Завьялова Елена Евгеньевна
О "философско-эротическом" романе Ф.Н. Горенштейна

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 2, последний от 13/06/2022.
  • © Copyright Завьялова Елена Евгеньевна (zavyalovaelena@mail.ru)
  • Размещен: 06/12/2016, изменен: 06/12/2016. 29k. Статистика.
  • Статья: Литкритика
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Статья посвящена определению жанровых доминант произведения Ф.Н. Горенштейна "Чок-Чок" (1987). Анализируется авторский подзаголовок, доказывается иронический характер этой экспликации. Утверждается, что в произведении Ф.Н. Горенштейна отсутствует внеэстетический публицистический ряд, нет обладающих повышенным интеллектуальным содержанием вставок, нет героев-идеологов, - всего того, что обычно присуще философскому роману. При этом практически на всех уровнях произведения важное место отводится художественному изображению субстанциальной идеи.

  • Завьялова, Е. Е. О "философско-эротическом" романе Ф.Н. Горенштейна / Е. Е. Завьялова // Каспийский регион. - Астрахань, 2016. - Љ 3. - С. 93-99.

    О "ФИЛОСОФСКО-ЭРОТИЧЕСКОМ"
    РОМАНЕ
    Ф.Н. ГОРЕНШТЕЙНА

    ABOUT THE "PHILOSOPHICAL-EROTIC"
    F.M.GORENSTEIN'S NOVEL

    Е.Е. Завьялова

    (414041, РФ, Астрахань, АГУ, zavyalovaelena@mail.ru)

    E.E. Zavyalova

    (414041, RF, Astrakhan, ASU, zavyalovaelena@mail.ru)

    Аннотация. Статья посвящена определению жанровых доминант произведения Ф.Н.Горенштейна "Чок-Чок" (1987). Анализируется авторский подзаголовок "философско-эротический роман", доказывается иронический характер этой экспликации. Рассматриваются устойчивые маркеры эротического текста: театрализация (проявляющаяся в мотивах переодевания и подглядывания, особом дроблении высказываний на реплики), изображение девиантных сексуальных действий, наличие архетипического образа искусительницы. Подчёркивается, что в романе "Чок-Чок" часть описаний носит остранённый, антиэстетический характер, воспроизведённые интимные сцены не являются самоцелью, всегда несут в себе подтекст, иной план. Утверждается, что в произведении Ф.Н.Горенштейна отсутствует внеэстетический публицистический ряд, нет обладающих повышенным интеллектуальным содержанием вставок, нет героев-идеологов, - всего того, что обычно присуще философскому роману. При этом практически на всех уровнях произведения важное место отводится художественному изображению субстанциальной идеи. Герои попадают в сходные ситуации и произносят похожие реплики. Структура текста представляется как расходящаяся спираль. Автор дублирует звуковые сочетания, лексемы, детали, образы, мотивы, фабульные схемы. Психологические обертона У.Джемса становятся для писателя исходной философемой. Двойное слово в заглавии романа является тому наглядным подтверждением.

    Abstract. The article is devoted to the definition of the dominant genre in the works by F.N.Gorenstein "Tschok-Tschok" (1987). The analysis of the author's subtitle "philosophisch-erotischer roman", it proved the ironic nature of this explication. Considered resistant erotic text markers: theatralization (manifested in the motives of changing clothes and of voyeurism, special crushing of statements on the replicas), the picture of deviant sexual activity, the presence of archetypal image of temptress. It is emphasized that the novel "Tschok-Tschok" part of the description is aloof, anti-aesthetic character, visualized intimate scenes are not an end in itself, always carry a subtext, an another plan. It is alleged that in the work by F.N.Gorenstein there is no extra-aesthetic journalistic series, having no high intellectual content insertions, there is no ideologues heroes - everything that is usually inherent in the philosophical novel. At the same time almost all levels of the work important place is given to the artistic image of the substantial idea. Heroes fall into similar situations and say similar cues. The structure of the artistic text is compared with the outgoing spiral. The author duplicates the sound combinations, lexemes, details, images, motifs, story schemes. Psychological overtones by W. James become the initial philosopheme of the writer. Double word in the title of the novel is a clear demonstration of the fact.

    Ключевые слова: Ф.Н.Горенштейн, жанр, философский роман, досуговая литература, эротика, устойчивые маркеры, философема, субстанциальная идея, структура, повтор.

    Key words: F.N.Gorenstein, genre, philosophical novel, leisure literature, erotica, stable markers, philosopheme, substantial idea, structure, repeat.

    Фридрих Наумович Горенштейн (1932-2002) придавал ключевое значение заголовочному комплексу ("титулу"). В "Верёвочной лестнице" он признавался: "Титул должен быть подобен притче", "в титуле сосредоточено направление романа" [10]. Названия его произведений лаконичны и ёмки, а подзаголовки являются существенным компонентом смыслопостроения (см.: "Контрэволюционер. Научно-фантастический рассказ", "Михель, Где той брат Каин? Эссе о духах и тенях немецкой истории", "Сто знацит? Кладбищенские размышления", "Как я был шпионом ЦРУ. Венские эпистолии", "Товарищу МАЦА - литературоведу и человеку, а также его потомкам. Памфлет-диссертация с мемуарными этюдами и личными размышлениями" и т.п.).

    "Чок-Чоку" (1987) Ф.Н.Горенштейн предпослал подзаголовок "философско-эротический роман". По словам М.Полянской, произведение было задумано с оглядкой на набоковскую "Лолиту" - как книга, рассчитанная на коммерческий успех. Но "идея его оказалась не столь оглушительной" [10]. Писатель соединил два казалось бы несовместимых типа романа, предопределив тем самым диссонанс читательских ожиданий.

    Экспликация жанровой интенции носит, на наш взгляд, иронический характер. Это подтверждается словами самого Ф.Н.Горенштейна: в созданном десять лет спустя памфлете писатель высмеивает "высоколобых московских умников", "либеральных интеллигентов", рекомендовавших когда-то к прочтению ему, юному провинциалу, труды психолога О.Вайнингера: "Он антисемит, но надо быть объективным: книга имеет большое культурно-общественное значение. Глубокая эротическая философия..." [3].

    "Чок-Чок" действительно содержит устойчивые маркеры эротического романа. Перечислим их, воспользовавшись классификацией А.Д.Петровой [8].

    I. Театрализация. Проявляется в мотивах переодевания и подглядывания. Готовясь к "взрослому" свиданию с Серёжей, главным героем произведения, юная Бэлочка изменяет свою внешность, и тот поначалу принимает возлюбленную за её мать: "Бэлочка улыбалась густо накрашенным большим ртом, глаза её были подведены, лицо припудрено и в ушах блистали камушки. <...> На ней были туфли Мери Яковлевны, несколько ей великоватые, но делающие её выше ростом" [4,с.110, 112].

    Уединившись за огородами, Серёжа случайно становится свидетелем потрясшей его интимной сцены, застав своего взрослого приятеля Кашонка с женой лётчика, "героя Союза". Через несколько лет Сергей, забравшись на дерево, уже намеренно подсматривает за библиотекаршей, надеясь увидеть её встречу с приехавшим мужем: "Он сознавал, что делает глупость или пакость, что его положение будет ужасным, если его заметят, но ясно сознавая всё это, он тем не менее продолжал пристально вглядываться в окна Валентины Степановны" [4,с.181]. И наконец, в последней части романа главный герой следит за понравившейся ему балериной Каролиной: "...Окна на втором этаже дома, где располагалось училище, были распахнуты, мелькали мужские и женские молодые лица, обнажённые руки, обнажённые плечи, всё это в тесном телесном контакте под ритмичную фортепианную музыку" [4,с.221].

    Театрализации действия способствует также особое дробление текста на реплики. В своё время Ф.Н.Горенштейн получил кинообразование, его перу принадлежат известнейшие сценарии ("Солярис", "Раба любви", "Седьмая пуля"). Мастерством построения диалогов и мизансцен отличаются и прозаические произведения писателя, в частности, "Чок-Чок". Зачастую, благодаря описанию интонации, слова персонажей напоминают сценические реплики: "задыхаясь, она повторяла шёпотом" [4,с.111], "волнующе, загадочно, то ли тревожно, то ли радостно повторила она" [4,с.112] и т.п.

    II. Изображение девиантных сексуальных действий. В романе "Чок-Чок" неоднократно поднимается тема извращений. Главный герой рассуждает о системе Крафта-Эбинга (автора одного из первых научных трудов о половых отклонениях), об относительности грани, отделяющей парафилии от принятых в обществе норм, о собственных фобиях и пристрастиях. Примечательно, что упомянутые в начале романа фрагменты произведений для детей под взглядом психоаналитика легко приобретают эротический подтекст ("Жизнь и приключения лесной белочки Чок-Чок", "Мужик и огурцы" и др.). Как и повтор однокоренных слов при описании детского праздника: "Утомлённые и возбуждённые пением, дети собрались у стола..." [4,с.24], "Чтоб передохнуть после возбуждающих игр и песен..." [4,с.25], "...весёлые возбуждённые дети стали расходиться по домам" [4,с.33].

    III. Наличие архетипического образа искусительницы. Отношения главного героя романа с представительницами слабой половины человечества строятся по бессменному сценарию: инициатива в знакомстве и развитии отношений принадлежит женщинам. Так он получает первый поцелуй: "...Бэлочка..., зачем-то оглянувшись, сказала тихо: "Пойдём, я тебе что-то покажу... Пойдём", - и поманила пальчиком Серёжу, вслед за собой в коридор" [4,с.29]. В пятнадцать лет подросток терпит неудачу во время "взрослого" свидания со своей предприимчивой возлюбленной, организованного по её решению ("...Мы должны стать... как муж и жена!" [4,с.92]; "Бэлочка поманила его дальше и привела в спальню Мери Яковлевны" [4,с.111]). Затем его соблазняет приехавшая к тётке на отдых жена "летуна" ("Серёжа шагнул к Кире, она подняла руку к лилии и вдруг вместо лилии цепко схватила Сережу за запястье, рывком потянула к себе" [4,с.148]). Во время службы на границе молодому лейтенанту благоволит гарнизонная красавица (""Мне пора", - сказал он, сделав попытку подняться. Однако Валентина Степановна держала его цепко" [4,с.191]). Пытается прельстить героя сорокалетняя Дильром Шовкатовна ("...Глаза её в упор, вопросительно, зовуще посмотрели Серёже в лицо" [4,с.185]). И наконец, чешка Каролина при знакомстве первая протягивает руку, позднее "оглушает" внезапным поцелуем в губы, а потом ошарашивает ночным приездом ("То, что исходило от Каролины и порабощало Серёжу..." [4,с.257], "во всём Серёжа с блаженной радостью подчинялся Каролине" [4,с.258]).

    События "Чок-Чока" рисуются преимущественно глазами главного героя. Подчёркивается сильное, ярко выраженное чувственное начало женщин, часто - порочность. Е.С.Твердислова доказывает, что их жизнь в интерпретации Ф.Н.Горенштейна, "при всей греховности и кажущейся оторванности от истинного Господа, шире, чище и через свою инстинктивную, но дарующую любовь мужчине, эту плотскую тягу к противоположному полу, на самом деле оказывается ближе к Богу" [11,с.75].

    Такой ракурс не имеет никакого отношения к эротическому жанру, отдельные признаки которого отмечены нами выше. Эротика в искусстве "служит воплощением одухотворённости сексуальных отношений людей" [9], представляет инстинкт продолжения рода в облагороженной форме, в то время как в романе "Чок-Чок" часть описаний носит остранённый, антиэстетический характер. И самое главное: воспроизведённые в романе сексуальные сцены не являются самоцелью. Наследие писателя слишком далеко от так называемой "досуговой зоны" литературы, вводимые в текст подробности, весьма откровенные, всегда несут в себе подтекст, иной план.

    В.И.Новиков пишет: "Любовная сюжетика в русской литературе уже более полутора веков строится под властным влиянием мифологемы, впервые явленной в "Евгении Онегине": вопрос о чувствах героя и героини друг к другу неминуемо приобретает философское, символическое измерение и перерастает в вопрос о принципиальной возможности гармонии в этом мире. <...> Во внетекстовой реальности отношения двух отдельно взятых людей, женщины и мужчины, ничего подобного не означают!" [7,с.180]. В этом смысле "эротическое" произведение Ф.Н.Горенштейна продолжает классическую традицию. Символично, что характер цитат из А.С.Пушкина, прошивающих все шесть глав "Чок-Чока", преображается: игривые интонации, главенствующие в начале, ("Играй, прелестное дитя...", "Как широко...", "Анне Н.Вульф", "Вишня") сменяются возвышенными ("Цель нашей жизни"), затем элегическими ("Месяц"): "То была пушкинская печаль, пушкинские вопросы" [4,с.250].

    Не всё очевидно и с авторской номинацией "философский роман". Впроизведении отсутствует внеэстетический публицистический ряд, нет обладающих повышенным интеллектуальным содержанием вставок, нет героев-идеологов.

    Упоминания о философии появляются только в последней трети произведения. Проходя службу на границе, изнывающий от скуки выпускник военно-медицинского училища обнаруживает в библиотеке старый фонд, "каким-то образом, быть может, по недосмотру осевший" [4,с.178] в дальнем гарнизоне. Он открывает для себя "Натурфилософию" А.Шопенгауэра, "Болезни воли" Т.А.Рибо, "Психологию" У.Джемса. Последняя книга оказывается особенно привлекательной для потомственного врача. "Телесность чувств, первичность тела - вот что вычитал Серёжа у Уильяма Джемса, американского психолога, физиолога, медика и философа, работами своими показавшего отсутствие чётких граней меж этими науками. Человеческие чувства, душевная жизнь не могут быть подвергнуты материалистическому дроблению, но не могут быть и уведены в загробный мир спиритизма иметафизики. Физиологичность эмоций - так Джемс ещё в прошлом веке объяснял происходящее ныне с Серёжей" [4,с.179].

    Главный герой романа - "философско-эротического" романа - солидарен с утверждением У.Джемса о "бессилии человека перед собственною физиологической эмоцией, награждающей телесным наслаждением" [4,с.183]. Но знаменитый представитель прагматизма видит спасение от несовершенства homo sapiens в религии, а молодой приверженец его учения до поры не интересуется вопросами веры. Возможно, поэтому выбранный путь неминуемо ведёт его к самоуничтожению - в переносном и прямом смысле. Серёжа умирает через много лет от нефрита, следствия давней попытки покончить ссобой. Перед смертью, испытывая сильные физические боли, он делается "лихорадочно религиозен", сочиняет "религиозно-философские трактаты истихи духовного содержания" [4,с.284].

    По мнению В.В.Агеносова, жанрообразующей особенностью философского романа является художественное изображение субстанциальной идеи на всех уровнях произведения [1,с.9]. В "Чок-Чоке" такой субстанциальной идеей становится учение о психических обертонах. "Состояние сознания постоянно меняется, подобно потоку, никогда не повторяющему прошлое, но несущему в себе то, что минуло и окружает нынешнюю душевную жизнь кольцами прошлых отношений. Эти прошлые отношения переживаются в качестве дополнительных состояний, придающих некую особую окраску основному нынешнему переживанию. Эти кольца прошлых переживаний, опоясывающих нынешнее, и есть, по Джемсу, психические обертона" [4,с.184]. Серёжа трансплонирует данную мысль из философского трактата на свою жизнь и приходит к выводу, что прошлое неизменно фокусируется в его сознании, всё происходящее фатально повторяет свершившееся, "делает время неподвижным, а чувства однообразными" [4,с.221].

    Резонанс наблюдается уже на звуковом уровне анализируемого нами текста. Для своей дочери Бэлочки педагог Мери Яковлевна придумывает кличку Чок-Чок, заимствованную "из приятной поучительной сказки" [4,с.18] о белочке. Любимой песней Серёжи становится "Бэлочка" Любопытно в этом контексте замечание современного музыковеда: "...Фонограмма этой песни сомнений не оставляет: ясно слышится обращение певца к девушке, но не по имени: "белочка", а не Бэллочка или Беллочка. Пётр Лещенко имел в виду не уменьшительную форму от Бэлла или Белла, а именно ласковое название "белочка"" [5].. Через многие годы на аллее они с приятелем видят лесного зверька: "..."Чок-Чок", неожиданно прозвучавшее из Алёшиных уст, было точно подслушанная им детская стыдная тайна, давно и тщательно скрываемая Серёжей, даже от самого себя скрываемая. "Вот он, Джемс, - подумал Серёжа, - психические обертона прошлого, которое кольцами окружает нынешние чувства"" [4,с.219].

    Бэлочка - белочка - Чок-Чок - белая.

    В эпизоде на катке героиня показывается "в рыжей беличьей шубке и белой пуховой шапочке" [4,с.38]. Цветообозначение "белый" одно из самых частотных в тексте. На первой странице романа помещено следующее описание: "...Вошла Бэлочка в сверкающем, усыпанном блёстками как снежинками, коротеньком белом платьице и в таких же сверкающих белых башмачках. На голове у Бэлочки была белая сверкающая корона, а в руках плетёная корзинка, обтянутая куском усыпанного блёстками белого шёлка" [4,с.7-8]. Процитированный фрагмент демонстрирует виртуозное использование Ф.Н.Горенштейном звуковых повторов, параллелизма, рефрена. Применив выражение известного критика, можно назвать это "звукописью, переходящей в живопись языка" [2,с.9].

    Действие в двух первых главах произведения - до "грехопадения" главного героя - происходит зимой, на фоне снежных пейзажей. После "грехопадения" (жарким летом) Серёжа грубо вырывает из рук Киры лилию, "разрывает, растерзывает, разбрасывает" цветок [4,с.157]. Очевидно, что вприведённых примерах белизна олицетворяет чистоту, невинность. Однако этот цвет есть в описании почти всех женщин романа. На повзрослевшей Бэлочке, приготовившейся стать "женой" Серёжи, белая юбка. УМери Яковлевны белое тело. У Киры белые туфли и сумка. На Сильве белые трусы и бюстгальтер. В Каролине "много белого - в одежде, в глазах, в лице, вволосах" [4,с.208]. И даже у незнакомой москвички "уродливые белые босоножки" [4,с.226]. Цветообозначение меняет оценочный знак на противоположный - символизируя лживость, лицемерие как поведенческую норму персонажей. Налицо контраст между внешностью и внутренней сущностью героинь.

    То же с мотивом блеска. Он главенствует в описании предновогоднего детского праздника: "сверкают" игрушки на ёлке, "большое хрустальное блюдо", наряд Бэлочки. Исходит сияние от прогуливающейся семейной пары Харохориных: она поблескивает большой лакированной сумкой, а он - маленькой золотой звездой Героя Советского Союза. Особенно часто в "Чок-Чоке" упоминаются драгоценности: перстень Мери Яковлевны, серёжки Бэлочки (в тот самый день) и Каролины, кулон Киры ("Синий камушек на её груди таинственно поблёскивал, точно намекал на что-то") [4,с.134]. Мотив призрачного, обманчивого блеска актуализирует тему иллюзорности материальных ценностей и телесных наслаждений. Для главного героя блеск оказывается ещё одним психическим обертоном прошлого.

    Сравниться с белизной и блеском по частоте упоминаний в "Чок-Чоке" может только красный цвет, а также связанные с ним образы крови и мяса. Вдень знакомства Бэлочки и Серёжи на голове девочки красная лента, а у её матери - заколка, украшенная гранатами. Несколько раз упоминается ярко-красный рот Мери Яковлевны и единожды - буро-красный коврик рядом скроватью её дочери. У Киры красный педикюр, у Афоньки - красные плавки. Вописании подсмотренной Серёжей интимной сцены также главенствует красный цвет. Алые губы у Машенькиной куклы, которой она ударяет любовника своей матери. На Каролине "тёмно-красное шёлковое платье" итакие же туфли; "Красный - по-чешски красивый" [4,с.245], - объясняет она. "Хорионэпитилиома - злокачественная опухоль тёмно-красного цвета. Значит, и красный цвет не всегда счастливый" [4,с.246], - возражает Серёжа.

    Отец главного героя - известный в городе гинеколог, сын идёт по его стопам. Тема любви, страсти перемежается в "Чок-Чоке" с темой боли, физического страдания. Сначала мотив крови звучит в одном из эпиграфов: "Увы! напрасно деве гордой / Я предлагал свою любовь! / Ни наша жизнь, ни наша кровь / Её души не тронет твёрдой" [4,с.6]. Рефреном романа становится стихотворение "Вишня" ("Румяной зарёю / Покрылся восток..."). Оно повествует о встрече пастуха с пастушкой, содержит перифраз: "И вишню румяну / В соку раздавил, / И соком багряным / Траву окропил" За два дня до последней - решающей - встречи с Бэлочкой Серёжа ест вишню. В целом, гастрономических деталей в "Чок-Чоке" не так уж и много.. Этот романтический мотив приобретает в произведении сугубо натуралистическое звучание в выдержках из литературы, штудируемой медиками, лекциях по гинекологическим заболеваниям, разговорах однокурсников и повседневных реалиях акушеров.

    Появления крови с волнением ждёт Бэлочка во время "взрослого" свидания с Серёжей. И она начинает течь - из носа подростка, от волнения. Когда на следующий день Иван Владимирович объясняет сыну строение артериального клапана, тот думает о самоубийстве: "Кровь, <...> кровь... Самопал можно взять у Афоньки..." [4,с.120]. "Перед тем, как умереть агнецом-непорочником и воскреснуть козлищем" [4,с.153], главный герой повреждает ногу - знак инициации. ""Кровь", - тревожно подумал Серёжа, продолжая, однако, пробираться к лилиям и каждым своим шагом вызывая со дна потоки грязи икрови"" [4,с.144]. Кровь, смешанная с вязким осадком, символизирует переживания подростка. После Машенькиного удара куклой Серёжа сплёвывает кровь владонь, а затем спрыгивает с третьего этажа и ломает ногу. Прочитав Каролину отповедь, он бьёт себя кулаком по голове, после чего открывается кровотечение из носа - как когда-то, во время неудачного свидания в доме Бэлочки. Инаконец, попытка отравления йодом заканчивается кровавой рвотой. Кровь в "Чок-Чоке" ассоциируется с откровением, жертвоприношением, мученичеством.

    "Кольца переживаний" воспроизводятся Ф.Н.Горенштейном и на уровне пространственно-временных категорий. Так, девятилетний Серёжа на дне рождения Бэлочки узнаёт, что понравившаяся ему девочка уединяется со своим ровесником в коридоре за вешалкой. Минут через пятнадцать "в знакомом уже Серёже тёмном коридоре, у знакомой, пухлой от одежды вешалки" [4,с.27] сБэлочкой оказывается он сам, а кто-то (тот самый Алик) останавливается и поворачивает голову к вешалке, "как это делал недавно Серёжа" [4,с.32]. Через шесть лет "в углублении за вешалкой, там, где когда-то, давным-давно, вдетстве, Бэлочка и Серёжа впервые поцеловались" [4,с.74], героиня находит "неприличную" брошюрку. Вскоре тем же путём, "мимо вешалки, где когда-то, много лет назад, впервые поцеловались" [4,с.111], она ведёт подростка в спальню. Кольцо замыкается.

    Герои романа попадают в сходные ситуации и произносят похожие реплики. Читая нотацию сыну, Иван Владимирович узнаёт смешную (для гинеколога) фамилию его приятеля, после чего вынужден срочно удалиться из комнаты: ""Посиди здесь", - сказал он глухо и быстро вышел, точно по срочной нужде, закрыв за собой дверь кабинета. Но даже сквозь закрытую дверь, сквозь шум воды из туалета, доносились звуки раскатистого, неудержимого отцовского хохота" [4,с.19]. Похожим образом поступает мать Бэлочки, когда находит у дочери запрещённую брошюрку: "Повернувшись, Мери Яковлевна ушла в ванную и заперлась там. <...> ...Сквозь шум воды [дочь] стала различать звуки, свидетельствующие, что Мери Яковлевна не топится, а просто моется. Брошюрку, конфискованную у Бэлочки, она, кстати, забрала с собой, и Бэлочке показалось, что мама в ванной сама рассматривает те самые картинки" [4,с.80]. "Тяжело всё-таки воспитывать без матери" [4,с.58], - думает Иван Владимирович. "Трудно, трудно воспитывать дочь без мужчины, без отца..." [4,с.72], - вторит ему Мери Яковлевна. Проблема отцов и детей многократно поднимается в произведении Ф.Н.Горенштейна, её иллюстрируют самые разные персонажи. Симптоматично, что главный герой, страдающий от непонимания взрослых, в конце романа превращается в жестокого отца, "позволяющего себе дикие выходки" [4,с.286]. Кольцо вновь замыкается.

    По признанию Серёжи, настоящее чувство он испытывал дважды: к Бэлочке и к Каролине. "Неудачная любовь подобна ностальгии... В тоске по прошлому, которое никогда не исчезало, а постоянно окружало настоящее кольцами. И вот теперь эти кольца начали давить невыносимо" [4,с.250]. Закономерно, что больше всего параллелей можно провести между этими двумя историями: поблёскивающие в ушах девушек "камушки", внезапность первого поцелуя, игра в гляделки, фольклорное число "три" (количество книжек на дне рождения Бэлочки, дней ожидания рокового свидания с ней, прыщиков на шее Каролины), попытки самоубийства (бутылка чернил в первом случае и бутылка йодной настойки во втором)... На сюжетном уровне психические обертона Джемса оборачиваются законом бумеранга. Жизнь Серёжи ломается в результате безответной любви к женщине, которую не интересуют мужчины. Приятель Алёша объясняет эту половую инверсию травматическим расстройством: подобный невроз пережила в юном, почти детском возрасте его сестра - в результате неумелых покушений одноклассника на её невинность.

    Подведём итоги. Структура романа Ф.Н.Горенштейна напоминает расходящуюся спираль. Дублируются звуковые сочетания, лексемы, детали, образы, мотивы, фабульные схемы. Объекты внешнего мира словно попадают в джемсовский водоворот. Повтор порождает упорядоченность, системность характерна для любого художественного текста (см. [6]), но в "Чок-Чоке" этот приём обретает концептуальное значение, моделирует вечные ситуации жизни. Психологические обертона У.Джемса становятся для писателя исходной философемой. Двойное слово в заглавии произведения тому наглядное подтверждение.

    Список литературы

    1. Агеносов В. В. Советский философский роман. Генезис. Проблематика и типология : автореферат дис. ... д.ф.н. / В. В. Агеносов. - М., 1988. - 34с.

    2. Белый А. Мастерство Гоголя : исследование / А. Белый. - М. ; Л. : Гос. изд-во худож. лит-ры, 1934. - 324 с.

    3. Горенштейн Ф. Товарищу МАЦА - литературоведу и человеку, а также его потомкам / Ф. Горенштейн // Зеркало Загадок : культурно-политический журнал на русском языке. Литературное приложение. - Берлин, 1997. - Љ 5.

    4. Горенштейн Ф. Н. Чок-Чок / Ф. Н. Горенштейн. - СПб. : Библиотека "3везды", 1992. - 288 с.

    5. Дискография // "Всё, что было..." : сайт, посвящённый Петру Лещенко. Дискография. - Режим доступа : http://petrleschenco.ucoz.ru/publ/bellochka/1-1-0-170. - Заглавие с экрана. - Яз. рус.

    6. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. Структура стиха / Ю. М. Лотман. - Л. : Просвещение, 1972. - 271 с.

    7. Новиков В. И. Роман с языком. Три эссе / В. И. Новиков. - М. : Аграф, 2001. - 320 с.

    8. Петрова А. Д. Французский эротический роман : некоторые особенности жанра / А. Д. Петрова // Иностранная литература. - 2012. - Љ 7. - С.257-266.

    9. Полный справочник сексопатолога / О. Д. Абрамович, Д. В.Атрощенков, Н. А.Богдашич и др. ; под ред. Ю. Ю. Елисеева. - М. : Эксмо, 2006. - 576 с.

    10. Полянская М. "Я - писатель незаконный..." : записки и размышления осудьбе и творчестве Фридриха Горенштейна / М. Полянская. - Нью-Йорк : Слово-Word, 2003. - 246 с.

    11. Твердислова Е. С. Споры о Горенштейне / Е. С. Твердислова // Общественные науки за рубежом. Литературоведение. - 1992. - Љ 5-6. - С.70-86.

    References

    1. Agenosov V.V. Sovetskij filosofskij roman. Genezis. Problematika i tipologija [Soviet philosophical novel. Genesis. Problems and typology]: the author's abstract dis. Doctor of Philology. Moscow, 1988, 34 p.

    2. Belyj A. Masterstvo Gogolja: issledovanie [Gogol skills: study]. Moscow, Leningrad: State publishing fiction, 1934, 324 p.

    3. Gorenshtejn F. Tovarishhu MACA - literaturovedu i cheloveku, a takzhe ego potomkam [Comrade MACA - literary critic and a man and his descendants]. Mirror Puzzles: cultural and political magazine in Russian. Literary Supplement. Berlin, 1997, no. 5.

    4. Gorenshtejn F.N. Tschok-Tschok. St. Petersburg: "Zvezda" ["Star"] Library, 1992, 288 p.

    5. Discography. "Vsjo, chto bylo..." ["Everything that was..."]: a site dedicated to Peter Leshchenko. Available at: http://petrleschenco.ucoz.ru/publ/bellochka/1-1-0-170.

    6. Lotman Ju.M. Analiz pojeticheskogo teksta. Struktura stiha [An analysis of the poetic text. The structure of the verse]. Leningrad: Prosveshhenie [Education], 1972, 271 p.

    7. Novikov V.I. Roman s jazykom. Tri jesse [Roman with the language. Three essays]. Moscow: Agraf, 2001, 320 p.

    8. Petrova A.D. Francuzskij jeroticheskij roman: nekotorye osobennosti zhanra [French erotic novel: some features of the genre]. Inostrannaja literature [Foreign literature], 2012, no. 7, pp. 257-266.

    9. Polnyj spravochnik seksopatologa [A comprehensive guide sexologist] O.D. Abramovich, D.V. Atroshhenkov, N.A. Bogdashich et al.; edited by Ju.Ju. Eliseeva. Moscow: Jeksmo, 2006, 576 p.

    10. Poljanskaja M. "Ja - pisatel' nezakonnyj...": zapiski i razmyshlenija o sud'be i tvorchestve Fridriha Gorenshtejna [I - writer illegal ...": notes and reflections on the fate and work of Friedrich Gorenstein ]. New York: Slovo-Word, 2003, 246 p.

    11. Tverdislova E.S. Spory o Gorenshtejne [Disputes about Gorenstein]. Obshhestvennye nauki za rubezhom. Literaturovedenie [Social Sciences abroad. literary criticism]. 1992, no. 5-6, pp. 70-86.


  • Комментарии: 2, последний от 13/06/2022.
  • © Copyright Завьялова Елена Евгеньевна (zavyalovaelena@mail.ru)
  • Обновлено: 06/12/2016. 29k. Статистика.
  • Статья: Литкритика
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.