"МЕТЕЛЬ" В. СОРОКИНА: ИГРА В IMPERFECTUM

Завьялова Е.Е.

Повесть В.Сорокина "Метель" была издана сравнительно недавно - в 2010г. Тем не менее, она уже успела привлечь внимание многих критиков и литературоведов. Филологов неизменно интересует вопрос об интертекстуальных связях произведения. Писатель выбрал тему, имеющую солидную традицию в русской классике. На "метельный" текст проецируются сюжетные ситуации с участием барина и кучера, хозяина и работника, доктора и пациентов, дополнительно вводится ряд образов-символов (хлеб, пенсне, пирамида и т.п.). "Компактная" [1] сорокинская повесть вмещает не один десяток литературных реминисценций.

Рядового же читателя интересуют, прежде всего, два вопроса: 1)смогут ли добраться главные герои, Платон Ильич и Перхуша, в пункт назначения, репрезентируемый топонимом Долгое; 2)когда происходят описываемые события. И если ожидание развязки согласуется с классической писательской стратегией, то темпоральная неопределённость этой стратегии противоречит. Остановимся на данном вопросе подробнее.

Повесть начинается с диалога уездного доктора со смотрителем. Одному нужно срочно продолжать путь, другой не может предоставить лошадей. Буквально на первой странице произведения создаётся эффект обманутого ожидания: название указывает на один пушкинский текст, а эпизод дублирует ситуацию из другого. Однако "декорации" вполне достоверно передают атмосферу жилища Самсона Вырина ("ситцевая занавеска" [11;8], чай и т.п.), читатель быстро "смиряется": в конце концов, "Станционный смотритель" тоже входит в цикл Белкина.

Очень скоро намечается следующий поворот, нарушающий инерцию восприятия: в поисках выхода из создавшегося положения смотритель подходит к конторке и снимает трубку телефона [11;8]. Едва наметившаяся система временных координат рушится. Прилежный читатель начинает вспоминать, когда в России появились первые телефонные аппараты ("Говорящая трубка Белла была запатентована в 1876г., телефонная линия Москва - Петербург открылась в 1898г. Но оставались ли тогда почтовые станции? Кажется, да"). Подчёркнутая "литературность" текста подталкивает к поиску новых ориентиров. На помощь пушкинским "Повестям Белкина" (1830) приходят толстовская "Метель" (1856), чеховская "Почта" (1887), булгаковская "Тьма египетская" (1825). В эту картину лучше вписывается листаемая Гариным "Нива" [11;8]: журнал издавался в 1870-1918гг. (всё-таки Чехов?). Делается понятным и настойчивое упоминание пенсне: "Платон Ильич снял пенсне" [11;6], "Платон Ильич надел пенсне" [11;6]. А.Латынина пишет: "Доктор..., требующий лошадей на почтовой станции, тщательно стилизован под чеховского героя: и пенсне у него чеховское, и саквояж земского врача в руках, и манера речи с непременным обращением "батенька", и аргументация под стать земскому труженику: "Да вы понимаете, батенька, что там люди умирают". А вот станционный смотритель вроде как пушкинский..." [6;176].

Подробны и часты замечания по поводу одежды персонажей. Первоначально детали отсылают к "анахроничной" теме: "белые, подшитые жёлтой кожей валенки" [11;7] Михалыча, его "барсучья душегрейка" [11;5] (слово "душегрейка" в отношении мужской безрукавки было употребительно до XVIIв., позднее его заменила лексема "нагрудник" [12;68]) и "плюшевые штаны" [11;7] (таковые, например, упоминаются в списке заграничных покупок графа П.Б.Шереметьева (1714-1787) [5;86]).

Облачение Гарина, помимо "широкого лисьего малахая с охвостьем" [11;10], составляет "долгополый, тяжёлый пихор на цигейке" [11;10]. Существует мнение, что название "пихор" ("пехор", "пихора") появилось в СССР 1960-егг. На лэйбле детских курток на меху из Китая было написано "пи-хо-ра". Вторая версия - итальянское pecoro - "дублёнка". В любом случае лексема вошла в широкий российский обиход недавно, и высокая частотность её употребления в повести В.Сорокина наводит на мысль об особой значимости слова. Возможно, для писателя было важно именно его китайское происхождение. Или созвучие с прозвищем кучера-хлебовоза. Или фонетическое сходство с ранневосточнославянским корнем "пьх-" ("толкать"). Ср.:

"- Пахтай меня, хороший мой... - зашептала она в его щёку..." [11;103];

"- Пихнём назад? - Кинув топор, Перхуша упёрся в нос самоката.

- Пихнём! - Доктор упёрся с другого бока" [11;251].

Описание костюма Перхуши не прибавляет ясности: "Он... вскоре вышел в серой шерстяной кофте грубой вязки и ватных штанах, подтянутых солдатским ремнём..." [11;19]. Ватные штаны - знак XXв. (они входили в обмундирование Красной, затем Советской армии, пользовались неизменной популярностью в сельской местности и т.п.). Кофта как предмет одежды известна много веков, кардиган, связанный из грубой шерсти, одевался военными под мундир, а вот выражение "грубой вязки" стало использоваться в прошлом столетии. Очертив временную петлю, В.Сорокин возвращает читателя на исходную позицию: верхняя одежда Перхуши состоит из "небольшого чёрного тулупа", подпоясанного "кушаком" [11;20] (ср. со строками из "Евгения Онегина": "Ямщик сидит на облучке / В тулупе, в красном кушаке" [9;95]).

Далее даётся панорама двора хлебовоза: "...Кособочился пристроенный впритык хлев, неаккуратно громоздились кладни дров, поодаль стоял сенник с проломившейся и наспех прикрытой жердинами и соломой крышей, неподалёку чернела рига, в которой по всему её виду вряд ли молотили последние четыре года. Зато маленькая, похожая на баньку конюшня была новорубленой, крытая широкой дранкой, с хорошо проконопаченными стенам, с двумя утеплёнными окошками" [11;21]. "Физиологически" подробное изображение сельских построек сменяется ещё более детальной обрисовкой интерьера помещения для содержания лошадей: "Конюшня делилась пополам: сразу от двери начинались кузница и шорная, стоял верстак, на нём небольшая наковальня, здесь же крохотная печка размером с самовар, с мехами, изготовленными из пасечного дымаря, с инструментом, аккуратно разложенном на верстаке: ножи, молоточки, щипчики, буравчики, рашпили и банка с лошадиной мазью с кисточкой внутри. Посредине верстака стояла глиняная чашка..." [11;22]. И т.д. и т.п. Эти описания не только делают очевидной "главную страсть хозяина" [11;22] - их монотонная обстоятельность на какое-то время усыпляет бдительность читателя.

Л. Данилкин пишет: "...Все сорокинские "сюжеты" - не более чем карикатурная бутафория, которая выстраивается лишь для того, чтобы поэффектнее выбить из-под неё клинья. Своего рода литературный оргазм наступает как раз в тот момент, когда декорация вдруг трещит и лопается: специфически сорокинский момент химически чистого восторга. Здесь это момент, когда выясняется, что лошади у Перхуши - "малые": размером с куропатку, и чтобы тянуть сани, их нужно 50 штук" [3]. Но это взгляд филолога, критика. Обычный же читатель оказывается окончательно выбит из колеи: обнаруживается, что все его хронологические расчёты не подтвердились. Круг замкнулся.

Повествование продолжается. Попытки выяснить время происходящих, теперь уже явно фантастических, событий возобновляются. Хлебовоз рассказывает доктору, что поменял лошадок "на радио" [11;37], что "по радио" [11;38] слышал, будто "нонче в Нижнем на ярмонке был битюг с дом четырёхэтажнай" [11;38]. Информация о существовании лошади исполинских размеров уже не удивляет. Примечательнее упоминание о трансляции в Долбешино радионовостей (пытливый читатель оживляется: "Регулярное радиовещание в России началось в ноябре 1924г."). В доме мельника упоминается "приёмник под покрывальцем" [11;66] - неизменная составляющая городских и (позднее чаще) деревенских интерьеров советского периода. Далее выясняется, что радио можно "смотреть" [11;76]. "Мельничиха подошла к приёмнику, сняла с него вязаное покрывальце, взяла чёрную коробочку управления, вернулась к столу, привернула фитиль в лампе, села на своё место и нажала красную кнопку на коробочке. В приёмнике щёлкнуло, и над ним повисла круглая голограмма с толстой цифрой "1" в правом углу" [11;92]. А.Латынина отмечает, что такого типа устройства - "видеотехника будущего"; "при этом мельничиха подкручивает фитиль лампы: электричества в доме нет" [6;177]. М.Липовецкий подчёркивает: "Эти инновации сочетаются с нарочитой архаикой: ямщиками, санями, лучиной, купцами, мельниками, лабазами и т.п." [7].

Современные реалии всё чаще мелькают в тексте, "приближая" читателя к нынешнему: мазь Вишневского [11;45] (изобретена в 1927г.), моментальный клей [11;45] (впервые получен в 1942г.), автомат Калашникова [11;66] (сконструирован в 1947г.), игрушечный слон с ярмарки, поющий "аглицкую песенку" [11;109] ("Love me tender, / Love me sweet..." записана в 1956г. Элвисом Пресли), "мобильный телефон" у китайца [11;298] (первый оператор сотовой связи появился в России в 1991г.), "ящик из-под пива "Три богатыря"" [11;289] (производящегося с 2002г.), обезболивающее "металгин-плюс" [11;156] (авторский неологизм, похожий на известный анальгетик). В.Сорокин сперва расставляет "редкие вешки" [11;29] для профи, затем вводит в текст подробности, приметные всем.

То же с аллюзиями на произошедшие исторические события. В самом начале повести Гарин припугивает Михалыча разбирательством [11;7]. Вновь обратимся к рассуждениям А.Латыниной: "Чеховский доктор грозит пушкинскому станционному смотрителю судом за саботаж. И оказывается, это государственное слово станционному смотрителю хорошо знакомо. Напомним, что в русский язык оно вошло вместе с революцией 1917 года, Лениным, ВЧК и революционной интеллигенцией на службе у большевиков, знавшей иностранные языки" [6;176]. Более явный намёк содержится в радиосообщении "ореконструкции автомобильного завода в Жигулях" [11;92] (первый автомобиль ВАЗ сошёл с конвейера в 1971г.). Следующее "продвижение" по временной шкале связано с репликой казнимого в своём наркотическом забытье доктора: "Два тысячелетия минуло со смерти Христа..." [11;173]. Получается, что действия повести разворачиваются не ранее 2033г. Хотя как можно "верить" персонажу, находящемуся под воздействием психоактивного средства?

Вслед за тем снова происходит "хронологический откат": упоминание о сбрасываемой атомной бомбе [11;175] (аллюзия на бомбардировку Хиросимы, Нагасаки 1945г.) и "Красной смуте" [11;247] (событиях начала XXв.). Ретроспективные включения типичны для большинства художественных текстов. Но на фоне временной неопределённости сорокинской утопии (так характеризует жанр произведения М.Липовецкий [7] - в отличие, например, от Н.Примочкиной [8] и Ю.Даниленко [2], определяющих его как антиутопию) подобные обращения к прошлому ещё более дезориентируют читателя.

Едва ли не единственные достоверные сведения о времени происходящего содержатся почти в самом конце произведения. Повествователь замечает, что "прадед доктора Гарина, бухгалтер, часто вспоминал далёкую сталинскую эпоху..." [11;250]. Это указание заслуживает хотя бы приблизительных вычислений. Начало Сталинского периода обычно датируют интервалом между XIV съездом ВКП(б) и разгромом "правой оппозиции в ВКП(б)" (1926-1929гг.), конец - его смертью, 1953г. "Часто вспоминать эпоху" можно, запомнив происходящее в осмысленном возрасте (лет с 15), но спустя достаточно большой промежуток времени после её окончания (лет через 20). Средняя продолжительность жизни в России составляет примерно 70 лет. Т.е. дед Гарина родился не ранее 1903 и не позднее 1938г. Ребёнок, по-видимому, появился у него в возрасте 20-60 лет. Дальше можно высчитать наиболее вероятные ближайшую и самую дальнюю точки рождения потомков.

год рождения
нижняя граница верхняя граница
прадед Гарина 1903 1938
дед Гарина 1923 + 20 = 1943 1938 + 60 = 1998
отец Гарина 1943 + 20 = 1963 1998 + 60 = 2058
Гарин 1963 + 20 = 1983 2058 + 60 = 2118
Осталось вычислить, в каком году Гарину исполнилось 42 года ("уездный доктор... был высоким, крепким сорокадвухлетним мужчиной" [11;11]).

1983 + 42 = 2025 2118 + 42 = 2160

Рождение ребёнка у человека, принадлежащего к зрелой возрастной группе, - редкость. Апотому установленная нижняя граница (2023) будет намного вероятнее верхней (2158). Получается, что рассуждениям доктора по поводу двух минувших тысячелетий всё-таки можно верить.

Многочисленные модуляции в обозначении социально-исторических координат делают особенно выразительным лейтмотив времени. Его присутствие обусловлено фабулой: земский врач спешит доставить вакцину, Платону Ильичу нужно срочно остановить распространение эпидемии. Поэтому главный герой часто поглядывает на часы. В горнице смотрителя он замечает "громкие ходики в виде избушки бабы-яги" [11;7] (сакраментальный знак границы между двух миров). В избе хлебореза сиротливо висят "вставшие на половине шестого часы-ходики" [11;14] (намёк на мужскую немощь Перхуши). Встретив на пути сухой, расколотый молнией дуб, доктор "почему-то" вновь вспоминает про время и достаёт свои карманные часы [11;51]. В богатом доме мельника Гарин отыскивает "светящиеся в воздухе желтоватые цифры над металлическим кружком" [11;84-85]. Часы доктора упоминаются ещё трижды: он глядит на них после проведённой с Таисией Марковной ночи, после снятия пробы с "продукта" витаминдеров и после привидевшегося сна про пятьдесят детей-лошадок. В последней трети повести измождённый герой уже не старается выяснить точное время, он мечтает лишь о наступлении утра.

Образ времени - важнейший элемент художественно-философской системы В.Сорокина. В "Метели" он представлен предельно наглядно. Читатель повести так же блуждает в поисках темпоральных ориентиров, как её герои кружат по завьюженному пространству, петляя, падая, проваливаясь в сугробы и снова выходя на дорогу. Произведение являет собой "шаржированное изображение поиска оной нацией "верного пути"" [10]. Но если смотреть шире - это и символ неизбывности мучительных вопросов бытия. Очевидно, что симультанность в произведении писателя имеет концептуальный смысл. Ж.Делёз пишет о двух временах, одно из которых составлено из сплетающихся настоящих, другое "постоянно разлагается на растянутые прошлые и будущие" [4;92]. "Метель" В.Сорокина - классическая экземплификация этой идеи, игра в imperfectum, "прошедшее длящееся".

Литература

1. Басинский П. Отметелился // Российская газета. - 2010. - Љ 5156 (77). 13 апреля.

2. Даниленко Ю.Ю. Реминисценции классики в современном тексте (на материале повести "Метель" В. Сорокина) // Филологический класс. - 2012. - Љ 2. - С. 113-116.

3. Данилкин Л. Комедия класса "Нормы" // Афиша. - 2010. - 12 апреля.

4. Делёз Ж. Логика смысла. Фуко М. Theatrum philosophicum / пер. с фр. - М.: "Раритет", Екатеринбург: "Деловая книга", 1998. - 480 с.

5. Записки историко-бытового отдела. - Ч. 1. - Л.: Гос. Рус. музей, 1928. - 346 с.

6. Латынина А. Тюбик "живородной пасты" и спрей "мертвая вода". Технология строительства сорокинской "Метели" // Новый Мир. - 2010. - Љ 8. - С. 174-181.

7. Липовецкий М. Метель в ретробудущем: Сорокин о модернизации // OpenSpace. Литература. 2010. Колонка М. Липовецкого. http://os.colta.ru/literature/projects/13073/details.

8. Примочкина Н. "Настало никогда". О повести В. Сорокина "Метель" // Литературная учёба. - 2011. - Кн. 3. Май-июнь. - С. 103-111.

9. Пушкин А.С. Собрание сочинений: в 10 т. / под общ. ред. Д.Д. Благого, С.М. Бонди, В.В. Виноградова, Ю.Г. Оксмана. - Т. 4. - М.: Художественная литература, 1960. - 596 с.

10. Сафронова Е. Возбуждённый снеговик // Литературная Газета. - 2011. - Љ 46.

11. Сорокин В. Метель. - М.: Астрель: АСТ, 2010. - 304 с.

12. Судаков Г.В. Были о словах и вещах. - Архангельск: Северо-Западное книжное изд-во, 1989. - 267 с.