Не взялась бы за описание поездки в Иерусалим после шести лет отсутствия, как не вела сознательно израильских дневников, - если б не встал на моем вечере в Общинном доме Евгений Минин и не произнес: "А писатели мне сказали: не ходи на концерт Володимеровой, она антисемитка!"
Сведения счетов тут нет: большинство из нас привыкло быть не только пушечным мясом - по прихоти сменных правительств, но и "русскими свиньями" в автобусах и на улице. Не дождешься и благодарности: так поругивают М. Дорфмана, столько сделавшего в "Русских пантерах" для репатриантов и прошедшего войны Израиля... Как недавно невнятно писал О.Вулф, сочтемся процентами крови, - а у меня ее - три несогласных, так что чужая среди своих я изначально. Коротка наша память, друзья!
Нет, я не воевала, - но и в Нидерландах в единственном числе пишу на русском и переводном о героической нашей стране, что законно считаю своей. Не зря Леня Рудин меня защищал перед Мининым: это он вытаскивал Володимерову в Израиль после полутора лет отказа, придумывая мифических тетушек и присылая вызовы, перехватываемые КГБ. - Мы теперь все это опустим, потому что - сказано на концерте, с благодарностью Илану Риссу, и дано интервью "Вестям", где когда-то я долго работала, - взятое Беллой Гольдштейн, приятельницей и куклоделом еще питерским, откуда мы вместе с ней и художницей, ее дочкой Шломит рвались на свободу, к войне.
А мои фотографии для газеты, здесь размещенные, делал джазовый пианист-интеллектуал Эдуард Рот.
У Талитакуми
Перескакивая, повторю изложенное в интервью: Европа в чадре - проарабская, виноват в том - Израиль, и пока после теракта на экране ТВ педантично будут сгребать обломки дома хозяина вместо того, чтобы уничтожить родню убийцы во всех поколениях, а заодно стереть с лица земли хотя бы селение полностью, - все будет выглядеть так, что Израиль рабски доволен.
Я советовала своему другу - тоже по Питеру - Марку Котлярскому, пресс-секретарю Либермана: займитесь рекламой хотя бы в Европе; кто-то должен разбить этот лед, показать вместо сухих цифр погибших, что еще есть родные, и раненые - слепые дети в больницах, девушки в инвалидных креслах на улицах, пошевеливающие свежесшитыми обрубками ног, - особенные глаза всех этих случайно спасенных. - Лицо Израиля. Будущее лицо Европы, чья хата все еще с краю.
Как все это буднично: и сама я искала среди погибших отца и сына; а вот ученик мой, Илья, оказался в автобусе - и будто кто закричал у него в голове, затем была вспышка - и полнейшая тишина, только переступил он через лежащую с распахнутыми глазами женщину, на улицу вышел, а охранник кричит ему что-то и машет руками, - тогда Илья понял, что он оглох. (Тот орал: на тебе горит куртка). И друг мой Вайс когда-то был в одном из самых первых терактов у Биньян-Клаль, - те же вспышка и тишина, только красное расплывается на джинсах возле колена, - не можешь ступить. Это - будни.
Что еще меня удивило? Сместившийся на окраины развлекательный центр (рестораны и танцы), подальше от взрывов; количество великолепных дорог, возведенных стен и туннелей, развязок и новых районов, по которым возил меня лучший опять же инструктор (когда-то - и мой) по вождению, Евгений Рыклин. Поразительный по красоте и силе спальный Писгат-Зэев Мизрах. Проверка в автобусах и магазинах, не говоря о таможне Эль-Аль, - но не везде равноценная, - как это было в каждом кинотеатре Нью-Йорка еще лет пятнадцать назад.
Русский Саша на Бен-Иегуда
Не захаживали как когда-то при мне каждый день в рестораны. Не так вкусно и щедро, как нынче, было и в "Кенгуру" у Дато; а помыслить о русском кафе на Кинг Джордж 33, открытом внучкой художника Ладыженского, было совсем невозможно. (Это здесь, где жил рядышком Слава Курилов, один из героев Израиля - и мой кумир: это он три дня плыл в океане, пока не начал фосфоресцировать и отпугивать хищных рыб, - так мечтал человек сбежать из советского рабства!).
Я скучаю по вечности Арада, Сде-Бокеру и Мертвому морю. По старой памяти езжу маршрутом Наума, хоть на полдня. Видно, отвыкла от российского хамства, занесенного в эти края: побил меня пляжным зонтиком некий грузин, да еще вызвал полицию. Думал - ола хадаша: восторженный взгляд! (Не вдаваясь в подробности - заняла утром место, возвращаюсь из моря - раскиданы вещи, а под моим тентом чужая компания; переждала я, пока купаться уйдут - и свой зонтик да тряпки перенесла на новое место, - вот там-то меня пловцы и настигли). - Все это мелочи, жизнь. (С компанией драться не будешь, и неэтично, - а все же обидно, и кровь течет из ладони... Я пошутила с доверчивыми наглецами: - У меня спид! Теперь юноша ваш обречен). - И предложила полиция мне извиниться за несодеянное - или открыть на две стороны уголовное дело. Антиреклама исправно работает, - пережила ж я "антисемитку" и трансвестита, стукачку, старуху и проч., - и противник был посрамлен, напуган, низвержен. Впредь мне, однако, урок: избегай эмигрантов последней, остатней волны. - Чего-то они ведь там ждали, что так припозднились?
Пишущая стихи приятельница-дантист Жанна Пиковская подарила мне "цветок Гете": заживляет он лучше "матрекса", или матрицы, сменившей родной херболайф. Или даже тех душистых настоек из имбиря и этрога с добавкой листиков гата (наркотик), что продает в крытом отсеке рынка добряк йеменит-хилер. Посмотрел на меня и сказал: - Вы работаете с детьми - или сестра милосердия. - Отражение помощи беженцам, мне повезло.
Гете о темпераментном каланхоэ писал: "Как из одного листа возникает бесчисленное количество новых побегов, так из одной постоянной любви можно черпать все новое и новое счастье". В память философа каланхоэ прозвали "деревом Гете".
Близких повидала я в Театрон Ерушалаим на выставке Гарика Зильбермана, - кто б мог подумать, что сюда, на бордовый ковер, пустят "русских". Или что на Агриппас откроется сразу несколько наших книжных, где теперь стоят мои книги!.. Я спросила замечательного когда-то поэта Борю Камянова: - Прошло семь лет, пора выяснить отношения. Почему Вы были единственным, кто выступил против моего Института литературы, журналистики и драмы? Мы же были друзьями! Улыбающийся Боря, председатель одного из Союзов писателей, ответил: - Я был против размножения графоманов в Израиле. У меня в Союзе теперь целых 32 автора!..
- Боря, ну что ж комментировать?..
Тем более что рядом рассматривала картины Марина Меламед, поющая куда лучше бывшей зам-мэрши Ларисы Герштейн, - да привилегий не знавшая.
Работа Гарика Зильбермана
(О теракте в Тель-Авиве я случайно услышала вечером. Расстояние растяжимо; шедший в Иерусалим камикадзе был остановлен, о чем не всегда извещают по радио. Привычно спросила Аню: - А Вы где были во время?
- Я?.. Дома.).
Много встреч происходит случайно: вот израильский классик-гурман Миша Генделев возле Талитакуми, в голубом свитерке и подтяжке, словно удавке, - он уже передал мне свой сборник, возмужавший воинственно, из которого твердо запомнились строчки: "Да отсохни правая моя до курка!"
Там же на следующий день - Саша Верник. И Рина Левинзон, пригревающая графоманов, на Бен-Иегуда, - обняла ее в память о Саше Воловике, моем добром друге, интеллигенте и отлетевшей душе. Как стремительно все мы уходим!
Израиль солнцем, должно быть, и вынужденной силой воли консервирует своих долгожителей, перешагнувших небывалый рубеж, - так были просветлены отсидевшие в тюрьмах четверть века при Сталине - образцы для меня на всю жизнь: Серман-Зернова, - свои родные у каждого... Я помню столетнюю бабушку Саши Окуня, а девяностолетняя теперь его мама, ближайшая подруга моей бабушки Анны Ратнер, каждый день в шесть утра уходит в бассейн... У Машбира есть обувной магазин, - там работает девяностолетний ровесник, и свет его мысли меня поразил.
Я жила у правозащитника и замечательного поэта Володи Магарика (пока он был в Англии), когда-то вытаскивавшего сына Алешу, преподавателя иврита и музыканта, из русских застенков, - им помогали Тэтчер и Рейган, Кеннеди и ... Побывала в Рехавии в галерее "Нора" у Дины Ханох, устроившей выставку Алешиной жены Оли Кундиной, - и там же стоит еще пара работ горячо мной любимого Окуня. К слову, сама я не знала, что галерея работает с 1942 года, и там прошло 452 вернисажа, организованных сначала матерью, а затем уже дочкой.
Работа Ольги Кундиной
Иногда мы смеемся. Блистательный Юз Алешковский перестал при ней материться: - Понимаешь, я каждое слово вижу, - сказала Лиснянская. Юз схватился за голову: - Несчастная!
Так двенадцать лет назад целую радиостудию разогнали из-за Губермана: я брала у него интервью и тщетно просила ругаться потише... Но разве же все тут расскажешь?
Я просила Кузнецова - героя, угонявшего самолет: - Эдик, у Вас тут совсем одинока Лиснянская, последняя из могикан, и нужно бы взять интервью, напечатать стихи, если она согласится.
Ответил вальяжно: - Пускай присылает!..
...Да, что-то все-таки здесь изменилось. Устали от жизни, от безысходной борьбы с подневольным, как все мы, правительством?
Я просила опубликовать посмертно стихи и идишские переводы Александра Белоусова - недавней ходячей легенды, знатока двадцати семи языков. Вдова Саши, моя давняя подруга Роза, тоже пишущая стихи, - и их сын Алексей Белоусов, классический гитарист, только что взявший на международном конкурсе в Болгарии очередную заслуженную медаль, - они ждут и надеются, что наша память - жива. Это все еще по-российски: нет пророков в своем отечестве, - нужно убить, чтоб потом вознести, - да и то как все тягостно долго. А при жизни печатать - нельзя?
Мой вечер организован был скверно, но Марк Котлярский и Моше Авербух, хозяин магазинов "Золотой кареты", предложили собрать залы на сто-четыреста слушателей. Добрый Моше пригласил на концерты - первый был очень смешной, "Мое еврейское счастье" в Биньяней а-Ума, где певица крутила в руках микрофон, добившись короткого замыкания, напомнившего нам о взрывах, и пока в зале не было света, охрипший от собственных шуток Ян Левинзон дотянулся смешить первый ряд. Я оттуда ушла, чтобы вскоре получить удовольствие от "Двенадцати стульев" Русского театра в Жерар Бахар - от Крачковской и Федорцова, но главным образом - от великолепного Алексея Жаркова, вообще в программе не значившегося (а потом - и в газетной статье), но сыгравшего Воробьянинова. Актер спектаклей Арановича, фильма "Мой друг Иван Лапшин" Германа, "Десяти негритят" Говорухина, "В городе Сочи темные ночи" Пичула, - Киса перепутал провал Ильфа-Петрова и спустился собирать милостыню прямо в зал, и я думаю, что спектакль на самом деле поставлен был ради этого: пополнить мошну гастролеров. Текст классиков будет прекрасен и завтра, но все модерновые дополнения г-на Мерзликина, включая игру Остапа, напомнили мне интерьер Троицкого собора, - того, где венчались Пугачева с Киркоровым, и где всегда прежде было закрыто: ничего пошлей в церквях мира я до сих пор не встречала. Символичны там свечи, отделенные от подсвечников гофрированной фольгой для выпечки тортов...
В антракте мне удалось взять коротенькое интервью - Алина Элькина семнадцати с половиной лет выбирала с папой по справочнику, какие боевые части ей больше по нраву... Я спросила: зачем? Ответ был:
- А я патриотка. Хочу доказать, что и девочки могут держать оружие в руках. В боевые войска я пойду точно; нас у родителей двое, и это реально. Служить мне три года. Можно было закончить сначала университет, и тогда призовут на те же три года, уже по специальности. Получу сейчас аттестат зрелости - и сразу же в армию! - Алина светилась от счастья; не меньше - отец.
Пищу духовную преподнесли мне и в книгах. Почти все подаренные - остались в Иерусалиме: по весу они не прошли, кроме выпущенных лучшим израильским издателем Юрой Вайсом; но едва ли не интереснейшей мне показалась исповедь шизофреника Валерия Хенкина, рассказавшего, как начиналась болезнь, и как он из нее выходил после двадцати пяти инсулиновых шоков. Это пособие будет, надеюсь, расширено и не пройдет мимо специалистов, как истинно редкое, - вид венцов "колодца" со дна.
Порадовала Дина Ратнер (мы подсчитали, что родственница) - за минусом книжного быта: интереснейший собеседник, доктор философии, - разве может она быть не одинока в Израиле?
"Иерусалимский журнал" моего товарища Игоря Бяльского читать совсем невозможно (там печатаются наши общие бывшие ученики); но в альманахе "Иерусалимские голоса" за прошлый год я кое-что отыскала. Пытаются думать незнакомые мне Зернопольский, Кардаш-Горелик и Рэна; и приятно там было увидеть журналиста Хаима Венгера, когда-то бравшего и у меня интервью; я очень жалею, что не было времени встретиться с Михаилом Хейфецем (опять интервью) и Борисом Голлером, и с некоторыми другими израильтянами, олицетворяющими для меня всю страну. А кто-то уехал, как не признанный вовремя Миша Федотов или Давид Паташинский.
Темпераментные, как и прежде, таксисты делали забытые мной комплименты и радовались отходящему Арафату, а я им объясняла, как прекрасен после разлуки Израиль... Прилетела в старый аэропорт, с которым связана жизнь; а убывала из нового, что символично, - в поющем розовом камне. И тут выяснилось, что мой израильский паспорт просрочен и, как в России, голландский их не волнует: меня отправили в мисрад а-пним за полчаса до взлета. Вот тут-то я похолодела: остаться марионеткой в руках не Путина, так - Шарона?!
Как сказал американец Михаил Армалинский, "Вы за один свой приезд в Израиль пообщались с бОльшим количеством знаменитых людей, чем я за последние 30 лет". Но Юлий Андреев злобно добавил, мол, об этом пишут отдельно - о себе и стране...
Так - моими глазами!
Но верно и то: никогда не оправдывайся: всегда виновата сама.
...Тут подали спец-кошерный заказ, и сосед у окна - как пить дать один из тех двоих провожатых на случай теракта, что положены каждому рейсу - спросил, играя оружием в сумке:
- Вы питаетесь только фруктами?!
- Мой муж так считает, - одесский ответ.
Я летела из дома домой, так и не собравшись с духом взглянуть ни на исчезнувший "асбестон" для аспирантов на Скопусе, где мы с детьми и собакой гуляли на кладбище (больше-то негде), а на кровати проснулась однажды я... на змее; ни на другую квартиру с видом на Мертвое море, - я и теперь иногда пытаюсь мысленно снять с полки книгу... Но мы - оптимисты!
И я вспомнила двойной анекдот. Двое встречаются в Иерусалиме:
- Вы говорите по-русски?
- Нет...
- Кама зман ата баарец?..
Сколько времени Вы в стране? Оно неподвижно. И я в Амстердаме машинально перевожу на голландский с иврита, невпопад отвечая:
- Спасибо. Тода раба.
Названные имена не залинкованы: они есть в поисковой системе.
Работа Ольги Кундиной
|
|
Связаться с программистом сайта.