Александр Винокур
 Стихотворения 1965 года

http://alex-vinokur.dreamwidth.org/tag/1965
http://lit.lib.ru/w/winokur_a_b/text_1965.shtml



         ***
Мягкий пух. Первый снег.
Он разорван на клочья.
И, как быстрый успех,
Неразборчивый очень.

Небо быстро темнеет,
Много белого снега.
Где-то хлопают двери.
Это время побегов.

От себя, от богинь,
От бездарных ошибок,
От ударов судьбы
И случайных ушибов.

Остаются следы.
И, на них наступая,
Мы другие, свои,
На снегу оставляем.

И отточены очень,
Как шаги на рассвете,
В долгих таинствах ночи
Повторённые речи...

Мягкий пух. Это снег.
Он разорван на клочья.
И, как быстрый успех,
Неустойчивый очень.

1965





           ***
Любимая, здравствуй. Сегодня удача,
Сегодня могу я тебе рассказать,
Что мне невозможно иначе. Иначе...
А если иначе, то лучше не знать.

Сегодня удача. И вечер свободный,
И смех удивительно смелых людей.
Но мне без тебя как всегда неспокойно,
Спокойствие мучит сильней и сильней.

Машины-красавицы режут дорогу,
Осенняя слякоть, скрипят тормоза.
Даётся нам мир, чтоб чуть-чуть недотрогать,
Чуть-чуть недопробовать, недосказать.

Мы мечемся часто и с правдой, и с ложью,
И падают тихо мечты и мосты.
У бронзы, гранита и белых подножий
Всё меньше поклонов, всё больше листвы.

Но это ушедшее, бывшее, дальнее,
Живущее с кем-то, уже не со мной.
И даже улыбка простая, печальная
Не будит когда-то мне нужный покой.

Бывает - идёт ощущение спада,
А то, что с тобой, так сейчас далеко.
Во все времена времена листопада
Немногими в мире встречались легко.

Разорвана цепь наших дел и событий,
Чувствителен каждый отдельный листок.
И трудно дойти. И в каком-то забытьи
Ни пуля, ни слово не целят в висок.

В надежде увидеть палящее солнце,
Услышать земного и голос, и глас,
Ломаются тени. И эти осколки,
Мне кажется, это осколки от нас.

В зелёных "Идите" темнеет столица,
Подошвы прохожих и грязь на снегу.
И что-то приснится. И может случиться,
Во сне разобраться я лучше смогу.

1965





          ***
"Ротонда". Нищие гении,
Оплёванные художники и поэты.
Ржавое солнце не греет.
Их не касается это.

Сами они плевали
В Сену, на камни Парижа.
Рук никому не давали,
Закатов не видели рыжих.

Мало кого ненавидели,
Редко кого любили.
Писали о местных жителях,
Розах, войне и России.

Привычно тянулось кофе,
Зима повторяла лето.
Никто не списывал копий
С их почерков и портретов.

Не всё понималось похоже -
Иное понятие света.
Цветок у красивой прохожей
Писался большим букетом.

У моря огромного цвета
Дышалось сухим океаном.
Художникам и поэтам
И этого было мало.

Совсем не мечтая о счастье,
Они его называли.
И были какой-то частью
Доступного нам едва ли.

Не веря ни в разум, ни в чувство,
При этом ничуть не страдая,
Они создавали искусство,
Которое мы не признаем.

Мы верим в синее море,
В следствие, дождь и причину.
Мы ощущаем горы
По самым высоким вершинам.

Они улыбались резко:
"А будет ли всё это мире?"
Дыхание стало тесным.
Как будто ты на Памире.

1965




       ***
Рейс. И отрезок пути
До машины пройти невозможно.
Блеск воспалённых
Встревоженных глаз осторожный.

Гул самолётов, кипящих
Предчувствием быстрого лёта.
Как непонятны причина и цель,
И прощанье отлёта.

Дрожь алюминия крыши,
Прожектор лучится прощально.
Рокот. В тумане меня ты не слышишь,
Лишь дышишь печально.

1965




            ***
Артюр Рембо. Песок сушил пустыню.
И город спал, глаза полузакрыв.
Каирский дождь шептал, как паутина.
О чём-то плакал. Медленно, навзрыд.

Все было просто и определённо.
Бог - это Б-г. А мысль - это мысль.
Но надо быть ребёнком и влюблённым,
Чтобы об этом вслух переспросить.

Ничто не вызывало ощущений
Своей неповторённой красоты.
И в смутных очертаньях поселений
Не возникали новые мечты.

Томительно тянулось бремя буден,
Начавшееся пыльною весной.
Не ведал он, что, может быть и люди,
И даже сам он был тому виной.

Уехал... Смуглость африканок
Не заменила белых жёстких лиц.
И он не понимал ни океана,
Ни слов, ни новых буден, ни столиц...

У жёлтого египетского камня
Обиженный и дремлющий феллах
Читал молитву, как мольбу, напамять,
Не разобравшись в старых письменах.

1965





        *** 
"Медицинская помощь",
Свора белых собак.
Скоро будет за полночь,
Опустеет кабак.
 
Ночь напьётся безумства.
Три стакана вина
Опустеют под утро
За тебя, за меня.
 
За тебя три стакана,
За меня - три до дна.
На столах, растекаясь,
Высыхает вода.
 
Ни следов, ни осколков,
Чья вина не найдёшь.
И что важно насколько,
Даже здесь не поймёшь.
 
Это день - чтобы в полночь
Занавеской окно...
Но что рано, что поздно,
Мне уже всё равно.
 
1965

 


          ***
Исступлённо корчится Алеко,
Отрезвлённый собственной судьбой.
Кровь зальёт глаза, закроет веки,
Прополощет горло над травой.

И трава, зелёная такая,
Будет смята красным и людьми.
Ночь темна. Такая дорогая
Вместе с ним открывшись небу спит.

А вокруг толпа. И в ночь не спится.
И на берег волны позовут.
Человеку счастье не простится,
И его убийцей назовут.

Правоту свою хранить молчаньем
Романтично, но не суждено.
Есть поэт, которому ночами
Вспомнится всё бывшее давно.

1965, 1966

 


        ***
Сжигали старые учебники.
И дети верили учителю,
Как в средства добрые лечебные,
Не помогавшие мучительно.

Другие опыты и знания,
К моменту нужному успевшие,
Начнут эпоху созидания,
И снова будут потерпевшие.

Зайдутся радостно-доверчиво,
Но перейдут к другой тематике,
Как этот мальчик гуттаперчевый,
Учивший жизнь по акробатике.

1965 - 2012