Поводом к написанию этой заметки послужила публикация Владимира Вайнштейна "Путешествие из Петербурга..." в "Литературном Европейце". Подчеркиваю: только поводом. Поскольку проблема - шире. Это проблема русскоязычной литературы, проблема словесности. Не ссылаясь на авторитеты, не приводя цитат, не употребляя увечных германизмов, осмелюсь утверждать, что название рубрики, в которой вышла работа Вайнштейна, - "Мы и литература" - более емко и более опасно, чем сама работа. Давайте будем действовать тупо, по аналогии: "мы и живопись", "мы и балет", "мы и спорт" или, к примеру, "мы и политика". Надо ли продолжать? Рискуя попасть под кляксу "щелкопера", упомяну родителей. Мать из-под Ярославля, из деревни, русская; отец - из Минска, еврей. Русский язык обоих - безукоризнен. Никакого счастливого билета в смысле места рождения ни для себя, ни для меня родители не вытащили. И никогда ничего не писали! Ни рифмованного, ни прозы! Мне уже кажется здесь, что это много: чисто говорить хотя бы на одном языке. И верно расставлять запятые (чтобы читающий мог уловить интонацию). Если же это овладение языком по каким-то причинам (а их всегда масса!) не состоялось, то не получится и литературы. Не поможет ни красный диплом швейного института, ни кандидатская степень (вдруг сделавшаяся в Германии докторской) в области агрономии. Чтобы творить литературу, нужен, как известно, талант. На крайний случай сойдет беглое владение языком. Тогда можно сделаться литературным функционером. Но если нет ни того, ни другого... Тут даже публицистика выходит беспомощной, бесполой, несмотря на пересыпанность бородатыми хохмами и цитатами. То, что называется "сойдет для сельской местности". (Я сознательно и со всем тщанием воздерживаюсь от каких-либо замечаний национального и географического характера и благодарю читателя в этой связи за понимание.) Не следовало бы в статью "о литературе" привносить вполне чуждую литературе тему: кто больше сделает для новой родины? Ведь речь идет не о родине, а о русскоязычной словесности. Или все же в рубрике "Мы и литература" главное - мы? Мы, мы, мы!
Если комбинируя и составляя слова на вполне освоенном родном языке удается создать что-то новое, да еще и находящее отклик в чьих-то душах... Это уже почти искусство. А если отклик светлый, человечный, очищающий от повседневной мрази - тогда уж точно искусство. Литература. Стихи упомянутого в статье Вайнштейна автора талантливы. Они будят и очищают. Это - литература. А дальше следуют "мы". "Та шо такое? - слышу я голоса оппонентов. - Та там, у ней, не усе у рыфму!" "Это ничаво!" - ответим мы по Хармсу. Это позволяется... И то же с прозой. Если порыться в анналах, оказывается: яркие, блестящие прозаики - на каком бы языке они ни писали - по образованию гуманитарии, если не филологи, то философы, историки, юристы... (Битов местами потрясает художественностью, и вдруг тут же, рядом - грубый, технарский ляп. Или еще вопрос риторический: кто пишет сильнее - Набоков, Фаулз или Толкиен?)
Литература и мы... "Искусство служит народу" - это совдеп. Искусство никому не служит. А если и вынуждено идти на компромиссы, то позор это не искусства, а... чуть не написал "народа". Неверно, если советы футболистам дают болельщики. Это непременно ухудшит класс игры и в равной степени касается теннисистов, скрипачей, а также близких нам по языку поэтов и прозаиков. Литература элитна по определению. Неэлитная литература - это бульварное чтиво. К нему применимы товарно-денежные отношения, в нем снижены требования к расстановке запятых и дефисов. Составителя детективов и эротики можно ругать и песочить, что, мол, плохо составил... Не забирает!..
Но давайте оставим в покое литературу! Не будем срамить самих себя невежественными комментариями. Или это атрибутика сытой европейской демократии? Мол, мы платим налоги, так уж ты это, писатель, давай-давай! В этой связи проскользнувшая в статье тема ленинградского снобизма представляется мне в самой ее постановке ложной и даже вредной. Это химера. Никогда не утверждал ленинградец, что он лучше донбассца понимает проблемы добычи угля или сильнее астраханца в уходе за осетром. Примеры, конечно, условны и для буквального понимания не предназначены. Но вот в вопросах сквозной городской архитектуры, в белых ночах, в тревожности и нервности русской литературной символики и поэтики (вот уж где национальность Бродского никак ему не помешала!), а также, возможно, в перипетиях развития революционных ситуаций или "дела врачей" (не поминая всуе 125 блокадных граммов) - в этих делах ленинградцы, как говорится, собаку съели. Эти вещи у них впитаны с рождения - и в серое вещество, и в белое. И никаким рысканьем по заневским проспектам этого не нагнать! Нежелание столичного (я сознательно расширяю рамки) литератора дискутировать о литературе с нестоличным нелитератором оправдано и не может быть обидно. Это не снобизм, а защитная реакция профессионала. По-человечески понятное нежелание попусту тратить свое время.
Я должен заранее извиниться перед авторами и членами литобъединения "Эдита". Мы сворачиваем к концу текущего года выпуск нашего ежеквартального бюллетеня. Публикабельного материала настолько мало, что мы вынуждены ограничиться рамками ежегодника "BEK XXI". Для недоброжелателей замечу: закрытие журнала происходит не по недостатку финансирования. К счастью, при собственной печатной базе мы можем широко маневрировать заказами. И маневр этот - в сторону литературы!
А.Барсуков,
издатель лит.журнала "Эдита" и альманаха "BEK XXI".