Хазанов Сергей Юрьевич
лирика
Lib.ru/Современная:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
© Copyright
Хазанов Сергей Юрьевич
(
shazanov@gmail.com
)
Размещен: 14/11/2009, изменен: 13/04/2011. 24k.
Статистика.
Сборник стихов
:
Поэзия
Ваша оценка:
шедевр
великолепно
отличная книга
хорошая книга
нормально
не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
Мое поколение
Это ловушка, брешь или клапан?
Словно коты с раскаленной крыши
Мы удираем на Дальний Запад
И на Восток, бесконечно ближний.
Лавой кипящей течем по свету,
Ищем триумфы, находим тризны,
Все мы - лакеи, вруны, поэты -
Дети застоя и прочих - измов.
Все языки на Руси великой,
Богом науськаны или Чертом -
Едут тунгусы, финны, калмыки,
Ну а куда же славянам гордым?
Гонит нас кнут, или пряник манит?
Кто пожалеет нас, кто осудит?
Все мы - евреи, немцы, армяне -
Здесь до могилы русскими будем.
Юность осталась там, за порогом,
Как велика за прозренье плата,
Мы обрели бесконечно много,
Но и не меньше наши утраты.
Лозанна, 1993
***
Две женщины
в душе моей колдуют,
Себя да и меня
на части рвут,
И в воду смотрят, и на пламя дуют,
И зелье варят, и заклятья шлют.
Две женщины из разных поколений,
Полярных вер, наречий и планет,
Московских дней тиран и добрый гений,
И рыжий лучик предказатных лет.
Войдя мне в плоть и душу, кровь и кожу,
В делах моих маяча и мечтах,
Настолько в главном меж собою схожи,
Что несовместны даже в пустяках.
Две песенки, два берега счастливых,
Магниты, меж которыми кручусь,
От одного отчалил я насилу,
К другому все никак не прилеплюсь.
Для них я друг, мучитель и любимый,
Сухой наставник, скверный ученик,
Друг другу мы порой невыносимы,
Как и необходимы через миг.
От веры и неверия спасая,
Соавторы всех лучших моих строк,
Две женщины меня сопровождают,
Не потому ль я вечно одинок.
Лозанна, 1993***
Это в воздухе ль дело, в бумаге,
В бесталанности, возрасте, сплине ?
Но веселые прежние книжки
Уж давно не стекают с пера.
Не от яда умру, не от шпаги,
Не от старости, а на чужбине,
Поседевший еврейский мальчишка
С Чистопрудненского двора.
Обретает себя неизменно
Сверстник мой то в бою, то в парадах,
В пышной хижине, скромных хоромах,
На волне и среди облаков,
На просторах Чикаго и Вены,
И с обеих сторон барикады
У Московского Белого Дома
И у прочих российских домов.
Ну а мне, разуверившись в вере,
Заблудившись меж былью и сказкой,
Карты все перепутав и сроки
Остается с ладонью у лба
Задыхаться в комфортном вольере
Горбоносых бульваров Лозаннских,
Бормоча свои лучшие строки,
Те что мне записать не судьба.
Лозанна, 1993
***
Признаться, я ее уже не помню,
Хотя, как говорится, плотью-кровью,
Любой прожилкой, черточкой любой
Казались так на свете неразлучны,
Что было всем неловко, душно, скучно
От страсти этой, к прочему слепой.
Давая непосильные обеты,
По лжи и правде, по друзьям, по свету,
По времени и трупам шли с тобой,
И свечку нашу с двух концов сжигали,
И никаким советам не внимали,
То случаем гонимы, то судьбой.
Как это просто было и как странно:
Уверенней чем времена и страны,
Надежнее чем патока и яд
Нас горстка хрупких слов разъединяла,
И было все, и все казалось мало
Каких-нибудь пять зим тому назад.
Чем объяснить что с нами приключилось:
Гнев ангельский иль дьявольская милость,
Везение, заслуга ли, вина?
И, прошлое надежно вырвав с корнем,
Я счастлив, что ее уже не помню,
Но точит червь - а помнит ли она?
Лозанна, 1995
***
От Иерусалима до Москвы
Завалы сожалений и тоски,
Надежд, потерь, невып - невосполнимых,
Мой крестный путь, что стал с теченьем дней
Куда короче и куда длинней,
Куда короче и куда длинней
Чем от Москвы до Иерусалима.
Как с щепкою играется
хмельной
Конец тысячелетия со мной,
Бросает к сцене и на верхний ярус,
Болтаясь в небе, проруби, беде,
Все время между, а точней нигде,
Что ищет и что кинул он, мой парус?
Читая книгу судеб между строк,
Благодарю фортуну
что не смог
Ни в гопода пробиться, ни в холопы,
Что был Москвой гоним я и любим,
Что помирать явлюсь в Ерусалим,
Да, помирать явлюсь в Ерусалим,
Но пусть сперва наскучат мне Европы.
Лозанна, 1997
***
Ни франтом ветреным, ни дервишем с котомкой,
Ни желчным Дракулой, ни ангелом без крыл,
Иным запомнюсь я надменному потомку -
Не тем, кем некогда казался или был.
Не тем, как век земной искал свою дорожку,
Сшибаясь с тысячью течений и преград,
И на пирах чужих глотал сухие крошки,
Что до сих пор на языке моем горят.
Как брал вершины я и доходил до точки,
Топя щенком слепым в вине, стихе, слезе
Всю радость светлую
от безразличья дочки,
И ледовитого участия друзей.
Взгляд женский беглый, монумент нерукотворный,
Песчинки вечности - и подвиг, и пустяк,
Так и в судьбе моей, просчитанной и вздорной,
Слились причудливо куда, зачем и как.
Не тем запомнюсь как хватался за соломку,
Плясал над бездною и коченел в огне,
И в каждой женщине
вдруг видел Незнакомку,
Неважно что там ей мерещилось во мне.
Как створки памяти распахивал порою
В пургу июльскую, в парилку декабря,
И жизнь казалося порой совсем иною,
И даже, может быть, прошедшею не зря.
Лозанна, 1995
***
То скуки ради, то амбиций,
И просто не в ладах с собой,
Как мотылек привык я биться
В стекло меж жизнью и судьбой.
В толпе друзей быть одиноким,
Мешать беспечно явь и сон,
Стеречь копейку пуще ока
И тысячи швырять на кон.
Слов не найдя, сидеть без дела,
За жизнь цепляясь, славить смерть,
И розе черной, жабе белой
Наветы слать, осанны петь.
И эти дни, где всюду осень,
Где чаша горя до краев,
Клясть, вспоминая много после
Как время лучшее свое.
Лозанна, 1995
***
Рыжий кораблик
Офре
Еще одна любовь, опять наитие,
К вершине падать, подыматься в бездну,
Сближение сердец - всегда открытие,
Но знание - к печали, как известно.
Ты мое солнце, осень моя рыжая,
В веснушках вся - улыбка, кудри, руки,
Легко на сердце, лишь тебя увижу я,
И грустно от предчувствия разлуки.
Я цветом этим начисто отравленный,
Лукавым, колдовским, слегка косяшим,
Пусть в радуге покуда не представленным,
Но на поверку самым настояшим.
Приметы отметая как безделицу,
В неверии своем яснее вижу -
Лишь только в сердце этот цвет поселится,
Как самого меня объявят рыжим.
Еще одной любовью жизнь украшена,
А годы мира просят неустанно,
Ведь чувства страховать - затея зряшная,
Ни Библии не сдюжить, ни Корану.
И все-таки мечта мне ближе истины,
И как кораблик, со стихией споря,
В жестокий шторм отчалю я от пристани
Спасения искать в открытом море.
Лозанна, 1993
***
Какая грусть, конец аллеи
Где так привольно нам шагалось,
Где обнимали небо ели,
И не дышала в спину старость.
Какая грусть, конец дороги,
Где было все - и пот, и песни,
Где мы брели, сбивая ноги,
Куда не ведая, но вместе.
Богов лепили и ломали,
И слезы путая с улыбкой,
Друзьям и недругам прощали,