Володимерова Лариса Вадимовна
Поэт Владимир Магарик. Свидетельство первое

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
  • © Copyright Володимерова Лариса Вадимовна (volodimerova@xs4all.nl)
  • Обновлено: 17/02/2009. 34k. Статистика.
  • Статья: Публицистика
  • Иллюстрации/приложения: 3 штук.
  • Оценка: 7.46*4  Ваша оценка:

    Лариса Володимерова

    ПОЭТ ВЛАДИМИР МАГАРИК. СВИДЕТЕЛЬСТВО ПЕРВОЕ


    Владимир Магарик и ЛВ, октябрь 2004, Амстердам

    Владимир Магарик и ЛВ, октябрь 2004, Амстердам

      
       В моем архиве залежалось множество самодельных, скрепочных книжек, напечатанных на собственных черновиках и чужих лекциях про "конституцию для Израиля" и высшую математику; но авторство стихов несомненно: Владимир Магарик.
       Еще иногда добавляют - Магарик-старший, потому что и сын его, Алексей, - автор стихов и песен.
      
       Начать, может быть, с младшего?.. Его трагедия перевернула жизнь всей семьи. Когда отец уже переехал в Израиль, Алексей отказался - и отмахнулся шутливо:
       - Ты все преувеличиваешь, фантазер, ничего со мной в Москве не случится!
      
       ...Он был одним из первых преподавателей иврита в России, и когда выпустили наконец из застенков Щаранского, то посадили Магарика-младшего, подсунув наркотик. Пришлось Алексею, как сказал он в своих ироничных стихах, с бывшей родиной расплатиться
      
       ...и три узаконенных года,
       как некий домашний обед,
       с простыми людьми из народа
       готовить отважный побег.
      
       Но папа мой скажет ООНу,
       попробуй ему запрети,
       что пятую нашу колонну
       опасно держать взаперти...
      
       - Три страшных года вызволяли его из тюрьмы. УАлеши исполосованы вены в знак протеста против сокамерников-уголовников и надзирателей, а Володя -прошел полмира с демонстрациями в защиту стойкого парня; встречался с Тэтчер и Рейганом, Кеннеди и ...
      
       Начать, может быть, с биографии самого Володи Магарика?..
      
       - Я родился в Москве на Арбате, а после поступления в школу несколько лет
    провёл в деревне, где пришлось помогать старшим в поле, на огороде, на
    скотном дворе и дома. Вернувшись в Москву и закончив школу, я учился в
    Университете математике и затем много лет работал в Академии Наук, где
    доказывал теоремы, разрабатывал
      алгоритмы, читал лекции и писал отчёты,
    статьи и программы. Выехать в Израиль оказалось не просто, поскольку это
    случилось во время спада эмиграции в конце жизни Л.Брежнева. Но некоторые
    преуспели.
      
       Что стоит за скупостью строк? Изначальная безотцовщина. Детдомовские переезды вслед за мамой-врачом. Конечно, война... Неостепененный характер мальчишки-ученого, - рыжего и смешливого, невысокого ростом, веснушчатого, вдумчивого и бесконечно доброго. Тогда стихов еще не было: он жил математикой. Сочинять стал лишь после шестидесяти.
      
       В СТАРЫЕ ГОДЫ
      
       когда-то в старые годы
       докладывали деды
       о переменах погоды
       со вторников на среды,
      
       ссылаясь на поясницу,
       на лампы линейной копоть,
       а лбов и ладоней корица
       олицетворяла опыт.
      
       Рыгали зелёным луком,
       мохнатили брови-перья,
       и дождь бежал переулком,
       святой умиляясь вере.
      
       Сложив под навесом грабли,
       пока закипали тучи,
       под кров заходили бабы,
       а к ним мужичьё покруче.
      
       А после небо яснело,
       как нянька над спящим дитятей.
       Пеклось на укладках сено.
       Под проймой зудело платье.
      
       (Из Одиннадцатого сборника стихотворений Владимира Магарика, посвященного Осе "Осу", Иерусалим, 1997.
      
       NB. Ос был юным поэтом из нашего объединения, наполовину состоявшего из жителей Лифты, заброшенной арабской деревни, где варили траву и группками умирали упущенные родителями и государством Израиль подростки, вывезенные силком из СНГ. Ос гонял старого деда за пивом и кутил с композиторами и поэтами-сверстниками, но был добр, талантлив и весел, - все до поры.
       Таковы были наши реалии).
      
       Володя рассказывает о своем возвращении к Обетованной Земле и переходе к поэзии:
      
       - ...На Западе я продолжал заниматься примерно тем же. Несколько месяцев я жил в Англии и несколько лет - в Америке.
    Я попал в Иерусалимское ЛИТО Ларисы Володимеровой не помню как, - значит,
    случайно. Мне очень повезло, так как там тогда собрались люди в общем
    молодые, резкие и одарённые (что много говорит о менторе), и они не давали
    рассказывать, как солнце встало.
    Таким образом, литературная биография у меня отсутствует. Но жанр есть, это
    стихи и сказки для детей и подростков.

    ( Из Двенадцатого сборника стихотворений Владимира Магарика "Мыс "Драконов Зуб", посвященного Л.В., Иерусалим, 1997):
      
       МЫС "ДРАКОНОВ ЗУБ"
       (маленькая поэма)
      
       1.
      
       Чур-чур меня! Отбеги, Водяной!
       Не рыба я, не глотаю ил,
       не селезень, оттого бескрыл, -
       есмь я человек, почти перегной.
      
       С утра на мысе "Драконов Зуб"
       заходится Водяной. Хребтин
       бока белы. Округлён и глуп,
       на них подпрыгивает дельфин.
       Он радостью оглушён. Его
       понятия - песок да соль.
       Наученный кивать головой,
       он смешон и величествен, как король.
      
       А я понимаю так: Бог
       един, как в обрубке един перст.
       Подобно Ему, один-одинок
       посреди двора с клюкой перс.
       По краям двора теплокож лопух;
       два стежка сошлись, объединены
       муравой и пылью; двор глух
       ко всему, кроме щёлканья тишины.
      
       Но далёк я от этого от всего.
       Там - лежит, лесист и корьём груб,
       континент. А тут замигал совой
       огнебог на мысе "Драконов Зуб".
       Наверху опять возникает гром,
       предваряя холод и ливнепад,
       говоря не то, не в тон, не в такт
       Водяному и даже серафу, потом
       снисходя до дельфина. Тот, округлив
       смешной, удивлённый явлением глаз,
       (дельфин - неверующий и див
       не чтит) выходит из вод анфас.
      
       2.
      
       В разлапистый полдень дракон-океан
       разлёгся, подобно Жан-Жаку, в тени
       дубравы. Кивок: "Я был пьян,
       горяч, пожалуйста, извини!"
      
       Зато под вечер дракон свиреп.
       Нет мнимости. Плавится, как руда,
       под солнцем, которое жарче рта
       дьявола. Океан - вертеп
       со стёкол битьём. Океан - орда
       голов, грив, в наготе ног;
       визг у виска пьянит; - и всё
       Господь на три рукава рассёк:
       один из них обтекает Норд.
      
       Но в полночь, в тот самый астральный миг,
       когда солнце - оттуда, а здесь - луна
       встречаются взглядами напрямик, -
       океан успокаивается до дна,
       как блюдо студня. Его планктон,
       его течения и киты
       от миллиграммов до мегатонн
       висят видениями наготы.
      
       Басят берега. Никто и ничто,
       буквально, ни прототоп, ни чёрт,
       ни даже Тот, который бок
       подставил копьям - ему не бог.
      
       3.
      
       Треугольником прикрывая срам,
       (я боюсь дурной своей наготы)
       вырезываюсь, темнолицый, из рам
       на моление у ключа. Кусты
       в шевелении утра. Сестру-зарю
       не вижу, она с другой стороны
       мохнатой моей горы. Говорю
       "Господь!" бессловесно. И как бороны
       зубья зыбь колеблят, - слог
       колышит, обозначая, куст,
       и даже подпрыгивает стог,
       услыша "можно" моих уст.
      
       Указуя словом саму смерть,
       я - жив и шагаю бычком, пока
       не упал. Она - при живом неть -
       подкалывает копьём бока,
       чтоб помнилось, что она - не нуля
       раздутое до кружка ничто.
       Неживое - это зима, земля,
       а если цифирью - из ста сто.
      
       Поэтому-то хожу учу
       с примеров таких, мой дед,
       как зажигать по себе свечу
       за час, но не за десяток лет,
       как Богу вязки моей нить
       вручить одним шевелением губ,
       и, наконец, дать смыть
       тело с мыса "Драконов Зуб".
      
       Володя написал несколько миниатюрных поэм, и не только, конечно, для маленьких, хотя свои сказки проверял чаще всего на внуках, пока подрастали, и радовался восприятию.
       У меня нет набранных самых лучших его стихов (а главные книжки пропали), потому что Володя всегда откладывал "себя" на потом, жил другими - и математикой. И только теперь, после нескольких лет химиотерапии, начал присылать постепенно подгоняемые в компьютер строки. Потому настоящее исследование о поэзии и прозе В.Магарика - впереди, а сейчас я знакомлю читателя поверхностно с его необычным творчеством.
       Посмотрите, какие странные, небывалые это стихи! Мне не хочется их прерывать.
      
       (Из Семнадцатого сборника стихотворений Владимира Магарика "Патефон",
       Иерусалим, 1997):
      
       * * *
      
       Вот вам улица, доходящая
       в обмороках до лица и до вздрога.
       Нежная девушка, дашь, а? дашь, а?
       Кинься с балкона головоного
      
       к такому-то, кто, шелудив от простоя,
       подхватывает и, нарочито
       урча изречимое и простое,
       вычитывает её, вычитывает.
      
      
       * * *
      
       Как будто меня обхватили дети.
       Как будто выдавили мне душу.
       Как будто сцапали и забыли
       малька в колодезной брусогнили.
       Как будто я патефон слушаю
       на том свете, на том свете.
      
      
       * * *
      
       Танцует талии колечко
       осою на оси игольной.
       Танцуют ромбики и плечики,
       отчёркнуто остроугольны.
      
       Перегибаясь каплей в талии,
       колеблет локоть капельдинер.
       Ступеньки с ропотом привстали.
       Фонарь осклабился гардине.
      
       Чёрт обозначился на шпиле
       чертою рта официозной.
       Хлыстом пальнули по кобыле,
       перебивая хруст морозный.
      
      
       * * *
      
       Не останавливаться,
       крича
       перед истошным и
       высоченным.
       Возлюбленный мой настоен, как
       чай,
       источен
       лицом и тёмен
       членом.
      
       Привести я хочу как можно больше стихов, потому что печатались они разве что в альманахах десятилетней давности, составленных самим Володей, давшим дорогу и многим нашим друзьям. В их числе очень талантливый Арье Ротман, и москвичи-постсмогисты Ирина Ермакова, великолепный Сергей Касьянов; скандальный, но одаренный Алексмух, подававшая надежды Евгения Завельская, и многие другие. И название альманаха "Талитакуми" было предложено впервые именно Володей Магариком, и сама идея сборников принадлежала ему, поставившему дома станок для резки бумаги, наладившего издательские программы, прочитывавшего сотни рукописей.
      
       (Из Одиннадцатого сборника стихотворений Владимира Магарика, "Поэзия - Пума", Иерусалим, 1997, Осе "Осу"). Отрывки
      
       из "НЕДАЛЕКО, НА ПОЛЯНЕ"
      
       Я помню, как я изловил крота.
       Потом он в землю вошёл, как нож.
       Мальчишки, такая у них мечта -
       держать на ладонях живую дрожь.
      
      
       Из "НИКОГДА БОЛЬШЕ"
      
       Стороной, где даже тень - вещество,
       надо участь делить чужую, учась
       отзываться, как ветру - ветлы ствол,
       или колоколу - пожарная часть.
      
      
       МЕНТОР
      
       "Не верится мне в сон-чох", -
       так говорил, учён,
       мой ментор, успокоитель пчёл,
       а он через это прошёл.
      
       А сам он, с голубизной век
       и теснотою губ,
       наверное, был не вполне человек
       и никому не люб.
      
       Однажды вечером в уголке
       бесед
       я задал вопрос,
       почему не попятно бежать реке
       и нырять, прогибаясь,
       под мост.
      
       "Друг мой!", и он повторил: "Друг!"
       собрав морщины, как Чен:
       "Ты слышал у наших дверей стук?
       Ты знаешь, кто и зачем?"
      
       Спросил я,
       ЧТО в "пращуре" "щур" и "пра",
       и что такое "не зря"
       для зрячего.
       "Стой и не отворяй",
       ответил он, "не пора!"
      
       Мой ментор, успокоитель пчёл,
       к столу протянул кисть
       за книгой и стих оттуда прочёл.
       Белел пустотой лист.
      
       Наступало время открытия Института литературы, журналистики и драмы сразу в нескольких городах Израиля, и Володя Магарик стал координатором по Иерусалиму. Именно здесь в течение семестра вел свой искрометный мастер-класс актер Валентин Никулин; мастер-классы дали Г.Канович и А.Алексин, А.Бовин и В.Кривулин, и еще около сотни преподавателей высокого класса прочитали лекции учащимся под эгидой Союза ученых и предпринимателей Израиля, председательствуемого А.Берманом. Все это как-то естественно было связано в жизни Магарика - с лирикой.
      
       ПОЭЗИЯ - ПУМА
       (маленькая поэма)
      
       Поэзия - пума в чёрном манто
       с подвешенной под плечами грудью,
       и то, как она не лукавит со жмудью,
       и то,
       как жмудь зашоривается,
       - и рдение
       шилообразное глаз,
       - вся сумма
       немалая признаков и наблюдения
       доказывает: поэзия - пума.
      
       А я сказал корабельному бою,
       что океан - это мой напиток.
       Бедняга бежал напрямик до сбоя,
       а после у борта лежал, недобиток.
       Океан свиреп? Как нельзя некстати!
       Его душа растворилась в планктоне.
       Мы с ним единомолочные братья,
       но только он старший - сильней, многотонней.
      
       Бежала листва по стволам, и хвоя,
       и мех: то волки, наверно, живые,
       на бесконечность отставши от воя,
       а вои вытягивали выи.
       Бег - это всякой природе присуще:
       бою в работе, зверью на пожаре,
       кого замесили на глиняной гуще
       и дабы испечь, над теплом продержали.
      
       Ну вот, и холод теплом расколот
       на Севере повсеместно диком.
       Веснянка-влага течёт за ворот.
       Живи живое! С этим криком
       замру зверьком. Священной пляской
       утешен буйный, злой, румяный.
       Утешен нищий негой царской.
       Сровняли волны океаны.
       Господь, который четыре буквы
       сложил в Себя лицом налево,
       играет в розовые куклы,
       их называя нежно "ЕВА".
      
       Поэзия - пума в чёрном манто.
       Но это прошло. На самом деле
       я знаю кожу твою на теле,
       я знаю кожу твою на деле,
       я знаю кожу твою недели,
       и это и только это - то.
      
       Володя пробовал себя в жанре исторической (античной) поэзии, сочинял лирические - и детские стихи-прозу, постоянно искал и оттачивал, сомневался и утверждал.
      
       (Из "Мыса "Драконов Зуб"). Отрывки
      
       из "УРЮК ТРАПЕЗУНДА"
      
       "Урюк Трапезунда", морское диво,
      
       капер или корсар, латынью
       оснащённый, будто на диспут в Туре
       баккалавр, - по буйной своей натуре
       искатель дурной погоды, - "Ниньи"
       потомок, - идёт в глубине залива.
       ........
       Царица-рыба играет в пене
       и, возносясь, кусает солнце.
      
       Необычны сравнения, направленность этой буйной и детской фантазии. Увлечение путешествиями и миром Майн Рида и Грина, обращение к ушедшим мыслителям и современное общение с прогремевшими полководцами, - такое впечатление, что не автор "переселялся обратно", а герои стихов приближались к читателю:
      
       ТРИУМФ ЦЕЗАРЯ
       (куплеты легионеров)
      
       Виват, о Цезарь, о тонконогий
       и вислозадый наш триумфатор!
       Видишь, в пыли цари и доги?
       Слышишь, народ заурчал, как кратер?
      
       Ныне ты овладел Галлией,
       но иное бывало с тобою. Леда
       словно, стенал, прогибаясь в талии
       между коленами Никомеда.
      
       Ощущал ли себя, как та весталка,
       на которую вепрем насел Тарквиний?
       Отомстить ли велишь, воитель, - со скалкой
       неструганой вышлем к нему Ириний!
      
       Марс Цезарю дал сердце.
       Чело Вулканом украшено. Знание
       тяжебных дел - от Миневры. Сестерции -
       дар Меркурия для осязания.
      
       Гордо гряди и лысей, не старясь,
       любим Фортуной, а нам надо
       меч обнажать за тебя и фаллос:
       тому пожива, сему награда.
      
       Я читаю, и слышу глуховатый, всегда ребяческий смех автора; вижу его бегущую в шесть утра, навстречу раскаленному иерусалимскому дню, -удаляющуюся фигурку. А затем она приближается, из прошлого уже века - с горящими голубыми глазами и несогласно-восторженной жестикуляцией сквозь марево вечных войны и лета.
      

     []


       Из "БАЛЛАДЫ О ПОПЯТНОМ ПУТИ"
      
       Вошёл комендант, за ним вахтёр,
       за ним неизвестный лишний,
       внеся бельё, суповой набор,
       коробку пьяной вишни.
      
       "Ребёнку расти у всех на виду", -
       сказал неизвестный прапор, -
       "со всеми топать в широком ряду
       на Май или Октябрь".
       ........
      
       пойти пришлось ему на мост
       над Мойкою-окрошкой,
       который то лежал внахлёст,
       то выгибался кошкой,
       .........
      
       А женщины впрямь делились на
       Барышень, дам и баб.
       Дубел постовой - рулон сукна,
       лицом - сырой кебаб.
      
       Баллады Володя писал циклами; сам он вынужденно путешествовал очень много, препятствий не избегал, ничего уже не боялся после ареста сына: говорит, быть страшней не могло.
       Как-то при мне ткнул в живот зарвавшегося, фашиствовавшего... и все же общего нашего приятеля, талантливого парня, который неожиданно осел наземь и изумленно оттуда смотрел на правого да проучившего...
       Я люблю и вот эту балладу: удивительное перевоплощение!
      
       БАЛЛАДА О ПЕПЕЛБУРГЕ
      
       Я приближался к Пепелбургу
       со стороны его немытой.
       Я говорил коню как другу:
       "Поторопи свои копыта!"
      
       А конь без видимых усилий
       передвигался по России.
       Дорога шла сперва, как пава,
       потом цесаркой побежала.
      
       Бежала девушка-застава.
       Рысили потные трактиры.
       Вился дымок, свеча дрожала,
       и пунш варили кирасиры.
      
       Я приближался к Пепелграду,
       забывшись в полости медвежьей.
       Я натыкался на засаду
       дороги траченой, бесснежной.
      
       "Поторопись!" - кричали птицы,
       чернея на сырых созвездьях.
       Я не искал другой столицы.
       Я слишком долго был на въезде.
      
       Над кровлей, светлой и покатой,
       на простирающихся вантах
       идёт, не уходя, вожатый,
       перетекая на пуантах.
      
       Замёрзли улицы на галсах
       у зачернёного залива.
       Никто на них не показался
       в крылатке нервно-торопливой.
      
       Одна из Володиных книжек называлась "Охранная грамота": он придумал такую форму чужого спасения, когда я с детьми, оставив устроенный быт и наш институт, собралась в нидерландский туман и мрак неизвестности. Володя по-детски верил в магическую силу стихов, и радовался изобретению.
       - Сейчас, когда Володе Магарику исполняется 73 года, ему делают прививки, как от гриппа, от рака, и его ждет опаснейшая операция, я публикую эту разрозненную подборку с короткими комментариями - как "охранную грамоту", наполненную энергией нашего общего читательского внимания, дружбы, любви.
      
       (Из книги "Патефон"):
      
       ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
       (маленькая поэма)
      
       На сортировочной Рузаево
       катились горками вагоны.
       Равнина пажити раззявила,
       развёртываясь заоконно.
      
       Стаканы двинулись налево.
       Поэтому пошли направо
       озимой свежести посевы,
       табачной горечи потравы.
      
       Вагон отдёрнулся попятно,
       и стали головокружением
       и дурнотой в груди понятны
       инерция и торможение.
      
       Так из-под ног уходят в комнате
       паркетины, а потолок
       слоится перед носом (помните?)
       как с кислой кожицей белок.
      
       ... Состав составился и в морось
       нырнул, чтоб набежала скорость.
       Огарки за окон иконами
       толкались пешие за конными.
      
       На запад ринулись колёса,
       где в ожиданьи электрички
       искрится мелко папироса,
       жакет ворсится на москвичке.
      
       Защёлкал мост, как палисадник,
       в ландшафт воткнув красноармейца,
       оборонявшего, как всадник,
       страну и всё, что в ней имеется.
      
       (Река, мечталось, дело вечное
       сплошной чешуйчатой породы,
       и встречные и поперечные
       на ней ликут параходы.
      
       Река пропала поутру,
       как люди на день на работу.
       А я себе окно протру
       для наблюдения и счёту).
      
       Пошли высокие платформы,
       всё время замедляя ход,
       чтоб дать взглянуть,
       как вихрь сорный
       пустые улицы метёт.
      
       Состав застрял. На Подмосковье,
       застроченное, заколоченное,
       давай не налегать с любовью.
       С эвакуацией покончено.
      
       О Володиных путешествиях лишь в стихах сказать невозможно: они влекли бытовщину. Так, из-за четырех лет, проведенных в Америке, его официальная израильская пенсия составила что-то долларов сорок, и даже за онколекарства он платил сам годами из этой подачки.
       Выживать помогло еще, думаю, то, что Володя, как любой талантливый автор, приучал себя чувствовать за других, будь то малыш, одинокая женщина, брошенный пес. Вот так непривычно и ярко повествует он и о чьей-то сторонней любви:
      
       В ГОСТИ К ЛЮДЕ
      
       Слышим шарканье и трели
       отходящей электрички.
       На вощёном вижу теле
       лейтенантские отлички.
      
       Он прошёл, и каждый, впрочем,
       по мосткам к ларьку и дачам.
       С судаками полопочем.
       С сударьками посудачим.
      
       В светлом воздухе вечернем
       дым на дым винтообразно
       налегает над кочевьем,
       где живут легко и праздно.
      
       Хочет брякать
       из буфета
       извлечённая посуда.
       Хочет пахнуть на полсвета
       разманеженная Люда.
      
       К ней подводят лейтенанта
       и проносят два стакана
       из прозрачного серванта
       до весомого серванта.
      
       Израильские ветеранские коммуналки - это тема особая:: почти все эмигранты-старики-одиночки ютятся в крохотных комнатах с видом на борщ от соседа, - назовут сей унылый проект "теплый дом", или как бишь иначе. Володе еще повезло, у него был сначала соседом - слепой, оставлявший пожары и включенный газ, а затем - сумасшедший писатель в отставке...
       Здесь уместен такой "анекдот", как сказали бы прежде. Некий сердобольный израильтянин намедни снял арабчатам в центре Иерусалима квартирку: палестинские малыши часто содержат семью, поставляя с территорий в столицы сувернирные мелочи и отстаивая часы на блокпостах, - а теперь они могут иногда спать вповалку. Подают им прохожие воду и хлеб.
       Каждому ясно, что однажды вместо сувениров пронесут пацанята взрывчатку. Но гуманизм - побеждает: живые же, дети! И только правительству дела нет до своих и чужих.
      
       (Из Четырнадцатого сборника стихотворений
       Владимира Магарика "Подъем", Иерусалим, 1997):
      
       * * *
      
       Листопад.
       Серомордые кони.
       Их замытые тени
       разделились, как вои на склоне,
       и гудит средостение
       тех, кто бросил свою колею
       и отдельно пошёл, как машиах,
       конопат,
       во хмелю.
      
       Аплодируй,
       маши
       гимнопевцу-воителю
       околчаненной лирой.
      
       * * *
      
       Лист невесом,
       бесом
       несом
       лесом.
      
       * * *
      
       Слова
       у Саввы
       под самовар.
       У Люды
       под хрен,
       под водку
       и крен.
      
       * * *
      
       Носок к носку
       Германию
       с Россией
       на одном суку!
       Не было бы мании -
       не бывать мессии.
      
       Нам удалось поговорить лишь о некоторых подборках 1997 года; последняя состоит из коротких стихов, я не буду их прерывать аплодисментами-репликами. Судите сами: это совсем другие стихи, принадлежащие прежнему автору. Володя Магарик работает будто над розовым, светящимся камнем Обетованной Земли; его слово переливается и радугой, и через край. Пусть эти стихи озарят наши ночь и ненастье, читатель!
      
       НАЧИНАЕТСЯ ТРЕТЬЯ
      
       Ветер и вечер
       у Гваделупы,
       на яхте,
       не устремились друг другу навстречу,
       а громко и глупо
       в споре
       не поделили сферы,
       и ах-ти,
       как бы застряли на светофоре.
      
       Господа офицеры
       Главного Штаб-сарая,
       в пятой задаче,
       что там в ответе?
      
       Нервы.
       Танки,
       ряженные, как панки,
       скапливаются к атаке.
       Так завершалась Первая,
       Вторая.
       Так начинается Третья.
      
      
       СУТЬ ВЕЩЕЙ
      
       Суть огня -
       горн.
      
       Сучья суть -
       гон.
      
       Суть сукна -
       погон,
       смешок.
      
       Суть кочна -
       мешок.
      
      
       ФАБРИКА
      
       Крупнокирпично - фабрика.
       Дым вертикален.
       Техника. Патока.
       Сваи купален.
      
       Люди,
       почти все
       Люды
       и Лены,
       идут, как по льну, по росе
       с ночной смены,
      
       и Клава,
       сладка и клейка,
       как карамелька,
       нет, чтоб купаться,
       цаца, -
       ей будто мелко!
      
       - И еще много, много новых стихотворений Владимира Магарика - математика, сказочника, поэта. Несколько последних лет он вычеркивал не строчки, а четыре дня жизни в неделю, проведенных на недобровольном рахметовском ложе. Если удастся привстать, то из окна можно видеть раскачивающуюся в молитве на ветке птицу, расклевывающую гранат. Рассыпаются зерна брызгами фейерверка и бьют по незрелой ягодной хине олив.
      
       А это дерево - вечное, как стихи.
      
    Леонид Словин

    Леонид Словин



    ТРИ АВТОБИОГРАФИИ ВЛАДИМИРА МАГАРИКА


    1.
    Я родился в Москве на Арбате, а после поступления в школу несколько лет провёл в деревне, где пришлось помогать старшим в поле, на огороде, на скотном дворе и дома. Вернувшись в Москву и закончив школу, я учился в Университете математике и затем много лет работал в Академии Наук, где доказывал теоремы, разрабатывал алгоритмы, читал лекции и писал отчёты, статьи и программы. Выехать в Израиль оказалось не просто, поскольку это случилось во время спада эмиграции в конце жизни Л.Брежнева. Но некоторые преуспели. На Западе я продолжал заниматься примерно тем же. Несколько месяцев жил в Англии и несколько лет - в Америке. Я попал в Иерусалимское ЛИТО Ларисы Володимеровой не помню как, - значит, случайно. Мне очень повезло, так как там тогда собрались люди в общем молодые, резкие и одарённые (что много говорит о менторе), и они не давали рассказывать, как солнце встало. Таким образом, литературная биография у меня отсутствует. Но жанр есть, это стихи и сказки для детей и подростков.

    2.
    По образованию математик. По профессии специалист по вычислительной математике. Почти все публикации по специальности. Живёт в Иерусалиме.

    3. Автор ряда стихотворений и рассказов.

  • © Copyright Володимерова Лариса Вадимовна (volodimerova@xs4all.nl)
  • Обновлено: 17/02/2009. 34k. Статистика.
  • Статья: Публицистика
  • Оценка: 7.46*4  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.