, мол, старик, выкручивайся.
       Перебрал я в памяти, что там у нас и когда было.
       - Вот, - говорю, - такой случай, не знаю, подойдёт ли вам...
       - Подойдёт, подойдёт, - ухмыляется Владлен Маркович и даже в кресле поудобней усаживается - полное внимание демонстрирует.
       Опять я пожалел, что мало с ним при знакомстве повозился, а то уж больно он меня доставать начал своей почтительной улыбочкой. А ведь не придерёшься - все в рамках приличия, хотя за этой улыбочкой полное интеллектуальное превосходство угадывается.
       - Ну, раз уж лично вы уверены, что подойдёт, - кланяюсь я будущему академику, - то разрешите продолжить. Но не могу не заметить, что восхищён вашей прозорливостью. В науке столь щедро авансы не раздают.
       Сказал с нажимом, так что этот юнец снисходительность свою с лица быстро убрал. Сидит, ручки на коленях перекладывает - неловко ему под взглядами всей компании.
       Налил я рюмочку, приподнял в сторону Владлена Марковича:
       - Не возражаете, если отниму ваше драгоценное время?
       - Да-да... конечно, - шепчет будущее наше светило, и по всему видно, что связываться со мной оно больше не будет.
       - Так вот, - говорю. - Было это лет восемь назад. Мы с товарищем только мастерами стали и решили это событие хорошим походом по Центральному Памиру отметить. Группа у нас схоженная, уже лет пять вместе. Опять же двое мастеров и трое на подходе. Но дело затевали серьезное и решили, что надёжней идти командой в восемь человек. Сильных горников из других групп мы знали. Поговорили с одним-другим, кому отпуск позволяет с нами идти, и приняли к себе ещё двоих парней и девушку, для облагораживания нашего мужицкого коллектива.
       Провели вместе пару беговых тренировок, в карьерах с верёвками поработали для взаимной проверки - да, собственно, что проверять, когда и так понятно, народ не случайный собрался: двое новых парней кандидаты в мастера, а девушка - перворазрядница. В общем, все друг другом довольны. Хотя, когда ещё собирались, продукты там и снаряжение готовили, одна деталька мне не понравилась. Так, мелочь, пустячок, значения придавать не стоит. И вспомнил я об этом пустячке уже в горах; надо сказать, что поздновато вспомнил.
       - Не интригуй, старик, - улыбнулся Игорь. - Смотри, Кирилл тебя уже конспектировать собрался.
       И вправду - Кирилл блокнотик раскрыл и какие-то пометки делает.
       - Не обращайте внимания, Валерий Михайлович, - говорит Кирилл. - Все это действительно очень интересно. Мне даже кажется, что я угадываю развитие событий.
       - Значит, из меня рассказчик некудышный, - огорчаюсь я.
       - Продолжайте, пожалуйста, - просит Наташа, и в стакан мне минералку наливает.
       - А пустячок вот такой мне не понравился, - говорю. - Заметил, что один из новых парней, Петром его звали, как-то уж очень не по-доброму на другого, нами приглашенного, смотрит. Нет, ничего особенного - просто смотрит тяжёлым взглядом в упор и молчит. Ну, а тот парень под его взглядом тушуется, даже сбивается, если что-то рассказывает, и поскорее закруглиться старается. Я выбрал момент и спросил у Лени - это которого Пётр взглядом придавливал, - не были ли они знакомы раньше.
       - Да нет, - говорит, - только у вас встретились.
       - И как тебе Пётр?
       - Нормально. Надёжный мужик. Думаю, сработаемся, тем более что вы нас в одну связку поставили.
       А спросил я вот почему: Пётр и на меня по-первости так посматривал. И надо сказать, ощущение не очень приятное: вроде виноват в чём-то, а в чём - не знаешь. Ну, один раз он на меня так посмотрел, я глаза отвёл, два посмотрел, а потом я тоже на него в упор - и спрашиваю:
       - Ты что меня изучаешь, будто только увидел? Не люблю я этого.
       И всё - больше он со мной в гляделки не играл. У меня даже мыслишка мелькнула, что он таким способом среди нас утвердиться хочет, чтобы чувствовали, с кем дело имеем, и лишний раз не возникали. Но все это, повторяю, так, мимоходом, - не будешь же из-за ерунды вопрос поднимать, что кто-то на кого-то не так смотрит!
       Отхлебнул я минералочки, оглядел своих внимательных слушателей и взмолился:
       - Ребята, может, пожалеете меня? Рассказчик из меня сами видите какой...
       - Не пожалеем! - грозно насупилась Алёнка. - Никакой пощады!
       - Тихо! - крикнул Кирилл. - Валерий Михайлович, не отвлекайтесь, пожалуйста!
       Ну, значит, я дальше рассказываю:
       - Вышли мы в горы. О маршруте говорить не буду - это для вас пустой звук. Пересекали мы в самых верховьях ледник Федченко, слыхали о таком? Правильно, крупнейший ледник на Памире. А потом через несколько перевалов надо было пробиться на север, в Алайскую долину, откуда уже можно уехать в цивилизацию.
       В палатках распределились так - это прошу запомнить, чтобы потом всё понятно было: в одной наша старая четвёрка, в другой новоприбывшие и наш товарищ. В каждой палатке две постоянные связки на предмет прохождения сложных участков, а таких, к слову, в том походе предостаточно было. Первый перевал довольно простой, хотя и высокий - за пять тысяч метров зашкаливает. Где в связках топали, где сами по себе. Так вот, уже на Федченко замечаем, что вроде бы в соседней палатке разлад какой-то намечается. Да нет, вроде бы ничего такого, но наша Ириша на привалах от Петра подальше садится, и никакого контакта между ними не наблюдается. Как вам объяснить, чтобы поняли? Оживлённых разговоров у нас не было - устаём всё-таки. Опять же высота, головы побаливают... Шутканёт кто-нибудь, все посмеются, и опять молча сидим - к рюкзакам привалимся, воздух глотаем, силы восстанавливаем. Но примечаем: только Пётр заговорит, Ириша отворачивается и на горы смотрит. Может, совпадение, а может, и нет; не до того было, чтобы в их отношениях копаться. Идут нормально - и ладно. Всё-таки, когда уже Федченко пересекли, я спросил нашего товарища, который из ихней палатки, что она там с Петром не поделила.
       - Да, - говорит, - нехорошо получилось. Ещё внизу, когда в первую ночь легли, утрамбовались и затихли, Иришка вдруг резко так крикнула: "Руки!" Это Пётр к ней в спальник лапы свои запустить пытался. Мы с Лёней не вмешались: неловко, понимаешь. Да и ничего больше не было. А на следующую ночь, когда все уже спали, Иришка приподнимается в спальнике и говорит: "Мальчики, давайте я между вами лягу, а то этот кобель сексуально озабоченный!" Вот, собственно, и всё, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
       И опять этому значения не придали: разобрались они там между собой, чего же зря нервы трепать? Тем более, что подошли уже к серьёзным перевалам и началась настоящая работа.
       - Я бы этому Петру так зафигачила, никаких бы лекарств не хватило! - зло процедила Наташа.
       - И создала бы в самый неподходящий момент конфликтную ситуацию, - добавил Кирилл.
       - Вам бы, мужикам, в нашу шкуру, - крикнула Алёнка.
       - Девочки, я всё понимаю и сочувствую вам, - сказал Кирилл. - Но прикиньте: внизу добровольно собравшаяся группа может разрешить конфликт очень просто - перестанет собираться, и всё. Или отторгнет носителя конфликта. А в горах куда денешься? Значит, надо постоянно выяснять, кто прав, кто виноват, что-то доказывать, что-то опровергать... Появятся недовольные, обиженные. Оценка конфликта у всех может быть разная: для одного это Апокалипсис, а для другого - даже не предмет разговора... При таком раскладе взаимодействие между людьми, безусловно, нарушится, и дело, ради которого они собрались, оптимальным образом выполняться не сможет.
       - Красиво излагает психолог, - подумал я. - Но не без изъянов, не без изъянов...
       - Ребята, давайте дослушаем, - попросила Татьяна, - а то опять споры начнутся.
       А я уже нить рассказа потерял. Стоит у меня перед глазами всё, что было тогда в горах, а передать это так, чтобы дошло до молодёжи, не умею.
       Хлебнул ещё минералочки - и пытаюсь снова выбраться на повествовательную стезю:
       - Кирилл прав: конфликты в горах - вещь очень серьёзная. Случается, из-за них даже маршрут сворачивают... Но есть тут одна штука, особенно в сложных походах: дисциплина группы. К ней новичков с первых шагов приучают. И когда наберутся новички опыта, уже знают: слово руководителя - закон! Поговорит руководитель жёстко со всеми - и точка, никаких дискуссий. А всякие там обиды и оценки каждый пусть при себе держит. Да и некогда ими заниматься, когда ледорубом работаешь или на верёвке висишь...
       - Валерий Михайлович, но ведь нельзя приказать людям так или иначе относиться друг к другу, - говорит Кирилл.
       - Нельзя. Но приказать не выяснять отношения можно.
       - То есть загнать конфликт вглубь? А если он, как нарыв, прорвётся в самый неподходящий момент?
       - Не знаю, я же не психолог. Только все конфликты внизу разбирают. И чаще всего они не такими значительными кажутся. А если обиды всё-таки остаются, группа, как вы говорили, распадается.
       Ребята опять спорить приготовились, но Татьяна на них замахала, даже прикрикнула, и просит меня на разговоры с Кириллом не отвлекаться.
       - Понимаете, - говорю, - вся загвоздка в том, что никакого конфликта у нас тогда не было. Ну, не ладит Ириша с Петром, ни на чём же это не отражается. А тут ещё такое дело: Пётр не только тяжелым взглядом Лёню донимает, но, как бы это сказать - игнорирует, что ли. Ну, вот сидим вечером у примусов, супчик приканчиваем. Лёня Петру кивает: подкинь сухари из мешочка. Мешочек у ног Петра лежит - протяни руку и передай. А Пётр будто не слышит. А Лёне, чтобы взять сухари, надо миску на землю поставить, со своего камня подняться, наклониться и между ног Петра шарить. Опять же вроде пустяк, но ведь обидно, даже унизительно как-то. Ну и рабочий день на высоте сказывается - лишний раз двигаться не так чтобы хочется. Кто-нибудь из мужиков скажет Петру: "Слышишь, сухари передай!" Пётр его своим тяжелым взглядом одарит, долго смотрит - хватает же у человека воли - и лениво сухари по адресу передаст. Таких мелочей много было, и все их замечать начали. Я даже спросил Петра: с чего это он Лёню дожимает, ведь в одной связке идут.
       - Нужен он мне больно, чтоб дожимать, - говорит Пётр.
       - А все-таки?
       - Ну, чего привязался? Мне твой Лёня по барабану!
       Что тут сделаешь? Ну, не сошлись между собой мужики... На работе связок это не отражается - страхуют друг друга надёжно, это главное. А то, что вечерами Пётр вроде бы Лёню не замечает, так что ж теперь? Да и Лёня уже приспособился - Петра стороной обходит, лишний раз к нему не обращается, и всё у нас тихо-гладко идёт.
       - До времени, - говорит Кирилл.
       - Верно, - соглашаюсь я. - Подошли мы к скальной стене. Отвес приличный - градусов шестьдесят. Первую связку мы все время меняли: это престижным считается - маршрут прокладывать. А тут как раз Петра с Лёней очередь подошла. Чтобы вам понятно было, дело так обстоит: направляющий в связке по стене лезет, крючья вколачивает, в них карабины прощёлкивает, и сквозь карабины привязанную к себе верёвку пропускает. Залезет куда надо - значит, дело сделано: по навешенной верёвке вся группа пройдет. Пока первый лезет, нижний его этой же верёвкой страхует. Если сорвётся, долетит до ближайшего крюка, и тут страхующий его плавно затормозит, удержать должен, чтобы далеко вниз не улетел. И не только. Нижний обязан чувствовать, где верёвке припуск дать, где подтянуть. Такое взаимодействие годами вырабатывается и достигается только опытом, никакие лекции и книги опыт не компенсируют. Но у нас-то в связках мастера работали, о надёжной страховке и говорить вроде бы неприлично. Значит, первый по стене идёт, за всякие выступы-уступчики держится. Упаси Бог, если первый вверх шагнет, тем болеё рывком, а верёвка в это время натянута. Тут сразу срыв, и хорошо, если головой о какой выступ не шарахнешься. Ну, и приспускать сорвавшегося или кверху подтягивать - это тоже, знаете ли... Понятно я излагаю?
       - Понятно, понятно, - закивали девочки. - А что дальше было?
       - А дальше так. Наша четвёрка в сторонке расположилась, чтобы под камни со стены не попасть. Навешивание верёвки - дело долгое, вот мы, как и планировалось, примус раскочегарили, чтобы чаёк вскипятить и перекус устроить.
       Лёня тем временем по стене идёт; Пётр, стало быть, на страховке. Связка Иришки рядом с Петром осталась - мало ли что, вдруг помощь понадобится. Мы у рюкзаков сидим, на стенку поглядываем. Лёня уверенно высоту набирает, молоточком постукивает. Уже высоко поднялся, скоро на перегиб стенки выйдет. И вдруг - срыв. Пролетел Лёня всего ничего - метр до ближайшего крюка и ещё чуть ниже. Да не по воздуху, а по наклону, так, знаете, по камням скатился. Если не зашибся, страшного ничего нет. Рывок верёвки Пётр на себя принял, Иришка с нашим товарищем тоже за верёвку схватились, а Лёня на ноги встал и что-то сверху им объясняет. Они там внизу сорганизовались, Лёня поднялся к месту, откуда сорваться надумал, и снова застучал молотком. Мы подошли к стенке: "Всё нормально?" - спрашиваем.
       - Порядок, - говорит наш товарищ.
       А Ириша в сторонке стоит, лицо каменное и ни с кем в разговор не вступает.
       Закрепил Лёня наверху верёвку и по ней же быстренько к нам спустился.
       - Ты что это цирк устраиваешь? - спрашивает руководитель.
       Лёня не ответил, нашего главного плечом отодвинул и к Петру подходит. Остановился перед Петром и молча ему в глаза смотрит. А потом презрительно так сплюнул ему под ноги. У Петра тяжелый взгляд угасать начал, а в уголке рта какая-то неприятная улыбочка появилась. Я это хорошо видел, потому как рядом стоял. Все тоже молчат, смотрят, как два мужика друг другом любуются.
       Тут подходит Ириша, рядом с Леней становится и тоже на Петра смотрит. А потом размахнулась - и наотмашь Петра по щеке ударила. Ударила и не оглядываясь к рюкзакам пошла.
       - Ты что?! - крикнул руководитель.
       Ириша идёт, будто не слышит, а мы стоим, ничего понять не можем: все так быстро случилось, никто и среагировать не успел.
       Пётр развернулся и побрёл в другую сторону, за камни.
       - А ну, выкладывай, что у вас тут произошло, - повернулся руководитель к Лёне.
       - Ничего. Все точки над "i" расставили, - говорит Лёня и тоже от нас уходит.
       Это уже прямое нарушение порядка: руководитель спрашивает - ты отвечать должен. Но случай, сами понимаете, нетипичный и регламентом не предусмотренный. Стоит наш руководитель и соображает, что при таких обстоятельствах ему делать надлежит. А мы к нашему товарищу приступили с вопросами. Но он сам в удивлении: ничего такого не было - Пётр страховал, Лёня по стене шёл. Ну, сорвался - так штатная же ситуация, бывает. А Пётр четко все сделал - далеко улететь не дал...
       Вернулись мы к рюкзакам. Тут уж руководитель по серьёзному за Иришу взялся. Для начала крепко ругнул и напомнил, что здесь не детский сад, где губы надувать можно. И если руководитель спрашивает, то ему отвечать надо, а не спиной поворачиваться и задницу свою показывать.
       Ириша сидит, платочек к глазам прикладывает, а руководитель чихвостит её, и на всякие дамские штучки ноль внимания.
       В общем, довёл он её до нужной кондиции, протянул кружку с чаем и приказал всё подробно изложить.
       - Простите, что перебиваю, Валерий Михайлович, - Кирилл полистал свой блокнотик. - А не было ли между Иришей и Лёней взаимной симпатии? Или общей позиции по отношению к Петру - ведь оба его недолюбливали.
       - Хотите научную базу под услышанное подвести? Скажу честно: не знаю. Но вполне вероятно, что отношение к Петру их в чем-то сближало. Точно сказать не могу, не задумывался над этим.
       - Кирилл, оставь теорию на потом, дай послушать, - неожиданно сказал будущий академик.
       - Ого, - думаю, - вот и Владлен Маркович заинтересовался. Неужто и ему интересно?
       Улыбнулся я Владику первый раз без всякой подначки, он тоже в мою сторону улыбку послал и рюмочкой салютнул - показывает, что поняли мы друг друга.
       - Скоро заканчиваю, - обнадежил я слушателей. - Отшмыгала носом Ириша и рассказала, что там у них на стене случилось.
       Когда Лёня уже метров на десять поднялся, она заметила, что Пётр вроде бы верёвку придерживает, внатяг пускает, и значит, не дает Лёне свободно идти. Сказать Петру, чтобы больше выдавал, не решилась: посчитала, что Пётр боится, как бы на длинной верёвке Лёня, если сорвётся, много не пролетел. А Лёня одной рукой за стенку держится, а другой, вместо того чтобы выше перехватить, сначала верёвку к себе поддергивает. Рассказываю и вижу, что слушателям моим это не очень понятно. Начал даже предметно показывать: вот, глядите - одна рука на уровне лица выступ прихватила, ты ногу аккуратненько выпрямляешь и тут же другую руку над головой вскидываешь, чтобы за следующую зацепку схватиться. Иногда это надо быстро делать, чтобы равновесие не потерять и на стене удержаться. Тут верёвку к себе подтаскивать не то что трудно, но, бывает, и невозможно.
       Так вот, присмотрелась Ириша - и видит, что Пётр работает на грани риска: на сложных участках всё нормально, а где Лёня свободно идёт, верёвку незаметно придерживает. Лёня то и дело кричит, чтобы больше выдавал, а Пётр словно игру какую затеял - то приспустит верёвку, то снова Лёню тормозит.
       Ириша во всем этом сволочизме не сразу разобралась, да и с Петром у неё с самого начала похода никакого общения нет, но когда поняла, что к чему, и хотела уже своего партнёра по связке позвать - тут все и случилось: Лёня забил крюк, шагнул выше, а натянутая верёвка его со стены и сбросила. Потому и пролетел мало, что припуска никакого не было!
       - Такого не может быть! - крикнула Алёнка.
       Все зашумели, заспорили и даже на меня набрасываются: не может такого быть, и всё тут! Только Кирилл молча сидит и по своему блокнотику пальцем постукивает.
       - Мы тоже не поверили Ирише, - говорю я. - Не поверили и снова нашего товарища начали расспрашивать, который с ней под стеной был. А он божится, что ничего такого не видел, что далеко стоял от Петра и только за Лёней наблюдал. Так мы ни в чём и не разобрались. С Лёней и Петром не беседовали - времени в обрез, а засветло ещё надо успеть на стенку подняться. Да и что бы они сказали - один своё, другой своё... Не принято у нас бесполезную свару устраивать.
       - Так и не выяснили? - ахнула Наташа.
       - Не выяснили. Правда, с Петром оставшиеся дни не очень
       общались, вроде чёрная кошка между нами пробежала. А Лёню втихаря и я спрашивал, да и, наверное, другие. Он отмалчивался: незачем, говорит, прошлое ворошить. Но я видел - есть у него своё мнение о случившемся.
       Допил я свою минералочку:
       - Всё, ребятки, замучил я вас... И не по теме вашего спора разговорился.
       - Минуточку, Валерий Михайлович, - Кирилл закрыл свой блокнотик. - Во-первых, очень даже по теме. А во-вторых, какие, на ваш взгляд, причины определили конфликт между Петром и Лёней?
       - Ну, какие... Объяснял ведь уже: не было между ними конфликта. Так, чурались друг друга, и всё.
       - Не скажите. Побудители всегда есть. Ну, между Иришей и Петром всё ясно, правда, девочки? А с Лёней... - Кирилл открыл блокнотик. - Возможно, начало положил тяжёлый взгляд Петра, пустячок, как вы говорите. Скорее всего, Пётр нашел объект, над которым он может главенствовать. Вас-то он в покое оставил. А пассивность Лёни, отсутствие, так сказать, сопротивления, позволяла Петру безнаказанно унижать товарища и испытывать от этого удовлетворение. На стенке же он явно переборщил, хотя знал, что Лёня не разобьется - Пётр же всё рассчитал и не дал ему далеко падать. А может, и вообще не хотел срыва, да так получилось... Но Пётр не учёл, что Лёня может взбунтоваться и выйти из-под его гнёта... Такой ход рассуждений вас устраивает?
       - Устраивает... Только ничего здесь не докажешь.
       Я посмотрел на притихших ребят и улыбнулся:
       - Ну, что пригорюнились? Наташенька, передайте, пожалуйста, гитару. Послушайте-ка лучше что-нибудь из нашего горного репертуара.
       Я прошелся по струнам и подтянул колки.
       Хотя в квартире пелось не так, как под звёздным небом в горах, и не серебрились в лунном свете вершины, всё равно песни сближали нас - и взрослых, и молодёжь, и я уже не жалел, что занесло меня в эту шумную квартиру, где на столике одиноко стояли едва початые бутылки с никому, в общем-то, здесь не нужным вином.

    ВЛАСТЬ

       Так уж получилось, что, начав водить школьников в горы, я неожиданно, и не мечтая об этом, стал руководителем очень большой группы московских туристов, с которыми прошагал все горные регионы страны от Карпат до Тянь-Шаня.
       Школьники вырастали, приводили к нам своих товарищей, а оформлять маршрутную книжку на 20, 30, а иногда и на 50 человек было, конечно, нельзя. Вот тут-то мы и начали подумывать о подготовке новых руководителей, которые по первости стояли бы во главе отделений, а потом и всего путешествия. Опыт себя оправдал, и однажды я предложил парню, назовем его Матвеем, побывавшему уже с нами на Кавказе и Памире, возглавить летнеё путешествие по Матчинскому горному узлу, что на Памиро-Алае. Себе же отвёл скромную роль руководителя отделения новичков, пообещав, что вмешиваться в распоряжения главнокомандующего не буду.
       Выбор мой был не случайным: Матвей уже отслужил в армии и, следовательно, имел представление о дисциплине. Физически он был сильнее многих и технические приёмы скалолазания, работы с верёвкой и ледорубом усваивал, что называется, на лету. Волевой и немногословный, он умел подчинять себе людей, но на роль лидера не претендовал, всегда как-то оставался в тени.
       Несколько месяцев мы разрабатывали маршрут, определяя дневные переходы и места ночёвок. Я хорошо знал этот район и подсказывал Матвею различные варианты акклиматизации и заброски продуктов на другую сторону хребта, куда мы должны были придти, спустя неделю, через другие перевалы. Матвею поручалось руководство не только всей группой, но и отделением, в котором собрались люди, тоже знакомые с горами. Этот народ пришёл к нам ближней осенью, но всё равно мы назвали отделение ветеранским, в отличие от новичкового, хотя и в нём было несколько человек с горным опытом, чтобы помогать первогодкам в трудные моменты походной жизни.
       По нашему плану отделения в определенной точке маршрута расходились на два дня: я уводил новичков на несложный перевал Кироксан, а Матвей с ветеранами переходил соседний снежно-ледовый перевал Щуровского. Внизу отделения встречались, пополняли рюкзаки заброской, заранеё перенесённой через хребет, и последние три перевала шли вместе.
       Я сказал Матвею, что, уж коли он руководит всем путешествием, то пусть при расхождении группы укажет мне развилку на Кироксан - единственный перевал на этом хребте, через который я не ходил, а дальше уж как-нибудь разберусь. Матвей согласился.
       Всю подготовку к путешествию Матвей провёл без сучка без задоринки, особо уделяя внимание весу дневного рациона продуктов, доведя его до 750 граммов на человека. Я даже попросил его не мелочиться и добавить какую-нибудь вкуснятину для перекусов, на что Матвей только сокрушенно вздохнул, пробормотав что-то на тему "Хозяин - барин".
       На одной из беговых тренировок мы развернули перед ребятами ватманский лист с нарисованной жирным фломастером картосхемой путешествия. Так делалось всегда, и не только для того, чтобы потом не задавали лишних вопросов. Каждый должен хорошо знать маршрут, и график движения, и те трудности, которые будут при переходе через перевалы. Покорно же вышагивать за руководителем, не представляя, куда он ведёт - какая в этом радость?
      
       Мы стартовали из абрикосового сада за кишлаком Ворух. Согласно плану, приторочили к рюкзакам только коробки с продуктами, и по ухабистой колёсной дороге, с небольшим набором высоты, перенесли их километров на 10 к повороту на перевал Дунон, через который нам ещё надо будет идти, вернувшись после заброски продуктов на другую сторону хребта. На следующий день пришли к продуктам уже с полными рюкзаками, завалили камнями несколько коробок для первой части путешествия, а с остальными двинулись к перевалу Джиптык. Шли хорошо, без особых отставаний, и через день заночевали у каменистой тропы, ведущей к перевалу.
       Я предупредил, что подход к перевалу хотя и несложный, но тягучий. Поэтому идти через силу не стоит, лучше делать небольшие остановки для отдыха. Когда начала сказываться высота - всё-таки подходили к 4000 метров - трое студенток поотстали. Потом затормозил Володя, тогда выпускник института, а ныне известный историограф авторской песни. Я успокоил новичков, сказав, что дело это обычное: ведь акклиматизация ещё не закончилась, и через несколько дней всё придет в норму. Отделение Матвея ушло далеко вперёд, а мы еле тащились за ним - по правде сказать, больше отдыхали, чем шли. Когда стало совсем невмоготу, увидели спускающихся к нам парней. Они подхватили рюкзаки девочек, и скоро вся группа собралась в цирке перевала. Быстро поставили лагерь, и тут Матвей предложил желающим сделать ещё один незапланированный переход - поднять коробки с продуктами на перевал. К моему удивлению, вызвались все, даже девочки, которые час назад умирали на подъёме. Мы всё же оставили их готовить обед, и без особого напряга вышли на седловину. С неё хорошо просматривался перевал Красный, через который нужно будет идти, закончив первую половину маршрута. Настроение у ребят было превосходным, и скажи им, они бы и вниз наши коробки перенесли.
       Вечером собрался штаб путешествия - был у нас такой руководящий орган, в который входили командиры отделений, завхоз, врач - словом, все, кто имел какие-либо постоянные должности в группе. Заседания всегда были открытыми, и на них приходили все желающие, а таких набиралось предостаточно. Девочки, остававшиеся сегодня в лагере, попросили, чтобы их взяли на заброску продуктов, ведь иначе они не побывают на перевале. Никто не возражал, только Матвей недовольно проворчал:
       - Вас самих ещё тащить придется...
       Тон был неожиданно грубым, мы не привыкли к такому, и я удивленно взглянул на Матвея.
       - В горы надо брать людей подготовленных, - резко сказал
       Матвей.
       - Девочки выполнили все нормативы, - напомнил я.
       - Вижу, как они выполнили, - Матвей посветил фонариком
       на часы, давая понять, что тема закрыта. - Лагерь охранять останетесь вы. Контрольного срока возвращения не будет, как управимся, так и придём. Посматривайте на перевал - увидите нас, начинайте готовить чай. Всё! Можно расходиться.
       Возможно, надо было поговорить с Матвеем наедине, сказать, что негоже так разговаривать с людьми, за которыми нет никакой вины. А горняшка может прихватить каждого, зачем же за это упрекать. Но вечер был таким тихим, таким звёздным, что начинать серьёзный разговор не хотелось. Да и что, собственно, произошло? Ну, ляпнул человек что-то не подумавши, так, может, устал или понервничал - ведь первый раз поведёт группу через перевал самостоятельно. Ничего, за ночь отдохнёт, успокоится, и всё будет хорошо.
       Теперь, вспоминая то давнее путешествие, думаю, что разговор с Матвеем был всё-таки нужен, и кто знает, не уберёг бы он от тех неприятностей, которые случились с нами на маршруте...
       Группа вернулась после заброски довольная и не слишком уставшая. Правда, новички признавались, что если бы не наши подмосковные тренировки и занятия скалолазанием в Крыму, то на спуске к реке Джиптык можно было и кувыркнуться. Но это уже так - набивали себе цену.
       Лагерь свернули ещё до восхода солнца. Освобождённые от коробок рюкзаки не оттягивали плечи - мы легко сбежали вниз и засветло вернулись к оставленным у поворота на перевал Дунон продуктам. По старой традиции торжественно поздравили новичков с первым в их жизни перевалом, собрали валявшиеся на склоне сучья, и когда вызвездило, расселись вокруг небольшого костерка. Дежурные колдовали у примусов, Володя настроил гитару, и мы негромко запели в ожидании булькающего в кастрюлях ужина. На заседании штаба меня попросили ещё раз рассказать о завтрашнем переходе, но рассказывать было нечего: дорога, закладывая пологие петли по склону, выведет на широкую седловину, потом таким же серпантином спустится к реке Кшемыш, вдоль которой мы на другой день двинемся вверх к одноименному леднику. Весь переход займёт часов пять, может быть, чуть меньше, это смотря как пойдём. А с перевала откроется великолепный вид на всю долину Кшемыша, на боковые хребты и основные вершины. Даже будут просматриваться повороты на наши перевалы. Так что впечатлений у всех будет предостаточно...
       - Не у всех, - перебил Матвей и кивнул на девочек, отстававших при заброске продуктов. - Эти с нами не пойдут. За неподготовленность я снимаю их с маршрута.
       - Куда ж они денутся? - ахнул кто-то.
       - Помолчи! - Матвей жёстко оглядел всех. - Дадим им один тент, кастрюлю, примус и продукты. Пусть возвращаются в абрикосовый сад. Через две недели встретимся. Ничего, не помрут.
       - Это как же девчонок на две недели одних оставлять?! Ты соображаешь, что говоришь?! - крикнула Лидия Алексеёвна,
       врач из отделения новичков.
       - Соображаю. Они же на первом перевале загнутся, когда мы разойдёмся. Что вы с ними будете делать, если моего отделения рядом не будет?
       - Тогда давайте изменим маршрут, - предложил Юра, давний походник, семейный и рассудительный человек, добровольно согласившийся идти с новичками. - Перейдём Дунон и будем делать радиальные выходы на два-три дня. А потом вниз по Кшемышу в сад...
       - И оставим заброску за хребтом? - перебил Матвей. - А там, между прочим, не только продукты, но и две канистры с бензином.
       - Да Бог с ней, с заброской. В крайнем случае, ты со своим отделением за ней сбегаешь. Через перевал Щуровского или опять через Джиптык. Это устроит?
       - Не устроит. Изменим маршрут - никто накопительных справок за него не получит. Значит, сезон зря пропал.
       Ребята пытались убедить Матвея, что его решение слишком уж строгое, но почему-то никто не догадался спросить бедолаг-девчонок, что они сами думают о случившемся. А девчонки сидели молча, хлюпая носами и вытирая слёзы. Наконец ребята повернулись ко мне:
       - Виктор Яковлевич, а вы что скажете?
       - Скажу, что распоряжения руководителя в походах не
       обсуждаются. Слыхали об этом?
       - Вот именно, - поддержал меня Матвей. - А то развели
       демократию! Всё, штаб закрывается. Володя, возьми гитару.
       Но пения не получилось. Хотя никто от костерка не ушел, сидели понуро, негромко переговариваясь.
       Я отвёл девчонок в сторонку:
       - Что думаете делать?
       - Мы домой поедем...
       - Что ж, разумно. Не в саду же нас дожидаться.
       Такого предательства с моей стороны девчонки не ожидали и снова захлюпали носами.
       - Да, кстати, за что, говорите, вас отчислили?
       - Сами не слышали? За то, что мы самые слабые...
       - Разве? - удивился я. - Ну, здесь, мне кажется, Матвей
       ошибается. А как вы сами считаете?
       - Так ведь Матвей говорит...
       - Я спрашиваю, как сами считаете.
       Девчонки замолчали, а потом Марина, самая решительная из них, сказала:
       - На сегодняшнем переходе шли не хуже других и почти не устали.
       - Вот видите, значит, акклиматизация у вас закончилась. Дальше пойдёте без особых трудностей.
       - Так ведь нас отчислили...
       - Полагаю, Матвей уже сам жалеет о своём решении.
       Идите-ка вы к костру, а завтра видно будет.
       - Мы лучше здесь погуляем...
       - Дело ваше.
       У костра Матвея не было, и я подошёл к его тенту:
       - Матвей, не спишь?
       - Нет.
       - Выйди, поговорить надо.
       - Сейчас.
       Матвей вылез, накинув на голые плечи штормовку и, набычившись, посмотрел на меня:
       - Воспитывать будете?
       - Воспитывать не буду. Я вот о чём...
       Матвей ждал, а я нарочно затягивал паузу.
       - Я вот о чём... Тент отдаем девочкам, так?
       - Ну, так.
       - А куда денем ещё трёх человек? В моём тенте, сам знаешь, шестеро. Вдевятером там никак не разместиться.
       - Юру я могу взять в наше отделение.
       - У вас что, свободное место в тенте образовалось?
       А куда ещё двоих подевать? И кроме того, кастрюлю и примус, как понимаю, тоже из нашего отделения отдаёшь. А вдруг второй
       примус забарахлит, что тогда? Ты об этом подумал?
       Матвей молчал.
       - Я сегодня наблюдал за девочками на спуске, - сказал я. - Претензий к ним нет. И дальше так будет, ручаюсь. У них просто акклиматизация затянулась.
       - На себя берёте ответственность? - усмехнулся Матвей.
       - Беру.
       - Ладно, - Матвей зябко повёл плечами, - завтра скажу, что идут с нами.
       - Матвей, надо сегодня.
       - Почему?
       - Нельзя оставлять девочек с таким настроением на всю ночь. Да и ребята сидят у костра как пришибленные.
       - Ну, тогда сами скажите.
       - Нет. Получится, что я отменяю распоряжение руководителя. Ты приказал - ты и отменяй приказ. Ничего в этом постыдного нет. Можешь сказать, что мы посоветовались и приняли новое решение.
       - Хотите, чтобы я за вашу спину прятался, - зло процедил Матвей. - Хорошо, сейчас приду.
       - А за мою спину тебе спрятаться не удастся, - сказал я, - габариты у тебя не те.
       Матвей не ответил на шутку и полез в тент.
       Я присел у костра. Ребята успели поужинать и теперь молча слушали Володю, что-то напевающего под свою гитару.
       - Виктор Яковлевич, вам и девочкам ужин в кастрюле
       оставили, - сказал кто-то.
       - Спасибо. Девочки сейчас придут.
       К костру подошёл Матвей в свитере и теплых брюках. Володя прервал песню, хотя делать это очень не любил. Наступила какая-то неловкая тишина, словно к костру подошёл посторонний человек и никто не знает, предложить ли ему сесть рядом или о чём-то спросить.
       Матвей оглядел ребят:
       - Где девочки?
       - По дороге гуляют, - сказал я.
       Матвей кивнул Юре:
       - Позови их.
       Юра ушёл, а мы так и сидели в тишине, даже сучья в прогорающий костёр никто не подбрасывал.
       Пришли девочки и, как провинившиеся школьницы, встали рядком за спинами сидящих ребят, по другую от Матвея сторону костра.
       - Пойдёте с нами, - сказал Матвей и, ничего не объясняя, ушёл в темноту.
       Ребята зашумели, зааплодировали, кто-то крикнул "Ура!", дежурные начали раскочегаривать примус, чтобы подогреть наш ужин, Володя взялся за гитару, и всё стало узнаваемым и привычным - и песни, и смех, и всякие разговоры...
       А потом Володя начал рассказывать о Высоцком, перемежая рассказ его песнями. И Матвей вернулся, и прилег у костра, не посматривая на часы, и не напоминая, что подъём у нас будет ранний. Всё-таки в половине третьего я остановил Володю, и ребята разошлись по тентам.
       Забегая вперёд, скажу, что девочки прошли свой маршрут нормально, не отставая и не жалуясь. В разные годы двое из них были командирами всей нашей группы, двое побывали в альплагере и потом помогали инструкторам на ежегодных сборах по скалолазанию в Крыму.
       После того путешествия прошло больше двадцати лет, но я хорошо помню, как пытался разобраться, что же толкнуло Матвея на столь жёсткое решение. Ведь случалось, мы брали в горы одного-двух человек, не сумевших выполнить наши нормативы по физподготовке, брали за их личные качества, и всегда помогали им, не упрекая и не указывая, что они слабее других. Моих знаний по психологии личности явно не хватало, чтобы понять мотивы поведения Матвея. Я перелопачивал различные варианты, но все они казались неубедительными, пока не остановился на одном, совсем уже фантастическом, но опровергнуть самого себя, при всём желании, не мог. Мне представилось, что Матвей всё время чувствовал мой контролирующий взгляд, это давило его и не позволяло принимать самостоятельных решений. Но ведь я ни разу не поправил его, ни разу не указал на тактические ошибки, да и никаких поводов для этого не было. И тут я понял (хотя, вполне возможно всё было по-другому), что свалившаяся на Матвея власть не могла быть раскрыта во всей полноте, если я постоянно находился рядом! Ему просто необходимо было показать, кто в доме хозяин. А девочки оказались удобным предлогом, чтобы, не посоветовавшись со мной, принять, наконец, собственное решение. Возможно, Матвей рассчитывал, что вместе с девочками я уведу вниз всё наше отделение, и тогда он получит полную свободу, не знаю.
       Но что-то в моих рассуждениях не связывалось. Матвей уже был признанным лидером, его распоряжения на маршруте не оспаривались: они были разумны и понятны. Через несколько дней он самостоятельно поведет своё отделение на перевал Щуровского, там надо идти в связках, угадывая закрытые снегом ледовые трещины - разве этого мало, чтобы почувствовать себя настоящим руководителем? А потом будут ещё три перевала, где отделение Матвея пойдёт впереди, навешивая верёвки и, при необходимости, подстраховывая новичков. И опять же без всякого вмешательства с моей стороны. Значит, возможностей для руководства будет хоть отбавляй. Нет, дело здесь не в амбициях Матвея, а в чём-то другом, но в чём именно, я так и не смог понять.
       Утром мы потянулись на перевал Дунон. Матвей разрешил каждому идти в своём темпе, и когда группа уж очень растягивалась, останавливался на короткие привалы, поджидая отставших.
       Лагерь поставили на зелёной полянке у чистейшего ручья. Девчонки прогнали парней далеко вниз за кусты, и мы наконец-то смыли с себя недельную грязь.
       Вечером Матвей спросил меня, не лучше ли завтра дойти до языка ледника без промежуточной ночёвки на половине пути.
       - Можно, конечно, но идти далековато. И если проскочим последние ровные площадки и не дойдём до озерца у ледника, то тенты придётся ставить на крупных камнях. И есть ли там чистые ручейки, не знаю.
       - А куда они денутся, с ледника же бегут.
       - Ледник мелкой осыпью присыпан и обрывается сплошным месивом. Смотри, Кшемыш-то какой мутный.
       - Боюсь, как бы погода не испортилась, - сказал Матвей. - Поспешить бы надо.
       - Погода - это уж как Бог даст. А пока идём в графике, чего ж загонять ребят? Давай так: пойдут хорошо - подтянемся к леднику, нет - остановимся на последних площадках.
       - Вам решать, - буркнул Матвей.
       - Брось. Нашёл о чём спорить. Завтра видно будет.
       Вроде пустячный разговор: Матвей спросил, я ответил.
       Но что-то меня в этом разговоре царапнуло. Я начинал понимать, что наш дотошно разработанный график движения тоже связывает Матвея. Я бы на его месте только порадовался успешным домашним заготовкам. Но Матвея, видимо, это и напрягало: механически вышагивать согласно плану не укладывалось в его представлении о роли руководителя. А когда он предложил новый и, на его взгляд, лучший вариант, я этот вариант вроде как отклонил. Не запретил, но и не одобрил. Мне даже захотелось, чтобы группа дошла до ледника и Матвей смог бы сказать при всех, что к его мнению не мешало прислушиваться...
      
       День нового перехода выдался по-обычному жарким. Солнце плавилось в небесной синеве, и укрыться от него было негде: вокруг только голые камни на жухлой траве.
       Хорошо пробитая тропа, поднимаясь на пологие холмики, постепенно набирала высоту. Фляжки с чаем опустели уже через пару привалов, и к намеченным для ночлега площадкам с чистым ручейком, впадавшим в мутный Кшемыш, мы пришли с одним яростным желанием - пить. О подходе к леднику Матвей не заговаривал: начинало смеркаться, и по небу расползалась серая хмарь.
       К обедо-ужину собрались, хорошенько утеплившись. Похлёбывая супчик, болтали о том, о сём, предвкушая скорое чаепитие. Но тут Матвей предупредил, чтобы сахара брали только по два кусочка.
       - Почему? - удивился Юра. - Мы же на сахаре никогда не экономили.
       - Шутка, - улыбнулся я. - Берите от пуза.
       - Никаких шуток, - сказал Матвей. - Всё рассчитано по
       кусочкам.
       Ребята недовольно зашумели. Действительно, вечернее чаепитие - дело святое. Иногда мы даже кипятили лишнюю кастрюлю, и вдруг такие ограничения.
       - Матвей, ты не ошибся? - спросил я. - У нас же шесть пачек, до заброски с лихвой хватит.
       - Не шесть, а четыре. Ну, чего заголосили? - остановил
       Матвей возмущавшихся. - Пейте, сколько хотите, но больше двух кусочков не брать. Кому непонятно, я повторю.
       - Подожди, Матвей, - я повернулся к завпроду. - Лена, сколько у нас пачек?
       - Четыре, - потупившись, сказала Лена.
       - Почему?
       - Потому что две пачки я сказал, чтобы в заброску положила, - ответил за Лену Матвей. - Нечего лишний груз тащить. И так еле плетётесь!
       - Все же надо было посоветоваться, - сказал Володя.
       - С тобой, что ли? - Матвей оглядел примолкших ребят и
       недобро усмехнулся: - Есть ещё вопросы? Нет? Тогда допивайте кастрюлю, не пропадать же заварке. Да, штаб собирается здесь в 23.00. Лишним не приходить!
       - Может, соберёмся в нашем тенте, - предложила врач. -
       Видишь, накрапывает.
       - Я сказал: "Здесь!"
       И пошёл к своему тенту. За ним поднялась Лена. Все знали, что ещё до путешествия между ними сложились романтические отношения. Не имея никакого горного опыта, Лена должна была идти в отделении новичков, но Матвей попросил, чтобы их не разлучали, и я не возражал.
       Ребята начали понемногу расходиться, а рядом со мной на камень присела Марина:
       - Я знаю, почему две пачки сюда не взяли.
       - Почему?
       - Я слышала, как Лена пожаловалась Матвею, что у неё тяжелый рюкзак, и Матвей сказал, чтобы она переложила две пачки в заброску...
       - Ладно. Ты только никому не говори об этом.
       - Я понимаю.
       В нашем тенте Володя уже залез в спальник, но, увидев, что я вожусь с рюкзаком в поисках плаща, приподнялся:
       - Виктор Яковлевич, нельзя же так!
       - Чего нельзя? - не понял я.
       - Нельзя таким тоном с ребятами разговаривать. Ну, оставил две пачки в заброске, так об этом надо было сразу сказать, а вам - в первую очередь.
       - Я только командир отделения. А штабу надо было сказать, ты прав.
       - Вы посмотрите, как он с нами разговаривает, словно деспот восточный. К нему уже никто из нашего отделения не подходит, чтобы не нарваться на грубость. Виктор Яковлевич, надо что-то делать. Вы должны сейчас же поговорить с ним!
       - Боюсь, что пользы это не принесёт, а конфликт раздуется, можешь быть уверен. Ты не горячись: послезавтра Матвей с отделением уходит на два дня. За это время ребята успокоятся, тем более что сахара в заброске с избытком хватит до возвращения в сад.
       - Дело не в сахаре...
       - Конечно. А с Матвеем я при случае поговорю.
       - Думаете, поможет?
       - Надеюсь.
       Я накинул на себя плащ и пошёл к примусам. Там уже начали собираться штабисты. Мелкий дождик моросил не переставая, а с близкого ледника тянуло холодом.
       Подошёл Матвей с Леной и посмотрел на часы:
       - Все собрались?
       - Завхоза нет, спит, наверное.
       - Ну, так разбудите!
       Кто-то пошёл к тентам. Минут пять мы сидели молча.
       - Может, начнём? - спросила врач, Лидия Алексеёвна. -
       Простынем же на ветру.
       Матвей не ответил.
       Вернулся посыльный и сказал, что завхоз наш действительно спал, но уже проснулся и пообещал, что скоро придёт.
       - Как скоро? - спросил Матвей.
       - Я не уточнял, но, возможно, через час.
       Кто-то хихикнул в темноте.
       - Шутим, значит, - Матвей спокойно оглядел нас. - Ну-ну.
       Через 12 минут (тут уж я тоже глянул на часы) пришёл заспанный опоздавший.
       - Штаб задержался на 20 минут, - сказал Матвей. - Можете расходиться!
       Это уже было неприкрытое издевательство над ребятами.
       Я догнал уходящих Матвея и Лену:
       - Давай, поговорим.
       - Завтра.
       - Матвей, ты перегибаешь палку.
       Матвей остановился:
       - Перегибаю, говорите? А что такое дисциплина, вы знаете? Вот что: я не лезу в работу с вашим отделением, а вы не вмешиваетесь в мою работу с группой, так, кажется, ещё дома договорились?
       - Это не работа, а самодурство!
       Матвей пренебрежительно махнул рукой и ушёл.
       У нашего тента меня поджидала Лидия Алексеёвна.
       - Виктор Яковлевич, моё дело, вроде бы, сторона, я в группе только один год. Но мне столько рассказывали о ваших походах, что захотелось самой пойти. А тут что ни день, то новые конфликты.
       - Что вы предлагаете?
       - Берите на себя общее руководство, и всё станет на свои места.
       - Я думал об этом, но, кажется, ещё рановато. Пойдём через перевалы, там начнется настоящая работа, и Матвею будет не до самоутверждения. А потом, лошадей на переправе не меняют...
       - Это лошадей, а здесь люди, которых постоянно унижают.
       Наша врач, видимо, готовилась к разговору, потому что сразу
       предложила новый вариант:
       - Тогда пусть Матвей со своим отделением идёт на день впереди. Мы что, сами без него не справимся?
       - Справимся, конечно. Но в отделении Матвея все верёвки, он же не может их отдать. А спуск с перевала Красный очень крутой, слева обрыв на ледник, там без верёвочного охранения не обойтись. И кроме того...
       Я замолчал, не зная, надо ли рассказывать о своих опасениях.
       - Что "кроме того"? - спросила врач.
       - Хорошо. Но предупреждаю, что это только мои домыслы. Дело в том, что с Красного можно выйти на другой перевал, не спускаясь на ледник и практически не теряя высоты. Сразу с седловины, прижимаясь к отвесной стене, пролезть к перевалу над ледником по пологой подкове. Но со стены время от времени летят камни, и склон к леднику такой, что сорваться с него легче лёгкого. Я рассказывал Матвею о возможности такого прохода, но только о возможности, предупредив, чтобы он выбросил её из головы. Так вот, я теперь думаю, что без меня Матвей может пойти вдоль стены, хотя бы для того, чтобы доказать нам, что он тоже не лыком шит. Представляете, чем это может кончиться?
       - И всё-таки Матвея надо приструнить, - вздохнула врач.
       - Попробуйте с ним поговорить, - предложил я. - Вы взрослый человек, может быть, он к вам прислушается.
       - Станет он меня слушать! Ну, хорошо, посмотрим, что завтра будет.
       Завтра ничего особенного не произошло. Под безоблачным небом мы спокойно поднялись на конечную морену ледника к намеченному озерцу, поставили тенты и занялись откровенным бездельем. Матвей предложил выйти на ледник, чтобы просмотреть подходы к нашим перевалам. С нами пошло ещё несколько человек. Одно дело - домашние разработки, а тут всё как на ладони. Я напомнил Матвею, что если по каким-то причинам перевал завтра перейти не удастся, то заночевать можно посреди ледника, на каменистом островке, не доходя минут тридцать до начала подъёма. А по ту сторону перевала, у поворота ледника в долину Джиптыка, тоже есть хорошая площадка, до которой желательно завтра дойти.
       - Да всё будет в порядке, - сказал Матвей.
       - А где наш поворот на Кироксан? - спросил я.
       - Вон видите чёрный отрог?
       - Вижу.
       - Так сразу за ним.
       - Ясно, - сказал я. - Юра, запоминай.
       На заседание штаба собралась почти вся группа. И хотя все были знакомы с нашим графиком, я ещё раз напомнил о нём:
       - Завтра отделение Матвея уходит на перевал Щуровского. Ночёвка за перевалом, на площадке по правому борту ледника. На следующий день отделение спускается на траву, к правому берегу Джиптыка, и ждёт нас. Мы выходим на Кироксан послезавтра и вечером встречаемся с Матвеём.
       - А если разминёмся? - спросил Володя.
       - Исключено. Сразу же после спуска с Кироксана стоит большая каменюка с выветренными в ней нишами. Это почтовый ящик. Кому нужно, кладут в эти ниши записки. Если записка от Матвея есть, мы идём вниз к его стоянке. Если записки нет, значит, Матвей ещё не проходил. Тогда мы ночуем у почтового ящика, а утром поднимаемся на ледник встречать опоздавших. Но это уже так, в порядке бреда.
      
       Ещё до того, как солнце высветило вершины, мы проводили отделение Матвея.
       - Не забудь о почтовом ящике, - сказал я. - Удачи!
       За день новички отдохнули, и когда вечером из-за хребта выглянула луна, такая яркая, что звёзды на чёрном небе потускнели, мы не пожалели, что нет хвороста для костра - сидели тесным кругом возле погашенных примусов и негромко пели под Володину гитару.
       Утром, по холодку, я повёл отделение к перевалу. За чёрным отрогом, как и говорил Матвей, начиналось узкое, заваленное камнями и круто уходящее вверх ущелье. Идти по нему оказалось труднее, чем я предполагал: мелкая осыпь выскальзывала из-под ног, крутизна увеличивалась, а с бортов ущелья то и дело срывались крупные камни. Всё-таки часа через два мы вышли на небольшую, залепленную пятнами снега площадку. Ребята расселись на камнях, а я непонимающе осмотрелся: ущелье упиралось в почти вертикальную стену, и никаких проходов в ней не было - тупик.
       Подошёл Юра и кивнул на стену:
       - Приехали?
       - Вроде.
       - Что будем делать?
       - Пока думать. Ты хорошо помнишь, что Матвей указывал за чёрный отрог?
       - Конечно. А знаете, меня ещё на подъёме насторожило, что здесь нет чёткой тропы. А перевал-то хоженный-перехоженный.
       - Что же раньше-то не сказал?
       Юра пожал плечами:
       - А что говорить? Может, через перевал никто в этом сезоне не ходил...
       Становилось ветрено. Над стеной появились тёмные тучи, и вдруг повалил мокрый снег, да не просто, а сплошной непрони-цаемой завесой.
       Я приказал поставить тенты. Отсиживались в них больше часа, пока тучи не снесло вниз и над нами снова не разлилась густая небесная синева.
       Вокруг меня собрались ребята. Все радовались неожиданному приключению, ведь такого снегопада они никогда не видели.
       - Вот что, друзья, - сказал я. - Никакого перевала здесь нет. Можете рубить мою повинную голову.
       - Она нам ещё пригодится, - засмеялась Марина.
       - А раз так, вернёмся к нашей ночёвке. Только идти осторожно, чтобы не спускать камни друг на друга.
       - А дальше? - поинтересовался Володя.
       - До темноты успеем найти проход на перевал, и завтра будем на той стороне.
       Пока снова ставили лагерь у озерца, я попросил Юру пройти вдоль хребта и посмотреть, где же нужное нам ущелье. Скоро Юра вернулся и обрадовал, что второе ущелье совсем недалеко и по нему тянется хорошо набитая тропа.
       - Но ведь Матвей проходил мимо ущелья. Почему же не
       вернулся и не предупредил, что ошибся?
       - Это мы у него спросим, - Юра посмотрел на небо. - Погода вроде бы установилась. Думаю, завтра пройдём без сегодняшней заморочки.
      
       Основательно пропотев, мы поднялись к перевалу, но перед седловиной затормозили: над тропой навис снежный карниз, а вокруг валялись уже подтаявшие спрессованные глыбы, оторвавшиеся от него. Когда этот карниз надумает ещё раз рухнуть, угадать было нельзя. Ребята быстро натянули над карнизом перила, и минут через тридцать мы стояли на перевале. Меня радовала дружная работа новичков, и не столько работа, сколько их отношения между собой. И внизу в лагере, и сейчас на маршруте не было ни криков, ни взаимных упреков. И Юра, и Володя, и наш врач шепотком говорили мне, как изменилось настроение в отделении, и что оставшиеся три перевала ребята пройдут так же слаженно, как и сегодняшний Кироксан.
       Мы спустились к тропе, ведущей с ледника Щуровского в долину Джиптыка и дальше, к нашей заброске. Недалеко от тропы стоял здоровенный камень - наш почтовый ящик. Конечно же, ребята обступили его - ведь интересно посмотреть на необычную переписку.
       Я пошарил в одной нише, в другой, и вытащил полиэтиленовый пакетик с запиской, адресованной какому-то Петелину.
       Послания от Матвея не было.
       Вот этого мы никак не ожидали: ведь мы опаздывали на один день, и в любом случае Матвей должен был спуститься!
       Сразу посыпались предположения: возможно, из-за вчерашнего снегопада Матвей остановился по ту сторону перевала и, значит, придет только завтра. А может быть, отделение заночевало уже на нашей стороне и появится с минуты на минуту; а может быть, там что-нибудь случилось и нужна наша помощь...
       Решать предстояло мне.
       - Сделаем так: поищите удобное место для ночёвки и готовьте ужин. А я с Юрой выйду на ледник, откуда просматривается путь к перевалу и, возможно, видна площадка, на которой Матвей мог остановиться. Вернёмся часа через три без точного контрольного срока. За нас не беспокойтесь.
       Мы осмотрели широкое, укрытое снегом поле ледника, но никого не увидели.
       - Придётся завтра идти на перевал, - сказал Юра.
       - Там на подходе трещин много, а у нас верёвка только для одной связки. Надо придумать что-нибудь поразумней. Возьмём за основу, что Матвей здесь ещё не проходил.
       К сумеркам мы вернулись в лагерь, и я рассказал о согласованном с Юрой плане:
       - Утром я пойду к нашей заброске. Вы двигаетесь за мной после завтрака. Отделение ведёт Юра. Так как записки нет, то скореё всего Матвей вернулся и пошёл к заброске через Джиптык. Если у заброски Матвея нет, я, захватив немного продуктов, иду к вам навстречу, и мы через Кироксан снова возвращаемся к леднику Кшемыш. Если и там никого не обнаружим, мы с Юрой за два дня дойдём до кишлака Ворух и по телефону свяжемся со спасслужбой. Вы доберётесь до кишлака самостоятельно. У кого есть другие предложения?
       Других предложений не было, и едва рассвело, я заспешил вниз. Тропа вывела на редкую траву, поднялась на пологий холмик, и с него я увидел знакомый тент Матвея. Теперь всё становилось ясным: кто-то на маршруте травмировался, и Матвей привёл отделение на удобную площадку, где потеплее и чистая вода недалеко. Не до записки ему было...
       Я громко позвал ребят. В тенте сразу зашевелились, первым выскочил Матвей в плавках и закричал испуганно:
       - Что случилось?!
       - Ничего не случилось. А что у вас?
       - Всё в порядке. А где остальные?
       - Сейчас придут. Ты почему записку не оставил? Мы же вас даже на леднике искали! - спросил я.
       Матвей нагловато усмехнулся:
       - А зачем её оставлять? Могли бы догадаться, что мы на траве ночуем. Чем нас искать, лучше бы сразу сюда пришли.
       Я не сдержался:
       - Да за такие вещи с маршрута снимать надо!
       - Меня не вы, а маршрутная комиссия руководить отделением утвердила, - напомнил Матвей и полез в тент.
       Стоявшие вокруг нас ребята не вмешивались в перепалку.
       Только, когда Матвей ушёл, кто-то сказал:
       - Мы у "почтового ящика" отдыхали. Думали, что Матвей записку оставил...
       - А как шли?
       - Нормально. А здесь уже вторая ночёвка.
       - Значит, могли вчера вечером нас встретить?
       - Могли, конечно. Тут всего-то около получаса ходьбы. Да и поиски надо было организовать. Но мы же не знали, что записки нет...
       Ребята словно чувствовали себя виноватыми за всё, что случилось.
       Подошло наше отделение. Матвей вылез из тента, и на него тут же посыпались вопросы о записке. Когда разговор начал переходить в групповое возмущение, Юра остановил ребят, хотя сам еле сдерживался.
       - Матвей, ты указал нам, что тропа на Кироксан начинается сразу за черным отрогом, так?
       - Ну, так.
       - А когда подошёл ко второму ущелью, понял, что ошибся?
       - Конечно, - усмехнулся Матвей.
       От этой усмешки Юру аж передернуло:
       - Так, почему же, чёрт тебя подери, не вернулся и не предупредил нас?! - крикнул он. - Что, переутомился на руково-дящей работе?! Ну, так послал бы кого без рюкзака, он бы минут за двадцать туда-сюда сбегал. Ты брови-то царственные не сдвигай, знаешь, куда мы по твоей указке залезли?!
       - А ну, остынь! - Матвей сжал кулаки. - Остынь, говорю!
       У вас начальник вон какой опытный. Что, без нас нельзя было
       разобраться?
       - Перестань чушь молоть! - крикнула Лидия Алексеёвна. - Ты же больше всех ратуешь за дисциплину! Ты указал, куда идти, мы и пошли. Откуда мы знали, что за этим ущельем есть ещё одно? Ты мимо него прошёл, понял, что ошибся, а теперь нас упрекаешь!
       Врач хотела ещё что-то сказать, но только рукой махнула и повернулась ко мне:
       - Пойдёмте к заброске, смотреть на такого руководителя тошно!
       Мы спустились к тропе на перевал Джиптык, разобрали камни и достали коробки с продуктами, потом обустроили лагерь и полезли на склоны хребта за хворостом.
       Отделение Матвея пришло часа через два. Я сидел, похрустывая сухариками, и допивал вместо пропущенного завтрака приготовленный для меня чай. Матвей, словно ничего не случилось между нами, сел рядом, помолчал немного и сказал:
       - Я, пожалуй, на Красный сбегаю.
       - Зачем?
       - Посмотрю, какая там обстановка, ну, и место для сбрасывания верёвок на склон найду.
       - Да нечего там смотреть. Отсюда до ночёвки часа два ходу, а на перевал минут за сорок поднимемся. Там слева на седловине скальный выход стоит, на него и верёвку набросим. Да что я тебе рассказываю, сам ведь знаешь.
       - Знаю, - кивнул Матвей, - но хотелось бы сбегать.
       - Один пойдёшь?
       - Шурика с собой возьму, он согласен.
       Я видел, что Матвею неуютно в лагере: ребята сторонились его, и может быть, сегодня ему лучше быть подальше от нас.
       - Контрольный срок возвращения - пять часов с момента
       выхода, - сказал я. - И не опаздывайте, чтобы не было лишних
       волнений.
       - Где мостик через Джиптык? - спросил Матвей.
       - Вон там, за кустами. Пойдёте берегом против течения и
       увидите.
       Матвей вернулся даже чуть раньше назначенного времени и сразу подошёл ко мне:
       - Появилась проблема.
       - Какая? - спросил я.
       - Уже возле лагеря мы встретили чабана из кошары, знаете, которая ниже нас стоит?
       - Знаю.
       - Он спросил, куда мы идём. Я сказал, что на другую сторону хребта, а потом, обогнув хребет, вверх по Джиптыку вернёмся сюда за остатками продуктов, и через Лор уйдём в Ворух.
       - Правильно сказал, а что дальше?
       - Чабан предупредил, что так мы не пройдём. Перед входом в каньон Джиптык разлился и закрыл тропу. Сколько тропы под водой, он точно не знает, но говорит, много. Даже на лошадях там сейчас не ездят. И что тропа откроется только через неделю. Что будем делать?
       - Принеси карту и позови Юру, - сказал я.
       Матвей вернулся и расстелил карту на земле. Юра уже был в курсе дела, и ни о чём не спрашивал.
       - Давайте разберёмся спокойно, - сказал я и сел на камень чуть в стороне от парней, чтобы не мешать им. - Посмотрите: за хребтом в Джиптык впадает Каратура. К ней можно спуститься после наших перевалов через ещё один бесснежный, но достаточно крутой перевал. Нашли? Теперь найдите недалеко от спуска, вниз по течению, мостик через Каратуру. Там берег пологий, даже при разливе вода только растечётся между камней, и его не зальёт. А сразу за Каратурой должен быть мостик через Джиптык. Есть? От него по правому берегу к нашей стоянке день ходу.
       - Порядок, - облегчённо вздохнул Матвей. - А я этого мостика не заметил, ведь он не на нашем маршруте.
       - Не торопись, - Юра внимательно разглядывал карту. - Тут есть две закавыки. Первая: тропы на правом берегу нет. Надо будет обходить каньон поверху, скорее всего по крутому склону и осыпям, да ещё через два поперечных отрога. За один день не управимся. Да и воды там нет. Но это не главное. Где гарантия, что мостик через Джиптык тоже не закрыт водой? Ведь перед ним в Джиптык впадает Каратура, объём воды увеличится а ущелье-то узкое. Если перейти на правый берег не удастся, придётся возвращаться обратно через наши перевалы. А это уже вне всякой логики. С тем же успехом можно было ходить туда-сюда, скажем, через Кироксан или тот же Джиптык.
       - Не устроит, - сказал Матвей.
       Я ждал, когда наши стратеги сами найдут правильное решение.
       - Видимо, о переходе хребта придётся забыть, - сказал Юра. - Уходим сразу через Лор.
       - Ты что?! - взорвался Матвей, но сразу осёкся. - Давайте ещё подумаем...
       - Думай, - спокойно ответил Юра, и лёг на траву, прикрыв лицо капюшоном штормовки.
       Матвей и Шурик ещё долго водили пальцами по карте. Я знал, что это напрасный труд, но не торопил их.
       - Вот, - сказал Матвей. - Вот посмотрите: можно пройти вверх по Каратуре, и на нашем же хребте есть ещё два перевала - не знаю, как они называются - со спуском к леднику Щуровского. А потом прямо сюда, к нашему лагерю.
       - Это Минтеке-один и Минтеке-два, - подсказал я. - Только такой переход займёт неделю. Ну, и ещё один резервный день не мешает набросить. Приплюсуй ещё два дня до Воруха. А у нас продуктов и бензина на семь дней.
       - Можно экономить...
       - Матвей, это не дело, - оторвался от карты Шурик. - Это сейчас легко сказать: "экономить". А уже перед, как его... перед Минтеке ребята оголодают. Глядишь, и на перевал-то взойти не смогут. Там хоть тропа есть? - повернулся Шурик ко мне.
       - До начала подъёма просматривается. А дальше - крутой снежный склон обрывается приличным отвесом. В лоб его не пройдёшь - надо идти над ним, поднимаясь наискосок. Свалишься - мало не покажется.
       Матвей ещё поводил пальцем по карте и огорчённо поднял
       голову:
       - Значит, у нас последний перевал?..
       - Давайте пойдём к кошаре, - предложил я. - Поговорим с чабанами, возможно, появится дополнительная информация.
       Но чабаны ничего нового не сказали, кроме того, что ещё один разлив Джиптыка перед дальним мостиком вполне может быть.
       Мы всё-таки прошлись вниз по Джиптыку, до того места, где вода уже начала заливать тропу, и убедились, что пройти ни правым, ни левым берегом нельзя.
       Теперь спешить было некуда. Я сказал Матвею, что отведу завтра своё отделение на перевал Красный, пусть полюбуются.
       - На перевал не надо, ещё свалится кто-нибудь, склон к леднику сами знаете, какой, - ответил Матвей. - Полюбуйтесь на массив Хотуртау. Если повезет, увидите, как сходят с него лавины, и достаточно. - Матвей помолчал. - Я вот о чём думаю: надо рассказать ребятам об изменении маршрута. Может быть, вы это сделаете? - обратился Матвей ко мне. - У вас лучше получится.
       - Хорошо.
       - А командующий-то наш переживает, - сказал Юра, когда мы остались одни. - И голос такой мягонький, без руководящего шика. А выступать перед ребятами не хочет, потому как знает, что контакта с ними не будет.
       - Не надо его сейчас трогать, - сказал я. - Он же понимает, что натворил, не предупредив об ошибке с ущельем и не оставив записку.
       - Думаете, понимает? А мне кажется, что сделал он это нарочно. Подождите, - остановил меня Юра. - Допускаю, что с ущельем он напутал, но предупредить-то об этом надо было? Только не говорите, что понадеялся на вашу сообразительность. Просто подвернулся случай вам ножку подставить. И с запиской то же самое. Он же видит, что с руководством группой у него не ладится, вот и хочет показать, что вы ничем не лучше его.
       - Ты ещё монумент мне воздвигни, - улыбнулся я.
       - С монументом подождём. Если бы вы сразу пресекли грубость Матвея по отношению к ребятам и к себе, всё было бы по-другому.
       - Выходит, что я виноват...
       - А кто?
       - Я пробовал говорить с ним, но безрезультатно...
       - Плохо пробовали, - резко сказал Юра. - Надо было отстранить его от руководства группой, ещё когда он отменил заседание штаба, вот он бы и приутих.
       - Твоя правда, - согласился я. - Но думал, он сам поймёт...
       - Дожидайтесь! - усмехнулся Юра. - Власть такая штука, что от неё редко кто добровольно отказывается. Тут под зад надо дать.
       - Ты к чему клонишь?
       - Ни к чему, - Юра кивнул в сторону нашего последнего перевала. - Перейдем Лор, маршрут будет официально закончен. Тогда с Матвеём надо серьёзно поговорить. И непременно при всех.
       - Согласен, - сказал я. - Спасибо за науку.
       - Ну, хоть одно доброе слово за весь поход услышал, - хмыкнул Юра. - Пойдёмте к ребятам.
       За ужином я рассказал об изменении наших планов, и с удивлением увидел, что никто особенно не разочаровался. Сваливать это на непосильные трудности маршрута было нельзя: всё было в пределах нормы. Скорее всего, ребятам надоели постоянные конфликты, но думать, что мои выводы правильны, не хотелось. Зато предложение прогуляться завтра к перевалу Красный ребята приняли с радостью.
       Утром, захватив только печенье и шоколадки, мы довольно быстро поднялись на широкую травянистую поляну с маленьким озерком. Слева от нас загораживал обзор огромный снежный массив Хотуртау, а справа начинался заваленный камнями предперевальный склон на Красный. Времени до оговоренного срока возвращения оставалось много, и меня начали упрашивать подняться на перевал. Я понимал, что запрещая выходить на седловину, Матвей просто лишний раз показал свою власть, и без всяких угрызений совести повёл отделение между крупных камней вверх, поближе к синему небу.
       Впервые ребята стояли на высоте четыре с половиной тысячи метров. Здесь кислорода уже маловато, даже спички загораются не сразу: можно исчиркать полкоробка, а они только шипят и пускают сиреневый дымок. Всё радовало новичков: ясный день и слепящее солнце, и снежные пики вокруг, и то, что мы вместе - что ещё надо пусть для маленького, но всё-таки счастья? Кто знает, может быть, это ощущение единства и неосознанной любви друг к другу останется у ребят надолго, и только ради этого стоит водить их в горы.
       Я рассказал, как мы должны были спускаться на разрубленный трещинами ледник, указал место ночёвки у ледникового озерка и хорошо видный наш следующий перевал - тогда он назывался "50 лет Советской Армии". Вот тут ребята и пожалели о так внезапно прерванном маршруте.
       - Не судьба, - вздохнул Юра. - Потопали в лагерь.
       Матвей встретил нас улыбкой и начал расспрашивать о прогулке. Новички, перебивая друг друга, рассказали, как быстро они поднялись к массиву Хотуртау, какой он снежный и неприступный, и какой вид открывается с перевала Красный, и как жаль, что мы не спустимся с него на ледник...
       - Вы были на перевале? - не дослушав ребят, повернулся ко мне Матвей.
       - Были.
       Матвей прямо сверкнул глазами и, не стесняясь ребят, чуть ли не закричал:
       - Но ведь я запретил! Когда надо, в пустяках не можете разобраться, а сейчас чёткий приказ не выполнили!
       - Смени тон! - перебил я. - Да, не выполнил, потому что ты сам сказал, что не вмешиваешься в мою работу с отделением! Вот и не вмешивайся! И кроме того...
       Матвей повернулся и пошёл прочь: такая у него появилась привычка - уходить, не закончив разговора.
       Новички растерянно смотрели на меня.
       - Мы ведь не знали, что нельзя на перевал, а то бы ничего не сказали...
       - Да не волнуйтесь вы так, - улыбнулся Юра. - Ну, погорячилось начальство, бывает. Бегите-ка за полотенцами, к ручью пойдём.
       Ни в этот вечер, ни утром, когда мы начали подъём на Лор, Матвей ко мне не подходил. А подъём оказался долгим: тропа длинными серпантинами гуляла по склону, почти не набирая высоты. Прошёл уже час, а мы всё ещё вышагивали над местом нашей ночёвки. Но всему бывает конец, и к полудню мы сбросили рюкзаки на седловине. Матвей порадовал, что отдыхать будем тридцать минут. Такого случая Володя упустить не мог и расчехлил гитару. Кто-то ему подпевал, кто-то слушал, похрустывая сухариками, и выжимая последние капли чая из фляжки. Большой привал - это долго ожидаемая радость: можно размять натруженные плечи, можно сидеть, подставив лицо едва заметному ветерку, или прилечь, ни о чём не думая, надвинув козырёк шапочки на глаза... Одно плохо: время для отдыха сжимается как-то незаметно.
       - Выход через пять минут, - предупредил Матвей.
       Ребята зашевелились, а Володя, закончив одну песню, начал другую. Матвей молча стоял, держа руку с часами перед собой. Володя сидел полубоком к Матвею и не видел его хмурого взгляда. Я хотел остановить Володю, но не успел: он перешёл к последнему припеву.
       - А ну, замолчи! - гаркнул Матвей. - Приказа не слышал?!
       Все замерли: так Матвей ещё ни на кого не кричал. От неожиданности Володя вздрогнул и посмотрел на Матвея расширенными от удивления глазами, а потом начал неторопливо упаковывать гитару в чехол.
       - Быстрей, - процедил Матвей.
       - Ошалел, что ли? - вскинулся Юра.
       Матвей даже не повернулся в его сторону, скомандовал "Подъём!" и зашагал вниз. Наше отделение подождало, пока Володя приторочит гитару к рюкзаку, и двинулось следом.
       - Прекрасная точка в нашем путешествии, - сказала мне Лидия Алексеёвна, когда мы поставили лагерь на берегу Каравшина. - Оставим и это без внимания?
       - Не оставим. Завтра в Ворухе поговорим обо всём.
       Но в кишлаке поговорить не удалось: надо было искать место для ночлега, потом забрать из чайханы оставленную там городскую одежду - словом, времени для серьёзного разговора не осталось. Матвей ни в какие дела не вмешивался, ни с кем не общался, а к вечеру ушёл куда-то со своей девушкой, по-моему, даже к ужину не вернулся. Только в Самарканде, в Доме пионеров, куда нас всегда пускали по приезде, удалось провести общее собрание. Такие собрания проводились после каждого путешествия. Сначала говорили о пройденном маршруте: что понравилось и что не очень. Потом обсуждали поведение каждого туриста, хваля или указывая на какие-то недостатки в его характере. Делалось это доброжелательно, и никто не обижался на критику. Бывало, и меня шерстили, упрекая в излишней мягкотелости.
       Но сегодня сразу и неожиданно заговорили только о Матвее.
       И начали разговор, не ветераны группы, а новички. Они наперебой вспоминали, как Матвей унижал их своей властью, а они ведь не дети, а старшеклассники и студенты, как он чуть не выгнал из группы наших девчонок, как, никого не спросив, посадил всех на урезанный сахарный паёк и как, продержав штабистов под дождём, приказал им разойтись.
       Матвей пытался оправдываться, но его тут же остановили ветераны:
       - Новички на то и новички, чтобы поправлять и учить их, а не унижать и не упрекать за ошибки, - сказали ветераны. - А ты как
       разговариваешь с ними? "Принеси! Унеси! Не твоё дело!"
       Или забыл, как кастрюлю к дежурным ногой отшвырнул, чтобы помыли? В результате получилось, что одни имели право обращаться к тебе, а другие - только выслушивать твои приказания.
       Юра опять вспомнил об отправке нас не в то ущелье и о не оставленной записке, а Лидия Алексеёвна попросила объяснить,
       почему нашему отделению было запрещёно подниматься на перевал Красный, какая была в этом необходимость?
       - Чтобы никто не свалился с перевала, - напомнил Матвей.
       - Перестань чепуху молоть! - перебила его наш врач. - Я, правда, не слышала, когда Матвей запретил выход на перевал, но если причина только в этом, то иначе как глупостью или самодурством такой приказ нельзя назвать!
       - А ещё он на Виктора Яковлевича накричал, - сказал кто-то.
       - Ну, что ты, просто ласково пожурил, - улыбнулся Юра. - А как он рявкнул на Володю, помните?
       - Не надо об этом... - попросил Володя.
       - Хорошо. Но своим отделением Матвей командовал гораздо меньше, чем нашим. Там свою власть проявить было трудно, его бы сразу послали по определенному адресу, а с новичками было где развернуться.
       Неприятный разговор затянулся, и я спросил Матвея, хочет ли он что-нибудь сказать.
       - Нет, - буркнул Матвей, - всё равно вы ничего не поймёте.
       - Тогда скажу я. Горная часть путешествия закончена, осталось только познакомиться с городом, и я отстраняю Матвея от руководства группой. Сделать это надо было раньше, тут уж моя вина. И ещё хочу сказать новичкам, что таких случаев, как в нынешнем путешествии, у нас никогда не было и, надеюсь, никогда не будет. А теперь давайте поговорим о завтрашних экскурсиях.
       Несколько дней мы осматривали древние памятники Самарканда, восхищаясь непривычной для нас восточной архитектурой, тонкой резьбой по камню, лазуритовыми куполами мечетей и медресе. Конечно же, не пропустили и пышного базара с его бросовыми по нашим меркам ценами.
       Матвей с нами не ходил, но никого это не огорчало, и, как сказал один из новичков - теперь можно перейти улицу, не спрашивая разрешения командующего.
       По приезде мы на вокзале распрощались с Матвеем. Лет через пять случайно встретились, перебросились незначащими фразами и снова разошлись надолго. Лидия Алексеёвна ушла из группы, продолжив занятия спортом. Несколько раз она становилась чемпионкой Москвы в лыжных гонках и кроссе по своей возрастной группе. Перестали с нами ходить и трое новичков. Юра ещё один раз был с нами на Памире, а Володе в горы ходить не позволяло здоровье, но в группе он остался и теперь ведёт наши песенные вечера у подмосковных костров. Случается, что на таких посиделках ребята вспоминают пройденные маршруты, но о путешествии, руководимом Матвеем, не заговаривают, словно этого путешествия не было.
       Я же нет-нет да и возвращаюсь к тому, давнему уже Памиру, перебираю один случай за другим, но понять, что определяло поступки Матвея, не могу. Не могу поверить, что на короткое время полученная власть может так изменить человека, который до этого никогда не старался возвыситься над товарищами.
       Я помню, как в лагере под перевалом Красный спросил у девушки-студентки, чем она так расстроена - может быть, плохо себя чувствует. И она, поотнекивавшись, сказала, что спросила у проходившего мимо Матвея, будет ли завтра днёвка, а он, не остановившись, грубо ответил, что самой надо знать, потому что всех знакомили с нашим графиком.
       Вроде бы пустяк, но почему бы не улыбнуться и не напомнить? Уверен, что о других таких "пустяках", обижающих новичков, я просто не знал. Даже постоянно нахмуренный и озабоченный вид Матвея возводил между ним и новичками невидимую стену: с ним не пошутишь и не задашь лишних вопросов.
       Как-то девчонки, посмеиваясь, рассказали, что ещё в Москве Матвей договаривался с Шуриком ежедневно бриться в горах и чистить обувь, потому что руководитель должен быть примером для всех.
       - Ну, и что? - спросил я. - Вы же следите за собой. Вот и они правильно делают.
       - Ага, правильно, - засмеялись девчонки. - А сами-то вы вон как заросли!
       Теперь, вспоминая этот весёленький разговор, думаю, что для Матвея внешний вид был необходим как погоны на генеральском мундире: надо же было чем-то выделяться среди своих подчинённых. Хотя те, кто бывал в горах, знают, что растительность на лице оберегает от ожогов солнечных лучей.
       Мои знакомые психологи пытались что-то растолковать, пересыпая речь научными терминами, но все их безупречные выкладки не убеждали меня, потому что в моём понимании руководитель должен прежде всего думать об успехе дела, а не о своём месте в нём. Как-то я снял с полки книгу А.Е Бермана "Юный турист". И нашёл подглавку с замечательным названием: "Не спеши в руководители". И тогда понял, что все наши памирские неурядицы действительно произошли по моей вине: я не дал Матвею созреть до руководства группой - для этого нужны были ещё два-три года.
       А так он только играл заданную ему роль, играл, как сам понимал её. Что получилось из этого, я рассказал.

    ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР

       - Мусик? Привет, это я. Мусик, представь, я была в турпоходе. Нет, это не ресторан. Не ресторан, говорю. Это настоящий туристский поход. Понимаешь, настоящий поход по горам. Что значит "по каким горам"? По кавказским горам. Там, где эта... как её...Ну, двурогая... Нет, не корова... Гора такая, Ушба называется. И этот... ну, самый высокий... сейчас... Эльбрус, вот... Я тебе всё по порядку. Ты Володьку с третьего курса знаешь? Ну да, чеканутый. Так вот, он мне говорит:
       - Чучело ты, - говорит, - гороховое. Чем на дискотеках каблуки стаптывать, пошла бы с нами в горы, я б тебе настоящую жизнь показал.
       - Это какую, - спрашиваю, - настоящую?
       - А вот пойдём, - говорит, - сама увидишь. Или слабо?
       - Почему это, - спрашиваю, - тебе не слабо, а мне слабо?
       Ну, слово за слово, и я ему так прямо:
       - Смотри, - говорю, - Володька, если уж обещаешь настоящую жизнь, то чтобы в глазах потемнело, чтоб зашатало!
       - Это, - говорит, - я тебе обещаю.
       Начал он мне вещи собирать, снаряжение всякое. Принёс штормовой костюм. Нет, что это такое, по телефону не объяснишь, это надо видеть. Потом ботинки такие огромные с подошвой, как у "Саламандры", ледоруб - это вроде большого молотка. Зачем? Мусенька, не перебивай! А потом у меня появился "Ермак", здоровый такой, руками не обхватишь. Мусенька, ты с ума сошла, как я тебя с ним познакомлю, если это рюкзак так называется, вроде раскладушки железной. Нет, не за этим. Не за этим, говорю, его на спине со всеми вещами носят. Мусик, не перебивай! Это же горный поход, а не балдёж на Серёжкиной даче.
       Ты слушай. Собралось нас восемь человек, шесть кадров и двое девчат, пропорция в нашу пользу. Ехали, представляешь, в плацкартном вагоне. Ложишься на полку, а тебя головами по ногам, по ногам. Вечером надела пижамку, знаешь, мою голубенькую, открытую, с бриджами в рюшечках, так у мальчиков окуляры глицерином затянуло. А я - ноль внимания. Ихняя Женька мне так шепотком:
       - Ты бы прикрылась, неловко всё-таки.
       А я ей тоже шепотком, по наивному:
       - А что, у меня изъяны какие-нибудь?
       Она и завернулась. Ну ладно, это всё мелочи.
       Приехали в Пятигорск, так они вещи в лесочке за городом попрятали и сразу в музей и по памятникам. Нет, в магазинах не были, только в книжных. Что? Ну да, я тоже сначала думала, что лажа, но у них так принято. Нет, ты напрасно, интересно всё-таки.
       Вечером поставили палатки, а мне с Женькой велели ужин готовить. Женька там что-то сделала с примусами, они как загудят, я подойти боюсь, не то что варить. Я у Володьки чеканутого спрашиваю сквозь зубы:
       - Это ты мне такую настоящую жизнь обещал?
       - Ну, что ты, - говорит, - настоящая жизнь ещё впереди.
       И представляешь, снимает с себя штаны и в одних плавках лезет в палатку:
       - Залезай, - говорит, - со мной рядом спать будешь.
       - Что дальше, что дальше? Наложил он на меня свою лапищу чугунную, с другой стороны ещё двое мужиков улеглись, потрепались минут пять и засопели. Нет, ты можешь себе представить, по-настоящему отключились. Я лежу, готовая и к смерти, и к бессмертной славе, а они отключились. "Ну, - думаю, - чеканутый, погоди. Я тебе ещё такую ночь устрою, ты у меня ещё повертишься!"
       Утром поехали в горы. Я отсыпалась в автобусе, ничего не видела. Приехали в Баксанское ущелье. Красотища! Везде горы, на них снег, а небо такое синее-синее! И везде туристы загорелые и в очках. Ну, тут я им выдала! Когда вылезала из палатки, мальчики наши аж зубами залязгали - ты же знаешь мои шортики. Женька ничего не сказала - уже учёная: поняла, что у неё против меня полная финита.
       А на другой день мы по канатной дороге поехали на кавказскую гору с таким длинным названием... ну, это неважно. Представляешь, едут такие креслица, ты на них на ходу вспрыгиваешь - и в гору. Рюкзак надо держать на коленях, но Володька, то есть чеканутый, мой "Ермак" взял:
       - Ты, - говорит, - сама не свались, и то хорошо будет!
       Приехали, а наверху кафе. Сидят люди за столиками, винцо потягивают, шашлыками наслаждаются.
       Я говорю:
       - Мальчики, побалдеем?
       А они мне:
       - Обязательно! - И рюкзаки за спины, и с этими рюкзаками надо было идти целый час! Мусенька, помнишь, мы пили без закусона? Так ощущение такое же. Земля то вверх, то в сторону. В общем, когда пришли на ночёвку, кайф был полный.
       Утром все мотанулись на перевал прогуляться, а я сама вызвалась лагерь охранять. Чего не сделаешь ради товарищей! Правда, чеканутый сказал на прощание: "Смотри, у тебя акклиматизация будет неполной." Что такое акклиматизация? Мусенька, не задавай глупых вопросов. В горах акклиматизация - это всё! Ну так вот. Жду я наших, а тут вижу с ледника люди идут.
       Впрыгнула я в шортики, очки итальянские на нос, и к примусам.
       Подходят четверо бородатеньких. Естественно, тормозят.
       - Здравствуйте, - говорят, - девушка.
       - Ах, здравствуйте, мальчики, извините, не заметила. У меня тут примуса почему-то не разжигаются, а команда скоро с восхождения вернётся, вот и замоталась...
       - Куда, - спрашивают, - полезли?
       Я махнула рукой на какую-то гору:
       - Туда.
       Они долго стояли, задрав головы, а потом уважительно так говорят:
       - Пятёрка.
       Почему пятёрка, я не знала, может быть, так гора называется, спорить не стала:
       - Ну да, - говорю, - пятёрка.
       Это потом мне Володька сказал, что пятеркой самые сложные маршруты обозначаются, а тогда мне всё равно было: что пятерка, что единичка. Если свалишься, только и радости, что не на самой простой горе тебе голову разнесло.
       Тут бородатенькие примуса разожгли и, пока варился компот, развлекали меня под гитару и адресок выспрашивали. Словом, ты понимаешь. Насилу отшила их. Зато когда наши вернулись, я так небрежно говорю:
       - Там кастрюлька с компотом. А примуса барахлят, куда только завхоз смотрит.
       Вот это был прикол! Чеканутый мой вперился в меня и кадыком двигает, вроде как сглотнуть не может. А Женька-задавака подошла и говорит примирительно: "А ты вроде ничего тётка!" Это комплимент такой. Ну, ладно, это всё так. А через два дня полезли мы на Эльбрус, ну, не на самый верх, а рядом. Лезем по камням и по льду, "Мамочка моя! - думаю, - неужели это и есть настоящая жизнь, а не настоящая смерть? !"
       Мужики как танки прут, Женька от них не отстаёт, а я где-то сзади, и больше всего потеряться боюсь. Хорошо ещё, что чеканутый за мной идёт, фотиком щёлкает, да ещё напевает:
       "Мы желаем счастья вам, счастья в этом мире большом!"
       Хотела я ему тоже кой-чего пожелать, да сказать ничего не могу - воздуха не хватает. Потом мне объяснили, что теперь, на высоте, воздух в дефиците, и его скоро по талонам выдавать будут.
       Вылезли мы к какому-то озеру. Вокруг лёд, снег, а прямо перед нами Эльбрус этот, который самый высокий. Упала я на спину: "Всё, - думаю, - хана мне".
       А Володька чеканутый присел, по щеке треплет и улыбается:
       - Ну, как настоящая жизнь?
       - Володечка, - говорю, - это же умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах! Знаешь, сколько за него по закону?
       А он зубы до ушей обнажил и хохочет:
       - Тут у нас один закон: иди, пока идётся, ешь, пока дают!
       Поставил он меня на ноги, и я снова потащилась на этот,.. как его,.. на перевал Хотю-тау. "Тау" - это, наверное, от английского "теа" - "чай". Значит, перевал "Хочу чаю". Господи, как я хотела чаю!
       Лезу я по снежному склону, на котором этот перевал поставлен. Ледоруб к груди, как ребёнка, прижала, чтобы не потерять, и ползу. А мне сверху кричат, чтобы застраховалась. Оглядываюсь - нигде страховых агентов нет, значит, опять мальчики шутят, у них ведь не поймёшь, где серьёзно говорят, а где дурака валяют. Сделала ещё пару шагов и поехала вниз. Зарылась головой в снег, щёку ободрала, лежу, носом шмыгаю. А Володька сразу ко мне. Усадил, и так ласково говорит: "Ты подожди, я сейчас," - и как затопает вверх, только снег во все стороны. Я и отдохнуть не успела, а он снова рядом. Забросил мой рюкзак себе за спину, меня за руку взял и так осторожненько пошёл. Мусенька, знаешь, я вдруг почувствовала, что без рюкзака идти значительно легче, и как-то даже веселеё.
       Вышли мы на перевал, и тут я Володьку за шею наклонила и поцеловала. Куда поцеловала? Мусенька, это в горах не имеет значения.
       А вокруг красота, и на душе так хорошо! Тем более, что чаю дали и сухарик маленький. Запрыгала я на радостях по камням к обрыву, а мне как закричат:
       - Осторожнее! Там бергшрунд над рантклюфтом!
       Что это такое? Ах, Мусенька, это неважно, но ты представляешь: бергшрунд над рантклюфтом! Прелесть какая, правда?
       А потом пошли вниз. То есть, все пошли, а я еду. На чём еду? Ну, Мусенька, на чём едут, когда ноги выше головы взлетают. А из-под меня камни летят на тех, кто пониже. Они увёртывались, увёртывались, а потом завопили:
       - Разгрузите этого чайника, а то она нас всех угробит!
       Я так поняла, что про чайник это обо мне. То тётка, то чайник - комплименты у них какие-то дурацкие.
       Отдала я из рюкзака все вещи - это так надо, чтобы никого не угробить, и знаешь, идти стало опять легче и падать удобнеё.
       Спустились мы вниз, а там травка зелёная, речка чистая, а красота, Мусенька, такая, что лучше ничего быть не может!
       А потом была у нас переправа через бурную реку. Нет, не на лодке. Пристегнули меня карабином к верёвке - и в воду. Каким карабином? Обыкновенным: "ирбисом" замуфтованным.
       Представляешь: вода чуть не до пояса, течение ноги расшвыривает - жуть! Ну, меня сразу и сбило. Ушла я под воду, а Володька как за верёвку потянет, так меня на берег и выбросило. Прижал меня Володька к себе, целует и шепчет на ухо:
       - Я же тебе обещал, что жизнь будет настоящая, аж зашатает и в глазах потемнеет. Вот оно и сбывается.
       А меня трясёт всю. Прижимаюсь я к этому чеканутому и думаю: "Может, завтра ещё одна река будет, так я нарочно нырну - пусть он меня снова вытаскивает."
       Зато остальные перевалы я назло Володьке сама прошла, пусть не задаётся. Губу закушу, глаза выпучу и пру. Володька-то за мной идёт, что у меня на физиономии, не видит, а сзади у меня всё ладненько, особенно там, где рюкзак кончается - вот пусть и любуется, жалко, что ли!
       И с примусами начала управляться - подумаешь, хитрость! Тут главное - отскочить вовремя, когда он взлетает. Зачем взлетает? Потому что они так устроены! Мусенька, ты не перебивай, ты слушай.
       Сижу я как-то вечером на камушке, пузыри на губах смазываю, кожу с носа сдираю... Нет, это не Володька наделал, это у всех так. Ну вот, кожу с носа сдираю, а Володька смотрит, смотрит и вдруг говорит тихо:
       - А ты ничего, красивая...
       Мусик, ты не смейся, но я залезла к нему в рюкзак, вытащила все вещи и перестирала. Зачем? Я не знаю, зачем. Они же такие беспомощные, мужики, ничего не умеют... И пуговицу на рубашке прямо на нём пришила. Он стоит, замер весь, а я ему:
       - Ты дыши, Володечка, дыши, а то задохнёшься, и никакой тебе настоящей жизни не будет. А он:
       - Без тебя, - говорит, - у меня вообще жизни не будет.
       Мусик, ты послушай, что дальше было. Спустились мы к морю. Я так лениво снимаю треники, а на мне купальничек японский, помнишь, такой полупрозрачный, в сеточку? Ну, все мужики на пляже своих гёрлс позабыли и в мою сторону флюгерами развернулись. А я стою - одна рука за головой, другая на бедре, ножка чуть в сторону - солнечные ванны принимаю.
       Володька мой уж на что загорелый, а тут ещё больше почернел. Схватил меня за руку - и с пляжа. Притащил в палатку, в угол пихнул и нож вытаскивает .
       - Володенька, - шепчу, - ты что? Не надо...
       А он купальничек мой японский оттянул и - р-раз! - снизу доверху располосовал.
       Что потом, что потом? Отвернулся он, голову руками обхватил и сидит. А я то плачу, то смеюсь. Обняла его сзади:
       - Какая же это, - говорю, - настоящая жизнь, если она с ножа начинается?
       Мусенька, я тебе почему звоню? Мы же заявление подали.
       Чеканутый мой говорит, что испытательный срок я прошла удовлетворительно. Надо только следующим летом кое-что подправить. Но теперь уже на Памире. Сечёшь? То-то!

    НОВЕНЬКИЙ

    (Хроника одного путешествия)

       Вечером у Сергея зазвонил телефон.
       - Слушаю, - сказал Сергей, не отрываясь от газеты.
       - Сергея мне.
       - Здравствуйте. Я - Сергей.
       - Вы оставляли объявление в турклубе?
       - Оставляли, - Сергей бросил газету на стол. - Слушаю вас.
       - Я могу с вами сходить.
       - Прекрасно! - Сергей придвинул к себе тетрадь и взял ручку. - Вас как зовут?
       - Максимом. Можно Максом.
       - Где ходили?
       - Кавказ, Памир, Тянь-Шань.
       - Категории?
       - Одна "четверка", две "пятёрки", остальное по мелочам.
       - Подтверждения на "пятёрки" имеются?
       - Найдутся.
       - Группами руководили?
       - Бог миловал. Слушай, что ты всё выспрашиваешь? Давай встретимся, тогда и поговорим.
       - Резонно. В субботу у нас загородный выход. На лыжах. Устраивает?
       - Да.
       - Тогда в пять вечера у пригородных касс Ленинградского вокзала. У меня в руке будет свернутая газета.
       - Найду, - хмыкнула трубка. - Пока!
       Сергей послушал, как пикает телефон, вытащил из пачки сигарету, но тут же сунул её обратно: больше десяти штук в день он не курил, а с мая, за три месяца перед горами, сокращал норму вполовину - так, лишь бы побаловаться на привалах. Этому правилу Сергей не изменял давно, готовился к горам серьёзно, и хотя сейчас только февраль, даже сухое вино в компаниях старался не употреблять.
       Сергей ещё раз просмотрел короткую запись в тетради и снял трубку:
       - Миша, привет! Тут вроде нашелся человек. Горный опыт, видимо, серьёзный. Нет, подробно ни о чём не говорили, так - общая информация. Ну, что значит "какое впечатление"? Напористым показался. Сразу на "ты" перешел, мода, что ли, теперь такая. Ладно, в субботу он придёт, тогда и познакомимся.
       На вокзале Сергей, беспокоясь, что они разминутся с Максимом в толпе лыжников, держал газету в поднятой руке.
       - Ты её лучше колпаком на голову одень. Эффектней будет, - посоветовала Люда.
       - Отстань, - улыбнулся Сергей, - а вдруг не заметит.
       - Это тебя-то? Ты у нас заместо фонарного столба работать можешь. Или семафором.
       Над ростом Сергея друзья подшучивали, хотя и Миша, и Димыч были только чуть ниже его. Но они пошире в плечах, посолиднее, а Сергей уж если не совсем тощий, но худоба его никак не вязалась с отпущенной ему длиной, зато, как утешала Люда, девушки не сразу замечали светленький пятачок на его темечке - не надо только наклоняться к ним ручку поцеловать.
       Конечно, руководителем Сергея признавали не за рост и не потому, что он первым из их компании стал кандидатом наук. Всё получилось само собой. Ещё в институте Сергей пару раз съездил в альплагерь, потом уговорил бывших одноклассников Мишу и Димыча сходить по простенькому маршруту на Кавказ, те привели Люду, а Люда - своих знакомых, Нину и Юру, которые через год поженились, но клятвенно обещали до окончания аспирантуры детей не заводить. Так и ходили они вместе под началом Сергея до того времени, когда Мишу и Димыча призвали служить Отечеству; потом снова сошлись, но на руководящую роль Сергея никто не замахивался, хотя при спорах Миша напоминал, что его ефрейторские лычки, заработанные на действительной службе, важнее звания младчшего лейтенанта запаса, которое Сергею присвоили после институтских военных лагерей.
       Молодежь к их компании не очень прилипала, да они особенно никого и не приглашали - все-таки солидные люди, четверть века давно разменяли; брали несколько раз одного-двух студентов, так те сами после первых же гор уходили: скучно им среди взрослых, да и подружек нет - удаль свою не перед кем показывать.
       Так они и ходили дружной шестёркой, пока незаметно не подрос у Люды брат, тоже Сергей, и включился в их дела без всякой притирки, благо и в загородных походах бывал, и на тренировках. Нарекли Сергея-младшего, чтобы не путать, Сержем, провели по Кавказу, потом по Фанам, а теперь, готовясь к выезду на Памиро-Алай, посчитали, что не дурно бы заиметь для укрепления группы ещё одного опытного мужика, чтобы была ведущая связка из двух человек и место в палатке не пустовало. Среди знакомых такого не нашли и, побазарив немного, дали объявление в турклубе.
       Пробирающегося к ним Максима увидели сразу. Раздвигая спешащих на перрон лыжников, он издали помахал Сергею и, подойдя, протянул руку:
       - Это ты, значит, Серёгой будешь? А я - Макс.
       - Между прочим, мы нашего шефа Сергеем зовем, а Серёга, который Санин, - это у Визбора, - почему-то обиделась за товарища Люда.
       - Так один чёрт, - улыбнулся Максим. - Ладно, будем знакомиться.
       Ростом Максим был даже выше Сергея, но намного мощнее - таких на плакатах рисуют, когда зазывают физкультурой заниматься. Правда, не было на нем яркой одежды: прожжённая и подлатанная мышиного цвета ветровка, тёмные брюки заправлены в толстые носки, а на голове поношенная ушанка, тоже крапленая подпалинами. Самодельный объёмистый рюкзак ладно сидел на крепкой спине Максима, но главное, на что все завистливо глянули, это на его лыжи - настоящий старый "Бескид", карпатской выделки, с пружинными креплениями, с металлической окантовкой по ранту, такие, вроде, и не выпускают теперь.
       - Если жена любит мужа, она покупает ему "Бескид", - меланхолично заметил Юра.
       - Если муж любит жену, он больше зарабатывает, - в тон ему ответила Нина и, повернувшись к Максиму, участливо спросила:
       - А вы на перевалах случайно не задыхаетесь?
       - С чего ты взяла?
       - Так ведь рост у вас, как бы это сказать - нестандартный, что ли. Мы как выйдем за четыре тысячи метров, так Сергей наш сразу воздух глотает, наподобие рыбы на берегу. Я-то у него подмышками хожу, мне ещё ничего, а ему уже кислорода не хватает. Вот я и интересуюсь...
       - Прикалываешь? - улыбнулся Максим.
       - Ну что вы, что вы...
       - Не обращайте внимания, - сказал Сергей, - она всегда так.
       - Мужики, - сказал Максим, - давайте сразу на "ты", не привык я. И Максом меня зовите, так тоже привычней.
       - Что ж, будем считать, что церемония знакомства прошла на высоком дипломатическом уровне, - рассмеялся Миша. - Хватит трепаться. Айда, ребята!
       В лесу, при обустройстве лагеря, Макс сразу показал кто есть кто.
       - Куда сушину валить будем? - спросил он.
       - Между этими деревьями положишь?
       Макс насмешливо посмотрел на парней:
       - Проверяете? Мы, конечно, университетов не кончали, но этой науке обучены, - он сделал топором зарубку на стволе. - Давай пилу!
       Серж, ставший в пару с Максом, скоро выдохся, его заменил Димыч, и друзья перемигнулись незаметно: уж Димыч не подведет.
       Пила равномерно вжикала, быстро входя в мёрзлый ствол. И хотя парни работали в лад, Сергей все-таки отметил, что Димыч напрягается, стараясь не выбиться из предложенного Максом темпа.
       - Хорош! - сказал Макс.
       Он обошёл сушину, оглянулся на место, куда надо было её завалить, и подправил зарубку на стволе:
       - Давай по зарубке. Только чтобы точно.
       Снова заходила пила.
       - Стоп! - сказал Макс и взял топор. - Раз-зойдись!
       Он несколько раз накосо ударил по зарубке, углубляя её. Сушина дрогнула, начала наклоняться, треснула в подпиле и, пройдя рядом с Максом, легла точно между двумя деревьями, даже ветки у них не задела. А Макс и шага в сторону не сделал - всадил топор в выступающий из снега пенёк, стряхнул снежную пыль с шапки и обернулся к парням:
       - Ещё валить будем?
       - Это ты зря, - серьезно сказал Сергей. - Что за мальчишество - у падающего дерева стоять. Мало ли что...
       Макс усмехнулся и взял пилу:
       - Кто на очереди?
       Сергей примерился распилить ствол на бревна, чтобы отнести к биваку, но Макс остановил его:
       - Давай сначала пару чурок отпилим.
       - Зачем?
       - Я их поколю, а пока всё допилите, уже костёр будет.
       Сергей посмотрел на друзей:
       - Вот так, мужики. Век живи, век учись.
       Макс взвалил на себя две тяжеленные чурки и затопал по снегу.
       - А дядя-то не хилый, - негромко сказал Серж.
       - Что ж, мужики, полагаю, вопрос можно считать решённым, - оглянулся на друзей Юра. - Берём?
       - Не торопись, - сказал Миша. - Ещё поговорить надо.
       - Так ведь говорили уже...
       Юра и Димыч завалили ещё две сушины, потоньше первой, и когда приволокли на бивак бревна, костёр уже полыхал, а с натянутого между деревьями тросика свисали на цепочках с крючками набитые снегом ведра. Макс, дымя сигареткой, сидел рядом с Ниной - каждый на своем рюкзаке - и что-то нашептывал ей.
       - Ну, Юрий Петрович, плохи твои дела, - сказал Димыч, - возле жены-то место занято.
       - Я всегда знал, что взял в жены ветреную женщину, - пробормотал Юра. - Недоглядел, понимаете...
       - Сурово у вас, - сказал Макс, поднимая руки.
       - А то! - Юра грозно набычился и зашарил за поясом. - Убийства на первый раз не будет, пистолеты дома оставил, но напилить брёвна придется. Я вызываю вас! - и швырнул под ноги Макса рукавицу.
       - Ну, вы даёте! - заулыбался Макс.
       - Вставай, вставай, Казанова, я секундантом у тебя буду, - сказал Миша.
       - Казанова - это кто?
       - Так, общий знакомый, пожиратель дамских сердец.
       Тягаться с Максом на распилке сушин было делом заведомо зряшным. Юра выпрямился и потер поясницу:
       - Сдаюсь! - И крикнул жене с надрывом: - Прощай, Ниночка, проиграл я тебя. Иди обними Макса.
       - Успеется! - сказал Макс. - Кто следующий?
       Юру сменил Миша, потом за пилу взялся Сергей, а когда ствол стал потоньше, подошла Нина:
       - Давай-ка я.
       Макс снизу посмотрел на неё:
       - Не женское это занятие.
       - Что поделаешь. Муж от меня отказался, должна же я тебе приглянуться!
       Макс начал было водить пилу помедленней, но Нина крикнула: "Быстрей!", и пила вышла на самый высокий звук.
       - Молоток! - сказал Макс, откатывая ногой последнюю чурку. - Мне, пожалуй, с такой не справиться. Так что возвращайся к мужу.
       - Ребята, по ложкам! - крикнула Люда.
       Когда все расселись у костра с дымящимися мисками на коленях, Макс вытащил из-за пазухи бутылку "Столичной".
       - За знакомство, мужики!
       Ребята переглянулись.
       - Вообще-то мы не так чтобы пьющие, - сказал Димыч.
       - Так ведь и я этим не шибко балуюсь, - Макс пощёлкал по бутылке. - Но за знакомство, думаю, можно.
       Неловкое молчание стало затягиваться.
       - Эх, где наша не пропадала! - выручила друзей Люда. - Разливай!
       Макс пошёл с бутылкой по кругу.
       - Братика пропускаем, - сказала Люда, - он ещё от кипяченого молочка не отошел.
       - Сколько же ему?
       - В апреле семнадцать будет.
       - Тогда понятно, - Макс похлопал Сержа по плечу. - Не тужи, старик, твое время ещё придёт!
       Обойдя всех, Макс остановился перед Сергеем:
       - Где кружка, командир?
       - Я не пью.
       - Совсем?
       - Считай, что так.
       - С чего бы это?
       - Он у нас потомственный алкоголик, - грустно пояснил Димыч. - Лечился долго, но потом снова в запой. Теперь решил окончательно завязать. И представь, держится. Целых два дня уже.
       - Ну-ну, - сочувственно вздохнул Макс. - Крепись, начальник. Я знал одного такого с железной волей. Так он даже три дня не пил.
       Макс поднял кружку:
       - За знакомство, значит!
       Все выпили и взялись за ложки. Макс нацелился пройтись по второму заходу, но Сергей остановил его:
       - Спрячь, хватит. И садись, погуторим.
       - Куда ж я её, родимую, спрячу, - удивился Макс. - Пробки-то нет. Эх, жизнь! - Он наклонил бутылку и слил водку на снег. - Что ж, давай погуторим.
       Сергей ткнул веткой в костер, прикурил, подержал ветку перед собой, глядя, как исчезает огонёк на её конце, и спросил:
       - Где "пятёрки" ходил?
       - На Памире. Одну в районе пика Революции. Перевалы Вертикаль, Фиккера, Омара Хайяма, ещё что-то. Пересекли ледник Федченко и через Абдукагор спустились в Ванч. Вторую крутили возле пика Гармо.
       - Сурово, - сказал Димыч.
       - Бывал там? - спросил Макс.
       - Нет. Мы выше "четвёрки" не поднимались. Да и то с натяжкой.
       - А высота перевалов какая? - спросил Серж.
       - Высота памирская, - улыбнулся Макс. Все за пять тысяч зашкаливают. А Фиккер и Хайям - за шесть.
       - Слушай, зачем ты с нами связываешься? - искренне удивилась Люда. - Тебе же у нас делать нечего!
       - Да понимаете, знакомые ребята куда-то все разошлись, связей никаких. А тут отпуск на лето попал. Дай, думаю, тряхну стариной. Вот и зашел в турклуб.
       - А где работаешь?
       - В охране я. Фирму тут одну от наездов обороняю.
       - Хватит, - сказал Сергей. - Вы ещё о семейном положении спросите. И о заработке.
       - Так это же самое важное! - всплеснула руками Нина и заинтересованно уставилась на Макса. - Ты извини, но тут надо обстоятельно разобраться. Оклад у тебя, как понимаю, приличный. А жена есть? Подожди, ты не торопись, ты вспомни, и не огорчай меня положительным ответом...
       - Ну, понесло Нинку, - сказал Юра.
       - Молчи, хиляк безденежный! - отмахнулась Нина. - Тут, может, судьба моя напротив сидит.
       - Жена была, да сплыла, - улыбнулся Макс.
       - Так-так, - довольно потёрла ладошки Нина. - А как насчёт квартиры?
       - Однокомнатная у меня...
       - Не фонтан, - огорчилась Нина. - Но перспективы какие-нибудь есть?
       - А вот накопим с тобой баксов, тогда и посмотрим.
       - С ней накопишь! - рассмеялся Юра.
       - Да-а, - разочарованно вздохнула Нина. - Опять не повезло. Бабья доля, она как билет на экзамене - что выпадет, с тем и останешься... Знаете, я, пожалуй, изменю тему диссертации. Пусть будет: "Судьба русской женщины в условиях совместного проживания с мужем-аспирантом". Впечатляет?
       - Впечатляет, - сказал Сергей. - Хватит! Разливайте чай.
       Он погрел руки о горячую кружку, проследил за редкими искрами, взлетающими к верхушкам сосен, и повернулся к Максу:
       - В общем, ты знаешь - идем на Матчу. Бывал там?
       - Не доводилось.
       - Значит, подробно без карты говорить незачем. А в принципе так: забрасываем к леднику Кшемыш продукты, делаем кольцо через четыре перевала, подбираем заброску, потом ещё два несложных перевала - и вниз.
       - Категории перевалов? - спросил Макс.
       - От единички до 2-б. Маршрут выбирали так, чтобы, помимо прочего, посмотреть два мощных ледника - Зеравшанский и Райгородского.
       - А на кой?
       - Как тебе сказать? Уж больно глубоко они запрятаны. Любопытно всё-таки...
       - Ну-ну, - Макс затянулся сигареткой. - Мне подходит.
       - Вот обрадовал! - облегчённо вздохнула Нина, - а я уж думала - всё, придется менять маршрут. - Она взяла гитару и прошлась по струнам:
       - Разомнёмся, мальчики?
       К полуночи, когда начали ставить палатки, Макс вытащил свою.
       - Да брось ты! - сказал Димыч. - В нашей место свободно. Подмерзнешь один.
       - Не боись, у меня пуховичок.
       Костер прогорал. Синие огоньки беспокойно бегали по осевшим в снегу обугленным полешкам, присыпанным серой золой. В лесу было темно и тихо, а в затянутом облаками небе слабо угадывалось расплывчатое лунное пятно.
       - К утру не подморозит, - сказал Миша, присаживаясь рядом с Сергеем. - Дай сигарету.
       Они подымили молча.
       - Ну, как тебе Макс? - спросил Миша.
       - Нормальный мужик.
       - А всё-таки?
       -Что тут сразу скажешь? - пожал плечами Сергей. - Парень самостоятельный, бывалый...
       - Тебя водка обеспокоила?
       - При чём здесь водка. - Сергей щёлкнул сигарету в костёр. - Просто поближе надо познакомиться.
       - А я так думаю: ты с Максом - в первой связке, я, Люда и Серж - во второй. Оптимальный вариант получается.
       - Получается, - согласился Сергей и встал. - Пойдём, поздно уже.
      
       Утром, когда друзья начали выбираться из палаток, костёр уже горел, и над вёдрами поднимался слабый парок. Макс одиноко сидел на бревне, протянув руки к огню.
       - Привет! - окликнул его Димыч. - Не задубел?
       - Порядок, - сказал Макс. - Продукты где, что готовить будем?
       - Вот, мальчики, с кого пример надо брать, - высунулась из палатки Люда. - Настоящий человек с большой буквы "Ч". Слушай, Макс, как это ты всё так тихо организовал?
       - Да я несколько поленьев ещё с вечера подсушил, чтобы без топора обойтись. У кого продукты, спрашиваю?
       - Ну уж нет! - закричала из палатки Нина. - Эти изверги тебя заэксплуатируют, им только палец в рот положи! Сегодня мы с Юркой на обслуге - готовим фирменное блюдо: "Семейный завтрак аспирантов". Слыхал о таком?
       - А чего это?
       - Ого! Это вермишель с тушёнкой, приправленная угольками, хвоей и вообще всем, что в ведро попадет! Язык проглотишь!
       Лагерь свернули быстро, и когда встали на лыжи, Макс уже был в бахилах и вязаной шапочке.
       - Я, пожалуй, первым пойду, на "Бескиде"-то сподручней, - сказал он Сергею.
       - Давай. Выйдем на просеку - сменим.
       - Угу.
       На своих широких лыжах Макс спокойно прокладывал путь, почти не проваливаясь на сугробах. Сергей засёк, что идёт Макс неспешно, с оглядкой, не заставляя догонять себя. Даже снег с нависающих веток сбивает, чтобы другим за шиворот не попадал.
       Как и ожидалось, на просеке была лыжня, и Сергей вышел вперёд. На поле его заменил Миша, но долго не продержался - больше шагал, вытаскивая носки лыж из глубокого снега, и движение сразу замедлилось. Тогда группу повёл Димыч, и хотя тоже проваливался на целине, но шёл напористо до самой опушки.
       - Вы - жалкие рабы азимута! - сказала Люда, тяжело наваливаясь на палки. - Макс, ты новый у нас человек, как по-твоему, не разумнее было бы поле по краю обойти?
       - У нас в армии говорили: "Меньше думай, голова свежей будет".
       - По краю тоже лыжни нет, я смотрел, - сказал Сергей. - Считайте, что это дополнительная тренировка. Ничего, вреда от этого никакого...
       - Не говоря уже о пользе, - вздохнула Люда. - Ладно, поехали.
       В лесу снова появилась хорошая лыжня, и когда остановились на привал, Сергей сказал, что километров пятнадцать уже отмахали.
       Юра кивнул жене, чтобы раздала бутерброды с колбасой, и достал термос. Сергей закурил и протянул пачку Максу.
       - Чужими не балуюсь, - сказал Макс, - свои имеются.
       Он задымил, порылся в рюкзаке и протянул Юре буханку чёрного хлеба:
       - Нарежь-ка.
       - Чего же его всухомятку?
       - Ты делай, что говорят, - Макс развернул тряпицу, потом вощёную бумагу - и положил на рюкзак добрый шматок сала, уже нарезанного тонкими ломтиками.
       - Максик ты мой! - нежно заворковала Нина, - я сала, наверное, уже год не ела! Сергей, когда следующий поход будет? Я бабушку приведу, пусть полакомится!
       - Не егози ты! - Макс высыпал на вощёнку очищенные дольки чеснока и поставил рядом баночку горчицы. - Не побрезгуйте, люди добрые!
       - На таком перекусе ещё двадцать километров отмахать можно, правда, дядя Серёжа? - восхитился Серж, раскладывая сало на вторую порцию хлеба. - Сестра, ты меня останови, если всем не хватит. А то организм у меня молодой, растущий, ему много калорий требуется...
       - Ешь, братик, ешь, только не забудь Максу спасибо сказать.
       - Чего там спасибо! Я ему поклоны бить буду!
       - Засиживаемся, - сказал Сергей. - Через пять минут выход.
       Когда снова вышли на поле, Сергей выпустил Макса вперед, и по широкой лыжне от "Бескида" группа пошла, почти не снижая скорости.
       В лесу притормозили у оврага. Все по очереди съехали, а Люда упала лицом вперёд, между разведёнными лыжами. Друзья зааплодировали.
       - У нас примета такая, - пояснил Серж, - если сестра упадёт, поход пройдёт нормально. Вот она и старается.
       - Всё у вас с подковырками, - Макс подъехал к Люде и легко поднял её. - Смотри, девка, так без головы можно остаться.
       - Спасибо! - Люда отряхнулась и крикнула парням: - Хоть один рыцарь среди вас, долдонов, нашелся!
       Парни разом взмахнули палками и прокричали Максу троекратное "Виват!"
       - В горах они тоже так? - спросил Макс.
       Люда рассмеялась:
       - Да уж, они такие. Привыкай.
       - Ну-ну, - сказал Макс. - Поехали.
       На последнем привале, в получасе от станции, Сергей подсел к Максу.
       - В следующее воскресенье у нас тренировка в карьерах с верёвками. Придёшь?
       - Не смогу. Тут самая закавыка: график у меня скользящий - то свободен по воскресеньям, то нет. Да часто и дополнительно вызывают.
       - Но вместе поработать в связке всё-таки надо.
       - Понятное дело. Ты звони вечерами, ежели что. Глядишь, когда-нибудь и стыкуемся.
       - Не когда-нибудь, а пока снег лежит, - жёстко сказал Сергей.
       - Я же говорю: звони.
       Сергей вытащил мятую пачку сигарет, но тут же сунул ее в карман:
       - Ладно, мы под тебя подстроимся. Теперь так. Личная подкачка у каждого на совести...
       - Это насчёт физики? - усмехнулся Макс. - Не беспокойся - у нас за этим следят. Тренажёры, пробежки - здесь все, как положено. Так что не подведу.
       - А с маршрутом будешь знакомиться?
       - На кой мне? Пойду, куда скажешь.
       Сергей кивнул и скомандовал подъем.
      
       На тренировки с верёвками вся группа выбралась только через месяц.
       На спуске Макс, пропустив в "восьмёрку" верёвку, сиганул с отвесной стенки карьера, почти не касаясь её ногами, будто для него это детская забава.
       - Как это ты? - восхитился Серж.
       - Давай, старик, не спеша. Форсить будешь годиков через пять.
       Серж пошёл вниз, переступая и притормаживая, но не сдержался, оттолкнулся от стенки и проехал по верёвке метра три.
       - Отставить! - крикнул Макс. - Морду размазать хочешь?!
       Серж сошёл со стенки, и к спуску приготовилась Люда.
       - Погодь! - остановил её Макс и кивнул Сержу: А ну, бегом наверх, - спустишься ещё раз, и чтоб без фокусов!
       - Я уже пристегнулась! - крикнула Люда
       - Отстегнёшься!
       Наверху не заспорили, только переглянулись и молча ждали, пока Серж повторял спуск.
       Поотжиматься бы тебя заставить разиков тридцать, чтобы старших слушал, - сказал Макс. - А сейчас бегом - принеси стульчик, он под клапаном рюкзака лежит.
       Серж рванул наверх, а Макс крикнул ребятам:
       - Следующий!
       Никто больше не пытался лихачить. На парней Макс внимания не обращал - сидел на стульчике, попыхивая сигаретой, но на девушек незлобиво покрикивал, когда они прижимались к стенке, неожиданно командовал, чтобы останавливались, потом снова шли вниз, снова останавливались и делали шаг в одну и в другую сторону.
       - Серьёзно он за нас взялся, - поёживаясь на холоду, сказал Юра.
       - Так и надо, - одёрнул его Сергей. - А то мы прокатимся пару раз - и хорош. Баловство одно.
       Он наклонился над стенкой:
       - Макс, ещё повторять будем?
       - Отойди от края! - крикнул Макс. - Без страховки к обрыву не подходить!
       - Вот так, - насмешливо сказал Миша смутившемуся Сергею. - Шаг влево, шаг вправо считается побегом. Прыжок на месте - провокация.
       - Не ерничай, - Нина завинтила муфту на карабине и спросила по всем правилам, но нарочито громко, чтобы было слышно внизу:
       - Страховка готова?
       - Готова! - откликнулся Димыч.
       - Пошла!
       Нина спустилась и начала отстёгивать верёвку.
       - Макс, помоги - муфту заело.
       Макс спокойно смотрел на неё.
       - Макс, слышишь?
       - Не глухой.
       - Ну?
       - Не погоняй, не оседлала ещё.
       Нина удивленно уставилась на него:
       - Ты что?
       - Я ничего. На ледниках тоже будешь просить? А ну, давай быстро сама! Да сними рукавицу - и пальчиками, пальчиками. Стой! Чего ты рукавицу на снег бросила, она же в испарине, её сразу морозцем прихватит. За пазуху положь!
       Нина крутанула муфту и отстегнула карабин.
       - Вот теперь правильно, - сказал Макс и задрал голову:
       - Следующий!
       На отработку подъёмов времени почти не оставалось, но Макс сказал, что пару раз попробовать всё-таки нужно.
       Никто уже не удивлялся его распоряжениям, и хотя незаметно поглядывали на часы, но не перечили - знали: оборвёт недовольных, даже в их сторону не посмотрит.
       Макс пристегнул к нагрудной обвязке верёвку:
       - Я пройдусь первым, а вы примечайте, как и что. На нижней страховке - Сергей.
       - Может быть, сверху подстраховать - лёд на стене, - предложил Димыч.
       - А в горах кто тебе сверху верёвку сбросит, Пушкин? - Макс сунул за пояс висящий на репшнуре скальный молоток. - У кого крючья?
       Димыч скинул штормовку и высыпал на неё из брезентового мешочка набор железяк. Плоские скальные крючья Макс сразу отодвинул в сторону:
       - Выворотят кусок - играй похоронный марш! А вот эти подойдут, - он прикинул на руке ледовые рубчатые "морковки". - Ну, я пошёл.
       Макс наступил на бугорок в полуметре от земли, быстро выпрямил ногу и ухватился за неприметный выступ где-то на уровне лица. Даже не ухватился, а всадил в этот выступ сверху кончики согнутых пальцев.
       Со стороны казалось, что стоять так на стенке - чего проще, по-другому и не надо, не получится по-другому. Но ребята знали - не первый раз в горах - чтобы удержаться и стоять так, как стоит Макс, нужны не руки, а клещи. А Макс, не задерживаясь, втиснул ботинок между мёрзлыми комьями, прижал ладонь к стенке, сразу переступил - и прочно встал на выступающий из стенки камень. Для другой ноги опоры не нашлось, Макс пошарил носком и уперся им в боковушку совсем уже неприметных бугорочков, попружинил всем телом, проверяя, надёжно ли закрепился, подышал на руки и надел перчатки.
       - Классно! - закричала Нина и захлопала.
       - Повторишь? - не глядя на Сергея, спросил Димыч.
       - Попробую, - пожал плечами Сергей.
       - А ведь он нарочно здесь пошёл, чтобы нам носы утереть, - вдруг сказал Миша.
       - Дурной ты, - Сергей вытащил сигареты, сунул пачку обратно, снова вытащил и зло закурил. - Он марку держит, не хочет котом в мешке быть. Где мы его ещё проверим?
       На стенке застучал молоток. Макс навесил на крюк карабин и прощёлкнул в него верёвку.
       - Особо не тяни, давай припуск! - крикнул он Сергею.
       Следующие три метра Макс прошел не останавливаясь, по хорошим выступам. Забил ещё один крюк, долез до края обрыва, подтянулся и перевалил через него.
       - Серж, тащи верёвку и петли! - крикнул он сверху.
       Коротких веревок для петлей у ребят не было, и Сергей, не медля и не жалея, отрезал их от основной.
       - Богато живём, - пробурчал Юра.
       - Помолчи, - сказал Сергей и кивнул Сержу.
       Серж с верёвками заспешил по скользкой тропочке к Максу.
       - Чего ж концы-то не оплавлены? - удивился Макс, рассматривая петли. - Гляди - начинка уже наружу полезла. Дела!
       Он щёлкнул зажигалкой и аккуратно обжёг торчащие капроновые волокна, сделав из них твёрдую головку.
       На ближнем к обрыву дереве Макс навесил петлю, прощёлкнул в неё карабин с основной верёвкой и сбросил свободные концы вниз.
       - Я к ребятам, - сказал он Сержу, - а ты здесь. Будешь помогать выбираться через перегиб. Только пристегнись, а то оба загремите.
       Внизу Макс подошел к Сергею:
       - Пойдёшь с верхней страховкой. Учти, подтягивать буду только в крайнем случае. Тут сложность только до первого крюка. Если что, придержись за него.
       - Ясно, - сказал Сергей и пристегнулся к верёвке.
       Другой конец, протянутый от верхней петли, Макс перебросил через плечо:
       - Страховка готова!
       Несколько раз Сергей пытался закрепиться на стенке, но спрыгивал вниз.
       - Подтянуть? - спросил Макс.
       - Не надо.
       Сергей оглядел стенку и снова наступил на выступ, постоял немного и, повторяя движения Макса, но не так быстро, как он, оставил метра два за собой.
       - Держись! - закричала Люда.
       Сергей прижался к стенке, потом осторожно откинулся назад и быстро перебросил руку на вмёрзший в глину камень.
       - Порядок! - сказал Димыч.
       Теперь оставалось самое трудное - выйти на уровень крюка.
       Друзья видели, как Сергей чуть приподнимал ногу, ища для неё опору, но не находил, и снова ставил ногу на маленький бугорок.
       - Макс, подскажи, он же сорвётся, - тихо попросила Нина.
       Макс стоял, не отводя взгляд от Сергея, весь в напряжении, готовый принять рывок верёвки на себя.
       - Макс, - снова сказала Нина.
       - Сам должен, - сказал Макс. - Не мешай.
       Сергей быстро шагнул вверх - снизу казалось, что он только ткнул ботинком гладкую стенку, - переставил ногу и ухватился за крюк.
       - Ура!!! - закричала Нина, когда Сергей прочно устроился на удобном выступе и начал отогревать пальцы, сжимая их в кулаки.
       Макс дал верёвке небольшой припуск, и Сергей, придерживаясь руками, спокойно пошёл по видным даже снизу, присыпанным снегом буграм. На перегибе стенки Серж протянул ему руку.
       - Не надо, - сказал Сергей.
       Он примерился, подтянулся, закинул на край стенки ногу и перекатился на ровное место.
       - Ну, дядя Серёжа, - заулыбался Серж, - вот, значит, как! Не опозорились мы, значит!
       - Значит, значит, - передразнил его Сергей и сбежал вниз к ребятам.
       - Теперь так, - сказал Макс. - Я сейчас сниму карабины с крючьев, и вы - по свободной верёвке на схватывающих узлах. Первый - Димыч, сверху страхует Серж. Готовьтесь пока.
       Макс поспешил наверх.
       - А почему не все, как вы? - недовольно спросил Юра Сергея.
       - Все правильно, - Димыч навязал на верёвке схватывающий узел. - Верёвки в горах навешивать будут Сергей с Максом. Наше дело - подниматься по ним. Вот и попробуем.
       Макс сбежал по верёвке до крючьев, снял карабины и съехал к ребятам.
       - Крючья крепко сидят, не смог выбить. В мае придется придти за ними. Из размокшей глины руками вытащите.
       - Вытащим, - сказал Сергей и повернулся к Димычу. - Пошёл!
       На схватывающем узле, да ещё с верхней страховкой, Димыч быстро добрался до края стенки.
       - Смени Сержа! - крикнул Макс. - Он там одичал на безлюдье!
       Один за другим все прошли стенку - девчата помедленней, но без срывов и, как сказал Макс, не очень паршиво.
       - Ну, в связках, значит, до другого раза, - сказал Макс, сматывая верёвку. - Смогу, тоже приду.
       - Надо бы, - согласился Сергей.
       - Ну так! А не смогу - сами пройдитесь. Срывы попробуйте, задержание... Девок на подъёме вперед не выпускать - они в центре: первый, третий, потом их поднимайте. А на спуске - чёрт его знает, никогда с бабами в связке не ходил... Может, так: сначала центральную на разведенных верёвках, потом мужики по очереди - не знаю... А может, как сегодня: сбросить верёвку и съехать. С верхней страховкой, конечно.
       - Понятно, - сказал Сергей и протянул Максу руку, - спасибо тебе!
       - Чего там! - усмехнулся Макс. - Не боись, командир, все будет тип-топ!
      
       На зимние тренировки Макс так и не выбрался: сходил для компании ещё в два похода по тёплой погоде, и на том - всё. Сергей позванивал ему, приглашал на день рождения Сержа, заманивал в театр, но Макс ссылался на разные дела, а когда Сергей сказал, что надо бы поплотнее притереться друг к другу, хмыкнул в трубку:
       - Притираются знаешь когда? Не нервничай, командир. Сказал - не подведу.
       В походе Сергей все-таки подсел к Максу с картой и начал объяснять свои соображения по маршруту. Макс слушал внимательно, но на вопросы о графике движения и о вариантах подхода к перевалам только пожимал плечами: мол, чего спрашиваешь, тебе лучше знать.
       - Странный ты человек, тебе же идти здесь, - не сдержался Сергей.
       - Так ты же над маршрутом, почитай, год работал. Что я скажу? Вроде всё правильно. А потом, - Макс усмехнулся, - за чужой щекой зуб не болит. Это твои проблемы.
       - Наши! - сказал Сергей.
       - Твои, твои, командир. А у нас какие заботы - ты прикажешь, мы выполним, и все дела.
       Разговора этого ребята не слышали, но однажды, когда они собрались на квартире Сергея и в который уж раз искали проколы в намеченном плане, Миша сказал:
       - Мужики, давайте начистоту: Макс в нашу компанию не вписывается.
       - Почему? - оторвался от карты Димыч.
       - Не знаю. Не вписывается, и всё.
       - Аргумент! - улыбнулась Нина. - Возможно, интересы у нас и разные, а как насчёт надёжности? Кто в первой связке пойдет - ты?
       - Так ведь ходили без него...
       - Ходили, - сказал Сергей, - но не по такому маршруту. Да, на тесные контакты с нами он не идёт, так что из этого? В походах претензии к нему есть? То-то. А как он тренировку провёл, а? Ты, Мишка, извини, но всё это - ненужный трёп.
       - Во-первых, не трёп, а во-вторых, не такой уж ненужный, - Юра отложил листочки со своими записями. - Давайте расставим все точки, где положено. Мишка прав: Макс от нас как-то отдельно стоит. Это кому-то мешает? Объясняться в любви ему не обязательно. А как насчёт работы на скалах? Здесь он на голову выше нас. Я думаю, надо говорить не о том, вписывается или не вписывается, а как с ним будет в горах.
       - Это насчет конфликтов? - спросил Сергей.
       - Именно.
       - Мальчики, ну что вы привязались к нему? - вмешалась Люда. - Какие конфликты, из-за чего? Что мы, не брали посторонних? Понравится ему у нас - ещё пойдет. Не понравится - что же делать.
       - Спор явно не имеет решения, - улыбнулась Нина. - У вас есть факты, чтобы экстраполировать? Нет таких фактов. Как же можно говорить, будут конфликты или нет? На что вы опираетесь? Я полагаю, что Макс для нас - просто находка, с ним как в танке.
       - Правильно! - не удержалась Люда. - И вообще я думаю...
       - Подожди, - остановила Нина. - Что беспокоит Мишу? Да, Макс грубоват - это ему не в плюс; да, на всё имеет своё мнение - что ж, у него свой жизненный опыт, можно пережить. А что ещё?
       - Что ещё, что ещё! - взорвался Миша. - Не знаю, что ещё! Только не о том вы. Тренировку, говорите, хорошо провёл, так я не спорю, - Миша замолчал и остановил рукой, чтобы не перебивали. - Понимаете, ему всё не так, я всё время чувствую, что мы для него несмышленыши. На тренировке он власть у Сергея перехватил - что, не так, скажете? А если в горах так будет? Два руководителя в одной группе - знаете, что из этого получается?!
       - Ну, здесь ты перегибаешь, - сказал Сергей. - Он от власти - как чёрт от ладана. Возможно, ты в чём-то прав. В чём-то, но не в основном. Давайте на этом закончим, ребята. Не возражаете? Димыч, давай карту.
       В последние недели перед отъездом Макс подключился к общим заботам: закупал продукты, паковал их в картонные коробки, даже договорился на своей фирме насчёт машины - подогнал её к дому Сергея, куда сносили все грузы, так что на вокзал ребята пришли с тощими рюкзаками, можно сказать, налегке.
       В поезде надо было трястись трое суток, толком заняться нечем: кто читал, кто отсыпался после городской суеты, а Серж всё приставал к Максу, чтобы рассказал о своих памирских путешествиях.
       - Да нечего рассказывать, старик, - улыбался Макс. - Ну, идёшь, ну, лезешь, сначала - угадай куда. Правильно, вверх. А потом? Ну, молоток, догадался - правильно, вниз. Вот и весь сказ.
       Серж вытягивал из Макса подробности, но тот говорил скупо, себя не выпячивал, и только когда к разговору подключались взрослые, которых больше интересовал маршрут, чем приключения на нём, вспоминал о подходах к перевалам и технике их прохождения.
       - Тут, понимаете, такое дело: все вровень должны быть, помогать или подсказывать кому не приходится. Каждый сам за себя, а получается - команда. Первая связка обрабатывает стенку, вторая готовится на выход - задерживаться нельзя, засветло надо успеть. Так что любоваться красотами особо некогда.
       - Для чего же тогда ходить? - удивилась Люда.
       - Так ведь не слепые, примечаем, что по пути... Я к тому, что работаем целый день, а красоты твои - это уже на закуску.
       - А я всю жизнь мечтала на ледник Федченко попасть, - вздохнула Нина. - Не знаю даже почему. Но представляете - Федченко! Туда даже добраться, и то чего стоит.
       - Не переживай, - улыбнулся Макс. - Ледник, конечно большой, но, как бы сказать, не впечатляет. Может, пониже и есть что, а в верховьях - так себе. Грязный, и по нему будто кто нарочно выложил - во всю длину полосы из камней, навроде огородных грядок. Нет, конечно, посмотреть есть на что, только рассказывать я не мастер.
       - Макс, а там для нашей компании маршруты найдутся? - спросил Юра.
       - Да кто его знает, не интересовался я.
       - Найдутся, - сказал Сергей. - Я прикидывал на будущее. Там главное - высота давить будет. А перевалы нормальные, нам по силам.
       Ребята переглянулись.
       - Значит, пойдём? - обрадовался Серж.
       - Ты сначала нынешний маршрут протопай, а потом на Федченко замахивайся, - осадил его Макс.
       Миша, прищурившись, посмотрел на Макса:
       - Думаешь, не пройдём?
       - А чего мне думать? Не пройдём - вернёмся. Делов-то.
       - Ну, так тоже нельзя, - сказал Димыч. - Почему не пройдём? В конце концов, мы не зелёные новички. Всё просчитано, проверено...
       - Проверяться будем не в поезде, а в горах, - хмыкнул Макс. Он встал, нагнулся под верхней полкой и вытащил из кармана висящей у окна рубашки пачку сигарет. - Наговорился я с вами до придыхания, - и пошёл в тамбур.
       - Он даже сигареты на столике не оставляет - боится, чтобы кто не стрельнул, - зло процедил Миша.
       - А вот напрасно, - строго сказал Сергей. - Что ты на него наскакиваешь? Не нравится он тебе - кстати, без всякой причины, - зачем же это всем демонстрировать? Ведь вместе идем...
       - Не вместе, а рядом, - перебил Миша.
       - Хватит! - Сергей посмотрел на друзей и, нажимая на каждое слово, сказал: - Я запрещаю в подобном тоне говорить о Максе, - помолчал и добавил уже поспокойнее: - Запрещаю как руководитель. Понятно?
      
       В Канибадаме, не доезжая Коканда, ребята быстренько сбросили грузы на платформу и перетащили их под деревья, к чайхане - единственному здесь месту, где ещё можно укрыться от утреннего солнца, уже начавшего плавить пыльный асфальт.
       Димыч пошёл узнавать, когда пойдёт ближайший автобус на Исфару, откуда ещё надо было ехать до кишлака Ворух, а ребята, уже знакомые с местными обычаями со времен путешествия по Фанам, сняли обувь и залезли на крытый ковром достархан.
       Макс уселся, скрестив ноги; девушки - поскромнее: прислонились к деревянным спинкам; остальные возлегли, положив под локти потёртые ковровые валики.
       - Кайф! - томно сказала Нина. - Я бы отсюда вообще никуда не уехала.
       - А что? - поддержал жену Юра. - Давайте только до Исфары доберёмся, там, говорят, за городом такая чайхана есть! Хоть отдохнем по-настоящему. Серж, ты не против?
       Серж лежал, блаженно закрыв глаза.
       - Я как все, - лениво зевнул он. - Но лучше до Воруха доехать. Дядя Сережа обещал нас в абрикосовом саду поселить. Правда, дядя Сережа?
       - И то! - оживился Миша. - А на маршрут Макса отправим, он за нас быстренько пробежится! - Миша отмахнулся от грозного взгляда Сергея. - Слушай, Макс, а ведь это идея: ты козочкой с перевала на перевал, а потом нам поведаешь, все ли они на месте. А скучно одному - девчат прихвати, или вот хоть меня.
       - Травить вы горазды, - улыбнулся Макс. - Оставлю вас без женского пола, лопайте свои абрикосы. Нина, пойдешь со мной?
       - Хоть на край света!
       - А как же я? - забеспокоилась Люда.
       - Ты - само собой. Будешь второй женой. Зато самой любимой.
       Миша незаметно глянул на Сергея, и тот довольно кивнул.
       Пришел Димыч и сказал, что до автобуса ещё целый час, так что можно перекусить. Между достарханами сновал мальчишка в выцветшей тюбетейке и белой замызганной рубахе. Сергей подозвал его, и мальчишка принёс горячие лепешки и стопку выщербленных по краям пиал. Рядом поставил четыре заварных чайника с треснутыми и прихваченными металлическими кольцами носиками:
       - Кушайте, пожалуйста.
       - Рахмат, - сказал Сергей.
       - Ты бы поэкономней, - посоветовала Нина, разливая по пиалам зеленый чай, - а то за один раз весь свой местный словарный запас исчерпаешь. - И пояснила Максу: - Он ещё только "Асолом алейкум" знает.
       - Недооцениваешь, - сказал Сергей. - Вот, например: "су" - вода, "сох" - молоко, "нон" - хлеб. Со мной не пропадешь!
       - А я ещё знаю "бабай", "ака" и "апа", - похвастался Серж.
       - Учёные вы, аж страшно, - сказал Макс и слез с достархана.
       Пока друзья вспоминали ещё слова, споря какие из них узбекские, а какие таджикские, Макс вернулся и положил на ковёр полуметровую дыню:
       - Не знаю, как она тут называется, но поросёночек - будь здоров! - Он ловко располосовал дыню и на каждом куске порезал мякоть на удобные дольки. - А это персонально тебе, - и поставил перед Сержем пакет с абрикосами, - а то вдруг начальник мимо сада нас проведёт, у тебя же нервы полопаются.
       - Я так думаю, - сказала Нина, придерживая ломоть дыни двумя руками, - я так думаю, что мужа мово надо от должности завпрода, пока не поздно, освободить. Можно даже с выговором. Потому как известный жмот и всех нас в горах на голодный паёк посадит. А должность эту торжественно передать Максу, на деле и не единожды доказавшему свою преданность священному делу наполнения желудков. Кто за? Сергей, готовь речь и заказывай оркестр!
       - Я чё, я не против, - поклонился Макс. - При харчах быть - долго жить. А ещё бы общественную кассу мне...
       Юра выглянул из-за ломтя дыни:
       - Макс, я тебя сегодня же ночью придушу. Жену у меня отбил - ладно: леди из кареты - лошади легче. Но покушаться на продукты! На самое ценное, что есть у меня! Макс, как бывший друг говорю: пиши завещание!
       - Он на ходу напишет, - успокоил Юру Сергей. - Давай, ребята, перетаскиваемся к автобусу, - и проходя мимо Нины, шепнул:
       - А ты - молодец. Вроде все утрясается.
      
       В Исфаре, на площади перед автобусной станцией, галдел и суетился народ. Старики в халатах-чапанах, прихваченных кушаками, тащили на согнутых спинах какие-то мешки; громко перекрикивались женщины в ярких свободных платьях, не забывая прикрывать от мужчин лица цветастыми платками; сновали босоногие ребятишки; степенно шли через площадь ишаки, груженные дровами или сеном; в тени домов, на асфальте, поджав одну ногу под себя, неподвижно сидели бородатые аксакалы в белых и голубых чалмах; тут же шумно располагались целые семьи, разложив на платках лепешки, дыни и всякую снедь, разливали по пиалам чай из термосов, кормили чумазых малышей, покрикивали на плачущих детишек, привязанных к спинам девочек постарше - и всё это под таким белым, под таким жгучим, заливающим площадь солнечным светом, что, выгрузившись из автобуса, друзья только растерянно щурились, пытаясь разобраться, куда надо тащить рюкзаки и где покупать билеты до кишлака Ворух.
       - Вот вам и мудрая восточная неторопливость, - сказала Нина, вытирая капельки пота со лба. - Сергей, ты можешь здесь что-нибудь понять?
       - А чего понимать, - усмехнулся Макс. - Вот автовокзал, стало быть, там где-нибудь кассы. Сейчас выясним.
       - К кассам ещё пробиться нужно, - сказал Сергей. - Никуда не расходиться. Димыч, Макс, вперед!
       Вернулись парни не скоро, но билеты принесли.
       - Ну, народ! - весело удивлялся Макс. - На кассы как на штурм Зимнего идут. Только что "Ура!" не кричат. Никакого порядка. Чего они так?
       - Автобусов на Ворух мало, - сказал Димыч. - Кто не успел, тот опоздал.
       - Так и стояли бы в очереди.
       - А вот спустимся с гор, мы тебя здесь за распорядителя оставим, - обнадежила Люда. - Справишься?
       Макс повел широченными плечами и посмотрел на свои кулаки:
       - Два трупа, с десяток покалеченных - и через неделю порядок будет!
       - А площадь твоим именем назовут, - улыбнулась Нина. - Представляешь: Площадь Макса-аки! Как тебе?
       - Устраивает, - сказал Макс и спросил Сергея: - Может, отпустишь народ минут на сорок? Я вещи покараулю.
       На площади и ближайших улицах вовсю торговали разными вкусными вещами, и друзья разбежались, держа курс на аппетитные запахи. А когда начали возвращаться, каждый нёс для Макса на обрывках замасленных газет манты, самсу и куски шашлыка - и получилось так много всего, что Макс заохал испуганно, перекладывая дары из своих широких ладоней на коробки с продуктами.
       Миша поставил перед ним теплую бутылку фруктовой воды:
       - Опохмелишься напоследок. Извини, но замороженного шампанского не нашлось.
       - Да не осилить мне столько!
       - Макс, я думала - ты волевой человек, - сказала Нина, протягивая ему варёную кукурузу. - Поднапрягись и не разочаровывай меня!
       - Смерти моей хотите, - прорычал Макс. - Не дождётесь!
       И начал уминать принесённое, вытирая руки о бумажные салфетки, которые услужливо подавала ему Люда.
       - Кончайте цирк! - крикнул Димыч. - Сейчас автобус будет.
      
       Сразу за Исфарой автобус запылил мимо виноградных плантаций, а потом за окнами долго тянулась жёлтая, прокалённая солнцем глинистая пустошь с редкими пирамидальными тополями вдоль шоссе, без всяких зацепок даже для свежего глаза. Тарахтя и покачиваясь на колдобинах растресканного шоссе, проехали кишлачки с не видными из-за высоких дувалов домиками, и с непременными чайханами возле арыков и хаузов, останавливались в больших кишлаках, укрытых запылёнными, набравшими сок абрикосовыми садами, пока, наконец, не развернулась впереди широкая долина с голубыми горами вдали.
       - Добрались, - сказал Сергей. - Сейчас будет Ворух.
       Автобус тормознул возле большой чайханы. К сваленным в кучу рюкзакам и коробкам сразу начали подходить мужчины, уважительно здороваясь с парнями, прижимая левую руку к груди:
       - Альпинисты, да?
       - Туристы мы.
       - Туристы - хорошо! - и одобрительно поглядывали на связки верёвок, торчавших из-под клапанов рюкзаков:
       - Хороший аркан, продашь, да?
       - Не продаётся, мы же в горы идем, - громко, будто тугим на уши, объяснял Сергей, для верности тыкая вверх пальцем. - Туда, в горы! Понимаете?
       - Фернштейн зи, - перевела Нина и пояснила друзьям:
       - Это он так по таджикски разговаривает. Димыч, помоги.
       - Нам в сад за Ворух надо, - сказал Димыч. - Как бы насчёт машины?
       - А-а, машина! Есть, есть машина, - вперебой заговорили мужчины и заспорили между собой на таджикском.
       - Машина к вечеру за молоком на ферму пойдёт, вам как раз по пути, - объяснил молодой парень. - Шофёра Джурабоем зовут, по вашему - Жора. Я скажу ему, а вы пока идите в чайхану - кушайте, отдыхайте.
       - Рахмат, рахмат, - поблагодарил Сергей. - А точно машина будет?
       - Железно! - сказал парень и протянул руку. - Хоп!
       Мужчины разошлись, Юра заглянул к чайханщику, и на достарханы начали выносить глубокие тарелки с горками жирного плова.
       - Что это сегодня с мужем? - ахнула Нина. - Щедрость на грани расточительства! Людочка, дай градусник и все таблетки, у него же какая-то страшная местная болезнь!
       - Прошу! - широким жестом пригласил Юра. - Поздравляю с благополучным прибытием! И запомните: следующий пир не скоро будет.
       - "Наполним, наполним бокалы полней!" - неожиданно пропел Миша, берясь за чайник.
       - Так бросьте болтовню, ловите миг удачи! - тоже пропел Димыч.
       - Комедия, - сказал Макс, облизывая ложку, - ну, комедия.
       До вечера ещё было время, и друзья, лежа на достарханах и лениво переговариваясь после насыщения, начали забираться в глубокий сон. Сергей всё-таки успел пробормотать Юре:
       - Покарауль вещи. Это тебе за наши муки.
       - Инициатива наказуема, - кивнул Юра. - Дрыхните.
       Ближе к вечеру, когда чуть отпустила жара, пришёл шофер, невысокий, средних лет, с почти чёрным, иссечённым морщинами лицом.
       - Асалом алейкум, здравствуйте! - сказал он. - Меня Жорой зовут.
       Парни по очереди пожали ему руку, и Сергей начал громко втолковывать, куда надо ехать.
       - Зачем кричишь? - улыбнулся Жора. - Я понимаю по-русски.
       - А сколько возьмешь? - спросил Димыч.
       Жора назвал цену, и Димыч нахмурился:
       - За такие деньги я тебя вместе с машиной в сад отнесу. Тут же всего восемь километров!
       - Дорога трудный, а у вас груз большой.
       - Так восемь же километров!
       - Нет, - сказал Жора. - Хоп! - и пошёл к машине.
       - Стой! - крикнул Макс. - Он навис над шофером, придавив тяжёлой рукой его плечо. - Ты арифметику знаешь? А ну подели сумму пополам!
       - Нет, - сказал Жора.
       - Значит, договорились, - Макс потянул к себе руку шофера и хлопнул его по ладони, - грузись, ребята!
       - Торговаться же надо, - растерялся Жора.
       - Торговаться на базаре будешь, - улыбнулся Макс. - Не обижайся, браток. На вот лучше, закури.
       - Не надо, у меня насвой, - Жора высыпал из бутылочки на ладонь тёмный порошок и бросил его под язык.
       Они присели на корточках возле старого грузовичка и тихо заговорили о чем-то.
       - Видали? - восхищенно сказал Миша ребятам. - Вот это Макс!
       Сергей перегнулся через борт:
       - Жора, поехали! Макс, давай сюда!
       - Не, я в кабине. Мы ещё не договорили. У него знаете какое хозяйство! Два дома на участке, корова, бараны, сад большой! Вернёмся, пойдём в гости - он приглашает.
       - Приходите, приходите, - улыбался Жора, прижимая руку к груди. - Хоп! Поехали. Только не вставайте - дорога плохой, вытряхнет.
       Дорога и вправду была не самой лучшей. Грузовичок притормаживал, объезжая большие камни, клонился на сторону, взбрыкивался на рытвинах, и ребят валило и подбрасывало в кузове между рюкзаками и гремящими пустыми молочными флягами.
       - Плохая езда лучше хорошей ходьбы! - прокричала Нина. - Димыч, тебя не затруднит слезть с моей головы?
       - Дядя Серёжа, абрикосов-то сколько, - показывал Серж на свисающие из-за дувалов ветки. - А в саду их можно есть?
       - Только не до одурения, - Миша подпрыгнул и завалился на рюкзаки. - Чтобы из горла не вылезали!
       Грузовик проскочил мостик и остановился. Жора и Макс вышли из кабины.
       - Приехали, - сказал Жора. - Живы?
       - Порядок!
       - Тут все останавливаются, - сказал Жора. - Вон речка чистый, Чегеслы зовут. А это - Кшемыш. Туда не ходи - вода плохой, мутный. Урюк кушайте, вишню, яблоко.
       Жора присел на корточки, ожидая, пока выгрузят коробки и рюкзаки.
       - Спасибо, Жора, - Димыч протянул деньги. - За такую дорогу надо бы больше. Но сам понимаешь, печатного станка у нас нет, так что извини.
       - Хорошо, хорошо, - сказал Жора. - Отдыхайте, хоп, поехал я.
       - Жора, подожди, - Миша порылся в рюкзаке и подбежал к кабине. - Вот, возьми фонарик на память.
       - Спасибо! Встретимся ещё.
       Грузовичок запылил по дороге, и друзья начали перетаскивать вещи под усыпанные абрикосами деревья.
       - Значит, так, - сказал Макс. - Завтра Джурабой нас к дороге на перевал подбросит. Отсюда двенадцать километров. Дорога, говорит, плохой - в горку. Здесь будет в десять утра, но, думаю, лучше здесь день простоять - абрикосов-то навалом, подвитаминиться надо. А вечером он как сегодня проедет. Так что решайте.
       - По графику мы в саду день стоим, зачем же из этого рая уезжать раньше времени? - Люда посмотрела на Сержа: - Братец, поддерживаешь?
       Серж заулыбался и кивнул.
       - Большинство! - сказала Люда. - Утром сполоснемся как следует - красота! Как, Сергей?
       - Так вы уже всё решили. Ставим палатки - и на свободный выпас!
       Вечером подняли небольшой костерок и немного попели под гитару.
       - Мужики, а чего это так? - спросил Макс. - Вроде наелся этих абрикос под завязку, а посидишь маленько - и опять тянет.
       - Где посидишь и куда тянет? - заинтересовался Миша.
       - Ладно вам, - остановил Димыч. - Макс, сколько ещё за машину будем платить?
       - Да не спрашивал я. Можно и за спасибо. Ну, дашь сколько-нибудь.
       - Нет уж, мне неудобно. Сам расплатись.
       - Интеллигенция! Неудобно ему! - Макс пошарил в шапочке, полной абрикос. - Тьфу ты, господи, не могу остановиться. Не переживай, расплачусь я.
       - Вы бы поменьше на абрикосы налегали, - попросил Сергей. - А то знаете что будет?
       - Знаем, пронесёт всех, - вздохнул Миша, надкусывая яблоко. - Что ж, развернём полевой лазарет. Макс - первый пациент. Люда, у тебя клизма есть? Можно для профилактики прямо сейчас начать.
       - Не дури, я серьёзно, - сказал Сергей. - Считайте, что с этого момента каждый принадлежит не только себе. Поэтому не перегреваться, не переохлаждаться, не переедаться. Макс, последнее к тебе в первую очередь относится!
       - Плюнь - бяка! - сказала Нина и отобрала у Макса шапочку с абрикосами.
       - Да чего мне будет? В армии чего только не жрали. А тут благодать-то какая, ешь - не хочу!
       - Макс, я предупредил.
       - Ладно, командир, введем ограничения, - и Макс потянулся к Нине за шапочкой: - Дай хоть последнее доесть.
       - Тут последнего с килограмм! - рассмеялась Нина - Максик, деточка, потерпи до утра.
       - Издеватели! - сказал Макс. - Связался я с вами...
       Утром никого не будили, но начинающаяся жара не дала залёживаться в палатках. Пока Серж заправлял примуса, парни запрудили рукавок Чегеслы камнями - получился небольшой бассейн - и девчата прогнали парней в лагерь.
       - Не, мужики, так нельзя, - простонал Макс, откидываясь после завтрака на пенопластовый коврик. - Эдак и загнуться недолго. Командир, чего ты вчера насчет обжорства говорил?
       - Ещё два раза вас побалую, - пообещал Юра. - А выйдем на маршрут - начнётся походная норма.
       - Да никуда мы после такой еды не выйдем, - Макс медленно вытянулся на коврике и закрыл глаза. - Нинок, побренчи на гитаре что-нибудь нежное. А Люда пусть веточкой по пузу поводит. Только осторожно.
       - Всё, вырубился Макс, - вздохнул Миша и подполз к нему со своим ковриком. - Давайте, девочки, начинайте спасательные работы. Только мне пятки чесать надо...
       Нина взяла гитару, но с пением ничего не вышло - все заснули возле примусов, кастрюль и невымытых мисок.
       К полудню томительный зной снова погнал ребят к реке. Никого уже не радовали абрикосы, яблоки и вишнёвые деревья на берегу. Лёжа на мелководье, то и дело окунаясь с головой, все ожидали спасительной вечерней прохлады и обещанной машины, потому что заняться было нечем, а лагерь сворачивать лень, ещё успеется - поливать палатки собственным потом никому не хотелось.
       - Может, обед сварить, - неуверенно предложила Люда. - Я схожу.
       - Давай, давай, - оживился Юра. - Обед у нас по плану, а план - дело святое.
       - Извращенцы! - сказал Димыч. - Обжорству бой!
       - Эх, братики-сестричики, - Макс высунулся из воды, - сейчас бы в горы на прохладу... Слушайте, кто эту днёвку придумал?
       - Если мне память не изменяет, предложение от тебя поступило, - сказала Нина.
       - Врёшь!
       - Есть свидетели.
       Макс схватился за голову:
       - Командир, чего ж ты меня не остановил!
       - Тебя остановишь! - Сергей вылез на камни. - Ладно, мужики, ещё немного посидим и сворачиваться пора. Макс, присядь-ка рядом.
       Макс вылез, потянулся и, чтобы зря не опускать руки, прихватил с веток горсть вишен.
       - Обожрёшься, - напомнил Сергей, кладя одну вишенку в рот. - Слушай, я тут подумал: а может быть, Жора на перевал нас подбросит, а ещё лучше вниз, на ту сторону... Там же дорога проложена.
       - Не-е, я спрашивал. Он говорит, что его тарахтелка не потянет.
       - Жаль. Значит, челночить придётся. На два дня работы.
       - Всё зараз не утащим?
       - А ты прикинь: рюкзаки сейчас килограммов по восемнадцать-двадцать, так? На каждого ещё по две коробки по двенадцать-пятнадцать кэгэ. С рюкзаком - за сорок получится. Многовато для первого перевала.
       - Ну, для девчат, может, и многовато, а мужики стащат.
       - Так ведь все равно за оставшимися коробками вернуться придётся.
       Макс приподнялся и набрал ещё вишен.
       - А если на мужиков по три короба навалить - думаешь, пупки развяжутся?
       - Не осилим. Да и какой Серж мужик? Пацан ещё.
       - Дела-а, - протянул Макс. - А дальше на что рассчитываешь?
       - Ещё три дня почелночим - аклиматизация все равно нужна. Когда оставим заброску, у ребят под тридцать будет, у Сержа - двадцать пять, у девчат - поменьше. На маршруте перепакуемся: сначала нас с тобой облегчат, как ведущую связку, потом...
       - Это твоя бухгалтерия, ты и считай - чего мне-то, - Макс сплюнул косточки вишен в реку. - А я так скажу: про "осилят-не осилят" - забудь. Каждый должен переть, сколько навалят. А с девками ты намучаешься, точно. Видал я таких барышень в горах - срам один. Ладно, опять же ваше дело, - Макс набрал ещё вишен и наклонился к Сергею. - Вот тебе мой совет: увидишь, что заковырялись - не бодайся, спрячь гонор и поворачивай вниз. Так оно лучше будет.
       Макс поднял с камня пачку сигарет, закурил и не оглядываясь пошёл к палаткам.
       - Что тут у вас? - спросил Миша, выбираясь на берег.
       - Ничего. О маршруте немного поговорили. А главное - вишен поменьше есть посоветовал. Кажется, он согласился...
       Джурабой приехал даже раньше назначенного. Грузовичок, переваливаясь на камнях и поскрипывая бортами, осторожно катил над самым обрывом, прижимался к склону и, надсадно урча, взбирался на длинные тягуны - тогда появлялись в распадках снежные шапки ещё далеких вершин, как раз в той стороне, куда надо будет идти.
       - Дядя Серёжа, а где наш перевал? - не утерпел Серж.
       - Его увидишь, только когда на седловину взойдем.
       - Завтра?
       - Завтра, завтра, - Сергей повернулся к ребятам. - А Макс точно знает, где останавливаться?
       - Что ты волнуешься? Жора сам остановит, где надо, - успокоила Люда. - Ну вот, кажется, приехали.
       Макс вышел из кабины:
       - Понимаете, тут вроде источник святой. Ехать через него, кроме водителя, никому нельзя. Так что вытряхивайтесь, своим ходом метров триста пройдем.
       - А дальше? - спросил Серж.
       - А дальше - всё. Я так понял, что у дороги на перевал мазар стоит, там и застолбимся.
       Дорогу пересекали маленькие, широко разлившиеся ручейки. Ребята пошли вслед за машиной и скоро увидели впереди, под кучкой разлапистых деревьев, небольшой домик и сидящих перед ним стариков в черных стеганых чапанах.
       Джуробоя в кабине не было, но Максим сказал, что надо выгружаться, а потом парни подошли к старикам и под "Асалом алейкум" начали вежливо пожимать им руки.
       Из домика вышел Жора, неся закопченный чайник и пиалы.
       - Отдыхайте, кушайте, - пригласил он, пошёл к машине и вернулся со стопкой ещё теплых лепёшек. - Вот, из Воруха привёз.
       - Рахмат, Жора, ты нам как отец родной! - Миша прижал руку к груди.
       - Хорошо, хорошо! Отдыхайте, пожалуйста, - Жора повернулся к Сергею. - Вот дорога на перевал, видишь?
       - Вижу.
       - Через час буду обратно, банку молока привезу.
       - Рахмат, не надо. Мы сразу наверх пойдем.
       - Тогда - хоп! Вернётесь, в гости ходи. Макс знает куда.
       Жора уехал. Друзья разломили лепёшки и наполнили пиалы зеленым чаем.
       - Макс, расплатиться не забыл? - обеспокоился Димыч.
       - Не забыл. И за лепёшки тоже.
       - Чем ты его так обворожил? - спросила Люда. - Смотрите, сначала в сад не хотел везти, а сейчас - и сюда, и лепешки...
       - Обворожил! Он только этим леваком и подрабатывает. А лепёшки я ему вчера заказал, и денег дал, чтобы всё чисто было, чтобы под расчёт. Так что не делайте из него святого.
       - Зря ты. Помог же нам человек, вошёл в наше положение, - сказал Димыч.
       - Да бросьте вы! Подработал дядя - и все дела. Есть о чём разговаривать.
       - Ладно, ребята, - сказал Сергей. - Мишка, сполосни пиалы и отнеси в дом. Может, девчатам туда нельзя - место святое, кто знает.
       - Восток - он и есть восток, - вздохнула Нина. - А ты, Мишка, когда входишь в святилище, не забудь "Аллах акбар!" сказать. А то и по шеям получить можно.
       Сергей посмотрел на дорогу к перевалу:
       - Мы с Максом пройдёмся немного наверх, найдём площадку для ночлега.
       - А чем тебе здесь плохо? - спросил Макс.
       - Да ничем. Всё-таки народ тут, а у нас галдёж, может, помешаем... А так у костра посидим, попоём. Ну, и к перевалу чуть подтянемся.
       - Все к людям тянутся, а мы от людёв да от людёв, - Макс встал. - Ладно, пошли.
       Удобную полянку с ручейком нашли сразу, но Макс сказал, что надо бы пройтись ещё, а то незачем перетаскиваться на каких-то триста метров.
       Сергей осмотрел склоны:
       - Думаю, вблизи больше ничего нет.
       - А ты не думай. Прогуляемся маленько, а не найдём - вернёмся.
       Макс быстро зашагал по дороге. Сергея немного задело, что всё решилось без его согласия, но спорить не стал - повод мелкий, да и отчего не пройтись, может, и вправду найдётся что получше. Он догнал Макса и, тяжело дыша, остановился:
       - Кто тебя гонит? Не на соревнованиях мы.
       Макс улыбнулся:
       - Извини, командир, не рассчитал.
       - Напрасно лезем - склоны-то голые...
       - А вон у поворота кусты. Давай до них.
       За кустами оказался приличный лужок, много сухих веток и чистый ручей.
       - Ну вот, а ты боялась, - усмехнулся Макс. - Устраивает?
       - Высоковато забрались. Пока перетащимся - стемнеет.
       - Успеем! Да и на кой нам свет-то? Зато около часа от завтрашнего сэкономим.
       - Ладно, пойдём, - сказал Сергей и затрусил вниз.
       Пока перетаскивали рюкзаки, пока опустошали их, чтобы вернуться за коробками, и снова поднимались к лужку, прошло около двух часов.
       - Не учли мы, что новолуние сейчас, - сказал Максу Сергей. - Провозимся теперь с дровами и с ужином.
       - Ничего, зато завтра меньше топать придется. Пойду примуса раскочегарю.
       - Пусть дежурные...
       - Да они ещё с палаткой возятся.
       С ужином, конечно, припозднились, но все были довольны и прошедшим днем, и что к перевалу хоть немного, но подтянулись.
       - План на завтра, - Сергей отставил миску. - Переносим только рюкзаки и по одойу коробке с продуктами. Дорога - колесная, крутых подъёмов не будет. Думаю, часа за четыре спустимся. Лагерь ставим сразу под перевалом. Так что считайте, завтра у нас полуднёвка.
       - А может, и за коробками вернёмся, - предложил Макс. - Чего без толку сидеть?
       - Нет, - сказал Сергей. - Давайте как наметили. Перенапрягаться в первый день ни к чему. Подъём - в семь, выход в полдевятого. Конечно, лучше ещё раньше выйти, чтобы не по жаре идти, но это на ваше усмотрение.
       - Лучше отоспаться, - ответил за всех Юра, - дальше-то неизвестно, как будет.
       День первый
       Утром, свернув лагерь и припрятав пожитки в кустах, ребята удивленно посмотрели на Макса: над его рюкзаком возвышались две коробки, прочно прикрученных верёвками.
       - Для чего это? - недовольно спросил Сергей. - Надорвёшься.
       - Ни в жизнь! Как идти будем - в строю или по-вольному?
       - Как хотите, - Сергей взглянул на часы. - С Богом! Димыч - замыкающий.
       Шагать с нагруженными рюкзаками по тягучим подъёмам дороги, закладывающей широкие петли на склоне хребта, было не слишком легко. Сергей вёл группу расчетливо-неторопливо, поглядывая на высоченный рюкзак Макса, постепенно уходящего вперёд. Когда сделали короткий привал, Макс и вовсе потерялся из виду, уйдя на следующий виток.
       - Он что, совсем отдыхать не будет? - спросила Люда.
       - Кто его знает, - пожал плечами Сергей. - Немереной силы мужик.
       - Да присядет он где-нибудь, наверное уже сейчас привалился, - сказал Юра, оглядывая склон. - Сила силой, а к трём тысячам метров без перекура не дойти.
       - Так ведь идёт! - позавидовал Миша. - Мотор у него - будь здоров!
       Юра оказался прав: через две ходки ребята увидели лежащего у рюкзака Макса, скинувшего ботинки и с прикрытым рубашкой лицом.
       - Чистый покойник, - рассмеялась Нина. - Максик, панихиду заказывать?
       Макс сел и протер глаза:
       - Подремал я маленько. Командир, далеко ещё?
       - Вроде половину прошли. Димыч, раздай перекус.
       Димыч отсыпал каждому по горсточке изюма, разделил остатки лепешек и отвязал от рюкзака грязноватый мешочек:
       - Последние дары из нашего сада. Специально собирал недозрелые, чтобы не помялись.
       - Абрикосики! - сразу проснулся Макс. - Да на них никто уже смотреть не может. Давай сюда!
       - Ни с места! - закричала Нина и перехватила мешочек. - Максик, только из солидарности составим тебе компанию. Чтобы не перебрал.
       - Развод! - потребовал Макс и завалился на спину. - Всё, продолжаю умирать.
       Ещё один переход Макс шёл вместе со всеми, потом снова ускорился; может быть, где-то и отдыхал, но друзья увидели его только на перевале.
       - Приехали! - Нина сбросила рюкзак и осмотрелась. - А видок отсюда ничего.
       - Я уже нагляделся, - ответил Макс и повернулся к Сергею. - Давай, командир, рассказывай: куда, что, где и почём.
       - Дай отдышаться, - Сергей вытащил из кармана рюкзака карту. - Сидим здесь, пока не надоест. Димыч, перекус!
       Когда все отдохнули, Сергей постучал ледорубом по раме рюкзака:
       - Итак, леди энд джентльмены, мы находимся на перевале Дунон высотой 2750 метров. Отсюда открывается великолепный вид на долину реки Кшемыш...
       - Той, что текла возле нашего сада, - подсказал Серж.
       - Паа-прашу не перебивать! - голосом служаки-городового рявкнул Сергей. - Паа-прашу слушать!
       - Чистая комедь, - оскалился Макс. - Трави дальше!
       Сергей постучал ледорубом по рюкзаку:
       - Долина огорожена двумя паралелльными хребтами. Справа - хребет Кокбель, слева - Карабель. Запирает долину мощный Туркестанский хребет. Вон он, перед нами. Разрешаю полюбоваться.
       - С него в долину сползает ледник Кшемыш, - дополнил Димыч, разглядывая хребты в бинокль.
       - А где наши перевалы? - спросила Люда.
       - Терпение! - Сергей поднял ледоруб. - Обратим внимание на правый хребет. Сэр, вы не напомните, как он называется?
       - С вашего позволения - Кокбель, - поклонился Юра.
       - Благодарю. Итак, обратим внимание на хребет Кокбель. В том месте, где он стыкуется с Туркестанским хребтом - от нас в правом верхнем углу - расположен перевал Щуровского. Категория - 1-б, высота - 4400. Если господа не возражают, мы на него поднимемся через пять дней.
       - Господа не возражают, - вежливо сказал Миша. - Простите, но где всё-таки этот перевал?
       - Тысяча извинений, но его отсюда не видно, он за поворотом ледника. - Сергей оглядел белые шапки вершин и вздохнул. - Теперь, леди энд джентльмены, от вас потребуется самое трудное: напрягите свое воображение, у кого оно есть, разумеется. Перейдя перевал Щуровского, спускаемся на одноименный ледник и поворачиваем на юг. Все повернули? Мадам, не вижу работы мысли, - обратился Сергей к Люде, рассматривающей в зеркальце свой облупленный нос.
       - Я вся внимание, сэр. Но позвольте спросить: кожа с лица ещё долго слезать будет?
       - И это спрашивает врач с Оксфордским дипломом! - возмутился Миша. - Игнорируйте её вопрос, мистер экскурсовод, и продолжайте свой захватывающий рассказ!
       - Итак, поворачиваем на юг - это в ту сторону, куда направлены ваши благородные носы - и переходим Туркестанский хребет.
       - Через перевал академика Королёва, - уточнил Димыч. - Категория трудности - 2-б.
       - Совершенно справедливо изволили заметить, сэр, - поблагодарил Сергей, - И, как многие уже догадались, спускаемся на Зеравшанский ледник. - Сергей посмотрел на Макса. - Разрешите полюбопытсвовать, сэр, почему вы всё время скалитесь?
       - Так ведь комедь! Чего вы так?
       - Недостаток воспитания пагубно сказывается на манерах этого мощного, полного остатков жизни джентльмена, - сочувственно пояснила Нина. - Опять же высота и солнце припекает... Всё это не может не отразиться на его интеллектуальном потенциале...
       - Да идите вы! - рассмеялся Макс. - Продолжай, командир.
       - Я попрошу продолжить моего весьма способного помощника, - сказал Сергей. - Димыч, прояви эрудицию.
       Димыч сверился с картой.
       - Дальше так. Идем за Туркестанским хребтом по леднику влево и лезем на перевалы Матча и Кшемыш. Кшемыш виден отсюда - по-моему, вон он, в углу Туркестанского и Карабеля.
       - Это который левый хребет? - спросил Макс.
       - Точно. Ну а дальше все просто: спускаемся в эту же долину, подбираем заброску - и через перевал Боец, видите острый пик слева? Так перевал сразу под ним. Через перевал Боец сваливаемся прямо к языку ледника Райгородского. Ну а потом ещё один перевальчик, Курдактыр, некатегорийный, по тропочке вверх-вниз - и к озеру Каракуль-Катта. На этом, собственно, всё. Спускаемся на Кшемыш - и вниз по течению к нашему саду.
       - Вопросы будут? - спросил Сергей.
       - А почему всё это "Матчинский горный узел" называется? - полюбопытствовал Макс. - Вроде хребты рядком идут.
       - Узелок - по ту сторону Туркестанского хребта. Там в него в одной точке упираются Алайский и Зеравшанский. А Матча - это, по-узбекски или по-таджикски, что ли, "Место, куда бегут". Ещё до Тимура сюда народ от ханов уходил. Здесь глушь была, не доберёшься.
       - А ловили беглецов-то?
       - Не знаю. Может, и ловили. А может быть, они здесь оборону держали, вот и махнули на них рукой. - Сергей посмотрел на часы. - Ладно, ребята, посыпались вниз, засиделись мы тут.
       - Командир, я последним пойду, - сказал Макс. - Вы-то быстренько сбежите, а мне с моей торбой скакать несподручно.
       - Хорошо. До встречи!
       Макс пришёл на поляну, когда уже ставились палатки.
       - Ну как? - спросил Миша и попытался снять с него рюкзак.
       - Не трожь, надорвёшься, попридержи только, - Макс осторожно присел и тяжело завалился на спину. - Плечи намял, мать твою.
       Он вылез из лямок и потянулся:
       - Вниз тяжеловато, рюкзак вперёд тянет, не терпится ему, что ли, с перевала сбежать.
       - Макс, рюкзак-то скорей освобождай. Сергей передумал, сейчас за коробками пойдём! - крикнула от палатки Нина.
       - Вы что, серьёно?
       - Серьёзней быть не может, - грустно сказал Миша. - Атамана нашего не знаешь? У него семь пятниц на неделе.
       Ребята молча смотрели на потирающего плечи Макса, но долго не выдержали и расхохотались.
       - Дурит Нинка, - пояснил Юра. - Привыкнуть уже пора.
       - Да ну вас, знаете куда, - улыбнулся Макс и начал отвязывать коробки.
       После ужина Макс сразу собрал посуду и пошёл к палатке.
       Сергей предупредил, что за коробками надо выйти пораньше: три часа туда, четыре обратно, плюс отдых, загрузка - в общем работы на целый день.
       - В лагере остаётся Люда. Места здесь тихие, но так, на всякий случай, пусть посторожит. Готовить ничего не надо - неизвестно, когда точно вернёмся. Для себя что-нибудь подвари, а мы на сухом пайке.
       - Там за камнями - кошара. Пусть сходит, может, молочком или айраном разживёмся, - сказал Юра.
       - Пусть сходит. Нина, возьми гитару.
       Сидеть у ночного костра после первого походного дня было расслабляюще приятно. Друзья тихонько болтали, потом слаженно запели, радуясь прохладному ветерку с близких ледников.
       День второй
       Люда и Серж вылезли из палатки, когда чуть рассвело.
       - Холодновато что-то, - подышала на кулаки Люда. - Одень куртку.
       - Да я так...
       - Кому говорят!
       - Сестра, мне уже восемнадцатый...
       - Серёжка, договоришься!
       Они разожгли примуса и, едва солнце высветило снега на вершинах, скомандовали подъём.
       В палатках зашевелились. Первым выполз на четвереньках Сергей. Встал, похлопал себя по обнажённому торсу - и тут же полез обратно за пуховкой.
       - Раздавишь, чёрт тяжёлый, - застонал Миша и начал ногами выпихивать Сергея.
       - Ну, началось, - засмеялась Люда. - Мальчишки, палатку не порвите!
       - Я его сейчас! - орал Сергей. Он вытащил Мишу за ноги, взвалил на плечи и побежал к ручью.
       - Пусти! - вопил Миша на весь лагерь. - Я же без фрака, а тут дамы!
       За кустами у ручья раздался отчаянный крик.
       - Утопили Мишку, - сказала Люда. - Господи, взрослые люди, а как дети!
       Из-за кустов выскочил Сергей, за ним, победно гикая и размахивая палкой, мчался Мишка, а у палаток уже стояли Нина, Юра и Димыч, азартно подбадривая бегущих.
       - Твоя взяла! - взмолился Сергей и подставил под палку обтянутый мокрыми плавками зад.
       - Подъём прошел по всем утвержденным свыше канонам, - прокомментировала Нина. - Мальчики, умываться!
       Юра вернулся от ручья и заглянул в палатку. Макс чуть похрапывал в своем застёгнутом наглухо пуховичке.
       - Пора, завтрак скоро, - похлопал по спальнику Юра. - Макс, слышишь? Вставай.
       - Чего будишь? Скажи, чтобы завтрак в кастрюле оставили, я потом подогрею...
       - Так за коробками идти надо.
       - За какими коробками? Я свои притащил, - Макс повернулся на бок и уткнулся в стенку палатки.
       - Макс, ты что? Проснись. Скоро уходим.
       Макс засопел и скинул с головы капюшон спальника:
       - Чего привязался? Я же сказал: мои коробки здесь. За твоими, что ли, идти?
       Юра долго смотрел на лежащего с закрытыми глазами Макса, потом встал и подошёл к ребятам:
       - Макс не хочет за коробками идти.
       - Не понял, - поднял голову от миски Миша.
       - Макс за коробками не хочет идти.
       - Почему? - спросил Сергей. - Заболел?
       - Говорит, что свои коробки уже принёс.
       - Ты серьёзно?
       Юра не ответил и присел на камень.
       - Ты что молчишь? А ну-ка подробней, - сказала Нина.
       - О чём подробней? Говорит, что его коробки здесь, что свою норму выполнил...
       - Ты чего-то не понял, - сказал Сергей. - Подождите, я сейчас. - И пошёл к палатке.
       Ребята молча сидели у примусов.
       - Может быть, что-то случилось? - спросила наконец Люда. - Он же устал вчера. Пойду узнаю.
       - Сиди! - сказал Димыч. - Сергей разберётся.
       Пришёл Сергей, сел на камень и закурил:
       - В общем, Макс не пойдёт, - Сергей бросил сигарету и придавил её ботинком.
       Ребята молча смотрели перед собой.
       - В принципе он прав, - Сергей закурил вторую сигарету. - В принципе он прав, он своё притащил.
       - Дядя Серёжа, а разве так можно? - тихо спросил Серж.
       - Выходит - можно, - Сергей швырнул сигарету в пепелище костра. - Выход через двадцать минут.
       К возящемуся у рюкзака Сергею подошла Нина:
       - Пусть Люда тоже останется. У нее по женской части.
       - Пусть, - кивнул Сергей. - Справимся.
       Ребята собрались у дороги на перевал, но стояли молча, без привычных шуток и подначиваний.
       - А ты зачем здесь? - спросил Люду Сергей. - Я же сказал, чтобы осталась.
       - Я пойду, - сказала Люда.
       Сергей зло прищурился:
       - Если я сказал, значит...
       - Я не останусь с ним, - перебила Люда. - Неужели не понимаешь?
       - Ладно, - сказал Сергей. - Двинулись.
       В лагерь группа вернулась во второй половине дня, когда солнце ещё жарило вовсю.
       - С прибытием, - сказал Макс. - Разбирайте компот. Холодненький, только из ручья.
       Нина и Люда не останавливаясь прошли к палаткам. Сергей посмотрел им вслед, потом аккуратно снял рюкзак и поставил на землю:
       - Компот - это хорошо, компот - это в самый раз, - он глянул на стоявших молча ребят. - Доставайте кружки, мужики.
       Сергей черпанул половником, старательно отодвигая в сторону чернослив и груши, отпил, крякнул и протянул половник Диме:
       - Наливай, не задерживай других!
       Димыч медленно начал расстегивать карман рюкзака.
       - Веселей, веселей! - подбодрил Сергей. - У прилавка не задерживаться - ещё обед готовить надо.
       - Да ничего не надо готовить, - сказал Макс. - Через двадцать минут доварится. Только сполоснуться успеете.
       - А как догадался, что сейчас спустимся?
       - Чего догадываться? Я вас на дороге высмотрел, - Макс глянул на прикрытые стеклотканью кастрюли. - Ну, вы тут с компотом разбирайтесь, а я к примусам. Девчатам не забудьте оставить!
       - Он что, ничего не понимает? - спросил Миша. - Или придуряется?
       Юра вытащил из кружки черносливину, пожевал и сплюнул косточку:
       - А что он должен понимать?
       - Действительно, что? - сказал Димыч. - Будем беседовать с ним о нравственных категориях? Это, как известно, вещь нематериальная. А в реалиях - всё у нас великолепно, всё по плану, душа радуется... До тошноты.
       - Кончайте базар! - Сергей посмотрел на присевшего у примусов Макса. - Понимает, не понимает... У нас маршрут впереди. Хотите уже сегодня нервы трепать? Моралисты чёртовы. - Сергей закурил и сделал несколько быстрых затяжек. - В общем, так: что вы там думаете о Максе, дело ваше. А вслух - ни слова. Или окончательно соображать перестали? Мишка, не зыркай на меня, лучше пошевели мозгами. Ладно, проехали. Юр, отнеси девочкам компот.
       - Да не будут они...
       - А не будут, не надо. Сам долопай. И кастрюлю сполосни.
       За едой парни лениво перебрасывались незначащими фразами, но больше молчали, и обед походил на нудную, обязательную работу. Нина и Люда сидели чуть в стороне, отвернувшись от остальных.
       - Хорошо, что дровишки собрал, - сказал Сергей.
       - Угу, - Макс бросил в кипяток заварку. - Сейчас чай попьёте, а на ужин айран будет - в ручье полведра стоит. Лепёшками у чабанов хотел разжиться, так говорят, их снизу привозят. Вот - только две штуки дали.
       - Заплатил? - спросил Димыч.
       - Кто же в горах платит? Поговорили маленько, и всё. Ну, батарейка у меня была в запасе - подарил.
       - Хорошо, спасибо, - Сергей встал. - Пойду посплю с часок. Серж, Люда, принимайте дежурство.
       - Не надо, - сказал Макс. - Вам своего хватило. Увольняю всех до ужина.
       Нина и Люда не оглядываясь пошли к палаткам. Серж начал собирать миски, но Макс остановил его:
       - Сказал - всё сделаю. Отдыхайте.
       Серж посмотрел на Сергея, и тот кивнул.
       К ужину друзья собирались как-то вяловато, будто не отоспались ещё. Темы для разговоров не наклёвывались, и чтобы уж совсем не молчать, Юра спросил о плане на завтра.
       - Да какой план, - сказал Сергей. - Перенесём лагерь к месту заброски, потом за коробками вернёмся. Долина ровная, тропа есть - управимся засветло.
       - Макс, ты сразу свои коробки унесешь? - спросил Миша.
       Макс спокойно и пристально посмотрел на Мишу, но тот не отвёл взгляд, только чуть подался вперёд и склонил набок голову, как внимательный слушатель.
       - Поговорить хотите? - усмехнулся Макс. - Давайте поговорим.
       Он оглядел ребят, отводящих от него глаза, и снова усмехнулся:
       - Обиду затаили, что за коробками не пошёл? А на кой мне идти, если свои уже принёс? Чего молчите? Или про дружбу и товарищество рассказывать будете? Так я сам почище любого академика об этом расскажу.
       - Зачем рассказывать, ты уже на практике показал, - перебил Миша.
       - Это ты зря. В горах каждый должен делать положенное, без всякой там дружбы или чего ещё. А то только одни красивые разговоры будут, навроде вот нашего. Сказал бы Сергей: так, мол, и так, надо ещё сходить, без тебя трудновато. Так я что, против? А против - так это опять же мое дело, я это свое "против" заховаю подальше и пойду. Начальник сказал - ты выполнил, и нет базара. А то развели баланду: "Может, сходишь", "Ах, почему не идешь"... А теперь бочку на меня катите - что, не так, что ли?
       - Понимаешь, Макс, - Сергей медленно подбирал слова, - понимаешь, может, с каких-то позиций ты прав, но не привыкли мы так...
       - Привыкайте, - усмехнулся Макс. - А в молчанку играть нечего, нам на ледниках ещё вместе работать. Нинок, хватит губы-то надувать, сыграла бы что.
       - Похоронный бы марш тебе сыграть, - улыбнулась Нина и пошла за гитарой.
       День третий
       На утренних сборах друзья незаметно поглядывали на Макса, но тот к коробкам не подходил, а на выходе встал перед Димычем - постоянным замыкающим в группе.
       Тропа постепенно шла в подъём, надо было только взбираться на пологие холмики, а так больше всё по прямой, по широкой долине, среди не нагретых ещё солнцем камней.
       После второго привала Люда начала отставать, сначала немного, а потом метров на двадцать от Сергея и Нины.
       У чистого ручейка присели на отдых, а когда собрались уходить, Макс разулся и начал рассматривать ногу:
       - Людок, у тебя пластырь близко? Вроде натёр я...
       - Раньше не мог сказать, уходим же.
       - Да пусть идут. Мы с тобой их зараз нагоним. Командир, разрешаешь?
       Группа ушла. Люда раскрыла рюкзак, взяла аптечку и подсела к Максу:
       - Что тут у тебя?
       - Ничего, - сказал Макс и начал обуваться.
       - Чего ж дурака валяешь? - уставилась на него Люда.
       Макс завязал шнурок и встал:
       - Давай-ка вещички твои ко мне переложим, а то что-то на напряге сегодня идёшь.
       - Выдумал! - передернула плечами Люда.
       - Ты, девка, не дури, - Макс наложил свою широкую ладонь на её рюкзак. - Не мне же в твоих тряпках копаться.
       - Привязался! Тут всего-то две или три ходки осталось.
       - Кому ходка, а кому икотка, - усмехнулся Макс. - Ну чего ты? Завтра нормально пойдёшь - просить будешь, не подсоблю. А сейчас - чего ж через силу?
       Макс отвернулся, и Люда начала доставать пакеты из рюкзака.
       - Спальник давай, примус, что там ещё потяжелее.
       - Вот, - сказала Люда.
       Макс посмотрел на лежащие на камнях вещи, хмыкнул, и без спроса залез в распотрошённый рюкзак.
       - Вот теперь в самый раз, - прикинул он на руке объемистый мешок. - Пакуйся.
       - Так у меня же ничего не осталось, - запротестовала Люда. - Коврик один.
       - Сказал - пакуйся, - Макс затянул свой рюкзак, сел и влез в лямки. - Ещё ребят догонять надо.
       - Иди впереди, - сказала Люда.
       - Как прикажешь.
       Группа поджидала их на очередном привале. Все заметили двухэтажный рюкзак Макса, но никто не прошелся на этот счёт.
       - Отдыхать будете? - спросил Сергей.
       - Нет, - сказала Люда и тут же повернулась к Максу: - Или отдохнём?
       - Топаем, топаем, - кивнул Макс.
       - Тогда подъём, - сказал Сергей. - Осталось совсем ничего.
       Летовку Тубек, около которой был мостик на другой берег Кшемыша, обошли стороной и остановились на травянистой площадке, в виду обрывистого, пересыпанного камнями языка ледника.
       - Три с половиной часа шли, - сказал Сергей. - Ну как, други, сходим за коробками или столбимся?
       - Перекусить бы, - попросил Миша.
       - Это можно. Только побыстрей. Дежурные, за работу!
       Пока готовился обед, друзья поставили и загрузили палатки.
       - И под каждым им камнём был готов и стол и дом! - с чувством продекламировала Нина.
       - По ложкам! - крикнул Димыч от примусов.
       Грибной супчик из концентратов друзья сглотнули разом и потянулись за добавкой.
       - Всё, - Макс показал пустую кастрюлю. - Сколько дали, столько сварили.
       - Походная норма, - сказал Юра. - Вы и на столько сегодня не заработали.
       - Теперь все видят, какой у меня муж, - вздохнула Нина. - И с этим скупцом я должна маяться всю жизнь.
       - Не ной! - успокоил Юра. - Ещё вермишель будет. С тушенкой!
       - Командир, а где Боец-то? - спросил Макс.
       - Да вот, перед нами. Перейдём мостик через Кшемыш, и видишь, тропка по склону? По ней к перевалу - и вниз, к леднику Райгородского.
       - Подъёмчик - наволдохаешься...
       - Ничего, после всего, что пройдём, это семечки, - Сергей посмотрел на часы. - Люда, остаешься в лагере. Пошли, ребята!
       Коробки до палаток не донесли: накрыли пленками и завалили камнями как раз напротив мостика через реку.
       - Прощай, моя гитара! - Нина погладила камни. - Когда ещё встретимся...
       - Сами-то найдём место? - спросил Юра. - Хоть бы пометить чем.
       Сергей огляделся:
       - Как здесь пометишь? Запомнить надо.
       - Пометим, - сказал Макс, отошёл в сторонку и начал наваливать горку из крупных камней. - Подсобите, мужики!
       Парни поставили два заметных тура - так, чтобы заброска была между ними - посидели немного в тихих сумерках, заполнявших долину, и с пустыми рюкзаками вернулись в лагерь.
       С ледника тянуло холодом, поэтому за ужином не засиживались и сразу начали расползаться по палаткам.
       Макс подошёл к Димычу и Сергею:
       - Завтра возьмём перевал?
       - В принципе можно, - Сергей смотрел на ледник из-под капюшона пуховки. - Но вряд ли стоит. По ту сторону ещё идти с часок, а в темноте, через трещины - сам понимаешь.
       - Хорошо бы всё-таки успеть, - сказал Димыч.
       - А какие проблемы? - спросил Макс.
       - Да никаких. Как пойдём. Но думаю, перед перевалом заночуем.
       Макс пыхнул сигаретой:
       - Я всё хотел спросить: запасные варианты на случай, если чего, заготовлены?
       - Заготовлены, - сказал Сергей. - Ты бы раньше с маршрутом знакомился.
       - Да я так...
       - Не будет запасных вариантов, - сказал Димыч. - Не каркай.
       - Ну-ну, - хмыкнул Макс. - Я почему спрашиваю - за девчат не волнуетесь?
       - А почему мы должны волноваться? - нахмурился Димыч. - Ты их видел в деле?
       - На тренировке видел.
       - И что?
       - Ничего. Я спросил, ты ответил - и весь разговор.
       Макс пошел к палатке.
       - Слушай, мы всё рассчитали? - глядя на чёрный бугор ледника, спросил Димыч.
       - Щуровского пройдём, это само собой. А на Королёве сложности могут быть.
       - Узнал что-то новенькое?
       - Да нет, но всё-таки пять тысяч. В погоду бы попасть...
       - А знаешь, - сказал Димыч, - при всех претензиях к Максу, у него есть нечто ценное: он не даёт расслабляться.
       - Это точно, - улыбнулся Сергей. - Разбежались. До завтра!
       День четвёртый
       При свежем рассветном морозце группа быстро вышла на ледник и потянулась вверх, скользя и кроша маленькие грибочки с камешками на ледяных ножках, во множестве торчавших на леднике.
       - Тут ноги повыворачиваешь, - сказала Нина. - Кто их только насажал здесь?
       - Солнышко насажало, - Сергей остановился и ткнул вперед ледорубом. - Поглядите, как вам это понравится?
       На фоне уже синего неба, там, где ледник, выполаживаясь, уходил к Туркестанскому хребту, на толстом ледяном столбе, никак не меньше полутора метров высотой, лежал громадный, почти плоский камень - лежал наклонно, но прочно, и падать, по всем признакам, не собирался.
       - Дядя Серёжа, кто ж его туда затащил? - удивился Серж.
       - Солнышко затащило. Понимаете, тут зимой лед нарастает - будь здоров. К лету он, естественно, подтаивает, оседает, а то, что в тени под камнями, остаётся - вот и получаются грибы. На Кавказе и на Фанах таких не встречал, на Тянь-Шане тоже, почему они только здесь - не знаю. Вопросы будут?
       - Если бы только такие великаны стояли, а то целые поля крохотуль, идти-то по ним... - пожаловалась Люда.
       - Они скоро кончатся, - сказал Сергей. - И что интересно: я этот гриб на разных фотографиях видел. Значит, стоит давно, не валится. А камешек-то не меньше тонны потянет.
       - Свалится на голову - мало не покажется, - хмыкнул Макс.
       Димыч сделал несколько снимков.
       - У гриба будет групповой, - пообещал он. - Уникальные кадры получатся!
       - Двинулись, - сказал Сергей. - Тут ещё не такого насмотришься.
       Ледник заполнял всё верховье широкой долины. Крутых взлётов не было, снег ещё не подтаял, и шагать по жёсткому насту было нетрудно. Туркестанский хребет совсем рядом взметнулся сверкающими на солнце пиками, на его гребне не просматривалось даже небольших понижений для перехода на юг к Зеравшанскому леднику - сплошной бастион отвесных стен; и только в восточной части хребта, на стыке с Карабелем, хорошо выделялась седловина перевала Кшемыш.
       - Привал, - Сергей сбросил рюкзак. - Открываем косметический салон.
       - Начинается, - вздохнула Нина и достала тюбик зубной пасты. - Во что вы только нас, мужики, превращаете!
       - Мажься, мажься, - сказал Юра, забеливая себе нос и щеки в местах, не прикрытых растительностью. - На что мне обгорелая жена нужна?
       - Мужикам хорошо, - позавидовала Люда. - Им три дня не побриться - и гуляй себе.
       - А кто вам мешает? - улыбнулся Макс. - Зажми нос, поднатужься - и волосья полезут. У некоторых получается.
       - Зажми попробуй, он у меня облез, не дотронешься, - Люда спрятала пасту в карман рюкзака. - Я лучше так.
       Она закрасила губы помадой и надела маску из двойной марли с прорезями для рта и глаз.
       - "Гульчатай, открой личико", - заныл Макс, - у меня же серьёзные намерения.
       - "Молчи, молчи, гяур лукавый!" - Люда достала зеркальце. - А что? Очень даже ничего.
       Сергей и Димыч рассматривали перевал Кшемыш.
       - Тут, по-моему, на две верёвки спуска, - Сергей передал бинокль. - Видишь, вон с той плиты, потом пройти наискосок - и ещё одна верёвка.
       - Вроде сложностей никаких. А те скалы как проходить?
       - Тоже проблема! Это на месте решим. А теперь смотри: выход на ледник отсюда не виден, но он где-то там. А потом по леднику - как раз сюда, где сидим. Мы уже три часа на ходу. Думаю, за два часа с пустыми рюкзаками на нашу лужайку сбросимся.
       - Должны, - Димыч сделал ещё один снимок. - Потопали?
       Подъём стал покруче, а главное, ноги начали проваливаться в подтаявший снег.
       - Жарища! - Нина приподняла темные очки, но тут же снова надела. - Синь-то какая острая, глаза выжжет. Ну, затащил ты нас!
       - Дыши глубже, - не оборачиваясь, сказал Сергей.
       - Привал скоро?
       - Не болтай!
       Ледник резко повернул вправо. Сергей довел группу до выступающего из снега моренного островка, и ребята расселись на теплых камнях.
       Прямо перед ними, но ещё далеко, открылся перевал Щуровского с приличным снежно-ледовым взлетом и выходами черных скал под седловиной.
       - Как полагаешь, успеем проскочить? - спросил Димыч.
       Сергей покачал головой.
       - Почему? Времени-то всего половина пятого, а темнеет к девяти.
       - До перевала две или три ходки. Сколько на подъёме проковыряемся - неизвестно. Да и народ подустал.
       - Смотри, погоду упустим.
       - Да знаю я. И всё-таки давай по графику. А то начудим, не расхлебаешь потом.
       Димыч ешё раз прикинул расстояние до перевала:
       - Может, не будем загадывать? Подтянемся ближе и там решим.
       - Мудро! - Сергей повернулся к ребятам. - По коням!
       Снег на леднике раскис окончательно. Сверху появилась тонкая кристаллическая корка, сквозь которую ноги проваливались в жидкую кашу, и воронка под ботинком сразу наполнялась мутной водой. Сергей старался укорачивать шаги, чтобы Нина и Люда попадали в его следы, но при его журавлиных ногах это не очень получалось, и девушки то и дело уходили в снег так глубоко, что их приходилось вытягивать за рюкзаки.
       - Стой! - крикнул Сергей. - Юра, выйди вперед, намаялся я.
       Группа пошла чуть быстрее, но даже парни, застревая, теряли равновесие и заваливались на снег, с трудом вытаскивая из воронок намокшие до колен ноги.
       - Вот тебе и перевал, - лежа на боку, сказал Сергей. - Вопрос решается сам собой. Помоги! - Он протянул Димычу руку.
       - Островок бы для ночлега найти, - Димыч оглядел белое поле ледника. - Пока ничего не видно.
       - Найдём. А не найдём - через часик начнет подмораживать, на снегу поставимся.
       - А может, свернём под хребет, там наверняка площадки будут...
       - Спятил? Там камнями отбомбит сверху. Да и рановато ещё.
       Перевал будто и не приближался совсем, так и стоял вдали, пропечатанный на теряющем синеву вечернем небе. Зато начались тягучие подъемы, и Сергей крикнул Юре, чтобы забирал левее - впереди должны быть закрытые снегом трещины. Группа вышла на ровное место и увидела почти не заснеженный моренный холмик.
       Юра, не дожидаясь команды Сергея, скинул рюкзак и повернулся к девушкам:
       - Всё на сегодня. Столбимся.
       Нина и Люда завалились на рюкзаки. Сергей оглядел островок:
       - Стояли уже здесь, - и указал на расчищенные от камней площадки для двух палаток.
       Быстро темнело. Из-за хребта поднялся тонкий лунный серп, крупные звезды усыпали черное небо, и ещё недавно сверкающие вершины сделались силуэтно-плоскими, без нависающих ледников, глубоких расщелин и выпирающих каменных плит.
       Друзья сидели у ровно гудящих примусов, прислушиваясь к аппетитному бульканью в кастрюлях, прикрытых стеклотканью, на которой ромашками разложили для просушки отжатые носки.
       - Дядя Серёжа, а до перевала ещё сколько?
       - Думаю, одна ходка. По жёсткому снегу дойдём быстро. Да, кстати... Людок, подежурьте завтра за нас с Мишкой, а мы - когда на Королёва пойдём, там посложнее.
       - Ладно.
       - Костра нет, ботинки бы просушить, - вздохнула Нина.
       - Размечталась! - усмехнулся Макс. - Положи в мешочек и сунь в спальник - отогреются.
       - Не забудьте системы поближе держать, - сказал Сергей. - Под перевалом возиться некогда. Побудка в семь, выход в девять. И помолитесь о погоде.
       - Погода будет, - Макс послюнявил и поднял указательный палец. - Чуешь, ветер с перевала подул?
       - Чую, но всё-таки...
       День пятый
       К перевальному взлету, как и планировали, подошли за одну ходку.
       - Надевайте обвязки, - Сергей вытащил из-под клапана рюкзака верёвку. - Макс, сходи первым, сбрось её с седловины, ты это лучше меня сделаешь.
       - Лучше - не лучше, а сделаем, - Двадцать минут даёшь?
       - Ты там поаккуратней, а то сам по склону скатишься.
       - Значит к вам докачусь, - улыбнулся Макс. - Пошёл я.
       Снежный склон от перевала упирался справа в отрог хребта и круто спускался на ледник. Кувыркаться к нему, теряя уже набранную высоту, не хотелось, и Сергей предупредил, чтобы шли по следам, пробиваемым им и Димычем. Ребята подождали, пока Макс выберется на первал и сбросит верёвку.
       - Значит так, - Сергей ещё раз оглядел склон, - подходим к верёвке, запрессовываем ледоруб в снег и натягиваем перила. На страховке остаётся Димыч. В общем-то можно и без перил, но бережённого Бог бережёт. Двинулись!
       Ещё не подтаявший наст держал хорошо, и к самому крутяку подошли почти не проваливаясь.
       - Мишка, давай, - кивнул Сергей.
       Миша прощёлкнул верёвку в карабин и, где помогая себе ледорубом, а где придерживаясь за перила, пошёл вверх.
       - Порядок! - крикнул с перевала Макс. - Теперь девчата!
       - Ох, мамочка! - пробормотала Нина, пристегиваясь к верёвке. - Я всё-таки схватывающий узел навяжу. Юрочка, любимый, я тебе всё прощаю!
       На самой крутизне Нина сорвалась и села на склон, задержанная схватывающим узлом.
       - Мальчики, обзор тут как с самолета! - весело закричала она.
       - Ну не может Нинка без дури, - вздохнул Юра. - Жаль, фотик в рукзаке - такой кадр пропадает!
       Люда тоже зависла - и в том месте, где Нина, и ещё повыше. Но это было уже неинтересно, ей крикнули, чтобы вставала быстрее и уходила на седловину.
       Димыч сбросил с ледоруба нижний конец перил, пристегнул его к обвязке и выбрался на перевал последним, страхуемый уже верёвкой, перекинутой через каменный выступ.
       - Что это вы все за верёвку схватились? - удивился он. - Одного человека мало?
       - Лучше перебдеть, чем недобдеть, - оскалился Макс. - Куда дальше?
       Сергей оглядел ледник:
       - Вон, на Туркестанском вершину видишь? Держим курс на неё. Димыч, не ошибаюсь?
       - Не ошибаешься. Давайте отсюда, промёрзли мы.
       Сойдя с крутого снежного склона, образовали три связки и начали пересекать ровное поле ледника.
       - Тут черти из преисподней выскакивают - трещины под снегом, - предупредил Сергей. - Идти след в след.
       На ходу и при безветрии разогрелись быстро, и Сергей остановил группу:
       - Облегчить телеса! По случаю взятия перевала - праздничный обед! - и достал термос.
       Макс поставил на рюкзак мешочек с подсоленными сухариками и нарезал сало тонкими ломтиками.
       - А помните, как зимой нас салом Макс угощал, - сказал Серж. - Тогда во сколько ломтиков было!
       - Так то из личных запасов, а это общественное, - улыбнулся Макс. - Все претензии к завпроду.
       - Вас не прокормишь, - сказал Юра. - Всегда недовольны. А ведь ещё курага будет и шоколад по целых две дольки!
       - Нине три дольки, - тут же вмешалась Люда. - Она один раз сорвалась. А мне - четыре. За возмещение морального ущерба.
       Сергей посмотрел на часы:
       - Тринадцать сорок пять. Пора, ребята.
       Они пошли мимо навалов камней и обломков ледяных глыб - конечной части ледника Долгожданного, развязались, передохнули немного, и по крутому моренному валу спустились к озерку с песчаными, поросшими зеленой травкой берегами.
       - С прибытием! - сказал Сергей. - Успели засветло.
       - Подумать только! - оглянулась вокруг Нина и воздела руки к небесам. - Среди льдов и снегов, среди нагромождения камней, в кольце грозных вершин и на такой высоте - вдруг озеро, зелёная трава и песчаные берега! Жаль, что не кисельные...
       - Какая высота? Всего три шестьсот, - сказал Сергей. - Ниже Щуровского.
       - А я-то расчувствовалась, - сникла Нина. - Скучный ты человек, не мог девичий восторг поддержать. Помните, у Пушкина: "Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман." Вот Александр Сергеич меня бы понял, а ты...
       - Не плачь, жена, не плачь напрасно, - утешил Юра. - Завтра на пяти тысячах будем, тогда и вздёрнешь руки... Если сможешь.
       - Скучный вы народ, мужики, скучный, - повторила Нина. - Эх... Пойдем, Людок, за камешки, там побеседуем, душу отведем.
       До ужина Сергей и Димыч полезли на моренный вал разобраться насчёт завтрашнего пути.
       - Сурово тут, - сказал Димыч, шаря биноклем по склонам. - Почти сразу связываться придется.
       - Это не вопрос, самое главное выше будет, - Сергей взял бинокль. - Ни хрена отсюда не видно. Как думаешь, девчата не подведут?
       - Не бери в голову. Всё просчитано-перепросчитано. Что это ты вдруг?
       - Да так я...
       - Знаешь, на тебя Макс давит. Не мерь его меркой. Без него Щуровского не прошли бы? Прошли! Конечно, с ним надёжнее, он сильнее нас - так что из этого? Но он должен приспосабливаться к нашим возможностям, вот за этим следи. А в остальном - не терзай себя.
       За ужином Сергей, подождав пока ребята набалагурятся, постучал по миске:
       - Завтра наш ключевой перевал. Что там наворочено - все знают. Кроме Макса, к сожалению.
       - А чё там знать, - недовольно пробурчал Макс. - Катего- рия - 2-б с превышением, высота - 5000. Обижаешь, начальник.
       - Ну, вот, полная информация получена, - улыбнулся Сергей. - Напоминаю: идем в связках, предельное внимание, никакой самодеятельности, никого не торопить. Видимо, придётся долго сидеть, пока мы с Максом ищем и прокладываем путь - тоже не ворчать. Если всё сложится, ночуем на седловине. Нет - где-то на подходах. Вопросы?
       - Трещины будут? - спросил Серж.
       - Ага, как сегодня, - сказала Люда.
       - Ну, девка! - покачал головой Макс. - Твоё счастье, что прошли стороной, а то наковырялись бы.
       - Трещин в избытке, - сказал Сергей. - Ещё вопросы?
       - Когда побудка?
       - Подъём в пять, выход в шесть тридцать. Кто завтра дежурит?
       - Так ты и дежуришь с Мишкой, - подсказал Юра.
       - Значит, повезло, - улыбнулся Сергей. - Давай продукты.
       - Предложение можно? - спросил Макс. - А если утром на сухом пайке пройтись? На холоду-то и есть несподручно, да и задержимся, пока посуду помоем, пока то, сё... А так свернёмся, и ходу до солнышка. А завтрак готовить, пока дорогу ищем. Только Сергея заменить придётся.
       - Ну, как? - спросил Сергей.
       - Дельно, - сказал Миша. - Юра, нам бы сальца побольше и всякого другого...
       - Не бойся, не обижу. Но жрать вы горазды, доложу я вам.
       День шестой
       Ещё до восхода друзья успели подняться на моренный гребень, протянувшийся вдоль ледопада, уступами уходящего к перевалу.
       Идти по узкому гребню было опасно, и Сергей крикнул, чтобы связались и не отвлекались на красоты, а смотрели под ноги.
       Крутизна постепенно увеличивалась, сильный боковой ветер сбивал капюшоны, клонил людей на сторону, и чтобы не сорваться, приходилось наваливаться на тугой воздух, останавливаться, и упираясь в камни, пережидать резкие порывы, бросающие в лицо снежную пыль. Правда, срыв пока неприятностями не грозил: склон громоздился крупными камнями, так что лететь особо было некуда.
       Сергей с Максом ушли далеко вперед в поисках хоть какой-нибудь площадки для отдыха, но ничего не находилось, и нужно было снова идти вверх по бесконечному моренному валу, хотя Сергей чувствовал, что силы уже на пределе.
       - Макс, так нельзя, нужно останавливаться! - крикнул Сергей.
       - Где останавливаться-то? - Макс сбросил капюшон и завертел головой. - Тут и присесть негде.
       Но Сергей уже сделал шаг с гребня на камни и скинул рюкзак:
       - Сидим здесь. Да и перекусить надо, уже полтора часа идём.
       Макс подложил под себя седушку и привалился к склону:
       - Перекусить можно, - он посмотрел вниз на поднимающуюся группу. - Медленно идут.
       - Так девушки же там...
       - А я что говорил? - Макс вытащил сигарету и, прикрывшись пуховкой, начал чиркать зажигалкой. - Вот, блин, никак не закуришь на ветру. Говорил ведь - намучаемся с ними.
       Сергей встал:
       - Пойду, рюкзак помогу донести.
       - С чего бы это? - Макс снова укрылся пуховкой и зачиркал зажигалкой. - Фу, наконец, - он спрятал дымящую сигарету в кулак. - Сами дойдут, не развалятся.
       - Твоё дело, - сказал Сергей, отвязал верёвку и зашагал вниз.
       Когда все подтянулись к Максу, друзья вскрыли две банки тушёнки - как предупредил Юра - из сегодняшнего завтрака, так чтобы больше на перекус с мясом не рассчитывали, а вместо чая получили по несколько кисленьких конфет.
       - Попить бы... - сказала Нина.
       - Ага, шампанского, - улыбнулся Юра. - Водица-то вон где, на леднике.
       - Держи, - Макс протянул пластиковую бутылку с мутной водой.
       - Откуда у тебя?
       - Да черпанул утром на всякий случай. Командир, давай я поднимусь немного, погляжу где этот гребешок кончается.
       - Давай. Только не долго.
       Димыч и Миша подсели к Сергею.
       - Как считаешь, далеко ещё?
       - Думаю, не меньше двух часов. И это только до конца гребня.
       - Девчата выдыхаются, - сказал Миша. - Слушай, а почему Макс за рюкзаками не спустился?
       - Он в своём репертуаре: каждый должен делать то, что положено...
       Миша кивнул, прикрылся пуховкой и защёлкал зажигалкой. - Ветрило тут! - Он прикурил и протянул пачку Сергею.
       - Не надо, - сказал Сергей. - Будем останавливаться почаще. Мишка, пристегнись к нашей связке. Если что, спустимся к девочкам... - Он помолчал и чётко закончил: - Без засранцев.
       Вернулся Макс и молча взялся за рюкзак.
       - Ну, как там? - спросила Люда.
       - Да ничего толком не видно. Вроде выполаживается, а там, кто его знает. Пошли что ли?
       Чем выше поднимались по гребню, тем ближе становился изломанный ледопад Долгожданного, и уже угадывалось место, где моренный вал состыкуется с ледопадом.
       Девушкам помогать не пришлось - шли с частыми остановками, да и ветер поутих, и холодное ещё недавно солнце принялось за привычную работу - вышибать пот из навьюченных рюкзаками людей.
       - Наконец-то, - простонала Нина, сбрасывая рюкзак. - Когда только здесь лифт сделают? Мальчики, пить хочу, умираю!
       Парни загрузили кастрюли нарубленным льдом.
       - Больше часа не задерживаемся, - предупредил Сергей. - Макс, пойдём глянем, что там впереди.
       Юра все-таки расщедрился и выдал для вермишели ещё две банки тушёнки. Сахара тоже не пожалел, и перед едой друзья выдули кастрюлю чая, не обращая внимания на ворчание Димыча о незапланированном переводе бензина.
       - Кто там о трещинах мечтал? - спросил Сергей. - Сейчас их будет полный набор в ассортименте. Значит так: идем в связках, каски на голову, кошки на ноги. Ледник открытый, трещины хорошо просматриваются, но в них попрошу не прыгать - ничего любопытного там нет. Мы с Максом метров на сто впереди ищем проходы. Группу ведет Миша. От графика отстаем немного, так что - вперёд!
       - А где перевал-то? - спросил Юра.
       - Вон, под пиком Туркестан, с левой стороны. По плечу пика как раз и полезем.
       - Высоковато, - вздохнула Нина. - Это сколько же к нему идти...
       - Пока не дойдём, - догадалась Люда. - Сергей, скажи Мишке, чтобы не гнал очень.
       - Он знает.
       Пересекать ледник к мощной стене, по которой надо подниматься к перевалу, оказалось не так уж трудно. Мелкие трещины перепрыгивали, но много времени уходило на поиски обхода широких провалов, таких глубоких, что даже не слышался звук от падения брошенных в них камней.
       Потом начался наворот ледяных глыб, невдалеке угрожающе грохотало - то ли разламывался лёд, то ли рушился - не понять сразу... Группа часто присаживалась, пока Сергей и Макс кружили в лабиринте из наваленных обломов льда, но всему бывает конец - и к двум часам пополудни подошли к стене.
       - Отдыхайте! - махнул Сергей. - Мы тут походим немного.
       Протискиваясь между льдинами и взбираясь на них, связка поднялась ещё выше.
       - Где-то здесь самое веселенькое, - Сергей оглядел ведущее к перевалу плечо. - Димыч, сюда!
       Путь преграждал огромный бергшрунд. Его ближний борт был ниже метров на двадцать, да ещё скашивался внутрь, а дальняя сторона упиралась в крутую стену, по которой время от времени скатывались камни и сколы льда.
       Обойти бергшрунд мешали широкие трещины и серьёзный ледопад.
       - Утю-тю, - пропел Димыч, - Красиво получается.
       - Можно подумать, что ты впервые узнал об этом, - сказал Сергей. - Что будем делать, мужики?
       Димыч лег и осмотрел наклонную сторону берга.
       - Вроде был вариант прорубить в отрицаловке лаз, - ворочая головой, сказал он. - Но так до завтра провозимся. - Димыч сел и начал изучать стену. - Не иначе по ней идти.
       - Макс, твое мнение? - спросил Сергей.
       - А что остается? Спускайтесь к началу берга, а я ещё за верёвкой схожу.
       Первую верёвку Сергей навесил легко, а дальше застрял, не находя надежной опоры.
       - Не жалей крючьев, - посоветовал Макс. - Сорвёшься - накачаешься.
       - Где тут качаться, высота ниже, чем у меня в квартире!
       - Пройдись чуть выше, - крикнул Димыч, - я страхую!
       - Понял, - отозвался Сергей. - Не пойму только дальше куда.
       - Пока закрепись. Всё равно верёвка кончается. Я к тебе поднимусь.
       - Может, я пойду? - сказал Макс.
       - Отдыхай, - Димыч перебросил вторую верёвку через плечо и полез по перилам.
       - В общем, тут ничего, - сказал он, подходя к Сергею. - Какие проблемы?
       - Видишь - пупырь торчит. А на нём никаких зацепок. Мне бы метра два вперёд пройти, - Сергей прислонился к стене. - А если так: вколачиваем здесь крюк, я поднимаюсь к тому уступчику, прохожу вперед, ещё один крюк, и ты меня нежно спускаешь вон на ту полочку. Такой горбик получится...
       - А спрямить перила не хочешь?
       - Не стоит - два метра висеть над отвесом, да ещё с рюкзаками. - Ничего, пусть прогуляются.
       - Ладно, двигай.
       Сергей навесил перила, вернулся, и друзья, сойдя со стены, присели возле бергшрунда.
       - Грамотно получилось, - сказал Макс и посмотрел на часы. - Подсуетиться надо, времени-то в обрез.
       - Спешить не будем, - сказал Сергей. - Выйдем на ровное место - застолбимся.
       - Ну-ну, - хмыкнул Макс. - На перевал, значит, сегодня не попадём. Что ж, пошли за народом.
       Стенку прошли не то, чтобы быстро, но без особых задержек. Пока Димыч с Максом выколачивали крючья и снимали перила, Сергей вывел группу выше бергшрунда, потыкался в завалах камней и остановился перед снежным взлётом в самых верховьях ледника.
       - Вот вам и перевал, - Сергей указал ледорубом на длинную перемычку под пиком Туркестан.
       - Доползли, - сказала Нина. - Денёк сегодня...
       - Дядя Серёжа, дальше пойдём?
       Сергей не ответил, присел на камень и достал сигарету.
       - Пойдём дальше, дядя Серёжа? А сколько ещё идти? - переспросил Серж.
       - Помолчи...
       - Серж, поди-ка сюда, - позвал Миша. - давай, садись.
       Миша вытащил из кармана сухарики и протянул Сержу:
       - Ты к Сергею пока не приставай, пусть отдохнет - наработался он. Сам-то как думаешь, дойдём сегодня?
       - Не знаю... Вроде близко уже.
       - А если здесь ночевать?
       Серж посмотрел вокруг:
       - Можно, конечно. Только паршиво - с ледника подует и воды нет...
       - Вот и я так думаю, - согласился Миша. - Давай подождём, что начальство решит.
       Из-за камней вышли Димыч и Макс.
       - Здесь ночуем? - спросил Макс. - Ну, блин, камни одни... Палатки негде приткнуть.
       Сергей встал:
       - Связываемся, ребята.
       - Выше поставимся? - спросил Димыч.
       - Нет. Дойдем до перевала. - Сергей посмотрел на кислые лица девушек. - Тут всего-то полтора часа хода. Если упереться, до темноты успеем. Девчата, там озеро наверху, чайку будет - обопьётесь!
       - Соблазнитель! - сказала Нина. - Знаешь, чем девушкам сердца растопить.
       Сергей и Макс пошли по снежному взлёту, вытаптывая удобные следы. Ледник с Туркестанского хребта спускался поперечными террасами. Оставив группу внизу, Макс и Сергей прошли несколько ступеней, примериваясь по какой лучше подойти к перевалу.
       - Смотри, вон тур стоит, - Макс указал на пирамидку камней. - Уже ходили здесь.
       - Узковата полочка, - Сергей, осмотрел полого уходящую вверх террасу. - Да и фирнздесь, соскользнуть недолго.
       - Ну, не перила же навешивать!
       Сергей не ответил и помахал ребятам, чтобы поднимались.
       - Осталось немного, - сказал он. - И вот что ещё. Пойдём с попеременной страховкой. Знаю, что все устали. Но внимание не распылять: сорвётся один - потащит за собой всю связку. Спешить некуда, через полчаса будем на перевале.
       Сергей осторожно пошёл, страхуясь ледорубом. Макс перебросил верёвку через небольшой выступ, всадил кошки в плотный снег и прижался к стене. Верёвка тянулась за Сергеем, почти не касаясь фирна, не натягиваясь и не слишком провисая.
       - Хорош! - крикнул Макс.
       Сергей развернулся, нашёл точки для опоры и принял к себе Макса.
       - Не задерживайся, - сказал Макс. - Страховка готова!
       Две тройки медленно поднимались следом.
       - Как вы там? - крикнул Сергей, когда Макс снова подошёл к нему.
       - Нормально! - махнул рукой Миша. - Не отвлекай.
       Терраса сделалась чуть шире, но покруче.
       - Развяжемся, - предложил Макс. - Только дурью маемся.
       - Да тут всего ничего осталось. Пошли.
       На последнем подъёме из-под фирна выступили камни, а перед седловиной кошки начали крушить галечник с тонким натёком льда.
       - Дотопали, - сказал Сергей и навалился на ледоруб.
       Макс скинул рюкзак:
       - Сколько шли?
       - От снежника - час двадцать, - Сергей сел и вытянул ноги. - Как там внизу?
       - Идут, не волнуйся.
       На перевал вышла вторая связка.
       - Может ещё куда полезем? - спросила Люда, отстёгивая верёвку, - А то мы с удовольствием.
       - Вон пик Туркестан, - ухмыльнулся Макс. - Давай, шуруй!
       - Серж, сними рюкзак, - попросила Люда. - А ничего прошлись, как считаете?
       - "Здесь мой причал, здесь все мои друзья!" - не столько пропел, сколько прохрипел Юра, выходя на седловину. - Нинка, протяни руки к небу, произнеси что-нибудь восторженное!
       - Я сейчас ноги протяну, - застонала Нина. - Мальчики, освободите меня от всего этого! - и затрясла перед собой верёвкой. - Сергей, ты же дежурный! Где обещанный чай?
       На перевал вышел Димыч, огляделся молча и, опираясь на ледоруб, плюхнулся на камень.
       - Темнеет уже, - сказал Сергей. - Ставим палатки.
       - Вы только посмотрите на свои, извиняюсь, рожи! - рассмеялась Люда. - Как скоморохи мазанные!
       Размытая потом зубная паста серыми ошмётками прилипла к щекам и носам, будто кто вытирал о них кисть с масляной краской.
       - В масках надо идти! - довольно сказала Люда. - Понакрасились тут! А ну, марш умываться!
       - С врачом не спорят, - Сергей встал и потёр поясницу. - Пошли, ребята. И кастрюли захватите.
       В небольшой каменной нише поставили примуса, отгородив их от ветра стенкой из валунов. Юра принёс пакетики с рисовым супом, но Сергей отложил их в сторону:
       - Не разварится. На такой высоте точка кипения градусов девяносто. Тащи картошку и молоко. И на тушёнку не скупись.
       Группа расселась у примусов, не ожидая приглашения.
       Каждый натянул на себя всё, что было из тёплых вещёй, но морозец пробирал, и ребята жались друг к другу.
       - Только-то? - разочарованно посмотрела на дежурных Нина, подставляя миску под пакетик с картофельным порошком. - А супчик?
       - А супчик внизу будет, - пообещал Миша. - Зато картошки сколько хотите.
       - Подходите за молоком, - Сергей убавил пламя в примусе. - И размешивайте быстрей, а то на холоду одни комья получатся.
       - По скольку тушёнки? - спросил Макс.
       - Банка на четверых! - гордо ответил Юра. - И сахара целую пачку.
       - Жить можно, - Макс заработал ложкой и протянул Мише пустую миску - Повторим!
       Не снимая перчаток, все отогревали руки о кружки с горячим чаем.
       - Эх, - отчаянно сказал Юра, пошел к палаткам и вернулся с двумя пачками печения. - Кутить так кутить!
       - Мужу моему - ура! - крикнула Нина.
       - Ура! Ура! Ура! - прокричали ребята.
       - Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, - скромно сказал Юра и вытащил из кармана плитку шоколада. - Одну на всех, мы за ценой не постоим!
       - Ещё кастрюля чая, - предложил Сергей. - Разбирайте - остынет.
       - Не успеет, - заверил Макс. - У кого сахар? Передайте лимонку, подкислим.
       Сергей поставил на примус ещё кастрюлю, сел и вытянул ноги:
       - Ну, как на пяти тысячах? Головы не болят?
       - Есть немного, - сказал Димыч. - Когда резко поворачиваешь.
       - У меня в висках давит, - пожаловалась Нина.
       - А у меня в затылке, - сказал Серж.
       - Ну, это ещё не горняшка, - Сергей закурил, заглянул в пачку и пересчитал сигареты. - Две лишних просмолил... Люда, выдай всем глюкозу, витаминки, а кто хочет, пусть анальгин глотнет. Теперь так: подъём в семь тридцать, думаю солнце уже придет сюда. Выход в девять. Пойдём снова на сухом пайке. Сейчас вскипятим ещё чай, заправим термоса - положите их в спальники. Посуду мыть не надо, помоем на леднике, когда жара будет. У меня всё.
       День седьмой
       Юра высунулся из палатки и начал смотреть как солнечный свет медленно сползает по снежным вершинам, выкрашивая их в яркоалые тона.
       - Как там? - спросила Нина.
       - Холодно. Лежи пока.
       Юра забарахтался в тесноте, напяливая на себя пуховку, вытащил из спальника мешочек с ботинками и, прислонившись к Максу, пытался втиснуть в них задранные ноги.
       - Осторожней, разбудишь всех! - цыкнула Нина.
       - Так вставать же сейчас, - Юра наклонился к жене, чмокнул ее в нос и выбрался из палатки.
       Широкая перевальная перемычка была вся в белой изморози. Хрупкий лед затянул озерцо с талой водой, бугры снега на чёрных скалах выделялись серыми пятнами, и хотя небо уже набирало голубизну, всё вокруг было каким-то неряшливым и тоскливым - и провисшие за ночь палатки, и валяющиеся возле примусов кастрюли, и грязные миски между камней.
       Юра надвинул поглубже капюшон пуховки и повернулся в сторону вчерашнего перехода.
       Слева хорошо была видна ещё притемнённая стена над полоской бергшрунда, глубоко внизу бугрился разорванный трещинами ледник, подпираемый моренным валом, а ещё дальше - серое поле ледника Щуровского и ночная долина Джиптыка, зажатая между Кокбелем и хребтом Минтэке, над которым уже розовел снежный массив Хотуртау.
       Желтый солнечный свет подобрался к чёрным скалам над перевалом, но вниз не пошёл, оставляя перемычку в тени восточной вершины.
       - Подъём! - закричал Юра. - Солнце не скоро придет в наш кишлак, одевайтесь теплее!
       Из палаток начал выбираться народ. Поёживаясь и пристукивая ногами, ребята осматривались - во вчерашних сумерках ничего ещё толком не успели увидеть.
       - Как самочувствие? - спросил Сергей.
       - Сказать, чтобы да, так нет, - пожаловалась Нина. - Голова раскалывается.
       - Ничего, сбросим высоту - полегчает.
       - А в Африке сейчас жарища - страшное дело, - вздохнул Миша. - Сергей, давай сматываться, задубеем тут.
       - Умываться не надо, - предупредил Сергей, - идём на юг, солнце в лицо, жирок смоете - обгорим. Косметику накладывайте здесь - вон как ледник блестит!
       Димыч принес из тура записку:
       - Последний раз здесь проходили в прошлом году. Не балуют гости перевал.
       Сергей заполнил свой бланк и отдал Димычу:
       - Замени.
       С перевала группа вошла в крутой кулуар - и начала съезжать, сдвигая камни и мелкую осыпь.
       - Держаться плотней! - крикнул Сергей. - Димыч, поглядывай, чтобы не накрыло нас!
       - Да я и так, - отозвался Димыч. - Сдвинься левее, там удобнее!
       - Понял!
       Сверху зашелестело.
       - Камень! - крикнул Димыч.
       Все оглянулись и уступили дорогу подпрыгивающему валуну.
       - Хорошо идём, - улыбнулся Макс.
       - Камень! - снова закричал Димыч. - Ещё левее сдвигайтесь!
       - Поздновато вышли, - Сергей из-под каски оглядел кулуар, - отогреваются камешки - под самую бомбёжку попали. Ладно, остановились.
       До выполаживания на леднике оставалось метров пятьдесят крутого спуска, простреливаемого камнями сверху и с боковых склонов.
       - Я сбегу, а потом все по очереди, - сказал Сергей. - Димыч на контроле, но вы тоже рты не разевайте, поглядывайте по сторонам.
       Группа собралась на ровном месте и порастегивала пуховки.
       - Тепло! - блаженно заулыбалась Нина. - Ещё немного и на солнышко выйдем.
       - Что за ледник? - кивнул Макс на открывшийся за отрогом снежный рукав.
       - Льва Толстого, - сказал Сергей. - Не пойму, зачем так называют. Ну, по имени первооткрывателей - это понятно. Или местные названия. А то - ледник Толстого! Что он, бывал здесь?
       - Эверест тоже по имени начальника топографической экспедиции назван, который и близко к горе не подходил, - напомнил Димыч. - А местные названия - непальское Сагарматха или тибетское Джомолунгма как-то не привились.
       - Заканчиваем ликбез, - сказал Сергей. - По коням!
       Макс и Сергей утоптали ступени на снежном склоне, и группа сошла на небольшой ледничок. Обходя разломы его конечной части, Сергей вывел ребят на ледник Толстого, откуда уже было видно внизу широкое русло Зеравшанского ледника и мощную стену пятитысячников за ним.
       Ребята молча стояли, усмирённые торжественной тишиной снежных вершин, врезанных в плотную синеву близкого неба.
       - А знаете, стоило мучиться, чтобы полюбоваться всем этим, - тихо сказала Люда. - Это же такое счастье!
       - Дядя Серёжа, а здесь люди бывают? - спросил Серж. - Сколько уже идём, и нигде никого.
       - Бывают, а как же, - сказал Миша. - Может, и встретим ещё. Но места здесь, конечно, не для экскурсий. Сюда если не через перевалы, то только один путь - снизу по реке и по Зеравшанскому, а это дней пять ходу. Охотников прогуляться мало найдётся.
       - Кончайте трёп, где завтракать будем? - спросил Макс. - В брюхе уже совещание началось.
       - Бегемот непробиваемый, - сказала Люда. - Здесь же красиво так!
       - На сытый желудок и в аду рай, - улыбнулся Макс. - Двинулись, что ли?
       - Подожди, сначала свяжемся, - остановил Сергей.
       Макс внимательно оглядел прикрытый снегом ледник:
       - Что ж, не помешает.
       Сергей повёл группу, стараясь угадывать по изгибам ледника и чуть заметным изменениям цвета снежного поля возможные трещины. Идти было легко, но, опасаясь, что язык ледника закончится крутым сбросом, группа вышла на боковую морену и скоро остановилась на удобных площадках с пробивающейся из-под камней травой. Рядом, в озерце чистейшей воды, застыл солнечный диск, такой же ослепительный, как и в небесной синеве.
       - Полдень, - сказал Сергей. - Самое время для ланча.
       Пока готовился завтрак, разложили на камнях палатки и спальники для просушки. Люда и Нина ушли подальше от лагеря к ручейку, Сергей с Димычем делали записи в дневнике, Серж завалился спать, Миша латал порванные брюки, Макс балдел, сидя у озера, а Юра возился у примусов. Неспешная леность жаркого дня, нагретые камни, пучки зелёной травы и блеклые цветы у ледника радовали покоем, когда не думается о том, сколько уже прошли и что ещё будет впереди, а хочется просто смотреть сквозь голубоватый воздух на синее небо и на белые вершины вокруг, смотреть в приятной истоме, ни о чём не тревожась, потому что всё хорошо сейчас и не должно быть плохо потом.
       Вернулись девушки. Люда тихо прилегла рядом с Сержем, а Нина пошла к примусам - над кастрюлями уже поднимался парок, и Нина начала надрезать пакетики с супом.
       Серж поднял голову, сонно посмотрел на тихий лагерь, протер глаза, сел, пошарил сзади себя и укрыл Люду рубашкой.
       - Макс, - негромко позвал Юра, - черпани-ка воды.
       Макс молча смотрел на солнечные блики в озере.
       - Макс, - снова позвал Юра, - воды черпани.
       - Кто сегодня дежурный - я или ты? - лениво спросил Макс.
       Юра опустил кастрюлю.
       Макс сплюнул в озеро и повернулся:
       - Чудной вы народ, всё на чужом горбу норовите проехать. Как евреи.
       - Юра, между прочим, еврей, - с вызовом сказала Нина. - Тебя это беспокоит?
       - А чего мне беспокоиться, я так, к слову.
       - Я принесу! - Серж вскочил с коврика, взял у Юры кастрюлю и пошел к воде.
       - Ну вот, шестёрка всегда найдётся, - ухмыльнулся Макс. - Поискать только.
       - Что ты сказал? - Юра сжал кулаки и шагнул к Максу.
       - Отвали, - спокойно сказал Макс и повернулся к озеру.
       - Юрка, кипит! - крикнула Нина. - Давай половник! - Она приподняла крышку кастрюли. - Вы ещё драку тут затейте! Ополоумел совсем!
       Солнце висело почти над головами, и жара нарастала, только слабенький ветерок иногда тянул с ледника.
       - Эй, на вахте, вы скоро? - крикнул Миша.
       - Скоро! Пакуйте рюкзаки - и к столу.
       Нина постучала по миске, приглашая к еде.
       - Посуду в озерке не мыть, - предупредила она. - Отходите к ручью - незачем природу поганить.
       Сергей аккуратно слил остатки супчика в ложку и повернулся к Юре:
       - Добавку, сэр.
       - Добавки не будет. Извините, но походная норма.
       - А я слыхал, что в горах надо есть много, но часто, - вздохнул Миша. - Наверное, ложные слухи...
       - Ложные, ложные, - подтвердила Нина. - Даже вредные.
       - Сахара по четыре куска, - сказал Юра. - Вчера лишних полпачки угробили.
       Сергей взглянул на часы:
       - Не засиживайтесь, через двадцать минут - выход.
       По теряющейся в камнях тропе группа быстро сошла на Зеравшанский ледник и остановилась. Широкое снежное поле с небольшим наклоном спускалось на запад и, как сказал Димыч, километров через десять закончится рекой Зеравшан, которая дотянется аж до Самарканда.
       В другой стороне ледник плавно набирал высоту, уходя к выступающим над ним пикам Туркестанского хребта, круто повернувшего на юг и закупорившего долину.
       - Симпатичный какой мешочек, - Миша поводил биноклем по хребтам. - Случись что, не выберешься...
       - Типун тебе на язык! - прикрикнула Люда. - Дай сюда!
       Она осмотрела далёкие вершины в верховьях ледника и передала бинокль Сержу:
       - Действительно, забрались...
       - Дядя Серёжа, а сколько высоты потеряли сегодня?
       - Тысячу семьсот, - Сергей сложил карту. - Насмотрелись? Ну, а теперь по ледничку, не спеша, до трёх с половиной поднимемся.
       Идти по тонкому слою снега и засыпанному мелкими камнями льду было нетрудно, и каждый шёл с кем хотел, болтая о разном, поглядывая на выходы боковых ледников и на вырастающий впереди поперечный хребет, через который завтра надо перелезать.
       - Командир, разреши, я быстрей пойду, - попросил Макс. - Чего под грузом-то маяться.
       - Как хочешь. Стоянка - вон у того отрога. Поищи площадки.
       Макс сразу начал отрываться от группы и скоро превратился в маленькую черточку на леднике.
       - Не человек, машина, - позавидовал Миша. - Что-то он хмурый сегодня.
       - А когда ты его уж очень весёлым видел? - спросила Люда. - Сергей, давай передохнём.
       - А ещё лучше - перекусим, - предложил Серж. - Организм у меня молодой, растущий...
       - Знаем, знаем, ему много калорий требуется, - закончил Миша. - Ну, что - отдыхаем?
       - На вас не напасёшься! - Юра достал сухари и термос. - Нина, что у нас сегодня на полдник? Только поэкономней.
       - Сергей, хватит тебе с Максом впереди идти, - сказал Димыч, сосредоточенно выбирая изюминки с ладони. - Завтра мы с Мишкой поработаем, не возражаешь?
       - А что тут возражать, - пожал плечами Сергей. - Макс не обидится?
       - Так перевал-то всего 2-а, ему там и делать нечего.
       - Ну-ну. - Сергей встал. - Пошли, ребята.
       Через полтора часа группа подошла к последнему отрогу перед поперечным хребтом.
       - Вон прямо по курсу видите седловину, - Сергей указал на гребень хребта. - Завтра туда.
       - А где Макс? - завертел головой Миша. - Он что, уже на перевал полез?
       - Может, за отрог ушел, - предположил Серж. - Вы подождите здесь, я сбегаю.
       - Ага, километр туда, километр обратно, - сказала Люда. - Отыщется он, никуда не денется.
       Сергей сдвинулся поближе к отрогу и повел группу к дальнему его концу. Друзья миновали пару удобных площадок и огорченно переглянулись: Макса нигде не было и надо идти дальше.
       - Не хватает ещё человека в горах потерять! - Люда оглядела верховья ледника. - Сергей, давай сядем, обсудим.
       - Да не ребёнок же он, где-нибудь здесь кантуется, - сказал Димыч. - И не мы его должны искать, а он нас окликнуть. Двигаем вперёд!
       За отрогом открылся последний боковой ледник перед поперечным хребтом. Пересекать ледник было незачем и Сергей остановил группу:
       - Что будем делать?
       - Ребята, я серьёзно: не ушел ли он под хребет? - Миша зашарил биноклем по дальнему борту ледника. - Глупо, конечно, но всё-таки...
       - Исключено, - сказал Сергей. - Где-то разминулись мы с ним.
       - Дядя Серёжа, - закричал Серж, взобравшись на большой камень, - вон тур стоит, а в него ледоруб воткнут. А к ледорубу вроде рубашка привязана!
       - Где?!
       - Да тут сразу за камнем.
       - А Макс?
       - А Макса не вижу.
       Ребята обошли камень и увидели под навесом скалы упакованного в спальный мешок похрапывающего Макса.
       - Фу, ты! - выдохнул Миша. - Ну Макс даёт!
       Миша сбросил рюкзак, опустился на самую мягкую часть Макса и предложил друзьям:
       - Присаживайтесь, удобно.
       - А... что... пришли уже? - Макс открыл глаза и приподнялся на локте. - Как место, устроит?
       - Шалопутный ты! - улыбнулась Люда. - Мы же искали тебя, переволновались.
       - А чего искать-то? Я же тур поставил.
       - Так не за камнем же!
       - Ладно, - Сергей осмотрел площадку. - Место хорошее. Но вешку надо на виду ставить.
       - Не угодил, значит, - нахмурился Макс. - Что ж, извиняйте тогда...
       Завечерело. Место ночёвки накрыла тень высокого отрога, а хребет впереди был всё ещё в солнечном свете, и снизу хорошо виделись длинные полосы от камней на снежных склонах, чёрные выходы скал, широкие плиты и глубокие расщелины между ними. На розовом небе появились легкие облачка, с ледника потянуло прохладой и наступил блаженный час отдыха от всех забот уходящего дня.
       День восьмой
       За завтраком Сергей сказал, что ведущей связкой пойдут Мишка и Димыч.
       - Что так? - спросил Макс.
       - Не всё же им за нами ходить. Пусть попробуют впереди.
       - Пусть попробуют, - кивнул Макс. - А как перевал-то называется?
       - Матча первая. Помнишь, ты спрашивал, почему район Матчинским горным узлом зовут? Так вот, смотри - наш перевал ещё на Туркестанском хребте. Он упирается вон в ту вершину - пик Игла. А справа в нее втыкается Зеравшанский хребет. С другой стороны, уже за перевалом, к вершине подходит Алайский.
       - Выходит мы под самым узлом стоим? - обрадовался Серж.
       - Выходит так, - Сергей выплеснул остатки чая. - Я пойду второй связкой с Людой и Сержем. Вопросов нет? Тогда пакуемся.
       Все пошли мыть посуду, а Макс попридержал Сергея:
       - Значит, это - Матча первая. А где вторая?
       - Выше по хребту, почти у перевала Кшемыш. Завтра рядом пройдём, увидишь.
       - Слушай, - сказал Макс. - Напрасно ты связки переворошил. На переправе коней не меняют, слыхал об этом?
       - Ничего страшного, мы в таком варианте уже ходили.
       - Ну-ну, твоя воля, начальник. Моё дело - сказать.
       Сергей застегнул рюкзак и сел на камень, ожидая пока ребята упакуют кастрюли и примуса. Подошла Нина, присела рядом, помолчала и, глядя перед собой, сказала тихонько:
       - Я не хочу в одной связке с Максом идти...
       - Почему?
       - Не хочу и всё.
       - Что-нибудь случилось?
       - Ничего не случилось. Пусть Макс с Людой и Сержем идёт.
       Сергей посмотрел на часы и поднялся.
       - Ничего менять не будем. Ты представляешь, что начнётся? Люда скажет, что привыкла со мной, Макс будет настаивать на прежних связках, Димыч и Мишка уже приготовились... Ты извини, но всё это похоже на женский каприз. Тем более, что никаких доводов ты не приводишь.
       Нина остановила его за рукав:
       - Сергей, я прошу.
       - Нет. Один перевал потерпишь, а там посмотрим.
       Сергей встал впереди Люды и пристегнулся к верёвке:
       - Макс, как у тебя?
       - Нину ожидаем. Идите, мы догоним.
       Димыч повел группу через боковой ледник, держа направление на середину перевального склона. Широкие трещины приходилось обходить, но под снегом были ещё разрывы и Димыч тыкал впереди себя ледорубом, стараясь не пропустить предательскую щель.
       - Стой! - крикнул Сергей. - Макса не видно!
       - Что они там ковыряются, - проворчал Миша. - Время теряем.
       - Прокладывайте маршрут, - сказал Сергей. - У закрытых трещин ставьте турики. Мы подождём.
       Ведущая связка была уже на середине ледника, когда вдалеке показалась последняя тройка.
       Макс подошёл к Сергею, хмыкнул и закурил:
       - Нину искали. Что-то они с мужем не поделили.
       - Думаешь?
       - А ты у них спроси.
       Нина стояла метрах в десяти и смотрела себе под ноги.
       - Верёвку подбери! - крикнул Макс. Повернулся к Сергею и напомнил: Бабьи фокусы. Я предупреждал.
       Под хребтом Димыч остановил группу, перебрался с Мишей через груды камней и вышел на снежный склон.
       - Развязываться не надо! - крикнул он сверху. - Крутовато здесь.
       Идти по следам ведущей двойки было удобно, но несколько раз Сергей останавливался, вгонял ледоруб в жесткий снег по самую рукоятку и, перебросив через него верёвку, принимал к себе Люду. Она тут же отдавала свой ледоруб, Сергей шёл дальше, а Люда становилась на страховку и поджидала Сержа.
       Макс заметно отставал, и догнал группу только когда она, подрубив и утоптав полочку, уселась на снегу.
       - Нинка плохо идёт, - шепнул он Сергею. - Я и так чуть ли не на месте топчусь. И никакой синхронности не получается.
       Нина сидела отвернувшись от всех, обхватив каску руками.
       Подойти к Нине было нельзя - мешали верёвки и сидевшие на полочке люди. Сергей помахал Юре и кивнул в сторону Нины. Юра успокаивающе поднял ладонь: ничего, всё в порядке, не волнуйся.
       - Двинулись! - сказал Димыч.
       Снег тянулся почти до самого перевала. Чтобы облегчить подъём, ведущая связка закладывала широкие серпантины, но усталость брала своё и Люда взмолилась о привале.
       - Потерпи! - крикнул Димыч. - Скоро солнце осветит склон, снег раскиснет - намучаемся!
       - Так ноги же не идут!
       - Стой! - крикнул Димыч. - Подышали!
       Он задрал голову, прикидывая расстояние до скальной гряды, выводящей на перевал, и повернулся к Сергею:
       - Поведёшь группу. Мы с Мишкой наверх.
       - Может быть Макса подождем? - спросила Люда.
       Сергей посмотрел на вновь отставшую тройку:
       - Пусть идут в своём темпе. Двинулись, Людок.
       Солнце выглянуло из-за хребта и заскользило боковыми лучами по снежному полю.
       - Проскочим? - спросила Люда, поднимаясь к стоящему на страховке Сергею.
       - Должны, - Сергей оглядел снежник. - Думаю, час в запасе ещё имеется. Не беспокойся, успеем.
       - А что же Димыч пугал?
       - Так он известный паникёр.
       - Смотрите! - закричал Серж. - Димыч уже на камнях!
       Сергей поднимался медленно, но всё равно Люда не поспевала за ним - тогда верёвка натягивалась и грозила сбросить Сергея со склона. Сергей запрессовал в снег ледоруб, накинул на него петлю и крикнул, чтобы связка села там, где стоит.
       Сверху уже шагали Мишка и Димыч. Мишка забрал у Люды рюкзак и пристроился за Сержем, а Димыч заскользил к нижней тройке.
       - Минут через тридцать придём, - обнадёжил Сергей. - Людок, не дёргай верёвку.
       Скальный гребень и камни под ним становились всё ближе. Люда уже не просила об отдыхе, но Сергей останавливался, давая возможность восстановить дыхание.
       Люда выбралась на камни и сразу легла. Серж отстегнул её от верёвки, Миша достал термос и протянул крышечку с чаем:
       - Не обожгись, горячий.
       - Дошли всё-таки, - улыбнулась Люда и сняла маску. - А где Макс?
       - Ещё далеко.
       Снежный склон матово блестел под солнцем, между камнями появились проталины и где-то близко загромыхало.
       - Камни пошли, - сказал Сергей. - Не задело бы наших.
       - Да нет, они правее летят, - Миша хлебнул чайку и передал крышечку Сергею. - Почему Макс отстаёт?
       - Не знаю. Что-то не ладится у них.
       Миша взял ледоруб:
       - Я на перевал сбегаю.
       - Зачем?
       - Посмотрю, что на той стороне.
       - Не надо. Дождёмся Макса.
       Из-за камней показался Димыч, сбросил Нинин рюкзак и подсел к ребятам:
       - Мы с Мишкой за три сорок сюда дошли. Вроде бы, ничего.
       - Как там у Макса?
       - Нормально. Нина немного тормозит. Скоро поднимутся, - Димыч распахнул пуховку. - Жарковато сегодня. Серж, Люда, подкормите нас.
       Макс вышел под гребень минут через двадцать. Посмотрел на часы, отстегнулся и сплюнул:
       - Хреново идем.
       - Всё в порядке, - сказал Димыч. - Там в термосе чай.
       Макс наполнил крышечку до краёв, сделал глоток и подошёл к Нине:
       - Держи.
       Нина сидела, не поворачивая головы.
       - Слушай, девка, меня все ваши настроения не колышат. А заправиться надо - не на голодное же пузо идти.
       - Я тебе не девка! - резко сказала Нина.
       - Так не мужик же! - улыбнулся Макс. - Давай, пей. Юр, принеси что там из еды положено.
       Долго засиживаться Димыч не позволил, и по некрутым скалам у гребня вывел группу на перевал. С перемычки хорошо просматривался весь Зеравшанский ледник, в бинокль даже угадывался его язык и зелёная долина внизу. По другую сторону перевала обзору мешал близкий поперечный отрог, и Димыч сказал, что любоваться тут нечем, и чтобы надевали кошки.
       Попеременно страхуясь, первая связка вышла на фирн и начала сдвигаться к левому борту ледопада.
       - Что ж, други, теперь вместе, - сказал Сергей. - Давайте верёвки.
       Он закрепил петлю на ледорубе и встал на страховку:
       - Серж, пошёл!
       Следом спустились девушки и Юра.
       - Макс! - окликнул Сергей.
       - Да вроде я последний...
       - Иди, иди, не задерживай.
       Макс хмуро посмотрел на Сергея:
       - Темнишь, начальник, - и, не пристёгиваясь к верёвке, пошёл по склону.
       Димыч и Миша сидели внизу на крупном обломе льда и кричали, чтобы все перебирались к ним.
       Сергей спустился по выбитым следам на снегу и начал помогать Юре сматывать верёвку.
       - Что с Ниной? - спросил Сергей.
       - Да так...
       - А всё-таки?
       - С Максом во взглядах разошлись, - Юра сунул верёвку под клапан рюкзака. - Пошли.
       Димыч стоял на краю похожей на куб льдины.
       - Не могу решить, как надо идти, - он указал Сергею на хаос ледовых глыб. - Если на всю верёвку, будет заклинивать, а укоротишь - не успеют подстраховать. Да и перила кое-где навешивать придётся...
       - А что Макс говорит?
       - Да ничего не говорит, сидит вон, покуривает.
       - Ладно, сами не маленькие. Идите вперёд, только далеко не отрывайтесь. Скажи, чтобы связались. Остальное - по обстоятельствам.
       Группа запетляла между нависающими друг над другом льдинами. Кошки хорошо держали, но связки шли медленно - часто приходилось удлинять или укорачивать верёвки, продёргивая их в узких проходах.
       Сергей остановился перед ледовым сбросом. Рядом в тусклую глыбу льда был завинчен крюк с протянутой вниз верёвкой.
       - Заботится Димыч о нас, - Сергей прощелкнул в карабин страховочную верёвку. - Ну, Людок, прояви мастерство.
       Люда посмотрела вниз, где уже стояли Димыч и Миша.
       - Да я тут голову расшибу!
       - Тогда Серж без сестры останется. Пошла!
       - Подожди, - Люда наклонилась над сбросом. - Мальчики, вы как спустились?
       - Элементарно, - объяснил Миша. - Разбежались и спрыгнули.
       - Шуты гороховые! - Люда сняла рюкзак и кивнула Сергею - Страхуй!
       Пристегнувшись к верёвке "восьмеркой", она подошла к самому краю сброса, откинулась над ним, постояла и сделала осторожный шаг по отвесному льду:
       - Трави!
       Сергей начал плавно выдавать страховку.
       - Хорош! - крикнули снизу. - Запускай Сержа.
       Подошла последняя тройка.
       - Долго ещё? - Макс заглянул за перегиб и оглянулся на Нину и Юру. - Садитесь, перекур.
       - Встань на страховку, - сказал Сергей. - После меня спустите рюкзаки.
       Когда все сошли со стены, Макс вывинтил крюк, вырубил небольшой столбик во льду и провёл от него паз к перегибу стенки. Потом набросил на столбик сдвоенную верёвку и сошел вниз.
       - Не задерживаемся, - предупредил Димыч. - Вперёд!
       Ещё два часа группа плутала среди нагромождений льда, обходила трещины, навешивала перила, пока не вышла на что-то похожее на ровное место, где можно было присесть на камни и перевести дух.
       - Вроде бы ничего, - Димыч оглянулся на пройденный путь. - И что интересно - все целы.
       - Будем развязываться? - спросил Макс.
       - Нет. Ещё с ледника надо сойти. Перекусим пока.
       Внизу уже виднелась поперечная долина. Казалось, что спускаться к ней - от силы две ходки, но Димыч порадовал, что поработать ещё придётся, и хорошо, если лагерь поставят до темноты.
       - Кто бы объяснил, зачем так мучаемся, - вздохнула Люда. - Меня, между прочим, в Крым приглашали... А здесь - лед, снег, камни... Нина, сколько мы уже горячей водой не пользуемся?
       - Так ты же вчера кричала, что всё это - счастье.
       - Ага, счастье... Если по телевизору.
       - Здесь, Людок ценности другие, - назидательно сказал Миша. - К примеру, чашечка чая. Какая ей дома цена? Тьфу! А здесь? Вот тебе одно счастье. Или представь такую фантастическую картину: Юрка встаёт и медленно вытаскивает из рюкзака две банки кабачковой икры и пачку вафель на двоих, а? Тем более, я знаю, что у него в загашнике всё это есть...
       - Разбежались! - сказал Юра. - Ещё про сало вспомните. Или про шоколад.
       - Нет, этот человек никогда не сделает меня счастливой, - загрустила Люда. - Макс, может ты чем порадуешь?
       - У меня полканистры бензина имеется. Могу подарить.
       - Вот-вот. А рыцари - это только в старинных романах...
       - Сейчас тебя Димыч порадует, - сказал Юра, увидев, что тот надевает рюкзак.
       - Подъём! - скомандовал Димыч. - Людочка, внизу я сделаю тебя совершенно счастливой - всю воду для ужина лично принесу!
       - Тогда вперёд за счастьем, - пробормотала Люда. - Серж, помоги подняться. Ох, ноги мои...
       Группа оставила справа от себя разорванный язык ледника, и по его левому борту, обходя и перепрыгивая трещины, вышла на крупную морену.
       - Развязываемся! - сказал Димыч. - Вроде ошибся я - спустимся засветло.
       Привычная колонна распалась - каждый выбирал собственный путь по камням.
       - Нина, подожди, - Юра опустился на серый валун. - Что-то с ногой у меня...
       - Подвернул? - Нина скинула рюкзак и присела перед мужем. - Где болит?
       - С коленом что-то... Не могу идти.
       Нина ощупала ногу:
       - Так болит? А так?
       - Да нигде не болит. А как наступишь...
       - Может ушибся где-нибудь?
       - Вроде бы нет.
       - Снимай брюки, - сказала Нина, - посмотрим.
       - Что там смотреть? Сейчас пойдём.
       Юра встал, сделал шаг, скривился и опёрся на ледоруб.
       - Горе ты моё, - запричитала Нина. - Очень больно? Давай, садись. Подожди, я рюкзак сниму...
       - Нинка, не вой, - Юра проковылял немного, опустился на камни и начал растирать колено. - Отдохнём пару минут...
       Ребят впереди не было видно - ушли за перегиб склона. До реки внизу оставалось всего ничего, и Юра сказал, что как-нибудь дохромает. Нина расстегнула его рюкзак, чтобы переложить вещи к себе, но Юра прикрикнул, подтянул рюкзак и снова застегнул.
       - Юрочка, очень больно, очень? - Нина вытерла слёзы на замазанном пастой лице. - Посиди здесь, я за ребятами сбегаю.
       - Видела б ты себя в зеркале, - рассмеялся Юра. - Зебра полосатая! Новое слово в макияже! Все девушки с ума посбегают! Ну, раз-два, встали.
       Опираясь то на ледоруб, то на Нинин рюкзак, Юра заковылял по камням. Сразу за мореной по зелёному склону тянулась тропа, по которой поднимались две маленькие фигурки.
       - Скорая помощь движется, - сказал Юра. - Как будто Сергей и Димыч. Посмотри, ты поглазастей.
       - Не видно ещё. Давай сядем.
       - Нет уж, идём на сближение.
       Минут через десять уже можно было различить поднимающихся по тропе парней.
       - Я же говорил - Сергей и Димыч, - довольно улыбнулся Юра.
       - Ну не Макс же!
       - Да ладно тебе!
       Юра спускался чуть боком, приставными шагами, осторожно подтягивая больную ногу.
       - Что тут у вас? - спросил Сергей. - Прямо цыганочка с выходом.
       - У Юрки с коленом что-то. Не может идти. - Нина посмотрела на тропу. - Далеко ещё?
       - Не очень, - Сергей быстро ощупал Юрину ногу. - Разбил или как?
       - Ерунда. Завтра пройдёт, - сказал Юра и скинул рюкзак. - Забирай.
       Димыч взял Нинин рюкзак и друзья неспешно двинулись вниз. Налегке Юра зашагал свободней, и когда подошли к ожидающей группе, почти не прихрамывал.
       - Люда, займись пациентом, - Сергей расстегнул рюкзак. - Мужики, распотрошите торбу.
       Юра сидел с приспущенными брюками, терпеливо ожидая пока Люда закончит осмотр.
       - Какой диагноз? - спросил Сергей.
       - Если в пределах моих знаний, то на мениск не похоже, - Люда наложила на колено эластичный бинт. - Скорее всего - перетрудил ногу. Пока могу сказать точно: жить будет.
       - А идти?
       - Завтра посмотрим.
       - Подъём! - сказал Димыч. С Юркой пойдут Нина и Миша. До встречи!
       Когда последние спустились в долину, на поляне уже стояли палатки и между камнями гудели примуса.
       Из-за большого камня высунулась Люда и показала Нине кастрюлю с теплой водой. Ещё не похолодало, и парни плескались в ручье, смывая друг с друга честно заработанный пот.
       К примусам подошла Люда в накинутой на плечи пуховке.
       - Серёжа, умываться, я присмотрю.
       - Первый сантиметр - не грязь, а второй сам отскакивает, - сказал Серж, надрезая пакетики с супом. - И вообще - умывается тот, кому чесаться лень.
       - Я тебе покажу сантиметры! - рассмеялась Люда и схватила Сержа за волосы. - Научили тебя, поросёнка, разным глупостям!
       - Сестра я весь - повиновение! - Серж вывернулся из-под рук Люды и замер в пионерском салюте. - Закладывай суп, я мигом.
       Солнце ещё высвечивало снежные пики, а долину заполняли мягкие сумерки. Свободные от дежурства разбрелись по палаткам, и даже ровный шум мутного потока Ак-Терека не тревожил наступившую тишину.
       Серж вернулся с ручья и присел у примусов.
       - Жалко будить. Может подождём ещё?
       Люда попробовала булькающее в кастрюле варево:
       - Подождём, - она посмотрела как река уходит за чёрный выступ отрога. - Хорошо здесь. Только диковато немного...
       - Если по Ак-Тереку, то до ближайшего кишлака дней пять ходу, - сказал Серж.
       - Ну, на реке ещё кошары есть,.. - Люда словно споткнулась и строго посмотрела на брата: А ты это к чему?
       - Как с Юрой?
       - Да всё хорошо, ещё ты паниковать будешь! - Люда развязала мешочек с сухарями. - Давай, буди ребят.
       - По ложкам! - заорал Серж. - Через пять минут раздача заканчивается!
       Лида зажала уши:
       - Оглушил, ненормальный! Раздавай суп, я к Юре пойду.
       Парни уже сидели с мисками на коленях, когда из палатки раздался отчаянный вой.
       - Что там? - оглянулся Сергей.
       Из палатки на четвереньках выскочил Юра и, придерживая одной рукой спущенные брюки, а другой - обмотанный вокруг ноги конец эластичного бинта, запрыгал по камням.
       - Это что-то из цирковой программы, - догадался Миша. - Добавка к ужину. Юрка, теперь в другую сторону!
       - Садисты! - завывал Юра, крутясь на месте. - Палачи!
       - Так их! - зааплодировал Миша и быстро спросил Сергея: а кого "их"? А, всё равно. Так их!
       Юра упал на землю и начал разматывать эластичный бинт.
       От палатки бежали девушки.
       - Юрка не смей! - Нина схватила его за плечи и повалила на спину. - Люда, держи ноги!
       - Палачи! - орал Юра, дрыгая больной ногой. - У нас пытки отменены!
       - Чего это он? - удивился Макс.
       - Не видишь, идёт плановый курс лечения, - объяснил Димыч. - Сейчас резать будут.
       - Да ну?!
       Люда уселась на Юрины ноги, смотала бинт и начала накладывать его заново. Юра выл наподобие автомобильной сигналки.
       - Это уже было, - подсказал Миша. - Давай что-нибудь новенькое!
       - Тебе бы так! - Юра сел и начал поглаживать бинтуемую ногу.
       - Что вы с ним сотворили? - спросил Сергей.
       - Да ничего не сотворили! - Люда приладила между лентами бинта шерстяные носки. - Намазали колено финалгоном и всё.
       - У-уу! - завыл Юра. - Она сказала, что для прогрева нужно, а сама головешку из костра прибинтовала! Ниночка, смой ты с меня эту гадость!
       - Нельзя смывать, ещё хуже будет, - сказала Люда. - Терпи!
       - Тогда хоть спирта дайте, - застонал Юра. - Сто капель...
       - Прыгай сюда, - Сергей уступил место на камне. - Серж, обслужи бедолагу.
       Юра потребовал, чтобы его кормили с ложечки, потому что ему надо растирать больное колено, но охотников не нашлось, и он снова тоскливо завыл.
       - Обратите внимание как травма убивает фантазию человека, - посочувствовал Миша. - Какое однообразие репертуара!
       Юра презрительно посмотрел на него:
       - Ты бездарный критик! Я же углубляю образ. Это концентрическое погружение в суть характера!
       Юра встал, махнул Нине, чтобы не провожала, и стараясь не наступать на больную ногу, заковылял к палатке.
       - Ну, как у него? - спросил Сергей.
       - Ничего страшного, но хорошо бы денёк отдохнуть, - ответила Люда.
       - Значит днёвка, - Миша закурил и посмотрел на чёрные горы. - Место здесь не очень... Димыч, сколько бензина осталось?
       - Только у Макса. Литра четыре будет.
       - С таким запасом можно и два дня простоять, - сказал Миша.
       Макс налил себе чай и хрустнул сухариком:
       - Стоять-то не ко времени...
       - Почему? - насторожился Миша.
       Макс взял ещё сухарик, макнул его в чай и снова захрустел.
       - Так, всё-таки, почему? - прищурился Миша. - Может быть объяснишь?
       Макс вытянул свои большие ноги между кастрюлями, вынул пачку сигарет и начал ворошить их, считая, сколько ещё осталось.
       - А чего объяснять-то? Два вечера теплынь, не к добру это, - он щёлкнул зажигалкой и поднял ее над головой. - Смотри, ветер не поменялся, всё в гору идёт...
       - Думаешь, к непогоде? - спросил Сергей.
       - А чё думать, - лениво сказал Макс. - Завтра поглядим. - Он потянулся, поджал ноги и кивнул в сторону палаток. - Не сможет идти, вниз отправлять надо.
       - Этот вопрос сегодня не обсуждается! - остановил Сергей, увидев прыгающий свет фонарика в темноте. - А вот и герой дня явиться изволил!
       Юра мрачно оглядел всех и вынул из кармана две пачки вафель:
       - Делите как хотите, но мучителям моим только обёртки!
       - Юрка, ты просто старик Хаттабыч! - закричал Миша. - Если за каждую конечность по две пачки, то за четыре... Серж, сколько это будет? Ага, восемь. Юра, друг, мы верим в тебя!
       Юра опёрся на плечо Сергея и сел.
       - Полагаю, вы без меня что-то решали. К чему пришли?
       - Делаем днёвку, - сказала Люда. - Я настояла.
       - Разумно, - кивнул Юра. - А что дальше?
       - А дальше на перевал, - Сергей черпанул чай и передал кружку Юре. - У тебя другие предложения?
       - Нет, не другие. Но просьба есть. Завтра за мной ещё поухаживайте и на этом - всё. О ноге моей забыть. Договорились?
       - Ну, это как повернётся, - хмыкнул Макс.
       - Повернётся как надо, - оборвал Миша. - Договорились.
       День девятый
       Утром над долиной зависла серая хмарь, укрывшая и вершины, и близкие ледники. Все отсыпались, и потому дружно ругнули Мишу и Сергея, закричавших о завтраке.
       Пока умывались, пошёл мелкий ленивый снежок, и о всяких надеждах, что скоро распогодится пришлось забыть.
       В палатки забираться не хотелось, ребята сидели у погашенных примусов, неторопливо вспоминали пройденный маршрут и подъедали сухарики, от щедроты душевной не убранные дежурными после завтрака.
       - Пожалуй, это - самый интересный поход из всех наших, - сказала Люда. - А уж на пять тысяч мы никогда не забирались...
       - Чем же Тянь-Шань тебя не устроил? - полюбопытствовал Димыч.
       - Всем устроил, но здесь что-то такое своё... Не как везде.
       - Да все горы одинаковы, - хмыкнул Макс. - Что Тянь-Шань, что Памир, что это ваша Матча.
       - Зачем же тогда ходишь по ним?
       - Кто его знает... Ну, по первости увидел, что могу не хуже тех, кто поопытней. Потом, когда тренировки пошли, и вкалывать надо - тоже понравилось. А может дурной был... - Макс глянул в свою пустую кружку и отставил её в сторону. - В школе боксом маленько занимался, потом в армии штангу тягал - тоже получалось, но ушло это как-то... А горы остались...
       - А ты не думал, что у нас как бы коллективный вид спорта, может быть в тебе это сидит? - улыбнулся Миша.
       - Чего там сидит! - Макс помолчал, подставил широкую ладонь под снежинки, подождал, пока они растают и вытер руку о пуховку. - Когда есть где поработать, может и интересно. А так - ерунда одна.
       - Считаешь, что наш поход - ерунда?
       - Ну, что привязался? Всё нормально. - Макс наклонил кастрюлю, в которой был только слипшийся ком спитого чая. - Заварили бы ещё, что ли...
       - Бензин экономим, - сказал Димыч. - А насчёт похода - полагаю, он не из самых лёгких. И в техническом отношении тоже.
       - Макс, а на Памире у вас посложней было? - спросил Серж.
       - Там другое. Там - во! - Макс показал кулачище. - Все вровень... Был у нас один такой, уже на четырёх с половиной начал чахнуть. Ну, слабаком оказался, не поспевал. Так его без всяких слюней вниз до тропы сопроводили, и будь здоров!
       - Одного в горах бросили? - ахнула Люда.
       - Зачем бросили? День прошагал до Кудары, а там машина.
       - А если бы с собой взяли - что, не прошёл бы маршрут?
       - Кто его знает, - неохотно сказал Макс. - Может и прошёл... Только на него тогда все работать должны, под его силы подлаживаться... Не понять это вам.
       - А ты объясни, мы понятливые, - прищурился Миша.
       - Объяснять тут нечего, - Макс замолчал и уставился на невымытые кастрюли.
       Снег мелко порошил, укрывая тонким слоем и камни, и палатки. Всё вокруг стало однообразно-унылым - поток Ак-Терека волочил грязную пену, чёрные скалы за рекой перепачкал серый туман - и эта тоскливость ещё вчера радостного мира немного угнетала - хотелось сидеть вместе, забывая о промозглости воздуха и холоде, наползающем с ледников.
       - Объяснять нечего, - повторил Макс. - Если человек на подходах не тянет, как он на скалах и ледниках работать будет? Разгружать придётся, дополнительную страховку устраивать... Накладно это. И надежда на него как на цыплёнка. К примеру, я на стене, а у него руки верёвку не держат. Ты бы хотел с таким партнёром идти? - Макс закурил и спокойно посмотрел на Мишу. - Ещё объяснять?
       - Позволь, - вмешался Сергей. - Я действительно не понимаю. Внизу группа готовится, все знают свои силы и остальных. Руководитель соизмеряет возможности каждого с предстоящим маршрутом. А потом в горах: извини, но ты нам не подходишь... Как это называется? Ну слабее человек оказался, так надо помочь, а не тыкать в него пальцем! Безусловно, неподготовленного надо оставлять дома - в этом гарантия от всяких неприятностей, но уж раз взяли...
       - Гарантия от неприятностей - не тащить слабака или больного к чёрту на рога, - перебил Макс. - Ерунду вы порете. Вы Юрку наверх затащить хотите, а ему вниз надо! Слепые вы, что ли, или больно жалостливые? Ведь сами угробиться можете и его доконаете!
       - А вот о Юрке не надо! - Нина вскочила и зло уставилась на Макса. - Не надо о Юрке, понимаешь? Как-нибудь сами решим! Супермен нашёлся! Да знаешь ты кто? Ты... ты...
       Нина махнула рукой и побежала к палатке.
       Юра опёрся на ледоруб и встал:
       - Вы тут, ребята, договорите, а я пойду. А тебе, Макс, за откровенность спасибо. Сам вижу - я теперь вам как кость в глотке.
       Юра аккуратно перешагнул через невымытые кастрюли и захромал прочь.
       - Во завелись! - удивился Макс. - Обидел я, что ли, кого?
       - Зачем ты так при Юрке... Вроде заживо хоронишь, - упрекнула Люда.
       - А что, не то сказал?
       - Не то и не так, - Сергей помолчал. - Мы с Юркой давно вместе. И куда ему идти будут решать, в первую очередь, он и Люда. И главное - без твоих советов. Вот это запомни. И ещё... - Сергей посмотрел на закрытое облаками верховье долины. - Мы Юрку, в крайнем случае, без рюкзака на перевал поднимем и вниз спустим. Не волнуйся, тебя не загрузим. Говорю к тому, чтобы не волновался и спал спокойно. Может у вас в команде и отщёлкивали друзей, а у нас ими не бросаются. Это тоже запомни. Я доступно излагаю?
       - Чего ж доступней... Не поняли вы меня...
       - Ладно, - сказал Сергей. - Айда по палаткам.
       Макс догнал Сергея:
       - Чего я к палаткам пойду, там Нинка на меня набросится. Давай, я наверх схожу, гляну, как и что.
       - Один?
       - А чего? Туры поставлю, делать-то всё равно нечего.
       - К трём вернись. И не обижайся, сказал что думал.
       - Ясное дело. У вас по-вашему, у нас по-нашему... Да и не то сказать хотел. А Нинка напрасно: выше церкви себя не ставлю.
       Макс взял ледоруб и зашагал по камням.
       - Сергей, - окликнул Димыч, - тебя Юрка зовёт.
       Сергей заглянул в палатку.
       - Залезай, - сказал Юра.
       - К вам залезешь! - Сергей с трудом протиснулся между Димычем и Ниной. - Что у тебя?
       - Мы с Ниной завтра уходим вниз, - сказал Юра. - Возьмём один примус. Не обеднеете.
       Димыч выглянул из-за Сергея:
       - А варить в чём? Тогда уж и кастрюлю берите. А можно - две.
       - Дальше, - спокойно сказал Сергей.
       - Ничего дальше. Макс прав - я же понимаю, что теперь для вас обуза. Послушай, мы же взрослые мужики, так что давай без ненужных разговоров...
       - Понятно, - сказал Сергей. - Сам надумал или Нина посоветовала?
       Юра молчал. Сергей неловко завозился, наваливаясь на Димыча, и начал протискиваться к выходу.
       - Раз решил, завтра уходим все.
       - Ну чего ты? - остановил Юра.
       - Я ничего, это ты - чего. Ты что, серьёзно решил, что мы уйдём без вас? Или подлой натурой своей покрасоваться хочешь, если о нас так думаешь? Макса, он, видите ли, наслушался! - Сергей наполовину выполз из палатки. - Теперь слушай меня. Завтра уходим к перевалу. Не хрустальный, не расколешься! Димыч, ты договори за меня, что о нём думаю. Только поделикатней, знаешь, поделикатней, а то он у нас травмированный! - Сергей выразительно постучал себя по лбу, вылез из палатки и опустил полог.
       Снег валил густо и прямо, словно сгружали его из невидимых самосвалов. Крупные камни придавило белыми шапками, а мелочь под ногами сравнялась волнистым полем, отрезанным от всего мира плотным занавесом, опущенным с небес.
       Миша доскребал кастрюли у ручья. Сергей вернулся к палаткам, встряхнул тенты, сбрасывая с них пласты шуршащего снега, и крикнул, что займётся примусами.
       Миша притащил в сетках кастрюли с водой.
       - Смотри, как навалило. Лавины скоро пойдут.
       - Должны, - Сергей поставил кастрюлю на примус и накрыл её стеклотканью.
       - Думаешь, по такому снегу пройдём?
       - К перевалу долезем, а там - по обстоятельствам.
       - Как Юрка?
       - А что ему сделается? Потопает как все.
       Макс вернулся к обеду, к самой раздаче. Поднял миску с камня, повертел в руках.
       - Кто миску-то вымыл?
       - Сама сполоснулась, - сказал Миша. - Давай.
       - Что наверху? - спросил Сергей.
       Макс сел и поставил миску на колени. Все молча работали ложками, протаскивая их в глубь надвинутых на половину лица капюшонов. Снег опять замельчил, косыми пунктирами рассекая воздух. За Ак-Тереком из тумана выдвинулся чёрный отрог, ниже, за поворотом реки, чуть посветлело и над мутью облаков появились вершины близкого хребта.
       - Юрка, - сказал Макс, - ты на меня зла не держи, чего там! Они, что хошь переврут, - кивнул Макс на ребят. - Я об чём говорил? Кто не может идти, того надо вниз отправлять. Так я и сейчас так скажу. Чего ж здесь обидного? А раз ты можешь, никакого разговора нет. - Макс протянул над капюшонами свою оглоблистую руку. - Ну, от чистого сердца, чтоб за пазухой камня не было!
       - Ты Макс - мостодонт, - улыбнулся Юра и пожал руку.
       - Мир, дружба, жвачка! - сказал Миша. - Примирение двух великих народов.
       - А наверху, значит, так, - сказал Макс. - Много я не прошёл: два часа туда, час обратно. Сложностей никаких, но снег камни закрыл, проваливаешься между ними. Перевала не видел - метёт там... Вот и всё, вроде.
       - До ледника не дошёл? - спросил Димыч.
       - Нет. Но он где-то близко.
       - Лавины?
       - Слышал сходят, но наш путь не задевают. Старых лавинных выносов тоже нет.
       Сергей молча смотрел в сторону перевала.
       - Что ж, информация хотя и скупая, но всё-таки есть. Завтра подтягиваемся наверх. Конечно, если погода позволит.
       - Будет погода, - сказал Макс.
       - Да ну, - удивился Миша. - Откуда знаешь?
       Макс пожал плечами.
       - Чую. На спуске видел - внизу облака поласковей сделались... Ну, ещё наверху ветрило. Вроде должно растащить тучи. Так это уж кто кого. Опять же здесь едва сыплет... В общем, чую. А там - кто его знает.
       Вечером снег прекратился и в редких разрывах облаков показались звёзды. Димыч разрешил вскипятить лишнюю кастрюлю чая, и теперь все сидели на холодном ветру, наслаждаясь избыточной роскошью, хотя пили в прикуску, потому что дополнительной пачки сахара Юра не дал.
       - Торопиться не будем, - сказал Сергей. - До хребта часов пять хода. Если распогодится, то и просушиться успеем. Заночуем или на перевале, или под ним, с нашей стороны на леднике.
       - Завтрак к которому часу готовить? - спросил Димыч.
       - Не знаю. Ну, скажем, к девяти. Выход в десять. Устроит?
       - Ещё как устроит! - улыбнулся Макс. - Хоть отоспимся по настоящему.
       - Ты то что радуешься? Мы же дежурные, нам на час раньше вставать, - напомнил Димыч.
       - Так ведь не в пять утра! - Макс поднялся. - Ладно, я на боковую. Доберу лишку, чтобы завтра не жалеть
       День десятый
       Ночью ветер настырно дёргал палатки, но к утру приутих.
       Димыч разбудил Сергея:
       - Глянь-ка. Наверное, можно поднимать.
       Над узкой долиной со стороны перевала неслись размочаленные облака, уже отдавшие накопленную воду, неслись скручиваясь, разрываясь и сталкиваясь, цепляясь за гребень хребта, замазывая подсвеченные холодным солнцем вершины, неслись будто разгромленное воинство, ещё недавно грозное, а теперь бессильное, но не желающее верить в своё поражение. В затянутом серостью небе проглядывала бледная несмелая голубизна. Туман с ледников поднимался по склонам, заполняя боковые ущелья, оседал между палатками, глушил сыростью, снова тянулся вверх, перемешивался с облаками, и клочьями уносился вдоль хребтов.
       Сергей высунулся из палатки, осмотрелся и кивнул Димычу:
       - Подъём!
       До завтрака успели собраться, оставив только подсушиваться палатки, и теперь все сидели у рюкзаков, ожидая призывного крика дежурных.
       - Юр, - негромко спросил Миша, - что у тебя там потяжелее имеется?
       - Да так, - равнодушно сказал Юра. - А что, собственно, тебя интересует?
       - У тебя пачка сахара, сало и шоколад. Давай, разгружу...
       Юра расхохотался:
       - Ну, стервятники! Думаешь, ты первый на моей ноге нажиться решил? Уже Димыч подкатывался, потом Сергей... И, заметь, никто о сухарях не вспомнил! Сало им, видишь ли, подавай! Одна Нинка, бескорыстная душа, спальник умыкнуть хотела.
       - Так и подкатывались? - рассмеялся Миша.
       - А как же! Вон ещё Серж мается, не знает как подойти, - Юра встал и лихо козырнул. - Докладываю в четвёртый раз: рюкзак лёгкий, нога по ровному и на подъёмах не болит, на спусках - немного чувствуется. Разрешите быть свободным?
       - Вольно! - скомандовал Миша. - Садись.
       Друзья молча смотрели как тропа к перевалу медленно очищается от тумана.
       - Хорошо бы завтра до заброски дойти, - сказал Юра.
       - И не думай! Спустимся и сразу застолбимся.
       - Да я так... Продуктов в обрез. Лопаете вы много.
      
       Тягучая, укрытая снегом тропа, вывела на крупную морену. Солнце уже поработало здесь, и камни, ещё не потеряв мокрого блеска, чуть дымились в полуденном тепле.
       Макс указал на стоящий вдалеке тур.
       - От него ещё метров триста. Дальше не ходил.
       Перевал открылся, когда поднялись на невысокий моренный вал. Длинная бесснежная перемычка хорошо виделась в голубоватом неба. Тёмные, и как будто нетрудные склоны упирались в горбатый ледник между Туркестанским хребтом и массивом Ак-Терека.
       Сергей взглянул на часы.
       - Ну, что, други, идем на перевал или ставимся под ним?
       - Под ним! - сразу же предложила Люда, но заметив улыбки друзей, внесла дополнение. - А можно и наверху,.. если там ветра нет.
       - Серж, ты бы сбегал, посмотрел, - кивнул на перевал Миша. - Если дует, встанешь на голову, а если тихо - попрыгаешь на одной ноге. И мы сразу к тебе.
       Димыч навёл бинокль на вершину Кшемышбаши.
       - Никуда бегать не надо: метёт там.
       - Демократия в действии! - усмехнулся Сергей. - С вами советоваться - только расстраиваться. Вперёд!
       Группа обошла язык ледника, связалась и начала пересекать снежное поле. Солнце то пряталось за облака, то затягивалось сероватой дымкой, и тогда ветер сразу становился колючим, морозил лица и раздувал прижатые касками капюшоны. Снег мерно поскрипывал под ногами, но почти не проваливался. Засыпанное скальной породой верховье ледника становилось всё ближе, уже можно было рассмотреть переплетение выступов и впадин на склонах и гладкие плиты, с прилипшими к ним белыми пятнами.
       Сергей вышел на камни и сбросил рюкзак:
       - С прибытием! На сегодня - всё.
       - Сколько шли? - спросил Димыч.
       - Пять тридцать.
       - Сергей, а может действительно на перевал? Времени ещё навалом, - предложил Миша.
       Сергей нерешительно пожал плечами.
       - Дядя Серёжа, вон места для палаток, - указал Серж.
       Несколько расчищенных и огороженных ветрозащитными стенками площадок были совсем рядом. За ними на большом валуне стоял тур.
       - Да тут прямо гостиничный комплекс! - Димыч походил вокруг бывшей стоянки. - Смотрите - ещё площадки, а дальше - ешё одна. Тащите рюкзаки!
       Место оказалось давно и основательно обжитым: за высокой каменной кладкой полукругом лежали плоские камни для сидения, у ледника стоял тур, отмечающий неприметный ручеек, а чуть в стороне из-под камней виднелись сплющенные консервные банки.
       - Недоработочки всё же имеются, - сказал Миша и нацарапал на скале: "М" и "Ж" - 100 м" со стрелочками в противоположные стороны. - Вот теперь порядок!
       Лагерь поставили быстро, и Димыч с Максом начали заправлять примуса.
       - Это что же, ещё и обед будет? - насторожился Юра. - Мы так не договаривались!
       - Не жадничай, завтра к заброске придём, - успокоил Макс.
       - Ребята, у меня только аварийный запас. Может чайком обойдётесь до ужина?
       - Врёт он, у него ещё сало и шоколад есть, - крикнул от палаток Миша. - Могу предъявить.
       - Так сало я ещё на привалах втихаря съел, - сокрушённо признался Юра. - А шоколад потерял.
       - У меня три пакетика рисового супа остались, - сказал Серж.
       - Какие пакетики, откуда?!
       - Ещё с Королёва. Вы же там что-то меняли к ужину.
       - Вымогатели! - сдался Юра. - Берите пакетики и вермишель. Но только поэкономней, без добавок.
       - Мишка! - окликнул Сергей. - Они тут без тебя разберутся. Пойдём, поищем тропу.
       - Может я сбегаю, - предложил Макс.
       - Не отлынивай от дежурства! - Сергей оглядел склоны хребта. - Через два часа вернёмся. - И кивнул Мише: Пошли.
       В ожидании обеда все собрались у примусов. Солнце ещё не ушло за хребет, но было холодновато и ветрено. Выходить за оградительную стенку никому не хотелось, поэтому возвращения Сергея и Миши не заметили.
       - А мы думали вы спите, - Сергей приложил руки к булькающей кастрюле. - Смотри-ка, снаружи продувает, а здесь тихо.
       - Не мешай! - Димыч снял кастрюлю и выключил примус. - Подходи за супчиком!
       - Всего-то? - недовольно скривился Миша. - Хоть бы тушёнку положили...
       - "Супчик жиденький, но питательный, будешь худеньким, но выносливым", - процитировал Юра. - Это же туристский фольклор. Классика!
       Миша наклонил миску и отпил как из блюдечка.
       - Знаешь, кто эту "классику" придумал? Самые нерадивые завпроды. В своё оправдание. Ты же нас к людоедству толкаешь!
       - Ещё ужин будет, - успокоил Юра. - Считайте, что сейчас усиленный перекус.
       - Нашли тропу? - спросил Димыч, накладывая Сергею вермишель.
       - Как вам сказать... В начале что-то похожее на тропу есть. Даже турики поставлены. А выше выбирать приходиться. Но идти можно.
       Миша собрал последние крупинки риса, вздохнул и поставил миску на камень.
       - Там, где прошли, путь логически угадывается. Переходишь спокойно с полочки на полочку. Крутизна небольшая, но два раза пришлось полазить.
       - Видимо, где-то ошиблись, - сказал Сергей. - Завтра вышлем вперёд направляющих, думаю, без лазания обойдёмся.
       - А кто направляющие? - спросил Макс. - Ты с Мишкой?
       - Да нет, с тобой пойдём, - Сергей закурил, посмотрел на небо. - Как считаешь, погода будет?
       - Погода всегда будет, - улыбнулся Макс. - Но дождя не предвидится, это точно.
       Серж передал Сергею кружку с чаем.
       - А сколько до перевала идти?
       - Не больше трёх часов. А вот вниз...
       - Часов за шесть управимся, - сказал Димыч. - Я так думаю, что Кшемышу за ту сторону 2-б дали. С нашей стороны попроще.
       - Мальчики, неужели завтра на траве будем, - загорелась Люда. - На солнышке!
       - А чем тебе здесь плохо? - поддел Миша. - Живём, не тужим.
       - Ничего вы, мужики, не понимаете! Обросли как обезьяны и довольны. А нам постираться, помыться, вообще в порядок себя привести. Правда, Нина?
       - Вы лучше идите в темпе, а то и на третий день к заброске не дойдём, - улыбнулся Макс. - Правильно я говорю, Нинок?
       Нина не ответила, собрала свою и Юрину посуду и пошла к ручейку.
       Наступила неловкая тишина.
       - Характер! - хмыкнул Макс.
       - Перестань! - оборвал Сергей. Достал пачку сигарет и снова сунул ее в карман. - Ладно, проехали.
       Димыч собрал кастрюли.
       - Когда выходим?
       - Солнце здесь будет часов в семь - южная сторона, место открытое. К этому времени завтрак, - Сергей снова вытащил сигареты, заглянул в пачку и снова спрятал ее в карман - Юра, продукты не зажимай - весь день на перекусах пойдём. Выход в половине девятого.
       Сергей встал и пошёл к палатке. За ним потянулись остальные.
       - Нервничает начальник, - ухмыльнулся Макс.
       - Послушай, - Димыч опустил сетку с кастрюлями. - То, что вы с Юркой поладили - это одно. А Нина тот разговор не скоро забудет. Да и другие тоже. Здесь уж ничего не поделаешь. Так что не надо попусту на рожон лезть.
       - Нежные вы больно...
       - Мы не нежные, мы просто друзья. Это тебе о чем-нибудь говорит?
       - А я, стало быть, лишний.
       - Не лишний. Ты вспомни: может быть тебя в чём-то ущемляли или обидели где? С мнением твоим считаются, признают, что ты сильней и опытней нас. Так будь же человеком! Ведь люди же вокруг тебя! Ну да, у каждого характер, у каждого своя позиция, так с этим считаться надо, а не рубить наотмашь: ты - слабак, ты - неумеха. Ведь представлял, с кем идёшь. Зачем же всё время губы кривить - обижает это.
       - Воспитываешь?
       - А ну тебя к чёрту! - Димыч поднял кастрюли. - Возьми примуса, закоптились уже.
      
       Юра залез в палатку и тронул Нину за плечо:
       - Ну, что ты заводишься?
       Нина резко повернулась на спину:
       - Ненавижу! Понимаешь, ненавижу и ничего поделать с собой не могу!
       - Зря ты, - Юра пальцем промокнул слёзы на Нинином лице. - Макс никого не хочет обидеть. Просто он такой...
       - А нам от этого легче? Он всех в напряжении держит, а сам спокоен как памятник.
       Юра лёг и подложил руку под Нинину голову.
       - По-моему, ты несколько преувеличиваешь. Он ведёт себя как привык не только в горах, а вообще по жизни, в своём окружении.
       - Да? И тебя это не раздражает?
       - Причём тут "раздражает, не раздражает"? Переделать его мы не сможем. Значит, надо принимать Макса таким, каков он есть. Конечно, не подлаживаться под него, а сглаживать острые углы. Это Сергей прекрасно делает, да и ты раньше с ним ладила.
       - Ладила... - Нина села, нашла платочек и вытерла глаза. - Плевать ему на наше отношение! Он сам по себе. Волк-одиночка!
       - Не скажи. Отношение к человеку редко кому бывает безразличным. И Макс видит, что мы ценим его умения на маршруте. И это в известной степени удерживает его от дополнительных демаршей.
       - Теоретик! - улыбнулась Нина. - Как нога?
       - В порядке. А знаешь в чём сила Макса? Я не имею в виду физическую силу, хотя это для него оч-чень приоритетно: кто слабее, тот уже вроде и не человек. Нет, подлинная сила Макса в отсутствии нравственных и этических проблем, по крайней мере, в сведении их к минимуму. Духовные ценности - лабуда. Красота мира - чушь, о которой и говорить не стоит. Для него всё и навсегда ясно. Да, конечно, он прагматик. Но не только. Для него нет полутонов, всё поделено на белое и чёрное. Помнишь, он о евреях прошёлся? Думаешь, хотел лично меня обидеть? Ничего подобного! Просто он знает, что евреи - хитрые, пронырливые, друг за друга держаться, на русских стараются выехать. Доказывать ему, что это не так, что у каждого народа есть плохие и хорошие люди - напрасный труд. Для него евреи, не конкретный человек, а в целом - как бы это помягче... неприятны. Почему? Потому что неприятны. Вот и вся логика. А придёт, конечно не дай Бог, его Варфоломеевская ночь, он будет с одинаковой лихостью крушить и евреев, и грузин, и эвенков, словом, всех на кого укажут те, кто выше его.
       - Но это же фашизм!
       - Не совсем. У фашистов была своя национальная идея: немцы - избранная нация. И в доказательство несли всякую бредятину. А у Макса никакой идеи на этот счёт нет. Прикажут, будет громить и русских, скажем тех, кто побогаче. Или интеллигенцию, ведь от неё, как известно, все беды...
       Нина удивлённо посмотрела на мужа.
       - Что-то уж слишком ты на него...
       - Да нет, просто сам пытаюсь понять. Макс - это тёмная и плохо управляемая сила. Такой взрывпакет с запалом. Его бы уберечь от огонька, а как это сделать, ты знаешь? Вот и я не знаю...
       Юра сел и начал поглаживать ногу.
       Ветер хлопал тентом над палаткой, приоткрывал и закрывал полог, вгоняя в палатку холодный воздух. Юра накинул на Нинины плечи спальник:
       - Не простынь.
       - Хочешь, чтобы я разговаривала с ним? - спросила Нина. - Попробую.
       - Не только в этом дело. Тут сложнее...
       Снаружи послышались голоса - вроде бы Димыч звал Макса к примусам.
       - Тук, тук, тук, - постучал о палатку Сергей. - Хозяева дома?
       - Дома, - сказал Юра. - Залезай.
       - Я на минутку, - Сергей просунул голову в палатку. - Тепло тут у вас. Юр, ты сало на кусочки нарежь, чтобы на перекусе время не тратить.
       - Сделаем.
       - И ещё. На сколько варок продуктов осталось?
       - Завтрашний день обеспечу полностью. Ну и до заброски кое-что наскребу. Не беспокойся.
       - А как нога?
       - В порядке.
       - Вы тут не засните, - сказал Сергей. - Скоро на ужин прокричат.
       Сергей ушёл. Нина поплотнее укуталась в спальник.
       - Всё-таки хорошо у нас. А места какие!
       - Подожди, ещё внизу абрикосами побалуемся, - обнадёжил Юра.
       - Люда правильно говорит - в порядок бы себя привести...
       - А ты для меня всегда в порядке.
       - Покалеченный ты мой! - Нина притулилась к мужу. - Слушай, и зачем ты на мою голову свалился?
       - Нечаянно. Толкнул кто-то.
      
       Крупные звёзды густо разметили чёрное небо. Бисерный Млечный путь широко протянулся от Зеравшанского хребта к перевалу, прямо над головами сидящих у примусов ребят. Яркая четвертушка луны разгоняла темноту, зеленовато искрила снег на леднике, высвечивала склоны за ним и вершины над местом вчерашней стоянки. Легкий морозец пощипывал лица, но ветра не было, и Макс сказал, что скоро подует вниз и, значит, ожидается жаркий день.
       - Под камни бы не попасть, - сказал Димыч. - С той стороны стреляет. Может быть, выйти пораньше?
       Сергей пожал плечами.
       - Можно, конечно. Только холодно здесь с утра.
       - Ну, какая беда! А Нину на дежурстве я подменю.
       - Люда сказала, что завтра отдежурит. А Нина пусть Юрку бинтует.
       - Тогда я вместо Люды встану, - предложил Миша
       - Что это вы за меня решаете?
       - Так ведь надо же когда-нибудь галантность проявить, - улыбнулся Миша. - Ты ведь всегда о рыцарях вспоминаешь, а тут такой случай! Не упускать же.
       - Подожди, - остановил Сергей. - Давайте просчитаем. Солнце на ту сторону брызнет часов в десять. Значит на перевале надо быть в девять или раньше. Ничего у нас не получится.
       - Макс, твоё мнение? - спросила Нина.
       - Это как начальство решит.
       - А ты сам как думаешь?
       - Сам-то?
       - Сам-то, сам-то. Давай, шевели мозгами!
       Макс посмотрел на улыбающихся ребят, закурил и серьёзно сказал:
       - Тут думать особо нечего. Если бомбит, надо проскочить пока камни не оттаяли, так? Моя бы воля, подъём сделал в четыре, выход в пять. На перевале были бы в восемь, и все дела.
       - А дежурным совсем не ложиться? - съязвила Люда.
       - Чего ж не ложиться? Встанут на пятнадцать минут раньше. Ты не встревай, ты слушай. Что у нас на завтрак планируется?
       - Картофель на сухом молоке с тушёнкой, чай, вафли, шоколад, - сказал Юра.
       - Чего ж лучше? Варить-то ничего не надо. Как встанем, сразу к примусам. Пятнадцать минут на еду, сорок на сборы. Если не волынить, выйдем вовремя. Воду надо вскипятить сейчас, молоко развести, тушёнку тоже открыть и размельчить, чтобы время не тратить - какие проблемы?
       - Сергей, он дело говорит, - сказал Миша.
       - Раз дело, так быть по сему. Вместо Люды я встану.
       - Что это вы меня отстраняете?
       - Не отстраняем, а просто я быстрей примуса разожгу. А вы пока причешетесь, пока то, сё... Да и не решают ничего пятнадцать минут, - Сергей посветил на часы. - Давайте, други, по палаткам. Димыч, Миша, принесите воду. Макс, задержись.
       Сергей взял примус, подлил в него бензин и качнул насосом.
       - Меня беспокоит одно неприятное место на спуске. Вроде как стенка, не отвес, конечно, а градусов шестьдесят. И проходить ее надо наискосок.
       - Ну?
       - Вот тебе и "ну". Снизу она просматривается, а с нашей стороны, скорее всего, не очень. Перила придётся навешивать.
       - Ну?
       - Что "ну"? Как по ней идти, если зацепок не будет? Если вертикальный спуск, всё понятно, а тут... Боюсь, как бы часа на два не застряли...
       - Боишься, значит. Хочешь, что бы первым пошёл? Так я не против.
       Сергей с сожалением посмотрел на Макса.
       - Что ты за человек? С тобой советуются, а ты сразу меня мордой в грязь: "Боишься, немощный? Так не бойся, я выручу".
       Макс сплюнул.
       - Опять не угодил, смотри ты... Ну, чего я такого сказал? Навешу я перила, чего голову сейчас-то ломать?
       - Не навесишь, - сказал Сергей. - Я первым пойду. У меня тоже самолюбие есть.
       День одиннадцатый
       Группа пошла в предутренней темноте, под блеклыми звёздами, круша хрупкий ледок между камнями. При быстрой ходьбе мороз не донимал - все порастёгивали пуховки, хотели снять и поднадоевшие каски, но Сергей запретил: мало ли что, лучше поберечься.
       Тропа, как и ожидалось, скоро кончилась, но камни лежали плотно, и по ним - с одного на другой, мимо наклонных плит и прямых стенок - поднялись высоко, оглянулись и увидели за долиной Ак-Терека золотистую полосу над Алайским хребтом и розовеющие снега на вершинах.
       - А знаете, - сказала Нина, - когда я увидела полотна Рериха, мне долгое время казалось, что это такое романтическое направление, что не может быть такого контрастного обилия красок без полутонов. А теперь - пожалуйста! Я, конечно, в живописи профан, но у Рериха явный натурализм. И в то же время не цветная фотография. У него натурализм перемешан с романтикой и философским пониманием мира. Поразительно!
       - Тебе бы экскурсоводом работать, - уважительно сказал
       Миша. - Излагаешь красиво. А то, что спорно, так этой мелочью можно пренебречь.
       Люда молча сидела, опираясь подбородком на ледоруб.
       - Посмотрите, какая синь на склонах, - сказал Серж. - Здесь уже утро, а в долине ночь ещё...
       - Так бы и любовалась всю жизнь, - вздохнула Люда.
       - К сожалению, такой возможности предоставить не можем, - сказал Сергей. - Подъём!
       С одних ступеней перебрались на другие повыше, снова полезли по камням, пока не остановились перед наклонной плитой, уходящей вниз метров на двадцать. Через плиту тянулся узкая полка к удобным скалам, но сорваться с нее при желании было нетрудно, и Сергей сказал, что надо натягивать перила.
       Макс забил крюк и стал на страховку. Прижимаясь к плите, Сергей прошёл до середины, забил промежуточный крюк и вышел на скалы. Макс пристегнул к нагрудной обявязке Нины дполнительную верёвку:
       - Не боись - сорвёшься, обратно прокачу!
       - А кто боится? - Нина прощелкнула перила в карабин. - Страховка готова?
       - Готова! - отозвался Макс.
       - Пошла я.
       Спокойно, как на тренировке, Нина дошла до промежуточного крюка, навесила за ним второй карабин, отстегнула первый, и короткими шажками выбралась к Сергею.
       - Ну, как? - крикнула она Максу.
       - Молоток! Как в кино! - Макс повернулся к Люде. - Теперь ты.
       Парни прошли с рюкзаками, потом вернулись за поклажей девушек.
       - Макс, давай сюда! - крикнул Сергей.
       - Сейчас верёвки сниму.
       - Не надо! Перенеси рюкзак, потом снимем!
       - Перебьюсь! - Макс сбросил верёвки. - Сматывайте! - И начал расшатывать молотком крюк.
       - Чудит Макс, - недовольно сказал Димыч.
       - Так он же на арене, - сказал Миша. - Себя демонстрирует!
       Макс шел, чуть повернувшись к наклонной плите, чтобы рюкзак не задевал ее. У промежуточного крюка остановился и застучал молотком.
       Люда отвернулась и закрыла лицо руками.
       - Не могу я на это смотреть! А если сорвётся? Сергей, ты же руководитель, почему не запретил?!
       Сергей и Серж молча сматывали верёвки.
       Ведя рукой по плите, Макс дошёл до конца полочки, переступил на скалы и закурил.
       - Знаешь, как это называется? - вдруг крикнул Сергей. - Это даже не лихачество, а идиотская выходка! Хорошо, если бы насмерть разбился, а если бы поломался до предела - тогда как? Что бы с тобой, с таким здоровым, делать? Так и подох бы здесь!
       - Ну чего ты, - смутился Макс, и вдруг глянул на Сергея бешено: Не ори! Много вас тут орал! Воспитатели, мать вашу!
       Они стояли высокие, голова к голове. И Макс не выдержал, отвёл глаза, отвернулся, сделал несколько быстрых затяжек, плюнул на огонёк, придавил сигарету пальцами и сказал спокойно:
       - Ладно, командир, простучали. Живой же я.
       - Сергей, - позвал Димыч, - надо идти.
       Группа полезла между скальными выходами, поднялась к пологому монолиту и вышла на средние камни, между которыми угадывались какие-то намёки на тропу.
       - Вон тур стоит, - кивнул Макс.
       - Вижу, - сказал Сергей.
       Солнце уже выжелтило верхнюю часть склона и сдвигало ночную тень навстречу группе. Слева, по склонам Кшемышбаши, загрохотали камни.
       Сергей посмотрел на часы и остановился.
       - Ошибся я, други. Солнце уже на перевале. А нам до него ещё пилить и пилить.
       - Такова се ля ви, - откликнулся Миша. - Раньше всё равно бы не вышли.
       - Чего там ошибся, ничего не ошибся, - сказал Макс. - Прикинь: ту сторону солнце часика через два зацепит. Проскочим.
       Обрывки тропы стали попадаться чаще.
       - Димыч, - крикнул Сергей. - Поставь несколько туриков, пусть и от нас кому-то привет будет!
       - Да ставлю я.
       Напрямую к перевалу было не подойти - мешали серьёзные скалы. Сергей пошёл в обход, ближе к Кшемышбаши, минуя выветренные выходы коренных пород, и стараясь держаться подальше от стенок, с которых уже рухнуло несколько камней.
       Солнце выглянуло позади ребят и сразу же начало припекать - такое странное припекание: камни вокруг ночным инеем обросли, лица холодит, а плечами будто к горячей печке прижимаешься. Пришлось останавливаться, снимать пуховки.
       Перемычку увидели над крупными монолитами, сразу после обхода скал. Теперь пологим серпантином вверх до плоских изрезанных плит, потом ещё вверх и всё - дальше лезть некуда: за лежащим глубоко ледником поднялся уже знакомый хребет Кокбель с перевалом Щуровского на южном конце.
       - Высота четыре триста, ходовое время - три часа, десять минут, - сказал Сергей. - Идём в графике. Привал.
       - Вот это кольцо! - восхищенно оглянулась Нина. - Смотрите: весь наш маршрут как на ладони. Вон - Дунон, а под ним - видите - место нашей первой стоянки. Димыч, дай бинокль.
       - Подожди, я, кажется нашу заброску вижу!
       - Где?! - бинокль пошёл по кругу.
       - Дядя Сережа, вон мы где под Щуровским ночевали!
       - А где перевал Королёва, где эти пять тысяч? - засуетилась Люда.
       - Вон, вершину видишь? - показал Миша. - Это пик Туркестан. Так сразу под ним...
       - Неужели там были?
       - Выходит, были.
       - Мужики, а ведь мы до заброски сегодня дойдём, - сказал Димыч.
       - А я что говорил? - обрадовался Юра. - Сколько к ней от ледника? Ну, три часа хода. Ох, и накормлю же я вас!
       - Нашему теляти,.. - хмыкнул Макс. - Сколько ещё спускаться будем...
       - Смотрите: вон люди на леднике! - закричал Серж.
       - Где, где?
       - Вон, по левому борту идут! Вроде человек шесть.
       - Дай-ка, - Сергей взял бинокль. - Действительно, шесть,.. нет, семь... восемь... Да, восемь человек. Тоже на Щуровского.
       - А может быть, к нам, - предположила Люда. - Вот было бы здорово!
       - Не к нам, Людочка, не к нам, - Сергей передал ей бинокль. - Если бы к нам, они ледник бы пересекали. Так что встреча не состоится.
       Сергей достал бланк для записки.
       - Ну, что, други, напишем? Все здоровы, погода отличная, время - восемь двадцать, спускаемся на ледник Кшемыш, идём на перевал Боец. Так?
       Димыч принёс записку из тура.
       - Ребята, здесь группа из Новосибирска четыре дня назад прошла. Мы с ней на день внизу разминулись.
       - Ну надо же! - огорчилась Нина. - Сколько уже ни одной живой души не видели... Может, у них и гитара была, попели бы вместе...
       - Подходите за перекусом! - позвала Люда. - Сухари, сало, шоколад, чай! Серж, шоколада по четыре дольки. За Мишкой проследи, чтобы лишнего не хапнул!
       - Что-то я добрый сегодня, - сказал Юра. - Нинок, дай им по горсти изюма с черносливом!
       Миша удивленно уставился на завпрода.
       - Это уже диагноз. Такого не бывает!
       - Ребята, задерживаемся, - сказал Сергей. - Через десять минут выход.
       Спуск начинался по едва нагретым солнцем выветренным скалам. Рыхлая порода крошилась под ногами, и мелкие камешки, разлетаясь веером, запрыгали по склону.
       - Идти плотнее! - крикнул Сергей.
       Когда пошла крутизна и появился снег, Сергей притормозил.
       - Верёвку! Кто спустился, сразу отходить в сторону!
       Группа собралась на снежнике в тени разрушенных скал.
       Сергей осмотрел склон.
       - В общем, идти можно. Только повнимательней. Сначала мы с Максом, потом парочками и поплотнее. Димыч, будешь выпускать. И за камнями следи!
       Сотня метров крутого спуска по снегу и скальным выходам дала полное представление, что идти вверх иногда всё-таки легче: ноги от напряжения неприятно дрожали, и чтобы не упасть надо было постоянно наваливаться на ледоруб или втыкать его перед собой. Приходилось часто останавливаться, вбивать ногу в снег или упираться в выступающие камни - на отдых это смахивало не очень - расслабиться всё равно не удавалось.
       Сергей озабоченно поглядывал на часы - переход затягивался, а Димыч ещё не начинал спуск.
       Крутизна снова увеличилась.
       - Посидите здесь, - сказал Сергей. - Мы с Максом пошарим.
       - А чего шарить-то? Везде одинаково.
       - Вижу я, вижу... Что ж, давайте верёвку!
       Ещё один спуск, но уже по натёкам прозрачного льда, и снова томительное сидение на камнях, пока Сергей с Максом искали удобный путь.
       Группа вышла на мокрую, похожую на гравий сыпуху, и, увязая в ней, съехала к мощным скалам, ниже которых за снежным склоном начиналось верховье ледника.
       - А вниз и вправду нельзя, тут спуск на четыре верёвки, нависимся до вечера, - буркнул Макс. - В обход надо.
       - Не в этом дело, - сказал Сергей. - Смотри: тут вроде как котлован. Ещё выбираться из него...
       Подошёл Димыч:
       - Проблемы?
       - Всё по плану, - Сергей огляделся. - Здесь где-то левее проход по стене...
       - Поищем, - сказал Димыч. - Мишка, пошли!
       Солнце уже осветило склоны Кшемыша. Между камнями потекли мутные ручейки, а сверху загрохотало.
       - Начинается! - сказал Сергей. - Хорошо, что под сыпухой сидим.
       - Мальчики, долго ещё? - крикнула Люда.
       - Потерпи! - Сергей увидел, что Димыч машет ему и полез по камням.
       - Вот тур, а вот проход, - указал Димыч. - Давай, я первым пойду.
       То, на что Димыч указывал, могло сойти за проход только при большом воображении: неровная, похожая на кору старых деревьев стена, наклонно выводила на крупные камни, откуда по снегу уже можно выйти к началу ледника. Выступы и полочки хорошо просматривались, но были в разброс, и чтобы спуститься, нужно обходить поверху выпирающие из стены гладкие монолиты.
       Сергей молча оценивал стенку.
       - Что ж, всё в пределах нормы, на одну верёвку, - и немного смутившись, добавил: Мы тут с Максом слегка не поладили, так что мне первым придётся идти. Из принципиальных соображений. Ты извини...
       - Понятно, - кивнул Димыч. - Позвать ребят?
       - Нет, пусть там сидят - здесь камни лететь могут. Только ты и Макс.
       Макс оглядел стену, забил крюк и наладил страховку. Димыч присел рядом наблюдать за камнями.
       - Пошёл, - сказал Макс.
       Сергей медленно начал протаскивать верёвку по стене.
       - Крюк! - крикнул Макс.
       - Понял! - кивнул Сергей, нашёл трещинку и застучал молотком.
       Пройдя по наклону метров пять, Сергей вколотил ещё крюк и поднялся на удобный выступ.
       - Макс, я передохну!
       - Камень! - крикнул Димыч.
       Сергей прижался к стене. Камень, величиной с буханку, запрыгал по склону, ударился о край стены, пролетел над Сергеем, попал в монолит, снова подпрыгнул и шмякнулся на снег.
       - Иди спокойно! - крикнул Димыч. - Здесь тебя не заденет!
       Сергей спустился на полочку, прошел вдоль стены над крутизной и остановился на широком выступе.
       - Здесь крюк забит! Свеженький!, - крикнул он.
       - Вколачивай свой, я потом оба вытащу, - откликнулся Макс.
       Сергей осмотрелся.
       Вниз, к выполаживанию, уходила шершавая плита, по которой вполне можно сползти и без страховки. Дальше, до ледника, склоны укрывал снег с тёмными полосами провалов. На снегу и на леднике лежало много камней.
       Сергей закрепил верёвку.
       - Натягивай! И зовите ребят!
       - Кого первым выпускать? - крикнул Макс.
       - Давай Мишку. Пусть ещё верёвку принесёт!
       Сергей сел и откинулся к стене. Исполосованный трещинами ледник был совсем близко, в одном-двух переходах.
       Сергей начал прикидывать, где лучше выйти на него, но бросил это занятие, решив, что внизу будет виднее. Солнце крепко палило. Сергей сдвинул каску к самым очкам и закрыл глаза.
       Сверху посыпались мелкие камешки. Пришел Миша, сбросил карабин с перил и сел рядом.
       - Дальше куда?
       - Закрепи петлю на выступе и спускайся на снег.
       - А ты?
       - Приму ребят и за рюкзаком.
       - Как думаешь, дойдём до заброски?
       - Вроде бы должны. Четыре часа на спуске. Ещё полтора поработаем. К трём будем на леднике. Дальше сам считай.
       Миша поднялся, повозился с верёвкой и пустил её по плите.
       - Ладно, отдыхай. Пойду я.
       - Будут спускаться, за камнями следи, - напомнил Сергей.
       - Ясно.
       - Макс, давай следующего! - крикнул Сергей.
       Подошла Люда, сняла маску, вытерла потное лицо и протянула Сергею дольки шоколада и сухари.
       - Мы там перекусили немного.
       - Не задерживайся, иди к Мишке.
       - Ага.
       Снова заколыхались перила.
       - Долго ещё? - Нина села и хотела снять рюкзак.
       - Нинок, отдыхать на снегу будешь, - Сергей протянул ей руку.
       - Подожди, колени дрожат.
       - Макс, следующего! - крикнул Сергей.
       Юра удивленно посмотрел на жену:
       - Ты что здесь сидишь?
       - Тебя дожидаюсь, - улыбнулась Нина. - Спускайся.
       - Пусть отдохнёт, - сказал Сергей. - Следующий!
       Прошли Серж и Димыч.
       - Нинок, пора, - Сергей поднялся к перилам. - Я за рюкзаком.
       - Камень!!! - заорали снизу.
       - К стене! - крикнул Сергей.
       Камень чиркнул о край выступа, раскололся, и оба куска вошли в снег у рюкзаков, отскочивших в сторону ребят.
       - Ничего себе пельмешка, - улыбнулся Сергей и крикнул ребятам:
       Может отойдёте куда, а то каски поцарапает!
       - Да тут везде камни! Тебе не видно, где их поменьше?
       - Везде хватает! Повнимательней, ребята! - Сергей повернулся к Нине. - Спускайся.
       - Сергей, накроет нас...
       - Нинок, ты что? Ребята же на контроле!
       - На каком контроле? Куда я на верёвке денусь? Сергей, я боюсь...
       Сергей спустился к Нине.
       - Ну, что ты? Сколько ты будешь на верёвке? Ну, сорок секунд, ну, минуту. Камни же не подряд летят! А потом - ты же не висишь, а по наклону идёшь - снизу предупредят, успеешь уклониться.
       Нина вытерла слёзы.
       - Ребятам не говори.
       - Могила!
       Сергей вернулся с рюкзаком и крикнул вниз:
       - Спускайтесь до ледника и одевайте кошки. Я Макса подстрахую!
       На стенке застучал молоток - Макс выколачивал крючья.
       Это Сергей как-то упустил и теперь набросил к рассчитанному времени ещё полчаса.
       - Хорошо сидят, черти, - ухмыльнулся Макс и показал Сергею погнутый крюк. - Еле выбил. - Он достал мятую пачку и протянул Сергею. - Давай перекурим.
       Ребята уже сгрудились на леднике.
       - Вроде всё на сегодня, - сказал Макс.
       - Вроде.
       - Слушай, - сказал Макс, - давай до заброски дойдём. Жрать хочется.
       - На ужин и нашего хватит. Даже на завтрак. Но дойти хотелось бы.
       - А что держит?
       Сергей пожал плечами.
       - Народ устал. И на леднике трещин полно... Пока найдём проход...
       - Ну, что там устал! Три часа только - успеем.
       - Макс, не суди по себе.
       - Ладно, командир, как скажешь, - Макс взялся за рюкзак. - А перила навесил грамотно, чего там.
       Как и ожидал Сергей, пересечь ледник сразу не удалось.
       Удобные проходы между трещинами заводили в тупик, где лёд широко разрывался - приходилось возвращаться и отыскивать новый путь.
       - Только и радости, что воспоминания останутся, - вздохнула Нина.
       Миша сделал вид, что не понял:
       - О ком воспоминания, о нас?
       - Перестань ты! Сколько же можно кружиться на одном месте?
       - Может, сама хочешь проход поискать, так я уступлю, - раздражённо сказал Макс.
       Нина не ответила. Макс сбросил рюкзак.
       - Командир, пусть народ отдохнёт, я побегаю.
       Сергей огляделся.
       - Мужики, пошарьте везде. Юра, посиди с девчатами.
       Парни разбрелись по леднику.
       - Не туда зашли, - сказала Нина. - Лучше вернуться и заново искать. А то уже час мыкаемся...
       - Да найдут они, не волнуйся, - Люда прилегла на рюкзак. - Смотри, откуда спустились, - кивнула она на перевал.
       - Даже не верится. Пожалуй, Кшемыш - самый трудный.
       - Спуск - самый трудный. А подъём - на Королёва. - Люда повернулась к Юре: А как по-твоему?
       - Наверное, - ответил Юра, поглаживая колено.
       - Болит? - спросила Нина.
       - Так, немного. Пройдёт.
       - Эге-гей! - замахал издали Серж. - Дядя Серёжа, идите сюда!
       Люда приподнялась с рюкзака.
       - Братец у меня удачливый - нашел!
       - Подожди, что ещё Сергей скажет, - Юра взял ледоруб. - Пойду посмотрю.
       - Сиди! - резко сказала Нина.
       - Нинок, ты что злая такая?
       Нина виновато улыбнулась.
       - Прости. Выдохлась я...
       Парни собрались возле Сержа, потом пошли дальше и минут через пятнадцать вернулись к рюкзакам.
       - Порядок! - сказал Сергей.
       - Долго ещё? - спросила Нина.
       - Да нет, скоро на камнях будем. По коням!
       - Скоро - это как?
       - Думаю, через час спустимся.
       - Действительно, скоро, - вздохнула Нина. - Что ж, двинулись.
       Переходя мелкие трещины и обходя широкие разломы, вышли на присыпанный камнями сплошной лед, по которому в распилах текли чистые ручейки.
       - Остановились! - сказал Сергей. - Каски долой! Поздравляю вас, мы замкнули кольцо!
       - Не может быть? - ахнула Люда. - Точно?
       - Точно, - сказал Димыч. - Проходили мы здесь.
       - Значит, скоро тропа? - спросила Нина.
       - Подожди, ещё по грибочкам пойдём, - напомнил Миша. - Ещё потанцуем.
       - А где большой гриб?
       - Поищем, - сказал Димыч и достал бинокль. - Что-то не видно, может свалился... Ребята, вон он!
       Огромный камень на ледяном столбе был плохо заметен на фоне гор, но каждый хотел рассмотреть его, и Сергей не торопил ребят - пусть насмотрятся, заслужили.
       - Теперь бы супчика ещё для полного удовольствия! - сказал Макс. - Пошли, что ли.
       - Подожди! - отмахнулась Люда. - Димыч, ты бы сфотографировал.
       - Подойдём ближе, щёлкну.
       Тень от близкого хребта Кокбель уже наползала на ледник и Сергей осторожно напомнил, что надо идти.
       Когда появились мелкие камешки на ледяных ножках, Юра начал отставать. Димыч и Нина пошли рядом.
       - Может разгрузить? - спросил Димыч.
       - Дойду, - сказал Юра. - Грибки чёртовы! Ноги выворачиваешь...
       Группа поджидала отставших на знакомом месте, у большого гриба.
       Сергей снял Юрин рюкзак и расстегнул клапан.
       - Не надо, - сказал Юра.
       - Надо! - сказала Нина.
       - Так кого слушать? - улыбнулся Сергей и достал из рюкзака примус. Димыч взял себе спальник.
       - Командир, пора двигаться, - сказал Макс. - Налегке он и сам доскачет.
       Сергей не ответил и подсел к Юре.
       - Сейчас выйдем на тропу и внизу сразу застолбимся. Дойдёшь?
       - Разумеется.
       - По коням! - крикнул Сергей. - С Юрой пойдут Нина и Димыч. Вперёд!
       Сойдя с ледника, отстегнули кошки и, не спеша, зашагали по чёткой тропе.
       Сергей остановил группу на каменистой площадке с редкой травой. В углублении моренного вала тускло поблескивало озерцо, рядом журчало несколько ручейков.
       - Здесь станем? - спросил Макс.
       - Здесь.
       - Напрасно. С ледника холод пойдёт, а до заброски всего час, не больше.
       - А как с Юркой?
       - Чего ему сделается! С пустым рюкзаком и дальше пройти можно.
       - Макс, ты о людях думаешь? Нина еле идёт, Люда на пределе, а ты ещё час предлагаешь!
       Макс ухмыльнулся.
       - Говорил же - намучаемся с девками... Без них давно уже внизу были.
       - Сергей, ставимся? - крикнул от рюкзаков Миша.
       - Давай! - махнул Сергей и повернулся к Максу.
       - Тебя девочки где-нибудь задерживали?
       - А то нет? Считай на каждом переходе минут по десять откусывали. Сколько это за день наберётся? Ну, а на верёвках?
       - Что на верёвках? - нахмурился Сергей. - Ты договаривай.
       - А я договариваю. Без барышень мы бы раз - и просвистели. А с ними маята одна. Знаешь, как походы с девками называют? Дом терпимости. В смысле - терпеть их надо.
       - Макс!
       - Да Макс я, Макс. Двадцать восемь лет уже Макс! Развели, понимаешь, тягомотину - то девок обхаживать, то покалеченного тащить!.. Смотреть выворотно!
       Макс сплюнул под ноги и пошёл к рюкзаку.
      
       - Нинок, - похлопал по спальнику Юра. - Нинок, вставай. Ужинать пора.
       Нина не шевельнулась.
       - Нинок, ужинать.
       - Не пойду я...
       - Что так? Заболела?
       - Юр, не буди, устала я...
       - Но поесть всё-таки надо.
       - Чай принесёшь и хватит... Как нога?
       - Да в порядке нога. Можешь быть встанешь?
       - Юрочка, не буди, очень прошу...
       Юра вздохнул и пошёл к ребятам.
       - Что, Нина тоже не придёт? - спросил Сергей.
       - Почему "тоже"?
       - Люда ужинать отказалась. Сказала, чтобы не будили до утра.
       - Нина чай просила принести, - улыбнулся Юра. - Устали девочки. - Он сел и протянул миску Сержу: теперь мне за двоих положено.
       - Денёк тот ещё выдался, - согласился Сергей. - Четырнадцать часов на ходу. Ладно, мужики, поговорить надо.
       Сергей налил себе чай, вытащил пачку сигарет, заглянул в нее, смял и положил в карман.
       - Предлагаю на ледник Райгородского не идти. Юрка бодрится, но с ногой у него действительно плохо. Так что, подберём заброску и по реке в Ворух. До него два дня хода. А мы за три или за четыре дойдём. В абрикосовом саду тоже постоим. Как считаете?
       Ребята молчали.
       - У Юрки, прежде всего, надо спросить, - сказал Димыч.
       Юра сидел, поглаживая колено.
       - Ну? - поторопил Макс.
       - Сергей прав, - Юра спокойно посмотрел на ребят. - На крутых спусках я не ходок. Значит, надо решать, и без всяких сантиментов.
       Макс презрительно хмыкнул.
       - Ты не темни, говори сразу, что предлагаешь.
       - Не спеши, - Юра помолчал. - Рассказывали мне как-то о случае, аналогичном сегодняшнему. Тоже у одного с ногой что-то случилось. Так он в благородство играть начал, истерику закатил: "Вы, говорит, продолжайте маршрут, а я вниз уйду". То ли товарищей ему захотелось напоследок дерьмом обложить, то ли разум остатний потерял - мне не докладывали.
       Димыч сочувственно покачал головой:
       - Какой паренёк-то паршивый был!
       - Вот именно, - чуть улыбнулся Юра. - Так чтобы не оказаться таким паршивцем, предлагаю вниз уходить всем. А на Райгородского мы ещё вернёмся, не последний раз на Матче. Со своей стороны обещаю, что постараюсь группу не задерживать, но разгрузить меня всё-таки придется.
       Юра повернулся к Сергею:
       - Сэр, я правильно развил вашу мысль?
       Сергей удивлённо раскинул руки:
       - Да ты у нас Цицерон! И этот,.. как его? Ну, тот самый...
       - Тот самый - это совершенно точно! - подхватил Миша. - Прямо как у того самого: завязка, интрига, обоснование и блестящий вывод! Кстати, Сергей, а кого ты имел ввиду?
       - А бес его знает, забыл.
       - Жаль. Тому самому ещё поучиться у Юрки надо!
       - Чё ржёте? Вы бы у всех спросили, - сказал Макс.
       Миша ударил себя по лбу:
       - Ах, да! Ну, конечно, надо у всех спросить! Что это мы за всех решаем? Демократия же у нас! - Миша начал загибать пальцы:
       - Итак, Сергей, Юра и я - "За". Уточняю: в связи с известными обстоятельствами мы за уход всей группы вниз. Димыч, твоё мнение?
       - После Юркиной речи вынужден присоединится к вам. Тем более, что я, кажется, знал того парня-паршивца. Который товарищей хотел замарать.
       - Серж?
       Серж кивнул.
       - Что должен означать этот многозначительный кивок?
       - Я - "За".
       Миша сложил все пальцы в кулак.
       - Девочек завтра опросим. Можно даже тайным голосованием. Кто у нас ещё остался? Бог ты мой, Макса забыл!
       - По мне - что вверх, что вниз...
       - Будем считать, что из присутствующих один воздержался, - уточнил Миша. - Будем подводить итоги?
       - Кончай балаган, - сказал Димыч. - Что на завтра планируем?
       Сергей снял с примуса ещё кастрюлю с чаем.
       - Дойдём до заброски, это само собой. А дальше - сможет Юрка идти, спустимся к месту нашей первой стоянки. Нет - пересидим денёк. Утром никого не будить. Завтрак к одиннадцати. Вопросы?
       - Пойду Нине чай отнесу, - сказал Юра и захромал в темноту.
       Ребята остались сидеть под звёздным небом.
       - Вот и всё, - Сергей потянулся и прилёг на камни. - Кончается сезон...
       - Ничего, - сказал Димыч, - мы своё сделали.
       - А без последнего перевала "четвёрка" получится? - спросил Серж.
       - Получится. Да не за категориями мы ходим... - Димыч плеснул себе чай. - Какая разница - "тройка", "четвёрка"...
       - Не скажи, - хмыкнул Макс. - Разница всё-таки есть.
       - Есть, конечно. Только за разрядами мы не гонимся, для себя ходим...
       - Так и все не для чужого дяди.
       Сергей лежал, блаженно закрыв глаза.
       - Понимаешь, Макс, мастерами мы не стали, - негромко сказал он, - да и не получаться из нас мастера... А походить, посмотреть новые места, в пределах доступного, конечно, - разве это плохо?
       - Чего ж плохо? Нормально.
       - Ну вот и хорошо, - пробормотал Сергей и надвинул шапочку на глаза.
       - Нет, ты мне вот что скажи, - Макс поскрёб заросшее щетиной лицо. - Чё-то я не врублюсь. Говоришь, места новые хотите посмотреть? А от Райгородского отказываетесь... Ты подожди, ты не перебивай, - упредил Макс приподнявшегося Сергея. - Ты дослушай.
       Макс закурил, поглядел на парней и хмыкнул:
       - Не накидывайтесь на меня все разом. Давайте без нервов... Я вот о чём...
       Он замолчал, покатал ногой камешки и снова поскрёб щетину.
       - Вот я о чем... То что Юрку вниз по Ак-Тереку не отправили, может, и правильно - места безлюдные, идти долго... Опять же без палатки... Опять же сам он говорил, что может идти - ладно, тут понятно. Ну, а теперь?
       - Что теперь? - прищурился Миша.
       - Погодь ты, - остановил Макс. - Отсюда до Воруха два дня хода, говорите. Так что, они с Нинкой сами не дойдут? С пустыми-то рюкзаками, да по хорошей тропе... Заночуют в какой-нибудь кошаре, а потом ещё сколько-то у этого... у Джу,.. ну, у Жоры-шофёра перекантуются, а тут и мы подошли бы. Обычное же дело: человек заболел - его вниз. К тому же - это рядом совсем.
       Макс оглядел молчавших парней.
       - Ещё вариант: я их через Дунон до мазара спущу и в тот же день вернусь. А они на Жориной машине в Ворух.
       - Макс, - сказал Димыч, - не в этом дело...
       - Ну как же! - ухмыльнулся Макс. - Вы же друзья, вы же товарища не бросите! Только никто никого не бросает: подождёт он нас внизу - и все дела! Вы же ледник Райгородского поглядеть хотели, сами говорите - для этого и ходите по горам. Так в чём загвоздка? Перевал-то вон он, напротив, - Макс кивнул на тёмный хребет. - Поглядим чего вам там хочется, и ускоренным темпом до Воруха... На день позже Юрки придем.
       - Да правильно ты всё разложил, правильно, - кивнул Миша. Только, понимаешь, нам самим будет плохо. Не Юрке, а нам. Как тебе ещё объяснить?..
       - Это ты верно, - согласился Макс. - Юрке хорошо будет: он не идёт, значит никто. Вроде и не обидно. А то, что он вас как несмышлёнышей за собой поволок, так это, выходит, дружбой называется?
       Миша удивлённо покачал головой:
       - Как-то у тебя всё навыворот... Пойми: то, что Юрка сказал, чтобы с ним уходили, для этого мужество надо иметь. Не каждый так скажет... Он же нам помог, от лишних разговоров избавил... Да и знал он, что не отправим одного, зачем же воду в ступе толочь?
       - Макс, у тебя друзья есть? - спросил Сергей.
       - Навалом, - сказал Макс.
       - Навалом - это не друзья, это знакомые. А вот один, два, три человека, без которых ты ни в какую и они без тебя никак?
       - Ну, есть.
       - Ты бы отправил их одних без особой нужды? Представь: можно так и эдак. Как бы поступил, хотя бы для того, как ты говоришь, чтобы им обидно не было?
       - А им и не будет обидно. Если друзья, должны понять.
       - Понятно, - Сергей лёг и прикрыл шапочкой лицо.
       - Ничего вам не понятно, - упрямо сказал Макс. - Серж, плесни чаю. Я вот, к примеру, скажу... Смотрел я давно уже, по телеку, "Три товарища" называется...
       - Ремарка? - спросил Миша.
       - Чего?
       - Я говорю - Ремарка? Писатель такой.
       - Не знаю, может и он... Так вот, один там влюбился в какую-то чахоточную, ходит, переживает там по всякому, спиртягу ихнюю заграничную глушит, ни хрена не делает, а товарищи вперебой его обхаживают. Там у него эта заболела, так они врача в другую страну на машине за одну ночь отыскали и доставили. Вроде бы всё правильно - товарищи же! Только тот, который влюблённый, для товарищей своих что-нибудь сделал? Не сделал. По кабакам шляется, с проститутками любезничает и всё рассуждает, как ему плохо. А товарищи вокруг него вертятся, помогают, значит...
       Макс хлебнул из кружки:
       - Смотри ты, остыл уже... Так и вы: крутитесь вокруг Юрки, "Ах, мол, не оставим товарища в беде!" А какая беда? И что он вам такого особенного сделал, чтобы на поводу у него идти?
       - Ну, это несколько своеобразная интерпретация Ремарка, - улыбнулся Миша.
       - Не знаю там чего, а если товарищи, то и помогать должны, и подлянку друг другу не устраивать.
       Сергей приподнялся с камней.
       - Знаешь, ты поставил вопрос, на который, мне кажется, вообще нет ответа - что такое настоящая дружба. В принципе это тема для пионерских сборов, взрослые ее обходят. Почему дружат, почему именно с этими людьми? Возможно, единство взглядов - это многое определяет. Или единство целей? Тоже немаловажно. Но есть ведь ещё что-то. А что - не знаю. - Сергей вытащил смятую пачку, повертел в руках. Миша протянул ему сигарету.
       - Где-то я вычитал такое любопытное определение, - сказал Сергей. - "Любовь - это бескорыстное восхищение человеком за то, что он существует". И всё. Больше ничего не надо. - Сергей щёлкнул зажигалкой. - Наверное так и в дружбе. Если не восхищение, то отношение к человеку за то, что он именно такой. И не надо тогда измерять на весах, что он для тебя сделал и что ты для него... Это касается и нашего разговора. Вот есть Юрка. Ничем он нас не облагодетельствовал, серебром и златом не обсыпал. Мы тоже его богатством не одаривали, диссертацию за него не пишем, карьеру его будущую не обеспечиваем. Никто никому не должен и не обязан. И вдруг такая ситуация - отправлять одного или идти вместе...
       - Ну? - спросил Макс. - Говорили уже об этом.
       - Говорили... Только я с другой стороны... Представь: для всех возникает возможность выбора. А свободный выбор предполагает такое разрешение проблемы, которое наиболее удобно не для кого-то, а, прежде всего, для того, кто выбирает. Чем-то, бывает, необходимо поступиться, чтобы выиграть в другом, более значительном - выбор всё-таки...
       Макс исподлобья взглянул на Сергея.
       - Что ты резину тянешь? Излагай яснее.
       - Ребята уже излагали, - неохотно сказал Сергей. - А ты не понял. Или не захотел понять.
       - Чего не понял?
       Сергей прилёг на камни.
       - Чего не понял? - повторил Макс.
       - Не понял субъективного... прости... не понял личного отношения человека к своему выбору. Я вот очень хочу попасть на Райгородского. Тем более, что такая возможность, безусловно, имеется. Но мне будет тошно от того, что Юра ушёл вниз... Допускаю, что я не прав. Но тошно всё равно будет, и никакая логика здесь не спасёт. И тогда я из чисто эгоистических соображений, не заботясь о Юрке, делаю выбор: лучше идти с ним, потому что с уходом на Райгородского мне, понимаешь, лично мне, будет хуже... Может быть, у других есть свои соображения, так спроси у них.
       Сергей замолчал и снова прилёг на камни.
       - А мне без дяди Юры и на Райгородского не хочется идти, - сказал Серж.
       - Мужики, задубеем мы здесь, - поёжился Димыч. - Двенадцатый час уже...
       Макс тяжело поднялся.
       - Ишь ты, ноги затекли. Наработались сегодня,.. - он угрюмо посмотрел на парней. - Хорошо, что без крика поговорили. А кто прав, кто нет - это уж каждый для себя... Так я говорю, командир?
       - Так, Макс.
       - И на том спасибо, - Макс посмотрел на тёмные силуэты гор. - Луна-то какая...
       И шаркая по камням, медленно пошёл к палаткам.
       День двенадцатый
       К месту заброски подошли во второй половине дня. Парни растащили камни и достали коробки с продуктами.
       - А вот и гитара, гитарушка моя! - Нина развернула плёнку и поцеловала чехол. - Напоёмся сегодня!
       Юра вытащил истрёпанную тетрадь.
       - Внимание всем! Ближе чем на двадцать шагов к коробкам не подходить! Мы с Ниной расфасуем и каждому выдадим. Мишка, я что говорю - не крутись здесь, сала всё равно нет. Люда, будешь помогать. Макс, если хочешь чаю с вафлями, раскочегарь примус.
       Остальным занятия не нашлось и парни разлеглись на ковриках.
       - Дядя Серёжа, а на перевал вон в тот кулуар?
       Сергей кивнул. Димыч приподнял голову и долго смотрел в сторону перевала.
       - Здесь голо, камни одни, а на той стороне сразу от ледника трава и лес... То ли долина ниже, то ли ещё почему...
       - Река там красиво называется - Калаимахмуд, - сказал Миша.
       - Нервы мотаете? - лениво спросил Сергей. - Давайте, мотайте...
       - Чегой-то я, командир, не понял, - передразнил Макса Миша. - К чему ты это?
       - А к тому, что хватит о Райгородском вспоминать.
       - Почему? Всё сделано правильно, зачем же мы глазки стыдливо опускать будем... Конечно, жалко, что не пошли, но это не повод вообще не вспоминать о леднике.
       - Ты ещё с Максом побеседуй... Или с Юркой, - предложил Димыч.
       - Вопрос исчерпан, - Миша повернулся на спину и накрыл голову рубашкой. - Южный берег Крыма!
      
       К чаю Юра выдал не только обещанные вафли, но и баклажанную икру. Подумал немного и принёс мешочек с черносливом.
       - На усиленное питание не рассчитывайте - на два дня для сада прибережём.
       - Жмот! - сказал Миша. - Из сада в Ворух сбегать можно.
       - Там поглядим, - Юра кивнул на разложенные продукты. - Каждому по три-четыре килограмма. Мне тоже.
       - Не разгружаешься, стало быть? - спросил Макс.
       - Так рюкзаки и до стартового веса не дотягивают. Ещё вечером и утром подъедим. Пойду как все.
       - С ним бесполезно на эту тему, - улыбнулась Нина. - Я пыталась.
       Сергей встал.
       - Ладно, разбирайте продукты. Выходим через час.
       - Стоп! - остановил Юра. - Буду записывать. Порядок прежде всего.
       Солнце палило немилосердно, и только утешение, что в спину. На свою первую стоянку пришли взмыленные и сразу побежали к ручью.
       Пока ставили лагерь, Макс принёс от чабанов полведра айрана и несколько черствых лепёшек.
       - Вечером барана зарежут, мясцо будет!
       - Хлебушек! - ахнула Люда и схватила лепёшку.
       - Положь взад! - заорал Юра. - Это к ужину!
       - Плюшкин! - сказала Люда. - Сергей, прикажи ему.
       - Не властен. Питание - его вотчина.
       Юра забрал лепёшки и унёс в палатку.
       - Нинок, возьми ледоруб и не сходи с места! Особенно за Мишкой следи!
       Ужин получился роскошный и все, отдуваясь, разлеглись у примусов. Нина взяла гитару, но с пением поначалу не слаживалось и Нина прикрикнула на ребят. И тогда полились в ночь негромкие песни, без которых прелесть похода была бы неполной и близость друг к другу не столь яркой. Все дни, проведённые на ледниках и на высоте, вплетались в нехитрые мелодии и чудесные слова, и эта сопричастность к песням не позволяла разойтись, хотя уже давно перевалило за полночь и ветер с гор дул не переставая.
       - Всё, - сказала Нина. - Спасибо вам.
       - Прощай, горы, - вздохнула Люда. - Сколько было всего...
       - Выходит, дембель сегодня, - улыбнулся Макс. - Прощальная гастроль...
       - Выходит, - кивнул Сергей. - Спуск в Ворух - это уже не поход. - Он встал и его длинная тень колыхнулась по камням. - Помните, начинали в новолунье, а сейчас вон как светло... Идёт жизнь.
       День тринадцатый
       На утренних сборах никто не торопился: Сергей сказал, что пройдут немного - часа четыре, и что на пути будет хорошая полянка и абрикосовые деревья, так что когда выход - без разницы.
       Все сидели у примусов, подставив спины горячему солнцу, и расслабленно доедали манную кашу с изюмом под тихие переборы Нининой гитары.
       - Даже непривычно как-то, - сказала Люда. - Никуда лезть не надо. Не будет больше ни снега, ни скал...
       - "А всё кончается, кончается, кончается..." - запела Нина.
       - Посмотрите, - Люда указала на далёкий Туркестанский хребет. - Мы, маленькие, ничем не защищённые людишки, перешли его... Невероятно!..
       - Что мы! - улыбнулся Миша. - Здесь есть такие перевалы - нам и не подступиться. А ведь ходят по ним...
       - Для меня невероятно другое, - сказал Димыч. - Зачем люди вообще ходят в горы? Посмотреть бы сейчас на Матчу с вертолёта - сколько групп на ледниках!.. А в чём смысл?
       - Вечная тема, - усмехнулся Сергей.
       - Ну и пусть вечная, - согласилась Люда. - Я вот ни разу не была в доме отдыха и вообще никаких путёвок в руках не держала. Наверное, можно провести отпуск получше нашего, а мне ничего другого не надо... На работе меня не понимают, тоже спрашивают "Зачем?" А как объяснить?
       - Не надо ничего объяснять. Ходишь и ходи, - сказал Димыч.
       - Так я и хожу.
       Макс взял свою посуду.
       - Вы тут потрепитесь, а я рюкзак соберу.
       Сергей тоже поднялся.
       - И вправду, други, пора. Ещё палатки снимать...
       Все уже собрались, только у рюкзака Макса лежала верёвка и пустая канистра.
       - Пошевеливайся, - сказал Сергей.
       - Погодьте, мужики, - сказал Макс. - Ухожу я.
       - Опять вперёд побежишь? - спросил Миша.
       - Через Дунон пойду. К мазару.
       - Не понял... - прищурился Миша.
       - А чего понимать? Ухожу от вас. Совсем.
       - Макс, почему? Что случилось? - тревожно спросила Нина.
       - Ничего не случилось. Ухожу и всё.
       - Подожди, Макс, - сказал Сергей. - Так нельзя. Может быть, объяснишь?
       Макс ухмыльнулся.
       - Командир, поход кончился, так? Стало быть, все свободны. Вы - в одну сторону, я - в другую.
       - Но всё-таки, почему?
       - Не умею я растолковывать... Своё дело, как обещал, я сделал. Дисциплину держал, где кому надо, помогал... Чего же ещё?
       - Подожди, - Сергей оглянулся на ребят. - Давайте-ка присядем. Разговор серьёзный...
       Макс остался стоять возле рюкзака:
       - Вроде как судилище получается...
       - Не паясничай! - крикнула Нина. - Садись, поговорим.
       Макс ухмыльнулся:
       - Ничего, мы постоим.
       Он похлопал себя по карманам, достал сигареты и не торопясь закурил.
       - Разговоры хотите разговаривать? Так не приспособлен я. Это уж вы мастаки... А дело простое. Знаете, как пацаны в разных дворах живут?.. В каждом дворе свои правила, все друг за друга держатся... Чужаков не любят. Так и у нас здесь...
       Димыч широко улыбнулся.
       - Ну что ерунду порешь - какой ты чужак? Давай, складывай рюкзак и пошли.
       - Чужие мы, - повторил Макс. - Я для вас как ворон в чужой стае. Знаете, как вороньё чужака залётного гоняет? До смерти.
       - Ну, ты уж слишком, - прищурился Миша. - С вороньём нас сравниваешь...
       - Да так я, к примеру... Знаю, как обо мне думаете. Где поработать на скалах, там Макс нужен, а в другое время он кто? Вроде как нанятый. Вот и весь разговор.
       - Ты что же думаешь, без тебя маршрут не прошли бы? - спросил Сергей.
       - Да ничего я не думаю, сказал как есть, и всё тут.
       - Вот именно - не думаешь, - перебила Нина. - А ты думай! Сколько мы вместе? Ещё с зимы. И ты наш, понимаешь - наш!
       - Как же, ваш! - Макс бросил сигарету и придавил ее. - Вы - народ учёный, интеллигенция, куда мне до вас... Только вот всё спросить хочу: а что вы такого особенного делаете? Науку всякую пишете, а толку от этого? А к рабочему человеку свысока... Всё не по-вашему.
       - Вот это напрасно, - сказал Димыч. - Напрасно это. Во-первых, мы ко всем относимся одинаково, точнее, как заслуживает человек. Если чем недоволен, надо было сразу сказать. А во-вторых, насколько знаю, сам ты не слишком от станка - в охране служишь... Да погоди ты, не перебивай, дело это нужное, да и опасное, так что - хвала тебе. Только ведь и мы не бездельничаем. Я, например, инженер по очистным сооружениям, Миша - программист, Сергей лекции читает - что тебе ещё надо? Так может, замнём эту бодягу и вниз? Засиделись уже.
       - Не, мужики, - угрюмо сказал Макс. - Решил я. В разных дворах мы живём.
       - Может, и в разных окопах сидим? - подсказал Миша.
       Макс спокойно посмотрел на него.
       - Может, и так. Время покажет.
       - Неужто стрелять в нас будешь? - ахнула Люда.
       - Я сказал: время покажет.
       Сергей встал.
       - Не подходи! - предупредил Макс. - Всех расшвыряю!
       - Дурак ты, - сказал Сергей. - Прощайтесь, ребята.
       Юра подошёл к Максу и протянул руку.
       - Повздорили мы с тобой однажды. Бывает.
       - А то! - Макс пожал руку, взял Юру за плечи и тряханул. - Хороший ты мужик. Удачи тебе! - Повернулся к ребятам: - Продукты вон на камне лежат. Я себе пару консервов взял. Канистру и верёвку могу захватить. Потом созвонимся, передам.
       - Оставь, - сказал Сергей. - Мы донесём.
       - До свидания, Макс, - сказала Люда.
       - Угу! - Макс приподнял Люду. - Не реви. Может, свидимся ещё. Он опустил Люду, вскинул рюкзак за спину, помахал всем, и не оглядываясь, пошёл к дороге на перевал.
       Ребята молча смотрели, как Макс начал подъём, как он скрылся за склоном, потом появился на новом витке и должен был снова уйти за поворот.
       - Макс, вернись! - закричала Нина.
       - Не слышит он, - сказал Юра, - не кричи...
       - Боже, как вы не понимаете! - расплакалась Нина. - Сергей, Димыч, догоните его!
       Сергей сидел возле рюкзака, не отводя взгляда от Макса.
       - Он не вернётся, - сказал Димыч.
       - И не оглянется, - сказал Миша.
       И тут Макс остановился. Снизу не было видно, повернулся ли он, и смотрит ли на ребят или на горы.
       - Дайте бинокль! - закричала Нина и начала махать двумя руками над головой.
       Макс снова зашагал вверх.
       - Он ведь тоже переживает, - сказала Люда и вытерла мокрые глаза.
       - Что может переживать булыжник? - спросил Миша.
       - Заткнись, недотёпа! - оборвал Сергей.
       Юра присел рядом.
       - Мы как-то говорили с Ниной о Максе, - тихо сказал он. - Я сравнил его с зарядом, у которого ещё не зажжён бикфордов шнур.
       - И что? - спросил Миша.
       - Ничего... Мне кажется, что Макс ушёл, потому что почувствовал, что шнур может загореться и произойдёт взрыв... Это накапливалось в нём...
       - Чушь! - сказал Миша. - По-твоему, он нас от себя спасал?
       - Может быть...
       - Психолог! - качнул головой Димыч. - Просто мы ему восхищённо в рот не смотрели. А он хотел, чтобы смотрели. Право сильного! Вот и весь конфликт.
       - Всё равно жалко Макса, - всхлипнула Люда. - Жалко и всё...
       Сергей встал и пошёл к оставленным продуктам.
       - Димыч, возьми верёвку, Миша - канистру.
       Макс опять появился высоко на дороге. Нина и Люда молча смотрели на его маленькую фигурку, почти не видную среди блестящих на солнце камней.
       - Пошли, ребята, - сказал Сергей и зашагал вниз по тропе, вдоль шумных вод Кшемыша.

    ТАКОЕ ВОТ ПУТЕШЕСТВИЕ

       Всё, о чем здесь рассказано, можно назвать документальной повестью. Но какие-то события стёрлись в памяти, ведь они происходили давно, в 1970 году, и ручаться, что я ничего не упустил, уже трудно. Надеюсь, что те, кто был в этом путешествии, не упрекнут меня за возможные неточности, потому что главное изложено достоверно.
      
       Я отруководил группой школьников в Фанских горах, но сердце свое там не оставил, посчитав, что моторчик ещё пригодится, и благополучно вернулся к родным пенатам. А через три дня уже отсыпался на плацкартной полке поезда Москва-Кисловодск, предупредив свою новую команду, что будить меня можно только при раздаче пищи, и то, если будет что-нибудь вкусненькое. Команда у меня подобралась замечательная: пионервожатая Валентина Ивановна, женщина энергичная и зубастая, уже водившая со мной ребятишек по Карпатам, Крыму и Кавказу; Ира и Татьяна две учительницы прошлогодней выпечки, с опытом памирских путешествий, и две студентки пединститута, видевшие горы только на картинках. Ехал с нами мой бывший ученик, только вернувшийся из армии, Саша Киселёв мальчик под два метра ростом и чуть меньше в плечах, которому в горных походах забрасывали в рюкзак всё, что не помещалось у остальных. Ещё один неслабый представитель мужицкого племени - Олег, курсант военного института, ходивший с нами на Центральный Памир. Человек, непогрешимый как математическая формула, он, оказавшись среди девчонок, отбросил привычную замкнутость и подхватывал любой разговор, поражая всех своей эрудицией.
       Рядом с молодёжью я выглядел умудренным зубром - как-никак, а уже пятый десяток недавно разменял - но команду опытом своим не давил и, уезжая на Фаны, поручил самостоятельно разработать маршрут так, что-нибудь попроще, без всякого лазанья и с непременным выходом к морю.
       На другой день по возвращении собрал на квартире будущих путешественников и развернул карту:
       - Ну, орлы, давайте показывайте, что вы тут намудрили.
       Татьяна, это которая из новых учителей, взяла карандашик:
       - Значит, так... она нацелилась в паутину хребтов, попетляла над ними и подняла на меня голубые невинные глаза. Значит, приезжаем в Баксан, переходим Главный Кавказский и в Тбилиси... Оттуда, как вы просили, на море...
       - Это всё?
       - Нет, конечно, - Олег взял у Тани карандашик. - Это только стратегическое направление. А в деталях будет таким образом: после Баксана попадаем в Сванетию, осматриваем там всё, потом через какой-нибудь перевал идём дальше на юг, добираемся к Рокскому перевалу, а дальше Гори, Мцхета - без неё нельзя, всё-таки древняя столица Грузии, ну и Тбилиси... Впрочем, Таня уже докладывала...
       - Так, сказал я. - Разработка, бесспорно, великолепная. И, что главное, с фантазией. Только позвольте вопросик. Через какой перевал мыслите попасть в Сванетию? Из Баксана их, дай Бог памяти, не меньше семи. Или сразу через Ушбу махнем? А что? Сложнейшая вершина, красота! А как будем выбираться к Рокскому? Я понимаю, это всё мелочи, но так, ради любопытства...
       - Ну-у, пожал плечами Олег. - Куда скажете, туда и пойдём. В сущности, какая разница.
       - Виктор Яковлевич, мы вам полностью доверяем, - затараторила Татьяна, уловив, что разноса не будет, - вы же такой руководитель, и мы вас очень-очень любим!
       - Продукты хоть закупили? - улыбнулся я.
       - Закупили! И по коробкам расфасовали! С билетами тоже в порядке! Вот только...
       - Понимаю, в турклубе маршрут оформить не успели.
       - А чего его оформлять? - проворчал Киселёв. - Там же одни бюрократы сидят. Не поймут нас.
       - Ладно, сказал я,- будем считать, что подготовка успешно закончилась. Вот только в Сванетию напрасно идём...
       - Почему? - удивилась Таня. - Мы столько спорили о вариантах... Это вы там часто бывали, а из нас никто...
       - Значит, вам повезло. Всё, друзья, давайте расходиться. Мне ещё постирушку устраивать надо.
      
       В Баксане, как и положено взаправдашним путешественникам, походили туда-сюда по ущелью и сделали несколько радиальных выходов на ледники. Акклиматизировались, одним словом. Потом запихнули в пустые рюкзаки коробки с продуктами и отнесли их далеко за Северный приют перевала Бечо, под самый Главный Кавказский хребет. На подъемах никто не отставал, и вниз сбежали почти без остановок, так что к палаткам вернулись засветло.
       - Если и дальше в таком темпе будем идти, половину продуктов домой привезём, - подсчитал Олег.
       - Не привезём, зато на море подкупать ничего не придётся, - успокоила Валентина Ивановна.
       - Значит, через все горы коробки тащить, - вздохнули новички-студентки. - Зачем?
       - Для общего физического развития, - пояснил Киселёв. - И чтобы жизнь мёдом не казалась.
       - Да слопаете вы всё ещё до городов, - сказала Татьяна. - Вам только дай волю.
       Я не вмешивался в разговор: продуктов было действительно много, и кроме того... Но свои соображения я держал при себе, слабо надеясь, что как-нибудь обойдётся...
       Утром свернули лагерь, и уже с полной выкладкой потянулись наверх, к Северному приюту. Делать там было нечего, но задержаться пришлось: плановые туристы а их там скопилось немерянно, уговорили доесть всё, что сами не смогли осилить, поэтому у своей заброски коробок мы не вскрывали, ограничившись чайком и перекусом, который ещё оставался в рюкзаках.
       - Когда подъём? - спросил Олег, доставая футлярчик с будильником.
       - Спрячь ты свою погремушку, и без неё разбудят, - сказал я.
       - Кто?
       - Плановики. Они часов в шесть выходят, значит, около восьми мимо нас пройдут. Тогда и встанем.
       - А потом будем сзади них топтаться, - недовольно сказал Киселёв. - Они же тропу на километр заполонят, не протолкнёшься.
       - Ты их сначала догони, - улыбнулся я. - Они же налегке идут, в рюкзаках только перекус. А на Южном приюте их и накормят, и спать на кроватях уложат. Да и незачем нам на леднике тропу пробивать, по их следам пойдём. Сподручней получится.
       - Поздновато всё-таки выйдем, - Ирина оглядела укрытый ночью ледник. - Так и до Южного приюта не дотянем.
       - А куда торопиться? Груза у нас ещё вон сколько! - я кивнул на груду упакованных коробок. - Свалимся с перевала и через час подойдём к кошаре. Там и застолбимся. Молочком разживёмся, сыром или ещё чем.
       - План ясен, - сказал Олег и захлопнул футлярчик с будильником. - Киса, возьми гитару.
       Погода с утра выдалась лучше некуда. Мы не торопясь поднимались по хорошо утоптанной в снегу тропе, но тяжёлые рюкзаки всё-таки пригибали, и на крутизне я несколько раз останавливал группу, чтобы перевести дух. Видимо, я нарушил известную туристскую заповедь о том, что в походах лучше переесть, чем недоспать: чахлые калории жиденькой манной кашки, которую я посоветовал сварить для скорости, давно сгорели, и теперь все мысли мои вертелись вокруг плотного перекуса, запланированного на перевале. Наверное, и остальным было уже не до горных красот. Позади меня постанывали новички-студентки, а памирские ветераны чуть приотстали коробочки-то с продуктами имеют вес, а у мужиков их по две на рюкзаках. Я начал незаметно притормаживать, и когда отставшие подтянулись, услышал профессорский голос Олега:
       - Импрессионизм - это не просто новое направление в живописи, это сознательный протест талантливых художников против академического застоя... Если взять работы Манэ, Дега и Ренуара, то мы увидим...
       Я воткнул ледоруб в снег и развернулся. Какая там к аллаху походная колонна! С двух сторон от Олега, задевая его рюкзаками, шли наши учительницы; перед ним, то и дело оглядываясь, чтобы лучше слышать, пританцовывала Валентина Ивановна, а позади мерно покачивались коробки Киселёва, над которыми торчал гриф гитары с черными носками на самом конце - ну, прямо мачта корабля под пиратским флагом!
       Я крикнул, чтобы не отставали, но Олег только укоризненно развел руками: прерывать в самый неподходящий момент интересную лекцию не пристало даже руководителю. Устыдившись, что мечтаю только о наполнении желудка, в то время как умные люди грузят в головы такие необходимые на леднике знания, я оставил аудиторию дослушивать про всяческие "измы" и повёл студенток к уже близкому перевалу, твёрдо зная, что желаемый перекус как раз у них в рюкзаках.
       До прихода любителей живописи мы слегка подзаправились, потом уже все вместе налегли на тушёнку, печенье и шоколад, а когда я начал рассказывать о близких вершинах, со стороны Эльбруса потянулась серая хмарь, закрыла ледник Юсеньги внизу и медленно поползла к нам. Мы споро затрусили с перевала, так что мелкий дождик догнал нас только на широкой морене, почти у травянистых холмов. Скоро тропа осклизла, и ливануло уже от души. У кошары, где хотели побаловаться парным молочком, не остановились: продрогнешь ещё на ветру, да и с палатками негде приткнуться везде лужи по щиколотку. Решили топать до Южного приюта, куда и притащились в полной темноте. Оставив группу на крытой террасе, и приказав немедленно переодеться в сухое, если таковое найдётся, пошёл искать кого-нибудь из начальства просить разрешения переночевать на этой самой террасе, хоть и продуваемой насквозь, и с мокрым полом, но казавшейся нам райским местом в сравнении с тем, что творилось за её пределами.
       Потыркавшись в несколько запертых дверей, я наконец услышал за одной из них голоса и, вежливо постучав, просунул в накуренную комнату голову:
       - Простите, не подскажете, где найти дежурного инструктора?
       - Виктор, ты откуда? - из-за уставленного бутылками стола начала подниматься фигура в спортивном костюме.
       - Цезарь, а ты как здесь? - удивленно воскликнул я.
       Мы обнялись и расцеловались.
       - Да вот, командую приютом. Слушай, дорогой, сколько мы не виделись? Два года, да?
       - Три, Цезарь, уже три года. Ты в Местии на турбазе работал. Кто там сейчас из знакомых?
       - Все на месте, дорогой. Давай садись, выпей сначала, кушай, потом разговаривать будем.
       Мне уже наложили в тарелку горячего мяса, придвинули зелень и всунули в руку стакан водки.
       - Цезарь, подожди. Там у меня группа на холоду стоит...
       - Э-э, нехорошо говоришь, дорогой. Давай выпьем за встречу. Это мой друг, - повернулся Цезарь к сидевшим за столом. - Он со школьниками историю Сванетии изучал, его у нас все знают, правильно, Виктор? Давайте выпьем за его здоровье и чтобы мы встречались столько раз, сколько капель в моем стакане!
       За столом одобрительно зашумели и потянулись ко мне чокаться. Говорить о деле было бесполезно и не по обычаям. Я терпеливо выслушивал тосты в свой адрес, благодарно прижимая руку к груди, но от второго стакана отказался, сказав, что устал, но чайку с удовольствием выпью. Цезарь понимающе кивнул и бросил несколько слов на сванском молодому парню.
       - Сейчас хорошее вино принесут, - перевёл Цезарь. - Ты пока кушай, дорогой, кушай.
       - У меня группа на террасе... - шепотом напомнил я.
       - Ничего, ничего, все сделаем, дорогой, не волнуйся.
       За столом были в той степени умилительного подпития, когда можно только объясняться в любви друг другу и, медленно подбирая слова, вспоминать случаи из беспокойной жизни инструкторов, переводящих плановых туристов через перевалы Главного Кавказского хребта. Мои проблемы в эту размеренную беседу никак не вплетались, и я покорно сидел ещё около часа, греясь крепчайшим чаем и прикладываясь к кислому вину, которым заботливо наполняли мой стакан перед очередным тостом.
       - Цезарь, наконец не выдержал я, - ты не обижайся, но меня на террасе ребята ждут. Некрасиво получается: я тут в тепле, за хорошим столом, а они под дождём мёрзнут. Их бы подкормить и уложить надо...
       Инструктора понимающе закивали, заулыбались, а Цезарь тяжело поднялся и протянул мне стакан:
       - Понимаю, дорогой. Ты правильно сделал, что пришёл к нам... Иди, дорогой, отдыхай... Завтра увидимся...
       "Где отдыхать-то", - подумал я, но уточнять не стал, боясь, что обсуждение затянется надолго.
       Ливень с нарастающим гулом молотил по крыше террасы. Шлепая по лужам на полу, я прошёл вдоль темных окон приюта, но команду свою не обнаружил и хотел повернуть обратно, чтобы узнать, куда люди подевались, но тут из комнаты Цезаря вышел молодой парень, передал мне бутылку вина, сказал, что чай можно вскипятить в столовой, а главное, кивнул на две комнаты, где я "обязатэлно найду своих друзэй".
       Нашарив выключатель, я зажёг свет. Девчонки покойно посапывали на кроватях. На тумбочке стояла пустая бутылка из-под вина.
       - Девчата, а где Валентина Ивановна? - шепотом спросил я.
       - Она спит... с мальчишками, прикрываясь рукой от яркой лампочки, сказала Татьяна.
       На кроватях зашевелились и захихикали. Татьяна медленно погрозила всем пальцем и уточнила:
       - Нет, с мальчишками она, конечно, не спит... Сейчас я скажу правильно... Вот, слушайте: Валентина Ивановна спит в комнате мальчишек... Так?.. Вы тоже будете спать в комнате мальчишек...
       "Начинается..." - подумал я, но на всякий случай спросил:
       - Может быть, вермишель сварить... или чаёк?..
       На кроватях взахлеб рассмеялись и застонали:
       - Какая вермишель, мы на животы лечь не можем!.. Рассольчику бы...
       - Девчата, а ведь вы вроде бы под градусом, - строго сказал я.
       Татьяна села и натянула простыню до подбородка:
       - Под каким ещё градусом?.. На террасе заставили водочки выпить для сугрева... А в столовой - только вино под картофельное пюре с мясом... Ну и здесь всего одна бутылка на четверых... Вон, даже ещё осталось...
       Я опрокинул бутылку горлышком вниз.
       - Смотри ты, - удивилась Татьяна. - Куда же оно подевалось?... Испарилось, наверно...
       - Ладно, спите, - сказал я и пошёл к ребятам.
       Олег ждал меня и хотел отчитаться за проведённый вечер, но я только рукой махнул: представляю, что тут у вас было!
       Утром, после могучего завтрака в столовой, я зашёл к начальнику приюта. Никаких следов от вчерашнего застолья не было видно на его смуглом лице.
       - Спасибо, Цезарь, выручил, - сказал я.
       - Э-э, о чём говоришь? Слушай, сейчас туристы в Местию на базу поедут. Но в автобусе мест нет, извини. Я тебе грузовик дам, хорошо будет.
       - Хлопот с нами...
       - Какие хлопоты с друзьями, дорогой? Ну, иди, собирайтесь, ты извини, дела у меня с утра. Слушай, а может, останетесь ещё на день? Поговорим вечером, с ребятами твоими познакомимся, а?
       - Нет, Цезарь, спасибо. Нам ещё далеко шагать.
       - Ну хорошо, иди. Я подойду к машине, ещё попрощаемся.
      
       В грузовике ребята восхищенно вертели головами. Смотреть и вправду было на что: прямо за приютом начинался травянистый склон Мазери, упиравшийся в чёрные скалы, выше которых лежали сплошные снега; отъехав чуть дальше, увидели, как из-за Мазери появляются вершины двурогой Ушбы; потом всё чаще начали попадаться домики со знаменитыми сванетскими башнями из огромных отесанных камней: мощная оборона от лихих набегов, а когда выехали на единственную дорогу, связывающую Сванетию с остальным миром, внизу развернулась широкая долина Ингури, располосованная зелёными полями, среди которых ютились маленькие селения, тоже с башнями, уцелевшими и полуразрушенными, - память о давних неспокойных временах.
       Удивительная это страна Сванетия! Её верхняя часть, по которой наматывал километры наш грузовичок, никогда и никем не была покорена. Не знали здесь крепостного права, отбивались от всех пришлых - и от мингрельских князей, владевших приморскими землями, и от царских солдат. Управлялись сами, как уж умели, но по своим обычаям, крепко порушенных советской властью, и всё-таки хранимых поныне этим малым по численности народом. И называют сваны свою страну не Верхней Сванетией, а Вольной, в отличие от той, что лежит ниже, в другом ущелье за высоким хребтом.
       Обо всем этом я подробно рассказывал ребятам ещё в поезде, а теперь уточнял детали, называя вершины, и указывая на тропы, ведущие к не видным с дороги перевалам.
       Когда вдалеке показался частокол башен Местии, я прервал беседу и напомнил, как нас встретили на Южном приюте.
       - Поймите, здесь меня многие знают, и без застолья не обойдется. Так что гуляйте по Местии без меня, по крайней мере не сопьётесь. За старшего Татьяна.
       - Не такие уж мы пьянчужки, - неуверенно сказала Валентина Ивановна.
       - И руководителя в трудную минуту не оставим, - плотоядно улыбнулся двухметровый Саша Киселёв. - Местные блюда ведь тоже надо попробовать...
       - В домах сванов хотелось бы побывать, - серьёзно сказал Олег, - а без вас неудобно в гости напрашиваться.
       - Ладно, там разберёмся. Только ведите себя поскромнеё. По одному не ходить, особенно девочкам. И никаких лишних знакомств.
       Я попросил шофёра сгрузить нас не на турбазе, а подальше от неё, возле школы, полагая, что так будет спокойнее, и что своих знакомых найду сам ближе к вечеру, после того как обустроимся в предоставленном нам классе и наконец-то сварим обед из собственных продуктов. Но едва загудели примуса, как в класс ворвался старший инструктор турбазы Арсен, и после непременных объятий и поцелуев приказал сворачивать всё хозяйство, потому что на турбазе нам уже выделены два домика с кроватями. Три года назад Арсен водил моих краеведов-школьников по домам в Местии и в ближних селениях, где мы записывали рассказы стариков о давних временах, слушали красивые легенды, ну и (не без того) засиживались допоздна за столом, накрытым для нежданных гостей. Потом я прислал Арсену материалы по истории Сванетии для проведения экскурсий в местном музее, у нас началась короткая переписка, которая, как это часто бывает, постепенно оборвалась, но добрая память о знакомстве осталась, и вот сейчас Арсен ничего не хотел слушать, обижался, указывал на законы гостеприимства и требовал немедленного переселения на базу, где нас уже ждут, и где мы после отбоя хорошо отдохнем. Это меня беспокоило больше всего, и я твёрдо сказал, что мы останемся в школе, но с друзьями встретиться надо и на базу мы, конечно, придём.
       Вернулись мы в школу во втором часу ночи, с отвращением посматривая на вскрытую днём коробку с продуктами...
       Утром на школьном дворе нас уже ждали двое местных мальчишек. Они передали нам ведро молока и сказали, что дедушка Илико ждёт нас. Никакого осмотра Местии в этот день не получилось: после дедушки Илико надо было хорошо отоспаться, а потом по настоянию девчонок мы снова пошли на турбазу, помыться в душе, и снова вернулись не в самый ранний час.
       - Виктор Яковлевич, отсюда надо бежать, - Олег пнул коробку с продуктами. - Если и завтра так будет...
       Я знал, что завтра будет точно так же, потому что уже получил приглашение от нескольких уважаемых стариков, и теперь, глядя на свою осоловевшую команду, предложил спасительный план - не очень блистательный, но другой в моей гудящей голове как-то не складывался:
       - В гости пойду только я один. Начну с утра, когда ещё не успеют приготовить стол. Вы же часов в одиннадцать идите в музей. Если он закрыт, пусть Олег сходит на базу и попросит Арсена провести экскурсию. Заодно спросите, через какой простенький перевал можно попасть в Нижнюю Сванетию. После музея сразу в школу, готовить обед. Меня не ждите, но постараюсь придти пораньше. Послезавтра с утра на маршрут. Возражений нет?
       - А коробки снова на себе тащить, - вздохнула студентка. -
       Мы и одну-то не опорожнили...
       - Ну, эту мы прикончим, - уверенно сказал Киселёв. - А потом на маршруте ещё парочку добьём. Всё будет в порядке.
       Утром нам принесли ведро горячей вареной картошки и бутылку чачи местной выделки, напомнив, что ждут в гости.
       Завтракать, памятуя о предстоящих визитах, я не стал. Меня сочувственно проводили, обнадежив, что если не вернусь засветло, будут организованы поиски.
       В первом доме мы не торопясь, разговаривали с хозяевами за жизнь, потягивая дешёвое вино и ароматную чачу, а после полудня перешли в другой дом, где за обильно уставленным столом собралось много знакомых и незнакомых людей. Меня шумно встретили, и начались бесконечные тосты, так что вернулся я в школу только в сумерках. В классе никого не было, и по остаткам продуктов в коробке я понял, что обед не готовили. Потом в коридоре зашаркали, заговорили - и в класс ввалилась моя команда.
       - Это чёрт знает что такое! - удивляясь и сердясь, размахивал руками Олег. - Я за всю жизнь столько не выпил, как за эти дни!
       Киселёв мрачно опустился на спальник:
       - Вроде сначала всё шло по плану, а тут на тебе...
       - Не надо было на базу идти, - захихикали студентки.
       Ребята заспорили, взрываясь смехом, и перебивая друг друга, рассказали, что экскурсию Арсен провел, и указал перевал, через который нам надо идти. Это в самых верховьях ущелья, у самого дальнего селения Ушгули. Но туда надо добираться машиной, а машину ещё надо организовать, и Арсен сказал, что лучше подождать на базе, пока он обо всем договорится. А на базе у Арсена оказались дела, он же всё-таки на работе, и ребята пообедали, потом играли в волейбол, потом ждали Арсена, а когда машина нашлась, у Арсена в комнате был прощальный ужин со всеми вытекающими из него последствиями...
       - А в Ушгули вас тоже знают? - опасливо спросила Валентина Ивановна.
       - Нет, - успокоил я ребят. -Так что загулы окончились... Хотя всё может быть...
       Грузовик за нами пришел ближе к вечеру, и мы наконец освободились от коробки с продуктами, успев позавтракать и пообедать. В селении шофёр что-то крикнул сидевшим на скамеечке парням, они забрались в кузов и сопроводили нас до тропы, ведущей к перевалу. Грузовик укатил, а парни помогли дотащить наши грузы наверх к ручейку, сказав, что леса до самого перевала не будет, а ещё один ручеёк "надо вниматэлно смотреть" высоко на склоне. Мы распрощались, поставили палатки, вскрыли коробку с продуктами и начали заправлять примуса. Но тут вернулись новые знакомые, таща на спинах вязанки хвороста, а в руках раздутые сумки, из которых вытащили кастрюлю с вареным мясом, горячую картошку, хлеб, две банки молока и (тут раздался тоскливый стон Олега) несколько бутылок мутноватой чачи.
       Наших интеллектуальных возможностей не хватило для определения того предела, который нельзя переступать, вливая в себя лукавый сванский самогон. Поэтому прощались мы с новыми знакомыми не вставая, долго и бессвязно благодаря за прекрасный вечер.
      
       Ещё до восхода заново упаковали коробку, потому что остатков ужина хватило и на завтрак.
       - Итак, мы на маршруте уже пять дней, - угрюмо сказал Олег. -За это время опорожнили только одну коробку, а должны были три... Товарищи, я больше так не могу. Между прочим, у меня роду были алкоголики, а наследственность вещь серьёзная...
       - От судьбы не уйдешь, - меланхолично заметила Валентина Ивановна.
       - А может быть, пару коробок здесь оставить, - предложила студентка. Надорвёмся мы...
       - Ещё чего! - Киселёв взял свои коробки и начал приторачивать к рюкзаку. - Куда с перевала-то попадём?
       Я развернул карту:
       - Вроде бы на шоссе. А по нему на попутке в Они. Городок это или селение, не знаю. На месте видно будет.
       - Ребята, - сказала Ирина, - давайте договоримся: ни в какие контакты с местными жителями не вступать. А то и вправду сопьёмся.
       Предложение было признано дельным, и мы потянулись на Сванетский хребет, с которого и спустились к дороге во второй половине жаркого дня. Машин долго не было. Мы вытащили примуса, решив устроить перекус с чаем. Но тут возле нас тормознул грузовик.
       - Вам куда ехать? - спросил шофер.
       - Вниз, в Они, - сказал я.
       - Э-э, я вверх еду, - сказал шофёр, - хотя мы и сами видели, что не в нашу сторону.
       Шофёр заглушил мотор, вышел из кабины, потянулся и сел рядом.
       - Ты начальник, да?
       - Начальник, - сказал я. - Видишь, войско есть, а машины нет.
       - Меня Надир зовут, - протянул руку шофёр.
       Мы познакомились, помолчали, потом посетовали на жаркую погоду, я поведал, откуда и куда идём, а когда темы для разговора начали иссякать, подошли девчонки и поставили перед нами миски с наложенной на хлеб тушёнкой, печенье и конфеты.
       - Э-э, спасибо, я сыт, - сказал Надир.
       - Ничего, ничего, от еды ещё никто не умирал, - дружески, как старому знакомому, улыбнулась Татьяна. - А вы куда направляетесь?
       Широко распахнутые наивные глаза Татьяны осечек не давали, и я понял, что машина у нас будет, никуда Надиру теперь не деться.
       Надир как-то сразу потерял ко мне интерес, повернулся к Татьяне и начал рассказывать, что едет он в санаторий, который высоко в горах, что там хороший лес и прохладно, и что лучше нам всем ехать туда, потому что никаких машин вниз сегодня не будет, а он вниз поедет, но только вечером, и конечно, довезёт нас куда надо, потому что гости Кавказа - это его гости, тем более, что такая красивая девушка просит...
       - Надир, ты настоящий джигит, хотя и не на коне, - засмеялась Татьяна и махнула нам: "Грузитесь!"
       В санатории Надир первым делом принёс мягкий лаваш и яблоки, сказал, что скоро поедем, и пропал часа на два.
       Мы подремали в тени разлапистых деревьев, а когда жара чуть ослабла, снова забрались в грузовик, рассевшись на каких-то тюках, прикинув, что в Они попадём ещё засветло.
       - Сначала ко мне заедем, - сказал Надир, кое-что взять надо.
       Во дворе дома Надира стоял большой струганный стол со скамейками, рядом у печки хлопотали две женщины в чёрных платьях, как это принято у сванов, в память об умерших ближних и дальних родственниках. Женщины гортанно заговорили между собой, нарезали хлеб и поставили на стол банки с молоком.
       - Кушайте, пожалуйста, - сказал Надир и ушёл в дом.
       Сидеть за столом без хозяев было неловко. Женщины молча стояли у печки, сложив руки на животах. Мы попросили их сесть рядом, но они только заулыбались в ответ.
       Вернулся Надир, посмотрел на пустые стаканы, что-то сказал женщинам, и на столе появилась бутылка чачи.
       - Давайте выпьем перед дорогой.
       - Надир, мы непьющие, а ты за рулем, - сказала Татьяна.
       - Ничего, ничего, понемножку можно, - и налил каждому по четверти стакана. - Давайте выпьем за то, чтобы мне и вам всегда было хорошо в пути. Давайте выпьем за то, чтобы мы всегда приходили туда, куда хотели придти!
       Все встали и подняли стаканы, а я покропил из своего землю:
       - Мир и благополучие вашему дому, Надир!
       - Э-э, ты знаешь наши обычаи?
       - Немного знаю.
       Надир быстро заговорил с женщинами, потом повернулся ко мне:
       - Слушай, я торопился ехать, но так нельзя. Вы уважаете сванов, а мы уважаем вас. Сейчас будем хорошо кушать, а вниз успеем. Ты не волнуйся, я скажу, где ночевать.
       - А, может быть, сразу поедем, - попросила Татьяна.
       - Молчи, женщина! - оборвал Киселёв. - Здесь мужчины решают!
       - Правильно говоришь! - рассмеялся Надир и взялся за бутылку. - Начальник, скажи красивый тост!
       Понятно, что в Они мы успели только к сумеркам. Надир подвез нас к школе, сказал, чтобы сгружались, ушёл и вернулся с директором. Нас разместили в широком коридоре на втором этаже. Директор приглашал зайти к нему домой "нэмного покушать", но мы уже были опытными в этих делах и, горячо поблагодарив, отказались, сказав, что уже много покушали у Надира.
       Прощаясь с хозяевами, Олег было заикнулся об оплате проезда, но Надир огорченно покачал головой:
       - Э-э, вы же гости. Разве можно с гостями о деньгах говорить? Давай лучше свой адрес, может, буду в Москве, к тебе приду.
       Мы остались одни, уселись на разложенные спальники и начали обсуждать завтрашний день.
       Киселёв взял примус:
       - Ужинать, как понимаю, никто не хочет. Я только чаёк вскипячу.
       - Понятливый ты наш, - улыбнулась Валентина Ивановна и повернулась к ребятам: Если кто хочет кашки, то говорите, не стесняйтесь.
       - Отставить! - застонал Олег. - Пытка пищей запрещена!
       В дверь постучали, и у порога неловко затоптались двое подростков.
       - Здравствуйтэ! Мы тут узнали, что у нас гости из Москвы, вот нэмножко покушать вам...
       Мы неприлично расхохотались, чем окончательно смутили новоявленных волхвов. Первой взяла себя в руки Татьяна:
       - Это не над вами смеются, - пояснила она. - Просто мы недавно плотно поели. Да вы проходите, садитесь на спальники. А сумку у дверей оставьте, спасибо, но нам ничего не надо.
       - Как нэ надо, - сказал подросток и поставил сумку на спальник.-. Сейчас нэ надо, завтра надо будет.
       Он достал из сумки хлеб, картошку, мелкие зеленые груши и... бутылку чачи.
       - Спокойно! - шепнула Валентина Ивановна схватившемуся за голову Олегу.
       Мы не успели ещё близко познакомиться, как дверь распахнулась, и к нам ворвался всклокоченный мужчина лет тридцати. Не здороваясь и не спрашивая разрешения, он присел перед дарами подростков, быстро переворошил всё, вытащил затычку из бутылки, провёл горлышком около носа, брезгливо скривился и громко закричал. Подростки бросились к двери и затопали вниз по лестнице.
       - Нэт, вы посмотрытэ, что они вам прынэсли! - закричал мужчина.
       По русски он говорил плохо, и мы с трудом разбирали его возмущенные тирады.
       - Нэт, вы посмотрытэ! - Мужчина отбросил в сторону несколько груш. Развэ это груша? Вот груша! - он высыпал на спальник крупные розовеющие плоды. - А чача? Это же грушевый чача! Ах, как нэхорошо! Вот чача! - Он извлёк из своей сумки три бутылки. - Это хароший чача! Хароший пшэнычный чача! А вот памидор, вот огурэц, вот того-сэго. Давай миски, рэзать будэм, кружки давай, садысь все, кушать будэм!
       - Подожди шуметь. Тебя как зовут? - остановил его Киселёв.
       - Гиви меня зовут.
       - Послушай, Гиви, мы уже поели, нам спать надо...
       - Зачэм спать? Говорить нада, пэть нада.
       - Нет, Гиви, устали мы, - Олег отодвинул стакан с чачей. - За угощение спасибо, но понимаешь, мы сегодня через перевал шли, потом ехали долго, а завтра ещё машину искать... Так что извини.
       - Зачэм машину искать? Я машину искать! Гиви вложил стакан в руку Олега. - Куда нада машину?
       - В Шови надо, - сказал я.
       - В Шови буду искать, - кивнул Гиви. - Давайтэ паднимэм этот стакан за красивых дэвушэк, так хорошо будэт, да?
       Мы чуть пригубили, но Гиви настоял, чтобы мужчины выпили до дна. Мы уже заметили, что Гиви был навеселе, и потому без особых церемоний распрощались с ним, заперев входную дверь.
       - Никакой машины он искать не будет, - ложась поверх спальника, буркнул Олег. - Жарко сегодня.
       - Это с перепоя, - объяснила Валентина Ивановна.
       Олег не ответил и закрыл глаза.
       - Если завтра коробку не вскроем, я её выброшу, - сказал Киселёв. - У меня рюкзак за сорок кэгэ.
       - Так это для общего физического развития, - съязвила студентка. - Чтобы жизнь мёдом не казалась.
       - Я вот чего не пойму, - сонно сказал Олег. - Уже неделю идем, а всего один настоящий перевал... И не идём, а только с машины на машину... Поход называется...
       - А кто маршрут разрабатывал? - спросил я.
       Олег приподнялся на локте:
       - Ладно маршрут, но зачем же пить столько? Ведь каждый день не просыхаем...
       - Кавказское гостеприимство, - вздохнула Ирина. - Мы же не напрашиваемся.
       - Вот что, - сказал Олег. - Останавливаться надо вдали от людей и только в палатках.
       - Не получится. В Шови на турбазе ночуем - напомнил я. - И в Мцхете тоже...
       "И никто не узна-а-ет, где могилка моя!" - пропел Олег. - Спокойной ночи, собутыльники...
       На завтрак мы быстренько приготовили салат из подаренной вчера картошки и овощей, упаковались и двинулись на поиски машины. Перед уходом Валентина Ивановна под торжественный марш, отбиваемый на кастрюле Олегом, слила в унитаз оставшуюся чачу.
       - Кто бы поверил, что так обращаются с божественным напитком, - вздохнул Киселёв.
       - Можешь допить, - щедро разрешила Татьяна.
       - Нет уж, я хоть и крепок здоровьем, но не до такой степени. - Киселёв посмотрел на коробки с продуктами:
       - Они заговоренные, что ли? Ведь и вправду домой придётся везти...
       Машину мы не нашли и расстроенные поплелись в школу.
       Перспектива провести ещё одну ночь в Они нас как-то не особенно вдохновляла, потому что в домашних тренировках перед горами обильные возлияния не значились, в чём меня дружно упрекнула поникшая команда.
       На ступеньках перед дверью школы сидел Гиви.
       - Зачэм долго гуляетэ? - закричал он. - Машина сэчас будэт.
       - Ну, Гиви, выручил! - обрадовались мы. - Вот спасибо! Да мы готовы давно, надо только ключ от школы директору отнести. Не знаешь, где он живет?
       - Давайтэ ключ, я пэрэдам!
       - Нет, Гиви, так нельзя. Нам дали, мы и вернуть должны.
       - Тогда сыдытэ здэс, я позову дырэктор.
       Пришел директор школы. Пока мы благодарили его, Гиви разложил на скамейке лаваш, домашний сыр, огурцы и помидоры.
       - Извините, развёл руками директор, - не знал, что вы уезжаете. А Гиви говорит, спешить надо. Так что стол у нас скромный будет.
       Гиви вытащил из сумки стаканы и наполнил их чачей. Девчонки на всякий случай встали рядом с побледневшим Олегом.
       - Когда гости уходят, на сердце становится пусто, - сказал директор. - А чтобы сердце наполнилось радостью, гости должны снова приходить. Мы ждём вас. И давайте выпьем за новую встречу!
       Мы покорно хлебнули и налегли на закуску. Гиви укоризненно посмотрел на недопитые стаканы и снова долил до краев.
       - Не надо больше, - взмолился Олег. - У меня здоровье слабое!
       - Такой большой, а больной, - удивился Гиви. - Ладно, ешё нэмножко прапустым - так будэт по-русски? Больному пыть многа нада, чача лучий лэкарство! Будэм пыть за наш дирэктор, он очэн хорошый чэловэк!
       Отказаться выпить за директора было никак нельзя.
       Гиви взялся за вторую бутылку, но, к счастью, на дороге остановился грузовик.
       - Всё, друзья, - я поставил стакан с недопитой чачей на скамейку.- Ещё раз огромное спасибо! Приезжайте к нам, будете дорогими гостями. Таня, запиши мой адрес и телефон.
       Директор аккуратно взял стакан со скамейки, нацелился и вложил в мою руку:
       - Я хочу выпить этот бокал за вас, за учителей. Потому что мудрость каждого народа от одного поколения к другому передается вашими теплыми руками. И пусть эти стаканы звенят, как хрустальные бокалы... Пусть каждый из нас услышит их чистый хрустальный звон!
       Нет, хрустального звона мы не услышали. Только тупой стук от сдвинутого граненого стекла отозвался в наших тяжелеющих головах.
       Гиви догнал грузовик и сунул Олегу объемистый мешочек. Когда мы начали что-то соображать и связно говорить, Олег развязал мешочек. Там были крупные груши и... бутылка чачи. Олег взвыл и шарахнул бутылку о придорожные камни. Вот только теперь звук лопнувшей бутылки показался нам очаровательным хрустальным звоном...
      
       В Шови поставили палатки на турбазе и наконец-то вытащили продукты из второй коробки. Я сказал ребятам, что идти через Мамисонский перевал не имеет смысла, там колесная дорога, и с нашим грузом мы протащимся два дня. Так что лучше воспользоваться машиной, тем более, что завтра пустой грузовик идёт на ту сторону и нас согласны подбросить до селения Зарамаг. От него до Рокского перевала всего день пути.
       Мы провели чудесный вечер, не подходя к большой группе плановых туристов, шумно отмечавших окончание своего путешествия.
       - Приеду домой, непременно запишусь в общество трезвости,- пообещал Олег. - А сейчас давайте поднимем кружки за китайцев, подаривших миру такой прекрасный напиток, как чай!
       - Что с коробками-то делать? - спросил Киселёв. - Завтра эту опорожним, останется девять. На маршруте ещё одну умнём, а куда остальные?
       - Две израсходуем в Мцхете и Тбилиси, - начала загибать пальцы Валентина Ивановна. - Три оставим для моря... Одна резервная... Всего две лишних, что ты волнуешься?
       - Да не будем мы ничего варить в городах, - пробурчал Киселёв. - На кафе и столовые навалитесь. Виктор Яковлевич, а можно как-нибудь удлинить маршрут?
       - В общем-то, можно. Машина идет в Орджоникидзе. Сойдём на повороте к Цейскому ущелью. Километров пять по хорошей дороге вверх - и попадаем в красивейший район. Снежные вершины, рядом мощный ледник. Остановимся на турбазе, у меня там знакомые...
       - Нет уж! - закричал Олег. - Хватит с нас ваших знакомых! Куда угодно, но только подальше от людей! Лучше под Рокским перевалом несколько дней постоим.
       - Там дров нет, - сказал я.- И плановые туристы шастают.
       - Тогда выбираемся к морю. Надо же отдохнуть от этого алкогольного похода!
       Нас довезли до турбазы "Зарамаг". Я указал на поворот в Косарское ущелье и предложил ехать дальше, чтобы подняться на Цейскую поляну, но ребята не захотели, серьёзно опасаясь ещё одной встречи с моими знакомыми.
       -А здесь тоже Сванетия? - опасливо спросила Татьяна.
       - Нет, - успокоил её Олег. - Сваненитя осталась за Мамисонским перевалом. Здесь уже Северная Осетия. А перейдём Рокский, там уже Южная.
       - Хорошо бы в душе помыться, - мечтательно сказала студентка, присаживаясь на камень.
       - А вы сходите, может быть, договоритесь с директором, - предложил я.
       Отряжённые на переговоры девчонки вернулись и сказали, что разрешение получено.
       На базе нас встретил директор. Мы дружно поздоровались. Директор кивнул и внимательно посмотрел на меня:
       - Слушай, где-то я тебя видел.
       - Останавливался я два раза возле базы со школьниками. Но это давно было.
       - Нет, здесь не помню. А ещё где?
       Мы начали вспоминать, перебирая маршруты и туристские слёты, пока не сошлись на том, что встречались не далее как прошлой зимой в Москве, на представительном совещании, где я сетовал с трибуны на нехватку альпинистского снаряжения.
       - Смотри ты, - удивился директор, - страна большая, а дороги пересекаются. Ну идите, мойтесь. Потом зайдёшь, попрощаемся. Я у вас гостем был, теперь вы у меня.
       - Виктор Яковлевич, - осторожно спросил Олег, когда мы зашли в предбанник, - надеюсь, это прощание надолго не затянется?..
       - Надейся. Надежда - это последнее, что остается у человека.
       Прощание и вправду не было долгим. Нас пригласили в столовую, где к хорошему обеду добавили только пару бутылок сухого вина. Так что всё обошлось.
       Отойдя от турбазы, мы перепаковались, отдав мою и Олегову коробки студенткам, идущим уже без продуктов.
       - Вот так всегда, - вздохнул Киселёв. - Вечерами для вас на гитаре бренчи, днем две коробки тащи... А все так по одной.
       Олег помог Саше взвалить на спину двухэтажный рюкзак:
       - Нэхорошо гавориш, дарогой! Началник адну каробку нэсет, я, пачти офицэр, адну коробку нэсу, а ты кто? Ты рядовой солдат. Твоё дэло нэсти и выражать радост! Повторы!
       - Саша, у тебя носовой платок есть? - спросила Валентина Ивановна. - Давай, до перевала помогу донести.
       Киселёв начал медленно вытаскивать из ножен тесак, но раздумал и встал на своё место позади колонны.
       Мы прошагали до первых звёзд и застолбились на полянке, от которой начиналась тропа к Рокскому перевалу.
       Девять основательно помятых коробок с продуктами издевательски шелестели на ветру лохмотьями полиэтиленовой пленки. Мы уже понимали, что ни в городах, ни на море опорожнить их не успеем. Оставить пару коробок на полянке с запиской, что дарим их нуждающимся, посчитали неуместным: лишний груз никому не нужен.
       - Вот что, - сказал я. - Под перевалом раньше была кошара. Вероятно, она и сейчас там. Почему бы не оставить коробки чабанам?
       - А чабаны с вами знакомы? - насторожился Олег.
       - Успокойся. Больше знакомых не предвидится. В Мцхете был всего один раз, но ни с кем в контакты не вступал. В Тбилиси тоже никого не знаю. На сухумской турбазе - только шапочное знакомство, так что никакого застолья больше не будет.
       - Вы это уже говорили, - вздохнула Татьяна.
       - Я говорил, что в Сванетию не надо идти. А вы: "Ах, Местия, ах, Мцхета, ах, исторические места!" Между прочим, закупкой продуктов ты заведовала. А теперь виноватого ищешь?! Киса, разберись с ней. Где твой тесак?
       У кошары, недалеко от тропы, ведущей на перевал, сидели чабаны. Мы прошли чуть выше и остановились.
       - Ну, что, ночуем здесь или идём дальше? - спросил я.
       - Ночуем! - сразу же сказал Киселёв. - Через перевал коробки я не понесу!
       Таня посмотрела на часы:
       - Сейчас двенадцать. Приготовим обед, отдохнём, потом полдник, а потом ужин. Устраивает?
       - Ещё как! - обрадовался Киселёв и начал отвязывать коробки. - Только перед сном ещё чай с печеньем.
       Пока ребята возились с примусами, я с Валентиной Ивановной подошёл к чабанам. Познакомились, поговорили немного, и я сказал, что у нас остались кое-какие продукты, которые мы бы хотели им подарить.
       - А что за продукты? - спросили чабаны.
       - Крупы всякие, тушёнка, сахар, супы в пакетиках...
       - Нет, спасибо, у нас всё есть. Зачем нам тушёнка? У нас бараны, свежее мясо. Сахар принесите, больше ничего не надо.
       Мы пошли к своим палаткам.
       - Кисе сразу не говорите. Его ещё нужно подготовить, а то в обморок грохнется, - сказала Валентина Ивановна.
       - Приготовь нашатырь, - посоветовал я.
       Мы пригласили чабанов отобедать с нами. Они вежливо попробовали супчик, но от вермишели с тушёнкой отказались, сказав, что надо идти сгонять отару с гор.
       Обед был устрашающе плотным, и полдник готовить, несмотря на просьбы Киселёва, никто не захотел. Отоспавшись, ребята без толку слонялись возле палаток, пока чабаны не подвели к ним оседланную лошадь для неспешного катания по склонам. Когда стемнело, чабаны позвали нас к своему костерку.
       - Откуда дровишки? - спросил Олег.
       - Снизу привозим, - сказали чабаны. - Садитесь, сейчас ужинать будем.
       - Я ухожу, - шепнул мне Олег. - Я не выдержу.
       - Чего не выдержишь? Ты посмотри, - я кивнул на двух чабанов, подтащивших к костерку закопчённый чан с пловом. - Никакого распития не планируется.
       Я ошибся. Пока мы ходили за своей посудой, из кошары принесли стаканы и матово отсвечивающую трехлитровую бутыль чачи. Правда, неполную.
       Таня лукаво посмотрела на меня:
       - Вы же обещали, что с пьянством покончено.
       Я сокрушенно пожал плечами:
       - Кто же знал...
       Мы пригубили и начали жаловаться, что пьём ежедневно и вчера решили окончательно завязать: ведь пропитались спиртным настолько, что даже боимся к костру подходить.
       - У нас на Кавказе гости почёт для любого дома, - заулыбались чабаны. - Как с ними не выпить? Не выпить нельзя. Давайте по одному разу, а потом кто сколько хочет.
       Едва управились с пловом, как принесли на длинных шампурах шашлыки, которые не чаем же запивать...
       Когда мы добрались до своих палаток, вспоминать о запланированном ужине было бы кощунством. Валентина Ивановна присела рядом с мрачным Киселёвым, участливо уговаривая его не огорчаться, потому что вскрытую коробку мы перед выходом обязательно опорожним...
       Но с коробкой ничего не получилось: чабаны сказали, что надо доесть вчерашний плов, и что шашлыка тоже осталось много. Мы крепко переборщили с завтраком и решили отложить подъём на перевал до второй половины дня. Продукты из вскрытой коробки распихали по своим рюкзакам, и Киселёв сразу повеселел. Внушительный пучок шампуров с ещё тёплыми шашлыками хотели отнести к кошаре, но тут на тропе показалась колонна плановых туристов, медленно набиравших высоту.
       - Стой! - радостно заорал Киселёв. - Стой, вам говорят!
       Ослушаться двухметрового парня, видимо, показалось небезопасно, и колонна тормознула. Киселёв схватил шампуры и запрыгал вверх по тропе.
       - Выручайте! - взмолился Киселёв, раздавая всем, кто был ближе к нему, по шампуру. - Выручайте, иначе мы на перевал не поднимемся!
       Не смотря на протесты инструктора, напоминавшего, что задерживаться нельзя, потому что группа рискует опоздать к обеду, туристы сбросили рюкзаки и весело начали делить дарованный шашлык.
       Мы дружески распрощались, сказав, что к вечеру тоже сойдём с перевала, и часика через три уже стояли на седловине.
       - А все-таки поход ничего получился, - разминая плечи, сказал Олег. - Видели много: Пятигорск, Баксан, Сванетия, теперь здесь...
       - На машинах только мало ехали, - вздохнула Валентина Ивановна. - А то ещё больше бы увидели...
       - Не язви. Зато в познавательном отношении...
       - Безусловно, - согласилась Ирина. - Сколько сортов чачи перепробовали!
       - Не надо о грустном! - закричал Олег. - Это позади. А впереди солнечная Грузия и Чёрное море! И да здравствует трезвая жизнь!
      
       Издали, на подходе к селению, увидели большую толпу.
       - Праздник какой-то, - предположила Татьяна.
       Нет, это был не праздник. Это нас поджидали туристы, которых мы угощали шашлыком. Они уже отдохнули, успели принять на грудь, и теперь вздымали над головами ещё непочатые бутылки.
       - Мы вас давно ждём! - весело кричали они.- С прибытием! И теперь наша очередь угощать!
       - Товарищи, у нас сухой закон! - отводя в сторону протянутые ему кружки, пытался объяснить Олег. - Непьющие мы!
       - Сухой закон в горах, - смеялись туристы. - Ну, за встречу!
       Девчата, берите фрукты!
       Мы не смогли отбиться от шумного натиска путешественников, осиливших первый в своей жизни перевал, и под одобрительные возгласы и аплодисменты сдвинули с ними кружки "золотого терпкого вина".
       Всё-таки у нас хватило мужества отказаться от приглашения на турбазу, где встреча будет продолжена. На околице мы распрощались с весёлой компанией и сбросили рюкзаки у запертых дверей одноэтажной школы.
       Искать директора отрядили Олега. Ушел он засветло, а вернулся уже под звёздами. Приближался Олег медленно, твёрдо впечатывая ноги в землю, словно раскачивал палубу небольшого корабля. На вопросы, где он пребывал так долго, Олег не отвечал, а только ласково улыбался, одаривая нас знакомым ароматом чачи. Мы хотели его усадить, но Олег решительно поводил указательным пальцем перед собой и сказал, что будет докладывать стоя.
       Из длинной и образной речи Олега мы поняли, что директора дома он не застал, но выяснил, что директор на сенокосе, и что это недалеко от селения. Олег пришел на луг и спросил, кто здесь директор школы. Директор сразу признался и тут же предложил выпить за знакомство. Бывшие на лугу мужчины оставили косы и тоже подошли знакомиться, поэтому пришлось выпить и с ними.
       - Я пытался объяснить, что мне нужен ключ от школы, - покачиваясь, втолковывал нам Олег, - но все только кивали да подсовывали мне хлеб и помидоры. Ну и конечно, следили, чтобы кружка не оставалась пустой. Наконец директор сказал, что ключ он даст, но с собой его нет, и нужно написать записку жене, а на чём писать и чем писать, у него тоже нет... Я протянул ему записную книжку и ручку. Директор посмотрел, как в ручке плавает рыбка, и пустил ручку по кругу. Мужчины одобрительно зацокали, заулыбались, и тут я совершил ошибку... Я сказал, что дарю ручку директору, - Олег икнул и деликатно помахал ладонью возле рта. - Так вот, то, что мы уже выпили, оказалось не в счет. Одарить меня было нечем, зато этой самой чачи оказалось в избытке, косари ведь домой не ходят, ночуют в шалашах, чтобы утром по росе начать... В общем, не отпускали меня долго, а пока я обратно шёл, пока дом директора в темноте искал, меня немножечко развезло... Заметно, да?...
       - Нисколько, ты же у нас как стёклышко, - придерживая Олега за поясницу, успокоила Валентина Ивановна. - А ключ принёс?
       - Ключ? - Олег задумался. - Ключ я, конечно, принёс... Если он не в этом кармане, то обязательно в другом... А если не в этом и не в этом, то значит... То значит, я его оставил на столе в доме директора...
       Мы расхохотались и принялись обшаривать Олега.
       - Как будущий офицер и наставник солдат, ты так не мог поступить, - сказала Татьяна и торжественно сняла через голову Олега веревочку с ключом.
       - Правильно говоришь, - снова икнул Олег. - Назначаю тебя своим адъютантом...
       Машину для отъезда в Цхинвали, ближайший от Рокского перевала город, мы не нашли и двинулись вниз пешим порядком. На ходу Олег весело вспоминал своё очередное знакомство с кавказским гостеприимством и допытывался у нас, было ли заметно, что он чуть-чуть выпил.
       - То, что немного хлебнул, это не страшно, к этому мы привыкли, - Валентина Ивановна подбросила на спине свой рюкзак. - Проблема в другом: что с коробками делать? Я как вышла со своей из Баксана, так и тащу. Послушайте, это же ненормально две недели на маршруте, а за спиной стартовый вес! Ну что вы, мужики, гогочите? Сами разгрузились и довольны. Девочки, предлагаю объявить сидячую забастовку! - Валентина Ивановна села, перекатилась на рюкзак и вылезла из лямок:
       - Всё, дальше я не иду!
       - Матриархат самая разумная система построения человеческого общества, - изрекла Татьяна. - Распустили мы мужиков! Садитесь, девчата, уже полтора часа топаем без привала! Виктор Яковлевич, пусть теперь все коробки ребята несут!
       - Мне кажется, это похоже на бунт, - сказал Олег. - Киса, помоги!
       Ребята схватили Татьяну за все конечности и начали раскачивать над обрывом.
       - Я всё поняла! - задергалась наша завпрод. - Я ошиблась! Матриархат - это давно отжившая структура!
       - Кому ещё требуется объяснять? - повернулся Олег к девочкам. - Никому? Виктор Яковлевич, дисциплина во вверенных вам частях восстановлена!
       Шутки шутками, но идти было действительно тяжело. И придавливал не столько груз, сколько сознание его бесполезности для нас. Поэтому на втором привале решили искать место для ночлега; да где его здесь найдёшь, когда с одной стороны дороги лесистый склон, а с другой - крутой обрыв к бурной реке. Я пообещал, что остановимся на первой же удобной площадке, и хотя все видели, что до спуска в долину мы ничего не найдём, с надеждой на возможный отдых идти было всё-таки веселее.
       - Стойте! - крикнул вдруг Киселёв. - Слушайте!
       Позади нас еле улавливался звук мотора.
       - Грузовик! - уверенно определил Олег и встал посреди дороги.- Дальше он поедет только через мой труп!
       Из-за поворота выехала полуторка и остановилась перед Олегом.
       - Вам куда? - высунулся из кабины шофер.
       - В Цхинвали! - закричали мы.
       - Садитесь!
       И снова жизнь вместе с тёплым ветром брызнула в лица самыми яркими красками! Ущелье кончилось, и теперь мы ехали посреди широких полей с черно-жёлтой стеной спелых подсолнухов, потом потянулась нескончаемая зелень виноградных плантаций, потом замелькали укрытые фруктовыми садами белые домики под красными крышами, с легкими террасами на высоких резных опорах. Из густой листвы тесных рядов пирамидальных тополей вырывались стайки птиц, своим гомоном заглушая урчание мотора. И над всей долиной, до самых дальних пологих холмов, разливалась голубизна безоблачного неба.
       Мы стояли у кабины, придерживаясь за неё и за борта, весело приветствуя всех путников на дороге, и орали какие-то разгульные песни, совсем не из нашего лирического запаса. Перетаскивание рюкзаков, непомерные возлияния и хлопоты походных дней остались позади. Теперь только встреча с древними городами Грузии и беспечный отдых на море! А лишние коробки с продуктами - это чепуха, их мы осилим, если не здесь, то в подмосковных лесах, вместе с товарищами, которые остались дома. Так что можно петь, даже не думая о ближайшем ночлеге, потому что всё образуется само собой, не в первый же раз попадаем в незнакомые места!
      
       В Цхинвали, долго не задерживаясь, втиснулись в автобус-тарахтелку, идущий в Гори. Водитель сразу начал кричать, чтобы взяли билеты на рюкзаки, даже тормознул автобус, грозя высадить нас на полдороги. Мы же объясняли, что рюкзаки у нас маленькие-маленькие, и что они всегда провозятся бесплатно, и что мы сидим на них и, стало быть, лишних мест не занимаем.
       - Я вас всё равно найду! - кричал водитель. - Где вы остановитесь?!
       - Откуда мы знаем, где остановимся, - рассмеялся Киселёв. Мы и ночевать-то не знаем, где будем!
       - Как не знаете, где ночевать?! - закричал водитель. - Как можно не знать, где ночевать?! У меня будете ночевать!
       Мы и пассажиры, слышавшие эту перепалку, расхохотались. А водитель, то и дело возмущённо вскидывая руки, продолжал кричать, что нельзя ехать в такой красивый город, как Гори, и не знать, где "уложить свои головы"...
       Автобус остановился на центральной площади. Водитель закричал, чтобы мы никуда не уходили, что он скоро приедет и что его зовут Давидом.
       Ошарашенные таким напором, мы покорно сидели у рюкзаков около часа, а когда всё-таки решили заняться поисками места ночлега, прикатил автобус. Давид поставил перед нами ведро помидоров, ещё какую-то снедь, и снова закричал, чтобы к вечеру мы были здесь, потому что у него ещё один рейс в Цхинвали.
       Мы побродили по городу и на всякий случай пошли к дому-музею товарища Сталина, который в прошлый мой наезд был закрыт, а теперь, оказывается, функционировал. На своей родине покойный вождь всего прогрессивного человечества почитался, как и в прежние времена. Мы пристроились к русскоязычной экскурсии, и моя молодая команда заполнила пробелы в образовании, потому что в их школьных учебниках о товарище Сталине говорилось несколько глухо...
       Давид приехал, когда на площади зажглись фонари. Мы колесили по притемнённым улочкам, мимо закрытых уже магазинов. Давид выскакивал из автобуса и приносил откуда-то стопки горячего лаваша, проперчённые огурцы, сырое мясо и (как же без этого!) бутылки водки, почему-то польской выделки. Унять его буйную энергию никак не удавалось: Давид даже не слушал нас, а только кричал, что уже скоро, и сейчас мы поедем к нему домой.
       Так же шумно он познакомил нас со своей матерью, женой и дочкой, которые почти не говорили по-русски. Но дочка осваивала в пединституте французский, а среди нас тоже нашлась знаток этого языка. Через двух переводчиков застольная беседа, перебиваемая пышными тостами, продолжалась очень долго, так что польская водка осталась только на донышке третьей бутылки.
       Укладываясь на балконе, Олег удивленно бормотал о кавказских обычаях и допытывался у меня, можно ли из Гори сразу улететь в Москву...
       Ещё за столом Давид сказал, что в Тбилиси обнаружили какую-то холеру, и что теперь оттуда к ним без справок о здоровье никто не приезжает. Нас это не обеспокоило: задерживаться в Тбилиси больше, чем на три дня, мы не собирались, а если к билету до Сухуми нужна будет справка, то пожалуйста, пойдём куда надо и получим.
       Утром Давид подвёз нас к автовокзалу и, пока мы выгружались, отлучился и вернулся с билетами до Мцхеты.
       - Давид, возьми деньги! - запротестовали мы.
       - Какие деньги?! Вы мои гости! - закричал Давид. - Буду в Москве, у вас гостем буду! Что, вы с меня деньги возьмёте?
       К слову сказать, через год Давид приехал в Москву, и мы устроили ему нехилую встречу.
      
       Ну конечно же, Мцхета сразу же поразила ребят своими церквами характерной грузинской архитектуры и монастырём Джвари на горе, тем самым, лермонтовским:
       "Там, где, сливаяся, шумят,
       Обнявшись, будто две сестры,
       Струи Арагвы и Куры,
       Был монастырь."
       Я сказал, что непременно поднимемся на гору, а ещё пойдём в усыпальницу Багратидов и в другие интересные места, но сейчас надо позаботиться о ночлеге, и пусть ребята поспрашивают у прохожих, где можно остановиться, а я схожу на турбазу узнать, есть ли там площадки для палаток "дикарей".
       Турбаза мне чем-то не понравилась. Я вернулся к своей команде и спросил, как обстоят дела.
       - Никак, - сказали ребята. - Никто ничего не знает.
       - Как не знает? - возмутился я. - Столько людей мимо вас идёт! Вот, например, - я указал на моложавого, спортивного вида мужчину.
       - Простите, вы не подскажите, где бы поставить палатки?
       - Подскажу, - улыбнулся мужчина. - Пойдёмте со мной.
       Я презрительно посмотрел на ребят:
       - Тоже мне помощнички!
       Мы подошли к серому зданию. Мужчина открыл дверь и пропустил нас в большой, устеленный матами спортивный зал:
       - Такое помещение вас устроит?
       Мы радостно переглянулись:
       - О лучшем и мечтать нельзя!
       - Тогда давайте знакомиться, - сказал мужчина. - Я Тенгиз, тренер по гребле. Сейчас должны быть республиканские соревнования, но у нас неприятность: обнаружились случаи заболевания холерой, так, что, понимаете, соревнования отменены и я не у дел.
       По-русски Тенгиз говорил с едва заметным акцентом и все время располагающе улыбался.
       Мы рассказали о себе и спросили, где здесь ближайшая столовая.
       - Столовую найдём, - сказал Тенгиз. - Но прежде сделаем так: девочки идут в душ, вы же с дороги, а после них мальчики. Вы пока располагайтесь, я скоро вернусь.
       - Что-то нам отчаянно везёт, - рассмеялась Татьяна, собирая для душа разную женскую дребедень. - Девчонки, вперед! Мальчишки, не скучайте без нас!
       Олег рухнул на маты, широко раскинув руки и ноги:
       - Если обойдётся без выпивки, я скажу, что действительно повезло.
       Девочки явились в тюрбанах из полотенец и погнали нас в душевую. А когда мы вернулись в зал, там был только незнакомый мальчишка. Он сказал, что девочки уехали с Тенгизом, но волноваться не надо, машина скоро придёт за нами.
       Что значит "не волноваться"? Конечно, мы насторожились, перебирая все причины внезапного исчезновения лучшей части нашей команды. Олег даже предложил идти в милицию и заявить о пропаже, но тут к спортивному залу подкатила "Волга", и шофёр пригласил садиться.
       - Куда едем? - спросил я.
       - В хорошее место, - ответил шофёр и дал по газам.
       Нас привезли в уютный подвальный ресторанчик, где за двумя сдвинутыми столиками вольготно сидели уже раскрасневшиеся девчонки. Этого варианта мы не предвидели.
       Тенгиз выстрелил в потолок пробкой шампанского:
       - Девочки не обижены. Надеюсь, и вам тут скучно не будет.
       Даже праведник Олег был сломлен широкой улыбкой Тенгиза и произнес витиеватый тост в его адрес. Пили мы немного, не притрагиваясь к водке, и по-моему, это Тенгизу понравилось. Он увлечённо рассказывал о Мцхете, обещал вывезти нас и в другие красивые места, где будем пробовать молодое вино, готовить шашлыки и наслаждаться богатым урожаем фруктов. К вечеру мы извинились, сказав, что хотим ещё успеть на почту позвонить домой. Ни о какой складчине Тенгиз и слушать не захотел: замахал руками, оставил нам ключ от спортзала и попросил разжигать примуса только во дворе.
       Мы отзвонились и спросили, какая сумма с нас причитается.
       - Ничего не надо, - ответила девушка из окошечка. - Всё оплачено.
       - Когда, кем?! - изумились мы.
       - Спорткомитетом, - улыбнулась девушка. - Ну, не совсем комитетом, но одним уважаемым человеком.
       - Это Тенгиз, - убежденно сказала Таня. - Ребята, так и в магазины нельзя будет заходить: а вдруг и там тоже...
       Она как в воду глядела. На следующий день нам пришлось отказаться от покупки конфет в ближайшей к спортзалу булочной и за всякой мелочёвкой ходить в другие кварталы.
       Каждое утро Тенгиз тихонько стучал в дверь и, получив разрешение, входил, держа под мышкой шахматную доску. За ним следовал мальчишка с подносом, на котором красиво располагались свежий лаваш, сулугуни, помидоры и всяческая зелень. Поэтому к завтраку готовился только чай. Мы и поочередно, и вместе пытались обыграть Тенгиза в шахматы или хотя бы свести партию в ничью. Но он только добродушно улыбался и быстро укладывал нашего короля на лопатки. Потом Тенгиз уходил по делам, а мы отправлялись знакомиться с Мцхетой.
       На третий день выехали электричкой в Тбилиси. Побродили по городу, зашли в краеведческий музей, поднялись на фуникулере на гору Мтацминда, где расположен грузинский Пантеон, а перед отъездом заглянули в кафе-мороженое. И когда захотели расплатиться, узнали, что за всё уже заплачено.
       - Не может быть! - закричал Олег. - Не может такого быть, Тенгиза с нами нет!
       Из-за ближнего столика поднялся худощавый юноша.
       - Здравствуйтэ! - сказал он. - Извинитэ, я нэмножко слушал ваш разговор. Вы наши гости. Я угощаю, извинитэ.
       Смеясь, мы перетащили юношу к нашему столику и начали объяснять, что уже устали чувствовать себя гостями, что мы очень богаты и пусть он возьмёт свои деньги назад. Юноша тоже смеялся, но денег не брал и просил не обижать его.
       Он проводил нас до троллейбусной остановки, распрощался, но скоро вернулся и вручил Валентине Ивановне огромный арбуз.
       - Я много слышал о грузинском радушии, - удивленно покачал головой Олег, - но чтобы такое... Будем рассказывать, не поверят.
       - Подожди, ещё поедем с Тенгизом в район, там тебе устроят приём, ещё наплачешься, - обнадежила Татьяна. - Думаешь, всухую шашлыки уплетать будем?
       - Не пугай, пуганые, - храбро сказал Олег. - Я теперь без чары доброго вина себя плохо чувствую. Как полагаете, Тенгиз к ужину бутылочку принесёт?
       В кассе вокзала мы поинтересовались билетами на Сухуми. И нас обрадовали, что ни в Сухуми, ни в какой другой город билетов не продают без наличия справки из городской санэпидемстанции. А как получить справку, нам объяснит врач вон в том уголке.
       Возле столика врача стояла толпа, мрачно слушая его то грузинскую, то русскую речь.
       Из объяснений врача получалось, что все мечтающие покинуть Тбилиси должны отсидеть пятидневный карантин в гостинице "Ушба", там сделают анализы на холерные палочки и определят, кому ехать или лететь из города, а кому прямиком в больницу... И что лучше в гостиницу попасть сегодня, потому что обрабатывать анализы не успевают и с завтрашнего дня карантин продлится шесть дней. И что нас, как дорогих гостей, примут там до двенадцати ночи...
       - Вот вам и отдых на море, - грустно сказала Ирина. - Столько таскались с рюкзаками, а в награду пожалуйте под арест на пять суток...
       - С забулдыгами всегда так, - согласилась Валентина Ивановна. - Могли и на пятнадцать суток посадить... Так что будем делать?
       - Рассуждать тут нечего, - сказал Олег. - Море отпадает, это ясно. Значит, надо мотать за вещами и передислоцироваться в гостиницу. Думаю, успеем.
       На скамейке возле спортзала сидел Тенгиз.
       - Долго гуляете, - сказал он и широко улыбнулся. - Завтра все экскурсии отменяются: едем в район и будем хорошо отдыхать. Там чистая река есть, правда, холодная, но купаться можно.
       Мы грустно молчали.
       - Что-нибудь случилось? - забеспокоился Тенгиз.
       - Случилось, - сказали мы и обрисовали ему ситуацию.
       Тенгиз искренне огорчился:
       - Ах, как нехорошо! Совсем плохо, да? Слушайте, а на день задержаться нельзя?
       - Нельзя. Лишний день в карантине сидеть будем... Большое спасибо за всё, Тенгиз! Огромное тебе спасибо! - Татьяна быстро потянулась к Тенгизу и поцеловала его в щеку. - Ты посиди с нами, пока паковаться будем... Извини, Тенгиз, времени мало, надо на электричку успеть.
       Тенгиз встал:
       - Не надо электричку, сейчас машину достану. А вы собирайтесь пока.
       Уже в темноте к спортзалу подкатил грузовик. Олег протянул Тенгизу листок с нашими адресами:
       - Ждём тебя в Москве. Ещё раз спасибо, Тенгиз!
       - До свидания! - закричали мы из кузова.
       - Зачем прощаетесь? - Тенгиз легко перескочил через борт. - Я с вами еду!
       Вокруг гостиницы молча ходили наряды милиции. Все двери, кроме одной, были накрест заколочены досками.
       Мы долго прощались с Тенгизом, подождали, пока он уедет, вскинули на спины рюкзаки и вошли в холл. Двери гостиницы захлопнулись за нами на пять дней.
      
       Кормили всех добровольных узников бесплатно, но символически: утром - манная кашка на воде и стакан чая; на обед жиденький супчик, пюре с ложечкой масла и компот. Ужин в меню не значился. Те, кто не хотели умереть с голода, могли питаться в ресторане по ценам, которые наш бюджет не выдерживал. Поэтому мы втихаря разжигали примуса на балконе, и с превеликим удовольствием опорожнили ещё две коробки из оставшихся шести.
       Никаких болячек у нас не нашли, вручили заказанные билеты на самолет, и сквозь коридор милиционеров провели в автобус. Аэровокзал был тоже окружен милицией, выйти из него можно было только на лётное поле.
       - Куда это вы с такими рюкзаками и коробками? - спросил сидящий рядом мужчина. - От нас туристы уже пустыми уезжают. Экспедиция, что ли?
       - Экспедиция, - сказал Киселёв.
       - Так самолет же на Москву.
       - А мы дальше, на север. Белых медведей кормить.
       Самолёт пролетал над горами, и ребята, ориентируясь по снежным вершинам Эльбруса, кричали, что видят Местию и перевал Бечо.
       - Конечно, маршрут так себе, - оторвался от иллюминатора Олег. - Не было практически маршрута, больше ехали. Но зато какие места! А как нас везде встречали!
       - "За столом никто у нас не лишний", - запела Татьяна.
       - Подожди, я серьёзно. Вспомните: балкарцы, сваны, осетины, грузины... Вы уловили разницу? Я не уловил.
       - Говорят, они между собой не очень-то дружат, - заметил Киселёв.
       - Не знаю. Всё от людей зависит... Отношение на отношение... Но человек человеку не волк, нет, не волк...
       Самолет вошёл в тонкую пелену облаков. Мы летели уже над Россией.

    ЗАЧЕМ?

       Памяти Сергея Шорникова,
       рядового альпиниста
       Илья Михайлович давно уже сидел на кухне, придавив морщинистыми кулаками цветастую клеёнку на столе. Когда боль в груди нетерпимо подкатывала к горлу, он начинал раскачиваться, и невидяще глядя в стену, выдыхал убаюкивающе: - А-аа-аа-а...
       Всегда шумная от друзей и знакомых квартира была пуста - домашние уже как неделю съехали на дачу, а он со своим непомерным учительским отпуском, снова остался руководить последними приготовлениями старшеклассников перед отъездом на Памир, стараясь среди нескончаемых забот упаковать рюкзак и не взять ничего лишнего, хотя давно знал, что лишнего ничего нет - за тридцать лет путешествий всё уже было отобрано до мелочей.
       Когда утром ему позвонили и сказали, что Серёжа погиб на Кавказе, Илья Михайлович удивлённо спросил:
       - Как?
       На другом конце провода не поняли и начали объяснять, что на спуске камнепад перебил верёвку, но слова доходили до Ильи Михайловича словно бы стороной, бессмысленным сочетанием звуков, сразу сделавших ненужным всё то, чем он занимался последнее время.
       - Надо что-то делать, - пытался зацепиться за какую-то мысль Илья Михайлович, - надо собрать ребят... Что-то делать, что-то делать... Наташа... Ну, конечно, сначала Наташа.
       До Серёжиного дома сорок минут езды.
       "Что-то делать, что-то делать", - выстукивали колёса метровского вагона.
       - Ты бы присел, отец.
       - Что? - оглянулся Илья Михайлович. - Ах, нет, благодарю вас.
      
       Так когда же это?... Наверно лет пятнадцать назад, может чуть больше (перестук колёс отвлекал Илью Михайловича и он недовольно морщился). Серёжа был тогда в восьмом, ну, конечно, в восьмом, такой невысокий, чуть располневший крепыш в очках. Как он попал в туристскую группу Илья Михайлович не помнил, как и не мог вспомнить Серёжу в первых подмосковных походах. Отдельные неясные картинки расплывчато перемещались и не связывались между собой. Помнил только, что в лидерах Серёжа не ходил, зато спорщиком был изрядным, нелогичным и азартным - заводился с полуоборота, за что и терпел незлобливые шутки ребят.
       Да, вот ещё, но это уже через год. Бежали тогда в Измайловском парке два семикилометровых круга по асфальтированной размеченной трассе. Рубки не было - обычная тренировка, но и халтуры тоже не допускалось. Быть может, в том забеге и выделился Серёжа из всех новичков.
       Илья Михайлович прикрыл глаза и ясно услышал знакомое Серёжино дыхание у себя за спиной.
       Вот так, по-кошачьи фыркая, он и потом ходил по скалам, внешне неуклюже, но год от года уверенней, и снизу казалось, что нужные полочки и зацепки специально понаделаны для него.
       В том забеге Серёжа со старта приклеился к Илье Михайловичу, и уже к пятому километру они оторвались от основной группы метров на тридцать. Илья Михайлович незаметно наддал, Серёжа запыхтел сильнее и неожиданно вышел вперёд. Широко растопырив локти и покачиваясь из стороны в сторону, он упрямо молотил по асфальту, не замечая, что уже начался длинющий тягун, на котором спекались ребята и посильнее его.
       Илья Михайлович пожалел парня и, снова встав перед ним, снизил темп. На втором круге несколько человек, не выдержав, сошли, а Серёжа терпел, иногда равняясь с Ильёй Михайловичем, но обгонять его уже не рисковал. Так они и финишировали вместе, правда, не первыми, но и первых далеко от себя не отпустили.
       - Толково, - сказал тогда Илья Михайлович. - Молодец, толк будет.
       А Серёжа, не отходя от него, щурился сквозь очки и, вытирая сопли, повторял радостно и удивлённо:
       - Как мы, Илья Михайлович, а? Как всё-таки мы...
      
       Поезд, вынырнув из туннеля, начал тормозить и вагон резко качнуло. Илья Михайлович схватился за поручни.
       Кто знает, измотай он в том забеге Серёжу, - а это Илья Михайлович умел делать с наивной лёгкостью, - возможно, ушёл бы Серёжа из секции, уязвлённый своей ущербностью, и не нужно было бы ехать сейчас как на Галгофу, и не было бы горя в ещё одной, отдельно взятой семье...
       - Осторожно, двери закрываются, - строго предупредили из динамика.
       Он тоже предупреждал ребят, что по горам надо ходить осторожно: ругал за лихачество на скалах. Но дрожи в коленках не терпел. Когда на Памире Сергей, уже студент-первокурсник, идя первым в связке, застрял на стенке и отрешённо сказал, что сейчас рухнет, Илья Михайлович заорал грубо и безжалостно:
       - Я тебе рухну! Работать надо, а не штаны марать!
       Сергей прилип к скале, а Илья Михайлович долбил его короткими фразами:
       - Ногу зафиксируй! Так. Чуть откинься! Да не обнимай ты гору, это не женщина! Оглянись, тут зацепок полно!
       Верёвка медленно поползла вверх.
       - Страховка готова! - крикнул Сергей.
       Илья Михайлович поднялся к нему на удобную полочку, они развязались и по крупным камням вышли на снег.
       Вечером в лагере подошёл Сергей:
       - Спасибо.
       - За что?
       - За стенку.
       - Труханул? - улыбнулся Илья Михайлович
       - Было.
       - Ладно, проехали. Но, чтобы в последний раз.
       "Что-то надо делать, что-то делать," - требовали колеса метровского вагона.
       - Если бы тогда отругал, обидел, назвал трусом, быть может...
       Нет, никуда бы Сергей не ушёл. Горы - это было уже его.
      
       ... От метро дворами, к первому подъезду возле арки.
       Илья Михайлович остановился. Сейчас он поднимется на второй этаж и позвонит. И Наташа непременно спросит: "Зачем?" Зачем эти горы, эти восхождения, зачем эти ваши дурацкие увлечения, из-за которых гибнут люди? Что он ответит, и что тут можно вообще объяснить...
       Дверь открыла Наташа. Не удивляясь, что пришёл, прижалась к груди.
       - Наташка,.. - сказал Илья Михайлович.
       - Вот так... вот и всё... что же теперь... Я знала, что так может случиться... А без гор Серёжа не мог. Разве запретишь...
       - Господи, да ведь она утешает меня, - испугался Илья Михайлович.
       Он смотрел на вымученную Наташину улыбку, на тёмные пятна под безслёзными глазами, тупо соображая, что нужно что-то сказать, что-то важное, что неотвязно давило его самого, пока он ехал сюда.
       - Это я виноват, - сказал Илья Михайлович. - Это я привёл Серёжу в горы.
       - Нет-нет, никто не виноват! - кривая улыбка так и не сползала с лица Наташи. - Это случайность, вы же сами знаете, что это случайность.
       Она поправила чёрную ленту на голове и тихо сказала:
       - Пойдёмте, посмотрите на Серёжу.
      
       В пустой зашторенной комнате матово отсвечивал цинковый гроб.
       - Вот он, Серёжа, - сказала Наташа и погладила гроб. - Смотрите, какой гладкий, чистенький, правда?
       Илья Михайлович растерянно молчал, не зная, что надо говорить в такие моменты, и Наташа снова выручила его:
       - Серёжа бороду отрастил перед отъездом. Мы даже сфотографировались вместе. Пойдёмте, я покажу.
       Они перешли в другую комнату, где сидели незнакомые женщины в чёрном.
       - Наверное, родня, - подумал Илья Михайлович. - Наташа ведь из Пятигорска, там и познакомилась с Сергем.
       Свадьба у них была лет шесть назад, летом, в семейном кругу, когда Илья Михайлович с ребятами ещё не спустились с гор.
       А в сентябре Сергей пришёл в школу.
       - Вот, - сказал он, неловко подталкивая вперёд смуглую девчонку, - это Наташка.
       - Как же ты так? - нахмурился Илья Михайлович. - Никого не предупредив, не спросясь. Вроде бы не по правилам.
       - Так я же не только женился, я ведь и базу для группы в Пятигорске обеспечил, - рассмеялся Сергей.
       - Ну, если базу, - улыбнулся Илья Михайлович. - База нам нужна. Если базу, тогда будем знакомиться.
       В дверь позвонили.
       - Вы посмотрите пока, - сказала Наташа, протягивая фотографию, и пошла открывать.
       Илья Михайлович вздохнул и присел на диван.
       Обычный семейный портрет, добротная работа из ателье: Наташа, двое малышей, а справа, чуть наклонившись к ним, Сергей. Весёлый, в распахнутой ковбойке и, действительно, с приличной бородой на круглом лице. Если бы отделить его от семьи, вполне сошёл бы для газетного очерка, что-нибудь типа "Рыцари гор".
       - Так ведь уже отделили, - подумал вдруг Илья Михайлович. - Уже отделили. Только вот очерков никаких не будет. Не будет очерков, не о чём тут писать.
       Он отложил фотографию и пошёл к Сергею.
      
       В изголовье гроба, на полу, подтянув колени к подбородку,
       сидела Наташа. Илья Михайлович сел рядом. В притемнённой шторами комнате, где за цинковыми стенками лежало всё то, что совсем недавно было Сергем, говорить не хотелось, и они долго молчали.
       - Как вы думаете, душа есть? - тихо спросила Наташа.
       - Не знаю...
       - А мне кажется, что есть. Вот он лежит там, а душа с нами... Или в горах, правда?
       - Не знаю, Наташенька, не знаю.
       - Серёжа крепко побился тогда, весь мягким стал... И голова тоже... Мне сказали, что умер он сразу, не мучился... Это хорошо, правда?
       - Да, хорошо.
       От того, что Наташа говорила так спокойно и отрешённо, не отводя глаз от какой-то точки на стенке гроба, Илье Михайловичу было жутковато. Он чувствовал, что сейчас Наташа зайдётся криком, забьётся, захлебнётся слезами, но чем помочь ей, и как остановить эту нарастающую и давящую его самого боль, Илья Михайлович не знал.
       - Я тогда в Пятигорске была. День рождения мой отмечали. Серёжа обещал успеть. А вместо него прямо к столу пришли и сказали. - Наташа повернулась к Илье Михайловичу и улыбка медленно исказила одну сторону её лица:
       - Как в кино, правда?
       Илья Михайлович обнял её и крепко прижал к себе.
       - Завтра похороны, - сказала Наташа. - Вы соберите ребят.
       - Да, конечно, я соберу.
      
       Дома он сразу же позвонил командирам отделений. Сказал, что Серёжа погиб, что подробнее расскажет после, а сейчас просит оповестить группу, куда и во сколько придти, и что надо принести с собой.
       Разбросанные по комнате вещи почему-то раздражали его.
       Он принялся их раскладывать по стопкам. Откуда-то вывалилась цепочка карабинов, он двинул их ногой в сторону, потом поднял и начал пропускать между пальцами.
       - А ведь Наташа так и не спросила меня, зачем всё это, - вспомнил Илья Михайлович, - да, не спросила...
       Он бросил карабины на диван и вышел на кухню. Упираясь в стол морщинистыми кулаками, тяжело сел, боясь колыхнуть занимающуюся в груди боль. Потом медленно повернулся к окну, выходящему на юго-восток, на Памир, как он любил говорить, и начал смотреть на тихие сумерки.
       - А ведь Серёжа пошёл со мной в первый раз именно на Памир, - подумал Илья Михайлович. - После девятого класса, на Матчинский горный узел. Нет, не о том я, не о том...
       Илья Михайлович покачался немного на табуретке, стараясь поймать что-то важное для себя.
       - Откуда это пошло, что в горах только и делают, что лезут по скалам, вколачивают крючья и висят на верёвках? Понаговорят разное про хриплое дыхание, про искажённые мукой лица и про сердце, готовое бежать из груди... Только людей пугают.
       Илья Михайлович усмехнулся:
       - Это всё есть, конечно, чего уж...
       Когда обмёрзшая верёвка
       Скользит предательски в руке,
       И ненадёжная страховка, "
       И трещины на леднике,
       Когда почти игра в орлянку,
       Где на кон самый крупный счёт,
       Когда и с Богом в перебранку,
       И чёртом в нечет или чёт...
       Это он ещё в свой первый альпинистский сезон написал. Хотя не было тогда ненадёжной страховки и никакой игры в орлянку. Водили их большой группой, чуть ли не на помочах, учили по всем правилам дидактики, сообразуясь с принципами доступности, систематичности, наглядности и какими там ещё... А вирши обо всех ужасах и скромном мужестве горовосходителей он больше, чтобы нравиться однокурсницам смастерил.
       Горы поразили его своей необычностью и не представляемой внизу красотой. Это была не просто красота, а какое-то нагромождение красоты, щедрый избыток её. Он ошеломело смотрел на яркие цветы у кромки ледника и на сверкающие снега вершин, врезанных в синее небо, подолгу стоял у громыхающих камнями потоков в затенённых ущельях, жалея, что увидел всё это только сейчас, а надо бы раньше, и что люди, которые не поднимаются сюда, теряют в жизни что-то такое, без чего радость бытия не моржет быть полной. Так он думал тогда, в свои двадцать лет.
       А потом была первая вершина, куда вели их длинной колонной. Они вытаптывали ступени в снегу, часто останавливались, наваливаясь на ледорубы, и снова шли, сурово глядя перед собой, хотя, как потом понял Илья Михайлович, восхождение было плёвое.
       Он стоял на горе, ощущая себя победителем неизвестно чего, потому что победить гору нельзя - на это у него хватало ума - но радость от того, что он сделал всё, что хотел, была чистой, такой он и сохранил её на долгие годы. Потом были ещё сезоны, и ещё восхождения. До мастерского значка он не дотянул и, придя в школу, начал водить в горы ребят.
      
       Ночь медленно заползала в окно, и Илья Михайлович отвернулся к стене.
       -Так что же было в том первом Серёжином походе на Матчу? Хотя, почему только в Серёжином? Просто с ветеранами группы тогда шло много новичков...
       Группа тянулась к перевалу, и новички по-рыбьи разевали рты, потому что с кислородом было уже туговато. Арчёвый лес остался далеко внизу, и теперь только лунный пейзаж под белесым от жары небом. Они вошли в цирк перевала, и новички кеглями повалились на камни. Илья Михайлович знал, что сейчас кое-кто крепко жалеет, что пошёл в горы, где по рассказам старших всё так прекрасно. Прекрасно было в абрикосовом саду, где они ночевали позавчера. Хорошо было идти по зелёным холмам среди незнакомых цветов и высокой травы накануне. Но сегодня всё это сделалось нереальным, а реальным был только перевал на непреступном хребте, перевал, на который надо будет взбираться завтра, хотя сил уже не было никаких.
       А потом небо тесно усыпалось звёздами величиной с кулак, а потом негромко зазвенела гитара, и девичьи голоса повели за собой голоса ребят. А потом Илья Михайлович читал стихи и тридцать человек сидели тесным кругом, и забывалась усталость, и уже не думалось о завтрашнем дне, который будет только завтра, и который не может быть плохим, если всё так покойно сейчас.
       Они выступили по утреннему холодку. Невидимая с места стоянки тропа закладывала широкие серпантины между камней. Илья Михайлович кивнул и старшие ускорили шаг, а он по-прежнему неторопко, с частыми остановками вёл своих желторотых всё ближе к синему небу.
       Солнце выглянуло из-за хребта, выложив перед каждым качающуюся тень.
       - Ого-го! - закричал Илья Михайлович. - Приветствуем тебя, новый день наших свершений! Ура!
       - Ура-а! - недружно закричали новички
       А с перевала уже бежали старшие. Они разобрали девчоночьи рюкзаки и весело затопали вверх.
       - Могут же! - завистливо вздохнул кто-то из новичков.
       - Милые вы мои пацаны, - подумал Илья Михайлович. - Милые вы мои пацаны, скоро и вы будете так, возможно, уже на следующем перевале.
       Он знал, какое это удивительное чувство - преодоление себя. Когда ты нужен другим и можешь помочь. И когда не можешь, но помогаешь. Потому что, кто же, если не ты? И ещё потому, что ты - мужчина. И плевать, что рыцарство стало не модным в наши дни. Они будут рыцарями, его пацаны. И прекрасные дамы, которые встретятся им, ещё возблагодарят свою судьбу!
       - Друзья! - закричал Илья Михайлович. - Мы вышли на четыре тысячи метров. Поздравляю вас!
       - Ура-а! - снова закричали новички, а самые настырные из них поднапряглись и заспешили вперёд.
       - Ребята! - кричали с перевала, который был совсем рядом. - Какая здесь красота!
       Последним пологим витком тропы Илья Михайлович вывел новичков на перевал. Всё! Дальше только вниз.
       Они стояли на узком и длинном понижении в хребте. Позади, в безжизненном глубоком ущелье, просматривался весь их двухдневный переход, и непонятным казалось, как они смогли выбраться сюда по такой крутизне. Но ведь смогли! А перед ними, и тоже глубоко внизу, тянулась вдоль хребта зелёная долина с белой лентой реки посередине. Склоны за рекой поросли лесом, над ним нависали альпийские луга, а ещё выше - только чёрные скалы и снега, размеченные сходом лавин и камнепадов. Сверкающие на солнце вершины громоздились одна над другой, и только справа, за низким хребтом дрожало сиреневое марево: где-то там были ровная земля, хлопковые поля и фруктовые сады - такая далёкая и такая недоступная для них сейчас жизнь. Тёплый ветер холодил разгорячённые лица ребят. Чуть ниже перевала, недвижно распластав крылья, зависли два орла. Новички никогда не видели парящих орлов. Они даже верблюдов на свободе увидели только из окна поезда. Подумаешь, верблюды! А тут орлы на фоне заснеженных гор!
       - Это счастье, - вдруг сказала девчонка. И широко раскинув руки, закричала:
       - Это всё счастье! Счастье!
       - Оно всегда лежит за перевалами,
       Оно всегда витает в облаках,
       Незримое, за спинами усталыми
       Таится где-то в наших рюкзаках! - с пафосом продекламировал Илья Михайлович из своего очередного опуса.
       О счастье быть вместе и вместе взбираться на перевалы Илья Михайлович услышал от ребят много раньше, когда они шли к Сарезкому озеру на Центральном Памире.
       В начале ХХ века землетрясение швырнуло в ущелье вершину горы. Содрогнулась страна Памир, качнулись горы Афгана. Миллиарды тонн горных пород накрыли кишлак Усой и закупорили ущелье мощным завалом. Разрушились кишлаки в соседних долинах, выплеснулись волной дальние озёра, и чёрная пыль закрыла ущелье на несколько дней. Полноводный Мургаб, упираясь в завал, постепенно заполнил ущелье, оставив на полукилометровой глубине забытый аллахом кишлак Сарез.
       Илье Михайловичу случайно попался журнал с цветной фотографией озера и кратким пояснением к ней: шестьдесят километров в длину, полтора в ширину - нет в мире подобных озёр на такой высоте.
       Поражённый громадностью катастрофы, Илья Михайлович спрашивал многих о Сарезском озере, но в ответ только пожатие плечь. И тогда Илья Михайлович взялся за книги. Его подогревали слова первопроходцев о том, что Сарезское озеро - одно из самых недоступных мест на Памире, и что немногие счастливцы любовались неповторимой его красотой.
       - Неплохо бы увеличить число счастливцев, - подумал Илья Михайлович. - А что места недоступные, так это же когда было! Сейчас на колёсах два дня к старту, а там...
       И он объявил ребятам о новом путешествии.
      
       ... Двигатель, захлебываясь, ревёт как голодный ишак. Машина дёргается, будто прикованная к скале. И все, кто рядами сидят в кузове, тоже дёргаются взад и вперёд, падая на лежащие в ногах рюкзаки. Мощный ЗИЛ почти зависает над пропастью, останавливается на мгновение, и снова, хрипя, ползёт к перевалу - ему, как и всем нечем дышать.
       Памирский тракт. Говорят, один из самых высоких на земле.
       Вылизанная, петляющая по склонам лента дороги, сверкает словно бы после дождя. Здесь всё сверкает под яростным солнцем - река внизу, скалы у самого борта машины, синее небо над головой.
       Холодный ветер пробивает штормовки, и ребята теснее прижимаются друг к другу. Вот так: палящее солнце и холодный ветер. Ничего не поделаешь - горы.
       Ещё несколько крутых поворотов и машина останавливается на перевале. Впереди, за широкой долиной, из голубой дымки появляется снежная стена Заалайского хребта.
       Илья Михайлович доволен: много ли горожан видели снежные стены Заалайского хребта? Он указывает ребятам пик Ленина, взметнувшийся на семикилометровую высоту. Только какой же это пик? Ровная утюгообразная гора, чуть выше других. Но здесь все вершины называются пиками, и не будем спорить.
       - Не будем, - соглашаются ребята. - Лучше молча смотреть и смотреть. И запоминать. Так, чтобы на всю жизнь.
       С перевала машина несётся, довольно урча, почти что на холостом ходу. На поворотах все валятся в сторону, и девочки отчаянно визжат, а ветер, который становится всё теплее, рвёт капюшоны штормовок, и волосы секут счастливые лица.
       Заалайский хребет неотвратимо надвигается и всасывает машину в узкую щель. Теперь начинается настоящий Памир. Мотор надсадно вопит. Здесь нет серпантинной дороги - отвесные скалы зажали трассу в тиски, и можно только вперёд и вверх, откуда дует горячий ветер и летит мелкий песок.
       Мотор словно певец, взявший недоступную ему ноту, внезапно закашлялся и осип. Машина останавливается.
       - Поломка?
       - Э-ээ! - взмахивает руками шофёр. - Зачем поломка? Мотору жарко. - Он с грохотом поднимает капот, - Немножко отдыхать будем, хорошо?
       Ребята спрыгивают на землю. Но разминать ноги почему-то не хочется, и многие вяло присаживаются на камни.
       - Вставайте, вставайте! - Илья Михайлович тормошит ребят. - Надо двигаться! Приседайте, наклоняйтесь, разгоняйте кровинушку. Это у вас горняшка начинается!
       Ласковое слово "горняшка", а по научному гипоксия - недостаток кислорода, горная болезнь. От неё лучше бы всего вниз, но какое там вниз, если ещё и до перевала не дотянули!
       - Все взяли камни, кому какие по силам! - командует Илья Михайлович. - А теперь встали рядком. Так. И десять шагов вперёд марш! Повернулись. Бросили камни. Подняли руки вверх - вдох, опустили руки - выдох. Ещё десять раз! Прекрасно! Теперь присели, встали! Ещё, ещё, ребята! Наклонились, подняли камни. Пошли обратно. Великолепно! Повернулись, повторяем упражнения. Расчудесно! Пошли вперёд...
       Туда-сюда, туда-сюда и лица ребят светлеют
       - А теперь быстро за руки в круг! - Илья Михайлович опускается на корточки в центре и прикрывает глаза. - Раз, два, три, начали! - И громко запевает:
       - Как у Ильюши на именинах...
       - Испекли каравай! - подхватывают ребята.
       И пошёл, пошёл хоровод.
       Серьёзные, неулыбчивые учителя! Вас бы хоть на минуту сюда. Что бы вы сказали, и что подумали? На четырёхкилометровой высоте, под снежными пиками старшеклассники, студенты и совсем взрослые люди самозабвенно ведут хоровод вокруг седеющего пятидесятилетнего мужчины!
       Илье Михайловичу как-то передали мнение высокого начальства от районного образования, ездившего с его классом на загородную экскурсию:
       - Что за человек такой? Все педагоги сидят чинно-спокойно, а он куралесит, игры какие-то в автобусе с ребятами затевает. Шут гороховый!
       Плевать! Сознание собственной значимости ещё не определяет значимости деяний. Зато горняшка - ау, где она?
       - Весёлый у тебя народ! - улыбается шофёр и опускает капот. - Весёлый ты человек, Илья-ака.
       - Я весёлый человек! - смеётся Илья Михайлович и зычно кричит:
       - По машинам!
       Снова ползёт под колёса Памирский тракт. Кряхтя, взбирается машина на перевал Кызыл-Арт. Отсюда начинается Бадахшан - страна горных таджиков. А по левую руку Китай и горы Кашгара.
       Ребята смакуют непривычные названия: Кызыл-Арт, Бадахшан, Кашгар - сплошная экзотика!
       - То ли ещё будет! - смеётся Илья Михайлович, и громко, чтобы за свистом ветра слышали все, кричит:
       - Внимание! Смотрите и не говорите, что не видели! Впереди Маркансу!
       Долина Маркансу - "Долина смерти". Песчаная пустыня на четырёхтысячной высоте. Тоже говорят, что самая-самая. А кто внизу хотя бы слышал о ней?
       Блестящие отполированные пески, будто чаши озёр среди высоких барханов. Жгучий ветер гонит облака пыли вперемешку с песком. Пыль забирается под рубашки, толстым пудренным слоем оседает на руках и лицах. Маленькие смерчи закручиваются рядом с машиной, упруго тянутся вверх, но ветер тут же разносит их в клочья.
       - Представляете, - кричит Илья Михайлович и сплёвывает песок, - здесь всего пятьдесят лет назад была только караванная тропа. Торговый путь в Индию, Афганистан и Китай. Представляете, каково здесь было идти, если задувало ещё сильнеё?
       - А здесь всегда так дует? - кричат ребята.
       - Почти всегда. Но когда-то я проезжал в ясную погоду. Так что считайте, что вам повезло!
       Шоссе ныряет в ущелье, и сразу становится тихо. Ребята оглядываются назад: над "Долиной смерти" по-прежнему крутят тёмно-жёлтые тучи. Ух, ты, пронесло!
       Короткая остановка у озера Каракуль. И опять самое-самое! Самое большое в мире пресное озеро на такой высоте.
       Предзакатное солнце высвечивает чёрную воду и подступившие к озеру голые склоны на том берегу. А возле шоссе хребты отодвинулись, освобождая место для песка и пучков жёсткой травы среди камней на растресканной земле. Ещё очень жарко, но Илья Михайлович просит одеться потеплее: зайдёт солнце и сразу ударит мороз.
       К посёлку Мургаб подъезжают затемно и основательно продрогшие. У маленькой гостиницы, будто слоны на водопое, сгрудились голубые ЗИЛы, перевозящие грузы в Хорог и к лазуритовым копям Ишкашима.
       - Сколько платить за ночлег? - спрашивает казначей путешествия.
       - Э, зачем платить? - удивляется чайханщик. - Вы же гости. Вот чай, вот лепёшки. Кушайте, пожалуйста, отдыхайте.
       А утром машина подкатывает к озеру Яшилькуль, где пасутся большие стада яков. Признайтесь, кто видел стада яков?
       Ребята пробуют вкуснейшеё - тут Илья Михайлович растерянно разводит руками, не зная, как будет правильней: ячье молоко? Ячихино? Или молоко ячихи.
       Путешественники дружно прощаются с шофёром и подтаскивают рюкзаки к берегу. От метеостанции подгоняют катер с привязанной к нему лодкой, и в два захода перевозят всех на дальний конец озера, к самому краю Гунтского завала. И опять у них не берут денег, а только, прикладывая руку к груди, говорят "Хуш келебсиз!" - счастливого пути.
       Илья Михайлович ведёт группу по нагромождению камней на Гунтский завал, откуда за уходящими в даль холмами смутно виден Аличурский хребет, за которым уже центр Памира.
       Было всякое, как и в каждом серьёзном путешествии. Были жара и мороз, дождь и снегопад. Были уставшие, которых разгружали в пути. Костры палили собранным кизяком - какие дрова на такой высоте! Всякое было.
       И вот настал день. Торжественный настрой. Илья Михайлович вглядывается в лица ребят. Всё, что могло обгореть на лицах, давно обгорело: пузырятся губы, белеют замазанные зубной пастой носы.
       Ничего, это всё скоро пройдёт внизу, а сейчас...
       - Ребята, - говорит Илья Михайлович. - Он волнуется и не может подобрать нужных слов. - Ребята, - говорит Илья Михайлович, - вот с того холма мы должны увидеть Сарез. Мы, кажется, пришли.
       Он медленно ведёт группу вверх, хотя очень хочется ускорить шаг, даже побежать. Несколько человек пытаются обойти его, но он жестом останавливает их. Ещё немного, ещё...
       Вдали, под высокой синей горой блеснула узкая полоска воды. Сарезкое озеро. Центр Памира. Пришли.
       Они молча стоят на старом мореном валу высокой горной долины. Илья Михайлович и его ученики. Самые испытанные, с которыми уже давно вместе. Они не совершили никаких подвигов, ничего героического. Просто они очень хотели придти сюда. Очень хотели. И пришли.
       - Илья Михайлович, спасибо вам, - говорит кто-то. - Спасибо за то, что мы видели раньше и вот сейчас. Это счастье - всё видеть. И когда рядом друзья. И такая красота вокруг. Спасибо.
      
       Илья Михайлович упёрся кулаками в стол и снова закачался на табуретке. Ночь через окно уже заползла на кухню, но включать свет не хотелось.
       Да-да, именно тогда, на Сарезе, ребята впервые сказали ему так о счастье. Потом, в других горах, говорили ещё, но впервые, много лет назад, на Сарезе. Он даже песню написал, и теперь её часто поют в походах:
      
       Счастье - это, когда впереди ещё всякого много,
       Это руки любимых и тени надежд у костра,
       Счастье - это когда за порог ещё манит дорога...
      
       - Почему я вспоминаю об этом, - подумал Илья Михайлович. - Почему вспоминаю о счастье, когда Сергей умер. Нет, не умер - погиб, а это не одно и тоже. Или за большое счастье непременно надо платить большую цену? Даже такую, как эта? Чепуха! Потрясающая чепуха!
       Илья Михайлович вытянул руки на столе и уставился на стенку перед собой.
       - Что-то было в том путешествии на Сарез, помимо разговора о счастье. Что-то было, иначе я бы не вспоминал. Может быть, это...
      
       Они уходили с Сарезского озера, переполненные увиденным. Они шли по безлюдным горам к Бартангу, той самой реке, где на скалистом берегу неизвестный турист, гордясь, что добрался в эти края, вывел пару строк: "Кто на Бартанге не бывал, тот Памира не видал".
       Они шли по безлюдным горам, и потому с радостным удивлением остановились, заметив в долине оранжевую палатку и дымок от костра. Они долго спускались в долину и шумно приветствовали путешественников, первых, кто встретился им на пути. А вечером один из новых знакомых подошёл к их костру. И вот, после песен и стихов, после всех воспоминаний и коротких рассказов о себе, когда все замолчали, слушая потрескивание арчёвых, веток в костре, Илья Михайлович спросил присевшего рядом высокого мужчину, лет тридцати, в наброшенной на плечи новенькой пуховке:
       - Аркадий, - сказал Илья Михайлович, - вы по профессии психолог и это очень удачно для нас. Так, может быть, вы объясните, зачем всё-таки люди ходят в горы?
       - Только не говорите потому, что они существуют, - сразу же откликнулись с дальней стороны костра. - Это мы уже слышали много раз.
       Аркадий, прищурившись, посмотрел на говорившего, и улыбнулся:
       - Почему же? В горы ходят именно потому, что они существуют. Элементарный процесс познания. Точно так же люди плыли по неизвестным морям и океанам, пробирались сквозь тайгу, спускались в пещеры. Так что горы - это лишь частный случай в ряду однотипных ему.
       - И всё? - разочарованно спросили ребята.
       - Однозначного ответа, полагаю, здесь нет. Хотя какие-то детерминанты, я хочу сказать какая-то причинность, какие-то движители, побуждающие человека покидать обжитые места, безусловно, имеются. Об одном я уже сказал - это познание. Но ведь познание, прошу заметить, во многом субъективный момент. От того, что кто-то что-то увидел, исследовал - для другого это пока ещё пустой звук, в лучшем случае - информация. Часто тяга к объекту начинается с простого любопытства, с поверхностного интереса, который со временем может перейти в устойчивую потребность. Но для того, чтобы познать то, что его интересует, человек должен сделать открытие для себя, вне зависимости от того, сколько людей уже прошло перед ним.
       - Зачем же так сложно? Познавать можно по книгам или по телеку. Есть же такая передача - "Клуб кинопутешественников".
       Сидишь себе в кресле за чашечкой кофе и познаёшь.
       Аркадий не обратил внимания на одобрительные усмешки ребят, и серьёзно сказал:
       - Я не говорю о формах. Я говорю, что познание - зачастую повторение чужого пути. Вот, кто-то первым взошёл на Эльбрус...
       - Кабардинец Килар, проводник экспедиции генерала Емануэля.
       - В 1829 году, - тут же блеснули эрудицией ребята.
       Аркадий согласно кивнул:
       - Допустим. Так что же, он своим восхождением закрыл тему? Ведь сотни, если не тысячи людей, побывали на Эльбрусе после него. Зачем? Книг и кинофильмов об этой горе, думаю, выпущено немало, как будто бы всё известно, а люди идут. И каждый для себя - первопроходец.
       Ребята не возражали, но Илья Михайлович видел, что разговор чем-то не нравится им.
       - Мы тоже ходили на Эльбрус, - сухо сказал ветеран группы. - Илья Михайлович и ещё пять человек. До седловины поднимались в тумане, а выше снег закрутил. Так что любоваться горными красотами нам не пришлось. Любовались ведущими в связках. А познали мы только мороз - минус десять тогда было при сильном ветре. Спрашивается: зачем мы лезли на гору?
       - Но ведь лезли? - улыбнулся Аркадий.
       - Лезли.
       - И не жалеете теперь?
       - Нет.
       - А тогда?
       - Что "тогда?"
       - Тогда не жалели?
       - Вроде бы тоже нет.
       - Хотите, я вам больше скажу? - прищурился Аркадий. - Только отвечайте быстро и честно. Вы были довольны, что взошли на вершину в такую погоду. Довольны, что смогли. И гордились собой, так?
       - Ну-у, так, - смущённо оглянулся на товарищей ветеран. И тут же с вызовом спросил:
       - И что из этого следует?
       - А следует то, - спокойно сказал Аркадий, - что вы сами обозначили ещё одну сторону познания, а именно - познание себя.
       Аркадий поправил пуховую куртку на плечах и помолчал, ожидая, не возразит ли ему кто-нибудь. Но ребята молчали, и Аркадий продолжил:
       - Познать себя, узнать, на что ты способен, видимо, хотят многие. Но не все реализуют это желание. По лености или из-за отсутствия подходящих обстоятельств, в данном случае не важно. А в горах - давайте сузим проблему, и будем говорить только о горах - а в горах экстремальные условия или близкие к ним, возникают постоянно. Даже простая необходимость затрачивать мускульные усилия много больше привычных - это ведь тоже возможность определить свой физический и, если хотите, волевой потолок.
       Аркадий снова поправил пуховку на плечах и, прищурясь, спросил:
       - Надеюсь, по этому пункту возражений не будет?
       - Не будет, - сказали ребята. - Дальше.
       - А дальше появляется возможность для самовыражения - реализация своего интеллектуального и духовного потенциалов. Появляется возможность показать, что ты умеешь, и на что способен. К сожалению, такая возможность в обыденной жизни ограничена рядом факторов: характером работы, материальным положением, субординацией по службе: "Я - начальник, ты - дурак". И наоборот. Слыхали, надеюсь? В горах же абсолютно не существенно кто делает с тобой общее дело: академик или сантехник. Здесь иные критерии, и оценка человека зависит только от его личных качеств и его соответствия избранной деятельности.
       Аркадий оглядел слушателей, и неожиданно оставив свой лекторский тон, тихо сказал:
       - Это ведь очень важно, чтобы к тебе относились так, как ты этого заслуживаешь. Очень важно.
       - А он дело говорит, этот щурящийся психолог, - подумал Илья Михайлович, и уже не жалел, что затеял этот длинный разговор.
       - Так вот, о самовыражении, - продолжил Аркадий. - Горы позволяют человеку раскрыть все свои возможности, не замутнённые внешними обстоятельствами, которые могут помешать внизу. И потому, как человек проявляет себя, он занимает определённое статусное место среди товарищей. Если же место его не удовлетворяет, или ощущаемый дискомфорт оказывается значительно выше, чем удовольствие от путешествия, человек стремится выйти из ситуации: он покидает конкретную группу или уходит с гор. Навсегда.
       Едковатый дымок тлеющей в костре арчи потянул в сторону Аркадия, и он прищурился сильнеё обычного:
       - А так как горы предъявляют людям достаточно жёсткие требования, то в горах остаются те, кто этим требованиям соответствует. Образуется своеобразный туристский или альпинистский клан. Поэтому, - улыбнулся Аркадий, - хотя мы едва знакомы, примите мои комплименты и реверансы.
       - И ради всего этого надо тащиться в горы?
       - Во-первых, это не мало, - Аркадий уклонился от дымка, чтобы лучше увидеть спросившего, - а во вторых, людей выталкивает из дома пространственный голод. Это не моё определение, - тут же подчеркнул Аркадий, - я его где-то вычитал. И если человек получает удовольствие от преодоления поставленных перед собой препятствий, у него формируется потребность испытывать это удовольствие многократно.
       - Условный рефлекс. Как у собаки, - подсказали из темноты.
       - Ну, зачем же? -терпение Аркадия было непробиваемо. -
       Я имею ввиду осознанную потребность. Если же к этому добавить удовлетворение от общения с товарищами и эстетическое воздействие гор, то вопрос, полагаю, во многом становится ясным. Тем более, что значимость деятельности...
       - Простите, что перебиваю вас, - сказал вдруг Илья Михайлович. - Всё, о чём вы говорите, в общем-то, верно, но нам это не подходит. Видимо, вас будут старательно конспектировать первокурсницы педагогических училищ, нет-нет, я не в укор говорю, - Илья Михайлович пытался подыскать необидные слова. - Для вас выходы в горы - лишь одна из форм познания и способ самовыражения. А для нас это, прежде всего, счастье. Кстати, вы даже понятия такого не употребили.. А счастье для нас - это мечта. И мы стремимся к этой мечте из выбранных нами препятствий. Но мы не думаем о грядущем чувстве удовлетворения, и не раскладываем нашу радость по полочкам, потому что препарированное счастье становится пресным и от него не кружится голова и не захватывает дух. Для вас горы - эстетический раздражитель, для нас - это аромат сегодняшней ночи и эта луна над хребтом, и серебристый склон под её волшебным, да-да, волшебным светом напротив.
       Илья Михайлович замолчал, ожидая ответа психолога, но Аркадий, чуть прищурившись, смотрел на седеющего учителя и, кажется, не торопился перебивать его.
       - Есть такое выражение, - сказал Илья Михайлович, - "Горы зовут". Для вас это не более, чем метафора. Для нас - острое ощущение жизни, красота, вдохновение и любовь. Горы зовут, и мы откликаемся на их зов! Пусть это не научно, но в этом счастье.
       Ребята снова зашумели и захлопали. Их прямо-таки распирало сказать что-нибудь своё, но вместо этого в ночь полетели немудрёные строки:
       Но лишь пойдя сквозь годы и сомнения,
       Поймёшь на долгом жизненном пути,
       Что счастье - это вечное стремление
       Познать, дойти, увидеть, доползти!
       Последние две строчки ребята прокричали хором. Они неплохо знали творчество Ильи Михайловича, его ученики.
      
       - Да, счастье... - Илья Михайлович жёстко разгладил кулаками цветастую клеёнку на кухонном столе. - Вечное стремление. Вечное... Горы зовут, и мы откликаемся на их зов...
       В комнате гулко и несчётно забили часы.
       - А мне уже шестьдесят, - безразлично подумал Илья Михайлович.
       Последние годы, спускаясь с гор, он твёрдо решал, что это в последний раз. В самый последний. Сколько же можно.
       Должна же кончиться игра, давно пора.
       Давно пора трубить отбой - какой там бой!
       Но снова карты на столе, и до утра
       Веду наивную игру с самим собой.
       - Завтра похороны... Завтра похороны, а через неделю в поезд. Илья Михайлович вздохнул и подошёл к окну.
       За окном тускло светилась невсамделишная электрическая ночь.
       А там, по прямой, за тысячи километров отсюда, над Памиром уже занималось утро. И наливались алым снега на вершинах гор.
       И мы откликаемся на их зов.

    ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СТИХИ

      

    МОЖЕТ БЫТЬ НА ПЛАНЕТЕ НАЙДУТСЯ МЕСТА И ПОЛУЧШЕ,
     ТОЛЬКО МИР ВЕРТИКАЛЕЙ, Я УВЕРЕН, НИ С ЧЕМ НЕ СРАВНИМ

    ПРИГЛАШЕНИЕ

       Ну, конечно, это просто замечательно:
       С рюкзаками, да ещё по ледникам!
       Приезжайте, приезжайте в наши горы обязательно,
       Погуляйте по упругим облакам!
      
       Там вершины разрезают небо синее,
       Там взбесившихся ветров надсадный вой.
       Потерпите, потерпите, ведь ещё одно усилие
       И до солнца вы дотянетесь рукой!
      
       И не верьте тем, кто только про опасности,
       Что в горах то повезёт, то не везёт.
       Ну, бывают, ну, бывают, мы не скроем, неприятности,
       Когда камень вам там что-то перебьёт.
      
       Про лавины тоже сплетни наворочены,
       Ну, зачем нам под лавины попадать?
       Ну, бывают, ну, бывают наши жизни укорочены -
       Чему быть, как ни крутись, не миновать.
      
       Не всегда надёжно крючья забиваются,
       И лететь тогда, пока не долетишь.
       Ну, бывает, ну, бывает, чего только не случается -
       Ну, бывает, ведь за всем не углядишь.
      
       Так оставьте, так оставьте все сомнения,
       Упакуйте рюкзаки, да поскорей.
       Приезжайте, приезжайте в мир красот и удивления,
       В мир немножечко свихнувшихся людей!
      

    ЧТО-ТО ТЕСНО В КВАРТИРЕ МОЕЙ

      
       Что-то тесно в квартире просторной моей,
       Понимаю, что блажь, а куда от неё подеваться?
       Залетает в окно, словно снег, белый пух из густых тополей *
       Видно, время пришло, и в дорогу пора собираться.
      
       А дороги мои в тёмно-синюю высь,
       По глубоким снегам и широким ледовым разломам.
       Есть такая забавная штука с коротким названием "Жизнь",
       Вот и манит она, и уводит подальше от дома.
      
       Там не спросят, зачем же куда-то ползти
       По отвесной стене, и зачем залезать на вершины *
       Что за радость висеть на стене, если можно её обойти,
       А с вершин всё равно возвращаться придется в долины?
      
       Там иные законы и мерки не те *
       Если друг, значит друг, значит, будет надёжной страховка.
       Там научат всегда пробиваться к не взятой ещё высоте,
       Не боясь уставать, не боясь, что ослабнет верёвка.
      
       Мы стоим у последней границы Земли
       В окруженьи вершин, стерегущих границу бессменно.
       Что хотели найти, мы давно в этом мире уже обрели,
       Прикоснувшись сердцами к бездонным глубинам вселенной.
      
       Невысокий костёр и вода в котелке,
       На холодных камнях осторожно сгущаются тени.
       Заменяет бокал кружка крепкого чая в замёрзшей руке,
       Заменяет десерт одинокий сухарь на колене.
      
       Млечный путь, как огромный светящийся мост,
       Над хребтами завис, опираясь на край небосклона.
       Прожигается чёрная ночь угольками проснувшихся звёзд,
       Серебрится трава на далёких невидимых склонах.
       "
       Я люблю вечера после трудного дня
       И скупой разговор под негромкие звуки гитары.
       Угасает костёр, пробегают по веточкам змейки огня,
       Добрый ночи, друзья, день, наверное, прожит недаром.
      

    ПОД ОТВЕСНОЙ СТЕНОЙ

      
       Облака - продолжение снежных вершин,
       И не знаешь, чем завтра окончится путь:
       То ли под ноги ляжет седой исполин,
       То ли вместе с тобой некий ангельский чин
       Вознесётся сквозь пухлую, влажную муть.
      
       А пока мы сидим под отвесной стеной,
       Уминаем в палатке нехитрый паёк.
       Как долезли сюда - это всё за спиной,
       Так давайте же хлопнем ещё по одной!
       И опять разливаем по кружкам чаёк.
       В тесноте - не в обиде, о чём же грустить?
       Нас не гонит никто на вершины силком.
       Но о пляжах придётся на время забыть
       Снизу тянется к нам лишь незримая нить
       Тонким пением рации над ледником.
      
       Под разливом заката алеют снега,
       Нам бы завтра погоду без всяких затей.
       От палатки к вершине уходит стена,
       Над вершиной недвижно висят облака,
       А над ними - наш ангел у райских дверей.
      
       Ах, ты ангел, ты ангел, ты наш ангелок,
       Ну, зачем торопиться, давай погоди.
       На земле ещё много нелёгких дорог,
       И вершина для нас не последний порог
       Ещё много маячит вершин впереди.
       "
       Мы лениво ведем ни о чём разговор,
       Все земные утехи от нас вдалеке.
       Посреди тишины засыпающих гор
       Камнепады вступают с лавинами в спор,
       Да сердито бормочет вода в котелке.
      

    ЗА ПАЛАТКАМИ МЕТЕЛЬ

      
       А за палатками метель, и нет просвета,
       И вверх и вниз теперь заказан путь.
       Нас утешает только то, что есть примета:
       Раз непогода началась, она закончится когда-нибудь.
      
       Три дня с невидимых хребтов гремят лавины,
       И ветра свист, и камнепадов шум.
       Быть может, где-то в облаках стоят вершины,
       Но вместо нас на них спешит одно высокое стремленье дум.
      
       Мы по традиции должны петь о любимых,
       Об их глазах из-под усталых век.
       Мы ж прозаически ведём подсчёт бензина
       И выгребаем с матерком опять набившийся в палатки снег.
      
       Но как положено, мы им потом расскажем,
       Что не могли без их нежнейших рук.
       И разомлевши от вина, признаем даже,
       Что несравненно лучше гор для нас, конечно же, домашний круг.
       Пока ж на спальниках сидим, как падишахи,
       Едим, что Бог послал на этот раз.
       Конечно, супчик не совсем из черепахи,
       И если много проглотить, ещё отравишься, не ровен час.
      
       А за палатками концерт не по заявкам *
       Вопит фагот и саксофона стон.
       Мы терпеливо будем ждать ещё до завтра,
       И обрабатывать начнём, давно примеченный ледовый склон.
      

    ЛЮБОВЬ ГОРНИКА

      
       Где взять слова, чтоб трепетно и робко
       Из них связать узор или кайму,
       И рассказать, как в стоптанных кроссовках
       Гуляешь ты по сердцу моему.
      
       От этих слов такая мешанина,
       Что мне теперь ни охнуть, ни вздохнуть.
       Моя любовь как горная вершина,
       Которую ничем не сковырнуть!
      
       Давно с тобой мы лазаем по кручам,
       Ты для меня прекрасней всех богинь,
       Надёжна ты, как сдвоенные крючья,
       Как правильно завязанный булинь.
      
       Люблю твои обветренные губы,
       Люблю твою гитару у костра.
       Ты стройная, как древко ледоруба,
       Ты гибкая, как петли репшнура.
      
       Люблю смотреть, когда ты чуть сердита
       И говоришь сквозь зубы обо мне.
       Твой ротик, словно "ирбис" непобитый,
       И глазки, как заклёпки на ремне.
      
       От страсти я, как от горняшки, болен,
       В палатке ночью не смыкаю глаз.
       Ты греешь, как жилет на синтепоне,
       Ты нежная, как новый пенопласт.
      
       Когда пойдем по трудному маршруту
       И в дюльфере зависнем под скалой,
       Найду я подходящую минуту
       Для объяснения нежного с тобой. "
      
       И вот тогда, заклинивши страховку,
       Я крикну по-простому, без затей:
       Люблю тебя, как новую пуховку,
       И кажется, порой, ещё сильней!
      

    НЕСПЕТЫЙ ДУЭТ

      
       А от тебя мой путь до той горы -
       Сплошная боль, и от неё ни порошков и ни микстуры.
       Скольжу по льду, я выбит из игры,
       Не из игры - из нашей партитуры.
      
       Я, видимо, тянул не тот мотив,
       Не так, не в такт, а, может быть, не в унисон и неуместно...
       Сплошная боль, я в стенку крюк забил,
       Как будто в грудь - в груди от боли тесно !
      
       Партнёр по связке вдруг раскис совсем,
       И я ору, чтоб страховал, и чтоб верёвку покороче.
       А у тебя с партнёром нет проблем -
       Все решено без лишних многоточий.
      
       Я знал давно, что рядом есть другой,
       Но ты клялась, что это так, все пустяки и несерьёзно.
       Пронзительная синь над головой,
       Как ложь твоя, бездонна и беззвёздна.
      
       Мы на горе, и друг мне руку жмёт,
       А ты внизу, и не моим - теперь чужим теплом согрета.
       Над ледниками медленно плывёт
       Мелодия неспетого дуэта...
      
       А от тебя мой путь до той горы...
      

    ТЫ ПОМНИШЬ, КОНЕЧНО, ДРУГ...

      
       Ты помнишь, конечно, друг,
       Щемящую боль разлук,
       Не тех, когда встреча ещё вероятна,
       А тех, что уже навсегда, безвозвратно.
      
       Памирская синь высоты,
       На жёстком снегу следы,
       И плавный верёвки провис,
       И вверх уже меньше, чем вниз.
      
       А камень пока лежал,
       Как будто кого-то ждал,
       И нет ещё в мире такого провидца,
       Который предскажет, где это случится.
      
       Слепящий закатный пожар,
       Короткий глухой удар,
       И бурый подтаявший снег,
       И времени прерванный бег.
      
       Ты помнишь ледовый склон?
       Нас трое живых и он -
       Застёгнутый наглухо в спальник потёртый,
       Он с нами спускается в связке четвёртым.
      
       Как часто мы слышим слова,
       Что ждёт нас в горах беда.
       Но если бы снова начать,
       Он с нами пошёл бы опять,
       Он с нами пошёл бы опять.

    РАССКАЗ АЛЬПИНИСТА НА ВСТРЕЧЕ С ПЯТИКЛАССНИКАМИ

      
       Значит, здравствуйте дети! Не буду скрывать:
       Встреча с вами, конечно, приятна.
       Постараюсь я так обо всём рассказать,
       Чтобы всё для вас было понятно.
      
       Значит, шли мы террасой альпийских лугов
       (это так, для начала картины).
       Впереди бастионы высоких хребтов
       И над ними, конечно, вершины.
      
       Мы вошли в кулуар, обошли контрфорс,
       Перелезли на конус лавинный,
       Возле мульды по трогу взошли на утёс
       И потопали до седловины.
      
       Там, где внутренний угол, пришлось попотеть -
       Шлямбурами утыкали скалы,
       По моренным валам приходилось переть,
       И, скажу, показалось не мало.
      
       Чтоб попасть на ледник, дюльфернули слегка,
       Проскочили бергшрунд и сераки,
       Мимо каров прошли поперёк ледника
       И ещё обошли нунатаки.
      
       Кальгаспоры, конечно, прошли стороной,
       А рантклюфты для нас не преграда.
       У жандарма застряли - уж больно крутой,
       Да ещё на пути камнепада.
      
       Отдохнули чуть-чуть у бараньего лба,
       Подразмяли уставшие спины.
       На жумарах прошли до большого стола
       И в распоре пролезли камины. "
       Под карнизом пройти без ЧП удалось,
       Не нарушив маршрутные планы.
       Но на фирновом поле промокли насквозь,
       Уходя по колено в стаканы.
      
       Шайба Штихта на плитах держала вполне -
       Она лучше, чем крест карабинный.
       Айс-фи-фи помогли на отвесной стене
       Обработать натёчные льдины.
      
       Отрицаловке тоже приспела пора -
       Здесь мы в сёдлах над бездной висели.
       Где-то крючья, где гексы, а где стопера
       Загоняли в удобные щели.
      
       По ребру аккуратно шажок за шажком -
       Без страховки здесь сразу могила.
       Облака над висячим плывут ледником
       И немного метель закрутила.
      
       Мы облеплены снегом, но это пустяк -
       Мы давно породнились с горами.
       Мы выходим на гребень. Последний напряг -
       И вершина у нас под ногами!
      

    ЭТЮД В ГОЛУБЫХ ТОНАХ

      
       Рассветное небо серым холстом
       Натянуто на хребты,
       Изгиб ледника змеиным хвостом
       Кажется с высоты.
      
       Палатки прижаты к выходам скал,
       Камни укрыты льдом.
       Вчера не успели пройти перевал *
       Пришлось ночевать на нём. "
      
       Под нами пять тысяч, ветер гудит
       Басами органных труб.
       И как часовой, из снега торчит
       Старенький ледоруб.
      
       А там, за хребтами, плавится медь,
       Жаркий готовя день,
       Массив Хотуртау начнет розоветь,
       Ночную стирая тень.
      
       И солнце напишет первым лучом
       Этюд в голубых тонах,
       И льды полыхнут холодным огнём,
       Бликами на хребтах.
      
       И мы увидим на склонах Матчи
       Первый лавинный след.
       Наверное, стоило мёрзнуть в ночи,
       Чтоб встретить такой рассвет!
      

    ОТДЫХ В КРЫМСКИХ ГОРАХ

      
       Весенним крымским вечером,
       Луною чуть подсвеченным,
       Под звёздами огромными мы у хребта сидим.
       Хребет утыкан скалами,
       Как чёрными кинжалами
       С отметинами ржавыми
       На каменной груди.
      
       Внизу поля зелёные
       Террасами и склонами
       Уходят к морю Чёрному и россыпям огней.
       Там жизнь немного пьяная
       С кафе и ресторанами,
       С любовью и обманами
       Скучающих людей. "
       А мы вокруг костёрика
       Без кресел и без столика
       Покоем наслаждаемся под трели соловьёв.
       И нет минут желаннее,
       Чем так сидеть в молчании,
       И будто на свидании
       Беседовать без слов.
      
       В прохладной крымской темени
       Не думаем о времени,
       Проблемы не решенные оставив на потом.
       Дымок по веткам стелется,
       Чаёк на углях греется,
       И звёздная медведица
       Проходит над хребтом.
      
       Дороги наши странные
       С мечтами и туманами,
       С памирскими высотами и близкой синевой.
       Но после восхождения
       Мы вспомним птичье пение,
       Вишнёвое цветение,
       И костерка рождение
       Недавнею весной.
      

    ДАВАЙ, СТАРИК...

      
       Давай, старик, немного потерпи,
       Поднапрягись - пока ещё не вечер,
       Ещё мотор работает в груди
       И лица холодит колючий ветер.
      
       Что из того, что годы в рюкзаке
       Тяжёлым грузом пригибают спины?
       Мы все-таки стоим на леднике,
       И значит, доберёмся до вершины! "
      
       Что из того, что стал нелёгок путь -
       Ты оглянись - здесь всё давно знакомо.
       Давай, старик, подтянемся чуть-чуть,
       Долезем до того крутого склона.
      
       Нам не стучать азартно в домино,
       Не шаркать в парках, вызывая жалость.
       Вставай, старик, ведь нам не всё равно,
       Как встретить наползающую старость.
      
       Мы шли когда-то через не могу,
       Ну, не ворчи, что сил теперь не очень,
       Что ни к чему ночёвки на снегу
       И поясницу ломит ближе к ночи.
      
       Пойдем, старик, о чём тут говорить,
       Прощёлкнем в крючья наши карабины.
       Ещё не вечер, значит, будем жить,
       И значит, доберемся до вершины!
      

    Я ТЕПЕРЬ ПРОВОЖАЮ К ВЕРШИНАМ ДРУЗЕЙ

      
       Я теперь не погибну в высоких горах,
       И спасателям я не доставлю заботы -
       Без меня им по горло хватает печальной работы
       На ледовых разломах и лавинами сжатых снегах.
      
       Я ушёл в непривычный домашний уют,
       Потому что уже навалилась усталость,
       Потому что подкралась такая нежданная старость,
       И нелепо пытаться разрабатывать новый маршрут.
      
       Я ушёл от не взятых красивых вершин
       И не пройденных мной перевалов тягучих.
       Может быть, на планете найдутся места и получше,
       Только мир вертикалей, я уверен, ни с чем не сравним. "
      
       Я теперь провожаю к вершинам друзей,
       Я хочу, чтоб они добирались до цели,
       А спасатели только б за кружками чая потели,
       Оставаясь без дела в этом мире красот и страстей.

    ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПЕСНИ

    НЕ ВЕРШИНЫ БЕЗ НАС ОДИНОКИ,

    ЭТО МЫ ОДИНОКИ БЕЗ НИХ

    А ЕСЛИ ПРОСТО ТАК

      
       А если просто так, забыв, что есть дела,
       Собрать рюкзак и выйти на дорогу,
       Без компаса и карт, куда б не привела,
       Должна же привести куда-нибудь, ей Богу.
      
       Идти, хрустя подсохшею стернёй,
       В тени стогов устраивать привалы,
       Вдыхать густую синь над головой,
       Смотреть на леса чёрные провалы.
      
       Потом, войдя в ряды берёзовых стволов,
       Стоять в лучах полуденного света,
       И в пересвистах птиц, и в запахах цветов
       Услышать вдруг свою мелодию сонета.
      
       И к ней искать звенящие слова
       Среди дубрав и зарослей колючих,
       И ждать, когда наполнится строфа
       Ещё не смелой музыкой созвучий.
      
       А если не дано мне чудо совершить,
       И все слова придуманы напрасно,
       Я только улыбнусь, и буду просто жить,
       Как жил весь этот день - восторженно и ясно!
      
       Горит костёр над сонною рекой,
       Туман несёт вечернюю прохладу...
       Такой прекрасный мир передо мной,
       Что мне для счастья большего не надо!

    Ноты открываются через 1-2 секунды после перехода на следующую страницу


    "ФРЕЗИ ГРАНТ

      
       Добрый вечер, друзья! - услышали мы с моря. -
       Добрый вечер, друзья! Не скучно ли вам на тёмной дороге?
       Я тороплюсь, я бегу...
       Александр Грин "Бегущая по волнам"
      
       Добрый вечер, друзья! Вам не скучно на тёмной дороге?
       Вам не трудно одним пробираться сквозь эту пургу?
       Вас не мучит жара, не накрыли ль вас пеной пороги?
       Добрый вечер, друзья! Я бегу, я бегу, я бегу...
      
       Тлеют угли костра - это тихо рождаются грёзы.
       Алый парус мелькнул - это я тороплюсь по волнам.
       Я в росе на цветах. я в январской печали берёзы,
       Я везде и нигде, я к туманным маню берегам.
      
       О несбывшемся мы с тихой грустью порой вспоминаем,
       В крупных россыпях звёзд или в искрах погасших костров
       Ищем каждый своё, и находим и снова теряем,
       Чтобы снова искать у туманных крутых берегов.
      
       Счастье - это когда впереди ещё всякого много,
       Это руки любимых и тени надежд у костра,
       Счастье - это когда за порог ещё манит дорога
       И плывут над землёю такие простые слова:
      
       Добрый вечер, друзья! Вам не скучно на тёмной дороге?
       Вам не трудно одним пробираться сквозь эту пургу?
       Вас не мучит жара, не накрыли ль вас пеной пороги?
       Добрый вечер, друзья! Я бегу, я бегу, я бегу...
      
       "

    И СНОВА ЗИМА

      
       И снова зима, и метель за окном,
       И вечер какой-то тоскливый и длинный.
       Мы свечи зажгли и негромко поём
       О пройденных нами красивых вершинах.
      
       Нам странно, что горы остались без нас,
       Что наши маршруты укрыты снегами,
       Как стали пустынны Памир и Кавказ
       Без летних стоянок, покинутых нами.
      
       Припев. Минорный аккорд, и протяжный напев,
       О том, как без нас одиноки вершины,
       О том, что мы снова живём на равнинах,
       Не души, а только тела обогрев.
      
       И дело не в том, что окончены сроки,
       Что снова мы в теплых квартирах своих...
       Не вершины без нас одиноки,
       Это мы одиноки без них.
      
       Среди суеты и привычных забот
       Мы вдруг начинаем грустить без причины,
       Всё чаще нам снятся холодный восход
       И в утреннем небе седые вершины.
      
       Не радует нас молодое вино
       И песни о синих дымках над кострами...
       Оплывшие свечи, метель за окном...
       И целая вечность до встречи с горами. "
      
       Минорный аккорд, и протяжный напев,
       О том, как без нас одиноки вершины,
       О том, что мы снова живем на равнинах,
       Не души, а только тела обогрев.
      
       И дело не в том, что окончены сроки,
       Что снова мы в теплых квартирах своих...
       Не вершины без нас одиноки,
       Это мы одиноки без них.
      
      
      
       "
      

    СРЕДНЕРУССКАЯ ШИРЬ

      
      
       Так бывает порой - жизнь всё делит на две половины:
       Из друзей - кто в горах, кто терзает гитару в тайге.
       Мне их ждать посреди среднерусской равнины,
       Отрываясь от дел, чтобы выйти в леса налегке.
      
       Я иду без тропы по пружинистой хвое,
       Прохожу сквозь шатры из пронзающих кроны лучей,
       Я иду по лугам, где над вечным покоем
       Вечерами слышны перезвоны далёких церквей.
      
       Я ещё соберусь, я ещё поднимусь на вершины,
       Буду плыть на плотах и тропить в заполярье лыжню,
       Но просторы родной среднерусской равнины
       Я с собой пронесу, я их в сердце своем сохраню.
      
       Разве можно забыть это чистое утро,
       Этот лёгкий туман над прозрачной неспешной рекой,
       И росу на траве россыпью перламутра,
       И уснувший костёр, чуть прикрытый остывшей золой.
      
       Где бы я ни бывал - а прошел по земле я немало, -
       И в какие б меня не бросало глухие углы,
       Среднерусская ширь мне дышать помогала
       И, казалось, не раз выручала меня из беды.
      
       Где-то кедры шумят, где-то сходят лавины,
       Ищут счастье своё на нехоженых тропах друзья,
       И я верю, что ширь среднерусской равнины
       Их поддержит в пути, как сейчас поддержала меня.
      
    "
      

    "ПЕРЕПРАВА

      
       Переправа через реку - нет, не та, что по дощечкам
       Или с камешка на камень - этим нас не удивишь.
       Здесь не в горнице за печкой,
       Здесь как в цирке над ареной,
       Здесь натянуты верёвки, здесь висишь над серой пеной,
       Здесь взаправду переправа - все висят и ты висишь.
      
       А река рычит под нами и облизывает скалы,
       Напиталась грозной силой из недальних ледников.
       Там, за речкой перевалы,
       Контрофорсы и сераки,
       Кулуары, берги, кары, словом, всяческие бяки
       В обрамлении картинном ослепительных снегов.
      
       Мы висим горизонтально между небом и землею,
       Упирая прямо в солнце обгоревшие носы,
       Это надо же такое:
       Вдруг подвесить человека,
       Чтобы сам себя тащил он через бешенную реку
       И покачивался тихо как рычажные весы.
      
       Снизу брызги спину метят, сверху скалятся вершины,
       Наплывает близкий берег где-то там за головой.
       Я отщёлкнул карабины,
       Я присел на мокрый камень,
       Оглянулся на теснины, всё послал к такой-то маме,
       И, наверное, напрасно - я пока ещё живой.
      
       Переправы через реки - по воде и навесные -
       Сколько б их не наводили, все их в памяти держу.
       Помню все дела былые,
       Все не детские забавы.
       Вот когда домой приеду, то про эти переправы
       Я однажды на досуге мемуары напишу.
      
      

    "ЗАЧЕМ НАМ ВСПОМИНАТЬ?..

      
       Зачем нам вспоминать, что есть на свете горы?
       Ну, есть они и есть, и пусть себе стоят.
       Романтика дорог каким-то детским вздором
       Нам кажется теперь, когда под пятьдесят.
      
       В кладовках рюкзаки набиты всяким хламом
       И ледорубов сталь ржавеет на крючках.
       Мы лжём себе, когда поём о самом-самом :
       О розовых снегах и синих ледниках.
      
       И размеренная жизнь, будто стук метронома,
       И уже не тревожит нависший ледовый карниз,
       И знакомый маршрут от работы до дома,
       И катает нас лифт по желанию вверх или вниз.
      
       Холодный блеск вершин под глянцем фотографий...
       Вела на них одна, но пламенная страсть.
       Впечатана в хребты часть наших биографий,
       И думается мне, не худшая их часть.
      
       Хотя не манят нас сиреневые дали,
       По-прежнему плывут вершины в облаках.
       Так всё-таки не зря мы, чёрт возьми, стояли
       На розовых снегах и синих ледниках!
      
       Пусть размерена жизнь, будто стук метронома,
       И уже не тревожит нависший ледовый карниз,
       Только время придет, и мы выйдем из дома,
       ( Знаете, куда? Правильно, в горы!)
       Чтоб без лифта наверх и без лифта по снежнику вниз!
      
    "

    "НУ, ТАК ЧТО ЖЕ...

       Ну, так что же, ну, так что же,
       Если всё пошло не так, Если жизнь дерёт по коже
       Словно новенький наждак,
      
       Если тошно на работе,
       Если дома хоть в запой,
       И при солнечной погоде
       Ходят тучи надо мной.
      
       Значит, время наступило
       Бросить всё ко всем чертям,
       Не менять на шило мыло,
       Не менять на шило мыло,
       А полазить по горам!
      
       Что налево, что направо -
       Только пропасти везде.
       Где ж такая переправа,
       Чтобы вывела к тебе?
      
       Чтобы снова на рассвете
       С неба звёзды провожать.
       Только мне тебя не встретить,
       Только нечего мечтать.
       Припев.
      
       Здесь без фальши, здесь как надо -
       Чистый снег и синева,
       Здесь за всё своя награда
       И на всё своя цена.
      
       И я верю, что не даром
       Этот мир в моей судьбе:
       Где-то там за перевалом
       Есть тропиночка к тебе!
       Припев
      
      

    КОНТРОЛЬНЫЙ СРОК

      
       Позёмка и мороз, и по утрам туман,
       А край тайги, как в сказке, за горами.
       Уже не разберёшь, где правда, где обман,
       Где карта врёт, а где ошиблись сами.
      
       Потерянные дни теперь не наверстать.
       На склонах жёсткий наст не держит лыжи.
       Осталось только лишь на бога уповать,
       А до жилья сто вёрст - никак не ближе.
      
       Припев: Контрольный срок уже истёк,
       И по тревоге поднимают спасотряды.
       За ними наблюдают из засады
       Лавины, топи и непройденный порог.
      
       Но по горам и по тайге
       Уходим в поиск, словно перед боем,
       Чтоб чье-то сердце не пронзила болью
       Улыбка в чёрной рамке на стене.
      
       Как ярки и крупны цветы у ледника,
       Как синева вершины обласкала.
       Но там, у чёрных скал, оскалилась беда
       И люди не спустились с перевала.
      
       Теперь нет ничего важнее на земле,
       Чем нам спешить по сложному маршруту
       Туда, где на хребте, как SOS на корабле,
       Зовёт в ночи сигнал шесть раз в минуту.
       Припев.
      
       Ушла река в каньон, там гулко и темно,
       По волчьи лижет стены пенный гребень
       И пляшет в бурунах разбитое бревно,
       Торчит между камней обломок греби. "
      
       Хотя отсюда нам сигнал не подадут,
       Для нас сигнал - отсутствие сигнала.
       И снова спасотряд выходит на маршрут:
       Пока надежда есть - не всё пропало!
      
       Припев.
      
       Никто в свой звёздный час не думает о нас -
       Нужны мы только тем, кому не светит.
       Никто за ради нас не влезет на Парнас,
       Никто нас звонкой одой не отметит.
      
       Походные костры по дальним уголкам -
       До них всегда не просто и не прямо...
       Сверяет курс Земля по звёздным маякам,
       И лунный парус выгнулся упрямо...
      
       Припев
       . "
      

    АРГЕНТИНСКОЕ ТАНГО

       Саксофон задыхался от любовной истомы,
       Скрипка нервы терзала, поднимаясь до верхнего "си",
       Аргентинское танго - нега, радость и стоны,
       И далёкие горы, и пампасы вблизи.
       Не веришь - посмотри,
       Вот так!
       А в Баксанском ущелье горы вот они, рядом,
       Из альплагеря сразу Юсеньгинской тропой и к снегам.
       Аргентинское танго многозвучным каскадом
       Низвергает динамик прямо к нашим ногам.
       Как стон из мелодрам.
       Вот так!
      
       Припев В горах судьбу свою
       мы мечтаем найти,
       Хотя нелёгкие
       там к ней ведут пути,
       И танго жгучее
       нас пьянит слегка,
       А горы вспучились
       кручами, кручами, кручами
       за облака.
      
       Пусть с кавказских вершин нам не видны Кoрдильеры,
       Только над ледниками Аргентинское танго плывёт.
       В ярко-красной пуховке молодой кабальеро
       На короткой страховке сеньориту ведёт
       Под синий небосвод.
       Вот так!
       В облаках над Ушбою разливается просинь,
       За Эльбрусом пожаром закипает закатная кровь.
       Мы под знойные ритмы на вершины заносим
       Наше странное счастье, нашу страсть и любовь!
       И лезем вновь и вновь.
       Вот так! "
      
       Припев. В горах судьбу свою
       мы мечтаем найти,
       Хотя нелёгкие
       там к ней ведут пути,
       И танго жгучее
       нас пьянит слегка,
       А горы вспучились
       кручами, кручами, кручами
       за облака.
       Дорога нелегка,
       вот так!
      
       "

    НОСТАЛЬГИЧЕСКИЙ ВАЛЬС

      
       Давайте, друзья, соберёмся как прежде,
       Ведь раньше мы были легки на подъём,
       Забудем на время о модной одежде
       И снова в штормовках по свету пойдём.
      
       Оставим на время размеренность буден,
       Присядем под звёздами в круг у костра -
       Мы были всегда неуёмные люди
       И, значит, сегодня поём до утра.
      
       Давайте припомним таёжные дали
       И синие тени на снежных хребтах,
       Споём о местах, где мы раньше бывали
       В давно отшумевших как юность годах.
      
       Давайте споём о тревожных закатах
       И яростной силе порожистых рек,
       О том, как мы шли на вершины когда-то,
       Кляня не ко времени выпавший снег.
      
       Конечно, теперь не взойти на вершины,
       Уже не тропить в заполярье лыжню,
       Уже не спускаться в сырые теснины,
       Не жаться в морозные ночи к огню.
      
       Ну, что же, проложим маршруты попроще,
       Ведь главное то, что мы вместе опять,
       И пусть не в горах, а в берёзовых рощах
       Мы будем свои лагеря разбивать.
      
       Давайте забудем чины и награды,
       Мы все здесь на равных, мы дружим давно.
       И доктор наук получает наряды,
       И доктор без степени тащит бревно. "
      
       Давайте вглядимся в знакомые лица
       Чуть-чуть постаревших девчат и ребят,
       А если слезинка блеснёт на ресницах,
       То это дымок от костра виноват.
      
      
      
       Матчинский горный узел - район на Памиро-Алае
       Горняшка - горная болезнь, связанная с дефицитом кислорода и пониженным давлением
       Кулуар - ложбина на крутом склоне, направленная по линии стока воды
       Акклиматизация - постепенное привыкание к высоте. Обычно проводится путём выхода на доступные высоты и возвращения вниз. Способствует увеличению количества эритроцитов в крови.
       Горная болезнь связана с дефицитом кислорода. Вызывает головокружение, тошноту, расстройство движений.
       В этом, как и во многих других горных путешествиях, мы использовали тенты от польских палаток "Варс". Благодаря П-образной раме они ветроустойчивы. В них размещается шесть человек.
       Накопительная справка даёт право туристу участвовать в путешествии болеё высокой категории сложности.
       Категории маршрутов - от единицы до шестёрки по возрастанию сложности
       Восьмерка - специальное фигурное приспособление для спусков
       Репшнур - вспомогательная верёвка меньшего диаметра, чем основная
       Ледовая "морковка" - конусообразный штырь, забиваемый в лед для навешивания верёвки
       Дувал - глинобитная ограда
       Хауз - небольшой водоём
       Мазар - одиночное захоронение, часто - святое место
       Система - соединенные верёвкой нагрудная обвязка и петли для каждой ноги
       Седушка - небольшая пенопластовая подстилка на резинке для одевания на поясницу
       Кошки - пристегиваемая к ботинкам платформа с острыми зубьями для хождения по ледникам
       Бергшрунд - подгорная трещина, образованная примёрзшим к скалам льдом и подвижной массой основного ледника
       Отрицаловка - наклон внутрь стены, образующий угол между вертикалью и направлением наклона
       Фирн - промежуточное состояние снега, переходящего в лед
      
      
      
      
       6
      
      
      
      
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Дихтярёв Виктор (v-ya1812@yandex.ru)
  • Обновлено: 22/01/2010. 608k. Статистика.
  • Сборник рассказов: Психология
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.