Бутенко Татьяна Петровна
Вкус соли

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Бутенко Татьяна Петровна (перевод: Бутенко Татьяна) (tatiana.butenko@gmail.com)
  • Обновлено: 30/12/2009. 13k. Статистика.
  • Рассказ: Перевод
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Рассказ Милорада Павича из сборника "Кесарево сечение", изданного в Белграде в 2002 году (перевод с сербского).


  •    "Кладбища стареют и умирают как и люди, только век их дольше человеческого. Когда белградское кладбище на Ташмайдане зачахло, посреди склона, который спускается к Дунаю между Хаджипоповцем и Карабурмой, захоронили сначала медведицу, а потом перенесли туда городское кладбище. Вслед за ним сразу  перебрались лавки, где мастерят для человека все необходимое, когда ему  ничего уже не нужно. Каменотесы, жестянщики, литейщики крестов поставили свои новые, на скорую руку сколоченные магазины, едва ли стоящие даже краски на них, внизу склона - прямо между  профессорскими рядами и целиной. Среди них была художественная мастерская и иного рода, в ней отливали статуи и колокола. Над такой вот мастерской, расположенной  внизу склона, где по ночам слышно, как корабли перерезают шум Дуная, жил после войны почтовый служащий по имени Неделько Михайлович.  Он работал на Почте, около железнодорожной станции, и уже наведывался в то особенное время, когда человеку чудится, что за одним углом его настигают годы, а за другим болезни. Из привычек и желаний молодости не осталось ему почти ничего, лишь язык его сделался снова без костей, то есть как когда-то в детстве, и теперь опять, Неделько Михайлович не выговаривал р
       Будто не забывал с молодости, это и была единственная, почти что стыдная и совсем бессмысленная привычка. Он бывал в белградских кафе, заходя в них по праздникам  и воскресеньям, чтобы позавтракать, глядя на снег через стакан, и везде выслеживал красивые ложки. Не знал он точно, по какой причине, но со временем он хорошо изучил все ложки в харчевнях, от той, что звалась "Код записа", до "Баниjи". Различал он превосходно и материал, из которого ложки сделаны, иногда ту из них, что особо ему приглянулась, он запихивал в рукав и уносил домой. Эти ложки, тщательно подобранные, нарекал он именами звезд, и в квартире почтового служащего, в дырках старого пиджака, который он теперь не носил, уже висели один Меркурий, Марс, Юпитер и Луна, одна Венера и один Сатурн, а единственная, последняя дырка, была пуста.  Иногда у Неделько Михайловича было странное чувство, что он теряет время там, на Почте, и собирание ложек в такие моменты смиряло его. Это было, впрочем, все, что осталось от его молодости.  Он старел, и однажды, когда дула кошава и в домах бросали рукавицы в огонь, чтобы усмирить ветер, он заметил, что его утомляет даже насвистывание. Так он открыл, что и в самом деле необычайно часто свистит, чтобы скрыть недостаток в носу, который вынуждал его дышать ртом.  Это открытие стало судьбоносным для Неделько Михайловича.
       Его обязанностью на почте было отправлять книги, и он должен был каждый раз предварительно пролистывать их, дабы проверить, нет ли там спрятанного письма, банкнот, или цветка, ибо в те годы растительность сеяла сквозь все границы свою цветочную заразу.  Он так наловчился в этом, что мог открыть одной рукой книгу,  большим пальцем упереться в страницы и пустить их пробежаться под пальцем по порядку за несколько мгновений, вея ему в лицо свой всегда разный запах, как у поцелуя. При этом он учился все быстрей то, что в книге написано, читать. И однажды увидел в каком-то учебнике, как звуки музыкальной гаммы обозначаются цифрами от 1 до 8, а в каком-то календаре, спустя год  с лишним, что всякая цифра может превратиться в букву, и, бездельный,  все это хорошо запомнил.
       Сейчас, когда он установил, что уже десятилетиями насвистывает одну и ту же коротенькую песню, дыша ею, он решил ее "прочесть". Ведь может быть,  что-то "записано" в ней. Он пересчитал звуки своей песни - всех вместе  их было 12, но некоторые повторялись. Мелодия начиналась двумя нотами средней высоты, кои он обозначил двойной пятеркой. Затем мелодия падала на самые нижние линии, которые естественно было обозначить нулями, пелась до самого высокого тона, обозначенного восьмеркой, спускалась на один шаг до семерки и сходила глубоко, почти до самого низа, а это означало, что тут идет единица. Потом шла четверка, снова восьмерка и, наконец,  все заканчивалось растянутой тройной двойкой:
       550087148222
       До этого момента все шло легко, и Неделько Михайлович насвистывал свои цифры без труда, проверяя расчет.  Он был точен. Шла третья пятница мая, и было видно, как соседи жгут костры в проходах ворот, чтобы окурить ладаном входы. Трудней стало, когда Неделько Михайлович по ключу из упомянутого календаря попробовал придать цифрам буквенное обозначение. Мелодия начиналась с двух пятерок, а пятерка означала букву е, и стало ясно, что ничего осмысленного из этого не родится.  Нужно было разделить две первые буквы в слове. Понапрасну стуча себя по голове, не мог он сообразить ничего и начал расшифровывать свою музыку, начало оставив нерешенным. Был вторник, когда не стригут ногти, и там, снаружи, рассеивался лед над городом, а он сидел за столом, тер мозоль на носу и думал. Среди буквенных знаков в его ключе не было подходящего обозначения для нуля. Между тем, он вспомнил, что среди буквенных знаков нету б (которым начинается слово Бог и, вероятно, поэтому знак находился вне системы этого древнего расчета). Вне системы счета был и ноль (цифра без числа), так Неделько Михайлович решил употребить букву б там, где стоит ноль. Следующий ноль - подумал он - мог означать букву О.   Одновременно пришло ему в голову, что в начале песни первая пятерка может пониматься как пятьдесят, а это давало букву Н. Неожиданно он получил нечто, обладающее смыслом:
       Н-Е-Б-О-Й-Ш-А-М-И-Ч-Ч-Ч.

    Небойша Митрич

       прочитал с изумлением Неделько Михайлович и ужасно испугался  своего открытия. Не могло быть сомнения, что это имя, которое он никогда не слышал, но это было самое настоящее имя, которое насвистывал он годами,  сам не зная того!
       - А может быть это мое настоящее,  тайное имя, которое я только сейчас открыл? -  спрашивал он себя, и сердце его стучало так, будто хотело выскочить из груди. Он ждал в тот вечер, что к нему придет ночевать его внук, Алекса Клечак, который с родителями жил неподалеку, но его это не успокаивало. Он приготовил чай из лука, пил его, жмуря левый глаз, а светлые зеркала, бодрствующие, лежали и наблюдали мрак комнаты. Той ночью Неделько Михайлович опять видел сны от конца к началу, но утром он все-таки поднялся и пошел на почту. Проверка посылок его утомила, и он решил после работы, как обычно бывало по субботам, зайти в "Босанску Краjину", харчевню на Рузвельтовой улице, отобедать. Он поцеловал свой ноготь на пальце и стал ждать кушанье. В мгновение меж двух ложек фасоли он по привычке засвистел и спохватился в тот же момент, вспомнив, что именно насвистывает.
       - Может, меня зовет кто-то этим свистом, с именем, скрытым внутри? - спросил он себя, и в тот момент сердце его трепыхнулось под рукой как карп, а одна ложка фасоли, лишь одна единственная, показалась ему сильно соленой, намного солоней остальных. Думая о вкусе соли, который всегда одинаков, тогда как остальные вкусы - неповторимы, Неделько Михайлович ненадолго углубился куда-то меж собственных ушей, а потом все снова стало как раньше. Он вернулся домой, переночевал и на следующий день открыл свою сумку и извлек из нее защитные нарукавники (которые он принес, чтобы постирать) и одну ложку. Ложка была из тех, которыми пользуются в "Босанской Краjине", и ему было ясно, что он прихватил ее именно  там, только не запомнил, когда и как. Это его, меж тем, не удивило. Поразило его, что неожиданно и впервые в жизни он знал, - с какой целью. Спокойно он взял ложку, рассмотрел при свете, поцарапал ножом и убедился, что ее состав совершенно соответствует его намерению. Он спустился в литейную под домом, которая была полна статуй и форм, где никого не было в воскресенье, он сел и изготовил маленькую новую форму из глины и мела. Работал Неделько Михайлович очень ловко, с большим удовольствием, как будто бы всегда только и жил для того,  чтобы отливать вещи в таких формах.
       - Есть грабли, нужны и вилы! - думал он, работая. Вечерело, дождь изрешетил ветер и уже закончился, Неделько Михайлович доделал форму, пытаясь обогнать день, он не ощущал усталости, хотя работал до полудня, и, наконец, он растопил ложку и заполнил первое литье. Он добавил в серебристую смесь еще каплю красноватого металла  другой ложки, желая, чтобы он тоже растопился и окрасил монеты, которые он отливал. Когда он вынул охлажденный образец из формы, то перед ним оказался  совершенный маленький кусочек, округлый, с одной стороны которого было человеческое лицо с бородой и усами, а с другой -  инициалы Н. и М., и Неделько Михайлович все задавал себе вопрос, относились ли эти инициалы к нему или к тому имени из свиста. Чтобы передохнуть, он встал в окно и заметил, что по улице Османа Дикича, на которой он жил, удаляется к кладбищу какая-то похоронная процессия. В толпе узнал он внука Алексу в голубой шапочке. Он свистнул в окно, молодой человек обернулся и как будто бы весьма удивился, увидев деда на подоконнике.
       - Разве ты не идешь туда? - спросил он его, терзая, кивнув в сторону кладбища. Дед ничего ему не ответил, а вернулся на секунду в комнату и взял оттуда только что отлитый медальон и протянул через окно Алексе.
       Алекса, между тем, скрылся за углом, и Неделько Михайлович вынужден был спросить какого-то пожилого прохожего с зонтом, полным сорванных цветов, про молодого человека в голубой шапочке, который только что прошел тут.
       - Пожалуйста, возьмите это и отдайте ему, может быть, Вы его догоните - сказал он, протягивая старику через окно маленькую сверкающую медаль с инициалами Н.М.
       - Я не вижу никого в голубой шапке - ответил ему старик и продолжил путь, не взяв протянутую вещь.
        

    *

       Этот же  день внук Неделько Михайловича Алекса запомнил, прежде всего, потому, что одна ложка рыбного супа показалась ему во время обеда очень соленой. В то время он жил со своей семьей на Хаджипоповце, иногда он уходил спать к деду, и ему вспомнилось, что накануне того дня мать привела его к деду ночевать, потому что тот не очень хорошо себя чувствовал.  Они лежали в огромной кровати, вместе, зеркала были темными, дедушка как обычно насвистывал в бороду свою песенку, которую внук знал наизусть, ночь текла против Дуная, а Дунай своей мощной водой шумел, казалось, словно между ножками кровати. На следующий день Алекса пошел в школу, а дед на работу, хотя и пожаловался на усталость. Вернувшись домой, Алекса услышал, что произошло. По обычаю, дед зашел отобедать в "Босанску Краjину" и умер между двумя ложками фасоли. В воскресенье Алексу умыли, мать, плача, отстригла ему прядь волос, родители надели ему на голову голубую шапочку и они отправились проводить дедушку на кладбище. Путь их шел мимо дедушкиного дома, и Алекса не решился взглянуть на дедово окно. Когда он уже был около дедушкиного дома, кто-то свистнул ему из окна, и Алекса увидел дедушку на окне. Он помнит, что его не особенно удивило, что он видит дедушку, сильней же его взволновало то, как дедушка, который не умеет стоять на окнах, окажется вовремя на кладбище, на своих похоронах, на которые уже прибыла процессия.
       - Разве ты не идешь туда? - спросил он его растерянно, кивнув в сторону кладбища, но вместо ответа дедушка исчез в окне.
       И это все.
       Алекса Клечак рос, свой век жил спокойно и ни разу не задался вопросом, когда  и почему годы его жизни остановятся. Подписывался когда-то, будучи молодым, женской помадой для губ на зеркалах ресторанов, и сейчас, уже в годах и в другом браке, он ходил по воскресеньям в Топчидер к воде и ничем не отличался от других людей. Дунай уже трижды поменял набережную, а Алекса тем временем носил пятьдесят девятый год и толстые щеки, которые видели со спины, порой он их втягивал и изнутри жевал.
       Однажды в воскресенье, оставив свое имя, чтобы отдохнуть, он собрал полный зонт цветов, и путь привел его к Хаджипоповцу, к дому, в котором когда-то жил его дед. Он посмотрел в окно и заметил там человека немного младше себя, чье лицо было ему откуда-то знакомо. Человек к нему удивленно обратился и попросил позвать молодого человека в голубой шапочке, который только что прошел.
       - Пожалуйста, возьмите это и отдайте ему, может быть, Вы его догоните - сказал человека из окна и протянул Алексе Клечаку маленькую сверкающую медаль с инициалами Н.М.
       Алекса посмотрел вдоль улицы.
       - Я не вижу никого в голубой шапке - ответил он человеку из окна  и продолжил путь, не взяв протянутую вещь..."


      
        
        
        
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Бутенко Татьяна Петровна (tatiana.butenko@gmail.com)
  • Обновлено: 30/12/2009. 13k. Статистика.
  • Рассказ: Перевод
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.