РИХАРД: А даже если у Людвига Гейера была капля еврейской крови, при чем тут я?

КАНАТОХОДЕЦ: Злые языки говорят, что ты очень похож на своего отчима. Я даже сравнивал его портрет с твоим - просто одно лицо!

РИХАРД: (заходится в истерике) Заткнись, сейчас же заткнись, или я убью тебя! (подпрыгивает, пытаясь сдернуть КАНАТОХОДЦА с каната, но не может дотянуться) Скотина!Гнусная скотина!

КАНАТОХОДЕЦ: Такая же гнусная, как и ты!(протягивая РИХАРДУ руку) Ну, схвати меня, схвати! Слабо тебе, малыш! Слабо!

РИХАРД: (мечется по сцене, напрасно подпрыгивя и швыряя в КАНАТОХОДЦА разные предметы. Визжит) Убь-ю-ю-ю!

КАНАТОХОДЕЦ: (усаживается на канате, закинув нога за ногу) Ну, убей, убей! Только кем ты будешь без меня? Еврейчиком Рихардом Гейером? Ведь это я, а не ты - Рихард Вагнер, гордость немецкой музыки!

Появляется КОЗИМА и пытается успокоить РИХАРДА

КОЗИМА: Тише-тише,не надо так кричать.

РИХАРД: (отталкивая ее) Пошла вон, старая шлюха!

КОЗИМА: (берет крошку РИХАРДА на руки, как ребенка и укачивает) А-а-а! А-а-а! Тише-тише, детка, зачем так грубо?

РИХАРД: А что, разве ты не шлюха? Скольких детей ты родила от меня, пока считалась женой Ганса?

КОЗИМА: Не могла же я признаться Гансу, что ты мой любовник? Он был тогда дирижером всех твоих опер.

РИХАРД: Но дети-то были мои?

КОЗИМА: Твои, конечно, твои! А-а-а-а! (продолжает укачивать Рихарда) Ведь ты же любишь этих детей? Ты их обожаешь!

РИХАРД: (постепенно утихает) Да, да я их обожаю! Где они? Идем к ним скорей!

КОЗИМА: (ставит РИХАРДА на ноги и ведет за ручку) Вот и хорошо, вот и славно! Идем домой к детям. (КАНАТОХОДЦУ) Он ведь совсем не злой. Просто у него случаются приступы - он орет, топает ногами, всех бранит, а потом затихает и становится как шелковый. Помню один ужасный случай, перед самым фестивалем, когда он устроил скандал в ресторан "Странствующий рыцарь".

Появляется ресторан "Странствующий рыцарь", РИХАРД и КОЗИМА сидят за столом с двумя братьями- мастеровыми.

РИХАРД: Вы уже месяц назад должны были изготовить плавательный аппарат для хоровода русалок в "Золоте Рейна". А его все нет.

1БРАТ: ( смущенно)...Да вот не успели...

2БРАТ: Герцог Мейнингенский заказал нам новые ширмы для своего театра, и весь месяц мы были заняты этим заказом ...

РИХАРД: Почему его заказом, а не моим?

2БРАТ: Он же герцог...

РИХАРД: (вскакивает и в приступе ярости начинает швырять на пол тарелки) Значит, я, Рихард Вагнер, создатель искусства будущего, для вас такой же клиент, как этот хер собачий? Он только тем и хорош, что получил титул по наследству!

КАНАТОХОДЕЦ: (влетает в окно и раскачивается на люстре) Ату их! Ату!

РИХАРД: (срывает со стола скатерть с посудой и бутылками). Да я его! Да я вас! В землю втопчу!

КАНАТОХОДЕЦ: (раскачиваясь) Так их, гадов! Дави их, как клопов!

РИХАРД вскакивает на стул, срывает люстру и падает на пол в судорогах. КАНАТОХОДЕЦ шлепается на пол.

РИХАРД: (медленно поднимается и озирается по сторонам) Что это было - землетрясение, ураган?

КОЗИМА: Ты немного погорячился, дорогой.

КАНАТОХОДЕЦ: (взлетая на канат) Совсем немного. Чуть-чуть побушевал!

РИХАРД: (озираясь) И все это я натворил? Разбил эти тарелки и бутылки с вином?

КАНАТОХОДЕЦ: Но не я же, ты понимаешь?

РИХАРД: Да, да! Конечно я! Какой позор! Но я ничего не помню! (бухается на колени перед мастеровыми) Простите меня, господа! И мы снова будем работать вместе, да? Ведь скоро мой знаменитый фестиваль!

КАНАТОХОДЕЦ: Как, он уже знаменитый? Он ведь еще не состоялся!

РИХАРД: Он будет очень знаменитый, помяни мое слово!

КАНАТОХОДЕЦ хохочет, КОЗИМА уводит РИХАРДА. Перед ними возникает их дом - над входом выбито его имя "Винифрид" - "Утоли мои печали".

КОЗИМА: Ну, вот мы и дома. РИХАРД: Как хорошо вернуться в наш замечательный дом, который я спланировал сам.

РИХАРД И КОЗИМА входят в высокий зал, который, как в церкви, уходит под крышу. В центре на помосте стоит рояль.

КАНАТОХОДЕЦ: (ходит по канату, натянутому между этажами) Остроумно, не правда ли? Гости видят только высокий, уходящий под крышу сводчатый зал и грациозные галереи, окаймляющие второй и третий этаж.

РИХАРД: А винтовые лесенки, соединяющие наши личные спальни, встроены во внутренние углы комнат. Они напоминают хитроумное строение человеческого тела, в котором все грязное и низменное спрятано глубоко под кожей...

КАНАТОХОДЕЦ:...так что для обозрения остается лишь красивое и возвышенное.Адольф Гитлер обожал этот дом - он специально приезжал в Байройт, чтобы пожить там и набраться вдохновения.

РИХАРД: А кто такой Адольф Гитлер?

КАНАТОХОДЕЦ: Человек,который сделал тебя знаменитым.

РИХАРД: (опускаясь в кресло у рояля) Козима, сыграй мне что-нибудь.

КОЗИМА: Но я должна приготовить детям ужин.

РИХАРД: Дети подождут. Сначала сыграй для меня, мне что-то нездоровится.

КОЗИМА: (садится к роялю) А что сыграть?

РИХАРД: Что-нибудь из моего любимого.

КОЗИМА: (вопросительно) Из твоего любимого? РИХАРД: Может, хор пилигримов из "Тангейзера"?

КАНАТОХОДЕЦ: Конечно, из "Тангейзера"! Разве может быть любимой чья-то музыка, кроме своей?

РИХАРД: Я же не виноват, что еще никем не создана музыка, равная моей!

КОЗИМА играет, РИХАРД некоторое время слушает, но через минуту вскакивает.

РИХАРД: (кричит) Нет, нет, не так! Зачем ты при ля-минор нажимаешь на педаль?

КОЗИМА: Но у тебя тут написано - педаль.

РИХАРД: Мало ли что написано! А ты должна сама чувствовать, когда надо нажимать на педаль, а когда не надо.

КОЗИМА: (обиженно) Хорошо, если я не чувствую, играй сам!

КАНАТОХОДЕЦ: Она-то играет хорошо, просто твоя музыка никуда не годится - откуда ты взял, что в мире нет тебе равных? РИХАРД: Ты прав, тысячу раз прав, - они мне не равны, эти еврейско-итальянские скорописцы! Они не равны мне, они горздо, гораздо лучше! И потому она так плохо играет мои опусы - они ей просто противны.(КОЗИМЕ) Не стесняйся, доставь себе удовольствие, спой арию Виолетты из "Травиаты" этого шута горохового Джузеппе Верди!Она ведь так тебе нравится!

КОЗИМА: (обиженно вскакивает и захлопвает крышку рояля) Откуда ты взял, что она мне нравится?

РИХАРД: Я слышал, как ты ее напевала, когда накрывала стол к завтраку.

КОЗИМА:Как ты мог это слышать? Ведь когда я накрывала стол к завтраку, ты еще нежился в своей роскошной ванне.

РИХАРД: Ты же знаешь, какой у меня слух - он проникает сквозь стены.

КАНАТОХОДЕЦ: (спрыгивает с каната и открывает рояль) И правда, почему бы не спеть что-нибудь из "Травиаты"? Например, этот дуэт! Давай, Козима, подключайся - у нас отлично получится. (играет)

РИХАРД: Давай, Козима, пой с ним, а я послушаю. Может, пойму, от чего весь мир сходит с ума.

КОЗИМА: Ты правда хочешь, чтобы я стала это петь? Ты же терпеть не можешь Верди!

РИХАРД: А может, если вы с ним хорошо споетесь, этот скорописец мне понравится.

КАНАТОХОДЕЦ и КОЗИМА, все больше увлекаясь, исполняют дуэт Альфреда и Виолетты.

РИХАРД (лежит в кресле, закрыв глаза. Но через пару минут вскакивает и кричит): Хватит! Прекратите! Вы меня уже убедили, что ваш Верди намного лучше моего Вагнера. Как у него все весело, как изящно, как остроумно! И правы эти жиды и журналисты, когда пишут, что на спектаклях Вагнера от скуки даже мухи дохнут!

КАНАТОХОДЕЦ:(перестает петь) Ты же сам попросил нас спеть.

РИХАРД: Я думал ты споешь и посмеешься, а ты...а ты...как враг, как чужой! И ее увлек - вон как она расчирикалась!

КОЗИМА: Дура я, дура! Ведь сотни раз обещала себе не поддаваться на твои просьбы.

РИХАРД мечется по залу и карикатурно поет арию Виолеты.

РИХАРД: Я ги-и-бну, к-а-а-к роза, от бури ды-ы-ыханья! КАНАТОХОДЕЦ: (пытясь вспрыгнуть на канат) Надо же, даже петь не умеет, как следует! А еще композитор!

РИХАРД: (успевает сдернуть его с каната) Ты у меня сейчас посмеешься! (хочет сбросить его с помоста)

КОЗИМА:(испуганно) Осторожней, Рихард! Я не хотела тебе рассказывать, но лучше расскажу. Помнишь,того отважного канатоходца из бродячего цирка? Я узнала, что он недавно погиб.

РИХАРД: (потрясен) Как погиб? Разбился?

КОЗИМА: Да, разбился бедняга - сорвался с каната во время представления.

КАНАТОХОДЕЦ: Отпусти меня скорей. Я тоже могу разбиться.

РИХАРД: (бережно ставит КАНАТОХОДЦА на рояль) Боже, какой ужас! Ведь я мог тебя уронить!Прости меня, я сам не свой в последние дни! У меня голова кругом идет! Ведь мне до сих пор не удалось расплатиться с прошлогодними долгами.

КОЗИМА: Так обидно, что, несмотря на успех, дефицит после фестиваля оказался непомерный.

РИХАРД: И я не почел за стыд, я, Рихард Вагнер, пошел на поклон к сильным мира сего. И где же они, эти богатые покровители искусств?

КОЗИМА: Нашлась только одна старая дама, которая отвалила нам от своей пенсии сто марок. Но что такое сто марок при дефиците в сто пятьдесят тысяч?

РИХАРД: А какой был фестиваль! Просто чудо! "Кольцо Нибелунгов" было сыграно три раза подряд, хотя музыкальные жиды заранее присудили, что поставить его невозможно!

КОЗИМА: Но Рихард совершил невозможное, он собрал вместе сто пятьдесят выдающихся музыкантов и создал невидимый оркестр. Он посадил их всех в оркестровую яму, какой больше нет нигде, ни в одном театре мира!

Все это время КАНАТОХОДЕЦ, который стоит на рояле делает РИХАРДУ какие-то странные знаки, прикладывая руку к щеке.

РИХАРД: Что с тобой? У тебя зуб болит, что ли?

Раздается громкий стук в дверь.

КОЗИМА: Кто это может быть в такой час? (идет к двери) Кто там?

ГОЛОС: Посылка от господина Шнапауфа!

КОЗИМА: (открывает дверь и берет коробку) От какого Шнапауфа? От парикмахера? С чего вдруг?

РИХАРД: (шепотом) Я пропал! Посылка от Юдит! Из Парижа!

КАНАТОХОДЕЦ: (Рихарду шепотом) А я тебя предупреждал, но ты - ноль внимания. Теперь расхлебывай, как хочешь.

РИХАРД: (подбегает к Козиме и пытается выхватить коробку) Это так, ерунда! Я попросил парикмахера купить мне кое-какие вещи.

КОЗИМА: (тянет коробку к себе) Какие вещи?

РИХАРД: (вырывает у нее коробку) Я ведь не знаю, что он купил. (выбегает во внутреннюю дверь) Я сейчас посмотрю и тебе расскажу.

КОЗИМА: (бежит за ним) Я тоже хочу посмотреть!

КАНАТОХОДЕЦ: (пляшет на канате на уровне второго этажа) Она тоже хочет посмотреть, что прислала тебе Юдит!

РИХАРД: (появляется на галерее второго этажа) Тебе некогда, ты должна готовить ужин детям!

КОЗИМА: (длинноногая, большими прыжками догоняет малютку Рихарда) Я только одним глазком гляну и пойду готовить ужин!

КАНАТОХОДЕЦ: (подлетает к Козиме и повисает у нее на плечах, чтобы ее задержать) Куда ты? Ты совсем не думаешь о детях, а им давно пора спать.

КОЗИМА отталкивает его, но уже поздно - Рихард захлопывает дверь перед ее носом. КОЗИМА плачет.

КАНАТОХОДЕЦ: (обнимает Козиму) Не плачь, что тебе до этих тряпок? А внизу тебя ждут голодные дети.

КОЗИМА: (вместе с КАНАТОХОДЦЕМ спускается по канату) Я уверена, что Шнапауф тут ни при чем. Это все затеи нахальной парижской кривляки Юдит! Она просто вешается Рихарду на шею!

КАНАТОХОДЕЦ: Ну, что ты несешь? Она ему во внучки годится!

КОЗИМА: Что с того? Я годилась ему в дочки, но это его не остановило! (хочет повернуть обратно наверх) Нет, я так не могу! Я должна вернуться и узнать, что там, в этой посылке.

КАНАТОХОДЕЦ: (перехватывает ее руку и не пускает) Оставь, зачем нарываться на скандал? Ты только рассердишь его и все.(подталкивает Козиму вниз) Иди к детям, а я поднимусь к нему и выясню, в чем дело.

КОЗИМА: (неохотно подчиняясь) И все мне расскажешь?

КАНАТОХОДЕЦ: (удирая наверх) Конечно, расскажу.

КАНАТОХОДЕЦ влетает в окно гардебной комнаты, где Рихард уже запер двери и поспешно разрезает веревки.Садится на край роскошной ванны, в стену над которой впрессована огромная перламутровая раковина.

КАНАТОХОДЕЦ: Чего ты так торопишься? Даже руки дрожат.

РИХАРД: (жадно запуская руки в глубину коробки, выдергивает оттуда отороченные кружевами сорочки и прижимает их к лицу) Чувствуешь, духи Юдит? Мне кажется, что она здесь, рядом со мной!

КАНАТОХОДЕЦ: И какая тебе от этого польза? Ты ведь помнишь, как она отшатнулась, когда ты притянул ее к себе и пытался поцеловать?

(Входит Юдит - она молода и прекрасна)

ЮДИТ: Марш Валькирий взволновал меня так же, как когда-то в юности клавир "Летучего Голландца". Я попробовала его сыграть, - и мне вдруг открылось величие драмы и музыки. (Садится к роялю и многократно пытается сыграть трудный пассаж Из увертюры "Летучего Голландца") Я довела родителей до безумия бесконечными повторами одной и той же мелодии. Они орали, выли,топали ногами, но не могли меня остановить.

РИХАРД: (пытается ее поцеловать) Как ты прекрасна!

ЮДИТ: (вскакивает и отталкивает его, так что он отлетает в угол). Нет, нет, только не здесь! А вдруг войдет Козима? (выбегает)

КАНАТОХОДЕЦ: Когда она убежала, ты зажег свет над большим зеркалом и увидел свое старое-старое лицо со сморщенной кожей, вяло обвисающей под подбородком.

РИХАРД:(отшвыривая рубашки) Ну, зачем ты напоминаешь мне об этом? Зачем? КАНАТОХОДЕЦ: Затем, чтобы ты не дурил себе голову этой любовью. Ты старик, понимаешь? Старикашка! РИХАРД: Ты прав! Я тоже на месте Юдит не захотел бы прижаться к такому лицу своими молодыми губами.

КАНАТОХОДЕЦ: Ради чего же рисковать? В конце концов Козима все узнает и не простит.

РИХАРД: Кто знает, - может, и простит. Ведь простила же она мой роман с королем Людвигом. А ведь он был не такой платонический, как с Юдит.

КАНАТОХОДЕЦ: Так то был король, он долги твои оплачивал! А теперь - зачем тебе на старости лет рисковать ради платонического романа?

РИХАРД: Именно это мне и нужно - ходить по канату на грани разоблачения. Опасность придает моему роману с Юдит ту остроту, которая подстегивает мои нервы до звенящего напряжения.

КАНАТОХОДЕЦ: Так и сдохнешь от этого напряжения, старый дурак! РИХАРД: Напряжение необходимо мне для работы над "Парсифалем". "Парсифаль" - моя последняя радость, моя лебединая песня, после нее остается только смерть. (Звучит "Танец цветов" из "Парсифаля", Рихард, забывши обо всем исступленно дирижирует) Ты слышишь? Слышишь? Ты видишь, как меняются краски и цвета при каждом новом аккорде? Только Рихард Вагнер может создать такую музыку!Слышишь - каждому аккорду соответствует свой цвет?

КАНАТОХОДЕЦ: Не могу сказать, что слышу, но раз ты говоришь, значит, так и есть.

РИХАРД: Ладно, хватит болтать. Лучше посмотрим, что еще прислала мне Юдит. (выплескивает на пол два атласных халата) Халаты! (любовно их разглядывает) Розовый и лиловый, как я просил!

КАНАТОХОДЕЦ: Ишь, кружевами обшиты со всех сторон! Интересно, сколько денег ты ей на это перевел?

РИХАРД: Столько, сколько нужно, чтобы она при покупке не думала о цене.

КАНАТОХОДЕЦ: К чему такая роскошь? При твоих-то долгах! РИХАРД: (снимает домашнюю куртку, надевает лиловый халат, и, покачивая бедрами, крутится перед зеркалом). Да, я расточителен и балую себя роскошью, но мне это необходимо, чтобы воссоздать в музыке мир своей фантазии.

КАНАТОХОДЕЦ: Экий врун! Так я и поверил, что истинная фантазия нуждается в роскоши и баловстве!

РИХАРД: (Подобрав фалды подола, привстает на цыпочки и любуется своим отражением) Разве можно объяснить, какой это адский труд - писать музыку? Этому нельзя научиться, и каждый раз надо начинать сначала. (разворачивает пакет, завернутый в газету, вынимает хрустальный флакон) Парижские духи - Юдит обо всем подумала!

КАНАТОХОДЕЦ: Интересно, во сколько эти духи тебе обошлись?

РИХАРД: Какая разница? Юдит не останавливается перед ценой. Она понимает, как мне нужны благовония! Ведь я вынужден ограждать свою душу от пошлых, будничных запахов реальной жизни. (опрыскивает себя духами и надевает второй халат. Делает пируэт перед зеркалом) А ведь хорош, правда, все еще хорош? Парень хоть куда!

КАНАТОХОДЕЦ: Ну, куда-куда с такой одышкой? Двух поворотов толком не сделал, а пыхтишь, как паровоз!

РИХАРД: Ничего - еще минуточка, и одышка пройдет. (наклоняется, чтобы поднять упавшую газету, в которую был завернут флакон). Надо парижскую газетку выбросить осторожно, чтобы Козима не догадалась, от кого посылка. (расправляет газету, чтобы сложить и вскрикивает) Посмотри, кто это? Чей портрет?

КАНАТОХОДЕЦ: (смотрит через его плечо? Уж не Мишеля ли? Нет, это не он. Или он так изменился? Тяжелый, больной, отечный!

РИХАРД: Конечно, это он, Мишель Бакунин! Разве можно его с кем-нибудь спутать?

КАНАТОХОДЕЦ: Что же о нем пишут?

РИХАРД: (вглядывается в газетную страницу) Шрифт какой-то мелкий и мутный.(хватается за сердце) О Боже! Мишель умер!

КАНАТОХОДЕЦ: Тебе, небось, померещилось. Ведь французский у тебя не ахти какой.

РИХАРД: Да нет, я читаю: от десятого июля семьдесят шестого года.

КАНАТОХОДЕЦ: Значит, прошло больше года?

РИХАРД: (читает) "Неделю назад, 3 июля 1876 года, на православном кладбище швейцарского города Берна были преданы земле останки покойного Мишеля Бакунина. Навсегда ушел от нас мятежник, прирожденный партизан революции."

КАНАТОХОДЕЦ: Выходит, со смерти Мишеля прошло столько времени, а ты и не знал. Даже и не почувствовал, что Мишеля нет в живых.

РИХАРД: А ведь в каком-то затаенном уголке моей души он присутствовал всегда. И саднил как больной зуб.

КАНАТОХОДЕЦ: (выхватывает газету и читает) Не забудем его слова: "Буду счастлив, когда весь мир будет пылать в пламени разрушения"

РИХАРД: (продолжает по памяти) "... чтобы легко вздохнуть наследникам, надо хоронить мертвеца. Это буйство похорон и есть моя жизнь..."

КАНАТОХОДЕЦ: (восхищенно) Точно! Запомнил слово в слово! А ведь сколько лет прошло!

РИХАРД: Почти тридцать! Это было в сорок девятом.

КАНАТОХОДЕЦ: (читает) "Ни смертный приговор, ни годы тюрьмы не смогли сломить..."

РИХАРД: (плачет) Боже милосердный! Мишель умер, а я его так и не повидал!

КАНАТОХОДЕЦ: Ладно, нечего нюни распускать! Хотел бы, повидал бы!

РИХАРД: Ты же все знаешь! Ты понимаешь, что я не мог посмотреть ему в глаза? Смертный приговор, годы тюрьмы - и все из-за меня! Подонок я, сволочь последняя!

КАНАТОХОДЕЦ: Ладно, Рихард Гейер, перестань скулить! Его бы все равно схватили, и без тебя. Он был такой авантюрист, всегда лез на рожон.

РИХАРД: Пусть бы схватили, но не по моей наводке! Ты же знаешь, как я его любил! Я всем пожертвовал, чтобы быть рядом с ним! Я на баррикады ради этого пошел!

КАНАТОХОДЕЦ: Ну и дурак! Что ты забыл на баррикадах? Ты был главный дирижер Королевской оперы!

РИХАРД: Воистину дурак! Всем пожертвовал и все потерял - имя, родину, музыку! Все-все потерял, и Мишеля тоже! А теперь он умер, его больше нет и никогда не будет!

КАНАТОХОДЕЦ: Ты помнишь, как ты увидел его в первый раз?

РИХАРД: Разве можно это забыть? Я дирижировал Девятую симфонию Бетховена. (поворачивается спиной к залу и дирижирует. Звучат последние такты Девятой симфонии). Зал был полон... (раздается шум оваций) Я прошел в гардеробную...

КАНАТОХОДЕЦ: (заглядывает) К тебе рвется какой-то незнакомый господин в черном фраке. Впустить?

РИХАРД: Впусти.

Входит МИШЕЛЬ в черном фраке - красавец огромного роста.

МИШЕЛЬ: (поднимает Рихарда и держит в руках, как ребенка) Это было потрясающе! Когда мы уничтожим этот подлый мир, мы оставим только вас и Девятую симфонию Бетховена!

РИХАРД: А зачем этот мир уничтожать?

МИШЕЛЬ: (бережно ставит Рихарда на стул, чтобы говорить с ним, как с равным) Затем, что вся современная культура прогнила и пора с ней кончать!

КАНАТОХОДЕЦ: А что ты ему ответил?

РИХАРД: Не помню. Может быть, не ответил вовсе. Я не мог оторвать глаз от его прекрасного лица - это был мой Зигфрид. Мне представилось, что я всю жизнь ждал встречи с ним.

Раздается робкий стук в дверь.

ГОЛОС КОЗИМЫ: (за дверью) Рихард, Рихард! ты выйдешь к ужину? Дети уже сидят за столом. РИХАРД: Уже иду! (поспешно сбрасывает халат и натягивать сброшенную с плеч домашнюю куртку) Никак пуговицы не застегну, пальцы совсем не слушаются. ГОЛОС КОЗИМЫ: (за дверью) Так ты идешь или нет? РИХАРД: Иду! Еще секунда и иду! (КАНАТОХОДЦУ) Пальцы занемели, как быть? КАНАТОХОДЕЦ: Ты слишком разнервничался из-за Мишеля. Давай, я застегну! (застегивет) Ни к чему показывать при детях, что ты расстроен. РИХАРД: (по дороге к лестнице) Дети вовсе не так чувствительны, как ты думаешь. Вчера я застиг их в центре моего могильного холма. КАНАТОХОДЕЦ: Того самого, который ты насыпал над своей будущей могилой? РИХАРД: Я спросил, что они делают. Они ответили, что ищут червей для своей черепахи! На моей могиле, представляешь? КАНАТОХОДЕЦ: (вскакивает на веревку) Что с них взять? Могила-то будущая, а ты пока еще жив. РИХАРД: Когда я умру, к этой могиле будут приходить миллионы! КАНАТОХОДЕЦ: (Хихикает) Миллиарды! РИХАРД: Да, миллиарды! Я ясно вижу их - вот они толпами валят к моему театру и часами стоят в очереди за билетами... ГОЛОС КОЗИМЫ: Так ты идешь или нет? КАНАТОХОДЕЦ: Хватит!Спускайся с облаков и иди ужинать.(начинает спускаться вниз) РИХАРД: Можно я спущусь с тобой? КАНАТОХОДЕЦ: Иди лучше по лестнице, так спокойней будет.

Рихард входит в столовую, садится к столу, КАНАТОХОДЕЦ спускается на канате и садится на спинку его стула

КАНАТОХОДЕЦ: (шепотом) Ты расскажешь Козиме про Мишеля? РИХАРД: Не сейчас. А то она спросит, откуда я узнал. КАНАТОХОДЕЦ: Но надо ей сказать, что он умер. Пусть помянет его перед сном. РИХАРД: Да что он ей? Она ведь не была с ним знакома. Тогда я был женат на Минне. КАНАТОХОДЕЦ: Ну конечно! Как я мог забыть? На бывшей артисточке, блядюшке Минне! Она терпеть не могла твоего Мишеля. КОЗИМА: Что с тобой, Рихард? Ты совсем ничего не ешь. РИХАРД: Что-то аппетита нет. И голова кружится. КОЗИМА: (испуганно) Опять голова кружится? Скорей побегу, принесу капелькИ, прописанные тебе от головокружения. (выходит) РИХАРД: Конечно, Минна терпеть его не могла, особенно после той истории с колбасой.

КАНАТОХОДЕЦ: Что за история? Не помню. РИХАРД: Я уговорил Минну пригласить Мишеля к нам на ужин. КАНАТОХОДЕЦ: Ну да, большая победа. Она считала, что ужинать вы должны только тет-а-тет. РИХАРД: Но Мишель мог прийти только вечером. Он все дни прятался от полиции в каком-то подвале, и выходил наружу лишь после наступления темноты.

У стола сидят РИХАРД и МИННА

МИННА: Не понимаю, что ты нашел в этом русском медведе. Зачем он тебе? РИХАРД: Он вовсе не медведь, а истинный аристократ.

МИННА: Если он такой аристократ, почему за ним гоняется полиция всех стран Европы? РИХАРД: Потому что он посвятил свою жизнь борьбе с деспотизмом.

Появлятся МИШЕЛь все в том же черном фраке, садится к столу.

МИННА: А вам не холодно в этом фраке? Январь у нас холодный. МИШЕЛЬ: Хоть он не такой холодный, как в России, я был бы рад, если бы вы одолжили мне какой-нибудь шарф. РИХАРД: Шарф? Я сейчас поищу. (выбегает) МИННА: Но почему бы вам не носить пальто? МИШЕЛЬ: Потому что ни у кого нет пальто моего размера. МИННА: Но разве нельзя купить? МИШЕЛЬ: Неужто Рихард не говорил вам, что я не признаю ни денег, ни собственности? РИХАРД: (возвращается с шарфом) Вот шарф! Отличный, я вам его дарю. МИННА: Не дари! Он же не признает собственности. РИХАРД: Тогда давайте ужинать. Ведь все, что мы съедим, становится нашей собственностью. (Минна выходит) Вы ведь признаете немецкую колбасу, Мишель? МИШЕЛЬ: И еще как! У нас в России немцев называют колбасниками. КАНАТОХОДЕЦ: Внимание! (Минна входит с большим блюдом, наполненным тонко нарезанными колбасами разных сортов) Грядет колбаса! МИННА: Вот наша немецкая колбаска. (ставит на стол хлебницу) А вот наш немецкий хлеб для бутербродов! МИШЕЛЬ: Зачем портить колбасу хлебом? РИХАРД: (берет ломтик хлеба и делает то, что говорит) Мы тоненько намазываем на хлеб масло и кладем сверху ломтик колбаски... МИШЕЛЬ: А мы делаем иначе!(протягивает огромную руку к блюду с колбасой, загребает полную горсть колбасных ломтиков и разом забрасывает их в рот). МИННА: (потрясена) Ах!Что вы делаете? МИШЕЛЬ: А зачем церемониться с каждым кусочком, когда горстью гораздо вкусней? МИННА: Но так же нельзя! МИШЕЛЬ: Кто определил, что можно и что нельзя? Когда мы покончим с вашим гнилым обществом, мы покончим со всеми вашими нельзя! МИННА: (нервно вскакивая) Мне что-то нездоровится. Я пойду лягу. А уж вы тут как-нибудь сами посумерничайте. Эту лампу я возьму, а вам зажгу другую. (ставит на стол перед Рихардом лампу и уходит) МИШЕЛЬ: Я, кажется, ее испугал? РИХАРД: Она в последнее время стала очень пуглива. А какая раньше была оторва - то и дело сбегала с каким-нибудь офицером. Я с ума сходил от ревности...(прикрывает глаза рукой) МИШЕЛЬ: Я всегда говорил, что от баб надо держаться подальше! РИХАРД: (продолжая прикрывать глаза ладонью) Но я так ее любил, так боялся ее потерять! КАНАТОХОДЕЦ: А я все спрашивал - на черта она тебе сдалась, такая блядища? РИХАРД: Ты помнишь ту маленькую шхуну, на которой мы бежали от кредиторов? КАНАТОХОДЕЦ: Из Риги в Лондон, да? Вскоре после женитьбы? Когда случился ужасный шторм?

Шторм. РИХАРД и МИННА стоят на палубе шхуны-, которую шторм с воем швыряет то вниз, то вверх.

МИННА: Мы утонем? (начает громко молиться) Боже, великий и милосердный, не дай бушующей стихии поглотить нас с Рихардом по отдельности, пусть лучше нас убьет удар молнии, пока мы вместе! РИХАРД: (все так же прикрывая глаза рукой) В ее молитве под свист ветра и рев моря была дивная музыка, которая легла в основу увертюры к "Летучему Голландцу". И за это я прощаю ее глупые претензии, ее пронзительный голос, и даже ее неспособность понять глубину моих замыслов. МИШЕЛЬ: Почему вы прикрываете глаза? КАНАТОХОДЕЦ: Они болят у него от яркого света. МИШЕЛЬ: (поднимает руку так, что она заслоняет Рихарду лампу) Так будет лучше? РИХАРД: Так он и просидел все два часа нашей беседы, держа свою ладонь между мною и лампой.

Входит Козима, Мишеля она не видит.

КОЗИМА: Вот твои капли. Ты так ничего и не съел? Хочешь колбаски? (Ставит на стол блюдо с тонко нарезанными колбасами). РИХАРД:(протягивает руку к блюду, загребает полную горсть колбасных ломтиков и разом забрасывает их в рот). Прекрасная немецкая колбаска! КОЗИМА: (потрясена) Ах! КАНАТОХОДЕЦ: Что ты делаешь? РИХАРД: Я всего лишь помянул Мишеля. (Козиме) Ты так устала. Иди спать, детка, а я еще поколдую над книгами. КОЗИМА: (по пути к двери) Что же было в этой посылке? РИХАРД: Ты сейчас ложись спать, я тебе утром расскажу. КОЗИМА: (приостанавливаясь) Расскажи сейчас. КАНАТОХОДЕЦ: (подталкивая ее к лестнице) Иди, иди спать - ведь с ног валишься.

Козима неохотно идет наверх, КАНАТОХОДЕЦ бежит вслед за ней по веревке.

РИХАРД: Она легла? КАНАТОХОДЕЦ: (возвращается) Она поднялась из гардеробной наверх, в спальню. Можешь итти.

РИХАРД идет на цыпочках в лиловый салон Козимы и открывает ящик бюро.

КАНАТОХОДЕЦ: Что ты ищешь?

РИХАРД: Дневник Козимы. Мне необходимо вспомнить, чем я был занят в тот день, когда Мишель умер. (листает дневник) Вот - 1 июля прошлого года: первый прогон "Сумерек Богов". КАНАТОХОДЕЦ: Подумай - первая воплощенная на сцене смерть Зигфрида в день смерти Мишеля! РИХАРД: Все то время, когда я писал о Зигфриде, я видел перед собой Мишеля. Он, как и Зигфрид, рожденный от предков, тосковавших по солнцу в сумрачных лесах, мог ощущать истинный вкус жизни только на грани гибели, на краю пропасти. КАНАТОХОДЕЦ: Сознайся, Рихард Гейер, ведь именно эта особенность арийской души, совершенно тебе чуждая, приводит тебя в трепет? РИХАРД: Что ты знаешь о трепете? О, как я трепетал, гуляя по ночам с Мишелем по набережным Эльбы! КАНАТОХОДЕЦ: Почему по ночам?

РИХАРД: Я же рассказывал - Мишель прятался от полиции и выходил подышать только ночью. КАНАТОХОДЕЦ: А почему прятался?

КАНАТОХОДЕЦ: Просто сражался или вел народ в бой? РИХАРД: Ты же знаешь Мишеля - чем бы он ни занимался, он всегда вел народ в бой.

В ночном сумраке появляется огромная фигура МИШЕЛЯ, за ним, как собачка на привязи, бежит крошечный РИХАРД.

РИХАРД: Не так быстро, Мишель, я за тобой не поспеваю.

КОЗИМА в ночной рубашке спускается по лестнице, входит в салон и склоняется над РИХАРДОМ, пытаясь рассмотреть лежащую у него на груди книгу. Не решаясь разбудить его, на цыпочках уходит наверх, но идет не в спальню, а в гардеробную Рихарда. Открывает шкафы и находит оба халата и стопку кружевных сорочек. Тем временем РИХАРД вытаскивает дневник из-за пазухи и опять роется в ящике.

КАНАТОХОДЕЦ:(шепотом) Чего тебе еще надо?

РИХАРД: Хочу найти приказ начальника полиции о розыске некого Рихарда Вагнера. Вот он! (вынимает из ящика пожелтевшую газетную страничку, читает): возраст - 36 лет, рост - низкий, волосы - темно-русые, нос длинный.

КАНАТОХОДЕЦ: Мне кажется, это ты.

Свет гаснет и тут же зажигается - уже утро. РИХАРД и КОЗИМА сидят за столом, накрытым для завтрака.

КОЗИМА: Что это за новые халаты?

РИХАРД: А, ты их уже видела? Это парикмахер Шнапауф заказал у своего мюнхенского портного по моим чертежам. Они тебе понравились?

КОЗИМА: Они, небось, стоят безумно дорого!

РИХАРД: Что делать? Роскошь необходима моей душе во время напряженной работы!

КОЗИМА: Я боюсь, ты работаешь слишком напряженно.

За спиной КОЗИМЫ появляется КАНАТОХОДЕЦ.

КОЗИМА: Вот вчера ты так заработался, что, забыл лечь спать. Я проснулась среди ночи, а тебя нет. Я вылезла из постели и спустилась в салон. Там горел свет, а ты спал в кресле, держа в руках раскрытую книгу Шлегеля "Греки и римляне".

КАНАТОХОДЕЦ: (хохочет) Значит, это была книга Шлегеля? А ты и не заметил!

РИХАРД: Мне что-то не по себе, перед глазами все плывет. Не принять ли мне теплую ванну? КОЗИМА: Конечно, конечно, дорогой. Я распоряжусь, чтобы через десять минут ванна была готова.

РИХАРД поднимается в гардеробную, КАНАТОХОДЕЦ спешит за ним. РИХАРД захлопывает перед ним дверь, но КАНАТОХОДЕЦ протискивается через форточку.

РИХАРД: Ну что ты меня преследуешь? КАНАТОХОДЕЦ: Я хочу тебе помочь. Ведь ты не собираешься мокнуть в этой ванне?

РИХАРД: А как ты можешь мне помочь?

КАНАТОХОДЕЦ: (поспешно раздевается и прыгает в ванну) Я помокну вместо тебя. (плещется с наслаждением) Давно мечтал помыться! Я так завонялся, что на меня даже знакомые собаки начали лаять.

ГОЛОС КОЗИМЫ: (за дверью) Не очень заливай пол! У Марии болит спина, ей будет трудно вытирать лужи!

КАНАТОХОДЕЦ: Я так и знал, что она будет подслушивать. Что бы ты делал без меня?

РИХАРД: (усаживается в кресло перед зеркалом) Ну раз ты здесь,так помоги мне вспомнить тот ужасный май, когда мы с Мишелем повели народ в бой против могучей армии прусского короля.

КАНАТОХОДЕЦ: (намыливает мочалку) Это мыло тоже прислала Юдит? (нюхает пену) Какой аромат! Ты говоришь, вы с Мишелем повели народ в бой? Что-то я не помню тебя в первых рядах бойцов. Уж не сидел ли ты все эти дни на верхней площадке пожарной башни?

РИХАРД: Ну и что? Кто-то ведь должен был наблюдать за боем, чтобы координировать военные действия?

КАНАТОХОДЕЦ: Значит, ты наблюдал, а Мишель координировал? А как вы оба в эту кашу попали?

Выплывает набережная Эльбы, МИШЕЛЬ во фраке шагает впереди, за ним почти бегом семенит РИХАРД. Уже весна - Мишель без шарфа.

РИХАРД: Ты понимаешь, король нарушил все договоры. Он отказался подписать новую конституцию и разогнал парламент.

МИШЕЛЬ: Не все ли равно, кто правит - король или парламент? И тех, и других надо гнать в шею.

РИХАРД: А кто вместо них будет править?

РИХАРД: (затыкая уши) Я глохну от этого грохота! МИННА: (дрожа) Мы погибнем?

ПОПУГАЙ: ... погибнем!

МИННА: (дрожа) Нас убьют?

ПОПУГАЙ: ... убьют!

РИХАРД: (дрожа) Не знаю, не знаю!

ПОПУГАЙ: ... Не знаю, не знаю!

РИХАРД: (щелкает попугая по голове) Да замолчи ты, попка-дурак!

ПОПУГАЙ: Сам попка-дурак!

РИХАРД: И без тебя тошно - руки дрожат, глаза застилает пелена, все тело обсыпает потом, так страшно.

ПОПУГАЙ:...страшно, страшно!

Повозка въезжает во двор Клары. КЛАРА и ее муж - ЗЯТЬ - выбегают навстречу.

ЗЯТЬ: Рихард, пока женщины готовят ужин,

пройдем в мой кабинет. Мне надо поговорить с тобой наедине.

Они входят в кабинет,КАНАТОХОДЕЦ пытается протиснуться за ними.

РИХАРД: (выталкивает его) Ты же слышал - наедине!

ЗЯТЬ: Признайся, ты у себя в Дрездене сильно замешан в беспорядках?

РИХАРД: (слабым голосом) С чего ты взял? ЗЯТЬ: А с того, что вчера приказик пришел. От высшего начальства. Хочешь послушать? (Берет со стола листок, читает): "РАЗЫСКИВАЕТСЯ в связи с недавними беспорядками, в которых он принимал активное участие, Рихард Вагнер, Королевский капельмейстер города Дрездена. Возраст - 36 лет, рост - низкий, волосы - темно-русые, носит очки. В случае ареста, немедленно доложить по начальству. Фон Коппель, помощник начальника полиции г.Дрездена. Май, 1849". РИХАРД: Меня? Арестовать? Почему именно меня?

ЗЯТЬ: Не одного тебя, конечно, а все ваше никудышное правительство. И твоих дружков из оперы и твоего русского медведя. Скажи, зачем он полез в чужие дела? Да и ты зачем полез, в толк не возьму. Такой город разорили.

РИХАРД: (как эхо) разорили... ЗЯТЬ: оперный театр сожгли... РИХАРД: (как эхо) сожгли... ЗЯТЬ: столетние деревья порубили... РИХАРД: (как эхо) порубили... ЗЯТЬ: А для чего? Чтобы после первого же выстрела разбежаться? Не начинали бы, раз воевать не умеете. РИХАРД: (как эхо) не умеете... ЗЯТЬ: Да брось ты повторять, как попугай! РИХАРД: Как же быть? ЗЯТЬ: Я бы с удовольствием сгноил тебя в тюрьме, да Клара мне жить не дает, все плачет, чтобы я тебя выручил. РИХАРД: (хрипло) Хочешь, я сейчас уеду? Прямо отсюда, из Хемница? В Веймар, там Лист готовит постановку моего "Лоэнгрина"? ЗЯТЬ: Уедешь, как же! Тебя тут же схватят, на каждой пограничной станции есть твое описание. РИХАРД: (ломая руки) Что же мне делать? ЗЯТЬ: Я бы мог вывезти тебя в своей коляске... (замолкает, давая время этим словам проникнуть в душу Рихарда) РИХАРД: ...но? ЗЯТЬ ...но я не могу это сделать без твоей помощи.

РИХАРД: Чем же я могу помочь? ЗЯТЬ: Ты можешь помочь мне арестовать твоих дружков! РИХАРД: Нет,нет! Ни за что! ЗЯТЬ: Брось миндальничать! Их все равно схватят, не сегодня, так завтра. Так почему бы не сделать это моей заслугой?

РИХАРД: Заслугой...

ЗЯТЬ: Подкинь их мне - и считай, что ты уже в Веймаре.

РИХАРД: (дрожит) Но как же я? Как же они? Ведь мне не простят...

ЗЯТЬ: Да кто узнает? Мы обделаем это дельце шито-крыто. Ты только не болтай и все будет в порядке. РИХАРД (громко рыдая) Но ведь нельзя же! Нельзя!

ЗЯТЬ: Значит, договорились? (Рихард кивает)

ЗЯТЬ: Завтра утром ты отправишься в Дрезден...

РИХАРД (рыдая) ...зачем в Дрезден? ЗЯТЬ: ...и скажешь им, что рабочие Хемница готовы их поддержать.

РИХАРД:(рыдая) Я не хочу в Дрезден! Не хочу назад в Дрезден! Там стреляют!

ЗЯТЬ: А в тюрьму хочешь? (протягивает руку) Так нам это недолго.

РИХАРД: (шарахается от него) Ладно, я поеду, поеду. А зачем?

ЗЯТЬ: Чтобы уговорить их направиться в Хемниц.

РИХАРД: А зачем?

ЗЯТЬ: Затем, чтобы я мог их арестовать.

РИХАРД: А зачем тебе их арестовывать?

ЗЯТЬ: Что ты заладил - зачем, зачем? Да затем, чтобы их не арестовал кто-нибудь другой.

РИХАРД: (выбегает из кабинета, подбегает к МИННЕ, стоящей с попугаем на плече) Минна, я возвращаюсь в Дрезден!

МИННА: Зачем?

ПОПУГАЙ: Зачем?

РИХАРД: Что вы заладили - зачем, зачем? Раз возвращаюсь, значит так нужно. (отправляется в путь в той же повозке).

МИННА: (простирая руки) Вернись, Рихард! Вернись!

ПОПУГАЙ: Вернись!

КАНАТОХОДЕЦ: (подсаживается в повозку) Куда тебя несет?

РИХАРД: В Дрезден.

КАНАТОХОДЕЦ: Зачем?

РИХАРД: Затем, чтобы выдать этому негодяю Мишеля.

КАНАТОХОДЕЦ: (в ужасе) Выдать Мишеля? РИХАРД: ...и всех остальных. КАНАТОХОДЕЦ: Зачем ты хочешь выдать их всех этому негодяю? Зачем?

РИХАРД: И ты туда же - зачем, зачем?

КАНАТОХОДЕЦ: Но все-таки, зачем?

РИХАРД: (плачет) Неужели ты думаешь, что я хочу их выдавать? Или что я хочу ехать назад, в Дрезден? Да у меня от страха все поджилки трясутся! КАНАТОХОДЕЦ: Не хочешь, так и не езжай!

РИХАРД: Ты хочешь, чтобы меня посадили в тюрьму? И приговорили к смертной казни? Кто тогда напишет моих Нибелунгов? (рыдает) Без меня не будет ни Зигфрида, ни Валькирий!(Раздается грохот артиллерийской канонады, РИХАРД затыкает уши) Я умру от этого грохота! Может, лучше вернуться? Пусть сажают в тюрьму!

КАНАТОХОДЕЦ: Что ты трясешься? Раз надо ехать в Дрезден - поехали!

Повозка пускается вскачь. Действие возвращается в ванную.

РИХАРД: Эту была ужасная поездка! Все дороги были перекрыты, так что в город можно было пробраться только окольными путями.

КАНАТОХОДЕЦ: (поднимаясь из воды) Дай полотенце! (вытирается) По пути нам то и дело встречались остатки нашей боевой армии, бегущей с поля боя. Дай халат! (Рихард снимает халат с двери) Нет, не этот, а новый - розовый. (надевает розовый халат, вылезает из ванны и крутится перед зеркалом) На мне этот халат сидит лучше, чем на тебе.

РИХАРД: О чем ты думаешь в такую минуту? Я переживаю свое горе, свой позор, а ты занят своей красотой!

КАНАТОХОДЕЦ: Потому что позор был твой, а не мой. Я ведь отговаривал тебя от сделки с этим зятем.

РИХАРД: И что бы со мной сталось? Даже страшно подумать!

КАНАТОХОДЕЦ: Раз так - успокойся и будь доволен, что сумел удрать от наказания.

РИХАРД: Я-то удрал, а бедный Мишель получил по полной катушке.(плачет) Страшно подумать, какие пытки он перенес!И это я-Я!Я! - заманил его в ловушку.

КАНАТОХОДЕЦ: Как же ты его заманил? Я что-то подзабыл.

ГОЛОС КОЗИМЫ: Рихард, ты в порядке? Ведь нельзя столько времени сидеть в ванне - это вредно для сердца.

РИХАРД: Я уже выхожу! (срывает с КАНАТОХОДЦА халат) Быстрей одевайся и вали отсюда! Встретимся через час в парке.

КАНАТОХОДЕЦ: Она же тебя не выпустит сразу после ванны!

РИХАРД: А спорим - выпустит! (открывает дверь, говорит КОЗИМЕ) Ох, и напарился же я! Теперь хорошо бы часок погулять - и можно за работу.

КОЗИМА: Погулять? После горячей ванны? Ты с ума сошел!

КАНАТОХОДЕЦ: (появляется за спиной КОЗИМЫ) Ну, что я говорил?

РИХАРД: Мне необходимо проветриться - у меня после ванны голова кружится. КОЗИМА: Хорошо, раз голова кружится, выйди ненадолго. Только надень теплые боты, вон сколько снега навалило.

РИХАРД: (надевая боты) Ладно, боты, так боты, лишь бы она отстала! КОЗИМА: А горло замотай шарфом!

РИХАРД, закутанный в мохнатый плед, идет по парку,КАНАТОХОДЕЦ прыгает за ним с ветки на ветку.

КАНАТОХОДЕЦ: Она превращает тебя в старика! РИХАРД: Знаешь, в этих ботах и впрямь тепло и сухо.

КАНАТОХОДЕЦ: Значит, уже превратила!

РИХАРД: Ты сам говорил недавно, что я старикашка.

КАНАТОХОДЕЦ: Это я для того, чтобы ты перестал мечтать о Юдит. РИХАРД: Напрасно! Я люблю Юдит бескорыстной стариковской любовью, похожей на последние лучи заходящего солнца, которое светит, да не греет.

Когда гаснут последние лучи солнца, наступает непроглядная ночь.

КАНАТОХОДЕЦ: Как красиво сказано! Простите, господин, не вы ли случайно великий поэт Рихард Вагнер?

РИХАРД:Хватит паясничать! Я увел тебя из дому не для того, чтобы обсуждать мои отношения с Юдит.

КАНАТОХОДЕЦ: А для чего?

РИХАРД: Я хотел напомнить тебе, как я заманил Мишеля в ловушку. Впрочем, ты прав. Зачем расковыривать старые раны?

КАНАТОХОДЕЦ: Нет, нет их нужно расковыривать. Для обретения душевного покоя. Ты уже этого не узнаешь, но так советует один старый венский еврей.

РИХАРД: С какой стати я должен следовать советам какого-то старого венского еврея? КАНАТОХОДЕЦ: Потому что весь мир следует его советам. Так что, давай, выкладывай свой секрет!

РИХАРД: Ты, конечно, помнишь, как проклятый зять потребовал, чтобы я уговорил Мишеля приехать в Хемниц.(рыдает) Чтобы Я!Я!Я!выдал ему моего Зигфрида! Ты помнишь первый прогон "Сумерек Богов", первую смерть Зигфрида на сцене? (музыка из "Сумерек Богов") 1-го июля прошлого года, точно в день смерти Мишеля! КАНАТОХОДЕЦ: Поковорял рану? Двигай дальше! РИХАРД: Ты помнишь, что зять отправил меня обратно в Дрезден? По дороге я встретил временное правительство в полном составе- они удирали от прусской армии в городок Фрайберг. И тогда я...Нет, нет, даже тебе я не могу это рассказать!

КАНАТОХОДЕЦ: Давай-давай! Все равно ведь расскажешь!

РИХАРД: Я отозвал Мишеля в сторону.

Появляется Мишель.

МИШЕЛЬ: Откуда ты взялся? Куда ты пропал?

РИХАРД: Я отвозил Минну в Хемниц.

МИШЕЛЬ: (не верит) Отвозил Минну? В такой момент!

РИХАРД: Не мог же я оставить ее здесь? На растерзание пруссакам?

МИШЕЛЬ: Ладно, дело твое. Но что ты сейчас делаешь здесь?

РИХАРД: Я хочу сообщить вам, что рабочие Хемница ждут вас...

КАНАТОХОДЕЦ: Так-таки ждут? А зачем?

РИХАРД: Ясно, зачем - чтобы поддержать революцию!

КАНАТОХОДЕЦ: Они и вправду собирались ее поддержать?

РИХАРД: Конечно, нет! Я - Рихард Вагнер, соврал. Я - такая сука, такая сволочь, - выдумал, чтобы завлечь их в Хемниц!

МИШЕЛЬ: Ты уверен, что рабочие нас ждут?

РИХАРД: Конечно, уверен. Они вооружились и послали меня, чтобы вам сообщить.

МИШЕЛЬ: Ну и новость! Никак от них не ждал такого героизма.

РИХАРД: Так ждать вас в Хемнице?

МИШЕЛЬ: Я один не решаю. Да и все наши рассеяны по дорогам. Сбор назначен во Фрайберге. Я доберусь туда и посоветуюсь с ребятами.

РИХАРД: Ладно. Ты двигай во Фрайберг, а я вернусь в Хемниц и проверю, все ли там в порядке. (Возвращается в кабинет ЗЯТЯ)

ЗЯТЬ: Ты зачем приехал? Твое место там, с твоими дружками - ты должен убедить их, что они должны двигать свои войска в Хемниц.

РИХАРД: Но я не хочу с ними встречаться! Они могут догадаться, что я завлекаю их в ловушку.

ЗЯТЬ: Это твое дело вести себя так, чтобы они не догадались. Ты же у нас артист!

РИХАРД: Что мне оставалось? Только подчиниться. И я помчался во Фрайберг.

КАНАТОХОДЕЦ: А что ты записал в дневнике?

(открывает дневник, читает) "Внезапно меня охватило страстное желание повидать своих друзей, которых я зачем-то покинул, и отправиться в Хемниц вместе с ними". Ну и лицемер!

РИХАРД: Но я и вправду хотел повидать Мишеля. Я чувствовал, что это наша последняя встреча.

КАНАТОХОДЕЦ: И что ты ему сказал? РИХАРД: Нам не удалось поговорить. После долгих дебатов итти в Хемниц или нет, мы, наконец остались с ним наедине. Я хотел его как-то предупредить об опасности.

МИШЕЛЬ и РИХАРД входят в гостиную и садятся на диван.

РИХАРД: Наконец-то мы остались одни. Я так много хотел сказать тебе, Мишель. (голова Мишеля склоняется набок, на плечо Рихарда, и он наваливается на него всей своей непомерной тяжестью). Ты знаешь, что издан указ о нашем аресте? (МИШЕЛЬ не отвечает). Что ты молчишь? Или тебя это не пугает? (МИШЕЛЬ громко храпит). Ты что, спишь? В такой момент? (РИХАРД пробует встряхнуть МИШЕЛЯ) Проснись, Мишель, проснись, я должен сказать тебе что-то важное. (Но он трясет Мишеля напрасно - сон того слишком глубок) Все эти месяцы я так жаждал физического контакта с Мишелем, жаждал его прикосновения к своей коже, предвкушая блаженство электрической искры, которая вспыхнет в моем теле от этого касания. Но я хотел нежной, человеческой ласки, а не этого - бездумного давления тяжелой головы Мишеля на мое плечо. И возможно, если бы он не заснул, я бы все ему рассказал. Но момент был потерян. (РИХАРД отводит ото лба Мишеля крутые темные кудри, легко-легко касается их губами, высвобождает затекшее плечо, и поднимается с дивана. Мишель безвольно скатываетсяся на сиденье и храпит еще сильней. РИХАРД выходит) Больше мы никогда не виделись.

КАНАТОХОДЕЦ:А в Хемнице?

РИХАРД: Что ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что их всех там арестовали!

КАНАТОХОДЕЦ: И тебя тоже?

РИХАРД: Нет, мне не удалось приехать в Хемниц вместе с ними. Я гнался за ними, но застрял в дороге и потерял их из виду.

КАНАТОХОДЕЦ: Так-таки застрял?

РИХАРД: Ну да, можешь почитать в моем дневнике. На дороге была ужасная пробка.

КАНАТОХОДЕЦ: Значит, ты застрял в пробке?

РИХАРД: Я же сказал - в застрял пробке!

КАНАТОХОДЕЦ: Так и написано в дневнике? Что ты застрял, а они нет? Что за пробка такая? Им удалось через нее проехать а тебе нет?

РИХАРД: Что ты меня мучаешь? Ведь ты знаешь, что именно так написано в дневнике!

КАНАТОХОДЕЦ: Ох, попадешься ты со своим враньем, Рихард! Кто-нибудь прочитает внимательно и заметит!

РИХАРД: Какой ужас! Кто-нибудь наверняка заметит!

КАНАТОХОДЕЦ: И где же ты был, когда твой дорогой зять их арестовал?

РИХАРД: Нигде я не был! Я тогда еще не приехал в Хемниц! КАНАТОХОДЕЦ: Ну да, ты ведь застрял в пробке! РИХАРД: Что ты заладил, как попугай - застрял, застрял? Ты же знаешь, что застрял.

КАНАТОХОДЕЦ: Как ты думаешь, откуда я это знаю?

РИХАРД: Из моего дневника, да?

КАНАТОХОДЕЦ: Ты очень подробно об этом рассказал на трех страницах.

РИХАРД: (листает дневник) Черт, и вправду рассказал. КАНАТОХОДЕЦ: Теперь каждый, кто прочтет, может тебя заподозрить.

РИХАРД: А вырвать эти страницы нельзя?

КАНАТОХОДЕЦ: Нельзя. Помнишь, несколько лет назад Козима красиво переплела два десятка копий этих воспоминаний и разослала всем друзьям на хранение. Так что Боже упаси что-то переделывать - только внимание привлекать!А зачем тебе понадобилось так настаивать, что ты застрял в пробке?

РИХАРД: Я был очень озабочен тем, как бы не приехать в Хемниц до того, как зять арестует Мишеля и остальных. Мне нужно было не просто приехать намного позже их ареста, но и зарегистрировать этот поздний приезд в памяти свидетелей. Мне повезло и я занял место в почтовой карете, которая по расписанию должна была немедленно отправиться в Хемниц.

КАНАТОХОДЕЦ: Да, да я читал, как сразу на выезде вы попали в ужасный людской водоворот, потому что вся дорога была запружена революционной армией, которая тронулась в путь. РИХАРД: Мимо под барабанный бой шел Вогтландский полк, причем барабанщик бил палочками не только по натянутой коже, но и по деревянной раме барабана.

Слышен перестук барабанных палочек по деревянной раме барабана.

Мучительный перестук палочек барабанщика напомнил мне перестук костей болтающихся на виселице скелетов, который Берлиоз воспроизвел в финале "Фантастической симфонии". И только когда все войска прошли, моя почтовая карета, наконец, тронулась в путь. Среди ночи я примчался в Хемниц. Вокруг было пусто и тихо. Я побоялся итти к зятю, Я снял комнату в отеле и тут же заснул, как убитый. А на рассвете поспешил туда...

Утро. РИХАРД, запыхавшись, вбегает в кабинет ЗЯТЯ.

ЗЯТЬ: А, явился! Где же ты валандался всю ночь? РИХАРД: По дороге было столько задержек и приключений, что я прибыл в Хемниц поздно ночью и снял комнату в отеле.

ЗЯТЬ: Интересно, зачем тебе понадобилось ночевать в отеле, если до моего дома от городских ворот всего пятнадцать минут ходьбы? РИХАРД: Понимаешь, я не решился будить вас среди ночи. ЗЯТЬ: Так-таки не решился! А что твои жена и сестра всю ночь глаз не сомкнули от волнения, тебе и в голову не пришло?

РИХАРД: Я тоже волновался! Я вскочил с постели ни свет, ни заря и поспешил сюда. ЗЯТЬ: Уж не для того ли, чтобы спросить о судьбе твоих дружков?

РИХАРД: Конечно, для того, чтобы спросить...

ЗЯТЬ: Что ж ты не спрашиваешь?

РИХАРД: Где они? Что с ними?

ЗЯТЬ: А ты не догадываешься? Здешние гвардейцы силой заставили городскую стражу покинуть свои посты у ворот и заняли их места, готовые арестовать ваше дурацкое правительство сразу по прибытии в Хемниц.

РИХАРД: И что? ЗЯТЬ: Что - что? И арестовали.

По сцене проходит огромный МИШЕЛЬ со связанными руками. Гвардейцы облепили его, как мухи. Слышен перестук барабанных палочек по деревянной раме барабана.

МИШЕЛЬ: А где Рихард? Кто-нибудь видел Рихарда? ГОЛОСА: Никто его не видел. Он еще не приехал. Он застрял в пробке. Застрял в пробке? (хохот) Так-таки застрял? Застрял в пробке! (Проходят под

перестук барабанных палочек).

РИХАРД: Всех арестовали?

ЗЯТЬ: Всех, кроме тебя. Ты, говорят, застрял в пробке. Но это еще можно исправить.

РИХАРД: Зачем исправлять? Ты же обещал...

ЗЯТЬ: (хохочет) А ты, наивный, так и поверил?

Достает из кармана кандалы и собирается надеть их на РИХАРДА. Врываются МИННА и КЛАРА и бросаются обнимать РИХАРДА.

МИННА и КЛАРА: (плача, перебивают друг друга) Ты здесь? Ты жив? Ты на свободе? Тут ходят страшные слухи. Будто всех арестовали. И увезли в кандалах!

ЗЯТЬ: (пытается спрятать кандалы в карман) Как видите, не всех. Бедняга Рихард застрял в пробке!

КЛАРА: (замечает кандалы) Но ты же не собираешься надеть кандалы на моего брата? В моем доме!

(решительно забирает кандалы) И не вздумай, ясно?

МИННА:Только тронь его, я выцарапаю тебе глаза!

ЗЯТЬ: Ладно, благодари своих баб - и в дорогу!

МИННА: В какую дорогу? Куда? Он ведь только-только вернулся.

ЗЯТЬ: Нужно увозить его немедленно, пока там, наверху, не хватились, что его нет среди арестованных!

Полицейская коляска едет по дорогам, на переднем сидении - ЗЯТЬ, на заднем - скорчившись и прикрываясь плащем - РИХАРД. Наступает вечер. Появляется шлагбаум и пограничная будка.

ПОГРАНИЧНИК: Стой! Кто идет?

ЗЯТЬ: Помощник начальника полиции Хемница - по делам в Веймар.

ПОГРАНИЧНИК: Ты один? Я слышал, у вас там в Саксонии мятежи и бунты. ЗЯТЬ: Один я, один. Мятежи в Дрездене, в королевской столице. А у нас, в Хемнице, тишь да благодать.

ПОГРАНИЧНИК: (открывает шлагбаум) Ну, если один, так езжай, с Богом.

ЗЯТЬ: (отъезжает от шлагбаума за угол, останавливает лошадей и открывает дверь коляски) А теперь вали отсюда, шурин дорогой!

РИХАРД: (выползает из коляски) Куда же я среди ночи?

ЗЯТЬ: А это уж не мое дело. Мое дело было до границы тебя доставить, за что скажи спасибо. А тут - иди, куда хочешь. Или назад тебя захватить? Так это мы - с радостью. Там тебя ждут, не дождутся.

РИХАРД: (бежит прочь) Ладно, спасибо, поцелуй от меня Клару и Минну!

ЗЯТЬ:(разворачивается и отъезжает) Уж я их поцелую, сучек! Так поцелую, что век не забудут!

РИХАРД: Ну, я и пошел, побрел пешочком, пока не добрался до Франца Листа...

КАНАТОХОДЕЦ: Ну вот видишь, и все обошлось!

РИХАРД: Ничего себе - обошлось! Шестнадцать лет я слонялся по Европе бездомный и бесприютный, без крыши над головой и без гроша в кармане.

КАНАТОХОДЕЦ: Конечно, тебе было несладко, но Мишелю пришлось гораздо хуже. В январе 1850 г. суд Саксонии приговорил его к смертной казни. Спустя полгода было объявлено королевское помилование: гильотина заменялась пожизненным заключением. И МИШЕЛЯ передали в руки австрийского суда, который снова приговорил его к смертной казни.

КАНАТОХОДЕЦ: Но русский царь Николай, ненавидевший Мишеля лютой ненавистью, объявил, что русского дворянина может наказывать только русский самодержец.

ОФИЦЕР (продолжает)

РИХАРД: Господи, какой ужас! И что с ним там сделали?

КАНАТОХОДЕЦ: Его без суда посадили в одиночную камеру Алексеевского равелина Петропавловской крепости.

МРАЧНАЯ КАМЕРА

МИШЕЛЬ обследует камеру - потолок слишком низок, чтобы он мог выпрямиться, единственное окошко забито снаружи досками. Железный стол врыт в пол. МИШЕЛЬ берет со стола ложку и царапает на стене:

МИШЕЛЬ БАКУНИН - 1850

РИХАРД: Ах, эти годы ссылки! Там было всякое - и боль, и обида, и даже любовь! Но главное - музыка! Сколько музыки я за эти годы написал! И еще больше задумал.

КАНАТОХОДЕЦ: А Мишель все эти годы писал только на тюремной стене.

КАНАТОХОДЕЦ: А в 1857 новый император, Александр II, отправил МИШЕЛЯ на поселение в Сибирь.

КАМЕРА В ПЕТРОПАВЛОВСКОЙ КРЕПОСТИ

КАНАТОХОДЕЦ: Царь думал, что Мишель уже человек конченный. И ошибся: Мишель лишь чуть-чуть очухался, как тут же сбежал - через Сибирь в Европу. И затеял там новый заговор для осуществления международной революции.

РИХАРД: Да,да,. Помнишь, что он говорил?

МИШЕЛЬ: Нужно создать тайную сеть борцов за свободу. Такие маленькие группки, не знакомые друг с другом и повязанные общим кровавым преступлением. Они будут взрывать мосты, бросать бомбы, сбрасывать под откос поезда! И прольется невинная кровь! Кровь должна пролиться, когда рушатся миры. КАНАТОХОДЕЦ: Он предсказывал, что через сто лет весь человеческий студень будет дрожать от страха перед кучкой героев, отважившихся на подвиг ради всеобщей свободы.

РИХАРД: Мишель всегда был верен себе. И где же он плел свою зловещую паутину?

КАНАТОХОДЕЦ: Он поселился в Швейцарии, в городке Лугано. РИХАРД: В Лугано, на берегу Люцернского озера? Ведь там была моя вилла Трибсхен, которую подарил мне Баварский король Людвиг. Он был тогда в меня влюблен. КАНАТОХОДЕЦ: Что ж ты не сделал ни одной попытки встретиться со своим возлюбленным Зигфридом, если вы жили совсем рядом? РИХАРД: (плачет) Почему? Ты спрашиваешь, почему? Ты-то знаешь, что я не мог посмотреть ему в глаза! Но теперь это уже не важно. Мишель умер. А я - я допишу "Парсифаль" и тоже скоро умру. Слышишь, как неровно стучит мое старое сердце?

МОГИЛА ВАГНЕРА в ПАРКЕ В БАЙРОЙТЕ

Погребальное шествие. КОЗИМА, рыдая, идет за гробом. КАНАТОХОДЕЦ висит на ветке над могилой

КАНАТОХОДЕЦ: (сквозь слезы) У всякого события есть светлая сторона. Зато теперь дети не будут искать в моей могильной земле червей для своей черепахи.

ЭПИЛОГ

МОГИЛА ВАГНЕРА В ПАРКЕ В БАЙРОЙТЕ. У могилы стоит постаревшая КОЗИМА, вся в черном. На ветке над ней под музыку из "Парсифаля" качается КАНАТОХОДЕЦ.

КОЗИМА: Уже почти полстолетия прошло после смерти Рихарда, а все больше и больше людей стремятся попасть на наш фестиваль в Байройте.

Вдруг в могильный покой настойчиво врываются звуки другой музыки, она звучит все громче и громче. Это - "Хорст Вессель", который у нас в России всегда называли "Маршем авиаторов".

МОЛОДЫЕ ГОЛОСА (поют):

Знамена ввысь! Ряды сплотить теснее!

Нам наплевать на происки врагов!

Ведь чтобы мир избавить от евреев,

На смертный бой любой из нас готов!"

Группа молодых людей в форме штурмовиков врывается на поляну.

1-й ГОЛОС: А вон жид, Рихард Гейер! Сидит на ветке!

2-й ГОЛОС: Ишь где вздумал от нас спрятаться! На могиле Рихарда Вагнера - любимого композитора нашего любимого фюрера!

ШТУРМОВИКИ стаскивают КАНАТОХОДЦА вниз.

КАНАТОХОДЕЦ: (отбивается и кричит) Я не еврей! Я и есть великий композитор Рихард Вагнер!

ШТУРМОВИКИ со смехом тащат КАНАТОХОДЦА к маячащей вдали печи с высокой трубой. Над печью надпись: "Арбайт махт фрай".

ШТУРМОВИКИ: (поют "Хорст Вессель", иногда сбиваясь на "Марш авиаторов")

Все выше, и выше, и выше

Стремим мы полет наших птиц!

КАНАТОХОДЕЦ: А с чего вы так радуетесь, ребята? Ведь вас давно уже нет в живых! Ваш любимый фюрер прикончил вас всех до единого в ночь длинных ножей!

1-й ГОЛОС: Пускай мы умерли, но наша идея победит! (бросают КАНАТОХОДЦА в печь и поют)

Знамена ввысь! Ряды сплотить теснее!

Нам наплевать на происки врагов!

Из дыма возникает огромная фигура МИШЕЛЯ и затмевает всех.

МИШЕЛЬ: Нет, не ваша идея победит, а моя! Много крови должно пролиться, когда рушатся миры. Я вижу, как сбывается мое предсказание, как весь человеческий студень дрожит от страха перед кучкой отчаянных парней, готовых на смерть ради уничтожения вашего гнусного мелкотравчатого мира. Все выше, и выше, и выше!

1