Зима Александр
Был ли пифагорейский способ воскрешения положен в основу христианского проекта

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 1, последний от 14/05/2007.
  • © Copyright Зима Александр (schevel@rambler.ru)
  • Размещен: 12/09/2006, изменен: 12/09/2006. 264k. Статистика.
  • Монография: Культурология
  • Скачать FB2
  • Оценка: 2.48*7  Ваша оценка:

      Александр Зима
      
      
      
      Был ли пифагорейский способ воскрешения положен в основу христианского п р о е к т а?
      
      
      Предисловие
      
      В книге "Разгадка тайны личности Иисуса Христа" мы произвели формальную экспертизу зарождения христианского проекта и выяснили, что основателем этого проекта был римский император Нерон, который и именуется в новозаветных текстах Иисусом Христом. На основе этого основополагающего обстоятельства мы и будем продвигаться дальше. Данная книга посвящена экспертизе по существу: что такое христианский "Новый завет" и имеются ли разумные основания надеяться на его осуществление?
      Для этого нам придется вскрыть анатомию строения как христианства, так и иудаизма, ведь предполагаемое происхождение христианства из иудаизма - неотъемлимая часть традиционных взглядов. Глубокие иудейские корни христианства для большинства библеистов стали общим местом и даже аксиомой, сомнения в которой иногда предлагается даже считать грубым нарушением норм приличия и полит-корректности, например, таким авторитетным библеистом, как Джеймс Чарльзуорт.
      В нормальной науке соотношение иудаизма и христианства практически не изучается и не обсуждается, вопрос отдан на откуп богословию - как христианскому, так и иудейскому. В богословии на сей счет процветает плюрализм мнений. В большинстве своем христианские богословы считают себя единственными последовательными продолжателями светлых ветхозаветных идеалов.
      Иудейские же теоретики считают только себя компетентными в ветхозаветной теологии, неизменно высмеивая христианское невежество. С одной стороны, иудаисты справедливо возмущаются тем, как апостол Павел теоретически и 'логически' выводил ветхозаветные корни христианства, тем грубым произволом обращения Павла с Ветхим Заветом, единственной целью которого было пришить к Ветхому Завету свою теологию, пришить во что-бы то ни стало, даже очевидно белыми нитками. С другой стороны, иудаисты, считая христианство некой тупиковой ересью, в то же время не сомневаются в его иудейском происхождении, в том, что если в христианстве, этом своеобразном 'иудейском мутанте' и остались отдельные здоровые идеи, то только благодаря его 'иудейским генам'. И уверенность эта зиждется на представлениях исторических, увековеченных традиционной хронологией зарождения христианства, которую мы обозначаем, как схему Е-33.
      В этом проявляется непоследовательность иудейской критики христианства, так как вне-христианская историография зарождения иудо-христианства отсутствует (так называемый эффект 'молчания века'), а новозаветные тексты и легенда Е-33 создавались усилиями Павла, его окружением и последователями, того самого Павла, которого сами же иудаисты обвиняют в насилии над фактами и над иудейским учением.
      Правильный ответ на вопрос 'Произошло ли христинство из иудаизма?' можно получить только посредством разбора по существу идейных подноготных иудаизма и христианства, их сравнительного анализа. Но богословие может нам предложить только богословский разбор, не особенно нам интересный, а нормальная наука подобным 'разбором по существу' в отношении иудаизма практически никогда не занималась.
      Так, почти уникальная в этом роде попытка В.Розанова разгадать 'анатомию' иудаизма, предпринятая в очерке 'Юдаизм' (анализ сексуальных норм и религиозного осмысления секса), выглядит довольно безуспешной. Но Розанов хотя бы попытался найти разгадку, хоть какое-то целостное систематическое решение. У других исследователей (К.Маркс, Н.Бердяев, Э.Ренан, В.Робертсон Смит и др.) касательно сущности иудаизма в лучшем случае мы находим отдельные бесспорные и спорные замечания, суждения, наблюдения и догадки. Так что выявлять 'анатомию' иудаизма мне пришлось в основном собственной головой.
      В отличие от загадочного иудаизма, о сущности христианства написано достаточно работ, скорее даже чересчур много, в том числе и чисто научных. Но отношение этих чисто научных работ к внутренней сущности христианства, к тому, как эта сущность само-ощущается в христианской мечте о загробном спасении, неизменно носит отчужденный характер. Это похоже на отношение науки к такому фольклорному феномену, как ковер-самолет: ценой многолетних сравнительных исследований ученые могут выяснить время, место и обстоятельства зарождения идеи о ковре-самолете, воссоздать историю распространения идеи, ее развития и т.д. Но никому из ученых не придут в голову вопросы: как устроен ковер-самолет, за счет чего преодолевается гравитация, откуда берется тяга и т.п. Но тогда это уже не научный разбор 'по существу' самого нашего феномена, а всего лишь обзор истории его преломлений в культуре.
      Единственной научной школой, которая исследует не 'вокруг да около', а по существу решает вопрос осуществимости христианской мечты, является то направление русской философии второй половины XIXв. - начала ХХв., которое сегодня именуется 'русским космизмом'. Главным ее представителем был Н.Ф.Федоров, идейный основатель проекта 'Общее дело', в ходе которого предполагается с помощью будущих достижений науки и усилиями будущих поколений людей воскресить всех далеких предков, в том числе и нас с вами.
      Главным источником оптимизма Н.Ф.Федорова была его беззаветная вера в безграничные возможности человеческого разума, который когда-нибудь неизбежно придумает алгоритм и технологию воскрешения мертвых. Впрочем, правильнее веру Федорова назвать не 'без-заветной', а 'ново-заветной', так как свой проект он считал вполне христианским, откуда проистекает определение 'Активное христианство', сегодня общеупотребимое название его учения. Если это так, то какое отношение может иметь личность Иисуса Христа к проекту 'Общее дело'? Кроме того, пусть даже вера в человеческий разум - вещь замечательная, но ведь любая вера - все-таки вещь ущербная перед лицом науки и слишком шаткая для того, чтобы на ее основе строить научную теорию.
      Таким образом, в учении Н.Ф.Федорова наблюдается два существенных пробела:
      1. Не видно веских оснований относить проект 'Общее дело' к христианству, что особенно проявляется в той невнятности и неуверенности, с какой говорил и писал Федоров о Христе и Его роли.
      2. Федорову не удалось убедительно обосновать реализуемость своего проекта, чего можно было добиться только одним способом: придумать и представить на суд ученой публики хотя бы одну из возможных, приблизительную, принципиальную техническую схему практического воскрешения.
      Данная пара изъянов, особенно пробел ?2, - это, по-видимому, главное, что в свое время не позволило проекту 'Общее дело' добиться более широкого признания.
      Забегая вперед, скажу, что обе проблемы мне удалось преодолеть и на мой взгляд, в результате вырисовались совсем понятные, красивые и стройные контуры цивилизационного проекта "Общее дело".
      Чтобы понять, для чего все это нужно, Вам легче всего будет прочувствовать на схожей ситуации из истории с одним полковником, которую рассказала А.Петрушевская.
      'Одному полковнику во время войны жена прислала письмо, что очень тоскует и просит его приехать, потому что боится, что умрет, не повидав его. Полковник стал хлопотать об отпуске, как раз перед этим он получил орден, и его отпустили на три дня. Он прилетел на самолете, но за час до его прилета жена умерла. Он поплакал, похоронил жену и поехал на поезде назад, как вдруг обнаружил, что потерял партийный билет. Он обшарил все вещи, вернулся на тот вокзал, откуда уехал, все с большими трудностями, но ничего не нашел и наконец вернулся домой. Там он заснул, и ночью ему явилась жена, которая сказала, что партбилет лежит у нее в гробу с левой стороны, он выпал, когда полковник целовал жену. Жена также сказала полковнику, чтобы он не поднимал с ее лица покрова.
      Полковник так и сделал, как говорила ему жена: откопал гроб, открыл его, нашел у плеча жены свой партбилет, но не удержался и поднял с лица жены платок. Жена лежала как живая, только на левой щеке у нее был червячок. Полковник смахнул червячка рукой, закрыл лицо жены покрывалом, и гроб снова закопали...'
      Дальше в истории началось что-то такое, чего я не понял. Вернувшись в свою часть, полковник очутился черт знает, где: - то ли в кошмарном сне, то ли уже в чистилище. Оказалось, что летчик, который его вез, кажется, был живым покойником, а обгорелый чурбан, который всю дорогу катался у полковника под ногами, оказался трупом сгоревшего штурмана. Возле какого-то костра бродили незнакомые солдаты, все в порванном обмундировании, с открытыми ранениями рук, ног, живота, только лица у всех были чистыми.
      Полковник пытался взять на себя командование, он кричал, угрожал, стрелял из пистолета, но никто не обратил на него внимания. Кончилось тем, что какая-то женщина, в темном гражданском костюме и в платке, сидевшая у самого костра спиной к полковнику, не поворачиваясь, сказала:
      '- Зачем же ты посмотрел на меня, зачем поднял покрывало, теперь у тебя отсохнет рука.
      Это был голос жены.
      Полковник потерял сознание, а когда очнулся, то увидел, что находится в госпитале. Ему рассказали, что нашли его на кладбище, у могилы жены, и что рука, на которой он лежал, сильно повреждена и теперь, возможно, отсохнет.'
      Вот такая загадочная история. А перессказал я ее потому, что понял самое главное: я - и есть тот полковник, только раскопал я другой гроб. Мне удалось раскопать Гроб Господень и открыть крышку, под которой лежала нетленная плоть исторического Христа. Лицо Его было скрыто под покровом, который я приподнял в книге "Разгадка тайны личности Иисуса Христа" и глазам читателя открылось совсем не то, что они ожидали увидеть. Все мы сразу узнали знакомое лицо императора Нерона.
      Полковник, между прочим, был вынужден раскопать гроб жены. Для него это был вопрос жизни или смерти, ведь без партбилета он был не полковник, а неизвестно кто. И покрывало он вряд ли поднял из любопытства: должно быть, подсознание шепнуло ему, что жена еще могла быть живой...
      Точно так же и христианский мир и каждый отдельный человек рано или поздно будут вынуждены взглянуть в глаза той правде, которую мы откроем. Для нас - это такой же вопрос жизни или смерти, что я обещаю строго доказать в этой книге.
      При ссылках на римского историка Светония (ок.70-ок.140) имеется в виду его книга "Жизнь двенадцати цезарей" и в скобках я указываю только раздел книги и номер абзаца. Остальные ссылки указываются с названием произведений.
      По ходу дела мы будем также часто ссылаться на Библию, при этом вместо номера страницы, как это всегда делается, будет указываться сокращенное название книги, главу и стих в русском синодальном переводе.
      
      
      Глава 1.Римская идея загробного спасения как забытая суть христианства
      
      "Откровение - знаменитая книга, в которой Иоанн Богослов сокрыл все, что знал. Откровение сокрытого совершается комментаторами, которые не знают ровно ничего."
      Амброз Бире
      
      Итак, в книге "Разгадка тайны личности Иисуса Христа" мы сформулировали гипотезу о том, что историческим прототипом Христа, по всей видимости, был римский император Нерон. Наша первоначальная проверка в целом подтвердила догадку, удалось нам понять и то, кем, как и для чего была произведена в умах первых христиан подмена реального Нерона вымышленным Христом. Этот успех был закреплен всесторонней хронологической проверкой нашей гипотезы и мы убедились, что хронологическая схема Е-33 - ловкая подделка, созданная с целью сбить с толку простых христиан.
      Теперь пора нам, наконец-то, разобраться, отчего все-таки народная душа так "прикипела" к личности Нерона, что в течении нескольких десятилетий не желала верить в его смерть, горевала о нем, не оставляя надежды на возвращение "воскресшего" Нерона на трон? А главное, теперь мы займемся главным вопросом: не поможет ли нам личность Нерона раскрыть суть исконного христианского проекта, нет ли в исторических свидетельствах об этом императоре подсказки, которая бы все объяснила?
      Оказалось, такая подсказка есть. И нашел я ее ни где-нибудь, а именно там, где ей и положено находиться - в Библии, конкретно - в Откровение Иоанна. Мы уже не раз говорили, что Откровение - явно еще дохристианское сочинение, написанное в иудейском апокалипсическом жанре. Из самого текста Откровения следует (см. Гл.13 и 17), что написано это сочинение во время правления Гальбы, т.е. в год объявленной смерти императора Нерона, в 68 году. Это не я придумал, об этом написано множество книг, в которых вы сами можете почитать о подробностях.
      Сообразно предмету нашего исследования мы будем анализировать главным образом 13-ю главу Откровения, единственное место в Новом Завете, в котором под своим именем фигурирует наш главный герой, Нерон. Именно его имя имеет своим числовым эквивалентом, согласно иудейской гематрии, "число зверя", равное 666. Это подтверждается теми известными вариантами текста Откровения, где это число равняется 616, что соответствует имени "кесарь Неро", т.е. его латинской форме. Для большей части аудитории рядовых читателей 13 глава Апокалипсиса Иоанна всегда была самой популярной и интригующей, а для историков 13-я глава, вкупе с разъяснениями Иоанна в 17-й главе, послужила важнейшей хронологической уликой, позволившей датировать Откровение 68-м или началом 69-го года, и датировка эта в науке считается самой точной и бесспорной среди предположительных датировок остальных новозаветных книг.
      Обнаруженные в 13 Главе Откровения зерна исторической действительности давно привлекают к ней повышенное внимание исследователей, но к сожалению, понять, что же там описано, пока еще никому не удавалось. Придется в этом разобраться нам с Вами. Итак, вот первые 10 стихов 13-й главы:
      1 И стал я на песке морском, и увидел выходящего из моря зверя с семью головами и десятью рогами: на рогах его было десять диадим, а на головах его имена богохульные.
      2 Зверь, которого я видел, был подобен барсу; ноги у него - как у медведя, а пасть у него - как пасть у льва; и дал ему дракон силу свою и престол свой и великую власть.
      3 И видел я, что одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелела. И дивилась вся земля, следя за зверем, и поклонились дракону, который дал власть зверю,
      4 и поклонились зверю, говоря: кто подобен зверю сему? и кто может сразиться с ним?
      5 И даны были ему уста, говорящие гордо и богохульно, и дана ему власть действовать сорок два месяца.
      6 И отверз он уста свои для хулы на Бога, чтобы хулить имя Его, и жилище Его, и живущих на небе.
      7 И дано было ему вести войну со святыми и победить их; и дана была ему власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем.
      8 И поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира.
      9 Кто имеет ухо, да слышит.
      10 Кто ведет в плен, тот сам пойдет в плен; кто мечом убивает, тому самому надлежит быть убиту мечом. Здесь терпение и вера святых.
      
      Пока что более или менее понятно, о чем идет речь. Из разъяснений Иоанна в 17-й главе очевидно, что "семиголовый" зверь олицетворяет римскую императорскую власть, а семь голов означают семерых императоров:
      "... семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришел, и когда придет, не долго ему быть..." (Откр.17:10)
      Итак, вот пять императоров, которые уже пали: первый - Август, второй - Тиберий, третий - Калигула, четвертый - Клавдий и пятый - Нерон. Отсюда следует, что писал Иоанн во времена правления шестого императора, которым был Гальба (с июня 68г. по январь 69г.). Если под седьмым, который "еще не пришел, и когда придет, не долго ему быть" подразумевался Вителлий, которого в начале января провозгласили императором восставшие легионы Верхней Германии, то мы можем еще точнее указать, что Откровение появилось на свет примерно в январе 69 года.
      Если Иоанн писал в конце 68 - начале 69 гг., то легко понять, почему он был уверен, что шестой и седьмой цари вскоре падут, и на трон вернется один из павших императоров. Дело в том, что в это время набирало силу восстание под знаменами "исцелившегося" Нерона, базировавшегося на острове Китнос, по соседству с островом Патмос, где находился Иоанн, который, таким образом, на полном серьезе верил в "воскресение" Нерона.
      Итак, семиголовый зверь у Иоанна означает в широком смысле императорскую римскую власть, а в узком смысле - персонально воскресшего императора Нерона (сравните 3-й стих и 12-й). В дальнейшем этого зверя Иоанн будет называть "первым зверем".
      Смысл остальных символов, из тех, что цитировались выше, также общеизвестен и многократно описан в специальной литературе.
      Но вот в тексте 13-й Главы автор начинает излагать что-то непонятное:
      
      11 И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон.
      12 Он действует перед ним со всею властью первого зверя и заставляет всю землю и живущих на ней поклоняться первому зверю, у которого смертельная рана исцелела;
      13 и творит великие знамения, так что и огонь низводит с неба на землю перед людьми.
      14 И чудесами, которые дано было ему творить перед зверем, он обольщает живущих на земле, говоря живущим на земле, чтобы они сделали образ зверя, который имеет рану от меча и жив.
      15 И дано ему было вложить дух в образ зверя, чтобы образ зверя и говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя.
      16 И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их,
      17 и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его.
      18 Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть.
      
      Единственное, что смогла расшифровать библейская наука во второй части 13-й главы - это число зверя, тем самым установив личность того, о ком вел речь Иоанн. Повторим, этим зверем (именуемым "первым зверем", а в последующей традиции также "Антихристом") является Нерон.
      Весь остальной текст 2-й половины 13-й главы до сих пор является непостижимой загадкой как для богословия, так и для науки. Все попытки как-нибудь разумно разъяснить подозрительно согласованные, но совершенно непонятные действия двух зверей следует признать неудавшимися. До сих пор не предложено ничего вразумительного и общепризнанного.
      Может быть, эти попытки - всего лишь поиски впотьмах мифической черной кошки, которой нет? Вряд ли. Кошка обязательно должна была быть, ведь очевидно же, что в 13 главе Иоанн кратко и карикатурно набросал контуры какой-то римской идеи, враждебной и противоположной, по его мнению, божьему замыслу. Ложную идею здесь представляют Нерон и какой-то лже-пророк, единомышленник и подручный Нерона. Далее на протяжении всей своей книги Иоанн проклинает ложную идею, все силы небесные мобилизует на борьбу с ней, на уничтожение ее носителей и на победу "правильной", иудейской идеи.
      Вряд ли Иоанн, проявивший себя в 13-й главе честным и осведомленным свидетелем некоторых важных исторических подробностей, связанных с Нероном, присочинил бы и произвольно приписал Нерону некий мерзкий замысел, и даже не стал бы толком объяснять, в чем он состоит.
      Тот, кто полностью прочел Откровение, согласится, что весь его текст - арена столкновения двух противоположных точек зрения по такому важному вопросу, как загробное спасение, одна из которых Иоанну очень не нравится. В чем состоит "правильная" точка зрения, Иоанн излагает подробно и пространно.
      А вот ненавистную ему позицию Иоанн лишь кратко затронул в главе 13. Хотя приписал он ее историческому лицу, императору Нерону, что почти уникально среди сплошь мифических и вымышленных персонажей Откровения, все-таки Иоанн почему-то даже не прояснил четко, касается ли вообще римская идея вопросов загробного спасения. Но ведь для греко-римского сознания "загробная" тематика была древнейшим фундаментом, тогда как в иудейское сознание идея загробного спасения во времена Иоанна еще только робко входила. Неужели Иоанн мог заимствовать "загробный" аргумент у своего врага, обратить его против врага же, но при этом делать вид, что враг ничего не слыхивал о "загробных" делах? Это было бы вопиющей наглостью.
      И если мы обратим внимание на цитированный стих 7, по которому первому зверю "...дана была ... власть над всяким коленом и народом, и языком и племенем" мы поймем, что подобной наглостью Иоанн не страдал. Дело в том, что формулой "всякое колено и народ, и язык и племя" Иоанн обозначал совокупность всех людей, и живых, и мертвых, и даже еще не родившихся (ср. Откр.14:6, Откр.5:9, Откр.7:9, Откр.10:11). Такой же властью был наделен и второй зверь (стих 12). Выходит, оба иоанновых зверя явно намеревались устраивать судьбы, в том числе, и почивших на том свете.
      Должно быть, Иоанн просто побрезговал разъяснять смысл "ложной идеи", не пожелал слишком много чести оказать ей и Нерону дополнительной рекламой для непосвященных. Вместо этого в 13-й главе Иоанн ограничился туманными символами и намеками. Но ведь всегда, когда мы намекаем на что-то, это "что-то" должно быть хорошо известно тому, кому намек адресован. Стало быть, в 68-69 г., на момент написания Откровения, имелись осведомленные круги, в которых "ложная" и "дьявольская" идея и без Иоанна была хорошо известна?
      Итак, вытанцовывается следующая рабочая гипотеза: во второй части 13-й главы Откровения Иоанн в карикатурном виде представил некую "дьявольскую" идею, близкую к культу римских императоров, некий "цивилизационный" проект, включающий римский вариант всеобщего загробного спасения.
      Теперь нам предстоит разобраться, в чем суть этого проекта. И ключом к разгадке нам послужит выяснение личности "второго зверя", того самого "лжепророка", который явно представлен идеологом и руководителем реализации проекта.
      
      
      
      
      Кто такой "второй зверь"?
      
      Раз уж 13-я глава в основном посвящена реально-историческим событиям и какому-то реально существовавшему проекту, то и "лжепророк" должен был иметь некий исторический прототип. Поэтому историки давно пытаются его вычислить и самыми вероятными кандидатами на роль исторического "лжепророка", т.е. "второго зверя", считаются двое: Аполлоний Тианский и Симон Волхв (Маг). На это указывает хотя бы уже то, что оба они были всемирно известными пророками, оккультистами и чудотворцами, причем оба в свое время были любимцами Нерона и развлекали этого государя, творя перед его глазами всевозможные чудеса. В 13-й главе "лжепророк" сумел "вложить дух в образ зверя", что нельзя не связать с тем обстоятельством, что именно Аполлонию и Симону приписывали способность оживлять статуи.
      Посмотрим, что еще конкретного о "лжепророке" говорит Иоанн:
      Стих 11. "И увидел я другого зверя, выходящего из земли; он имел два рога, подобные агнчим, и говорил как дракон".
      Иоанн на протяжении всего текста четко разделяет категорию "живущих на земле" от умерших, "земля", "земное" - это у него указание на современные ему исторические лица и события. Поэтому "выходящий из земли" и должно означать, что "лжепророк" - это представитель "живущих на земле", в отличие от воскресшего Нерона, который "выходил из моря", т.е. с того света, из царства мертвых, где находились и остальные шесть императоров. Похоже, в Откр.20:13 море в явном виде выступает одним из символов места нахождения мертвых: "Тогда отдало море мертвых, бывших в нем...", что перекликается с оккультным понятием "море забвения".
      "Два рога, подобные агнчим", указывают на то, что "лжепророк" пытался уподобиться тому Агнцу, которому, по мнению Иоанна, суждено было стать "загробным спасителем". Это подтверждает, что во 2-й части 13-й главы речь идет именно о притязаниях двух зверей на роль "загробных спасителей", в том числе вершить страшный суд.
      Наконец, что означают слова "...и говорил как дракон"? Откуда читатель знает, как и о чем говорил дракон?
      С одной стороны, можно предположить, что Иоанн имел в виду то, что сказано о драконе в предыдущей, 12-й главе: "И услышал я громкий голос, говорящий на небе: ныне настало спасение и сила и царство Бога нашего и власть Христа Его, потому что низвержен клеветник братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь" (Откр.12:10). Получается, "лжепророк", как и дракон, всего лишь клеветал на "братьев наших", то есть произносил антисемитские речи? Надо сказать, у Иоанна иудеи находятся в центре внимания, именно их судьба почему-то решает судьбы всего мира. Но римский "антисемитизм" не мог иметь отношения к римскому проекту загробного спасения, поэтому "антисемитская" тропинка ничего не объясняет.
      С другой стороны, дракона Иоанн назвал обольстителем: "И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним" (Откр.12:9). Вряд ли имелось в виду, что дракон "обольщал" всю вселенную против иудеев. Скорее, "древний змий" - это намек на эдемского змея, который обольщал Еву сорвать запретный плод с дерева познания добра и зла ("...И сказал Господь Бог жене: что ты это сделала? Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела..." Быт.3:13). Может быть, дракон на этот раз обольщал человечество плодом с дерева жизни, т.е. бессмертием? Вот это уже прямо относилось бы к сути дела, обсуждаемого Иоанном в 13-й главе, тем более, что "лжепророк", как и дракон, в 14-м стихе прямо назван обольстителем.
      Итак, характеристика "говорил как дракон", судя по всему, означала, что "лжепророк" расписывал перед человечеством прелести загробного бессмертия, прежде чем начать осуществление своего проекта. Но тогда что бы помешало Иоанну сказать об этом прямо? Может быть, нам следует повнимательнее присмотреться к подозрительной фразе "говорил как дракон"?
      Кажется странным, что Иоанн, мыслящий на языке иудаизма, назвал греческое имя того ангела бездны, который низверг дракона в бездну и сковал там его на тысячу лет, и имя это - Аполлион. Ведь не мог Иоанн не понять, что любой греческий читатель обязательно узнает в этом ангеле языческого бога Аполлона, который, как всем известно, убил дракона по имени Пифон (или Пифо) и сбросил его тело в расщелину, где потом находился дельфийский оракул. Рассказ Иоанна о злодеяниях дракона, низвергнутого с небес на землю, во многих деталях перекликается с мифами о преследовании Пифоном Латоны, беременной Аполлоном. Иоанн, стало быть, свободно оперировал и образами греческой мифологии. Поэтому дракон Откровения должен был отождествляться Иоанном с образом Пифона, точно так же, как ангел бездны отождествлялся с Аваддоном и Аполлоном. Именно Пифон считался одновременно и змеем, и драконом, и даже красный цвет дракона (Откр.12:3) может объясняться кровью, которой истекал, по мифам, Пифон перед смертью.
      Итак, "говорил как дракон" могло подразумевать "говорил, как Пифон". В таком случае нельзя не заметить, что "говорящий как Пифон" по-гречески звучит буквально, как имя Пифагор. Правда, некоторые греческие писатели, почти современники Пифагора, утверждали, что имя "Пифагор" означало "говорящий, как Пифия". Но это практически одно и тоже, ведь считалось, что пророческую силу Пифиям как раз и давал Пифон, погребенный в расщелине, из которой поднимались испарения от мертвого тела этого дракона. Именно Пифон считался древнейшим прорицателем, который до Аполлона давал ответы из оракула на горе Парнас. Поэтому и о Пифиях можно сказать, что они "говорили, как дракон", и одним из имен самого Пифагора было имя "Пифий". Имена "Пифия" и "Пифий" напрямую происходят от имени Пифон. Стало быть, и по меркам греческого слово-образования, и по логике мифологии, фразой "говорил как дракон" Иоанн вполне мог указывать персонально на Пифагора. Но откуда в 69г. мог взяться Пифагор, живший в 6-м веке до н.э.?
      Оказывается (и в этом все дело), существовала традиция, отождествлявшая Аполлония Тианского, одного из двух наиболее вероятных исторических прототипов "лжепророка", с Пифагором. Аполлоний написал книгу о Пифагоре, по которой позднее составлялись биографии самого Аполлония, и которую наверняка читал в III веке Диоген Лаэртский. Этому Диогену, между прочим, было известно около десятка разных личностей, носивших в разное время имя Пифагор. Аполлоний, бывший в свое время самым авторитетным пифагорейцем, вполне мог быть одним из них.
      В то же самое время имя Пифагор всплыло и в биографии Нерона. У Тацита описан какой-то странный обряд, исполнявшийся на широкой публике, в котором участвовали двое - Нерон и какой-то Пифагор. Тацит уверяет, что это была свадебная церемония, на которой Пифагор был женихом, а Нерон - невестой. Подобно тому, как на Споре, словно на женщине, Нерон, будто-бы, "женился", за Пифагора он "вышел замуж". Надо же, совсем у Тацита все с ума посходили. Правда, эту историю, причем, в другом виде, мы находим и у Светония. Значит, ее выдумал не Тацит, а кто-то из зевак, кто своими глазами наблюдал то странное публичное представление.
      В фильме "Республика ШКИД" есть эпизод, в котором беспризорники, наблюдая со стороны школьный бал, никак не могли понять, что делают парочки, обращенные лицом друг к другу и двигавшиеся под музыку? Высказывались такие версии: "морды друг другу бьют" или "еду делят". Если бы не нашелся среди них один "знаток", объяснивший, что парочки "танцы танцуют", остальные так и остались бы в прежнем мнении, да еще другим это рассказывали. Думаю, примерно от таких свидетелей, не понявших, что это был за обряд, в котором участвовали Нерон и Пифагор, и произошел слух о той странной свадьбе. Современные историки предполагают, что у Тацита описана не свадьба, а какой-то митраистический обряд посвящения, в котором активную роль посвящающего исполнял Пифагор, которого со стороны могли принять за "жениха", а пассивную роль посвящаемого - Нерон, который, стало быть, был "невестой".
      Смысл странных действий двух зверей во второй части 13-й главы Откровения также пока нам непонятен. Но мы уже знаем, что первым зверем определенно был Нерон, который из двоих был главным, но пассивным персонажем. Активно действующим идеологом и руководителем реализации проекта выступает второй зверь, который "говорил как дракон". Мы почти уверены, что вторым зверем был представлен либо Аполлоний Тианский, либо тот, за которого "вышел замуж" Нерон, "жених" по имени Пифагор, который, впрочем, мог быть тем самым Аполлонием, либо какой-то другой человек по имени Пифагор, но в любом случае он, скорее всего, был авторитетным пифагорейцем, тем более, что даже и Симона Мага отчасти можно считать пифагорейцем.
      Поэтому чтобы понять, что именно описывал Иоанн в 13-й главе, нам нужно вспомнить, чему нас учил Пифагор.
      
      О чем говорил Пифагор?
      
      А говорил Пифагор много чего, всего не пересскажешь. Нас прежде всего интересует "загробная" тематика. Касался ли ее Пифагор? О! Не то слово. Не просто касался. Пифагора можно назвать первым серьезным ученым, работавшим в области эсхатологии и сотериологии. Он не просто верил в бессмертие души, а всю жизнь искал разумные, рациональные способы достижения бессмертия и в этом ему не было равных среди людей.
      Правда, обычно ему приписывают учение о банальной реинкарнации, что не очень-то согласуется с тем свидетельством Диогена Лаэртского, где Пифагор категорически заявляет, что главное в душе человека - его память, и главнее всего, по Пифагору, она именно для бессмертия. Похоже, Пифагор - первый, кто в своем понимании вопроса перешагнул ступень банальной самопроизвольной реинкарнации и подошел к идее волевого, целенаправленного воскрешения душ специалистом в этом деле, так сказать, богом-воскресителем.
      Если это так, то русский "космист" Н.Федоров является прямым продолжателем пифагорейских идей, которые Федоров обобщил в проект с названием "Общее дело". Напомним, что Федоров предлагал средствами науки будущего воскресить души всех умерших предков. Сторонниками проекта "Общее Дело" были такие знаменитости, как Циолковский, автор идеи космических полетов, задуманных с целью расселения в космосе воскрешенных предков, и Достоевский, задумавший свой главный, неоконченный роман "Братья Карамазовы", между прочим, и как гимн "Общему Делу".
      Мы основываемся на истории о Пифагоре, рассказанной Диогеном Лаэртским (1-я пол. 3 в.), сочинил которую, судя по всему, сам Пифагор. Она содержит теоретическую основу воскрешения, которую можно назвать "гипотезой Пифагора". Сам Диоген явно не понимал сути дела, поэтому мы пересскажем историю так, чтобы вскрыть эту суть, в духе самого Пифагора, который говорил о творимой реинкарнации, а не о том, чтобы идти вдогонку реинкарнации самопроизвольной, как понимал дело Диоген. Другие варианты этой истории гораздо менее интересны, т.к. имеют своим источником сатирическую пародию Лукиана на идеи Пифагора. Итак:
      
      Однажды бог Гермес раздавал награды за заслуги перед отечеством. "Проси любой дар, кроме бессмертия!" - сказал Гермес Пифагору. Тот ответил: "Хочу, чтобы после моей смерти мою память ты сохранил в ком-либо из живых, к примеру, им может быть водовоз такой-то, а после его смерти всю его память - снова в ком-либо из живых и так далее до бесконечности...". "Ну, это можно. Устрою!" - пообещал Гермес.
      
      Комментарий. Итак, Гермес не хочет никому даровать бессмертие. Таковы уж эти олимпийцы, зорко стерегут, чтобы никто "дуриком" не пролез в категорию бессмертных.
      Смысл легенды: Пифагор считает, что надул Гермеса. То, чего он попросил, и есть бессмертие. Незадачливый Гермес не разбирался в кибернетике.
      "Какая кибернетика во времена Пифагора!", - скажет скептик, почуяв, куда мы клоним, - "Не мог Пифагор иметь и понятия о таких вещах, как, скажем, перезапись информации на новый носитель, тем более о копировании сознания".
      Отчего же, - возразим мы, - была в его время письменность, машины и механизмы. Все Пифагор мог понимать почти как мы, пусть интуитивно и приблизительно: душа человека сделана не из мяса и костей, а из памяти. Воспоминания, мечтания и другие особенности души умершего Пифагора Гермес перепишет из его умершей головы в голову водовоза, как переписывают книги. Работа эта тупая, техническая, хоть и не было тогда соответствующих технологий, но уж Гермес-то с ней должен был справиться. После этой процедуры Пифагор расчитывал собственной пифагоровой персоной очнуться в новом теле, как после глубокого сна.
      
      Где взять информацию для воскрешения?
      
      Однако по иронии судьбы сам Пифагор погиб во время пожара - сгорел в подожженном доме. Это одна из главных версий его смерти, возможно, версию эту сам Пифагор и выдумал: уж слишком органично она продолжает историю о договоре с Гермесом.
      Как бы то ни было, тело Пифагора превратилось в пепел и в нашей истории возник пикантный вопрос: как, собственно, Гермес сможет исполнить свое обещание, если та книга, которую еще только предполагалось скопировать, уже сгорела дотла? В принципе это - та же самая проблема, которая ищет своего решения в рамках проекта "Общего дела" Н.Федорова: как наука будущего собирается воскрешать души далеких предков, тела которых давным-давно сгнили? Пародисты приписывают Федорову такую "мудрую" идею, как буквальная эксгумация трупов, с которыми Федоров, якобы, собирался чего-то там проделывать, а затем с ехидством напоминают, что и с Федоровым судьба сыграла злую шутку: его собственной могилы не сохранилось!
      Итак, что же делать Гермесу?
      Богослов мог бы легко дать достойный ответ богохульнику Пифагору: "Бог-то знает, что и как делать, да где уж тебе-то это понять, неисповедимы пути господни и все тут. На то он и бог, что может все, это дело его, божье, а не твое, собачье!". Ответ, конечно, резонный, но вряд ли он удовлетворил бы Пифагора, который, как видно, не особо надеялся на богов, раз уж вступил в интеллектуальный спор с Гермесом, пытаясь его перехитрить.
      В этом месте предвижу такое обычное возражение скептика:
      - Даже если бы у Гермеса сохранилась вся необходимая информация, составлявшая память Пифагора и он исполнил бы свое обещание, все равно Пифагор напрасно на что-то надеялся. Гермес, если на то пошло, наверняка раскусил его попытку схитрить, да только не показал виду. Должно быть, он незаметно улыбнулся в усы и подумал: " Ну-ну... Ишь-ты какой умник!" Все дело в том, что та личность, что очнется в новом теле, будет совсем не Пифагором, а совершенно другой, новой душой. А собственная душа Пифагора, конечно же, умрет вместе с его телом.
      Такое сомнение неизменно возникает у новичков, неискушенных в проблематике. Чуть позже мы покажем, почему прав был все-таки Пифагор, почему с точки зрения науки "самопроизвольная реинкарнация" без наследования памяти является фикцией, а вот унаследование "души" при пифагоровой управляемой реинкарнации с сохранением памяти - реальностью.
      Но сначала нам нужно довести до конца нашу историю, полно и четко сформулировать суть пифагорейского проекта.
      Итак, где же найти информацию, составляющую память давным-давно умерших людей, чтобы попытаться их воскресить? Федоров всю жизнь упорно искал убедительное решение проблемы. Интересна его идея о неких лучевых "оптических образах", которые, возможно, сохраняются после смерти. Он указывал, что в природе обязательно должны сохраниться следы умерших душ, надо их только отыскать и восстановить всю необходимую информацию. В принципе это, конечно, правильно, но слишком общо и широкую аудиторию в реализуемости своего проекта он не смог убедить. То, что Федоров не исключал возможности кое-какие следы отыскать в останках умерших, видимо, поубавило в обществе интереса к его идеям. Но ведь Федоров все-таки верно указывал общее направление поиска. Неужели пифагорейство, имевшее в своих рядах множество блестящих умов, на протяжении более чем 500 лет от смерти Пифагора до времен Христа и Нерона не могло коллективными усилиями найти убедительное решение проблемы, хотя бы его принципиальную схему?
      Привел ли к успеху этот коллективный интеллектуальный штурм? Оказывается - привел. И доказательство тому как раз и содержится во второй части 13-й главы Апокалипсиса.
      
      Суть "Проекта-666"
      
      Ключ к разгадке заключается в понятии "образ зверя". Что такое этот "образ"? Вообще-то всякий образ, изображение - это всегда отражение оригинала, можно даже сказать, зеркальное отражение, только зеркалом может быть, к примеру, душа художника. Но в нашем случае "лжепророк" предложил сделать образ не какому-то художнику, а "живущим на земле". Неужели для изготовления образа потребовались усилия всего человечества, современного "второму зверю"? Что же это за штуковина, называемая "образом зверя"? И какова природа того зеркала, в котором должен был отразиться оригинал Нерона? Что это за зеркало и где оно находится?
      Может быть, разгадку нам подскажут чудеса, которые творил "лжепророк"? Но конкретно Иоанн указал только на два чуда. Когда "образ зверя" был уже изготовлен, "лжепророк" сумел вложить дух в образ зверя. А перед изготовлением образа он "...творил великие знамения, так что и огонь низводил с неба на землю перед людьми". Почему Иоанн здесь говорит: "так что и огонь низводит с неба", зачем нужен союз "И"? Может быть, с неба на землю "лжепророк" низводил не только огонь? Может быть, это какой-то свет? А не отраженный ли это свет, и не находится ли на небе зеркало, отраженный от которого свет помог людям сделать "образ зверя"?
      Но что можно увидеть в зеркале, находящемся на небе? Считается, что у пифагорейцев были очень развитые представления в астрономии, о природе света и процессе его распространения. Не могли они не понимать, что скорость распространения света конечна. Поэтому пифагорейцы должны были ясно осознавать, что увидеть в удаленном зеркале можно только прошлое, например, еще живого Нерона. Так может быть, "образ зверя" - это новое тело для Нерона, в которое Пифагор "вложил дух", то есть информацию, составляющую память живого Нерона, которую он прочел с помощью удаленного зеркала?
      Проницательный читатель наверняка ухватил уже суть идеи.
      Прикинем теперь, как в целом могли себе представлять принципиальную техническую схему воскрешения Нерона античные пифагорейцы.
      Разумеется, процесс этот мог быть начат лишь в отдаленном будущем от момента учреждения проекта, поскольку для осуществления мечты требуется уровень технологий, которыми могут овладеть лишь наши далекие потомки. Итак, руководит процессом воскрешения какой-то новый Пифагор. Что и как он будет делать?
      
      Во-первых, у Пифагора будет под рукой главный инструмент - некий телескоп, мощность которого достаточна, чтобы проделать действия, описанные ниже и именуемый "всевидящим оком", который он направит в сторону космоса, в "море забвения". Подобное устройство описано в фантастическом романе Энтони Пирса "Макроскоп", где, впрочем, Пирс, ничего не говорит о его главном, судьбоносном применении, которое излагаем мы. В космосе Пифагор, глядя в телескоп, отыщет подходящую далекую планету, явно не из нашей Солнечной системы.
      
      Во-вторых, на выбранной планете нужно отыскать зеркало, которое в оккультизме иногда называют "зеркалом Диониса". Будет ли это всего лишь зеркальное озеро на поверхности планеты, или некая Аннушка, жительница той планеты, расчесывая поутру свои волосы, неосторожно подставит свое зеркальце прямо под наш телескоп, или вся планета в целом послужит Пифагору неким "объемным зеркалом", нам пока все равно, мы пока рисуем грубую схему. Античные пифагорейцы, конечно, оперировали другими категориями, типа "астральный образ" или "астральный свет", что сути дела не меняет.
      Впрочем, отвлечемся на минуту и объясним поподробнее на более современном языке, как может какая-либо планета выполнить роль "объемного зеркала". Для примера мы будем говорить о гравитационном телескопе, причем для наглядности гравитацию мы опишем не в волновом, а в корпускулярном представлении, как это делали Ньютон, Лиссажу, Максвелл и другие.
      Итак, во всех направлениях по просторам вселенной плотным потоком летят с конечной скоростью гравитоны, до того маленькие частицы, что пролетают насквозь любой предмет, не замечая его. Но все-таки ничтожно малая часть гравитонов сталкивается с корпускулами, составляющими предмет (причем не обязательно с его поверхностью).
      Ясно, что чем выше плотность предмета, тем больше гравитонов с ним столкнется. При корпускулярном представлении тела потому притягиваются, что они экранируют, загораживают со своей стороны друг друга от потока гравитонов. Гравитоны своей кинетической энергией толкают предметы друг к другу, и при столкновении гравитона с корпускулой обратно возвращается некое материальное отражение. Вероятнее всего, гравитоны просто отскакивают от корпускулы и летят назад, потеряв часть массы или скорости.
      Тому, кто предпочитает волновое представление гравитации, также легко понять, что гравитационная волна частично всегда отражается от любого тела, причем от каждой его внутренней элементарной частицы.
      Таким образом создается отражение именно от объемного зеркала, в отличие от фотона, который создает отражение от зеркала поверхностного. Поэтому в гравитационном объемном отражении предмета будет представлена каждая его внутренняя частичка. Система улавливания таких отражений и "двойных отражений", условно называемая гравитационным телескопом, который должны создать наши потомки, таким образом, позволит разглядеть каждую элементарную частицу мозга и прочесть каждый квант информации, хранившийся в памяти их далеких умерших предков.
      Заметим, что материальное объемное отражение в том или ином виде, как и "отражение от отражения" - это обязательное, неизбежное явление, а не какая-то зыбкая возможность, это общий закон природы, всеобщее свойство материи, классический принцип "Все во всем". Рассмотренный пример, в котором в одной планете, которая по сравнению со вселенной есть ничтожная точка, вот в этой точке отражается вся вселенная, это и есть наглядная демонстрация всеобщего принципа "Все во всем".
      Поэтому ошибкой было бы сказать, что на самом деле неизвестно, смогут ли наши потомки когда-либо уловить и отсканировать нужное "отражение от отражения". От науки рано или поздно потребуется признание: нужное нам материальное "отражение от отражения" в принципе в природе несомненно существует и значит, если допустить безграничный научный прогресс, то технологии, способные уловить заветное "отражение от отражения" когда-нибудь будут созданы, это лишь вопрос времени.
      В романе Пирса для его макроскопа используются не световые, не радио и не гравитационные волны, а некое излучение неизвестной природы, от чего, впрочем, провидение Пирса не утрачивает доли научности. Мы также пока не касаемся вопросов возможного конкретно - технического воплощения данного устройства, но при этом будем считать, что волны - носители информации для телескопа, как и любые другие, имеют конечную скорость распространения.
      
      В-третьих, Пифагор, сфокусировав телескоп на пресловутое зеркало, сможет увидеть отражение неба. Плавно увеличивая изображение поворотом регулятора, он как бы "нырнет" в зазеркалье и начнет различать на отраженном небе звезды и отыщет одну из них, которая окажется нашим Солнцем. Все более увеличивая изображение, поблизости от Солнца Пифагор легко отыщет Землю, а на ней - виллу Фаона вблизи Рима, где смерть настигла Нерона, если, конечно, этот факт подтвердится.
      Ясно, что благодаря конечности скорости распространения волны - физического носителя информации для телескопа, Пифагор всегда может выбрать подходящую планету-зеркало и время наблюдения, чтобы увидеть отражение Нерона именно в самый нужный, предсмертный момент.
      
      В-четвертых, как и излучение в макроскопе Пирса, астральный свет у оккультистов является всепроникающим флюидом (см., например, "Учение и ритуал высшей магии" Элифаса Леви), способным проникать сквозь материальную корку, кожуру человеческого тела, подобно рентгеновским лучам. Поэтому Пифагор с помощью своего телескопа - "всевидящего ока" сможет прочитать и запомнить всю "книгу души", т.е. память Нерона, хранившуюся в его голове.
      
      В-пятых, после этого Пифагору останется только сохранить информацию, отсканированную с помощью телескопа в голове Нерона в его предсмертный миг, в новом теле Нерона, то есть, по выражению Иоанна, "вложить дух в образ зверя".
      
      После изложенных пяти операций душа Нерона окажется воскрешенной и Нерон, собственной персоной, как ни в чем не бывало, очнется, будто ото сна, в новом теле.
      Таков, в общих чертах, был замысел Пифагора, что мы и считаем "рациональным зерном", зародышем христианства. Именно это изобретение, утверждаем мы, и послужило толчком к учреждению христианского проекта, к тому, чтобы перевести идею уже на правовые рельсы юридического договора-завещания, именуемого "Новым Заветом". Надеюсь, несмотря на все издержки, "рационалист до мозга костей" согласится, что в нашем изложении нет ничего иррационального. "Гипотеза Пифагора" сформулирована, цель обозначена. Возможно, некоторые современные физики, участвующие в работе Общества имени Н.Федорова, могут сходу забраковать изложенный замысел как технически неперспективный и предложить другие, более реалистичные пути решения той же задачи. Однако общий принцип от этого не изменится, тогда как реконструированная нами идея воспользоваться удаленным зеркалом выигрывает своей яркостью, образностью, наглядностью и понятностью.
      Изложенный пифагорейский проект, о котором проговорился Иоанн в 13-й главе своего Апокалипсиса, органично дополняет "гипотезу Пифагора", о которой известно от Диогена Лаэртского. Суть гипотезы в том, что для наследования души важна только память, не важно ни в каком она теле, ни даже как и когда она там окажется. В соответствии с этим для воскрешения Нерона предлагается создать его "клона", только не так, как клонировали овечку Долли, а произвести еще и копирование сознания. Изложенный выше спор Гермеса и Пифагора в этой связи сводится к дилемме: пробудится ли в клоне подлинная душа Нерона, как считал Пифагор, либо у клона будет совсем новая личность, никак не связанная с исконной душой умершего Нерона, как считал Гермес. Если прав Гермес, то целесообразность изложенного "цивилизационного" пифагорейского проекта окажется, мягко говоря, сомнительной. Тогда это было бы не всеобщее "загробное спасение", а непонятно, что.
      Но сегодня можно считать доказанным точной наукой, что оказывается, прав был Пифагор. Я мог бы сослаться на авторитетных теоретиков в области копирования сознания, но думаю, правильнее будет совсем просто, на пальцах показать всю сермяжную пифагорову правоту.
      
      
      Почему в споре с Гермесом был прав Пифагор
      
      Дело в том, что человеческая жизнь, какой она реально является, не может продолжаться без ежедневного обновления тела. Посредством обмена веществ наше вчерашнее "Я", как его понимал Гермес, ежедневно умирает во время сна, только незаметно и безболезненно. Слепая физиологическая программа каждый день создает нового клона, и "новое Я", ничего не замечая, пробуждается в этом совершенно новом теле. Этот процесс клонирования прерывается только смертью, но ведь искусственно созданный клон ничем не хуже и ничем не отличается от того, который не успел появиться на свет естественным путем.
      На это часто возражают тем, что естественное клонирование, в отличие от искусственного, происходит плавно и постепенно, но при этом не могут сформулировать, что это может доказывать. Человеческое сознание - это ведь субъективная реальность, которая не существует в то время, когда человек мертв, или находится в бессознательном состоянии, или в коме. Какая разница для моего сознания в момент выхода из комы, резко или постепенно обновлялось мое тело, пока я был в отключке?
      Более того, если рассуждать на уровне элементарных частиц, из которых состоит мое тело, то эти частицы - просто сгустки энергии, для которых вообще не существует понятия идентичности. Можно считать, что эти мои "кирпичики" ежесекундно заменяются, обмениваясь энергией с внешней средой, тем самым резко и ежесекундно клонируют меня, обновляя мое тело. По представлениям современной квантовой электродинамики и теории элементарных частиц стабильно-дискретных частиц вообще не существует, все они имеют волновую природу, это кванты или ансамбли квантов соответствующего поля. Будьте уверены: когда Вы открываете глаза после очередного моргания, Вы уже представляете собой "клон" той личности, что была до моргания.
      Единственным универсальным критерием истины является практика. А наша житейская практика показывает, что в скольких бы новых телах не пробуждалась наша память, мы никогда не утрачиваем своей "самости", наша "душа" неуклонно "перетекает" в новое тело. Именно в том смысле, в котором мы на практике ощущаем эту идентичность своего "Я" на протяжении всей своей жизни, наш практический опыт и доказывает, что душа наша обязательно "перетечет" и в искусственно созданное тело, если туда скопировать нашу память, куда же она денется?
      Мне могут возразить, что можно ведь изготовить клон в нескольких экземплярах. В который именно из этих клонов душа "перетечет"? Правильным ответом будет такой: она перетечет в каждый из клонов безо всяких исключений, после чего каждый клон будет уже самостоятельной личностью, причем все эти личности будут совершенно равноправными продолжениями той оригинальной личности, с которой производилось копирование.
      Наступят времена, когда человек, в случае необходимости, сможет таким способом преднамеренно "раздваиваться".
      Скептик может с этим не согласиться:
      - Держу пари, что если Вы сегодня ночью изготовите хоть сто моих клонов, по одному в ста разных странах, меня это никак не коснется. Завтра утром я как ни в чем не бывало проснусь на своей кровати. Приходите ко мне и убедитесь: как свидетель я удостоверю, что ни в каких клонов моя душа не "перетекла", прав был Гермес. Как это мое свидетельство Вы сможете втиснуть в свой универсальный критерий истины, каковым является практика?
      Но ведь остальные сто свидетелей проснутся завтра утром в другой стране, осмотрятся, осознают свое положение и скажут: "Каким дураком я был вчера! Запишите мое свидетельство о том, что прав был Пифагор." Таким образом мы получаем сто голосов за Пифагора против одного за Гермеса. То впечатление, что Ваше свидетельство гораздо более весомо, так как остальные сто свидетелей - всего лишь клоны, глубоко ошибочно. Вы на себя-то посмотрите: ведь Вы - тоже клон, только полученный другим способом.
      Изложенный взгляд на вещи самоочевиден для специалистов, но новичок почему-то иногда недоумевает: "По-вашему получается, что никакой души вообще не существует?". На самом деле никто этого не говорит. "Душа", сознание, человеческое "Я" - это несомненная реальность, только устроена она не так, как нам кажется, самих себя мы принимаем не за то, чем в действительности являемся.
      
      Ничего общего со сказанным не имеет вера в самопроизвольную реинкарнацию, которая, якобы, отчего-то происходит сама собой, без чьего-либо участия. Никаких фактических оснований и практических подтверждений эта вера не имеет и даже теоретически непроверяема, уже потому она антинаучна. Более того, ведь реинкарнация в корне противоречит и реконструированному нами пифагорейскому проекту, и традиционным христианским представлениям. В самом деле, о каком целенаправленном воскрешении душ далеких предков может идти речь, если те души давным-давно, сразу после смерти куда-то переселились: кто в других людей, кто в животных, а кто и в растения? Поэтому ни в каких пропорциях нельзя смешивать веру в реинкарнацию с идеями Пифагора, как это делал, например, Диоген Лаэртский.
      С точки зрения науки сознание человека после его смерти не погибает безвозвратно, пока в окружающей природе, в космосе еще не стерлись следы, не развеялась информация, составляющая память умершего. Душа умершего никуда не "реинкарнирует", а как-бы дожидается, когда ее воскресят. Это похоже на коматозное состояние больного.
      Когда человек находится в коме, его сознание не функционирует, в это время "души" вообще не существует, как и у мертвого. В теле больного, в том числе и в мозгу, протекают только физиологические процессы - продолжается обмен веществ, тело обновляется. Если в мозгу уцелела память, точнее, информация на своих носителях, расположенных в нейронах, больного можно еще спасти. Если рассматривать и пифагорейский проект как раздел медицины-реаниматологии, то умершего человека можно рассматривать как больного, находящегося в глубокой коме, так как еще сохранилась информация, составляющая его память, только найти ее можно не в нейронах, а в удаленном зеркале, в "зазеркалье".
      С технической стороной проекта мы худо-бедно разобрались. Продолжим теперь разбор Иоанновых загадок в 13-й главе его Откровения.
      
      
      Правовая сторона дела
      
      Вероятно, читателю не совсем понятно, почему я постоянно веду речь о всеобщем загробном спасении, тогда как в 13-й главе Иоанн описал оживление только "образа" Нерона. Если даже планировалось продолжить процесс оживлений, то почему Нерон был воскрешен первым? Зачем вообще воскрешать это чудовище, Нерона? В чем состоял смысл убийства тех людей, которые отказались поклоняться Нерону и его "образу"? Кому и зачем понадобилось начертание знака зверя на лбу или на правой руке у всех людей? В чем смысл запрета покупать и продавать для тех, кто откажется нанести на себе это начертание?
      Очевидно, изобилие неясностей объясняется тем, что Иоанн описанию чуждого ему проекта посвятил всего восемь стихов, коротенький фрагмент, в котором невозможно было четко разъяснить хотя бы суть проекта. Иоанн набросал карикатуру, в которой упомянул лишь некоторые приметы проекта, такие, как число зверя, оживляемый "образ" зверя и другие, по которым осведомленный читатель мог точно судить, что речь идет именно о том самом Проекте, учрежденном Нероном и пифагорейцами.
      Судя по некоторым двусмысленностям, Иоанн был знаком с Проектом поверхностно. Например, Иоанн явно не понимал, являются ли первый зверь и его "образ" разными вещами, или это - одно и тоже. Вроде-бы он всегда говорит о них отдельно, но почему-то не сообщил, что стало с "образом". С одной стороны, "лжепророк", вроде-бы, наделен императорской властью, а с другой - непонятно, почему Нерон, исцеливший свою рану, совсем не участвует в проекте, всем руководит "лжепророк", а когда последний оживил "образ зверя", этот образ принял командование на себя.
      Очевидно Иоанн, зная о планах воскресить Нерона в рамках проекта, не знал, куда деть того Нерона, который, как все думали, воскрес уже в 68 или в 69 году, когда его "смертельная рана исцелела". Вот у него и получилось что-то невразумительное - то ли 1-й зверь является правящим императором, то ли 2-й зверь.
      Но реконструировать оригинальный проект Нерона-Пифагора, просто сообразуясь со здравым смыслом, как Вы увидите, совсем не сложно. Ниже мы этим и займемся, а по ходу дела будем сверяться с тем, что говорил Иоанн в 13-й главе.
      
      Итак, в среде пифагорейцев к началу новой эры созрел тот цивилизационный проект всеобщего "загробного" спасения, технические детали которого мы уже обрисовали. Хотя реализовать его возможно только в далеком будущем, учреждать проект необходимо было уже в I веке, чтобы уже "загробную" судьбу античных жителей включить в рамки проекта. А для того, чтобы учредить проект, как следует, в том числе, из свидетельства Иоанна, пифагорейцы выбрали самый надежный путь - использовать для этого всю пробивную силу римской императорской власти, а также силу Римского права.
      Причем тут право? Авторы проекта не могли не понимать, что возможная в будущем практика воскрешений - слишком ответственная вещь, чтобы далекие потомки могли себе позволить воскрешать кого угодно и как угодно. Порядок в таком деле затрагивает интересы и живых, и мертвых, и даже внеземного разума. Правовое сознание римлян не допускало возможности незаконно распоряжаться даже имуществом умершего, а не то что его главной собственностью, душой. Совершенно необходимо было выработать правовой механизм свободного изъявления живущими личностями их воли и желания быть воскрешенными, а такой механизм, завещание, уже был важнейшей составляющей Римского права.
      Итак, участник проекта должен был согласиться завещать право воскресить свою душу. Но кому? Кому-нибудь из далеких потомков? Несерьезный подход. Вообще-то у римлян даже был запрет указывать в завещаниях неродившихся еще детей. Очевидным выходом из положения был такой путь: завещание должно быть коллективным, где в качестве обладателя правом реанимировать души завещателей указывается одно, единое для всех лицо, причем лицо это и должно быть главным учредителем проекта. Этот учредитель должен быть воскрешен в особом порядке, самым первым, после чего он смог бы выполнять роль доверенного лица завещателей, контролировать процесс воскрешения, выступать правовым гарантом исполнения завещания, а также судьей в разрешении спорных вопросов.
      Ясно, что на эту роль лучше всего подходил авторитетный, а еще лучше - всенародно любимый император. Таким вполне можно было назвать Августа Октавиана. Очень подозрительно выглядит в четвертой эклоге Вергилия (40г.до н.э.) заявляние о наступлении счастливого века, этакой эры спасения, которое связывалось автором с фактом рождения чудесного младенца, "отпрыска богов" и "питомца Юпитера". Не указывает ли это на попытки уже в то время, когда еще даже не была создана новая религия, культ римского императора, вовлечь Августа в проект всеобщего "загробного" спасения в роли его учредителя? Вообще-то, титул "спаситель", который носили принцепсы-императоры, трудно разъяснить убедительно, если имелось в виду не "загробное" спасение. Не для того ли Август и приступил к созданию разветвленной структуры императорского культа, чтобы на этой базе позднее учредить обсуждаемый проект? В любом случае сам Август не стал учредителем.
      Следующим императором был Тиберий, но по своим личным качествам он не годился на роль учредителя пифагорейского проекта. Его тяжелый, чуждый каких-либо авантюр характер, непопулярность в народе, преклонный возраст не оставляли надежд, что он согласился бы принять пифагорейское посвящение. Совсем другое дело - усыновленный им Германик, который должен был унаследовать власть Тиберия. Вот уж кто был действительно всенародно любимым и авторитетным принцем, прекрасно подходившим пифагорейцам. Но к сожалению, Германик слишком рано умер, так и не став принцепсом.
      Приход к власти Калигулы, сына Германика, был с восторгом встречен народом. Но восторг основывался только на светлой памяти об его отце. Не исключено, что Калигула потому и объявил себя живым богом, что его попытались посвятить в пифагорейский проект. Если это так, то получается, первый блин оказался комом. На почве какой-то болезни Калигула слегка тронулся умом, если верить историкам, вкратце изложившим клинику его болезни. В любом случае правил он менее 4 лет и не успел даже стать всенародно известным. С Калигулой ничего не получилось.
      Следующий император, Клавдий, брат Германика, хоть и обладал некоторой ученостью, не был популярен в народе. Не могло быть и речи о том, чтобы попытаться поставить его во главе цивилизационного проекта. О чем речь, если Клавдий был откровенным посмешищем в высшем свете и в народе?
      И вот, наконец, пришло время Нерона, внука Германика. Для пифагорейцев все звезды сошлись на нем. С юных лет он был авторитетным молодежным лидером, обожал всевозможные авантюры, его любознательность, общительность, любовь к искусству, философским спорам, его молодость и красота солнечного принца, редкий гуманизм, миролюбие, и даже артистизм и экстравагантность,- все указывало им, что другого такого кандидата на роль всемирного спасителя им пришлось бы долго ждать. В завоевании всенародной любви Нерон, пожалуй, превзошел даже своего деда Германика. Ведь Германика любили, в основном, в самом Риме, и в первую очередь за его ратные подвиги, что не очень хорошо для всемирного гуманистического пифагорейского проекта. Нерона же любили и на всем эллинистическом востоке, и даже в Парфии. На востоке его полюбили, когда узнали, как сильно Нерон любит греков и греческую культуру, а в Парфии - после того, как Нерон, со свойственной ему галантностью, ухитрился полюбовно заключить с ней мир, соблюдя при этом и римские интересы. Да ведь Германика народ и не знал так хорошо, как Нерона, который до того любил покрасоваться перед народом, что чуть ли не пол-империи могло видеть его своими глазами во время его концертов, выступлений в театре и в цирке, гастрольных поездок, торжественных шествий и народных гуляний.
      Так имело ли место в истории официальное учреждение проекта Нерона-Пифагора? Согласитесь, что если бы не имело, то вряд ли Иоанн сочинил бы свой Апокалипсис. Обряд, в котором какой-то Пифагор посвящал Нерона в какую-то митраистическую степень, также вошел в историю. Думаю, что усматриваемые здесь историками элементы митраизма не случайны. Показательно и то, что во время визита в Рим армянского царя Тиридата, на глазах у всего Рима и иностранных делегаций Нерон был торжественно и на весь мир объявлен живым воплощением бога Митры.
      Наверняка создаваемая новая римская религия должна была соединить в себе императорский культ, пифагорейскую науку и митраизм. Последний был нужен для придания религии авторитета седой древности.
       Синкретизм этот было легко осуществить, так как в основе своей митраизм как раз имел идею "загробного" спасения. Отлаженный уже механизм и организационные структуры императорского культа еще при живом Нероне должны были распространять в народных массах "евангелия" о Нероне-спасителе, в которых слушателям прививалось убеждение о правовых, имперских, научных и "божественных" гарантиях для перспективы воскрешения.
      Тогда стало бы понятно, отчего так прикипела народная душа к личности Нерона, что несколько десятилетий народ не желал верить в то, что Нерон мертв.
      Вы скажете, что если все это и имело место в истории, то все равно Ваш проект Нерона-Пифагора, как и в случае с Калигулой, потерпел крах? "Отчего же, ведь современное христианство - это реальность, порожденная именно проектом Нерона-Пифагора, только Нерон представлен в христианстве под псевдонимом Иисус Христос, а вместо митраизма для синкретизма был выбран иудаизм. Пусть и в изуродованном виде, но проект, таким образом, одержал победу.",- отвечу я.
      На это предвижу такое возражение. "Тот проект, что Вы подробно излагаете, и римская религия, и митраизм,- все это не имеет отношения к христианству. Христианство - это то, что написано в Новом Завете и то, чему нас учит Церковь. Так было всегда, для всех поколений христиан."
      Но простите, откуда же Вы знаете, как это представлялось для самых первых, одного-двух поколений христиан, когда не было еще известно ни новозаветных текстов, ни церковных догматов? И по логике традиционных христианских представлений, и по логике того механизма спасения, который излагали мы, процесс воскрешения должен вестись последовательно: сначала воскрешается самое первое поколение христиан, затем - их дети, потом - внуки и так далее. По Новому Завету, который как раз представляет собой завещание, христиане завещают свою душу ни кому попало, а именно тому Иисусу Христу, которого лично знало, видело и слышало первое поколение христиан. Стало быть, только самое первое поколение и может сказать, кто из нас прав. Остальные поколения должны будут согласиться с непосредственными свидетелями, слово которых уж как-нибудь перевесит мнение их потомков, ведь яйца курицу не учат...
      Церковь, между прочим, никогда и не гарантировала дословную и абсолютную правдивость новозаветных текстов. А вот когда наши потомки создадут тот телескоп, инструмент для наблюдений прошлого, они и увидят, как все было на самом деле и кто есть кто. Может быть, Вы думаете, они увидят, как Иисус разгуливает по Палестине, то и дело вытворяя чудеса? Будьте серьезнее. Верить в это можно лишь тогда, когда нельзя ничего проверить. А вот деяния Нерона они смогут подробно расследовать, будьте спокойны - кровожадное чудовище, если Нерон таковым окажется, они не выпустят на свободу. Разумеется, его в любом случае воскресят, если мы правы в том, что он является правомочной договаривающейся стороной Нового Завета. Но если он окажется преступником, его права в вопросах воскрешения будут ограничены, никаких судебных функций он не сможет исполнять.
      Мы уже разобрались, почему в самом начале римского проекта спасения Иоанн в 13-й главе изобразил именно оживление "образа зверя", то есть клона Нерона. Нетрудно догадаться, что далее уже сам воскрешенный Нерон должен был продолжить процесс воскрешения, иначе невозможно было бы понять, чем мог "лжепророк" обольщать человечество, а столкновения иудейской идеи загробного спасения с римской идеей, которое явно было главной темой Иоанна, не получилось бы, и тогда было бы непонятно, зачем вообще Иоанн взялся за перо.
      Однако можно предположить, что самыми первыми воскрешенными будут врачи, авторы технологии реанимации, а не Нерон. Они должны будут сначала испытать свою разработку на самих себе. И Нерон в конце жизни должен был соблюсти некоторые правовые тонкости. В чем состояла главная объективная причина свержения Нерона - темный вопрос. По всей видимости, господствующие классы не устраивало поведение Нерона, который, вместо того, чтобы защищать их интересы, чувствительно прижимал их, а все свое внимание и заботу обращал к "черни", как выражался Тацит. Тут нам следует согласиться с Наполеоном, считавшим, что Нерон сильных держал в ежовых рукавицах, но никогда не обижал слабых. Не исключено, что таким господам, как Тацит, очень не нравилось, что в "небесном царстве" Нерон планировал уравнять в правах богатых и бедных, а воздаяние оказывать по личным заслугам каждого. Наверняка Тациту представлялось более справедливым, если бы и на "том свете" он продолжал господствовать над "чернью". Как бы там ни было, утвердить "теократическую" империю нового типа Нерону не удалось. Если верить Светонию, загнанный в угол Нерон покончил с собой, вонзив себе в горло меч. Правильно ли он поступил в правовом отношении, как должностное лицо, претендующее на роль "загробного" спасителя человечества? Если бы он в тот момент предпочел цепляться за жизнь, рискуя под пытками отказаться от своих убеждений, чем расторгнул бы тот договор, который заключил с людьми, то, наверное, он разочаровал бы нас. Почему бы ему, как и тем врачам, было не испытать на самом себе "лекарство воскрешения", вместо того, чтобы цепляться за жизнь? А вот его добровольный уход из жизни, по-моему, можно считать самопожертвованием ради "Общего дела", что только добавляет легитимности Новому Завету.
      Мы уже заметили, что Иоанн поверхностно понимал суть римского проекта. Разные этапы его осуществления он свалил в одну кучу, и мы должны его поправить. "Лжепророк", наделенный всей властью "первого зверя", таким образом, является императором, наследником Нерона на троне, который должен был играть роль верховного жреца нового культа Нерона и руководителя очередного этапа осуществления проекта. Иоанн явно не понимал, что до того времени, когда будет возможно оживление "образа зверя", должно было смениться много поколений и императоров. Для изготовления "образа зверя" как раз и потребовались бы усилия этих многих поколений. Поэтому "обольщать" человечество, агитировать людей приступить к изготовлению "образа", объяснять им прелести загробного бессмертия "лжепророк" должен был в самом начале, первому поколению.
      И начертание на правую руку или на чело участников проекта наверняка обязали нанести в самом начале его реализации. Оно означало подпись человека под тем духовным завещанием, которое теперь называется Новым Заветом, а написано должно было быть имя Нерона, которому и завещалась душа подписанта.
      Видимо, идеологи проекта понимали, что не все подданные империи согласятся нанести это начертание. Так как эти люди не являются участниками проекта и не желают, чтобы их душу воскрешали, то встает закономерный вопрос: должны ли они нести расходы на осуществление проекта? Конечно, это было бы несправедливо, но если эту категорию в виде исключения освободить от расходов, то они получат весомое экономическое преимущество перед участниками проекта, ведь расходы планировалось огромные, членские взносы в том или ином виде платили бы многие поколения. Ясно, что со временем освобожденные от взносов разбогатели бы, и если допустить свободные товарно-денежные отношения между любыми людьми, то бедные будут становиться беднее, а богатые - богаче, разумеется, за счет бедных. В конце концов богачи, не имеющие "начертания зверя", силой своего финансового могущества могут сорвать осуществление проекта. Поэтому идеологи могли рассматривать план полного экономического отделения "отказников", чтобы они не могли богатеть за счет участников проекта. Иоанн изобразил это как запрет покупать или продавать тому, кто не имеет начертания зверя.
      Уже после того, как Нерон был оживлен, по Иоанну, он "говорил и действовал так, чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя". Это место Иоанн явно недопонял. Нерон, руководя процессом воскрешения, не должен был воскрешать тех, кто ему не поклонялся, кто не являлся участником римского проекта. Именно тех, кто остался без воскрешения, Иоанн и называет "убиваемыми". Что все это значит?
      Напомню, что в христианстве главной благодатью считается "загробное" спасение через воскрешение, после чего человек еще получает воздаяние, сообразное его земным делам. А вот для спасения земные дела не имеют значения, все решает вера в Христа, поклонение Христу. Именно этот основополагающий принцип мы и обнаруживаем в римском проекте 13-й главы Откровения: спасается только тот, кто поклонялся Нерону.
      А вот по канонам иудаизма, любое воздаяние человек может получать только в соответствии с его делами. И главная суть Откровения - спасение именно посредством дел иудейского Закона, то есть Иоанн считает, что человек, не исполнявший иудейский Закон или преступник не может спастись.
      Загробное спасение, по Иоанну, предназначено преимущественно для иудеев, а самая ужасная участь на том свете ждет тех, кто поклонялся римским императорам. Эту иудейскую позицию в Откровении отстаивает небесный Христос, а христианскую позицию отстаивает Нерон-Антихрист, то есть получается, Апокалипсис Иоанна - яростное антихристианское сочинение, в котором Христа и Антихриста автор поменял местами. С точки зрения активного христианства, где воскрешение мертвых рассматривается как медицинская помощь, как реанимация коматозного больного, ошибочность представлений Иоанна не нуждается в доказательствах.
       Лично мне в Откровении интереснее то, о чем не сказал Иоанн. Например, я многое бы отдал, чтобы хоть краешком уха услышать, что же говорил тот, кто говорил как дракон? Чем же именно он обольщал человечество, ведь он должен был нарисовать картину своих представлений о загробном счастье? Что тут поделаешь, придется нам попробовать восполнить этот пробел.
      
      О чем говорил тот, кто говорил как дракон (реконструкция)
      "Если вы не думаете о будущем, у вас его и не будет."
      Джон Голсуорси
      
      Итак, какой-то римский император, последователь Нерона и сторонник пифагорейства, стоит на трибуне и обращается к своим подданным с речью, в которой стремится заинтересовать их проектом создания "образа" Нерона, так сказать, "обольстить" народ восхитительными и головокружительными перспективами проекта. Иоанн вел речь о реализации проекта даже в масштабе всемирной империи, в условиях этакой античной "глобализации". Что ж, надо сказать, это была неплохая идея. Если современная глобализация задумывается для того, чтобы совместными усилиями народов мира претворять в жизнь федоровское "Общее дело", вместо того, чтобы изобретать оружие и убивать им друг друга, я был бы обеими руками "за".
      Раз уж наш император "говорил как дракон", мы будем условно называть его Пифагором.
      В начале своей речи Пифагор вкратце объяснил те технические и правовые основания проекта, что мы уже обрисовали. К этому Пифагор добавил:
      
      Пифагор. Вся имперская политика будет направлена на осуществление нашей общей цели и любой человек, примкнувший к нашему проекту, сможет иметь спокойную и совершенную уверенность в том, что цель будет достигнута. Гарантией тому служит авторитет и мощь императорской власти и Римского права, авторитет сидящих в президиуме ученых профессоров и академиков, а также авторитет присутствующих богословов и жрецов. Дамы и господа! Теперь я хотел бы перейти к ответам на ваши вопросы.
      
      Вопрос. А когда цель будет достигнута и начнется воскрешение мертвых?
      
      Пифагор. Для этого потребуются усилия очень многих человеческих поколений по строительству материально-технической базы, достаточной для осуществления проекта.
      
      Вопрос. (со вздохом разочарования) Если это будет так нескоро, то получается, нас-то, сегодняшних, это никак не коснется?
      
      Пифагор. Это прямо коснется любого из вас, тех, кто присоединится к коллективному договору-завещанию. Уже в следующий момент за наступлением вашей смерти вы пробудитесь в новом мире. Ведь субъективное восприятие времени жизни устроено так, что человек, воскрешенный и через миллион лет, не заметит временной задержки. Перспектива неизбежного воскрешения кардинально изменит ваше отношение и к нынешней земной жизни. Со спокойным оптимизмом вы сможете выстраивать свою жизнь так, чтобы она стала трамплином для полета в будущую жизнь. Даже 90-летний старик сможет спокойно поступать в ВУЗ, ведь затраченные им интеллектуальные усилия сторицей окупятся в его будущей жизни. Закоренелый преступник, став членом нашего проекта, должен будет пересмотреть отношение к своим поступкам. Теперь он будет ясно осознавать, что ни одно преступление не останется нераскрытым. Наши потомки с помощью всевидящего телескопа обязательно раскроют все преступления в истории и все виновные получат по заслугам, после их воскрешения. В нашей империи все преступники для выхода на свободу из мест заключений должны будут сдавать экзамены по курсу углубленных знаний технических, правовых и иных аспектов неизбежной в будущем реанимации личностей.
      
      Вопрос. Вы сказали, что уйдя из жизни, мы пробудимся в новом мире. А каким будет тот мир?
      
      Пифагор. Этот мир, Мир-666, будет населен нашими далекими потомками, а также всеми теми участниками проекта, кто умер на Земле раньше Вас. Не волнуйтесь, очень скоро Вы увидите и тех Ваших близких, которых Вы оставили на Земле. Процесс реанимации будет спрессован по времени. В Мире-666 люди будут вечномолодыми, не будут стареть и умирать от старости. При случайной смерти человек будет реанимироваться как можно скорее. Мучительная боль и страдание в любых их видах будут исключены из практики жизни. Все это обеспечит будущая медицина. Более того, любой человек получит право и возможность в разумных пределах как угодно изменять свой геном. Поэтому в Мире-666 не будет некрасивых и неумных, каждый по-своему будет талантлив и умен, а внешняя красота всецело будет определяться душевной красотой и индивидуальным вкусом.
      
      Вопрос. А где будет расположен Мир-666 ?
      
      Пифагор. На далеких и близких к Земле планетах, освоенных и построенных человеком. Планета Земля слишком мала, чтобы поселить на ней всех обитателей Мира-666. Земля будет преобразована в музей, посещаемый туристами из Мира-666. Конечно, время преобразит облик Земли до такой степени, что вряд ли турист найдет на ней много знакомого. Но любой желающий сможет совершить виртуальное путешествие в прошлое Земли, например, в те времена, когда он жил. Всю необходимую информацию для этого предоставит тот самый инструмент для наблюдений прошлого. Реалистичность такого путешествия в "зазеркалье" не будет отличаться от повседневной реальности, только для тех людей и животных из прошлого, которых Вы встретите в своем путешествии, вы останетесь невидимкой. Вы сможете зайти в свой родимый дом, в свою детскую комнату, увидеть и свои детские игрушки, и даже самого себя.
      
      Вопрос. А чем будут люди заниматься в Мире-666 ?
      
      Пифагор. Все люди будут заняты творческим трудом, нетворческая работа будет уделом роботов. Какое-то время после воскрешения, может быть, лет около тысячи, новички будут, в основном, учиться. Человеческая память в те времена будет уже регулируемой, не нужно будет прилагать усилий, чтобы запомнить нужное или забыть ненужное. Поэтому учеба не будет иметь ничего общего с зубрежкой. Это будет увлекательный процесс творческого усвоения ценностей человеческой культуры, созданных когда-либо, в том числе, когда обучаемые отсутствовали. Тогда же человек сможет и наверстать упущенное в земной жизни - в дружбе, любви, в рождении детей, в любых других человеческих радостях. Придет время, и новичок откроет в себе таланты, которыми сможет приносить пользу обществу, станет самостоятельным творцом или вольется в какой-нибудь дружный творческий коллектив. Воскрешенные преступники, само собой, будут вначале перевоспитываться.
      
      Вопрос. Но зачем людям в Мире-666 вообще трудиться, если материальный достаток им могут обеспечить роботы? Не пресытятся ли они своей жизнью и через 100 лет? Не сойдут ли они с ума от скуки? Не приведет ли человека непреодолимость бессмертия к мечте о смерти? Зачем нужно бессмертие, если обретя его, человек потеряет смысл жизни?
      
      Пифагор. Потерять можно только то, что раньше у Вас было. Есть ли смысл жизни у обывателя, который осознает неизбежность своей скорой смерти, и при этом противится воскрешению? У мудрецов всех времен и народов давно сложилось единое мнение: по большому счету смысл жизни такого обывателя отыскать невозможно.
      Искомый смысл жизни в любом случае должен соединять в себе две вещи. С одной стороны, обыватель должен посвятить жизнь служению некому высшему и абсолютному благу, которое есть несомненная ценность Х, а с другой - Х должно быть благом для самого этого обывателя. Какое бы значение ни принимало Х, жизнь обывателя, отданная борьбе за торжество Х, очень скоро, независимо от воли и усилий обывателя, заканчивается смертью и ценность Х не успевает вознаградить борца за свое торжество. Таким образом жизнь обывателя обессмысливается, как бег белки в колесе.
      Но оказывается, именно обитатели Мира-666 естественным образом наконец-то обретут смысл жизни. К сожалению, то, что в Мире-666 достигается бессмертие - это слишком громко сказано. На самом деле космос в далекой перспективе может поразить такая катастрофа, предотвратить которую люди будут не в силах. Так что никакого "непреодолимого" бессмертия и вытекающей из него мечты о смерти не может возникнуть. Именно от человека, от его творческих усилий будет зависеть, как долго он проживет - один или два миллиарда лет. Это и будет источником смысла жизни.
      Возьмем для примера в качестве Х, т.е. той несомненной ценности, ради которой живет человек, счастье его любимых близких. Для смертного обывателя из этой ценности никакого смысла жизни не вытекает: с одной стороны, к чему все Ваши старания, по большому-то счету, если все любимые Вами близкие очень скоро умрут, и от Вас не зависит, как скоро это случится, а с другой стороны, Вы сами, возможно, умрете еще раньше, где же Ваша личная награда за Ваши старания?
      Для обитателей Мира-666 все кардинально изменится: ценность Х, счастье Ваших любимых близких, та же самая, а результаты служения ей - принципиально иные. Теперь уже, с одной стороны, Ваши старания оказываются очень даже к чему, ведь только от Вас зависит размер счастья Ваших любимых близких, проживут ли они один или два миллиарда лет, а с другой стороны - и Вам самому достанется награда в виде лишнего миллиарда лет жизни, счастья любви и творчества, ведь хотя бы ради своих близких Вы не будете иметь морального права не быть счастливым. Вот такая награда уже стоит того, чтобы за нее побороться. Налицо все признаки обретения у каждой личности полноценного смысла жизни.
      
      Вопрос. Но может ли человек, по самой своей природе, где бы он ни жил, быть счастливым? Разве возможны будут моменты счастья, если, как Вы говорили, в Мире-666 не будет места мучительным страданиям? Даже счастье любви на практике оказывается неожиданно скоротечным. В первый раз одно только прикосновение к возлюбленной - уже счастье, голова кружится, земля уходит из-под ног. Но как же быстро все это кончается! Какие там миллиарды лет! Да через месяц не останется никакой загадки, никакого трепета и опьянения. Все приедается. Нет в жизни счастья. Как же можно прожить неимоверно долгую жизнь, если на каждом шагу нас неразлучно сопровождает пресыщение?
      
      Пифагор. Но в Мире-666 человек изменит свою природу. Смертный обыватель подобен птице в клетке. Он не имеет тех сил и свободы, которые позволили бы ему постоянно идти вверх, улучшая свою жизнь: слишком быстро приходит старость и смерть, оттого-то жизнь его и мечется между болью и радостью, от взлета - к падению, от горя - к счастью. Так и птице в клетке для того, чтобы чуть-чуть взлететь, необходимо сначала упасть.
      У обитателей Мира-666 не будет клетки над головой. Они вольны будут всегда "лететь вверх", расширяя горизонты своего счастья, поэтому им и не будут нужны для счастья горе и страдания. Пресыщение любовью и другими радостями жизни - это эволюционное приобретение, выполняющее ту же задачу, что и старение. В Мире-666 старение не нужно, и потому будет заблокировано. А пресыщение в одних случаях полезно и будет сохранено, а в других, например, в любви, совершенно не нужно и легко может блокироваться. Такое ценное свойство человека, как любопытство, перестает получать пищу, когда Вы настолько узнаете предмет своей любви, что ничего нового не остается, и наступает пресыщение. Напомню, человеческая память в Мире-666 будет регулироваться, человек сможет помнить то, что нужно и забывать, что ему не нужно. Если всегда отключать запоминание любовных контактов с Вашей возлюбленной, то она будет для Вас вечной загадкой, каждое новое прикосновение к ней будет для Вас счастьем, голова Ваша будет кружиться, а земля уплывать из-под ног. Таким же образом из памяти будут стираться все отрицательные моменты взаимоотношений. Это стирание будет почти то же самое, что и чистка зубов. И это вполне нормально: любовь - хрупкая вещь, ее нужно оберегать, холить и лелеять. Подобных усовершенствований человеческой природы в Мире-666 будет бесконечно много.
      
      Вопрос. А что же будет, когда закончатся те два миллиарда лет и начнется та космическая катастрофа, предотвратить которую не смогут обитатели Мира-666? Может быть, они окончательно умрут и тогда уже придет черед реинкарнации?
      
      Пифагор. Та смерть не будет ужасной. Во-первых, она будет безболезненной, во-вторых, ведь всем вместе умирать не так страшно, а в третьих - в любом случае последней умрет надежда. Умирая, мы не будем знать наверняка, окончательно ли мы умираем. Наши души никуда не реинкарнируются. Они как бы будут дожидаться, когда их воскресят. Спустя какое-то время нас, к примеру, может вернуть к жизни, по взаимной договоренности, соседняя дружественная цивилизация. А может быть, перед смертью мы сумеем создать условия для появления новой жизни на осколках погубившей нас катастрофы, затем эта новая жизнь разовьется, ее разумные представители заинтересуются, кто же это создал условия для их появления на свет, создадут технологии проникновения в "зазеркалье", увидят, как мы погибали и воскресят нас? Конечно, и сами обитатели Мира-666 когда-нибудь установят, действительно ли условия для жизни в нашей вселенной создал какой-то разум. Они обязательно попытаются узнать, не явился ли Большой Взрыв катастрофой, погубившей наших "создателей" и нельзя ли им помочь...
      
      Вот примерно в таком духе, думается нам, говорил тот, кто говорил, как дракон. Устанавливая на пьедистал три шестерки, мы не хотели оскорбить ничьих религиозных чувств, наоборот, желали бы оградить от оскорблений Нерона, имя которого в шестерках зашифровано. Глубоко верующий вряд ли оценит то, что мы излагали. Ему хорошо, он ведь уверен, что все, что предлагалось пифагорейцами, никому не нужно, так как есть бог, который сам все сделает. А как быть миллионам атеистов, не признающих слепую веру? Получается, они лишены "загробных" ценностей и перспектив? Вот к ним, в основном, я и обращаюсь: господа, а может быть, Пифагор говорил дело?
      
      
      
      
      
      Глава 2. Почему происхождение христианства из иудейства невозможно
      
      Некоторые этнографы утверждают, что в памяти народов мира, - в мифологии, древних поверьях, сказках и песнях, - до сих пор сохраняются воспоминания о многих вымерших животных, таких, как мамонты и даже динозавры. Если бы мы попытались выяснить из этих сказок и песен, от кого произошел тот или иной удивительный зверь, будь то жираф, змей или слон, то наверняка мы узнали бы много новых занимательных историй, в которых человек порой рождается от слона, а слона вполне может родить львица. Не правда ли, это был бы явно несерьезный подход к делу? Но ведь именно из евангельских сказок и ветхозаветных пророчеств выводят традиционную версию, по которой христианство, якобы, произошло из иудаизма.
      Для серьезной реконструкции происхождения животных ничего путного нам не дала бы и голая философия. Так, если попытаться чисто метафизически постичь сущность эволюционного процесса, то умение летать вполне можно принять за наивысшее достижение естественного отбора. Рассуждая таким образом, нельзя будет не задуматься: а не могли ли птицы, как высшие животные, произойти от кошек и кроликов, летать еще не научившихся? А может быть, птицы могли произойти только от уже летающих существ, таких, как комары и мухи? Или, все-таки, для нашей реконструкции нам нужно поискать другие подходы?
      Если же говорить серьезно, для установления истины правильным будет рациональный и скучный подход современной науки - надо, отбросив голую философию и фольклор, сначала непредвзято и объективно вычленить основополагающие признаки видов, найти правильное место базисных признаков в ряду признаков второстепенных, таких как умение летать или плавать, уяснив логику развития признаков, и тогда уже с некоторым основанием строить гипотезы о том, кто от кого произошел.
      Точно так же, если мы хотим выявить правильную субординацию и происхождение таких культурных феноменов, как иудаизм и христианство, мы должны будем внимательно рассмотреть их отличительные анатомические признаки и попытаться вычленить среди них признаки базисные, главные идеи, лежащие в их фундаменте, которые объясняют происхождение всех вторичных особенностей. Вот тогда уже, с кое-каким основанием можно попытаться проверить библейскую, полу-сказочную версию зарождения христианства.
      При всей очевидности подхода, удачных попыток подобного критического анализа мы не встречали. Так, почти уникальная в этом роде попытка В.Розанова, предпринятая в его очерке 'Юдаизм' (анализ сексуальных норм и религиозного осмысления секса), выглядит довольно безуспешной. Но Розанов хотя бы попытался найти разгадку, хоть какое-то целостное систематическое решение. У других исследователей (К.Маркс, Н.Бердяев, Э.Ренан, В.Робертсон Смит и др.) касательно сущности иудаизма в лучшем случае мы находим отдельные бесспорные и спорные замечания, суждения, наблюдения и догадки.
      Приступая к собственному анализу, мы не хотим оскорбить ничьих религиозных чувств, напротив, нам хотелось бы представить религиозное многообразие человечества в чудесном образе единого природного алмаза. И только для того, чтобы превратить наш алмаз в переливающийся бриллиант, мы беремся за его огранку. Мы желали бы обнаружить в иудаизме и христианстве две смежные грани бриллианта, отражающие, каждая по-своему, некий божественный свет. Происходит это благодаря четкому и правильному ребру, разделительной линии между гранями, и в линии этой нет никакой мистической дьявольщины.
      Это похоже на реки земного шара, каждая из которых имеет свой бассейн, аналог наших граней. Линия, разделяющая два смежных бассейна, называется линией водораздела. Это словосочетание в дальнейшем мы будем произносить чисто метафорически. Так вот, земные линии водоразделов проходят по вершинам возвышенностей и горных цепей, а истоки смежных рек совсем близки. Так и в нашем случае, истоки христианской реки где-то совсем рядом, даже переплетаются с истоками реки иудейства, а именно, очевидное родство их истоков заключается в общем для двух религий исходном принципе моральности, императиве добра, справедливости и законности мироустройства.
      Почему же тогда наши реки текут в разные стороны? Разгадку мы можем найти, скорее всего, именно где-то в истоках, на линии водораздела. Более того, мы должны будем объяснить, почему каждая из двух рек и не может вести себя как-то иначе, чем это наблюдается на практике.
      Итак, мы приступаем к огранке бриллианта. Занятие это требует филигранной, математической точности и должно предваряться внимательным рассмотрением нашей заготовки, природного необработанного алмаза. Его поверхность далеко не идеальна, изобилует уродливыми наростами и мутными вкраплениями. Точно такое впечатление оставляет критический обзор реально-исторического облика обеих наших религий. К сожалению, на практике ни в одной из них поначалу невозможно разглядеть столь желанный для нас чистый блеск бриллианта: слишком много неприглядного успели записать на свой счет адепты двух религий, не говоря уже о накопленной массе взаимной ненависти и чванства, или о совсем уж невинных несуразностях в каждой из двух теологий.
      Нам хотелось бы убедиться, что все эти негативные вещи вовсе не являются следствием их религиозных основ, наоборот, все негативное противоречит основам религий, как наносной мусор, покрывающий и оскверняющий подлинное ядро каждого из двух учений. В нашей аллегории с бриллиантом это означает, что мы должны будем в процессе огранки отсечь ту часть верхней неприглядной поверхности природного камня, что представляет собой наносную скверну и добраться до двух основ, что сразу обнажит и проходящую посередине искомую разделительную линию.
      Пока это понимание не будет достигнуто, воинствующий атеист может с 'полным основанием' декларировать, что общая цель христианства и иудейства - грабить людей, не брезгуя при этом и массовыми убийствами, с той лишь разницей, что христианство поначалу добивалось этого исподтишка, сбивая с толку доверчивых слушателей, а получив статус государственной религии, перешло к методам силовой расправы, религиозным войнам, крестовым походам и инквизиции; а иудейство - наоборот, в ветхозаветные времена истребляло народы, стоящие на его пути, а в поздние времена вынуждено было перейти к методам коварства, скрытности и хитрого обмана. Надеюсь, даже и такие знатоки, хотя бы в глубине души, хотели бы узнать истинную разгадку, к которой мы подходим.
      В нашем анализе мы будем придерживаться предельно уважительного и непредвзятого отношения к основам как иудаизма, так и христианства, априори считая их двумя внутренне логически непротиворечивыми, стройными и высокоморальными теоретическими системами. Это не означает, что мы согласны с тем, что основы какой-либо религии могли быть заложены самим богом. Конечно же, теоретические основы создавались людьми, пусть даже они сами и были убеждены, что главные идеи им диктовал бог. Мы будем считать, что с логикой и моралью у этих людей было все в порядке.
      Если даже отдельное положение какой-либо из двух религий будет выглядеть явно несуразным, то мы не будем раздувать данный казус и подозревать о проблемах с логикой у создателей религии, а будем вскрывать системный источник этой несуразицы, а при возможности предпочтем ту его трактовку, которая снимет все противоречия. Такая идеализация, абстрагирование от мелких шероховатостей, характерна и даже обязательна при обращении с любыми геометрическими фигурами, в том числе и с гранями нашего бриллианта.
      Теперь, пожалуй, мы сразу возьмем быка за рога - отбросив наносную скверну и взаимные обвинения, перейдем непосредственно к линии водораздела двух рек - христианства и иудейства.
      В анналах иудаизма бережно хранится и часто с удовольствием припоминается следующая история. Однажды у рабби Гилеля (жил, как считается, незадолго до Иисуса) один не-еврей спросил:
      - Можешь ли ты объяснить мне сущность иудаизма, пока я стою на одной ноге?
      Гилель со спокойной улыбкой ответил:
       'Не делай другому того, чего себе не желаешь. В этом суть Торы. Все остальное - лишь комментарии к ней. Иди и учись'
      Ясно, что Гилель не мог говорить о загадочной и гипотетической 'устной Торе', которую не-евреям раскрывать запрещалось. Имелась в виду письменная Тора, которая в книгах 'Исход', 'Левит' и 'Второзаконие' открыто и четко излагает законы, в том числе, нравственные, которые, как считается, и обобщил Гилель своей формулой.
      
      Итак, '...Все остальное - лишь комментарии...'. Комментарии, как мы понимаем, - это разъяснения последствий претворения в жизнь основы некой доктрины. Они всегда должны быть логическим следствием основы. Попытаемся проверить формулу Гигеля о главной основе и следствиях из нее.
      Одна из основных, классических идей иудаизма - это знаменитый иудейский принцип абсолютного монотеизма. Является ли монотеизм следствием из основного по Гилелю принципа 'Не делай другому того, чего не пожелаешь себе...'?
      Христианство вполне согласно с основным принципом Гилеля, но никакого абсолютного монотеизма в большинстве его течений фактически не наблюдается.
      В самом деле, монотеизм - это культ только одного, единственного бога, а богом на практике называли любого волшебника, исполняющего свои желания с помощью непостижимых сверх-человеческих возможностей, обычно бессмертного, от которого зависят людские судьбы, и обязательно - регулярно получающего от адептов угодные ему дела, знаки поклонения, молитвы и праздники.
       Тогда и Богоматерь, и многочисленные христианские святые угодники, отчасти даже ангелы и архангелы, херувимы и серафимы, все они по определению - обыкновенные боги, хотя и подчиненные Святой Троице (опять-таки, божественному триумвирату!). За этот вопиющий фактический политеизм христиан постоянно журят иудаисты, их старшие братья, как принято считать.
       Итак, посылка одна и та же: 'Не делай другому того, чего не пожелаешь себе', а следствия в иудаизме и христианстве по части монотеизма - диаметрально противоположны. Неужели христианская теология при выводе из посылки следствия допускает какую-то загадочную логическую ошибку ? А может быть, это формула Гилеля о посылке и следствиях ошибочна ?
      Нас, конечно, сразу опровергнут: 'Монотеизм - это тема, независимая от Моисеева иудаизма! Это - отдельный вопрос, это - истина, открытая евреям задолго до дарования Торы! К чему весь этот вздор?'
      А мы и не возражаем, - скорее всего это, действительно, вздор. В том смысле, что очень сомнительно, чтобы формула Гилеля подошла на роль логически строгого базисного основания иудаизма.
      Каким может быть строгий логический базис иудейства с одной стороны и христианства - с другой, мы сейчас покажем. А именно, мы сформулируем "формулу водораздела" между христианством и иудейством и логически строго докажем теорему о субординации двух религий. Логику доказательства теоремы можно проиллюстрировать на следующем конкретном примере эволюции видов живой природы.
      Вряд ли в животном мире найдется столь же очевидный аналог христианства, как птица. Птицы, как и христианство, ведь преимущественно обращены к "небесам", в отличие от иудаизма, направленного сугубо на "земные" дела, поэтому иудаизм нам резоннее всего сравнить с таким приземленным и замечательным животным, как лев, тем более, что лев был официальным символом народа Израиля (Чис.24:9) и даже сам иудейский бог, вершащий суд, сравнивался со львом (Ис.38:13; Ос.5:14; 13:7,8). Так вот, мы беремся доказать, что уверения об иудейских "генетических" корнях христианства столь же ошибочны и абсурдны, как гипотеза о том, что птицы произошли путем эволюционного развития от львов.
      Последнюю гипотезу вполне можно основывать на том предположении, что в прошлом могли существовать крылатые львы, воспоминания о которых даже сохранились в фольклоре некоторых восточных народов, например, в Эрмитаже хранится одно из изображений крылатых львов, из дворца правителей Термеза (см.рис.1). Вот от тех крылатых львов и могли-де произойти птицы. Вы скажете, что эта апелляция слишком смехотворна? Но разве не смехотворны ссылки на евангельские сказки, если одинаково критично подходить как к библейским чудесам, так и к не-библейским?
      Мы вполне согласны с наукой, которая утверждает, что птицы произошли напрямую от динозавров, минуя ступень млекопитающих. Подобным образом, утверждаю я, и христиане произошли напрямую от динозавров-язычников, минуя ступень иудейского монотеизма.
      Доказывать свое утверждение как в отношении птиц, так и для христианства, мы будем следующим образом. Сначала мы сформируем список главных принципиальных различий между птицей и львом. Затем мы сформулируем, в чем состояла та специфика среды обитания, та "ниша существования", которую нашли на этой земле львы и птицы и которая определяла логику эволюционного развития каждого из наших животных. Затем мы пройдемся по списку основных различий в их признаках и для каждого признака докажем следующие три утверждения:
       1.Особенность льва по данному признаку не случайна, она закономерно следует из специфики среды обитания львов. Например, суровые условия жизни на земле закономерно обрекали предков львов превратиться в млекопитающих.
       2.Отличительный признак птицы также всецело определялся особенностями ее ниши обитания, резко отличной от ниши львов. Способность летать обесценила для птиц те преимущества, которыми обладают млекопитающие, и позволила птицам выживать, оставаясь, по сути дела, динозаврами.
       3.Если бы среда обитания льва изменилась таким образом, что льву для выживания потребовалось приобрести некоторые птичьи способности, то по этому вновь приобретенному признаку лев никогда не стал бы похожим на птицу.
      Суть третьего утверждения мы проясним на таком наглядном примере. Допустим, для своего выживания лев обязательно должен был "научиться" летать. Ничего невозможного тут нет, и с помощью искусственного отбора вполне можно вывести летающих львов. По меркам нормального эволюционного развития наиболее реальным и вероятным способом приобрести новый признак был бы примерно такой: сначала львы должны были измельчать примерно до размеров мыши и только потом превратиться в подобие летучих мышей. Но в любом случае летучие львы не стали бы похожи на птицу: и крылья получатся совсем другие, и главное - львы остались бы живородящими млекопитающими и их женские особи никогда не начали бы, как птицы, откладывать яйца.
      Вот когда для всего списка принципиальных различий мы докажем все три наших утверждения, мы с полным правом сможем заключить, что происхождение птиц от львов невероятно и невозможно. Правда, вывод этот самоочевиден, поэтому описанную выше теорему мы будем доказывать не для птицы, а для христианства, которое, по легенде Е-33, якобы произошло от иудаизма.
      План наших действий будет следующим. Сначала мы составим список знаменитых принципиальных мировоззренческих разногласий иудаизма и христианства. Затем мы сформулируем единое базисное различие "ниш обитания" каждой из религий, т.е. 'формулу водораздела', из которого, по нашему мнению, вытекают как строгое логическое следствие все разногласия из нашего списка. Наконец, мы пойдем по нашему списку и для каждого пункта докажем три утверждения, аналогичные тем, что мы выше представили применительно к птицам и львам.
      Итак, приступим. Наиболее полный перечень знаменитых принципиальных разногласий иудаизма с христианством мы нашли в очерке 'Евреи и христианство' известного израильского теоретика-эксперта Пинхаса Полонского. Мы дополнили его перечень некоторыми пунктами из работ других авторов и в результате представляем такой список:
      1) Принципиально иная природа двух договоров с богом, называемых 'Ветхим Заветом' и 'Новым Заветом';
      2) Абсолютный иудейский монотеизм и как следствие, неприятие поклонения Христу-богочеловеку против фактического христианского политеизма;
      3) Иудейский монизм и гиперболизация свободы воли человека против христианского дуализма;
      4) Принципиально иная роль душевных помыслов:
       Христианская 'вера' и иудейские 'дела';
       Иудейское проклятие за грех против христианского раскаяния и отпущения грехов;
       Иудейское неприятие христианского принципа 'непротивления злому';
      5) Иудейская суббота и христианское воскресенье;
      6) Иудейская 'любовь к ближнему' против христианской 'любви даже к врагам' и миссионерства;
      7) Иудейское неравенство от рождения и христианское равенство во Христе;
      8) Иудейское неприятие христианского 'искупления первородного греха' и иное отношение к сексу, браку, деторождению и монашеству;
      9) Иудейское неприятие христианского разделения на 'Мирское' и 'Духовное';
      10) Иудейская мечта о земном Божьем Царстве и христианская мечта о Царстве Небесном;
      
      Теперь сформулируем нашу теорему следующим образом:
      
      ТЕОРЕМА "О невозможности происхождения христианства из иудаизма "
       Базисное разногласие иудаизма и христианства, та специфика "ниш существования" каждой из двух религий, из которого строго логически вытекают все 10 вторичных разногласий нашего списка, заключается в изначально различном понимании бессмертия и воздаяния:
       Изначальный (ветхозаветный или моисеев) иудаизм не имеет позиции по вопросу буквального личного бессмертия и воскрешения, а понимает бессмертие жизни человека и нации только в смысле ее продолжения в потомках, и потому, как религия моральная, во главу угла ставит земное воздаяние - при жизни и в потомках;
       Христианство на полном серьезе декларирует буквальное личное бессмертие через воскрешение и потому, как религия моральная, во главу угла ставит 'небесное' личное воздаяние;
      
      Конкретно наша теорема сводится к четырем утверждениям:
      1) Позиция иудаизма по всем 10 разногласиям строго логически вытекает из ветхозаветного иудейского понимания бессмертия и воздаяния, а также из культурно-исторических еврейских особенностей;
      2) Позиция христианства по всем 10 разногласиям не имеет отношения к иудейским первоосновам. Она вытекает из христианского понимания бессмертия и воздаяния, а также диктуется традициями греко-римского мира, т.е. вырастает из культурно-исторических корней, лежащих за пределами иудаизма;
      3) При желании внедрить в иудаизм личное бессмертие, иудейские теологи, сообразуясь с иудейской традицией, обязаны были сохранить свою позицию по всем 10 разногласиям, с тем, чтобы сохранить фундамент иудаизма, и все возможности для этого у них имелись;
      4) Все попытки загладить разногласие и даже представить его свидетельством генетического родства двух религий несостоятельны, очевидно "шиты белыми нитками" и всякий раз представляют собой один из знаменитых богословских маразмов.
      
      Относительно 4-го утверждения теоремы нужно пояснить, что выделенный список разногласий из 10 пунктов - это не какие-то частные вопросы, по которым не удалось прийти к единому мнению. По сути это 10 принципиальных положений идейного ядра, визитная карточка каждой из двух религий. Создатели и идеологи легенды Е-33 хорошо понимали, что противоположность ответов двух учений на самые фундаментальные богословские вопросы выглядела как разоблачение придуманной ими лжи о генетическом родстве двух религий. Поэтому для каждого из 10 пунктов нужно было придумать такое объяснение разногласия, которое бы создавало иллюзию, что несмотря на разногласие все-таки даже сам факт разногласия свидетельствует о генетическом родстве двух религий. В результате, как и следовало ожидать, каждый раз получался очередной маразм, почти во всех 10 случаях это - знаменитый маразм, что мы и будем показывать в 4-м пункте теоремы.
      Итак, мы утверждаем, что иудаизм и христианство разошлись во взглядах на самые фундаментальные вещи. Как правильно показал Полонский, эти различия не частные, они определяют совершенно различное отношение к миру со стороны иудеев и христиан.
      Такую иудейскую ритуальную особенность, как обрезание, мы, в отличие от В.Розанова, вообще не относим к идейным основам и не будем рассматривать. В заголовок нашей теоремы мы поставили различие в понимании бессмертия и такую особенность моисеева иудаизма, как укоренившееся на протяжении многих веков неприятие идеи "загробного" спасения. Об этой иудейской традиции было известно всем исследователям иудаизма, но увидеть в ней логическую причину многих других иудейских особенностей, видимо, помешало то обстоятельство, что как считается, еще до рождества Христова традиция эта была прервана и в иудаизм все-таки проникла идея личного бессмертия. Современный иудаизм так и не выработал четкой и единой позиции по вопросам "загробного спасения". Разброс мнений на этот счет у иудейских теоретиков очень широк, но никто из них не изменил иудейской позиции по выделенным 10 разногласиям.
      В этой связи третьим утверждением нашей теоремы мы и показываем, что если бы "иудо-христианство" и в самом деле зародилось в некой иудейской секте, на платформе иудаизма развивавшей идею личного бессмертия, то его облик был бы совсем не похож на реальное христианство, по всем 10 разногласиям "иудо-христиане" должны были держаться прежней иудейской позиции.
      
      Перейдем к доказательству нашей теоремы для всех 10 принципиальных разногласий нашего списка, причем для каждого пункта доказывать мы будем сразу все четыре утверждения теоремы.
      Важным элементом нашего анализа будет сопоставление двух противоположных точек зрения по каждому вопросу. Иудейскую точку зрения у нас будут представлять преимущественно прямые цитаты из работы Полонского. Этот автор в предисловии пообещал, что в его книге читатель не найдет попыток доказать, что иудаизм 'правильнее' или 'лучше', чем христианство, но, к сожалению, на каждом шагу своих рассуждений Полонский именно этим и занимается, порой не выбирая выражений по своей горячности. Поэтому нам пришлось противопоставить доводам Полонского довольно мягкую критику его собственной логики.
      
      Принципиальная иная природа двух договоров с богом, называемых 'Ветхим Заветом' и 'Новым Заветом'
      
      Своим главным правовым основанием иудаизм Торы заявляет так называемый Синайский договор, в христианстве называемый Ветхим Заветом. Это - коллективный бессрочный союзный договор (евр. 'берит') бога Яхве с евреями, заключенный, по Библии, на Синайской горе, после их исхода из Египта. Представителем евреев при заключении договора был Моисей, скрепивший договор жертвенной кровью, 'кровью завета'.
      Условия договора: евреи обязуются почитать как бога исключительно одного Яхве, а также соблюдать нравственные заповеди и другие установления, изложенные в законодательстве, т.н. Законе, предложенном Яхве и прилагаемом к договору. Яхве в ответ обещает воздаяние евреям в соответствии с их усердием в исполнении условий договора.
      Соразмерное делам воздаяние обещано как всему еврейству в целом, что означало возвышение в будущем их потомков над другими народами, так и каждому еврею в отдельности, соразмерное его личным делам. Это личное воздаяние производится еврею в ходе его жизни, а после смерти - его потомкам: награды до тысячного поколения, а наказания - до четвертого.
      Таков 'Синайский договор' согласно Торе (первые пять книг современной христианской Библии). Заметим, что Тора не содержит понятия 'спасения' как 'загробного воскрешения'. Все попытки отыскать в Торе хотя бы намеки на потустороннее воздаяния оказались безуспешными.
      
      Своим главным правовым основанием христианство провозглашает так называемый Новый Завет. Это - коллективный договор-завещание, открытый для всех людей, с бого-человеком Иисусом Христом, заключенный, по Библии, на тайной вечере, накануне ареста Христа. Представителями человечества при заключении договора были двенадцать апостолов, скреплен он был и 'кровью Нового Завета', - ритуальным распитием апостолами вина, олицетворявшего жертвенную кровь Христа, обреченного на распятие.
      Условия договора: Посмертная судьба души любого человека, присоединившегося к Новому Завету, поручается Иисусу Христу. Знаком подписания завещания служит принятие крещения. За этот шаг, то есть за одну лишь веру, Христос гарантирует новообращенному дарование спасения - посмертного воскрешения его души для последующей вечной жизни в т.н. Царстве Небесном. Однако после воскрешения каждая душа получит воздаяние, соразмерное ее личным земным делам и помыслам.
      Таков договор 'Новый Завет' согласно одноименной второй части христианской Библии. Впрочем, некоторые грешники, несмотря на веру в Христа, будут ввергнуты в 'геенну огненную' (только у синоптиков) или в 'муку вечную' (Матф.25:46). Кроме того, неверующий в Христа будет 'осужден', что означает - то ли останется 'во тьме', без воскрешения (Иоанн 3:18), то ли все-таки геенну (синоптики). Что понималось под 'геенной огненной' и под 'мукой вечной' - вопрос спорный. Не исключено, что это - синоним полной и окончательной смерти. То есть, механизм учета праведности земных дел у евангелистов довольно темен и противоречив, что само по себе еще ничего не говорит ни о достоверности события заключения Нового Завета, ни о его возможной правовой силе.
      
      1) Мы видим, что иудейская идея бессмертия в потомках и иудейское земное воздаяние - только прижизненное и в потомках - буквально и дословно доведено в Синайском договоре до своего логического завершения, правовой формы договора. Ввиду гиперболизации в иудаизме свободы воли, происходящей, видимо, из иудейского монизма (см. далее), только форма договора, сознательно заключенного евреями, идеально соответствует иудаизму, в отличие, например, от фаталистичного Ислама, где Аллаха вовсе не интересует воля людей и правовая форма воздаяния представлена в Коране как предвечно действующее законодательство.
      Сама по себе, без практической реализации, иудейская базисная идея о справедливом воздаянии так и осталась бы всего лишь сомнительной идеей, тем более сомнительной, чем менее она воплощена в жизнь. После же заключения союзного договора с богом и вступления в силу иудейского Закона, идея шагнула в практическую область, стала краеугольным камнем человеческой деятельности и мировоззрения, в частности, Закон должен был привести в порядок мысли человека, предоставить понятное объяснение источников добра и зла, указать конкретные пути достижения счастья и предостеречь от конкретных кривых дорожек, неизбежно ведущих к наказанию и проклятию. Сверяя свою жизнь с Законом, человек теперь мог уяснять причины тех или иных практических результатов, а также ветхозаветную цель жизни, состоящую в борьбе за претворение в жизнь обещанного возвышения, как собственных потомков, так и всего еврейства в целом.
      Заметим, что никого, кроме евреев, Синайский договор не касается. Точнее, может касаться в отрицательном смысле, т.к. по сути дела, это "был" сепаратный договор бога с евреями, направленный против других народов (См., например, Втор.6:10-11, Втор.6:18-19, Втор.7:1-2, Втор.7:6-8, Втор.7:14,16,22-24, Втор.14:21, Втор.15:3, Втор.15:6, Втор.18:9-12, Втор.20:10-15, Втор.23:19-20).
      Этот сепаратизм не случаен, он закономерно вытекает из культурно-исторических корней еврейства. Собственно, сепаратизм, самоизоляция и стали для евреев способом самосохранения, формой существования, а заключение сепаратного договора с Богом стало событием, образовавшим новый народ.
      
      2) Точно также христианское понятие бессмертия через воскрешение и личное 'загробное' воздаяние буквально и дословно воспроизводится в условиях "Нового Завета".
      Если в соответствии с Главой 1 исторически исконный христианский проект являлся 'Активным христианством', то проект Н.Федорова "Общее дело" следует считать реанимацией изначального христианства и неотъемлимой частью христианской культуры. С этих 'активных' позиций можно утверждать, что правовая форма договора-завещания здесь проистекает не только из христианской свободы воли, но и из другого основания. Так как исторический Христос - это всего лишь человек, занимавший в свое время высшую должность в римском государстве и претендующий на роль обладателя прав руководством реализацией договора, то форма договора, предполагающего право добровольного присоединения к нему любого человека, необходима для подтверждения юридических прав Христа быть гарантом воскрешения, то есть его легитимности в качестве бога-воскресителя путем прямого волеизъявления широких народных масс, вовлекаемых в Новый Завет.
      Характер христианского бессмертия требует от многих людей даже и доли мужества, чтобы решиться принять его и согласиться жить неограниченно долго в Царстве Небесном, да еще ценой личной расплаты за свои грехи. Однако, к счастью, любовь к жизни в большинстве из нас все-таки побеждает, и это неудивительно, ведь культурные корни и ментальность современных христианских народов растут из греко-римского мира, в котором с незапамятных времен процветали многочисленные культы умирающих и воскресающих богов-спасителей. Идея "загробного спасения", желание жить после смерти всегда была записаны на "подкорке" почти у всех народов Римской империи, кроме иудеев. Все это и было подлинными культурно-религиозными, ментальными корнями христианства.
      Принимая крещение или произнося ритуальную фразу 'Христос воскрес' (читай: 'Царь воскрес'), мы подтверждаем как свое желание и право принять христианское бессмертие, так и легитимность Христа как "бога", которому мы вверяем свою душу. На языке 'активного христианства' мы при этом подтверждаем, что Новый Завет для нас и наших потомков имеет статус законного и обязательного для исполнения завещания предков.
      Смысл Нового Завета как завещания подчеркивается подходящим переводом его названия: греческое 'diatheke', как и латинское 'testamentum', и русское 'завет', - означают как 'договор', так и завещательный акт. Напомним, что институт завещания как обязательного для исполнения правового акта, выражающего волю умирающего о распоряжении его собственностью, есть продукт развития практического права в греко-римском мире, особенно Римского права. Из того факта, что душа человека является главной его собственностью и ценностью, в условиях учреждения проекта, описанного в предыдущей главе, или, если угодно, проекта "Общее дело", закономерно актуализировалась идея специфического завещательного акта, в котором завещается сама душа, в духе Римского права и в соответствии с правовым мышлением римлян и греков.
      Это правовое мышление и правовые традиции можно считать культурно-правовыми корнями христианства. Кроме того, в противоположность сепаратизму и самоизоляции иудейства, "имперское" мышление римлян и греков предопределило универсализм христианства и сделало его мировой религией.
      Идея морали и добра как одна из основ христианства, воздаяние за добро и наказание зла, - все это имелось в языческих культах богов-спасителей, например, в культе Диониса или в Митраизме, и уж никак не могло быть заимствовано из иудаизма, где понятие о добре и зле было особым, иудейским, и воздаяние мыслилось только земным, в противоположность языческому и христианскому "загробному" воздаянию.
      Как видим, никаких элементов иудаизма в истоках христианского Завета не наблюдается, все корни местные, языческие.
      
      3) Представим себе, как бы могли иудейские теологи включить в рамки иудаизма новую для себя идею, идею "загробного спасения"? Здесь мы имеем в виду настоящих религиозных ученых, экспертов по иудейской традиции, а не таких "ниспровергателей иудейских устоев", каким был ап.Павел, который, вдобавок, мог являться исполнителем чужого, имперского заказа, того, что мы обсуждали в книге "Разгадка тайны личности Иисуса Христа".
      Настоящий иудейский теолог, если бы даже и задумался о "Новом союзном договоре" с Богом, то и в "Новом договоре" воспроизвелись бы все привычные черты иудаизма. А вот на реальных христиан, достоверно существовавших в I веке, никакие предписания Торы и никакой Синайский завет никогда не распространяли свое действие. Существовали ли в природе так называемые "иудео-христиане" и что они из себя представляли, т.е. были ли они настоящими христианами, достоверно не известно. Для нас они - подобие летающих львов, этакого фольклорного элемента.
      Разумеется, заключение "Нового союзного договора", где посредником в переговорах с Богом выступал бы некий современный пророк, аналог Моисея, было практически нереализуемо. Предполагать в этой роли пророка Иисуса Христа не позволяет то обстоятельство, что Иисус позиционировал себя от всех пророков, выступая в роли Сына Божьего, что не лезет ни в какие ворота, по меркам иудаизма, и ничего похожего на деяния Моисея Иисус не совершал.
      Декларировать заключение "Нового союзного договора" можно было попытаться задним числом, как это делали ессеи, утверждавшие, что "Новый договор" уже давно заключен, а пророком, его заключившим, якобы, был их Учитель Праведности. В этом случае достигалось главное - никто ничего не сможет проверить. Но кто такие были ессеи, насколько они были иудеями, а насколько - пифагорейцами, сказать трудно. Для нас они - все те же крылатые львы.
      Поэтому все разговоры о Новом союзном договоре бога с избранными иудеями - это гадания на кофейной гуще и пустое прожектерство, из которого не вышло ничего реального и достоверного. Кумраниты и близкие к ним "иудеи", отказавшиеся от Синайского договора, исчезли и не получили никакого продолжения в последующем иудаизме, а рассматривать в качестве их своеобразного продолжения христианство не позволяет то обстоятельство, что личность Иисуса Христа не имела к ним ни малейшего отношения.
      Реальным способом сделать "загробное спасение" достоянием иудаизма была бы декларация, что это спасение изначально было разновидностью воздаяния, которое Бог планировал для иудеев, что в условиях Синайского договора "загробное спасение" изначально предусматривалось и Моисей знал об этом. Тогда бы оставалось только теологически объяснить, для чего Богу и Моисею понадобилось утаивать это от "жестоковыйного" народа.
      Именно такое решение проблемы включения "загробного спасения" в иудаизм наблюдается у некоторых талмудических авторов. Разумеется, при таком способе получается, что "загробное спасение" предназначено преимущественно для иудеев, ведь не-иудеи не имели никакого отношения к Синайскому договору...
      Нельзя исключить еще один возможный вариант включения "загробного" спасения в иудейские рамки: признать безусловным и обязательным посмертное воскрешение всех без исключения людей, начиная с Адама и Евы.
      Как видим, во всех реализуемых вариантах естественного развития иудейской традиции при включении в иудейство "загробного спасения" ничего похожего на христианский "Новый завет", т.е. коллективное завещание, присоединиться к которому приглашается все человечество, не могло получиться.
      
      4) Создатели легенды Е-33 не могли не понимать, что реальное христианство отождествлялось со вступлением в законную силу того коллективного договора-завещания, обсуждавшегося в предыдущей главе, что не имело ничего общего с Синайским договором, на котором основан иудаизм. Иная направленность, во многом противоположность природы этих договоров подчеркивала и обнажала некую полярность иудаизма и христианства, тогда как легенде Е-33 требовалось наоборот, создать видимость генетического родства этих договоров.
      Чтобы этому поспособствовать, был запущен в оборот следующий любопытный подлог: коллективный договор-завещание стал именоваться Новым Заветом. С одной стороны это выглядит логичным, повторим, русское слово "Завет", как и греческое 'diatheke', и латинское 'testamentum', означают как "договор", так и "завещание". Но с другой стороны, с какого перепуга Завет именуется "Новым"? А с такого, чтобы "Ветхим Заветом" величать иудейский Синайский договор. В итоге получилось ну совсем по-родственному: "Ветхий Завет" на слух воспринимается прямо-таки как отец "Нового Завета".
      На самом деле, собственно, никакого "Ветхого Завета" не существует, так как договор евреев с богом, по-еврейски называемый 'берит' (буквально 'союзный договор') никакого завещательного акта в себе не содержит.
      В отличие от Римского права, в иудейском религиозном законодательстве вообще нет понятия "завещание". Хотя переводчики и вставили это слово несколько раз в текст Ветхого Завета, на самом деле оно там всегда означает наказ умирающего, какие-либо назидания и распоряжения, которые потомкам нужно исполнить. В новозаветном тексте завещание уже понимается в римском смысле (Гал.3:15, Евр.9:16-17). А в иудейском Законе не предусмотрено права умирающему в форме правового акта выразить свою волю о распоряжении своей собственностью. Вопросы наследования там жестко регламентирует сам Закон. Поэтому для иудейского мышления какой-либо договор-завещание абсурден, как абсурдна и вся версия, по которой Новый Завет как договор с бого-человеком Христом, якобы, произрастает историческими корнями из иудаизма, и конкретно, из "Ветхого Завета".
      Маразм вскрытого нами подлога всегда был очевидным, но как ни в чем не бывало он продолжает исправно играть свою роль... Подобные подлоги демонстрировал Остап Бендер, когда сбивал с толку доверчивых васюкинцев, обещая организовать в их городке международный шахматный турнир:
       "- Не беспокойтесь, - сказал Остап, - мой проект гарантирует вашему городу неслыханный расцвет производительных сил. Подумайте, что будет, когда турнир окончится и когда уедут все гости. Жители Москвы, стесненные жилищным кризисом, бросятся в ваш великолепный город. Столица автоматически переходит в Васюки. Сюда переезжает правительство. Васюки переименовываются в Нью-Москву, а Москва - в Старые Васюки."
      
      Абсолютный иудейский монотеизм и как следствие, неприятие поклонения Христу-богочеловеку против фактического христианского политеизма
      
      Выше мы уже показали, в чем состоит, по справедливому мнению иудейских теоретиков, фактический христианский политеизм, который официальная церковь таковым не признает и спокойно объявляет культ Троицы и святых своей принципиальной догмой.
      Иудаисты же не просто провозглашают монотеизм абсолютным, но обороняют его на дальних подступах, казалось бы, с чрезмерными предосторожностями. Понятно еще их желание во чтобы то ни стало доказать, что ангелы у них не обладают свободой воли, запрет любых изображений бога и даже произнесения его имени: на практике ведь часто различные изображения одного и того же божества начинали жить своей жизнью, порой сами превращались в богов, причем самостоятельных. И упоминание имени бога в ходе проживания среди разноязыкого окружения и с развитием диалектов тоже могло привести к неприятностям: доказывай потом, что Иегова и Яхве - это один и тот же бог. Дело доходит и до того, что запрещается даже записывать нарицательное слово 'бог', писать нужно сокращенно: 'Б.' или через черточку 'б-г'.
      
      1) Докажем сначала, что для закрепления в форме Ветхого Завета иудейского бессмертия в потомках и земного воздаяния монотеизм - единственная возможная логическая база. Доказывать будем от противного.
      В самом деле, что бы осталось от иудейского воздаяния, если бы авторы идеи Ветхого Завета не отказались от политеизма? Посмотрим, как это можно было попытаться сделать.
      Вариант ?1 Допустим, иудеи искренне уважают и признают хотя бы главных или некоторых богов иных народов, а у себя оставляют только одного единого бога Яхве, с которым заключают Ветхий Завет.
      Но ведь большинство 'языческих' культов предполагало в разной степени аналогичное Ветхому Завету взаимоотношение бога и его адептов, которые за верность своему богу и дела, угодные этому богу, надеялись получить от него некое воздаяние. Характер этого воздаяния и характер угодных богу дел могли быть бесконечно далеки от ветхозаветных, но тем не менее, иудеям пришлось бы признать и чужих богов законными судьями, вершащими судьбы и определяющими ход истории, и воздаяние чужих богов своим народам пришлось бы считать вполне законными, ведь иначе - это уже не искреннее признание.
      Тогда, если чужой народ-завоеватель, ведомый заповедью 'Убей!' некого своего Бога Войны, получает от него воздаяние в виде захваченной у иудеев земли, награбленного имущества и рабов из их же детей, иудеи вынуждены будут признать законность и легитимность такого воздаяния.
      С такой логикой кое-кто из христиан еще мог бы как-то свыкнуться, ведь христианское-то, потустороннее воздаяние для них еще впереди: 'Пусть ваша добыча по-своему и законна, но будет еще другой суд и конечная расплата, а мы-то на том свете получим гораздо большее вознаграждение за свои слезы...'. А вот Торой никакого загробного воздаяния не предусматривается и логика признания такой добычи законной для иудаистов неприемлема категорически, логически абсурдна, как перечеркивающая их собственное земное воздаяние.
      Да и в ходе мирного проживания иудеев среди чужеродцев на каждом шагу возникала бы абсурдная ситуация. Представьте себе игру в футбол двух команд, одна из которых иудейская, когда каждая команда выходит на поле со своим судьей (богом), причем один из судей, не иудейский, вполне мог оказаться в нетрезвом состоянии...
      Эти два арбитра весь матч судят вдвоем, одновременно, не обращают внимания друг на друга, активно вмешиваются в ход игры, назначают штрафные и удаляют с поля игроков, исходя из своего понимания правил футбола. Но правила футбола у арбитров и команд изначально различны, иногда прямо противоположны. Само собой, каждый судья подсуживает своей команде. Чем бы закончился такой матч, предсказать невозможно, но только не выявлением лучшей команды.
      Зафиксируем: Синайский договор не может исполняться, если кроме иудейского бога в мире существуют еще и другие боги, а сам иудейский бог в этом случае даже не обладал бы правом заключать такой договор.
      Понимание неспособности коллегии богов вершить справедливый суд обнаруживается у автора псалма ?81: "Бог стал в сонме богов; среди богов произнес суд: доколе будете вы судить неправедно и оказывать лицеприятие нечестивым? Давайте суд бедному и сироте; угнетенному и нищему оказывайте справедливость; избавляйте бедного и нищего; исторгайте его из руки нечестивых. Не знают, не разумеют, во тьме ходят; все основания земли колеблются. Я сказал: вы - боги, и сыны Всевышнего - все вы; но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей. Восстань, Боже, суди землю, ибо Ты наследуешь все народы."
      
      Вариант ?2 Может быть, Ветхий завет как коллективный со стороны богов договор возможен хотя бы в том случае, когда все боги-судьи чисто иудейские, а все остальные, неиудейские боги категорически отвергаются как таковые? Ведь может же выносить вердикт судейское жюри, как в фигурном катании ?
      Увы, судейское жюри возможно лишь в христианстве, благодаря отложенности момента вынесения вердикта от процесса 'катания'. В иудаизме мы имеем дело не с фигурным катанием, а именно с футболом, где судейство отложить никак нельзя.
      Сама иудейская специфика непрерывного, ежесекундного земного воздаяния в соответствии с Законом потребовала бы от предполагаемой судейской коллегии как минимум способности мгновенно вырабатывать единый коллективный вердикт.
      Но если мы предположили многобожие, то боги уже не могут быть безымянными и безликими, наоборот, все они должны иметь свои особые яркие характеры и образы, какие-то отличительные особенности и свою, отдельную волю. Приняв подобное образное восприятие богов, адепт неизбежно должен будет размышлять о том, каким образом коллегия богов на каждый поступок людей ухитряется мгновенно, ежесекундно вырабатывать единый коллективный вердикт.
      Это уже попахивает абсурдом: попробуйте представить футбольный матч, который судят одновременно несколько арбитров, хотя и по одним и тем же правилам, но имеющих каждый свое особое мнение, сообразно своему личному опыту и темпераменту.
      Неужели теология не нашла бы правдоподобного объяснения? Вряд ли. Даже с такой богатой фантазией, как у Гомера, судьбу города Троя у него пытались решить и на совещаниях богов, напоминающих склоку-перебранку, и в ходе крутых разборок олимпийцев, с мордобоем и поножовщиной, но все безуспешно... Божественный приговор относительно судьбы Трои пришлось определить жребием. При этом доводы спорящих богов часто вполне смахивали на радение о справедливости и законности, только в субъективном представлении каждого из них.
      Но смех смехом, а ведь есть еще одна, нешуточная опасность. Мало того, что подобный многобожный Завет в глазах адепта будет выглядеть подозрительно несерьезным, он еще и смертельно опасен для паствы при попытке внедрить его в религиозную практику.
      Любая новая религия, будь то иудаизм или раннее христианство, начиная свое существование в меньшинстве, находится в опасности быть задушенной на корню окружающим большинством. В нашем же случае уязвимость обостряется непременным для нас требованием категорически не признавать и не оказывать уважения никаким неиудейским богам, будь то боги союзников или победивших нас оккупантов.
      В этих условиях именно монотеизм не раз выручал иудеев. Вспомним хотя бы, как им удалось убедить Артаксеркса и Кира Великого в том, что хоть иудеям и запрещено многобожие, но иудейский единый бог - это тот же самый верховный бог, которому поклонялись сами эти цари и который даровал им царство. Проверить это утверждение было совершенно невозможно: имя своего бога иудеям произносить запрещено, изображений не существует.
      Будь же у иудеев целый пантеон богов, как бы они посмели отказаться оказывать уважение еще одному, персидскому богу?
      - Минуточку, но ведь боги могут еще вершить судьбы в 'ежесекундном режиме' по очереди, в порядке дежурства?
      Но тогда это все равно будет фактический монотеизм, хоть и 'кусочно - непрерывный', так как боги, не находясь на дежурстве, уже не должны иметь права вмешиваться в ход истории, становясь, как бы, и не совсем богами.
      
      Вариант ?3 А если рассмотреть еще и варианты, возможные лишь теоретически, в будущем? Ведь если хотя бы теоретически возможен политеистический в каком-то смысле Синайский договор, то значит, нет логического противоречия между политеизмом и земным воздаянием?
      Например, сегодня популярны идеи экуменизма. Что, если когда-нибудь удастся добиться взаимопонимания между религиями на следующей основе: вырабатывается единый для всех Всемирный Закон Морали и в каждой религии остается строго по одному, верховному божеству, который объявляется одним из ликов единого всемирного Бога-судьи, то есть все согласятся, что христианская троица, Аллах и Яхве - это один и тот же бог, только внешние особенности культа в каждой религии будут свои. Вот тогда мы по сути и пришли бы к Всемирному Синайскому договору.
      Со стороны космоса это будет выглядеть как чистейший политеизм, а для нас, функционально, - полноценное воплощение ветхозаветной идеи.
      Увы, и тут ничего не получится. Подобный союз религий только тогда будет политеистическим, если, скажем, вошедшее в него христианство сохранит свою суть, а не выродится в иудейскую секту. А самая суть христианства, как мы покажем ниже, противоречит абсолютному иудейскому монотеизму.
      С точки же зрения авторов ветхозаветной идеи 'экуменистский' подход на практике перечеркивал бы саму эту идею. В самом деле, христиане и мусульмане могут сколь угодно долго договариваться о едином Всемирном Законе. Время их нисколько не жмет: Новый Завет уже заключен и действует, как и все законы Корана. Стало быть, христианство и ислам живут и здравствуют сегодня, сейчас, хотя христианское и исламское воздаяние как бы отложено - оно ведь небесное.
      А вот ветхозаветное, земное воздаяние нельзя отложить по определению. Синайский договор можно было провозглашать и запускать в работу только сразу, на базе абсолютного монотеизма, или никогда: ждать, пока с соседними народами удастся договориться о вере, значило бы похоронить на корню идею Синайского договора, который наверняка навсегда бы 'провис', остался бы мечтой, неработающей фикцией.
      Итак. Все возможные варианты 'политеистического Синайского договора' из-за специфики иудейского воздаяния оказываются логически невозможными.
      Отсюда вывод. Ветхозаветный абсолютный монотеизм есть логическое следствие, вытекающее из иудейского земного воздаяния.
      В таких условиях явление еще одного бога, Иисуса Христа, да еще облеченного властью небесного спасителя, автоматически подрывает 'правовую' силу старого договора. Ведь еще один бог в лице Иисуса хоронит принцип абсолютного монотеизма, который и является логическим фундаментом договора евреев со своим богом.
      
      2) Центральной фигурой и главным богом в христианстве является Иисус Христос, принизить значение которого даже до роли великого пророка было заведомо невозможным делом, что и подтвердилось на практике. Напомним, что Сыном Божьим Иисус оказался благодаря греко-римской традиции называть и считать императора сыном бога, причем в виду имелся языческий бог-Олимпиец, такой, как Юпитер (Зевс) или Аполлон. Для первых христиан Бог-Сын мог представляться даже важнее и главнее, чем Бог-Отец. Современники Нерона, к примеру, не могли себе представить, что будет на небе, когда туда попадет Нерон, ведь он же должен был, как считалось, нарушить на небе всякое равновесие, перевесив своим величием остальных, не столь великих богов.
      Как бы там ни было, у нас есть уже минимум два бога: Бог-Сын и Бог-Отец, поэтому какой-то монотеизм, тем более, абсолютный монотеизм, в христианстве изначально был невозможен. Но данной пары богов для христианства было явно маловато. Вообще, двоевластие пары богов могло бы быть принятым греко-римской аудиторией, но только в виде борьбы противоположностей, борьбы доброго бога со злым. Но Бог-Отец в христианстве был отождествлен с иудейским богом, добрым и справедливым творцом мира, а такого рода двоевластие богов-единомышленников было непонятно и непривычно для языческого мышления. Поэтому решено было добавить еще одного бога, "Духа Святого", чтобы получился божественный триумвират, заметим, не потому, что "Бог любит троицу", а от того, что в языческом мире всевозможные божественные троицы были привычным элементом античного пейзажа.
      Более того, никакой монотеизм для Нового Завета совершенно не нужен, в отличие от иудейского Синайского договора, для заключения которого монотеизм был обязателен. Поэтому вера в бессмертие через воскрешение и в небесное воздаяние неизбежно поднимает вопрос о святых и об их почитании. И оказывается, от почитания святых никуда невозможно деться, это верно и для ислама, и для христианства.
      Так как у адептов нет никаких сомнений в том, что их лучшие представители, уйдя из жизни, воскрешены, находятся в раю и знают, что происходит на земле, то невозможно придумать причину, чтобы оставшимся на земле не чтить их память и не обращаться к ним с молитвами. Цель молитв, обращенных к святым - это не только и не столько просьба замолвить за молящегося словечко перед Богом-Троицей, Богоматерь и святые угодники в христианстве наделены частицей божественной власти и активно вмешиваются в жизнь, всевозможными чудесами отвечая на молитвы.
      Формально христианскую коллегию божеств возглавляет Троица, т.е. триединство Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Духа Святого. Но оказывается, христианская душа по-настоящему не приняла ни Бога-Духа, ни даже Бога-Отца. Простым верующим эти две фигуры кажутся непонятными и чужеродными. Церковная практика показала, что во всем христианском мире, не исключая даже протестантов, главными богами, настоящими и неформальными лидерами, фактически являются Иисус Христос, Богоматерь и Николай Чудотворец. Именно эта "неформальная троица" получает от прихожан основную часть молитв и свечек.
      
      3) С точки зрения творцов ветхозаветного иудаизма обсуждаемый вопрос был предельно ясен: так как никакое воскрешение невозможно, стало быть, молиться Христу, Богоматери и святым угодникам совершенно бесполезно, поскольку все они - обыкновенные мертвецы и никого никогда не услышат.
      Но не могло ли иудейство изменить позицию, желая обогатить свое учение "вертикальным измерением", то есть, "загробным спасением"?
      Как мы убедились в пункте 1), отказ от абсолютного монотеизма для иудейства означал бы прекращение действия Синайского договора и прилагаемого к нему иудейского Закона, что привело бы к полному отказу от иудаизма как такового. Стало быть, при естественном развитии в "вертикальном измерении" иудаизм не мог бы поступиться своим абсолютным монотеизмом. Да ведь и необходимости такой нет: вместо Христа в новом иудаизме роль гаранта "загробного спасения" должен был выполнять единый Бог-творец, с какого перепуга иудеи изменили бы идее монотеизма, которой они всегда гордились?
      Но попробуем все-таки рассмотреть доводы к тому, чтобы усомниться в этой очевидной истине.
      Положим, с принятием идеи "загробного спасения" всем живущим иудеям стало абсолютно ясно, что души их праведных предков не умерли, а воскрешены и находятся в неком Небесном Царстве, перед лицом Бога. Особенно близки к Богу самые заслуженные и уважаемые деятели прошлого, такие как Авраам и Моисей. На небе они не могут утратить то главное, что составляло смысл их жизни, самую их суть, оригинальность их души. А главная их суть - это отеческая забота о своих ближних, особенно о живущих до сих пор на Земле их потомках, как самых несчастных и незащищенных.
      Но раз все знают, что Авраам и Моисей живы и интересуются земными делами, то что мешает живущим передавать им весточки? На небе много ангелов, пусть у них и нет свободы воли, но ведь их древнейшая функциональная обязанность - курьерская. Разве посмеют ангелы не донести эти весточки до адресатов ?
      Вряд ли стоит ожидать, что подобные контакты живущих со святыми обидят иудейского Бога, основываясь на Его собственном предупреждении, что Он довольно ревнив. Скорее наоборот, тяга к Его святым должна была бы польстить Ему. Бог мог бы только гордиться этой тягой, ведь святые - Его собственные лучшие творения. Мы уже постулировали безусловную высокую моральность творцов религии, а это не дало бы им права валить напраслину на своего Бога как на примитивного ревнивца хотя бы там, где к этому ничто не вынуждает и ничем не угрожает: ведь Бог в любом случае может сохранить за собой монополию на принятие любого решения.
      Что же из всего этого получится? Из Библии мы знаем, что при жизни Авраам и Моисей не раз выступали перед Богом в роли посредников в Его отношениях с людьми, заступников за свой народ. Когда Бог объявлял о решении истребить тот или иной город, либо всех евреев поголовно, наши патриархи бесстрашно вступали с Ним в спор, апеллировали к прежним Его обещаниям, доказывали несправедливость принятого решения и умоляли изменить его. И что самое удивительное, Бог терпеливо выслушивал их, спорил, предлагал компромисс, и даже отменял свое решение, признавая, что погорячился.
      Так значит, уж к своим-то избранным созданиям Бог никогда и не питал ревности? Поэтому с тем же успехом и находясь на небе, Авраам и Моисей должны будут выступать перед Богом в привычной роли посредников и заступников за тех людей, кто через ангелов делится с ними своими земными горестями, т.е. обращается к конкретным святым с молитвами. Цель этих молитв иудеев к святым могла бы быть совсем скромной: молящийся хочет, чтобы святой замолвил за него словечко перед Богом и тем самым повлиял на судьбу молящегося.
      Где то место на Земле, в котором логичнее всего будет приносить молитвы святым Аврааму и Моисею, из которого надежнее и скорее всего послания молящихся через ангелов попадут к адресатам? Конечно, это те точки, через которые святые покинули этот мир, отсюда неизбежно почитание их захоронений и святых мощей.
      Разве такая перспектива невозможна? А если возможна, разве тут есть принципиальная разница с поклонением святым в христианстве?
      Увы, такая перспектива в иудаизме невозможна. Чтить память патриархов и пророков там можно сколько угодно, но какую-либо обратную связь от находящихся на небе получать в иудаизме было бы противоправным. Дело в том, что по условиям Синайского договора гарантом его исполнения и верховным судьей в последней инстанции является только одно лицо, бог Яхве. Любое малейшее влияние на ход истории со стороны лиц, не имеющих на это права по условиям договора, означало бы нарушение договора и ущемляло бы права тех иудеев, кто не молился "святым" Аврааму и Моисею.
      Поэтому зафиксируем: при естественном развитии иудаизма в "вертикальном измерении" в результате никогда не получилось бы ничего похожего на христианство с его Троицей и святыми угодниками.
      
      4) Абсолютный монотеизм всегда привозносился иудейской теократией чуть ли ни как главное достижение всей земной цивилизации и как высшая ступень развития религий. Эту манеру расхваливать идею монотеизма охотно переняли и отцы христианской Церкви, которые, осуществляя синкретизм двух самодостаточных и чужеродных религий, изо всех сил старались создать иллюзию непосредственного родства, преемственности христианством достижений иудаизма.
      Что же было делать с изначальным и неискоренимым христианским многобожием? А выход был найден очень простой и изящный: многобожие было... переименовано в монотеизм. Христианское богословие уверяет, что культ Троицы, Богоматери и святых угодников только кажется многобожием, а на самом деле все это - полноценный монотеизм и точка. Да и Троица у нас нераздельная и единосущная. Правда, что такое единосущность Троицы, пока никто не смог толком разъяснить, например, как может Бог-Отец быть тождественен своему Сыну?
      Маразм ситуации ничем не отличается от истории с лошадью, рассказанной Ильфом и Петровым:
      "...Уже небо запылало от светящихся реклам, когда по улицам города провели белую лошадь. Это была единственная лошадь, уцелевшая после механизации васюкинского транспорта. Особым постановлением она была переименована в коня, хотя и считалась всю жизнь кобылой. Почитатели шахмат приветствовали ее, размахивая пальмовыми ветвями и шахматными досками..."
      
      Иудейский монизм и гиперболизация свободы воли человека против христианского дуализма
      
      1) Иудейский монизм означает, что не существует в мире силы, не находящейся под полным контролем единого бога-творца и все сущности, обозначаемые в Библии такими терминами, как ангел, диавол или сатана - всего лишь послушные орудия в руках бога, не имеющие собственной свободы воли.
      Монотеизм и монизм - немножко разные вещи. Ведь сила, неподконтрольная Яхве, совсем не обязательно должна быть еще одним богом. Такой силой вполне мог бы быть, например, космический хаос, бесконечная масса неживой материи в ее вечном движении. Ясно, что этот хаос - слепая сущность, не обладающая никакой волей, и ни с какой стороны бога не напоминает, значит, монизм не вытекает из монотеизма. Почему же, согласно иудаизму, никакой подобной силы в принципе быть не может? Из какого основания строго логически вытекает иудейский монизм?
      Мы уверенно утверждаем: монизм - строгое следствие все того же базисного основания, иудейского понимания бессмертия и земного воздаяния, непрерывно производимого богом.
      В самом деле, для справедливого воздаяния в его земном, иудейском понимании требуется действие какой-то формы Закона, который распределял бы воздаяние, соразмерное людским делам, на глазах у этих людей. Выполнение Закона должно гарантироваться самим богом, выполнение при любых обстоятельствах, без всяких исключений, ведь иначе это уже не Закон. Например, в случае правовой формы коллективного договора с богом, если допустить возможность вмешательства в ход истории неких посторонних сил, в договоре не участвующих и богу неподвластных, то получится, что бог был как-бы даже не совсем правомочен вступать в подобный договор. Ведь Он не всегда сможет выполнять свои обязательства по договору, что означает необходимость включения в текст договора пунктов о форс-мажорных обстоятельствах.
      Примерно это выглядело бы так: '...служите Господу, Богу вашему, и Он благословит хлеб ваш и воду вашу; и отвращу от вас болезни и неурожай, за исключением обстоятельств непреодолимой силы, как-то: град, засуха, наводнение или землетрясение...'. В таком случае адепту впору будет задумать-ся: 'Прости меня, Господи! Не знаешь даже, что проще - заключать с тобой договор или пойти поискать для жительства сейсмически более безопасный район...'.
      Не менее абсурдным было бы пытаться подключить к договору на правах третьей договаривающейся стороны ту самую силу, неподконтрольную богу, это мы видели в разделе о монотеизме, тем более, что при этом мертвая и неразумная стихия 'третьей силы' в любом случае не сможет взять в толк, чего от нее хотят, то есть, не является юридически дееспособной.
      Все это настолько нелепо и абсурдно, что даже обсуждение таких вещей категорически непреемлемо в иудаизме. Отсюда вынужденно вытекает абсолютный иудейский монизм, который утверждает, что все людские страдания, несчастья и стихийные бедствия творятся по прямому указанию бога, а виноватыми во всем этом всегда являются сами люди, их грехи и преступления, сознательно ими творимые.
      Но на практике этот принцип часто с такой очевидностью противоречит человеческому знанию и опыту, что выбивает из под ног всякое понимание на ветхозаветной основе происходящего в мире, переворачивает всякие разумные представления о природе зла и понимание бога как носителя добра. При этом свобода воли, дарованная людям, невообразимо гиперболизируется, ведь оказывается, мое решение совершить злой поступок вполне может повлиять на тектонические процессы в земной коре и вызвать губительное землетрясение.
      Самый вопиющий пример нестыковки монизма с реальной жизнью - страдания безгрешного умирающего ребенка. В силу иудейского понимания бессмертия в потомках, естественное их объяснение в рамках Ветхого Завета - грех, совершенный кем-то из ближайших предков ребенка. Иудаизм прямо предписывает размышлять о возможной причине божьей кары, искать людскую вину, стремиться осознать ее, прочувствовать наказание. Поэтому подозревать всех близких, особенно предков ребенка, оказывается необходимым, даже если все его предки были маленькими, безобидными и беззащитными людьми, прожили тяжелую беспросветную жизнь бедных крестьян и никогда не ели досыта, все отдавая своим детям.
      От людских глаз не скроешь подобную горькую правду, поэтому монизм оборачивается едва ли не самым вопиющим логическим изъяном иудейской теологии, так называемой проблемой теодицеи. Выйти из этого логического тупика на ветхозаветной основе до сих пор не смог ни один теоретик.
      
      2) Новозаветный канон и сочинения отцов Церкви первых веков христианства появились в те времена, когда еще не задумывались о таких материях, как монизм или теодицея, и говорили то, что думали. А думали христиане так, как привыкли думать представители греко-римской культуры. От того-то в христианских писаниях и проявился во весь рост, легко и непринужденно ... христианский дуализм, то есть представление о том, что в том зле и в тех мерзостях, что творятся в мире, виноваты не люди и не бог, а силы зла - дьявол, черти и прочие противники бога и человека.
      Идея дуализма в той или иной форме с незапамятных времен присутствовала в греческой религии и философии. Не берусь утверждать, что всякая дуалистичная религия есть вера в "загробное спасение". Зато всякая вера в "загробную" жизнь сразу приобретает некоторые черты дуализма, начиная с противопоставления несчастной и "низменной" земной жизни с небесным счастьем. Это хорошо было видно еще у орфиков.
      Надо сказать, дуалистическая модель мира, в которой роль злой силы играет не злой бог, а космический хаос, - это, по всей видимости, единственно здравое и разумное мировоззрение. Подойти к развитой, научной теории всеобщего спасения, а таковыми я считаю "Активное христианство" и тот проект, что мы обрисовали в Главе 1, можно только ясно осознавая, что в окружающем нас мире, в космосе происходит борьба двух сил - совокупной жизни и мирового разума с одной стороны, и слепой необузданной массы неживой природы, несущей смерть - с другой. Разве это не дуализм?
      Иудейская легенда о падших ангелах была христианами переосмыслена в дуалистическом духе, т.е. стали считать, что зло зародилось на небе и перекинулось на землю... Никаких правильно прочитанных иудейских идей христианский дуализм не имел в своей основе, все его корни, - повторим, вполне здоровые корни - можно найти в греческой философии и в язычестве, даже облик черта был срисован с греческого божка Пана.
      Парадокс теодицеи при последовательном дуализме даже не возникает, он остается чисто иудейской проблемой.
      
      3) Могло ли иудейство, развиваясь естественным образом в "вертикальном измерении", т.е. из самого себя выращивая идею "загробного" спасения, в ходе этой эволюции утратить такой признак, как монизм?
      Нет, не могло, в п.1) мы убедились, что с отказом от монизма Синайский договор утрачивает легитимность и законную силу. Стало быть, отказ от монизма равносилен отказу от иудаизма.
      Зафиксируем: при естественной эволюции иудаизм, приобретая признак "загробного спасения", никогда не превратился бы в подобие дуалистического христианства.
      
      4) Если на полном серьезе допустить, что в мир иудаизма, не знавший никаких противников Бога, явился Христос со своим новым дуалистическим учением, то получается, именно Он и привел с собой в этот мир диавола и чертей, непримиримых врагов Всевышнего? Это уже попахивает маразмом.
      Но и отказаться от дуализма христианство не может: тогда оно упрется в другой маразм - тупик теодицеи.
      Поэтому на сей счет в богословии процветает плюрализм мнений.
      
      Принципиально иная роль душевных помыслов
      
      Христианский тип бессмертия определяет переосмысление роли и значения душевных помыслов, что, впрочем, оспаривается иудейскими теоретиками. Полонский так формулирует свое понимание вопроса:
       '... у читателя, не знакомого с еврейской традицией, создается впечатление, что Иисус сказал нечто совершенно новое, прежде неизвестное. Вот только несколько характерных примеров. В "Нагорной проповеди" Иисус говорит (Матфей 5:27-28):
      Вы слышали, что сказано древним: "Не прелюбодействуй". А я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем.
      Полемический характер фразы создает у читателя впечатление (на самом деле совершенно ложное), что иудаизм заботится только о "чистоте действий", а христианство - также и о "чистоте помыслов".
      Трудно, однако, предположить, что Иисус предлагает действительно приравнять "вожделение в сердце" к разврату и назначить за мысли о прелюбодеянии то же наказание, которое, по закону Торы, следует за распутство. Скорее он хочет усилить запрет, предостеречь людей даже от малейшего приближения к нарушению заповеди. Однако, такой подход не нов. Иисус использует здесь классический прием иудаизма, с помощью которого Учителя, образно говоря, расширяли и ограждали пространство, примыкающее к пропасти греха, чтобы люди останавливались на дальних подступах к нему...'
      Итак, Полонский отвергает как ложное впечатление формулу: 'иудаизм заботится только о чистоте действий, а христианство - также и о чистоте помыслов'.
      Однако в последнем абзаце он проговорился и разоблачил свое непонимание христианской позиции и ее отличия от иудейской, тем особенно, что ведет разговор в плоскости иудейских 'степеней наказания'. На самом деле 'классический прием иудаизма' ограждения пространства перед пропастью греха как раз и может быть классическим только в иудаизме, в христианстве все намного сложнее и разговоры о степени наказания за 'вожделение в сердце' лежат в стороне от решения христианских проблем.
      Все дело в христианской перспективе воскрешения души, а душа - это и есть сумма помыслов. В контексте этой перспективы проблема дурных помыслов лежит совсем не в плоскости наказания. И значение 'греховных' помыслов не ограничивается опасностью соблазна воплотить замысел в греховное действие, и роль эта далеко не всегда отрицательна. В чем тут принципиальная разница с иудаизмом?
      В моисеевом иудаизме все намного проще: нет никакой перспективы воскрешения, а потому единственное, что имеет значение, - это твой след на Земле, воплощенный в реальных делах и в том числе, как ты воспитал своих потомков. Твои помыслы имеют значение только тогда, когда они могут воплотиться в конкретные дела этой, единственной земной жизни. А сокровенные помыслы, пока они остаются сокровенными, не представляют интереса ни для кого: ни для бога, ни для окружающих людей. С естественной своей смертью ты унесешь их в могилу. Никем и никогда они не будут востребованы.
      Для христианина же после смерти все только начинается. Для Христа каждая душа, вступающая на порог Царства Небесного, представляется душой младенца, по тамошним меркам. Но душа эта - уже совсем не чистая доска. Единственное, что на ней написано и ухватившись за что можно вытянуть душу из 'моря забвения' - это как раз сумма всех твоих земных помыслов. Эти помыслы - зародыши, определяющие твой будущий долгий индивидуальный путь развития. Этим и определяется принципиально иная роль и значение душевных помыслов в христианстве.
      Проблема помыслов в христианстве настолько сложна, что мы ограничимся лишь примерами сравнения с иудаизмом конкретных ее преломлений, изложенных в трех нижеследующих пунктах-разногласиях.
      
      Христианская 'вера' и иудейские 'дела'
      
      В чем состоит иудейское неприятие христианской идеи спасения посредством веры? Вот как понимает это Полонский:
      '...Один из главных вопросов, в которых расходятся эти две религии, вопрос о том, что имеет для Бога (и, соответственно, для человека и для мироздания в целом) большее значение: вера людей или их поступки. В связи с этим мы наблюдаем существенное различие в соотношении между "верой" и "делами" в системах моральных приоритетов, сложившихся в христианской и еврейской культурах. Приходится поставить вопрос: что важнее для религиозного человека: "правильная вера" или "правильные дела"? Какой области своего существования человек должен уделить первостепенное внимание? На что должны ориентировать народ его духовные наставники?
      От ответа на этот вопрос зависят как те этические принципы (в существовании которых человек, возможно, и не отдает себе отчета), по которым строят обычные люди свою повседневную жизнь, так и тот выбор, который совершает человек в кризисной, экстремальной ситуации.
      Иудаизм утверждает, что для Всевышнего поступки людей важнее, чем их вера. Талмуд, основываясь на словах пророка Иеремии (16:11), подчеркивает:
       'В крайнем случае пусть лучше евреи оставят [Меня], но будут верны Моим законам'. Именно дела, а не вера сама по себе, являются в конце концов главным критерием, по которому оценивается человек; эта мысль проходит в иудаизме через века и пространства, захватывая все религиозные направления - от самых реформистских до самых ортодоксальных. В любой синагоге будут говорить о правильности дел. В одной будут призывать к более активной общественной деятельности прихожан, в другой больше будут говорить о помощи ближнему, в третьей - подчеркивать важность заповедей: пунктуального соблюдения Субботы или правильного поведения в семье. Но вы нигде не услышите раввина, который бы проповедовал "спасение души посредством веры" - тему, постоянно повторяемую в христианских проповедях и являющуюся краеугольным камнем для христианской доктрины. Конечно, и в синагоге раввин будет говорить о вере - но не как о самодовлеющей ценности, а скорее как о внутренней силе, вдохновляющей людей на действия в соответствии с Законом Торы.
      Иудаизм оценивает человека прежде всего по его делам, христианство - прежде всего по его вере.'
      Так понимает суть разногласия Полонский, ничего не говоря о возможных причинах христианской позиции, новой по сравнению с иудейской. А вот Р. Адин Штейнзальц, автор статьи 'Иудаизм и христианство' (см. The Istitute for Jewish Studies - Russian page), указывает на причину этой новой позиции. Он 'почти убежден', что во многом виноват христианский дуализм - и в концепциях 'первородного греха', 'непорочного зачатия', и в вопросах отношения к супружеству, сексу, монашеству, и в христианском примате веры:
      '...Из разного отношения к материальной стороне жизни следует не только различное отношение к греху. Отличаются друг от друга также представления иудеев и христиан о конечном спасении. Христиане полагают, что залогом спасения души является принадлежность к "истинной церкви", ибо душа для своего спасения нуждается в христианском искуплении. Поэтому праведники-нехристиане не удостоятся избавления, тогда как грешные христиане спасутся. Напротив, иудаизм полагает, что человек судится не по вере, а по поступкам...'
      То есть в отношении примата веры мы понимаем это так: с позиций дуализма 'дела' относятся к низменной материальной сфере, а 'вера' - к высшей духовной, отсюда предпочтение 'вере'. Если это и так, то следовало бы еще попытаться понять христианскую логику, хоть ненадолго проникнуться ее убежденностью в предстоящем загробном спасении и задуматься: 'При чем тут вера? Не может ли она иметь какое-либо правовое значение?'. Но к перспективе воскрешения и к дуализму наши иудейские оппоненты относятся свысока, как к очевидной чепухе.
      Примечательно, что А. Штейнзальц все-таки согласен с тем, что '...Отличаются друг от друга также представления иудеев и христиан о конечном спасении...'. Тогда не логичнее ли предположить, что главное средство для достижения христианского спасения отлично от главного иудейского средства именно потому, что христианская цель принципиально отлична от цели иудейской?
      С точки зрения иудаизма, в котором не предусмотрено никакого аналога христианского спасения (воскрешения в Царстве Небесном), претензии Полонского и Штейнзальца выглядят странно: ведь никакого 'загробного спасения посредством веры' в иудаизме не может быть не потому, что дела важнее веры, а потому, что нет в Торе понятия о загробном спасении как такового.
      Неужто Полонский не слыхивал, что и в Евангелиях, и в посланиях Павла ясно сказано о небесном воздаянии за земные дела и помыслы после бесплатного, за одну лишь веру в Христа, воскрешения в Царстве Небесном? Не может быть. Тогда ему нетрудно понять, что для христиан действительно сама перспектива грядущего бесплатного воскрешения их души для вечной жизни гораздо важнее последующего, незначительного по сравнению с вечностью, временного воздаяния и в этом смысле - действительно, вера важнее дел. Может быть, все дело в недоразумении и мы вообще зря включили этот пункт в список разногласий иудаизма с христианством?
      Нет. Противоречие есть, и глубокое. И выбор, который согласно этому пункту совершает человек в кризисной, экстремальной ситуации, вплоть до принятия решения об участии в войне, вплоть до решения пожервовать жизнью, как, впрочем, и в самых простых ситуациях, действительно может оказаться диаметрально противоположным у иудея и христианина, не говоря уже о различии в помыслах, диктуемом данным пунктом.
      Все дело, похоже, в том, что Полонский, ничего не говоря о истинных мотивах своего протеста по данному вопросу, просто на всякий случай неявно отстаивает интересы иудаизма как религии, еще не определившей своего отношения к возможному воскрешению после смерти. Ведь некоторые течения современного иудаизма совсем не против идеи воскрешения, правда, пока еще только в виде некоторой теоретической возможности, но уж если зыбкая мечта окажется реальностью, то по Полонскому, христианский примат веры с точки зрения законности и справедливости непреемлем. Мы рискнем свести за Полонского эту позицию к трем тезисам:
      А) христиане не могут претендовать на исключительные права быть воскрешенными;
      Б) те из христиан, кто жил неправедно, не могут рассчитывать на спасение и их вера не может быть для него основанием;
      В) воскрешены должны быть как современные иудеи, так и адепты иудаизма моисеева, если те жили праведно;
      Так ставить вопрос перед христианами вполне резонно, ведь те же, вроде как, не отвергают бога ветхозаветного, который признается воплощением законности и справедливости. Мы тоже, доказывая нашу теорему, всецело опираемся на логику и очевидную мораль.
      С тезисом А) спорить трудно, да пожалуй, и средне-статистический христианин согласится: пусть мусульман спасает их Аллах в соответствии с их Кораном, а нас будет спасать Иисус за нашу веру в Него. Заявление Христа о том, что спасение возможно только через Него, - это, возможно, преувеличение евангелистов или даже поздняя вставка апологетов церкви, кровно заинтересованной в таком указании. Мы только так и должны рассуждать, раз уж постулировали внутреннюю логическую непротиворечивость христианства, а Новый Завет как серьезный юридический договор-завещание не может распространять свое действие на тех людей, кто к нему не присоединился.
      А вот тезис Б) явно ошибочен как противоречащий даже нынешним представлениям о морали. В самом деле, если воскрешение - реальная естественная процедура продления жизни, прерванной противоестественным актом смерти, то отказать в воскрешении конкретной душе на том основании, что она порочна, это все равно, что отказать в медицинской помощи человеку потому, что он - человек нехороший. При таком подходе нужно тогда сразу казнить любых мерзавцев и преступников. Слава богу, мораль у нас уже отошла от пещерных представлений. Преступников в наше время принято перевоспитывать, как, надо полагать, и заблудшие души, после воскрешения.
      
      И, наконец, в нашей категоричной формулировке тезиса В), его сторонники, скорее всего, слишком много на себя берут: ведь они, по сути, пытаются навязать свою волю тем, кто уже сделал свой выбор.
      По категории сделанного выбора необходимо и вопрос рассматривать отдельно для трех категорий иудеев:
      
      В первую нужно включить тех, кто, живя по иудейским законам, тем не менее в какой-то мере и форме верил в свое грядущее воскресение и для которых это представлялось желанным. Уверен, среди иудеев таких людей большинство, как в прошлом, так и в настоящем. Для этой категории тезис В), несомненно, вполне справедлив.
      
      Во вторую категорию нужно включить тех иудеев, кто в ходе своей земной жизни принципиально отвергал идею бессмертия через воскрешение. Они прекрасно знали, в чем состоит суть христианства и ислама, или же, в более ранние эпохи - культа Оссириса-Исиды-Гора, Митры, Диониса, Адониса и им подобных у окружающих их народов, но отвергали как нежелательные и ошибочные все эти представления о бессмертии, лелея в душе как единственно правильное и желанное свое собственное представление - бессмертие в потомках.
      Их позицию можно сравнить с позицией Льва Толстого. Он, как будто, никогда не желал, чтобы кто-либо когда-либо посмел воскрешать его душу и в своей публицистике неоднократно высмеивал и изобличал саму эту идею как неправильную, ненужную и вредную. Толстой принципиально придерживался своего собственного представления о бессмертии, которое иногда называют социальным, достигаемом бесконечным воздействием жизни и творчества великого человека на умы и поступки последующих поколений. С точки зрения христианского бессмертия, эта идея как абсолют - еще один суррогат настоящего личного бессмертия.
      Таких людей, в том числе великих и знаменитых, также очень много было, есть и будет. Некоторые и сегодня вполне убежденно публично анти-пропагандируют как иллюзорную, ненужную и вредную христианскую идею воскрешения. Очень много и таких, кому перспектива жить неопределенно долго представляется шагом, на который может решиться только безумец.
      Праведность жизни всех этих людей тут абсолютно непричем. В праведности жизни Толстого сомневаться не приходится, как и в необходимости уважать его духовное завещание.
      В самом деле, кому может быть дано право нарушить духовное завещание Толстого? Может быть, его родным детям - правоверным христианам? Они ведь смогут сказать: раз уж наш папа, когда рождал и воспитывал нас, не спрашивал нашего желания и согласия появляться на этот свет, то теперь и мы имеем полное моральное право требовать воскресить его душу без его согласия, чтобы он имел возможность отменить свое неявное ошибочное завещание, составленное в несвободных условиях старческих болезней и плохой информированности.
      Хорошо, если это так. Но к сожалению, юриспруденция, когда станет наукой точной, может вынести и противоположный вердикт. Наша земная жизнь - ведь это и есть тот испытательный срок, в ходе которого каждый решает сам, чего он хочет, что мы и включаем в понятие 'веры'. Эта возможность определиться уже была у Толстого, как и у его детей. Тем более, что Толстой лично знал Н.Федорова, восхищался этим человеком и был детально знаком с его идеями, так что дай бог каждому быть столь же информированным в вопросах загробного воскрешения, как Толстой.
      Точно такая ситуация с иудеями второй категории: пока что ставить вопрос об их воскрешении по меньшей мере проблематично в силу их собственного неявного завещания, но вдруг окажется, что это в принципе недопустимо? Конечно, такой развязки не пожелал бы ни один из тех, кто желает и надеется быть воскрешенным, ведь его счастье в Небесном Царстве тогда будет неполным и даже весьма отравленным, только может ли это повлиять на исход дела? Все это, к сожалению, писано на воде вилами и в этом вся проблема.
      
      К третьей категории нужно отнести тех иудеев, кто никогда не слыхивал или не задумывался о христианском типе бессмертия, или по какой-то причине не сумел составить определенного мнения о том, желательно ли для него посмертное воскрешение. Нельзя не предположить, что в этом случае ситуация совершенно иная. Может быть, душам таких иудеев необходимо будет предоставить возможность сознательного и свободного выбора? Можно было бы даже порассуждать о конкретных способах выявления этого выбора, технически ведь для этого не видно никаких проблем, как мы показали в предыдущей главе.
      Но даже и здесь у нас нет уверенности. Опять тревожная неопределенность.
      
      Итак, как только мы принимаем концепцию бессмертия через воскрешение в качестве технически реализуемой и юридически обязательной для христиан, изъявивших свою волю в коллективном договоре-завещании, во всех вариантах вопрос о примате праведности наших земных дел как основания для нашего воскрешения при серьезном анализе даже не возникает, совершенно очевидно, что праведность не имеет отношения к делу. Все решает свобода нашей воли, нашего выбора, как первейшая сущность человека, - с этим ведь иудаизм вполне согласен?
      И как же можно в этом контексте оспорить определяющую правовую роль для христианского спасения каждой отдельной души его личной Веры?
      '...Итак не оставляйте упования вашего, которому предстоит великое воздаяние. Терпение нужно вам, чтобы, исполнив волю Божию, получить обещанное; ибо еще немного, очень немного, и Грядущий придет и не умедлит. Праведный верою жив будет; а если кто поколеблется, не благоволит к тому душа Моя. Мы же не из колеблющихся на погибель, но стоим в вере к спасению души.
      Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом...'
      (Евр.10:35-11:1)
      То есть вера в христианстве - это совсем не столько убежденность в дословной правдивости Евангелий, сколько убежденность в грядущем воскрешении, на которой основано принятое нами сознательное решение доверить душу Христу, убежденность в правоте Его дела, верность в делах и помыслах Новому Завету, как вполне серьезному и законному договору, духовному завещанию, к которому мы присоединились, наша неугасимая любовь к жизни, непоколебимость желания воскреснуть и использовать земной путь в качестве трамплина к будущей великой жизни.
      Если же мы отвергаем христианское личное бессмертие в пользу иудейского бессмертия в потомках, то никакая вера и никакие помыслы уже значения не имеют, и земные дела никак не могут способствовать загробному спасению. А для иудейского земного воздаяния значение имеют дела и только дела. И правильно сказал Бог у Иеремии о том, что для иудаизма по сравнению с делами даже и вера в Бога не так уж важна.
      
      Иудейское проклятие за грех и христианское отпущение грехов
      
      В Торе провозглашается принцип: 'Проклят [всякий человек], кто не исполнит [всех] слов закона сего и не будет поступать по ним!' (Втор.27:26) Эти слова ап.Павел трактует как наложение пожизненного проклятия за нарушение любого предписания Закона. Трактовка эта очень спорна, и если Павел был неправ, то нам следовало говорить не о проклятии, а просто о неотменимости наказания за любое нарушение иудейского Закона, более того, следующий отрывок из книги Исход (34:6-9) распространяет действие наказания и на потомков до четвертого поколения:
      '... И прошел Господь пред лицем его и возгласил: Господь, Господь, Бог человеколюбивый и милосердый, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, сохраняющий [правду и являющий] милость в тысячи родов, прощающий вину и преступление и грех, но не оставляющий без наказания, наказывающий вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода. Моисей тотчас пал на землю и поклонился [Богу] и сказал: если я приобрел благоволение в очах Твоих, Владыка, то да пойдет Владыка посреди нас; ибо народ сей жестоковыен; прости беззакония наши и грехи наши и сделай нас наследием Твоим...'
      Иудейское 'проклятие', стало быть, совсем не означает немедленную смерть. Это слово вполне могло означать частное, специализированное и конкретное наказание за конкретное преступление. Если человек совершил несколько конкретных преступлений, то над ним нависает уже несколько различных конкретных проклятий. В книге "Второзаконие" перечисляются многочисленные разновидности проклятий, в стихе Втор.23:5 утверждается, что бог может превращать проклятие в благословение, что также говорит, что "проклятие" не есть смерть.
      Но в то же время слово 'проклятие' потому и могло использоваться, что наказание является неотвратимым. Его нельзя ни смягчить, ни отменить никакими раскаяниями.
      Что означают слова Исх.(34:7): 'прощающий вину и преступление и грех'? Во-первых, это - безусловная амнистия за грехи предков к пятому поколению потомков (тот же стих). Во-вторых, прощение богом в Торе обычно означает отмену высшей меры наказания, немедленной казни, но ни в коем случае не отмену наказания (тот же стих). В-третьих, в книге Левит перечислены некоторые незначительные грехи, в основном совершенные 'по ошибке', которые, после принесения жертвы и специальных ритуалов и после возмещения ущерба пострадавшим подлежат прощению, полной амнистии. Как видим, 'прощение' в Торе предусмотрено в виде исключения, в специально оговоренных случаях.
      Итак, прощение - исключительные случаи. А правило таково: проклятие - неотвратимое никакими раскаяниями пожизненное наказание преступника, сознательно преступившего закон, и его потомков до четвертого поколения (Втор.21:23). И трактовка эта полностью подтверждается внутренней логикой иудаизма, в основе которой лежит иудейское понятие о бессмертии и воздаянии в потомстве.
      В самом деле, так как личного бессмертия, по Торе, не существует, то преступник в момент своей смерти совершенно 'ускользает' от правосудия. Но совершенное преступление, как правило, надолго нарушает справедливый баланс земного воздаяния между жертвами преступления и потомками преступника. Мало того, что часто потомки преступника пользуются возможностями, открытыми именно благодаря преступлению и доставшимися им в наследство, так умерший преступник еще и продолжает в каком-то смысле свою жизнь в потомках.
      Отсюда совершенно логична необходимость распространить действие проклятия на потомков преступника. Дальше четвертого поколения продлевать проклятие абсурдно: легко можно дойти до того, что не останется ни одной уголовной статьи, по которой бы человек оставался чистым. Правда, и логически вынужденная амнистия попахивает абсурдом: имуществом, награбленным пра-дедушкой, твои сыновья могут пользоваться уже спокойно, как совершенно законным.
      Имеет ли значение искреннее раскаяние преступника для жертвы, особенно если возместить ущерб невозможно? Если преступник скоро умрет и унесет в могилу свое раскаяние - то абсолютно никому его раскаяние не нужно. На месте иудейского бога я бы воспринимал мольбы раскаявшихся грешников в том числе и как их попытку облегчить себе жизнь за мой счет, ведь грешник, надоедливо причитая о своем раскаянии, нагружал бы меня своими проблемами, тем самым разгружая себя. А смягчить наказание в ответ на раскаяние бог не имеет права, это означало бы очевидное нарушение условий Синайского договора, справедливого баланса земного воздаяния преступникам и их жертвам, а потому в иудаизме логически абсурдно.
      
      Совершенно другая ситуация в христианстве с его загробным личным воздаянием. Искреннее раскаяние здесь уже играет определяющую роль, как для самого грешника, его будущего развития и для тех, кто будет жить рядом с грешником в Царстве Небесном, так и для бога-воскресителя, принимающего грешную душу. Ведь если раскаяние подобно нарывающей душевной ране, оно превращается в первейший фактор мотивации поведения. Иногда раскаявшаяся грешная душа заслуживает даже большего доверия, нежели душа безгрешная. В таких случаях говорят: 'За одного битого двух небитых дают'.
      Эти очевидные вещи Полонский оспаривает, дискутируя с ап.Павлом. Забавно, что опровергая апостола от имени иудаизма, он приводит цитаты из иудейских книг, еще не написанных при Павле. Впрочем, Полонский, как пример иудейского раскаяния, приводит Моисея и Давида.
      Но как видно из цитированного выше отрывка, раскаяние Моисея не носит личного характера, это - всего лишь признание греховности и жестоковыйности всего еврейского народа и просьба не освободить от наказания, а только сохранить евреям жизнь и наставить на праведный путь. С христианским покаянием тут мало общего. Давид же, как почему-то считается, совершил только два бесспорных преступления - убийство Урии Хеттеянина и перепись Израиля. В обоих случаях он признавал свой грех и просил у бога прощения. Как и следовало ожидать, бог его "простил", т.е. оставил в живых, но не оставил без жестокого наказания. В Псалмах Давид и в целом представлен в образе кающегося грешника, особенно в тех фрагментах, где поразительным образом отчетливо слышны христианские мотивы. Несомненно, Псалтырь потому и слывет "христианнейшей" ветхозаветной книгой, что была искусственно христианизирована. Так что Давид - это особый случай, который мы будем разбирать в следующей главе.
      
      Иудейское неприятие христианского принципа 'непротивления злому'
      
      Цитируем опять Полонского:
      'Одним из известнейших принципов христианской этики является 'непротивление злу насилием'. Иисус формулирует его следующим образом: 'Не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, подставь ему и другую...' (Евангелие от Матфея 5:39).'
      В начале своего комментария Полонский, как-будто снисходительно похлопывая христиан по плечу, даже чуть-чуть похвалил идею: и в самом деле, каждый мало-мальски духовно продвинутый сразу ощутит, что в идее этой имеется некоторая искра истины... Но ощущение это оказывается обманчивым, поверхностным и наивным, таким же, как по мнению Полонского, оказываются и все другие христианские идеи. Самое интересное, что ошибочность принципа 'непротивления злому' Полонский вскрывает в практической области: '...Гораздо чаще реализуется другой вариант развития событий: преступник, не встретив отпора, распоясывается еще больше и становится все более опасным. Именно поэтому наши мудрецы учили: "Кто милостив к злодеям - тот тем самым жесток к праведникам". Отнюдь не всякая декларация милосердия приводит к истинному милосердию'. Полное впечатление, что Полонский забыл, что назвал себя религиозным иудеем и рассуждает в этом месте, как нормальный реалист и даже как атеист.
      В самом деле, разве практическая область, по представлениям иудаизма, не находится под полным контролем бога? Тогда почему в условиях Синайского договора бог не взял на себя отмщение любых злодейств и не освободил иудеев от этой грязной работы? В том-то и дело, что условия Синайского союзного договора на самом деле составлял не бог, а обыкновенные люди, такие же, как Полонский, в душах которых религиозное чувство на каждом шагу боролось с чувством реализма, пусть даже на подсознательном уровне. Как реалисты, авторы и редакторы Пятикнижия не могли обойтись без земного суда, творимого руками людей, а непойманных злодеев они благоразумно предоставили божьему суду: дескать, уж бог-то все видит и не оставит зло без наказания, благо, в этом случае проверить ничего будет нельзя.
      Категорически отрицая от имени иудаизма "подставление второй щеки" в практической области, Полонский вовсе не считает принцип 'непротивления злому' совершенно бессмысленным. Просто Иисус, оказывается, не понял подлинный смысл своей фразы, которую он бездумно позаимствовал из Плача Иеремии 3:26-33, где смысл как раз имелся.
      Затем Полонский провозглашает:
      'Глубокая разница между еврейским и христианским подходами, однако, в том, что в проповеди Иисуса "подставить другую щеку" предлагается в качестве одного из центральных этических принципов, абсолютного идеала поведения на все случаи жизни - в то время как у Иеремии "подставление щеки" имеет в виду совершенно особую, специфическую ситуацию.'
      Но далее Полонский, обобщая эту специфическую ситуацию, незаметно для самого себя, превращает ее в общеиудейский принцип:
      '... Вообще, углубляя осознание противоречия "человек свободен в своих действиях, он имеет свободу выбора и поэтому несет ответственность за свои действия; в то же время Бог обо всем заранее знает и управляет всем в мире", - иудаизм последовательно проводит концепцию этической дихотомии в вопросе моего отношения к поступкам окружающих меня людей.
      Например, некто напал на меня и нанес мне какой-то ущерб. Мое отношение к этому должно быть двояким. С одной стороны, я должен считать, что нападавший, обладая свободой воли, выбрал зло и должен нести за это ответственность. С другой стороны, то, что Бог направил ход движения мира так, что именно я подвергся нападению, должно заставить меня задуматься - в рамках моих отношений с Богом и с миром в целом, а вовсе не в рамках моих отношений с напавшим на меня, который в данном, втором аспекте представляет собой не более чем орудие в руках Всевышнего! - в чем моя вина, в чем мои грехи, за что я наказан.
      В рамках этого осознания, если мои грехи действительно тяжелы - я должен "подставить бьющему щеку", чтобы ощутить справедливость наказания, чтобы обрести силы для внутреннего исправления. В одно и то же время я должен, с одной стороны (независимо от моего осознания собственной греховности), принять все возможные меры для отражения нападения на меня и для наказания преступника, а с другой (параллельно с предпринимаемыми мною активными действиями) - проникнуться осознанием собственной вины...'
      
      Как видим, 'подставление щеки' в смысле "осознания собственной вины", хоть и в рамках дихотомии и при условии признания собственной греховности (о чем можно было и не упоминать, так как признание своей греховности обязательно и для христианина), Полонский все-таки доводит до одного из центральных этических принципов иудаизма, абсолютного идеала поведения на все случаи жизни.
      А вот о христианском принципе сам пишет в примечании:
      'Практически ни одна христианская община за всю историю христианства не смогла реально осуществить принцип "непротивления злу" в организации своей социальной жизни и в повседневном поведении людей. Иисус сам в своих проповедях отступал от этого подхода и провозглашал совершенно иные принципы. (См., например, в Евангелии от Матфея (10:34), где он говорит: "Не думайте, что я пришел принести мир. Не мир пришел я принести, но меч [по отношению к тем, кто отречется от меня]").'
      Вот тебе раз! Сначала провозглашаем, что в христианстве это - универсальный принцип, а в иудаизме это - всего лишь частная специфичная ситуация, а в результате сами себя перехитрили, получив нечто прямо противоположное: ни в Евангелиях, ни в христианской практике действие 'всеобщего принципа' не наблюдается, зато в иудаизме получилось вполне универсальное правило.
      На самом деле никакого 'Принципа непротивления злу насилием' Иисус не провозглашал и своими словами и действиями показывал пример прямо противоположной позиции. Виноват не Иисус, а те писатели, которые раздувают его слова до размеров всеобщего принципа, подгоняя их под собственную концепцию.
      В борьбе со злом, направленным не лично против самого Иисуса, в Евангелиях тот всегда занимал активную, иногда яростную позицию, не брезгуя порой и грубой физической силой, а примеры 'непротивления злому' демонстрировал в основном тогда, когда 'злое' направлялось уже только на Него самого.
      Да, в ответ на пощечину Иисус предлагает подставить еще одну, но свою щеку. Заметьте, не щеку своего ближнего или дальнего, а свою собственную. О какой разновидности зла говорил Иисус, если оно касается только лично Вас? Ведь если речь идет хотя бы об увечье или воровстве, то это неизбежно ударит по Вашим близким и ни о каком подставлении второй щеки речи быть не может, потому что Вы своим бездействием фактически заставите дополнительно страдать не только себя, но посторонних невинных людей.
      Ответ очевиден: Иисус вел речь о пощечине всего лишь как о метафоре личного оскорбления. Только личное оскорбление может касаться исключительно Вас, без ущерба для кого-то еще, да еще мелкие пакости и обиды, которые можно приравнять к оскорблению. 'Не противься злому' можно ведь понимать и как 'не отвечай злобой озлобленному', не так ли?
      Может быть, все это - такая незначительная частность, о которой Иисус не стал бы отдельно говорить ? Ничего подобного. Припомните, часто ли Вас в Вашей жизни грабили, избивали, пытались убить? Для некоторых - ни разу за всю жизнь. А вот личные оскорбления и пакости в различной форме мы испытываем на себе часто, иногда каждый день, начиная с детства, с его детскими разновидностями обид. Поэтому ничто так не формирует нашу душу, как наше отношение к этим мелким регулярным обидам.
      Здесь мы сталкиваемся еще с одним преломлением христианской проблемы чистоты душевных помыслов.
      Как иудаизм требует относиться к подобным оскорблениям и пакостям? Здесь нам нужно сразу ограничить рассмотрение только оскорблением со стороны 'дальнего', чтобы не перескакивать на другой вопрос. Иудейский принцип 'Око за око' не позволяет отойти в сторону от обидчика, сказав про себя: 'Бог тебя рассудит'. С другой стороны, обидчик всегда направлялся самим богом, что должно озадачить пострадавшего.
      В терминах 'дихотомии' Полонского, как иудей, Вы, во-первых, обязательно должны задуматься о возможной своей вине, повлекшей оскорбление именно на Вас, даже от незнакомца, даже если с первого взгляда оно ничем не оправдано, т.е. переживать оскорбление всегда необходимо, во-вторых, оставлять без ответа обидчика нельзя, сколь бы малым не был нанесенный Вам моральный ущерб.
      Такая нервотрепка в иудаизме обязательна. Она вынужденно следует из его внутренней логики, специфики земного воздаяния: так как загробной жизни нет, а земная жизнь коротка, Вы должны здесь и сейчас восстановить справедливость, так как если Вы не вмешаетесь, то нарушите божье установление, после чего не вправе надеяться на заступничество бога. Никогда и никто за Вас этого не сделает. Иудейский-то бог хоть и направляет движение мира, но требует от самих иудеев восстанавливать справедливость. Если немедленный адекватный ответ оскорбителю невозможен, то и в этом случае нельзя забывать обиду, и вскоре, при удобном случае, Вы обязаны восстановить справедливость.
      Вот от этой нервотрепки освобождают христиан слова Иисуса 'Не противься злому'. Если моральный ущерб нанесен одному лишь Вам, то по возможности Вам лучше не отвечать той же монетой, нужно попытаться поскорее забыть об оскорблении, ни в коем случае не переживать его в себе и как бы отложить в далекое-далекое будущее возможное объяснение с обидчиком, надеясь, что оно и не потребуется, а если нет, то бог с ним сам объяснится, хотя бы и на том свете. Вы до последней возможности должны верить в человечность Вашего обидчика, в то, что он 'не ведал, что творил' или имел неизвестное Вам, хоть какое-то оправдание. И только когда совершенно очевидна социальная опасность злодея или факт нанесения ущерба не только Вам, но и другим, явно невинным людям, Вы должны активно противодействовать злу по примеру Иисуса.
      Непротивление оскорблению не имеет отношения к восстановлению справедливости. Его значение - забота Иисуса о чистоте наших душ.
      Психологическую разницу с иудаизмом можно наглядно представить на примере следующих двух ситуаций.
      Ситуация первая. Допустим, Вы расчитываете проработать в неком коллективе всю жизнь. Там кто-то Вас невзлюбил и ведет себя оскорбительно, но Вы терпите, рассуждая про себя:
      'Во-первых, к чему противиться и окончательно портить отношения с тем, с кем еще можно помириться и кто будет рядом со мной еще целую вечность?
      Во-вторых, я добр и великодушен и толком не знаю, случайно ли поведение обидчика. Не лучше ли подождать и осмотреться? Ведь члены коллектива лучше знают его, они все видят, и настоящий злодей всегда успеет получить по заслугам от всего коллектива.
      В-третьих, зачем портить себе настроение и трепать нервы? Лучше не обращать внимания, не думать и поскорее забыть об обиде. Мне еще так долго жить и трудиться. Моему коллективу не нужен неврастеник.'
      
      Точно так, по совету Иисуса 'не противься злому' должен рассуждать христианин. В ответ на оскорбление Вы не должны отвечать обидчику, потому, что:
      Во-первых, зачем увеличивать духовную пропасть с душой, с которой Вам наверняка придется еще бок о бок жить целую вечность на этом и на том свете ?
      Во-вторых, бог ведь и сам все видит, гораздо лучше Вас, и злоба обязательно когда-нибудь выйдет боком самому обидчику, если он - настоящий злодей.
      В-третьих, если принимать близко к сердцу мелкие обиды, еще и еще раз прокручивать про себя нанесенное оскорбление, мысленно представлять Ваши объяснения с обидчиком, то останутся ли у Вас силы и время для других, более светлых душевных устремлений?
      Так не долго уподобиться людям, все душевные силы которых тратятся на переживание ссор, а если их нет, то на провокацию новых конфликтов. Это одна из разновидностей 'энергетических вампиров'. Намного ли духовно выше они цепных собак, у которых главная "духовная" потребность - кого-нибудь облаять?
      Такие 'черные' души для бога - большая головная боль. Нет. Христу очень нужна Ваша душа чистой и беззлобной, такой и нужно ее сохранить к Вашему входу в Царство Небесное.
      
      Ситуация вторая. Допустим, Вы живете последний день, в бессмертие не верите, и напоследок работаете в неком однодневном коллективе. Там кто-то невзлюбил и оскорбил Вас. 'Как быть?', рассуждаете Вы про себя:
      'Во-первых, чего стесняться поставить на место того, с кем я больше никогда не встречусь?
      Во-вторых, так как коллектив однодневный, то обидчика, скорее всего, никто не успеет узнать с той стороны, с которой он открылся мне. Если я не поставлю на место наглеца, то никто и никогда за меня этого не сделает. А это будет нарушением справедливости.
      В-третьих, живу я последний день, разве не любопытно узнать, почему оскорбили именно меня? Чтобы не уносить в могилу эту загадку, мне нужно немедленно объясниться с обидчиком и узнать разгадку.
      В-четвертых, ясно, что объяснение не будет приятным. Но настроение мое и так испорчено тем, что завтра мне в могилу. Так пусть и обидчик отхлебнет от моей горькой чаши. Опасаться за мою нервную систему уж и совсем глупо: никому она не нужна и неинтересна, ведь все равно мне завтра в могилу.'
      Пример этот слишком утрирован, но ясен без комментариев.
      
      3) Итак, для каждого разногласия по вопросам душевных помыслов мы показали, что иудейская позиция вытекает из иудейского понимания бессмертия и земного воздаяния, а христианская позиция определяется перспективой загробного спасения.
      Посмотрим теперь, могла ли иудейская позиция измениться и стать похожей на христианские взгляды при естественном развитии иудаизма в "вертикальном" измерении?
      
      Христианский примат веры. Синайский союзный договор с Богом заключало только современное событию поколение евреев. По иудейской логике все последующие поколения своей жизнью продолжают земную жизнь тех, кто сделал свой выбор на Синайской горе, поэтому потомкам вырабатывать свое отношение к тому договору, еще раз задумываться, вступать или не вступать в Синайский договор было абсурдно: по условиям того договора они уже с рождения находятся в союзе с Богом, за них выбор уже сделало поколение Моисея.
      Выше мы показали, что естественное развитие иудаизма в "вертикальном" измерении было возможно только двумя способами - либо осознать тот "факт", что "загробное спасение" изначально было предусмотрено Синайским договором, либо признать обязательность "загробного спасения" для всех людей, начиная с Адама и Евы. Поэтому для загробного спасения никакого изъявления воли, желания и веры в него от иудеев не требуется, после смерти они автоматически спасутся. Отсюда следует, что ничего похожего на христианский примат веры в иудаизме никогда бы не возникло, в иудаизме ему просто не из чего было появиться на свет.
      Христианское отпущение грехов. Синайский договор регулирует вопросы только земной жизни и иудаизм жив лишь до тех пор, пока тот договор действует. "Отпущение грехов" уже на земле противоречит условиям Синайского договора и потому в иудаизме невозможно, даже в случае усвоения им идеи "загробного спасения".
      Христианское прощение личных обид, т.е. оставление "мелкого" зла без ответа и без разбора также грубо нарушает условия Синайского договора и несовместимо с иудаизмом. А вот христиане, свободные от Синайского договора и иудейского Закона, могут себе позволить уже на земле и грехи отпускать, и обиды прощать ввиду перспективы "загробной" жизни и божьего суда.
      
      4) Надеюсь, и читателю, далекому от богословских споров, и Полонскому наконец-то стало понятно, что Павел с его идеей "спасения посредством веры" был совершенно прав. Только вот почему же Павел так неубедительно доказывал свою правоту, что над теми его "доказательствами" до сих пор потешаются иудаисты?
      Все дело в том, что задачей Павла было "вывести" идею "примата веры" не откуда-нибудь, а именно из иудаизма, вот он ее и "вывел", как смог - всего лишь одной ссылкой в Гал.3:11 на иудейское писание: "...праведный своею верою жив будет..." (Авв.2:4). Разумеется, за этот перл Павла совершенно справедливо высмеивают, т.к. в тексте Аввакума не имелось в виду ничего похожего на павлову идею, да ведь в цитате этой и не сказано, что грешника спасет вера, и о загробном спасении ничего не сказано. Но за неимением лучшего чепуха эта осталась красоваться в христианском каноне.
      Примерно такой же маразм получился у Павла, когда он попытался "вывести" из иудейского правила "...проклят пред Богом [всякий] повешенный [на дереве]..."(Втор.21:23) искупление христиан от проклятия закона: "...Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас проклятием [ибо написано: проклят всяк, висящий на древе]" (Гал.3:13) (в русском переводе - не "проклятием", а "клятвою"). Значит, Христос стал для нас проклятием? Очень глубокая мысль, понять которую почти невозможно, зато главная цель достигнута - "вывел" все-таки Павел из иудаизма идею избавления христиан!
      Среди евангелистов "выводом" из иудаизма христианских идей занимался, в основном, Матфей. В Матф.5:39 Иисус говорит: "...не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую...". Что на самом деле здесь имелось в виду, выше мы уже разъяснили и разъяснение наше вполне согласуется с тем, как сказано о "подставлении щеки" у Луки в 6-й Главе. Но вот Матфею захотелось усилить впечатление от сказанного Иисусом сравнением с аналогичной нормой иудаизма, для чего он вложил в уста Иисуса такие слова: "Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому..." (Матф.5:38-39). Этим неосторожным маневром смысл фразы "не противься злому" Матфей радикально изменил, заставляя теперь уже сказанное Иисусом понимать как универсальный этический принцип "непротивления злу насилием", который почему-то никогда не соблюдал ни сам Иисус, ни христиане.
      В который раз мы видим, что очередная попытка "внедрить" христианскую идею в иудаизм, "вывести" ее из иудаизма выливается в очередной маразм.
      
      Иудейская суббота и христианское воскресение
      
      В современном иудаизме отчего-то само собой со временем сложилось представление об иудейской субботе как о приятном, радостном, торжественном празднике, дне физического, умственного и духовного обновления, как об установлении, которое есть подарок бога иудеям. Но такова ли суббота, изображенная в Торе?
      Во-первых, суббота - не подарок иудеям, а наоборот, дань, отдаваемая богу: '... шесть дней работай и делай всякие дела твои, а день седьмой -- суббота Господу, Богу твоему...' (Втор.5:13-14). Это впечатление отнюдь не веселой повинности - не вопрос правильности перевода или субъективных трактовок, а неизбежный вывод из внутренней логики Торы.
      Строгие ограничения, накладываемые на соблюдающих субботу, да еще под страхом смерти: '...кто осквернит ее, тот да будет предан смерти' (Исх.31:13), к веселью мало располагают, не правда ли? Эта жуткая тишина, полный покой, запрет заниматься любыми делами, - разве напоминает тут что-нибудь радостный праздник?
      Теоретически субботу связывают с седьмым днем от начала творения, в который бог 'почил', и в который иудеям, как и богу, запрещено делать что-либо, что хоть в чем-то изменило бы их состояние на момент начала 'субботы покоя' (Исх.31:15). (вероятный перевод древнеевр. 'Шаббат' - 'прекращать, останавливать')
      Тогда в субботу нельзя не только работать, но даже и размышлять, так как размышления как раз меняют состояние, рождая новые идеи. Может быть, допустимо хотя бы предаваться воспоминаниям? Вряд ли. Воспоминания - это ведь обозрение прошлых дел и подведение итогов, а бог этим занимался в конце шестого дня. Безусловно, детям нельзя ни во что играть: игры их формируют и развивают. Только сама суббота как игра допустима. Должно быть, первое время она детей и увлекает.
      Для большего покоя и оцепенения Тора требует даже оставаться в темноте: 'не зажигайте огня во всех жилищах ваших в день субботы' (Исх.35:3). Сегодня, правда, последнее неудобство обойдено: зажигать огонь, оказывается, может 'шабес-гой'. Ура! Теперь и многое другое позволяется в субботу современным иудеям, что Торой запрещалось.
      Так что на самом деле первоначально суббота была днем мрачным, что подтверждается и происхождением этого дня из Вавилонии, где седьмые дни недели считались несчастными. В эти дни там считалось вредным и рискованным что-либо делать: якобы не будет удачи. Но в иудаизме значение этого дня было переосмыслено.
      Из каких же внутри-иудейских причин проистекают жутковатые особенности субботы?
      Ответ, мы вас уверяем, все тот же: иудейское неверие в Царство Небесное как загробное счастье.
      Дело в том, что иудейская суббота, как и христианское воскресенье, представляют собой эсхатологическую мистерию, мистическую игру в жизненный цикл. Именно ощущение состояния души после смерти имитируют эти ритуалы, вот только ощущение это диаметрально противоположно в христианстве и иудаизме.
      В иудаизме суббота - имитация состояния души в шеоле. А там душа вечно пребывает в состоянии полного покоя. Но в таком состоянии, как справедливо указывал Н.Федоров, может находиться только покойник. Вот такое состояние, стало быть, и имитирует, по меркам христианства, суббота как 'игра'.
      Христианское же воскресенье - это не только еженедельный праздник воскресения Христа, но также мистическая игра, полная предвкушения радости будущего воскресения и наших душ. Само собой, такая радость не располагает к оцепенению. Наоборот, ноги сами просятся в пляс, а душа поет.
      
      3) Мог ли иудаизм в ходе естественного развития в "вертикальном" измерении отказаться от суббот и начать праздновать воскресенье?
      Еще один или даже два праздника в неделю - ничуть не противоречат иудаизму, и даже религиозный повод для этого мог бы отыскаться, а вот отказ от субботы для еврея равносилен тому, чтобы перестать быть евреем. Никакой необходимости отказываться от суббот ввиду открывшейся перспективы "загробного спасения" в иудаизме никогда не возникло бы.
      Мы уже видели, что с течением времени характер празднования суббот в иудаизме не смотря ни на что, все-таки менялся. Если суббота - эсхатологическая мистерия, имитация посмертного состояния, то с утверждением идеи загробного спасения иудеи осознают, что перспектива для их душ - не вечный покой шеола, а деятельная счастливая жизнь, и это осознание могло бы их сподвигнуть к переосмыслению того, что такое настоящий покой и отдых.
      В результате суббота могла превратиться в веселый праздник с песнями и плясками, но в любом случае пока жив иудаизм, будет жива и суббота.
      
      4) Курьез ситуации состоит в том, что для празднования воскресенья в Библии не оказалось никаких указаний. Наоборот, христианская Библия прямо предписывает соблюдать иудейскую субботу, в том числе и в Новом Завете (Мар.2:27, Евр.4:9). Но сам ее характер настолько непреемлем для христианской оптимистической эсхатологии, что суббота в христианстве изначально была обречена. Сегодня ее, кстати, рьяно отстаивают последователи Елены Уайт, которые не признают бессмертия души. (см., например, работы Сэмюэля Баккиокки) Павел в посланиях относительно субботы как будто в рот воды набрал, что говорит за то, что первые христиане из язычников никогда и не соблюдали суббот - на то они и язычники, что у них почитался не седьмой, а первый день недели, день Солнца, который теперь у некоторых народов переименован в "воскресенье", т.к. в этот день недели, по легенде, воскрес Иисус.
       Как же христианство официально объясняет отказ от празднования суббот? А никак. Почему не празднуем субботу? А потому. Наш праздник - воскресенье и точка.
      
      Еврейская 'любовь к ближнему' против христианской 'любви даже к врагам' и миссионерства
      
      Прибегнем опять к цитатам из Полонского, проливающим свет на отношение иудаизма к вопросам любви.
      '...иудаизм категорически настаивает на том, что любовь к человечеству должна быть не 'однородной', но 'градуированной', иерархической. Иудаизм предписывает любить ближних больше, чем дальних. Следует любить свою семью больше, чем других людей вокруг, а свой народ - больше, чем другие народы. Да, надо стараться помогать всем, но в первую очередь - тем, кто ближе.
      Подобный подход - это отнюдь не прагматическое правило, но моральный императив. Человек, который любит свою семью в той же степени, как и всех других вокруг, - поступает недостойно. И точно так же весьма далека от моральной позиция, которая предлагает относиться одинаково ко всему человечеству и любить свой народ не более остальных....'
      'Иудаизм учит человека строить свою любовь к окружающему миру иерархически; и, начиная от любви к себе и своей семье, постепенно расширять свою любовь до рамок своей общины, своего народа, всего человечества, всех живых существ, всего мира.
      При этом иудаизм делает четкое различие между 'обязательным уровнем' и 'идеалом для праведников'. Обязательным уровнем любви к ближнему - т. е. еврейской Библейской заповедью - является любовь к каждому еврею, к еврейскому народу. Идеалом же для праведника, согласно иудаизму, является расширение рамок любви на весь мир (с сохранением иерархии!).'
      ...'Иудаизм обязывает евреев любить прежде всего свой народ, причем любовь эта должна быть деятельной. Мы обязаны улучшать собственный национальный дом - другие же народы пусть, если хотят, учатся на нашем примере и сами, как могут, улучшают свои национальные дома. И этот уровень - любовь к собственному народу - является не только реально достижимым, но и конструктивным, он позволяет строить морально более продвинутое общество...'
      '...но если иерархия любви нарушена, и человек любит своего врага больше, чем он любит себя самого; если человек любит врагов своего народа больше, чем он любит собственно свой народ - то это мазохизм, осуждаемый иудаизмом. Такой мазохизм деструктивен, и он не только не ведет мир к добру, но, напротив, ведет мир к власти безнаказанного зла...'
      
      1) Итак, любовь, оказывается, должна быть иерархической. Однако трудно не заметить, что Полонский по большей части говорит только об одной разновидности любви, любви к самому себе, то есть об эгоизме. Даже любовь к своей семье - это ведь не совсем та любовь, которую мы держим в уме, произнося это высокое слово. Для ребенка его мать, по сути дела, является большей частью его самого. Поэтому и любовь его к своей матери в немалой степени - любовь к самому себе. Это, конечно, природное и естественное чувство. То же самое касается, в меньшей степени, других членов семьи и по убывающей иерархии - остальным родным и далее - всей твоей национальности.
      Слова 'эгоизм' вообще нет в книге Полонского. Он упорно повторяет слово 'любовь'. Но ведь и ребенку понятно, что любовь в ее высших проявлениях вообще не управляется нашей волей, не нормируется и не регулируется никакими заповедями, законами, нормами морали типа 'такая-то любовь - аморальна, тот кто любит тех-то, поступает недостойно, а такая-то - вообще мазохизм и т.п.'. Поэтому попытка выстроить любовь как таковую в иерархическом порядке противоречит природе любви и абсурдна сама по себе.
      А вот если говорить об эгоизме, то он, действительно, как врожденное чувство, по своей природе представляет собой пирамиду с вершиной в самом себе, и никаких доводов и усилий над собой для выстраивания этой пирамиды не требуется.
      Этот природный, 'кровный' эгоизм имеется у любых народов. В жизни он может проявляться как в добром, так и в злом. И зачем делать из него культ? Почему Полонский прямо не скажет: 'Да здравствует эгоизм!'? Нельзя. Идет бескомпромиссный спор с христианскими идеалами. Зачем занимать невыгодную позицию?
      Логический источник иудейского императива иерархического эгоизма очевиден: иудейское понятие бессмертия в потомках и воздаяния в потомстве. Ясно, что любое отклонение от эгоистической иерархии в 'деятельной любви к ближнему' подорвет обещанное воздаяние: оно будет распыляться, и обещанная цель, возвышение 'избранных' над 'неизбранными', не будет достигнута. Культурно-исторические корни "иерархической любви" также очевидны - иудейская самоизоляция и сплоченность, противопоставление себя всему остальному миру как способ самосохранения и выживания.
      Миссионерство в иудаизме отличается своей избирательностью: прозелиты должны принести что-то в общеиудейскую копилку, будь то репутацию, талант, влиятельность или богатство. Остальных, 'неизбранных' завлекать в иудаизм просто абсурдно, это ведь опять распыление воздаяния.
      
      2) Культурно-исторические корни христианской любви "даже к врагам" и миссионерства отыскать нетрудно, если искать не в иудейских древностях, а в истории греко-римского мира. Менталитет населения эллинистического востока империи и римлян сформировался не в ходе борьбы за самосохранение, а наоборот, в ходе имперских завоеваний. "Имперское" мышление греков и римлян, его универсализм, экспансия во-вне, стремление к глобализации как раз и было направлено на то, чтобы сделать всех врагов своими друзьями, всех помирить и заставить весь мир себя полюбить.
      Христианское миссионерство - другая сторона медали имперской экспансии. Избирательное же миссионерство для воплощения мечты о Небесном Царстве абсурдно не только из-за другого характера христианской любви, но и из соображений юридических, о которых уже шла речь, по которым только свободный выбор Небесного Царства при достаточной информированности каждой личности может быть основой правовой легитимности самого этого Царства.
      Перспектива "загробного спасения", издавна записанная на "подкорке" у греков и римлян, довершала дело: не могли люди не понимать, что Царство Небесное когда-нибудь всех примирит. Чтобы прочувствовать эту перспективу, давайте посмотрим на нее глазами иудеев, оказавшихся "на небесах", в том мире, который мы обрисовали в конце предыдущей главы. Что там произойдет с иудейской 'иерархической любовью'?
      Очевидно, в отношениях 'ближних' между собой сразу произойдет переоценка ценностей: для родителя станет важнее воспитать в детях чистую добрую душу, жизнелюбие, нежели предоставить им материальное богатство или фамильную репутацию. И дети своих родителей должны будут благодарить в душе не за богатства, а за свою бессмертную душу, полученную в подарок от родителей.
      Главной составляющей небесного воздаяния будет то счастье, которое принесет любовь во всех ее проявлениях, в том числе недоступная ранее. Это и бессмертие как обоюдная любовь к жизни, и впервые ничем не ограниченная любовь всех видов к людям и к любым желанным видам деятельности.
      Так как иудейская 'иерархическая любовь' выставляет массу дополнительных неестественных преград и ограничений для свободной любви и как результат, для собственного духовного роста, она неизбежно будет отброшена как ограничение суммы счастья. Например, горизонты счастья расширятся обретением запрещенной ранее любви к нееврейским девушкам, любви к чужим национальным кухням, запрещенной ранее любви к музыке Вагнера или реализацией зарытого таланта в запрещенных ранее искусствах.
      Совершенно ясно, что в иудейском сознании произойдет и переоценка ценности двух воздаяний, иудейского и христианского. Выяснится, что привлекательность иудейского воздаяния была сильно завышена.
      Иудейский Ромео, которому было запрещено любить представительницу врагов, неиудейскую Джульетту, (по Полонскому это был бы мазохизм) довольствовался ранее таким вот воздаянием: его дом возвысился над ее враждебным домом как в моральном, так и в материальном плане и от этого он испытывал удовольствие и гордость.
      И вдруг выясняется, что обретя Джульетту совсем в другом, новом качестве возлюбленной, он постиг что-то совсем не сравнимое с прежним, 'иудейским счастьем'.
      'Радость от любви гораздо сильнее и выше, чем от эгоизма!', - воскликнет он, - 'Да нас просто дурачили! Под вывеской иудейского воздаяния 'избранности' нам просто подсовывали чечевичную похлебку и заставляли заниматься мазохизмом!'
      Будет ли понятие в Небесном Царстве о 'ближних' и 'дальних', 'своих' и 'врагах'? 'Ближние', конечно, будут, но круг этот будет гораздо более текуч, чем на земле. Ничто не помешает полюбить 'дальнего' и сделать его своим 'ближним'.
      Но 'враги' вряд ли останутся в своем прежнем значении. Если мечты Федорова и Циолковского осуществятся хотя бы поколений через сто, то в Царстве Небесном окажется примерно около триллиона воскрешенных душ. Надо думать, по космическим меркам это немного, ведь таким коллективом не освоить и маленькой частицы нашей галактики, насчитывающей около ста-четыреста миллиардов звезд.
      Если первое время все будут находиться в одном месте, поблизости от Солнца, которое не погаснет еще самое малое несколько миллиардов лет, то даже этого времени может хватить, чтобы все бывшие враги перезнакомились, помирились и подружились.
      Это, конечно, не означает преодоления соперничества в работе, творчестве, любви, однако это уже будет не война врагов, а борьба друзей-соперников.
      
      3) Но для иудеев вся вышеизложенная переоценка ценностей может произойти лишь после воскрешения их в Небесном Царстве. И все дело опять в том, что любое отклонение от "иерархической любви" до тех пор, пока продолжается земная жизнь - это нарушение иудейского Закона и денонсация Синайского союзного договора с Богом.
      
      4) Как видим, христианская "любовь даже к врагам" - не такая уж глупая идея, как это кажется Полонскому. В 6-й Главе Евангелия от Луки идея эта изложена очень толково, у Луки в этой части нет никаких апелляций к иудаизму. А вот Матфей и в части "любви к врагам" не удержался и попытался эту идею Иисуса изобразить как "творческое развитие" идей иудаизма:
      "...Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших..." (Матф.5:43-44).
      В результате получился очередной маразм: ни в каких иудейских текстах на самом деле нет второй половины "иисусовой цитаты", получается, Матфей смог "пришить" христианскую любовь к иудаизму только оклеветав его, приписав ему вымышленное указание "ненавидь врага твоего".
      
      Иудейское неравенство от рождения и христианское равенство во Христе
      
      1) В силу иудейского понимания бессмертия как бессмертия в потомках, своим рождением каждый иудейский ребенок продолжает жизнь своих предков, поэтому воздаяние за все добрые дела своих предков до тысячного колена по логике иудаизма и по условиям Синайского договора с самого рождения по праву принадлежит новорожденному. Сумма этого воздаяния у всех новорожденных иудеев разная и определяется мерой праведности их предков.
      На не-иудеев действие Синайского договора не распространяется, поэтому неиудейский ребенок никакого воздаяния за предков не получает, стало быть, с рождения он менее любим богом, чем иудейские дети.
      Иногда иудейские писатели, силясь как-то объяснить и сгладить возникающее при этом впечатление некоторой несправедливости, утверждают, что иудейство - это ведь свободная конгрегация, в которую может войти любой человек, после чего неравенство как бы исчезает само собой.
      Но этот взгляд ошибочен, т.к. внутри самого иудейства равенство отсутствует. Многие евреи, переезжая в Израиль на постоянное жительство, с удивлением узнают, что не все евреи равны, существует множество неравных категорий, в зависимости от их происхождения, причем неравенство это узаконено условиями Синайского договора. В самом деле, с какой стати Вы, прозелит или, скажем, еврей в третьем поколении, можете расчитывать на равенство с тем евреем, чьи предки были евреями уже более 3000 лет, т.е. с евреем более, чем в ста поколениях? По иудейскому Закону Вы получаете награды лишь за три поколения предков и если Вы искренне уважаете иудаизм, то даже будучи пожилым человеком, могли бы в метро добровольно уступать место подростку, если он - из сефардов. Это не шутка. В Европе начала 20 века на службах в синагогах ашкеназы стояли, почтительно уступая сидячие места сефардам.
      Относиться к не-иудеям Вы тем более не имеете права так же, как к сефардам. И если сегодня некоторые еврейские лидеры официально заявляют, что "избранность" евреев на самом деле ограничивается только тем, что именно евреи были первыми, с кем Бог вступил в диалог, а во всем остальном все народы равны, то надо просто открыть Библию и убедиться, что и это заявление ошибочно. Синайский договор для евреев действует до сих пор, никто его не отменял, а цель этого договора как раз состоит в том, чтобы создать неравенство, возвысить праведников и в целом все иудейство над остальным миром.
      
      2) При христианском типе бессмертия, т.е. полном искоренении смерти, каждая личность своей жизнью продолжает уже только свою жизнь, а не жизнь предков. Иудейскому воздаянию за дела предков, этакому наследству, получаемому при рождении, при новом укладе просто неоткуда взяться: каждая личность получает воздаяние только за свой вклад и свои дела. В этом и состоит христианское равенство. О равенстве в самом главном - в равном для всех праве быть воскрешенными, я даже не говорю, это само собой разумеется.
      Конечно, идеал "материального" равенства в случае реализации римского проекта всеобщего спасения (см.Главу1), т.е. при активном христианстве, должен был распространиться и на земную жизнь еще до начала процесса воскрешения. Примерно это выглядело бы так: большая часть капитала, заработанного Вами за всю жизнь, переходит не к детям, а в фонд реализации Проекта-666 и после Вашего воскрешения возвращается Вам. Вот тогда плоды Ваших трудов уже точно пойдут на пользу "Общего дела", а не будут промотаны Вашими потомками.
      Утверждаю на полном серьезе о своей убежденности: к такой системе общество когда-нибудь может прийти, но во всем нужна постепенность. Худо-бедно-постепенно идеал равенства даже и пассивное христианство воплощало в жизнь - нельзя отрицать заслуг христианства в искоренении рабства.
      Надо сказать, в древности имели хождение и другие представления о загробном мире, в котором, якобы, рабы останутся рабами тех же господ. Но это были пещерные, неразвитые представления. С развитием культуры, религии, светского права такие взгляды отошли в прошлое.
      Ко времени зарождения христианства возобладали здравые представления о загробном равенстве. Это прямо декларируется в Новом Завете - и в Евангелиях, и у Павла, и в апокрифах.
      Культурно-исторические, религиозные корни христианского равенства нужно искать в языческих культах богов-спасителей и особенно в культе Диониса. Это был самый распространенный культ в греко-римском мире, особо популярный среди простонародья, крестьян, бедноты и рабов, в котором человеческое равенство и любовь были главными идеями. Дионис был единственным богом, с которым его приверженцам нужно было как-бы отождествляться, сливаться. Введенное Павлом понятие о теле Христовом, в котором все христиане сливаются в равенстве и любви, было настолько привычно для слуха первохристиан, что трудно не заметить его дионисийских корней.
      
      3) Могло ли иудейство, развиваясь естественным образом, усвоив идею "загробного" спасения утратить принцип неравенства от рождения и придти к идее, похожей на христианское равенство?
      Усвоение и принятие идеи "загробного спасения" не означало отказа от иудаизма, т.е. от Синайского договора и от иудейского Закона, которые задумывались именно для создания неравенства от рождения в этой, земной жизни, а о том, как будет на "небесах", в Торе ничего не говорится.
      Так что ничего похожего на христианское равенство в иудействе появиться не могло.
      
      4) Христианское богословие, вслед за Павлом, так или иначе, вынуждено признать, что Синайский договор и иудейский Закон для иудеев продолжают действовать. Так, Всемирный Совет Церквей в одном из своих постановлений признал, что "Завет между Богом и еврейский народом остается в силе". И утверждая о своих, якобы, иудейских генетических корнях, христианство не может ставить под сомнение, что иудаизм до сих пор реально приносит иудеям все то воздаяние, которое провозглашает Тора и которое означает фактически неравенство от рождения и "избранность" иудейства.
      Так мы заходим в очередной логический тупик. Несмотря на христианский идеал всеобщего равенства, иудеи оказываются все-таки "равнее" всех.
      
      Иудейское неприятие христианского искупления 'Первородного греха' и иное отношение к сексу, браку, деторождению и монашеству
      
      Предоставим опять слово Полонскому:
      'В начале книги Бытия - книги, священной как для иудеев, так и для христиан, - рассказывается о том, как Первый Человек, Адам, совершил свой первый грех: в Саду Эдемском, нарушив запрет Бога, он вкусил от плода Дерева Познания Добра и Зла. Это первое грехопадение повлекло за собой вселенскую катастрофу - изгнание первых людей из рая. И иудаизм, и христианство согласны в том, что последствия греха Адама люди несут на себе до сих пор...'
      '...каковы последствия первого греха для потомков Адама - т.е. для всего человечества. (?) Тут христианство и иудаизм принципиально расходятся в своих концепциях.
      Христианство учит, что вина за грех Первого Человека - наследственная, она передается всем его потомкам: каждый человек от рождения "виноват" перед Богом уже в том, что он - человек, сын Адама. С точки зрения христианства, единственный путь освобождения и искупления этой вины за "первородный грех" дал людям Иисус: пожертвовав собой за людей, он снял с человечества великую вину. В этом, как считают христиане, и состоит смысл "первого пришествия" Иисуса на землю, его роль как Мессии, "Спасителя и Искупителя" рода человеческого.'
      '...Христианство учит, что первый приход Иисуса только подготовил почву для исполнения библейских пророчеств (которые будут осуществлены в результате "второго пришествия") - тем, что этот приход дал человечеству возможность освободиться от наследственной вины за первородный грех. При этом освобождение от этой вины достигается только с помощью крещения - обряда, символизирующего веру в Иисуса и в единение с христианской церковью. Люди, не прошедшие этого обряда, "несут на себе вину за грех Адама" и, согласно теологии христианства, не имеют шансов на спасение, даже будучи праведниками.
      Для иудаизма совершенно неприемлема христианская концепция греха Адама как универсальной "вины", унаследованной его потомками. С еврейской точки зрения, последствия грехопадения Адама распространяются, конечно, на его потомков, что выражается в объективных трудностях повседневной человеческой жизни ("в поте лица своего будешь есть хлеб свой") и в проблемах внутреннего устройства личности. Вследствие греха Адама людям стало труднее жить и труднее общаться с Богом; но это не неискупимая вина, а проблема, с которой каждый человек может и должен справляться, понимая свою ответственность перед Богом за свою судьбу и за судьбу всего мира.
      Сам христианский термин "первородный грех" неприемлем для иудаизма, ибо он подразумевает, что "от рождения" на каждом человеке лежит вина перед Богом, что каждый как бы от рождения уже грешник. Иудаизм со всей определенностью утверждает, что каждый человек, кем бы он ни был, получает от рождения чистую душу, и только от его собственного выбора зависит - сделать ее грешной и "виновной перед Богом", или же сделать ее праведной и чистой; спастись или погибнуть. Ежедневная утренняя молитва еврея начинается со слов: "Бог мой! Душа, которую Ты дал мне, - чиста..."'
      Иудаизм учит, что человек не рождается грешником и что от рождения никто не "порабощен грехом". С младенчества каждый человек в равной степени расположен как к греху, так и к праведности. В книге Бытия говорится о том, что у человека есть "склонность к греху от юности его" (Бытие 8:21), но есть также и силы противостоять ему. Бог говорит Каину: "У входа грех лежит, ты же имеешь возможность властвовать над ним" (Бытие 4:7). Человек сам отвечает за свои поступки, он сам делает свой моральный выбор - грешить или не грешить; и он может винить в своих грехах только себя самого, но никак не "наследие греха Адама" или "порабощенность дьяволу".
      
      В чем же состоял грех Адама?
      
      '...Согласно христианской трактовке, Адам "познал жену свою" (Бытие, 4:1) после того, как Адам и Ева нарушили Божественный запрет и сорвали плод с Дерева Познания; а их дети - Каин и Авель - родились после изгнания, вне пределов Сада Эдемского. Христиане при этом считают, что то "познание", о котором идет речь в стихе 4:1, - т.е. сексуальные отношения между Адамом и Евой, - является прямым следствием греха. Из этого христиане заключают, что сексуальные отношения между мужчиной и женщиной изначально таят в себе греховное начало. Поэтому принципиальной важностью обладает для христиан чудесное рождение Иисуса "от девы, не познавшей мужа".'
      '...Даже само название этого догмата в христианстве - "догмат о непорочном зачатии" - подразумевает, что всякое другое (т.е. обычное) зачатие содержит в себе элемент "порока".'
      
      К сожалению, на этот раз Полонский не понял, в чем состоит христианская трактовка второй главы книги Бытие и какой смысл вкладывается в понятие 'первородный грех'. Далее мы восполним этот пробел по ходу разбора данного разногласия двух религий.
      Иудейская позиция, по Полонскому, такова: не было никакой связи греха Адама с сексом, и вообще, никакого 'первородного греха', врожденного у всех потомков Адама и требовавшего искупления, никогда не существовало.
      
      Главная причина расхождения христианской и иудейской трактовки - опять различное понимание бессмертия.
      Для христианских теоретиков с их верой в личное бессмертие 'Эдемская история' из второй главы книги Бытие - ценная находка. Эта история дает им прекрасный шанс объяснить, хоть и аллегорически, откуда произошла смертная природа человека, а также подтверждает, что в прошлом у людей, как реальная альтернатива, имелась дорога к личному бессмертию. Это льет воду на мельницу законности христианского бессмертия как изначального замысла самого бога. Уже Павел (см. например, Рим.5) цепко ухватился за эту идею, да и евангельская фраза 'предоставь мертвым погребать своих мертвецов' явно перекликается с эдемским пониманием состояния 'стать мертвым' как означающего 'стать смертным'.
      Для иудаизма с его концепцией бессмертия в потомках 'Эдемская история' всегда была головной болью. Во-первых, наличие в саду дерева жизни для иудейской теологии - артефакт, который не лезет ни в какие ворота моисеева иудаизма. Во-вторых, сам бог, укоряя Адама за совершенный грех, как и ранее, устанавливая запрет есть плоды с дерева познания добра и зла, прямо указывал главное последствие нарушения запрета - смерть, а вовсе не трудности жизни вне Рая, как думает Полонский. Как все это понимать в рамках иудаизма? Неужели бог говорил Адаму неправду, а Моисею забыл сказать что-то очень важное, и похоже, самое главное?
       Как вышло, что вторую главу книги Бытие в нынешнем виде иудейские редакторы вообще оставили в своем Писании? Точно установлено, что история в Эдемском саду - наиболее архаичная часть книги Бытие и происхождение ее нееврейское. Она была заимствована из фольклора месопотамских земледельцев, имевших представление о бессмертии, близкое к христианскому и далекое от иудейского. В этом, должно быть, и состояла та оплошность, которая дала козыри в руки ап.Павла и последующей христианской теологии. Все же историю эту частично (но явно недостаточно), судя по всему, подредактировали составители Пятикнижия: так, дерево познания добра и зла не имеет аналогов в мировом фольклоре и видимо, исконным его названием было 'дерево смерти'. (см. Д.Фрэзер 'Фольклор в Ветхом Завете') (ср. Втор.1:39)
      Главным же актом 'иудаизации' было более позднее вклинивание авторами т.н. 'Жреческого кодекса' времен вавилонского плена в самое начало Торы ярко выраженного иудаистского учения о шестидневном творении, в которое вошло, как изначальное, прямое указание бога первым людям 'плодиться и размножаться'. Вот на эту заповедь теперь и указывают иудаисты христианским теологам, которым на это особо нечем возразить.
      Так в чем же состоял грех Адама? По иудейской трактовке - всего лишь в нарушении запрета бога, непослушании. Отведав плодов с дерева познания добра и зла, Адам и Ева, хоть и слегка согрешили, но зато превратились во взрослых людей, обрели подлинную свободу воли, а вместе с ней - полную свою ответственность, требующую отвечать за свои поступки.
      Чтобы общий принцип неминуемой ответственности за содеянное воплотился, первые люди были изгнаны из Рая, только и всего. Никакого измененения природы человека, связанного со смертью и с сексом, само собой, не могло случиться. Намек на обретение сексуальности в природе человека посредством эдемского греха подорвал бы основополагающее иудейское понимание бессмертия в потомках как исконного, изначально установленного самим богом миропорядка, естественного и единственно возможного.
      Христианское понимание гораздо органичнее ложится на текст, и уже ап.Павел без труда угадал родственные христианству мотивы авторов 'Эдемской истории', органическую близость их эсхатологии. В ней уцелело немало косвенных признаков, подрывающих безмятежную иудейскую трактовку. Чем было вызвано такое потрясение бога, такой его гнев на головы своих любимых созданий, которым, как и детям, некоторое непослушание, интерес к запретному плоду, должно было быть естественным хотя бы в силу их врожденной любознательности? Нет, это было не просто непослушание. Богу явно была нанесена какая-то глубокая личная обида, даже, скорее, он перенес какой-то душевный удар.
      Джеймс Фрэзер привел в мировом фольклоре несколько примеров повторения мотива обиды бога на людей, вылившейся в утрате ими бессмертия, например, любопытную историю, сходную с Эдемской, которую помнят в племени Ашанти:
      'Ашанти говорят, что когда-то в незапамятные времена люди были счастливы, потому что бог жил среди них и разговаривал с ними лицом к лицу. Но этому блаженному времени не суждено было длиться вечно. В один злосчастный день несколько женщин толкли пестиками в ступе какие-то зерна для еды, а бог стоял тут же и смотрел на их работу. Почему-то присутствие бога надоело женщинам, и они предложили ему уйти, а так как он не спешил уходить, как им хотелось, то они стали бить его своими пестиками. Тогда разгневанный бог ушел совсем из мира, предоставив идолам управлять им. И вот до сих пор еще народ говорит: 'Эх, кабы не та старая баба, как бы мы были счастливы!"'
      Когда тот бог покидал людей, они еще не знали, что такое смерть. Та история завершилась безрадостным итогом - существующим ныне смертным миропорядком. Как видим, здесь бог испытал глубокую обиду, узнав, что нелюбим людьми, пусть те и не понимали его истинной роли в их жизни.
      Если мы с этой, обще-мифологической стороны подойдем к эдемской истории, то без труда угадаем, что так обидело бога. Разгадка должна заключаться в неожиданном для бога разрешении самого важного для него вопроса.
      Таким мучительным вопросом для него был: 'по вкусу ли жизнь Адаму и Еве?'. Самым сокровенным чаянием бога была мечта: чтобы Адам и Ева ощутили и осознали счастье и радость жизни, подаренной им, и испытали искреннюю благодарность и любовь к своему творцу. Это бы увенчало все усилия бога и явилось бы триумфом всех его дел. Он так старался, с такой любовью холил и лелеял своих чад, пытаясь сделать их счастливыми, и так долго с трепетом ждал от них ответных чувств, что решил, наконец, с помощью испытания узнать приговор себе и своим делам.
      Если только бог был правдив, в чем должны сомневаться только комментаторы-иудаисты, смыслом и значением дерева познания добра и зла была смерть. Само наличие в саду двух деревьев - дерева жизни и дерева смерти - говорит о намерении бога предоставить первым людям возможность самим сделать выбор и вынести приговор сотворенному им миру.
      Люди, как мы помним, выбрали смерть. Богу это показало, что его подарок первым людям, жизнь, им был не по душе. Для бога это было катастрофой, все его мечты полетели прахом: к чему были все его старания в деле сотворения мира, если венец творения, человек, отвергает самого себя как высшую ценность? Чтобы прочувствовать силу его отцовских душевных переживаний, попробуйте поставить себя на Его место, - представьте себе, что Ваши собственные дети сознательно покончили с собой, недовольные тем миром, что Вы им подарили... Душевный удар, потрясший бога, и душевная рана, нанесенная ему Адамом и Евой, таким образом, были не такими надуманными, как это представляется иудаистам.
      Эдемский рассказ недвусмысленно связывает смерть с сексуальной жизнью Адама и Евы. Даже в Агаде, должно быть, в виде анахронизма, сохранилось указание, что Ева покормила запретными плодами не только Адама, но и всех животных, птиц и зверей, и только после этого, надо думать, и установился способ продления жизни через половое размножение, так как птица Феникс, единственная, кто не поддался искушению, осталась бессмертной и, само собой, не имеет понятия о сексе.
      Современный рационалист легко примет за очевидную возможность бессмертие Адама в замыслах бога. Адам ведь был 'киборгом', искусственным интеллектом, сотворенным из глины, не имевшим 'половых' родителей и для которого сексуальная жизнь, как и смерть, могла и не планироваться.
      С точки же зрения иудаизма никакой связи секса со смертью в логике эдемской истории не может быть, наоборот, только половое размножение и представляет собой единственный путь к бессмертию, конечно, в потомках. Поэтому Полонский не хочет понять аллегорической связи секса со смертью и не признает никакой 'греховности' секса и никакого 'первородного греха'.
      Но даже исходная идея Полонского о том, что появившийся на свет младенец в принципе не может быть в чем-то виновным, которую он предлагает нам в качестве самоочевидной этической аксиомы, слишком уж сомнительна. Скажем, если ради создания условий для рождения младенца Х его предки завоевали чужую страну, умертвив всех туземцев вместе с их младенцами, то так ли уж безгрешна душа младенца Х ? Его предки проливали свою и чужую кровь не ради своей корысти, а для рождения Х, который вынужден пользоваться награбленным.
      Может ли этот маленький человек Х при правильном религиозном воспитании не чувствовать за собой греха, не испытывать никаких угрызений совести, спокойно наслаждаться жизнью, дышать тем воздухом, которым должны были дышать младенцы убитые, и даже гордиться 'ратными подвигами' своих предков? Ситуация эта не надумана, а напротив, типична для человеческой истории, в ходе которой для получения жизненного пространства сильные нации регулярно поголовно или частично истребляли более слабые народы. (см., например, В.П.Эфроимсон, 'Генетика этики и эстетики').
      В чем же состоит греховность 'первородного греха', в любом случае присущего от рождения всем потомкам Адама с точки зрения христианства с его представлением о личном бессмертии? (этого не хочет понять Полонский)
      Первородный грех любого младенца состоит в том, что его жизнь стала возможной только благодаря смерти его предков. Все, чем он владеет - дефицитное в любую эпоху жизненное пространство, земля, богатства природы, дом, имущество, сама его жизнь, - принадлежит ему благодаря их смерти. Такой порядок установлен слепой эволюцией, которую 'выбрал Адам'. Грех этот мы не замечаем потому, что в первый период нашей жизни родители наши пока еще живы, хотя уже и обречены. Но это всего лишь эволюционная необходимость для млекопитающих. Не будь этой необходимости, будьте уверены, родитель умирал бы сразу с рождением потомства, как это происходит у некоторых животных, слепая старуха-эволюция зверски жестока.
      Мы живем не только 'на плечах' наших предков, но еще и на их крови и костях. Атеист обычно вынужден гнать от себя мысли об умерших предках и о неизбежной в будущем смерти своих детей. Но в подсознании мысли эти живут в них своей жизнью как комплекс вины и перед предками, и перед потомками, которым по наследству передается этот врожденных грех.
      Иногда этот подсознательный грех всплывает наружу, как в переживаниях Толстого, о чем писал И.И. Мечников, размышлявший о возможности "воспитания инстинкта естественной смерти":
      "Когда Толстой, терзаемый невозможностью решить эту задачу и преследуемый страхом смерти, спросил себя, не может ли семейная любовь успокоить его душу, он тотчас увидел, что это - напрасная надежда. К чему, спрашивал он себя, воспитывать детей, которые вскоре очутятся в таком же критическом состоянии, как и их отец? Зачем мне любить их, растить и блюсти их? Для того же отчаяния, которое во мне, или для тупоумия? Любя их, я не могу скрывать от них истины, - всякий шаг ведет их к познанию этой истины. А истина - смерть".
      Но по логике христианства, суть которого Толстой не принял, вся эта безысходность, проистекающая от 'первородного греха', имела место только до пришествия Христа. После его прихода все изменилось благодаря заключению с человечеством коллективного договора-завещания, 'Нового Завета'.
      Если правы те предания, по которым Христос еще и принял смертные муки ради своей идеи, то вполне возможно, что его добровольная жертва, как и его императорский статус 'божьего сына' и 'отца народов' и в самом деле сделали его легитимной и правомочной договаривающейся стороной и законным гарантом исполнения Нового Завета.
      Выходит, что своим распятием Христос действительно искупил 'грехи людей' и снял с человечества великую наследственную вину за 'первородный грех', ведь теперь мы знаем, что наши предки и потомки неизбежно будут воскрешены, и это полностью очищает нашу совесть и совесть наших потомков. На правовом пути, указанном Христом, вполне законно даже и ставить вопрос об искуплении вины современных наций перед истребленными в прошлом народами.
      Что же нелогичного нашел Полонский в христианском учении об искуплении первородного греха и почему он так самоуверенно говорит о непорочности души всякого младенца?
      А все дело в исходном представлении о бессмертии. Если христианское учение о воскрешении и личном бессмертии - всего лишь несбыточная мечта и логическая ошибка, то тогда, конечно, прав Полонский и о врожденном первородном грехе говорить логически некорректно.
      Если же христианский Завет может и должен быть исполнен, то противники христианства, сознательно отвергая его главную цель, упрямо продолжают нести на себе 'первородный грех' и взваливают его еще и на плечи своих потомков.
      Касательно замечания Полонского о том, что "непорочное зачатие" означает рождение Иисуса "от девы, не познавшей мужа", то в этом он ошибается. На самом деле догма "непорочного зачатия" не имеет отношения к девственныму рождению Иисуса, а подразумевает непорочное рождение самой Богоматери. Наш оппонент при этом недоумевает: 'Если лишь зачатие Христа было непорочным, то значит, согласно христианству, всякое другое, т.е. обычное зачатие содержит элемент порока'. Разъясняю: "божественное" рождение Марии считается первым в истории 'непорочным зачатием', т.е. первым рождением "вне первородного греха" и вне смертной природы, из греха проистекающей, по той причине, что изначально планировалось бессмертие богоматери. Кроме того, после исполнения миссии Христа - "искупления первородного греха" и узаконивания перспективы воскрешения - для всех Его последователей и их потомков сексуальная супружеская жизнь 'во Христе' больше никак не связана со смертью, т.е. утратила элемент греха.
      Говоря о допускаемых в христианстве бездетности, безбрачия и монашестве, иудейскую позицию Полонский определяет так:
      '...Совершенно иное отношение к сексуальной сфере человеческой жизни мы встречаем в иудаизме. Иудаизм рассматривает сексуальные отношения мужа с женой и рождение детей как величайшую заповедь, а отказ от сексуальных отношений и деторождения - как 'форму убийства', и, таким образом, категорически отрицает монашество и безбрачие.'
      Другой позиции от иудаизма ожидать невозможно: это бы противоречило иудейскому идеалу воздаяния в потомках.
      В самом деле, если личного бессмертия и небесного воздаяния не существует, а есть только бессмертие в потомках и воздаяние в потомстве, то как тогда можно расценивать человека, не оставившего после себя детей? Так как продолжения в потомках он не получил, 'умер в забвении', и ему отказано в каком-либо посмертном воздаянии, то по логике Ветхого Завета он, очевидно, должен быть величайшим грешником, несмотря на праведность остальных своих земных дел. Это проявляется в мистическом страхе Торы перед 'семеноточивыми' (Левит 15 и далее) и ее абсурдными требованиями очиститься после прикосновения к ним.
      Логический изъян очевиден, но что поделаешь: ради статуса Синайского договора как справедливого и взвешенного правового акта приходится считать бездетных злодеями, равным убийцам, да чего там, еще хуже убийц, ведь даже убийцы оставляют после себя потомство, т.е. в некотором смысле продолжают в них свою жизнь и получают воздаяние в потомстве.
      
      3) Прикинем теперь, могло ли иудейство, естественным образом развиваясь в "вертикальном" измерении, со временем принять идею искупления "первородного" греха?
      Еще раз напомню, что принять идею личного "загробного" спасения, оставаясь при этом самим собой, иудаизм мог лишь двумя способами: либо признать, что "загробное" воздаяние изначально было предусмотрено в условиях Синайского договора, если ни еще раньше, в договоре Бога с Авраамом, либо признать обязательность "загробного" спасения для всех без исключения людей, начиная от Адама и Евы. Поэтому по иудейской логике в любом случае говорить о "первородном" грехе и о его "искуплении" Иисусом по-прежнему было бы абсурдным. Даже если считать "загробное" спасение запланированным только для потомков Авраама или для потомков поколения Моисея, то ведь никакого акта "искупления" не было, значит нечего было искупать, тем более, причем же тут Иисус?
      Запрет безбрачия и бездетности при этом также сохранил бы свою силу, т.к. отказ исполнять Божье указание "плодитесь и размножайтесь", ко всему прочему, подорвал бы правовую силу и направленность Синайского договора. "Загробная" перспектива как раз и открывала возможность наказать грешника за его бездетность.
      На это мне могут возразить, указав на ессеев, среди которых появилась категория безбрачных монахов. Но ессеи не считали действующим Синайский договор и причислять их религию к иудаизму неправомерно. Корни монашества среди ессеев и христиан следует искать в пифагорейских общинах, а не в иудаизме. Это подтверждается тем, что некоторые течения современного иудаизма не отвергают или даже принимают идею "загробного спасения", но нигде в иудействе не было и нет пересмотра осуждающей позиции в отношении безбрачия и бездетности.
      Так что ничего похожего на христианство с его "первородным" грехом, монашеством и бездетностью из естественного развития иудаизма никогда не получилось бы.
      
      4) Комизм ситуации по данному разногласию состоит в том, что приняв христианскую трактовку "грехопадения" и искупления "первородного греха", мы заходим в такой тупик: получается, что в первых двух главах христианской Библии изложены две противоположные версии сотворения человека, но истинными признаются обе эти противоположные версии.
      
      
      
      Иудейское неприятие христианского разделения на "Мирское" и "Духовное"
      
      Процитируем в последний раз Полонского:
      '...Современная европейская цивилизация построена на разделении "религиозных" и "светских" сфер человеческой жизни. В европейской цивилизации содержание религии - это прежде всего вопросы веры человека в Бога, которые рассматриваются как отделенные от "мирских", светских сфер жизни - внешней и внутренней политики, экономики и т.д.
      Такая структура культуры опирается на христианскую концепцию религии, сформулированную в знаменитых словах Иисуса: "Воздавайте Богу - Богово, а кесарю - кесарево". Иисус конкретно говорил о деньгах, но эта формулировка приобрела более общее значение и стала пониматься в христианской культуре как общий принцип, разделяющий мир на область духовную, находящуюся в ведении религии, и область светскую, внерелигиозную.
      В иудаизме подход к этой проблеме совершенно иной. Иудаизм - это прежде всего учение о том, как следует жить (а не только о том, как следует верить), и потому ни одна сфера жизни религиозного еврея не остается вне ведения религии. Еврейские источники подробно рассматривают и обсуждают не только проблемы веры, не только вопросы культа и ритуала, но также и те вопросы, которые в европейской системе мышления воспринимаются как "светские" и не относящиеся к религии.
      В иудаизме существуют четкие предписания о том, в каких рамках разрешается торговать и в каких воевать, на каких принципах следует строить экономику и можно ли устраивать забастовки, и т.д. и т.п. С еврейской точки зрения, любая сторона человеческой жизни религиозно значима - и потому сотни страниц Талмуда посвящены тому, какие правила следует соблюдать при обработке земли, сборе урожая, постройке домов и ведении торговли; детально рассматриваются, например, вопросы о том, как правильно поступить, если две тяжущиеся стороны претендуют на один и тот же предмет или сумму денег; как суд должен рассматривать те или иные финансовые или уголовные правонарушения; на каких принципах строится государство, как царь управляет народом, в каких случаях он может объявлять войну и как он может ее вести, и т.д.
      Размышляя над самыми разными вопросами частной или общественной жизни, религиозный еврей обращается за советом прежде всего к Талмуду и к другим религиозным источникам и зачастую находит именно там модели и способы решения современных проблем.
      Эта разница в подходах является источником того недоумения, которое порой испытывает христианин, читая еврейскую религиозную литературу: с его точки зрения, многие вопросы, которые там обсуждаются, вообще выходят за рамки религии. Но все дело в том, как вообще понимать, что такое "религия". Иудаизм - это цельная система, по которой должна строиться жизнь человека, народа, государства. Таким образом, по европейско-христианским меркам иудаизм - это даже не чисто религия, а скорее "культура" или "цивилизация". Но для верующего еврея все области его жизни представляют собой сферу религии, ибо каждая из них является одним из элементов диалога человека с Богом.'
      
      Итак, Полонский, толково изложив суть данного разногласия, как всегда ничего не сказал о причине, его породившей. А причина теперь уже наверняка понятна читателю: отсутствие в иудаизме веры в личное бессмертие.
      В самом деле, в разные эпохи и в разных регионах христианского мира наблюдаются значительные вариации в широте охвата вопросов, включаемых в 'духовную сферу', контролируемую христианством. Но сколь бы не сужалась эта сфера, все-таки имеется один неприкосновенный рубеж, специфическая ниша 'сферы духовной' - привитие адептам мысли об их грядущем воскрешении как о само-собой разумеющейся желанной перспективе и вопросы подготовки душ христиан к переходу в Царство Небесное. Ясно, что практически все аспекты земной жизни могут рассматриваться под углом зрения грядущего воскрешения души и небесного воздаяния. Поэтому христианская церковь никогда не останется без куска хлеба.
      В иудаизме же Царство Небесное не предусмотрено и религиозные институты не имеют такой специфической ниши. Поэтому иудаизм вынужден вмешиваться в такие занимательные сферы, как экономика и медицина, искусство и кулинария, учить, как лучше обрабатывать землю, воевать, торговать или бастовать. А что еще остается делать? Зато всегда можно сказать: 'Иудаизм у нас - это даже не религия, а целая "цивилизация", а не то что какие-то ваши вопросы веры'.
      Конечно, меня могут поправить, указав на культурно-исторические корни данного разногласия: иудейская нация создавалась в условиях гегемонии теократии, которая тогда стремилась контролировать все и вся в жизни иудеев, тогда как христианство зародилось в гонимом меньшинстве и в первые века не имела возможностей вмешиваться в "мирские" дела. Но ведь христианская теократия в средние века наверстала упущенное в контроле "мирского", но все-таки Церковь всегда осознавала в "духовном" свое истинное предназначение. В каких условиях формировалась иудейская нация, известно только из полу-сказочного Пятикнижия, а как все было на самом деле, еще неизвестно. Так что в данном случае все определяет не условия формирования, а изначальная идейная ориентация иудаизма на "земные" дела и христианская ориентация на "небесное".
      
      3) Могло ли естественное развитие иудаизма в "вертикальном" измерении привести к добровольному отказу от вмешательства в "мирские" дела, ведь иудаизм приобрел бы нишу "духовую" при виде "загробной" перспективы?
      Такой отказ означал бы отмену иудейского Закона, денонсацию Синайского договора и отказ от иудейской веры, специфика которой как раз состоит в регулировании "мирского", т.е. земной жизни, а не какой-то "загробной". Так что наличие разделения на "мирское" и "духовное" в христианстве лишний раз свидетельствует о его неиудейском происхождении.
      
      4) По нашей реконструкции R-68 изначальный христианский проект не отделял "мирское" от "духовного", это было Активное Христианство, исходившее от императорской власти, предполагавшее руками людей построить Царство Небесное и воскресить предков.
      В тогдашней государство-образующей греко-римской религии понятия Бог и Император были нераздельными, и во фразе "Воздавайте кесарю кесарево, а Богу - богово" подразумевалось, что произносящий ее Иисус, кесарь и Бог - это одно и то же, и для тех первохристиан, кто еще понимал это, были также понятны юмор и остроумие иисусовой фразы.
      Иудейское прочтение этой фразы, при котором Иисус, якобы, имел в виду иудейского Бога, привело к двойному маразму: своим советом, подразумеваемом всеобщим иудейским принципом, Иисус "хоронит" Синайский договор, а для христианских ушей иисусова фраза потеряла всякое остроумие, превратившись в банальную нелепицу.
      Как мы показали в книге "Разгадка...", иудаизация христианства и понадобилась для того, чтобы отделить "мирское" (главное - вопросы императорской власти) от новой религии, что было равносильно превращению христианства в пассивное учение, предлагающее покорно ждать, когда нас воскресит бог. Требование покорности новым императорам Павел лихо вывел из иудаизма: так как без согласия иудейского бога императоры не могли получить власть, значит эта власть - от бога и ей следует покорно подчиняться. Так, уйдя от "мирских" проблем, христиане начали пассивно ожидать, когда исполнится их мечта.
      И самое смешное - ожидания эти напрасны. Пассивное христианство уподобилось птице, разучившейся летать, такой, как страус. Страусу никогда не увидеть небес и он это понимает, как понимают в глубине души богословы с учеными степенями, сколь наивна вера в волшебство, но никогда они в этом не признаются, и от стыда они как страус будут прятать голову в песок.
      
      Иудейская мечта о земном Божьем Царстве и христианская мечта о Царстве Небесном
      
      1) Итак, иудейский, т.е. земной тип воздаяния, воплотился в жизнь в форме договора с богом. Но на практике иудеи не могли не заметить, что воздаяние на этой грешной земле достается совсем не тем, кому, по условиям договора, оно было обещано. Особенно вопиюще несправедливым виделось иудеям униженное положение всего их народа перед лицом завоевателей. Отсюда закономерно вытекал вопрос: "доколе это будет продолжаться"?
      Ответ, найденный пророками, был вполне предсказуем: во всех несчастиях иудеев, конечно же, были виновны они сами, а Бог, якобы, со своей стороны строго выполнял обязательства по Синайскому договору. Кроме того, пророки вынуждены были пообещать, что в неопределенном будущем Синайский договор вознаградит иудеев сторицей, Бог растопчет всех врагов иудеев и установит-таки на земле Божье Царство. Как и в любом пророчестве, требовалось как-то конкретизировать обстоятельва наступления Божьего Царства. Сегодня иудаизм осовременил представления об этих обстоятельствах, а для того времени естественным решением было такое: у евреев родится Царь, божий помазанник, т.е. мессия, потомок царя Давида, который военной силой освободит Израиль, возвеличит евреев над остальными народами, повсюду на земле установит мир и соблюдение иудейского Закона. Такое решение было предопределено еще в тексте Торы (см.Быт.49:10).
      Итак, мы видим, что иудейской мечтой было земное Царство Божье, а иудейский мессия - это обычный человек из мяса и костей, никакой не бог и не божий сын, не чудотворец, и задачей его были сугубо земные дела, а не "загробное" спасение.
      
      2) Христианское "загробное" воздаяние определило главную христианскую мечту - мечту о "загробном", т.е. Небесном Царстве. Культурные и религиозные корни этой мечты уходят в древности языческого мира, в ветхозаветном иудаизме такой мечты не имелось. Религий, культивировавших мечту о счастье на "небесах", в греко-римском мире имелось предостаточно. А вот предпосылки для создания мировой религии, цивилизационного проекта всеобщего спасения, возникли лишь в I веке, когда были осознаны научно-технические и правовые пути реализации того проекта, что мы и показали в Главе 1.
      Естественным бесспорно-легитимным и правомочным учредителем проекта, как мы видели, мог быть только римский император, так называемый Сын Бога, Спаситель и Отец народов. В чем состояла его роль, мы показали в предыдущей главе. Ничего похожего на задачи иудейского мессии ни учредитель нарисованного нами проекта, ни евангельский Иисус и близко не имели.
      
      3) Могло ли иудейство, естественным образом развиваясь в "вертикальном" измерении, переосмыслить роль и значение иудейского мессии, чтобы тот преобразился из земного царя, освободителя Израиля, в "загробного" спасителя?
      Конечно, нет: во-первых, мы уже показали, что в роли "загробного" спасителя в иудаизме может выступать только сам Бог-творец мира, а провозглашение "загробной" перспективы возможно или в виде изначально предусмотренного воздаяния в условиях Синайского договора, или как обязательной для всех людей, начиная от Адама и Евы, возможно даже, и через какого-то пророка, но никак не через мессию..., а во-вторых, даже и усвоение мечты о Царстве Небесном не отменило бы иудейской мечты о Божьем Царстве на земле как торжества иудаизма, поэтому фигура мессии была нужна иудаизму в своем старом, иудейском значении этого слова.
      Это подтверждает пример кумранитов. Хоть они и были полу-пифагорейцами, и отказались от Синайского договора, но "заключив" через Учителя праведности "Новый договор" с богом, продолжали ожидание иудейского мессии, роль которого кумраниты понимали в старом, иудейском значении, т.е. как военачальника, который возглавит войну за освобождение Израиля.
      
      4) Несмотря на то, что между фигурами Иисуса Христа и иудейского мессии нет ничего общего, авторы новозаветного канона все-таки объявили Иисуса иудейским мессией!
      Как это нет ничего общего, - могут возразить мне, - ведь Иисус как раз и был прямым потомком царя Давида?
      Вот тут-то и начинаются маразмы. В Евангелиях ясно сказано, что отцом Иисуса был ни то Бог-Отец, ни то Дух Святой, но уж никак не Иосиф, которого считают потомком Давида, да к тому же родословные Иосифа у Матфея и Луки почему-то кардинально противоречат друг другу. Даже если считать, что Мария, мать Иисуса, принадлежала к роду Давида, то ведь материнская линия у иудеев не имела значения, значит, в любом случае Иисус не был прямым потомком Давида. Разве это не забавно?
      Или вот вам другой перл Матфея, у которого Ангел Господень, явившись во сне Иосифу, сказал:
      "Иосиф, сын Давидов! не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго; родит же Сына, и наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их. А все сие произошло, да сбудется реченное Господом через пророка, который говорит: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил, что значит: с нами Бог." (Матф.1:20-23)
      Над этой речью Ангела Господня справедливо потешаются иудаисты. Как вам такой маразм: раз пророк предсказывал, что младенца нарекут Еммануилом, то именно для того, чтобы сбылось реченное Господом через пророка, и следует назвать младенца Иисусом? Для тех, кто не понял юмора, замечу, что Иисус и Еммануил - это не одно и тоже, а разные имена. Другой нелепостью Ангела Господня, который, должно быть, плохо знал еврейский язык, была ошибка или подтасовка в прочтении слова "алма", означающего не девственницу, а просто молодую женщину.
      Настоящие эксперты по иудаизму, использующие подлинные древне-еврейские и арамейские ветхозаветные тексты, с полным основанием не устают доказывать, что все так называемые христианские "свидетельства" о том, что произошедшее с Иисусом Христом якобы было предсказано библейскими пророками, шиты белыми нитками, с помощью тенденциозных переводов и подтасовок, но все эти доказательства просто игнорируются христианскими богословами.
      Впрочем, никто не может отрицать: ничего из того, что должен был, по пророчествам, совершить иудейский мессия, Иисус даже и не собирался исполнять в ходе своей жизни. Этот казус в христианстве объясняют перспективой Его второго пришествия, когда, стало быть, Он и исполнит все, что надо. Но в Ветхом Завете, вообще-то, ничего не говорится о втором пришествии мессии, да и христианские представления о втором пришествии довольно смутны.
      Здесь надо отметить, что земные дела иудейского мессии не представляют интереса ни для кого, кроме евреев. Отчего же тогда в I веке первохристиане из язычников с таким нетерпением ожидали возвращения Христа на землю, что даже переставали работать? Неужели они не могли дождаться и предвкушали, когда же, наконец, Иисус изгонит всех врагов Израиля, возвысит евреев над всеми народами и установит всемирное почитание еврейского Бога и иудаизма? Не может быть. Такое любому не-иудею может присниться только в страшном сне. Совершенно очевидно, что первохристиане ожидали от Иисуса совсем другого, чему их научил Павел, который переиначил роль и значение фигуры мессии. Если же христианство, вслед за Павлом, соглашается с новым пониманием роли мессии, и мы больше не ожидаем от Него исполнения сугубо земных еврейских надежд, то нам следует признать, что Иисус Христос вообще не имеет ничего общего с ветхозаветным мессией, а не кивать на второе пришествие.
      
      Итак, мы доказали Теорему о невозможности происхождения христианства из иудаизма, и при этом выяснили, что иудаизм и христианство - это две независимые, самодостаточные и несовместимые друг с другом религии, каждая из которых имела свои особые корни и развивалась особым путем, исходя из своей собственной логики развития. Эта логика развития определялась особенностями их идейных основ, спецификой их "ниш существования".
      Мне могут возразить, что проводить аналогию между происхождением религий и процессом эволюции живой природы довольно странно, религии развиваются немножко по другим законам. Но именно это мы и доказываем, - что не было никаких "генетических" корней христианства в иудействе, и всех призываем покритичнее относиться к тому упрямо повторяемому тезису, по которому христианство, якобы, корнями вырастает из иудаизма.
      Никаким "эволюционным" развитием тут и не пахнет. Налицо синкретизм двух чужеродных самодостаточных религий, искусственное сшивание несоединимого, от того-то и торчат изо всех швов маразматичные "белые нитки".
      Понятное дело, что синкретизм с иудейством, который, к тому же, осуществлялся усилиями иудеев, таких, как Павел, на иудейской теоретической базе и на иудейских заготовках, не мог не оставить в христианстве множества иудейских заимствований, но все они и близко не затрагивают основ христианской веры, сводясь ко многим, привычным в иудаизме, оборотам речи, отдельным символам и обрядам, элементам организации.
      Мы же в данной главе обсуждали не пустяки, а базовые вещи, определяющие суть каждой из религий и увидели, сколь самобытны, оригинальны, самодостаточны и во многом полярны эти религии. Доказывая третье утверждение нашей теоремы для всех 10 принципиальных разногласий, мы убедились, что бездумное "усвоение" христианских идей сразу же взрывает устои иудейства. Так может быть, хотя бы христианство обогатилось и выиграло от пресловутого синкретизма? В чем состояла исконная суть христианского проекта, мы показали в предыдущей главе, как показали, что тот проект был вполне реализуем. А вот "обогатившись" иудейским наследием, христианство утратило самое главное, "способность летать", стало "безбашенным" и превратилось в утопию.
      
      В заключении нельзя не отметить еще одно образное сравнение ап.Павла, которым он проиллюстрировал "органическое вырастание" новой веры из иудейского закона. Это сравнение очень любят вспоминать защитники "иудейских корней". Павел в Гал.3:24 утверждает, что иудейский закон был для христиан и иудеев "детоводителем ко Христу". В оригинале было "pedagogon", что означало раба, обязанностью которого было провести ребенка за руку от дома до школы, следя за тем, чтобы ребенок не шалил и как следует настроить ребенка перед встречей с учителем (т.е. с Христом).
      Так вот, сравнение это хромает на обе ноги. По иудейскому закону Иисусу, уже за его чародейства, полагалась изгнание (Втор.18:10). Мало того, Иисус еще и выдавал себя за Сына Божьего, и принес с собой все те идеи, взрывавшие иудаизм, что мы разбирали в данной главе. За такое иудейский закон, при его строгом соблюдении, уже приговаривал Иисуса к побитию камнями.
      Как же тогда иудейский закон в роли детоводителя ко Христу должен был настраивать ребенка ко встрече с учителем? Ответ очевиден - детоводитель должен был приготовить камень побольше и научить ребенка, как нужно бить камнем таких учителей, как Иисус.
      
      Остальное содержание книги (главы очень обширные):
      
      Глава 3. Как и почему иудейский культ императора был заимствован из христианства
      
      Глава 4.Разоблачение Дэвида Линча: разгадка страшной тайны "Малхолланд Драйв"
      
      Глава 5. Человечество перед выбором: геополитический проект Федорова или проект Ницше?
      
      Послесловие
      
      Иллюстрации
      
      

  • Комментарии: 1, последний от 14/05/2007.
  • © Copyright Зима Александр (schevel@rambler.ru)
  • Обновлено: 12/09/2006. 264k. Статистика.
  • Монография: Культурология
  • Оценка: 2.48*7  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.