Lib.ru/Современная литература: Жданов Игорь Николаевич. Я и школьником не был

Жданов Игорь Николаевич
Я и школьником не был

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]

Комментарии: 1, последний от 03/10/2008. © Copyright Жданов Игорь Николаевич (k-tit@mail.ru) Размещен: 22/04/2005, изменен: 17/02/2009. 104k. Статистика. Стихотворение: Поэзия	Оценка: *8.004** Ваша оценка:

* * *

Вот и прошли,

Пропели, протрубили,

Иные доживают не у дел.

Но быть отныне горсткой серой пыли

Их общий и значительный удел.

Пусть вырвались вперед

И прокричали,

Провыли, кто фальцетом,

Кто - трубой

Про всей Земли надежды и печали

В тоскливый купол

Вечно голубой,

Но ужас войн,

Безумье истреблений

Не оправдают, хоть душа чиста,

Пять гениев последних поколений,

Десятка три от Рождества Христа.

1987 г.

* * *

Обличали.

Стряпали дела.

Возбуждались как-то некрасиво,

Чуть меня в могилу не свела

Правота родного коллектива.

Люди стервенели на глазах.

Был их гнев гражданский непомерен.

Я ушёл, заносчиво сказав:

"Прав во всём и в сделанном уверен".

Время оправдало и спасло,

Хоть и черным было время это,

Честь мою и даже ремесло,

Названное поприщем поэта.

Дали волю - можно воспарить.

Воздаянье, как пирог на блюде,

А о людях что и говорить:

Наши люди ...

___________________________
12-113.03.88

* * *

Я устал от препон и запретов,

Но одно поимейте ввиду:

К поголовью союза поэтов

В подпевалы уже не пойду.

Сколько лет тишина разрасталась

И смыкалась, твердела вокруг,

И сомненья, и ужас, и старость

Мне перо вышибали из рук.

Пусть придется платить неустойку,

Пусть уже не сносить головы,

Но плевал я на ту перестройку,

Где ряды перестроите - вы!

1987-1988г.г.

* * *

О, редактор толстого журнала!

Да продлится долго жизнь твоя!

Удостой двойного гонорара:

Мой соавтор жаждет, как и я.

Понимаешь, дело не в оплате,

Но нельзя же вовсе без гроша,

Если я валяюсь на кровати,

За меня работает душа.

Я прошу копейки, а не тыщи -

Голодно блаженным на Руси,

Да и ей, душе, духовной пищи,

Хочешь ли, не хочешь, а неси.

1992 г.

* * *

О людях тех,

Что жили - прежде,

Когда и как,

в каком краю,

Не по прическе и одежде -

По общим лицам узнаю.

И только тем,

Кто выше правил,

Кто сразу вышел из игры,

Всесильный рок на лбу поставил

Клеймо иль знак его поры.

У тех,

Чьи думы и стремленья

Не уложились в общий след,

Во все века и поколенья

Один и тот же в лицах свет.

1987 г.

* * *

Не хватило голосу металла,

Сердцу - ласки, юности - тепла,

Сень победы на меня не пала,

Но и тень позора не легла.

Новые плывут над миром тучи,

Новый свет летит во все края,

Только память - островок плавучий,

Жизнь моя и родина моя.

Здесь все те,

Кто не дошел до цели,

Чьи дороги вдруг оборвались,

Все, кто был со мною, уцелели,

А кого любил - не отреклись.

Здесь живут надежды и утраты,

Свищут рощ истлевших соловьи,

Все мои восходы и закаты,

Все земные возрасты мои.

Верю в гены, верю в перемены

И в слова на каждом языке...

Дайте лишь дожить аборигеном

На моем плавучем островке.

1986 г.

* * *

Я и школьником не был в Артеке,

Потому, что за мной -"севера",

Льдом и лесом забитые реки,

Пустота, синева, мошкара.

Легендарная Таврия снится,

Представляется, как наяву.

Слава Богу, уже не влюбиться

В сердоликовых бухт синеву.

Не скучать в охраняемой зоне,

Обозначившей пляжный предел,

Не кипеть в черноморском бульоне

Из мазута, из пота и тел.

Здесь смешались и прихоть, и шалость,

Но престиж - неизменная цель, -

Все писатели - как помешались:

Коктебель, Коктебель, Коктебель!

Если кто им и был огорошен,

В эти черные камни влюблен -

Лишь восторженный лирник Волошин,

Облаченный в просторный хитон.

Пусть абсурды равны и резоны,

Пусть хватило и крови, и дел, -

Граф Толстой защищал бастионы,

Граф Потемкин чудил, как хотел.

Грин и Лермонтов, Пушкин и Чехов

Поневоле попали туда,

Не спаслись, но томились, приехав

В полусонные те города.

Не о том роковом броненосце,

Не о Шмидте и всем остальном,

Я пишу о курортном народце,

Населяющем этот Содом.

Лишней просьбой себя не позоря,

Не доставлю Литфонду труда:

Слава Богу, я Черного моря

Не увижу уже никогда.

1988 г.

* * *

Ежевики чернейший гранат,

Полный студных антоновок сад,

Жёлтый свет отягчённых рябин

И калины прозрачный рубин.

Загустевшая в бочках вода,

Августейшая в небе звезда,

В позднем вечере близкой зимы

Молодые и зябкие мы.

Это юность вернулась на миг,

Это бред, это времени сдвиг, -

Крепкий запах последних опят,

Устилающий путь листопад.

Ты ещё хороша и свежа,

Никакого в душе мятежа,

Что ни спросишь - уже под рукой,

И заботы почти никакой.

Посмотри, дотлевает заря

На чугунных ветвях октября.

Я спокойно гляжу на закат:

Это всё выдают напрокат,

Это всё причитается нам

Компенсацией сыгранных драм...

Белым облачком тает луна,

Не томит, отступает вина

За судьбы этой карточный дом

И за то, что случится потом.

1981

БАЙРОНИЧЕСКОЕ

Пускай хихикают вотще

Иные лица, -

Я в Чайлд - Гарольдовом плаще

Иду пройтиться.

Какой фасон - помилуй бог,

И по фигуре,

Хоть я не делаю эпох

В литературе.

Так почему не почудить,

Не порезвиться? -

Кого-нибудь удочерить,

А то - жениться?

От нас хоть малый будет прок:

Поэты всё же,

Нам можно - на какой-то срок -

В чужой одеже.

Проститься нам, простится им -

Простым поэтам...

А что же делать остальным -

Совсем раздетым?

Вон тот - дороден и мастит -

Ушастый, видно! -

Стоит и прикрывает стыд:

Ему обидно.

А этот - высохшая кость,

Певец эпохи! -

Худой и голый, словно гвоздь,

Но кривобокий.

Ещё один - как мартышон,

Торчит фасадом,

Великолепен и смешон

Пунцовым задом.

Все их заслуги и труды -

Всё понарошку...

Сомкните голые ряды -

И на картошку!

От вас хоть малый будет прок:

Не каждый глуп же.

Ругайте век, вините рок, -

Копайте глубже!

* * *

Меня вчера ударил мент -

Товарищ Упокой,

За то, что я интеллигент,

Занюханный такой.

"Ты бомж, - орал он, - ты жидам

Продался, дармоед!

Ты даже им не нужен там,

Задрипанный поэт!

Да я в гробу видал таких

Писателей, как ты,

Не переставишь раком их

Отсель до Воркуты..."

Был Упокой вооружен,

С приемами знаком,

В одном кармане самогон,

"Черемуха" в другом.

Смиренный, как христианин,

Я выслушал его:

Один мы были на один,

Он правил торжество.

С дубиной праведной в руке,

Почти родной отец,

Как Ленин на броневике,

Как Ельцин, наконец.

Я Упокою отдал честь,

И штраф, и часть вина,

Я понял: власть какая есть,

Всегда права она.

И Упокой сказал: " Ну, вот,

Усвоил, вшивота?.."

А мимо брел и брел народ -

Сплошная лимита.

Товарищ брел, и господин,

И просто идиот,

Но глаз не поднял ни один -

Безмолвствовал народ.

1992

* * *

Все девочки играют в мам,

Потом из них выходят мамы.

Я не гурман по части драм,

Но мне закатывают драмы.

Играет женщина в жену,

Политик в бомбы и ракеты,

Играют мальчики в войну,

Играют в гениев поэты.

Зовется праздником гульба,

Рядится страсть в святые чувства,

Над всеми тешится судьба,

Над всем возносится искусство.

В чины играют дураки,

Вопит старье, что вечно ново,

Играют боги в поддавки,

Играют черти в подкидного.

Сверкает лужа, как река,

Толкует опыт: все без толку!

Сваляет умный дурака

И ухмыльнется втихомолку.

1986 г.

ОСЕННИЙ ЭТЮД

Фиолетовой стала вода

От холодного неба.

Городские рабы, как всегда,

Просят "зрелищ и хлеба".

В чёрных сучьях вороны орут,

Воробьи озоруют.

Как обычно, сенаторы врут

И воруют, воруют.

Как всегда завихрилась листва,

Листобоем побита.

Не таят своего мастерства

Колдуны и бандиты.

Мужики надрывают нутро

Светлой выпивки ради.

Больше нищих в Московском метро,

Чем народу в Элладе.

А осенний разлёт и распад

Жизнь тоской заражает...

И "опущенный" кодлом солдат

Автомат заряжает.

________________________
1998

ХАЛЯВА

Плевать на перестройки,

Неустройки, -

Мне по душе халявное житьё:

Пальто с помойки,

Сапоги - с помойки

И куртка с капюшоном - из неё.

Выходим в полночь -

Я и две собаки:

Им - кости со стола нуворишей,

Без очереди даже и без драки,

Рот до ушей - завязочки пришей.

Портфели, раскладушки, абажуры,

Перчатки и ботинки на меху,

Навалом книги - той еще культуры,

Газеты - я купить их не могу.

Мы это все обшариваем юрко,

Кладем в пакеты - их не мало тут,

На остановках - длинные окурки,

Подсушим дома - на табак пойдут.

И ничего, что я поэт известный, -

Ведь я не унижаюсь, не прошу,

Я нахаляву добываю честно

В столовой школьной кашу и лапшу.

Не гопник я и не хожу на "дело",

И не за что прогнать меня взашей.

Ах, только бы рука не оскудела

У новых русских, у нуворишей.

-----------------------------------

1994

* * *

Не хочу я

самоутверждаться,

Наживать копейки на рубли, -

Все равно никак не удержаться

На покатой палубе Земли.

Как парад проходят поколенья,

Чтоб в пучину кануть без следа, -

Нет продленья,

есть преодоленье

Смертного последнего стыда.

Что им речи, памятники, вздохи,

Жестяной невянущий венок...

Нет причин для общей суматохи,

Для пучины - каждый одинок.

Есть предел для вида

и для рода,

Этот мир -

лишь белка в колесе...

И стоит угрюмая природа

В обреченной пасмурной тоске.

Кончится любое постоянство,

Как любовь случайная к утру, -

И тогда захлопнется пространство,

Превратившись в черную дыру.

-----------------------------------------

1996

04.10.93

Бродили, считали трупы,

Совали гильзы в карман.

Всё было жутко и тупо,

Вонючий синел туман.

Кого-то вели куда-то,

Охранник его шмонал,

А кто-то из автомата

По крышам ещё шмалял.

И камеры стрекотали,

Как- будто здесь шло кино,

И танки стрелять устали,

Круша за окном окно.

Какие-то люди пили

Бесплатный голландский спирт,

И парня ногами били,

А он уже был убит...

"Вам дурно?" - меня спросили,

И я отвечал с трудом:

"Не первый позор России

Расстрелянный "Белый Дом".

* * *

Похожий на районного пижона,

Тая в глазах смятение и страх,

Опившийся, опухший, оглушенный,

Забывший свой Обком и свой ГУЛАГ,

В том августе, больном и безобразном,

Услужливо подсаженный на танк,

В бессилье полупьяном, полупраздном,

Заранее согласный - "так на так",

Привыкший разрушать и ненавидеть,

Всех предавать,

Все предавать огню,

Предвидел ли?

Да где ему предвидеть,

И Белый Дом, и грозную Чечню.

1996 г.

КАРАВАН

Бывает ...Не со всеми, но бывает,

А потому сочувствий не приму ...

Мой караван все дальше уплывает

Во тьму.

В нечеловеческую тьму.

Там нет причин сомненьям и печалям,

Все на местах, надежен каждый трос.

Лишь я один шатаюсь по причалам,

Как подгулявший палубный матрос.

Все справедливо, я не упрекаю:

Сам опоздал, хмельным поверив снам,

По прозвищам и звеньям окликаю,

А самых дорогих - по именам.

Но опыт лжет и не в урок наука,

Не та игра и счет очкам иной.

Что глотку рвать!

Ни отзвука, ни звука,

И город незнакомый за спиной.

Шагну в огни веселого квартала,

В чужую толчею и суету,

Среди стекла, бетона и метала

Названья непонятные прочту.

Оглохшего от грохота и крика,

Нелепого, как нищий без сумы,

Такого же увижу горемыку -

И рядом постоим

у края тьмы.

ДРЕВНЕЕ

Был тонок скиф

И конь его высок,

А по степи

погоня шла пожаром,

И вылетел один наискосок

На взмыленном, озлобленном, поджаром.

Порхнула оперённая стрела,

Его щитом отбитая проворно,

Он налетел

и вышиб из седла,

И спрыгнул сам,

и наступил на горло.

Он панцирь торопился расстегнуть,

Ему сводило ненавистью скулы,

Рванул ремни, - и выпуклая грудь,

Округлая и белая сверкнула.

На взмахе замерла его рука,

На выходе

душа рассталась с телом,

И лезвие щербатого клинка

По - варварски в боку его хрустело.

Он видел:

Ожерелье - бирюза,

В поту, в грязи -

свирепа и курноса -

Степная девка - узкие глаза,

Немытые, нечёсаные косы ...

Она стояла, голову склоня,

Потом умчалась, слёз не вытирая,

И слишком сильно дергала коня,

Ему уздечкой губы раздирая.

____________________________

1964 - 82 (19 февраля)

* * *

Всё ходят люди странные кругами,

Всё говорят об умном и высоком,

Всё шелестят потёртыми словами,

Искательно и преданно глядят.

Я понимаю: им нужны герои

И рыцари - без страха и упрёка,

Чтоб дальше жить и верить ...

Понимаю.

Пожалуйста ... Но только без меня.

Мне ваши бредни выбелили душу,

Мне сплетни ваши в уши понавязли,

Богато унавозив даже память

О самом - самом первом и святом.

Нет ничего, чего бы мне бояться,

Нет ничего, за что вставать в доспехи -

В былинной, нестареющей броне.

Что наши книги? - Купля и продажа.

Что наши судьбы? - Скука и неволя.

Что жизнь и смерть? - Привычка и позор.

___________________________________

1984

* * *

Где все?

Хочу спросить - и не могу.

Где вы живете, девочки худые?

Куда девались парни налитые?

Еще видны их тени на лугу.

С ума сойти,

Как поглядишь вокруг:

Откуда это вдруг

по всей округе

Шныряющие полчища старух

И редкие трясучие пьянчуги?

Да это ж поколение мое,

Опущенное жизнью на колени -

Бессмысленное, странное житье,

Чего в нем больше -

боли или лени?

Да это же ровесники мои,

Которых будут хоронить бесплатно,-

Хозяева судеб и короли,

Из страшных снов пришедшие обратно.

Привет вам всем,

бомжихи и бомжи,

Бездомные, безрадостные братья,

Колючие, как старые ежи,

Немодные, как ситцевые платья.

Товарищ мой, философ и поэт,

Вон там ручей, лицо свое умой-ка,

И ничего, что ты на склоне лет,

Слоняешься с клюкою по помойкам.

Последнее достоинство блюди,

Быть не у дел - несчастье, а не поза:

Поэзия осталась позади,

А новым русским не нужна и проза.

Но все же что-то

в этой жизни есть

Помимо водки, пищи и жилища -

Какая-то пророческая весть,

Понятная униженным и нищим.

1996

ЧУЖАЯ МОСКВА

Зелёный свет от лампочек твоих,

Москва ночная,

родина ночная.

Давай с тобою выпьем надвоих,

Не мудрствуя и бед не причиняя.

По улицам броди и холодей, -

Лишат последней выдумки и позы

Безмолвие туманных площадей,

Безлюдье, беззащитность

и угроза.

Простого счастья чистая струя, -

Глотай,

ты на него имеешь право,

Столица непонятная моя,

Моя непостижимая держава.

Начать бы все с отметки нулевой,

Забыть дожди,

поверив только в лето,

Но медленно плывет над головой

Планета Марс - опасная планета.

И если должен жертвовать поэт,

И если это высшая награда,

Я встану под безумный пистолет,

Я встану утром,

а сейчас - не надо.

Дотлела и развеялась зола,

И пусть,

нам беды больше не пророча,

Качаются в груди колокола,

Всю ночь в ушах бубенчики хохочут.

Мне жалко улиц мокнущих твоих

И этих листьев, скомканных и ржавых.

Давай с тобою выпьем на двоих,

Моя столица, родина, держава.

1978 г.

На черном небе вспышки голубей, -

Еще война нам кажется нелепой,

Еще хватает вермута и хлеба,

Простой любви, неумерших друзей.

Еще никто ни в чем не виноват:

Не сдали армий, не вошли в анналы,

И в лейтенантах ходят генералы,

И минины не грянули набат.

Еще не время думать о судьбе,

О стольких судьбах,

близких и неблизких,

Заботиться о доме и судьбе,

И серебрянкой красить обелиски.

Но все же небо чистое висит,

И голуби,

как вспышки спичек мокрых,

И лист летит, и осень моросит,

И ночь ложится на московский округ.

1978 г.

* * *

Кто там идёт?..

Да это я иду

Развинченной походкой невропата,

Ищу в тумане светлую звезду

Навеки обманувшую когда-то.

В чужой Москве,

Где правды не найдешь,

Нет у меня ни друга, ни жилища.

Тоска о прошлом - выдумка и ложь,

И стыдно приходить на пепелища.

Завидую отставшим по пути:

Им наконец-то ничего не надо, -

Летят они по Млечному Пути

Из бездны ада в райскую прохладу.

А я устройства жизни не пойму,

Трясёт озноб от войн и революций.

Мне выпало из сотни одному

Дожить до пустоты - и ужаснуться.

Нас рано поминать за упокой, -

Живём среди безумия и бреда

Мы - воины с протянутой рукой,

Герои сокрушительной победы.

Где Родина? ..

Здесь всё свелось к нулю

И к поговорке - "наша хата - с краю".

Я и другие страны не люблю,

А эту - беззаветно презираю.

Я не убил, не предал, не украл.

Лишь, до конца поверивший в искусство,

На жизнь свою по честному сыграл

И банк сорвал ...

Но в банке было пусто.

1987 г.

* * *

Как зеркало уроду,

Как евнуху жена,

Дарёная свобода

Поэту не нужна.

Ему на воле тесно,

Как в каменных стенах,

И песенка протеста

Завяла на губах.

Судьба его былая -

Окольная тропа,

Опальная, шальная

Полночная труба.

Милиция да пьянка,

Да ветер в голове,

Тюремная морзянка

И фига в рукаве.

То слава, то психушка,

То новая любовь,

Да муза - потаскушка,

Рисованная бровь.

Теперь другое дело:

Свобода - хороша,

Но как-то оскудела,

Осунулась душа.

Ни драки, ни дуэли,

Ни верного врага,

И бабы надоели,

И водка дорога.

Цензура не сурова

И бунтовать смешно ...

Не пишется ни слова,

Когда разрешено.

____________________

1989

КОЛОННА

Качались шлемы с гребнями, щиты

И копья македонского закала, -

Понятье силы, словно правоты,

Триумф землепроходца и нахала.

Качались багинеты, кивера,

Шатались кирасиры, гренадёры

Назад два века, будто бы вчера -

Летящий плащ, суворовские горы.

Качались бескозырки и штыки,

Шинели, гимнастёрки и бушлаты,

Суконные качались шишаки,

Всё шли и шли, всё падали солдаты.

Качались люди, годы и века, -

Всё те же споры, те же страсти в мире.

И в два конца дорога далека,

И нет конца колонне по четыре.

И это - всем, и это - навсегда,

И длится день, и отступает тленье,

Когда повзводно строятся года

И строятся поротно поколенья.

Простой расклад - всесветная беда,

И строй идёт, а шаг всё шире, шире!

Вся это жизнь - дорога в никуда,

Бессмертная колонна по четыре.

________________1972_________________

"Куда ты скачешь, гордый конь

И где опустить ты копыта?"

А. Пушкин

То ли нервы, то ли нравы,

То ль не правы мы с Петром*:

Отступаем из- под Нарвы,

Севастополь предаём.

Кровью политы обильно,

Русской кровью те края.

Где вы Ревель, Рига, Вильно -

Вся Прибалтика твоя?

И не всадник ты чудесный -

Бомж невыпивший с утра:

Эрнст - какой-то неизвестный

Сляпал нового Петра.

Или тот грузин столичный,

Иль Шемяка - негодяй, -

Непристойно, неприлично,

Разберёмся погодя ...

И персона восковая,

И похмельный этот псих

Промолчали, не вставая

С мест насиженных своих.

Только третий, что на гребне

Набегающей волны,

Самый дерзкий, самый гневный

Страшно глянул с вышины.

На торгующих людишек,

Рэкетиров и дельцов,

На звереющих мальчишек

И чиновных подлецов.

Конь повел зеленым ухом.

Царь вскипел: - Едрёна мать!

Город Санктом - Питербурхом

Запрещаю называть! -

Глянул Петр на всю Россию,

От Камчатки до Карпат,

И позора не осиля,

Стал сутул и виноват.

Над прославленной рекою

Он поник и загрустил,

А потом махнул рукою ...

Конь копыта опустил.

_________________________

1994

* * *

На реке,

На Рузе ли, на Воже,

В поисках тепла и естества,

Я живу - смешной и непохожий,

Как Иван, не помнящий родства.

Пастбища,

Погосты и поляны,

Птичьи тучи тают над жнивьем,

Все мы тут,

Что Марьи, что Иваны,

Смертные и вечные живем.

Нас хотели бросить на колени,

В реки шли чужие паруса -

Нас погибло

сорок поколений

Все за те же пашни и леса.

В черный день, идя на подвиг бранный,

На богов никто не уповал, -

Выходили Марьи да Иваны

И вершили судьбы наповал.

Знали толк в булате и брегете,

Строили из камня и стекла...

На крови течет река столетий,

Или просто кровью истекла?

На Руси, на Рузе ли, на Воже,

Что окоп,

то новый котлован...

Я живу здесь, вроде непохожий,

Но такой же в сущности Иван.

* * *

Не пилось, не читалось,

Не работалось мне.

Вековая усталость

Словно горб на спине.

И ухмылка урода

Замыкает уста.

Думал - это свобода,

А она - пустота.

Я ни маски, ни грима

Не носил, не менял;

Смотрит женщина мимо:

Дождалась не меня.

Этот, сизый от браги,

С нехорошим лицом,

Чужд любви и отваги

Перед близким концом...

Знать, остыли ладони,

Источавшие пыл,

Видно, умерли кони,

Те, которых поил.

Все собаки подохли,

Те, которых кормил.

А любимых я мог ли

Уберечь от могил?..

Вот все двери открылись:

Вижу дали и высь,

Алкаши похмелились -

Хоть гуляй, хоть топись.

Просвистели все пули,

Только мимо висков,

Все солдаты уснули,

Не спросив отпусков.

И сижу я на куче,

Запоздалых наград, -

Слишком в жизни везучий

Недобитый солдат.

1992

ОАСДА XII ВЕК

О люди странные!

Вы рады

Своей победе над врагом:

Из-за стены,

из-за ограды

Вы зорко смотрите кругом.

А в чистом поле только трупы,

Своих - чужих не разберёшь,

Сквозь их нагольные тулупы

Пробилась молодая рожь.

И только в дальнем-дальнем "где-то"

Поймут: зачем и почему,

И станет песней недопетой

Всё, недоступное уму.

От Псалтыря,

от Часослова

Дойдут до пушкинских высот,

Найдут и растолкуют "Слово...",

Примерно, лет через пятьсот.

И будут облики двоиться,

И совмещаться времена,

И всё на свете повторится:

Даль в обе стороны - темна.

Но всё же "Слово..." прозвучало

И наши тронуло сердца,

И если не было начала,

То не предвидится конца.

ПЛСЛЕДНИЙ ПАРАД

Если над миром

Последняя грянет беда,

Конные статуи,

Стройся в четыре ряда!

Бронзовых вас

Наберётся едва легион, -

Войско бессмертных,

Созвездие стран и времён.

Горды их лица,

Сердца бронзовеют в груди, -

Я б Дон-Кихота

Увидеть хотел впереди.

Рыцарь - скиталец,

Печальней, чем сам Россинант,

А ординарец -

Прославленный бардом Роланд.

Правофланговым

Поскачет батыр Салават,

С левого фланга

Кричат: - Бонапарту, виват! -

В центре поставить,

Чтоб приняли первый удар,

Всех прогрессивных

Царей, чернецов и бояр.

Дайте Чапаю

Над ними командную власть,

Чтобы случайно

В какие уклоны не впасть.

Медному всаднику

Можно доверить наган,

Хоть понимаю,

Что бражник он был и буян:

Как-нибудь сдержим

Монарший неистовый пыл, -

Всё ж мореплаватель,

плотник -

Окно прорубил.

Чтоб Македонский

Не выкинул снова чего,

Взять к Дон-Кихоту

Начальником штаба его.

А Боливару -

Он скачку и ветер любил, -

Взвод королей -

Обеспечивать фланги и тыл.

Быть трубачом,

Я надеюсь, доверите мне,

К этому времени

Буду и я на коне...

Пёстрое войско,

Смешение рас и племён, -

Много,

но всё же

Неполный один легион.

Эй, подтянись!

Наступает последний парад!

По - эскадронно,

Вперёд!

И ура!

И виват!

-- г.

Памяти Э. Багрицкого

Проводите поэта на юг,

Говорят, там гора Аю-Даг.

А иначе поэту каюк,

А иначе поэзии - крах.

Отпустите поэта в бега,

Отмените любовь и вино.

Эта клетка ему дорога,

Но дышать тяжело все равно.

Отпустите валяться в траве,

Позабыв про кабак и дожди,

Пусть и ветер в его голове,

Но прислушайтесь к свисту в груди.

Проводите поэта скорей, -

Что помрет - не о том разговор:

Он не сможет без южных морей,

Якорей, кипарисов и гор.

Только там доскрипит, допоет,

Даже пусть не успеет издать.

Проводите поэта в полет,

Потому, что нельзя опоздать.

Слишком много оборвано струн,

Много тлеющих смрадным огнем.

Дайте в руки поэту кавун,

Пусть он вырежет сердце на нем.

1987 г.

* * *

Возмущались,

Каялись, орали,

К Моссовету с лозунгами шли...

Что же мы такое потеряли?

Что мы сберегли и обрели?

Может быть, мы потеряли веру

В правоту, в романтику, в страну

И, как дикари до новой эры,

Воем на доступную луну?

Миллионы попусту убитых -

Для Земли убыток небольшой,

Но мертвее тех, кто лег под плиты,

Миллионы с мертвою душой.

Перегиб...

А перемены где же?

Радость духа, тела и т.п.?

Тюрьмы те же, и психушки те же,

И новинка века ЛТП.

Ни с кого не содраны медали,

Вот она, палаческая рать.

А свободы предки не видали,

Да и нам, пожалуй, не видать.

Пьянству - бой,

И новая потеха -

Поминай застойное житье:

Не было жратвы - была утеха,

А теперь не стало и ее.

Край родной,

Ты - не отрада взору,

Даже негде уронить слезу:

Истребили рощи и озера,

Вырубили древнюю лозу.

Все мы храбрецы и побратимы,

И готовы хоть до баррикад,

Но тверды и непоколебимы -

Армия, тюрьма и аппарат.

Двери - не просунешь в щель иголку,

Дом, как дот из стали и стекла, -

Там уже заводят втихомолку

Новые веселые дела.

И спроси себя:

Чего мы стоим?

В праве ли на слово и на труд?

Не понять уже:

А что мы строим,

Что мы перестраиваем тут?

Бросьте!

И не тратте слов умильных,

Лишь поймите каждый о своем:

Сила сильных -

Это право сильных,

Мы еще в докембрии живем.

Начитайтесь,

Накричитесь вдосталь,

Чтоб потом, как детство вспоминать,

Потому, что -

Снова мордой об стол:

Дураков не стоит распинать.

Все гримасы превратят в улыбки,

Трещины законопатят сплошь.

Кое-что расскажут про ошибки,

Промолчав про собственную ложь.

Погрустят о сгинувшей природе

И, очистясь, двинут напролом...

А святая правда не в народе,

Вся она в юродивом одном.

1988 г.

* * *

Не гожусь я в инженеры

И в прорабы не гожусь,

И до самой высшей меры,

Знать, уже не дослужусь.

Мне отпущенные льготы

Все давно истреблены,

Лишены моей заботы

Две неверные жены.

И живу я жизнью кроткой,

Пусть безденежной подчас:

Из печи прямой наводкой

Уголек стреляет в глаз.

Без колодца и без ванной,

Только с крыши льет вода,

Бесталонный, бесталанный

И беспечный как всегда.

Пять котов на мне ночуют,

Пес вычесывает блох,

Изо всех щелей врачует

Безлимитный ветерок.

Принимаю как причастье

Дефицитное вино.

Не видать бы в жизни счастья,

Да бесплатное дано.

Не страшны мне переулки,

Где богатым не гулять:

Подбирающим окурки

Просто нечего терять.

Не пугают перемены

В курсах мнений и валют,

Не страшат любые цены

И диктата абсолют.

Не болею за природу:

Все равно обречена.

Не нужны стихи народу,

Да и проза не нужна.

Не пою и не пророчу,

Жить не стану по уму,

Если голову морочу,

То себе же самому.

Пусть смешны и беззаконны

В мире вечной суеты

Мной посаженые клены,

Мной спасенные коты.

Но судьбой не побежденный,

Убеждаюсь без труда:

Даже брошенные жены

Не уходят никуда.

* * *

Проворонило время меня,

В немоту и вражду уронило.

Так и жил, не копя, не храня

Ни обид, ни надежды, ни силы.

Да и незачем было беречь

Ни себя, ни мечты, ни отваги.

Оставалось, злорадствуя, жечь

И дома, и мосты, и бумаги.

Грязь да камень - как цикл нулевой.

И, воздушные строя палаты,

Оставалось качать головой,

Воспалённой, больной и патлатой.

И за собственный свой упокой

Лишь тоски и юродства отрада:

Что вы, братцы!

Я тоже такой,

Как и вы, как и все, -

как и надо.

Где ты, колокол мой вечевой?

Чистый голос не слышится что-то.

Не идет у меня ничего -

Ни любовь, ни судьба, ни работа.

Только тают глухие огни,

Только меркнут бесцветные звуки

В неподвижном чаду беготни,

В неразъёмных объятьях разлуки.

Только сердце цветком у огня

Почернело, усохло и сжалось.

Проворонило время меня

Или просто узнать побоялось.

___________________________

1988

* * *

Птиц возня, листвы неразбериха,

А по окнам - тенью повитель.

Как мы жили хорошо и тихо, -

Яблоки валились на постель.

И была та радость недоступна,

Слишком безоглядна и чиста ...

Ночь мертва, округа беспробудна,

Звёздами пробита чернота.

Страшно в этом доме одиноком,

Больно от беззвучия ушам.

Истины рождая ненароком,

Мысли расползаются по швам.

Смолоду в скиты податься мне бы,

Выжить в вере, плача и моля ...

Море отошло, не вышло с небом

И давно наскучила земля.

Нашу жизнь под корень подкосило,

Понесло половой по стерне.

Больше нет поэзии в России,

В чумовой зачуханной стране.

Ложь - от страха, выдумка - от скуки,

Горе, как известно, от ума.

На себя накладывает руки

Старая история сама.

Улица темна и нелюдима,

Чьи-то фары - будто невпопад ...

И судьба моя необратима

И неотвратима, как распад.

Мне бы слово, сказанное добро,

Хоть какой-то маленький уют.

Мне бы город, где не бьют под ребра,

Мне бы дом, где в душу не плюют.

______________________________

1994

* * *

Шутить над старостью нельзя,

Но я хозяин - над своею,

И понукая, и дразня,

Уж я её не пожалею.

Плоды отчаянья пожну

И ужасаясь, и ликуя,

Я в третий раз сменю жену,

Но на свою, а не чужую.

Прожженный циник и злодей,

Я по большому счету в праве

Менять на старте лошадей

И на последней переправе.

Святая блажь - тропу торить

Во мне жива и неустанна, -

Я снова брошу не курить,

Я снова пить не перестану.

И шарф закинув за плечо,

Прикрыв беретом лоб бугристый,

Смогу, наверное, ещё

Разок сойти за оптимиста.

Но дай же Бог не повстречать

Мне спутниц страсти и удачи:

Судьбы и времени печать

Их превратила в прах ходячий.

Когда невинным был порок,

Когда мы удержу не знали, -

За сорок лет до этих строк

Глаза их юные сияли ...

Прощай, поэзия, прощай!

Тебе налево, мне направо,

Не помни

и не обещай

Ни благодарности, ни славы.

Прощай, любовь,

без слёз, без слов,

Дари другим тоску и нежность.

Плывут кораблики стихов

По вечной речке Неизбежность.

Очаровательный обман!

Честнее не было обмана.

Впадает речка в океан

И Вечность - имя океана.

______________________

1995

МОНОЛОГ УЗНИКА

Повремени немного,

Приятель, с топором:

Мне выпала дорога

Навылет - напролом.

Мне выпала удача

Из тысячи - одна...

И даже передача

Была разрешена.

Мне девушки носили

Махорку и цветы,

А батюшка Василий

Просвиры да кресты.

Персты его из воска,

Льняная борода...

Не раз зима известкой

Белила ворота.

Погуляно, попето,

Уплачено слихвой.

Я слишком помню это,

Прощаясь с головой.

А судьи -то! А судьи -

Продажные уста,

Погрязшие во блуде,

Предавшие Христа!..

Повремени немного.

Подумай, покури:

Любая власть от Бога,

Но это - упыри.

Но это - вурдалаки,

Могильные жильцы.

Прислушайся: во мраке

Гонцы и бубенцы.

Не пей вига из фляги,

Затребывай ушат, -

Указ везут бродяги,

Помиловать спешат.

Ни страсти, ни печали,

И разум невелик!

Им быть бы палачами,

Да время не велит.

КАРАВАН

Бывает ...

Не со всеми, но бывает,

А потому сочувствий не приму ...

Мой караван все дальше уплывает

Во тьму.

В нечеловеческую тьму.

Там нет причин сомненьям и печалям,

Все на местах, надежен каждый трос.

Лишь я один шатаюсь по причалам,

Как подгулявший палубный матрос.

Все справедливо, я не упрекаю:

Сам опоздал, хмельным поверив снам,

По прозвищам и званьям окликаю,

А самых дорогих - по именам.

Но опыт лжет и не в урок наука,

Не та игра и счет очкам иной.

Что глотку рвать! Ни отзвука, ни звука,

И город незнакомый за спиной.

Шагну в огни веселого квартала,

В чужую толчею и суету,

Среди стекла, бетона и метала

Названья непонятные прочту.

Оглохшего от грохота и крика,

Нелепого, как нищий без сумы,

Такого же увижу горемыку -

И рядом постоим

у края тьмы.

ПРОСТЫЕ

Я удивляюсь собственным словам:

Нахлынули - и некуда деваться.

Я умиляюсь храмам и домам -

Убежищам земных цивилизаций.

Там сохраняют прошлое,

А тут,

В двухкомнатном заслуженном уюте

Беспечные двуногие живут,

Как пассажиры в тонущей каюте.

Куда плывут?

И кто там у руля?

Овечий рай - бетонная кошара.

Простейшие - им всё до фонаря,

Они застраховались от пожара.

Их разум постоянен и глубок,

Они просты, как мудрецы и дети:

Мир может рухнуть - рухнет потолок,

Земля раздастся - трещина в паркете.

Но кончится последняя заря,

И будет ночь единственная в мире:

Луна проглянет, вяло серебря

Чешуйчатые крылья эскадрилий.

И примут тех, кто не сойдёт с ума,

Кто выживет в потоках радиаций,

Разваленные храмы и дома -

Могильники земных цивилизаций.

1972

* * *

Раскаянье?.. -

Холера в бок!..

Как опечаленные тигры

Всю жизнь

мы помним назубок

Свои проигранные игры.

Свои неверные шаги

По шатким лестницам успеха,

Невозвращенные долги

И стыд бессмысленного смеха.

Судить собратьев не берусь,

Но в стаде их - дельцов не мало...

Они цепляются за Русь,

Когда теряют идеалы.

Тот обличает ...

Мерзкий дар!

Тот под крестьянина шурует,

За орден

и за гонорар

Он что угодно зарифмует.

Я и не думал о плохом,

Не лез в бутылки и в бутырки,

А он

бойцовым петухом

Топорщил перья на затылке.

Он прав был...

Я один не прав:

Немного грустный,

малость странный,

Торчу в вольере, как жираф,

Мотаю шеей,

окаянный!

Пейзаж осенний гол и сир -

Кусты,

да ёлок веретёнца ...

И это мой последний мир,

Моё единственное солнце.

1978

* * *

Эти, что всех громче голосили,

Дураков ловили на крючок,

Как Аляску, продали Россию,

Деньги поделили - и молчок.

И вопят, сопя и подвывая,

Кто - со страху, кто - и с "бодуна",

"Кончилась Россия горевая,

Кончилась великая страна".

Озверев от крови и наживы,

Стал чванлив занюханный урод,

И народ уже назвали - "лживым", -

Больше не подходит им народ.

Нас подмяло хамство, словно ханство,

И бомжует "гордый внук славян"

По всему безумному пространству

Сам безумен или полупьян.

ОТКАТ

Не отмечена ничем в календаре

Вереница этих дат и этих чисел:

На моря Россия вышла при Петре,

А вернулась восвояси - при Борисе.

И теперь на всех окраинах- прогресс

По-румынски, по-литовски, по - нацистски:

Панихиды по дивизиям "СС"

И порушенные наши обелиски.

И неведомо ни Польше, ни Литве,

Да и внукам победителей едва ли,

Что подонки со звездой на рукаве,

А не русские поляков убивали.

И уже им слова лишнего не кинь,

Ни намёка на великую державу:

Им запомнилась проклятая Катынь,

А не тысячи погибших за Варшаву.

Что-то сгинуло и кануло на дно,

Может, вера в бескорыстие России?

Только вам - пути иного не дано,

Как бы вы на все лады ни голосили.

Жаль могил

и наших русских деревень,

Что остались за чертой, за перевалом...

Вами будут помыкать, кому не лень,

Так не раз уже в истории бывало.

1994 г.

* * *

На последнем стою рубеже -

На святых, на оплеванных плитах.

Где-то видел я это уже -

Государство ментов и бандитов.

Здесь хотела воздвигнуть дурдом

Торгашей неуемная свора,

А построила новый Содом

С муляжом золотого собора...

Шли на подвиг, а враг - попятам,

Нас лишили судьбы и удачи,

Смерть по внутренним свищет фронтам,

А на внешнем повальная сдача.

Наши танки увязли в крови,

Наши лодки нырнули в пучину,

Мы не русские, мы -"шурави",

Бы "Братки",а "братки" не мужчины.

И никто от позора не спас

Опаленное красное знамя.

Наши женщины бросили нас,

Наши дети смеются над нами.

Нас не надо молитвам учить,

Честь и совесть не выбить из генов:

Это стыдно - в сортирах "мочить"

Даже злых и неумных чеченов.

Это стыдно, пропив полстраны,

За подачкой протягивать лапу

И не знать ни вины, ни цены

Оголтелому злу и нахрапу.

Тот- на "зоне", а тот - в блиндаже,

Все в дерьме, в нищете и обиде.

Где-то видел я это уже...

Да в гробу, разумеется, видел!

Нам осталось

лишь насмерть стоять

Или просто - без смысла и позы -

Бронированный "мерс" расстрелять,

Как Ильин расстрелял "членовозы".

Ст. лейтенанту Харченко

С лагерей не сносились портянки

И бушлаты - с чеченских высот.

Окаянная быль Загорянки -

Вымирает клеймленый народ.

Те, кто выжил к кровавых окопах,

Мент опальный, бандит или вор,

Оказались теперь в землекопах,

"Ритуала" запойных контор.

Им не надо ни власти, ни славы,

Слава Богу на водку дают.

Похоронные земли державы -

Их последний редут и приют.

Поносили они, поносили

Орденов, автоматов, лопат

Беспризорные дети России,

Офицеры Грачевских бригад.

И не ведомо им милосердье,

И былое быльем поросло.

То игра,

то работа со смертью -

Настоящее их ремесло.

От кромешных разборок Афгана,

От безумных зачисток Чечни,

Вдруг шагнули толпой ветераны

И в толпе потерялись они.

А по свету

от края до края,

От небес до полярного дна,

Завывая идет мировая,

Не вторая, а третья война.

2002 г.

* * *

Ты сам поймешь, когда нагрянет старость,

И в прошлом разберешься неспеша,

Что в молодости жизнь твоя осталась,

Там поселилась вечная душа.

Там мотоциклы, лошади и дети,

Там васильки полмира замели...

Вот потому-то

в самом юном цвете

На суд придут все мертвые Земли.

1994 г.

ВЫБОР

Пролистал четыре поколенья,

Делая пометки иногда:

Гонят к Богу страх исчезновенья,

Немощная старость и нужда.

И неизлечимые болезни,

И непримиримая вражда, -

Тут рука судьбы берет железней

Брошенные нами повода.

Гонят к Богу ужас и тревога,

Небольшой намек на благодать,

А иначе можно и без Бога

Почудить, попить, поблядовать.

И скажу я, дни перебирая,

Нет, не испытанье жизнь моя, -

Никакого не бывает рая

В черной пустоте небытия.

Днем под Солнцем, ночью под Луною,

В грозы мая, в зимние снега,

Лишь Земля любою стороною

Мне мила и даже дорога.

Только здесь, надеясь и страдая,

Гладя псов, срываясь на детей,

Я открыт для ада и для рая,

И для всяких прочих мелочей.

1994 г.

* * *

Иду - морально устаревший

Повинно голову несу,

Душой и телом ослабевший,

Порой пускающий слезу.

Понятна присказка простая:

Коль совесть есть, то денег нет.

Так кто ж такие - эта стая, -

Откуда вылезли на свет?

Мордасты, наглы и богаты,

Закон один - воруй и бей.

И если это - демократы,

Тогда и я Алжирский бей.

1994 г.

СЧАСТЬЕ

Девка в сарафане на стогу -

Самое единственное чудо,

Пыль, полынь, коровы на лугу, -

Что это такое и откуда?

После солнца темная изба,

Светят только яблоки и соты,

Да листвы зубчатая резьба

Пала через рамы на решета.

Захотелось на полу прилечь,

В луже солнца, ласковой и мелкой,

И нелепой показалась печь -

Броневик, заляпанный побелкой.

Но сейчас же вспомнилась зима -

Крыш солома, вмерзшая в сугробы,

Низкие, горбатые дома,

Бревна - серебро высокой пробы.

И в омете, душном и пушном,

Будто и была, и не бывала,

Девка в полушубке распашном -

Огненное чудо сеновала.

1994 г.

* * *

Брели мы разными путями:

Кто плыл, кто шел, кого везли,

Срывались, падали,

Локтями

В грязь упирались и ползли.

Любили девушек несмелых -

Сердца калили добела,

Любили женщин оголтелых

За их ухватки и тела.

Деньгу ковали, водку пили,

Не зная страха и узды,

На взлете души укротили,

Чтоб только не было беды...

Загнуться -

Как на свечку дунуть,

И будет так в конце концов

И не простить, а просто плюнуть

Свирепой вечности в лицо.

1994 г.

* * *

А на задворках страны

Грохот гранат и орудий, -

Грязное дело войны

Делают чистые люди.

Верящих в честь и закон,

В каждую букву устава,

Кто их поставил на кон,

Кто их под пули подставил?

Мы потеряли страну,

Падать нам ниже и ниже...

Я ненавижу войну,

Как я ее ненавижу!

1996 г.

* * *

Не пришла, а обрушилась осень,

Я не думал, не звал, не хотел.

Мрут друзья, как трава на покосе.

Взмах за взмахом - и мир опустел.

И стою я - лохматый репейник,

Обойденный жестоким косцом,

Не годящийся даже на веник,

Что лежит под хозяйским крыльцом.

А ведь были рассветы и росы!

И в малиновых шапках моих

Копошились изящные осы

Каждый день, каждый час, каждый миг.

Но колосья просыпали зерна

И косец задремал во хмелю.

Все прошло, что я слишком упорно

Безнадежно и нежно люблю.

1996 г.

* * *

Чужой, чужой торговцам и бандитам,

Издателям - хозяевам журналов,

Соседу - алкашу, сестре и брату,

И прошлому... А будущего нет.

Круг ограничен садом - восемь соток,

Да старым домом с лестницей скрипучей

И продувной скворешней чердака,

Где я пишу ненужное и злое

Без веры, без надежды, без любви,

И только стыд румянцем проступает

На серых провалившихся щеках.

Один, один беспамятный и слабый

В кольце сырых деревьев и бурьяна,

Где лишь собака, кошки и ежи -

Невольные свидетели паденья

Иль медленного спуска - в никуда.

Так я живу, почти не видя света:

Встаю под вечер, засыпаю утром,

Чтоб снова думать и в тоске мотаться

По лестнице скрипучей вверх и вниз,

По гравиевой дорожке до сарая

И до калитки, запертой неделю

Тому назад... Какая безнадега!

Беда, беда!.. И некуда бежать,

И хочется забыться, задохнуться

Во сне, чтоб никогда не пробудиться...

Да только ночи, ночи полнолуний

Не отпускают душу на покой

И мучают...

1995.

ДУРДОМ

Вот сижу я посреди России,

Место называется - дурдом.

Где меня рогатые носили? -

Нынче вспоминается с трудом.

В листопадах медленных и длинных,

Посреди безумства и войны

Хорошо расстреливать невинных

У такой кладбищенской стены.

Бродим мы, как лошади по кругу,

От любых случайностей вдали,

Шепотом, не злобствуя, друг другу

Иногда вставляем фитили.

Иногда придет и огорошит

О былом раздумье или весть,

Иногда едим,

ведь даже лошадь

Может, по-хорошему, поесть.

Не влекут награды, пьедесталы,

Не волнуют прежние дела.

Все мы по-хорошему, устали,

Выплюнули эти удила...

Родина моя, моя опала -

Камень, холодеющий в груди,

Доведи меня до трибунала,

До позорной смерти доведи.

Доканай в метровой одиночке,

Продиктуй бессмысленный устав,

Доведи меня до самой точки,

Только точку, все-таки, не ставь.

Я люблю березовые рощи,

Мягкий мох, как бархат под рукой.

Я в последней сущности - хороший,

Да и в первой - тоже не плохой.

На войну не взятый, не убитый,

Как я им завидую - бойцам!

Их накрыли мраморные плиты,

Молнии сверкнули по сердцам.

Перлись обезумевшие орды

Сквозь леса на родину, на Русь...

Замкнутый, растерянный и гордый,

Может, я для дела пригожусь?

Я не знаю-

"лепо иль нелепо

Ныне бяшеть..."

Но сдается мне,

Что она ничуть не хуже склепа -

Камера с решеткой на окне.

Плющ корявый, купол ярко-синий,

Монастырь над инистым прудом.

Где меня рогатые носили? -

Нынче вспоминается с трудом.

Никому не писаны законы,

Даже буйный, как послушник тих...

Было время,

было время оно,

Было для меня и для других.

1980 г.

ЮБИЛЕЙНОЕ

Нам пятьдесят.

Оправдываться поздно,

Смешно бояться

и старо седеть.

Все выглядит довольно несерьезно,

Нет перспектив

и вряд ли будут впредь.

Нам пятьдесят.

Но мы не ветераны,

Мы стали волонтерами пера.

Мы мастера,

и что нам графоманы,

Которых сами создали вчера!

Нам пятьдесят.

Как прежде дом без денег,

Но он - приют для неуклюжих душ.

Я для жены не мот и не бездельник,

А самый-самый

и последний муж.

05.01.88

* * *

Исчерпаемо слово, конечен звук,

Есть в пространстве предел лучу.

От привычки жить и от смертных мук

Я избавиться не хочу.

Пусть глаза застилает сомнений дым,

Воет бездна во мне и вне.

Ладно, это со мной...

Но зачем другим

Знать всю жизнь о последнем дне?

Мысль сама по себе не парит, не жжет,

А бумага и камень - прах.

Исчерпаем ген - обречен народ,

Затеряется путь в веках.

Темный опыт!

Ему оправданья нет,

В хрупком сердце любовь и смерть.

И ныряет планета во тьму и свет,

И плывет под ногами твердь.

* * *

Если скисло железо в крови,

Стань отныне спокойным и чистым

И туристом на свете живи,

Созерцающим чудо туристом.

Ты поймешь, по Земле колеся:

Глупо спорить о вере и вкусе,

Вся планета,

Вселенная вся -

Лишь объекты случайных экскурсий.

Легче плыть по течению рек,

Чем с потоком нахлынувшим биться, -

Если к смерти готов человек,

Значит, мог бы на свет не родиться.

Но от страха свихнулись умы:

Быть - не быть!.. Вы природе поверьте:

Если свет - отрицание тьмы,

То любовь - отрицание смерти.

Надо просто дойти до конца,

Этим страхом себя не бесчестя,

Раздражает бравада юнца,

Утешает, что старимся вместе...

Если все-таки ужас остер,

Если память - морозом по коже,

Разведи у дороги костер,

Пей вино и приветствуй прохожих.

1982 г.

КАФЕ

Без паники!

Сжигайте корабли!

Здесь торжище,

Здесь лезут вон из кожи,

Как лисьи дыры

в зелени земли,

Глаза зияют,

и лоснятся рожи.

Киношный мальчик песенку свистит,

С достоинством поглаживает ёжик...

С чего я начал? -

Господи прости! -

С кулачных стычек и прыжков с подножек.

И нечего припомнить, хоть заплачь!

С чего мы начинали?

Начиняли

Артиллерийским порохом пугач

И по ночам бесчинства учиняли.

Мы пили клевер,

Ели лебеду,

Не голодали,

нет, не голодали.

Мы просто ту

военную беду

В глаза видали,

да, в глаза видали!

Без паники!

Уплачено сполна!

Так почему же пасмурно и тошно?

Нерадостно от красного вина,

Невесело от песенки киношной.

Я плохо понимаю:

Что со мной?

Зачем всё время

думаю об этом?

Всё кажется, что ходят за спиной

И мне в затылок целят пистолетом.

_____________________________
1970

* * *

Давай уедем навсегда

Туда, где тихо.

Пусть в огороде - лебеда,

В ручье - бобриха.

Давай поселимся вдвоём

В белёной хате,

Собачку - Машей назовём,

А кошку - Катей.

С природой будем заодно

И без зазнайства,

Теперь опять разрешено

Своё хозяйство.

Не будем лавры пожинать,

Считать награды,

Не будем руки пожимать,

Кому не надо.

Увижу ль новую листву -

Не в этом дело, -

Тянусь к добру и естеству

Душой и телом.

Чтоб птицы пели "тру-ля-ля",

И люди пели,

Чтоб щи хлебали "забеля"

И не болели.

Мы заживём на радость нам

И курам насмех.

Я это всё придумал сам

Немного наспех.

Я и сейчас какой-то весь

Простой и тихий;

Собачка есть, и кошка есть,

Да нет бобрихи.

_______________________

1981

Загорянка

* * *

Плывёт мое окно над Загорянкой,

Как будто на буксире у луны, -

А я всё занят будничной огранкой

Созвездий, листопада, тишины.

Я наконец везучий и богатый:

Мне весело таскать по одному

Из тьмы осенней чёрные агаты

Созвучий, не доступных никому.

Как азиат, колдующий над пловом,

Я над страницей - чародей и маг -

Глаза прикрою, упиваясь словом,

Лицом зароюсь в ворохе бумаг.

Я опьянён занятьем окаянным

И плохо понимаю, что со мной? -

Плывёт мое окно над океаном,

Озвученным осеннею луной.

Тьма - просто свет, но только - наизнанку.

В неё ли, в свет ли всё погружено? ..

Стоят, как замки, дачи Загорянки.

Плывёт окно, плывёт мое окно.

______________________________________

1983

МАРТЫНОВ

Дворовых девок колготня,

Дворняг приветливые вопли,

Мужик - сермяга, да мотня,

Мальчонка - валенки да сопли.

-- Подайте барину воды!

-- Несите барину наливку!

Пора бы растрясти зады,

А то как двину по загривку -

Дворецкий... Бритое лицо,

Весьма цыганистая рожа,

На пальце толстое кольцо,

Навечно врезанное в кожу.

В камине жаркие дрова,

"Шабли" зеленая бутылка.

Бокал - и кругом голова,

И как поленом по затылку.

Еще в ушах полозьев свист,

Никак не молкнет колокольчик,

А барин от тепла раскис,

Бутылку целую прикончив.

Блондин он, или поседел?

Морщины... Зеркала не льстили.

Он был разжалован, сидел.

Да вот, простили, отпустили.

Вот руки лижет спаниель,

Ни тьмы, ни молнии, ни крика,

А все мерещится дуэль

И тот поручик-горемыка.

И почему он все стоял,

Когда порхнули клочья дыма,

И почему он не стрелял,

А улыбался как-то мимо?..

Он пошутил, не в глаз, а в бровь, -

Беззлобно и довольно тонко...

Любовь?.. Какая там любовь!

Пустая вздорная бабенка...

А в голове все вой и звон,

Болят виски, но тише, тише...

Зачем под ливнем бросил он

Такого маленького Мишу?

1986 г.

* * *

Ночь измены, день тревоги,

Предзакатная тоска, -

Перепутаны дороги,

Переставлены века.

Что там ждёт меня? Удача?

Или смертный приговор?

Может, я - вагант бродячий,

Может, я - багдадский вор?

Век двадцатый вспомнить силюсь,

Первый - вижу наяву.

Что сбылось, а что приснилось?

Там ли, тут ли я живу?

Понимаю: это книги,

Чья судьба не коротка,

Остановленные миги,

Воплощённые века.

Я сдаюсь, не прекословя:

Реализму - честь и власть,

Только в памяти и слове

Можно запросто пропасть.

Можно сильно промахнуться,

Потерять тропу и брод,

Заблудиться и свихнуться,

И зажить... наоборот.

_________________________

1982

* * *

Мне не было ни голоса, ни знака,

Мы просто шли по мартовскому льду,

Брели за мной бездомная собака

И женщина, узнавшая беду.

И так был пуст простор перед рассветом,

Так бесприютно было в снежной мгле,

Как будто мы впервые в мире этом,

На этой неприкаянной Земле.

Мела пурга - и не было дороги,

Исчезла указующая нить.

Я так сказал:

- Нас трое, мы не боги,

Нам нечего терять и находить.

Мой глаз пока неутомим и меток,

Шаг лёгок и крепка моя рука... -

Развёл костёр и сплёл шалаш из веток,

Из мёрзлого седого тростника.

Не стало одиночества и мрака.

Ушёл и страх за ними в свой черёд, -

И разлеглась у ног моих собака,

С мохнатой лапы скусывая лёд.

И женщина сквозь пламя улыбалась,

И помнить не хотела ничего,

И время не текло и не кончалось,

А, может, просто не было его.

1982

* * *

От женщины фарса - до женщины грез

И дальше, и дальше - до драмы,

А там и трагедией пахнет всерьез,

Расходами на телеграммы,

На гроб, на автобус, родных и чужих,

На храм, панихиду, ограду,

На пьяных могильщиков, нищих слепых,

Поминки - до слез, доупаду...

Мы жили банально, почти наугад:

Такое столетие было.

Устроят планету на собственный лад

Дебильные дети дебилов.

Пройдет еще сто или тысяча лет, -

Землянин в далекое лето

Посмотрит на камень: какой-то поэт,

А кто это были - поэты?

И будет невнятно уже никому,

Что странный он выкинул номер,

Что быть неубитым хотелось ему -

И он по-хорошему помер.

1994 г.

1983

* * *

Синеют окна.

Скоро - одиночество.

Ночь декабря задушит тишиной,

И кто-то злой -

без имени и отчества -

Плохую шутку выкинет со мной.

Свет погашу и запрокину голову, -

Прихлынет небо, звёздами рябя. -

И ясно вспомню

Сам себя - весёлого,

Живую и весёлую тебя.

Сомненьями,

И ранними, и поздними,

Набита оглушительная тишь...

Чего ты там?..

И где ты там?..

За звёздами? -

Ну, значит, не исправилась.

Дуришь.

_______________________________

1983

* * *

В ревности и бешенном кураже,

Всё пытаясь вызнать и понять,

Я любил вас, женщины,

и даже

Ни одной не думал изменять.

Не примите только за пижона, -

Я жалел вас,

я лелеял вас.

О, мои несбывшиеся жёны,

Пригласите хоть на белый вальс!

Только никогда не отрекайтесь,

Не твердите: было и ушло,

Не клянитесь больше

и не кайтесь,

Промолчите, раз на то пошло.

Будет вам и холодно, и худо,

Будет вам светло и горячо,

Будет всё...

И я вовек пребуду -

Старый плащ, ремень через плечо.

1983

Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего,

В особенности у тех, кто сильнее вас. Сами

предложат и сами всё дадут.

М. Булгаков

Они нагрянут впопыхах

Не брать, не бить ногами в пах,

Не пить, не спорить о стихах, -

Не ради лести.

Они придут тебя купить,

И усыпить, и ослепить...

Как им хотелось бы убить

Тебя на месте!

Они придут, когда темно,

И сердце стужей сведено,

И нет вина, и всё равно,

И жизнь - не в жилу.

Они нагрянут вороньём,

Самоуверенным ворьём,

Оценщиками

за старьём,

Когда-то милым.

Они внушат твоей жене

Благую мысль о тишине,

О жизни, праздничной вполне,

И об удаче,

Насыплют соли на мозоль, -

Туман, угар, аэрозоль, -

И станет фурией Ассоль, -

А как иначе?

И посулят они тебе

Сплошные радости в судьбе,

Мир на душе, покой в семье, -

И крыть-то нечем.

Пообещают тёплый хлев,

В придачу - зрелища и хлеб...

Не обольщайся, будь нелеп

И безупречен.

Не унижайся, будь собой,

Ты не такой, ты не любой,

Не все отмечены судьбой,

Не каждый в силах.

Не отступайся, не юли,

Не жги мосты и корабли,

И в пыль кумиров не вали,

Когда-то милых.

Не верь, что мир - универсам,

Не верь их рыночным весам, -

Не верь штампованным часам, -

Не лезь из кожи.

Они пришли - они пройдут,

Будь снисходителен - и крут

И не хватай, чего дадут:

Себе дороже.

___1980 г.__________________

* * *

В первосрочном бушлате приличном

Ветеран восемнадцати лет,

Я шагаю - несбывшийся мичман

И ещё никакой не поэт.

Еле-еле нащупавший слово,

Не томим, не терзаем виной,

Ошарашен соседством Светлова

На газетной странице одной.

Что случится - загадывать рано,

Что запутал - распутывать лень, -

У меня ещё есть Марианна

И с тяжёлою бляхой ремень.

Как пылали склонённые лица,

Как в стекле пламенела "Гамза!"

Уличённо метались ресницы,

Виновато сияли глаза.

А в стихах - первозданная сила,

Так под током искрят провода.

"Мой единственный" - правдою было

И присягой - "твоя навсегда...".

Вот бреду я, седой и помятый,

И твержу, спотыкаясь, одно:

Если время уходит куда-то,

Значит где-то

всё то же оно.

В обе стороны дали и дали,

Всяких встреч не запомнить, не счесть;

Если люди прошли и пропали,

Значит, всё-таки были и есть.

Я читал,

я порой понимаю,

Постигаю сопя и скорбя:

Бесконечность - совсем не прямая,

А замкнулась сама на себя.

Что случится - загадывать рано,

В мире много нетраченных слов, -

Я живу, и жива Марианна,

И живёт стихотворец Светлов.

_________________________

1982

* * *

Не думаю пока о смертном часе,

Хотя дорога очень коротка

И не светла...

Но у меня в запасе

Весёлая озлобленность стиха.

Мне хорошо, сквозь зубы напевая,

Шагая по ухабам напрямик,

Знать до конца, что нет на свете рая,

Что я бы просто к раю не привык.

Что нет решенья древней теореме:

Грядущее и прошлое - во мгле,

Всё только здесь - вселенная и время,

На этой непрощающей Земле.

________________________________

1984

ЗАВЕЩАНИЕ

Это - приход,

Это - расход,

Просто, как дважды два.

Видно, не зря

Всё же растёт

В поле разрыв-трава.

Не от неё ли

На склоне лет

Кружится голова?

Бед не наделав,

Держать ответ -

Это не дважды два.

Всё оставляю тебе, жена,

После смотри - не лги!

Только долги уплачу сполна,

Только одни долги.

Всё завещаю тебе одной:

Деньги, которых нет,

Свет листопадов, июльский зной,

Полдень, закат, рассвет.

В каждом ольшанике - по дрозду,

В небе - ломоть луны

И обожаемую звезду

Средней величины.

* * *

Полтретьего...

А я еще не пьян,

Хотя бутылка к завершенью ближе.

И я уже, пожалуй, ненавижу

Снующих по экрану христиан.

В них веры нет,

Хотя на всех - кресты,

Слюнявы рты, медоточивы речи.

Не столько ли добра и красоты

В куске дерьма, аборте и увечье?

Мочой и спермой пахнут за версту

Их схимники, лелеющие тело.

Они тишком примазались к Христу,

Как мафиози приобщились к "делу".

И не поймут, совсем осоловев,

Что ложь и придурь - их мольбы и драмы,

Что только в душах воздвигают храмы,

А души их - курятник или хлев.

Им места нет и в свите Сатаны.

Кто поднял их?

Кто их возвел на царство? -

Не может быть у веры государства,

Министров, эшафотов и казны.

По воле Бога

или с недогляда,

Мне братьев во Христе таких не надо,

Мне радостней бутылка с коньяком.

Наверно, я -

жена моя, прости, -

Окончу жизнь беспечно и порочно,

Тогда - сожги, а пепел опусти

В какой-нибудь колодец водосточный.

Где сыро и темно - мой вечный дом.

Вот там и пообщаемся с Христом.

1994 г.

* Петр I

Комментарии: 1, последний от 03/10/2008.

Обновлено: 17/02/2009. 104k. Статистика.

Стихотворение: Поэзия

Связаться с программистом сайта.

Жданов Игорь Николаевич Я и школьником не был

Жданов Игорь Николаевич
Я и школьником не был