Часто случается, что ничтожный, на первый взгляд, факт со временем выраќстает до ранга происшествия, которое решает всю жизнь человека, Когда в июле 1949 года я узнал от знакомого, что он счастливо добрался до дому и очень доволен возвращением, я не мог даже допустить, что его письмо могло каким-то образом сыграть решающую роль в моей судьбе. Получилось, однако, так, что его письмо разбудило во мне дремавшую тоску по краю из которого выгнала меня война.
С тех пор все чаще думал я о своем поселке на Полесье, где провел счастливейшие годы своей жизни - детство. Для меня это был наикрасивейший уголок на всем земном шаре, по которому я беспрестанно тосковал. Чтобы разбудить во мне неуёмную жажду выезда в край моего детства, достаточно было известия от другого моего знакомого, о том, что он был в советском консульстве и оформил выезд в Брест. С 1945 года я был в Великобритании, в последнее время жил в Лондоне. Не задумываясь над последствиями такого путешествия, я на следующий день пошел в советское консульство и узнал, что с выездом не будет никаких трудностей. Достаточно предоставить доказательство места рождения, заполнить два формуляра и подождать две или три недели до очередного корабля.
После разговора в консульстве я поехал на Оултон Парк Кемп, что возле Честера, попрощаться с родителями, которым сказал, что решился ехать в Польшу. Мое неожиданное решение застало родителей врасплох. Поначалу они старались отговорить меня от выезда из Англии, но в итоге я убедил их, что если мне будет там плохо, то примерно через год я вернусь в Англию.
Как большинство поляков, оказавшихся после войны в эмиграции, родители мои терялись в догадках и не очень понимали, что должны делать теперь, когда территории, на которых жили мы до войны, были присоединены к Советскоќму Союзу, куда боялись возвращаться.
Вернувшись через несколько дней в Лондон, я вновь пошел в консульство и узнал, что через пять дней в порт Тилбури на Темзе зайдет советский корабль, которым, если хочу, могу плыть до Ленинграда. Срок меня устраивал, и я договорился, что через пять дней буду перед консульством с вещами. Когда уладил выезд, пошел на почту и снял все свои сбережения - пятнадцать фунтов - за которые весело провел последние дни на английской земле.
3 августа 1949 года в 10 часов утра я приехал на такси к советскому консульству, откуда час спустя, с группой около двадцати человек, поехал в порт Тилбури.
При таможенном контроле в порту стояли два английских чиновника и один полицейский. Проверяли только паспорта, когда подошедший чиновник спросил, имею ли я при себе Identity card? Это был вид личного документа для иностранцев с отметкой о праве работать. Я достал из портфеля небольшую зеленую карточку и подал чиновнику. Он отложил ее в сторону, объяснив, что этот документ изымается у иностранцев перед выездом из Великобритании.
При входе на корабль стюард спросил мою фамилию и определил мне каюту, в которой я жил с русским по фамилии Комаров - бывшим старшим лейтенантом Красной Армии, который в 1942 году попал в немецкий плен, а по окончании войны не вернулся в страну, а выехал в Англию.
В час дня корабль отплывал, я вышел на палубу, чтобы взглядом попрощаться с Англией. Вечером, после отличного ужина с икрой и вином нам устроили вечер знакомств и забав. На корабле было несколько симпатичных девушек, и я старался с каждой из них хотя бы раз потанцевать.
После трех дней путешествия добрались до Стокгольма, где предусматривалась более долгая стоянка, у которую мы использовали для посещения города. В сравнении с Лондоном, улицы Стокгольма светились чистотой. Внешний вид прохожих и ассортимент в магазинах свидетельствовали о высоком уровне жизни в этой стране.
Если бы во время этой прогулки я встретил какого-нибудь доброжелательного земляка, то наверняка остался бы в Швеции, потому что город мне очень понравился. Имел я, однако, другое предназначение - суждено мне было - сначала попасть в пекло.
Два дня спустя мы несколько часов стояли в порту Хельсинки, но там никто из пассажиров на берег не сходил.
Когда, на пятый день путешествия, я вышел на послеобеденную прогулку по палубе, заметил по правому борту выразительное очертание берега.
- Что это за страна? - спросил я опершегося о борт лейтенанта Комарова.
- А это уже русская земля, - не отрывая взгляда от берега ответил он.
- Что-то не вижу радости на твоем лице от вида этой русской земли? - заметил я.
Лейтенант не сразу мне ответил. В задумчивости вглядываясь в затянутый еще мглой берег, он как будто старался угадать, как встретит его родная земля.
- Знаешь что, - отозвался он через минуту, - охватывает меня какое-то чувство страха и неуверенности, хотя должен был бы радоваться, что после семилетнего странствования увижу наконец родное село, родителей, жену и дочь.
Из бокового кармана пиджака он вынул фотографию молодой красивой женщины со светловолосой улыбающейся девочкой на коленях.
- Этой малышке уже восьмой год, а я еще не видел ее. Родилась, когда был на фронте, - глядя на фотографию, говорил Комаров.
- Теперь понимаю, что так тянуло тебя на Родину.
- Не собираюсь отрицать, что тянуло меня к жене, но поверь мне, не меньше тоскую по кубанским степям. Эти степи день и ночь стоят перед глазами Запад с его благополучием все же не был тем, ради чего можно было пожертвовать ими. Видимо, у меня типичная русская натура: предпочитаю есть ржаной хлеб дома, чем булку с маслом на чужбине... Боюсь только, как бы по приезде не прицепились, почему возвращаюсь теперь, а не после войны. Жена, правда, писала, что была в комитете партии и там ее уверили, что ничего мне не угрожает по возвращении, только, видишь ли, у нас с этим разно бывает. Кроме того, видел сегодня ночью очень странный сон. Снилось мне, что иду по дороге к своему селу и когда уже было недалеко от дома, дом мой вдруг стал от меня отдаляться. Я ускорил шаг и даже побежал, но дом мой отдалялся все быстрее, а в итоге совсем исчез с глаз.
- Ты суеверный?
- Да, немного, как большинство людей в наших краях. Начинаю опасаться, как бы не сбылись предсказания моих друзей, и я не отправился вместо дома в ссылку или на принудительные работы.
- Может, так уж плохо не будет, - пытался я немного его успокоить. - Уверен, что человек с чистой совестью не должен ничего бояться.
- 0, ты не знаешь Советского Союза! У нас часто бывает, что люди с кристальной совестью высылаются к белым медведям.
Наш дальнейший разговор был прерван объявлением, переданным по громкоговорителям: "Вниманию пассажиров судна "Сестрорецк"! Через двадцать минут входим в порт Ленинграда. Просьба приготовить вещи и паспорта для контроля. Для пассажиров второго класса паспортно-таможенный контроль будет осуществлен в обеденном зале на корабле."
Несколько минут мы еще стояли на палубе, осматривая, издали красивую паќнораму города. Когда, упаковав вещи, я вошел в зал, то застал уже всех пассажиров второго класса, которые в ожидании таможенного досмотра уселись за столики и разговаривали между собой вполголоса. Я поставил свои вещи возле свободного столика и пошел к окну, чтобы посмотреть на порт. На всем протяжении пристани не было видно никого, кроме вооруженных постов советских пограничников.
Когда портовые рабочие спустили трап, на палубу корабля вошли несколько офицеров. Двое из них вошли в зал и заказали себе обед. Поняв, что таможенное оформление начнется еще не скоро, я оставил свои вещи и вышел на верхнюю палубу, откуда наблюдал, как сходили с корабля пассажиры первого класса. Во время путешествия я разговаривал с некоторыми из них и узнал, что в большинстве это были евреи, чиновники советских посольств и консульств в Соединенных Штатах, Канаде и Англии, которые ехали в Советский Союз только в отпуск, на несколько месяцев. Эта советская дипломатическая элита была очень элегантно одета. Стояли теперь с женами и детьми возле корабля и весело болтали, тогда, как обслуживающий персонал корабля выносил их тяжелые чемоданы и сумки. Потом начали подъезжать служебные лимузины и, без какого бы то ни было контроля, все отправились в свои наверняка роскошные квартиры и дачи.
Я вернулся в зал не слишком обрадованный первым впечатлением, какое оказала на меня страна Советов.
А в это время пассажиры второго класса были заняты трудоемким заполнением таможенных деклараций и персональных анкет. Я подошел к одному из офицеров и попросил таможенную декларацию. Получил два, солидных размеров, формуляра. Один касался перевозимых вещей, другой содержал анкету-вопросник о личных данных, так как я не мог заполнить эти документы по-русски, то обратился к товарищу по путешествию, украинцу, некому Фундальскому, хорошо знавшему русский язык, и попросил его помочь заполнить оба, сложных для меня документа.
Пока мы хлопотали над документами, вошли еще два офицера, и началось оформление. Подходили по очереди. Когда и я, наконец, подошел, отдал офицеру формуляры и сел на указанный мне стул. Вначале офицер внимательно просмотрел мою анкету, а потом спросил, где находится Полесское воеводство. Я ответил, что в Беларуси.
- Никогда о таком не слышал, - съязвил он.
- Но должно быть, потому что я там родился.
- А какие крупные города там знаешь?
- Брест и Пинск.
- Если так, то место твоего рождения должно быть теперь в Пинской области.
Я кивнул головой в знак понимания.
- Куда думаешь ехать?
- Во Львов.
- Кто там у тебя?
- Знакомые.
- А где жил до начала войны?
- На Полесье... То есть в Пинской области, - поправился я.
- Почему не едешь туда?
- Потому что там никого нет.
- А где семья?
- В Англии.
- В Англии?
- Да.
- Почему же они не вернулись вместе с тобой?
- Побоялись.
- Чего?
- Наверное того, что были в ссылке, - ответил я.
- Где? Когда? - спрашивал, сильно заинтересовавшись этими новостями, офицер.
- В 1940 году мы были высланы в Архангельскую область.
- А как же оказались за границей?
- В 1942 году выехали с Польской Армией в Персию.
- Конечно, помню, - муркнул офицер. - А ты не побоялся приехать?
- У меня чистая совесть.
Офицер усмехнулся.
- Что собираешься делать во Львове?
- Побуду немножко у знакомых, потом поеду посмотреть свое селение в Пинской области, а затем думаю выехать в Польшу.
- Забыл где находишься? С выездом в Польшу будет не так то просто. После этих слов офицер отложил анкету и взял в руки таможенную декларацию.
- Книги или брошюры, изданные на Западе, везешь?
- Нет.
- Точно?
- Да.
- Иди сядь возле той троицы по правой стороне.
Я сел возле девушки, которая возвращалась в Киев. С другой стороны от нее сидели два молодых украинца, один из которых ехал во Львов.
Вскоре нас, разделенных на малые группки, начали развозить по Ленинграду. Нашу четверку: Фундальского, Дысенко, меня и девушку Машу, фамилию не помню, завезли в Смольный, в Дом Крестьянина. Это было старинное строение, в котором до революции размещался институт Благородных девиц. Теперь здесь жили студенты и туристы. Молодой симпатичный лейтенант, который нас принял и расквартировал, дал каждому по сто рублей под расписку и наказал до 10 часов утра ежедневно никуда не выходить, потому что мы можем понадобиться властям.
***
Меня поселили в одну комнату с украинцем Фундальским, возвращавшимся во Львов, чему я был очень рад, потому что думал, что поедем вместе. На другой день мы дождались половины одиннадцатого и только тогда вышли посќмотреть город. В 1949 году Ленинград имел довольно жалкий вид. Куда бы мы ни пошли, везде видны были огромные разрушения, которые оставила война. Некоторые кварталы полностью лежали в руинах. Поэтому вернулись мы с прогулки не в лучшем настроении. За ужином для поднятия духа выпили водки. Суббота не освобождала нас от обязанности ждать до десяти часов, потому что в Советском Союзе суббота была обычным рабочим днем.
В этот день мы с Фундальским решили посетить выставки на Невском проспекте. Магазины оказались пусты, а легендарные выставки не входили ни в какое сравнение с Оксфорд Стрит в Лондоне. Прервав посещение, мы пошли в Летний Сад. После полудня отправились в Эрмитаж, который своими собраниями экспонатов и картин превзошел наши ожидания. С действительно огромным удовольствием я провел там всю вторую половину дня.
Вечером в нашу комнату пришли несколько студентов, как будто бы купить заграничных сигарет, на самом же деле их привело любопытство. Хотели они узнать от нас, как выглядит жизнь на Западе. Задавали нам множество разных вопросов, и хотя я с трудом высказывался по-русски, но отвечал охотно и исчерпывающе на все их вопросы. По сравнению со мной, Фундальский был более политически опытным, на каждый вопрос отвечал осторожно или совсем уклончиво и объяснял, что не много знает об Англии, так как во время своего пребывания там тяжело работал в угольной шахте. Через некоторое время студенты со своими вопросами обращались уже исключительно ко мне, а Фундальский служил переводчиком. Когда студенты ушли, он набросился на меня за чрезмерную болтливость.
- Откуда ты знаешь, что между ними не было засланного шпика или даже политрука?
Я объяснял ему, что бояться правды то же самое, что бояться себя. Давать правдивые ответы на задаваемые мне вопросы, я считал своим долгом. Я был уверен, что молодые люди пришли к нам, чтобы пополнить свои знания о Западе. И только такие как мы, которые знали Запад, могли рассказать им как выглядит правда.
Мне тогда был двадцать один год, и я принадлежал к числу людей, которые не бояться говорить что думают, знаю что моя откровенность не всегда заканчивалась хорошо, но это уже другое дело. Я любил тогда жизнь с приключениями и не хотел ходить проторенными тропами. И чем больше встречаќлось на дороге преград, тем сильней было мое желание преодолевать их. Я доказывал Фундальскому, что были, есть и будут люди, для которых такие понятия как правда, свобода и честь имеют особое значение и людей таких никто не в силах запугать или заставить изменить взгляды.
Фундальский смотрел на меня так, будто бы я вчера упал с Луны, а когда я закончил свою "проповедь", он с ироничной усмешкой сказал, что мои идеалы могут иметь смысл исключительно за границами Советского Союза.
- Раз уж ты едешь во Львов, откуда я происхожу, а я симпатизирую тебе, то хочу предостеречь: скоро ты будешь между воронами и лучше будет, если начнешь каркать как они, в противном случае, можешь быть заклеван. И не старайся изменить установленные здесь обычаи, это может очень дорого тебе стоить.
- Если ты имеешь ввиду пословицу о карканье, - ответил я Фундальскому, - то, наверное, ты прав, хотя подумай и скажи, до чего бы мы дошли и довели этот мир, если бы все стали обманывать и жульничать?
Мой собеседник очевидно не желал дискуссировать дальше. Посмотрел на часы и сказал, что приближается час ночи и пора спать.
- Что делаем завтра?
- Утра вечера мудренее, - ответил он русской пословицей и отвернулся к стене.
На другой день, во время завтрака, к нам подошли два уже знакомых по вчерашнему вечеру студента и предложили вместе поехать в городок Пушкино, что неподалеку от Ленинграда.
- Что это за место, - спросил я, заинтересовавшись предложением.
- Очень интересный городок, до революции там была летняя резиденция русских императоров и назывался он Царское Село. После революции советская власть превратила царский дворец в музей Пушкина, а дворцы вельмож в гостиницы и дома отдыха для рабочих. Предложение студентов пришлось мне по вкусу, но спросил еще мнение Фундальского.
- Почему бы и не поехать, к тому же такая хорошая погода?
Пушкино оказалось красивым и интересным городом. Погода способствовала, поэтому вернулись мы очень довольными.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
ЛОВУШКА МГБ
В понедельник мы еще спали, когда зазвонил телефон. Я поднял трубку.
- Разговариваю с товарищем Фундальским или с товарищем Горынем? - спросил кто-то, кто не представился.
- С товарищем Горынем, - ответил я.
- Будете сегодня нужны, поэтому просьба никуда не выходить. Скоро приеду за вами. - сказал собеседник и положил трубку.
- Одевайся, - позвал я Фундальского, который высунул голову из-под одеяла проснувшись от телефонного звонка, - сегодня мы нужны властям и сейчас за нами приедут.
Только успели мы одеться, как услышали стук в дверь и одновременно в них показался молодой лейтенант, который с этого момента становился нашим опекуном, отвез нас на служебной машине к отделу МГБ на Литейном проспекте, Фундальского лейтенант оставил на первом этаже, меня проводил на второй, в кабинет, в котором за столом сидела в целом симпатичная блондинка. Офицер обменялся с ней парой слов и вышел из кабинета. Блондинка вынула из шуфлядки несколько листов бумаги и положила их на свободном столе, затем поставила там чернильницу и перо и сказала мне садиться и писать автобиографию.
- Только чтобы было подробно и ничего не пропускать, - сказала она командным тоном.
Очень не любил писать автобиографию. Поэтому сел без энтузиазма и два часа трудился, пока написал полтора листа. Когда я вручил ей это, она глянула и спросила по какому это написано. Я ответил, что по-польски.
- А по-русски не можешь написать?
- трудно.
Она взяла записанные листы и вышла в соседнюю комнату. Когда вернулась, заявила, что скоро придет лейтенант, который отвезет меня домой. Я хотел выйти сам, но блондинка решительно сказала, что я должен ждать лейтенанта, потому что иначе не выпустят меня из здания.
Ждал час, пока меня выпроводили. Был голоден, зашел в первый попавшийся ресторан и съел обед. Потом какое-то время бесцельно бродил по улицам, пока не наткнулся на кинотеатр и не глядя на афиши купил билет. Фильм оказался мало интересным - какая-то драма времен последней войны. Но я не жалел так как перед началом фильма ансамбль балалаечников играл чудесные русќские мелодии и это полностью компенсировало мне неудачный выбор фильма. Я очень люблю русские мелодии, особенно когда больший ансамбль играет на балалайках. Я уверен, что Россия является подлинной скарбницей славянских традиций. В любом случае здесь все значительно меньше испорчено влиянием Запада, чем, например, в Польше или в Чехословакии.
Домой я вернулся поздним вечером. На столе лежала записка от Фундальского. Писал, что получил в управлении билет на поезд и в 16 часов выехал во Львов.
На другой день меня снова вызвали в главное управление МГБ Ленинграда. На этот раз блондинка приветствовала меня более дружелюбно и сразу проводила в кабинет, в котором за массивным столом сидел дородный капитан в возрасте каких-нибудь тридцати лет.
- Подходите ближе, - пригласил меня добродушным голосом. Когда я подошел, он приподнялся с кресла и протянул мне руку.
- Моя фамилия Брюхачев, - представился он. После этого сказал сесть напротив себя. Спросил, курю ли я, и не дожидаясь ответа протянул в моем направлении пачку с сигаретами. Я взял одну и стал искать в карманах спички. Капитан Брюхачев услужливо подал мне свою зажигалку.
- Как тебе нравится Ленинград?
- В целом город красивый и может нравиться.
- Если так, то очень хорошо. Я прочитал твою автобиографию и вынужден признать ее очень интересной. Скажи мне, нет ли в тебе скрытой обиды на Советскую власть за ссылку вашей семьи в Архангельскую область в 1940 ГОДУ?
- Нет. Для меня в том возрасте это было большое интересное приключение.
- Пишешь в автобиографии, что выехал из Советского Союза в1942 году с частями польской армии.
- Так фактически и было.
- Я этот ваш выезд назвал бы скорее побегом, - выразил свое сомнение капитан.
- А почему? - спросил я искренне удивленный таким определением. - Хорошо помню, что из Красноводска до Пахлеви мы плыли советским кораблем. А если выехали мы советским кораблем, то выезд наш должен был быть легальным.
- Конечно было согласие советской власти, но такое немного вынужденное. Я как раз служил в это время в Ташкенте, поэтому хорошо знаю историю созќдания вашей армии и позднейшей эвакуации ее в Персию. Поэтому позволь рассказать тебе, как это было на самом деле.
- Охотно послушаю, - ответил я.
Капитан на минуту задумался и начал:
- Мы заключили с вашим генералом Сикорским соглашение, что из польских солдат, взятых нами в плен в 1939 году, а так же беженцев и ссыльных, будет создана в Советском Союзе польская армия, которая после обучения и вооружения будет сражаться с немцами на стороне Красной Армии. Когда армия была создана, тогда ваш генерал, не Сикорский, а какой-то другой...
- Наверное, генерал Андерс, - подсказал я.
- Да, точно, тогда генерал Андерс начал крутить, что солдаты Польши слишком измучены, что прежде чем ехать на фронт, они должны хорошо отдохнуть. Потом начал налегать чтобы выслать польскую армию в Персию будто бы для отдыха. Мы не мешали, хотя хорошо понимали, что светит. По нашему мнению неуверенный солдат во время войны хуже врага. Теперь сам видишь, что был это вынужденный отъезд. Выехали в Персию и больше не вернулись. Очевидно вашим генералам и офицерам не нравился черный русский хлеб или соломенные сенники были для них слишком твердыми. Чем бы не руководствовались, для нас было ясно, что польские офицеры не хотели сражаться на советском фронте. Позднее продались англичанам за белый хлеб и мармелад и поехали в Палестину и Египет и всю войну загорали. Может скажешь, так не было?
Капитан выразительно провоцировал меня.
- Мне было четырнадцать лет и не интересовала меня политика генералов, - отрекся я.
- Но в польской армии служил?
- Служил.
- Какое имеешь звание?
- Рядовой.
- Врешь!
Я молчал, не зная что ответить.
- В биографии написал, что три года учился в юнкерской школе.
- Это была не юнкерская школа, а Школа Юношей.
- А это не тоже самое?
- Нет.
- Чему вас там учили?
- Военная муштра и профессии.
- И по окончании школы не получил никакого звания?
- Нет.
- А у нас после трехлетней военной школы был бы офицером.
Я пожал плечами. Капитан посмотрел на часы и засвидетельствовал, что время на обед.
- Ты голоден?
- Да, немного.
- Идем, пообедаем вместе.
Мы спустились на первый этаж в просторный и хорошо обставленный ресторан.
- Водку нашу уже пил?
- Пил.
- Ну как, понравилась?
- Вообще, неплохая.
- Подай нам, красавица, - капитан обратился к симпатичной официантке, - две большие водки, а на обед щи и жаренную щуку. А ты что будешь есть?
Я заказал украинский борщ и голубцы. Когда официантка принесла водку, капитан поднял свою рюмку.
- За твою удачу, - сказал и выпил залпом.
Я хотел показать, что тоже умею пить и выпил свою двумя глотками.
- Если умеешь так пить водку, то выйдешь в люди, - похвалил меня хозяин.
После обеда мы вернулись в кабинет капитана.
- Имеешь деньги?
- Двести рублей.
- Откуда?
- Сто рублей получил от лейтенанта, который нами занимается, а кроме того продал свой свитер за двести рублей.
- Должен был быть очень хорошим, если получил за него столько денег.
- Английские свитера, как правило, хорошего качества, - ответил я.
- Теперь у тебя много свободного времени, поэтому советую заняться посещениями, потому что в Ленинграде много интересных музеев, театров и много других объектов заслуживающих внимания. Должен же ты чем-то заняться, потому что мы еще не решили, что с тобой делать.
Капитан встал из-за стола и подошел к боковой стене, открыл ключом небольшой тайник из которого вынул несколько банкнот. После чего обратно закрыл тайник и сел на свое место. Отсчитал двести рублей и положил передо мной.
- Держи еще двести рублей и помни, что тебе нельзя выезжать из города дальше, чем на сто километров. И всегда должен быть дома до десяти часов.
После этих поучений капитан вызвал по телефону сержанта и приказал проводить меня. Через пять дней снова вызвал и сразу стал расспрашивать о моих планах.
- Говорил мне, что собираешься поехать во Львов?
- Имел такой план.
- Имеешь там кого-нибудь из родственников? - допрашивал.
- Родственников нет, но живут там мои знакомые.
- Если имеешь только знакомых, то во Львов не поедешь.
- Могу знать почему?
- Потому что на территории Западной Украины неспокойно.
- Не понимаю.
- Их уже мало, но еще есть. Я говорю о Бандеровцах.
- А мне что до Бандеровцев, в конце концов, я их совсем не боюсь, - уверил я.
- Это не важно, приказ сверху не пускать никого чужого на те территории.
- Но ведь недавно туда поехал Фундальский?
- С ним другое дело, там родился и во Львове имеет всех близких родственников.
Услышанное от капитана сильно меняло мои первоначальные планы, поэтому я сказал, что поеду в Москву и оформлю в польском консульстве выезд в Польшу, если меня не пустят во Львов. Капитан вслух рассмеялся с моих наивных планов.
- Ни в какое консульство не поедешь, останешься в Ленинграде до тех пор, пока не найдем для тебя подходящее место. Да и как можешь поехать, если не имеешь документов. У нас это не так просто, как на Западе. Ни одна касса не продаст тебе билетов, если не предъявишь паспорта.
- Я не знал об этом.
- Помню, ты говорил, что Ленинград тебе нравиться...
- Вообще-то хороший город., - подтвердил я.
- В таком случае ничего не мешает остаться тут навсегда?
- Но у меня совсем другие планы.
- Какие планы?
- Имею свои планы, не связанные с Ленинградом.
- Помни, что ты у нас и во всем от нас зависишь. Рано или поздно, должен будешь изменить свои планы и подчиниться. Считаю, что если все хороќшо обдумаешь, то останешься в Ленинграде, практически не имеешь другого выхода. Увидишь, будешь доволен, что уехал из Англии. Там ты не имел никаких шансов дойти до чего-либо. Мы обеспечим тебе гораздо лучший жизненный старт. Для молодых и желающих у нас есть неограниченные возможности. Если только будешь меня слушать, то гарантирую, что через год будем обмывать твое продвижение на офицера. У меня есть работа для тебя, и какая работа! - Капитан аж чмокнул при мысли об этой работе - Говорю тебе, всю жизнь будешь меня благодарить. Иди теперь домой, а я постараюсь найти тебе какую-нибудь лучшую квартиру.
Я вернулся в Дом Крестьянина разбитый и злой на себя. Было ясно, что капитан Брюхачев решил задержать меня в Ленинграде. Больше всего меня нервировало то, что на течение развязывавшихся событий я не имел никакого влияния, всем, от начала и до конца, руководила невидимая рука МГБ.
Через несколько дней после этого разговора капитан Брюхачев прислал ко мне лейтенанта Бренерта, который помог мне перебраться в гостиницу Нева на ул. Чайковского. Я был очень доволен этой переменой, потому что гостиница была элегантной и я получил в ней приличный апартамент с ванной и телефоном. Бренерт жил в этой самой гостинице и имел идентичный номер. Он был двадцатичетырехлетним человеком, с которым мы очень быстро подружились. В этот же день вечером он пригласил меня к себе на водку и при случае рассказал историю своей семьи. Отец его был поляком из-под Гродно, во время революции принимал участие в борьбе на стороне большевиков. Позднее осел в Ленинграде, где завел семью. Умер от голода во время блокады. Он с матерью и сестрой спасся, так как вовремя эвакуировались в безопасное место. Лейтенант Бренерт рассказывал мне страшные истории периода блокады. Говорил, что в городе был такой ужасный голод, что собаки и кошки почитались за деликатес. Что бы удержаться при жизни, люди съедали даже крыс. Были даже случаи каннибализма. Просто не верится, до чего война может довести людей.
Я в свою очередь рассказал ему немного о себе - между прочим вспомнил, что семья наша была выслана в 1940 в Архангельский край. Это известие обеспокоило лейтенанта, он начал расспрашивать о моих политических взглядах. Успокоился, когда я сказал ему, что от рождения и по убеждению я решительный социалист, а когда к тому же добавил, что верю, что только социалистическая система в состоянии спасти человечество от голода, нищеты и эксплуатации, даже набрался ко мне доверия, а настроение его выразительно поправилось. В итоге он сказал, что доволен, что я проповедуй тоже идеалы. И с пылкостью убеждал меня, что я стал на правильную дорогу, и если смогу выдержать, то в скорости буду в социалистическом авангарде. Для закрепления единомыслия и дружбы выпили мы в ту ночь еще и бутылку грузинского коньяка.
- Капитан говорил что-нибудь обо мне?
- Я на минуту задумался, нужно ли мне повторять все. Сказал, что капитан говорил о его польском происхождении и что, может быть, будем работать вместе.
- С некоторых пор мне не хватает одного человека, и когда капитан говорил о тебе, что ты был в Англии и на Среднем Востоке, я сразу подумал, что ты бы подошел для этой работы.
- А что это за работа, - спросил я, заинтересовавшись.
- Могу тебя заверить, что интересная, может не столько сама работа, сколько люди с которыми будешь работать. Будет нас четверо: ты, я и две девушки. Завтра познакомишься с ними. Попал очень хорошо. И если только имеешь хоть чуточку дисциплинированности, то я уверен, что наше сотрудничество будет плодотворным. Хочу тебе еще сказать, что капитан Брюхачев очень доброжелателен к тебе и в его лице найдешь сильного покровителя. Со своей стороны буду тебе помогать чем только смогу. И, пожалуйста, относись ко мне не как к начальнику, а как к другу. Имею несколько лет опыта, так как работал когда был еще студентом. Постараюсь как можно быстрее пересказать тебе начальные сведения. И не сомневаюсь, что при твоем интеллекте в момент все схватишь. А ты как думаешь?
- Разве мое мнение считается?
- Конечно же, ты ведь находишься в свободной стране и можешь свободно высказываться.
- Думаю, что лучше сделаю если в этом деле полностью доверюсь тебе и капитану, - ответил я.
Лейтенант просверлил меня взглядом, как бы подозревая, что я не хочу перед ним откровенничать. Через минуту сказал:
- Ты прав, принял хорошее решение. Приглашаю завтра вечером в ресторан. - Посмотрел на часы и поправился, не завтра, а сегодня. - Ты представляешь себе, что уже половина четвертого утра?
- Никогда не считаю времени, когда нахожусь в хорошей компании.
- Ты ответил как английский джентльмен, - сказал он с легкой усмешкой. - Проговорили мы почти всю ночь, но если нам так хорошо пилось и говорилось, то, наверное, будет и хорошо работаться.
- И я так думаю, - уверил я его.
- Я пригласил и девушек с которыми будешь работать. Одну зовут Лена, другую Зина. Кстати сказать, я хожу с Зиной, тебе советую заняться Леной, потому что девушка действительно заслуживает внимания. Любишь блондинок?
- Это полностью зависит от блондинки.
- Правильно! Тогда до вечера. Зайду за тобой около восьми. Спокойной ночи.
Я вышел от лейтенанта сильно шатаясь и сразу пошел спать. Когда проснулся было уже после двенадцати. Моя комната была залита солнцем. Почувствовав голод, я быстро оделся и спустился в гостиничный ресторан. За едой припомнил себе наш разговор и пришел к выводу, что как минимум в начале я должен идти по течению. Я ничуть не сомневался, что меня втягивают в работу в разведке. Такого жилья нигде и никому даром не дают. Впрочем, работа в разведке интриговала меня с ранней юности. Если бы я мог предположить, что меня не пустят ехать туда, куда хочу, то я никогда бы не поехал в Советский Союз.
После обеда я вышел на прогулку. Идя по улице, купил газету, намереваясь подучить русский язык. Когда начал читать, был приятно удивлен, что чтение по-русски не составляет для меня труда, при этом все, что прочитал, понял. Без сомнения это был результат двухлетней учебы в русской школе, в которую я ходил, когда были мы в ссылке. Английский я учил дольше и при этом четыре года жил в Англии но не смотря на это говорил слабо и с ужасным акцентом. Когда к семи часам я вернулся в гостиницу, нашел в дверях комнаты записку с напоминанием быть готовым к восьми. Я сразу взялся гладить рубашку и чистить туфли. Потом достал из шкафа костюм и начал одеваться. В молодости я одевался как попало, это значит не по моде, а так как диктовал мне мой вкус и желание.
Пунктуально в восемь пришел лейтенант, одетый в темный костюм, белую рубашку и темный галстук, словом все гармонировало до мелочей. В то вреќмя как я был одет в костюм в коричневую клетку, рубашку в зеленый горошек и красный галстук. Я заметил, что лейтенант смерил меня критическим взглядом и наверное только из вежливости не сделал замечаний относительно моего наряда. Так как ресторан находился неподалеку, то мы пошли пешком.
Через пять минут мы находились в элегантном помещении. Лейтенант, очевидно имел зарезервированное место, потому что только мы появились, как официантка приветственно помахала нам рукой и показала на свободный столик возле танцевального паркета. Лейтенант заказал больше выпивки и закуски. Не успели мы опрокинуть по рюмке, как вошли девушки. Лейтенант сорвался с кресла и вышел им на встречу. Если это те с которыми буду работать - подумал я - то для таких девушек стоит остаться в Ленинграде.
- Познакомьтесь с только что приехавшим из Англии коллегой, - представил меня мой опекун.
Девушки поздоровались и сразу начали говорить со мной по-английски. Я был немного обескуражен, потому что они знали английский лучше чем я. Оказалось, что обе они на третьем курсе англистики. Увидев это я сказал, что если МГБ имеет таких агентов, то действительно много может сделать.
Лена была светловолосая блондинка с большими голубыми глазами и постоянно улыбающимися губами. Зина представляла тип красоты кавказской в наилучшем варианте. Черкесска по происхождению, имела она прекрасные черные глаза, обрамленные длинными ресницами. Имела также красивые блестящие волосы, которые закалывала на макушке. Когда танцевала с лейтенантом, все в зале обратили на них внимание, такую красивую и подобранную составляли пару.
Лена имела в себе что-то из казацкой натуры. Любила выпить, повеселиться , была бесцеремонна в общении. Когда оркестр начал играть, первая, не дожидаясь моего приглашения, потянула меня на паркет. Вынужден признать, что первый раз в жизни развлекался в таком прекрасном месте, и развлекался очень хорошо, так как обе девушки отлично танцевали. В два часа ночи, когда оркестр перестал играть мы пошли к лейтенанту на дополнительную водку и кофе. Хорошо светало, когда провожали мы девушек в общежитие.
Вновь встретились мы вчетвером в тот же день на ужине в студенческой столовой. Раньше, во время обеда, лейтенант показал мне группу студентов, которые держались отдельно. По чертам лица легко было узнать, что они происходят из стран северной Африки или Среднего Востока. Среди них было и несколько негров.
- Это и есть как раз та группа студентов, которую хочу тебе доверить. Сказал мне Бренерт. - Нужен нам кто-то, кто бы их опекал. Ты был в Персии, Ираке, Палестине и Египте, знаешь английский и пару слов по-арабски, наверняка подойдешь для этого задания. Имеет значение и то, что имеешь родственников в Англии. Скажешь им, что приехал учиться, и я уверен, что примут тебя так как каждого заграничного студента, - без опасений. Еще обговорю с тобой эти вопросы подробно. Работы много не будет, речь прежде всего о том, что бы подружился с ними и время от времени обменялся парой слов. Пойдешь с Зиной и Леной пару раз на танцы и присмотришься, как они это делают. Я тоже очень многому научился от них. Это действительно неоценимые девушки, будущие асы разведки.
При этих словах мой собеседник премило улыбнулся девушкам. Во время ужина мы с ним договорились, что через час встретимся возле кинотеатра. Мой наставник хотел мне что-то сказать и мы сразу вышли на про гудку.
- Пойми, мы должны знать, кого у себя имеем. Среди них есть всякие люди, много таких, которые перед этим учились в разных странах. Некоторые уже не молоды, доходят и до тридцати . Но нас интересуют только те, которых выдает краеведческая заинтересованность и которые поддерживают близкое знакомство с нашими студентами. Было в прошлом уже много случаев, когда выкрывали мы под студенческим билетом закамуфлированных агентов разных разведок .Поэтому мы должны присматриваться и всех кто приехал к нам с иной целью нежели учеба, выделять и постоянно держать перед глазами. Зина и Лена всех их знают и помогут тебе при первой встрече. Без их помощи действительно не много мог бы сделать. Есть мудрая поговорка, которая говорит, что где черт не может, то бабу пошлет. Поэтому мне очень важно, что бы ты подружился с Леной, это очень помогает в работе. Сам скоро убедишься, что во многих случаях невозможно без них обойтись. Лена в определенной мере лучше, чем Зина, так как может много пить и не упивается. А это очень важно в нашей работе.
Когда возле кинотеатра встретились мы с девушками, то узнали, что сразу после нашего ухода, подошли к ним два араба и пригласили на завтрашний танцевальный вечер.
- Пусть меня пули бьют, - выкрикнул лейтенант Бренерт, - если не стану вторым Шерлоком Холмсом! Можете мне верить или нет, но даю вам слово, что предвидел такую возможность. Для меня это очень интересный случай, так как подтверждает правило, что при употреблении логического мышления в целом не трудно предвидеть или запланировать будущие события.
- Не наводи на нас скуку своей философией и перестань хвалиться своими исключительными способностями, - раскритиковала его Лена. - Скажи лучше, что будем делать когда выйдем из кино?
- Узнаешь, когда выйдем из кино,--ответил обидевшись лейтенант.
На такой ответ девушка просто показала ему язык.
После кино Бренерт отвел нас на пристань и там на корабле мы съели отличный ужин.
Назавтра я пошел с Леной и Зиной к арабам на танцевальный вечер. Лейтенант не хотел идти с нами, сказал девушкам, что у него какое-то важное собрание, но мне признался, что не любит туда ходить, потому что поведение арабов его нервирует. Я подозреваю, что он просто не мог равнодушно смотреть, как арабы ухаживают за Зиной. И трудно было бы этому удивляться, Зина была удивительно красивая девушка. Вероятно ее черкесское происхождение имело значение. Арабы принимали ее за свою и тянулись к ней как мухи к меду. На этой вечеринке Зина представила меня как новоприбывшего из Англии студента, собирающегося учиться на факультете политологии. А Лена показала себя здесь как умелый организатор дружеских развлечений. Благодаря ее идеям все весь вечер отлично веселились. Зина делала все, чтобы как можно меньше танцевать, старалась собрать вокруг себя чем по-больше людей и проводила с ними различные дискуссии. Думаю, делала она так по указанию Бренерта.
Я полюбил Зину больше, чем Лену, в ее обществе никогда не чувствовал себя застенчиво и никогда не сказал бы Лене того, о чем совершенно свободно разговаривал с Зиной. Я заметил, что и она охотно проводит время со мной. Не раз, как бы шутя я предлагал лейтенанту поменяться девушками. Оказалось, что мы оба имеем одинаковый вкус. Я уверен, что если бы на месте Лены была Зина, то моя судьба тоже сложилась бы иначе.
Всю следующую неделю Бренерт всюду брал меня с собой и посвящал в тайны моей будущей работы. Сначала показал мне, каким образом легче всего можно раздобыть нужные сведения. Помню случай, когда вошли мы в какой-то бар и он сказал мне, чтобы я выбрал среди находившихся там человека и сказал, что хотел бы о нем знать. Я показал на первого лучшего мужчину, который стоял у стойки и пил пиво, сказав, что интересует меня, где он провел в этом году отпуск. Бренерт сказал мне держаться возле него и внимательно ко всему прислушиваться.