Рапопорт Виталий
Маршал Жуков и битва под Киевом

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Рапопорт Виталий (paley11@yahoo.com)
  • Размещен: 28/07/2007, изменен: 17/02/2009. 36k. Статистика.
  • Статья: Публицистика
  • Война, пропади она пропадом
    • Оценка: 4.12*6  Ваша оценка:

    Виталий Рапопорт

    Мемуарные странности: маршал Жуков и битва под Киевом

      
       Георгий Константинович Жуков написал в своих воспоминаниях, что, будучи начальником Генштаба, он еще в июле 1941 г. предвидел возможность окружения советских войск под Киевом. Испросив аудиенцию у Сталина, он сделал вождю срочный доклад о положении на фронтах. Вот интересующее нас место. (т.1, с.с. 351-353):
       — Юго-Западный фронт уже сейчас необходимо целиком отвести за Днепр. За стыком Центрального и Юго-Западного фронтов сосредоточить резервы не менее пяти усиленных дивизий.
       — А как же Киев? — в упор смотря на меня, спросил И.В. Сталин.
       Я понимал, что означали два слова “сдать Киев” для всех советских людей и, конечно, для И.В. Сталина. Но я не мог поддаваться чувствам, а как начальник Генерального штаба обязан был предложить единственно возможное и правильное, по мнению Генштаба и на мой взгляд, стратегическое решение в сложившейся обстановке.
       — Киев придется оставить, — твердо сказал я.
       Наступило тяжелое молчание...
       Я продолжал доклад, стараясь быть спокойнее.
       — На западном направлении нужно немедля организовать контрудар с целью ликвидации ельнинского выступа. Ельнинский плацдарм гитлеровцы могут позднее использовать для наступления на Москву.
       — Какие там еще контрудары, что за чепуха? — вспылил И. В. Сталин. — Опыт показал, что наши войска не умеют наступать... — И вдруг на высоких тонах бросил: — Как вы могли додуматься сдать врагу Киев?
       Я не мог сдержаться и ответил:
       — Если вы считаете, что я как начальник Генерального штаба способен только чепуху молоть, тогда мне здесь делать нечего. Я прошу освободить меня от обязанностей начальника Генерального штаба и послать на фронт. Там я, видимо, принесу больше пользы Родине.
       Опять наступила тягостная пауза.
       — Вы не горячитесь, — сказал И. В. Сталин. — А впрочем... мы без Ленина обошлись, а без вас тем более обойдемся...
       — Я человек военный и готов выполнить любое решение Ставки, но имею твердую точку зрения на обстановку и способы ведения войны, убежден в ее правильности и доложил так, как думаю сам и Генеральный штаб.
       И. В. Сталин не перебивал меня, но слушал уже без гнева и заметил в более спокойном тоне:
       — Идите работайте, мы тут посоветуемся и тогда вас вызовем.
       Собрав карты, я вышел из кабинета с тяжелым чувством собственного бессилия. Примерно через полчаса меня пригласили к Верховному.
       — Вот что, — сказал И. В. Сталин, — мы посоветовались и решили освободить вас от обязанностей начальника Генерального штаба. На это место назначим Шапошникова. Правда, у него со здоровьем не все в порядке, но ничего, мы ему поможем. А вас используем на практической работе. У вас большой опыт командования войсками в боевой обстановке. В действующей армии вы принесете несомненную пользу. Разумеется, вы остаетесь заместителем наркома обороны и членом Ставки.
       — Куда прикажете мне отправиться?
       — А куда бы вы хотели?
       — Могу выполнять любую работу. Могу командовать дивизией, корпусом, армией, фронтом.
       — Не горячитесь, не горячитесь. Вы вот тут докладывали об организации контрудара под Ельней. Ну и возьмитесь за это дело. — Затем, чуть помедлив, И. В. Сталин добавил: — Действия резервных армий на ржевско-вяземской линии обороны надо объединить. Мы назначим вас командующим Резервным фронтом. Когда вы можете выехать?
       — Через час.
       — Шапошников скоро прибудет в Генштаб. Сдайте ему дела и выезжайте.
       — Разрешите отбыть?
       — Садитесь и выпейте с нами чаю, — уже улыбаясь, сказал И. В. Сталин, — мы еще кое о чем поговорим.
       Сели за стол и стали пить чай, но разговор так и не получился.
       Читатель видит, что прозорливый стратег Жуков не побоялся сказать горькую правду всевластному И.В. Сталину, который одновременно проявил свой крутой нрав и государственную мудрость. Гениальный вождь, наконец, сообразил, что опытный и высокообразованный Шапошников лучше подойдет на посту начальника Генштаба, чем бывший унтер-офицер Жуков, не учившийся ни в одной военной академии и никогда не нюхавший штабной работы. Все, что имелось в его образовательном багаже — это два класса городского училища и курсы по усовершенствованию. В ноябре 1930 г. Рокоссовский сделал такую запись в аттестации Жукова: "На штабную и преподавательскую работу назначен быть не может — органически ее ненавидит." ("ВИЖ" 1990,  5 с. 22).
       Эпизод этот давно стал хрестоматийным, его упоминают практически все историки войны, даже самые скрупулезные, как Джон Эриксон и Н.Г. Павленко. Правда, Алберт Ситон (Seaton, Stalin..., p. 109) еще в 1975 г. сделал такую оговорку:
       ”...это версия Жукова о том, как он был снят со своего поста начальника Генерального штаба, хотя приводимые им причины вряд ли реальные. Василевский и Штеменко по этому поводу молчат. Морские штабы испытывали трудности, работая с Жуковым; Хрулев [начальник тыла] сообщает, что Жуков к этому времени утратил доверие Сталина в штабных и организационных делах. При этом, однако, Сталин продолжал верить в его командные способности”.
       Возможны и другие сомнения. В конце июля танковая группа Гудериана, одна из двух, которые потом сомкнут кольцо вокруг украинской столицы, находилась далеко к северо-востоку. Он ожидал приказа “наступать в направлении на Москву или хотя бы на Брянск”, но узнал, что Гитлер собирается послать его и 2-ю полевую армию на Гомель. “Кроме того, 2-й танковой группе дополнительно ставилась задача наступать в юго-западном направлении с целью окружения оставшихся в этом районе 8—10 русских дивизий” (Гудериан, с.246). В конце июля это была всего лишь идея, соображение на будущее. Браухич, Гальдер, фон Бок, не говоря про Гудериана и Гота, рвались к Москве. Разногласия продолжались добрых три недели. 3 августа немцы взяли Рославль. Гудериан предложил идти на Вязьму, Генштаб не согласился. Наконец, 21-го августа Гитлер отдал приказ сосредоточить главные усилия на захвате Украины и Крыма. Гудериан пытался отговорить фюрера от этой затеи, но успеха не имел. 25 августа его танки повернули на юго-запад.
       В июле 41-го Жуков про германские планы и намерения не знал, таких разведданных у советского командования не было. Мемуары он писал в шестидесятых годах — после публикации воспоминаний Гудериана, дневника Гальдера и других источников. Глава "Ликвидация Ельнинского выступа противника", в которой описан этот разговор, вообще отсутствовала в первом издании. Редактор мемуаров А.Д. Миркина получила ее в марте 1973 г. (Маршал Жуков..., т.2, с.75). Как свидетельствует К. Симонов, Жуков. активно штудировал, в переводе, германских генералов, в частности дневники Гальдера (там же, с.с. 189-192). Приписывая себе дальновидное предложение оставить Киев, маршал, скорее всего, имел целью приукрасить собственное снятие с начальника Генштаба, задним числом подлакировать действительность. У читателя создавалось впечатление, что Жуков пострадал за правду. Более вероятно, что Сталин был крайне недоволен положением дел и решил это в своем стиле. Согласно Жукову, при этом историческом собеседовании присутствовали Маленков и Мехлис, но они воспоминаний не оставили. Что касается генштабистов, то Василевский в своих воспоминаниях ограничился констатацией факта (с. 118)
       Начальником Генерального штаба в ночь на 30 июля был назначен Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников. И. В. Сталин предпочел использовать командный опыт Г. К. Жукова непосредственно в войсках.
       Столь же скуп на подробности Штеменко (с. 21):
       Потом началась перестановка кадров и у нас... Начальника Генерального штаба Г. К. Жукова назначили командующим Резервным фронтом. В Генштаб вернулся маршал Б. М. Шапошников.
       Однако мотивы снятия с Генштаба — это не все, имеется еще одно сомнение — был ли такой разговор вообще. Во всяком случае, в Журнале посетителей Сталина за 29 июля фамилия Жукова не значится. Вот все его зарегистрированные визиты за июль:
       Июль
       пришел
       ушел
       1
       16.50
       19.00.
       3
       4.00
       01.40.
       4
       8.55
       20.10.
       5
       4.30
       15.30
       6
       23.35
       01.40
       17
       7.25
       17.35.
       18
       13.50
       15.40.
      
       20.25
       23.55.
       20
       15.40
       18.15.
      
       Если верить журналу, после 20 июля Жуков у Сталина не появлялся до 5 августа. Помните такую деталь, как он ушел и был вызван опять. Двойное посещение отмечено только 18 июля. При этом возможно, что Жуков был снят с Генштаба 29-го, но заочно; в этом случае мужественного поведения перед лицом диктатора не было. Шапошников в июле впервые посетил Сталина 30-го: пришел 21.40, ушел в 24.00.
       Теперь о свидетелях, упомянутых Жуковым (с. 351):
       ... я прошел в приемную И. В. Сталина, где находился А. Н. Поскребышев, и попросил его доложить обо мне.
       — Садись. Приказано подождать Маленкова и Мехлиса.
       Минут через десять все были в сборе и меня пригласили к И. В. Сталину.
       Очевидно, Маленков и Мехлис сразу прошли в кабинет. Но и с ними дело обстоит не лучше. Согласно журналу, 29 июля их тоже не было у Сталина. Жуков мог пересечься с Маленковым 18 июля, когда он приходил дважды, в 13.50 и 20.25. Маленков в этот день пробыл в кабинете Верховного очень долгос 13.10 до 00.10. Мехлис: в июле был у Сталина четыре раза: 15-го, 20-го, 27-го и 31-го; следовательно, имеется всего одно пересечение по дате, именно 20-го, но, увы, не совпадает время. Мехлис в этот день пробыл в кабинете Сталина всего 10 минут (14.00—14.10), Жуков пришел в 15.40.
       Согласно большинству источников, Шапошников назначен начальником Генштаба 29 или 30 июля, один сайт на Интернете дает 21 июля (Фатех Вергасов, Генеральный штаб и военная разведка).
       Следующий киевский эпизод в мемуарах Жукова еще более мистический. Днем 9 сентября его вызвали из под Ельни в Кремль, с приказанием прибыть к 20.00 (т. 1, с.370)). Из-за неотложных дел добрался с опозданием. Сталин, обычно к таким вещам нетерпимый, в тот день придираться не стал:
       — Неплохо получилось у вас с ельнинским выступом. Вы были тогда правы (имелся в виду мой доклад 30 июля).
       У Жукова в предыдущем тексте стоит 29 июля, но суть в том, что Сталин признал его правоту. Насчет Ельни или насчет Киева? Скорее первое, но полной ясности у Жукова нет. Вызвали его, однако, совсем по другому поводу: вождь решил послать его взамен Ворошилова на оборону Ленинграда.
       Верховный молча взял со стола блокнот и размашистым твердым почерком что-то написал. Сложив листок, он подал его мне: — Лично вручите товарищу Ворошилову эту записку. В записке значилось: "Передайте командование фронтом Жукову, а сами немедленно вылетайте в Москву"...
       Разговор перешел на киевские дела.
       — Плохо складываются дела у Буденного на юго-западном направлении. Мы решили заменить его. Кого, по вашему мнению, следует туда послать?
       — Маршал Тимошенко за последнее время получил большую практику в организации боевых действий, да и Украину он знает хорошо. Рекомендую послать его, — ответил я.
       — Пожалуй, вы правы. А кому поручим вместо Тимошенко командовать Западным фронтом?
       — Командующему 19-й армией генерал-лейтенанту Коневу.
       И.В. Сталин согласился и с этим. Тут же по телефону он дал указание Б.М. Шапошникову о вызове маршала С. К. Тимошенко и передаче приказа И.С. Коневу о вступлении в командование Западным фронтом.
       Итак, полная реабилитация. Престиж Жукова восстановлен, Верховный теперь советуется с ним относительно назначений, даже в случае бывшего Жуковского патрона Тимошенко. Беда только, что это не воспоминание, а художественный вымысел.
       Начнем с даты. Жуков не был у Сталина 9 сентября. В журнале посетителей его фамилия за это число опять не упомянута. Вся последовательность событий искажена намеренно. Жуков пишет, что улетел в Ленинград с Центрального аэродрома Москвы 10 сентября, но бывший с ним в самолете генерал Федюнинский вспоминает, что это было 13-го (с.42):
       Утром 13 сентября самолет Ли-2 поднялся с Внуковского аэродрома и под охраной звена истребителей взял курс на Ленинград. В самолете находились генерал армии Г. К. Жуков, назначенный командующим Ленинградским фронтом, генералы М. С Хозин, П. И. Кокорев и я.
       Эта же дата у адмирала Кузнецова (Seaton, p. 113). Василевский: “Георгий Константинович охотно принял это решение и, вступив 13 сентября в командование войсками этого фронта, со свойственной ему энергией и настойчивостью взялся за усиление обороны города” (с. 164).
       А вот выдержка из журнала посетителей Сталина за 11 сентября 1941 года:
       1. Молотов 17.10—22.15
       2. Жуков 17.10—21.15
       3. Маленков 17.10—22.15
       4. Тимошенко 17.10—22.00
       5. Берия 17.10—21.40
       ...
       8. Шапошников 17.50—22.00
       Этот список все ставит на свои места. Итак, Жуков был у Сталина не 9-го, а 11 сентября. К этому времени положение Юго-западного фронта под Киевом было из рук вон плохое. Утром 10-го Гудериан нанес удар по 40-й армии и к концу дня разрезал ее пополам. Командование фронта не видело другого выхода, кроме отступления. В Ставку ушла отчаянная телеграмма (Баграмян, с. 325):
      
       "Танковая группа противника прорвалась в Ромны, Грайворон. 40-я и 21-я армии не могут ликвидировать эту группу. Требуется немедленная выброска войск из Киевского укрепленного района на пути движения противника и общий отход войск фронта на рубежи, доложенные Вам. Прошу санкцию по радио".
       Во втором часу ночи (уже наступило 11-е) Кирпоноса вызвал к прямому проводу Шапошников. Ответ был отрицательный:
       Ставка Верховного Главнокомандующего считает, что необходимо продолжать драться на тех позициях, которые занимают части Юго-Западного фронта, как это предусмотрено нашими уставами".
       Кирпонос получил от начальника Генштаба несколько советов, однако ни одной дивизии из Киевского укрепленного района Шапошников брать не разрешил. Комфронта, в отчаянии, обратился к своему непосредственному начальнику главкому направления Буденному, сидевшему в Полтаве. Тот связался с Шапошниковым, но тоже ничего не добился. Тогда Буденный послал в Ставку следующую телеграмму; это было 11-го в 8.15 утра (Баграмян, с. 326-327):
       Военный совет Юго-Западного фронта считает, что в создавшейся обстановке необходимо разрешить общий отход фронта на тыловой рубеж... Со своей стороны полагаю, что к данному времени полностью обозначились замыслы противника по охвату и окружению Юго-Западного фронта со стороны Новгород-Северского на юг и от Кременчуга на север. Для противодействия этому замыслу необходимо создать сильную группу войск. Юго-Западный фронт сделать этого не в состоянии.
       Если Ставка Верховного Командования в свою очередь не имеет возможности сосредоточить в данный момент такую сильную группу, то отход для Юго-Западного фронта является вполне назревшим...В крайнем случае, если вопрос с отходом не может быть пересмотрен, прошу разрешения вывести хотя бы войска и богатую технику из Киевского УР, эти силы и средства, безусловно, помогут Юго-Западному фронту противодействовать окружению.
      
       Как мы видим, Жуков сильно перекроил события. Не мог ему Сталин сказать, что Тимошенко прибудет через два дня, Жуков и Тимошенко были допущены к Сталину одновременно в 17 часов 10 минут. Не мог, значит, Жуков рекомендовать Тимошенко в Полтаву. Сталин потому и вызвал того к себе, что решил назначить его вместо Буденного. 11-го сентября Сталин не собирался уходить из Киева. Послушный ему Шапошников дважды запретил Кирпоносу отступать. Вечером 11 сентября Верховный подтвердил этот отказ в печально знаменитом разговоре по прямому проводу (телетайпу) с Кирпоносом. Точного времени мы, к сожалению, не знаем. Согласно журналу посетителей, Жуков ушел от Сталина в 21.15, Берия — в 21.40, Шапошников и Тимошенко — в 22.00, Молотов и Маленков — в 22.15. Поскольку Шапошников и Тимошенко присутствовали при разговоре с Кирпоносом, следовательно, это было не позднее 10 часов вечера. Был ли при этом Жуков, сказать с определенностью нельзя, но намеренное искажение фактов налицо. Уж очень хотелось изобразить себя незаменимым и ясновидящим.

    ***

       Спускаясь с мемуарных высот на грешную землю, стоит, я думаю, дать, хотя бы краткую последовательность реальных событий. За давностью лет многие детали, увы, отодвинулись в архив.
       В дневнике Гальдера (с. 111) имеется любопытная запись от 10 июля:
       Главком вызвал меня по телефону. Фюрер еще раз связался с ним и высказал крайнюю озабоченность тем, что танковые дивизии будут направлены на Киев и понесут бесполезные потери (в Киеве — 35% населения — евреи; мосты нам все равно не удается захватить).
       Я не собираюсь искать связь между киевскими мостами и упомянутым нацменьшинством, однако ясно, что в июле, по мнению Гитлера, у группы армий Юг было недостаточно сил для прорыва Киевского укрепленного района. В конце августа положение изменилось. 25-го, когда Гудериан со свойственной ему быстротой двинулся на Киев. Очень скоро его войска растянулась на десятки километров в глубину и по фронту; моторизованные корпуса оторвались от пехотных дивизий. Советское командование увидело в этой обстановке возможность нанести удар по этой группировке. Брянский фронт Еременко 30 августа получил директиву ВГК  001428 послать в наступление четыре армии: 50-ю, 3-ю, 13-ю и 21-ю. 14 августа при своем назначении комфронтом Еременко обещал Верховному разбить "подлеца Гудериана" и через 10 дней повторил это обещание (“я хочу разбить Гудериана, и, безусловно, разобью”). Десять стрелковых дивизий при поддержке танков атаковали немцев, но смогли всего лишь задержать их на неделю — ценой тяжелых потерь.
       Зловещие тучи неизбежного окружения сгустились над Юго-Западным фронтом. С севера шел Гудериан, справа его прикрывала 2-я армия фон Вейхса. С Кременчугского плацдарма на левом берегу Днепра, захваченного 17-й армией фон Штулпнагеля надвигалась танковая группа Клейста. С запада давила 6-я армия фон Райхенау. Кирпонос и его начальник штаба Тупиков (тот самый, чьи донесения из Берлина раздражали Берию), единственный выход видели в немедленном отходе на 180 км на восток за реку Псел. Сами они такого решения принять не могли и обратились к главкому направления Буденному, но и тот мог только апеллировать к Ставке. Сталин, как мы знаем, отход запретил. Переговоры он закончил безапелляционно: “...Киева не оставлять и мостов не взрывать без особого разрешения Ставки. До свидания”. На этом свете они не встретились.
       Ставка продолжала надеяться на благополучный исход. 12 сентября командующий Брянским фронтом получил директиву  00198 за подписью Шапошникова:
       Самым срочным и решительным образом покончить с группировкой противника в районе Шостка, Глухов, Путивль, Конотоп и соединиться с войсками ЮЗФ, для чего разрешается приостановить наступление на Рославльском направлении...
       Операцию начать 14 сентября. Желательно закончить эту операцию и полностью ликвидировать прорыв между Брянским и Юго-Западным фронтами не позднее 18 сентября...
      
       Вопреки этим благим пожеланиям германские клещи продолжали сжиматься. В 3.25 14 сентября Тупиков отправил в Генеральный штаб и главкому Юго-Западного направления свою оперсводку, по форме рутинную, по смыслу апокалипсическую. Она начиналась так: “Положение войск фронта осложняется нарастающими темпами”. Дальше шли удручающие подробности, одна другой хуже:
      
       а) Прорвавшемуся на Ромны, Лохвица и на Северный Подол, Хорол противнику пока, кроме местных гарнизонных и истребительных отрядов, ничто не противопоставлено, и продвижение идет без сопротивления. Выбрасываемые на это направление 279-я и 7-я дивизии будут только 14.9, и то лишь с оборонительными задачами — воспрепятствовать обороной узлов Пирятин и Прилуки удару по неприкрытым тылам войск фронта.
       б) Фронт обороны Кузнецова взломан окончательно, и армия фактически перешла к подвижной обороне.
       в) [5-я] Армия Потапова также не может стабилизировать фронт и ведет подвижную оборону. В стык с 37-й армией прорвался на Кобыжчу противник.
       г) 37-я армия сопротивляется более устойчиво, но и у нее обстановка нарастает не в ее пользу.
       д) Началось перемешивание тылов 5-й и 21-й армий. Сейчас линия фронта идет: Гайворон, Вердер, Ивангород, Сиволож, Евлашовка, Веркиевка, Григорьевка, Адамовка, Кобыжча, Даневка, Валевачи и далее по Десне и Днепру.
       е) Войска 21-й армии и 5-й армии, будучи не в состоянии сдержать противника, отходят на стык войск 37-й и 26-й армий.
      
       Заключительная фраза сводки стала крылатой: “Начало понятной вам катастрофы — дело пары дней”.
       Адресаты телеграммы в Ставке были неисправимые оптимисты. Ответ начальника Генштаба (как говорят, под диктовку Сталина) был такой:
       Командующему ЮЗФ, копия Главкому ЮЗН.
       Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова (21А) и Потапова (5А) прекратить отход. Надо внушить всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад, необходимо выполнять указания тов. Сталина, данные вам 11.9.
       Шапошников.
       Кирпонос подписать цитированную выше сводку Тупикова отказался, но в тот же день просил разрешения перенести свой командный пункт из Прилук в Киев. Идея была стянуть к городу все войска и вести боевые действия, опираясь на тамошние оборонительные сооружения. Ответ начальника Генштаба был отрицательный:
       Без разрешения Главкома ЮЗН КП из Прилуки не переносить. В случае крайней необходимости КП переносить ближе к войскам...
       Тимошенко переноса командного пункта не разрешил.
       15 сентября Шапошников и Тимошенко с 17.40 до 19.00 совещались по телетайпу. Начальника Генштаба сказал знаменательную фразу:
       Считаю, что мираж окружения охватывает прежде всего Военный совет Юго-Западного фронта, а затем командующего 37-й армией.
      
       На вопрос о том, какие последние указания даны Кирпоносу, Тимошенко ответил:
       Удержание обороны с отходом за реку Днепр в случае такой надобности; высвобождение части сил для парирования ударов... Организовать оборону непосредственно на подступах Киева, основные силы имея на восточном берегу.
       Шапошников попросил главкома еще раз подтвердить Кирпоносу эти указания. Тимошенко обещал сделать это через Баграмяна, находившегося тогда в в штабе главкома в Ахтырке.
       16 сентября передовой командный пункт Гудериана был в Ромнах. Вечером его войска “соединились с танковой группой Клейста” (Гудериан, с. 396) на участке Лохвица-Лубны в 150 км восточнее Киева. Мираж окружения, о котором говорил Шапошников 24 часа назад, смертельным кольцом сомкнулся вокруг четырех советских армий. В тот же день дивизия СС “Рейх” заняла Прилуки.
       Утром 16-го Тимошенко осознал, что противник ”близок к завершению окружения основных сил Юго-Западного фронта”. Так он, во всяком случае, рассказал после войны Москаленко (кн. 1, с. 91). Через упомянутого выше Баграмяна Кирпоносу был отправлен приказ об отводе войск (Баграмян, сс. 330-343). Тимошенко:
       Сегодня же мы снова попытаемся переговорить с Москвой. Я надеюсь, что нам удастся убедить Ставку. А пока мы будем вести переговоры, Кирпонос и его штаб должны воспользоваться тем, что у противника еще нет сплошного фронта окружения.
       И еще:
       Доложите, товарищ Баграмян, генералу Кирпоносу, что в создавшейся обстановке Военный совет Юго-Западного направления единственно целесообразным решением для войск Юго-Западного фронта считает организованный отход. Передайте командующему фронтом мое устное приказание: оставив Киевский укрепленный район и прикрывшись небольшими силами по Днепру, незамедлительно начать отвод главных сил на тыловой оборонительный рубеж.
       Хрущев, сидевший комиссаром при Буденном и оставшийся при Тимошенко, в пору своего пребывания у власти утверждал, что это он принял решение об отводе войск. Эта версию послушно вписали в историю войны, но в дальнейшем факт не подтвердился. Вернемся, однако, к реальным событиям.
       Далее Баграмян пишет: “Я облегченно вздохнул. Появилась надежда, что не все еще потеряно”. Скоро его начали одолевать сомнения: приказ архиважный, но никаких документов, никакого бумажного следа. Если Ставка эту идею не поддержит, Кирпонос может разделить судьбу Павлова. Из-за непогоды Баграмян прилетел в Киев 17-го. Реакция Кирпоноса была предсказуемая: “Я ничего не могу предпринять, пока не получу документ. Вопрос слишком серьезный. — И хлопнул ладонью по столу: — Все! На этом закончим”. Вечером 17 сентября в Москву была отправлена радиограмма следующего содержания:
       Главком Тимошенко через заместителя начальника штаба фронта передал устное указание: основная задача — вывод армий фронта на реку Псел с разгромом подвижных групп противника в направлениях на Ромны, Лубны. Оставить минимум сил для прикрытия Днепра и Киева.
       Письменные директивы главкома совершенно не дают указаний об отходе на реку Псел и разрешают взять из Киевского УР только часть сил. Налицо противоречие. Что выполнять? Считаю, что вывод войск фронта на реку Псел правилен. При этом условии необходимо оставить полностью Киевский укрепленный район, Киев и реку Днепр. Срочно просим Ваших указаний
       Тупиков показал Баграмяну карту с последними данными:
       Сплошной линии фронта не было. Всюду зияли, как раны на живом теле, огромные бреши, свидетельствовавшие о том, что на тех участках уже некому встать на пути врага. А где еще тянулась красная линия наших войск, что там? Последние боевые донесения гласят: там идут бои не на жизнь, а на смерть.
       В ночь на 18 сентября Шапошников ответил на радиограмму. Ставка разрешила “оставить Киевский укрепрайон и переправить войска 37-й армии на левый берег Днепра”. Баграмян:
       О выводе главных сил фронта на тыловой рубеж опять ни слова. Но здесь сама логика событий подсказывала решение. Уж если оставлять Киев и его укрепленный район с мощными оборонительными сооружениями, то нечего надеяться, что войска удержатся на необорудованных рубежах восточное города. Даже Бурмистенко, который до этого и мысли не допускал о том, чтобы оставить Киев, сказал на совещании у командующего:
       — Думаю, что в этой обстановке нам ничего не остается, как выполнить распоряжение главкома.
       Только после этого Кирпонос отдал приказ о выходе из окружения. 5-я армия М.И. Потапова, 21-я В.И. Кузнецова, 26-я Ф.Я. Костенко и 37-я А.А. Власова должны были прорываться на восток; Находившимся вне "котла" 38-й армии (Н.В. Фекленко) и 40-й (К.П. Подлас) приказано было оказать поддержку ударом на Ромны и Лубны. Решение пришло слишком поздно. “Штаб фронта оказался на линии огня, связь с армиями была потеряна, войска расчленены и, кроме частей 26-й и 37-й армий, практически уже не представляли собой реальной боевой силы” (Москаленко, с. 92). Отчаянные атаки советских войск заставили Гудериана 19 сентября перенести штаб-квартиру из Ромен назад в Конотоп, но это было слабое утешение.
       В тот же день пал Киев. Уходившая последней 4-я дивизия НКВД заминировала центр города, взорвала мосты через Днепр и другие важные объекты, город остался без электроснабжения. 26 сентября сражение было закончено.
       Кирпонос под конец остался с группой численностью не более тысячи человек, в их числе 800 офицеров. Они яростно отбивались от наступавших немцев. Командующий фронтом был убит осколком мины 20 сентября (по другим данным, покончил самоубийством). Погибли Тупиков и начальник штаба 5-й армии Д. С. Писаревский. Был замучен попавший в руки немцев член Военного Совета Е. П. Рыков. Командарм-5 Потапов тяжелораненым попал в плен.
       Только малая часть советских войск вырвалась из мешка. Москаленко вышел 27 сентября с остатками 15-го стрелкового корпуса, 164-й и 196-й стрелковых дивизий. Он называет также некоторых других (кн.1, с. 74):
       С небольшими группами бойцов и офицеров прорвались из окружения также командующий 26-й армией генерал-лейтенант Ф. Я. Костенко, начальник оперативного отдела Юго-Западного фронта генерал-майор И. X. Баграмян, командиры корпусов генерал-майоры А. И. Лопатин и П. П. Корзун, комбриг Ф. Ф. Жмаченко и многие другие.
       Катастрофа Юго-Западного фронта была еще тяжелее белорусской. Советскую статистику долго скрывали, обнародовали через много лет после событий. Ее дают в нескольких вариантах, которые трудно сопоставить. Вот один из них: на 1 сентября фронт (без резервов, запасных частей и тылов) имел в своем составе 752-760 тыс. человек, 3923 орудия и миномета, 114 танков и 167 боевых самолетов. В “котел” попали 452,7 тыс. человек, 2642 орудия, 1225 минометов, 64 танка. До 2 октября из окружения вышли почти 15 тыс. человек.
       Вот другой: в операции участвовали 43 дивизии (26 стрелковых, 1 кавалерийская, 4 мотопехотных, 13 танковых) общей численностью 627 тыс. человек; потери составили 586 тыс., в том числе 532 тыс. безвозвратных и 54 тыс. санитарных).
       По данным, опубликованным в 1993 году Генштабом Вооруженных сил Российской Федерации, в Киевской операции Красная Армия потеряла свыше 700 тыс. человек, из них 627,3 тыс. безвозвратно.
       Согласно германским источникам, под Киевом к 24 сентября было взято в плен 665 тыс. человек. В эту цифры вместе с пленными Юго-Западного фронта вошли также те, кого взяли на Брянском фронта в августе и сентябре 1941 г.
       Мало кто из этих красноармейцев пережил плен. Немцы испытывали трудности в снабжении продовольствием своих войск, на долю военнопленных оставались жалкие крохи. Вот пример из сообщений 17-й полевой армии. Пленных вели пешим порядком через Лубны и Хорол в район Умани. Расстояние 400 км, в сутки проходили 30-40 км, дневной рацион — 20 г пшена и 100 г хлеба.
       Что остается сказать? В последнем прижизненном издании своих воспоминаний Жуков заверил читателя, что Сталин был стратег высокого класса: “Могу твердо сказать, что И. В. Сталин владел основными принципами организации фронтовых операций и операций групп фронтов и руководил ими со знанием дела, хорошо разбирался в больших стратегических вопросах” (цитируется по пятому изданию, т. 2, с. 96). Курсивом выделены слова, которых нет в издании 2002 г. Оценка высокая, даже в подправленном виде. К сожалению, не смогли высказать своего мнения Кирпонос с Тупиковым и те безвестные сотни тысяч, которых Сталин зазря угробил под Киевом.
       Использованные источники
      
        -- Баграмян И.X. Так начиналась война. — М., Воениздат, 1971.
        -- Василевский А.М. Дело всей жизни. — М., Политиздат, 1978.
        -- Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба Сухопутных войск 1939-1942 гг.— М. Воениздат, 1968-1971
        -- Гудериан Г. Воспоминания солдата. — Смоленск, Русич, 1999
        -- Жуков Г.К. Воспоминания и размышления, в 2-х томах, — М., Олма-Пресс, 2002.
        -- Павленко Н.Г. Была война... — М., ИК “Родник”, 1994.
        -- Федюнинский И.И. Поднятые по тревоге. — М., Воениздат, 1961.
        -- Штеменко С.М., Генеральный штаб в годы войны. В 2-х томах. — М., Воениздат, 1981.
        -- Маршал Жуков: полководец и человек. В 2-х томах. — М., АПН, 1988.
        -- Erickson, John. The Road to Stalingrad, Yale U. Press, 1975.
        -- Seaton Albert. Stalin as Military Commander, Praeger Publishers, 1976.
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       13
      
      
       Copyright Џ 2007 by Vitaly Rapoport. All rights reserved.
      
      
        --
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Рапопорт Виталий (paley11@yahoo.com)
  • Обновлено: 17/02/2009. 36k. Статистика.
  • Статья: Публицистика
    • Оценка: 4.12*6  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.