Акулов Виктор
Осколки европейской мечты

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Акулов Виктор (victor022017@yahoo.com)
  • Размещен: 31/03/2014, изменен: 31/03/2014. 149k. Статистика.
  • Повесть: Проза
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В 2012 году в надежде увидеть родственникa я спрятался в поезде, который ехал по маршруту Брюссель-Лондон. Так, нелегально, прибыл в Англию, где сразу же был арестован. Ведь при себе не имел документов. Иначе бы зачем прятаться нелегально? Затем в британской тюрьме Колнбрук столкнулся с жестокой политикой против иностранцев.
    •   Виктор Акулов
      
      Осколки европейской мечты
      повесть
      
       Памяти Александра Солженицына
      
      
       Маленькое предисловие
      
       В 2012 году в надежде увидеть родственникa я спрятался в поезде, который ехал по маршруту Брюссель-Лондон. Так, нелегально, прибыл в Англию, где сразу же был арестован. Ведь при себе не имел документов. Иначе бы зачем прятаться нелегально? Затем в британской тюрьме Колнбрук столкнулся с жестокой политикой против иностранцев. Будучи заключенным, я отправил короткое письмо об этом в газету "Советская Россия". Оно было опубликовано под названием "Вечный капкан". Ну а сегодня я предлагаю автобиографичную маленькую повесть ( большой рассказ) о том, что случилось тогда. Моя история не является новой. Западные, опозиционные к властям журналисты уже открыли занавес современной Европы, где идет "зачистка" населения. История повторяется, еще одни грабли... Впрочем, нет. Новое будет. Я не пересказываю чьи-либо слова. Моя история, - скромная история экс-заключенного иностранца виновного в том, что оказался всего-навсего иностранцем, - она от первого лица. Она - первоисточник.
      
      
       Мне было предупреждение: "Не суйся на остров по фальшивым документам! Там за это срок!" Ха-ха-ха. Вечное слезоточивое оправдание трусов: дом, семья и плохая погода. Из перечисленного у меня ни шиша. Не потому ли рискнул?
       Поддельный документ ожидался на парижском вокзале Lyon. Вообще-то путь документа оказался тернистым и занял немало км /ч. Вначале мои друзья позвонили своим знакомым (?) в соседнюю страну, чтобы там смастерили "левый" док. А те переслали его в посылке через водителя автобуса другим знакомым (?) сюда, третью страну. Возьму, думал я, посылку. Отблагодарю "магарычом". И рвану на остров. Авось повезет.
       Я осматривался по сторонам. Часы? Часы? Где часы? Мы договорились о встрече под часовой башней. Ага. Вот... Я занял позицию под ней. Скорей бы они появились . Холодный февральский ветер обжигал щеки. Ко мне тут же подошли двое:
       -Ты тот русский?
       Это, наверное, как бы пароль. Я узнал голос того, с кем говорил по телефону. Но мы виделись впервые. Они, оказывается, молдоване. Советские русскоязычные, на мой взгляд, свои.
       - Если хочешь, то оставыайся на ночь у нас. А потом пробуй ехать дальше. - Мне предложили в первую минуту общения.
       -Лучше сегодня. - Я решил. Я давно так решил.
       -Тогда давай к нам. Документы там. Это неподалеку.
       Я догадывался, что не привезут. Зачем им риск прогулки с фактами преступления в кармане? Полиция, того жди, остановит. Обыск. Вопрос?.. Поэтому документ дома. Логично.
       В метро выяснилось, что они без билетов и без денег. У меня были купюры. Но меня даже не слушали о покупке билетов. Впереди турникеты-ворота. И не перепрыгнешь. Первый прошел следом ( почти вплотную) за образцовым билетовладельцем. Второй молдованин схватил мой чемодан на колесиках и перекинул через ворота. Первый его поймал. Теперь и мы прошли турникеты, как первый...
       Их квартира кому-то напомнит подводную лодку. Но я не морячок. Мне напомнило тюремный штрафной изолятор. Тоже людно, тесно, душно. Я выложил на стол гостинцы: водка и копченная колбаса. Прежде надеялся, что вручу это на вокзале после того, как возьму документ. Ну да ладно. Спасибо хоть так.
       Мы выпили горькую и за встречу, и за удачу, и за дружбу народов. Я пьяный и, кажется, непревзойденный, море по колено, карyсель в голове - такой я изучил "болгарский" документ на предмет подлинности. Хм... Пластиковая карта. Ее достаточно для передвижения по Европе.
       -Выучи имя и адрес наизусть. Могут спросить. - Советовали молдоване.
       Я прочитал, как меня отныне зовут, где родился... И все это тут же забыл.
       -Оставайся на ночь. Отдохни. - Сказали мне. - Ты пьяный.
       Я отказался. Лучше - сегодня. Иначе ночью не уснуть. Мозг инфицирован сомнениями: арестуют? не арестуют?
       -Думаете проеду на остров? - Я осмотрел всех присутствующих. Прямо-таки голосование. Вопрос на засыпку.
       -Не знаю.
       -На улице иногда показываем такие же документы полиции. Но это другое.
       -Чтобы на остров...
       -Про такое, русский, не слышали.
       "Была не была. Поеду! Ведь уже начал!" - подумал я.
       В этот же день я купил билет на парижском вокзале Nord. Оставались минуты до отбытия. На посадку, как ожидал, не пройти без билета и документов. Контроль, будто в аэропорту. Вначале - несколько пограничных постов ( выбирай, какое хочешь), где изображены французские флажки. Затем другие посты, но с флажками английскими. Догадывался, что полседние проверяют внимательнее. Поэтому выбрал будку с седовласой, с виду потрепанной жизнью англобабушкой. Волнение сжимало мое сердце в шершавой руке. Глубокий вдох. Словно погружение на глубину. И сразу пожалел. Вдох привлекает внимание.
       Французский пограничник взял в руки билет и документ. Но, странное дело, не смотрел ни то, ни другое. Даже сверхстранно: мое лицо не смотрел. Я был пропущен до следующего и последнего поста. На кону свобода. Пограничник-бабушка сверлила взглядом и меня, и документ. Затем поместила карту в прибор с красной подсветкой. Я проглотил слюну волнения. Разве тут не пожалеешь, что не владеешь гипнозом? Она:
      Зачем тебе нужно в Великобританию? ( в английском языке нет обращения на вы )
      Хочу увидеть друга.
      У тебя есть банковская карта?
      Конечно, есть, но с собой не взял. Еду на пару дней.
      Как тебя зовут?
      Там все написано. - Я ответил после секунды другой молчания, когда понял, что забыл свое "имя".
      Это поддельный документ.
       Я предвидел такую развязку событий. И все-таки новость шарахнула, будто ток. Еще минута и я прошел английский пост, но в сопровождении пограничников. Мой чемодан просветили, как в аэропорту, через рентген. Чемодан открыли и перевернули содержимое в нем вверх дном.
       - Эй, давайте быстрее! - Я сердито топнул ногой. - Поезд сейчас уедет!
       - Забудь про поезд. Ты арестован.
       Пограничники говорили со мной на разных языках. Среди них, кажется, не было коренных англичан и французов. Хотя бы два языка знали свободно. Не условие ли для приема на работу? Вокруг пальца и фальшивого "дока" не обведешь?
       - Ты не говоришь по-болгарски. - Сказал пограничник. - Я родился в Софии. Ты меня не понимаешь.
       Моя тактика - без комментариев. Поезд уехал. Теперь, вероятно, тюрьма. Подделка документов - срок? Вскоре меня окружили французские полисмены:
       - Ничего при нет?
       - Что именно нужно?
       - Оружие, наркотики.
       - Конечно, нет.
       Один полисмен, вероятно, самый деятельный, не ленивый, похлопал карманы моей куртки. Пусто.
       -Да, действительно, нет. - Полисмены выглядели огорченными и скучающими.
       Ну и обыск. В Швецарии, где было мое последнее место жительства, не просто-напросто, тяп-ляп, хлоп-хлоп обыскали бы. Там за такое чуть ли не распилят пополам и проверят, что спрятано внутри. Там строго.
       Вечером следователь в полицейском участке спросил:
       -Кто тебе дал поддельный документ?
       -Я не знаю имен.
       -Не будешь сотрудничать, то отправишься за решетку. Наши тюрьмы хуже, чем на Украине. - Он почему-то вбил себе в голову, что у меня хохольские корни. Ведь я не отвечал на вопросы: "Where you from?" и "D ou viens-tu?" Зато прикинулся дурачком. Прикинулся? И вот мое сотрудничество. Давайте, дескать, поедем в логово производителей фальшивых документов. Это в Амстердаме. Дом помню зрительно. Название улиц не знаю. Вранье. Дохлый номер. В Амстере я прожил год с лишним. Вспомню молодость, если клюнут...
       -Ты думаешь, что я идиот? - Следователю мало.
       -А ты думаешь, что тот, кто мне это дал, еще и оставил на память свою визитную карточку?
       В кабинет вошел второй полисмен. Он разговорился с моим дознавателем. Я знаю par beakcoup французский и понял, что тут и без меня дел по горло.
       -Куда ты поедешь, когда тебя освободят? - Новый полисмен сел на стол.
       -В Англию.
       -Хватит Англии!.. Или нет... Пробуй, но из Бельгии. Во Франции не останешься?
       -Нет. Нет. Сегодня уеду.
       -Не спеши. Это не сразу. Еще будет суд.
       Все круто изменилось, когда я сообщил, что ВИЧ-инфицирован. И каждый вечер употребляю лекарства Atripla. Со мной лишь горстка таблеток. Своего рода инсулин. Без них тоже умру, но позже. Нужны, стало быть, еще таблетки. Нужно в больницу. После короткого совещания ( хотите верьте, хотите нет) следователи сообщили, что через день или два освободят. Но есть одно условие: не настаивать о визите в больницу при разговоре с тюремным врачом.
       Несколько дней в заключении? Зачем? Не проще ли сразу освободить? Но какой мой риск? Не освободят, как обещали, то попрошусь в больницу. Впрочем, неудивительно, что от меня выгодно избавиться. Бухгалтерия спидозного выживания: 1 таблеток * 1 день = 50 евро.
       На мой чемодан приклеили бумагу с надписью вымышленного болгарского имени Vasil. Фамилию не помню. Вместе с вещами меня доставили в КПЗ на ночь. У входа туда, на асфальте улицы, лежали бездомные, закутанные в одеяла и спальники. Полисмены, проходя мимо, весело щелкали пальцами возле отдыхающих. Проверка: живой ли? Щелк! Щелк! Дубак такой, что зуб на зуб не попадал.
       В КПЗ отобрали куртку и свитер. Объяснение: "Нельзя. Не положено. Терпи. Русские морозов не боятся". В камере-одиночке остался в майке и с носом. Осмотрелся вокруг. Окна без стекол. Лишь кресты решетки. Ледяной ветряка заносил сюда хлопья снега. У стены, под окном был снежный коврик. Руки заключенного Виктора посинели от холода. Мурашки по телу. На койке лежал спасательный, но грязный прожженный плед. Без тоски и ужаса не прикоснешься. Пусть я и не голубых, слава богу, кровей. Плед вонял, будто в нем хоронили покойников. Чтобы согреться я отжимался от пола, прыгал, бегал, стучал зубами. В конце концов, очутился на краю сна, лег на койку и накрылся пледом.
       Вечером другого дня перевели в парижскую депортационную тюрьму. Охранники известили, что свободную камеру я должен искать сам. Ведь они заняты. Они, как позже замечу, играли в карты. Я обошел тюрьму. Свободных камер не обнаружил. Некоторые, однако, были заперты. По словам охранников, пустые, но на ремонте. Туда нельзя.
       Бледнолицых, как я заключенных, не встречал. Удивило, что темнокожие собратья по беде заступились за меня, будто за своего. И вот под дверью кабинета тюремщиков, картежного катрана, толпа митингующих с призывом заселить русского новобранца.
       -Сегодня ночуй на скамейке, а завтра уходи. В тюрьме нет мест. - Сказал тюремщик после знакомства с моим досье.
       Догадываюсь, что истинной причиной был мой спидозный экономический удар по капитализму. Свободные камеры, вероятно, имелись. Но тюремщики выглядели связанными ленью по рукам и ногам. Пришлось бы аж идти, даже искать, а то и тыкать ключом в замочную скважину!
       Двери камер тут никогда не закрывались. Ночью я познакомился с молдованином. Он сказал, что завтра меня не освободят. Это только после трибунала. Неделя-две - не раньше.
       -Но охранники сказали...
       -Ну может у тебя связи в правительстве. - Он пошутил и ушел в камеру. Пора бы спать.
       "У меня не связей, а всего лишь СПИД". - Подумалось мне.
       Я уснул на скамейке в просторной комнате. Сбился со счета падениям. Просыпался в моменты свободного полета. Парашют не раскрывался. Виновата моя привычка ворочаться с бока на бок в кровати. Беспокойные сны.
       Утром мне вернули чемодан. Тюремщики:
       -Уходи!
       -А куда идти? - Спросия я. Глупый вопрос.
       -Куда хочешь туда и иди. Франция большая. Всем хватит мест. Аривуа.
       Поднялся шлангбаум. Путь свободен.
       Так оборвалась попытка проникновения на остров. Я не сдался. Вторую попытку принял несколько месяцев спустя. Был конец мая. Через третьи руки вышел на молдованина, который промышлял нелегальной переправкой людей без родины, без флага на остров из Бельгии. Я засыпал его вопросами по мобильнику: "Как ехать?.. Откуда?.. Долго ли?.. Наверняка ли доберусь?"
       -Я не могу обо всем по телефону. - Сказал он. - Приезжай в Брюссель. Обсудим. И сразу поедешь, куда тебе нужно.
       -Какие шансы, что доберусь?
       -Девяноста девять процентов... Я же не Господь, чтобы давать сто.
       -Сколько стоит?
       -Тысяча.
       Это оплата за его услуги перевозчика. Я обещал, что приеду завтра.
       -Не бери много вещей. - Предупредил он. - Маленькая сумка. Одежда только темного цвета. Вот и все.
       До Брюсселя ехал поездом. Две сумки вещей, мое швейцарское наследство оставил у приятеля в городе Базель. С собой взял рюкзачок, где неотложное, одежда и ноутбук. Худо-бедно. Я был заряжен и наполнен светом надежды. На острове жили друзья и родственник. Возможно, помогут.
       В Брюсселе я смотрел в окно движущегося поезда. Какая остановка? Вот проехал Zuid. Думал, что следующая - Midi. Тут договорено о встрече. И я ошибся. Оказывается, обе станции - одно и тоже, но на разных языках. Zuid / Midi, Юг/Середина. Короче, бардак. Об этом узнал, когда вышел в пригороде столицы. Было ясно, что проехал дальше, чем надо. Время - на волоске от девяти. Встреча с переправщиком в девять. На моем телефоне не хватало денег для звонка. Швейцарская симка. Роуминг. И не предупредить, что опаздываю. Поэтому купил бельгийскую симку ( рекламная пауза) Lycomobile. Теперь дозвонился. Андрей ( настоящее имя переправщика изменино), по его словам, ждал у входа на вокзал, где фонтан, под деревом, возле блондинки с зонтиком, напротив мусорки. Я добрался до Midi без проишествий. Обошел два входа на вокзал. Фонтанов - ни капли. У третьего входа заметил струю воды из асфальта, будто гейзер. Рядом, на скамейке его особые приметы: зеленая кепка, синие джинсы, серая куртка, татуированные перстни на пальцах правой руки. После рукопожатия Андрей сразу поторопился в путь. Скоро стемнеет. Англопоезд, по его данным, двигается на стоянку, чтобы ранним утром отправиться в Лондон. Есть некое место по дороге туда, где поезд останавливается на минуту. Там предстоит в него проникнуть.
       Мы ехали на трамвае вдоль ж/д рельс. Теперь до меня дошло насколько все просто. До стоянки - по рельсам. Адрес есть в интернете. Жаль, не догадался раньше. Хотя - не жаль. Скупой платит больше.
       В трамвае разговорились. Вопросы друг другу: "Как долго заграницей?.. Не хочется ли на родину?.. Нравиться ли тут?.."
       Наша остановка была напротив арбского магазина.
       -Хочешь пиво? Дальше не купишь. - Сказал Андрей.
       -Но если мне ехать сегодня... Как там с туалетом?
       -А никак. Терпеть до утра.
       -Тогда я сегодня без пива.
       Впрочем, лучше не пить еще потому, что я должен внимательно смотреть, в какой спрячуть поезд. Андрей, вероятно, знает. Тем не менее...
       Он купил три банки пива. Мы немного прошли до моста. Под ним - дорога, жжужание машин. На нем - рельсы, стук колес поездов. Подробности, сколько метров туда-сюда, запад не запад, север не север - умалчиваю. Это вам не "Остров сокровищ". Но кто ищет, тот найдет. Язык до Англии доведет.
       Перед мостом повернули направо. Теперь в горку по асфальту. Здесь...Справо - здание, возле которого кусты. Слева - мост. Впереди - оазис деревьев.
       -Пригнись! - Скомандовал Андрей.
       К "оазису" бежали, пригнувшись на полусогнутых, как на войне. Маскировка. Бег взбодрил и углубил дыхание. Над мостом открылся горизонт ж/д путей. Мы спрятались в яме лесного "оазиса". Вокруг деревья и кусты, кроме стороны с видом на рельсы. Поезд увидишь, если выпрямишься во весь рост. Ведь яма. Мысленно назвал это место "окопом". Тут тоже, как на войне, нужна осторожность. Нельзя слишком высовываться. Иначе обнаружат, заподозрят...
       На земле мусор: окурки, бутылки, пакеты, в общем, нормальные следы людей.
       - Поезд будет здесь. - Торжественно объявил Андрей.
       Ну вот и черный вход для тех, кому нельзя официально через парадные двери поезда.
       -А когда будет? Сейчас?
       -Возможно. Посмотрим. - Он произнес медленно, на мой взгляд, на мой слух, без уверенности. Хотя какая тут уверенность? Андрей не ж/д работник.
       Я переоделся в черный спортивный костюм. Обувь, черно-белые кеды, не менял. Андрей сделал замечание:
       -Обувь разуй и спрячь. Лучше черные носки. У тебя черные?
       -Да.
       -Белый цвет на кедах заметен. Короче, все поймешь на месте.
       Мы присели на траву. Мусор вокруг - хороший знак. Значит здесь были люди. Тоже, вероятно, ожидали поезд. Я надеялся, что Андрей не обманывал. Предстояло с ним расплатиться. Пока разговор не касался денег.
       Под рельсами я заметил углубление бетонных плит. Будто пещера. Там Андрей осматриваясь светиил мобильником:
       -Чье-то одеяло. Здесь ночевали.
       -Бомжи?
       -Если так, то это странное совпадение. Наверное, тоже ждали поезд. Может, молдоване.
       Мы выглянули из "окопа". Горизонт - рельсы. Перед мостом, левее от нас - светофор. По словам Андрея, иногда горит красный цвет. Поэтому поезд останавливается. В этот момент нужно проникнуть в тайник между вагонами. Не иначе. На скорости не успеешь.
       Пока что я видел, как поезда проезжали без остановок у нас под носом. Уже мне знакомые немецкие и французские поезда. Не то. Или эти же поезда останавливались, но вдалеке, метров сто. Туда, на взгляд Андрея, не стоит бежать. Едва ли успеешь. И хуже всего, что будешь замечен и пойман. В тюрьму не посадят. Поезд - не проникновение в чужой дом, не преступление. Но я без документов, если не считать швейцарский, беженский. По нему запрещается выезд за пределы города Базель. Хотя Бельгия не беспокоится о нелегалах. Сразу освободят. Проблема, что при поимке привлеку внимание к тайнику. Тогда жди постоянных проверок поездов. Я догадывался, что на стоянке об укромном месте между вагонами ( как просто!) уже слышала каждая собака и даже кошка. Но мой переправщик был прав. Если начнут часто ловить "игроков в прятки", то, ясное дело, введут системные проверки. И тогда нам авантюристам высшей пробы не увидеть Лондона, как своих затылков.
       Андрей открыл банку пива. Появилась пена. Взболталось, когда бежали. Он предложил мне свою запасную банку. Я снова отказался.
       - Еще неизвестно: уедешь ли сегодня? Бывают задержки день или два. - После паузы, задумавшись, он добавил. - И даже пара недель.
       Сказал бы это по телефону до моего приезда сюда. Я мог взять с собой больше одежды. Ночью на улице холодно. Хотя уже конец мая. Денег в обрез. На недeлю в отеле хватало, если не считать сумму которую отдам за проезд на черный билет. А еда? Поэтому отель вне планов.
       - Будем ждать до победного. - Я сказал холодно. Притворился, будто не беспокоюсь. - Важен результат. Кстати, сколько я тебе должен?
       -Можешь выслать потом из Англии. Я хорошо знаю человека, от которого ты приехал.
       Он доверял. "Потом" - нельзя. Не исключено, что в первые минуты на острове окажусь в наручниках полиции. Я нелегал. По законам Европы, нелегал - преступник. Его место - тюрьма. Лишь горстка стран еще не огородилась этим ежовым правилом. Про туманный альбион ( как там?) знал по слухам. Говорят то да сё. Говорят, не арестовывают, если без документов. А еще говорят что кур доят...
       Я дал переправщику деньги.
       -Доверяешь? - Он выглядел удивленным.
       -Тут либо так, либо вообще не имею с тобой дел.
       Он снова дал слово, что посадит меня в поезд. Я верил. Разве был выбор?
       -Но будь готов, что, возможно, придется ждать. - Сказал он.
       Темнело. Холодало. Свет луны и горящих вдоль рельс фонарей. Андрей допил пивные запасы и лег на землю. Я тоже лег. Земля еще не остудилась до возможного майского предела. Загорай под луной на здоровье. Порой в тишину врезался стук колес поезда. Значит к нам приближался еще один. Мы выглядывали из "окопа". Андрей говорил: "Не тот!". Или: "Немец". А также: "Бельгиец. Не суетись, русский!" Чаще Андрей оставался в лежачем положении, не смотря на очередной поезд. Его объяснение:
       - "Англик", - так он называл британский поезд, - двигается тихо. Никакой другой не издает подобный звук. Ошибиться невозможно. Еще услышишь.
       Тем не менее, я просматривал, проверял горизонт ж/д. Мимоходные поезда - бельгийские, немецкие. Их знаю в глаза. Уже накатался по Европе.
       -Как выглядит наш паравоз? - Я опасался, что постпивной и ленивый Андрей не встанет во время, не посмотрит.
       - Наш "англик" самый красивый.
       -Они тут все по-своему красивые!
       -Ладно. Запоминай. Наверху будет синяя полоса. Внизу - желтая. Середина - белая. Ночью покажется серой. Надпись Evrostar. Морда не пулей, как у некоторых, а под тупым углом. Возле дверей лампочки. Таких поездов у других стран нет.
       Конечно, самый красивый. Будь хоть весь черный с черными лампочками - все равно будет самый-самый... Ведь самый редкий. Еще дождись. Закон жизни: переизбыток красоты ведет к девальвации красоты. Всему своя мера. Теперь я знал особые приметы поезда. Зря прежде не посмотрел их в интернете. Серьезное дело. Не хватало только приехать по ошибке в Германию. Там сразу тюрьма. Я нелегал.
       -Когда спрячешься в поезде, то сотри мой номер. - Напутствие Андрея.
       -Думаешь меня поймают?
       -Рано или поздно всех нелегалов ловят.
       -Ты уже был в Англии?
       И тут он оголил часть своей биографии. Оказывается, пробрался на остров этой же дорогой. Там два года жил нелегально. Затем арест при случайной проверке документов на улице. Впрочем, что там случайно! Полисмены услышали, как он разговаривал по телефону на молдавском языке. Любая не западно-европейская речь - повод для проверки. Андрей попал в депорт. тюрьму Колнбрук под Лондоном. Оттуда через несколько месяцев его депортировали на родину. Раньше я слышал об Англии совсем другое, что ли, сказочное. Свободный, дескать, остров. Неужели обман?
       Андрей провел инструктаж, как вести себя в поезде. Вообще-то это не мешало сделать сразу. Но хоть так. Прячешься, по его словам, между вагонами. Времени на все про все пара минут. Столько ехать до гаража, где свет, где люди. Быстро оботрешь одежду об грязные стены вагона.
       -Зачем? - Я недоумевал.
       -Маскировка. Не спорь. Не забудь испачкать куртку.
       -Она же черная.
       -Там другая грязь. То ли ржавчина, то ли... Точно не понять. Я уже не помню тот цвет.
       - А тайник между вагонами...Там нужно что-то открывать?
       -Нет. Все проще. Между вагонами прижмись к одному из них вплотную. Первое время будет казаться, что все тебя видят. Но привыкнешь. Главное - не шевелись. Люди в гараже должны думать, что ты тряпка. И чем ты грязнее, тем менее им захочется тебя проверять, трогать.
       Только теперь понял тяжесть затеи. Оказывается, буду на виду, как в аквариуме. Случайный внимательный взгляд на меня - и все пропало.
       -Голову накроешь капюшоном. И сиди так. - Поджав ноги к груди и голове, Андрей показал позу замерзающего.
       И так сидеть до утра. Работники гаража, по словам переправщика, пройдут мимо меня. Осмотрят колеса поезда. В шесть утра - отбытие на вокзал Midi. Там еще два часа стоянки. И опять роль тряпки. Далее, в конце концов, другое испытание. Прыжок из поезда на скорости. Ведь вокзал. Лондона наполнен полицией. Не просто-напросто, но выполнимо. Только бы дождаться поезд. Главное - терпение. Может же змея, свернутая калачиком, ждать свое мгновение. А паук. А снайпер - часы, дни, месяцы, математика ожидания ради пары секунд, когда увидишь в оптике цель. Также и тут.
       Андрей охотно рассказывал о себе. Не пиво ли помогло? После депортации в Молдавию он принял попытку вернуться в Европу нелегально. Вместе с друзьями перешел границу через горы зимой. Один из них отморозил пальцы ступни. Вскоре пальцы ампутируют. Нелегальные путешествия полны опаснотей. Этим-то они мне интересны. Вот почему отдаю предпочтению творческому жанру экстрим-реализм. Таких авторов не пруд пруди. Свободные вакансии есть.
       В Брюсселе Андрей поначалу помогал с тайной пересылкой на остров своих друзей. Деньги не брал. Ведь друзья. Однажды познакомился с китайцами. Они платили по две-три тысячи евро за успешный переезд каждого раскосого. Ночью, бывало, накапливалась оптовая группа переселенцев. Даже не хватало мест между вагонами. Так, конечно, опаснее. Чихнет один - проверят, поймают всех. В "пещере" под рельсами они грелись зимой у костра. Еще Андрей отправлял африканцев. И они тоже платили не шкурками от бананов. Наблюдение моего переправщика: черные жгли больше костров, чем желтые.
       Последнее время дифицит клиентов и кризис авантюризма. Не все звонят из острова с хорошими новостями и зовут за собой. Черный пиар. Андрей не скрывал, что нелегальные переселенцы часто попадаюся к полиции на вокзале Лондона. Плохо, если не выпрыгнешь до столицы. Я знал на что шел, на что ехал. И уже не откажешься. Слишком, - решил, - поздно.
       Еще я болтал с Андреем о том о сем. Но все не упоминаю. Моя цель - раскрыть того, в чью обойму попадают люди, чтобы выстрелом скоростного поезда попасть в новую жизнь...
       Голубело утро. Холодно. Под черные спортивные штаны я одел джинсы. Ясно, что поезд не будет. Значит до следующей ночи. Мы договорились о встрече на вокзале Midi в девять вечера. Следующая попытка. Последняя ли?
       -Давай расходиться по одному. - Сказал Андрей.. - Двоих полиция заметит. Подозрительно. А я без документов.
       Пригнувшись, он побежал вниз, под мост. Я остался один. Некуда идти. Поспать бы. В "пещере" лег на плиту обложенную кем-то сухими листьями. Накрылся рваным пледом. Сразу уснул. Порой пробуждался от укусов каких-то насекомых. Чувство, будто по мне ползают, но букакшек не разглядел.
       Еле-еле отдохнул до полудня. Отряхнулся. И сменил черный ночной костюм на дневной, серый, гражданский. Теперь и не подумаешь, как втихаря навострил лыжи на остров. Я предвидел, что это не последняя ночь на улице. Да, холодно. Да, антисанитария. Да, недосып. И пусть. Случалось хуже. Поэтому уже давно в огне не тону, а воде не горю.
       Из "окопа" вышел обычным шагом. Днем спешка казалась лишней. Привлечение внимания к себе.
       В интернет-кафе, наконец-то, увидел на экране компьютера англопоезд. Андрей прав: бело-сине-желтый, лампочки возле дверей, надпись Evrostar. Вечером, более того, увидел его не экранный. Это было на вокзале. Проблема: поезд закрыт дырчатым железным огорождением до потолка. К нему не подойти без билета и паспорта. Ну и ладно. Я видел поезд. Отныне лишь глубже убедился, что проникну в него. Важно увидеть цель. Аппетит чувствительней, если еда не за горами.
       В девять вечера встретился с Андреем. Окончательно понял: не обманет. Иначе бы скрылся. Он приехал на белом фургоне. За рулем молодой молдованин по имени Вася. В его левую щеку углубился шрам. Похоже на рассечение. Вероятно, удар тупым предметом. Это все, что запомнил в фотопортрете человека за рулем.
       К мосту доехали на машине.. Парковка на обочине Втроем, соблюдая технику безопасности, пригнувшись, добежали в "окоп". Предстояло ожидание. Вася выглядел недовольным и разговаривал с Андреем на молдавском вспыльчиво, повышенным голосом. Меня Вася спрашивал: "А ты, Виктор, случайно не сидел?.. А не воруешь?.. А не боишься, что кинем?.. Ты деньги, знаю, отдал!"
       -Если бы он, - я кивнул в сторону Андрея, - хотел кинуть, то уже мог так сделать. Под кидос каждый может попасть. Это не сложно. Даже жуликов кидают. Что там я, простой смертный.
       -Да, десять раз уже мог кинуть! - Твердо сказал Андрей и посмотрел на земляка - Я тебе сказал: оставь свою спешку! И говори на русском. Не то выглядит... Сам понимаешь, как выглядит. Очень спешишь? Тогда сваливай! Я утром доберусь домой на трамвае. Какие проблемы?
       Вася не спорил - остыл и притих. Догадываюсь, что он подговаривал Андрея больше со мной не няньчиться. Ведь я знал место посадки. Они могли оставить на произвол судьбы. Конечно, я мог сказать: "Ой, мы так не договаривались!" Но слова в таких случаях бесполезны. Они могли не отвечать на мое "але-але". Ну или хотя бы короткий ответ: "Твое бабло вне зоны доступа. Хе-хе! И без комментариев тебе, то ли Ваня, то ли Витя. Пи-пи-пи..." Но со мной так не поступят.
       География наших разговоров шла от побережья Колымы до пристани Сан-Тропе. Между тем стучали колеса ненужных поездов, на которые не смотрели. Громкий однотонный стук колес: бух-бух-бух. Но! Однажды послышался новый звук. Гудение.
       - Он!- Андрей вскочил с земли, будто спасаясь от змеи.
       Мы трое выглянули из "окопа". Да, проезжал английский поезд. Такой видел на экране и на вокзале. Но что с того, если поезд двигался вдалеке? Метров, может, сто. Двигался. Двигался. И вот остановился перед светофором возле моста. Я схватил рюкзачок и дернулся, чтобы бежать.
       - Стой! - Андрей удержал мою руку. - Не успеешь!
       -Потом из-за тебя другие не прыгнут. - Сказал Вася. - Проверки начнутся.
       Я согласился и отступил. В сердце затекло огорчение. Судьба дразнила. Будто аппетитный кусок перед собачьей мордой. А нельзя, говорят, нельзя. Но было успокоение. Поезд проехал здесь. Без сомнений: появиться снова. И я буду в нем. Главное - терпение.
       Вася ушел на стоянку. Если поезд около гаража, то можно проникнуть. Он вернулся через час. Грустная новость: поезд не видно. Значит в гараже. Мне не сиделось на месте:
       - А если пробраться внутрь?
       - Исключено. Там люди и свет.
       Посадка откладывалась до очередной ночи.
       Они ушли. Я остался один. Кое-как поспал в "пещере". Пробуждался от укусов насекомых и стука колес наверху. В полдень вышел в город. Тело одервенело. Мечты о мягкой кровати. Мое воображение разыгралось не на шутку: розовенькая кроватка, голубенькое постельное белье, и рыженькая Алла Борисовна поет колыбельную на ночь. Счастливый триколор. На краю сна. Все вокруг слышал и видел, будто издалека. Неудивительно, что двое полисменов спросили мой паспорт.
       - Иду просить убежище. Документов нет. - Для убедительности я полазил по карманам. - Да. Так есть. Нет документов. Как жаль. Как жаль.
       - Иди. Иди.
       На том и отпустили. Убежище не просил. Еще не хватало Бельгией залатывать дыры неудач в своей биографии.
       В третью ночь Андрей пришел один. Опять трамвай и перебежка от моста до "окопа". Он по-прежнему сидел на земле при стуке колес мимоходных поездов. Ноль реакции. Ясно, что не наш.
       Ожидание. Ожидание. Ожидание. И вдруг донеслось знакомое английское гудение, но громче, чем прежде.
       - Здесь! Подъем! - Андрей выглянул из "окопа". - Теперь не уйдет!
       Он был прав. Англопоезд проезжал в паре метров от нас под носом по ближайшим рельсам. Велосипедная скорость. Проезж-ж-жал. Проезж-ж-жал. И удалился без остановки. Красный цвет светофора почему-то не загорелся. Я поздно спохватился о прыжке, как в кино, на ходу.
       - Ничего страшного. Пойдем на стоянку. Есть шанс, что его там не загонят в гараж. - Андрей открыл банку пива.
       Мы пошли по рельсам. Туда, куда уехал поезд. Следом. Дощечка раз. Дощечка два. Между ними - щебень. Впереди, где-то там - стоянка.
       - И что тебе, русский, в России не сиделось? Чем там занимался? Работал? Учился?
       -И учился тоже. - Вообще-то обычно я неохотно рассказываю о себе. Особенно, касаясь письменного творчества. Некоторых это настораживает и озлобляет, и асоциируется с заявлениями в полицию. Но тут вдруг сам не понял, какой черт меня дернул за язык. То, что я сказал , - кому-кому, а человеку, кто переправляет незаконно людей, кому грозит срок, - сказать следующее не рекомендуется. - В двух институтах. Пробовал стать публицистом.
       - Пуби...пу. - Oн попытался повторить, да не смог. - Это еще кто?
       - Пишущий человек. Темы у него аналитические, впечатлительные. Как сказал Джордж Оруэлл: "Из публицисктики надо сделать исскуство!" И он прав. Жизнь богата сюжетами и героями. Зачем выдумывать?
       - А что такое исскуство?
       -Это то, что бессмертно.
       - Ну а что было потом? Доучился?
       -Нет. Выгнали. Два раза.
       - Козлы!
       Он бросил опустошенную банку пива в кусты и выругался крепче, чем просто "козлы"...
       -Только мое имя не упоминай. Ну или измени. Мало ли что... Сам понимаешь...
       - Да, понимаю. - Я удивился почему он не взорвался гневом...
       - Про все это лучше не писать. Но... Иногда смотрю фильм и думаю... И кто придумал эту историю? Не бывает такое в жизни! Обман! Бред! У меня есть друзья, кто никогда здесь, заграницей не был. Насмотрелись таких фильмов и решили, какой тут рай. Звонят и просят денег. Не дашь - обижаются. Приезжают сюда и сразу ждут золотые горы. А тут не рай! Попробуй выживи, если ты иностранец! Работы для нас не хватает. Кругом департационные тюрьмы. И домой не вернешься. Там еще хуже - нищета. С голоду не умрешь. Но я хочу, чтобы мои родители и ребенок там жили благополучно. Поэтому остаюсь здесь. Высылаю деньги.
       Наверное, будет мнение, что эта история может нанести ущерб нелегальному переселению. Что, если полиция узнает про это место и подготовит засаду? В случае необходимости они и без меня это сделали бы. Наша засада - тоже мне секрет. Местной полиции пока не до нас. Вдобавок у меня, безызвестного, читателей кот наплакал.
       Андрей, кажется, устал. Не до болтовни. Жаль. Меня вдруг потянуло на разговор. Мысленно задавался вопросом: сколько еще будет нелегальных переселенцев? Знаем же писк моды на траффик Москва-Петушки. Не исключено, что после огласки и этой истории найдутся новые каскадеры с блокнтиками в поиске, как бы скорее на досуге свернуть шею по маршруту Брюссель-Лондон-рай... Транспортная лихорадка.
       Дорога в потемках. Вдалеке - электр. свет. Это прожектор. Андрей сказал, что его поставили на днях.
       -А видеокамера есть? - Спросил я. Хотя мне было все равно: камеры не камеры, поймают не поймают. Тянуло в сон.
       Мы прошли сквозь освещение прожектора.
       -Забыл тебя предупредить, - Андрей был впереди, - В поезде не прикасайся к проводам наверху. Мой друг там обгорел.
       -Умер?
       -Живой, но обгоревший. А еще есть места, куда лучше не совать руки и ноги. Поезд сжимается и разжимается, как гормошка.
       Казалось неважным: ток не ток, придавит не придавит. Уснуть бы.
       Наша остановка у вагона размером с грузовик. Светло-зеленый, ржавый, раскрашенный балончиком краски. Жаль, что не сфотографировал его. Андрей, ясное дело, не понравятся попарацци. Еще подумает: засланный казачок! А ведь это место - привал множества транспортных охотников. Вагончик стоял между бетонной стеной и покрытой сразу неопределенной мной растительностью горкой. Андрей поднялся ко входу вагончика по лесенке. Oттуда вынес кеды, в которые тут же переобулся, сидя на рельсах.
       -Давай наверх! - Он устремился в горку.
       Я цеплялся за лопухи следом за ним. Стебелек раз. Стебелек два. Иногда под руку попадались колючки. Легкая боль. В ботанике я не силен. Название тех колючек до сих пор в темноте незнания, как и та ночь.
       Наверху горы высунули головы. Во весь рост - нельзя. Осторожность. Внизу, под нами - гараж, который огорожен сетчатым забором без (!) колючей проволки.
       -Вот он! Не уйдет! - Торжественно произнес Андрей. А я вспомнил, что "не уйдет" он говорил не впервые. - Видишь его?
       -Да.
       "Англик" был среди двух серых, то ли бельгийских ,то ли немецких, поездов.
       -Сегодня уедешь! Но обожди пару часов. Люди! - Возле транспорта, действительно, ходили рабочие. - А видишь окно на втором этаже?
       Я присмотрелся. За окном, правда, темный силуэт при слабом, будто от лампы, освещении.
       -Он там всегда! - Андрей кашлял. Не простудился ли? Третью ночь подряд мы сидели и лежали на прохладной земле. - Может быть, манекен. Он всегда там.
       Было решено: обождем часик другой, пока разойдутся работники. Затем я перелезу забор - проникну на стоянку и спрячусь в поезде. Собак не видел.
       Я посвятил мобильником в вагончике. Сухие лопухи в углу. Их еще до этой ночи принес Андрей. Взамен матраса. Он поделился со мной лопухами. Мусор, - обертки от шоколаток, чипсов и пустые бутылки, - мы смели ногами в сторону. Ну вот и тихий час. Лишь стук колес вдалеке временно его нарушал. Еще один один поезд приезжал на стоянку. Я включил будильник на мобильнике. Страховка. Боялся проспать.
       -Сейчас буду храпеть. Заранее извиняюсь. - Официально объявил мой сосед.
       Через минуту вагончик наполняло его "ххх-р". О, этот душещипитильтный храп! Заслушаешься. Ведь скоро остров. Я не уснул. Волнение крепко обняло сердце. Какой там спать!
       Вскоре снова спешно поднялись на горку. Между серыми поездами осталось пустое место. Проспали. Опоздали.
       -В гараже! - Сказал Андрей. - И даже не думай туда лезть!
       Так потерпела крушение еще одна надежда. Теперь до следующей ночи. Андрей ушел домой. Я досыпал в вагончике. Здесь от холодного ветра не вздрагивал. Стены. И не было грохота движущихся поездов над головой, как в "пещере". Зато по-прежнему беспокоила чесотка.
       Проснулся в полдень. Первым делом осмотрел одежду. Не вши ли? Нет. Одежда без признаков жизни - бездвижно.
       Остаток дня я делал марш-бросогк по городу. В девять вечера встретился с Андреем. Опять легко разговорились, будто знали друг друга дольше, чем есть. Я не высказывал огорчение. Он сделал все, что мог. Ясно: поезд будет. Андрей заранее предупреждал об ожидании.
       -С тобой легко. - Говорил он. - Иногда попадаются очень недовольные клиенты. Рожа кирпичом. Ворчит, рычит...
       Еще Андрей извинился, что не может поселить меня в своем доме. Хотя я не напрашивался в гости. В его жилье демографический кризис перенаселения. Поначалу я подумал, будто обоснованно ограничивает доверие. Откуда ему знать, как я отвечу полиции, например, на это: "Как приехал? Кто помог? Говори! Иначе не отпустим!" Но тoгда бы он не приехал ко мне на машине. Номера... Значит проблема не в доверии.
       Ожидание затянулось до четырех утра. Поезд не видели. Вероятно, заехал на стоянку до нашего наблюдения, до темноты.
       Вася забрал нас на фургоне. Утреннее небо розовело и голубело. Припарковались на вокзале Nord. Я задремал на заднем сиденье. Они ушли. А мне приснился Лондон... Слишком много о нем думал последнее время.
       Они вернулись в полдень. Нам пришлось разойтись. До вечера я отсиживался в интернет-кафе: фильм за фильмом. Отчего усталые, покрасневшие глаза. Пытался, начинал, включал комедии. Но в сердце не осталось место для ярких жизнеутверждающих красок. Зато увлеченно пересмотрел фильмы "Джиа", "Пуля", "Я-легенда". Герои, в конце концов, везде, вкусив одиночество, погибали.
       Встретился с Андреем в половине девятого. На этот раз раньше, чем обычно. Ведь вчера, вероятно, опоздали.
       Ожидание в "окопе". Поезда не было час. Темнело. Поезда не было пять часов. Холодало. Я опять пожалел, что не имею теплую куртку. Мог же взять! Знал бы!.. Еще одна надежда таяла подобно этой светлеющей исчезающей ночи.
       -Странно. - Андрей удивился. - Мне сказали, что сегодня поезд будет. Есть люди. Они знают точно.
       - Значит сегодня они ошиблись. Даже компьютеры ошибаются. - Я тут же пожалел, что успокаивал его. Глупо. Должно быть наоборот. Ну да ладно.
       Я не понял про "знают точно" и "есть люди". Андрей, казалось, лишь знаком с местом посадки. Впрочем, через час выяснилось, что и он, и "люди" правы. "Англик" проехал, но вдалеке и без остановок. Зеленый светофор. Я выругался в слух... Гудение поезда напоминало сверло дантиста. Не было смысла ждать еще. Второй поезд не предусмотрен. В гараже ночует только один.
       Мы прошли до стоянки. С высоты горки "англик" не наблюдался. Значит в гараже. Еще одна потерянная ночь.
       Внезапно Андрей пригласил на ночлег в квартире. Правда, у его друзей.
       -Только не говори, что собрался в Англию.
       Андрей позвонил Васе. Тот вскоре забрал нас на фургоне. Поездка по ночному городу. Ему бы погонять. Я тоже так люблю. Но тут не разгонюсь. Нет водительских прав. А у Васи румынский паспорт. Остановились возле арабского магазина, который работает круглосуточно. Андрей купил пиво на всех. Я протянул ему деньги. Он не взял:
       -Угощаю.
       -А почему ты не поменял евро на фунты? - Вася разглядел мои купюры.
       -Забыл. - Ответил я.
       -Тебя на острове ждут?
       -Родственник и знакомые.
       -Деньги обменяй. Дай Бог, спрыгнешь, - в этот момент я задумался: верующий ли он? Под его белой майкой заметил крестик, - с поезда, а обменник поблизости не будет. А придется покупать билет или сим-карту, чтобы позвонить.
       Наша конечная остановка была на пустыре около жилых домов. Тут несколько машин с горящими фарами и, кажется, молдавской музыкой. Человек двадцать молодых и выпивших. Обмен рукопожатиями с ними. Бесперебойные громкие разговоры. Пустые и полные пивные бутылки на асфальте.
       -Давайте по-русски говорить. - Предложил Андрей. - У нас гость.
       После этих слов акции уважения к нему на бирже моих чувств резко подскочили вверх! Вокруг общение на русско-молдавском. Я уже привык к разноязычью. Не первый год в Европе. Галопом по Европе. Хорошо, что между нами было понимание на одном языке. Скоро Молдавия сольется с Европой, как и Прибалтика, где уже подзабыли наш общий язык Что дальше? Выстоит ли третий Рим холодную войну которая, в действительности, не прекратилась до сих пор. Не станет ли русский мертвым, подобно латыни, языком?
       Я не был засыпан вопросами, как это порой случается с новичками в компании. Оно и к лучшему. Тянуло в сон. Сознание туманилось. Андрей посадил меня выпившего и засыпающего в машину.
       Квартира его друзей - какая в подробностях? Кажется, однокомнатная. Впрочем, какое мне дело до подробностей? Выпивший, говорю, засыпающий. Мое внимание ограничилось исключительно двумя занимательными предметами: кровать и диван. Остальное неважно. Ах да! И еше вода!
       -А где у вас ванна? - Спросил я.
       -Там, - рукой мне показали направление, - можешь сделать душ, если нужно.
       Я недоумевал. Ночь на дворе. Какой ремонт? Я об этом сказал. А они объяснили, что имелось в виду другое. В будущем еще замечу, как молдоване говорят "делать душ" вместо мыться.
       Я предвидел, что, возможно, попаду в гости. Поэтому имел при себе подарочные запасы. Парфюмы достались мне со стопроцентной скидкой... И Санта-Клаус тут не причем.
       Пацаны растелили мне постель на диване. Засыпая, я слышал, как по интернету шел конкурс "Евровидео". Из динамиков ноутбука доносилась песня "Euphoria". Которая, как узнаю потом, победит на конкурсе. В ходе этой песни я уснул.
       Меня разбудили, толкая в плечо, со словами:
      Русский вставай! Нам пора на работу!
       Ощущение, будто проспал месяцы напролет, как медведь. Часы на мобильнике показывали девять утра. Я спешно умылся и оделся. Пацаны пригласили к столу на завтрак.
       Остаток дня слонялся по городу и сидел в интернет-кафе. Дни пропитались однообразием, что часовой механизм.
       С Андреем встретился не на вокзале, как обычно, а в "окопе". Он был уверен: поезд приедит. Ясное дело, приедит. Он каждую ночь проезжал, но или вдалеке, или без остановок. Я беспокоился. Но делал вид, что все в порядке. Ссоры ничего не изменят.
      В поезде не шуми и не шевелись. Притворись тряпкой . - Напутствие мне.
       -А много таких "тряпок" находили в поезде? Какие мои шансы?
       Я сразу пожалел, что спросил. Нет смысла смотреть вниз, покоряя вершину. В пропасть всегда успеешь.
       -Один молдованин высунул голову на вокзале. Ему стало интересно... И не забудь удалить мой номер, когда будешь в поезде.
       Ожидание. Час. Два. Три. Четыре. Андрею позвонили на мобильник. Разговор шепотом на молдавском. Хотя вокруг не души. И все-таки осторожность. После разговора он выглядел озачаченным и грустным.
       -У моего знакомого проблемы. - Сказал он - Мне надо отъехать. Сегодня жди без меня. Если не проберешься в поезд, то созвонимся завтра.
       Его помощь не слишком требовалась. Я видел цель и знал, что делать.
       Андрей убежал законспирированно пригнувшись. Я вынул из кармана наушники, чтобы послушать музыку. Но опомнился: поезд! Настолько привык к ожиданию, что забыл какими тут судьбами. Трава прилипла к моему черному костюму. Я отряхнулся. Черный не испачкаешь. Не зря же все супер-герои, сверхчеловеки, очарованы черным. Подвиги - дело, знаете ли, не для слабонервных. То грязь, то кровь, а то и в штаны, извините, можно втихаря со страха... Поэтому черный очень даже к лицу героя. Люди в черном. Вот о чем думал я, взрослый дядя, 26. От веслелых мыслей отвлекся, когда заметил приближающийся поезд. Еще один на стоянку. Я прислушался - ба! знакомый звук! английский звук! Минута - и ожидаемый и желанный поезд остановился около меня. Красный светофор. Наконец-то! Будто сон. Не хватало разве что ущипнуть себя и проснуться. А некогда. Без сомнений - мой поезд. Надпись Evrostar, бело-сине-желтый цвет, лампочки возле дверей. Значит вперед! Я схватил рюкзачок и спешно, как в атаку, выбежал из "окопа". За секунды протиснулся между вагонами. С трех сторон - стены. Я проник с левой стороны поезда. До сих пор не знаю: можно ли прятаться с правой? Внутри теснее, чем ожидал: "Как в туалете", - подумал я. Тут опомнился, что не отлил напоследок. Теперь негде и некогда. Вот-вот стоянка.
       Поезд тронулся. Значит еще минута, ну две, чтобы найти укрытие. Это знал, вспоминая, учитывая, сколько времени идти до стоянки пешком. Я осмотрелся. Наверху, между вагонами, висел черный шланг. Над ним - провода. Вспомнилась история про обгоревшего молдованина... Элекстричества не коснешься, если не карабкаться на крышу. Вероятно, тот обгоревший замышлял прятки там. Я же подобного не повторял. Иначе бы остались от воронежского путешественника только уши. А прах - в совок. Я снял куртку. По совету Андрея вытер ее об стену. В темноте не видно: грязно ли? И теперь как бы не выпасть наружу. Там, за "боротом", конечно, не открытый космос. Зато не мудрено угодить под колеса. Дверей нет. Укрытие-открытие - это между вагонами, от которых всего-навсего отступало железо ничтожной длинны. Волшебная палочка - и та длинее. И такая палочка, ой, как пригодилась бы в ту ночь. Короткий отступ - разве спрячешься? Но вспомнил про совет притвориться тряпкой. Согнулся в позу зародыша. Голову накрыл капюшоном. Сомнения в успехе кололи мое сердце.
       Поезд прибыл в наполненный электр. светом гараж. Стоянки, как надеялся, под звездным небом не было. Сквозь тонкий черный капюшоном видел силуэты двигающихся людей.
       И сразу неудача. Место, где я был, оказалось напротив коридора. Бесконечные хождения людей. Любой поледний лоботряс мог неожиданно вывернуть из-за угла и обнаружить мое движение. Со скрытым под капюшоном лицом мне не просто-напросто его заметить первым. Поэтому нельзя шевелиться. Тряпки сами по себе не шевеляться. От бездвижного сидения немели ноги. Так предстояло до рассвета. Казалось, что все - каюк, вот-вот заметят и схватят за шиворот, как воришку. И еще беспокойство, будто в гараже носатые собаки.
       Работники проходили мимо, проходили, проходили. Зря волновался. Я оставался - ура! - незамеченным. Голоса работников, их языки, какие угодно языки, но только не официальные этой страны- фламандский и французский. И другая проблема: промежутки под ногами, будто друшлак. Поезд стоял над ремонтной ямой. Внизу - тоже люди. Посмотрят вверх - и я, того жди, обнаружен. Промежутки величиной с ладонь. И все-таки двигаться рискованно.
       Вспомнилось, что не отключен мой мобильник. А если позвонят?.. И как его теперь отключить? Каждое движение - риск.
       Время не шло. Время ползло. И уже не до беспокойства. Онемевшие ноги. Засиделся. Больно. Только и думал, как скорее сменить позу. Людей убавлялось. Когда никого не было видно, я выпрямился во весь рост и спустился по пояс под вагон. Теперь менее заметен снаружи. Зато более тесно. Я упирался то в трубы, то в железо. Наконец-то разглядел, какая кругам грязь: серая, зеленая, больше желтая. Эти цвета остались на моей одежде. Черный, оказывается, тоже пачкается. Этакая маскировка хаки. Я прятался не в лучшем месте. Если поезд тронется, то вагон, возможно, прижмет меня. Возможно насмерть. И Биг Бен из-за этого не остановится.
       Работникам не спалось. Ходили туда-сюда. Слышались их голоса. В гараже наверняка знали, как популярно прятаться между вагонами. Не я тут первый. Не я последний. Все, казалось бы, легко. Осмотр займет пять минут. Тем не менее проверка отсутствовала. Почему? Я задавался таким вопросом, когда прятался Хм... В Европе меньше нелегалов, если они переселятся на остров. Обратно мало кто возвращается. Граница. Проверка. Документов. Хлопоты. Или еще лень работников гаража. Найдешь нелегала - потребуется полиция. Затем объяснения, протоколы, возня - тьфу! Какой смысл вызывать полицию, если согласно местным законам, нелегала тут же отпустят? И зачем, стало быть, проверять поезд? Пустая трата времени. Найти нелегала - это вам не выиграть Джек-Пот. Проще на спрятанного иностранца закрыть глаза. И вдобавок плохое отношение к альбиону. Особенно, знаем, французы не в ладах с ним еще из глубины истории. Англичане... Жанну дАрк сожгли. Наполеона отравили. С высадкой в Нормандии опоздали. Вспомнилось, как француский пограничник даже не взглянул мой поддельный документ. Пусть, дескать, разбираются " овсянники". И те, и другие работали вместе. Значит фр. начальство поощряет своих рядовых пограничников насолить и наперчить англичанам. Иначе бы опасались выговор и увольнение за недосмотр.
       Я тихо отсоединил батарею мобильника вынул бельгийскую симку, которую разломал пополам и - тысяча чертей! - уронил в яму, под поезд. Внизу ходили люди. А если заметят? А если посмотрят вверх?.. Щекотливая ситуация.
       Время от времени я вынужденно вертелся с бока на бока. Тесно, будто завален, как шахтер. Боль - спутник каждого движения. И если бы только это. Хотелось растегнуть ширинку и отлить. Я направлял мысли в другую сторону. Отвлекался. Помогало, но временно. На низ живота, где мочевой пузырь, будто что-то давило. И неизвестно, сколько еще до утра. Мобильник отключен. Ручных часов не имел.
       В конце концов, поезд загудел. Значит около шести утра. Я сразу взбодрился, словно глотнул сверхсуперкофе, чудесные мутированные зернышки которого собраны там, где проводили ядерные испытание. Еще бы не взбодриться! Половина меня оставалась под вагоном. Медленно, не паникуя, оттуда выкарабкался.
       И вот поезд выехал наружу. Гараж - позади. Скоро вокзал. Солнечный свет наполнил и преобразил сердце. Прохладный ветер обдувал лицо. Ветер, будто говорил: "Молодец, Виктор, молодец! Дтиверсант, Виктор, диверсант!" Наконец-то, победно растегнул свою ширинку...
       На вокзале Midi опять притворился тряпкой. Поначалу было безлюдно. Потом вдруг хлынул поток пассажиров. Кому взбредет в голову глазеть между вагонами? Не помню, чтобы я раньше смотрел в подобные места.
       Позже позед разогнался не на шутку. Выпадешь - костей не соберешь. Я держался двумя руками, мертвой хваткой, за шланг. Ветер трепал волосы - еще не точно сказать. Встречный ветер, казалось, оторвет с корнями и украдет волосы. Слева от меня - леса, поля, дома, леса... Опасение, что ошибся поездом и еду в Германию или Голландию. Там - охота на нелегалов. Депорт. тюрьму не избежать. Это не Бельгия.
       На крыше дома заметил французский флаг и вздохнул с облегчением. Все шло по плану. На голубом безоблачном небе разве что белая полоса летящего самолета. Нам, кажется, по пути. Ожидался теплый счастливый день!
       Следующая остановка была в городе Лиль. Я по-прежнему не двигался, как статуя. Затем еще одна остановка в прибрежном городке Кальмар. Дальше - тоннель под ла Маншем. Запахло мокрым песком. Стена выглядела темно-желтой. Мой радостный крик уносил встречный ветер. Я летал в невесомости эйфории. Высшее напряжение человеческих сил в жизни и одновременно отстранение от жизни. Прежде имел и другие победы... А так не радовался. Все может потому, что биография последних лет переполнилась стихийными душевными бедствиями... Остров был последней надеждой на новую жизнь. Вспомнилась та песня "Euphoria" в исполнении Loreen.
       Я бросил на ветер швейцарский просроченный документ. Прошлую жизнь - прочь. Когда въехали, точнее, чуть ли не вылетели на бешенной скорости, то в лицо посыпался дождь. Темно-серое, без просвета небо не напоминало о гостеприимстве. Сомнений не осталось: остров! Туманный, как известно, дождливый. Я удивился. Только что, минуты назад было майское солнышко, а тут, оказывается, совсем другая погода. Каждая небесная капля казалась заряженной счастьем. Вода оставалась на моей серо-желтой одежде черными пятнами.
       Это был не конец. Впереди новый каскадерский трюк - прыжок на скорости. Я сомневался. Я воображал, как это будет. Либо башкой в столб, либо под колеса - иначе не представлялось. Я решил: прыжок невыполним. Хотя однажды подвернулась возможность более-менее безопасного прыжка. Поезд остановился в деревне, названия которой не знаю. И я бы спрыгнул. Но заметил вокзальных работников в ярких, кажется, ( извиняюсь, что точно не помню цвет) зеленых куртках. Не исключалось, что поблизости и полиция.
       Поезд тронулся: быстрее, быстрее... Я высунулся из тайника наружу. Вот-вот прыжок. "Куртки", которые неподалеку, заметили безбилетника. Один показывал рукой на меня. Поэтому я не прыгнул. И еще потому, что испугался и столб, и колеса. Я человек среднего порога храбрости.
       Поезд проезжал по возвышенности, откуда видно часть гигансткого города с его муравиной суетой. Лондон. Я надеялся, что улизну не арестованным. Пусть и знал, как охраняется выход. Зато пока не знал, насколько точно сбылось предсказание Джорджа Оруэлла. С Большим Братом не соскучишься. Полицейское государство .
       Каша людей была на вокзальной платфоре. Я выпрыгнул из тайника. Шел хромая. Это, думал, онемевшие ноги. Засиделся. Моя испачканная одежда - еще как испачканная! Лицо, догадывался, тоже не лучше. Ведь нос то и дело чесался. Я снял с себя куртку. Вывернул ее наизнанку. "Чистой" стороной ( если сравнивать с другой серо-ржавой) обмотал поясницу. Заодно взял под прикрытие часть испачканных штанов. Люди сторонились и пялились на меня. Брезгливость и любопытство. По уму-разуму стоило прорываться обратно, где рельсы. Так бы и сделал. Но вдалеке меня заметили вокзальные работники.Впрочем, может, мне почудилось. Так или иначе - они смотрели и быстро шли в мою сторону. Рельсы - позади них. Я бы смешался с толпой, но люди, брезгуя, пугаясь, сторонились меня, грязного, с запашком. Пассажир минус второго класса. Вместе с толпой я отступал от потенциальных преследователей. Спустился на экскалаторе. Поворот туда. Поворот сюда. Оказался перед очередью людей к пограничному посту. Проверка документов. Я - нелегал. Значит не пройти. И вряд ли пробежать. Влип. Позади работники вокзала. Западня. Времени в обрез.
       Был запасной план. Я обошел людей с чемоданами и сумками. Один возмутился парой слов, но, разглядев мой неряшливый имидж, замолчал.
       -Мне нужно убежище. Please. - Я сказал пограничнику.
       Вот и весь запасной план. Надежда, что выиграю время и... сбегу из беженского лагеря. Спустя минуту, я ожидал в комнате. Дверь загородили собой несколько вокзальных работников. Их щекотливый вопрос:
       -Где ты проник в поезд?
       -Во Франции. - Я прятался в тумане конспираций.
       -Опять оттуда!
       -Вы уже достали ехать оттуда!
       -Это опасно! Ты мог погибнуть!
       -Пустяки. - Сказал я. - Не война.
       -Как ты сел в поезд?
       -Когда он ехал, то я бежал за ним. И не поверите - догнал!
       -Ты даже быстрее гепарда.
       Они в срочном порядке советовали вернуться на родину и открыть английскую ВИЗу. Ага, держите карман шире. Фигушки отсюда выкурите по добру-по здорову. Они слишком, для моего уха, слишком, быстро общались между собой. Я понимал не все. Непривычная скороговорка. Это же их родной язык. Но кое-что понял: "плохие бельгийцы", "плохие французы" не охраняют поезда.
       В комнате была раковина. Над ней - зеркало. Я разглядел свое испачканное, будто у шахтера, лицо. Руки такие же. Странно. Ведь черной грязи не замечал. И еле-еле отмылся. Затем до чиста протер губкой раковину. Вещи, в которых был, переложил в пластиковый мешок. На мне остались только трусы. Из рюкзака вынул чистую одежду: майка, шорты, шлепанцы. Будто Майами, а не Лондон. Я бразнул на себя идеологически правильный парфюм "David Beckham".
       Несколько пятен остались на лице. Ноги - хуже почернелые. Грязь пропиталась сквозь носки. Ноги не отмывал. Раковина - не ванна.
       После двух кружек горячего чая я торжественно объявил:
       -Спасибо за прием! Мне пора! Надо идти! Чао!
       -Подожди парень. Не так быстро. Сейчас приедит полиция. Они решат, куда тебе идти.
       Запахло тюрьмой. Перекрытый выход. Без шансов на побег.
       Вначале появились медработники в зеленой униформе. Проверка моего пульса: прищепка на палец, монитор, сердце в норме. Заключение: буду жить.
       После пришли полисмены:
       -Откуда ты?
       И тут я имел неосторожность глупо пошутить:
       -I am guy from the sky. ( Я парень с неба)
       -Go back to your sky! ( Вали обратно на свое небо!)
       -Ты зря шутишь. В Великобритании предусмотрен тюремный срок за нелегальное пересечение границы. - Сказал другой полисмен.
       Теперь понял, откуда дует ветер. Во время прикинулся бедным и несчастным. Глазки в пол. Даже наскоро имитировал горб на спине. Но прогадал. Вакансии бедных и несчастных, как мне объяснили, заняты. Более того, таких неуклюжих уже перебор. "Спасибо" Конвенции... Еще полиция напомнила, что британцы, видите ли, сюда не приглашали. Я возразил. Очень даже приглашали. Рекламное объявление прошло по всем западным телеканалам и газетам: "Здесь рассадник демократии и гумманизма. Горячий тур." А полисмены - что? А вот что: "Ха-ха! Какой наивный мальчик!"
       Дальше поездка по Лондону в автозаке. Решеток на окнах не было. Догадывался и слышал, что стекло не пробьешь. За мной следили через видеокамеру. Пункт назначения неизвестен. Не тюрьма ли? Свинцовое одеяло туч не предвещало хорошую погоду.
       И вот остановка перед розовыми зданиями, которые покрашены внизу бордовой полосой. Серые ворота. Наверху - колючая проволка. Да, тюрьма. Мой не первый каменный мешок для иностранцев. Надежда на свободу лопнула. Привезли. Доставили. Загнали. Это у них, кажется, называется "с корабля на бал". Забавно складывалась биография моих последних дней. Жизнь уличная. Роковой поезд. Тюремная жизнь.
       Ворота открылись. Мы проехали в узкий проулок. Две машины тут не поместяться. По сторонам - здания из бордового кирпича. Тюрьма называлась Colnbrook. Вспомнилось, что здесь был Андрей...
       За мной пришли два темнокожих тюремщика. Их униформа: черные брюки, белые рубашки. Из своего некоторого международного тюремного опыта ( не примите за хвастовство, в порыве такого чувства рассказывают о себе иначе... ) знаю, что евронадзиратели отдают предпочтение либо рубашкам беленьким, либо голубеньким. В отечественных тюрьмах наши надзиратели носили форму цвета хаки. Там, в натуре, сразу, как на войне!
       Белорубашечники сопроводили в приемную: просторное, будто баскетбольный зал, помещение и длинный, будто прилавок, стол. Тут же склад. Я прошел без шума сквозь ворота металоискателя.
       И еще несколько охранников. Бледнолицых местных корней по-прежнему не наблюдалось. Можно подумать: тюрьма африканская. Впрочем, там, по слухам, тоже не до белых воротничков...
       Обычный тюремный обыск нелегала - раздеваешься до гола. Охранники одели на руки прозрачные резиновые перчатки. Осмотр моих вещей. Затем они выкинули перчатки в мусорку. Мобильник и ноутбук - это на склад. Вообще-то карманный телефон в тюрьме разрешен, но без видеокамер, не как мой. Поэтому временно расстался с фотографиями близких и музыкой - то, что было в мобильнике. Зато получил одежду: темно-синие спортивные штаны и красная хлопковая кофта без замков. Штаны излишне теплые для лета. Хорошо, что тюремный костюм носишь по желанию. Я его взял. Ведь прибыл налегке. В будущем мог созвониться с родственниками. Хотя уже сомневался, что позвоню. Стыдно за себя неудачника, а порой и за этот дневник неудачника.
       Я посетил чернокожую медсестру. Не впервые заметил, что в депорт. тюрьмах иностранцев работают такие же с виду иностранцы. Это, может, чтобы не обвинили в нацизме? Уже заметил по телевизору, как Европа использует политиков не местного происхождения. Они прочтут по чужой бумажке лозунги ненависти. В темных губах подобные лозунги теряют вес ненависти. Зато остается призыв чистки населения... Только представьте себе Мартина Лютера Кинга: "У меня есть мечта! Давайте вернем рабство чернокожих! А то Линкольн ошибся!"
       Медсестра отвлекла от раздумий:
      Проблемы имеете?
       Я снял майку и показал красные пятна и царапины на теле. То ли чесотка, то ли насекомые. Oна обещала крем название, которого тут же забыл. Еще сказал, что ВИЧ-инфицирован, а мои лекарства Atripla на исходе. После паузы молчания она вынесла приговор:
       - С такими болезнями лучше оставаться дома. Тут довольно своих зараженных.
       Или чесотка, или ВИЧ - точно не знаю, почему меня изолировали в камере-одиночке. Тесная: метра три на четыре, если мне не изменяет память. Серые стены. Дневной свeт еле пробивался сквозь воглый зеленый стеклянный кирпич. Окно отсутствовало. Половину камеры занимала двухярусная кровать. Странно, что телевизор расположился на шкафу в железном ящике. Правда, экран был за пластмассовым ( тоже мне защита! ха-ха!) стеклом. Телевизор возвышался на уровне верхней койки. Его не переместишь. Закрыт в ящике на замок. Поэтому житель нижней койки оставался без радости телепремьер.
       Еще имелась как бы вторая комната: душ и туалет. Но без двери. Я сразу проявил любознательность к воде. Надо же отмыться от нелегального проникновения на остров. Теоритически душ ограждался белой клеенчатой шторой. Крепление на липучках - и на стене, и на шторе. Однако, не клеилось. Вероятно, вода попала на липучки. На практике шторок не было. И после Басманного суда г Москва и Бутырского изолятора поломка шторок, конечно, не выбила меня из колеи. Когда купался тут, то брызги сыпались в камеру.
       Вода успокоила и расслабила.
       Вечером я получил крем. Намазался - чесотка прошла чуть ли не сразу, как по волшебству.
       Телевизор показывал, кажется, шестнадцать каналов. Моим любимым стал африканский муз. канал. Песни круглосуточно.
       Я выключил телевизор и свет. Лег на нижнюю койку. Задумался над уже обдуманным. Какого черта приперся сюда? По-прежнему не нашел окончательный ответ... Себя сложнее понять, чем других.
       На следующий день была вылазка на прогулочный дворик. Бордово-кирпичные стены с четырех сторон не оставляли шансов на побег. Похоже на питерские колодцы. Наверху видел квадрат серого неба. Не огорожено, странное дело, решеткой. Тут всегда серое небо. Разница - светлее, темнее, но серое. Если не дождь, то к дождю. Мое любимое небо. С погодой повезло.
       Достопримечательности дворика: карусель и лавочка. Я гулял от стены к стене. Руки за спину. Вокруг ни души. Пытался вообразить подобную карусель в Матросской тишине... Фантазия не принесла плодов.
       Во дворик выходили окна камер, как моя. Разве что одно отличие - у меня без стекла. Внутри все также. В камерах заметил по двое заключенных. Я постучался и завел разговор. Друг друга не услышать. Звуконепроницаемые окна. Даже щель не откроешь. Стандартные окна западных евротюрем. Я нуждался в общении. В голове бился вопрос: временная ли тут "транзитка" или так до самого выпускного "бала"? Тюремщики отвечали: "Нам не положено объяснять". Вечером один из них давал ужин и похвалился, какая у него незаменимая... русская жена. Он рассекретил, что это место называется "short time" т е короткое время. Отсюда с дня на день переведут ко всем.
       Я оставался в камере-одиночке неделю. Мечты о людях. Роль Робинзона. Надежды не посещали. В меня никто не верил. И я тоже порой не верил в себя. Закроешь глаза - одиночество на плавающей льдинке, отколотой от большого, целого. Откроешь глаза - теснота. И не уснешь. И не спрячешься. Пройгрыш - уже в который раз. Железная воля и ожидание пиратской удачи - вот и все, что у меня осталось.
       Накануне переселения я посетил тюремного врача. Только потом узнаю, как мне повезло. К врачу сложно попасть. Вначале нужно написать заявление. Затем ожидание - месяц, два, больше. Если, конечно, не экстренный случай... Со СПИДом, оказывается, вне очереди. Под дверью в кабинет врача ожидали и другие заключенные в спортивной одежде. Тоже иностранцы. Заключенные потому, что иностранцы. Тюремщица в форме, красоты Шехерезады разговаривала с некоторыми из них. Они - на родном, подозреваю, арабском языке. После сожительства с арабами в подобных тюрьмах отличаю их хабиби-язык. Тюремщица, однако, говорила на английском. Будто бы у нее опасение: ни сегодня-завтра они прокопают тоннель и уйду... нет уползут в побег. А ей, так и жди, припишут соучастие, если даже не найдут совок в кармане. Разговаривая на английском, она, как на ладоне.
       Врач обещал, что скоро мне выдадут еще таблетки Atripla. Еще, значит, поживу.
       На другой день случилось переселение в жилой корпус. Я шел туда в сопровождении тюремщика мимо спортивного зала. Уже тогда понял не ладное. "Качки" сгодились бы на обложку журналов по культуризму. Такие мышцы не наработаешь ни за год, ни за два. "Неужели они здесь дольше?" - подумал я. Но отогнал беспокойство. Не будут же содержать под стражей несколько лет только потому, что иностранец. Я ошибался, думая так.
       Жилой корпус превзошел мои ожидания. Подобный видел в американских фильмах - три этажа с балконами. Вниз не спрыгнешь. На каждом этаже натянута железная сетка Рабица. Заключенных видимо-невидимо Они, разноцветные, напоминали о далеких солнечных странах. Здесь было чем заняться: бильярд, большой плазменный телевизор, таксофон на стене.
       Мне достался африканский сосед. В камере по двое. На стене висел портрет английской королевы. Сокамерник подлизывался. Я оставил черный пластиковый мешок с пожитками на койке и вернулся в оживленное помещение. Соскучился по людям. Временно простил их коварство, эгоизм, злобу и т д . Забыл, что сам не лучше.
       Тюремный персонал, мужчины и женщины, выглядел темнокожим Я словно ошибся островом.
       Ко мне подошли двое с нестандартной по местным нормам внешностью: серые глаза, светлые волосы, такие же, как я . Они:
       -Русский?
       Мы разговарились. Оказывается, Томас и Роланд, прибалты, переведены сюда из криминальных тюрем. Обычный случай. По истечению срока за преступление ссылают в другую, но депорт. тюрьму. Дальше - изнание. Иностранцу наказание вдвойне. Плюс изгнание на определенный срок. А то и наказание втройне, если изнание без права вернуться навсегда.
       Мне поступило предложение переселиться к хохлу. Его пока что не видел.
       -Он хороший парень.
       -И никого не убил.
       Так я понял, что если "никого не убил", то можешь прославиться как "хороший парень".
       -Не куришь?
       -Бросил. - Сказал я.
       -Паша, - так звали того хохла, - тоже завязал.
       -Пойдеи к нему! Пойдем!
       Было незачем торопиться к некому Паше. Уже знаю, что заключенные - тоже люди, но озлобленнее. Даже в западной комфортной, на грани домашнего ареста. Решеток нет. Зато непробиваемые, неоткрываемые окна. Вдоволь наешься. Впрочем, некоторые заключенные считают, что лучше бы нас били чаще и не докармливали. Это отвлечет от боли душевной. Такая боль выходит через поступки и слова. Что порой приводит к ссорам и рукоприкладству. Если сокамерник не красноречив по-русски, то все менее обострено. Поэтому я не торопился к незнакомцу. Вначале, думал, присмотрюсь.
       Не успел я глазом моргнуть, как Роланд и Томас без спроса перенесли мои вещи в далекую угловую камеру. Там жил Паша. Оттуда они выталкивали его африканского соседа. Ему теперь досталось мое место.
       Знакомство с Пашей не впечатлило. Ниже меня ростом. Толстый. Ячменного цвета борода заставляла дать больше, чем его тридцать лет. Новая камера не отличалась от моей предыдущей. Для того и придуманы тюрьмы - чтобы причинять боль и однообразием тоже. Прежде не предполагал, что бывают настолько просторные комнаты для двоих. Хоть в футбол играй. Высокий потолок - это уже бадминтон. В углу была раковина. Туалет - другая здесь же комната. Вместо двери - белая клеенчатая на липучках штора. Пол застелен серым ковром. В конце комнаты ( порой рука немеет написать камера, не будем прибедняться ) у окна поперек наших кроватей расположился стол. Его не сдвинешь. Закреплен, привинчен к полу. Койки в тюрьмах обычно двухъярусные. Экономия места. В Колнбруке иначе. Если это, правда, не "транзитка".
       Я присмотрелся к тюрьме. Заключенные - преимущественно выходцы из бывших ( бывших? везде ли пропало европейское влияние?) колоний: Индия, Пакистан, Нигерия... Туристов из Австралии, конечно, нет. Там белые.
       Распорядок напоминал пионерские лагеря. Двери камер закрывались после девяти вечера. Из нашего корпуса Bravo разрешалось посещение соседнего Alfa. Прибалты жили в Charly. Оттуда можно гостевать в три остальные корпуса: Alfa. Bravo, Delta. Камеры Charly никогда не закрывались. В Колнбруке есть еще корпуса в других зданиях. Но туда - нельзя. Говорят, там такие же, как мы, инозаключенные.
       В Charly, однако, не было прогулочного дворика, так нзываемого, outside Поэтому прибалты оставались в Bravo до ужина. В пять вечара двери закрывались на час. Время ужина. Затем, в шесть, открытие на три часа. Прибалты должны вернуться к себе до пяти. Распорядок дисциплинированного санатория.
       Прогулочный дворик закрывался на ночь за несколько минут до девяти. Лишь утром ключ повернется в другую сторону и начнется еще один день. Дворик... Небо увидишь сквозь решетку. Белая видеокамера наблюдала в углу наверху. За одной решеткой ( по правую руку, если выходишь наружу ) было видно здания, тоже огороженные решеткой. Там такие же корпуса, как наши. Три остальные стороны дворика огораживались стенами тюрьмы. С одной - окна камер. Другая - тренажерный зал. Третья - единственная без окон, но с всегда запертой дверью. За ней спортивный зал. Порой слышалось, как бегают внутри. Еще во дворике было баскетбольное кольцо без сетки. Мяч одолжат тюремщики.
       Отдельный абзац о питании. Раздаточная пищи - в углу. Четыре раза на день открывалось ее окно поднятием вверх белого жалюзи. Двое, добровольцы из заключенных, белые халаты, белые шапочки, выдавали еду. Местное меню... Утро: молоко, банан, кукурузные хлопья. Овсянки, странное дело, не было. Обед и ужин заказывался с доставкой на "дом". Меню состояло из мясных и вегитарианских блюд. Оставалось только, раскрыв рот, поставить галочку - чего изволишь. Меню обновляется еженедельно. Поначалу я подчеркивал без раздумий, без угрызений письменной ручки. Хотя не мешало обратиться к Паше с просьбой о кулинарной консультации. Тюремная пища оказалась острой. Кусочек мяса приравнивался к глотку воду. Здесь скопились южные народы, любители острой пищи, вне закона народы. За исключением восточноевропейцев после преступлений. Литовец Томас до погребения в Колнбруке отбывал в криминальной тюрьме за драку. Обычный случай. Выпил. Hе понравилась прическа соседа по столику. Сам получил больше синяков, чем сосед, у которого даже прическа не растрепалась. Зато тот первым обратился в полицию. Такой доносчик независимо от географии всегда прав. Томас, впрочем, не собирался жаловаться. Не то воспитание. Поэтому Tомасу срок. Я сочувствовал. Какая молодежь без драк? Нормальное явление. Порой без этого и жизнь - тьфу! - скукота смертная. Порой. Наказание за хулиганство, конечно, должно быть, но не до несколько же лет лишения свободы! Срок Томаса истек. Теперь - сюда. Он считал, что его не имеют права депортировать на родину с пожизненным запретом вернуться. Чересчур суровый приговор? Бесплатный гос. адвокат тут пальцем не пошевелит, чтобы спорить со стороны клиента. Демонстративная правозащита - красиво и объемно снаружи, как воздушный шар, но тоже пусто внутри. И уже год - суды, апеляция туда, апеляция сюда. Его семья живет в Манчестере десять лет. Понятно, что не хочется разлуку. Поэтому Томас все еще тут. Застрял. Надеется. Борется.
       Роланд - иначе. Тоже переведен сюда из криминальной тюрьмы. Но хочет на родину. Подписал все бумаги, что хочет, что согласен. Предоставил паспорт. И непонятное дело - год ожидания. Я общался и с другими заключенными, проводил, если угодно, социологический опрос. Оказывается, долгожительство в Колнбруке - это нормально. Не собираешься на родину - сиди! Собираешься - сиди! Тут, как в сумасшедшем доме: неизвестно, когда депортируют или когда - чудо! - освободят без изгнания.
       Из корпуса Charly иногда приходил грузин по имени Давид. Представился военным. Летел из Тбилиси в Мадрид с пересадкой в Лондоне, где запросил убежище. Проблема, что в его паспорте испанская ВИЗа. По законам Дублинского соглашения, страна Европы, приглашая к себе, ответственна за своего гостя. Отчего уже полгода Давид ждал депортацию в Испанию. Отличительная черта английской фабрики изгнаний - долгое ожидание взаперти. Да, если раскинуть мозгами, то долгое. Бумажная волокита, ясное дело, займет месяц, ну два. Но и не год же!
       Разрешалось брать гос. адвокатов. Это бесплатно. А бесплатный сыр...
       -Адвокат в камере номер восемь. - Сказали тюремщики.
       Откуда я мог знать, что они шутили? Иначе б не посетил ту камеру. В потемках, действительно, жил адвокат, точнее, б/у адвокат. А теперь такой же, как мы, заключенный. Раньше он обладал английским паспортом. B криминальную тюрьму попал не случайно... "Горе от ума" ... Затем конфисковали его второе гражданство. И вот ожидание депортации в Индию.
       Я, конечно, потребовал настоящего без купюр правозащитника. Выбор бесплатного адвоката ограничен: всего лишь три конторы. Итого - сменишь лишь дважды. Мало, учитывая, как гос. защитники работают в одной упряжке с правительством. А современная цель здешнего правительства - выкинуть за "борт" Европы или хотя бы острова. Значит адвокат, не протирая очки, не почистив уши, о да, выслушает клиента. Но, в конце концов, как правило, безнадежно разведет руками. И финито ля комедия. Лишь изредка с неба упадет комета и на помощь придет вчерашний студент юрфака. Ему хочется доказать себе и другим... Еще не прокис в ядовитой закваске системы. Попытается освободить. Будет давить на имиграционную службу. Дескать, у этого заключенного серьезная болезнь, а тому место в беженском лагере. Адвокаты обычно остаются хладнокровными к проблемам клиентов. Фанатов своего дела едва ли найдешь с пары попыток.
       Вскоре познакомился с своей адвокатшей. Смуглая, черноглазая, очевидно, южных кровей. Она выслушала мою историю и призналась, что ей не по силам отсюда освободить. Даже с учетом моей зараженной крови. Хотя намеревалась настаивать о свободе. "Но по англлийским законам ты должен быть здесь." - Говорила она. - "Соболезную." Здесь. Ведь я иностранец и, хуже того, нелегал. Проблема, что Англия не была первой страной, где остались мои отпечатки пальцев. Дублинское соглашение... Я не сомневался, что она сказала правду. За моими плечами был некоторый опыт путешествий. На волю, как не крути - не выйти. Уже знал разбитые мечты других заключенных... И я тоже виноват. Имел же шанс на прыжок из поезда... Но испугался. Тогда, однако, назвал свое бездействие осторожностью. Догадывался, что арестуют, если не спрыгну. Андрей предупреждал...
       На визитке адвокатши прочитал имя и фамилию: "Shery Khan". Звучит почти как Ширхан. На второй встрече с ней, спустя дни, я поглупел ( не влюбился ли?) и кое-что прощал. Даже то, как на мои вопросы она давала один ответ: "Я не знаю... I dont know...Я не знаю". Зато щедро улыбалась. Так что разглядишь сахарные, будто для рекламы зубы. "Не курит". - думал я. У меня таких зубов нет... Досчитаешься не все. Поэтому я улыбался глазами.
       В восемь с копейками вечера - прием лекарств. Аптечная комната была между корпусами Alfa и Bravo. Сюда очередь больных. Заключенные просили депресаннты и снотворное. Медбрат говорил: "Это не положено". Горстки таблеток Atripla, что была при мне во время ареста, оставалось недели на две. Их все не отдали. Кажды вечер я запивал розовую таблетку водой на глазах медбрата. Так положено. Затем открывал рот, чтобы тот убедился, как пусто внутри. Так тоже положено.
       В девять вечера дверь камеры закрывалась на ключ. Открытие утром. Я и Паша смотрели телевизор, который стоял на сером пластмассовом стуле возле кроватей. Розетки в другой стороне камеры, у входа. Там бы телевизору и место. Повезло, что прибалты, душа нараспашку, одолжили телевизор. Кто-то прислал им с воли. Прибалты богаты переносками. У них при себе много занимательных вещей. Прибалты, они таинственное племя...
       Паша смотрел "ящик", растянувшись на кровати. Я сел на пол, ближе лицом к экрану. Плохое зрение. Паша между тем говорил, что возвращаться отсюда с пустыми руками нельзя. Дескать, не вредно прихватить наш плазменный телевизор. В сумку поместится. Его беспокоил вопрос: проверяют ли при отлете багаж? Честно говоря, я и сам - не самый примерный гражданин... Но так бы не поступил. Не то получается, что улыбаешься нашим тюремщикам и вдруг пойман с краденым у них телевизором. В мою память врезался уличный и тюремный урок: у своих, пусть и мало знакомых, пусть и тюремщиков, не воруй! Иначе презрительно назовут "крысой"... Паша насквозь пропитался ненавистью к англичанам. Только и слышно... Ничего удивительного. Какая цена заключенному без жажды свести счеты? Если, черт побери, не мечтает, как стрелки Биг Бена закрутятся в обратную сторону! Да и что там часики! Чтобы планета от страха завертелась в другую сторону!!! Чтобы режеволосые островетянки, падая с горящего Таурского моста, теряли равновесие и девственность. И незачем боятся хаоса. Лишь в бурном стакане смешиваются ингридиенты и краски. Таким образом появляется новый цвет, новый вкус... Не это ли прогресс? Тяжелые мысли, не правда ли? Да, иногдa мой градус ненависти зашкаливал. Иногда. Я же человек, а не бездушная статуя.
       Паша считал, что тюрьма его изменила. Прежде брезговал воровством и грабежами. Но за решеткой Робин Гуд ему вдруг показался вполне образцовым справидливым персонажем . И он прав. Хватит бы уже быть мирной коровой.
       Фильмы стали погнятнее, когда Паша включил на экране субтитры. Я выписывал неизвестные слова в блокнот, чтобы потом открыть словарь.
       -Зря тебе показал субтитры. - Сказал Паша. - Не отлипнешь от телека. А я наш русский люблю.
       Работал только один российский канал. Вечером - худо-бедно, белибердовые, мыльные сериалы. Насмотрешься - и отупеешь до того, что мозги превратяться в мыло.
       -Ты должен их смотреть! - Кричал нервный Паша. - Ты же русский!
       -Я порой уже сам не знаю, кто я. Мое путешествие затянулось.
       Через минуту он упрекал в другом:
       -Ты ведешь себя так весело, будто попал в цирк, а не тюрьму!
       Я ответил несколько грубо... Веселье закончилось. Зарождался конфликт. Как, впрочем, и ожидал раньше. Конечно, он завидовал. У него не было даже кусочка, как у меня, мальчишеского сердца. Сейчас, правда, я потерял тот кусочек счастья. Потерял себя.
       Паша запомнился раздражительным и озлобленным. Это могло закончится травмотично для нас обоих. Я видел бумаги его дела. Поэтому знал, что семья сокамерника, действительно, осталась в Англии: мать, сестра, сын. Паша, были времена, владел местным видом на жительство. Но однажды миграционная служба решила, что политический климат Украины распогодился и наконец-то взошло солнце демократии. Его английский вид на жительство отобрали. Ребенок, 7 лет, остался на острове. Есть кому из родни просмотреть. Прежде я видел, как разлучают семьи. Матерей, к примеру, депортировали, а детей отправляли в приемные семьи. Это тут общеизвестная норма. Откройте газеты... И давайте без отговорок: желтая пресса, журналисткая утка! Вранье не везде. Но я отвлекся. Паше повезло. Сын не в чужих руках. И мой сокамерник мечтал, чтобы о нем поведали миру. Ну хоть русскоязычному миру.
       -Вот бы Соженицын о нас узнал. Мы - это его профиль.
       -Он умер.
       -Серьезно?
       -Серьезней не бывает. И он бы тебе не помог. Зачем ему плохо отзываться о своих западных друзьях? Еще как бы не отобрали обратно нобелевские подарки. Бывает же так, что наградят, а потом вспоминают, что ошиблись. Сегодня - герой, а завтра - проклятый.
       -Неуждели в России никто о нас не напишет и не напечатает?
       -Представь себе: никто! Россия больше не мировая держава, а региональная. Все, что за пределами ее границ - это последнее время Россию не интересует. Так что миру плевать на нас... И все-таки очень надеюсь, что ошибаюсь.
       Впрочем, он заставил задуматься. Кто расскажет об этих инозаключенных? Неужели все и дальше ограничиться шепотом в карликовых газетах о европейском гриме гуманизма? Ладно бы мы - сидим, терпимо, где-то бывает хуже. Удивляет другое - о, эти самозванные борцы за свободы, которые лезут с проповедями во все мировые уголки, а дома ведут себя иначе!.. Слова местных политиков явно расходяться с делами !
       Каждый день Паша видел, как я пишу на листах обратной стороне приговоров. Cяду на койку. Подожму колени. Положу на них стопку обвинений ( пересечение гос границ, отсутствие документов и т д ) и приговоров. Рассказываю о наболевшем и пережитом. На коленках не напишешь внятно. Получались каракули. За стол не садился. Не по себе, когда кто-либо за спиной. Любознательный Паша спросил:
       -А что ты пишешь?
       -Стихи.
       - Зря. - Он сказал после паузы. - Лучше сделай статейку, как в Европе возродился нацизм... Cможешь?
       "Soft terror". - подумал я и сказал:
       - Посмотрим.
       - Обо мне там не забудь... Hет статьи мало. Лучше сразу роман. Здесь хватит героев.
       - Паша не гони лошадей.
       Вообще-то мне скучно писать романы. Хочется (!) жить в приключенческих романах. Пока мои мечты сбываются. Но как бы не потерять голову раньше срока при таких-то мечтах. И я уже писал повесть1 о голландской депорт. тюрьме Zandaam, где находился пол-года. Те листы ныне желтеют ( у бамаги своя осень ) и покрываются пылью в шкафу. Если не считать триста ( мое любимое число ) экземпляров. Знаю причину, почему моя история не востребована. Не хватило темных красок. Нет давления на жалость. Я даже посмел шутить не к месту, тюремному месту. Вот если бы пустил слезу, слюну, сопли в сахаре, SOS. О да, жертвы нужны. Но тут я показываю свой самый длинный палец... Это значит: да пошли вы!.. Еще повоюем! Дайте только выйти!
       У инозаключенных, как мы едва ли найдутся сочувствующие. Говорят, мы сами виноваты. Сюда, как чернокожих насильно не перевезли из Африки до Америки. На плантациях тоже не прнуждают гнуть спину. Наша вина лишь в том, что мы мечтали о новой жизни. И это стало преступно.
       Ночью камеру освещал прожектор со двора. Паша закрыл окно толстой синей шторой. Потемнело. До туалета пройдешь медленно, на ощупь. Да и там не плошай...
       Интернет - это повод, чтобы рано проснуться. Вечером на втором этаже ( по евронормам - первый ) открывалась комната с компьютерами. Туда - по записи. Всем не хватит. Успевают самые шустрые. Открытие дверей в восемь утра. Надо сразу идти. Нет, лучше бы бежать в комнату тюремщиков. Там запись на вечерний интернет. Первые, кажется, пятнадцать добровольцев отправятся не в романтическое путешествие на Бермудсике острова, но попадут в интернет. Чтобы вписать имя "Pablo" ( так тюремщики знали моего сокамерника ) Паша ставил будильник на мобильнике: без десяти восемь. Поэтому мы всегда бодрствовали во время. Он покидал койку раньше меня, пусть и тоже проснувшегося. Его начало дня - в первую очередь открытие шторы. И вот дневной, поначалу слепящий глаза, свет. Затем он чистил зубы. После - зарядка и бокс с тенью. Похоже на подготовку к депортации. Солнце восходило со стороны нашей камеры. Тень было видно. Хотя чаще солнце скрывалось за тучами. Паша, тем не менее, боксировал с воздухом. Надеялся, что даст прикурить депорт. aгентам? Мы оба еще не знали, что они хитрее... Они придут. Они посещают всех. Мне тоже их не избежать. Черный день изгнания приближался.
       Утром лязгнул ключ в замке. Ну вот и открытая дверь. Паша тут же стартовал спортивным шагом: топ! топ! топ! Я всегда отставал от него. Мои глаза были еле открыты. Еще не проснулся. Все потому, что я не оставлял, как он койку заранее, а лишь сразу после открытия двери, будто по сигналу тревоги. Паше интернет нужнее. Скайп - бесплатный разговор, видно друг друга, не то что мобильник. Паша считал: мне проще. Я не семейный. Иногда с ним согласен. Иногда тонул в одиночестве и завидовал птицам, у которых есть гнезда.
       Хорошо, что были причины покинуть койку рано утром. Только бы не дрыхнуть до обеда. Иначе начнется бессоница. Ночью в голове тяжелые мысли... От них не спрячешься. И не пожалуешься. В тюрьме не рекомендуется заводить друзей. Неизвестно, кем он обернется завтра. А вам не разойтись по домам.
       Вечером у двери закрытой комнаты, где интернет толпились люди. Даже те, кто проворонил-проспал запись. Они надеялись, что кто-нибудь из записанных пунктуальных вдруг не придет. Причин хоть отбавляй: болезнь, прогул, а то - мои поздравления! - побег.
       После открытия двери мы, зеки, занимали места согласно записи. Тюремщик не терял бдительность и дежурил, и подсматривал в свой компьютер в конце помещения. На его мониторе, как на ладоне, все наши экранчики-квадратики. Это напоминало телевизор, где съемки видеокамер в магазине. Впервые узнал, что мы под наблюдением, когда очутился за спиной тюремщика, чтобы воспользоваться принтером. Зачем слежка? Не удивляйтесь, но запрещалось лишь порнографовидео. Заметят, поймают за руку с поличным... и отключат компьютер. С Бен Ладеном, значит, перписывайся. А порно - нельзя! Руки прочь от порно!
       Томас и Роланд приходили в Bravo после обеда. Сейчас, спустя время, не вспомню слово в слово, о чем мы болтали. Блокнотом и, тем более, диктофоном не пользовался. Что подумают, если увидят записи разговоров в тюрьме? Не "стукачок" ли? Зато помню, как прожигали дни напролет. Безделье. Телевизор. Игры в карты. Прогулки из угла в угол. Баскетбол во дворе. Если сыпался дождь, а это случалось почти ежедневно, то мы отступали в камеру. Прежде я не знал, что тут настолько дождливо. На альбионе оказалось пасмурной не только погода, но и люди. По крайней мере, к иностранцам. Впрочем, отныне остров менее туманный и неизвестный. И после меня - кто знает? - прилетят другие. Российские, а также, может, иранские союзы писателей благословят в путь еще триста, как спартанцев, литераторов, информационных воителей, которые улыбнуться предстоящим испытаниям!.. Литераторам не рекомендуется иметь обратный билет. И в туалете самолета желательно сжечь паспорт. Это чтобы жизнь раем не казалась, чтобы дольше застрять на экскурсиях по колнбрукам. Сказал же Максим Горький: "Идите в люди!" А я вам говорю: "Сидите в Колнбруке!" Вот о чем я думал за игрой в карты. Не удивительно, что проигрывал.
       Закончился дождь. Мы возвращались во дворик. Опять баскетбол. Красно-голубой мячик - бум-бум об асфальт. Правда, в баскетбол играли редко. Это лень: бегай, потей, прыгай. Не то. Чаще мы просто-напросто поочередно бросали мяч в кольцо без сетки. При попадании следующий кидал с места, где было попадание. Промахнулся - минус очки со счета.
       После игр обычно гуляли во дворе от стены к стене, чуть ли не бок о бок, что солдаты. Руки, однако, то за спиной, то в карманах. И таких марширующих зеков вокруг столько, что не хватит пальцев, чтобы пересчитать.
       И еще об архитектуре тюрьмы. В корпусе Alfa был другой прогулочный дворик. Размером вдвое меньше, чем баскетбольный. Alfa, повторяю, единственный корпус, куда разрешался вход нам, жителям Bravo. Другой дворик: кусты сирени, травяной газон, деревянные лавочки. От стен на метр отступал асфальт. Прогуляешься по кру... нет по прямоугольнику. Вдоль двух бордово-кирпичных стен с окнами камер. Третья - сплошная стена. Четвертая - решетка. За ней - бетонное огорождение, над которым видно макушки деревьев. Там свобода. Но туда нам не пробраться. Небо дворика тоже загорожено решеткой. Сквозь нее прилетали голуби. Они пребывали на карнизах окон. Рядом гуляй осторожно. Не то дождешься на счастье... Белые пятна на асфальта - предостережение.
       Однажды выдался редкий солнечный день. Мы постелили на травяном газоне плед. Так удобно лежать, загорать, играть в карты. Вокруг принимали солнечные ванны другие заключенные. И даже чернокожие. У всех тоже растеленные серые пледы.
       В середине дворика был маленький бассейнчик с рыбками. Над ним - решетка, без которой рыбки, наверное, улетят. Я видел их недолго. Однажды скончались. Это все Роланд. После того, как он устроился на должность кормильца, рыбок не стало. Роланда, конечно, послали на увольнение. Так он вернулся в наши бездельные ряды. Солнечные ванны, картишки, мячик - без забот и рыбных хлопот. Но если бы это все его проблемы и головокружения. Время от времени к нему подходили мускулистые горилообразные драгдиллеры. Всем нужно одно и тоже - должок за гашиш и амфитамин.
       - Но шпрехен иглиш мон ами. - Роланд проявил смекалку на трех языках.
       Было предчувствие, что скоро грянет гром и ему влетит по первое число.
       Чем занимались еще? Несколько раз в неделю утром и вечером посещали спортзал. Беговые дорожки, штанги, турники, гири. Пахло потом. Динамики магнитофона: то хэви-металл, то ганста-рэп. Кругом "накаченные" зеки. У некоторых тюремный срок безвыходно отсюда несколько лет. Ведь иностаранцы. Они говорят: "Нас розыскивают на родинe. Иначе бы вернулись." Другие: "На родине никого и ничего не осталось... И что такое родина?" И вот тренируются и покупают в тюремной лавке протеин. Заключенному следуют направить энергию в какое-нибудь, чуть ли не в какое угодно, русло. Иначе пеняй на себя! Человеческая энергия имеет свойство прокиснуть и отравить душу носителя.
       Я отдавал предпочтение беговой дорожке. Это нужнее. Что, если повезут в больницу без наручников? Кровь берут из свободных рук. Я знаю. Уже посещал больницы из тюрем. Не исключено, что кабинет врача, где буду, окажется на первом этаже... Впрочем, я слишком не ломал голову, как сбежать. На воле все равно долго не прогуляешь. Полицейское государство. Жаль, что поздно об этом узнал. Зря сунул сюда нос.
       После тренировок я принимал теплую воду. Общий душ: лейки и огорождения по плечо. Вода всегда была прохладной, бодрящей. Это, предполагаю, чтобы не скапливалась очередь или чтобы, нагревая, экономить электричество. Затем, как обычно, я заваривал в кружке крепкий чай. Его пил во дворе, сидя на корточках, у стены. Если лился дождь, то пил, стоя, под козырьком. В комнате был электр. чайник. Пей, когда хочешь, сколько хочешь.
       Однажды вечером в раздаточной лекарств случилась проблема. Медбрат открыл мою баночку Atripla - пусто. Лекарства были со мной при аресте. Получено в другой стране.
       - Я скажу врачу, чтобы прислал новые. - Успокаивал медбрат. - Но это не сегодня.
       Если во время не пьешь антиспидозные лекарства, то они больше не помогают. Так называемая, резистенция организма... Ночью не спалось. Озлоблен на себя. Какой взрослый! Какой глупый! Переселение в новую страну с горсткой таблеток жизни. На что рассчитывал? Не замысловатый план. Ну прыгну с поезда. Ну залягу на нелегальное дно или, изменив отпечатки пальцев, попрошу убежище. Лекарства - ах да, лекарства. Надеялся: доктор их даст, несмотря мои документы. Жалко, что ли? Теперь понял: просчитался! С восхохом солнца настроение светлело. Зачем грустить? Мало ли стран на планете? Авось где-нибудь спасут. Моя болезнь пока что не причиняла страданий. Поэтому оставался легкомысленным. И было, чем заняться.
       Добавлю про тюремную школу английского языка. Учитель выглядел типичным рыжим британцем. Он допустил к работе с компьютерами, где видеоуроки. Посещение школы оплачивалось: один фунт за час занятий ежедневно. Хватит на пару шоколадок.
       Кстати, о распродажах. Магазин работал до обеда, кроме выходных. За прилавком - одежда, сладости, средства гигиены. Примичательно, что полки завалены презервативами. Хотя про гомосексуалистов я, например, тут не слышал.
       Еще работала церковь. В просторной комнате, на стене, висел деревянный крест. Стулья стояли перед сценой для пастора. Однажды я оказался там единственным бледнолицым среди молящихся чернокожих. Ну если не считать бородатого пастора, свободного англичанина в сером пиджаке и белой рубашке. Я уважаю их путь. Но никуда не денешь исторический факт, что Африку покорили огнестрельным оружием и Библией. Молитвы черных перед английским пастором. Невольно думаешь, что боги - это для белых. Старая песня: в раю отдохнете! После Битчер Стоу изменилось не все. На месте Всевышнего я бы не только щелкнул пальцем и объявил всемирную амнистию, но и сообразил бы, как сделать людей счастливыми и... скучными. Скучными. Скучными. Скучными. Скучными. Вспоминая это, уже не хочу должность Всевышнего. Оставим людям счастье бороться за свой кусок счастья. Пусть вырабатывают энергию. Ну а я, просто Виктор, предпочитаю остаться песчинкой Его ( Их?) эксперимента. Пока не села моя душевная батарейка и есть порох в пороховницах. Быть человеком порой интересно!
       Да, условия содержания напоминали санаторий, но дисциплинированный санаторий. В других странах содержание хуже. Голландская тюрьма нелегалов города Zandaam, где я был пол-года, не отличалась от тюрьмы криминальной. Камеры на двоих закрывались с пяти вечера до восьми утра. Прогулки под небом сквозь решетку - три часа ежедневно. А также другие минусы, если сравнивать с Колнбруком... Зато большой и жирный плюс: освободишься через год, ну два. Свобода - если, в конце концов, не депортирован. Не лучше ли без бассейна? А потеря интернета - ну и ладно. Надежда - важнее. В Англии лишь призрак надежды.
       Нормальная мечта заключенного нелегала - справка об освобождении, где указано, что должен покинуть страну в течении суток. После окончания которых, того жди, словят опять. Я имел собратьев по беде, о ком уже рассказывал. Они, отсидев год, освобождались. А по истечению недели на воле возвращались обратно за решетку. Очередной срок. Ведь преступник. Ведь нелегал. Ограбишь, обворуешь, угонишь - порой простят, спустят на условный срок, пригрозят пальцем. Нелегала же простит разве что горстка евростран-исключений.
       Но вернемся в камеру. Паша знал, что самолет не избежать. Депортация - рано или поздно. Это не забудешь. Порой мы просыпались раньше будильника. За дверью, пока что запертой, слышались крики и звуки борьбы. Еще одного вытаскивали из камеры насильно. Черный день изгнания. Не всем хотелось на родину. В восемь камеры открывались. Было видно, что пропал очередной заключенный. Его судьба: или депортируют, или переведут в криминальную тюрьму за сопротивление, или вернут из аэропорта избитым. Последнее - победа ли? Отсрочил депортацию, но остался взаперти. Призрак надежды на свободу. Если агенты однажды скрутили руки, то больше не оставят в покое. Значит нелегал на крючке: консул дал белый паспорт для высалки. Тут поясню. Разные страны - разные правила. Не все консулы выдают лесопасе без согласия ссыльного. Среди них и Россия. Если, конечно, не в розыске .
       Один за одним заключенные пропадали без вести. Некоторые возвращались и дважды, и больше. Но и они, в конце концов, исчезли. Ясно: не победишь. Тогда зачем сопротивление? Дурацкий вопрос. А зачем не сдали Москву, когда эвакуционный поезд наполнял морозный воздух паром ожидания?
       Паша получил письмо с точной датой изгнания. Хотя агенты уже знали, что он не улетит добровольно. Прежде он отказался подписать бумаги о сотрудничестве.
       День изгнания наступил. Паша проснулся раньше, чем всегда. Возможно, бодрствовал ночь напролет. Я открыл глаза, когда услышал его ходьбу. Маршрут: дверь-стол-дверь, туда-сюда. Он не находил себе место. Переполнился волнением. Заметил, что я не сплю:
       -Попробую остаться в автозаке. Пусть самолет летит без меня. А то и убегу из аэропорта.
       Я представил его: толстенький, низенький, бегущий, тресущееся пузо...
       -Попытка - не пытка. - Я тут же понял, что сболтнул глупость. - Это тебе решать, что делать. Твоя судьба. В любом случае желаю удачи.
       Я уважаю борьбу каждого. Даже муравья. Несмотря на предыдущие разногласия, вдруг пропитался к нему уважением граничащим с сочувствием. Он имел причины остаться. Семья, друзья, привычки - весомые причины. Мысленно я отругал себя за то, как, стебаясь, воображал его убегающим...
       В замке повернулся ключ. Дверь открылась. И вот двое агентов изгнания. Их одежда до того серая, обычная, что уже вылетело из головы, как они выглядели. Пусть, стало быть, читатель сам наряжает согласно воображению. Но помню: один агент был чернокожим, другой - смуглый. Не коренные жители острова. Иностранцы изгоняли иностранцев. Случайно ли это? Возможно, спланировано. Что, если в аэропорту некто сфотографирует ( щелк!) для газеты "Не справидливость", как прирожденные рыжие англичане заталкивают и втягивают в самолет чернокожего паренька. Удивительно похожего на Бараку Обаму паренька. И вряд ли такое понравится Бараке Обаме. Если так задумано, то с Пашей просчитались. Двое темнокожих против случайной белой вороны.
       У двери сокамерник обернулся и сказал мне:
       -Не прощаемся!Вернусь!
       -Я тоже так думаю. Подтягивайся к обеду. Сегодня в тюрьме макароны.
       Агенты, не торопя, вопросительнo смотрели на нас. Прямо-таки право последнего слова, как перед казнью.
       Cобытия после знаю со слов Павла. Около выхода из тюрьмы его руки сковали наручниками. В аэропорту выяснилась ошибка. Скованные руки впереди. Отчего не вытянуть за шиворот из автозака. Паша крепко схватился за железные ножки сиденья. Своя соломинка. Теперь если только пилить руки. Но это опоздали. Самолет уже отбыл. Так что изгнание Лондон-Киев перенесли на потом. Странно, что агенты, должно быть, опытные, не сковали руки за спиной. Паша объяснял это тем, как они предлагали ему еду. Наручники, если позади, то пришлось бы снять. Что, вероятно, не в правилах безопасности.
       Паша вернулся к обеду. До еды не притронулся. Его лицо и руки были покрыты синяками и ссадинами. Днем он выглядел задумчивым, молчаливым, на своей "волне". Ночью взоравался словами и грозился порвать агентов на британский флаг. Мне хватало своих трагедий. А тут еще слушай о чужих. Но я терпел и даже сочувствовал вслух. Хотя рeдко кому-либо сочувствую. Мне тоже предстояла депортация. И тоже изобьют, если попытаются вернуть в Москву, если я откажусь войти в самолет. А я откажусь. Конечно, после некоторых событий в моей жизни какие-то побои - это курам на смех. И все-таки синяки не в радость.
       "А как же адвокат?" - воскликните вы. О, наивные. На жалобы об избиение адвокат сказал Паше: "Сам виноват! Велели же улететь!" А жалобы, дескать, положено писать с далекой родины. "Жалко, что не с другой планеты" - подумал я, услышав про это. В Англию, по словам адвоката, не надо писать. Здесь хватает своих жалоб. Зато есть Страгбургский суд. И еще не заросла тропа справидливости к Гаагу. И это случилось не в дохристианской Европе. Другие адвокаты убаюкивали также слово в слово. Все тут заодно - лишь бы выгнать и помахать на прощание черным платочком. Моя адвокатша не лучше: "Я не знаю... I dont know... Я не знаю". Но ей так можно. Она красивая.
       Мы нелегалы, люди вне закона, загнаны в тупики и капканы. Депорт. агенты могут ударить ссыльного. Это норма. Но, боже упаси, полит. заключенному ( да, слишком громко сказано, но это достоверный факт: мы тут по приказу политиков) оставить синячок на агенте. Тут уже сотрясение мозга, если даже ссадина на руке. Дальше - криминальная тюрьма. Срок от двух лет. Там условия содержания хуже, чем в Колнбруке. Прощай интернет! Прости сирень! После срока вернешься сюда. Высылка - отсюда. Так можно барахтаться много лет по казенным домам. И люди без почвы под ногами барахтаются. Больше некуда деться.
       B больницу я не попал. Хотя имел причины и права. Хм... Права? Какие права у нелегала. Догадывался: англичане оттягивали время, чтобы выслать за пределы острова. На свободу здесь не надеялся. Вокруг уже наслушался неудачников, таких же, как я. Еще помню заключенных африканцев, которые не скрывали про свой ВИЧ. Однажды я разговорился с одним. Ему в отличии от меня антиспидозное лечение с доставкой в камеру. Ведь не удавалось депортировать. Его имя и страна известны, да нет документов. Поэтому обречен на заключение под стражей. А значит и лечение. Труп для тюрьмы пока неудобен. Дух времени, видите ли, не тот...
       Я ему сказал, что тоже инфицирован, но попросил об этом не распространять слух. Мне бы совет. Он:
       -Если твои отпечатки пальцев не найдут в Европе, то лекарства дадут. Но не надейся, что освободят. Я со СПИДом тут уже два года безвыходно. Да, лечат. У меня не лучший выбор: либо жизнь но в тюрьме, либо смерть снаружи. Я сдался в тюрьму добровольно.
       -А как же врачи на свободе и гуманитарные организации?
       -Лечение дорогое. Никакая организация не выложит полторы тысячи фунтов на каждый месяц на человека.
       -Но я слышал, что Европа помогает лекарствами против СПИДа в Африке.
       - Да, помогает, чтобы не ехали сюда.
       - А врачи...
       - Я приходил в больницу. Оттуда вышвырнули. И только потом приполз умирающий в полицейский участок. Я сказал, что нелегал.
       Со мной раньше случилась похожая ситуация. Голландия, гнойная нога, доброволец в тюрьму...
       - Почему ты не уехал из Англии, если на свободе не лечат? - Спросил я.
       -Поначалу все было хорошо. Я попросил политическое убежище и получал лекарства. Вскоре проиграл беженскую процедуру. Чтобы не попасть в депорт. тюрьму во время скрылся в нелегальную жизнь. В лекарствах врачи, которые еще на днях лечили, теперь отказали. Ведь не было документов. Медстраховка закрыта.
       Я признался, что мои пальцы замечены не только на острове.
       - Тебя хотят отсюда выслать. - Продолжал он. - Поэтому не дают лечение.
       До сих пор не понимаю... Неужели жалко лекарства? При колоссальных затратах на тюрьмы изгнаний это казалось странным.
       Мой собеседник мог вернуться домой в Конго. Официально там лечат от СПИДа. На деле - вымогательство денег. Я ему верил. Я не забыл российские больницы... И будь все иначе, то зачем ему добровольно оставаться взаперти два года? На сумасшедшего не похож. Значит, действительно, в опасности жизнь.
       Не все, конечно, разговаривали о своих спидозных проблемах. Но таких, догадываюсь, хватало. Африканскую эпидемию знаем. Около половины тюрьмы занимали чернокожие. Не сомневаюсь, что значительно тех, кому Европа была последней мечтой и соломинкой на жизнь. Их мечты изуродованы и разбиты. Вот почему эмблема моего рассказа - это вместо петли красной ( символ борьбы со СПИДом) возьмем петлю, как буква "Л", но из колючей и ржавой проволки. И такую проволку будет не стыдно повесить на двери английских посольств.
       Да и что там зараженная кровь. Случалось хуже. В корпусе Alfa был старик с раком легких. О его болезни говорили и заключенные, и тюремщики. Последние иногда ругали местных политиков за жесткие законы. "Человек скоро умрет. Освободили бы." Я с ним мало говорил.. По усталым глазам больного понимал: ему не до меня, не до людей.
       Согласно совету того ВИЧ-инфицированного, обратился в правовые организации. Утром, когда все оставались в камерах, вероятно, спали, я звонил через таксофон. Это в углу просторного помещения, под балконом, у телевизора. Утром поблизости некому услышать о моих проблемах. А телевизор пока выключен.
       По телефону говорил с женщиной. Её звали Ким. Она работала в лондонской организации помощи ВИЧ-инфицированным. Не то чтобы жалобы. Я консультировался. Оказывается, зараженные, подобно мне, имеют право на лечение и доступ к врачу-инфекционисту. А его в тюрьме нет. Поэтому нужно в больницу. Только инфекционист, изучив анализы крови, назначит то или другое, пятое лечение от СПИДа.
       Ким звонила мед. персоналу Колнбрука. Просила, чтобы мне позволили визит в больницу. В одиночку я бы не справился. Тюремного доктора видел один раз. После писал ему о необходимости встречи. Но бестолку. Правило тюрьмы: доктор принимает по записи. И толькo он решает, кому посетить госпиталь, кому жить, кому нет. Ему пишут заключенные. Надеются, ждут, месяцы ждут. Известно, что без лечения антиСПИД, которые у меня закончились, проживешь не дольше, чем пол-года. Да, возможно, повезет и начнешь лечение через месяца три. Но сколько всплывет болезней: хрупкий иммунитет...
       По словам Ким, инфицированный нелегальный иностранец должен быть в тюрьме. Все законно.
       Она помогла. Меня отвезли в госпиталь на белом, без особых примет фургоне. Гражданская машина. Наручники не одевали. Шанс на побег. Если и поймают, то срок не добавят. Нелегалам не добавляют.
       Поликлиника была одноэтажным зданием на задворках столицы. Внутри несколько кабинетов. Я сел на стул среди людей. Ожидание. Тюремщики неподалеку. Без наручников - не бежать ли? Теперь окончательно прояснилось: некуда бежать. На острове не протяну нелегально. Идти к родственнику раздумал. Стыдился за себя, неудачника. Но важнее другое. В камере остались две папки моих черновых записей за последние два года. Жаль терять. Наброски книг мечты... Конечно, найдутся такие, кто покрутит пальцем у виска. Какая мечта? Какая книга? Ха! Крыша на боку! Но я же не упрекаю, как ваши мечты упираются в домик с бассейном, а досуг - в телевизор. Каждому свое.
       Доктор засыпал вопросами. Когда заболел? Как? Какие планы на жизнь? Я попался в лапы надежды на лечение и даже на свободу. Я был моложе - наивнее.
       -А зачем приехал сюда? - продолжал доктор, - В России не лечат?
       -Лечат.
       -Может быть, тебе лучше улететь обратно на родину?
       На этом разговор закончился. И я уже думал о возвращение. Нет. Домой возврата нет. Я осколок и там. Но это другая история... Отчасти поэтому оказался здесь. Мечта начать жизнь с чистого листа. И на первых страницах - клякса Колнбрук.
       Мне оставалось шататься без дела. Иван Денисович Солженицына тут посмеется. Мне бы, мол, так. Но что поделаешь - всему свое время. Впрочем, иногда я шевелил руками. Тюремное хобби - кружок рукоделий. Взрывчатку, конечно, не изготовишь. Зато рисуй и лепи из керамической глины. В детстве я увлекался пластелином. Помню, разбросанный, прилипший, где попало в доме пластелин. Моя мама ругалась и смеялась. Еще была живой. Качество ее друзей определял просто. Умеешь лепить - хороший человек. Не умеешь - научим.
       Комната рукоделий: столы, краски, картины, мешки с глиной. Обычная мастерская. На первый взгляд - кругом будто бардак. Но это бардак творческий. Со временем привыкаешь, понимаешь, что для каждой вещи свое место. Тут дежурила только одна бесменная надзирательница. Впрочем, учитывая ее доброту и отзывчивость - воспитальтельница. Она одевалась по форме, как все тюремщики, но вдобавок - всегда покрытая голова черным платком. Под присмотром мусульманской воспитательницы я просиживал штаны, рисуя и лепя.
       -Что ты делаешь, Victor? - Спрашивала она.
       -Автомат Калашникова. - Я отвечал, не глядя на нее. Некогда.
       -О это, Victor, не разрешается. Это нельзя.
       -Не бойтесь. Я его покрашу в розовый цвет.
       -Тогда можно. Давай, Victor, давай.
       Она хлопала меня по плечу. Можно подумать: старый знакомый. Больше так никого не подбадривала. Ну а я пока ее не хлопал. Вначале, думал, присмотрюсь. Не то хлопнешь на свою голову...
       Африканец рисовал родину в ярких красках. Туда, однако, не торопился. Рисуя, он хвалился, как на лондонской свободе, имел одновременно две жены. Ему, говорил, мусульманину, можно.
       -И что тут хорошего? - Недоумевала воспитательница. - Ты здесь. Они там. Заранее было ясно, что все так закончится.
       Она, бывало, высказывалась негативно на счет ислама. Я не вслушивался. Кто знает, может, это даже пронзительные обличительные монологи. Но я был занят. Слепить бы пистолетик. Здесь воспитательница помогла, когда выдала мне запасы глины в комнату. Домашняя, как в школе, работа. Хотя такое по тюремно-санаторному уставу не положено.
       -Не волнуйся, Victor - Она хлопала меня по плечу. - Ты освободишься. Вечно держать взаперти не будут. Ты ничего страшного не сделал. На воле найдешь англичанку. Женишься. И таким образом легализуешься.
       Теперь моя комната стала похожа на мастерскую. Беспорядочно разложеные листы и глина. Паша ругался. Я тоже повышал голос. Отныне мне, занятому хоть чем-то, по силам долго сидеть в колнбруках. И без бунтарского писка. Так и протянул бы до спидозного апокалипсиса и умер бы бесславно. Чем же я занимался? Не смейтесь, не крутите, бога ради, пальцем у виска, но я, взрослый дядя, заключенный, 26, лепил человечков. Преимущественно - воинов. Их доспехи - из сигаретной фольги. Человечков дарил, как мне казалось, хорошим людям. Надеюсь, что не ошибся и они по-прежнему хорошие.
       Но главный замысел моей жизни не получался. Это статуэтка писателя Вячеслава Дёгтева. Я лепил, ломал, снова лепил. Статуэтка, уменьшенная копия, частично выглядела, как хотел: рубаха, улабка, усы, в руке оголенная казачья шашка. Но лицо, самое главное, не было похоже. Хотя я изучал в интернете видеозаписи, как делают глиняные портреты. Хотя со мной всегда фотография писателя. И если обрету дом, то повешу его портрет на стену. Есть причины...
       Ночью забывал о неудачах, если погружался в мечты. Придет время - сделаю этому писателю памятник. Возможно, заплачу мастеру. Возможно, собственноручно. Но вначале было бы не плохо освободиться из гостеприимного ( без кавычек, без иронии) Колнбрука.
       Я попал на тюремную доску почета. Фотографии моих человечков висели на стене рядом с изображением других, на взгляд воспитателей, интересных работ. Да мои бритоголовые друзья детства улиц разбитых фонарей тут посмеялись бы, держась за животы! Доска. Почет. Витя. Нежданно. Негаданно.
       Однажды утром агенты забрали Пашу опять. И он не вернулся. Как бы не перевели в крим. тюрьму. Возможно, толкнул агента. Если не подрался. Мы, нелегалы, тоже люди и тоже с нервами. Спустя неделю, Паша позвонил мне из Киева. Все-таки - мои соболезнования! - депортировали. Он рассказал, что агенты держали его руки и ноги. Они вкололи снотворное. Затем... Паша проснулся в самолете над облаками. И эти облака ему не казались бело-праздничными, как другим пассжирам. В Лондоне осталась семья. Теперь я крепче убедился: сопротивление бесполезно. По законам Англии ( не хочется писать Велико... уже, знаете ли, не велико) иностранцев поощряется содержать взаперти неограниченное время. Получается, пожизненно. Выходы отсюда - или морг, или самолет. Такое не всем по душе после... лет жизни здешний оседлости. И это без подробностей о беженцах. Они тут тоже ждут чудо. Новость для некоторых европейцев: не все беженцы врут. И это не только мое мнение. Иногда возле тюрьмы митинговали английские защитники нелегалов. На их взгляд, о людях судят не по паспорту. Ибо все люди равны. А земли хватает. Они не только просто-напросто болтали в рупоры и махали плакатами. Более того, скованные друг с другом ложились под автозаки, когда те выезжали из Колнбрука в аэропорт. В первую очередь заступались за экс-беженцев под тенью депортации. Они правы. Тут, действительно, серьезная проблема. Европа, обещая убежище, протянула руку помощи. И эта рука оказалась миражем гуманизма. Иноземные борцы за свободу теперь в ожидании депортаций. Убежище - губу раскатали. Хотя какие там борцы! "Хотели демократию, как в Европе" - Говорят. И они - ни что иное, как власовцы тропиков и пустынь, предатели по калькулятору, а также слабоумные не далекого ума без калькулятора из последнего вагона. И мне их не жалко. Пусть сидят, где сидят. И демократический флаг им в руки.
       В моем рюкзачке оставался мобильник. Я надеялся его похитить во время осмотра одежды. И вот меня повели на вещевой склад. Первое мест,о куда я попал в Колнбруке. Там получил в руки свой рюкзачок. Сел на корточки. Открыл. Копался в вещах. Тюремщик наблюдал рядом. Я вынул зарядку и мобильник, сжав в руке кистью вверх. Таким образом переложил в карман.
       -Что ты взял? - Спросил тюремщик.
       -Зарядку.
       Я поднял во весь рост. Вынул из кармана кабель.
       -Да, бери. Это можно. - Сказал он.
       Повезло, что не проверил мои карманы. Обманул ли его? Я, действительно, взял и кабель. Теперь с его помощью заряжал мобильник от компьютера. Вначале оборачивал телефон газетой. Потом подключал. Нельзя, чтобы тюремщики увидели видеокамеру телефона. Ведь отберут. В мобильнике музыка и фотографии. Это прибавляло душевных сил.
       Депорт. агент: очки, темно-зеленый пиджак, лакированные туфли. Он разглагольствовал, что, по законам Англии, иностранцев, как я, поощряется держать взаперти пока не вышлют. Далее следовало его предложение о капитуляции. Более того, обещание подачки в сто фунтов стерлингов. Столько, по словам агента, хватит на прощальное виски в самолете.
       -Спасибо. Виски не пью.
       -У тебя нет шансов. Улетай. Я видел список мест, где ты был. - Это показали мои отпечатки пальцев. - Даже не пробуй притвориться беженской жертвой... Рассказывай, где был до Англии?
       - Ты сам только что сказал, как знаешь, где я был.
       Ему, кажется, со мной было не просто. При аресте не обнаружили мой паспорт. Значит без поездки в консульство не депортируешь. А российский консул не даст лесопасе, если не хочешь на родину, если не в розыске. И агент в тупике. Мы оба в тупике. Мне, правда, хуже. Хотя я называл свое настоящее имя и место рождения. Но мои паспорта закопаны далеко и давно. Уже забыл, в каких лесах спрятаны. Предыдущие паспорта сжег. И вот отпечатки прояснили, что я был не только на острове... И такого любознательного путешественника упекли за решетку. И все отчасти потому, что однажды мне стало тесно в Итаке-Воронеже. "Пустяки!" - Сказал себе. - "Держись, пацан. Марко Поло тоже сидел. В других далеко не санаторных условиях сидел!"
       И теперь агнет отравлял мое настроение. Из своего скромного тюремного доанглийского опыта знаю, что агенты, как правило, наглые и недовольные. Для них будто бы спец. отбор при поступлении на работу. Невольно задаешься вопросом: неужели их в детстве колотили иностранцы? Горшлок, что ли, неужели отобрали? Агенты разговаривают оскорбительно. Можно подумать: занял у них "бабло" и не вернул. Раньше я отвечал агенту, опустив глазки в пол, как будто спасаюсь и от КГБ, и от бандитов. Позже расширил геогрфию своих действий. На вопросы виновато улыбался и смотрел на солнышко за окошком. А недавно я вырос и кое-что понял. Так вот. Ни англичане, ни другие не сотворили эту планету, чтобы указывать, где ходить, а где нельзя! Я сам себе хозяин! Все это сказал агенту.
       -Ладно. Мы можем даже на Марс депортировать, если у тебя притензии к созданию нашей планеты.
       Далее разговор перебежал на повышенные голосa. Автор тоже за горячим словом в карман не лезет. А он... В последний раз на меня так кричал разве что ректор Сергей Есин. А потом вдруг отчислил. Я думал что деда вот-вот схватит инфаркт. Тогда бы меня наверняка ( хочешь не хочешь) затолкали в мировую литературу. Про Марс, однако, Есин, кажется, не говорил. Зато угрожал: "Воронеж! Воронеж!" Есин оказался моим первым депорт. aгентом.
       Я не всегда сердился на европейцев. Возьмем во внимание, что это, если серьезно, их земля. Есть, стало быть, обоснованное право подвергать арестам иностранцев. Признаю: наши тюремщики-воспитатели зарекомендовали себя приятными людьми. Некоторым обрадуюсь, если встречу на воле. Выпьем, конечно, пиво. Хотя нет. Что еще за пиво? Я же русский. Они англики. Значит водку с виски. Возможно, и депорт агенты порой хорошие ребята. И даже не исключено, что любят гольф. Но у них работа, присяга, приказы политиков. А с властью разве поспоришь? Она, власть, начитанная. Ошибется, наковеркает - пустит дымовую завесу книжных цитат. Там припасены закладочки на все случаи жизни. При ошибках желательно, чтобы авторов цитируемых книг уже похоронили. Тогда и виноватый наконец-то объявился, и башку рубить некому. Вот вам и горе от ума.
       Какие варианты борьбы в Колнбруке? Голодовка - бесполезно. Попадешь в изолятор, камеру -одиночку. Согласно тюремному правилу, оттуда не выпустят, пока не поешь. А иначе, в конце концов, эвакуация в госпиталь для принудительной инъекции. От голода не умрешь. Не позволят. Другое дело - вскрытие вен. Возможно, зашьют. Умрешь - не велика потеря. За кого отвечать? Интернациoнальная поговорка: без бумажки ты букашка. Или осколок. Лишь бы не массовый суицид нелегалов. Это заинтересует прессу. Что еще? Махать кулаками? Попробуй. Криминальная тюрьма недалеко. Отсидишь год другой - вернешься сюда. Высылка - отсюда. Замкнутый круг иностранца.
       Я пробовал бороться на бумаге. В наше время почти безопасно. Это вам не с автоматом Калашникова и коктейлем Молотова отбивать у неприятеля городки и села. Я рассказал о наболевшем. Легковоспламеняющийся текст газетного формата. Жанр определил не сразу. Чесал затылок - то ли эссе, то ли репортаж. И вдруг сообразил: кляуза! Жанр древний. В истории много его примеров. Переписывался же полит. беженец Курбский с Иваном Грозным. Мой заголовок "Мир против нас" казался удачным за двойной смысл. Мир - покой, перемирие. Это нелегалу не будет. Другая сторона заголовка подразумевала, что мы инозаключенные - лишние на родине ( иначе бы улетели на родину вместо скитаний по тюрьмам) и неугодные в мире капиталистическом. Учитывая уровень жизни населения, допустимо сказать: мире тепличном. Мы без опоры под ногами, без места для шага вперед. Тупик. Занавес. Капкан. Точка. Депо. Закат.
       Я выписывал телефоны московских редакций из интернета. Созвонился. Объяснился. Кое-где сразу отказали в печати. Дескать, не до русских заграницей. Своих проблем хватает. Я не слишком огорчился. Публикации - это уже не мое дело. Важно, что бумага впитала мою боль. Бумага спасла. Бумага горела. Иначе бы не вынес себя.
       Текстом заинтересовалось несколько редакций. Отправка по факсу из комнаты тюремщиков. Мое письмо почему-то не доходило. Оставался другой последний вариант. В интернете есть виртуальная клавиатура. Да, текст переместишь на экран, но медленно мышкой ( клац! kлац!), по одной букве. Итого: один час умножить на три дня... Столько печатался текст. Я разослал его по электронной почте.
       Колнбрук мне не казался новым. Прежде был в депорт. тюрьмах других стран. Везде одно и тоже. Иностранец - значит чужой, значит проваливай! Гудбай! Альфидорзейн! Чао! Не хочешь по хорошему? Давай в тюрьму. У заключенных тоже бывают вспышки оптимизма. Иногда настолько скоротечные, что не дольше, чем сможешь наблюдать падающую комету. Надежду, что однажды вручат справку об освобождении. Где укажут: в течении суток должен покинуть страну. Это время-времечко полиция не вправе арестовать. Уедешь в соседнюю страну - поймают и там. Закон вероятности: рано или поздно поймают. Затем насильно вернут туда, где освободился. Из депорт тюрьмы в депорт тюрьму. Обычная судьба нелегала: неволя, каникулы, неволя... По законая дублинского соглашения, евространа, впервые взявшая отпечатки пальцев, ответственна за их носителя. Как бы вторая родина. Побег, значит, невозможен. Только капитуляция-депортация, белый флаг, может разорвать замкнутый круг. Тогда почему, спрашивается, нелегал остается взаперти? Неужели в запасе хитроумный план? Ничего, знаете ли, особенного. При аресте нелегал редко имеет с собой документ. И не всегда называет настоящее имя. И даже родину иногда прикроет другой страной. А также те, кто держит рот на замке. Будто бы глухонемые. Таких записывают как no name, no country. И весельчаки: упал с луны, потерял память и прочая ушная "лапша". Осторожность. Допустим, прибыл сюда по ВИЗе. Что, если спрятанный паспорт попадет в полицию? Мало, что ли, вокруг археолого-могильщиков?
       Но ВИЗа нужна не всем. Вот заключенные европейцы, преимущественно восточно-европейцы. Они после криминальных тюрем. За преступления получили запреты на въезд. Ладно бы несколько лет. А если пожизненный запрет? Англия - остров. В отличии от других евростран пограничную проверку не избежать. Конечно, найдутся способы, даже каскадерские трюки, чтобы проникнуть тайно. Но когда запрещенного т. е. нелегального европейца поймают ( уличная проверка документов, по причине наличия длинной черной как бы террористической бороды), то его вернут в депорт тюрьму. Дальше - опять-двадцать пять... Архипелага колнбруков хватит на всех. Вот почему не каждый европеец соглашается на депортацию без права возврата. Затяжной прыжок обжалования приговоров. Другие, наоборот, хотят на родину. И тоже ожидание, ожидание, о-ж-и-д-а-н-и-е... Только попробуй не так посмотреть на депорт агента - и прощай молодость. Наши выходы ограничены: или морг, или самолет, или пойти-податься в беженцы. Из депорт тюрьмы скорее посветят в рыцари, нежели в беженцы. Крохотные шансы. Нам говорят: " Убирайтесь! Вас сюда не звали!" Хм... Приняв Конвенцию о статусе беженца, некоторых тем самым позвали. Агитируя за всемирно-вездесущие демократические революции, тоже получается заманили. Я - ладно бы. На революционный рожон не лез. Махнем рукой. У других хуже. Иракцы, афганцы, сирийцы - прокопченные войной народы - отбывают в колнбруках. Они просили убежище. Получили отказы. На носу изгнание. Кoе-кто, действительно, стрелял за демократию. Кого-то после депортации или убьют, или посадят, а потом... Выглядело бессвязно, как они просят тут убежище. Запад разбомбил их города без разбора, где мечеть, где школа. Ну или - не велика разница - уничтожал западным оружием в наемных руках. Я видел фотографии мертвых городов у заключенных. Это хуже ада. Это ад в родном крае. И теперь беглецы из ада здесь взаперти. Больше некуда податься.
       О беженской Конвенции только и слышно: скоро прикроют, the end не за горами. Возможно. Сколько европейцев против нас, имигрантов! Ошибочно думают, будто на Конвенцию тратят деньги честных налогоплатильщиков. Поэтому ультраправые политики, адольфычи, ныне набирают голоса. Нюрнбергский процесс был занавесом на антракт. Есть, впрочем, и здравомыслящие европейцы, кто понимает, что Америка разжигает по миру военные пожары, а Европа не за океаном, ближе, доступнее и принимает беженцев. Тем не менее, корпорацию "Конвенция" не обанкротят. Почему? Только ли ради рекламы: мы спасаем планету? Да куда там без рекламы! Прием беженцев - это капиталовложения с расчетом на прибыль. Также как вложения в демократические ракеты на очередную революцию-войну-разруху. "Ничего личного. Просто бизнес". - Это из фильма "Крестный отец". Ну нельзя без громогласной поддержки беженцев. Иначе не с руки оправдывать кровь. Информационная война. Дело не в честных налогоплатильщиках. Клубок заинтересованных в корпорации "Конвенция" сложнее, запутаннее.
       Европейская беженская шлюпка переполнена. Чужаков не ждут, как прежде. Былая надежда о мультикультурном мире отцвела и высохла при экономическом похолодании. Чересчур разные люди не достроили еще одну вавилонскую мечту. Нужно ли осуждать? Дело их, европейцев, безопасности и благополучия. При кризисе не до лишних ртов на беженское пособие. Вдобавок нелегальные работники без налогов. И проблема перенаселения. Еще ныне популярно мнение ( идея?), что Европа в опасности, пока прибывают иноземцы, ино... Того жди, голубоглазые, светловолосые, белокожие христиане останутся лишь в учебниках истории. Если и это не перепишут, не перекрасят. Мечты о разных народах под одной крышей. Осколки европейской мечты. И мы - и есть осколки. Колнбруки - мусорки для нас. Депортации - переработки до исчезновения. Не просто-напросто чувствовать себя осколком вне целого, большого, системного. Огонь и лед, и пустота в груди - день и ночь. Вот что такое быть осколком.
       Вопрос с иностранцами решен. Европа уже скидывается деньгами на охрану границ. Не удивлюсь, если однажды появится такой высокий забор, какой даже накроет тенью Великую Китайскую Стену. И когда однажды станет негде строить новые тюрьмы для иностранцев, то почему бы не переделать школу в тюрьму? Дело национальной безопасности. Тюрьма важнее. А еще говорят: "Железный занавес рухнул". Это не правда.
       Время от времени ко мне приходил депорт. агент. Требовал, чтобы я добровольно посетил российское консульство с просьбой о лесопасе. Тогда не избежать депортацию. Вообще-то большинство других заключенных везут по консульствам без уговоров. А то и вовсе не везут, если лесопасе дают без ведома ссыльного. Россия - исключение. Не хочешь на родину? Тогда наш консул не вручит белый паспорт. Вот почему неудивительно наблюдать, как жители экс-советских стран вводят в заблуждение, будто они из России. Тем самым, делая депортацию невозможной. Но еще лучше быть выходцем страны, консульства которой нет. Я встречал грузинов- "абхазов". Консульства Абхазии тогда не было. После месяца другого взаперти их освобождали с денежной компенсацией за моральный ущерб. Ведь депорт агент зашел в тупик. Но это мoе наблюдение в голландской тюрьме Zaandam. В Колнбруке подобная маскировка не поможет. Агенты и переводчик внимательно изучают акцент ссыльного. Так или иначе - найдут к чему придраться. По крайней мере, я не видел, чтобы на острове этот "фокус" помогал.
       В мою камеру пришел Роланд. Я читал книгу.
       -Не надоело в хате сидеть? - Спросил он. - Пойдем. На улице солнце.
       -На улице?
       -Ну во дворе... Кстати...
       Оказывается, пришел по делу. Ему нужен мой мобильник. Он переписывался в интернете с девушкой из Литвы. Правда, утаил, что в тюрьме. Ей захотелось его фото. Поэтому то ли в камере, то ли в комнате началась фото-сессия. Вначале я щелкнул его у окна. Забыл и не сразу заметил, что за ним забор с колючей проволкой. Забор попал в кадр. В другой раз я нажал кнопку напротив серой стены - скучно, серо, не то. Роланд хотя был трезвым, но предложил съемку вне камеры за игрой в бильярд.
       -Может лучше шахматы. - Моя идея.
       Я напомнил: снаружи - нельзя, тюремщики - нельзя. Вдобовок зеки в красных кофтах. Интернет-подруга догадается: роба! тюрьма! Теперь Роланд вернулся к серой стене. Сняв майку, оголился по пояс. Грудь колесом. Пластины пресса. Не терял время зря. Я сфотографировал, когда он глубоко, будто перед погружением в воду вдохнул. Так выглядел более мускулистым.
       - "Телка" точно потечет.
       А он:
       -Нет, Витя. Там не "телка", а мать двоих детишек. Она жалуется, что не может прилететь прямо сейчас в мои объятия. Не с кем оставить детей.
       -Короче, она с прицепом.
       -Короче, да. Я ей объяснял, что бросай все. И детей бросай. И давай ко мне.
       Его глаза лукаво блестели. В них мое отражение - такая же самолюбивая сволочь...
       Я сказал:
       - Не забудь предупредить, что на встречу придешь ты... и... и еще десять твоих друзей.
       После мы гуляли по тюрьме. Я хвастался: на стене фотографии моих глиняных безделушек. "Какие таланты пропадают". - комментировал Роланд. Неподалеку, у входа в интернет-комнату висели портреты наших то ли надзирателей, то ли воспитателей. Коротко написано об интересах каждого. Заранее знаешь, о чем поболтать.
       В церковь идти не собирались. Проходили мимо. Затянули туда за рукава. Вместо молитв там вручили дипломы переводчиков английского языка. В зале царила праздничная атмосфера. Каша людей. Фотовспышки. Аплодисменты. Мы с Роландом нежданно-негаданно тоже угодили под раздачу в обладатели не премии "Оскар", но дипломов переводчиков. И это единственный диплом в моей жизни.
       Но ближе к концу. Как я выбрался из Колнбрука? Англия спрашивала страны, где я был, где не был - кто примет обратно? Дублинское соглашение... Даже чуть было не вытолкали в Россию. Окажись при мне паспорт - точно бы укатали Сивку в самолет. В Европе отказали все, кроме французов. Запомнился. Ведь имел фр ВИЗу. Это равносильно, что впервые наследить отпечатками пальцев. Говоря языком имиграционных служб, "вторая родина", французский Дублин". Мне пришло письмо: высылка в Париж неизбежна. Правда, неизвестно, в какой день. Еще не решено окончательно.
       Ожидание высылки ползло непривычно-пасмурным летом. Ни дня без капли с неба. По тиви ( извините за инословцо, но мне можно, у меня теперь как бы диплом) транслировали Олимпийские игры. Они проходили неподалеку. Ясное дело, мне заключенному иностранцу, вспомнилась гитлеровская Германия. Там тоже была Олимпиада, но среди доживающих в концлагерях. Поначалу и там предпринимали высылку лишних людей. Точнее на взгляд нацистов, не людей, а генетического мусора. Несмотря на это, олимпийские гости состязались и смеялись. Равнодушие. И этим равнодушным не мешало бы разделить вину за кроваво-слезливое пятно в истории. Но мы, современные нелегалы, люди вне закона, не подвергаемся газовым камерам и другому, что глубоко противно перечислять. Но это пока. Ведь пока и нет междуевропейских войн и эконом депрессии, как тогда. Что в будущем не исключено. Мир всегда подобен вулкану. Того жди, нелегалам в лучшем случае не поздоровиться. И в этом будет и наша вина. Есть же шанс смотать удочки. Еще не полночь.
       Да, ныне жить взаперти терпимо. Колнбрук - образец мягкого насилия, soft terror. Ограничение в войнах, по вине атомной эпохи, привело к повышению уровня жизни европейца, а также заключенных нелегалов. Я задавался вопросом: почему не уменьшат затраты, не упростят хранение чужаков? Чтобы системе доставалось меньше обвинений? Условия содержания инозаключенного, признаем, лучшие в мире. Дисциплинированный, повторяю, санаторий. Пусть, на взгляд некоторых, стало быть, сидят, где сидят. "Ты Victor не живешь на улице. Тебя бесплатно кормят. Своя комната. Спортзал. Интернет". - Так мне говорил один тюремщик. Я еще, получается, в долгу.
       И вот мне пришло письмо с точной датой депортации Лондон-Париж, Хилтроу-Шарль де Голль. До вылета оставалась неделя. Не пришлось, слава богу, ждать, как другим, месяцы. Повезло? Ну это, смотря с какой стороны посмотреть... Больные нелегалы в тюрьмах не на рaсхват. Дорогой гость. Ежедневно пятьдесят евро ( сорок с лишним фунтов) за таблетку. В моих услугах скоропостижно перестали нуждаться. Спидозная неприкосновенность. Депорт агенту сказал: "А я уже решил, что освобожусь отсюда стареньким, кашляющим, с палочкой". Я оставил ему подпись о согласии с депортацией. На другой день пришла адвокатша: "Дело проиграно. Роспишись тут". Я не вчитывался в бумаги, на которых оставлял чернила. Я доверял. И вдруг сообразил, что еще не все потеряно:
       -Слушай! Идея! А полетели со мной в Париж! Будешь меня и там защищать!
       - Я не знаю... I dont know...Я не знаю.
       Остаток дня бесцельно слонялся по тюрьме. Роланд заметил, что мне грустно:
       -Ты должен радоваться. Тебе многие завидуют. "Лаки факин рашэн". - Говорят. Во Франции сразу освободят.
       Я пожал плечами, будто не знаю. Хотя не сомневался: освободят
       -Без настроения, потому что улетаешь в никуда. Там ни друзей, ни родни. - Роланд понимал, в чем дело. Однажды я сболтнул коротко и сухо.
       -Свобода всегда лучше неволи. - Сказал он.
       -Даже на улице?
       -Да, это шанс. Ты не долго будешь на улице. Ты не инвалид, не алкоголик.
       Он прав. Спасибо: подбодрил. В сердце просветлело.
       Накануне путешествий в моей жизни сложилась традиция - короткая, почти под "ноль" стрижка. Я, Роланд и Томас посетили тюремную парикмахерскую. Она не отличалась от вольной. Все также: зеркала, стулья, ножницы. На полу валялись только темные волосы. Чернокожая парикмахерша ( свободная, как тюремщики ) стригла себе подобного заключенного. Ее услуги - бесплатно, за счет заведения. Она одна на четыре корпуса. Поэтому тут очередь. Два стула из трех заняты. Я сел напротив зеркала. Роланд оболванил меня машинкой за несколько минут. Опыт не нужен. Даже пьяный газонокосильщик справиться. Мои волосы, как у отца, редкие. Словом, не шевелюра. Эти стриженные волосы падали на пол и бросались в глаза среди других черных.
       Затем мылся в душе. Иначе бы остатки волос кололи тело .
       Вечером посетил интернет. Хорошие новости. Мое письмо "Мир против нас" напечатала газета "Советская Россия". Правда, с переименованным заголовком - "Вечный капкан". Что ж, оказывается, не весь мир против нас.
       Предстоящий перелет и радовал, и огорчал. Впереди подзабытое испытание: прохладные улицы и чувство аппетита. Чтобы отвлечься я приходил в библиотеку. Не всегда же статуэтки лепить. Прежде посещал книжный зал изредка. По-английски читал, понимал, но с трудом. А здешние русские авторы выдались не по вкусу. Таких, которые бы сдвинули мое сердце в сторону и ускорили пульс - таких авторов не видел. Зато в наличие архив английских газет. Его уже изучил. Зря, что ли, попал во вражеский плен. Да, тут без опечатки - во вражеский. Не будем кривить душой. Крепокй дружбы с Европой мы, на западный взгляд, варвары-азиаты никогда не имели. Слово "союзник" против того или иного - не в счет. До сих пор остаемся чужими. Пока что сильные, а следовательно независимые. Поэтому чужие.
       И вот черт меня дернул взяться за газеты снова. Настроение стало хуже. Много написано о нелегалах. Плохие, конечно, отзывы. Ладно бы только, что нам тут не место. Но как на счет обвинений, будто мы еще и виноваты в экономическом кризисе. Такое тоже пишут. Вообще-то не всякий прибывший сюда африканский джентельмен удачи видел Уолл-Стрит хотя бы по телевизору. Политикам не с руки отвечать за свои промахи. Проще найти виновных извне. Не еврей - так африканец. А то и, сверх того, боже упаси, "гексогеновый мусульманин". Ничего личного. Просто политика. Нехватка козлов отпущения за кризис. Вот вам и первопричина современной охоты на ведь... на нелегалов. Популярнее этого разве что поиски Талибана в Антарктиде и папарацци с грязным бельем поп-звезд. И так чуть ли не по всей Европе. Впрочем, не мне обижаться на местные власти. Я не претендую на роль пострадавшего. Я не больше, чем просто очевидец, который оказался проглоченным системой, которую, стало быть, знаю изнутри, а не понаслышке.
       Удивляет, как ненависть мутировала после Нюрнбергского процесса. Англия страна большого числа имигрантов, где ныне ненавидят имигрантов. Аресты провозглашают и выполняют люди с темной кожей. Аресты себе подобных, если не считать меня, случайную белую ворону. Причины и вдохновения мутации видны не вооруженным глазом. Это чтобы не обвинили в нацизме. Дядя Ади тут бы аплодировал. Его дело продолжается. "Да мы пали в борьбе, но это падение вверх. Национал-социализму принадлежит будущее. Я не побоюсь сказать, что это будет ХХI век". - Из предсмертного интервью Адольфа Гитлера, пророчество боли и тьмы.
       Но довольно о грустном. Жизнь коротка - печали нет времени. Пора бы о перспективах. Каким представляю спасение для нас? Что ж, тут улыбнусь и отвечу на фоне розового неба. Итак... Будет не плохо, если все нелегалы собирутся в одному месте. Ну а потом не дурно бы взять под свое опекунство какой-нибудь островок. Ну а там основать вольное государство. Замышлял же Спартак подобное на Сицилии. Пусть, на чей-то взгляд, обреченная на провал идея. Римляне, дескать, сильнее. Временный, значит, остров. Ну а что бывает не временно? Впрочем, что нам древность! Есть современные примеры. Вот Cristiania - вольный город в Копенгагене. Сегодня, правда, уже не вольный. Однако, это показатель, что все возможно. Была бы мечта! И наш островок назовем так - "Новая Сицилия Спартака". Таким образом подчеркнем, что вопрос неравенства людей стынет из глубины истории. И это вечный вопрос. И наш островок рекомендуется прибрать в Бискайском заливе. Там, говорят, славные волны для серфинга и мало акул. И у французов, по евро - ха-ха! - меркам, много земли. Так что потерю островка они или переживут, или даже не заметят. Последнее очень возможно, учитывая, как они поглощены своим вином. Какую потом выберем идеологию островка? Какая разница? Какой более-менее приличный боксер принимает близко к сердцу цвет своих атласных трусиков? Но все это лишь мои юмористические мечтания, а не планы. Пока не получится "пришить" еще одно тюремное заключение. Юмористические мечтания. Но будущее - кто его знает, а не прогнозирует.
       Приближался день депортации. Я обдумывал, где останусь. У меня были друзья в других странах. Но там мне запрещено появляться. Уже ловили. Уже выгоняли. Где-то сам оступился. Где-то виноват тем, что иностранец. Так и не пришло в голову, куда пойти, куда податься. Во Франции никого не знал. Предстояла улица.
       И вот за мной явились, не запылились два депорт агента. Солнце едва взошло, а уже нет-нет, да скрывалось за движущимися тучами. Еще не было восемь часов. Двери других камер оставались закрытыми. Рано. Так надо. Это на случай, если ссыльный начнет каратэ. Агенты не боятся, что ему помогут заключенные. Нет. Не помогут. Мы понимаем: за драку, того жди, попадешь в "криминалку". Агенты не хотят, чтобы люди - свидетили наблюдали, как ссыльного вытаскивают силой.
       Мои агенты нарядились, будто на праздник. Белыe рубашки, черные пиджаки, туфли. Ну а разве не прaздник? Еще от одного почти избавились. Один агент - рыжий и конопатый. Другой - чернокожий.
       -Поедешь без сопротивления или позвать подкрепление? ( анг) - Спросили меня.
       -Что ж, покину вашу страну. Ведь получаю тут тоску. ( анг) - Ответил я.
       Затем взял рюкзачок и вышел. В пустом и тихом корпусе на секунду другую остановился. Мысленно попрощался с тюрьмой, а ребятам пожелал выбраться из колючеообразных объятий Колонбрука. Хоть правдами. И хоть неправдами, если то убежище. Мы имеем право на свободу. Мы не преступники. Увы, я не был волшебником. И не Бог, и не Зевс. Не то бы сделал всех заключенных крохотными и забрал бы в свободную Францию. Эх, Гарри Потера бы сюда посадили. Этот сможет.
       Автозак, фургон с мигалками, вез нас по дождливому Лондону. Серое небо. Вспышки молний. Старинные постройки. Казалось, из-за угла вот-вот выйдет Шерлок Холмс с зонтиком. Но сыщик не высовывал свой нос. Наверное, боялся промокнуть. Я так и не увидел Лондон без наручников.
       В аэропорту Хилтроу агенты предложили еду.
       -Давайте. - Я согласился. - Только не подмешивайте снотворное. Я готов улететь.
       Они купили мне, как себе, гамбургер и кофе. Наручники не снимали. Хорошо, что руки были спереди. Кое-как справился-поел. После прощального завтрака они засыпали вопросами. Откуда я родом? Будто не знают. Как настроение? Точно бы не видят. Какие планы на жизнь? Агенты, догадываюсь, всех нас, ссыльных, так спрашивают. Проверка - не задумал ли побег и сопротивление? В ходе разговора это порой заметно. Еще агенты убаюкивали : "Victor ты будешь в самой красивой стране мира! Столица любви!" И какого черта, думал ссыльный Виктор, ты сам туда не переселишься? Пройди-ка кое-где по ночному Парижу. Как бы не прикокошили!
       Я осмотрелся вокруг. Одежду и сумки некоторых людей украшили кольца Олимпиады. Люди смеялись. Я перебил французскую сказку агента:
       - Не надо историй про Париж. Мы тут все как бы взрослые люди. Я там уже был.
       В самолет погрузились последними. Наши три места - одно к одному, будто диван. Мне пришлось сесть между агентами. Наручники по-прежнему не снимали. Я заметил на себе любопытные взгляды пассажиров. И это были не такие влюбленные глаза, которыми смотрят на поп-звезд.
       - Надеюсь, сегодня будет без шума. - Мимо проходила стюардесса с сердитым личиком.
       Вероятно, предыдущий изгой сопротивлялся и кричал. Тоже проклятый и обреченный. Не спешите осуждать таких, если встретите в пути. У нас своя предыстория.
       Самолет разогнался. Взлетел. Выпрямился над облаками. Вспомнилось, как только что в аэропорту смотрел на темное и беспокойное небо. А за ним вскоре все оказалось иначе - светлое, мирное, милосердное. Неужели также возможно с жизнью и смертью?.................................................................................................................................
       Мне наконец-то сняли наручники. Стюардесса угостила печеньем и соком.
       Погода в парижском аэропорту де Голль была теплой. Небо - безоблачным. Англичане передали меня в руки французских полисменов. Которые перевели в участок аэропорта. И без наручников - хороший знак.
       В участке я сел на стул. Оставалось ждать. Догадывался, что вот-вот освободят. Иначе бы - наручники и камера. Повезло, что мой французский язык хромал. Не то бы и отсюда не сразу унес ноги по добру - по здорову. Люблю сболтнуть лишнее.
       Полисмены спросили: привлекался ли я по инциденту с "болгарским" документом. Будто не знали. Конечно, знали. Я признался, что, ну да, было дело - ну да, оступился. И теперь меня опять надо простить и отпустить. Свое отсидел. Аж сутки с лишним.
       Потом я снова отстался один в ожидании грустной свободы. Рядом мои скромные пожитки: рюкзачок и коробка, куда упакован ноутбук. Я открыл-разорвал коробку. Экран ноутбука, к моему удивлению, был треснутым. Наверное, разбился, когда я, безбилетник, прятался в поезде Брюссель-Лондон. Жаль. Хотелось почитать что-нибудь бодрящее. Такое имелось в ноутбуке. Лондонские тучи по-прежнему облигали мое сердце. Стало не до шуток.
       -Говоришь, что в нашей стране у тебя ни родственников, ни друзей ( фр) - Ко мне подошел полисмен.
       -Никого. (фр) - Я отвечал лаконично. Сказать по-французски мне было сложнее, чем слушать, пусть и понимая с горем пополам. И какой смысл объяснять ему больше?
       - И ты без документов? (фр)
       - Да. (фр)
       -Ладно. Иди. И коробочку с собой забери. - Полисмен показал на ту, что хранила ноутбук. - Сойдет за крышу. Ночью обещали дожди. (фр)
       Я освободился в Париже. Красиво ли там? Какое мне дело до архитектуры, eсли только что освободился? То есть это важно, но не в первую очередь. Доживало лето. Еще жарко. Пот со лба. Я заглядывался на девок в юбках. В Колнбруке таких не было. Я слонялся по столице бесдельно и бесцельно, как и прежде в тюрьме-санатории. Случайно наткнулся на оружейный магазин. Внутри него загляделся на стенды. Окаменел, будто загипнотизированный. Продавца, кажется, услышал не сразу. Я могу долго смотреть на грозовое небо и оружие. Ну и еще девки в юбках. На которых, впрочем, вспоминая болезнь, старался смотреть реже. Проблема, что огнестрельный ствол мне не продадут. Документы отсутствовали. Жаль. Без огонька кое-кому не дашь дать прикурить и не взять напрокат островок. Тоже мне оружейный стенд - нельзя то, нельзя это. Стена плача - вот что тут. Ну а холодное оружие - пожалуйста, не вопрос. Я положил глаз на нож длиной с две мои ладони. С выкидным лезвием, знаете ли, не пользуюсь. Один, два удара - того жди, лезвие разболтается и потеряет боеспособность. Конечно, я, гражданин мира, использовал бы оружие, если только самооборона, если толпа возьмет в "кольцо". Ночной Париж опасен.
       Я расплатился за нож. Продавец упаковывал его в подарочную коробочку. Я сказал, что это лишнее. Ведь есть чехол. Тем не менее, он завернул нож в бумагу и обмотал скотчем. Так, дескать, положено.
       На улице я разорвал бумажную обертку. Выкинул ее в мусорку. Нож положил в рюкзак. Ну вот и приготовился к полночи.
       В метро вокзала Nord я уперся в турникет. Вскоре прошел "зайцем" следом за билетовладельцем, почти впритык к нему. Поблизости не заметил контроллеров. Зато они, двое, спросили мой паспрот, чтобы выписать "зайчий" штраф. А я вручил "волчий билет", тюремный английский документ. В нем указывалось, что проживаю по адресу Колнбрука. Там не упоминалось слово тюрьма. "Removal centre" - было написано, дословно переводя, движущийся центр. Контроллеры спросили, что это такое? "Транзитный беженский лагерь, откуда распределяют вдругие места". - Объяснил я. Хотите верьте, хотите нет - на адрес Колнбрука они выписали штраф. В будущем еще немало таких выпишут. Штрафы - это своего рода мои поздравительные открытки англичанам.
       В вагоне метро я вспомнил заключенных, которые все еще не сдвинулись с места. Моя история - капля в бурном море. Откроешь интернет - найдешь истории о концентрационных колнбруках. Поймешь: мой рассказ от первого лица не сгущает краски. Мог бы иначе...
       Я не случайно вышел из метро на парижской станции Stalingrad. День догорал. На улице с головой окунулся в темные чувства. Мирной коровой, решил, не буду. Я ощутил себя не совсем черных и не совсем красных, а цвета ядовитой спидозной пульсирующей крови, то есть багровых убеждений.
       Впереди ночь.
      
      2014
      
      
      
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Акулов Виктор (victor022017@yahoo.com)
  • Обновлено: 31/03/2014. 149k. Статистика.
  • Повесть: Проза
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.