All rights reserved. No part of this publication may be reproduced or transmitted in any form or by any means electronic or mechanical, including photocopy, recording, or any information storage and retrieval system, without permission in writing from both the copyright owner and the publisher.
Requests for permission to make copies of any part of this work should be e-mailed to: altaspera@gmail.com
В тексте сохранены авторские орфография и пунктуация.
Published in Canada by Altaspera Publishing & Literary Agency Inc.
О книге.
СБОРНИК РАССКАЗОВ
С.А.
Зелинский
Другой мир
Сборник рассказов
Altaspera
CANADA
2014
C. А. Зелинский. Другой мир
С. А. Зелинский.
Другой мир. Сборник рассказов.-- CANADA.: Altaspera Publishing & Literary Agency Inc, 2014. -- 203 с.
ISBN 9781312542341
No ALTASPERA PUBLISHING & LITERARY AGENCY
No Зелинский С. А., 2014
С. А. Зелинский.
Другой мир. Сборник рассказов.-- Санкт-Петербург, Округ, 2006. -- 101 с.
ISBN 5-98603-005-2
No ОКРУГ
No Зелинский С. А., 2006
Текст печатается в авторской редакции.
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Другой мир. Сборник рассказов.
Оглавление.
1.Любовь.
2.Голос.
3.На пути к...
4.Апрелев.
5.Пустота.
6.Случайность.
7.Судьба.
8.Влюбленные.
9.Глубина.
10.Борьба.
11.Писатель.
12.Сновидение.
13.Загадочное желание.
14.Право на смерть.
15.Проводник.
16.Противорчеия.
17.Случайцная встреча.
18.Возвращение.
19.Разговор.
20.Фантасмагория.
21.Сделка.
22.Миф.
23.Бред разума.
24.Жизнь - остановилась.
25.Сентенция.
26.Начало конца.
27.Совесть.
28.Загадка.
29.Констатация болезни.
30.Воспоминание.
31.Приближение счастья.
32.Страх.
33.Другой мир.
рассказ
Любовь
Я знал ее, казалось, сто лет. И как оказалось - я не знал ее вовсе.
Вот, уже как... (что год, два, три - в сравнении с вечностью?..) мы встречались в одном и том же месте, в кафе, на углу Марата и Невского (ну, быть может, где-то рядом; только недавно я поймал себя на мысли, - что никогда не задумывался о точном адресе... что-то привело меня туда первый раз...и с тех пор - независимо от планов, - каждый второй день новой недели - я был там)...
Как сейчас помню ее, вбегающую в зал... она приносила с собой потоки свежего воздуха, напоминая прогнозируемую синоптиками, но все не начинавшуюся осеннюю бурю... Или в любую секунду грозящий сдетанировать взрыв какой-то нерастраченной энергии; и ее шарф, вздымающийся и остающийся где-то позади нее ленточкой, который грозил зависнуть надолго; а она уже снимала плащ и - еще мгновение - усаживалась за столик...
Удивительно, но мне всегда почему-то она виделась именно такой... Хотя на самом деле, я порой даже не замечал, когда приходила она... и бывало, погрузившись в беспрерывные потоки мыслей, лишь случайным поворотом головы обращал внимание на ее гордый профиль...
Какой же это все было для меня загадкой?..
...Мы сидели напротив друг друга, всегда думали о чем-то своем, и... молчали... В зале играла легкая музыка (обязательно на каком-нибудь непонятном для нас языке... вероятно, так нужно было, чтобы мозг не отвлекался - переводя текст - и я лишь чувствовал еле фиксируемый сознанием набор ритмичных фраз, положенных на неспешную мелодию, казавшуюся на тот момент божественной...); был вполне приемлемый полумрак (когда еще видишь собеседника, но уже не ощущаешь присутствие кого-то постороннего), и все было так, как словно и должно было быть... Для меня?.. Для нее?... Для нас...
...Я еще пытался отвечать на какие-то возникающие у меня вопросы... но, может быть, я их напрасно задавал себе... потому что - желание получать ответы незаметно пропало само собой... вернее - они стали мне совершенно не нужны... как бы изначально... а может быть, я начинал понимать, что все равно не смогу уловить заложенный в них смысл... или же их и вовсе не было... но тогда - было ли все это на самом деле?..
Удивительно, но я часто ловил себя на этой загадочной (и отчего-то возникающей в голове) мысли... Иной раз казалось, что ничего этого действительно не было... Не было того кафе... Не было меня... не было ее...
Хотя нет... Может быть, забавно, но она была... На ее высокий лоб, который она иногда морщила (и оттого казалась еще загадочней), порой готова была упасть шаловливая челка, которая, впрочем, чуть огорчившись, что с ней не играют - не делала того... необычайно умный взгляд, казавшийся еще более таким из-за немного увеличенных стекол оправы, - был всегда устремлен куда-то поверх вас... и даже, когда она смотрела исключительно на меня (я всегда это чувствовал... может быть, потому что входила она - и для меня уже не существовало никого вокруг... лишь только она и я...) - мне все равно казалось, что она смотрит сквозь... не смотря на то, что в глазах ее не читалось, - что я был тем, ради которого она решилась бы вырваться из прошлой жизни - тем не менее, как-то подспудно ощущалась в них теплота и близость чего-то родного, и, быть может (почему-то в это особенно хотелось верить?!), - чем-то похожего на меня человека... но чем?.. может быть, одиночеством?.. мне отчего-то всегда казалось, что слово - одиночество, - может быть, и не должно быть синонимично понятию "одиночества"... Вероятно, так было, потому что я знал - совсем неважно: живет кто сейчас с вами, или нет... И тогда уже - слово и понятие "одиночество" (по крайней мере в моем воображении), - существовали как бы отдельно друг от друга... Может быть, так случалось потому что у одиночества на самом деле намного больше прав, чем мы представляем... и тогда уже - мы ощущали: как для нас важны эти встречи... встречи, значение которых, может быть, никто из нас и не понимал до конца... встречи, на которые мы срывались, оставляя незавершенными дела... обманывая потенциальных любовников и любовниц... встречи, ради которых медленно разрушалась невидимая преграда прошлой жизни... моей?.. ее?... и в какой-то момент каждый начинал понимать, что рушились барьеры из недосказанных слов, нелепых сомнений, ненужных предчувствий... И как-то разом, вслед за этим, - исчезал и терялся смысл несбывшихся (так и несбывшихся) желаний и утраченных (теперь уж навсегда?) иллюзий...
Словно в одночасье, все оказалось поставленным на кон... И, казалось, это была наша общая тайна... По крайней мере, никто из нас первым не решался разрушить эту невероятную мозаику бытия... И, удивительно, - лишь только однажды что-то заставило меня было подняться (в каком-то необъяснимом желании уйти), - но почти в тоже мгновение, почувствовал я (даже, именно, п о ч у в с т в о в а лбольше, чем до конца осознал) - ее жест, ее движение чуть вскинутых бровей навстречу мне... И остался... Остался, для того, чтобы навсегда отказаться даже от мысли уйти от нее...
...Кому были больше нужны наши встречи?.. За все время никто из нас не проронил ни слова... Кофе допивалось само собой, пепельница заполнялась, а стрелки часов - не дожидаясь никого - отсчитывали свой неспешный ход, приближаясь к только известному им - финалу... казалось, совсем не обращая внимания на сидевших друг против друга людей... Не замечая их... И, быть может, только опасаясь ненароком сделать какое неосторожное движение, чтобы, не дай бог, даже слегка, не спугнуть молодых людей... Людей, - рядом с которыми жило одиночество... может быть, тоже не решавшееся сделать первый шаг... По крайней мере, в присутствии их обоих...
Но, на самом деле, никто из нас не чувствовал одиночества. Совсем наоборот. За тот недолгий (час, два?..) срок нашего "общения", не проронив ни слова - мы успевали сказать друг другу целую вечность... недосказанную вечность... и каждый ощущал на себе всю полноту чувств, которыми делился с ним другой... И тогда уже скажу, что именно эти встречи давали мне возможность (вдохновение?) жить... И всегда было невероятно трудно представить - что было бы - если б не было ее?.. Что вообще со мной тогда бы было?.. Ведь, уже все, что с нею связано, все то, что, быть может, со стороны казалось невысказанным и недопонятым - все это, теперь, жило внутри меня... и в какой-то момент я даже перестал бояться... я действительно перестал бояться... - не увидеть ее рядом...
...Но однажды она не пришла... Боюсь даже признаться себе (ощутив тем самым это еще раз), что мне пришлось пережить... (я даже нарушил - никем, впрочем, не установленную - договоренность и пришел на следующий день - тот же результат... попробовал через день - без изменений, с трудом дождался начала следующей недели - но уже ничего не изменилось... Больше ее я не видел...)...
Сейчас понимаю, насколько я был наивен... что мешало мне тогда (когда мы были еще рядом) заговорить с ней?.. И не мучиться после...
Что мешало тогда сделать так, - чтобы больше не расставаться?.. Сделать так, - чтобы она осталась со мной навсегда?.. Что мешало?...Не знаю?..
Сейчас прошло уже достаточно времени... Я так и не нашел ее - хотя и пытался, призывая в помощники, может быть, и не свойственную мне решительность... И только иногда (почему так выходит, - я иной раз боюсь и себе признаться... может быть, психика находит в этом какую свою, доступную только ее пониманию защиту...), и только иногда, мне начинает казаться, что, на самом деле, этого ничего и не было...
А, может быть, и правда - не было?...
Но почему - я до сих пор еще живу?...
04. 02. 04 г.
рассказ
Голос
1
Я внезапно проснулся среди ночи. За окном кто-то нещадно, с какой-то маниакальной настойчивостью, и в тоже время, словно боясь казаться излишне шумным, (но, все же, достаточно нетерпеливо, чтобы можно было усомниться в его слишком добрых намерениях) - бил по стеклу. Я, в затянувшемся желании не отпустить остатки сна, натянул на голову одеяло, пытаясь спрятаться под него, - но, какой оно защитник? И вскоре уже наоборот, резко его откинул и встал с кровати.
Силы земного притяжения, вероятно, не ожидали такого резкого подъема, и потому не успели еще до конца влиться в мое тело - как входит мифический "Джин из бутылки" обратно в бутылку - и потому, то ли некогда ровная поверхность пола отказала мне, то ли ноги еще спали (а, быть может, обидевшись на что-то прошлым днем центральная система затянула "с командой"), - но я здорово покачнулся, и уже практически падая, устоял, судорожно уцепившись за висевшую рядом штору; но это было лишь на миг, - потому как пусть мои семьдесят килограммов это и не очень "много", но, вполне достаточно, чтобы не выдержала штора моего веса, и не упали мы уже вместе.
Уже лежа на полу - я прислушался. За тишину в квартире можно было не беспокоиться: жил один, и потому, вроде как, и будить некого. Да и думал я сейчас о другом: мне показалось, что прекратился шум на улице.
Уцепившись руками за подоконник, я как гимнаст, сделав стойку на руках, приподнял свое тело и уставился в стекло. Так вот в чем причина! Там разгоралась настоящая буря. Ураган. А причиной всех этих ночных стуков, был дождь - капли которого, собрав в кучу, ветер нещадно бросал в стекло - да ветка огромного дерева, которая, изломившись так, что внезапно оказалась на уровне моих окон - била в последнем излете по ним.
Успокоившись - причина страха всегда: неизвестность - я лег обратно в постель, и уже собирался, было, уснуть - по крайней мере, честно попытался это сделать - как вспомнил, что меня ожидает завтра. Тотчас же где-то внутри, в области груди, водоворотом щемящей тоски, расходившейся по телу тревоги, моментально обострившегося чувства опасности - меня начало, чуть ли, не трясти; и уже не пытался я спать; одеяло было отброшено к изножью, а я, забравшись на кровать с ногами, обхватил колени, (уткнув в них голову), словно могло это спасти меня, или словно я сам - спасался в этом.
Еще я пытался рассредоточить свои мысли, - чтобы не думать "ни о чем". И на миг, как будто, у меня получилось. Потому как уже начал проходить этот страх - что это было, как ни страх?! - и мог я отпустить от себя затекшие ноги, и готов был уже встать - ну, заварить там чаю, или, быть может, хотя бы просто пройти по комнате; но когда я готов был я сделать это - страх вернуться обратно; и создавалось впечатление, что, оставаясь, какое-то время "вне моего сознания", - он успел "нагулять силы"; или объединиться с себе подобным; потому как теперь - только "вошел" он в меня, как уже моментально заполнил всего без остатка; так, что я боялся даже громко вздохнуть; но главное - и что печальнее всего для меня - каким-то образом проник он в мозг; да еще и захватил там полное руководство; так что, теперь, я не мог уже и надеяться ни на что; потому как вообще должен был забыть про что-либо собственное, личное, индивидуальное, - и полностью подчиниться - власти его. Власти страха.
2
Страх съедал меня всего без остатка. Судорожно пытаясь уцепиться за что-то положительное (радостное и светлое), мысли терпели неизменный крах; и уже думал - и совсем не мог не думать - я ни о чем больше, как о ожидании неизбежно прогнозируемого несчастья (не какого-то конкретного - на деталях я тоже не мог сосредоточиться - а вполне реально существующего, но пока еще не видимого мной), так что совсем не знал я, как поступить "мне сейчас"; и как поступать "завтра"; и не знал я, что необходимо было еще предпринять; потому как - мог я "предпринять" абсолютно все; и - не мог ничего.
Я трясся "в неведении", - больше чем от страха; и, вероятно, потому как этот страх расценивался мной, не иначе, как страх неведения - мне было намного тревожней, печальней, опасней...
Но что было у меня завтра? Чего я на самом деле страшился так? От чего "пробирает" - от ужаса меня всего без остатка?.. Слишком поздно... Если и задавать вопросы - так делать бы это чуть раньше, а теперь... Теперь, страх уже почти полностью заполнил меня; я сросся с ним; мое я (и первое, и второе) живет под воздействием навязанной им силы влияния, и кажется... Хотя, что там кажется, когда именно так все и есть - уже не возможно мне не подчиниться ему, и теперь стало для меня удивительным - как это возможно было делать раньше.
Быть может потому, и заранее неудачны все предпринимаемые попытки, да... впрочем... уже и предпринимаемые - из-за бессмысленности - вовсе.
Страх живет в нас от неизвестности, - в который уж раз повторял я для себя известное правило. Правило чего?.. Должно быть, - "избавления от страха"?.. Но сейчас испытанное средство не действовало... Что это могло означать?.. На какие выводы - и свершаемые вследствие этого решения - должны были для меня наталкивать?.. Что необходимо было предпринять, дабы навсегда - хотя и несклонен я в таком своем сегодняшнем положении замахиваться на столь нереальный срок - но хотя бы избавиться на время, да что там "на время" - для меня желательнее было, что бы меня отпустило сейчас... А дальше - разберемся.
...Но не отпускало. Наоборот становилось все хуже и хуже; и готов уже был я кричать от ужаса (ужаса чего?), но с трудом себя сдерживал; ибо никогда не любил выносить (бушевавшие во мне) эмоции, - за рамки личности (тем самым, проецируя это на других); потому как считал, что ничего не может быть хуже, чем, то, что кто-то посторонний - должен был страдать, отдуваться, да, даже просто терпеть - хоть незначительные - неудобства за нас; ибо на то - личная жизнь и называется личной, что не требует вмешательства извне; в ином случае, - нарушаемые (нашим ненужным выплеском энергии) мысли других людей, неизменно заставляют их пытаться искать пути спасения от нас; а это... это - не хорошо...
3
На утро страх прошел. Прошел сам. Неожиданно и впервые. Потому как насколько я помнил себя, - а прожитые сорок лет не оставляют сомнений - такого быстрого избавления, раннее не случалось.
Я осторожно открыл глаза, окончательно просыпаясь. Нет. Страх не проходил. Я ошибся. Но как только я поднялся с постели - внезапно и необычно ярко, встала передо мной вся картина (а где-то в ней таилась и причина ночного кошмара) запланированных на день - но как будто уже свершенных - действий.
У меня сегодня были похороны. И хоронить должны были меня...
26 марта 2004 г.
рассказ
На пути к...
Мужчина, с трудом дождавшись последней остановки электропоезда, - вышел на перрон. Попутчиков было немного. Станция была конечная, казалось, просто так, без особой необходимости, никто не будет ехать так далеко. К тому же было раннее воскресное утро, и уже, по большому счету, все дачники (за счастливым исключением тех, кто жил на своих садовых участках все лето) приехали за день (а то и за два) раньше.
Игорь Арсеньевич Божов молча стоял на облучке кончавшегося асфальта платформы, быть может, и, не решаясь ступить на начинавшуюся грунтовую дорогу, ведущую (через переезд и пару небольших поворотов) к его домику.
Его никто не ждал. Его вообще никто никогда не ждал. Несмотря на возраст, приближающийся к четвертому десятку, Игорь Арсеньевич был по настоящему одинок.
Выросший в детском доме, он почти совсем не знал родителей (по молодости лет, еще пробовал, было, найти; но заведующая детдомом, с материнским порывом прижав к груди все чаще задававшего ей вопросы повзрослевшего мальчика, призналась, что лучше их совсем не искать. Уже чуть позже он узнал, что родился от одного из соседей, - какого? Никто не знал! - по коммунальной квартире, а мать, лишенная материнских прав, сначала отбывала небольшой срок за тунеядство, а потом и вовсе сгинула на просторах тогда еще Советского Союза), жены у Игоря Арсеньевича тоже никогда не было (была одна женщина, с которой он вроде как и начинал жить, но узнав, что Игорь Арсеньевич, - как оказалось, - был совсем неспособен на какие-то сексуальные отношения, - тут же сбежала от него, обозвав... впрочем, слышать обвинения в свой адрес ему было не привыкать...).
Божов все еще стоял на краю платформы. - Куда он приехал?.. Зачем?.. Начинавшие (словно сами собой) задаваться вопросы были как бы с уже привычным контекстом (заранее безответны, и даже нисколько сами собой ничто не выражали), - и, быть может, у них и вовсе была какая тайная цель (так Божову иногда казалось) внести еще большую сумятицу в его израненную сомнениями да беспокойствами душу. И тогда уже Божов, - словно по привычке, - не обращал на подобные вопросы никакого внимания.
Но вот только сейчас, по-видимому, действительно "зацепило"... А потому он (несмотря на начинавшуюся июльскую жару южной полосы России), как-то неумело запахнулся в наброшенный на плечи плащик (еще были сомнения перед выходом: "брать - не брать?!"), и словно вслед за первым движением, - решился, ступил на дорогу, и еще секунду-другую помедлив в раздумии, - медленно зашагал по направлению к своему садовому участку.
2
Нет, не сказать, чтобы Игорь Арсеньевич совсем так бы "запутался" в жизни. У него была вполне приличная (по меркам небольшого уездного городка) работа, - Божов был старший сотрудник лаборатории санэпидемнадзора, - более менее сносная внешность (позволявшая даже иногда "заглядываться" на него женщин среднего и предпенсионного возраста), - что до семьи, вернее, до ее отсутствия, - то ведь это и не было уж т а к о й большой "бедой" (по крайней мере в эксклюзивном понимании Игоря Арсеньевича); и тогда уже что и беспокоило его... Хотя, пожалуй, слово подобрано не совсем верно... О беспокойстве, вероятно, речи и не шло вовсе. Даже тревоги какой-то (критической, что ли?!) не было. Речь скорее шла о неком неосознаваемом (по крайней мере, спроси его, - и вряд ли бы ответил) процессе отождествления себя с... совсем другой личностью. Вот, как если бы это были "вы", и... совсем не "вы" вовсе... Или, например, вам как будто заранее известно, что должно произойти какое-то событие... готовитесь к нему... а на деле оказывается, что ничего такого и не должно было быть. (Хотя даже если и должно, - хотя бы теоретически почему не предположить - оно может состояться, но... как оказывается... вашего участия в этом совсем даже и не предполагается...). И уж совсем сложно (порой, необъяснимо сложно) было судить, как реагировал на это все Игорь Арсеньевич Божов. И, быть может, здесь стоило добавить, что был этот долговязый, нескладный человек еще и невероятно скрытен. Причем уже сама эта так называемая "скрытность", происходила скорее оттого, что Игорь Арсеньевич не хотел ни кому навязывать свое внимание (а нотки рождающегося было - периодически - любопытства, как говорится, гасил на корню, не давая им вырасти во что-то необъяснимо большее - чем следовало)... и вот как раз от этой его неуверенности в себе (интерпретируемой, - кем и: забитостью; и тогда уже эти, последние, готовы были усмотреть в столь нерешительном поведении Божова чуть ли не комплекс неполноценности) и вот от этой вот неуверенности в себе, - в большей мере страдал он сам. Ибо не проходило и дня, как случалось какое-нибудь событие, - заставлявшее его задуматься о безуспешности (а то, иной раз, и ненужности) бытия.
Но вот, опять же, ни о каких страданиях (душевных... душевных...) речь как будто и не шла. По всей видимости, для этого нужно было иметь что-то иное в психике (быть может, какое отдельное подразделение... душевности?.. ну, хотя бы и так... хотя...), чего, впрочем, у Игоря Арсеньевича - даже на кажущуюся внешнюю предопределенность (предрасположенность) к несчастиям - вроде как, и не было.
...А что тогда было?..
За чередой почти бессознательного желания погружения вглубь себя (чего, по большому счету, Божов как будто и не позволял себе делать), скрывалась (вот ведь не объяснимый факт?!) какая-то внутренняя безотказность; стремление поделиться (и притом вполне искренне) иной раз и со всем уж случайными слушателями - какими своим (наболевшими?) умозаключениями...
Но вот что уже я знаю почти наверняка, если что-то подобное и происходило в глубине души Игоря Арсеньевича, то, по всей видимости, там оно и оставалось дальше. По крайней мере, ничего - даже схожего, или хоть как-то об этом напоминающего - я от него никогда не слышал. (Нет, опять же, здесь можно было добавить, что я и не достаточно хорошо его знал. Да и были мы знакомы, - как помнится, - через какого-то (моего?.. его?..) приятеля. Но уж если сейчас мы и не слыли такими уж неразлучными приятелями, то, по крайней мере, одно время общались даже слишком тесно. Был, знаете ли, какой-то у нас - и, пожалуй, уже необъяснимый сейчас, - внутренний порыв... благодаря которому если мы, иной раз, и не встречались каждый день, то уж созванивались точно по несколько раз в сутки)...
И все же, по всей видимости, для меня Игорь Арсеньевич Божов навсегда (уж вряд ли что-то способно изменить это мнение) остался человеком в чем-то более загадочным... да и непонятным...
Вернее, как (когда-то) выпускник мединститута (к тому же успевший после окончания пару-тройку лет - пока полностью не посвятил себя только литературе - поработать в психиатрическом отделении одной из клиник) я вполне, как говориться, и понимал, и предвидел последствия регрессирующих у Божова изменений в сознаний, но... знаете ли... уже, видимо, брал (внутри самого себя) больше верх литератор, - нежели психиатр... да и так хотелось не замечать чего-то схожего с предметом полученной специальности в своем ближайшем окружении (что, впрочем, не мешало попутно ставить диагнозы)... а быть может, и где-то в подсознании, я еще надеялся, что все образуется...
Игорь Арсеньевич тем временем дошел до небольшого домика утопающего в зелени (кем-то) высаженных деревьев (дачу он приобрел пару лет назад, когда та последовательно переходила из отчего-то изменявших тотчас после покупки свое решение его коллег, приятелей, да, коллег приятелей, да, приятелей приятелей, - в общем, когда уже казалось, что сам черт готов был "сломать ногу" в переходящих друг к другу "правах собственности", - эта самая дача, оказалась у Игоря Арсеньевича Божова. И, что интересно, в последнюю минуту и сам Божов неожиданно готов был отказаться от покупки. Но купил. А после того как купил - вообще туда не ездил; находя, вроде как, и справедливые доводы отложить поездку до следующего раза; который, в свою очередь, все затягивался и затягивался), проверенным движением (специально тренировался, чертыхаясь и покрываясь испариной, на замке прежних хозяев, пока не выбросил его и не повесил новый) открыл калитку, потом (еще через секунду - другую ходьбы) дверь домика, и... задумался. "А зачем он вообще сюда приехал?". И, ведь, не то что б "дел было невпроворот"... (он вообще сейчас находился в отпуске)... или совсем нечего было делать... (и деревья надо было подрезать, и "колонку" раскачать - вода все время "норовила" уйти поглубже... да, и вообще вполне можно было найти множество, каких-то необходимых, дел в хозяйстве...). Да и речь-то, быть может, шла совсем и не об этом...
Все дело в том, что Игорь Арсеньевич не чувствовал у себя в мозгу осознания необходимости существования... И оттого какие-то собственно дела, - (кажущиеся как будто лишь одним из множества, опять же, лишь следствий - и не иначе - оправданности жизненных механизмов), - разом и вдруг потеряли для него всю значимость... Даже оказались вроде как неуместны... Нет, они вполне могли быть, эти самые "дела"... Но вот если бы их не было - совсем ничто бы и не изменилось...
В общем, еще минуту - другую и Божов готов был запутать сам себя. И тогда уже, видимо, как нечто спасительное и неожиданное, - прозвучал сначала гром.., - а потом и вовсе (почти тотчас же) полил самый настоящий дождь. Дождь, который еще какое-то время находясь в соседстве с удивленным солнцем вроде как и не решался показать всю свою мощь, но потом видимо что-то изменилось - и тогда уже полил он, не обращая ни на что внимание, включая самые максимальные свои обороты... И началась буря...
Но почти одновременно с этим, такая же "буря" началась в голове Игоря Арсеньевича...
Мысли уже не ходили даже, - как еще быть случалось до того..., - в каком-то подобии порядка, а уже яростно и с каким-то остервенением принялись наскакивать друг на друга... Так что в какое-то мгновение и перемешалось все... а у самого Божова как-то быстро затуманилось сознание... Стало быть может вообще ни до чего... А в какой-то момент ему показалось что их - мыслей - и вовсе не стало... Ну как будто их и вовсе никогда не было... И вот тогда уже в этой самой пустоте, - начинало казаться и самому Божову, что он невероятным образом растворяется во всем этом... И, быть может, он еще и хотел уцепиться хоть за какой обрывок мысли... Но уже перестал понимать - чья она была?... Была ли она как-то связана с сознанием?... Или принадлежала исключительно бессознательному?... Божов не мог это понять... А быть может, и боялся... Ведь случись какой другой ответ (хотя невероятно сложно было угадать какой на самом деле ответ нужен), - и куда-то безвозвратно исчезнет то, что его еще недавно окружало... То, что давало силы жить... И выживать... И выживать...
И тогда уже, более чем сознательно (или бессознательно...), Божов стал ожидать провала в пустоту... Что вскоре и произошло... И тогда он (где-то краем сознания) ухватил остаток последнего момента своего земного существования, и внезапно ощутил окружающий мир, как бы в ином ракурсе изображения... под каким-то, до сего момента не видимым углом изображения... А, быть может, это уже и нельзя было назвать собственно, каким-то изображением... Ибо происходило все в каком-то ином формате восприятия... А быть может (и такая версия, в какой-то момент пронеслась перед ним) ничего похожего и не было... Не было вовсе... Ибо так или иначе, но мы и видим, и чувствуем, и даже предполагаем, - что хоть как-то (в идеале) способны оценить и почувствовать... И тогда уже, - основываясь на какие-то привычные рамки изучаемых позиций (исследования?), - мы начинаем внезапно осознавать (особенно если это происходит не в первый раз, хотя второго, вероятно, и не бывает), что в такой вот суматошной спешке перемещаемых предметов - способно было запутаться воображение, подсознательно проецируемое на мозг Игоря Арсеньевича, затуманенный, да распалившийся от навалившихся на него странностей и лабиринтных загадок - и уже сам Божов, видимо не выдержав подобного напряжения, - как-то неестественно распрямился, словно пытаясь ухватить что-то далекое и неосязаемое, а уже в последующее мгновение - свалился он замертво подле порожка своего дачного домика. Сознание ушло, а бессознательное, в затаенном восторге уже готовое было возрадоваться - враз как-то сникло, и уже в последующее мгновение - оно отправилось в бесконечное путешествие по неподвластным далям непознанного и непонятного... Непонятного, конечно же, для нас, смертных, но никак не для него...
20 сентября 04 г.
рассказ
Апрелев
1
Сергей Леонидович Апрелев, несмотря на столь "веселую" фамилию, был почти полной противоположностью тех ассоциаций, которые вызывает весна. А если сказать еще, что и родился он первого апреля тридцать пять лет назад, - то ситуация и вовсе может показаться парадоксальной. Хотя, кто - по большому счету - решил, что Сергей Леонидович Апрелев должен непременно соответствовать такому уж "шутейно-несерьезному" образу проецирования фамилии на окружающую жизнь. Отнюдь. И что б больше не задерживаться на этой теме, скажем, что нечто подобное, быть может, и могло быть. Но вот только не с ним.
К портрету Апрелева - помимо той серьезности, которая практически не сходила с его лица - стоит добавить, что само лицо (в самом буквальном понимании) имело столь тонкие (а кто-то добавит, и изящные...) черты, - что практически сразу сойдут на нет все сомнения о том, что должно оно было принадлежать исключительно интеллигентному человеку. Да так, в общем-то, и было. И тогда еще стоило добавить, что был Апрелев всегда идеально (более чем) выбрит, носил очки с толстенными линзами, имел высокий рост и достаточно объемное телосложение. Хотя, быть может, казался больше грузен, чем атлетичен. К тому же очки (несмотря на красивую оправу, которая и должна была - по мысли его обладателя - забирать на себя основное внимание) так вот, эти самые очки, - практически безуспешно скрывали слишком боязливый взгляд Апрелева.
Взгляд, иной раз прячущийся под маской излишне напускной отчужденности... А то и важности...
И тогда уже, быть может, и стоило заметить, что иногда - благодаря росту - подобным взглядом кого-то и удавалось вводить в заблуждение. Особенно если учесть, что для того чтобы достаточно пристально посмотреть в глаза Апрелеву (ситуация, которой он панически боялся, и при наступлении которой как-то слишком быстро исчезала его "недоступность", обнажая мечущуюся душу запутавшегося в себе человека), - требовалось какая-то особая решительность. Решительность, которой и не каждый, вероятно, обладал. Или мог себе позволить.
Однако, если не сказать что та показная отрешенность, которой Апрелев сопровождал появление на людях была действительно напускной, - то значит не сказать о Сергее Леонидовиче почти что и нечего. Ибо уже как минимум последние несколько лет Апрелев ощущал такие странные метаморфозы, происходящие с психикой, что, искренне пытаясь поначалу с ними бороться, - вскоре был вынужден попросту махнуть рукой. И смириться.
Лишь, быть может, как-то попытавшись скрыть то от окружающих.
Сложившаяся ситуация была на самом деле печальной. Но что страшнее всего, - в последнее время проблема еще больше усилилась. И если раньше (не считая школьных лет, когда Апрелев еще мог все списывать на юношескую застенчивость, и начать сразу с институтских - когда ему, быть может, впервые пришлось задуматься о причине появления страха, - страха общения с людьми), и так вот, если раньше Апрелев мог себе позволить не обращать внимание на эти, появившиеся у него "странности", - то в последние годы (и когда он остался в институте аспирантом-филологом, и когда уже стал работать преподавателем, - Апрелев читал курс по зарубежной литературе), - так вот, в эти самые "последние" годы, - Сергей Леонидович, пожалуй, был вынужден впервые признаться в том, что ситуация начинает выходить из-под контроля. Из-под контроля сознания. И тогда уже приходилось проявлять неимоверные усилия, дабы удержать бессознательное в жестких рамках предназначенных природой.
И вот в такой постоянной борьбе сознания с бессознательным, - Сергей Леонидович и жил в последнее время.
Стоило ему, проснувшись, открыть глаза, - и он уже начинал замечать, как страх нацеливается на него, готовый заполнить всего без остатка.
И тогда уже приходилось предпринимать действительно серьезные усилия, чтобы хотя бы встать с постели да выйти на работу. А вскоре уже стало трудно делать и это.
И тогда Сергей Леонидович перешел исключительно на работу в вечерние вузы. А сами дни "трудовых будней" - сократил по минимуму. (Три раза в неделю, с шести до девяти вечера).
И теперь все время - с момента пробуждения и вплоть до выхода из дома - Сергей Леонидович тратил на то чтобы привести свое сознание в надлежащий вид. И только ночь приносила ему долгожданное успокоение. И только ночью мог Апрелев предаваться любимому занятию - литературе.
Он с наслаждением читал, корректировал лекции, погружался благодаря совершенно недавно для себя "открытому" интернету в электронные библиотеки мира (благо, что знал почти в совершенстве два языка: немецкий и французский, да еще сносно мог понимать и по-английски).
И лишь только ночью - Апрелеву, наконец-то удавалось "найти" себя - собрав в единую мозаику распавшиеся за день звенья потерявшего контроль сознания. И тогда уже вполне можно было признаться, что только ночью, ему удавалось на самом деле "жить"...
А вот с каждого нового утра повторялось все сначала... Быть может потому так не любил Апрелев день. Бежал от него. В каком-то нелепом усердии стремясь удержать подле себя день прошлый. Как-то остаться в нем.
И хоть ничего у него до сих пор не получалось - подобных попыток он не оставлял.
2
В один из дней Сергей Леонидович неожиданно влюбился. Скажем сразу, что последний раз нечто подобное с ним случилось лет десять назад. Тогда дело уже шло к браку, как вдруг ни с того ни с сего, - (по крайней мере, сам Апрелев это объяснить никак не мог), - в день, когда надо было выходить из дома и направляться в закс, - Сергей Леонидович (уже сделавший все необходимые приготовления, и надевший - недавно купленный и подаренный невестой - костюм, и даже почти повязавший специально подобранный - опять же невестой - галстук), вдруг неожиданно сорвал с себя этот самый галстук, и, закрывшись на все имеющиеся замки, - погасил свет (день был немного пасмурный), зашторил окна, отключил телефон, - и чуть ли не забившись под кровать, - просидел в квартире безвылазно несколько суток. (Благо, что в институте, - в связи с предстоящими событиями, - взял отпуск на две недели).
А когда наконец-то решился завершить столь нелепое "заточение", - то почувствовал, что, от того что произошло - теперь переживает еще больше, чем, быть может, от того что только должно было произойти... А потому безвылазно просидел дома еще почти с неделю...
И только после того, как, наконец-то, решился позвонить приятелю (который должен был быть свидетелем со стороны жениха на несостоявшейся свадьбе), и тот уверил его что, в принципе, ничего серьезного (вернее, не предполагаемого самим приятелем, по его словам, давно ожидавшего нечто подобного) не произошло, - (да нет, конечно, и слезы были, и истерика, да и поступил ты, дружище, как минимум - по скотски, - что, в принципе, почти только и раздавалось в твой адрес), но сейчас, мол, уже можешь не переживать, вроде как и улеглось все... да нет, нет, - я же говорю тебе, - что вполне ожидал этого... а, ты про это?.. - так опять же, - нет... мое отношение к тебе нисколько не изменилось), Сергей Леонидович мог - или, скажем - очень б того захотел - успокоиться.
Но вот прошло уже столько лет, и как будто все повторялось вновь. В смысле, - и взаимные вздохи, и намеки, и первые (робкие) - а потом уже и не робкие - поцелуи. И слова признания. И даже намеки на нечто большее, - то, до чего в те времена, по относительной юности обоих влюбленных и дойти еще не могло... И уже сейчас, - почти только впервые (и так неожиданно) пришлось удивляться Апрелеву, в том, что ему, быть может, и нравятся, на самом деле, те отношения между мужчиной и женщиной, которые он отчего-то избегал все это время... И тогда уже забывался он от нахлынувшей на него страсти... и отдавал своей невесте - а в том что брак состоится уже никому не приходилось сомневался, (да и сам Апрелев впервые сам желал этого), - и "отдавал" Апрелев невесте столь долго таившееся в нем желание... а она, быть может, и вполне искренне признавалась ему: что у нее еще никогда - за тридцать лет - не было столь пылкого любо... - возлюбленного, - поправлялась она, - вернее нет... - совсем было чуть не запутавшись спохватывалась девушка, - у меня вообще никогда до тебя никого не было... И уже как бы то ни было - с заметным удовольствием (и почти невозможно было заметить - что было там больше: самого желания или страсти к эксперименту) открывал для себя Апрелев какие-то новые, и, зачастую, совсем немыслимые, любовные позы (прочитанные - как не забывала дополнять инсцинировывавшая любовные утехи невеста - в книгах, и только в книгах)...
Но, быть может, в какое то мгновение подобные оправдания становились и совсем даже излишними... ибо, по всему было заметно, что Апрелев как-то вдруг быстро и неожиданно потерял ощущение реальности... И при том нисколько не переживал об этом... И вероятно с Апрелевым действительно можно было делать все что угодно, - потому как в пылу захватившей его любовной страсти, - почти совсем не замечал он ничего... потому как не существовало в тот момент для него никого кроме его невесты... и, пожалуй, спроси его кто тогда: любит ли он ее? - и еще неизвестно, как отреагировать он мог на эти слова?... А то, быть может, - и вообще способен был разорвать все отношения с тем человеком... Хотя бы потому что действительно не существовало для Апрелева в тот момент никого и ничего кроме любви его... И это было действительно так...
И уже даже наметилась свадьба... И почти даже определилось точное число ее...
А сама невеста уже перебралась жить к Апрелеву... (Не потому что у нее не было своего жилья, а потому что сам Апрелев не желал ее отпускать ни на минуту...). И уже были сделаны все необходимые и обязательные покупки... И выбран ресторан... И заказаны столики... И даже заплачено сполна (вперед, а какая разница, все равно платить)... И приглашенные гости уже дожидались своего часа (и у тех уже даже были заготовлены подарки)...
И вот в тот момент, когда, казалось, все было готово настолько, что даже и измениться уже не могло - Апрелев внезапно исчез...
Сначала его искали ради шутки... (устроил "мальчишник", да загулялся...)... Потом с зарождавшейся тревогой... (действительно странно, и на него как будто - думали его новые знакомые, а старых почти всех он сменил - не похоже...)... Ну, а когда, не в меру обеспокоенные родственники невесты - уже готовы были обратиться в милицию (человек, да нет - жених пропал!...), - неожиданно пришла от Апрелева телеграмма... (Даже не невесте, а все тому же его старинному приятелю (который и теперь должен был быть свидетелем со стороны жениха, и на которого возлагалась миссия довести текст телеграммы до сведения невесты)... Причем, заметим, сам текст был столь туманен - что приятель Апрелева попросту передал телеграмму невесте... Мол, пусть сама разбирается... Хотя для него ответ был ясен и так - свадьба не состоится!..
Апрелев вскоре вернулся. Но к невесте не пошел. И даже не увиделся с ней - хотя на самом деле никуда и не уезжал, а жил в специально снятом номере в гостинице... ровно месяц... практически безвылазно... а когда, по его мнению, должны были более-менее все успокоиться (и, прежде всего, вызывавшие его страх родственники невесты), - то просто возвратился в свою привычную жизнь... Холостяцкую... Ибо только в какой-то момент он понял - что еще миг - и потеряет он уже навсегда то к чему так привык... И той его прошлой жизни - с ее страхами, ночными кошмарами и дневными тревогами - уже не будет. А значит и не будет больше литературы... Ибо только боясь и опасаясь чего-то - мог Апрелев и читать, и сочинять... (А с момента встречи с невестой даже рукопись книги, к которой он до того так долго подступался, и которая уже была написана почти наполовину - была куда-то безжалостно заброшена)... И вот теперь только стоило осознать это все Апрелеву - как почти тот час какая-то невидимая сила подхватила его... и уже не помнил Апрелев почти ничего... И многое делал почти исключительно бессознательно... А когда опомнился - уже как вроде и все закончилось... Но он вроде как и не сожалел о том...
27. 03. 04 г.
рассказ
Пустота
Пожалуй, нет ничего страшнее, чем, то мое состояние, в злой власти которого я находился уже третий день подряд.
А ведь я проснулся в тот день, как прежде, - утром и в своей собственности постели. Никого в квартире не было. Не было уже почти что с год (после последнего, в цепочке двух последовательных, повторившихся по единому сценарию действий:... ухожу... уходи...). И вот теперь, вместо фееричности наслаждения одиночеством (все значение которого, можно испытать, только ощутив изможденность, и струйную натянутость, брака), я внезапно почувствовал внезапную пустоту и одиночество... Вернее, пустоту, - являвшуюся следствием одиночества. (Хотя я еще и сопротивлялся во в этом мнении, которое казалось, даже не то что ошибочным, а каким-то... ненужным, что ли...).
Попробовал, было, встать с постели - и не смог. Все (даже мысленные) попытки "собраться" - наталкивались на стену непонимания почему-то отключившегося сознания.
Тогда я (усилием воли?) заставил себя закрыть глаза, и провалиться в сон.
Но он не приходил. Вернее не наступало то знакомое прежде состояние, которое выражалось значением слова "дрема", и почти всегда раннее служило неким переходным пунктом между сном и явью.
Я не спал. И все же я спал. А значит, на самом деле, это состояние все же и наступило. Но вот... отчего-то казалось мне, что оно как-то слишком... затянулось... В какую-то секунду я стал понимать (какое-то бессознательное ощущение того факта, тоже - как-то неестественно - затянулось), что меня не принимает сон. Но он же... и не отпускает. Сколько я могу находиться в этом подвешенном состоянии?.. А сколько вообще возможно?..
Неожиданно я ощутил в себе такую боль (боль, имеющую какую-то странную, неосязаемую основу. Как будто и была она... И ее не было... Но внутри, где-то в глубине души - и тела - я ощущал расходившиеся во все стороны волны скорби, вытягивающие вслед за собой печальные лопнувших струн... аккорды опустошенности... играющие в своем неосознаваемом неведении совсем печальные мотивы, в которых почти что разом угадывались: и одиночество, и печаль, и тоска, и даже какая-то жизненная неустроенность... случайность жизни...), и уже вот именно эта неизведанная боль, словно вытягивала за собой тотчас же навалившиеся тревожные ожидания; как будто в одночасье, - перечеркнув пути к спасению и отступлению назад; и вслед за случившемся неосознаваемым видением, - кавалькадой из проносившихся передо мной несбывшихся надежд, желаний, сомнений, - уходила куда-то прочь и большая часть... меня; так что (практически в одночасье), - я растерял то, что еще недавно мог ощущать где-то около себя; зная, что это именно мое; и ничье больше... Но теперь вот, как будто, уже и самого меня не осталось... а было ли?.. Существовал ли я когда?.. Или это лишь затуманенность (да - оптический обман) всей той иллюзорности бытия, окружавшей меня когда-то?!..
Но ведь почти наверняка, это может означать, что я еще и до сих пор живу?.. Живу... Но что это за жизнь?..
23 сентября 2004 г.
рассказ
Случайность
День не задался.
Правда, тоже самое можно было сказать и о вчерашнем, и о позавчерашнем, да и вообще, - если проследить за ходом всех предшествующих событий, то можно было говорить...
- Э-э-э, - внезапно закачал головой Марк, сидя на так и "не собранной", - (несмотря на то, что настенные часы, висящие перед входом в кухню, только что пробили полдень), - постели. - Так можно неизвестно до чего договориться, - решил он.
Но, несмотря на самокритику (вызывающую в нем всегда достаточно гнетущие чувства; а в иные разы, казалось, и вообще способную привести к чему-нибудь страшному: сойти с ума, например); вставать с постели не хотелось. Он, наверное, вообще был бы способен проваляться целыми сутками. Тем более, что каких-то конкретных дел (да обязанностей) - у него не было.
Совсем недавно Марку исполнилось двадцать пять. Это был долговязый парень, с длинными русыми волосами, которые (если того требовала какая официальная или праздничная обстановка, что - с учетом того, что он и не работал и не учился, случалось нечасто) - он зачесывал назад, собирая там в какое-то подобие косички. Если же ничего такого не намечалось, - он давал волосам настоящую свободу. И тогда воздушной копной они обрамляли его голову. Создавая иллюзию... -
- Ты все лежишь? - внезапный окрик, чуть ли не выбросил парня с постели. Хотя, должно быть, так все же и произошло. И теперь Марк сидел на коврике возле кровати, в осторожном удивлении обводя выпученными глазами комнату. Еще недавно он был уверен, что никого, кроме него, в однокомнатной квартире, которую снимали ему родители (пославшие учиться в Петербург из Саратова, где жили, и работали мелкими чиновниками) не было.
Теперь у него появились сомнения.
- Встать! - услышал он тот же голос, и теперь стоял, откровенно озираясь по сторонам в поисках несуществующего... незнакомца.
Марк почувствовал разливающийся по телу страх. Страх, казалось, совсем не хотел считаться с фактом отсутствия в квартире кого-нибудь еще, кроме самого Марка. А значит, и причина зарождения этого самого страха - казалась: по меньшей мере - неоправданной. Необоснованной. Не существующей даже... Но вот как объяснить это - самой причине?.. И Марк какое-то время еще продолжал водить вымученными глазами вокруг. Прежде чем осознал, что никого в действительности нет.
- Кто с ним говорит? - Внутренний голос, - радостно почти убедил он себя. И тут же успокоился.
- Так вот что это было! - уже готов был вскричать Марк, не в силах сдерживаться. Но прошло всего несколько секунд - и он уже усомнился в верности собственного предположения. Да и на самом ли деле все было так просто?.. И вообще: если произошло сейчас, - то, значит, происходило и раньше? А он, получается, не придавал этому серьезного значения?..
...А если это случалось раньше... если это случалось раньше, - то, вероятно, все могло происходить (и происходило?) достаточно редко. Иначе бы он сразу вспомнил о том. А если редко... если редко... если редко, - то, значит, (и тут Марку стало хорошо и приятно), значит... - проходило все. Исчезало. Проходило само собой. Без каких-либо - последствий. А значит... значит, можно и сейчас - не переживать особо. И представить, - как будто ничего подобного: и не было.
Но вот что-то мешало сейчас. Было ощущение - какой-то опасности. Марк даже приготовился отразить (несуществующую?!) атаку.
- Ты что ж, стервец, задумал!? - вновь раздался голос. Голос, отчего-то показавшийся Марку потусторонним. Молодой человек растерялся. Это был не его голос. Не его - внутренний голос. Этот голос вообще - не мог принадлежать... человеку. И Марка обвеял страх. Страх, прежде, - только "подкрадывавшийся". А теперь - нахлынувший разом.
Марк сжался.
- Ну... ну, чего ты? - постарался выдавить он из себя, всеми своими мыслями (тот, воображаемый враг, - наверняка способен читать мысли) показывая добродушие.
- Я не собираюсь с тобой разговаривать, - услышал он вновь. Но теперь ему показалось (действительно?.. или только показалось?), - голос стал спокойнее. Не агрессивнее. Или, быть может, это он действительно только убедил себя в этом?..
- Что я должен делать? - пытаясь сохранить достигнутое, как можно осторожней спросил Марк, и медленно - опасаясь сделать лишнее движение - убрал покалывающую глаза челку. - Я могу спросить: что я должен делать? - повторил он, обращаясь к невидимому собеседнику.
Тело Марка было напряжено. Он готовился к любому повороту событий. Вернее - к самому нежелательному повороту событий. Но теперь, видя, что ничего не происходит, он позволил себе расслабиться.
- Я не желаю, - чтобы ты, таким образом, проводил время, - металлическим голосом (не предвещавшим, - как тотчас подумал Марк, - "ничего хорошего") ответил голос. - Родители надеялись видеть тебя - другим. Не таким, - как ты есть.
- Да, я плевать хотел... - вскипел, было, Марк - (это с ним случалось всегда, если он только чувствовал, что кто-то пытается его "учить"), - но тут же осекся. При первых же своих словах, он почувствовал такое чувство отчаяния (сменившегося скорбью и ощущением уже свершившейся беды), что вслед за тотчас же появившейся тревогой (а за ней и беспокойством), - последовала опустошенность.
- Ты не должен так разговаривать! - произнес все тот же голос. - Но, если твою агрессию трудно усмирить...
- Я понял, понял, - с трудом выдавил из себя Марк, не в силах справиться с нахлынувшими проблемами.
- ...Если твою агрессию трудно усмирить... как ни в чем не бывало, продолжал все тот же голос. - То я вынужден буду сделать так, что бы этого больше не происходило.
- Я верю тебе, - уже чуть ли не вскричал Марк (мало ли что можно ожидать от этого невидимого типа? - пронеслось у него в голове).
- Ты не должен так быстро признавать свое поражение, внезапно услышал он все тот же голос (показавшийся ему несколько удивленным). Однако, Марку показалось, что этот "кто-то" - все же остался доволен.
- Я действительно рад, что ты все осознал, - подтвердил (этот "кто-то") предположения Марка. И, в подтверждение своих слов, - (чтобы я до конца убедился в произошедших с той изменениях, - пояснил невидимый собеседник), - подойди к окну и спрыгни вниз. Это будет своего рода очищение. Избавление от себя. Себя - другого. Ведь мне действительно хочется верить, что ты стал другим человеком.
Марк, не раздумывая, подошел к окну, пересунул через подоконник, сначала одну ногу, а затем другую ногу, и ...оттолкнулся руками...
Вернее он уже почти был готов сделать это, как внезапный порыв ветра вывел его из оцепенения. Даже быстрее, чем Марк мог, спрыгнуть обратно в квартиру.
Теперь совсем другими глазами он огляделся вокруг. Бутылки, словно одинокие стражники, стояли среди рухляди (осколков - некогда приличной жизни). И вокруг подобного хаоса, - ни разложенная постель, ни вывалившиеся из шкафа вещи, - уже не казались, чем-то из ряда вон выходящим; а то и наоборот, - даже уместными: в сложившейся ситуации.
- ...допился! - подумал Марк, и пошел открывать входную дверь. Звонок, вероятно, трезвонил давно. Но услышал он его только сейчас. - Родители, - пронеслось в голове молодого человека, внезапно вспомнившего, что сегодня как раз день их приезда. В гости.
