Володимерова Лариса Вадимовна
Карманный Израиль (впечатление личное)

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • © Copyright Володимерова Лариса Вадимовна (volodimerova@xs4all.nl)
  • Обновлено: 17/02/2009. 21k. Статистика.
  • Статья: Публицистика
  • Иллюстрации/приложения: 5 штук.
  • Оценка: 4.40*5  Ваша оценка:

    Лариса Володимерова

    КАРМАННЫЙ ИЗРАИЛЬ

    (впечатление личное)

        
        
      
         Не взялась бы за описание поездки в Иерусалим после шести лет отсутствия, как не вела сознательно израильских дневников, - если б не встал на моем вечере в Общинном доме Евгений Минин и не произнес: "А писатели мне сказали: не ходи на концерт Володимеровой, она антисемитка!"
         Сведения счетов тут нет: большинство из нас привыкло быть не только пушечным мясом - по прихоти сменных правительств, но и "русскими свиньями" в автобусах и на улице. Не дождешься и благодарности: так поругивают М. Дорфмана, столько сделавшего в "Русских пантерах" для репатриантов и прошедшего войны Израиля... Как недавно невнятно писал О.Вулф, сочтемся процентами крови, - а у меня ее - три несогласных, так что чужая среди своих я изначально. Коротка наша память, друзья!

         Нет, я не воевала, - но и в Нидерландах в единственном числе пишу на русском и переводном о героической нашей стране, что законно считаю своей. Не зря Леня Рудин меня защищал перед Мининым: это он вытаскивал Володимерову в Израиль после полутора лет отказа, придумывая мифических тетушек и присылая вызовы, перехватываемые КГБ. - Мы теперь все это опустим, потому что - сказано на концерте, с благодарностью Илану Риссу, и дано интервью "Вестям", где когда-то я долго работала, - взятое Беллой Гольдштейн, приятельницей и куклоделом еще питерским, откуда мы вместе с ней и художницей, ее дочкой Шломит рвались на свободу, к войне.
         А мои фотографии для газеты, здесь размещенные, делал джазовый пианист-интеллектуал Эдуард Рот.

    У Талитакуми

    У Талитакуми

        
          Что увидела я до концерта? Как передать странное ощущение, что все свое и родное, знаешь здесь каждую трещину, а все-таки - новая встреча?.. Израиль, пыльный и приглушенно сияющий в октябре без дождя и в ноябре - изумительный после первых вкрадчивых капель; все эти многократно описанные в собственных книжках ландшафты, оставленные на поле боя по склонам машины, небывалые нигде больше в мире люди - настороженные не по отношению к Вам, как в равнодушной Европе-Америке, - но всего лишь к теракту. Им кажется, как прежде и мне, что весь мир занят их жизнью, - а в Нидерландах месяцами можно не слышать упоминания этой страны; здание первой исламской школы взорвали здесь только сегодня. И еще шесть лет назад в серьезном предвыборном зале голосовали, "должна ли Голландия поставлять оружие в Израиль", - тогда 76% присутствующих ответили - "нет". Что толкнуло меня: за работу.
         Перескакивая, повторю изложенное в интервью: Европа в чадре - проарабская, виноват в том - Израиль, и пока после теракта на экране ТВ педантично будут сгребать обломки дома хозяина вместо того, чтобы уничтожить родню убийцы во всех поколениях, а заодно стереть с лица земли хотя бы селение полностью, - все будет выглядеть так, что Израиль рабски доволен.

         Я советовала своему другу - тоже по Питеру - Марку Котлярскому, пресс-секретарю Либермана: займитесь рекламой хотя бы в Европе; кто-то должен разбить этот лед, показать вместо сухих цифр погибших, что еще есть родные, и раненые - слепые дети в больницах, девушки в инвалидных креслах на улицах, пошевеливающие свежесшитыми обрубками ног, - особенные глаза всех этих случайно спасенных. - Лицо Израиля. Будущее лицо Европы, чья хата все еще с краю.
         Как все это буднично: и сама я искала среди погибших отца и сына; а вот ученик мой, Илья, оказался в автобусе - и будто кто закричал у него в голове, затем была вспышка - и полнейшая тишина, только переступил он через лежащую с распахнутыми глазами женщину, на улицу вышел, а охранник кричит ему что-то и машет руками, - тогда Илья понял, что он оглох. (Тот орал: на тебе горит куртка). И друг мой Вайс когда-то был в одном из самых первых терактов у Биньян-Клаль, - те же вспышка и тишина, только красное расплывается на джинсах возле колена, - не можешь ступить. Это - будни.

         Что еще меня удивило? Сместившийся на окраины развлекательный центр (рестораны и танцы), подальше от взрывов; количество великолепных дорог, возведенных стен и туннелей, развязок и новых районов, по которым возил меня лучший опять же инструктор (когда-то - и мой) по вождению, Евгений Рыклин. Поразительный по красоте и силе спальный Писгат-Зэев Мизрах. Проверка в автобусах и магазинах, не говоря о таможне Эль-Аль, - но не везде равноценная, - как это было в каждом кинотеатре Нью-Йорка еще лет пятнадцать назад.

    Русский Саша на Бен-Иегуда
    Русский Саша на Бен-Иегуда

        
         Общий и вечный бардак: на почте не оказалось ни посылочных коробок, ни даже конвертов, факс не работал, весы врали каждый раз новое, девушки, хихикая, пили лениво свой кофе - и все это было нормально! А в четыре утра в приличных районах эти же юные жены стонали от страсти в открытые окна, перебивая муллу, потому как надеялись - спят, наконец, их соседи... Неиссякаемый юмор правительства, все-таки части народа: это же надо в центре Иерусалима додуматься проложить трамвайные рельсы... - Менять будут, поди, ежедневно.

         Не захаживали как когда-то при мне каждый день в рестораны. Не так вкусно и щедро, как нынче, было и в "Кенгуру" у Дато; а помыслить о русском кафе на Кинг Джордж 33, открытом внучкой художника Ладыженского, было совсем невозможно. (Это здесь, где жил рядышком Слава Курилов, один из героев Израиля - и мой кумир: это он три дня плыл в океане, пока не начал фосфоресцировать и отпугивать хищных рыб, - так мечтал человек сбежать из советского рабства!).
         Я скучаю по вечности Арада, Сде-Бокеру и Мертвому морю. По старой памяти езжу маршрутом Наума, хоть на полдня. Видно, отвыкла от российского хамства, занесенного в эти края: побил меня пляжным зонтиком некий грузин, да еще вызвал полицию. Думал - ола хадаша: восторженный взгляд! (Не вдаваясь в подробности - заняла утром место, возвращаюсь из моря - раскиданы вещи, а под моим тентом чужая компания; переждала я, пока купаться уйдут - и свой зонтик да тряпки перенесла на новое место, - вот там-то меня пловцы и настигли). - Все это мелочи, жизнь. (С компанией драться не будешь, и неэтично, - а все же обидно, и кровь течет из ладони... Я пошутила с доверчивыми наглецами: - У меня спид! Теперь юноша ваш обречен). - И предложила полиция мне извиниться за несодеянное - или открыть на две стороны уголовное дело. Антиреклама исправно работает, - пережила ж я "антисемитку" и трансвестита, стукачку, старуху и проч., - и противник был посрамлен, напуган, низвержен. Впредь мне, однако, урок: избегай эмигрантов последней, остатней волны. - Чего-то они ведь там ждали, что так припозднились?

         Пишущая стихи приятельница-дантист Жанна Пиковская подарила мне "цветок Гете": заживляет он лучше "матрекса", или матрицы, сменившей родной херболайф. Или даже тех душистых настоек из имбиря и этрога с добавкой листиков гата (наркотик), что продает в крытом отсеке рынка добряк йеменит-хилер. Посмотрел на меня и сказал: - Вы работаете с детьми - или сестра милосердия. - Отражение помощи беженцам, мне повезло.
         Гете о темпераментном каланхоэ писал: "Как из одного листа возникает бесчисленное количество новых побегов, так из одной постоянной любви можно черпать все новое и новое счастье". В память философа каланхоэ прозвали "деревом Гете".

         Близких повидала я в Театрон Ерушалаим на выставке Гарика Зильбермана, - кто б мог подумать, что сюда, на бордовый ковер, пустят "русских". Или что на Агриппас откроется сразу несколько наших книжных, где теперь стоят мои книги!.. Я спросила замечательного когда-то поэта Борю Камянова: - Прошло семь лет, пора выяснить отношения. Почему Вы были единственным, кто выступил против моего Института литературы, журналистики и драмы? Мы же были друзьями! Улыбающийся Боря, председатель одного из Союзов писателей, ответил: - Я был против размножения графоманов в Израиле. У меня в Союзе теперь целых 32 автора!..
         - Боря, ну что ж комментировать?..
         Тем более что рядом рассматривала картины Марина Меламед, поющая куда лучше бывшей зам-мэрши Ларисы Герштейн, - да привилегий не знавшая.

    Работа Гарика Зильбермана
    Работа Гарика Зильбермана

        
         Из Тель-Авива приехала познакомиться Анна Кацнельсон, блестевшая молодостью и красотой, обвиненная беспричинно в моих же грехах. Мы пошли в Старый Город, гадая, кто спускается перед нами в черных одеждах - арабка или монашка? Шелковый апостольник с узлом на затылке - добровольно "завязанный ум", бархатная кайма у лица, скуфия (а не куфия) и подрясник... Полустарушка в новых скользких ботинках упала, побежали ее поднимать - отвечает по-русски: матушка Надежда из Горнего. Провожали ее мы под ручки до Храма Гроба Господня, а внутрь не пошли - ждали (я - за компанию) на страшных ступенях, пока освятит колечки "спаси-сохрани" для моей русско-голландской, новорожденной и совершеннолетней теперь уже дочки. Я всегда говорила: хорошо солдатам, постояльцам дурдома и верующим, - за них думает батюшка-царь. А в Израиле нужно быть религиозной еврейкой, всё сразу, - тогда ты на месте.
         (О теракте в Тель-Авиве я случайно услышала вечером. Расстояние растяжимо; шедший в Иерусалим камикадзе был остановлен, о чем не всегда извещают по радио. Привычно спросила Аню: - А Вы где были во время?
         - Я?.. Дома.).

         Много встреч происходит случайно: вот израильский классик-гурман Миша Генделев возле Талитакуми, в голубом свитерке и подтяжке, словно удавке, - он уже передал мне свой сборник, возмужавший воинственно, из которого твердо запомнились строчки: "Да отсохни правая моя до курка!"
         Там же на следующий день - Саша Верник. И Рина Левинзон, пригревающая графоманов, на Бен-Иегуда, - обняла ее в память о Саше Воловике, моем добром друге, интеллигенте и отлетевшей душе. Как стремительно все мы уходим!

         Израиль солнцем, должно быть, и вынужденной силой воли консервирует своих долгожителей, перешагнувших небывалый рубеж, - так были просветлены отсидевшие в тюрьмах четверть века при Сталине - образцы для меня на всю жизнь: Серман-Зернова, - свои родные у каждого... Я помню столетнюю бабушку Саши Окуня, а девяностолетняя теперь его мама, ближайшая подруга моей бабушки Анны Ратнер, каждый день в шесть утра уходит в бассейн... У Машбира есть обувной магазин, - там работает девяностолетний ровесник, и свет его мысли меня поразил.
         Я жила у правозащитника и замечательного поэта Володи Магарика (пока он был в Англии), когда-то вытаскивавшего сына Алешу, преподавателя иврита и музыканта, из русских застенков, - им помогали Тэтчер и Рейган, Кеннеди и ... Побывала в Рехавии в галерее "Нора" у Дины Ханох, устроившей выставку Алешиной жены Оли Кундиной, - и там же стоит еще пара работ горячо мной любимого Окуня. К слову, сама я не знала, что галерея работает с 1942 года, и там прошло 452 вернисажа, организованных сначала матерью, а затем уже дочкой.

    Работа Ольги Кундиной
    Работа Ольги Кундиной

      
           Поразительная встреча ждала меня с Инной Лиснянской, вдовой Семена Липкина и матерью Лены Макаровой, у которой когда-то учились рисованию и раскованности мои дети в Музее Израиля, и которая написала книгу о детском творчестве в концлагерях. Муж Лены - Сергей Макаров, автор книг для ребят, а сын Федор - клоун в театре Полунина, - вся семья творчески состоятельна и знаменита. Инна Львовна с совершенно прямыми бровями, острым взглядом, не заслоняемым дымом от девяти ею положенных для себя в течение дня сигарет - тонких, коричневых, перемежаемых ингалятором... Инна Львовна с тихим и вечным голосом, с отколупнутым ярким лаком на очень длинных ногтях этих женственных пальцев, столь любимых Семеном Израилевичем... Инна Львовна в израильском свободно льющемся платье, читающая мне - о чудо - с экрана еще не дописанный стих. Совершенно пронзительный - как все, ею созданное вослед ушедшему мужу (подарена кассета, но мне не хватает - Лиснянской, не затаившей обиду ни на Битова с Искандером, ни на судьбу; Инны Львовны, на допросе проведшей трое суток в ванне со льдом, пережившей стоячие пытки бессонницей в узком шкафу, как в гробу)...
         Иногда мы смеемся. Блистательный Юз Алешковский перестал при ней материться: - Понимаешь, я каждое слово вижу, - сказала Лиснянская. Юз схватился за голову: - Несчастная!
         Так двенадцать лет назад целую радиостудию разогнали из-за Губермана: я брала у него интервью и тщетно просила ругаться потише... Но разве же все тут расскажешь?

         Я просила Кузнецова - героя, угонявшего самолет: - Эдик, у Вас тут совсем одинока Лиснянская, последняя из могикан, и нужно бы взять интервью, напечатать стихи, если она согласится.
         Ответил вальяжно: - Пускай присылает!..
        ...Да, что-то все-таки здесь изменилось. Устали от жизни, от безысходной борьбы с подневольным, как все мы, правительством?
         Я просила опубликовать посмертно стихи и идишские переводы Александра Белоусова - недавней ходячей легенды, знатока двадцати семи языков. Вдова Саши, моя давняя подруга Роза, тоже пишущая стихи, - и их сын Алексей Белоусов, классический гитарист, только что взявший на международном конкурсе в Болгарии очередную заслуженную медаль, - они ждут и надеются, что наша память - жива. Это все еще по-российски: нет пророков в своем отечестве, - нужно убить, чтоб потом вознести, - да и то как все тягостно долго. А при жизни печатать - нельзя?

         Мой вечер организован был скверно, но Марк Котлярский и Моше Авербух, хозяин магазинов "Золотой кареты", предложили собрать залы на сто-четыреста слушателей. Добрый Моше пригласил на концерты - первый был очень смешной, "Мое еврейское счастье" в Биньяней а-Ума, где певица крутила в руках микрофон, добившись короткого замыкания, напомнившего нам о взрывах, и пока в зале не было света, охрипший от собственных шуток Ян Левинзон дотянулся смешить первый ряд. Я оттуда ушла, чтобы вскоре получить удовольствие от "Двенадцати стульев" Русского театра в Жерар Бахар - от Крачковской и Федорцова, но главным образом - от великолепного Алексея Жаркова, вообще в программе не значившегося (а потом - и в газетной статье), но сыгравшего Воробьянинова. Актер спектаклей Арановича, фильма "Мой друг Иван Лапшин" Германа, "Десяти негритят" Говорухина, "В городе Сочи темные ночи" Пичула, - Киса перепутал провал Ильфа-Петрова и спустился собирать милостыню прямо в зал, и я думаю, что спектакль на самом деле поставлен был ради этого: пополнить мошну гастролеров. Текст классиков будет прекрасен и завтра, но все модерновые дополнения г-на Мерзликина, включая игру Остапа, напомнили мне интерьер Троицкого собора, - того, где венчались Пугачева с Киркоровым, и где всегда прежде было закрыто: ничего пошлей в церквях мира я до сих пор не встречала. Символичны там свечи, отделенные от подсвечников гофрированной фольгой для выпечки тортов...

         В антракте мне удалось взять коротенькое интервью - Алина Элькина семнадцати с половиной лет выбирала с папой по справочнику, какие боевые части ей больше по нраву... Я спросила: зачем? Ответ был:
         - А я патриотка. Хочу доказать, что и девочки могут держать оружие в руках. В боевые войска я пойду точно; нас у родителей двое, и это реально. Служить мне три года. Можно было закончить сначала университет, и тогда призовут на те же три года, уже по специальности. Получу сейчас аттестат зрелости - и сразу же в армию! - Алина светилась от счастья; не меньше - отец.

         Пищу духовную преподнесли мне и в книгах. Почти все подаренные - остались в Иерусалиме: по весу они не прошли, кроме выпущенных лучшим израильским издателем Юрой Вайсом; но едва ли не интереснейшей мне показалась исповедь шизофреника Валерия Хенкина, рассказавшего, как начиналась болезнь, и как он из нее выходил после двадцати пяти инсулиновых шоков. Это пособие будет, надеюсь, расширено и не пройдет мимо специалистов, как истинно редкое, - вид венцов "колодца" со дна.
         Порадовала Дина Ратнер (мы подсчитали, что родственница) - за минусом книжного быта: интереснейший собеседник, доктор философии, - разве может она быть не одинока в Израиле?
         "Иерусалимский журнал" моего товарища Игоря Бяльского читать совсем невозможно (там печатаются наши общие бывшие ученики); но в альманахе "Иерусалимские голоса" за прошлый год я кое-что отыскала. Пытаются думать незнакомые мне Зернопольский, Кардаш-Горелик и Рэна; и приятно там было увидеть журналиста Хаима Венгера, когда-то бравшего и у меня интервью; я очень жалею, что не было времени встретиться с Михаилом Хейфецем (опять интервью) и Борисом Голлером, и с некоторыми другими израильтянами, олицетворяющими для меня всю страну. А кто-то уехал, как не признанный вовремя Миша Федотов или Давид Паташинский.

         Темпераментные, как и прежде, таксисты делали забытые мной комплименты и радовались отходящему Арафату, а я им объясняла, как прекрасен после разлуки Израиль... Прилетела в старый аэропорт, с которым связана жизнь; а убывала из нового, что символично, - в поющем розовом камне. И тут выяснилось, что мой израильский паспорт просрочен и, как в России, голландский их не волнует: меня отправили в мисрад а-пним за полчаса до взлета. Вот тут-то я похолодела: остаться марионеткой в руках не Путина, так - Шарона?!
         Как сказал американец Михаил Армалинский, "Вы за один свой приезд в Израиль пообщались с бОльшим количеством знаменитых людей, чем я за последние 30 лет". Но Юлий Андреев злобно добавил, мол, об этом пишут отдельно - о себе и стране...
         Так - моими глазами!
         Но верно и то: никогда не оправдывайся: всегда виновата сама.

        ...Тут подали спец-кошерный заказ, и сосед у окна - как пить дать один из тех двоих провожатых на случай теракта, что положены каждому рейсу - спросил, играя оружием в сумке:
         - Вы питаетесь только фруктами?!
         - Мой муж так считает, - одесский ответ.

         Я летела из дома домой, так и не собравшись с духом взглянуть ни на исчезнувший "асбестон" для аспирантов на Скопусе, где мы с детьми и собакой гуляли на кладбище (больше-то негде), а на кровати проснулась однажды я... на змее; ни на другую квартиру с видом на Мертвое море, - я и теперь иногда пытаюсь мысленно снять с полки книгу... Но мы - оптимисты!

         И я вспомнила двойной анекдот. Двое встречаются в Иерусалиме:
         - Вы говорите по-русски?
         - Нет...
         - Кама зман ата баарец?..

         Сколько времени Вы в стране? Оно неподвижно. И я в Амстердаме машинально перевожу на голландский с иврита, невпопад отвечая:

         - Спасибо. Тода раба.

     

         Названные имена не залинкованы: они есть в поисковой системе.

    Работа Ольги Кундиной

    Работа Ольги Кундиной

      
      

  • © Copyright Володимерова Лариса Вадимовна (volodimerova@xs4all.nl)
  • Обновлено: 17/02/2009. 21k. Статистика.
  • Статья: Публицистика
  • Оценка: 4.40*5  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.