Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
Лариса Володимерова
ПОЭТ ВЛАДИМИР МАГАРИК. СВИДЕТЕЛЬСТВО ПЕРВОЕ
Владимир Магарик и ЛВ, октябрь 2004, Амстердам
В моем архиве залежалось множество самодельных, скрепочных книжек, напечатанных на собственных черновиках и чужих лекциях про "конституцию для Израиля" и высшую математику; но авторство стихов несомненно: Владимир Магарик.
Еще иногда добавляют - Магарик-старший, потому что и сын его, Алексей, - автор стихов и песен.
Начать, может быть, с младшего?.. Его трагедия перевернула жизнь всей семьи. Когда отец уже переехал в Израиль, Алексей отказался - и отмахнулся шутливо:
- Ты все преувеличиваешь, фантазер, ничего со мной в Москве не случится!
...Он был одним из первых преподавателей иврита в России, и когда выпустили наконец из застенков Щаранского, то посадили Магарика-младшего, подсунув наркотик. Пришлось Алексею, как сказал он в своих ироничных стихах, с бывшей родиной расплатиться
...и три узаконенных года,
как некий домашний обед,
с простыми людьми из народа
готовить отважный побег.
Но папа мой скажет ООНу,
попробуй ему запрети,
что пятую нашу колонну
опасно держать взаперти...
- Три страшных года вызволяли его из тюрьмы. УАлеши исполосованы вены в знак протеста против сокамерников-уголовников и надзирателей, а Володя -прошел полмира с демонстрациями в защиту стойкого парня; встречался с Тэтчер и Рейганом, Кеннеди и ...
Начать, может быть, с биографии самого Володи Магарика?..
- Я родился в Москве на Арбате, а после поступления в школу несколько лет
провёл в деревне, где пришлось помогать старшим в поле, на огороде, на
скотном дворе и дома. Вернувшись в Москву и закончив школу, я учился в
Университете математике и затем много лет работал в Академии Наук, где
доказывал теоремы, разрабатывал алгоритмы, читал лекции и писал отчёты,
статьи и программы. Выехать в Израиль оказалось не просто, поскольку это
случилось во время спада эмиграции в конце жизни Л.Брежнева. Но некоторые
преуспели.
Что стоит за скупостью строк? Изначальная безотцовщина. Детдомовские переезды вслед за мамой-врачом. Конечно, война... Неостепененный характер мальчишки-ученого, - рыжего и смешливого, невысокого ростом, веснушчатого, вдумчивого и бесконечно доброго. Тогда стихов еще не было: он жил математикой. Сочинять стал лишь после шестидесяти.
В СТАРЫЕ ГОДЫ
когда-то в старые годы
докладывали деды
о переменах погоды
со вторников на среды,
ссылаясь на поясницу,
на лампы линейной копоть,
а лбов и ладоней корица
олицетворяла опыт.
Рыгали зелёным луком,
мохнатили брови-перья,
и дождь бежал переулком,
святой умиляясь вере.
Сложив под навесом грабли,
пока закипали тучи,
под кров заходили бабы,
а к ним мужичьё покруче.
А после небо яснело,
как нянька над спящим дитятей.
Пеклось на укладках сено.
Под проймой зудело платье.
(Из Одиннадцатого сборника стихотворений Владимира Магарика, посвященного Осе "Осу", Иерусалим, 1997.
NB. Ос был юным поэтом из нашего объединения, наполовину состоявшего из жителей Лифты, заброшенной арабской деревни, где варили траву и группками умирали упущенные родителями и государством Израиль подростки, вывезенные силком из СНГ. Ос гонял старого деда за пивом и кутил с композиторами и поэтами-сверстниками, но был добр, талантлив и весел, - все до поры.
Таковы были наши реалии).
Володя рассказывает о своем возвращении к Обетованной Земле и переходе к поэзии:
- ...На Западе я продолжал заниматься примерно тем же. Несколько месяцев я жил в Англии и несколько лет - в Америке.
Я попал в Иерусалимское ЛИТО Ларисы Володимеровой не помню как, - значит,
случайно. Мне очень повезло, так как там тогда собрались люди в общем
молодые, резкие и одарённые (что много говорит о менторе), и они не давали
рассказывать, как солнце встало.
Таким образом, литературная биография у меня отсутствует. Но жанр есть, это стихи и сказки для детей и подростков.
( Из Двенадцатого сборника стихотворений Владимира Магарика "Мыс "Драконов Зуб", посвященного Л.В., Иерусалим, 1997):
МЫС "ДРАКОНОВ ЗУБ"
(маленькая поэма)
1.
Чур-чур меня! Отбеги, Водяной!
Не рыба я, не глотаю ил,
не селезень, оттого бескрыл, -
есмь я человек, почти перегной.
С утра на мысе "Драконов Зуб"
заходится Водяной. Хребтин
бока белы. Округлён и глуп,
на них подпрыгивает дельфин.
Он радостью оглушён. Его
понятия - песок да соль.
Наученный кивать головой,
он смешон и величествен, как король.
А я понимаю так: Бог
един, как в обрубке един перст.
Подобно Ему, один-одинок
посреди двора с клюкой перс.
По краям двора теплокож лопух;
два стежка сошлись, объединены
муравой и пылью; двор глух
ко всему, кроме щёлканья тишины.
Но далёк я от этого от всего.
Там - лежит, лесист и корьём груб,
континент. А тут замигал совой
огнебог на мысе "Драконов Зуб".
Наверху опять возникает гром,
предваряя холод и ливнепад,
говоря не то, не в тон, не в такт
Водяному и даже серафу, потом
снисходя до дельфина. Тот, округлив
смешной, удивлённый явлением глаз,
(дельфин - неверующий и див
не чтит) выходит из вод анфас.
2.
В разлапистый полдень дракон-океан
разлёгся, подобно Жан-Жаку, в тени
дубравы. Кивок: "Я был пьян,
горяч, пожалуйста, извини!"
Зато под вечер дракон свиреп.
Нет мнимости. Плавится, как руда,
под солнцем, которое жарче рта
дьявола. Океан - вертеп
со стёкол битьём. Океан - орда
голов, грив, в наготе ног;
визг у виска пьянит; - и всё
Господь на три рукава рассёк:
один из них обтекает Норд.
Но в полночь, в тот самый астральный миг,
когда солнце - оттуда, а здесь - луна
встречаются взглядами напрямик, -
океан успокаивается до дна,
как блюдо студня. Его планктон,
его течения и киты
от миллиграммов до мегатонн
висят видениями наготы.
Басят берега. Никто и ничто,
буквально, ни прототоп, ни чёрт,
ни даже Тот, который бок
подставил копьям - ему не бог.
3.
Треугольником прикрывая срам,
(я боюсь дурной своей наготы)
вырезываюсь, темнолицый, из рам
на моление у ключа. Кусты
в шевелении утра. Сестру-зарю
не вижу, она с другой стороны
мохнатой моей горы. Говорю
"Господь!" бессловесно. И как бороны
зубья зыбь колеблят, - слог
колышит, обозначая, куст,
и даже подпрыгивает стог,
услыша "можно" моих уст.
Указуя словом саму смерть,
я - жив и шагаю бычком, пока
не упал. Она - при живом неть -
подкалывает копьём бока,
чтоб помнилось, что она - не нуля
раздутое до кружка ничто.
Неживое - это зима, земля,
а если цифирью - из ста сто.
Поэтому-то хожу учу
с примеров таких, мой дед,
как зажигать по себе свечу
за час, но не за десяток лет,
как Богу вязки моей нить
вручить одним шевелением губ,
и, наконец, дать смыть
тело с мыса "Драконов Зуб".
Володя написал несколько миниатюрных поэм, и не только, конечно, для маленьких, хотя свои сказки проверял чаще всего на внуках, пока подрастали, и радовался восприятию.
У меня нет набранных самых лучших его стихов (а главные книжки пропали), потому что Володя всегда откладывал "себя" на потом, жил другими - и математикой. И только теперь, после нескольких лет химиотерапии, начал присылать постепенно подгоняемые в компьютер строки. Потому настоящее исследование о поэзии и прозе В.Магарика - впереди, а сейчас я знакомлю читателя поверхностно с его необычным творчеством.
Посмотрите, какие странные, небывалые это стихи! Мне не хочется их прерывать.
(Из Семнадцатого сборника стихотворений Владимира Магарика "Патефон",
Иерусалим, 1997):
* * *
Вот вам улица, доходящая
в обмороках до лица и до вздрога.
Нежная девушка, дашь, а? дашь, а?
Кинься с балкона головоного
к такому-то, кто, шелудив от простоя,
подхватывает и, нарочито
урча изречимое и простое,
вычитывает её, вычитывает.
* * *
Как будто меня обхватили дети.
Как будто выдавили мне душу.
Как будто сцапали и забыли
малька в колодезной брусогнили.
Как будто я патефон слушаю
на том свете, на том свете.
* * *
Танцует талии колечко
осою на оси игольной.
Танцуют ромбики и плечики,
отчёркнуто остроугольны.
Перегибаясь каплей в талии,
колеблет локоть капельдинер.
Ступеньки с ропотом привстали.
Фонарь осклабился гардине.
Чёрт обозначился на шпиле
чертою рта официозной.
Хлыстом пальнули по кобыле,
перебивая хруст морозный.
* * *
Не останавливаться,
крича
перед истошным и
высоченным.
Возлюбленный мой настоен, как
чай,
источен
лицом и тёмен
членом.
Привести я хочу как можно больше стихов, потому что печатались они разве что в альманахах десятилетней давности, составленных самим Володей, давшим дорогу и многим нашим друзьям. В их числе очень талантливый Арье Ротман, и москвичи-постсмогисты Ирина Ермакова, великолепный Сергей Касьянов; скандальный, но одаренный Алексмух, подававшая надежды Евгения Завельская, и многие другие. И название альманаха "Талитакуми" было предложено впервые именно Володей Магариком, и сама идея сборников принадлежала ему, поставившему дома станок для резки бумаги, наладившего издательские программы, прочитывавшего сотни рукописей.
(Из Одиннадцатого сборника стихотворений Владимира Магарика, "Поэзия - Пума", Иерусалим, 1997, Осе "Осу"). Отрывки
из "НЕДАЛЕКО, НА ПОЛЯНЕ"
Я помню, как я изловил крота.
Потом он в землю вошёл, как нож.
Мальчишки, такая у них мечта -
держать на ладонях живую дрожь.
Из "НИКОГДА БОЛЬШЕ"
Стороной, где даже тень - вещество,
надо участь делить чужую, учась
отзываться, как ветру - ветлы ствол,
или колоколу - пожарная часть.
МЕНТОР
"Не верится мне в сон-чох", -
так говорил, учён,
мой ментор, успокоитель пчёл,
