Задерацкий Всеволод Петрович
В Небесной империи

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Задерацкий Всеволод Петрович (pianoforum@mail.ru)
  • Размещен: 22/12/2011, изменен: 30/03/2012. 132k. Статистика.
  • Статья: Проза
  •  Ваша оценка:

      
      В Небесной империи
      
      Флорентий Геронтьевич Хазаров прибыл в Харбин поздно вечером и остановился в лучшей гостинице города. Из рекомендательных писем, привезенных с собой, два имели особое значение: одно - от почтенного хранителя купецких обычаев Самодедова к золотопромышленнику Юргину, другое - от китайского консула китайскому купцу Чжан-Си. Флорентий, готовясь к отъезду, много расспрашивал приезжавших в Москву сибирских купцов о Китае. Он узнал, что с китаезами торговать нетрудно. Облапошить их одно удовольствие: управы они не найдут, все останется безнаказанным.
      Из своего двухсоттысячного капитала Флорентий привез с собой в Харбин полтораста тысяч, да тысчонку на личные расходы. Остальное предназначалось для постройки магазина в Москве и текущих торговых расходов. В случае провала в Харбине, постройка магазина становилась ненужной и, таким образом, Флорентий страховал себя на случай неудачи капиталом в пятьдесят тысяч. С такой суммой можно было начинать какое-нибудь другое дело, более скромного масштаба.
      Флорентий основательно отоспался с дороги. Проснулся поздно, спросил себе пару яичек и стаканчик кофе. После этого он пошел в баню. Город имел международное обличье: китайцы, японцы, русские, англичане вперемешку шли по улицам. Смыв дорожную грязь, Флорентий вернулся в гостиницу, чтобы покушать основательно. По дороге купил местную газету. Одолев здоровенный кусок ростбифа, он занялся местной хроникой. Большая статья была посвящена возмутительному происшествию: знаменитый хунхуз Токтохо напал на золотой прииск, повесил двух приказчиков и приехавшего на прииск владельца. Рабочие, - все, без исключения, китайцы, - ушли с Токтохо.
      Когда Флорентий прочел фамилию владельца прииска, он тихонько свистнул. Владельцем был Савва Пантелеевич Юргин. Флорентий достал из бокового кармана рекомендательное письмо. Оно было адресовано Спиридону Пантелеевичу Юргину. 'Значит, братца у Спиридона вздернул этот Токтохо', - сообразил Флорентий. Он решил, что момент для знакомства был подходящий. Надо было немедленно идти к Юргину и выразить сочувствие по поводу трагической кончины брата.
      Юргин жил в центральной части города в каменном двухэтажном доме. Нарядный китаец с застывшим и непроницаемым лицом провел Флорентия во внутренние апартаменты. В большой темноватой комнате Юргин вел разговор с казачьим полковником. Хозяин поднялся навстречу Флорентию. Это был высокий сухощавый человек с прямоугольным лицом и холодными глазами.
      - Чем могу служить? - спросил он глухо без всякой улыбки.
      - Хазаров, - коротко отрекомендовался Флорентий и подал письмо.
      Юргин не спеша вскрыл конверт. Читал он долго и внимательно. Кончив чтение, сказал все так же глухо:
      - Милости прошу.
      Показал на кресло и чуть дернул книзу угол рта. Это означало улыбку. Флорентий молча поклонился полковнику. Полковник поднялся и молча поклонился Флорентию. Флорентий сел.
      - Прошу прощения, - пробежав по лицу Флорентия холодными глазами, сказал хозяин. - Разрешите закончить беседу с господином полковником.
      - Пожалуйста, - с готовностью отвечал Флорентий.
      Юргин, обращаясь к полковнику, заговорил таким глухим голосом, что Флорению показалось, будто золотопромышленник говорит из другой комнаты через закрытую дверь:
      - Так вот, Дорофей Игнатьевич, придется вам признать, что дела с охраной имущества и личной безопасностью у нас из рук вон плохи. Объясните мне, как это получается: целый полк амурских казаков не может поймать хунхуза с ничтожной шайкой в несколько десятков человек? Где были ваши амурцы, когда Токтохо налетел на наш прииск?
      Полковник запустил пятерню в дебри своей обширной рыжей бороды и спокойно начал объяснять. Голос от усердных возлияний был у него с хрипотцой.
      - Изволите видеть, Спиридон Пантелеевич, Токтохо устроил ложную тревогу на прииске, что по соседству с вашим. Командир сотни повел сотню туда.
      - Почему всю сотню? Разве мало двадцати-тридцати казаков?
      - Вы предполагаете, что у Токтохо несколько десятков человек. Но вы изволите ошибаться: у Токтохо несколько сотен. Поэтому мы выступаем только сотнями.
      - Неужели до сих пор нельзя было поймать в ловушку эту бестию?
      - Не удавалось. Китаезы сообщают ему о наших передвижениях. В случае серьезной угрозы он уходит в леса, а по лесам вы можете год бродить и ничего не найдете.
      Нарядный китаец с непроницаемым лицом, тот самый, который открыл дверь Флорентию и провел его во внутренние апартаменты, вошел в комнату, молча поклонился хозяину, подал ему на подносе с китайским рисунком письмо и вышел.
      - Простите, - сказал Юргин, обращаясь к гостям, секунду удивленно смотрел на конверт, потом вскрыл его и стал читать письмо. Флорентию показалось, что прямоугольное лицо хозяина удлинилось. Кончив чтение, Юргин взял со столика серебряный колокольчик и позвонил. Вошел все тот же нарядный китаец.
      - Кто передал письмо? - жестко спросил Юргин.
      - Китаец.
      - Какой китаец?
      Снова поклон.
      - Я его не знаю. Он никогда не приходил сюда.
      Юргин уставился холодными глазами в лицо слуги. Оно было совершенно непроницаемо.
      - Хорошо. Иди.
      Китаец опять поклонился и вышел.
      - Не угодно ли послушать? - обратился Юргин к полковнику и стал читать полученное послание вслух:
      - Глубокоуважаемый господин Юргин! Я судил вашего брата по законам справедливости и повесил его. Вы знаете, что он заслужил такое сильное наказание. Заслуживаете его и вы. Это вы тоже знаете. Поэтому, советую вам соблюдать возможную осторожность. Я оказал маленькую услугу тем людям, на спинах которых вы и переступивший последнюю черту земного существования топтали ногами священные законы справедливости. Так будет и дальше. Остаюсь готовый к таким же услугам Токтохо'.
      Флорентию показалось, что в темноватой комнате юргинского дома стало еще темней.
      - Что вы на это скажете?- замогильным голосом спросил хозяин полковника.
      Полковник рванул свою рыжую бороду.
      - Повесить надо эту протобестию на воротах вашего дома! - захрипел он. - А шайку его развесить по телеграфным столбам от Харбина до Мукдена!
      Хозяин иронически скривил угол рта.
      - Это надо было сделать немного раньше, чтобы брат мог полюбоваться таким зрелищем.
      Полковник смущенно хмыкнул.
      - Давайте договоримся с вами, Дорофей Игнатьевич, - продолжал хозяин.
      - Слушаю, - наклонил голову полковник.
      Юргин замораживающим взглядом посмотрел ему в лицо.
      - Токтохо нужно кончить. Тому, кто приведет его живым или покажет мне его голову, - а эту каналью я знаю лично, он у меня когда-то на прииске околачивался; его рожу я мигом узнаю, - дам тысячу рублей. Передайте казакам. Если Токтохо будет убит или пойман, а шайка его будет порублена и разогнана и, таким образом, брат будет отомщен, а на прииске снова водворится спокойствие, - я отблагодарю вас двумя тысячами. Идет?
      - Идет, однако, - солидно отвечал полковник и важно погладил бороду.
      По этому 'однако' Флорентий понял, что полковник был из сибиряков.
      - Значит, мы с вами договорились, Дорофей Игнатьевич? - спросил хозяин, давая понять, что беседа окончилась.
      - Очень ясно договорились. Будет сделано, Спиридон Пантелеевич, не извольте сомневаться. Так или иначе, кончим взбесившуюся эту ракалию.
      Хозяин проводил полковника до дверей, вернулся к Флорентию, сел против него в кресло и так же, как в первые минуты знакомства, пробежал по лицу Флорентия глазами.
      - Я узнал сегодня из газет, - заговорил Флорентий официальным тоном, - что вы понесли тяжелую утрату. Разговор, который шел у вас с полковником и полученное вами письмо..., - Флорентий секунду помолчал, подбирая слова, - делают для меня ясной картину преступления.
      Чьего преступления - Флорентий не сказал. Слегка наклонив голову, он произнес:
      - Позвольте мне выразить вам свое сочувствие.
      - Благодарю вас, - сказал хозяин тоном, в котором не слышалось ни малейшей благодарности сочувствующему.
      - По-видимому, этот хунхуз чинит большие препятствия процветанию торговых дел, - перевел разговор Флорентий от личного к деловому.
      - Он многих ударил по карману. С китайскими купцами он более разборчив, а что касается русских, да японских, то с ними он не стесняется. Не только в отдаленные местности, но и на близкие расстояния товар перевозим под конвоем. Сколько денег переплатили казакам, - счесть невозможно! Каждый раз договаривайся с военным начальством можно ли нарядить конвой. И начальству за каждый наряд плати. Вы, судя по письму господина Самодедова, торговать приехали?
      - Да.
      - Чаем хотите заняться?
      - Чаем. Хочу отсюда проехать поглубже в китайские земли.
      Флорентий по складам выговорил название города, избранного им для заключения контракта с китайскими купцами.
      Юргин иронически дернул углами рта.
      - Самые леса, где обитает этот Токтохо. Он и будет ваш чаек попивать, а платить за чаек будете вы. Да и не доедете вы туда. Прикончат вас хунхузы в первой же заросли. Вы хотите в китайские земли поглубже забраться, а я бы посоветовал вам держаться поближе к России, к манчжурской границе. Туда Токтохо носа не сует, а если насчет мелкой хунхузни, то всегда можно с казаками договориться.
      Флорентий внимательно слушал, изредка взглядывая на прямоугольное лицо хозяина, на медленно двигавшийся рот, на ощупывавшие его холодные глаза.
      - Что вас на чай потянуло? - глухо бубнил Юргин. - Напиток, конечно, приятный и ходкий, но чайные дела надо в Кяхте делать, оттуда провоз куда короче. Из наших мест везти - выгоды никакой. Здесь выгода - золото. Вам бы золотом заняться. Самые верные барыши.
      В комнату вошел высокий молодой человек с таким же прямоугольным лицом и такими же холодными глазами, как у хозяина.
      - Сын мой, Никандр, - представил Юргин молодого человека.
      - Здравствуйте, - сказал Никандр глухим отцовским голосом и так же, как отец, дернул книзу угол рта, обозначив этим улыбку.
      - Господин Хазаров прибыли из Москвы, - обратился Юргин к сыну. - Имеют намерение заняться чаем. А я, вот, рекомендую золото.
      Сын утвердительно кивнул головой.
      - Конечно, золото. Всегда можно купить прииск.
      Флорентию показалось, что холодные глаза Юргина-отца потянулись к нему, как руки. В глухом голосе он расслышал нотку притворного равнодушия.
      - Кстати, я думаю продавать один из приисков по Сунгари, на север. Богатый прииск, но от Харбина довольно далеко, наблюдение затруднительно.
      Флорентий молчал.
      - Богатый прииск, - повторил хозяин.
      - Я решил заняться чаем, твердо сказал Флорентий.
      - Тогда вам придется иметь дело исключительно с китайцами. Пожалуй, я не смогу быть вам полезен, потому что у меня с желтокожими отношения неважные. Однако считаю необходимым еще раз напомнить вам об опасности задуманного вами путешествия. Встречи с Токтохо вам не миновать.
      - Я подумаю, - сказал, поднимаясь, Флорентий.
      Хозяин позвонил серебряным колокольчиком. Нарядный слуга-китаец появился так быстро, точно он стоял за дверьми комнаты. Оба Юргина проводили гостя до дверей, дальше Флорентия повел к выходу слуга.
      Вернувшись в гостиницу, Флорентий расспросил где живет китайский купец Чжан-Си. Чжан-Си жил на границе европейской и китайской части города. Флорентий отправился к нему после обеда.
      Длиннейший слуга китаец встретил Флорентия глубоким поклоном и провел его в большую комнату, обставленную по-европейски. Хозяин стоял посреди комнаты, одетый в синий костюм китайского шелка и китайского покроя. Чжан-Си был похож на усохшие китайские мощи, - так он был мал и сморщен.
      'Китайский сморчок', - подумал Флорентий. Отрекомендовавшись, он подал хозяину письмо от китайского консула.
      - Знаю, знаю, - заговорили мощи детским пискливым голосом и чистым русским языком.
      'Вот пискун', - подумал Флорентий. Чжан-Си продолжал:
      - Давно ожидаю вас, господин Хазаров, давно жду чести и счастья познакомиться с вами. Мне писал о вас господин консул. Прошу вас, садитесь, пожалуйста.
      Флорентий сел в синее шелковое кресло с золотым львом на спинке.
      - Я очень прошу извинить меня, - все так же пискливо сказал хозяин, садясь в такое же кресло против Флорентия. - Не учтиво злоупотреблять терпением гостя, и только мое уважение к достоинствам господина консула вынуждает меня просить вашего милостивого разрешения на прочтение этого письма.
      Витиеватая речь хозяина показалась Флорентию похожей на китайские финтифлюшки, которыми были украшены стены комнаты. 'Вот они, китайские церемонии', - подумал Флорентий и вспомнил, как иркутский купец рассказывал ему в Москве про изысканный и запутанный кодекс китайской вежливости. Он приложил руку к сердцу.
      - Я полностью разделяю ваши чувства относительно личности господина консула и так же, как и вы считаю, что письму господина консула должно быть оказано немедленное внимание. Ваша мысль о неучтивости злоупотребления терпением гостей есть мысль деликатного и воспитанного человека. Однако, прошу извинить меня за маленькую поправку: терпеть можно только неприятное; внимание, оказываемое вами письму господина консула приятно для всех, уважающих господина консула. Приятное не терпят, приятным наслаждаются.
      Флорентий еще в детстве славился подражательными способностями: точно копировал взрослых знакомых, их манеры, их смех, их интонации, замечательно изображал почесывающуюся и похрюкивающую свинью, воспроизводил грандиозную симфонию неистовой собачьей драки, отлично кудахтал курицей... Женившись, он демонстрировал перед женой, как старший брат его - Герасим - ощеряется на домашних, а те освистывают его, как другой братец Митрофан приходит в музыкальный экстаз, играя Крейцерову сонату Бетховена, как третий брат, богатырь Перфишка оглушительно разговаривает за столиком в купеческом собрании и многое другое... Манеру разговаривать, стиль речи Флорентий схватывал моментально. Так было и здесь: он мгновенно усвоил затейливое красноречие китайского купца и повел разговор, не выпадая из этого стиля.
      Чжан-Си склонил на бок свою маленькую головку с тощей, аккуратно заплетенной косой. Он слушал русского гостя с видимым удовольствием. Выслушав, он совсем свернул голову на бок и пропищал:
      - Такая речь - уму наука, сердцу отдых.
      После этого он подошел к стене и потянул желтый шелковый шнурок. Послышался нежный мелодический звон. В комнату вошел китаец, не менее длинный, чем тот, который встретил Флорентия. Китаец вошел и поклонился хозяину. Чжан-Си пискнул ему несколько слов по-китайски. Слуга снова поклонился и вышел. Чжан-Си разорвал конверт и вынул оттуда сложенную в восемь раз длинную и узкую полосу тонкого светло-желтого шелка, исписанную черной тушью. Узорные китайские буквы выглядели, как напечатанные.
      Долговязый слуга вошел с альбомом и, с поклоном положив альбом на маленький столик черного дерева, удалился.
      - Может быть, эта скромная тетрадь развлечет вас, пока я буду читать, - улыбнулся хозяин.
      Флорентий развернул альбом. Его взору предстали миниатюрные, тщательно отделанные работы несомненно крупных китайских художников.
      - Поразительно! - восхитился Флорентий. - Ничего подобного не видел.
      Чжан-Си рассмеялся сухим и звенящим смешком, будто заиграл на ксилофоне, и погрузился в чтение. Флорентий листал альбом. Там были орнаменты, пейзажи, милые жанровые сцены, в самых разнообразных позициях были изображены обязательные драконы. Чжан-Си кончил читать, а Флорентий, ничего не замечая, листал и листал. Головка Чжан-Си склонилась на бок. Он улыбнулся, наблюдая искреннюю увлеченность гостя. Флорентий дошел до последнего дракона, закрыл альбом, взглянул на хозяина и сконфузился.
      - Простите великодушно, я так увлекся, что не заметил, когда вы кончили читать.
      Чжан-Си опять рассыпался ксилофоном.
      - Я очень рад, что наше китайское искусство произвело на вас впечатление.
      Два новых китайца, один длинней другого, внесли два серебряных подноса. На первом красовался серебряный кофейный сервиз китайской работы, второй был заполнен прекрасным английским печеньем, орехами и бананами. 'Слуги у этого чудака, видно, на подбор', - подумал Флорентий. - 'В каждом по два хозяина поместится'. За кофе повели разговор о главном.
      - Так вы твердо решили заниматься чаем? - пищал Чжан-Си.
      - Господин консул укрепил меня в намерении именно в здешних местах завязать торговые сношения с вашими единоплеменниками и обогатил мои скудные познания ценными сведениями о богатствах чайных плантаций, расположенных к югу отсюда.
      Флорентий с трудом выговорил шипящее название города, рекомендованного консулом для торговли чаем. Чжан-Си кивнул головкой.
      - Господин консул направил ваши светлые желания и ваши легкие шаги по верному пути. Чай здесь очень высокого сорта, не ниже тех сортов, что идут через Кяхту. И его вполне достаточно для торговли с людьми, которых небо одарило умом, предназначенным для больших дел... Судя по тому, как течет река нашего разговора, я должен догадаться, что господину Юргину не удалось убедить вас заняться золотом.
      Флорентий удивленно посмотрел в черные косые глазки на сморщенном личике. Чжан-Си, будто не замечая удивления гостя, продолжал любезно попискивать детским голоском:
      - И намерение господина Юргина продать вам свой никуда не годный, совершенно выработанный сунгарийский прииск, по-видимому, осталось только намерением.
      - Как, вы и это знаете?! - воскликнул пораженный Флорентий.
       Хозяин пренебрежительно махнул ручкой.
      - Пути моего познания не стоят того, чтобы им уделялось какое-либо внимание в нашем интересном разговоре. Такие ничтожные мелочи так же просто извлечь из оболочки тайны, как очистить банан от кожуры.
      - Позвольте мне не согласиться с вами, - деликатно сказал Флорентий. - Пути вашего познания удивляют ординарные умы. Вы держите в руках шнур, поднимающий штору неизвестности. Этот шнур держат только избранные. Поэтому, в расчете на вашу любезность, делающую ваш дом столь привлекательным, я позволю себе обеспокоить вас просьбой рассеять некоторые туманности, возникшие перед моим умственным взором и прояснить горизонт вплоть до...
      Флорентий раздельно прошипел название города, где он рассчитывал завязать торговый узел с китайскими купцами. Чжан-Си свернул голову на бок.
      - Может ли коптящая лампочка моего ума осветить сверкающее солнце вашей мудрости?! Ничтожный, я могу быть полезен только как старый житель этих мест. Утешением мне будет вера, что мудрость ваша превратит в золото ржавое железо моих слов. Прошу вас, спрашивайте. Я повинуюсь велениям своего сердца, идущего к вам.
      - Я узнал сегодня из газет, что разбойник по имени Токтохо умертвил на прииске брата господина Юргина и двух приказчиков. Это убийство, по некоторым причинам, заинтересовало меня. Я хотел бы узнать, кто такой этот Токтохо.
      - Хунхуз, - коротко пискнул Чжан-Си и легонько улыбнулся.
      - Так сказано и в газете, - тоже улыбнулся Флорентий. - Но это ничего не объясняет. Разбойники бывают разные, и меня в преступлении интересует не способ, избранный преступником, а мотивы, приведшие его к тому или иному нарушению закона.
      Чжан-Си продолжал легонько улыбаться.
      - Мотивы? Разве Токтохо недостаточно ясно изложил их в своем письме господину Юргину, которое вы изволили слышать?
      Флорентий поперхнулся глотком кофе. Откашлявшись, он махнул рукой и засмеялся.
      - С этого момента я не удивляюсь ничему. Скажу вам прямо, что Токтохо заинтересовал меня именно этим письмом. Простой хунхуз не может быть автором такого послания.
      - Конечно, - согласился Чжан-Си, - Токтохо получил хорошее образование в Шанхае, отлично говорит по-русски и по-английски. Его род был приведен к немощи несправедливыми поступками тех, кого он считал друзьями. Токтохо начал с ними борьбу. Они неправедными словами и тайными подаяниями судьям ввергли его в темницу. Оттуда Токтохо бежал в леса.
      - И стал на страже справедливости? - спросил Флорентий.
      Чжан-Си склонил голову к кофейной чашечке, чтобы отхлебнуть и таким образом скрыть улыбку. Флорентий понял, что сказал наивность. Он решил обратить сказанное в шутку.
      - Забавная картинка: разбойник в роли богини правосудия!
      Чжан-Си пригубил чашечку, поднял голову и скользнул по лицу Флорентия быстрым острым взглядом: этот русский гость не так прост, как кажется; может тонко поиграть человеком; разыгрывает наивность, чтобы потом сбить с толку неожиданностью шутки; но верить ему можно, - за это говорят прямые глаза и смелая улыбка.
      - Токтохо - как переменный день, - сказал Чжан-Си, закончив серию молниеносных умозаключений относительно личности Флорентия. - Быстро несутся тучи, дождь сечет землю... Потом на малое время солнце осветит измокшие травы... Снова пройдут тучи, и дождь посечет землю... Потом снова на малое время солнце осветит мокрые рощи. Токтохо - хунхуз. Его меч сечет землю. Но некоторые его деяния озарены солнцем справедливости.
      - Что же было на прииске господина Юргина: сечение или свечение? - спросил Флорентий, улыбаясь.
      Чжан-Си пустил длинную руладу ксилофонного смеха. Высмеявшись, вздохнул и запищал:
      - Там было сечение для свечения. Приказчики господина Юргина избивали китайских рабочих, рвали им косы. Господин Юргин разъяснял рабочим свои права нагайкой. Главное право его состояло в том, чтобы совершенно не платить жалованья рабочим. Древо закона не защищает здесь простых китайцев от жизненной бури. Поэтому господин Юргин брал для работ на прииске исключительно китайских бедняков. Так было ему очень удобно: он кормил этих нищих гнилым рисом и считал, что этого достаточно. Он был прав: этого было достаточно, чтобы китайцы не убегали от него. Он был еще раз прав: жить бедному человеку везде затруднительно; везде, куда бы он ни направил свои шаги, ему нелегко получить горсть гнилого риса. Бедняк должен понимать трудности своей жизни и должен быть благодарен за горсть гнилого риса, избавляющую его от смерти. Но ум бедняка отличается дерзостью и непокорством. Китайцы на прииске господина Юргина решительно потребовали уплатить им за полугодовые труды и сменить гнилой рис на свежий. Господин Юргин нагайкой разъяснял чрезмерность этих требований. Бестолковые рабочие видимо ничего не поняли, жестикуляция господина Юргина их не убедила. Чтобы доказать справедливость своих просьб, все, предпочитающие свежий рис гнилому, пришли ночью к самой лучшей фанзе на прииске, которую занимал господин Юргин и побили там стекла. Господину Юргину, как человеку со вкусом, стало ясно, что самая лучшая фанза на прииске обезображена. Кроме того, один комок твердой земли, - а такие комки бросали в окна бестолковые китайцы, - попал в пальто господина Юргина, висевшее на стене. В этом господин Юргин усмотрел прямое нападение на свою персону. Чтобы избавить себя от смертельной опасности, господин Юргин взял ружье, выстрелил в бестолковую толпу и убил глупого старика-китайца. По моему, и в этом господин Юргин был прав: молодым свойственно гоняться за радостями жизни, но старику совсем не подобало портить красивую фанзу ради горсти свежего риса; старикам надлежит думать не о лакомствах, а о том, как приличней подготовить себя к переходу в другую, непостигаемую нами жизнь. Разъяснив старику неразумность его поведения, господин Юргин послал приказчика за казаками. Узнав о страшном ночном нападении на владельца прииска, казаки прискакали целой сотней. Их командир был очень храбрым офицером. Он не струсил перед бунтовщиками и повелел перепороть нагайками всех китайцев. Каждый китаец получил столько ударов, сколько дней он трудился на прииске. Таким образом, господин Юргин оплатил каждый день труда. Приказчики были людьми щедрыми и дополнительно выдали от себя наградные. После порки китайцы почему-то заболели. Тогда господин Юргин, взяв на себя попечение об их здоровье, назначил им диету, прекратив на три дня всякую выдачу риса. По-видимому, он плохо знал особенности китайского организма, потому что больные от диеты не поправились. Наоборот, им стало хуже. Тогда один из китайцев догадался обратиться к китайскому врачу. Он удрал с прииска, продрался через лесные чащи и предстал перед Токтохо. Этот хунхуз, очень любопытный от природы, живо заинтересовался способом лечения болезней, применяемым господином Юргиным и решил проверить эти способы на владельце прииска и приказчиках. Он явился на прииск в сопровождении нескольких сотен хунхузов, интересующихся медициной, расспросил китайских рабочих, чем они болеют, на что жалуются, каким лекарством лечил их господин Юргин и после этого дал усиленную дозу этого лекарства господину Юргину и приказчикам. Хунхузы решили, что лекарство действует прекрасно, так как они убедились, что Токтохо раз навсегда излечил своих пациентов от всех болезней.
      Чжан-Си пищал по-детски, склонив на бок головку, и благодушно улыбался. И этот писк и эта улыбка никак не гармонировали с горькой иронией его слов.
      'Значит, и в Китае есть либералы', - думал Флорентий, откусывая маленькими кусочками английское печенье и отхлебывая маленькими глотками крепкий мокко из небольшой, точно игрушечной, но тяжелой серебряной чашечки. Слушая свободную, без малейшего китайского акцента русскую речь хозяина, Флорентий решил, что Чжан-Си имеет дело только с русскими купцами и вращается преимущественно в русском обществе.
      Слуга, похожий на телеграфный столб, поставил на стол ящичек манильских сигар в английской упаковке и две больших серебряных пепельницы в виде драконов. Закурили.
      - Господин Юргин отговаривал меня от моей поездки не только потому, что хотел продать мне сунгарийский прииск, но и потому, что путь мой лежит через леса, занятые хунхузами Токтохо.
      Чжан-Си кивнул головой.
      - Он прав. Вам нужно проехать около ста верст лесами. Казаки туда не заглядывают. Это царство Токтохо.
      - Но сейчас он может быть очистит дорогу, уйдет поглубже в леса, - высказал предположение Флорентий.
      - Мой слабый ум не может постигнуть ваших мыслей, любезно улыбнулся Чжан-Си. - Какой страх может заставить Токтохо бросить дорогу, которая уже не первый год кормит его?
      - Страх возмездия за убийство Юргина, - осторожно отвечал Флорентий.
      Чжан-Си рассеянно посмотрел на кончик сигары и стряхнул седой пепел в пепельницу.
      - Страх возмездия?.. Конечно, тысяча рублей - большие деньги для казака. За такие деньги казак полезет в лесные трущобы. Две тысячи рублей - сумма, достаточная для того, чтобы полковник Хантаев мог приятно и весело провести несколько вечеров в харбинском ресторане. Но, чтобы получить две тысячи рублей, надо знать не только марки вин, но и манчжурские леса. Токтохо хорошо знает полковника Хантаева: именно полковник Хантаев безуспешно гоняется за ним второй год. Полковник Хантаев хорошо знает Токтохо: именно в тех лесах, через которые лежит ваш путь, и притом у самой дороги, минувшей осенью погибла, ничего не сделав зловредному хунхузу, почти вся третья сотня амурского казачьего полка, которым имеет честь командовать полковник Хантаев.
      Когда Чжан-Си заговорил о тысячах, обещанных золотопромышленником казачьему полковнику, Флорентий в изумлении подался вперед, потом вспомнил, что решил ничему не удивляться, коротко засмеялся и махнул рукой.
      - Вы просветили меня относительно способностей и возможностей Токтохо, - сказал он тем же любезным тоном, которым говорил хозяин. - Я думаю, что неуловимый хунхуз будет отсиживаться в лесах, а полковник Хантаев будет ждать, пока Токтохо выведет свои отряды из лесу на добычу. Но вы изволили сказать, что лесная дорога дает хунхузам все необходимое. В таком случае полковнику Хантаеву придется долго ждать, пока Токтохо заблагорассудится покинуть лесные педелы. И уходить от дороги ему нет смысла: в этом он убедился, разгромив третью сотню амурского полка.
      Флорентий наклонился к хозяину, положил локти на стол, уставился прямым взглядом в сморщенное личико Чжан-Си.
      - Мне некогда ждать, когда кончатся эти военные упражнения, - сказал он неожиданным для хозяина громким голосом. - Я должен ехать - и я поеду. Я должен пройти через Токтохо - и я пройду.
      Чжан-Си дернул тощей косой. Его сморщенное личико сморщилось еще больше, так что Флорентию показалось, будто количество морщин на нем удвоилось. Он совершенно свернул голову на бок и с живым любопытством смотрел на Флорентия. Флорентий сидел все так же с локтями на столе, наклонившись к хозяину. Поза выражала непреклонную решимость.
      - У каждого человека своя судьба, предначертанная небом, - сказал, помолчав, Чжан-Си. Позвольте мне заметить, что по моим наблюдениям, небо любит смелых... Когда же вы думаете ехать?
      - Завтра утром.
      - Я не могу допустить, чтобы мой гость, к которому тянется мое сердце, был обременен дорожными заботами. Я должен также облегчить ему ведение дел. Я напишу письмо китайскому торговцу чаем Юань-Хе. Он хорошо говорит по-русски. Он доверяет моим рекомендациям и устроит ваши дела. Завтра в девять часов утра вас будет ждать здесь коляска.
      Флорентий энергично замахал руками: он не может в такой степени пользоваться любезностями Чжан-Си; он едет через владения Токтохо; хунхузы могут отобрать коляску и лошадей.
      Чжан-Си укоризненно покачал головой.
      - Неужели я дал повод считать меня жадным и неблагодарным? Неужели я не могу сделать небольшое одолжение гостю, который доставил мне наслаждение своим посещением?! Где вы найдете экипаж и кучера для вашей поездки? Никто не согласится сунуть голову в львиную пасть. Если же вы найдете кучера, то это будет человек, сговорившийся с хунхузами на злое дело. Убедительно прошу вас поверить, что в ваше отсутствие я буду думать о вашей судьбе, но не о коляске и лошадях. И о кучере мне беспокоиться нечего. Он просто слуга и Токтохо при встрече отпустит его с миром. Влечение сердца обнаруживается и подтверждается посредством действий. Поэтому я должен действовать. Кроме того, я должен соблюсти закон. Да будет позволено смиренно просить вас не препятствовать мне выполнению священного долга гостеприимства.
      Флорентий помахал руками уже бессильно и сдался. Чжан-Си проводил его до входной двери.
      Вечером Флорентий зашел в ресторан поужинать. Все столики были заняты. К Флорентию подошел метрдотель - человек французистого типа - и с изысканной любезностью осведомился, каково будет желание Флорентия: поставить ли ему дополнительный столик в общем зале, или проводить его в отдельный кабинет.
      Флорентий не успел ответить: к нему подходил тот самый рыжебородый полковник, которого он встретил у Юргина. Полковник вытянулся по военному перед Флорентием и гаркнул, как на плацу:
      - Амурского казачьего полка полковник Хантаев.
      - Хазаров Флорентий Геронтьевич, - поклонился Флорентий. - Второй раз встречаюсь с вами сегодня, Дорофей Игнатьевич.
      - Удивительно верное замечание, - воскликнул Хантаев, - второй раз в один и тот же день! Но давеча мы с вами ни единым словечком не перемолвились. Та встреча - не встреча. А посему разрешите пригласить вас в нашу компанию. Побеседуем, однако.
      - С удовольствием, - отвечал Флорентий.
      Полковник подвел его к маленькому столику. За столиком сидел огромный человек в военном мундире с генеральскими погонами. Морда, широченная, как лохань, была красна, как свекла. Моржовые усы украшали эту набрякшую физиономию.
      - Ваше превосходительство, позвольте вам представить, - стал во фронт и щелкнул каблуками полковник Хантаев, - господин Хазаров Флорентий Геронтьевич.
      Генерал поднялся. он был выше Флорентия и равен ему плечами. Тусклые гляделки уставились в лицо Флорентия.
      - Генерал-майор Чагоянов! - оглушительно рявкнул его превосходительство, точно двинул полк в штыковую атаку.
      'Ну и дубина!', - подумал Флорентий. Сели.
      - Пьете? - коротко спросил генерал Флорентия.
      - Не брезгую.
      - Отлично. Сразу видно порядочного человека.
      Генерал так застучал ножом по фарфоровой миске с салатом, что чуть не разбил нежную посудину. Подбежал официант.
      - Графинчик водочки, - распорядился Чагоянов.
      - И балычку, - добавил Хантаев.
      Выпили за приятное знакоство.
      - Откуда изволили пожаловать в наши палестины? - спросил Хантаев Флорентия.
      - Из Москвы.
      Заговорили о Москве, Расспрашивал Хантаев, отвечал Флорентий. Чагоянов молчал, наливал себе рюмочки и жрал балык. Хантаев интересовался питейными заведениями и цирковыми наездницами. Флорентий, не будучи специалистом ни в том, ни в другом вопросе, удовлетворил любопытство полковника, как мог. Так прошло с полчаса. Чагоянов вдруг поднял намокшую багровую морду.
      - Москва, значит? - густо спросил он Флорентия. - Белокаменная?... Первопрестольная?...
      - Да, - отвечал Флорентий, не понимая, к чему эти вопросы.
      - Так это вы из Москвы приехали?
      - Я.
      - Отлично. То-то я вижу, что порядочный человек. Думаю: откуда прибыл? Теперь понимаю.
      'Вот когда сообразил', - усмехнулся Флорентий. Он перевел разговор на местные темы. Хантаев поинтересовался, зачем господин Хазаров пожаловал в Харбин. Флорентий отвечал неопределенно, что приехал по торговым делам, что никого в Харбине не знает, что в Москве ему дали два рекомендательных письма - одно к Юргину, другое - к Чжан-Си.
      - Чжан-Си?! - удивился Хантаев. - Да он с русскими купцами никаких дел не имеет. И вообще от русских в сторонке держится. Но балакает по-русски, правду сказать, очень даже бойко. Эта китайская гусеница мехами торгует. Китайцы-зверобои из тайги пушнину приносят. Он ее англичанам продает. По- аглицки тоже бойко тараторит. Сидит он в своей конуре и ничего, кроме пушнины, не знает. Ежели вы не по пушному делу приехали, то Чжан-Си этот самый бесполезный для вас человек.
      - Очень может быть, - уклончиво сказал Флорентий.
      - Вот Спиридон Пантелеевич - другой разговор! - продолжал Хантаев, задрав рыжую бороду и опрокидывая рюмочку. - Юргинское дело - широкое дело. Прииски, почитай, на двести верст раскинуты. Могущий человек. Жаль только брата потерял, Савву Пантелеича. Подвесил, однако, Савву Токтохо заместо золотого песка золотые звезды считать.
      - Почему он его повесил, Дорофей Игнатьевич? - спросил Флорентий.
      - За настоящее обращение. Савва в обращении толк понимал. Да и Спиридон разумеет. Здесь у нас, Флорентий Геронтьевич, не Россия-матушка, а Китай, небесная империя! Уж ежели у нас в России без нагайки нельзя, то здесь нагаечкой почнем, нагаечкой и кончим. Манчжурия, черт бы ее побрал! Тут и пика казачья в ход идет. Нашего мужичка единожды нагайкой перепояшешь - он, однако, в смирение войдет. А этих косатых сколько ни хлестай, - все равно камень за пазухой держат. Смотрит тебе в глаза, как верная собака, знай лопочет: 'Шанго, капитана! шибко шанго, капитана!' - а ночью он самый хунхузом обернется. Вот вам и шанго!
      - Шанго? - вопросительно сказал Флорентий.
      - Ну, да. Вы по-ихнему не понимаете. Шанго - хорошо по-ихнему, значит... Покойник Савва Пантелеич правильно рассуждал: шанго тебе будет, когда у тебя в руках нагайка. И надо правду сказать, нагайка у него в руке ходуном ходила. Вот за это его Токтохо и вздернул.
      - Что же вы теперь с этим Токтохо делать будете? - невинным голосом спросил Флорентий.
      Полковник вцепился пятерней в свою рыжую бороду.
      - Как что?! Словлю, голову ему смахну и харю его богомерзкую на блюде Спиридону Пантелеичу представлю. Справим все, как следует, по небесным законам в небесной империи.
      - Да ведь он куда-нибудь в леса залезет, спрячется, - все тем же невинным голосом сказал Флорентий.
      - Обязательно спрячется. А мы найдем, за косу вытащим. От меня не уйдет!
      Полковник геройски опрокинул рюмочку. Флорентий стал расспрашивать о Харбине. - Это не город, а самый настоящий Ноев ковчег, - воскликнул полковник. - Собрались вместе твари чистые и нечистые... Изволите видеть...
      Совершенно неожиданно для Флорентия Хантаев начал подробное описание харбинских притонов с указанием адресов. Флорентий узнал, что китаянки грязны и подванивают, англичанки настолько холодны, что во время процедуры газету могут читать, русские красавицы обкрадут, а японские гейши - на любителя: иному гейша - как обезьяна, а иной до японской косоглазой кошечки большую охоту имеет.
      Ресторан стал пустеть. Флорентий поднялся.
      - Пойду, - сказал он. - Пора.
      Вышли на улицу, стали прощаться. генерал величественно протянул руку Флорентию и рявкнул пушечным голосом:
      - Харю на блюде представить!!
      Флорентий в первую секунду растерялся, потом улыбнулся, вспомнив медлительность генеральского соображения: его превосходительство сейчас впервые реагировал на разговор, имевший место час тому назад.
      - Ни одного порядочного китайца! - продолжал греметь Чагоянов. - Небесная империя, косатая держава, шанго, будь они прокляты... Очень приятное знакомство...
      В скудном свете керосиновых фонарей красная морда генерала казалась черной и напоминала Флорентию дно помойной лохани.
      Утром Флорентий встал пораньше, вызвал владельца гостиницы и оставил номер за собой до приезда. Затем стал снаряжаться в дорогу. Взял он с собой небольшой чемоданчик, набил его купленной накануне провизией. В кожаном кармане чемодана, застегнутом никелированной пряжкой, лежало полтораста тысяч.
      Покончив со сборами, Флорентий нанял фаэтон и к девяти часам поехал к Чжан-Си. Длинный слуга, открывая Флорентию дверь, переломился в поклоне пополам. Чжан-Си ожидал Флорентия. Он потянул желтый шелковый шнурок. После серебряного звона в комнату вошел слуга установленного хозяином роста. Чжан-Си коротко сказал ему что-то по-китайски. Слуга с поклоном вышел. Чжан-Си пригласил Флорентия в соседнюю комнату. Это была разрисованная столовая. Драконы лезли со всех стен. 'Что за удовольствие расписывать стены рептилиями?', - подумал Флорентий.
      Слуга внес ростбиф. Флорентий замахал руками, стал отнекиваться.
      - Я не могу отправить в дорогу гостя, не накормив его, - поучительно сказал Чжан-Си.
      Флорентий понял, что Чжан-Си следует установленному обычаю и прекратил протесты. За ростбифом последовал рисовый пудинг с фруктами , затем кофе.
      Чжан-Си давал дорожные советы. Их было много, они были обстоятельны и Флорентий старательно запоминал то, что говорит хозяин. Чжан-Си протянул ему синий шелковый конверт с золотой финтифлюшкой в левом углу. Конверт был надписан по-китайски.
      - Чтобы вам было легче разговаривать с Юань-Хе, передайте ему при встрече это письмо, - сказал Чжан-Си.
      Флорентий с благодарностью спрятал письмо в боковой карман. Стенные часы в столовой, атакованные с двух сторон желающими сожрать их драконами, показывали десять. Флорентий поднялся.
      - К сожалению, настало время, когда я должен покинуть ваш гостеприимный дом.
      - Я твердо верю, - запищал Чжан-Си, склонив головку на бок, - что скоро наступит время, когда я снова буду иметь честь и счастье видеть вас в своем убогом жилище. Небо хранит разумных, храбрых и благородных. Этого требуют законы высшей справедливости. Поэтому вы должны вернуться с удачей и, так как ваш ум равняется вашей снисходительности, я посадил в своем сердце розы надежды, надежды на милостивое посещение ваше моего незначащего дома.
      Начался обмен любезностями, что заняло не менее десяти минут. Чжан-Си вывел Флорентия на просторный чистый двор. Посреди двора стояла легкая европейская коляска, запряженная парой сытых, бойких манчжурских лошадок. Кучер - китаец в синей китайской одежде возвышался на козлах подобно пожарной каланче. Это был, несомненно, самый длинный из слуг Чжан-Си. Его черная коса была так длинна и жестка, что могла бы служить кнутом.
      Флорентий задержал ручку Чжан-Си в своей руке.
      - Спасибо за все, - сказал он просто и от сердца.
      Смех Чжан-Си прозвучал на этот раз без ксилофонной сухости.
      Флорентий сел в коляску. Двое слуг распахнули ворота с резными драконами и коляска покатила по харбинским улицам.
      Целый день дорога шла степью. Часто встречались китайские повозки с кладью. Проехали несколько крупных селений. Дорога была покойная, езженая, и Флорентий отдыхал, развалясь в коляске. Кучер довольно сносно говорил по-русски, и Флорентий беседовал с ним на сельскохозяйственные темы. Он выслушал пространную лекцию о чумизе, узнал особенности манчжурского климата. Слушал Флорентий внимательно, спрашивал подробно. Это совершенно очаровало кучера и он, уже по собственному почину, рассказал Флорентию много интересных вещей.
      К вечеру приехали в небольшой городок и остановились у большой китайской фанзы. Кучер вызвал хозяина и подал ему синий шелковый конверт с золотой финтифлюшкой в левом углу. Хозяин фанзы прочел письмо, поклонился Флорентию и по-русски пригласил войти в дом.
      Весь вечер Флорентий просвещал хозяина насчет Российской империи, рассказывал о Москве, о Петербурге. Хозяин, юркий, как обезьяна, сыпал вопросами. Флорентий едва успевал удовлетворять это стремительное любопытство. Среди самого живого разговора хозяин вдруг издал гортанный звук, будто вспомнил что-то. Затем он церемонно поднялся и попросил у гостя извинения за свою надоедливость и невоспитанность: гость устал с дороги и, конечно, давно желает отдохнуть; только необычайно интересные рассказы гостя заставили его, - худшего из хозяев, - позабыть долг приличия.
      Флорентий, опьяневший от степного манчжурского воздуха, крепко заснул в просторной, чистой комнате.
      Утром был предложен вкусный и сытный завтрак, приготовленный по-европейски. Когда Флорентий сел в коляску, китайчонок-слуга подал ему шелковый мешок небесного цвета, расшитый китайскими узорами. Мешок был полон орехов. Флорентий сердечно простился с хозяином, обещав досказать ему на обратном пути про русские чудеса.
      До полудня дорога шла небольшими перелесками. Во второй половине дня перелески стали гуще и больше. Флорентий понял, что подъезжает к лесному массиву. Он грыз орехи и разговаривал с кучером. Теперь говорили о Токтохо. Кучер открыл Флорентию секрет неуловимости хунхуза: он заключался в симпатиях, которые значительная часть населения питала к Токтохо. Хунхуз был ловок и умен. Одним эффектным жестом он приобретал тысячи приверженцев. Не так давно узнал он, что везут большую сумму казенных денег из Цицикара в Харбин. Вез их важный китайский чиновник. Его сопровождал вооруженный эскорт. Токтохо напал ночью. Кого побил, кого разогнал. Китайского чиновника поставил перед собой и долго рассказывал ему о том, как живут китайские бедняки. Потом пересчитал деньги, выдал ему расписку в том, что деньги взяты Токтохо с благотворительной целью и отпустил чиновника с миром, пешего и лишенного золотых украшений, обратно в Цицикар. После этого начались волшебные появления Токтохо. Нежданно-негадано, среди бела дня, китайская деревня наполнялась множеством вооруженных всадников. Затем в деревню въезжал Токтохо во всем блеске своей разбойной славы. Он выбирал самого задрипанного бедняка и одарял его подходящей сумой из благотворительных цицикарских денег. В маленькой деревне Токтохо таким путем обогащал одного бедняка, в большой - трех. Так как цицикарских денег было много, то и деревень, познавших доброе сердце Токтохо, оказалось немалое количество. По огромной округе поднялся трезвон; зацвела цветами народной любви легенда о благодетельном хунхузе.
      Флорентий слушал удивительные рассказы кучера и обдумывал, как ему быть дальше; он понимал, что встреча с Токтохо неминуема.
      Вечером приехали в большую деревню. Коляска подкатила к самой крупной фанзе. Снова кучер вызвал хозяина и подал ему синий конверт с золотой финтифлюшкой в левом углу. Хозяин, прочтя письмо, с почтением пригласил Флорентия. На стенах Флорентий увидел развешанные меха и понял, что хозяин связан с Чжан-Си деловыми отношениями. Хозяин говорил по-русски плохо, но скудный лексикон свой удачно пополнял мимикой и жестами, так что беседовать с ним оказалось вполне возможным. Флорентий быстро привык к тому, что именам существительным полагалось быть во всех случаях в именительном падеже, а глаголам - в неопределенном наклонении, что прилагательное комментируется мимикой, а междометие китайского происхождения подкрепляется жестом. В китайской деревне, как и в китайском городке, Флорентий встретил все тот же напряженный интерес к России. Ему пришлось повторить ту лекцию о Российской империи, которую он читал накануне. Хозяин слушал, мечтательно подняв глаза к потолку, точно там, на потолке проплывали перед ним пейзажи, города и села великой северной державы.
      На следующее утро Флорентий въехал в лесной массив. С наслаждением вдыхал он крепкие, освежающие запахи лиственного леса. Дорога шла между двух зеленых непроницаемых стен. Она была пустынна. Изредка коляска Флорентия встречала или обгоняла китайскую повозку. Кучер обернулся к Флорентию. Лицо его было торжественно.
      - Токтохо здесь ходи-ходи кругом, - сказал он тихим голосом.
      В лицо ударил теплый ветер, и зеленая стена затрепетала, как показалось Флорентию, тревожно. Чувство опасности взбодрило его.
      - Токтохо ходи-ходи кругом, а мы кати-кати прямиком, - воскликнул он задорно.
      Кучер молча повернулся к лошадям. Больше он к Флорентию не оборачивался и до вечера не сказал ни слова. Лошади бежали рысью, лес тек навстречу нескончаемым зеленым потоком. Флорентий смотрел на зеленые стены и дивился тому, сколько оттенков имеет зеленый цвет. Множество птиц упражнялось в вокальном искусстве: голосистые заливались самозабвенно, крикливые в досаде перебивали голосистых; лес концертировал на много верст.
      Под вечер приехали к небольшой деревушке. Десяток фанз стоял у самой дороги, прижавшись к лесной чаще. Остановились у крайней фанзы. Хозяином ее оказался рослый китаец, свободно говоривший по-русски. Он жил в Харбине, в Сахаляне - китайском городе, что лежит через Амур против Благовещенска, бродил с русскими зверобоями по лесам вдоль Шилки. Сейчас он поставлял пушнину Чжан-Си. Два хороших ружья висели на стене.
      Свечерело. Лес из зеленого стал темно-серым. Хозяин, изложив свою биографию, ушел варить рис для гостя. Кучер на дворе кормил лошадей. Флорентий остался в фанзе один. Он стал располагаться на отдых, положил около себя чемоданчик с провизией и деньгами, а также небесный мешок с китайскими узорами. Мешок был опустошен только наполовину. Флорентий, в ожидании риса, извлек из мешка несколько горстей орехов, придвинул к себе миску, чтобы бросать туда скорлупу и начал грызть орехи.
       Вдруг до слуха Флорентия донесся быстрый, дробный топот. Скакало много коней. Топот стих у ворот фанзы. Вперебой заговорило по китайски много голосов Их стрекотанье прервал низкий властный голос. Все стихло.
      Флорентий держал в руке орех и ухмылялся особой, нервически-спокойной, чуть насмешливой улыбочкой.
      - Вот и дождались, - сказал он сам себе потихоньку.
      На дворе кучер громко и тревожно позвал хозяина. Хозяин побежал к воротам, кратко и взволнованно крикнул что-то кучеру.
      Два коренастых китайца ворвались в фанзу с винтовками наперевес. Они увидали Флорентия, оба враз закричали ему по-китайски, стали по бокам двери и наставили на него винтовки. Флорентий не шевельнулся, спокойно доел орех и с усмешечкой бросил китайцам:
      - По-русски разговариваете?
      Китайцы опять оба враз закричали ему по-китайски.
      Флорентий засмеялся.
      - Как же мы с вами балакать будем?
      Добавил спокойно и повелительно:
      - Кликните переводчика, а то с вами не столкуешься.
      Взял орех, разгрыз его, скорлупу бросил в миску.
      В эту минуту в дверях появился высокий стройный китаец с грозным лицом. В каждой руке он держал по громадному никелированному Смит-Вессону. За спиной на ремне висела винтовка.
      'Начальник', - подумал Флорентий. - 'Уж не сам ли Токтохо?'
      Он положил орех в рот. Высокий китаец с грозным лицом пристально смотрел на Флорентия. Флорентий доедал орех и прямыми глазами смотрел в грозное лицо китайца.
      Высокий китаец подождал, пока Флорентий дожует, и спросил тем самым низким, властным голосом, который прекратил стрекотанье китайцев у фанзы.
      - Кто вы такой? Как вы сюда попали?
      Русский говор был у китайца почти чистый, с легким китайским акцентом. Флорентий поднялся.
      - Честь имею представиться: Хазаров, московский купец. Еду по торговым делам.
      - Куда? - властно спросил китаец.
      Флорентий старательно прошипел название города, где, как он рассчитывал, должна была начаться его купеческая карьера.
      - Кроме того, мне нужно повидаться с Токтохо, - спокойно добавил Флорентий.
      Грозное каменное лицо китайца чуть дрогнуло удивлением.
      - Токтохо?
      - Да.
      - Зачем вам нужен Токтохо?
      - Это я вам не могу сказать. У меня к Токтохо дело личного характера.
      - Мне вы можете сказать.
      - Я желаю разговаривать только с Токтохо, твердо сказал Флорентий. Китаец еще раз оглядел Флорентия. Отметил широкие хазаровские плечи и прямой взгляд.
      - Токтохо перед вами, - сказал китаец.
      - Вот и отлично! - обрадовался Флорентий. Он шагнул к предводителю хунхузов, улыбнулся. Улыбка была смелая и понравилась Токтохо.
      - Револьверы эти вам сейчас ни к чему, - весело сказал Флорентий. - Я совершенно безоружен, а на безоружного двух винтовок, пожалуй, хватит.
      Он кивнул на китайцев, застывших с винтовками наперевес. Токтохо молча заткнул револьверы за широкий пояс.
       - Дело у меня к вам есть, господин Токтохо, - непринужденно продолжал Флорентий. - Давайте сядем. В этом голубом мешке у меня орехи. Другого угощения не могу вам предложить: я сам здесь гость.
       Флорентий видел, что непринужденность его тона сбила с толку Токтохо. Хунхуз, привыкший к выражению преданности, раболепия и страха, не мог понять на каком основании этот странный русский с широкими плечами, прямыми глазами и смелой улыбкой держит себя с ним, как равный. Он пронзающим взглядом смотрел на Флорентия.
      - Может быть, вы не доверяете моим добрым намерениям, господин Токтохо? - спросил Флорентий и чуть насмешливо улыбнулся. Но ваша жизнь застрахована парой винтовок, так что опасаться за нее вам особенно не приходится.
      Грозное лицо Токтохо потемнело, будто на него набежала туча. Раскосые глаза сверкнули черной молнией гордости и гнева. Он быстро прошел через всю комнату в угол и сел, после чего кинул китайцам у двери короткое приказанье. Китайцы опустили винтовки и вышли. Флорентий подвинул поближе к Токтохо небесный мешок с орехами, миску для скорлупы и тоже сел.
      В комнату вошли хозяин фанзы и кучер Флорентия. Оба низко поклонились Токтохо. Хунхуз приветливо говорил с хозяином и учинил кучеру небольшой допрос. Хотя разговор шел по-китайски, Флорентий понял, что Токтохо интересовался его персоной. И хозяин, и кучер получили по паре кратких приказаний и покинули комнату.
      Токтохо повернулся к Флорентию.
      - Что вы имеете сказать мне, господин Хазаров?
      - Очень немного, господин Токтохо. Когда я уезжал из Москвы, мне дали два письма в Харбин: одно к Спиридону Юргину, другое к Чжан-Си. Я приехал в Харбин в тот день, когда газеты оповещали жителей о том, как вы судили Савву Юргина. Чжан-Си разъяснил мне многое и я нахожу, что Савва Юргин получил может быть слишком жестокое, но в общем, справедливое возмездие за свое нечеловеческое отношение к людям, которых он, повидимому, не считал людьми. Ваш давнишний друг, полковник Хантаев, полагает, что вы судили Савву Юргина за его правильное обращение с китайцами. Он объяснил мне, что русскому человеку в Китае без нагайки прожить невозможно. Еще в Москве сибирские купцы уверяли меня, что торговать с китайскими купцами очень легко: обмануть их ничего не стоит и ничего за это обманщику не будет. Мне же кажется, что я нашел еще более легкий способ торговли с китайскими купцами, а именно никогда и ни в чем их не обманывать. Сдается мне, что такая честность будет вознаграждена сторицей. Итак, мой девиз - честность в делах и уважение к китайскому населению. К вам, господин Токтохо у меня дело такого рода. Я намерен открыть в Москве торговлю чаем. Чай мне нужно будет провозить в Харбин за несколько сотен верст через эти леса. Следовательно, положение создается такое: товар мой, дорога ваша. Мне хотелось бы договориться вами, на каких условиях я могу провозить товар в Харбин.
      Флорентий замолчал. Каменное лицо Токтохо было совершенно неподвижно. Глаза были устремлены на ружья хозяина, висевшие на стене, и одно мгновение Флорентию показалось, что хунхуз думает о хозяйских ружьях, наверное, желая их забрать себе, а не о том, что говорит Флорентий.
      После длительной паузы Токтохо заговорил, не отрывая глаз от ружей.
      - Я - хунхуз и капитала в банке не имею. Людей у меня много и я обязан заботиться о том, чтобы они были сыты. Поэтому я взимаю пошлину с товаров, идущих в Харбин и из Харбина.
      - Вполне понятно, - кивнул головой Флорентий. - Меня интересует размер пошлины. не окажусь ли я в убытке? Стоит ли начинать дело?
      Токтохо повернул голову к Флорентию. Сказал строго:
      - Люди, которые воображают, что Токтохо грабит каждого встречного, не знают моих действий и моих мыслей. Иных я полностью освобождаю от излишнего богатства, иных принуждаю платить мне пошлину, иных не трогаю совершенно. Несмотря на мои действия, движение через эти леса не прекращается, поток грузов не иссякает. Значит, купцы не в убытке.
      - Лесная дорога показалась мне пустынной, - заметил Флорентий.
      - Сюда ждут казаков, - объяснил Токтохо. - Полковник Хантаев и его офицеры не раз грабили китайские торговые обозы в глухих местах. Такая добыча официально числится у них отбитым у хунхузов добром. Неудивительно, что китайские купцы предпочитают не иметь дело с казачьими офицерами.
      Флорентий ухмыльнулся: планы полковника Хантаева были известны не только Токтохо, но даже китайским купцам отдаленных городов.
      - Вы - русский, - продолжал Токтохо, - слова у вас русские, а мысли не русские. Я принял за правило не верить русским. Но ваши мысли и ваши поступки не совсем обычны. Вообще говоря, я не пропускаю русских товаров. Но вы меня заинтересовали, и я хочу посмотреть, может ли русский вести дела без обмана. Поэтому я буду пропускать ваши товары.
      Токтохо подумал несколько секунд и сказал сухо:
      - Десятая часть товара будет пошлиной.
      Сказав, хунхуз искоса взглянул на Флорентия, который, видимо, высчитывал. Токтохо улыбнулся. Это была мрачная улыбка на грозном лице.
      - Что делать, господин Хазаров! Надо было ожидать, что Токтохо явится для вас так или иначе неприятным осложнением.
      Еще раз улыбнулся. Улыбка была еще более мрачной. Сказал низким, глухим голосом:
      - От хунхуза ничего приятного ждать не приходится, особенно русскому человеку.
      - Ваша ошибка в том, - твердо сказал Флорентий, - что вы всех русских сваливаете в одну кучу и всех считаете подлецами.
      Токтохо в упор посмотрел на Флорентия. Да, это был, конечно, не обыкновенный русский. На хунхуза глядели прямые, несомненно, честные глаза. В них Токтохо не приметил ни крупинки страха
      - Я не имею ни малейшего права думать о вас нехорошо, - вежливо сказал Токтохо и улыбнулся неожиданной улыбкой светского человека. - Вы не давали к тому никакого повода.
      Хунхуз наклонил голову изящным движением, изобличавшим тонко воспитанного человека.
      - Простите меня. Я не хотел оскорбить ваши национальные чувства. Я говорил только о тех русских, которых встречал в Манчжурии.
      - В Харбине я провел считанные часы, - задумчиво начал Флорентий, на секунду остановился и вдруг закончил горячо и гневно. - Но то, что я видел в русском купеческом и военном обществе марает достоинство русского человека и порочит Россию.
      Токтохо слегка кивнул головой в знак согласия и только теперь запустил руку в небесный мешок с орехами. Легко разгрызая орехи белыми крепкими зубами, он повел с Флорентием беседу салонного характера. Флорентий держал себя совершенно свободно, рассказывал о своих манчжурских впечатлениях, хрипел Хантаевым, ревел Чагояновым, чревовещал Юргиным, с большой симпатией отозвался о Чжан-Си. Токтохо смеялся лицедейству Флорентия, и когда смеялся, грозное лицо его принимало удивленно-радостное выражение, точно само веселье было для него подарком приятным и неожиданным.
      Хозяин внес две больших миски с дымящимся рисом и на маленьком подносе отдельно две десертных ложки. Флорентий сообразил, что в этих местах рис должны есть палочками и ложки принесены хозяином потому, что гость был европейцем. Хозяин стал у двери. Токтохо попробовал рис и ожегся. Он положил ложку, показал хозяину на ружья, висевшие на стене, и что-то сказал ему. Хозяин снял ружья и положил перед Токтохо.
      'Неужто возьмет себе?' - подумал Флорентий. - 'Это будет благодарностью за угощение'.
      Токтохо внимательно осмотрел ружья. Это были английские винтовки, необходимые зверобою для охоты на крупного зверя и вполне пригодные для вооружения хунхузов. Токтохо спросил хозяина по-китайски, и хозяин ответил одним словом:
      - Чжан-Си.
      Флорентий понял, что ружья получены хозяином от всеведущего торговца пушниной и усмехнулся про себя: 'По-видимому, у Чжан-Си по лесам целая армия, вооруженная английскими винтовками'.
      Токтохо стал говорить хозяину строго и поучительно. Флорентий несколько раз уловил слово 'казак'. Хозяин рассыпался в благодарностях и вынес винтовки из фанзы. Флорентий понял, что Токтохо посоветовал спрятать винтовки от казаков. 'Хороши наши ребята, только славушка плоха'.
      Токтохо встал, подошел к двери, громко и резко крикнул китайское имя, сел на свое место и принялся за рис. Флорентий расспрашивал его о дальнейшей дороге и о городе, который был целью его путешествия. Токтохо отвечал любезно и обстоятельно. разговор был прерван появлением высокого сумрачного китайца с винтовкой в руке. Токтохо отдал ему какое-то распоряжение. Китаец вышел. Через некоторое время он снова вошел, но уже вместе с хозяином и положил перед Токтохо десятка два патронов. Токтохо приветливо сказал несколько слов хозяину и подвинул к нему патроны. Хозяин весь загорелся благодарностью. Флорентий понял, что патроны были здесь большой ценностью.
      Покончив с рисом, Токтохо снова принялся за орехи и набросал пол миски скорлупы. Флорентий ему нравился, и он не торопился закончить беседу. Наконец, Токтохо поднялся:
      - Пора на отдых, - сказал он.
      Флорентий тоже поднялся.
      - Скажите, господин Хазаров, деньги у вас есть? - спросил Токтохо, и Флорентию показалось, что по лицу Хунхуза скользнула едва заметная улыбка.
      'Вот когда начинается разговор по существу', - подумал Флорентий.
      - Я знал еще в Москве, - сказал он, - что русские купцы особым кредитом здесь не пользуются. Поэтому первую сделку я решил совершить на наличные.
      Он хлопнул по чемоданчику.
      - Здесь у меня полтораста тысяч.
      Сумма поразила хунхуза. Он глухо хмыкнул. Наступило минутное молчание. Хунхуз с любопытством смотрел на удивительного русского, который улыбался спокойной улыбкой.
      - Отлично! - воскликнул Токтохо и вышел из фанзы.
      - Интересно знать, для кого отлично, - пробурчал Флорентий, оставшись один.
      На дворе стрекотали китайцы. Потом стрекотанье смолкло, послышался низкий, властный голос Токтохо. На каждое его распоряжение китайцы отвечали одинаковым односложным возгласом.
      'А дисциплина у этих разбойников самая настоящая, военная', - отметил Флорентий. Токтохо вернулся в фанзу.
      - Господин Хазаров, - любезно обратился он к Флорентию, - поверьте, что я столь же заинтересован в сохранности вашего капитала, как и вы. Поэтому, я думаю, вам будет спокойнее, если мы будем ночевать вместе. Мой отряд остается здесь на ночь.
      Вошел хозяин и расстелил свежие циновки. Токтохо лег, поставил около себя винтовку (винтовка была русская, армейского образца); револьверы сунул под изголовье. Флорентий лег, положив чемоданчик с деньгами под голову. Ему не спалось. Он стал обдумывать положение. Если деньги останутся целы и ему удастся заключить договор с китайскими купцами, то десятая часть товара пойдет Токтохо. Но он крепко настроился на чай, преодолел путь в девять тысяч верст, выдержал все насмешки старшего брата Герасима, вложившего свою долю наследства в фабрику, присмотрел в центре Москвы местечко для постройки магазина, больше того, - заказал Скляревскому эскизы фасада и внутреннего убранства магазина в китайском стиле... Невиданный будет магазин! Каждый остановится посмотреть, каждый зайдет купить пачку чая.... Неужели же отказаться от всего, поломать свои устремления из-за десяти процентов! Пошлина - понятие широкое. Пошлины взимают чиновники таможни и люди вольных профессий, вроде Токтохо, разбойники в мундирах, вроде Хантаева и разбойники без мундиров. Так или иначе, но пошлину надо платить. Кому - не все ли равно? Вопрос в том, чтобы этих пошлин было не слишком много. Покамест пошлина отнимает десять процентов. Это много, но терпимо. Безусловно, можно будет найти пути компенсации. Да и Токтохо не вечен. Рано или поздно его свалит с седла казачья пуля. Пусть вначале прибыль будет даже поменьше, если не удастся компенсировать десятипроцентный ущерб. О том, как наращивать прибыль, хорошо говорил покойный отец: 'Ходи да поглядывай'. Вот именно: ходи, а не стой. Двинь дело, пусть пойдет, покатится, на ходу обнаружатся разные возможности. И поглядывать надо. Все надо доглядеть. Приехал ты в Манчжурию - поживи, оглядись: какова страна, каковы люди, кто конкуренты, кто поставщики, кому дать, с кого взять, кого купить и чем купить. Купить надо китайских купцов. Чем купить? Доверием и честностью. Эта мысль правильная, от нее не следует отступаться. Эту мысль одобрил китайский консул. Она очень понравилась Чжан-Си. Этим людям можно доверять. Это люди благожелательные. Непонятен только этот Токтохо. Сопрет или не сопрет он полтораста тысяч?..
      Флорентий осторожно взглянул на хунхуза. Токтохо спал крепко, спокойно. Значит, он доверял Флорентию.
      'Если он мне доверяет', - подумал Флорентий, - 'то почему бы мне ему не верить?'
      Он еще раз взглянул на Токтохо. Лицо хунхуза, даже спящего, все-таки казалось грозным. Флорентий впервые заметил высокий лоб интеллектуала и горькую складку у рта.
      'Не сопрет', - решил он категорически и повернулся к стене. Через несколько минут он спал.
      Утром его разбудил шум во дворе. Галдели китайцы, переливчато ржали лошади. Флорентий огляделся: в фанзе он был один. Запрокинул руку за голову: чемоданчик был на месте.
      Флорентий встал, потянулся. Вошел Токтохо, - револьверы за поясом, винтовка за плечами.
      - Доброе утро, господин Хазаров. Как спали?
      - Доброе утро, господин Токтохо. Спал превосходно. Что это вы поднялись так рано?
      - Я уезжаю. Угодно ли вам будет закончить наш деловой разговор?
      - С удовольствием, А разве есть неясности?
      - Мне неясно соглашаетесь ли вы на предложенные мной условия.
      - Я согласен.
      - Следовательно, вы намерены продолжать ваш путь?
      - Да, намерен.
      - Желаю вам удачи.
      - Благодарю вас.
      - Чтобы оградить вас от возможных неприятностей, я счел необходимым обеспечить вас охраной. Человеку с таким капиталом рискованно пускаться без охраны в подобное путешествие. В дополнение к нашим условиям позвольте добавить, что пошлина будет уменьшаться по мере того, как я буду убеждаться, что вы на деле следуете тому прекрасному девизу, - честность и уважение, - который вы провозгласили вчера вечером.
      - До сих пор я никогда не отступал от своих девизов, - с достоинством сказал Флорентий.
      - Это хорошо, - похвалил Токтохо таким тоном, каким хвалят абстрактное философское построение.
      Флорентий поклонился.
      - Я вам очень признателен, господин Токтохо. Я с удовольствием сделаю для вас все, что не выходит за пределы законности.
      - Все? - спросил Токтохо. - Все сделаете? А если я попрошу у вас сто пятьдесят тысяч, - отдадите?
      Хитрая улыбка застыла на лице хунхуза. Он ждал ответа, Флорентий рассмеялся звучно и смело.
      - Вы и так можете взять их каждую минуту.
      - Могу... Но не хочу... А вот если бы я попросил их у вас - вы отдали бы?
      Улыбка сбежала с лица Флорентия. Теперь он смотрел на Токтохо серьезным, почти тяжелым взглядом.
      - Только в одном случае...
      - А именно?
      - Если бы они пошли на переделку вашей жизни. Вы достойны лучшей участи.
      Токтохо деланно засмеялся.
      - Вот какой вы проповедник, господин Хазаров! Если у вас ничего не получится с коммерцией, идите в мисссионеры.
      - Да я и пошел в миссионеры. Только не в церковные, а в торговые. думаю бороться за новые идеи в торговле.
      Токтохо усмехнулся.
      - Это выгоднее, чем выпрямлять кривые жизни, господин Хазаров.
      В дверях фанзы показалось несколько китайцев. Токтохо протянул руку Флорентию.
      - Прощайте, господин Хазаров... А может быть, - кто знает! - до свиданья. Еще раз желаю вам удачи.
      Флорентий крепко, с хазаровской силой пожал руку предводителю хунхузов.
      - Позвольте мне еще раз поблагодарить вас, господин Токтохо.
      Хунхуз резко повернулся и быстро пошел к выходу. Китайцы отхлынули от дверей. Флорентий увидел спину хунхуза, обтянутую синей курткой и длинную черную косу, прищемленную русской армейской винтовкой, висевшей за плечами Токтохо.
      Вскоре Флорентий услышал частый топот. Отряд ускакал.
      Вошел хозяин и стал жаловаться на то, что Токтохо не стал дожидаться, пока изжарится фазан; он достал большого фазана, фазан сейчас дожарится, а Токтохо ускакал голодным.
      - Что поделаешь! - успокоил Флорентий Хозяина. - Значит, он не может оставаться здесь дольше.
      Хозяин закивал головой в знак согласия.
      - Токтохо знает, когда надо приехать и когда надо уехать, - сказал он с почтением.
      Фазан был великолепен. Флорентий съел чуть не полптицы. То, что осталось, хозяин порезал, положил в мешочек, сплетенный из крепких трав, и дал Флорентию в дорогу.
      Вошел кучер, доложил, что лошади накормлены, напоены, что все готово к отъезду.
      - Восемь китайцы, который хунхуз, ходи-ходи вместе, - добавил кучер, при этом улыбнулся и прищелкнул от удовольствия. - Шанго ходи-ходи.
      Флорентий щедро расплатился с хозяином, сел в коляску. Лошади тронули. Едва миновали деревушку, едва она скрылась за поворотом дороги, как сзади послышался топот, и коляску нагнала кавалькада хунхузов, вооруженных винтовками. Восемь всадников неотступно следовали за коляской весь день. Лес был настолько густ, что казался совершенно непроходимым. Это было самое глухое место дороги. За весь день встретили две-три китайских повозки. Китайские возчики не выказали никакого удивления при виде европейской коляски с сидящим в ней господином европейского типа, сопровождаемой хунхузами Токтохо. По-видимому, они привыкли ко всяким картинам в этом царстве легендарного хунхуза. Целый день спереди навстречу Флорентию тек густой, шелестящий зеленый поток леса. Целый день сзади журчал китайский говор конвоя. Кучер рассказывал об одиноких людях с английскими винтовками, бродящих в этих мало кому знакомых лесах. Это были зверобои Чжан-Си. Когда стемнело, коляска подкатила к порядочной деревне в несколько десятков фанз. За версту до деревни начальник конвоя вежливо попрощался с Флорентием.
      - Дальше шанго охрана будет, - сказал он.
      Флорентий доставал из всех карманов серебряные рубли, одаривая конвой.
      Ночевали у пожилого китайца, который так плохо говорил по-русски, что пришлось вести разговор через кучера. И этот хозяин оказался поставщиком Чжан-Си. После традиционного риса хозяин угостил Флорентия ароматнейшим чаем. Флорентий, восхищенный напитком, спросил через кучера, откуда этот чай. К несказанной радости гостя хозяин произнес название того города, куда направлялся Флорентий.
      Следующий день снова ехали лесом. Отъехав версту от деревни, Флорентий увидел, как из густых кустов у самой дороги поднялся китаец в синей куртке с винтовкой в руках и тотчас же провалился в куст. Кучер обернулся к Флорентию и засмеялся. Через версту опять из заросли поднялся китаец и тоже провалился в куст. 'Дальше шанго охрана будет', - вспомнил Флорентий слова начальника конвоя.
      Через каждую версту из кустов поднимались призраки с винтовками и исчезали в зарослях. Так продолжалось до вечера. Дорога была здесь оживленнее. Каждые две-три версты встречались китайские повозки, один раз встретили обоз в несколько повозок. Флорентий понял, что Токтохо в виду большей оживленности движения счел неудобным сопровождение европейца конвоем из хунхузов и предпочел расставить часовых по всему пути следования Флорентия.
      Вечером коляска въехала в китайский городок. Кучер остановил лошадей у высокой фанзы и передал хозяину синий конверт с золотой финтифлюшкой в левом углу. Хозяин оказался живым, веселым и любезным человеком. Он заговорил с Флорентием на удивительной смеси трех языков, - русского, китайского и английского, - прося Флорентия войти в дом. Русских слов в лексиконе хозяина было ровно столько, чтобы сделать речь совершенно непонятной для русского человека. Флорентий знал по-китайски только одно слово 'шанго', которым явно злоупотреблял. Чтобы не смущаться скудостью лексикона, выпили крепкого китайского ханшину. Были призваны на помощь вспомогательные средства: собеседники махали руками, подмигивали, чмокали, надували губы, расширяли зрачки, поднимали брови, стучали для усиления значимости сказанного костяшками пальцев по столу, наклонялись друг к другу, отваливались друг от друга, словом, целый вечер ломались друг перед другом, как два паяца. Наконец, оба устали от изъяснений и Флорентий отправился на покой в соседнюю комнату. Ложась спать, он поразился результатам разговора: они успели поговорить с хозяином о России, о Харбине, о боксерском восстании и ликвидации 'большого кулака', о пушных делах, о величине чайных плантаций в здешних местах, о русском императоре, о японском микадо, о китайском богдыхане, о методах проникновения международного капитала в пределы Небесной империи, о Далай-ламе, об основах конфуцианского учения, о шелке, золоте и хунхузах.
      'В Москве меня уверяли, что без знания китайского языка вести торговые дела в Китае невозможно', - вспоминал Флорентий. - 'А на деле получается, что не то что торговые дела, а разговоры о религии, политике и философии можно вести без языка. Выходит, что знание языка - дело второе, а первое дело - доброе намерение. Прав был добросердечный братец Митроня, когда советовал мне уважать Небесную империю и небесных жителей. Через непроезжие леса я проехал, Токтохо меня не повесил, денег моих не спер, войска свои шпалерами выстроил вдоль моей дороги. Надо думать и с Юань-Хе дело сделаем'.
      Флорентий заснул, уверенный в успехе своего предприятия.
      Утром, выехав из городка, Флорентий огляделся. Городок отстоял версты за две от лесного массива. Опушка была ровная, точно ее ножом обрезали. Среди моря рисовых полей возвышались зеленые острова лиственных рощ. На полях трудились китайцы. По дороге часто попадались повозки, - пустые и груженые. Дорога была пыльная, разъезженная. По боковым тропинкам шли пешеходы. Заботы Токтохо о личной безопасности Флорентия и сохранности его капитала кончились. Не было ни конного конвоя, ни призраков, возникающих из зарослей. Да и зарослей не было. Дорога шла открыто, кругом виднелись люди. После тревожной обстановки леса, Флорентий залюбовался картиной мирной жизни.
      Миновали несколько крупных селений. В полдень проехали маленький городок. За городком Флорентий увидел плантации чая. Сердце его дрогнуло. Он встал в коляске и версты две ехал стоя, окидывая загоревшимся взглядом чайные насаждения. Рощи превратились в рощицы. Рисовые поля чередовались с чайными плантациями. Флорентий вспыхнул несвойственным ему возбуждением и, чтобы успокоить себя, прикончил небесный мешок с орехами.
      Чувствовалось приближение большого города. Стали попадаться обозы. Пешеходы шли группами. По полям были разбросаны одинокие фанзы. Селения стали больше: в каждом было по несколько сот фанз. Сиреневый вечер лег на землю. Лошади резво бежали по накатанной дороге. Флорентий сидел в коляске развалясь и насвистывал 'Шумел, горел пожар московский'. Ему вторили с рисовых полей горластые китайские лягушки. Стемнело. Темно-синий шелк неба прожгли колючие звезды. Лошади пошли шагом. Коляска взобралась на высокий холм, и Флорентий увидел перед собой внизу среди черных полей, как на дне черного котла, много разноцветных огней: желтых, синих, красных, зеленых. Пораженный зрелищем, он прекратил исполнение московского пожара, тронул кучера и вопросительно прошипел название заветного города. Кучер проворно обернулся к Флорентию и утвердительно замычал.
      - Что это за огни? - спросил Флорентий.
      Кучер зашипел, засвистел, зацокал. получилось длинное китайское слово.
      - Не понимаю, - сказал Флорентий. - Праздник такой есть китайска, пояснил кучер, - Шанго китайска праздник.
      'Выходит, что я с корабля на бал?' - усмехнулся про себя Флорентий.
      Чем ближе подъезжали к городу, тем эффектнее и красивее сияли огни. Теперь они казались огромным светящимся цветником. Коляска пробиралась по узким улочкам к центру города. В центре улицы были просторнее. Их заполнял празднично одетый народ. У каждого дома над воротами был зажжен бумажный фонарик - либо красный, либо синий, либо желтый, либо зеленый. Под фонариками у ворот стояли разодетые хозяева. Коляска выбралась на главную улицу и остановилась у большого дома. Хозяин стоял у ворот под красным фонариком. Кучер подошел к нему, почтительно поклонился и сказал несколько слов. Хозяин подошел к Флорентию, поклонился с достоинством и представился:
      - Юань-Хе.
      - О! - радостно воскликнул Флорентий и выскочил из коляски. - Честь имею представиться: Хазаров, московский купец, приехал к вам по торговому делу. Разрешите мне передать вам письмо от господина Чжан-Си.
      Флорентий достал из бокового кармана пиджака синий шелковый конверт с золотой финтифлюшкой в левом углу и протянул его Юань-Хе. Хозяин взглянул на конверт и попросил Флорентия оказать честь его скромному дому посещением. Флорентий взял с коляски чемоданчик и последовал за Юань-Хе.
      В комнате Флорентий разглядел хозяина. Юань-Хе был дородным, осанистым человеком, с движениями, полными достоинства и с лицом дипломата: открытый лоб, холодная улыбка тонких губ, наполовину опущенные веки, отчего казалось, что глаза подглядывают из-под век. Удивительное было лицо: оно делилось на две половины - верхнюю и нижнюю, и каждая половина жила своей, часто противоположной эмоцией: тонкие губы улыбались, а глаза в то же время настороженно подглядывали из-под опущенных век; глаза смеялись дружелюбно или насмешливо, а тонкий рот или крепко сжимался, или чуть-чуть кривился не то брезгливо, не то презрительно; если углы рта ползли вверх в улыбке, то озабоченно морщился лоб; если весело поднимались брови, то уныло отвисала челюсть.
      Однако, когда Юань-Хе читал письмо Чжан-Си, лицо его и верхней и нижней половиной выражало одно чувство - чувство радости: морщины лба разгладились, глаза смеялись, углы рта поползли кверху, обнажились крупные, желтые зубы.
      Прочитав письмо, Юань-Хе положил его на небольшой столик черного дерева с инкрустациями и обратился к Флорентию:
      - Если вы согласитесь быть моим гостем, вы украсите мой дом цветами счастья.
      Тонкие губы хозяина улыбались, глаза настороженно выглядывали из-под опущенных век.
      - Мое счастье в ваших руках, господин Юань-Хе, - отвечал Флорентий и склонил голову в знак почтения к хозяину.
      - Что может сделать мышь для счастья льва! - воскликнул Юань-Хе.
      Он взял со столика серебряный колокольчик, позвонил и сказал любезно:
      - Я должен устроить вашего кучера и лошадей.
      Вошел слуга. Юань-Хе отдал ему несколько распоряжений. Слуга поклонился и вышел.
      До слуха Флорентия донеслись звуки варварской музыки: стучали барабаны, ревели трубы.
      - У вас сегодня праздник, господин Юань-Хе? - спросил Флорентий, прислушиваясь к звукоиспусканию.
      - Да. Очень смешной праздник. Каждый дом вывешивает фонарик, и живущие в нем становятся у ворот. По улице идет шествие. Очень смешное шествие: впереди идет человек, одетый львом. Он держит блюдо. У каждого дома на блюдо кидают деньги, потом становятся на ходули и идут за львом по улице сколько захочется. Это, конечно, очень смешно, но китайцы, - как дети: ребенок смеется от поднятого пальца.
      Юань-Хе говорил извиняющимся тоном. Рот его улыбался, лоб озабоченно сморщился. Флорентий понял, что хозяин боится насмешки иностранца над родным обычаем.
      - Как жаль, что иностранцу неудобно принять участие в празднике! - воскликнул Флорентий. - С каким удовольствием я прошел бы сейчас на ходулях! Давно не ходил. В детстве был одним из первых ходоков...
      Юань-Хе смутился. Его двухэтажное лицо расползлось, и он некоторое время не мог собрать и организовать верхнюю и нижнюю половины.
      - Что вы, господин Хазаров! Это такая детская забава!
      - Будем детьми, пока можем, господин Юань-Хе! - весело воскликнул Флорентий и продолжал, улыбаясь хитрой улыбкой. - Я видел вас под фонариком у ворот. Значит, вы тоже встречали льва и собирались идти на ходулях?
      - Я чту обычаи моей страны, - отвечал Юань-Хе, совершенно опуская веки.
      - Так почему же я не могу почтить обычаи страны, которая мне нравится и которую я уважаю? Разве русский человек не может повеселиться с китайским народом?.. Правда, здесь о русских плохо думают, и потому мое участие в празднике, возможно, вызовет неудовольствие.
      - Нет, нет! - быстро сказал Юань-Хе. Обе половины его лица смеялись
      - В таком случае я обязательно пойду на ходулях! - закричал Флорентий, позабыв этикет, и резво вскочил на ноги. - Пусть и для меня ваш праздник будет праздником! Идемте, господин Юань-Хе. Я слышу - музыка приближается. У вас найдутся ходули на мою долю?
      - Найдутся, найдутся! - смеялся Юань-Хе всем лицом сверху до низу. Теперь он стал похож на ребенка, а не на дипломата. Когда Флорентий с хозяином вышли на улицу, шествие показалось из-за угла. Впереди шел китаец, ряженый львом. За ним двигался оркестр, состоящий из труб длиною в сажень и из барабанов, величиной с пароходное колесо. Грохот и рев этого оркестра были неимоверны. За оркестром возвышалась толпа шедших на ходулях. Это была фантастическая, даже немного жуткая толпа великанов. Люди у ворот приветствовали льва, кидали деньги ему на блюдо, становились на ходули и шли за оркестром.
      Юань-Хе с достоинством произнес приветствие льву и положил на блюдо, где горой лежали крупные и мелкие серебряные монеты, золотую монету. Лев торжественно провозгласил благодарность. Оркестр заревел и загрохотал музыкальное восхваление, вероятно, бывшее в ходу у троглодитов. Двое слуг поднесли ходули Юань-Хе и он, несмотря на свое дородство, легко поднялся на приступки. Кучер Флорентия бросил на блюдо серебряную монетку и тоже полез на ходули.
      Лев хотел пройти мимо иностранца в пиджаке и шляпе. Но Флорентий загородил ему дорогу.
      - Христос воскресе, или с днем ангела, господин лев... Не знаю, как у вас полагается... - сказал он громко и весело. - Примите посильную лепту... в знак уважения и прочее...
      Он положил на блюдо золотую монету. Слуги Юань-Хе поднесли Флорентию ходули, и он, пробормотав: 'Эх, детство золотое!', ловко забрался на приступки. Лев продекламировал нечто вроде оды в честь щедрого иностранца. Оркестр рванул такой симфонический дифирамб, что Флорентий от неожиданности чуть не слетел с ходуль.
      - Ну и музычка! - пробурчал он. - Мертвого из гроба подымет!
      Он пошел рядом с Юань-Хе в первом ряду ходульного войска непосредственно за оркестром, оглушенный пушечной пальбой барабанов и бычьим ревом труб, - единственный из всей толпы человек в пиджаке и европейской шляпе.
      Прошли несколько улиц, соблюдая обряд: останавливались у каждого фонарика, лев обогащался монетами разного достоинства, вбирали новых ходульников в ряды шествия. Оркестр состоял из энтузиастов, беззаветно преданных искусству. Флорентий недоумевал, как до сих пор не лопнули с натуги трубачи и не отбили себе рук барабанщики.
       Воспользовавшись перерывом в музыкальных упражнениях энтузиастов, Юань-Хе негромко сказал Флорентию:
       - Пожалуй, прошли достаточно, господин Хазаров. Дальше будут окраины города.
       - Возвращаться надо на ходулях? - спросил Флорентий.
       Юань-Хе улыбнулся и глазами и губами.
       - Нет. Мы поедем в коляске.
      Они вышли из толпы и стали у стены дома. Шествие двинулось дальше. За шествием ехало несколько десятков пустых колясок. Владельцы колясок, люди имущие, по окончании ходульного шествия садились каждый в свою коляску и разъезжались по домам. Коляска Юань-Хе остановилась у стены, где с достоинством стоял на ходулях ее владелец. Кучер помог хозяину и его гостю спуститься с возвышенного положения, влез на свое место, ходули положил себе под ноги. Флорентий и Юань-Хе - мужчины не малого размера - втиснулись в неширокое сидение, и легкая одноконная китайская колясочка покатилась по пустым, но все еще изукрашенным цветными фонариками улицам.
      Ужин был подан в английском стиле. После сэндвичей, холодного мяса с горячими овощами и рисового пудинга слуга внес на подносике затейливой формы пару чашечек тончайшего фарфора. В чашечках был крепкий, почти черный чай. Флорентий снова восхитился его ароматом.
       - Вот ради чего я к вам приехал, господин Юань-Хе, - поднимая чашечку, сказал Флорентий.
      Юань-Хе холодно улыбался тонкими губами. Глаза испытующе выглядывали из-под опущенных век.
      - Мой уважаемый друг Чжан-Си пишет мне, господин Хазаров, что вы желаете оказать милость и внимание мне, ничтожному китайскому купцу и намерены говорить со мной о чае.
      - Если вы разрешите, я намерен говорить о чае, господин Юань-Хе, и прошу оказать милость и внимание неопытному и незнающему московскому купцу, советом и доверием, если я заслуживаю того и другого.
      Нижняя часть лица Юань-Хе растянулась в смиренной улыбке, но верхний этаж смирения не выражал: Юань-Хе прикрыл веки совершенно, а между бровями образовалась гордая вертикальная складка.
      - Мои советы! Мое доверие! - воскликнул Юань-Хе, не поднимая век. - Клянусь небом - дешевый подарок!... Но если моими советами взойдет хоть одно полезное зернышко на плодородном поле ваших желаний и если мое доверие может что-нибудь прибавить к доверию моего уважаемого друга Чжан-Си, - я буду счастлив, господин Хазаров.
      Флорентий смотрел в желтое, скуластое лицо с опущенными веками, смотрел на смиренную улыбку и гордую складку над бровями, слушал слова самоунижения и вспомнил, как говорящий эти слова не терял достоинства, даже стоя на ходулях.
      'Ишь, китайская лиса, как петляет!' - думал Флорентий. - Петляй, петляй! Все равно в мою сеть всей душой влезешь! Чжан-Си - оракул всеведущий - влез, Токтохо - волк лесной - влез и ты - лиса - влезешь. Моя сеть - не ловушка, а хоромы. В них человеку вольготно и уходить из таких хором не след... Вижу - не веришь. Заставлю поверить'.
      - Вот что я хочу сказать, господин Юань-Хе, сказал Флорентий громко и решительно.
      Юань-Хе поднял веки и увидел устремленный на него твердый взгляд прямых глаз русского гостя.
      - Вот что я хочу сказать, - повторил Флорентий. - Я приехал не для того, чтобы заключить одну торговую сделку и уехать. Я приехал, чтобы договориться о длительных отношениях. Я открываю торговлю чаем в Москве и был бы счастлив, если бы вы согласились быть моим поставщиком. Цены на чай я знаю: их сообщил мне уважаемый господин Чжан-Си.
      Флорентий достал из кармана записную книжку в красном сафьяновом переплете и прочел хозяину целый прейскурант.
      - Торговаться я не собираюсь, - продолжал Флорентий.
      Это заявление было настолько неожиданным для Юань-Хе, что он издал гортанное восклицание.
      - Да. Торговаться я не собираюсь, - подтвердил Флорентий. - Но буду просить об одном: чтобы чай был самого высокого качества, без малейшего изъяна.
      Юань-Хе с достоинством кивнул головой в знак согласия.
      - Для начала я хотел бы закупить у вас партию чая на сумму в сто пятьдесят тысяч русских рублей.
      Юань-Хе даже приподнялся от удивления. Такой громадной сумы он не ожидал. Видно было, что она ему не под силу. Несколько секунд он думал, как спасти свое достоинство. Потом заговорил, для солидности понизив голос на целый тон:
      - Мне приходится вести дела с английскими купцами. Недавно я продал немало чая фирме Брик и Дэвисон. Не знаю, будет ли для меня возможным согласиться на поставку чая по всей сумме.
      Флорентий пожал плечами.
      - Если для вас сейчас это затруднительно, господин Юань-Хе, что вполне понятно, раз вы продали много чая англичанам, то разве вы не можете найти в вашем городе компаньонов?
      - Это можно, - с облегчением отвечал Юань-Хе и улыбнулся обеими половинами лица. Этот русский купец кажется воспитанным и приятным человеком: он понимает толк в вопросах купеческого достоинства и понимает, что это достоинство надо беречь и щадить.
      Порешили на том, что завтра компаньоны будут найдены и завтра же состоится свидание для обсуждения конкретных условий сделки.
      На следующий день Флорентий проснулся поздно. После шестидневной дороги он проспал сверх своей обычной нормы лишние три часа. Хозяин сообщил Флорентию, что компаньоны уже найдены и прибудут вечером для переговоров. Одного компаньона звали Сунн-Гу-Тай, другого Ли-Чанг. О таких купцах Чжан-Си ничего не сообщал Флорентию, следовательно, приходилось разбираться в предлагаемых людях самостоятельно.
      Юань-Хе предложил Флорентию совершить небольшую прогулку по городу и в окрестности, чтобы познакомиться с чайными богатствами компаньонов. Флорентий с удовольствием согласился.
      В городе он обратил внимание на китайские храмы, на старинный мост через мутную полноводную реку, вспомнил эскизы Скляревского, детали фасада и внутреннего убранства магазина и подивился глубине постижения русским художником чужого стиля.
      Чайные плантации компаньонов начинались за версту от города. Ближе к городу были расположены плантации Юань-Хе. Дальше на запад простирались чайные поля Сун-Гу-Тая. Еще дальше на юг тянулись владения Ли-Чанга. Флорентий понял, что Юань-Хе, озадаченный величиной суммы, на которую его гость предложил заключить договор и составивший себе преувеличенное мнение о финансовой мощи московского купца, решил продемонстрировать возможности нарождавшейся торговой компании, чтобы убедить Флорентия, что комерческое созвездие Юань-Хе - Сун-Гу-Тай - Ли-Чанг может вести дела в крупном масштабе. Плантации компании были огромны, и Флорентий с удовольствием заметил себе, что предполагаемые поставщики надолго обеспечат его чаем, даже при бурном расширении дела.
      Объезжали поля в легонькой, будто игрушечной коляске. Останавливались в чистеньких фанзах, где жили управляющие плантациями, подкреплялись там рисом, рис запивали чаем. Там же кормили и поили лошадей. Юань-Хе неутомимо просвещал Флорентия нескончаемыми лекциями о чае. Многое из того, что говорил ЮаньХе, Флорентий записал в сафьяновую книжечку. К вечеру вернулись в город.
      Китайские купцы пришли после захода солнца. Они долго и церемонно обменивались длинными и запутанными любезностями с хозяином и Флорентием. По-русски они не говорили совершенно. Роль переводчика взял на себя хозяин. Когда приветственный церемониал был закончен, сели за стол. Сервировка была китайская: мисочки, тарелочки, судочки, блюдечки - все маленькое, словно детское, тонкого, сквозящего на свет фарфора и изысканного рисунка. Кухня тоже была китайская: салаты лиственные, травяные и даже, как показалось Флорентию, цветочные; рыба жареная, вареная, сушеная, сладкая, словно засахаренная, соленая - такая, что горло драло, пресная, но облитая кислым соусом; вся рыба была из той реки, которая протекала через город; за рыбной серией последовала серия рисовых блюд, - рис остро-соленый, рис сладкий, весь засыпанный пряностями, рис пресный, но перемешанный с мелко искрошенными фруктами. Флорентий впервые видел, как едят рис палочками. Он смотрел на китайских купцов, как на фокусников, дивясь проворству и точности их движений. Сам Флорентий ел рис чайной ложечкой. За рисом последовали сладости из сои, фруктов и орехов. Блюд было неисчислимое количество, но каждое из них могло насытить только кошку. Однако в целом ужин оказался очень сытным. Из напитков фигурировали китайская рисовая водка, крепкая и приятная, да местное китайское вино, вроде кисленького кваса.
      За ужином Флорентий изучал компаньонов Юань-Хе. Наружность и поведение их были довольно примечательны. Сунн-Гу-Тай весь заплыл жиром; на круглом лоснящемся лице были прорезаны щелочки, заменявшие глаза, для разговора лениво полуоткрывалась скважина, заменявшая рот. Говорил Сун-Гу-Тай вяло, растягивая слова, будто медленно размазывал языком жидкую кашу по тарелке. Вил у него был до того сонный, что казалось, будто он однажды обоспался на всю жизнь.
      Ли-Чанг был сухощав и жилист. На руках и на лице пестрели темные пятна, отчего казалось, что его ободрали, вернее, обглодали; он вертелся, точно его грызли собаки; на длинном лице бегали во все стороны живые глазки. Ли-Чанг, видимо, дорожил временем, потому что, раз начавши говорить, несся с такой быстротой, что точки ставил только после пятой или шестой фразы. Каждый словесный припадок оказывался ребусом, который надо было разгадывать, мысленно расставляя знаки препинания.
      По первому впечатлению можно было подумать, что компаньоны Юань-Хе ничего не слушают и ничего не воспринимают, - Сун-Гу-Тай - потому, что беспробудно спал, а Ли-Чанг - потому, что неистово вертелся и зыркал по всем углам глазами. Однако и тот и другой на вопросы отвечали впопад и мысли высказывали дельные.
      После ужина перешли в другую комнату, где Флорентий увидел чайный сервиз и письменный прибор. По-видимому, это была комната, предназначенная для совещаний.
      Сели. Сунн-Гу-Тай мгновенно заснул, Ли-Чанг завертелся, Юань-Хе принял вид председателя парламента. Он произнес вступительную речь, состоявшую из двух десятков любезностей по адресу Флорентия и уверений, что дружественный союз трех чайных магнатов сможет без особого усилия перевернуть мир. Юань-Хе говорил по-китайски отдельными фразами и тут же переводил их на русский. Его тонкие губы улыбались счастливой улыбкой, а глаза тревожно и подозрительно подглядывали из-под опущенных век за каждым движением Флорентия. Сунн-Гу-Тай спал, но голову повернул чуть вбок и наставил ухо по направлению к Флорентию, отчего стал похож на собаку, которая сквозь сон слышит подозрительные звуки. Ли-Чанг легкомысленно крутился на месте, но правая рука его, плотно положенная на стол, была крепко сжата в кулак, готовая к отпору и нападению.
      Юань-Хе обратился к Флорентию с просьбой разрешить представителям новоявленной торговой компании договориться между собой относительно степени персонального участия каждого из членов триумвирата в реализации предложения высокочтимого русского гостя. Флорентий с готовностью согласился и принялся за чай. Купцы заговорили между собой. Юань-Хе произнес несколько солидных фраз, что-то промямлил Сунн-Гу-Тай, Ли-Чанг протрещал какую-то скороговорку, и едва Флорентий допил чашечку, как Юань-Хе заявил ему, что вопрос решен. Это понравилось Флорентию, во-первых, потому, что компаньоны выглядели скорее акционерами одного общества, а не конкурентами, во-вторых, - потому, что лаконичность переговоров позволяла считать членов компании дельцами, а не болтунами.
      - Прежде, чем написать законы, под солнечным теплом которых будет расцветать дерево нашей дружбы, - сказал Юань-Хе, обращаясь к Флорентию (и Флорентий понял, что Юань-Хе говорит о тексте торгового договора, который надлежало составить), - до того, как тушь коснется бумаги и начертает то, что под страхом небесного наказания должно быть свято исполнено, - мы должны сплести наши руки лианами доверия и обеспечения...
      - Кредит? - коротко спросил Флорентий, отбрасывая шелуху словесных завитушек и обнажая зерно мысли.
      - Кредит, - вздохнув, отвечал Юань-Хе, сокрушенно закрыл веки и зашевелил без звука тонкими губами, точно собираясь говорить о тяжелой болезни любимого человека.
      Сунн-Гу-Тай еще более склонил голову на бок и стал похож на собаку, настороженно поднявшую одно ухо. Ли-Чанг окаменел в явно неудобной позе, не докончив одного из своих вывертов.
      Флорентий сидел улыбаясь. Он весело посмотрел на удрученного Юань-Хе, насторожившегося Сун-Гу-Тая, парализованного Ли-Чанга и бодро сказал.
      - Доверие надо заработать. Поэтому о кредите разговаривать преждевременно. Весь товар я покупаю на наличные.
      Юань-Хе вздрогнул; обе половины его лиц гармонично выразили одно и то же чувство: рот удивленно открылся, веки поспешно поднялись, черные глаза в изумлении уставились на Флорентия. Сдавленным голосом перевел он его слова компаньонам. Оба пришли в движение: обоспавшийся Сунн-Гу-Тай дернулся, точно его укусила блоха и даже проснулся наполовину; обглоданный Ли-Чанг выпрямился, будто его вывинтили из под стола на пол аршина вверх.
      Сказанное русским купцом было невероятно и непостижимо: он покупал неслыханное количество товара на наличные, выказав полное пренебрежение вопросам кредита. Что это: глупость или хитрость? Дикое самодурство или тончайшее коварство, сложнейшая комбинация обмана, разгадать которую было сейчас невозможно? Члены триумвирата смотрели Флорентию в лицо. Взгляд Флорентия не излучал ничего, кроме вполне естественной правдивости. Смелая улыбка русского отметала подозрения. Хотелось верить. Пожалуй, даже можно было верить этим глазам, этой улыбке... Но русский, торгующий с китайскими купцами не только без обмана, но даже без кредита - это было похоже на летающего крокодила. Небывалый случай! Сам Конфуций стал бы в тупик.
      - Так как вопросы кредита отпадают, - непринужденно продолжал Флорентий, то мы можем, не откладывая дела в долгий ящик, приступить к написанию тех самых законов, под солнечным теплом которых будет расцветать дерево нашей дружбы. Кстати сказать, я получил юридическое образование и мог бы в качестве секретаря, взять на себя редакцию русского текста нашего дружеского соглашения.
      Юань-Хе и Ли-Чанг закивали головами в знак согласия. Сун-Гу-Тай утвердительно ткнул подбородком вниз.
      Триумвират выдвинул редактором китайского текста Юань-Хе.
       - Когда весь товар может быть перевезен в Харбин? - осведомился Флорентий. Меня интересует этот вопрос потому, что я сам хотел бы принять товар в Харбине, а очень долго ждать я не могу.
      Члены открывающейся торговой компании перекинулись несколькими фразами. - Весь товар будет в Харбине через две недели, - сказал Юань-Хе.
      - Превосходно! - воскликнул Флорентий.
      Ему придвинули письменный прибор, и он начал писать ровными крупными буквами на левой стороне листа, оставляя правую сторону для китайского текста. Он произносил вслух фразу, прежде, чем написать ее. Юань-Хе переводил. Его компаньоны отхлебывали чай из фарфоровых чашечек и изображением китайских джонок с пурпуровыми парусами среди лазоревого океана. Оба китайца тихонько покрякивали, что означало разумение и одобрение.
      Флорентий кончил и положил перо. Тогда Юань-Хе взял кисточку и обмакнул ее в тушь. Флорентий принялся за чай, ожидая, когда Юань-Хе закончит свои упражнения в китайской каллиграфии.
      Текст договора китайцам понравился и успокоил их. Действительно, договор был прост и ясен. Деньги выплачивались в Харбине при доставке товара.
      Когда договор был написан и подписан всеми участниками сделки, Флорентий заявил Юань-Хе, что ему необходим его чемоданчик. Несколько озадаченный Юань-Хе позвонил серебряным колокольчиком и дал вошедшему слуге приказание принести чемоданчик Флорентия.
      - Прошу не судить меня за то, что я в самом начале нашей дружбы нарушу договор, - улыбаясь, сказал Флорентий. Смею вас уверить, что это нарушение будет вам приятно.
      Китайцы напряженно вытянулись. Слуга с поклоном подал Флорентию чемоданчик. Флорентий отстегнул никелированную пряжку, вывалил из кожаного кармана чемоданчика полтораста тысяч на стол и подвинул Юань-Хе.
      - Платеж производится досрочно, - сказал он и коротко засмеялся.
      Китайцы изумленно переглянулись и радостно захохотали. Юань-Хе смеялся всем лицом и лицо его снова, как тогда, когда Флорентий выразил желание идти на ходулях, показалось Флорентию лицом ребенка, а не дипломата. Сунн-Гу-Тай чуть не проснулся от собственного хихиканья. Ли-Чанг, смеясь, открыл рот, точно хотел проглотить полтораста тысяч.
      Юань-Хе вдруг поднял руку и сказал по-русски Флорентию:
      - Надо выдать расписки.
      Повторил по-китайски.
      Смех смолк. Каждый китаец написал по расписке.
      Флорентий взял расписки, полюбовался на них, сказал с удовольствием: 'Красиво пишете!' и спокойно разорвал каждую из расписок на четыре части.
       Юань-Хе, сам того не желая, хрюкнул, как поросенок. Сунн-Гу-Тай по-настоящему проснулся первый раз в жизни. Ли-Чанг скакнул животом на стол.
      - Почему вы омрачаете начало нашей дружбы этими бумажками, на которых написано недоверие? - спросил Флорентий, глядя прямым взором в ошалелые лица китайцев.
       Юань-Хе, почти лишенный голоса, пробормотал перевод.
      - Я вам верю, - сказал Флорентий.
      Юань-Хе перевел.
      Вскочил обглоданный Ли-Чанг. Поднялся жирный Сунн-Гу-Тай. Встал Юань-Хе. Все три китайца загалдели разом и полезли через стол к Флорентию с протянутыми руками. Юань-Хе держал Флорентия за рукав; он потерял величие и достоинство. Сунн-Гу-Тай лопотал по-китайски, щелочки раскрылись, в них засверкали острые глазки - он окончательно потерял сон; Ли-Чанг схватил лоскутки расписок, бросил их на пол и, тыча себе большим пальцем в грудь, выпалил кряду двенадцать фраз, причем точку поставил только в конце двенадцатой - он потерял всякое уважение к синтаксису. Флорентий улыбался и пожимал руки. Ему кричали в лицо радостные китайские слова.
      Остаток вечера прошел в консультациях. Флорентия засыпали советами. Юань-Хе советовал, как обойтись с таможенными чиновниками. Сун-Гу-Тай открыл секрет длительного хранения чая. Ли-Чанг просвещал Флорентия насчет махинаций приказчиков в чайных магазинах.
      При прощании обмен любезностями и комплиментами занял добрых полчаса. Члены новорожденной торговой компании сияли, как именинники.
      Перед сном Флорентий несколько раз возбужденно прошелся по комнате, исполняя большим подъемом 'Шумел, горел пожар московский'. Потом разделся, стал у постели в сорочке и подштанниках, крепко хлопнул в ладоши и засмеялся.
      - Теперь торгуем! Эх, и магазин выстрою!.. Запузыривай, Фрол!!
      Утром Флорентий пустился в обратный путь. На ночевки останавливались у тех же людей, которые принимали Флорентия, как старого знакомого. Когда въехали в лесной массив, из кустов поднялся безоружный китаец и попросился к кучеру на облучок. Кучер засмеялся и подвинулся, давая ему место.
      - Что это за попутчик? - спросил Флорентий.
      - Шанго человек, Токтохо давал, - отвечал кучер улыбаясь. - Лес надо много-много ехать. Кругом хунхуз ходи.
      Действительно, с хунхузами встречались трижды. Маленькие отряды - кавалерийские разъезды Токтохо - останавливали коляску. Попутчик давал с облучка краткое объяснение начальнику разъезда, тот, улыбаясь, кивал Флорентию, и коляска двигалась дальше.
      К концу шестого дня показался Харбин. Далеко влево Флорентий увидел большой конный отряд, растянувшийся по дороге. Это были амурские казаки. Кучер обернулся к Флорентию.
      - Токтохо лови-лови пошел, - сказал он, махнув кнутом на казаков, и засмеялся. Смех был иронический.
      В Харбине Флорентий прежде всего нанес визит Чжан-Си. Но всеведущий китайский купец выехал из Харбина по торговым делам на неопределенный срок. Возвращался Флорентий от Чжан-Си пешком. В центре города он увидел большое скопление народа у дома Юргина. Из дома выносили гроб. Приблизившись, Флорентий увидел, что в гробу лежит ни кто иной, как Спиридон Пантелеевич Юргин. У гроба он увидел сына Спиридона Пантелеевича - Никандра. Прямоугольное лицо его заметно осунулось, озабоченная складка встала над бровями.
      - Умер Спиридон Пантелеевич! - воскликнул Флорентий.
      - Не умер, а убили, - строго сказал высокий чернобородый человек, стоявший в толпе провожавших гроб.
      Флорентий изумился.
      - Как убили? Кто убил?
      Чернобородый оглядел Флорентия: что за субъект? откуда выскочил? Осмотр удовлетворил чернобородого: может быть, только что приехал, хотел навестить Юргина, а попал к выносу тела.
      - Убил его слуга, - сказал чернобородый, - китаец у него был вместо чистой горничной. Нарядный такой. Несколько лет жил у него. Позавчера утром Никандр Спиридонович - сын Спиридона Пантелеевича - входит в комнату отца, думает, не заболел ли папаша: время одиннадцать часов, а Спиридон Пантелеевич в девять всегда на ногах... Входит он к отцу в спальню, видит - на кровати лежит Спиридон Пантелеевич, одеяло отвернуто, а в сердце воткнут нож по самую рукоятку. На лбу записка: 'Судил Токтохо'.
      - Токтохо! - повторил пораженный Флорентий.
      - Да, да. Хунхуз тут есть один, из всех разбойников первейший разбойник. Он брата Спиридона Пантелеевича Савву с полмесяца тому назад на прииске повесил, а теперь через китайского слугу и Спиридона кончил. Пропал слуга. В ту же ночь сбежал.
      Флорентию вспомнилась одна фраза из письма Токтохо к Юргину: 'Советую вам соблюдать возможную осторожность'. Какая мрачная ирония! И какая уверенность в своих возможностях!
      Вспомнил Флорентий непроницаемое лицо нарядного китайца, юргинского слуги и подумал, что жить в Манчжурии не так-то просто.
      Он проводил гроб до кладбища, наслушался от провожающих рассказов о Токтохо - злобных, опасливых, презрительных, основанных на фактах явно фантастических, - и узнал многое о бесцеремонных проделках братьев Юргиных и, когда гроб поднесли к открытой могиле, повернулся и пошел обратно в гостиницу.
      У дверей номера, соседнего со своим, Флорентий увидел необыкновенную человеческую спину: она была покрыта громадной тигровой шкурой. Лапы зверя болтались по полу. У самой двери соседнего номера, рядом с необыкновенной спиной, Флорентий увидел спину обыкновенную: человек в темном пиджаке открывал ключом дверь соседнего номера. Открыв, повернулся, и Флорентий увидел высокого, худощавого господина с длиннейшими черными усами, по горизонтальной линии разбегавшимися из под носа. Повернулся и человек с тигровой шкурой на спине. Флорентий узрел пожилого китайца. У стены в коридоре сидели два датских дога неимоверной величины и подозрительно смотрели на Флорентия.
      - Прошу прощения, - сказал Флорентий, улыбнувшись усатому господину, и кивнул на тигровую шкуру, - где вы купили такую великолепную штуку?
      - Я шкур не покупаю, - оскорбленным, как показалось Флорентию, тоном отвечал усатый господин. - Я сам их достаю.
      - Сами?.. Это надо понимать так, что вы сами убили эту маленькую киску?
      Человек с усами засмеялся. В полутемном коридоре гостиницы блеснули белые зубы.
      - Конечно, сам.
      - Где же вы ее сыскали?
      - А в Уссурийском крае. Я только из тайги. Там этих кошечек еще достаточно гуляет... Интересуетесь взглянуть? Шкура, правду сказать, преотменная. Прошу вас, зайдите в номер, Разрешите представиться: Курдюмов, Феофил Павлович.
      - Хазаров, Флорентий Геронтьевич.
      - Очень приятно, Прошу.
      - А щеночки эти - ваши? - спросил Флорентий.
      - Мои щеночки, - опять засмеялся Курдюмов и опять в полутемном коридоре блеснули его зубы. - Надо вам познакомиться. Дик! Джек!
      Он коротко сказал по-английски. Собаки подошли и обнюхали Флорентия.
      - Пожалуйте! - распахнул Курдюмов двери номера.
      Вошел Флорентий, за ним Курдюмов, за ним китаец, за ним собаки. Феофил Павлович отпустил китайца и разложил шкуру на столе. Флорентий зашел с головы и глянул. Почудилось ему, что стоит он в чаще уссурийской тайги, и в двух шагах перед ним распластался, весь вжавшись в землю, готовый к прыжку огромный зверь, страшный силою, проворством, лютостью - владыка уссурийских дебрей, прославленный дальневосточный тигр. Ощерил зверь зубы в ненасытной жажде крови, того гляди кинется со стола, рванет беззащитное горло человечье... Какая шкура! Какое было тело, какие были мышцы, какая мощь! Крепкие надо иметь нервы, чтобы не дрогнула рука при встрече один на один в безлюдной уссурийской тайге с таким вегетарианцем. Флорентий взглянул на Курдюмова. Феофил Павлович смотрел на шкуру и улыбался. Улыбка была спокойная и приятная. Вольный разбег черных бровей и крепкий подбородок говорили о мужестве. Курдюмов понравился Флорентию.
      - Вы охотник? - спросил Флорентий, чтобы начать разговор и тут же вспыхнул, сообразив, что сказал глупость: шкура на столе, добытая, а не купленная Курдюмовым, делала очевидным даже ребенку, что Курдюмов охотник, а не архиерей или филателист.
      - Я хочу сказать: вы, по-видимому, сильно увлекаетесь охотой? - поправился Флорентий.
      Феофил Павлович заметил смущение Флорентия, понял это смущение и отвечал, сделав вид, что ничего не заметил:
      - Греха таить не стану, - увлекаюсь. Птицу не бью, мелочь не бью, хожу на крупного зверя: волк, медведь, лось, кабан... Вот сподобился с тигром повстречаться, - кивнул Феофил Пвлович на шкуру.
      - Первый раз встречаю такого охотника, - удивился Флорентий. - Обыкновенный охотник бьет все, что попадается под руку, а у вас такой выбор, который заставляет предполагать, что вы ищете сильных ощущений.
      - А кто не ищет сильных ощущений?
      - Очень многие.
      - Это ошибочное мнение. Я ищу сильных ощущений в лесу, театрал - в театре, любитель музыки - в концерте, геморроидальный чинуша - в картежной игре, финансовый туз - на бирже, монах - в греховных похождениях, монахиня - в романе с гусаром, деревенские парни - в кулачных боях, карьеристы - в кидании палок под ноги соперникам. Те, кто не могут найти сильных ощущений вокруг себя, удят их со дна винного стакана. Здешние китаезы прибегают к опиуму... Говорят, очень ушибительное ощущение получается. Одним словом, каждый развлекается, как умеет, как сказал черт, сидя голый в крапиве.
      Флорентий засмеялся. Сосед оказался разговорчивым, общительным и занятным.
      - Вот вы по виду спокойный, уравновешенный человек, - продолжал Курдюмов, а я уверен, что и вы гоняетесь за сильными ощущениями.
      Курдюмов увидел на лице собеседника смелую улыбку.
      - Верно вы сказали! - воскликнул Флорентий. - Гоняюсь. Нелегкая принесла меня в Манчжурию за сильными ощущениями.
      - Вот видите! И я за этим здесь.
      Курдюмов все больше и больше нравился Флорентию: нравились его быстрые, стреляющие глаза, - взглянет собеседнику в лицо, словно выстрелит глазами, - его отважное лицо, необыкновенная непринужденность в общении, - словно Курдюмов свободно раздвигал кусты и напрямую шел тайной, заросшей тропою к человеческому сердцу. Вот говорят они пять минут, а разговор идет так, будто они дружили пять лет. Непосредственность Курдюмова буквально гипнотизировала: ему нельзя было отвечать криво, недоговоренно, осторожно, в тесных рамках этикета. И Флорентий сказал веселую и раскованную фразу в полной уверенности, что Курдюмов не обидится:
      - Про нас с вами положительные люди сказали бы: дурная голова ногам покоя не дает.
      - Обязательно! - воскликнул Феофил Павлович, ослепив Флорентия белозубой улыбкой. - Сказали бы, Флорентий Геронтьевич, что мы с вами с жиру бесимся.
      - Что ж, может быть, и вправду с жиру бесимся, Феофил Павлович, - легко вздохнул Флорентий.
      Курдюмов бросил стреляющий взгляд на Флорентия.
      - С жиру?... С голодухи бесимся, уважаемый Флорентий Геронтьевич. С голоду по настоящей жизни. В году мы имеем триста шестьдесят пять дней. Но настоящих дней, про которые человек мог бы сказать: 'Эх, пожил я сегодня! Выше горла жизнью наполнился!' - таких дней в году всего пяточек наберется. Так и уходит год за годом. А жизнь-то дана человеку одна, другой не будет и назад она для повторения не возвратится. Насчет загробного продолжения земной дорожки, - это бабушка надвое сказала. Блажен, кто верует. Мне не дано вкусить этого блаженства. Да это и не имеет значения - веришь ты или не веришь. Каждый орет во всю глотку: 'Подай мое земное, что мне на земле положено! Дайте мне меню, я выберу себе обед из четырех блюд с выпивоном! Раз я сижу в ресторане жизни, потрудитесь накормить меня досыта!' А ресторан жизни оказывается мерзейшей кухмистерской, где изо дня в день дают одну и ту же похлебку 'блевантин', прошу прощения. Вот человек и бегает от Петербурга до Камчатки, от Одессы до Манчжурии, ищет где бы съесть не 'блевантинчик', а свежий кусок жизни. И до того человека тошнит с кухмистерской похлебки, что дайте ему любой кусок жизни - пересоленный, переперченный, обмазанный слоем горчицы в палец толщиной - съест он этот кусок. Стрихнину в этот кусок насыпьте - все равно набросится и проглотит. Жаден человек до жизни. Жаден оттого, что тошно ему и оттого, что кругом - рогатки. Достать кусок жизни очень трудно: нужно либо поломать рогатку, либо, ободравшись, перелезть через нее. А кто не может поломать. кто не может перелезть, тот обречен весь век давиться 'блевантином'. Рогаток много. Они железные и врыты в землю основательно. Куда не повернись, - сейчас же обдерешься об рогатку: станет весело, засмеешься громко в гостиной, - сразу попадешь под перекрестный огонь косых взглядов; зайдешь в ресторан с приятелем, дернешь по маленькой, затянешь песню от наплыва чувств, - выведут; встретишь подлеца, скажешь ему от души: 'что б ты провалился' вместо положенного 'здравствуйте', - отвернутся от тебя добрые и недобрые знакомые, как от хама; пойдешь в городской сад, захочешь лечь на свободную скамеечку под деревом, посмотреть, как бегут облака, - поднимут тебя, укажут на непристойность поведения. Служу я в управлении или в канцелярии, - значит, должен с почтением кланяться начальнику, а я хочу его, мерзавца, мордой об стол треснуть. Я должен уважать то, что мне предписывает закон, - а хочется мне сделать как раз наоборот, потому что так, по-моему, будет справедливее и многие со мной согласны. Однако, если я сделаю, как хочу, меня посадят в холодную. Меня крестили и сделали православным, - а я, может быть, хочу стать огнепоклонником. Мне приказывают грудью защищать самодержавие, - а я, может быть, республиканец, или даже анархист... Ведь может это быть?- вдруг сменив приятельский тон на вызывающий, спросил Курдюмов и выстрелил глазами в лицо Флорентия.
      - Может, - дружелюбно отвечал Флорентий. - Анархист. Очень просто. Сколько угодно.
      Курдюмов увидел прямые глаза Флорентия и снова заговорил по-приятельски:
      - Вот какая картина масляными красками в золоченой раме получается, Флорентий Геронтьвич...
      Они стояли над шкурой у противоположных краев стола. Разговор побежал так стремительно, что Курдюмов даже не предложил гостю сесть. Теперь он спохватился.
      - Батюшки! Да что же мы стоим! Присаживайтесь, Флорентий Геронтьевич, прошу вас. Простите, ради бога.
      Флорентий сел.
      - Давайте побеседуем, - продолжал Феофил Павлович. - Через час я должен уезжать из Харбина, Я буду собираться, но вы не обращайте на эти сборы никакого внимания.
      Флорентий встал.
      - Я не хочу стеснять вас, - сказал он.
      - Неужели я должен лишиться приятного собеседника из-за того, что мне необходимо привести в порядок домашний хлам?! - воскликнул Феофил Павлович. - Я долгое время буду лишен возможности поговорить с интеллигентным человеком. Да и с человеком вообще. Мои скитания делают это удовольствие крайне редким. Отсюда моя болтливость. И сейчас я снова еду в тайгу.
      - Из тайги опять в тайгу?
      - А что же тут плохого? А вы из города опять в город? Это много хуже.
      - Почему? - спросил, садясь, Флорентий.
      - В лесу рогаток куда меньше, чем в городе. А сибирская тайга - вольное царство.
      Заговорили о тайге, о таежных людях. Час пролетел незаметно. В дверь постучали. Вошел коридорный.
      - Пора? - спросил его Курдюмов.
      - Так точно. Лошади поданы.
      Флорентий встал, вынул записную книжку в красном сафьяновом переплете, вырвал листок, написал на нем несколько строк и протянул листок Курдюмову. Феофил Павлович прочел московский адрес, под которым было начертано почерком, изобличавшим непреложную уверенность: 'Хазаров Флорентий Геронтьевич. Чайная фирма. Основана на днях'.
      - Вот это я понимаю! - захохотал Курдюмов. - К сожалению, моя охотничья фирма покуда адреса не имеет. Но как только кочевые племена приобретут оседлость, я сообщу вам свой адрес и напишу. В Москве я бываю. У меня там сестра замужем.
      - Прошу вас, заходите к нам в Москве. Мы с женой будем очень рады.
      Они крепко пожали друг другу руки. Флорентий задержал руку Курдюмова в своей.
      - Если обдеретесь об рогатки, - напишите мне, Феофил Павлович. Может быть, я пригожусь чем-нибудь.
      Голос Флорентия звучал тепло и сердечно. Курдюмов улыбнулся той располагающей улыбкой, которая в начале их знакомства пленила Флорентия.
      - Спасибо, Флорентий Геронтьевич. От помощи хорошего человека никогда не откажусь, коли плохо придется. Но давайте уговоримся, что и вы в нужде обо мне вспомните. И лесной бродяга пригодиться может.
      - Уговорились, - сказал Флорентий, очень довольный новым знакомством, подающим очевидный пример, что не все русские, завернувшие в Манчжурию, принадлежат к отбросам человечества.
      Они расстались друзьями.
      На следующий день Флорентий пошел в городскую библиотеку и в высшей степени удивил библиотекаршу, заявив, что ему нужно изучить Манчжурию в пять дней. Противу всех правил, он унес с собой толстую кипу книг. Флорентий уходил в сад, садился на скамейку под густую тень старых деревьев и читал о Манчжурии целыми днями. Выписки из прочитанного заполнили всю записную книжку в красном переплете. Ее сменила толстая тетрадь с китайским рисунком на обложке.
      Дней через пять коридорный передал Флорентию синий шелковый конверт с золотой финтифлюшкой в левом углу. Чжан-Си писал по-русски острым почерком, вырисовывая каждую букву. Первая страница письма была полна приветствий и комплиментов. На второй странице Чжан-Си сообщал, что приехал в Харбин и жаждет приложиться иссохшими губами к водоему мудрости Флорентия.
      Флорентий захватил с собой эскизы спроектированного московского магазина и поехал к Чжан-Си. Всеведущий торговец пушниной встретил его торжественно, совершенно свернул свою маленькую головку на бок и запищал двумя тонами выше, чем обычно.
      - Поздравляю... Поздравляю храбрейшего, мудрейшего и благороднейшего. Ваша удача - награда мужеству, мудрости и благородству. Мой ничтожный дом станет отныне значительным. Это произойдет, конечно, не вследствие моих достоинств, которых у меня не больше, чем перьев у ящерицы, а вследствие милостивого посещения того, кому дано дуновением тайной силы открывать человеческие сердца.
      Флорентий в ответ вытягивал из себя позолоченные нити китайских любезностей, опутывая ими хозяина. Озолотив таким образом друг друга, они перешли к более простой и естественной манере разговора.
      - Вам совершенно не следует беспокоиться относительно того, выполнят ли свои обязательства господин Юань-Хе и его компаньоны. - успокаивал Чжан-Си Флорентия. То, что вы изволили порвать расписки, связывает ваших поставщиков гораздо сильнее, чем если бы вы приняли эти бумажки.
      'От кучера все знает', - подумал Флорентий. Он улыбнулся своей смелой улыбкой и сказал, небрежно махнув рукой.
      - Я ни минуты не думал об этом. Чего мне беспокоиться? Я знаю, что для честного человека порванная расписка больше значит, чем принятая. У меня не было никакого основания сомневаться в честности китайских купцов. Так чего же мне ночей не спать?
      Чжан-Си скользнул острым взглядом по лицу Флорентия и словно весь рассыпался на звенящие и стучащие кусочки в ксилофонном смехе: удивительное дело, этот русский великодушный чудак действительно был совершенно спокоен.
      - Завтра истекает две недели со дня заключения договора, подписанного вами, - запищал Чжан-Си.
      'И это знает', - подумал Флорентий
      - Не откажите моей смиренной просьбе, - продолжал пищать Чжан-Си, - выразить вам свое уважение и восхищение у моего круглого стола в обществе Юань-Хе и его компаньонов. Если вы свободны завтра вечером и снизойдете к моей просьбе, то завтрашний вечер будет в моем доме праздником.
      Флорентий отвечал скромностями, любезностями, благодарностями, после чего спросил:
      - А вы уверены, что Господин Юань-Хе и его товарищи прибудут завтра? Может быть, они вообще не думают выезжать в Харбин, а пришлют с товаром доверенных?
      - Они приедут сами и приедут завтра, - категорически сказал Чжан-Си.
      'Значит, знает', - подумал Флорентий и вынул из бокового кармана пиджака эскизы Скляревского.
      - Чудесный альбом, который я у вас видел, может принадлежать только исключительному любителю и знатоку китайской живописи, - сказал Флорентий, разворачивая эскизы. - Поэтому я решаюсь обеспокоить вас просьбой оказать внимание наброскам русского художника. Это эскизы чайного магазина, который я думаю строить в Москве. Ваше высокое мнение решит судьбу этих набросков.
      - Я только плохо осведомленный любитель живописи, - пискнул Чжан-Си и взял эскизы.
      Он рассматривал их со всем вниманием, наконец, вернул эскизы Флорентию и сказал:
      - Это очень хороший русский художник. Он знает, что делает. Китаец посмотрит на такой дом без насмешки, но с отрадой.
      Чжан-Си склонил голову набок, мечтательно посмотрел на потолок и так сморщил свое и без того сморщенное личико, что морщины образовали на нем сплошную сетку.
      - В таком магазине и приказчики должны быть китайцы, - сказал он детским голосом и рассмеялся ксилофонным смехом, довольный своей мыслью. - Хорошо было бы во всем сохранить стиль.
      - Это замечательно! - закричал Флорентий, презрев строгий китайский этикет. Однако он тотчас же остыл.
      - Где же я возьму китайцев? Кто поедет отсюда в Москву? И кто меня здесь знает, чтобы согласиться ехать?
       Чжан-Си торжественно поднял палец.
      - Человека, провезшего через леса, наполненные хунхузами, сто пятьдесят тысяч, положившего на стол перед китайскими купцами сто пятьдесят тысяч и порвавшего расписки на эти сто пятьдесят тысяч знает весь китайский Харбин. Много китайцев пожелает идти в услужение к тому, кому дано дуновением тайной силы открывать человеческие сердца. Если вы мне доверяете, я могу найти для вас столько способных и добросовестных китайцев, сколько вам потребуется.
      Флорентий, окончательно забыв о китайских приличиях, схватил Чжан-Си за рукав и благодарил восторженно и неистово. Чжан-Си тихонько посмеивался короткими ксилофонными пассажами.
      - Вам нужны холостые или семейные? - спросил он, когда Флорентий выдохся.
      - Семейные! - азартно закричал Флорентий и Чжан-Си с чуть заметной улыбкой наблюдал неожиданную горячность уравновешенного, как ему казалось, пионера чайной торговли в Харбинских краях.
      - Семейные! - продолжал кричать Флорентий, - Им нечего спешить сюда за невестами. Они подольше проживут в Москве. А в обиде от меня они не будут.
      - Сколько человек вам нужно? - деловито спросил Чжан-Си.
      - Мне нужно пять человек, - отвечал Флорентий весьма определенно. - Два приказчика в магазин, два служащих на складе и один доверенный, которого я мог бы посылать сюда за чаем.
      - Вы получите пять добросовестных китайцев. Вы получите их завтра.
      - Завтра? - удивился Флорентий. - Вы найдете их уже завтра?
      - Сегодня, - улыбаясь, отвечал Чжан-Си. - Завтра в полдень они будут у вас.
      Действительно, на следующий день ровно в двенадцать часов к Флорентию в номер вошли пять китайцев. Все они были опрятно одеты, хорошо говорили по-русски, знали толк в чае и с удовольствием собирались ехать в Москву. Будущий доверенный Флорентия семь лет работал на чайных плантациях в разных должностях. Будущие приказчики были изящны и отменно вежливы. Будущие служащие на складе были крепко сложены и, по-видимому, расторопны. Флорентий всем положил хорошее жалованье и переезд в Москву принял на свой счет. Китайцы ушли очень довольные.
      Едва удалились новые служащие Флорентия, как в дверь снова постучали и в номер, улыбаясь, как старому знакомому, вошли Юань-Хе, Сунн-Гу-Тай и Ли-Чанг. Флорентий радушно пожимал им руки.
      - Товар прибыл, - сказал Юань-Хе с возможным достоинством. Соблюдению достоинства мешала слишком явно выказываемая симпатия к Флорентию. - Не угодно ли вам будет проехать с нами на склад, чтобы осмотреть и проверить привезенное.
      - Осмотреть - с удовольствием, - отвечал Флорентий, - Проверять считаю излишним. Разве наши отношения не основаны а взаимном доверии?!
      Юань-Хе перевел. Компаньоны улыбались.
      Два фаэтона стояли у подъезда гостиницы. Юань-Хе с Флорентием сели на первый, компаньоны - на второй. Только что хотели тронуться, как с двух сторон к первому фаэтону подошли два аккуратно одетых китайца и с поклоном подали два письма: одно Флорентию, другое Юань-Хе. Удивленные седоки приняли письма, хотели спросить от кого они, но, взглянув на конверты, ничего не спросили: на конвертах было обозначено, что письма - от Токтохо. Пока седоки рассматривали конверты, китайцы, передавшие письма, исчезли. Флорентий и Юань-Хе разорвали конверты и стали читать. Кучер ждал.
      'Глубокоуважаемый господин Хазаров!' - писал Токтохо. - 'Ваше благородство освобождает вас от всякой пошлины. Я беру на себя охрану ваших товаров, пока вы будете верны своему девизу и пока я господствую в тех лесах, через которые идут ваши грузы. Уважающий вашу смелость и ваше благородство - Токтохо'.
      Торжествующий Юань-Хе повернулся к Флорентию.
      - Токтохо пишет, что убежден в нашей честности и потому будет пропускать наши товары через леса, - сказал он таким тоном, каким впору сообщить о новых привилегиях китайскому купечеству, дарованных богдыханом. - Предупреждает, что при первом обмане, который он обнаружит...
      Юань-Хе замялся и, напыжившись, чтобы не терять достоинства, докончил:
      - Обманщикам будет нехорошо.
      - Мне он пишет, что будет охранять наши товары, - сказал Флорентий.
      Юань-Хе засмеялся верхней и нижней половинами лица сразу.
      - Шанго, - сказал Флорентий.
      - Шанго, - подтвердил Юань-Хе.
      Лошади тронулись. Склад был расположен в китайской части города, Китайские кули двигались по разным направлениям, перенося на спине тяжести. Юань-Хе подвел Флорентия к великому множеству одинаковых ящиков и настоял на том, чтобы Флорентий пересчитал их все.
      - Позвольте! - воскликнул Флорентий, окончив счет и вычислив стоимость привезенного товара. - Что же это такое? Здесь не на полтораста, а на сто восемьдесят тысяч чайного богатства. Я радуюсь такой обильной поставке, но даю вам честное слово, господа, что у меня нет здесь тридцати тысяч. Я уплачу, конечно...
      Юань-Хе величественно поднял руку.
      - Мы не возьмем денег, господин Хазаров.
      - Как не возьмете денег? - опешил Флорентий. - Почему?
      - Мы обязаны уплатить за порванные расписки, - с достоинством сказал Юань-Хе. - Каждая расписка стоит десять тысяч.
       Флорентий даже попятился от Юань-Хе.
      - Что такое?..
      - Смею вас уверить - это очень дешевая цена.
      Начались жаркие пререкания. Наконец, Ли-Чанг задергался, словно отбивался от бросившихся начисто обглодать его собак и, окончательно потеряв душевное равновесие, продекламировал в течение десяти секунд не менее печатной страницы без всяких знаков препинания. Никогда не было выказано такого презрения к пунктуации.
      Юань-Хе перевел. Смысл грандиозной скороговорки заключался в том, что ежели господин Хазаров откажется принять весь доставленный товар за полтораста тысяч, то излишек в тридцать тысяч будет немедленно утоплен в Сунгари.
      Сун-Гу-Тай пришел в необыкновенное возбуждение: он рубил рукой воздух и стрелял во Флорентия цокающими и чмокающими междометиями. Обе половины лица Юань-Хе выражали чувство обиды: веки открылись, глаза смотрели мрачно, губы надулись. Взглянув на это лицо, Флорентий понял, что своим отказом он попирает лучшие чувства своих поставщиков и, может быть, преступает китайский обычай.
      - Ладно, ладно, - сказал он, сдавая позиции. - Коли пошло на подарки, то мы в долгу не останемся. Дружить, так дружить!
      Юань-Хе перевел. Китайцы просияли. Тут же устроили все дела с дальнейшей транспортировкой чая. Это отняло порядочно времени. Затем Юань-Хе предложил Флорентию посетить чайный магазин, владельцем которого был его приятель. Там Флорентий мог ознакомиться с подробностями чаеторговли.
       Владелец магазина принял гостей по всем правилам китайского гостеприимства, о Флорентии слышал и открыл ему все помещения магазина, все тонкости торгового оборота и все уголки своего сердца. Когда вышли из магазина, был уже вечер. Поехали к Чжан-Си.
      Дом Чжан-Си был наполнен гостями. Торговец пушниной давал большой банкет в честь удивительного московского купца. На банкете присутствовал весь китайский торговый мир Харбина. Несколько больших столов были сервированы прекрасным китайским фарфором. Нескончаемый поток китайских кушаний тек из кухни к столу. Длиннейшие слуги разносили эти кушанья. По правую руку Флорентия сидел Чжан-Си, по левую - Юань-Хе. Рядом с Юань-Хе сидел Ли-Чанг, рядом с Чжан-Си - Сун-Гу-Тай. Владелец чайного магазина сидел против Флорентия и не спускал с него очарованных глаз. Перед тем, как сесть к столу, Чжан-Си подвел Флорентия к маленькому столику черного дерева. Там стояла пара смешных китайских болванчиков. Чжан-Си подошел сзади к болванчикам, залез рукой в каждого из них, что-то закрутил, что-то сдвинул и болванчики закивали головами, будто приветствовали Флорентия. Это было очень забавно, и Флорентий засмеялся.
      - Вы поставите эти куклы в витрину вашего магазина, - сказал, улыбаясь Чжан-Си. - Это будет привлекать публику.
      Флорентий благодарил хозяина, радуясь этой мысли, как ребенок.
      На следующий день, готовясь к отъезду и бродя по магазинам в поисках китайских безделушек, которые предназначались в дар родным и знакомым, Флорентий повстречался с Никандром Юргиным и Хантаевым. Полковник и золотопромышленник подозрительно поглядывали на Флорентия.
      - Как это вам удалось вырваться из лап Токтохо, Флорентий Геронтьевич? - полюбопытствовал Хантаев.
      'Весь город знает мою историю', - подумал Флорентий.
      - Этот самый Токтохо на меня внимания почти не обратил. Спросил, откуда еду и куда. Я сказал. Тогда он стал спрашивать, не встречал ли я ваших амурцев. Вот что у него на уме, Дорофей Игнатьевич.
      Полковник разгладил рыжую бороду, очень довольный таким сообщением.
      - Я выслал две сотни совершенно секретно, - сказал полковник. - Но эта шельма чует, откуда гарью пахнет. На этот раз попадется, однако.
      - Попадется, - согласился Флорентий. - Он выглядит очень растерянным. Ему теперь не до грабежей. Одна дума - уйти от казаков.
      - Не уйдет. Пропишем ему ижицу.
       Юргин смотрел на Флорентия такими же, как у отца, холодными глазами.
      - Токтохо, спасая совою шкуру, не успел вас обчистить, - сказал он глухим, точь-в-точь как у отца, голосом. - Но вы и без него умудрились потерять свой капитал.
      - Это каким же образом? - поинтересовался Флорентий.
      Никандр по отцовски дернул углом рта, иронически усмехнувшись.
      - Вы же сами порвали расписки. Теперь ждите товара после дождика в четверг, когда рак на горе свиснет.
      - Чепуха! - воскликнул Флорентий. - Товар уже здесь и завтра я отправляю его в Москву. Превосходнейший товар!
      Прямоугольное лицо Никандра окаменело.
      - Ничего не понимаю, - сказал он глухо.
      - Совершенно справедливо изволили заметить, - приподнял шляпу Флорентий и зашагал к гостинице, оставив озадаченную парочку осмысливать то, что им никогда осмысливать не доводилось.

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Задерацкий Всеволод Петрович (pianoforum@mail.ru)
  • Обновлено: 30/03/2012. 132k. Статистика.
  • Статья: Проза
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.