Лариса Володимерова: Михаил, то, к чему мы приступаем, по сути - виртуальный половой акт и эксгибиционизм. Вашу прозу читаю я выборочно, отдавая должное уму и блестящей стилистике, - но и простой разговор с Вами у нормального человека, опросам следуя, вызывает оргазм. Сетевая и бамажная толпы стекаются к созданному Вами Храму гениталий: харизма литгероя и автора не обаятельна - но сокрушительно властна (взгляните хотя бы в Русский Журнал). Лицо музыканта искажено смертной мукой, выводящей его в запределье (гармония, с инструментом на пару). О лице женщины с вибратором Вы, думаю, скажете ниже; сексуальная энергия перетекает в творческую, и обратно. Художник насилует зрителя, будь то рассказ о концлагере, стих о тиране и неразделенной его ненависти к рабу, или секскартинка (Вы объединяете порно с эротикой). Художник властвует над умами и душами смертных. Значит, учили нас, он обязан быть гражданином высокоморальным. Что есть нравственность от Михаила? (Заодно отсылаю всех любознательных к главе "Моральство" в Вашем эссе об оральном искусстве Эйнштейна.
Михаил Армалинский: Для Вас, Лариса, быть может, наш разговор и впрямь есть половой акт, да ещё виртуальный. А для меня виртуальность несовместима с актом, и тем более половым. У нас происходит всего-навсего паталогически невинный разговор, ибо он отягчён полной половой бесперспективностью из-за нашей разделённости океаном. Недаром считается, что женщин соблазняют словами (или деньгами, потому что женщины воспринимают слова как обещание денег). Мужчин же баснями не кормят - им подавай плоть или хотя бы зрелище плоти. Между прочим, я это "хотя бы" тоже басней считаю. Причём безо всякой морали. Но о морали - ни слова. Когда я слышу слово "мораль" - я хватаюсь за... нет, не за пистолет, а за то, что часто ассоциируют с пистолетом. (Не хочу подстрекать редактора сего издания на печатание слов, которые он благонамеренно ссылает в сибирь фольклора). Что же до слова "нравственность", то оно заставляет меня хватать уже женщину за... Но, как мы установили, Вы за океаном. Так что спросите меня что-нибудь поконкретнее, без "пьедестальных" слов. А то я где-то писал, что ставлю женщину на пьедестал для того, чтобы было легче заглянуть ей под платье. Храм же Гениталий закрыт уже года полтора. Я его основал по идейно-сексуальным соображениям, но для существования его нужны были ещё и денежные, ох, какие большие соображения, которых у меня не нашлось. Я обратился за финансовой помощью, но вместо того, чтобы на него деньги пожертвовать, все миллиарды на Храм Христа Спасителя грохнули. А ведь от Храма Гениталий уж всяко людям больше наслаждения было бы. В нём иконы поистине животворными были - при взгляде на них гениталии сразу оживали. Да и как говорил Бендер, Храм Гениталий это вам "не церковь - здесь не обманут". Потом я Храм на eBay поставил за миллион долларов. Тысячи людей на него смотрели-любовались, в журналах да газетах (adult) сообщали о диковинке. Но никто не раскошелился. Им лишь безыдейную порнографию подавай. А моя гранитная идеологическая база их пужает. Но ничего, я ещё приеду к ним на ослике в Нью-Йорк со своими проповедями.
ЛВ: Не сомневаюсь. Но не делайте этого по весне, когда проявляется у паломников "иерусалимский синдром", и Ваши собратья ежегодно въезжают на ослице в реале в Иерусалим (о Нью-Йорке не знаю). Лучше Вашего литгероя разбираться в сексе почти невозможно (и не откажете же Вы даме на глазах у читателя! Тебя, красавица, хоть голосом касаться). Вы - суровый знаток эрогенных зон смежных искусств. Как трактуете Вы физиологию творчества? Согласны ли с тем, что гормональный фон диктует нам разные жанры? Пассивные гомики - и балет. Бисексуальность - и поэзия (мужчина-поэт, как правило, в педерастии пассивен, а женщина - лесбиянка ведущая: куда ж без гармонии, без двух составляющих текста? Наблюдается то же в исполнительском мастерстве, параллелей хватает). Роман - прерогатива мужчины (в крупной прозе пока что нет дам), гиперактивного в сексе. Как влияют гормоны на гармонию автора и, с вытекающими последствиями через океан, на читателя?
МА: Я не генетик, не эндокринолог - откуда мне знать, как гормоны в обнимку с генами влияют, да ещё на жанры искусства? А по-здравомысленному происходит так: что бы женщина ни делала, она будет оставлять на предмете своей деятельности своё женское - облик ли, запах ли? То же и с мужчиной. Он мускулистее, вот и берётся за романы, потому что силы на них большие требуются - объём как-никак. Но главный принцип такой: женское вбирает в себя, а мужское - заполняет собой. Женское литературное творчество, которое началось лет двести пятьдесят назад (Сафо мы ценим за другое) состояло в основном из впитывания в себя стереотипов, изверженных монопольной мужской литературой. А мужская литература занималась тем, что заполняла женские сердца и мужские мозги, а точнее, морочила головы женщинам и впечатлительным мужчинам. Последнее время половая грань заметно стирается (или слизывается?), так что куча женщин пишет романы, и получше мужских. Заполнившись мужскими литературными семенами, женщины теперь рожают не только сюсюканье, подыгрывающее мужскому сексуальному невежеству, которое называется "романтикой", но и физиологически и психологически честную прозу. Вот Catherine Millet (читай General Erotic 107) написала о своей сексуальной жизни так, что мужчины в женские обмороки попадали. А женщины очнулись и бросились подражать Catherine, позволив себе переливаться через края... Только, пожалуйста, не спрашивайте, "какие" и "чем". Кстати, Вы, Лариса, сами мощные романы пишете - как Вы это объясните с Вашей уникальной точки зрения "эрогенных зон смежных искусств"?
ЛВ: Спасибо, но как-нибудь после. Я пока, как прилежная армалинка, ловлю каждое Ваше слово, - вернемся к герою. Вот как пишете Вы о французской журналистке Catherine (меня всегда восхищает, Михаил, Ваша стилистика с нежным подтекстом издевки): После этой анальной активности Catherine испытала гордость собой из-за того, что не ощущала в себе никаких сдерживающих сил, а полностью открылась народу задом как в других случаях - передом. Что она подразумевала под "лёгкой гонореей"? По-видимому то же, что под "лёгкой беременностью". Пропустив через себя столько цистерн спермы, Catherine должна была бы возвращаться к этой и другим болезням не раз. Однако то, что она по сей день жива и здравствует, говорит лишь о том, что плата за наслаждения была минимальной.
Почему при таком владении словом Вы избрали главной темой "партнёров со злющей спермой" (цитата оттуда же) и их быстротечных подруг, а не обратились к форме романа о лишнем нелюбвеобильном герое?
МА: Я написал один романище "Добровольные признания - вынужденная переписка", там всего наворочено на десять романов. Отметился, доказал, что могу. Но романы писать долго и нудно. Для меня же главное - вразумительно излить идейки, которые время от времени ко мне залетают, и небольшое пространство рассказа или статьи вполне достаточны. Жанр выбирается темпераментом. У меня темперамент вспыхивающий, остывающий и снова вспыхивающий. А для романа нужно быть постоянно включенной лампочкой. Я всегда диву даюсь писателям, которые строчат романы, тогда как я вымучиваю строчки. Мой девиз здесь такой: лучше сорок раз по разу, чем один раз сорок раз. Звучит не слишком лингвистически и литературоведчески. Могу дать и долгожданную сексуальную аналогию. Писать роман - это все равно, что с одной женщиной общаться в течение долгого срока. А я предпочитаю разных в течение коротких сроков. Вот и пишу "краткосрочные" рассказики. К романам у людей отношение, как к браку - нечто серьезное и продолжительное. А рассказы - это так, легкомысленные связи. Ладно, хватит с этой аналогией.
ЛВ: У Вас и в рассказах серьезная, монолитная проза толстовского плана, к чему я хотела бы позже вернуться. Оргазм (его составные) близок состоянию вдохновения творческого; моменту засыпания; моменту умирания. Ваша проза частично отвечает на вопрос об этой связи; но почему мы вообще говорим о сексе, а не о чистом творчестве? Потому ли, что вершина творчества - для избранных, а вершина оргазма общедоступна? И следующий момент, - ритм в любви и в искусстве. Мужчина обучает женщину ритму, в ней пробуждается музыка. Ваша проза полна равномерного дыхания, и этот ритм невольно, но органично копирует прилив-отлив - морской воды или крови. Ваша музыка, как стилистика, неизменна, но идет в рост. Каково соотношение стиля и темы? Ведь если бы Армалинский писал о трассирующем, не о вечном, то и ритм был бы другим?
МА: Я насчитал в Вашем абзаце четыре вопросительных знака. Может быть, с одним справлюсь. Я не выбираю тему - тема выбрала меня. Ритм - во мне, как ритм сердца, его не замечаешь, пока не заболит. - Пока не заболело. Меня интересует одно - честно говорить о чувствах и возникающих в связи с ними мыслях. А чувства эти - родные для всякого. Когда пишешь о войне, то найдется множество людей, которые её не испытали, и потому отклик на это произведение будет у них умозрительным. Если я пишу о половых органах, об их взаимодействиях и о том, как это все в башке переваривается, то это близко всем без исключения, даже кастратам, ибо сексуальные ощущения остаются даже у них. Ритм же везде один, как в музыке, так и в литературе - отражает ритм сексуальный: возбуждение (прелюдия), плато (основная тема), приближение к оргазму (всевозможные крещендо) и спуск (кода). Если представить литературное произведение, где вроде бы интересное начало, а потом автор начинает топтаться на месте в утомительных рассуждениях и заканчивает произведение невразумительным концом, то у читателя возникает чувство неудовлетворенности, раздражения, как от полового акта, без достаточного возбуждения и оргазма. Но как существует множество сексуальных вкусов, так и читатели привечают различных писателей с незаконченными, усеченными или растянутыми ритмами. Для меня писатели как Джойс - тоска смертная. Но существуют люди, которые любят длить состояние умеренного возбуждения до бесконечности. На здоровье. Есть произведения литературы многооргазменные - один пик за другим - это свойственно приключенческой литературе. Неудивительно, что она пользуется огромной популярностью. А когда хотят заняться сексуальной фантастикой о бесконечно длящемся оргазме, то придумывают романы с happy end, который и иллюстрирует Его Величество Оргазм. Цикл искусственно обрывается на высшей точке и кода намеренно изымается (не в этом ли искусство - в манипуляци половым ритмом?), и читатель остаётся с ощущением замершего максимального наслаждения - вот почему именно такие романы и фильмы пользуются максимальным успехом. Однако ритм - это всего лишь само собой разумеющийся каркас, скелет. А меня интересует плоть темы.
ЛВ: Поразительный учебник для Литинститута! Вы назвали жизненный цикл. Композиция, значит, статична, творчество возможно только внутри заданной схемы, но вот бывает - ... В великолепном эссе про Эйнштейна в главе "Свет мой, оргазм" Вы писали: Вроде ещё никто не рассматривал оргазм как основу человеческого самосознания и религиозного бытия. А вот я - рассматриваю. Философия секса. Приведу сразу несколько цитат с комментарием; речь идет о любви ученого - и Вашем собственном, видимо, взгляде на брак. Повторяя любимого Шопенгауэра, Эйнштейн в одном из писем Милеве пишет, что жена отличается от проститутки только тем, что продлевает свой контракт на сожительство. И вёл он себя с Милевой по поговорке: "зачем жениться, когда и так ложится". Вы иллюстрируете эссе фотографиями Эйнштейна (одна - с высунутым языком). Привожу Ваше смелое верное изречение, Михаил, о виртуальных знакомствах: Если по делу, то мужчина должен не столько фото члена присылать, сколько фото языка. С указанным коэффициентом выносливости. Так по-мужски звучит авторский возглас в эссе - о Милеве: Это что? - она какие-то места не разрешала целовать, а Эйнштейн смирялся с этим запретом? С общей их фотографии посмеиваются глаза женолюбца и сластотерпца Эйнштейна, - я думаю, он все простил Вам за этот пассаж: Понятие любви легко уподобить понятию эфира в физике: нечто якобы существующее везде, но никак не определяемое. А я по-эйнштейновски сказал, что никакого эфира-любови нет, а есть лишь оргазм (прообраз света) и стремление к нему. Более того, оргазм, как и свет, испускается квантами спазм. Если Фрейд выявил сексуальную основу человеческого бытия, что называется, "на пальцах" (на словах), то Эйнштейн открыл физико-математическую интерпретацию человеческой вселенной с помощью своей знаменитой далеко идущей формулы: E = mc2. Cуть её заключается в том, что энергия превращается в массу, а масса в энергию, причём даже малая масса может превратиться в огромную энергию, благодаря тому, что после массы стоит колосального размера коэффициент - квадрат скорости света. ....В моих же системах координат смысл Формулы таков: капельная масса семени, усиленная мощью оргазма превращается в огромную энергию жизни нового человека. Извините меня, Михаил, за цитатник, но вопрос опять будет компактным; ответьте на то, что считаете главным. Ваша трактовка оргазма, как выхода к богу, означает ли, что нам:нужно гнаться за максимом совокуплений; что неважен партнер, подменяемый скотоложеством или вибратором; и что чувства глубокие - побоку, достаточно наших эмоций?
МА: Оргазм в отношениях - условие необходимое, но не достаточное. Поскольку мы устроены так, что не можем пребывать в непрекращающихся оргазмах днями и ночами, то поэтому приходится перемежать наслаждение всяческими передышками и подготовками к нему. Эмоции между любовниками основаны на том, чтобы обеспечить наличие желанного тела, когда снова захочется. Для этого временное пространство между оргазмами заполняется "общими интересами", заботами и прочим, что называется "отношениями". Я против этого ничего не имею. Это разновидность бытового флирта, что и есть эмоции. Оргазм - это не кусок чего-то, проносящегося как камень перед носом, это ощущение делимое, и в его этапах заключается ответ на то, почему важны эмоции. На подступах к оргазму мы готовы на всё и всех - только бы до него добраться, на этом этапе ни у кого не возникает вопроса о смысле жизни, ибо смысл этот заполняет в эти моменты всё твоё бытие. На подступах к оргазму ты лишаешься брезгливости, стыда, ты рад всякой новизне ощущений, их усиливающих, ты принимаешь любого партнёра - все становится приемлемым и желанным. Когда ты взобрался на пик и чуть переваливаешь через него, то в эти мгновения ты настолько захвачен своим наслаждением, что уже полностью забываешь о своем партнере, ибо наслаждение уже идет автоматически, независимо от внешнего - важно одно, чтобы это нечто оставалось при тебе, чтобы не потревожить твоего наслаждения. А в процессе опускания с горы стремительного, как у мужчины, или плавного, как у многих женщин, возвращается только что отринутое: отвращение, брезгливость, стыд - а если их нет (к счастью), то тривиальное безразличие, и тогда становится исклчительно важно - кто твой партнёр, милый ли тебе человек или чужой и по сути безразличный. То есть радостно ли будет пережидать с этим человеком время до следующего оргазма. Для женщины этот вопрос важнее, чем для мужчины, так как в одном из этих промежутков может родиться ребёнок, вынашивать которого и ходить за которым придётся женщине. Ей нужен помощник-мужчина, а потому ей оргазма мало, а требуется тот, кто останется с ней и после оргазма, чтобы ей помогать - вот женщина и выбирает соответствующего партнёра с помощью выстраивания условий для своей доступности на основе так называемой любви. Всё это окрашивается в яркие краски эмоций, которые делают для женщины секс не только приятным, но и обоснованным. Мужчина увлекается этой игрой по своим правилам. Самоценность оргазма проявляется на примере страстной любви женщин к вибраторам, которые могут дать женщине наслаждение, что не под силу дать никакому мужчине. Традиционное понимание духовности женщины сама женщина радостно размозжит булавой вибратора - для великого наслаждения ей мужчина не особо-то и нужен. А раз оргазм самоценен и вовсе не всегда требует оправы человеческой, то и не только вибратор, а и скотоложество - на здоровье, коль общество защиты животных не прячется за забором. Кстати, известны глубокие чувства, возникавшие у пастуха к любимой овце и у женщины к возлюбленным собачкам. Чем эта любовь хуже любви к вибратору - пусть мне кто-нибудь расскажет.
ЛВ: Не знаю, кто "готов на всё и всех" на подступах: на всех-то готовы не все; но что есть момент, когда всё и вся безразличны - то звездный час смерти (а в Вашей трактовке - бессмертия). Так оргазм есть свобода или же все-таки рабство? (Выход в космос, - но это свобода через зависимость?). Главное в Вашем учении идет вразрез с толстовским: Оргазм есть стимул не для размножения, а для совокупления. Но и Толстой перед смертью пришел к тому же - к свободе (уход из Поляны), и к торжеству творчества и личной ответственности художника (он на простыне, когда уже произнести не мог и понять, выводил рукой свою подпись). Иннокентий Анненский в работе "Достоевский в художественной идеологии" так возражал Вам на будущее: "Я читал где-то недавно про Льва Толстого, как он рассказывал план нового своего рассказа. Женщина, стыдясь и дрожа, идет по темному саду и где-то в беседке отдается невидимым жарким объятиям. А кончив отдаваться, на обратном пути, когда от радости осталось только ощущение смятого тела, вдруг мучительно вспоминает, что ее видел кто-то светлый, кто-то большой и лучезарно-белый". На фоне лучезарной совести грешить было предкам никак невозможно. А продвинутым Вашим героям?..
МА: А бог его знает, оргазм - свобода или рабство. Конечно, свобода через зависимость, я не предлагаю окончательных решений - я предлагаю направление стремлений. Об оргазме я донельзя распространялся в эссе "Гонимое Чудо", что вошло в Ладомировский кирпич. Смысл оргазма в том, что нам открывается нечто, соединяющее нас с основой бытия. Давайте для красоты называть эту основу Богом. В оргазме мы освобождаемся от всего наносного, но зато попадаем во власть (хотите, для той же красоты, называйте это рабством) - божественных конвульсий, которые с нами свершаются помимо нашей воли, на рефлекторном, генетическом уровне, а значит в нас заложен великий план: если такое-то место в теле трогать ритмично и достаточно долго, то произойдёт нечто, что помимо твоей воли даст тебе осознание смысла твоего бытия. Причём осознание это будет сопровождаться великим наслаждением. И получается, что осознание происходит посредством наслаждения. Это ли не волшебство? Вот почему любое творчество как проекция оргазма приносит огромное наслаждение. В этом и прелесть, что проблема свободы-рабства снимается творчеством. Толстого я обожаю как писателя и ненавижу как мужчину, который своим авторитетом ввёл в заблуждение массы мужчин и женщин. У меня в романище есть пассаж, разъясняющий Толстого. С отточиями, сделанными для этого уважаемого издания, он звучит так: Перечитал "Крейцерову Сонату" и диву дался сексуальной инфантильности Толстого - куча глупостей и полового невежества. Сначала пишет, что детский досуг его был нечистым - дрочил то бишь, и на женщин смотрел жадно, - а как же иначе? А потом, когда он, бедненький, лишился невинности, то застрадал, что потерял "чистое" отношение к женщине. Да его никогда-то и не было, коль др...л. И вообще, о каком "чистом" отношении к женщине может идти речь, если у тебя х.. есть? Ошарашенность от исчезновения желания после первого оргазма с женщиной геройчик воспринимает как великую потерю. А свой медовый месяц он вспоминает со стыдом, но не из-за грязи, как он это хочет представить, а из-за очевидной своей неспособности доставить удовольствие молодой жене, которая жаловалась на боль и явно сторонилась мужа. И написал Толстенный "Сонату" ради проклятия е..и, которая ему не давалась всю жизнь.
ЛВ: Не берусь обсуждать этическую сторону этих рассуждений, так же как эссе о Бродском и Бобышеве, - ещё Пушкин нам завещал Натали оставить в покое. Но характеристику Вы там даете ядовито прекрасную: Бобышеву свой приговор я давно вынес - талантливый поэт, каковых немало. Или вот так, хотя не согласна - по сути: ... представляю, с каким презрением Басманова думала об этом "джентльмене", как всякая женщина - об испугавшемся взять её мужчине. Я б сказала, писал феминист: Да и сама невеста не пустое место, а как-никак человек женского рода и может сама решать, с каким самцом ей быть. Вполне возможно, ей хотелось иметь двух одновременно или попеременно, почему это запрещается женщине, которая в открытую заявляет, что не хочет замуж. Это Вам не мир животных, где два самца рогами друг друга бодают, а самка покорно ждёт сильнейшего. У человеков в середине 20 века сплошь и рядом женщина сама решала как распоряжаться своим телом. В данной ситуации важно не как вела себя Басманова, а как себя вели юные мужчины. А они вели себя как собственники, из чего они изо всех сил делали поэзию. А как тонко, пуховой подушкой, в эпилоге вздыхает эссе: Вот и решил Бобышев ославиться и всем выкрикнуть "Я - здесь!". Чтобы его можно было бы осторожно обойти. Секс виртуален в искусстве, поэтому гиперреален (с чего я начала интервью, - обратите внимание на композицию, "жизненный цикл" беседы: не перекрыть же дыханье?). Другое дело, что, как бы мы все ни старались, вовеки не соединиться: чужую душу не взять. - Поговорим же о заповедях Армалинского.
МА: Вы упомянули Пушкина и Натали. В "Тайных записках 1836-1837 годов" Пушкина, что вторым изданием Питерское издательство Ретро выпустило, наш классик изрядно высказывается на эти темочки. Что же до заповедей Генитализма, то о них не говорить надо, а исполнять. Их восемь. Думал делать десять, по традиции, но решил, что надо быть лаконичнее, а то народу, как оказалось, не под силу десять выполнять. Так я подумал, что восьми легче следовать будет. Моя вера называется Генитализм, её последователи - гениталисты.
1. Познание бога даётся человеку в оргазме. Приближение к оргазму есть предчувствие бога. 2. Так как оргазм возникает в гениталиях, то они являют собой божественное. Возбуждение, которое вызывают гениталии, есть истинный религиозный трепет. 3. Гениталии, будучи средством познания бога, являются объектами почитания, гордости и воплощением идеальной красоты. 4. Совокупление и мастурбация - это богослужение. 5. Гениталии связывают нас с будущим благодаря деторождению, что есть чудо божественное. Потому гениталии не только взывают оргазмом к богу, но и творят чудеса его властью. 6. Любое изображение гениталий и их совокупления есть икона. 7. Наслаждение изображением гениталий есть иконопочитание. 8. Проституция предоставляет любому доступный оргазм. В силу этого проститутки достойны преклонения, восхищения и благодарности.
ЛВ: Я вижу девятую в Вашей цитате о Храме:
В нём иконы поистине животворными были - при взгляде на них гениталии сразу оживали.
То есть евангелие от Армалинского связывает нас с будущим и через воскрешение. В "Гонимом чуде" нашла я очаровательный Ваш пассаж: У всех гениталий своё, неповторимое выражение лица. У них своя мимика и выразительная внешность. Весьма спорно, однако, что "Гениталии вызывают к себе любовь с первого взгляда": мы с детства привыкли читать об обратном. И я все никак не привыкну к Вашей уравниловке наслаждения в ощущении с глубоким чувством, любовью: В Храме Гениталий - все равны и прекрасны, ибо знакомятся друг с другом не по имени, возрасту, лицу или по финансовому положению, а по волшебному облику половых органов, которые поистине уравнивают всех в наслаждении. Вы утверждаете, что "Генитализм является возрождением и развитием древних культов и верований". Это как телепатия, которую считают атавизмом, пришедшим из Африки... Однако, здесь есть прорыв в будущее, не зря же Вы пишете так: "Добро пожаловать в Храм Гениталий! where .org means orgasm - где .org означает оргазм". И заодно мне хотелось бы высветлить общепримиряющее значение Вашего Храма, как символа борьбы за мир во всем мире: "Сообщайте о Храме Гениталий и посылаете им адрес: ../TemplHosting.html всем своим друзьям, родственникам, знакомым, любовникам, любовницам и даже врагам, которых вы таким способом обратите в друзей". Ах как это мило! Но, к сожалению, пространство газеты не даст мне спросить Вас об оргазме той силы, которая препровождает нас в смерть. Подытожим: с животными - можно, с предметами - нужно, с детьми - ?!
МА: Критерий основополагающий - лишь бы всем было приятно. Этот критерий приемлемости неприменим для некрофилов, ибо труп, увы, говорят, ничего не чувствует. Так что если живому приятно - то на здоровье. С детьми - посложнее. Тут я полагаюсь на природу в установлении границы: для девочки - начало менструаций, а для мальчиков - когда угодно, лишь бы ему хотелось и он радовался, радуя. И мальчика с малых лет нужно обучать уважению к женщинам, заключающемуся прежде всего в том, что его задача открывать перед женщиной дверьЙ в наслаждение. А не рваться в эту дверь самому, отпихивая девочек, толпящихся у этих дверей. Сложность же заключается в том, что стоит девочке или мальчику получить наслаждение, как взрослые обрушиваются на них и вопят: Это грех! Это позор! Это отвратительно! И ещё много чего ужасного. Юную психику задавливают, и ребятки начинают думать, что, получая наслаждение, они совершают преступление. А нашему дорогому человеческому обществу только этого и надо.
ЛВ: Остается поблагодарить Вас, еще раз восхитившись созданным Вами учением: религия секса лучше религий неверия, а проза Ваша - сильна, умна и по форме прекрасна. И - "До свиданий", как Вы говорите читателю!
