Аннотация: О чуде с точки зрения Д. Андреева, Юнга с его теорией синхронности и мистических событиях в нашей жизни. Что есть чудо для человека и как с ним обходиться.
А.Б.Галкин
Чудо как культурно-исторический факт и
"Роза Мира" Даниила Андреева.
Каково бы ни было отношение к Даниилу Андрееву, масштаб его личности и значительность миссии трудно переоценить. По-разному можно называть его духовный и творческий подвиг: и проповедь, и пророчество, и даже утопия, но несомненно одно: "Роза Мира" исподволь и без нажима меняет мировоззрение прикоснувшихся к ней и доверившихся прозрачному потоку ее повествования. Моя статья не только и не столько о "Розе Мира", сколько о той мощной и захватывающей концепции культуры, выраженной на ее страницах,- концепции, которая при всей своей парадоксальной фантастичности странным образом вбирает в себя самые смелые гипотезы о Боге, мире и человеке, высказанные когда-либо другими творцами культуры. Посему мне хотелось бы проследить, как проникают эти идеологические гипотезы крупнейших художников и философов в ткань "Розы Мира" и как, напротив, разрастается ассоциациями и параллельными идеями нарисованная Даниилом Андреевым, прорвавшимся наконец и, смею думать, бесповоротно от замкнутой узости земной жизни к духовным мирам космоса.
О ТОМ, ОТКУДА БЕРЕТСЯ ВДОХНОВЕНИЕ И КТО
ПОСТАВЛЯЕТ ХУДОЖНИКУ ОБРАЗЫ
Каждому, кто серьезно занимался искусством и пытался творить с а м, хорошо известен капризный механизм вдохновения. Оно то накатывает на художника вдруг, подобно океанскому шквалу, сметая на своем пути все злободневные дела и житейские проблемы, требуя полной отдачи и интенсивной творческой работы; то внезапно оставляет творца на месяцы и годы в состоянии ш т и л я, без руля и ветрил.
Общеизвестен и другой феномен художественного творчества: думая над способом оформления материала, воплощением заранее сформулированной в его сознании идеи, художник неожиданно для себя обнаруживает необъяснимое уклонение в сторону, или, точнее, он оказывается в потоке образом, не приходивших раньше ему в голову, словно случайно ухватив верный образ за хвост, художник вытягивает из подполья вереницу разноцветных бумажных бутонов, открывающихся ему по мере вытягивания, или даже, еще точнее, сам образный ряд тянет художника за собой и волочит в н у ж н о м е м у направлении.
К.Г. Юнг остроумно сравнивал такие произведения с рождением Афины Паллады из головы Зевса, они будто выходят "на свет божий в полном вооружении": "Произведения эти, пишет Юнг, - буквально навязываются себя автору, как бы водят его рукой, и она пишет вещи, которые ум его созерцает в изумлении. Произведение приносит с собой форму; что он хотел бы добавить от себя, отметается, а чего он не желает принимать, то появляется наперекор ему. Пока его сознание безвольно и опустошенно стоит перед происходящим, его захлестывает потоком мыслей и образов, которые возникли вовсе не по его намерению и которые его собственной волей никогда не были бы вызваны к жизни. (...) Он не тождествен процессу образотворчества; он сознает, что стоит ниже своего произведения или, самое большее, рядом с ним - словно подчиненная личность, попавшая в поле притяжения чужой воли (разрядка моя.- А.Г.)".*1
Юнг затем делит произведения искусства на "психологические" (когда автор всецело владеет материалом) и "визионерские" (когда материал владеет автором). Ко второму роду литературы он относит 2-ю часть "Фауста" Гете, "Божественную комедию", "Так говорил Заратустра" Ницше. Действительно, Гете и Данте, чтобы приблизиться к слишком зыбкой и ускользающей из рук идее Вечной Женственности, вынуждены разворачивать на редкость громоздкую конструкцию своих произведений. Нельзя ли было обойтись более сжатой структурой? Юнг отвечает на этот вопрос в свойственной ему манере осторожного мистицизма, констатируя, что материал, открывающийся визионерам, происходит как бы "из бездны дочеловеческих веков или из миров сверхчеловеческого естества, то ли светлых, то ли темных, - некое первопереживание, перед лицом которого человеческой природе грозит полнейшее бессилие и беспомощность. Значимость и весомость состоят здесь в неимоверном характере этого переживания, которое враждебно и холодно или важно и торжественно встает из вневременных глубин; с одной стороны, оно весьма двусмысленно, демонически-гротескного свойства, оно ничего не оставляет от человеческих ценностей и стройных форм - какой-то жуткий клубок извечного хаоса или, говоря словами Ницше, какое-то "оскорбление величества рода человеческого", - с другой же стороны, перед нами откровение, высоты и глубины которого человек не может даже представить себе, или красота, выразить которую бессильны любые слова". *2
Пока мы оставляем в стороне теорию мифа Юнга, поскольку она н а у ч н о объясняет вышесказанное. К ней мы еще вернемся, теперь же сосредоточимся на сущности сказанного. Итак, творящей личностью овладевают темные или светлые силы, з а с т а в л я ю щ и е ее созидать им в угоду, да еще к тому же ради неведомой художнику цели. Более того, согласно Юнгу, замысел произведения, зарождающийся в сознании художника, вырастает в некий, по его терминологии, "автономный комплекс", по существу ничем не отличающийся от идеи фикс сумасшедшего. если же художник сопротивляется непрошеному давлению, этот комплекс распирает его изнутри и взрывается, поражая личность безумием или раздирая его на куски страхами, причудами, трагической дисгармонией, эскапизмом.
Одним словом, психология творчества рождает ряд проблем, которые можно сформулировать следующим образом:
- пишет ли (рисует, сочиняет музыку) творец сам или он является только медиумом, чувствительной антенной для инспирации потусторонних влияний?
- почему художником овладевает одни и те же навязчивые образы, устойчивые темы, идеи и сюжеты повторяются в различных контекстах и точно притягивают его личность?
- осознает ли сам творец проявления в себе иноприродных сил, невидимых сущностей, влекущих его неведомо куда?
- имеет ли смысл жизнь художника и не запрограммирован ли этот смысл свыше?
Иначе говоря, весь этот комплекс проблем укладывается в один "вечный" вопрос: свободен ли художник?
Даниил Андреев в "Розе Мира" дает ответы на все поставленные проблемы исчерпывающим образом, в едином ключе, но ответы эти звучат для большинства из нас как абсолютно фантастические.
Во-первых, центральная категория его философской доктрины - это с к в о з я щ е е бытие. Нашу жизнь на Земле пронизывают тысячи других слоев восходящего и нисходящего ряда, заполненных светлыми (ангельскими) и темными (демоническими) сущностями. Это сквозящее бытие мы способны только интуитивно чувствовать, прикасаться к нему в снах, прозрениях и медитациях, воочию же убедиться в таком строении вселенной мы сможем, лишь испытав трансформу, т.е. в посмертии, скинув с себя оболочку физического тела и, оказавшись в эфирном, а затем астральном теле, пускаясь путешествовать по описанным Даниилом Андреевым слоям в соответствии с выработанной нами кармой.
Во-вторых, применительно к художнику Андреев описывает систему слоев, или, по его терминологии, сакуалу даймонов, крылатых людей, похожих на ангелов. Слой их обитания называется Жерам, именно даймоны вдохновляют художников. О таком даймоне рассказывает Сократ и, между прочим, Юнг *3 - это существа мужской природы. Но есть даймоны и женской природы - м у з ы. Как видим, поэтический штамп обращения к Музе и стенания поэта, когда она покидает его (ср., например, Некрасов: "И Муза, зарыдав, ушла" ("Поэт и гражданин")) - не только фигура речи, но потусторонняя реальность, согласно Д.Андрееву.
Есть в этом слое даймонов и низшая раса - даймонов, сорвавшихся с пути, утративших крылья и потому во всем подобных человеку, они-то и становятся метапрообразами "некоторых героев мировой литературы и искусства Энрофа (нашей вселенной, в данном случае - Земли. - А.Г.). Случается, что интуиция художников Энрофа, свойственная, впрочем, лишь гениям, прозревает в Жерам, созерцает какое-либо из этих существ и приводит к созданию его отражения в человеческом искусстве. Это отражение становится как бы магическим кристаллом, который концентрирует излучения людей, возникающие в часы творческого восприятия; эти излучения, восходя в Жерам, дают метапрообразу силы для развития. Если такого отражения не создается, развитие замедляется и в некоторых случаях метапрообразу, быть может, придется даже покинуть сакуалу даймонов и начать медленный путь в Энрофе". *4
Ответственность художника за собственное создание в концепции Андреева - уже не набивший оскомину призыв, а трагическая дилемма, предстоящая художнику: тот или иной выбор влечет за собой его посмертную судьбу. Соблазн смешать демонические и светлые слои слишком силен. Если творец не удерживается от этого искушения - он, в силу неумолимых, законов кармы несет наказание, оказавшись сброшенным в те демонические бездны, куда его манила стихия творческого произвола. Таков, по Д.Андрееву, А.Блок. Он был сброшен в Дуггур - демонический слой сладострастной сексуальности, богиня которого - Великая блудница. Причиной падения явился излом пути Блока. Сначала, согласно видению Андреева, Блок пел о Навне - "Идеальной Душе России, об ее нисхождении в сердца героев, в судьбы защитников Родины, ее поэтов, творцов и мучеников" (с. 198):
И с туманом над Непрядвой спящей Прямо на меня Ты сошла, в одежде, свет струящей, Не спугнув коня. Серебром волны блеснула другу На стальном мече, Освежила пыльную кольчугу На моем плече. И когда, наутро, тучей черной Двинулась орда, Был в щите твой лик нерукотворный Светел навсегда.
На потом мистическое сладострастие, внушенное Блоку демоническими силами, повлекло его к гибельной пропасти предательства собственной миссии. Новые женские ипостаси звучат в стихах Блока: "незнакомка" и "снежная маска". Молитвенные "О Русь моя! Жена моя!" отзвучали. Мотив сознательной и неотвратимой гибели все явственней. Д.Андреев называет эту тягу поэта духовным самоубийством. И, надо отдать должное Андрееву, при всей трансцендентности и кажущейся субъективности его метода, никак иначе невозможно объяснить цитируемые им стихи Блока (разве что сослаться на поэтическую позу и эффектный поэтический жест, ничего общего не имеющий с реальностью):
Что быть бесстрастным? Что - крылатым? Сто раз бичуй и укори. Чтоб только быть на миг проклятым С тобой - в огне ночной зари! Если сердце хочет гибели, Тайно просится на дно?
Мистическое соитие с Великой Блудницей (Блок будто видит ее облик духовными очами) и отказ от Причастия - вот итог отпадения Блока от светлого даймона. "Падение вестника" - так называет заключительную главу о Блоке Даниил Андреев:
В ледяной моей пещере, - В и х р е й с е в е р н а я д о ч ь (везде курсив Д. Андреева.- А. Г.) Из огней ее крылатых С в е т и т м г л а. Т р е х в е н е ч н а я т и а р а Вкруг чела. Стерегите, злые звери, Чтобы ангелам самим Не поднять меня крылами, Н е п р о н з и т ь м е н я Д а р а м и И П р и ч а с т и е м с в о и м!
Художник создает собственную карму не столько внешними поступками, сколько созданными им образами. Даниил Андреев проницательно замечает, что обыватель никак не может понять, почему Блок, такой отзывчивый, порядочный, благородный человек, все время кается в "гибельном пожаре" жизненных страстей. Что, собственно, "непоправимого, непрощаемого, преступного" (с.200) он сделал? Что означают эти загадочные строки?
Не таюсь я перед вами, Посмотрите на меня: Я стою среди пожарищ, Обожженный языками Преисподнего огня.
Чутье художника заставляет его каяться, художественная интуиция подсказывает, какой чудовищный и непоправимый выбор он у ж е совершил.
В отличие от Блока внешняя канва жизни Тургенева была более беспорядочной, с нередкими срывами, нравственными компромиссами, тягой к эпикурейскому комфорту. Однако здесь, по Андрееву, все происходит наоборот: образы, созданные Тургеневым и обретшие в потусторонней реальности тонкую физическую оболочку (шельт) уже с а м и с п а с а ю т писателя после его смерти, протягивая ему руку помощи. Особенно это касается Лукерьи из рассказа "Живые мощи" ("Записки охотника") и Лизы Калитиной ("Дворянское гнездо"): "Немало грехов сняла Лиза с Ивана Сергеевича после смерти") (с.193).
Думается, что встреча художника и его персонажей в слоях иного мира чревата многими неожиданностями и драматизмом. Так, Л.Толстой встречается с Пьером и Андреем Болконским, Гете - с Фаустом и Маргаритой, Леонардо да Винчи - с Джокондой. И здесь мы подходим к важнейшему положению концепции Д.Андреева: после смерти художник п р о д о л ж а е т т в о р и т ь. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский, Л.Толстой, Блок, искупившие свои срывы, - все они работают в Небесной России, а некоторые из них - в Синклите Мира вместе с Серафимом Саровским, Александром Невским, Андреем Рублевым, дружинником Сергием - автором "Слова о полку Игореве".
В самом деле, нелепые мнения о том, будто смерть - отдохновение от трудов и райское блаженство, или, как у материалистов, со смертью кончается все, не могли удовлетворить взыскующий истины разум. Уже Гете, вслед за Аристотелем, через посредство Лейбница, *5 придерживался идеи э н т е л е х и и. Он не мог поверить, что с его смертью обрывается духовная работа, начатая им при жизни: энергия мысли задает неостановимое движение. Духовная личность, по мысли Гете, создает своим творчеством таинственную жизненную силу, не подверженную гибели и рвущуюся к выбранной цели ( "энтелехия" по-гречески - нахождение в состоянии полной осуществленности *6). Вот в чем смысл заключительной ремарки Гете: "Подымаются к небу, унося бессмертную сущность Фауста".*7
Подобную энтелехию совершили художники после смерти. Гоголь поднял в восходящие миры Собакевича, Чичикова и Плюшкина, затратив для этого, по Андрееву, титанические усилия: "Предчувствовал ли он (Гоголь.- А.Г.) это при жизни или нет, но всем известно, что он уже тогда страстно мечтал и даже пытался художественно предварить так называемое обращение главных персонажей "Мертвых душ", то есть их сознательное вступление на восходящий путь. Н е д о в е р ш е н н о е в ж и з н и с о в е р ш а е т с я х у д о ж н и к о м в п ос м е р т и и и н а э т о т р а з (разрядка моя.- А .Г.) (с.186)". Достоевский поднял Свидригайлова, Смердякова, Ставрогина из бездны Урма, где метапрообразы должны были пройти искупительное очищение.
С большим трудом удалось Л. Толстому поднять оттуда же Наташу Ростову. Даниил Андреев, к сожалению, не объясняет, почему это так, но как известно, образ Наташи Ростовой в финале романа теряет свою непосредственность и притягательность, лишь жестко иллюстрирует тенденциозный взгляд самого Толстого на женщину, какой она должна быть, по его мнению: женой, матерью - и больше никем: "Видна была одна сильная, красивая и плодовитая с а м к а (разрядка моя.- А. Г.). "Она дорожила обществом тех людей, к которым она, растрепанная, в халате, могла выйти большими шагами из детской с радостным лицом и показать пеленку с желтым вместо зеленого пятна, и выслушать утешение о том, что ребенку гораздо лучше".*8
Посмертное творчество художников, таким образом, продолжается. Суриков в Небесном Кремле создает новый - ослепительно-небесный - вариант "Боярыни Морозовой". Толстой наконец-то осуществил нереализованный им на Земле дар "гения-вестника-пророка" и творит произведение "грандиознее, чем "Война и мир" (с.190). То, что питало художников на Земле, что инспирировали в их сознание даймоны: темы, образы, идеи, - словом, творческие мифы художников, их неповторимый, уникальный, личностный мир - все это, освободившись от тяжелой земной оболочки, обретя независимую сущность, в свою очередь, воздействует на все слои, вплоть до нашего, бренного, как очистительная сила, а художники никогда не останавливаются, по слову Гете: "Dahin, dahin".
Великий человекодух, бывший на земле Иоанном Богословом, стал основателем нового слоя творцов культуры, к которому, без сомнения, принадлежит и сам Даниил Андреев: "Те, кто эту культуру созидали здесь, продолжают свое творчество и в посмертии - творчество, измененное, конечно, сообразно иным условиям того мира или тех миров, через которые проходит теперь душа человека-творца. Возникает представление о миллионных содружествах подобных душ, о небесных странах и градах над каждым из сверхнародов мира и об А р и м о й е - ныне возникающей небесной стране культуры общечеловеческой" (с.22).
КОНЦЕПЦИЯ МИРА И ЧЕЛОВЕКА В "РОЗЕ МИРА",
ИЛИ ПАРАДОКСЫ ВСЕЛЕННОЙ
Современным физикам и фантастам не хватит воображения представить модель мира, обрисованную Даниилом Андреевым. Не утомляя читателя подробным пересказом, скажу только, что Вселенная, согласно видению Андреева, многослойна, и каждый слой имеет свое количество пространственно-временных координат. Особенно интересно, что в большинстве из этих слоев время имеет несколько измерений, скажем пять-семь, и течет "параллельными потоками различных темпов. Событие в таком слое происходит синхронически во всех его временных измерениях, но центр события находится в этом или в двух из них (...) Обитатели такого слоя, хотя действуют преимущественно в одном или двух временных измерениях, но существуют во всех них и сознают из все. Эта синхроничность бытия дает особое ощущение полноты жизни, неизвестное у нас" (с. 44).
Чтобы вообразить такого рода явления, нужно обладать незаурядным чувством юмора, как если бы человек в одном потоке времени баллотировался в парламент, в другом, более быстром, знал, что выборы проиграет, одновременно участвовал в международном скрипичном конкурсе и отстаивал звание чемпиона мира по боксу, безвылазно сидел бы с ребенком в одном потоке времени и в качестве бизнесмена переезжал с места на место - в другом, притом что число пространственных координат в тех сумасшедших слоях меньше, чем у нас (одно или два), а все происходящее в каждом временном потоке синхронно отражается в остальных. Не мудрено, что такая жизнь, как пишет Андреев, схожа "со жгучим чувством бессильной злобы, с воспоминаниями о заманчивых возможностях, которыми субъект не в состоянии воспользоваться" (с. 44).
Однако вряд ли наше любопытство будет простираться так далеко, чтобы всерьез заинтересоваться, как все-таки обитатели этих слоев выходят из затруднительного положения. Нас, как правило, интересует другое: мы и наши проблемы в э т о м мире. Но и здесь, как ни странно, модель мира Даниила Андреева имеет самое прямое отношение к нашей жизни.
Явления синхронности происходящих событий испытал, без сомнения, каждый на собственной шкуре. Допустим, если человек упорно трудился над какой-то проблемой, он не раз с удивлением обнаруживал, что все вокруг внезапно начинало работать на решение этой проблемы: посторонние книги с л у ч а й н о открывались на нужной странице, по радио, как бы случайно включенному в минуту отдыха, звучали ассоциативно или даже напрямую нужные слова и сведения, человек будто невзначай встречал знакомых или совсем незнакомых людей, поставляющих ему нужные материалы и наталкивая на неожиданные мысли в русле его размышлений.
Каждый влюбленный, особенно обостренно воспринимающий окружающее испытывал странное чувство мистического ужаса или восторга в связи с тем, как вещи, люди или факты его личной жизни, совершенно не связанные с предметом его влюбленности, вдруг выстраивались в синхронные ряды, предупреждая его об опасности, близком разочаровании либо, наоборот, подготавливая к нечаянной радости, предвкушению ответной любви и грядущего наслаждения. Именно в такие моменты (конечно, необязательно это должно быть только состоянии любви) человек ощущал свою жизнь как сценическую площадку какого-то необычайного символического действа, в котором мельчайшая деталь становилась с и м в о л о м целого, сам же человек превращался в действующее лицо и одновременно марионетку этого космического спектакля, развернутого надличными силами, которые как будто проверяли на личности свое жутковатое чувство юмора, нередко оборачивающееся для человека подлинной трагедией.
Не случайно Юнг в книге с весьма выразительным названием "Синхронность и человеческая судьба" написал о неизвестном процессе, который пересекает пространство-время и упорядочивает события психологической и физической реальности так, что они приобретают параллельное значение, а Ч. Форт, известный собиратель таинственных случаев, иллюстрировал принцип синхронности ярким рассказом о трех преступниках, повешенных в Лондоне за убийство сэра Эдмудбери Годфри в Гринберри-Хилл. Имена этих убийц: Грин, Берри и Хилл. *8
В книге Дж.Мичел и Р.Рикарда "Феномены книги чудес" приводятся бесчисленные примеры загадочных совпадений, отвечающих этому принципу синхронности. Зловещая гибель "Титаника" была предсказана четырнадцатью годами раньше в романе Моргана Робертсона (1898), где описывается гигантский корабль "Титан", столкнувшийся с айсбергом примерно в том же районе Атлантики, что и настоящий. Моряка, стоявшего у штурвала корабля уже в 1939 году, что-то внезапно заставило застопорить движение на том же самом месте, где погиб "Титаник". К кораблю действительно приблизился гигантский айсберг, покорежив и повредив судно, но не вызвав человеческих жертв. Корабль назывался "Титаниан". Семья Мелкис из Дунстейбла в Бедфордшире смотрела телевизионный фильм о гибели "Титаника", в ту минуту, когда "Титаник" столкнулся с айсбергом, на их дом обрушился кусок льда, упавший с неба и пробивший крышу.*9
Символика имен, когда человек носящий ту или иную фамилию, соответствует ей по принципу сходства или контраста или, чаще всего, отвечая другому более сложному соответствию (Белов, Чернов, Буераков, Наглый, Неживой и пр.), хорошо известна всякому.
Символика цифр также часто действует в судьбе людей, внимательно наблюдавших за собой и жизнью. Существуют любимые числа, помогающие тем, кто в них суеверно верит (3, 7, 13). Бывает, что одни и те же числа на протяжении жизни навязчиво повторяются, наводя ужас на человека, с которым подобное происходит.
С принципом синхронности связаны и разного рода гадания. Почему так часто гадания на картах, руке, кофейной гуще, бобах, астрологическая интерпретация попадает в точку? Потому что гадатель лишь словесно выражает фрагмент мистического потока, в котором уже находится клиент. Гадатель только синхронизирует этот поток с помощью символов, находящихся в его распоряжении (астролог оперирует символами планет, аспектов, знаков и домов). Вот почему в оккультную доктрину укладывается даже ошибка (например, неправильно составленный гороскоп), при условии если гадающий на самом деле кровно заинтересован в познании своей судьбы или решении запутанной проблемы , то есть именно тогда, когда он с а м оказывается в потоке синхронных событий.
Одним словом, за обычными явлениями жизни, особенно если в них внимательно вглядываться, встают отчетливые или менее отчетливые символические значения: подсказки, намеки, предостережения, запреты или разрешения. Даниил Андреев по этому поводу справедливо пишет: "То необъятное и бесконечно многообразное, что объединяется выражением "высшие силы", воздействует на нашу волю не столько путем сверхъественных вторжений, сколько при помощи тех самых рядов, тех законов природы, эволюции и т.п., которые мы только что условились считать объективными фактами. Эти ряды фатов в огромной степени определяют наше сознание, и не только сознание, но и подсознание, и сверхсознание. Отсюда и возникают те голоса совести, долга, инстинкта и прочее, которые мы слышим в себе и которые видимым образом определяют наше поведение (...) Правда, иногда имеют место явления, которые субъективно могут казаться нарушениями законов природы "высшими силами". Это называется чудом. Но там, где такие явления действительно совершаются, а не оказываются аберрациями, там происходит вовсе не нарушение естественных законов "произволом" высших сил, а появление этих сил ч е р е з р я д д р у г и х з а к о н о в (разрядка моя.- А .Г.), нам еще неясных" (с.49).
Столкновение двух рядов законов, указанных Даниилом Андреевым, позволяет предположить, что и в нашей земной жизни действуют две, на первый взгляд совершенно противоположные, модели бытия. Первая - это движение человеческой жизни к некой цели, что в философии называется т е о л о г и е й. Такую модель можно уподобить отрезку, проведенному от начальной точки к конечной. Для личности же подобное представление о судьбе дает право и возможность руководствоваться идеей смысла жизни. Поэтому, кстати, обывательский взгляд часто не в силах объяснить, отчего художники, творцы как будто сжигают себя во имя, как им, обывателям, кажется, мифической химеры, фантазии, не дающей никакой практической пользы и уж тем более материальных благ. Этот тип жизни Даниил Андреев называет м и с с и е й, и ее значение, разумеется, простирается гораздо дальше, нежели расхожее представление о непременном наличии продукта творческого труда, а именно: книги, симфонии, картины, скульптуры. Любовь или бескорыстная жертва тоже формируют миссию и развязывают узлы кармы. Творческий дар любви есть в большинстве случаев миссия жен, матерей, возлюбленных.
Но, с другой стороны, так же сильна, а может быть и более типична, вторая модель бытия. Условно ее можно назвать ф а т а л и с т и ч е с к о й моделью. Р. Моуди в книге "Жизнь после жизни" рассказывает о так называемой киноленте жизни, которая проносится перед внутренним взором людей за мгновение до их смерти, чаще всего в момент катастрофы. Кто отснял эту пленку? В каких небесных архивах она хранится?
Поразительно, что человеку показывают почти всю жизнь, правда в этом фильме расставлены н р а в с т в е н н ы е акценты.*10 Человек понимает, когда он ошибался, а когда был на высоте. Если пленка заранее заготовлена и ее можно крутить в разных направлениях, если она хранится в какой-нибудь "акаша" - космической библиотеке, то оказывается верной индусская идея о том, что ничего не исчезает, "все во всем".*11 Все времена и пространства от начала возникновения Земли до отдаленного будущего уже существуют о д н о в р е м е н н о. Чтобы прочувствовать эту мысль, воспользуемся аналогией. Представим себе безбрежный океан, где вода от века неподвижна, едва-едва колеблется ветром, - в глубинах океана заключено все сущее, но вода тщательно скрывает тайны, а значит, лишь в редкие мгновения, когда ветер, вопреки запрету, разрывает слои воды, взвихривает бураны, выбрасывающий наружу все содержимое дна, перемешивая слои воды, тайны на миг приоткрываются.
Другими словами, первобытные люди, например, живут рядом с нами, но в другом пространственно-временном потоке. Иногда происходит сбой, нарушается ряд естественных законов, и из слоя первобытных людей появляются несси, всплывающие в озере Лох-Несс, выбегает снежный человек или другие чудища, чтобы показаться нам на глаза и вновь нырнуть в свою пространственно-временную впадину, из которой они по неясным причинам выпали.
Бывает, что современные люди тоже попадают в другие времена. Порой их видят и общаются с ними, иногда они представляют собой странных невидимок. Так, например, 10 августа 1901 года мисс Моберли и мисс Джордан, прогуливаясь в садах Малого Трианона в Версале, внезапно увидели множество людей, одетых в костюмы Марии-Антуанетты, они дважды спрашивали, как пройти в Трианон, и получали ответ. Эксперты, тщательно проанализировав их рассказ, пришли к выводу, что девушки посетили прошлое в промежутке между 1770 и 1774 гг.*12
Известный биологи и писатель Иван Т.Сандерсон побывал вместе с женой в средневековом Париже, когда они возвращались из поездки к дальнему озеру на Гаити. У них сломалась машина - они отправились пешком, и, как пишет Сандерсон в книге "Еще кое-что", "подняв глаза от пыльной дороги, я совершенно явственно увидел при ярко заблестевшей луне, тени, которые отбрасывали (...) трехэтажные особняки различной архитектуры, стоявшие по обе стороны дороги... Их верхние этажи нависали над дорогой: она на моих глазах сделалась грязной и мокрой булыжной мостовой. Не могу точно объяснить почему, но я знал, что нахожусь в Париже!(...) Мы (он и жена. -А.Г.) вдруг заметили, что, стоя на одном месте, раскачиваемся взад-вперед; оба при этом чувствовали крайнюю слабость, так что я позвал Фреда, моего помощника (...) Как только пламя зажигалки осветило пространство вокруг, сразу же исчезла улица средневекового Парижа. Аналогичным образом и моя жена "вернулась обратно": сразу же после того, как она прикурила от огня зажигалки, все исчезло".*13
Племянница ясновидящей Ванги К. Стоянова в книге "Ванга: исповедь ясновидящей" вспомнила эпизод, когда она читала вслух исторический роман. После чтения Ванга поведала племяннице, что побывала в том времени, которое описывает автор, и хоть роман хороший, но придуманный: там на самом деле все не так. Каким образом Ванга смогла побывать в этом отдаленном от нас времени? Переместилась внутри слоев, которые для созерцания нашими обычными органами чувств закрыты? По крайней мере, это удовлетворительное объяснение.
Популярный экстрасенс Ури Геллер в книге "Моя история" рассказывает о самом невероятном событии в его жизни. Он шел домой по улице Нью-Йорка, как вдруг был подхвачен вверх, потерял ощущение веса собственного тела, закрыл от неожиданности глаза, а когда открыл их, то увидел себя подлетающим к окну веранды, которое тотчас же и разбил, больно ударившись коленом. За 10 минут некие силы перенесли его в Оссининг, в дом его приятеля Андриа Пухарича, находящегося на расстоянии часа пути от Нью-Йорка. Не столь существенно, как объясняет феномен телепортации Геллер (он ссылается, в частности, на цивилизацию "9", которая якобы управляет через него мощными энергетическими силами), интересней другое: сам с п о с о б телепортации. Геллер пишет: "Я очень четко помню тот момент, когда я подходил к козырьку соседнего с нашим домом здания. Вдруг мне показалось, что я бегу не вперед, а к а к б ы н а з а д (разрядка моя.- А.Г.).*14 Вероятно, этим силам, для того чтобы перенести Геллера на столь значительное расстояние, понадобилось д е с и н х р о н и з и р о в а т ь временные потоки, или, иначе, перемотать киноленту времени как бы назад. В этом случае, наверное, и были скрещены ряды двух законосообразных рядов, о которых писал Даниил Андреев: обыкновенных законов природы и законов, обретающих для нас, по недостатку знания, статус чуда.
Однако, судя по всему, чудеса чреваты опасными последствиями, так как для их создания, по-видимому, требуется затратить громадную энергетическую работу, и едва ли энергетические сгустки и разряды, вовлеченные в производство чуда, бесследно растворяются в космосе. Пресловутые гнущиеся вилки Ури Геллера (так называемый "эффект Геллера") и останавливающиеся повсеместно часы (или, наоборот, стрелки часов начинали крутиться, как бешеные) создавали какие-то изломы пространства, так что возникал необратимый инерционный процесс. Начиная гнуть ключи и ложки в телевизионной студии, Геллер "будил джина из бутылки", и ложки начинали гнуться и ломаться уже по собственной инициативе в множестве домов жителей тех стран, где он выступал. Но кто знает, какие нравственные, экономические, политические и иные последствия приносят эти невинные шутки с изламывающимся пространством?!
Чарльз Форт предостерегал со свойственным ему юмором: "И бутылка с кетчупом не выпадет из окна гарлемского дома во двор без того... чтобы это событие не отразилось на стоимости пижам в Джерси-Сити, температуре чьей-нибудь тещи, живущей в Гренландии, или спросе на носорожьи рога в Китае".*15
Кажется, две описанные нами модели бытия взаимоисключающи. Во второй практически отсутствует свобода воли. Рожденный человек в некий час "икс" умрет в отведенный ему срок "игрек": заведенные невидимой рукой часы уже пошли, едва завод кончится - человека не станет. Жизнь же его на этой Земле запрограммирована и лежит в железной коробке; рулон с кинопленкой отснят заранее.
Первая модель дает свободу воли почти неограниченную, но целеполагающая миссия, не будучи выполнена, создает тяжелую карму, узлы которой будут мучительно развязываться в посмертии.
Марксистская философия позаимствовала диалектический метод Гегеля с его тройной структурой: тезис-антитезис-синтез - и как бы перешагнула через Канта, считая его идеи уже изжитыми. Между тем Кант сформулировал так называемые антиномии, существующие в мире на р а в н ы х о с н о в а н и я х, но не синтезируемые.*16 Быть может, нам следует бросить новый лозунг: "назад к Канту!" - тем более в науке все чаще пользуются принципом дополнительности, не в силах состыковать в единую стройную систему ряды противоречащих друг другу явлений.
КАК ОТНОСИТЬСЯ К ЧУДУ И ЧТО ДЕЛАТЬ С МИФОМ?
Даниилу Андрееву не сразу открылся смысл его миссии. Но мощным толчком к ее осознанию послужили чудесные явления. Одно из них произошло в 1933 году в маленькой московской церкви во Власьевском переулке. Читали акафист Серафиму Саровскому. И вдруг Даниил Андреев в слезах упал на ветхий коврик, блаженный восторг охватил его душу, и он увидел Небесный Кремль, а великий дух Серафима Саровского "приблизился и склонился ко мне, укрыв меня, словно епитрахилью, шатром струящихся лучей света и ласкового тепла" (с. 33).
Точно так же, как апостол Павел упоминает о восхищении на третье небо ("только не знаю - в теле или вне тела" (2 Кор., 12:3)), Даниил Андреев испытывает, как он пишет, "подъем в Небесную Россию, переживание синклита ее просветленных" (с. 33).
Самое простое - отмахнуться от видений Даниила Андреева со словами, что все это, мол, безумный бред маньяка или аберрации больного воображения. С этих позиций, между прочим, преимущественно рассматривались "Жития святых" и - позднее - различные явления Богородицы и святых в наше просвещенное время. Наука же трактовала их исключительно как легендарный материал дидактического содержания, преследующий цели моральные и политические.*17 Внимание исследователей также привлекала проблема жанровой специфики видений и проблема филиации, т.е. заимствования сюжетов, образов, деталей и их временное и пространственное перемещение. Создается впечатление после знакомства с этими исследованиями, выполненными с необычайной научной скрупулезностью, будто авторы видений только и делали, что выискивали источники заимствования (арабские, иранские, западноевропейские) и без зазрения совести их эксплуатировали. Усилиями науки мы имеем удовольствие "пощупать" жанровую структуру видения с набором реконструированных образом и мотивов, или, как выражается А. Б. Грибанов, "каркас ритуала" вознесения: "Подъем на небо с помощью сверхъестественной или ангельской силы (чаще всего Гавриила), наделение магическими способностями (вроде неподвластности огню); посещение рая - с почти обязательными элементами: древо жизни, сад или замок, реки , текущие из рая, трон судии, встреча и беседа с предшественниками; посещение ада - с картинами пыток грешников, причем иногда круги ада приурочены к дням недели; передача сокровенного знания и харизматической власти".*18
Однако в глубине сознания вдруг начинает оформляться глупый вопрос: "А что если визионеры и в самом деле в и д е л и то, о чем писали?!" Вопрос, конечно, неуместный, ненаучный, но очень неудобный.
Если непредвзято вчитаться в "Жития святых", то как раз поражает обилие н е п о в т о р и м ы х деталей во всяком видении. Достаточно ограниченная человеческая фантазия вряд ли способна на такое разнообразие. Серафим Саровский, к примеру, во время литургии в Великий четверг увидел шествующего по воздуху Христа, окруженного ангелами, архангелами, херувимами и серафимами. Христос прошел от западных церковных врат и, благословив молящихся, вошел в икону со своим изображением на алтаре.*19 Франциск Ассизский увидел в небе распятого серафима, забылся в экстазе и муке сострадания, после чего обнаружил на своих ладонях стигматы - подобие ран от гвоздей.*20 Видение Фомы Аквинского было, как чаще всего и случается, во сне: "два ангела оскопили его огненной веревкой. Это было ужасно больно, но дало ему огромную силу, и он проснулся от своего крика (...) сон святого Фомы стал явью. Святой и впрямь исключительно мало интересовался этой стороной жизни".*21
Обращает на себя внимание и тот факт, насколько резко меняется жизнь людей, испытавших состояние видения божественных сил. После видения Богородицы в мае-октябре 1917 года в местечке Фатима (Португалия) девочка Лусия сразу после окончания пансиона постригается в монахини. *22 Множество британских солдат и офицеров обретают веру, о которой раньше и не помышляли, столкнувшись с благим Провидением. Когда войска союзников должны были высадиться в северной Африке, море было совершенно спокойным, а небо ясным, и немецкие бомбардировщики могли прекрасно разбомбить весь союзнический флот, но точно в ответ на немые мольбы солдат и офицеров, огромное черное облако остановилось над армадой и оставалось там в течение десяти дней.*23 Для этих людей мистический опыт стал частью их реальной жизни, и они ни за что не позволили бы себя убедить в том, что стали жертвами иллюзий.
Итак, следовало бы со всей научной добросовестностью систематизировать , если это возможно, уникальность житий, а также выработать методику отбора достоверного материала.
Отсюда следует и более широкая научная задача - полностью пересмотреть отношение к мифу. Идея реальности отраженных в мифе событий находит сейчас все больше сторонников. Надо быть таким безумным энтузиастом, как Шлиман, чтобы отнестись к "Илиаде" не как только к поэтической фантазии, а найти и раскопать подлинную Трою. надо обладать изрядной долей мужества, чтобы свою научную гипотезу доказать делом, предприняв, как Тур Хейердал, немыслимое путешествие на папирусной лодке "Ра". Надо безоглядно верить в скандинавскую мифологию, чтобы взаправду, как В. Щербаков, открыть город богов Астард.
Однако, кроме того, притом значительно трудней, разобраться в с и м в о л и ч е с к о м языке мифа, переведя его на язык нравственных и духовных понятий, составляющих для человека, как это ни странно, насущную необходимость. Даниил Андреев как раз в этом смысле разбирает миф о восстании и падении Люцифера. Его мысль сводится к тому, что миф есть результат и фиксация некоего трансфизического события. Последнее улавливается тонкими органами восприятия мистиков, пророков и поэтов, но, спускаясь вниз по многочисленным промежуточным слоям, претерпевает значительные аберрации и трансформации, так что может исказиться до неузнаваемости. Образная структура мифа, в которую отливается потустороннее событие, требует дешифровки, поскольку вселенское сознание духовидцев прошлого "сдавливалось, стискивалось в тесном объеме их эмпирического опыта, их сильного, но не обогащенного и не истончившегося ума"(с. 45).
Таким образом, субъективное восприятие и готовность сознания есть, собственно говоря, ключ к решению проблемы чуда.
Почему индусам не является Христос или Николай Угодник, а христиане не могут похвалиться встречами с Кришной? Дело, видимо, в специфике культуры и наличии в сознании визионеров р а з н ы х архетипов. Высшие же силы, обнаруживающие себя, воплощаются именно в тех формах, какие содержатся в памяти и представлениях визионера. Об этом пишет, в частности, Сатпрем в книге "Шри Ауробиндо, или путешествие сознания": "Христианский святой, который имеет видение девы Марии, и индус, которому является Дурга, видят, возможно, одно и то же; они могли войти в контакт с одним и тем же планом сознания, с одними и теми же силами, но совершенно ясно, что видение Дурги ничего бы не значило для христианства (...) если поэт, например Рембо или Шелли, войдет в контакт с теми же планами сознания, то он увидит нечто иное, что является тем не менее все тем же (...) они ощутили бы великую вибрацию, пульсации света или разноцветные волны, которые превратились бы в них в сильное поэтическое чувство".*24
Более того, Юнг считал, что наблюдение НЛО, чаще всего имеющих вид сферических тарелок, "являются признаком универсально существующих потребностей психики"*25 коллективного бессознательного, и универсальный символ коллективного бессознательного - мандала - материализуется в предельно вещественную инопланетную тарелку. Здесь мы возвратились к упомянутому нами в начале статьи теории мифа Юнга. Она опровергла существовавшую ранее теорию филиации мифологических мотивов (заимствования и передачи их от одного народа к другому - непосредственно или через посредство третьего). Аборигены Океании, очевидно, никак не могли соприкоснуться с эскимосами, между тем элементы их мифологий обнаруживали схожие черты. Другими словами, внутри коллективного бессознательного, к какому бы народу это ни относилось, содержатся общие архетипы, точно так же, как в психике отдельной личности мы отыщем аналогичные другим личностям механизмы выражения внутренней жизни. Поистине душа отдельного человека вполне соотносима с коллективной душой народа: и там, и здесь присутствуют сходные чувства и образы.
И все-таки Юнг как бы медлит, до конца так и не решаясь перешагнуть через границу научности, хорошо понимая, что спасительная терминологичность оградит его от обвинений в клерикализме. Что же это за грань, которая притягивает, но и останавливает Юнга?
То, что я сейчас скажу, может показаться нелепейшим абсурдом, а с другой стороны, "общим местом" для тех, кто в это верит, но этого требует жесткая логика последовательной мысли. Как такового воображения не существует, и мысли приходят к людям извне, а вовсе не рождаются естественным образом внутри их же мозга. Существует некая верховная инстанция, поставляющая человеческому сознанию те или иные мысли и образы. Шри Ауробиндо был поражен происходящей с ним переменой, когда последовал совету йогина Бхаскара Леле отбрасывать мысли до того, как они войдут в ум.*26 На этом принципе Ауробиндо впоследствии построил свою интегральную йогу: ученик должен был прежде всего достичь безмолвия ума, отключить интеллект. Задолго до Ауробиндо православные аскеты разработали учение о "прилоге". Сначала в человека входят "помыслы" низшей природы. Если он прилепляется к ним, развивает эти мучительные и соблазняющие его образы, то образуется "прилог", "пришедший извне и введенный враждебной волей в сознание", *27 едва между человеком и злой волей намечается согласие, сопровождаемое пристальным вниманием к "прилогу", начинается грех.
Одним словом, сознание человека - игралище трех сил: светлых, темных и свободной воли. В полном согласии с Даниилом Андреевым и за двести лет до него к той же концепции человека пришел Сведенборг, знаменитый шведский духовидец: "собственная жизнь его (человека.- А. Г.) поддерживается в нем злыми духами, а добрыми духами он удерживается от нее. Вследствие действия тех и других он находится в равновесии, и это равновесие дает ему свободу, т.е. он может отклоняться от зла и склоняться к благу...". *28
Возвращаясь к пониманию мифа теперь, после всего сказанного, мы можем объяснить, почему у разных, не соприкасающихся друг с другом народов появляются сходные мифологические мотивы. Их транслируют о д и н а к о в ы е высшие силы, будь то силы светлой или темной природы. Даниил Андреев подробно рассказывает о демиургах народов, вдохновляющих народ в целом или отдельных личностей на те или иные благотворные поступки, об уицраорах - могущественных демонах великодержавной государственности, об эйцехоре - сатанинском семени, вселившемся в незапамятные времена в живые существа и человека, что превратилось затем в легенду об изгнании Адама и Евы из рая, согласно Д.Андрееву сильно замутненную по сравнению с действительным первособытием.
Взгляд на миф как на явление, создаваемое на стыке двух миров: божественного и человеческого, что отражено в известной оккультной доктрине Гермеса Трисмегиста "То, что внизу, подобно тому, что наверху", - предполагает возможность д и н а м и к и мифа.
Однажды Юнг с горечью заметил, что христианство "тихо дремлет и в течение столетий ничего не сделало для развития своего мифа (...) Миф умирает, если не растет и не развивается". Великих же мистиков (Иоахима Флорского, Мейстера Экхарта, Якоба Беме) большинство отказалось слушать, признав их обскурантами. *29
Но ведь миф не может развиваться лишь с одной стороны - со стороны только людей или только богов. Процесс динамики мифа может быть лишь двусторонним. Даниил Андреев, рисуя слои метакультур, показывает, как миф, переставший развиваться здесь, на Земле, продолжает внутреннее эволюционное развитие там, в мирах посмертия: греко-римскую метакультуру, именуемую Олимп, опекают демиург сверхнарода Аполлон и Соборная Идеальная Душа Афина Паллада.
Реально существовавшие в незапамятные времена (еще до рождения Христа) Лоэнгрин, Парсифаль и Титурэль, которому, по преданию, Иосиф Аримафейский передал чашу с кровью распятого Христа, творят европейскую метакультуру, слой которой носит название Монсальват. От последнего, так же как от Эдема и Рая (условное название Византийской метакультуры) тянутся лестницы к Небесному Иерусалиму. *********************************************************************************
Совершенно поразительный пример динамики мифа дает совсем недавно вышедшая книга В. Щербакова "Встречи с Богоматерью". Автор документально описывает вполне реальные встречи с Богородицей , утверждая, будто (и Богоматерь, согласно Щербакову, этот факт подтверждает) Изида и Гор - это те же Богоматерь с младенцем Христом. Больше того, и греческая Афродита, и языческая богиня древних славян Матерь Сва, Богиня Лебедь - одно и то же лицо, превратившееся затем в Богоматерь. Пушкин, записавший со слов Арины Родионовны, легенду о борьбе Коршуна и Царевны Лебедь, по мнению Щербакова, выразил в "Сказке о царе Салтане" трансфизическое событие, сохраненное в памяти народа в виде этой легенды, - это борьба Богоматери и Гагтунгра - сатаны, имя которого Щербаков почерпывает из "Розы Мира". Оценивать гипотезы Щербакова или выяснять, насколько реальны или, напротив, иллюзорны его встречи с Богоматерью, не цель нашей статьи. Но несомненно другое: в последнее время происходит какой-то прорыв, связь доселе почти несоприкасаемых миров с нашим земным становится, кажется, все более явной, как будто взаправду один эон сменяет другой, и эра Водолей, вытесняющая эру Рыб с ее жестким материализмом и жертвенной гибелью одиночек, несет абсолютно новые формы жизни и культуры.
Миф входит в реальность как ф а к т. В книге Щербакова рассказывается о сравнительно недавнем событии превращении человека в соляной столп. Миф о жене Лота обрел новую редакцию в Куйбышеве в 1956 г. В рождественский пост девушка Зоя решила устроить вечеринку, наперекор просьбам матери, набожной женщины. Четырнадцать гостей Зои ждали ее жениха Николая. все танцуют. Жениха нет. "Тогда она снимает со стены икону Св. Николая и заявляет:
У меня найдется еще один Николай!
Держа перед собой икону, девушка танцует с ней. Подруги уговаривают ее вернуть икону на место, Зоя восклицает:
Если есть бог, он меня накажет!
Несколько мгновений - и музыка стала не слышна. Грохот и шут совершенно ее заглушили. Ослепительно вспыхнул свет - точно молнии сверкнули. По комнате прошелся вихрь, почти смерч. В ослепительном столбе света стояла Зоя с иконой, она застыла на месте (...)
Зоя стояла как мраморное изваяние. К ней подходили гости
и убеждались в невозможном: ее тело стало камнем."*30
Зоя не умерла: под камнем билось сердце. 128 дней и ночей простояла она, ночами кричала, и ее вопли призывали мо-литься "за грехи наши". Пытались делать уколы, но иглы шприцев ломались. Милиционеры, дежурившие по ночам, чтобы не допускать толпы зевак, становились седыми. К Зое приезжал московский митрополит Николай, отслужил молебен и велел дожидаться Пасхи - Воскресения Христова. Трижды пытался пройти к Зое старец. Милиционеры пустили его только на третий раз, в канун Благовещения. Он сказал Зое:
- Что, устала стоять?
Вошедшие в комнату милиционеры не обнаружили старца: он исчез. "На праздник Пасхи Зоя пришла в обычное состояние. Ее тело освободилось от каменных оков, стало упругим и мягким.
Зою уложили в постель.
Кто кормил тебя? - спрашивали ее.
Меня голуби кормили! - отвечала Зоя.
На третий день Пасхи девушка скончалась."*31
Во всей этой истории замечательная фигура старца - именно так на иконах изображают Николая Чудотворца. В русском народе Николай Угодник, как известно, особенно почитаемый святой.
Если обратиться к современной науке, то мы узнаем, что его образ "подвергся сильной фольклорной мифологизации, послужив соединительным звеном между христианскими персонификациями благодетельных сил и новейшей детской рождественско-новогодней "мифологией" (Санта-Клаус (...) Дед Мо-роз)".*32 Из этой цитаты очевидно, что понимание мифа, свойственное древним, - понимание мистическое, сущностное, бывшее частью их реальной жизни, когда они не растождествлялись с самим мифом, теперь полностью изгнано из современного научного мышления, так что научное становится синонимом безжизненного, а живая жизнь мифа идет своим чередом, в стороне от научных поисков. Явления Николая Угодника 1956 г. и Богоматери 1991-1992 годов, описанные Щербаковым, вновь призывают науку оторваться от "пыльных фолиантов" сравнительного мифоведения и принять миф как живой факт реального мистического опыта, как чудо, ждущее своих исследователей.
.Примечания
1 Юнг К.Г. Об отношении аналитической психологии к поэтико-художественному творчеству. - Собр.соч., т.15, М., "Ренесанс", с.105.
2 Там же, с.129-130 (статья "Психология и поэтическое творчество".)
3 Юнг писал: "Когда трудится мой даймон, всегда оказываешься и слишком близко, и слишком далеко (от людей. -А.Г.) (...) Даймон творчества безжалостно делал со мной все, что хотел. Из всех моих обыденных дел выходило самое худшее, впрочем, не всегда и не везде" (Юнг К.Г. Воспоминания, сны, размышления . Главы из книги. - "Урания", 1991, N 3, с.12).
4 Андреев Д. Роза Мира. М., "Прометей", 1991, с.70. В дальнейшем страницы указываются в тексте, в скобках.
5 См.: Эккерман И.П. Разговоры с Гете. М., "Художественная литература", 1981, с.356.
8 Толстой Л.Н. Война и мир. ОГИЗ,Л.,1945,т.4, с.651,653.
(сноска со стр.12 оригинала)
8 Мичел Дж., Рикард Р. Феномены книги чудес, М., Политиздат, 1990, с.205
9 Там же, с.206-207.
10 Моуди Р. Жизнь после жизни. М., "Интерконтакт", 1990, с.35-40.
11 См. об этом: Рамачарака Основы миросозерцания индийских йогов, Спб, 1914.
12 Мичел Дж., Рикард Р. Указ. соч., с.11.
13 Мичел Дж., Рикард Р. Указ. соч., с.119-120.
14 Геллер У. Моя история. М., Соваминко, 1991, с.208.
15 Мичел Дж., Рикард Р. Указ. соч., с.205.
16 См. подробней об этом в кн.: Гулыга А.В. Немецкая классическая философия. М., "Мысль", 1986, с.57. Примеры подобных антиномий Канта: Тезис: Все в мире состоит из простого. Антитезис: Нет ничего простого, все сложно. Тезис: В ряду мировых причин есть некая необходимая сущность. Антитезис: В этом ряду нет ничего необходимого, все в нем случайно.
17 См., например: Ярхо Б.И. Из книги "Средневековые латинские видения". - Восток-Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М., "Наука", 1989, с.41.
18 Грибанов А.Б. Заметки о жанре видений на Западе и Востоке. Восток-Запад. М., "Наука", 1989, с.737