Аннотация: Очерк жизни и творчества Тючева и загадка его двойственности, приведшая поэта к трагическому разладу с действительностью.
А.Б.Галкин Тютчев Ф.И.: душа на грани двух миров (Секрет неистощимой двойственности художника)
Поэтическое имя Ф.И.Тютчева несет в себе загадку непрекращающейся двойственности. В жизни и творчестве Тютчева постоянно борются два начала, две противоположные стихии. Это могут быть два чувства (одновременная любовь поэта к двум женщинам), два переживания (печаль и радость, страсть и вина), два "космических" ощущения мирового бытия (хаос и гармония, вечное и сиюминутное), два образа жизни (светский, блестящий, полный искрометного остроумия и одинокий, меланхолический, замкнутый, где рождались поэтические творения Тютчева), две семьи, два миропонимания (убежденный монархизм и беспощадная критика бездарной политики Николая I; тяга к славянофильству и дипломатическая служба на Западе).
Тютчев в поэзии и в жизни един только в одном - в своей полярности. Его биография как будто доказывает, что он сам себе антипод и что каждое его душевное движение, каждый поступок порождают зеркального двойника или тень.
Биографический очерк.
Федор Иванович Тютчев родился 5 декабря (23 ноября) 1803 года в селе Овстуг, Брянского уезда, Орловской губернии. По признанию самого Тютчева, он начал "впервые чувствовать и мыслить именно в Овстуге, среди русских полей и лесов" (*1). Вместе со своим дядькой Н.А.Хлоповым, вольноотпущенником из крепостных, юный Тютчев гулял по окрестностям Овстуга и слушал объяснения "дядьки" о назначении трав, цветов, рассказы о птицах и зверях. Он полюбил в детстве бродить по молодому лесу возле сельского кладбища и собирать ночные фиалки. Их благоухание наполняло его душу "невыразимым чувством таинственности" и погружало в состояние "благоговейной сосредоточенности" (*2).
Когда Тютчеву исполнилось лет 5-6, он написал первое свое стихотворение. Это была эпитафия мертвой горлице, которую Тютчев нашел вместе с дядькой Хлоповым и похоронил ее при дороге. Таким образом, его поэтическое творчество началось со смерти. Тема смерти пройдет красной нитью сквозь всю его поэзию, и со смертью любимых людей он столкнется позднее не раз.
Первый биограф поэта И.С.Аксаков отмечал, что Тютчев обнаружил признаки высших дарований с раннего возраста и потому "сделался баловнем своей бабки Остерман, а затем и матери и всей семьи" (*3). Необыкновенная талантливость позволяла ему усваивать знания без малейшего труда, учиться для Тютчева было естественной потребностью. В этой ничего не стоящей Тютчеву даровитости, по мнению Аксакова, заключалась первая опасность: "усвоенные с детства привычки лени, при необходимом отвращении к внешнему труду, к какому бы то ни было принуждению" (*4) отвратили Тютчева от упорного усидчивого труда, что впоследствии сказалось в его взрослой, в том числе поэтической, жизни.
В этой обстановке всеобщего обожания у другого ребенка легко могли бы сложиться барские замашки, грубые, ничем не сдерживаемые страсти, но натура Тютчева, поражающая своей парадоксальностью, нисколько не была этим испорчена. "К счастью, - пишет И.Аксаков, - ребенок был чрезвычайно добросердечен, кроткого, ласкового нрава, чужд всяких грубых наклонностей. Все свойства и проявления его детской природы были окрашены какою-то тонкою, изящною духовностью".
К десятилетнему Тютчеву был приглашен в качестве воспитателя и учителя словесности молодой талантливый педагог и тоже будущий поэт и переводчик Семен Егорович Амфитеатров, взявший себе литературный псевдоним - Раич (от слова "рай"). Раич утвердил в Тютчеве любовь к древней классической литературе и истории. В 13 лет Тютчев, по свидетельству Раича, боготворившего своего ученика, уже переводил оды Горация "с замечательным успехом" (*5).
Раич с увлечением вместе с Тютчевым читал Горация, Вергилия, Дмитриева или Державина: они, "усевшись в роще, на холмике, углублялись в чтение и утопали в чистых наслаждениях красотами гениальных произведений поэзии" (*6).
Раич дал Тютчеву настолько глубокое знание римских классиков, что "даже в предсмертной болезни", разбитый параличом Тютчев приводил "на память целые строки из римских историков" (*7).
В Москве Тютчев стал посещать частный пансион профессора Московского университета А.Ф.Мерзлякова, известного поэта и критика, автора слов песни "Среди долины ровныя..." Вместе с Раичем Тютчев в качестве вольнослушателя посещал лекции Мерзлякова в университете.
Мерзляков принимает в недавно организованное им Общество любителей российской словесности 14-летнего Тютчева. 22 февраля 1818года на 33-м заседании Общества Мерзляков читает стихотворение своего ученика Тютчева "Вельможа (Подражание Горацию)". Стихотворение было всеми одобрено и уже на следующем заседании, 30 марта, Тютчев был принят в сотрудники Общества. К.В.Пигарев, вслед за Г.Чулковым, полагает, что было прочитано стихотворение, известное потом под названием "На новый 1816 год" (*8). Одна из главных тем зрелого Тютчева - тема времени - уже в этом первом поэтическом опыте была заявлена ярко и выразительно, "тютчевским" языком и по-философски глубоко: прошедший год рисуется на фоне вечности мимолетным ("Как капли в океан он в вечность погрузился"), а вечность беспощадно поглощает годы и века ("века рождаются и исчезают снова, одно столетие сменяется другим"; "пустынный ветр свистит в руинах Вавилона").
Раич подготовил Тютчева к поступлению в Московский университет, который Тютчев закончил за 2 года. В университете Тютчев учился вместе с будущим историком М.П.Погодиным, слушал лекции профессоров А.Ф.Мерзлякова, И.А.Гейма и М.Т.Каченовского. Острым критическим чутьем Тютчев отмечал недостатки преподавания. Мерзляков, строивший свои лекции в основном на импровизации, по словам Тютчева, не способен был показать студентам, "какое влияние каждый писатель наш имел на ход ее (русской литературы. - А.Г.), чем способствовал к улучшению языка, чем отличается от другого и проч." (*9). Во время лекций Тютчев "строчил эпиграммы на Каченовского" (*10), желчного, придирчивого профессора археологии и теории изящных искусств, редактора московского журнала "Вестник Европы", на страницах которого в ряде своих статей Каченовский критиковал молодого А.С.Пушкина. Тютчев уже в юности отчетливо понимал значение Пушкина для русской литературы и несправедливость критики Каченовского. До нас дошла в незавершенном виде одна из эпиграмм Тютчева под названием "Харон и Каченовский" (1820) в форме диалога мифологического Харона, перевозчика душ умерших через реку подземного царства Стикс, и тощего профессора, над худобой и желчностью которого потешался студент Тютчев.
Харон
Неужто, брат, из царства ты живых -
Но ты так сух и тощ. Ей-ей, готов божиться,
Что дух нечистый твой давно в аду томится!
Каченовский
Ты, друг Харон. Я сух и тощ от книг...
Притом (что долее таиться?)
Я полон желчи был - отмстителен и зол,
Всю жизнь свою я пробыл спичкой...
После окончания университета, 5 февраля 1822 года, Тютчев приезжает в Петербург и поступает на службу в Государственную коллегию иностранных дел в звании губернского секретаря. Однако спустя два месяца его дядя, граф А.И.Остерман-Толстой, герой войны с Наполеоном, потерявший руку в сражении под Кульмом, испрашивает для племянника сверхштатную должность секретаря при русском посольстве в Мюнхене и берет Тютчева с собой за границу. В июле 1822 года тот прибывает в Мюнхен. "Судьбе угодно было, - писал Тютчев брату, - вооружиться последнею рукою Толстого, чтобы переселить меня на чужбину" (перевод И.Аксакова, с.17).
В Мюнхене Тютчев увлекается златовласой 15-летней красавицей графиней Амалией Лерхенфельд. Об этой любви Тютчев позже будет вспоминать в стихотворениях "Я помню время золотое" (1836) и "Я встретил вас, и все былое..."( 1870). Тютчев делает предложение красавице Амалии, окруженной вниманием множества поклонников. Ее родители отказывают Тютчеву, не отличавшегося знатностью рода или богатством; для дочери они предпочли более выгодную партию: секретаря посольства, товарища Тютчева по службе, барона А.Крюденера. Тютчев, согласно семейной легенде, был убит горем и даже вызвал на дуэль кого-то из своих соперников или родственников Амалии Лерхенфельд (*11).
Возвратившись в 1825 году в Москву на кратковременный отпуск, Тютчев публикует в только что созданном альманахе М.П.Погодина "Урания" три своих стихотворения, два из которых были посвящены любви к Амалии Лерхенфельд, в том числе "К Нисе", в котором под условным именем скрывалась возлюбленная Тютчева:
Нашу верность променяла
На неверный блеск пустой, -
Наших чувств тебе, знать, мало, -
Ниса, Ниса, Бог с тобой!
Летом 1826 года (по лютеранскому обряду; православный обряд венчания произошел в феврале 1829 года) Тютчев женился на вдове Элеоноре Петерсон, урожденной графине Ботмер и сразу породнился с двумя аристократическими фамилиями Баварии, которые, впрочем, мало симпатизировали Тютчеву. Жена обожала своего непрактичного мужа и взяла на себя все хозяйственные заботы семьи; двери их дома были открыты для гостей.
В Мюнхене Тютчев знакомится с философом Шеллингом, немецким поэтом Генрихом Гейне. Дружеское общение с Гейне происходит в 1828 году, хотя Тютчев начал переводить стихи Гейне уже в 1823 году, с момента выхода в свет сборника Гейне "Трагедии с лирическим интермеццо". Гейне в письмах из Мюнхена называет Тютчева своим другом, часто бывает в его доме, но, судя по всему, он совершенно не подозревает о поэтическом творчестве Тютчева, отзываясь о нем только как о молодом дипломате. Между тем Тютчев в эти годы пишет лирические шедевры: "Проблеск" (1826), "Бессонница" (1829), "День и ночь" (1829), "Видение" (1829), "Как океан объемлет шар земной" (1830). Поэт отыскивает свой собственный стиль и преодолевает как зависимость от традиций русского классицизма ХУIII века, так и шаблоны популярного тогда романтизма.
Удивительна авторская скромность Тютчева: близкие люди, знавшие его на протяжении десятилетий, часто не знали о его поэтических опытах. И.С.Аксаков пишет по этому поводу: "Тютчев никогда ни сам не занимался, ни занимал других собственною особою. Никогда никому не навязывался с чтением своих произведений, напротив, очевидно тяготился всякою об них речью" (*12).
В 1833 году на одном из Мюнхенских балов Тютчев встречает баронессу Эрнестину Федоровну Деренберг и со всей пылкостью юноши влюбляется в нее. Он не в силах утаить своей страсти от жены, которую он тоже по-прежнему любит. Тютчева охватывают два противоположных чувства: переживания счастья взаимной любви и сознание невозможности противостоять роковой губительной страсти, принесшей беду двум любимым женщинам. Он понимает неотвратимость разрыва с возлюбленной:
...Она молилась
С чела откинув покрывало (...)
И по младенческим ланитам
Струились капли огневые.
("Восток белел. Ладья катилась..." (Начало 30-х))
Вместе с тем тогда же Тютчев пишет поэтичнейшие строки, воспевающие таинственные и пугающие глубины любовного сладострастия:
Люблю глаза твои, мой друг,
С игрой их пламенно-чудесной (...)
Но есть сильней очарованья:
Глаза, потупленные ниц
В минуты страстного лобзанья,
И сквозь опущенных ресниц
Угрюмый, тусклый огнь желанья.
("Люблю глаза твои, мой друг..." (1836))
В 1834 году должность первого секретаря русского посольства в Мюнхене занимает 19-летний князь И.С.Гагарин, с которым у Тютчева возникают настолько доверительные отношения, что поэт показывает ему свои стихи, которые приводят Гагарина в восторг.
Князь И.С. Гагарин настоял на том, чтобы Тютчев прислал ему подборку своих стихотворений. В мае 1836 года Тютчев писал из Мюнхена к Гагарину: "Вы просили меня прислать вам мое бумагомаранье. Я поймал вас на слове. Пользуюсь случаем, чтобы от него избавиться. Делайте с ним, что хотите. Я питаю отвращенье к старой исписанной бумаге, особливо исписанной мной. От нее до тошноты пахнет затхлостью..." Гагарин передает стихотворения П.А.Вяземскому и В.А.Жуковскому, а они в свою очередь - Пушкину. Восхищенный стихами Пушкин публикует вместо 5 - 6 планируемых им стихотворений 24 под общим заглавием "Стихотворения, присланные из Германии" с подписью "Ф.Т." (согласно желанию скромного и щепетильного Тютчева). Среди этой подборки в Љ 3 впервые напечатаны "Фонтан", "Полдень", "Я помню время золотое", "Душа хотела б быть звездой...", "Сон на море", "Не то , что мните вы природа..." В Љ 4 - "Что ты клонишь над водами...", "И гроб опущен уж в могилу...", впоследствии очень нравившиеся Л.Н.Толстому, а также "Душа моя - Элизиум теней", о котором восторженно писал Н.А.Некрасов: "странное по содержанию, но производящее на читателя неотразимое впечатление, в котором он долго не может себе дать отчета".
В 1837 году в звании камергера и статского советника Тютчев получает новое служебное назначение старшего секретаря в русском посольстве в Турине. Отъезд семьи Тютчева из Мюнхена был связан с нежеланием Тютчева служить под началом вновь назначенного посланника в Мюнхене Северина, а также со стремлением жены помочь мужу избавиться от мучительной страсти к Эрнестине Деренберг. В мае 1837 года семья выезжает в Петербург, где жена с дочерьми остается на зиму, а Тютчев едет к месту новой службы - в Турин в начале августа того же года.
Летом 1838 года Элеонора Тютчева с тремя маленькими дочерьми отправляется в Турин на пароходе "Николай I" по Балтийскому морю. У берегов Германии на пароходе вспыхивает пожар. И.С.Тургенев, ехавший на том же самом корабле, был свидетелем бесстрашного поведения Элеоноры Тютчевой, спасавшей своих детей. (Описание пожара Тургенев дал в рассказе "Пожар на море".) По прибытии в Турин пережившая нервное потрясение слабая здоровьем жена Тютчева заболевает и зимой 1839 года умирает. Тютчев, проведя ночь у гроба жены, поседел в несколько часов.
Между тем Эрнестина Деренберг помогла Тютчеву справиться с горькой утратой. Их любовь вспыхивает с новой силой. 17 июля 1839 года ( по православному обряду; и 10 августа - по католическому) в Швейцарии поэт венчается с Э.Ф.Деренберг. Тютчев, со свойственной ему беспечностью, не дожидается разрешения начальства из Петербурга и самовольно уезжает из Турина, заперев русское посольство на замок, поскольку других служащих на тот момент не случилось, а новый поверенный еще не прибыл из России. Секретные шифры Тютчев забирает с собой в портфеле и теряет их во время свадебной суматохи. За этот поступок Тютчев был лишен камергерского звания и снят со службы.
Супруги поселяются в Мюнхене. Жена берет на себя всю ответственность за воспитание детей Тютчева от первого брака и с мужеством и терпением переносит все жизненные испытания.
В конце 20-х - 30-е годы в сознании Тютчева складывается социальная утопия - идея Всеславянства, объединенного под властью русского монарха. В стихотворении "Олегов щит" (1829) Тютчев истолковывает легенду о взятии русским князем Олегом Константинополя в свете современных событий: победоносной войны России с Турцией, закончившейся подписанием в сентябре 1829 года Андрианопольского мирного договора, принесшего славянским народам Балканского полуострова долгожданную независимость от турецкого султана, так что тютчевская мечта о восстановлении православного креста в храме Св.Софии Константинополя, обращенного турками в мечеть, представлялась вполне достижимой; а также Варшавского восстания 1830 года, подавление которого российским царским правительством Тютчев оправдывал идеей спасения единства славян (см. стихотворение ""Как дочь родную на закланье...").
В 1833 году Тютчев, в согласии со своими славянофильскими убеждениями, с дипломатическим поручением отправляется на Ионические острова Греции, способствуя там укреплению влияния России. В 1841 году он совершает путешествие в Прагу и знакомится с Воцлавом Ганкой, прославленным чешским писателем и патриотом. В стихотворении "К Ганке" (26 августа 1841, 1867) Тютчев пишет об общности крови, духа и культуры чешского, польского и русского народов, снова высказывая идею объединения славянского мира стран Восточной Европы.
Осенью 1844 года Тютчев с семьей (жена, дочь Мария и сын Дмитрий - дети от второго брака) переезжают в Россию и поселяются в Петербурге. Тютчев был восстановлен в камергерском звании и 13 (1) февраля назначен старшим цензором при особой канцелярии Министерства иностранных дел.
Тютчев заслужил благоволение Николая I в связи с тем, что царю в руки попала изданная в Мюнхене весной 1844 года по-французски брошюра Тютчева "Lettre a` m-r le docteur Gustave Kolb..." (редакторское название -"La Russie et l"Allemagne" ("Россия и Германия")), где одобрялись действия Священного союза, во главе которого стояла Россия. Позднее историософские размышления Тютчева послужили материалом для большого историко-философского трактата Тютчева "Россия и Запад". В аллегорическом стихотворении "Море и утес" Тютчев отождествлял Россию с могучим утесом (своеобразным "ковчегом спасения" для всей Европы), вокруг которого бушуют волны - революция во Франции 1848 года. Идея "роковых минут", переживаемых миром, вообще роль Рока в историческом процессе, становится ведущим мотивом философско-публицистической работы Тютчева.
Цикл стихов Тютчева, опубликованный в 1836 году в журнале "Современник", уже в 40-е годы был прочно забыт. Только в январе 1850 года в Петербурге появляется статья Н.А.Некрасова "Русские второстепенные поэты", которая публикуется, как и опубликованные в 1836 году стихи Тютчева, также в журнале "Современник" (Љ 1), выкупленным Некрасовым у Плетнева. Некрасов утверждает, что хорошие поэты никогда не переводились на Руси, в качестве доказательства приводя "Стихотворения, присланные из Германии" под именем "Ф.Т." (Федор Тютчев), опубликованные А.С.Пушкиным: "не подлежало никакому сомнению, что автор их был русский: все они написаны были чистым и прекрасным языком, и многие носили на себе живой отпечаток русского ума, русской души...", в них "было столько оригинальности, мысли и прелести изложения, столько, одним словом, поэзии, что, казалось, только сам же издатель журнала мог быть автором их". После статьи Некрасов помещает 24 из 32 стихотворений Тютчева, опубликованных в "Современнике" в 1836 - 1840 годах. По примеру Некрасова в том же году 11 стихотворений Ф.И.Тютчева печатает М.П.Погодин в апрельской и майской книжках "Москвитянина". Среди стихов, написанных в этот период, были "Наполеон", "Когда в кругу убийственных забот", "Слезы людские, о слезы людские". Последнее стихотворение дочь поэта А.Ф.Тютчева записала под диктовку отца, после того как в осенний дождливый вечер Тютчев возвратился домой на дрожках, почти весь промокший, и, пока слуги его раздевали, прочитал дочери несколько строк, где "струи дождевые" сравнивались со "слезами людскими" ("Льетесь безвестные, льетесь незримые, \\ Неистощимые, неисчислимые...").
29 (17) апреля 1858 года Тютчева назначают председателем Комитета иностранной цензуры с оставлением в ведомстве Министерства иностранных дел. Это назначение было связано с написанным Тютчевым министру иностранных дел князю А.М.Горчакову "Письмом о цензуре в России", в котором он замечает, вступаясь за современную литературу и даже за герценовскую газету "Колокол": "...нам было жестко доказано, что нельзя налагать на умы безусловное и слишком продолжительное стеснение и гнет без существенного вреда для всего общественного организма" (*13)
В 1853 году, будучи в родовом имении Спасское-Лутовиново под домашним арестом в связи с некрологом, написанном на смерть Н.В.Гоголя, Тургенев по-соседски знакомится с Тютчевым и уговаривает его издать стихи отдельной книгой. В марте 1854 года в приложении к журналу "Современник" опубликован сборник стихов Ф.И.Тютчева. В нем помещены 92 стихотворения поэта под редакцией И.С.Тургенева. Еще 19 стихотворений вышли в майском номере "Современника". В апрельском выпуске журнала Тургенев написал вступление к опубликованным стихам "Несколько слов о стихотворениях Ф.И.Тютчева". Последние слова статьи - восторженный отзыв о поэте: "Г-н Тютчев может сказать себе, что он <...> создал речи, которым не суждено умереть; а для истинного художника выше подобного сознания награды нет". Первая книга поэта "Стихотворения Тютчева" опубликована в июне 1854 года в Петербурге, когда Тютчеву шел 51-й год.
В конце 1850 года Тютчев знакомится с Еленой Александровной Денисьевой, небогатой, незнатной 25-летней девушкой, племянницей инспектрисы Смольного института, и на "закате" жизни на поэта "обрушивается" новая любовь. О тайной связи Денисьевой, которая должна была стать фрейлиной двора, с 47-летним Тютчевым узнал эконом Смольного Гаттенберг, и история получила широкую огласку. "Гнев отца Денисьевой не знал пределов, - пишет А.И.Георгиевский, - (...) Анна Дмитриевна (инспектриса Смольного, тетка Денисьевой) тотчас же после выпуска оставила Смольный, бедную Лелю все покинули" (*14). Любовь женатого поэта и молоденькой девушки привела к тому, что от Денисьевой отрекся отец, перед ней закрылись двери петербургского света, и, несмотря на это, Денисьева испытывала к Тютчеву, по словам А.И.Георгиевского, "такую самоотверженную, такую страстную и энергическую любовь, что она охватила и все его существо, и он остался навсегда ее пленником..." (*15) Денисьевой посвящены стихи: "Чему молилась ты с любовью", "О, не тревожь меня укорой справедливой!", "О как на склоне наших лет // Нежней мы любим и суеверней..." Длившаяся на протяжении 14 лет любовь, вплоть до смерти Денисьевой, от года к году возрастала и усиливалась. Неожиданная смерть Денисьевой 4 августа 1864 года, по выражению самого Тютчева, "сломила пружину его жизни" (*16). После смерти Денисьевой Тютчев писал Георгиевскому: "Только при ней и для нее я был личностью, только в ее любви, в ее беспредельной ко мне любви я сознавал себя... Теперь я что-то бессмысленно живущее, какое-то живое, мучительное ничтожество..."
По словам сына Федора, "последние 9 лет он просуществовал под нестерпимым гнетом мучительного позднего раскаяния за загубленную жизнь той, кого он любил и так безжалостно сгубил своей любовью, и под затаенным, но тем не менее страстным желанием поскорее уйти из этого надоевшего ему мира" (*17).
2 мая 1865 году от скоротечной чахотки умирает 14-летняя дочь Денисьевой и Тютчева и в тот же день - их годовалый сын. В 1870 году умирают старший сын Дмитрий и младшая дочь Мария (дети от второго брака). В этом же году умирает любимый брат Николай. В конце 1872 года обнаружились первый признаки предсмертной болезни, которым Тютчев не придавал значения. И.С.Аксаков пишет: "В первый день января 1873 года, несмотря ни на какие предостережения, он вышел из дому для обычной прогулки, для посещения приятелей и знакомых (...) Его скоро привезли назад разбитого параличом" (*18). 27 (15) июля 1873 года Тютчев умер в Царском Селе.
Очерк творчества.
Стихи Тютчева исследователи не без основания относят к высоким образцам "философской" лирики. Действительно, Тютчев был одним из тех, кто, по выражению Достоевского, прежде всего стремился "мысль разрешить". Однако нельзя говорить о "философии" Тютчева в отрыве от художественного образа, от поэтического ритма его стихов. Его философия все-таки не гегельянство, не шеллингианство - одним словом, не умозрительная философия. Прав был И.С.Аксаков, отметивший особенность личности Тютчева: "Вообще его ум постоянно мыслил. Каждое его слово сочилось мыслью. Но так как он вместе с тем был поэт, то его процесс мысли не был отвлеченным, холодным, логическим процессом, каким он является у многих мыслителей Германии; он не разобщался в нем с художественно-поэтической стихией его души и весь насквозь проникался ею ( *19) ".
Что же собой представляет поэтическая философия Тютчева? Прежде всего, уникален его взгляд на мир: в каждом явлении природы, мгновении бытия, человеческом чувстве Тютчев находит свою противоположность. Его мысль изнуряет себя в поисках бесконечной череды полярностей. Они отрицают друг друга, сталкиваются в смертельной схватке, взаимно уничтожаются. Результатом этой мучительной борьбы оказываются одни лишь тени, зыбкие сновидения, призраки, отблески зарниц, рябь на воде.
В стихотворении "День и ночь" (1839) день рисуется поэтом как "блистательный покров", исцеляющий душу; впрочем, ночь безжалостно срывает этот покров и обнажает роковую бездну "с своими страхами и мглами", извечно мучающую человека.
В стихотворении "Святая ночь на небосклон взошла" Тютчев разыгрывает новую вариацию на тему роковой бездны, открывающейся ночью перед человеком. Ужас, лежащий на дне бездны, таится в самом человеке, в его узнавании внутри себя "наследья родового". Именно там, в глубине веков, затаился наследственный грех, порожденный древним Хаосом. Оттуда же, из Хаоса, приходят тютчевские "Близнецы" (1852):
Есть близнецы - для земнородных
Два божества, - то Смерть и Сон,
Как брат с сестрою дивно сходных -
Она угрюмей, кротче он...
Два других близнеца - Самоубийство и Любовь - "прекрасная чета", приходящая к людям в "роковые дни" соблазнов, вследствие "избытка ощущений". Нет сил противиться губительному очарованию этих близнецов.
Своей неразрешимой тайной
Обворожают нас они.
И все-таки, пускай схватка человека с Роком обречена на поражение, человек, несмотря ни на что, должен принять вызов Судьбы и выйти на борьбу. К этому зовут его "Два голоса" (1850):
Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,
Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!..
Пускай олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто, ратуя, пал побежденный лишь Роком,
Тот вырвал из рук их победный венец.
Трагическое ощущение катастрофичности жизни человека, так остро присущее Тютчеву, особенно катастрофично в любви. Древний Хаос порождает роковой поединок возлюбленных. И в этой борьбе, изнуренные страданиями и нанесенными друг другу ранами, погибают оба: и мужчина, и женщина. Таково "Предопределение" (1851 или 1852):
Любовь, любовь - гласит преданье -
Союз души с душой родной -
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И поединок роковой...
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец,
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Оно изноет наконец...
Последняя любовь Тютчева к Е.А.Денисьевой ("денисьевский цикл" стихов) вся пронизана этим роковым чувством вины, когда, наряду с громадным счастьем любви, посетившим поэта "на склоне лет", трагизм, отчаяние и страдальческий вопль о разрушенной гармонии настигают Тютчева, как возмездие. И он сам казнит себя, считая главным виновником загубленной красоты:
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!.. (...)
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была...
("О, как убийственно мы любим...(1851))
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней... (...)
О ты, последняя любовь:
Ты и блаженство и безнадежность.
("Последняя любовь" (между 1852 и началом 1854))
Почему гибнет любовь, точно так же как человек всегда обречен на смерть? Снова Тютчев и находит д в е роковые силы: "Одна есть Смерть, другая Суд людской" ("Две силы есть - две роковые силы" (март 1869). Поэт развертывает метафору смерти: скелет с косой беспощадно косит подряд людей - колосья. При сопоставлении Смерти и Суда света Смерти отдается предпочтение:
Но смерть честней - чужда лицеприятью (...)
Смиренную иль ропщущую братью -
Своей косой равняет всех она.
Свет не таков (...)
Не косит сплошь, но лучшие колосья
Нередко с корнем вырывает он.
Смерть Денисьевой, не выдержавшей грубости толпы, "людского суесловья", предавшего на поруганье ее душу, была неотвратима, как Рок. В жизни как будто царствует, по Тютчеву, Закон Уничтоженья, с которым не совладать никому: ни поэту, ни его возлюбленной, ни тому, кто боролся "с мужеством немногих и в этом роковом бою" ("При посылке Нового Завета"(1861)). Власть толпы вечна, а людская пошлость бессмертна:
Толпа вошла, толпа вломилась
В святилище души твоей (...)
Ах, если бы живые крылья
Души, парящей над толпой,
Ее спасали от насилья
Бессмертной пошлости людской!
("Чему молилась ты с любовью" (1851 или начало 1852))
Трагическая философия Тютчева сформировалась очень рано и оставалась почти неизменной с самого начала и до конца. Правда, если поначалу в поэзии Тютчева еще изредка звучат мотивы радости (перевод из Шиллера "Песнь Радости" (февраль 1823), "Противникам вина" (начало 20-х гг.), "Послание к А.В.Шереметеву" (январь 1823)) с традиционными ее атрибутами: кубками вина, гроздьями винограда, Музами и харитами, - да и то эти мотивы скорее дань моде, нежели мировоззрение, - то позднее радость для Тютчева - неожиданная зарница, вспыхнувшая на фоне мрачных туч, улыбка природы, редкий миг блаженства; это нечаянный дар небес, короткая передышка в роковой битве жизни.
Впрочем, уже в стихотворении 1822 года возникает тема Рока: человек, точно в евангельской притче, сравнивается с зерном, брошенным на камень жизни чьей-то властною рукой:
На камень жизни роковой
Природою заброшен,
Младенец пылкий и живой
Играл - неосторожен...
В стихотворении 1825 года "Проблеск", написанным в связи с несчастной любовью поэта к Амалии Лерхенфельд, тема Рока для Тютчева окончательно сложилась, а человек в сравнении с Небом, откуда Рок бросает на землю свои неотвратимые молнии, - "ничтожная пыль":
Как верим верою живою,
Как сердцу радостно, светло!
Как бы эфирною струею
По жилам небо протекло!
Но ах, не нам его судили;
Мы в небе скоро устаем, -
И не дано ничтожной пыли
Дышать божественным огнем.
Человек, согласно пониманию Тютчева, не только колос, которого срежет коса смерти, но и з л а к. Он также подобен древесному листу, жизнь которого скоротечна и зависти от подувшего ветра Рока:
За годом год, за веком век...
Что ж негодует человек,
Сей злак земной!..
Он быстро, быстро вянет - так,
Но с новым летом новый злак
И лист иной.
("Сижу задумчив и один..."(1836))
На древе человечества высоком
Ты лучшим был его листом...
("На древе человечества высоком..." (1832))
почему у Тютчева утвердился такой взгляд на человека - как на листок, колос, пылинку? Все эти образы-метафоры почерпнуты из мира природы, и Природа для Тютчева тоже философская субстанция, элемент его "космической" философии. Человек опять-таки двойственен для Тютчева, так как он одновременно и принадлежит природе и противостоит ей; он вышел из ее лона, но противопоставил себя природе, "выломался" из ее пределов.
Вместе с тем и природа тоже двойственна. В ней, с одной стороны, дремлет древний Хаос, лежащий в основе мироздания, по Тютчеву, - другими словами, природа непредсказуема, стихийна, катастрофична: она чревата бурями ("О, бурь заснувших не буди - \\ Под ними хаос шевелится!") и катаклизмами, ибо и она вместе с человеком движется к последнему Суду:
Когда пробьет последний час природы,
Состав частей разрушится земных:
Все зримое опять покроют воды,
И божий лик изобразится в них!
("Последний катаклизм" (1829))
С другой стороны, в природе таится тишина, блаженство, отдохновение для человека. Она целит его раны, спасает человека от роковых обстоятельств, от отчаяния и боли с помощью тихого дуновения ветра, луча солнца, весеннего шелеста листьев, хрустальной лучезарности осеннего вечера. Природа как будто ничего не требует от человека - она приходит к нему просто так, вдруг и молча ласкает, и избавляет его от душевной смуты только тем одним, что существует. Такая природа явлена на грани между реальностью бытия и субъективной способностью человека придать мгновению сокровенный и спасительный для него смысл.
В этой двойственности - грозной и милующей - выступает природа у Тютчева. Будто древний грек, Тютчев обладает чутьем стихийных первоэлементов Природы: огня, воздуха, воды и земли. Стихия огня притягивает и пугает поэта. Он чувствует свое близкое родство с огнем, молнией, грозой ("Люблю грозу в начале мая..." ("Весенняя гроза" (1828, 1850))), но радостный весенний гром сменяется угрюмой тревогой, когда вспыхивающие молнии в уголках сознания предстают злыми демонами, предвестниками беды:
Одни зарницы огневые,
Воспламеняясь чередой,
Как демоны глухонемые
Ведут беседу меж собой.
("Ночное небо так угрюмо..."(18 августа 1865))
В стихотворении "Пожары" (16 июля 1868) огонь уничтожает все живое ("Мертвый стелется кустарник, \\ Травы тлятся, не горят..."). Огонь сравнивается со "злым истребителем", "полномочным властелином", "красным зверем", пробирающимся "меж кустами". Перед лицом стихии
Молча, руки опустя,
Человек стоит уныло,
Беспомощное дитя.
Стихии бунтуют также и в душе человека. Огнем предчувствий грядущих катастроф полон сам человек, он тоже таит в себе вселенское зло, которое рано или поздно вырвется наружу в виде войн и насилия; вот тогда и восторжествует Роковое Божественное возмездие, которое уже з а р а н е е п р е д р е ш е н о:
Еще нам далеко до цели,
Гроза ревет, гроза растет, -
И вот - в железной колыбели,
В громах родится Новый год... (...)
Для битв он послан и расправы,
С собой несет он два меча:
Один - сражений меч кровавый,
Другой - секиру палача.
("На Новый 1855 год"(конец 1854 или начало 1855))
Стихия воды (моря, бушующего океана, озер и ручьев) у Тютчева так же полновластна, как стихия огня. В стихотворении "Море и утес" (1848) вода сливается с огнем, она подобна ему и одержима тем же бешенством:
Ад ли, адская ли сила
Под клокочущим котлом
Огнь геенский разложила -
И пучину взворотила
И поставила вверх дном?
Волн неистовым прибоем
Беспрерывно вал морской
С ревом, свистом, визгом, воем
Бьет в утес береговой...
Бурное, штормовое море сменяется спокойным и величавым. Из гармонии вод давным-давно родилась богиня любви Киприда, и по этим волнам быстро скользят воспоминания, проносятся призраки былого, оживленные в сознании поэта видом однообразно струящихся волн Средиземного моря.
И песнь их, как во время оно,
Полна гармонии была,
Когда из их родного лона
Киприда светлая всплыла...
Они все те же и поныне -
Все так же блещут и звучат,
По их лазоревой равнине
Святые призраки скользят.
("Давно ль, давно ль, о Юг блаженный..." (декабрь 1837))
Стихия воды подобна сновидению: в нее, как на дно океана, погружаются думы, тревоги, переживания. Иногда они тонут там на время, чтобы потом всплыть в виде грезы, воспоминаний, ночных страхов. В ХIХ веке Тютчев будто предвосхитил "глубинную" аналитическую психологию ХХ века - Фрейда, Юнга, Адлера, не раз сравнивавших глубины океана с человеческим бессознательным.
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь - и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой. (...)
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
("Как океан объемлет шар земной" (1830)
Сновидения у Тютчева глубоки и текучи, как озера, но и зыбки, неуловимы, как дуновение воздуха. Стихия воздуха поистине родная стихия Тютчева. Пульсирующая мысль, мгновенно переносящаяся из мира горнего в мир дольний, путешествующая по странам и эпохам, связывающая и разъединяющая противоположности, - вот что есть стихия воздуха. Но в ней, в этой неотступной мысли, по-прежнему продолжают жить противоположности, словно повторяющие дуализм стихий: огонь -вода, земля - воздух. Если противопоставленность, острые противоречия суть импульсы мысли у Тютчева, то стихия воздуха эти противоречия делает странными, зыбкими, как бы "сдувает", то есть поставленные поэтом "проклятые" жизненные вопросы навсегда остаются нерешенными, их остроту "сглаживает" только само течение жизни. А вопрошание - призыв без ответа, "глас вопиющего в пустыне". В этом смысле тютчевские антитезы (противопоставления) никогда не снимаются синтезом, как, например, в философии Гегеля. Они существуют о д н о в р е м е н н о и равноценно, точно антиномии Канта (пример подобных антиномий: Тезис: "Все в мире состоит из простого". Антитезис: "Нет ничего простого, все сложно"(*20)) .
Жизнь Тютчев уподобляет бегущей тени. В этой метафоре заложена как мысль о зыбкости, быстротечности человеческой жизни, так и убеждение в ее иллюзорности: тень только игра света и тьмы, она проносится в воздухе и бесследно исчезает:
Как дымный столп светлеет в вышине! -
Как тень внизу скользит неуловима!..
"Вот наша жизнь, - промолвила ты мне, -
Не светлый дым, блестящий при луне, -
А эта тень, бегущая от дыма..."
("Как дымный столп светлеет в вышине!" (1848 или 1849))
...И сладко жизни быстротечной
Над нами пролетала тень.
("Я помню время золотое..." (1836))
Почему жизнь - тень? И тень чего? Очевидно, для Тютчева жизнь призрачна, поскольку она лишь отражает и н о е, осмысленное, Божественное, небесное, волшебное. Там - в мире горнем - счастье и гармония; здесь - в мире дольнем - тень, призрак, сон:
Здесь человек лишь снится сам себе.
Как свет дневной, его тускнеют взоры,
Не верит он, хоть видел их вчера,
Что есть края, где радужные горы
В лазурные глядятся озера...
("На возвратном пути" (октябрь 1859))
Божественный мир гармонии и счастья изредка мерцает в "радужных" снах ("И в нашей жизни повседневной \\ Бывают радужные сны"): там веет "нездешний свет", "другое солнце светит
там" ; только в том "пламенном эфире душе так родственно-легко". Впрочем, все это сон, а проснувшись, человек погружается в явь - жизнь, которая не более, чем тень, иллюзия, призрак т о г о запредельного счастья: