Кауфман Мойзес
Грубая Непристойность: Три Испытания Оскара Уайльда

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кауфман Мойзес (перевод: Ходош Илья)
  • Размещен: 19/01/2016, изменен: 19/01/2016. 175k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия, Перевод
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:

       ГРУБАЯ НЕПРИСТОЙНОСТЬ: ТРИ ИСПЫТАНИЯ ОСКАРА УАЙЛЬДА
       Мойзес Кауфман
       Перевод: Илья Ходош
      
      
       "Правда редко бывает чистой и никогда не бывает простой." - Оскар Уайльд
      
      
       ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      
      
       Оскар Уайльд
       Лорд Альфред Дуглас
       Сэр Эдвард Кларк
       Эдвард Карсон
       Маркиз Куинсбэри
       Рассказчики, которые также исполняют следующие роли: Паркер, Аткинс, Аллен, Вуд, Мавор, Королева Виктория, Полицейские, Джордж Бернард Шоу, Господин Гилл, Марвин Тэйлор, Мойзес Кауфман, Газетчики, Судьи, и т.д.
      
      
       Пьеса может быть сыграна девятью актерами.
      
      
       ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
      
      
       ПРОЛОГ
      
      
       Актеры выходят на сцену. Актер играющий Оскара Уайльда держит копию Тюремной исповеди и читает:
      
      
       АКТЕР: Из Тюремной исповеди Оскара Уайльда: "Не бойся прошлого. Если тебе станут говорить, что прошлое безвозвратно, не верь. Прошлое, настоящее и будущее - всего одно мгновенье в глазах Бога. Время и пространство - лишь преходящие условия существования Мысли. Воображение может их преодолеть."
      
      
       ПЕРВЫЙ СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС
      
      
       (Молоток судьи)
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Лондон, 3 апреля 1895 года. Олд-Бэйли - Центральный Уголовный Суд. Корона против Куинсбэри.
      
      
       (Молоток)
      
      
       РАССКАЗЧИК 2 (держа книгу): Текст судебных процессов взят из книги Три испытания Оскара Уайльда, составленной Х. Монтгомери Хайдом из стенограммы судебных процессов. Другие источники будут указаны. Из Звезды:
      
      
       РАССКАЗЧИК 4 (держа газету): Никогда Центральный уголовный суд Олд-Бэйли не был так переполнен, как сегодня. Люди умоляли, требовали, давали взятки, чтобы их впустили...
      
      
       (Молоток)
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Сэр Эдвард Кларк, вступительная речь прокурора:
      
      
       (Молоток)
      
      
       КЛАРК: С вашего позволения, милорд, господа присяжные, мы собрались, чтобы судить лорда Шолто Дугласа, 8-ого маркиза Куинсбэри.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Маркиз Куинсбэри, прошу вас встать.
      
      
       КЛАРК: Он обвиняется в распространении ложной и злонамеренной клеветы в отношении господина Оскара Уайльда. Клевета содержалась на карточке, оставленной маркизом в клубе, к которому господин Оскар Уайльд принадлежал. Это визитная карточка лорда Куинсбеэри с его именем, напечатанным на ней.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Суд принимает ее как Приложение А.
      
      
       КЛАРК: На карточке написано:
      
      
       КУИНСБЭРИ: "Оскар Уайльд - позирующий пендераст."
      
      
       КЛАРК: Конечно, серьезно беспокоит факт, что такая клевета направлена против джентльмена, имеющего высокую репутацию в нашей стране.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Из Эхо:
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: В течении нескольких часов до открытия Олд-Бэйли этим утром, люди прилагали все усилия, чтобы получить доступ к старому суду. Никогда, пожалуй, столько известных лиц не были разочарованы, узнав, что их известность не поможет им получить вход в уголовный суд.
      
      
       КЛАРК: Господин Уайльд - известный мастер, по мнению многих один из лучших писателей нашего века. Он представитель особой формы художественной литературы, признаваемой многими из ведущих умов и культурнейших людей. Господин Уайльд - поэт, писатель, эссеист и драматург. Его последние четыре пьесы прошли с большим успехом в Уэст-Энде, и две из них в настоящее время там идут.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Из Вечерних Новостей:
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Как важно быть первым никогда не было эффективнее проиллюстрировано, чем в Олд-Бэйли сегодняшним утром, когда задолго до 10 часов на каждое место для прессы претендовали пара конкурентов...
      
      
       КЛАРК: Маркиз Куинсбэри прославился тем, что покровительствовал человеку, составившему правила бокса, которые и названы в его честь - "Правила Куинсбэри."
      
      
       (Смех в суде)
      
      
       КАРСОН: Милорд, я возражаю.
      
      
       СУДЬЯ: Сэр Эдвард, продолжайте.
      
      
       КЛАРК: Теперь, эта клевета не прямое обвинение в совершении ужаснейшего из преступлений - в ней намек на то, что фактически преступление не совершалось, но что, так или иначе, человек, против которого эти слова были направлены, действительно позировал - даже, желал позировать - и представлялся человеком виновным или склонным к совершению этого ужаснейшего из преступлений. Вы должны понять, что оставить такую карточку с портье клуба является серьезнейшим проступком, и вероятно может губительно отразится на положение человека, в отношении которого был сделан грязный намек.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Из газеты Рейнольдс:
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Слова, написанные на карточке, были такого характера, что они не могут быть опубликованы.
      
      
       КЛАРК: Но дело не заканчивается на вопросе, была ли карточка доставлена??, или может ли подсудимый быть оправдан сильным чувством - пусть, ошибочным - за то, что сделал утверждение. Заявление подсудимого в суде поднимает более серьезный вопрос. В свое оправдание, подсудимый заявил, что утверждаемое в карточке - правда, и что именно для блага общества он это сделал. Остается тому, кто сделал это серьезное утверждение, доказать вам, господа присяжные, если он сможет, с помощью заслуживающих доверие свидетелей, что эти утверждения достоверны. Будут вызваны свидетели, которые докажут, что клевета была распространена, а мой ученый друг должен убедить вас, что было достаточно оснований для распространения этой карточки.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Джон Шолто Дуглас, маркиз Куинсбэри, как вы ответите на обвинение?
      
      
       КУИНСБЭРИ: Я не признаю себя виновным, и настаиваю, что мое утверждение является достоверным, и что для блага общества оно должно быть распространено. Я написал эту карточку с намерением заострить проблему, будучи не в состоянии встретится с господином Уайльдом, и, чтобы спасти моего сына, и я подтверждаю, что то, что я написал - правда.
      
      
       (Переполох в суде. Три удара молотком..)
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Из Звезды:
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Это, несомненно, судебный процесс века.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Господин Оскар Уайльд был подвергнут допросу сэром Эдвардом Кларком:
      
      
       (Молоток)
      
      
       УАЙЛЬД: Я - истец этого дела. Мне тридцать девять лет. Мой отец, сэр Уильям Уайльд, был хирургом Дублина, и председателем Комиссии по Переписи. Я был студентом в Тринити-колледже, где получил премию за античную литературу и золотую медаль за греческий язык. Затем я отправился в Магдален-колледж в Оксфорде, где также изучал древние языки, получив много наград. Там я также получил Ньюдигейтскую премию за английскую поэзию. Я защитил диплом в 1878 году и прибыл сюда. С тех пор, я посвятил себя искусству и литературе. В 1881 году я опубликовал том стихов, а потом читал лекции в Англии и в Америке. В 1884 году, я женился на мисс Констанции Ллойд и с того дня проживал с ней на Тайт-Стрит, в Челси. У меня двое сыновей, старшему из которых исполнится десять лет в июне, а младшему - девять в ноябре.
      
      
       КЛАРК: Господин Уайльд, вы опубликовали стихи, рассказы, сказки для детей, и роман Портрет Дориана Грея.
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КЛАРК: Вы также гастролировали по Америке и Ирландии, читая лекции об искусстве, или, точнее, о том, что вы называете Английским Ренессансом в искусстве.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из лекции студентам-художникам, в Нью-Йорке:
      
      
       УАЙЛЬД: Я называю это Английский Ренессанс в искусстве, потому что это действительно новое возрождение человеческого духа. Как и великий итальянский Ренессанс пятнадцатого века, он отличается стремлением к более привлекательному образу жизни, страстью к физической красоте, эксклюзивному вниманию к форме. Он ищет новых тем для поэзии, новых форм искусства, новых интеллектуальных и творческих наслаждений. В искусстве, как и в политике, есть всего один источник всех революций: желание со стороны человека благородной формы жизни, более свободного способа и возможности для самовыражения. Этот Ренессанс создаст новое братство людей путем предоставления универсального языка.
      
      
       КЛАРК: Господин Уайльд, вы также написали несколько пьес, две из которых в настоящее время идут в Уест-Энде?
      
      
       УАЙЛЬД: Да, Как важно быть серьёзным и Идеальный муж.
      
      
       КЛАРК: Когда вы познакомились с лордом Альфредом Дугласом?
      
      
       УАЙЛЬД: В 1891 году. Приятель привел его ко мне в гости.
      
      
       ДУГЛАС: Моя первая встреча с Оскаром Уайльдом была удивительной.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Из Автобиографии Лорда Альфреда Дугласа, написанной тридцать лет спустя:
      
      
       ДУГЛАС: Я никогда раньше не слышал человека, говорящего такими совершенными предложениями, как будто он трудился над ними всю ночь, и все-же все спонтанно. Он ткал заклинания. Все казалось мудростью и силой, красотой и колдовством. Оставалось только сидеть и слушать его в восторге.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Из письма, написанного в январе 1893 года:
      
      
       УАЙЛЬД: Мой дорогой мальчик. Твой сонет довольно милый, и это чудо, что твои губы, как красные розы, должны быть предназначены не менее для музыки песни, чем для безумия поцелуев.
      
      
       ДУГЛАС: С момента нашей встречи, он всячески ухаживал за мной. Он постоянно приглашал меня обедать или ужинать с ним. Он льстил мне, дарил подарки, и хвалил меня во всех отношениях. Он подарил мне копии всех своих книг, с посвящениями.
      
      
       УАЙЛЬД: Твоя тонкая позолоченная душа ходит между страстью и поэзией. Я знаю, что Гиацинт, которого Аполлон любил так безумно, был тобой в греческие времена.
      
      
       ДУГЛАС: Впервые я был польщен тем, что такой выдающийся человек, как он, оказывал мне столько внимания и придавал такое большое значение моим взглядам, предпочтениям и прихотям.
      
      
       УАЙЛЬД: Почему ты один в Лондоне, и когда ты приедешь в Солсбери? Езжай туда, чтобы охладить свои руки в серых сумерках готики, а потом приезжай сюда, когда угодно. Это прекрасное место - здесь только не хватает тебя. Всегда с вечной любовью, твой Оскар.
      
      
       ДУГЛАС: Скажу о нем, что, даже если бы он никогда не написал ни строчки поэзии, он все равно был бы самым замечательным человеком, которого я когда-либо встречал.
      
      
       КЛАРК: Когда же отец лорда Альфреда, маркиз Куинсбэри, впервые воспротивился вашему знакомству с его сыном?
      
      
       УАЙЛЬД: В апреле 1894 года я увидел письмо, которое он написал своему сыну.
      
      
       КЛАРК: Вот это письмо. Оно было написано в воскресенье, 1 апреля 1894 года, в отеле Картер. Написано:
      
      
       КУИНСБЭРИ: Альфред, твоя интимность с этим мужчиной Уайльдом. Она должна прекратиться, или я отрекусь от тебя. Я не собираюсь пытаться проанализировать вашу интимность, не обвиняю никого; но, на мой взгляд, являться чем-то так же плохо, как быть им. Своими собственными глазами я видел вас обоих в наиболее отвратительном поведении. Никогда в своей жизни я не видел такого ужасного выражения, как в твоем лице. Нет ничего удивительного в том, что люди сплетничают о вас. Если бы я думал, что это окажется правдой, и она станет всеобщем достоянием, мне было бы оправдано застрелить его. Твой, чувствующий отвращение, так-называемый отец.
      
      
       ДУГЛАС: Для Куинсбэри, отель Картер, Альбемарл-Стрит:
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из телеграммы, написанной 2 апреля:
      
      
       ДУГЛАС: Какой же ты смешной человечек.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Если ты пришлешь мне еще подобную телеграмму или будешь дерзить, я задам тебе взбучку, которой ты заслуживаешь. Если я поймаю тебя снова с этим человеком, я устрою такой публичный скандал, которого ты не можешь даже вообразить. Если это знакомство не прекратится, я осуществлю свою угрозу и оставлю тебя без денег. Итак, теперь ты знаешь, чего ожидать.
      
      
       КЛАРК: Что вы сделали, когда узнали, что маркиз Куинсбэри противостоял вашей дружбы с его сыном?
      
      
       УАЙЛЬД: Я сказал, что совершенно готов прекратить знакомство, если это восстановит мир между ним и его отцом; но он предпочел поступить иначе.
      
      
       ДУГЛАС: Я отношусь к твоим абсурдным угрозам с полным безразличием.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из письма, написанного на следующий день:
      
      
       ДУГЛАС: Я целенаправленно появлялся с Оскаром Уайльдом во многих ресторанах и на публике. Я буду продолжать посещать любые из этих мест, когда пожелаю и с кем пожелаю. Если Оскар Уайльд подал бы на тебя в уголовный суд за твою возмутительную клевету, то ты бы получил семь лет каторги.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Если бы я думал, что это окажется правдой, и она станет всеобщем достоянием, мне было бы оправдано застрелить его. Сейчас я могу только обвинить его в позировании.
      
      
       ДУГЛАС: Если ты попытаешься напасть на меня, я буду защищаться. При мне всегда заряженный револьвер, и если я застрелю тебя, или, если Оскар застрелит тебя, мы будем вполне оправданы, так как это самооборона против жестокого и опасного дикаря. Я думаю, что если бы ты был мертв, не многие бы скучали по тебе.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Я получил твою телеграмму сегодня утром по почте из Картера и просил их не направлять дальнейших, а просто порвать их, также как я порвал твою, не читая ее. У тебя наверно куча денег, чтобы тратить их на такую чепуху.
      
      
       КЛАРК: Что произошло дальше?
      
      
       УАЙЛЬД: В конце июня 1894 года, произошло интервью между лордом Куинсбэри и мной у меня дома. Он посетил меня без предупреждения, около четырех часов дня, в сопровождении джентльмена, с которым я не был знаком. (Во время рассказа УАЙЛЬДА, КУИНСБЭРИ входит.) Интервью состоялось в моей библиотеке. Он сказал:
      
      
       КУИНСБЭРИ: Садитесь.
      
      
       УАЙЛЬД: Я сказал: "Я не позволяю никому так говорить со мной в моем доме, или где-либо еще. Я полагаю, что вы пришли извиниться передо мной за заявления, которые вы сделали обо мне в письме к своему сыну. Я имею право в любой день подать на вас в суд за такое письмо."
      
      
       КУИНСБЭРИ: Письмо было конфиденциальным - оно было написано моему сыну.
      
      
       УАЙЛЬД: Как вы посмели писать о нас такие вещи?
      
      
       КУИНСБЭРИ: Вас обоих выгнали из отеля Савой именно за ваше отвратительное поведение.
      
      
       УАЙЛЬД: Это - ложь.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Вы арендовали меблированные комнаты для него в Пикадилли.
      
      
       УАЙЛЬД: Кто-то сообщил вам абсурдный набор лжи. Я не делал ничего подобного.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Я слышал, вас шантажировали отвратительным письмом, которое вы написали моему сыну.
      
      
       УАЙЛЬД: Это письмо было прекрасным, и я никогда не пишу ничего, что нельзя было бы опубликовать. Я сказал: "Лорд Куинсбэри, вы серьезно обвиняете нас в недостойном поведении?" Он ответил:
      
      
       КУИНСБЭРИ: Я не говорю, что вы это, но вы похожи на это.
      
      
       (Смех в суде)
      
      
       СУДЬЯ: Я удалю всех, если услышу малейшее нарушение тишины.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Вы похожи на это, и вы позируете как это, что ни чем ни лучше. Если я поймаю вас и моего сына опять вместе на публике, я отколочу вас.
      
      
       УАЙЛЬД: Я не знаю правил Куинсбэри, но правило Оскара Уайльда - стрелять без предупреждения. Оставьте мой дом.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Не оставлю.
      
      
       УАЙЛЬД: Я позову полицию.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Это отвратительный скандал.
      
      
       УАЙЛЬД: "Если это так, то вы - скандалист, и никто кроме вас." Затем я отправился в зал и указал на него моему слуге. ""Это маркиз Куинсбэри, самый позорный грубиян Лондона. Никогда не позволяйте ему снова войти в мой дом."
      
      
       КАРСОН: Что касается Лорда Куинсбэри, любого акта, который он совершил, любого письма, которое он написал, то он ни от чего не отрекается.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Эдвард Карсон, защитник:
      
      
       КАРСОН: Он сделал все эти вещи преднамеренно и пошел на риск, чтобы спасти своего сына.
      
      
       ДУГЛАС: Его так-называемое желание спасти меня - чистое лицемерие:
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из Автобиографии лорда Альфреда Дугласа:
      
      
       ДУГЛАС: Его реальная цель - преследовать мою мать и уничтожить меня. Мой отец - бесчеловечный дикарь, атеист и развратник.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Из письма, которое Куинсбэри написал сыну:
      
      
       КУИНСБЭРИ: Если ты мой сын, то это лишь доказывает, как прав я был, смело встречая ужас и страдания, вместо того, чтобы приносить в мир еще таких тварей как ты. Это была единственная причина моего разрыва с твоей матерью, так недоволен я был ей как матерью вас, детей.
      
      
       ДУГЛАС: Моя мать развелась с ним; он годами преследовал ее и то пренебрегал нами, то плохо относился к нам. Он подлец и сумасшедший.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Неудивительно, что ты стал жертвой этого ужасного зверя. Я лишь жалею тебя, как человеческого существа.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Джордж Бернард Шоу о маркизе Куинсбэри:
      
      
       ШОУ: Его притворная забота о своем сыне и его утверждаемое желание спасти его были лицемерным притворством. Он был шотландский маркиз, граф, виконт, барон, с четырехкратным презрением к общественному мнению, буйным настроением, а после его развода, маниакальной ненавистью к своей семье. Его настоящая цель была в том, чтобы уничтожить своего сына и, наконец, разорвать сердце своей экс-жене.
      
      
       ДУГЛАС: Вся моя семья с тобой, Оскар. Ты должен судится.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Из неопубликованных мемуаров Кларка о суде:
      
      
       КЛАРК: Господин Уайльд, вы сказали мне, что вы глубоко в долгах. Кто примет расходы на эти разбирательства?
      
      
       ДУГЛАС: Моя семья будет рада оплатить все необходимые расходы. Мой отец был демоном для нас всех. Мы часто обсуждали возможность поместить его в сумасшедший дом. Он ежедневный источник раздражения для моей матери и всех остальных. Моя семья будет только рада заплатить все расходы и издержки, чтобы мой отец был осужден.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из Тюремной исповеди:
      
      
       УАЙЛЬД: Конечно, его семья никогда не оплатила расходы по судебному разбирательству.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Вы все сошли с ума, и если вы сделаете запросы, то поймете, что весь город вонял этим отвратительным скандалом Оскара Уайльда в течение последних трех лет.
      
      
       КЛАРК: Когда состояла ваша следующая встреча с маркизом Куинсбэри?
      
       УАЙЛЬД: Это было в театре Сент-Джэймс на премьере спектакля Как важно быть серьёзным. Лорд Куинсбэри забронировал билет на спектакль.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из письма лорду Альфреду Дугласу:
      
      
       УАЙЛЬД: Дорогой мальчик, да, Алый Маркиз задумал обратиться к публике на премьере моей пьесы! Генри Бурк раскрыл это, и вес Скотланд-Ярд охранял театр. Когда твой отец прибыл - с призовым бойцом - полиция не позволила ему войти.
      
      
       КЛАРК: Вмешательство на премьере может иметь серьезные последствия для автора и актеров, особенно, если бы оно развилось в нападение на личность господина Уайльда.
      
      
       УАЙЛЬД: Он бродил вокруг в течение трех часов, а затем остался бормотать, как какая-то чудовищная обезьяна. Он оставил мне гротескный букет овощей! Это, конечно, делает его поведение идиотским, лишенным достоинства.
      
      
       КЛАРК: Маркиз делал это и раньше в другом театре в ночь спектакля. Не на пьесе господина Уайльда, а на другой, просвещенной религиозным вопросам. В определенный момент спектакля, когда персонаж стал говорить о религии, маркиз вскочил со своего места и начал кричать на актера на сцене. Я призываю вас представить себе последствия такого поведения на премьере спектакля. Что было дальше?
      
      
       УАЙЛЬД: Двадцать-восьмого февраля я отправился в клуб Альбермарл и получил от портье карточку, которая была представлена.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Суд вызывает Сидни Райт.
      
      
       РАЙТ: Я - швейцар в клубе Альбермарл. Господин и госпожа Уайльд являются членами клуба. Восемнадцатого февраля маркиз Куинсбэри прибыл в клуб и сказал:
      
      
       КУИНСБЭРИ: Я здесь увидеть Оскара Уайльда.
      
      
       РАЙТ: Когда я сообщил ему, что господина Уайльда в клубе нет, маркиз написал записку на карточке и сказал:
      
      
       КУИНСБЭРИ: Передай это господину Уайльду.
      
      
       РАЙТ: (читает карточку) Когда Господин Уайльд прибыл в клуб 28 февраля, я подал ему карточку. (подает) Он прочитал ее и, казалось, обезумел от ее содержания.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Оскар Уайльд, позирующий `пендераст'.
      
      
       УАЙЛЬД: (показывая карточку Райту) Правописание маркиза является несколько необычным.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из письма своему другу Роберту Россу, написанного тем же вечером:
      
      
       УАЙЛЬД: Дорогой Роби: Что-то произошло. Отец Боси оставил карточку в моем клубе с отвратительными словами. Я не вижу ничего, кроме уголовного преследования. Вся моя жизнь кажется разрушенной этим человеком. Я не знаю, что делать.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Из книги Фрэнка Харриса об Оскаре Уайльде. Отчет о встрече в кафе Рояль:
      
      
       ХАРРИС: Оскар, Бернард Шоу обедает со мной завтра в кафе Рояль. Приходи в три часа и встретишь нас там.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Джордж Бернард Шоу:
      
      
       ШОУ: Уайльд пришел и рассказал нам историю конфликта. Он закончил, сказав, что подаст на маркиза Куинсбэри в суд.
      
      
       УАЙЛЬД: Я возбуждаю дело против Куинсбэри, Франк, за уголовно наказуемую клевету. Он просто чудовище.
      
      
       ХАРРИС: Оскар, ты не должен делать ничего подобного.
      
      
       УАЙЛЬД: Мои адвокаты сообщили мне, что некоторые из вещей, которые я написал, будут быть использованы в суде против меня. Ты же знаешь все, что я написал. Не мог ли ты в качестве редактора Двухнедельника прийти и дать показание, свидетельствуя о том, что Дориан Грей не аморальная книга?
      
      
       ХАРРИС: Да. Я вполне готов, и могу сказать больше; Я могу сказать, что ты один из немногих людей, которых я когда-либо знал, чьи разговоры и письма лишены грубости любого рода.
      
      
       УАЙЛЬД: О, Фрэнк, правда можешь?
      
      
       ШОУ: Он был почти в слезах.
      
      
       УАЙЛЬД: Это было бы так любезно. Твое свидетельство выиграет дело.
      
      
       ХАРРИС: Все, что я могу сделать, Оскар, я сделаю с удовольствием. Но я хочу, чтобы ты рассмотрел вопрос тщательно. Английский суд хорош для обычных людей с мелким деловым спором. Вот для чего он создан, но судить о нравственности или безнравственности писателя - это просить суд сделать то, для чего он совершенно непригоден.
      
      
       УАЙЛЬД: Мои адвокаты говорят, что я должен победить.
      
      
       ХАРРИС: Адвокаты живут ссорами. Нельзя доводить дело до суда. Не забудь, что если ты проиграешь и Куинсбэри будет освобожден, все уверятся, что ты виновен в непроизносимом пороке. Государство может обвинить тебя в грубой непристойности и отправить на два года на каторжные работы. Ты же знаешь, что это возможно. Тебя могут отправить в тюрьму на два года.
      
      
       УАЙЛЬД: Но Фрэнк...
      
      
       ХАРРИС: Ты должен помнить, что ты знаменосец для будущих поколений. Ты художник и революционер. Если ты проиграешь, ты навредишь всем писателям Англии. Бог знает, что нам и так тяжело, но ты повернешь стрелки часов назад на пятьдесят лет.
      
      
       УАЙЛЬД: А что мне делать?
      
      
       ХАРРИС: Поезжай за границу и, как козырь, возьми жену с собой.
      
      
       УАЙЛЬД: Ты прав, конечно, Фрэнк. Ты знаешь - это Боси хочет, чтобы я ссорился с его отцом.
      
      
       ХАРРИС: Пусть Куинсбэри и его сын сами ведут свои жалкие ссоры; они хорошо подходят друг к другу.
      
      
       УАЙЛЬД: О, Фрэнк, как я могу так поступить?
      
      
       ШОУ: Я думаю, что примерно к этому времени, Боси Дуглас вошел.
      
      
       ДУГЛАС: В день обеда в кафе Рояль я настоял, что дело против моего отца будет продолжаться, и я отверг любые аргументы в пользу его прекращения. Я ужасно боялся, что Оскар ослабеет и сдастся.
      
      
       ШОУ: По просьбе Оскара, Харрис повторил свои сомнения, и, к моему удивлению, Дуглас вскочил и сказал:
      
      
       ДУГЛАС: Такой совет показывает, что вы Оскару не друг.
      
      
       ХАРРИС: Что вы имеете в виду?
      
      
       ШОУ: Он повернулся и выбежал из комнаты. Затем Оскар встал и сказал:
      
      
       УАЙЛЬД: Это не по-дружески с твоей стороны, Фрэнк. Это действительно не по-дружески.
      
      
       ШОУ: И также вышел.
      
      
       ХАРРИС: Я обратился к Шоу и сказал: Я разве сказал что-нибудь в пылу спора, что бы обидело Оскара или Дугласа?
      
      
       ШОУ: Ничего, ни слова. Тебе не в чем упрекнуть себя.
      
      
       ДУГЛАС: Я выбежал из ресторана, потому что боялся, что не смогу убедить вас и господина Шоу и что вы отговорите Уайльда от того, что я ему внушил.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Ты рептилия!
      
      
       ХАРРИС: После того, как Дуглас ушел, меня вдруг поразило своего рода подобие, сходство выражения лица и гнева между лордом Альфредом Дугласом и его несчастным отцом. Я не мог выбить это из головы: это личико, побледневшее от ярости, и дикие, ненавидящие глаза, даже пронзительный голос, тоже был голос Куинсбэри.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Ты не мой сын, и я никогда не считал тебя своим сыном.
      
       ХАРРИС: Одно стало ясно после нашей встречи: лорд Альфред твердо решил, что Уайльд должен судится с его отцом. Казалось, будто он точно знал, как это должно быть сделано.
      
      
       ДУГЛАС: Сэр Эдвард, вы должны вызвать меня как свидетеля, и позволить мне дать показания против моего отца.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из Автобиографии лорда Альфреда Дугласа:
      
      
       ДУГЛАС: Иначе, можем сразу сдаться. Он сказал:
      
      
       КЛАРК: Успокойтесь, лорд Альфред; я с вами совершенно согласен. Моя идея - начать это дело со смертельного нападения на лорда Куинсбэри за его отношение к своей семье. Доказательства - в его письмах к вам.
      
      
       ДУГЛАС: Я сказал: Да, но вы должны пообещать вызвать меня как свидетеля. Он ответил:
      
      
       КЛАРК: Я обещаю, что вызову вас сразу после моего вступительной речи.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из неопубликованных воспоминаний сэра Эдварда Кларка о судебном разбирательстве:
      
      
       КЛАРК: Я ничего подобного ему не обещал.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Ордер на арест лорда Шолто Дугласа, 8-ого маркиза Куинсбэри, был подписан на следующий день.
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       КЛАРК: В свое оправдание, маркиз Куинсбэри написал, что утверждение на его карточке - правда и что оно было сделано для общественного блага. В поддержку этого утверждения, он выдвигает, среди прочего, следующее доказательство: во-первых, что господин Уайльд опубликовал или подготовил к публикации журнал под названием Хамелеон, посвященный практике людей противоестественных привычек. А во-вторых, что господин Уайльд опубликовал или подготовил к публикации аморальную и непристойную книгу под названием Портрет Дориана Грея. Маркиз утверждает, что эта книга описывает интимные отношения и страсти лиц, виновных в противоестественных актах. Господа присяжные заседатели, кажется, что в соответствии с этими доводами, вы судите не маркиза Куинсбэри, а искусство господина Уайльда. Господин Уайльд, предполагается, что вы несете ответственность за публикацию журнала Хамелеон, на первой странице которого появляются некоторые ваши афоризмы. Кроме них, вы принимали какое-либо участие в подготовке или публикации журнала?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, никакого.
      
      
       КЛАРК: Второй вопрос относится к книге Портрет Дориана Грея. Следуют некоторые из рецензий Дориана Грея. Оратор:
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Серьезное произведение искусства.
      
      
       КЛАРК: Геральд Глазго:
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Книга - восхищение для рук и глаз.
      
      
       КЛАРК: Эхо:
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Конец Дориана Грея, его распад в кучу грязи, является единственным правильным наказанием для человека его природы. Господин Уайльд написал моральнейшую книгу нашего века.
      
      
       КЛАРК: Господин Уайльд, вы желаете что-нибудь добавить?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет.
      
      
       КЛАРК: В следующей части оправдательного заявления маркиза Куинсбэри, он называет несколько молодых людей и ставит под сомнение характер ваших отношений с ними. Вы читали заявление?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КЛАРК: Есть ли правда в любом из этих обвинений?
      
      
       УАЙЛЬД: Правды нет ни в одном из них.
      
      
       КЛАРК: Уважаемый судья, ничего больше к этому свидетелю.
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Оскар Уайльд допрошен Эдвардом Карсоном:
      
      
       КАРСОН: Поведение лорда Куинсбэри было всегда последовательным, и если факты, о которые он заявлял в своих письмах касающиеся репутации господина Уайльда, действительно правдивы, то он и должен был делать все, что мог, чтобы прервать, видимо, катастрофическое знакомство своего сына, и предпринять любой шаг, ведущий к расследованию актов и деяний господина Уайльда. Вы заявили, что ваш возраст - тридцать девять. Я считаю, что вам выше сорока.
      
      
       УАЙЛЬД: Я не имею никакого желания представлять себя молодым. Мне тридцать девять или сорок лет. У вас есть мой сертификат, и в нем ответ на ваш вопрос.
      
      
       КАРСОН: Вы родились 16 октября 1854 года, что делает вас старше сорока.
      
      
       УАЙЛЬД: Ах! Тогда, ладно.
      
      
       КАРСОН: Сколько лет лорду Альфреду Дугласу?
      
      
       УАЙЛЬД: Лорду Альфреду Дугласу около двадцати четырех лет, и ему было между двадцатью и двадцать одним, когда я впервые познакомился с ним.
      
      
       КАРСОН: Я держу в руке письмо, написанное господином Уайльдом лорду Альфреду Дугласу; Сейчас я прочитаю его для суда. "Мой дорогой мальчик. Твой сонет довольно милый, и это чудо, что твои губы, как красные розы, должны быть предназначены не менее для музыки песни, чем для безумия поцелуев.
       Твоя тонкая позолоченная душа ходит между страстью и поэзией. Я знаю, что Гиацинт, которого Аполлон любил так безумно, был тобой в греческие времена. Почему ты один в Лондоне, и когда ты приедешь в Солсбери? Езжай туда, чтобы охладить свои руки в серых сумерках готики, а потом приезжай сюда, когда угодно. Это прекрасное место - здесь только не хватает тебя. Всегда с вечной любовью, твой Оскар." Зачем мужчине вашего возраста называть мальчика, почти на двадцать лет моложе его, "мой мальчик"?
      
      
       УАЙЛЬД: Я любил его. Я всегда любил его. Сэр, это прекрасное письмо. Это стихотворение. Я не писал обычного письма. Вы могли бы также допрашивать меня, является ли Король Лир или сонет Шекспира приличным.
      
      
       КАРСОН: А помимо искусства, господин Уайльд?
      
      
       УАЙЛЬД: Я не могу ответить помимо искусства.
      
      
       КАРСОН: Представьте, что мужчина, который не был художником, написал это письмо. Вы бы сказали, что это приличное письмо?
      
      
       УАЙЛЬД: Мужчина, который не был художником, не мог написал такое письмо.
      
      
       КАРСОН: Почему?
      
      
       УАЙЛЬД: Потому что никто, кроме художника, не мог написать его. Он, безусловно, не мог бы написать таким языком, если бы не был литератором.
      
      
       КАРСОН: Я могу предположить, ради вашей репутации, что нет ничего особенно замечательного в этих "губах, как красные розы"?
      
      
       УАЙЛЬД: Многое зависит от настроения, с котором его читать.
      
      
       КАРСОН: "Твоя тонкая позолоченная душа ходит между страстью и поэзией." Это красивая фраза?
      
      
       УАЙЛЬД: В вашем чтении, нет, господин Карсон. Вы прочитали ее очень плохо.
      
      
       КАРСОН: Я не утверждаю, что я художник; и когда я слышу ваши показания, я рад, не быть им.
      
      
       КЛАРК: Я возражаю, ваша честь. Я не думаю, что мой друг должен так говорить.
      
      
       СУДЬЯ: Принимается. Господин Карсон, позвольте.
      
      
       КЛАРК: (Уайльду) Прошу не критиковать чтение моего друга.
      
      
       КАРСОН: Вот еще одно письмо, которое, я считаю, вы также написали лорду Альфреду Дугласу. Изволите его прочитать?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, я отказываюсь. Я не вижу, зачем.
      
      
       КАРСОН: Тогда я прочитаю.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из письма, написанного в отеле Савой:
      
      
       КАРСОН: "Милейший из всех мальчиков, Твое письмо было восхитительным, как красное и желтое вино для меня; но мне грустно и не по себе. Боси, ты не должен устраивать мне сцены. Они убивают меня, они срывают прелесть жизни. Я не могу тебя видеть, таким греческим и блаженным, искаженным страстью. Я не могу слушать твои изогнутые губы, говорящие мне ужасные вещи. Я скорее умру, чем тебе быть горьким, несправедливым, ненавидящим .... Я должен увидеть тебя в ближайшее время. Ты - та божественная вещь, которую я хочу, вещь благодати и красоты, но я не знаю, как это сделать. У меня также новая гостиная... Почему ты не здесь, мой дорогой, мой замечательный мальчик? Твой собственный Оскар." Это обычное письмо?
      
      
       УАЙЛЬД: Все, что я пишу, необычно. Я не представляю себя обычным, Господи! Задайте мне любой вопрос об этом письме.
      
      
       КАРСОН: Это сорт письма, которое мужчина пишет другому?
      
      
       УАЙЛЬД: Это было нежное выражение моего восхищения лордом Альфредом Дугласом.
      
      
       КАРСОН: (держа журнал в руке) Господин Уайльд, это журнал Хамелеон?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: Почему вы отдали свои писания в Хамелеон?
      
      
       УАЙЛЬД: Меня друг попросил.
      
      
       КАРСОН: Тот друг будет лорд Альфред Дуглас?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: Зачем он хотел, чтобы вы опубликовались в этом журнале?
      
      
       УАЙЛЬД: Издатели журнала - его друзья в Оксфорде. Хамелеон - публикация студентов Оксфорда.
      
      
       КАРСОН: Лорд Альфред Дуглас также опубликовался в этом номере журнала. Два стихотворения, кажется.
      
      
       УАЙЛЬД: Да. Два превосходных стихотворения.
      
      
       КАРСОН: В журнале, кроме ваших статей и двух стихотворений лорда Альфреда Дугласа, есть рассказ под названием: (читает) "Священник и ученик." В нем священник влюбляется в мальчика, который служит ему в алтаре. Мальчик был обнаружен ректором в комнате священника. Из-за этого возникает скандал. Читали ли вы "Священника и ученика"?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: У вас нет никаких сомнений, что это непристойный рассказ?
      
      
       УАЙЛЬД: С литературной точки зрения, он очень непристойный. Было бы невозможно литератору судить ее иначе; под литературой я понимаю обработку, выбор темы, и тому подобное. Я думал, что обработка гнилая и тема гнилая.
      
      
       КАРСОН: По вашему мнению, я думаю, аморальных книг не бывает?
      
      
       УАЙЛЬД: Это правильно.
      
      
       КАРСОН: Могу ли я предположить, что вы не считаете "Священника и ученика" аморальным?
      
      
       УАЙЛЬД: Он было еще хуже. Он было плохо написан.
      
      
       КАРСОН: Вы не думали, что рассказ кощунственен?
      
      
       УАЙЛЬД: Рассказ наполнил меня отвращением. Конец был неправильный.
      
      
       КАРСОН: Ответьте на вопрос, сэр. Вы считали рассказ кощунственным или нет?
      
      
       УАЙЛЬД: Я считал его ужасным. "Кощунственный" - не мое слово. Когда я пишу пьесу или книгу, я озабочен единственно литературой, то есть, искусством. Я не стремлюсь делать добро или зло, но стараюсь, чтобы вещь имела качества красоты.
      
      
       КАРСОН: Вот ваша статья в Хамелеоне. "Фразы и философии для пользы молодежи." Вот одна из тех фраз: "Зло это миф, придуманный добрыми людьми, чтобы объяснить привлекательность других." Вы думаете, это правда?
      
      
       УАЙЛЬД: Я редко думаю, что я написал правду.
      
      
       КАРСОН: Вы сказали "редко"?
      
      
       УАЙЛЬД: Я сказал "редко." Я бы сказал "никогда" - но это не верно, в буквальном смысле.
      
      
       КАРСОН: "Если говорить правду, есть уверенность, что рано или поздно, это обнаружат."
      
      
       УАЙЛЬД: Это приятный парадокс, но я не ценю его как аксиому.
      
      
       КАРСОН: Он полезен молодежи?
      
      
       УАЙЛЬД: Все хорошо, что стимулирует мысль в любом возрасте.
      
      
       КАРСОН: Моральное или аморальное, это безразлично?
      
      
       УАЙЛЬД: В мысли нет такого понятия, как моральность или аморальность.
      
      
       КАРСОН: "Удовольствие это единственное, для чего стоит жить."
      
      
       УАЙЛЬД: Я думаю, что реализация себя является основной целью в жизни, и реализовать себя через удовольствие, безусловно, прекраснее, чем делать это через боль. Я в этом, целиком на стороне древних греков. Это языческая идея.
      
      
       КАРСОН: "Правда перестает быть правдой, когда более чем один человек в нее верит."
      
      
       УАЙЛЬД: Прекрасно. Это мое метафизическое определение истины: что-то такое личное, что одна истина не может быть оценена двумя умами.
      
      
       КАРСОН: Какой бы вы ожидали эффект от "Фраз и философий," в связи с таким рассказом, как "Священник и Ученик"?
      
      
       УАЙЛЬД: Несомненно, что такая идея могла сформироваться - поэтому мне и не нравится рассказ. Я сразу увидел, что эти афоризмы - бессмысленные, парадоксальные, или что вам угодно - могут быть прочитаны в сочетании с ним.
      
      
       КАРСОН: Теперь я перейду на Портрет Дориана Грея. Таковы некоторые отзывы о Дориане Грее. Шотландский Вождь:
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Роман изображает позолоченное язычество, опозорившее поздние годы викторианской эпохи ужасами, возвращающими нас к худшим инцидентам в истории Древнего Рима.
      
      
       КАРСОН: Вестник Сент-Фэмс:
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Портрет Дориана Грея - глупый и вульгарный кусок работы. Не желая обидеть ноздри достойных лиц, мы не предлагаем анализировать его. Достаточно сказать, что он опасен и развратен.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из Души человека при социализме:
      
      
       УАЙЛЬД: В старину люди имели решетку. Теперь у них - пресса.
      
      
       КАРСОН: Это из вашего предисловия к Дориану Грею: "Нет такого понятия, как моральная или аморальная книга. Книги или хорошо написаны, или плохо." Это отражает ваш взгляд?
      
      
       УАЙЛЬД: Мой взгляд на искусство, да.
      
      
       КАРСОН: Значит, я могу считать, что независимо от того, на сколько безнравственна книга может быть, если она хорошо написана, это, на ваш взгляд, хорошая книга?
      
      
       УАЙЛЬД: Да, если она производит чувство красоты, к достижению которого стремится человек. Если книга плохо написана, то она производит чувство отвращения.
      
      
       КАРСОН: Извращенный роман может быть хорошей книгой?
      
      
       УАЙЛЬД: Я не знаю, что вы подразумеваете под извращенным романом.
      
      
       КАРСОН: Тогда я предлагаю Дориана Грея, как потенциальный экземпляр такого романа.
      
      
       УАЙЛЬД: Так могут считать только скоты и безграмотные. Взгляды филистимлян полностью необъяснимы.
      
      
       КАРСОН: Вестник Сент-Джеймс:
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Господин Уайльд утверждает, что его рассказ является моральной историей, так как злые люди в ней приходят к плохому концу.
      
      
       УАЙЛЬД: Я никогда не говорил, что мои персонажи злые.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: По мнению этой газеты, работа мерзкая, потому что постоянно намекает, и не смутно, на отвратительные грехи и нечистые преступления.
      
      
       УАЙЛЬД: Книги, которые мир называет аморальными, это книги, которые показывают миру его позор.
      
      
       КАРСОН: Теперь я приступлю к чтению из Дориана Грея. Это из отрывка, где художник Бэзил Холлуорд знакомится с Дорианом Греем. (читает) "...История такова. Два месяца тому назад я отправился на тусовку у леди Брэндон. Ну, после того, как я был в комнате около десяти минут, разговаривая с огромными расфуфыренными дамами и утомительными академиками, я вдруг осознал, что кто-то смотрит на меня."
      
      
       (Эти последние четыре слова говорят УАЙЛЬД и КАРСОН вместе, и УАЙЛЬД начинает рассказывать.)
      
      
       УАЙЛЬД: Я оглянулся и увидел Дориана Грея впервые. Когда наши глаза встретились, я почувствовал, что я побледнел. Любопытный инстинкт страха охватил меня. Я знал, что я столкнулся лицом к лицу с кем-то, чья личность была настолько увлекательна, что, если бы я позволил ей, она бы поглотила всю мою природу, всю мою душу, мое самое искусство. Я испугался и повернулся, чтобы выйти из комнаты. Это не мужество, что заставило меня так поступить: это была трусость. Я не хвалю себя за попытку убежать. Я пробивался к двери. Там, конечно, я наткнулся на леди Брэндон. "Вы не уходите так рано, господин Холлуорд?" она закричала. Вы знаете ее ужасно пронзительный голос? Она - павлин во всем, кроме красоты. Я не мог избавиться от нее. Она подвела меня к членам королевской семьи, к людям со звездами и подвязками и к пожилым дамам с диадемами и крючковатыми носами. Вдруг я очутился лицом к лицу с молодым человеком, чья личность так странно подействовала на меня.
      
      
       КАРСОН: (начиная читать) "Мы стояли совсем близко, почти касаясь. Наши глаза встретились вновь. Это было безрассудно, но я попросил леди Брэндон познакомить меня с ним." Из Вестника Пол Мол:
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Портрет Дориана Грея следует бросил в огонь.
      
      
       УАЙЛЬД: Глупо говорить, что такую книгу, как моя, следует бросить в огонь. Это то, что делают с газетами.
      
      
       КАРСОН: Вот еще отрывок: "Я вижу Дориана теперь каждый день. Я бы не мог быть счастливым, если бы не видел его каждый день. Конечно, иногда это всего на несколько минут, но несколько минут с тем, кому я поклоняюсь, дорого стоят."
      
      
       УАЙЛЬД: (начиная рассказывать) Совершенно очевидно, что я поклонялся вам с чувствами, гораздо более романтичными, чем те, что человек, как правило, испытывает к другу. С момента нашей встречи, ваша личность имела самое непосредственное влияние на меня. Я признаю, что я обожал вас безумно, расточительно, абсурдно. Я ревновал вас ко всем, с кем вы разговаривали. Я хотел вас только для себя самого. Я был счастлив, лишь когда я был с вами. Когда я был вдали от вас, вы все еще присутствовали в моем творчестве. Однажды, я решил нарисовать ваш замечательный портрет. Он был бы моим шедевром. Это мой шедевр. Но пока я работал над ним, каждый слой краски, казалось, готов был раскрыть мою тайну.
      
      
       КАРСОН: (начиная рассказывать) "Я боялся, что мир узнает о моем идолопоклонстве. Я чувствовал, Дориан, что я слишком много сказал. В тот момент, я решил, что картина не будет выставлена. Картина не должна быть показана." Вы хотите сказать, что этот отрывок описывает натуральное чувство одного мужчины к другому?
      
      
       УАЙЛЬД: Это влияние, произведенное прекрасной личностью.
      
      
       КАРСОН: Прекрасным человеком?
      
      
       УАЙЛЬД: Я сказал "прекрасной личностью." Вы можете описать его, как хотите. Дориан Грей был самой замечательной личностью.
      
      
       КАРСОН: Могу ли я считать, что вы, как писатель, никогда не испытывали чувство, описанное здесь?
      
      
       УАЙЛЬД: Я никогда не позволял никакой личности доминировать над моим искусством.
      
      
       КАРСОН: Значит, вы никогда не знали чувства, которое вы описали?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, это художественное произведение.
      
      
       КАРСОН: Но пройдемся по нему фраза за фразой. "Я признаю, что обожал вас безумно." Что вы можете сказать по этому поводу? Вы когда-нибудь обожали молодого человека безумно?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, не безумно. Я предпочитаю любовь - это высшая форма.
      
      
       КАРСОН: Этого не нужно. Давайте останемся на уровне, на котором мы сейчас.
      
      
       УАЙЛЬД: Я никогда не обожал никого, кроме себя самого.
      
      
       КАРСОН: Тогда у вас никогда не было такого чувства?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет. В целом идея была заимствована у Шекспира, к сожалению - да, из сонетов Шекспира.
      
      
       КАРСОН: "Я ревновал ко всем, с кем вы разговаривали." Вы когда-нибудь ревновали к молодому человеку?
      
      
       УАЙЛЬД: Никогда в жизни.
      
      
       КАРСОН: "Я хотел вас только для себя самого." Вы когда-нибудь испытывали это чувство?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, я бы считал его досадным и скучным.
      
      
       КАРСОН: "Я боялся, что мир узнает о моем идолопоклонстве." Почему он должен боятся, что мир узнает о нем?
      
      
       УАЙЛЬД: Потому что есть люди в мире, которые не могут понять интенсивную преданность, привязанность, восхищение, которые художник может чувствовать к красивой и замечательной личности. Таковы условия, в которых мы живем. Я сожалею об этом.
      
      
       КАРСОН: Эти несчастные люди, не такие высокоразвитые как вы, могут подумать, что что-то не так?
      
      
       УАЙЛЬД: Несомненно.
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Четверг, 4 апреля 1895 года. Второй день судебного процесса. Из Вечерних Новостей:
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Сегодня второй день слушаний по привлечению маркиза Квинсбэри к уголовной ответственности за клевету на Оскара Уайльда. Слава о вчерашнем представлении, а это было именно оно, перешла границы. Газеты всего мира обсуждают суд на первых страницах. В Париже, Ле Тэмс:
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Вот как англичане поступают со своими поэтами.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Нью-Йоркский Герольд:
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Вот как английские поэты поступают.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Сегодня перекрестный допрос намерен покинуть литературную грань и проникнуть в тусклые, ароматные комнаты, где поэт красоты соединяется с лакеями и конюхами за серебряные портсигары.
      
      
       ДУГЛАС: Перед судом мой отец нанял двух сыщиков, чтобы найти мужчин, которые бывали с Оскаром.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Из Автобиография лорда Альфреда Дугласа:
      
      
       ДУГЛАС: Эти люди были предупреждены, что если они не будут свидетельствовать против Оскара, они сами попадут под суд.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Суд продолжается.
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       КАРСОН: Лорд Куинсбэри узнал, что Уайльд шлялся с молодыми людьми, которые были не равны ему в общественном положении или в возрасте. Эти молодые люди, что будет несомненно доказано, являются некоторыми из аморальнейших типов в Лондоне. Я имею в виду, прежде всего, некого Альфреда Тэйлора, пресловутый характер - как полиция подтвердит - арендовавший комнаты, которые были лишь позорной норой. Господин Уайльд, вы знакомы с Альфредом Тэйлором?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: Он вам близкий друг?
      
      
       УАЙЛЬД: Я бы не назвал его близким другом. Он был приятель. Я несколько раз был у него дома, семь или восемь раз, возможно.
      
      
       КАРСОН: Вы ходили туда на послеобеденные чаепития, не правда ли?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: Его комнаты не показались вам странными?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, за исключением того, что у него был изысканный вкус.
      
      
       КАРСОН: Вы эту улицу наверно редко посещали. У вас там жили другие друзья?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, это было местечко для холостяков.
      
      
       КАРСОН: Довольно неприятный район.
      
      
       УАЙЛЬД: Этого я не знаю. Я знаю, что он был недалеко от здания парламента.
      
      
       КАРСОН: Тэйлор жег благовония, не правда ли?
      
      
       УАЙЛЬД: Пастилки, кажется.
      
      
       КАРСОН: Благовония, я полагаю.
      
      
       УАЙЛЬД: Я думаю, нет, пастилки, я бы сказал. В этих маленьких японских штучках, вдоль стержней.
      
      
       КАРСОН: Знаете ли вы, что Тэйлор имел дамский костюм - нарядное женское платье - в его комнатах?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет.
      
      
       КАРСОН: Вы когда-нибудь видели его в нем?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, мне никто не говорил, что у него есть такие платья. Он человек вкуса и интеллекта, и я знаю, что он был воспитан в хорошей английской школе.
      
      
       КАРСОН: А знали ли вы, что за Тэйлором следила полиция?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, я не слышал об этом.
      
      
       КАРСОН: Знали ли вы, что Тэйлор был известен тем, что он знакомил молодых людей и взрослых мужчин?
      
      
       УАЙЛЬД: Я в жизни такого не слышал.
      
      
       КАРСОН: Вы просили его организовывать ужины, на которых вы могли бы познакомится с молодыми людьми?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет.
      
      
       КАРСОН: Но вы обедали с молодыми людьми?
      
      
       УАЙЛЬД: Часто.
      
      
       КАРСОН: Посещали ли вы Чарльза Паркера в его доме?
      
      
       УАЙЛЬД: Да. Я заходил к нему пить чай.
      
      
       КАРСОН: Там вы познакомились с человеком по имени Сидни Мавор?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: Знакомились ли вы там с Фредом Аткинсом?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: Со сколькими мужчинами вас знакомил Альфред Тэйлор?
      
      
       УАЙЛЬД: Примерно с пятью.
      
      
       КАРСОН: Этим молодым людям всем было лет по двадцать?
      
      
       УАЙЛЬД: Да; двадцать или двадцать два.
      
      
       КАРСОН: Какова была их профессия?
      
      
       УАЙЛЬД: Я не знаю, имели ли эти конкретные молодые люди профессии.
      
      
       КАРСОН: Вы давали им деньги?
      
      
       УАЙЛЬД: Да. Я думаю, всем пяти - деньги или подарки.
      
      
       КАРСОН: Что вы имели общего с этими молодыми людьми? Что привлекало вас к ним?
      
      
       УАЙЛЬД: Я люблю быть в компании людей намного моложе себя. Мне нравится те, которых можно назвать бездельниками или беспечными. Я не признаю общественных различий любого рода; и юность для меня, юность как факт, так прекрасна, что я бы лучше поговорил с молодым человеком полчаса, чем, ну, скажем, даже быть на допросе в суде.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из Лорда Альфреда Дугласа Х. Монтгомери Хайд: В первом интервью между сэром Эдвардом Кларком и Оскаром Уайльдом, Кларк сказал:
      
      
       КЛАРК: Господин Уайльд, я могу взять это дело, только если вы уверите меня вашей честью, что нет и никогда не было никакой основы для обвинений против вас.
      
      
       УАЙЛЬД: Они абсолютно беспочвенны.
      
      
       КЛАРК: Так вы даете мне слово английского джентльмена.
      
      
       УАЙЛЬД: Даю.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Что Кларк забыл, это то, что Уайльд был ирландцем.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Этот разговор состоялся в присутствии лорда Альфреда Дугласа, который и не подумал предупредить Оскара о опасности, с которой тот столкнется, если ложь будет опровергнута в суде.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Лорда Альфреда Дугласа спросили много лет спустя, часто ли Уайльд отрицал свою гомосексуальность.
      
      
       ДУГЛАС: Оскар никогда не испытывал ни малейшего стыда от своей гомосексуальности. Конечно, у нас не было такого слова в те времена. Но он открыто говорил о своей страсти к мужчинам. Он гордился ею. Он никогда не отрицал ее, кроме тех случаев, когда, как указывал Джордж Бернард Шоу, "юридические фантазии были необходимы в судах."
      
      
       КАРСОН: Среди этих пяти, Тэйлор знакомил вас с Чарльзом Паркером?
      
      
       УАЙЛЬД: Да, он был из тех, с кем я подружился.
      
      
       КАРСОН: Сколько лет было господину Паркеру?
      
      
       УАЙЛЬД: Ему было двадцать лет.
      
      
       КАРСОН: Где вы впервые познакомились с ним?
      
      
       УАЙЛЬД: В ресторане Кеттнер. Это был день рождения Тэйлора, и я пригласил его на ужин, предложив ему привести любого из своих друзей. Он привел обоих Паркеров.
      
      
       КАРСОН: Знаете ли вы, что Чарльз Паркер был валетом джентльмена, а другой - конюхом?
      
      
       УАЙЛЬД: Я не знал этого, но если я бы знал, мне было бы все равно. Мне было безразлично, кто они. Они мне понравились.
      
      
       КАРСОН: Тэйлор принял ваше приглашение, и позвал валета и конюха поужинать с вами?
      
      
       УАЙЛЬД: Это ваша версия, не моя.
      
      
       КАРСОН: Что вы заказали на ужин?
      
      
       УАЙЛЬД: Ну, знаете, я не вспомню меню.
      
      
       КАРСОН: Это был хороший ужин?
      
      
       УАЙЛЬД: Да, разумеется.
      
      
       КАРСОН: И все для валета и конюха?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, для моих друзей и для господина Тэйлора, чей день рождения это был.
      
      
       КАРСОН: Вы это сделали в честь валета и конюха?
      
      
       УАЙЛЬД: Я развлекал господина Тэйлора и его двух гостей.
      
      
       КАРСОН: В отдельной комнате, конечно.
      
      
       УАЙЛЬД: Да, конечно.
      
      
       КАРСОН: Вы пили вино?
      
      
       УАЙЛЬД: Конечно.
      
      
       КАРСОН: Было достаточно шампанского?
      
      
       УАЙЛЬД: Ну, я не заставлял их пить вино.
      
      
       КАРСОН: Вы не скупились?
      
      
       УАЙЛЬД: Какой джентльмен будет скупиться, принимая гостях?
      
      
       КАРСОН: Какой джентльмен будет скупится, принимая валета и конюха?
      
      
       КЛАРК: Я возражаю, милорд...
      
      
       КАРСОН: Я снимаю вопрос. Вы сами пьете шампанское?
      
      
       УАЙЛЬД: Да, холодное шампанское - это мой любимый напиток, категорически против совета моего врача.
      
      
       КАРСОН: Советы вашего врача тут не причем, сэр.
      
      
       УАЙЛЬД: Так точно.
      
      
       КАРСОН: После обеда, вы повезли Чарльза Паркера в отель Савой?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, он никогда не был со мной в Савое.
      
      
       КАРСОН: Состоялось ли чти-нибудь непристойное между вами и господином Паркером?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, ничего.
      
      
       КАРСОН: Когда вы впервые познакомились с Фредом Аткинсом?
      
      
       УАЙЛЬД: В октябре 1892 года.
      
      
       КАРСОН: Сколько ему было лет?
      
      
       УАЙЛЬД: Ему было около девятнадцати или двадцати.
      
      
       КАРСОН: Вы обедали с ним?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: Вы дарили Аткинсу портсигар?
      
      
       УАЙЛЬД: Да. Я нашел его приятным, веселым компаньоном.
      
      
       КАРСОН: Вы давали Аткинсу деньги?
      
      
       УАЙЛЬД: Да, 3 фунта 15 пенсов, купить себе первую песню для исполнения в мюзик-холле.
      
      
       КАРСОН: Состоялось ли чти-нибудь непристойное между вами и Аткинсом?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, ничего.
      
      
       КАРСОН: Вы знали человека по имени Эрнест Скарф?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: Сколько ему было лет?
      
      
       УАЙЛЬД: Он молодой человек, лет двадцати.
      
      
       КАРСОН: Вы обедали с ним?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: Вы давали Скарфу деньги?
      
      
       УАЙЛЬД: Никогда.
      
      
       КАРСОН: Вы дарили ему подарки?
      
      
       УАЙЛЬД: Да, портсигар.
      
      
       КАРСОН: Когда вы впервые познакомились с Сидни Мавором?
      
      
       УАЙЛЬД: В сентябре 1892 года.
      
      
       КАРСОН: Вы давали Мавору деньги?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, я подарил ему портсигар.
      
      
       КАРСОН: Знаете ли вы Уолтера Грэйнджера?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       КАРСОН: Сколько ему было лет?
      
      
       УАЙЛЬД: Ему было около шестнадцати, когда я был с ним знаком.
      
      
       КАРСОН: Какова была его профессия?
      
      
       УАЙЛЬД: Он был слугой в одном из домов на Хайт-Стрит.
      
      
       КАРСОН: Вы когда-нибудь целовали его?
      
      
       УАЙЛЬД: О, боже упаси. Он был особенно некрасивый мальчик. Он был, к сожалению, крайне уродлив. Я жалел его за это.
      
      
       (Суд замолкает. Пауза.)
      
      
       КАРСОН: Это было причиной, почему вы не целовали его?
      
      
       УАЙЛЬД: О, господин Карсон, вы наглец и нахал.
      
      
       КАРСОН: Вы сказали что он уродлив, чтобы объяснить, почему вы никогда не целовали его?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, это несерьезный вопрос.
      
      
       КАРСОН: Вы когда-нибудь этим объясняли, почему вы никогда не целовали этого мальчика?
      
      
       УАЙЛЬД: Вовсе нет.
      
      
       КАРСОН: Почему, сэр, вы упомянули, что этот мальчик был очень некрасив?
      
      
       УАЙЛЬД: Из-за следующего. Если бы меня спросили, почему я не поцеловать половик, я бы сказал, потому что я не люблю целовать половики. Я не знаю, зачем я упомянул, что он был некрасив, кроме того, что я был уязвлен вашим наглым вопросом, и тем, что вы оскорбляли меня на протяжении всего этого процесса.
      
      
       КАРСОН: Почему вы упомянули об его уродстве?
      
      
       УАЙЛЬД: Смешно представить, что такое могло произойти при любых обстоятельствах.
      
      
       КАРСОН: Тогда почему вы упомянули его уродство, я вас спрашиваю?
      
      
       УАЙЛЬД: Может быть, я был оскорблен оскорбительным вопросом.
      
      
       КАРСОН: Значит, вы поэтому сказали, что мальчик уродлив?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, я сказал это, потому что...
      
      
       (УАЙЛЬД не может найти слов, чтобы продолжить.)
      
      
       КАРСОН: Почему?
      
      
       УАЙЛЬД: Потому что я не...
      
      
       (УАЙЛЬД не может найти слов, чтобы продолжить.)
      
      
       КАРСОН: Почему?
      
      
       УАЙЛЬД: Потому как...
      
      
       КАРСОН: Почему вы это сказали?
      
      
       УАЙЛЬД: Вы жалите меня, оскорбляете меня и пытаетесь расстроить меня. Люди порой говорят легкомысленные вещи, когда нужно говорить серьезно. Я признаю это.
      
      
       КАРСОН: Значит, вы сказали это легкомысленно?
      
      
       УАЙЛЬД: О, да, это был легкомысленный ответ.
      
      
       КАРСОН: Я закончил с этим свидетелем, милорд.
      
      
       УАЙЛЬД: Никакой непристойности никогда не происходило между мной и Грэйнджером. Я спустился...
      
      
       КАРСОН: Я закончил с этим свидетелем, милорд.
      
      
       КЛАРК: Милорд, обвинение закончило допрос свидетелей.
      
      
       ДУГЛАС: Я не могу в это поверить!
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из Оскара Уайльда: подведение итогов лорда Альфреда Дугласа:
      
      
       ДУГЛАС: Если сэр Эдвард Кларк не отказался от своего обещания, использовать меня в качестве свидетеля, чтобы я мог бы свидетельствовать против своего отца...
      
      
       КЛАРК: Свидетельство лорда Дугласа не помогло бы.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из неопубликованных мемуаров Кларка о судебном процессе:
      
      
       КЛАРК: Характер лорда Куинсбэри не рассматривался судом, и это не относилось к делу. Легальный аргумент заключался в том, сможет ли маркиз оправдать свою клевету в суде.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Из Оскара Уайльда Шеридана Морли:
      
      
       КЛАРК: Мы с Уайльдом решили, что Альфреда Дугласа не следует вызывать в качестве свидетеля. Выглядело бы очень плохо, если бы на Куинсбэри напал его собственный ребенок.
      
      
       ДУГЛАС: Если бы меня вызвали как свидетеля, я бы, наверное, спас Оскара, потому что, в первую очередь, я был бы ключевым свидетелем, и, во вторую очередь, было бы невозможно для Карсона допрашивать меня враждебным тоном, не разоблачая лицемерие моего отца и не установляя истины.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Всю оставшуюся жизнь лорд Альфред Дуглас жалел, что не был вызван как свидетель.
      
      
       КЛАРК: Дело обвинения закрыто, милорд. Я сохраняю право предоставить доказательства, чтобы опровергнуть все, что может возникнуть против меня.
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Эдвард Карсон, Вступительная речь защиты:
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       КАРСОН: Господа, с начала до конца лорд Куинсбэри, в деле с господином Оскаром Уайльдом, был под влиянием только одной надежды спасти своего сына. На мой взгляд, даже если дело было только в искусстве и литературе господина Уайльда, лорд Куинсбэри был бы абсолютно оправдан в пути, по которому он пошел. Лорд Куинсбэри пытался доказать, что господин Уайльд "позирует" как виновный в определенных пороках. Я не говорю, что что-нибудь когда-либо произошло между лордом Альфредом Дугласом и господином Оскаром Уайльдом. Не дай Бог! Но все показывает, что молодой человек был в опасном положении, так как он поддался влиянию господина Уайльда, человека великих способностей и достижений.
      
      
       ДУГЛАС: Это абсурд.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Из Оскара Уайльда, подведение итогов, сорок лет спустя:
      
      
       ДУГЛАС: После того как я знал Оскара около девяти месяцев, я делал с ним и позволял ему делать со мной то, что делалось между мальчиками в Винчестере и Оксфорде. Он относился ко мне как старший мальчик ко младшему в школе. Он также научил меня вещам, которые были для меня новыми.
      
      
       КАРСОН: Против этого лорд Куинсбэри и протестовал; и я желаю знать, господа, за этот протест вы отправите Лорда Куинсбэри в тюрьму? Я сейчас приступлю к самой болезненной стадии процесса. Я познакомлю вас с серией молодых людей, которые будут свидетельствовать под присягой, что господин Оскар Уайльд выпрашивал их услуги в совершении актов грубейшей непристойности. Вы услышите Чарльза Паркера. Он расскажет вам, что господин Уайльд совершал действия грубой непристойности с ним. Вы услышите от Альфреда Вуда. Он также расскажет вам, что господин Уайльд заплатил ему, чтобы совершать эти действия с ним. Вы услышите это от Уильяма Паркера, вы услышите это от Сидни Мавора, вы услышите это от Фреда Аткинса. Вы услышите, как эти люди свидетельствуют, что господин Уайльд совершил акты грубейшей непристойности с ними. Вы услышите из их собственных уст...
      
      
       (Карсон продолжает его текст, вполголоса.)
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: В этот момент, Кларк покинул суд с Уайльдом. Из Лорда Альфреда Дугласа Х. Монтгомери Хайд:
      
      
       КЛАРК: Господин Уайльд, это почти невозможно в свете всех обстоятельств, заставить жюри осудить за уголовное преступление отца, стремившегося спасти сына от вредного общения. Я не вижу никакой надежды на обвинительный приговор. Более того, если эти люди будут свидетельствовать, Корона может использовать их показания, чтобы начать судебный процесс против вас за грубою непристойность.
       Если мы хотим этого избежать, мы должны снять свои обвинения против маркиза немедленно. Я советую вам, в ваших собственных интересах, позволить мне сделать заявление на этот счет в суде и прекратить уголовное преследование. Если этих людей вызовут, ваш ??арест неизбежен.
      
      
       УАЙЛЬД: Я согласен с вами.
      
      
       КЛАРК: Если вы хотите, я буду продолжать дело для того, чтобы дать вам время добраться до Кале. Нет необходимости в вашем присутствии в суде, когда я сделаю объявление.
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, я останусь.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Кларк впоследствии написал в своих неопубликованных воспоминаниях о суде:
      
      
       КЛАРК: Я надеялся, и ожидал, что он воспользуется возможностью побега из страны, и я считаю, что у него не было бы трудностей с этим. Властям было бы желательно, чтобы он уехал за границу.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Уайльд решил остаться в суде, пока Кларк делал свое заявление.
      
      
       УАЙЛЬД: Я останусь.
      
      
       КАРСОН: Удивительно не то, что сплетни достигли лорда Куинсбэри, а то, что после того, как все стало известно, этого человека Уайльда продолжали терпеть в Лондонском обществе.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: В этот момент, сэр Эдвард Кларк дернул господина Карсона за рукав. Затем он вставил замечание и попросил разрешения судьи проконсультироваться со своим ученым другом. Через несколько моментов беседы шепотом, господин Карсон вернулся на свое место.
      
      
       КЛАРК: Могу ли я претендовать на милость вашей светлости, пока я сделаю заявление?
      
      
       СУДЬЯ: Да, продолжайте, сэр Эдвард.
      
      
       КЛАРК: Я думаю, что у вашей светлости сложилось впечатление, что представители господина Уайльда в этом деле предвидят ужасные беспокойство. Мы не можем не учитывать тот факт, что доказательства, которые могут быть представлены, возможно, убедят жюри, что лорд Куинсбэри, использовав слово "позирует," использовал это слово, достаточно основано. В этих обстоятельствах, я надеюсь, что ваша светлость согласится, что я принимаю правильный курс, согласованный с господином Уайльдом. Я чувствую, что мы не можем противостоять оправдательному приговору в данном деле: не виновен, в отношении к слову "позирует." Поэтому, я желаю, от имени господина Уайльда, просить о прекращении дела. (Аудитория вздыхает.) Я надеюсь, что это приведет дело к концу.
      
      
       КАРСОН: Я не знаю, имею ли я какое-либо право вмешиваться в тактику, принятую моим ученым другом. Я могу только сказать, что касается лорда Куинсбэри, что заявление о невиновности должно отражать, что оправдание было доказано.
      
      
       СУДЬЯ: Сэр Эдвард?
      
      
       (КЛАРК смотрит на УАЙЛЬДА, который не отвечает. Затем он поворачивается к СУДЬЕ и соглашается.)
      
      
       СУДЬЯ: Я понимаю, что он соглашается на оправдательный приговор, и, конечно, жюри подтвердит его.
      
      
       КАРСОН: В приговоре будет содержатся, что заявление об оправдании было доказано, и что слова были написаны для общественного блага.
      
      
       КЛАРК: Да, господин Карсон.
      
      
       (Три удара молотка)
      
      
       СУДЕБНЫЙ ПРИСТАВ: Господа присяжные, вы находите, что заявление об оправдании было доказано?
      
      
       СТАРШИНА ПРИСЯЖНЫХ: Да.
      
      
       СУДЕБНЫЙ ПРИСТАВ: И вы находите ответчика не виновным?
      
      
       СТАРШИНА ПРИСЯЖНЫХ: Да.
      
      
       СУДЕБНЫЙ ПРИСТАВ: Вы все согласны с решением?
      
      
       СТАРШИНА ПРИСЯЖНЫХ: Да.
      
      
       СУДЕБНЫЙ ПРИСТАВ: А также, что это было написано для общественного блага?
      
      
       СТАРШИНА ПРИСЯЖНЫХ: Да.
      
      
       КАРСОН: Конечно, затраты на защиту будет следовать.
      
      
       СУДЬЯ: Да.
      
      
       КАРСОН: И лорд Куинсбэри может быть освобожден.
      
      
       СУДЬЯ: Он может быть освобожден.
      
      
       (Три удара молотка)
      
      
       СУДЬЯ: Суд завершен.
      
      
       (Молоток - Аплодисменты)
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из Эхо:
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: И так несчастнейший процесс закончился. Маркиз Куинсбэри торжествует, а господин Оскар Уайльд "проклятый и поконченный." Теперь он может поменяться местом с маркизом и сам перейти на скамью подсудимых.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Вне здания суда, проститутки танцевали на тротуаре, подняв юбки, радуясь падению того, кого они считали конкурентом в торговле.
      
      
       ПРОСТИТУТКА: По крайней мере, он теперь пострижется нормально!
      
      
       КЛАРК: Какое грязное дело.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из Оскара Уайльда Х. Монтгомери Хайд:
      
      
       КЛАРК: Я не буду чувствовать себя чистым неделями.
      
      
       УАЙЛЬД: Что теперь?
      
      
       КЛАРК: Мы должны подождать и посмотреть, будет ли Корона преследовать вас.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из Дневного Телеграфа:
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Суровее урон не мог быть нанесен художественным тенденциям нашего времени, чем осуждение Оскара Уайльда в Центральном уголовном суде.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Через несколько минут после оправдания маркиз Куинсберри послал следующее письмо королевскому директору обвинений:
      
      
       КУИНСБЭРИ: Директору общественных обвинений: Уважаемый сэр, чтобы не допустить никакой ошибки правосудия, я считаю своим долгом немедленно отправить вам копии всех заявлений наших свидетелей, вместе со стенограммой судебного разбирательства.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Этот шаг обязал властей действовать. Из Национального Наблюдателя:
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Нет ни мужчины ни женщины в англо-язычном мире, которые не должны испытывать благодарности к маркизу Куинсбэри за уничтожение первосвященника декадентов. Вот к чему ведет искусство.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: В тот же день, из-за этого письма, Корона решила выдать ордер на арест Уайльда.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Из Национального Наблюдателя: В Олд-Бейли должен быть дополнительный процесс, и декаденты, и их отвратительные концепции смысла искусства, должны прийти к абсолютному концу.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Оскар Уайльд был обвинен в нарушении статьи 10 раздела II поправок в Уголовном законе, подписанных 1 января 1885 королевой Викторией:
      
      
       КОРОЛЕВА ВИКТОРИЯ: Любое мужское лицо, которое, в публичных или частных местах, совершает или является партией в совершении, или является посредником при совершении любым мужским лицом любого акта грубой непристойности с другим мужским лицом, будет виновно в правонарушении и...
      
      
       ШОУ: Я обращаюсь теперь к защитникам прав личности.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Джордж Бернард Шоу о поправках:
      
      
       ШОУ: Нет оснований для этого закона, кроме старого богословского, делать светскую власть орудием божьего возмездия.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Королева Виктория:
      
      
       КОРОЛЕВА ВИКТОРИЯ: Виновен будет в совершении правонарушения! И, будучи признанным виновным, будет подлежащим, по усмотрению суда, к заключению в тюрьме на любой срок, не превышающий двух лет, с или без тяжелого труда.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Когда ее попросили подписать этот законопроект, королева Виктория была предупреждена одним из ее советников, что:
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Мэм, законопроект не включает в себе подобное поведение между женщинами.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: На что она ответила:
      
      
       КОРОЛЕВА ВИКТОРИЯ: Женщины не делают таких вещей.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Законопроект был подписан немедленно. Он оставался в силе до 1954 года.
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из суда Оскар Уайльд отправился в отель Кадоган, где лорд Альфред Дуглас забронировал номер. Там он написал Вечерним Новостям, объясняя причину своего захватывающего выхода из дела.
      
      
       УАЙЛЬД: Для меня было бы невозможно доказать свою правоту, не подвергая лорда Альфреда Дугласа необходимости свидетельствовать против своего отца. Лорд Альфред был крайне озабочен и хотел дать показания, но я не позволил ему этого сделать. Чтобы не ставить его в такое болезненное положение, я решил прекратить дело и нести на своих собственных плечах любой позор и стыд, которые могут стать результатом моего преследования лорда Куинсбэри.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Но никто на самом деле этому не верил. Жизнь Оскара Уайльда Роберта Шерарда. В отеле Кадоган Уайльду все советовали немедленно ехать в Дувр и поймать корабль в Кале.
      
      
       КЛАРК: Власти были бы не против, чтобы он уехал за границу.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из неопубликованных мемуарах Кларка о судебном разбирательстве:
      
      
       КЛАРК: Как это было - ордер был выдан только после 5 вечера, чтобы предоставить ему время успеть на последний корабль в Кале.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Из Оскара Уайльда Фрэнка Харриса:
      
      
       ХАРРИС: В отеле Кадоган, Уайльд сидел будто приклеенный к стулу, и пил рейнвейн с сельтерской постоянно и почти в непрерывном молчании.
      
      
       КУИНСБЭРИ: Если страна позволяет тебе бежать, тем лучше для страны!
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из записки, отправленной в отель Кадоган:
      
      
       КУИНСБЭРИ: Но если ты возьмешь моего сына с собой, я последую за тобой и застрелю тебя.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Жена Оскара, о решении суда, сказала:
      
      
       КОНСТАНЦИЯ УАЙЛЬД: (плача) Я надеюсь, что Оскар уедет за границу!
      
      
       УАЙЛЬД: Я останусь и отбуду свой срок, каким бы он ни был.
      
      
       ХАРРИС: Затем он погрузился в бездействие.
      
      
       ДУГЛАС: Оскар, я пойду в Палату лордов, чтобы поговорить с моим кузеном. Я посмотрю, может ли он использовать свое влияние, чтобы предотвратить преследование.
      
      
       (Он целует Оскара и выходит.)
      
      
       УАЙЛЬД: К какому крушению это привело. Я думал от том, как защитить его от своего отца; я не думал ни о чем другом, а теперь...
      
      
       ХАРРИС: Это все, что он сказал.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: В десять минут седьмого, два детектива вошли в гостиницу. Уайльд побледнел. Чарльз Ричардс:
      
      
       РИЧАРДС: Мы вошли с сержантом Алленом в отель Кадоган, и увидел там обвиняемого. Я сказал: Господин Уайльд, мы полицейские и у нас ордер на ваш арест.
      
      
       УАЙЛЬД: Куда вы меня поведете?
      
      
       РИЧАРДС: Вам придется идти в Скотланд-Ярд со мной, а затем на Боу-стрит.
      
      
       УАЙЛЬД: Могу ли я внести залог?
      
      
       РИЧАРДС: Не думаю. Затем я передал господина Уайльда в Скотланд-Ярд.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Оскар Уайльд был заключен в тюрьму 5 апреля, и суд был назначен на 26 апреля 1895.
      
      
       КУИНСБЭРИ: (в эйфории) Вы знаете, у меня не так много общего с выдающимися людьми, но я получил очень хорошее письмо от лорда Клода Гамильтона и добрую телеграмму от актера господина Чарльза Данби, с "сердечными поздравлениями," и так далее. Куча сообщений ждут меня в Национальном Наблюдателе и различные клубы телеграфировали тоже. (С кучей сообщений в руках) Вот сообщение: "Каждый человек в городе согласен с вами. Убить содомита!"
      
      
       КОНЕЦ ПЕРВОГО ДЕЙСТВИЯ
      
      
       ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
      
      
       СЦЕНА ПЕРВАЯ: ИНТЕРВЬЮ С МАРВИНОМ ТЭЙЛОРОМ
      
       МОЙЗЕС: С нами профессор Марвин Тэйлор, ученый по Уайльду из Нью-Йоркского Университета, и соредактор книги Читая Уайльда. Господин Тэйлор, расскажите нам, что вы находите самым интересным в этих судебных процессах.
      
      
       ТЭЙЛОР: Ну... для меня... самое увлекательное в процессах, это.... Вы знаете... есть сочетание вопросов рассматриваемых в связи с судами над Оскаром Уайльдом, и они включают роль искусства, изнеженность, гомосексуализм, ирландцы в Англии, классы.... Так что важен не только тот факт, что Уайльда судят за содомию... это не... главный момент того, что происходит. Я действительно считаю, что обвинения в содомии, на самом деле являются менее важными. Уайльда судили за его подрывные убеждения об искусстве, о морали... о викторианском обществе. Вы понимаете, Уайльд был эстет, то есть художник, который спорит усиленно за эстетический подход... и он обосновывает его в эллинизме и в давней традиции искусства ради искусства. Его проект - об искусстве, о власти искусства изменить человека. Значит, пока он может сохранить контроль над дискурсом, он невероятно, вы понимаете, успешный.
      
      
       МОЙЗЕС: А что происходит в суде?
      
      
       ТЭЙЛОР: Ну, в суде происходит то, что он сталкивается с юридическим дискурсом, и, возможно, я бы даже сказал - с юридическо-медицинским дискурсом. И он начинает проигрывать такому роду патриархального медицинского дискурса, при котором он может считаться гомосексуалистом, в отличие от... кого-то, кто привлечен к другим мужчинам.
      
      
       МОЙЗЕС: Вы говорите, что Уайльд действительно не считал себя "гомосексуалистом"?
      
      
       ТЭЙЛОР: Разве Уайльд считал себя чем-то определенным? Понимаете, вот, что я думаю, важно о судах Уайльда.... что, после судов над Уайльдом, люди начали идентифицировать себя, как определенный тип личности, основанный на их влечении к людям того же пола. Понимаете, это создало современного гомосексуалиста, как социальный субъект. Думал ли Уайльд сам, что он был такой тип человека... нет ничего в том, что я знаю о греческой и латинской литературе, что говорило бы, что греки и римляне считали себя гомосексуалистами. Таким образом, нет ничего, что Уайльд обязательно бы читал и что убедило бы его построить свою идентичность как гомосексуалист. Так что возможно, что в то время, как он любил секс с мужчинами и имел его, и даже пропагандировал его своим искусством, он не обязательно чувствовал, что он был тем, кого мы сегодня бы назвали гей. Я не уверен в этом. Это кажется более сложным для меня. Вы знаете, Фуко говорил о том, как было невозможно было для человека в викторианскую эпоху думать о себе, как о гее или гомосексуалисте, потому, что такая конструкция не существовала.
      
      
       МОЙЗЕС: Это приводит меня к следующему вопросу. Почему Уайльд не говорил правду о своем влечении к мужчинам?
      
      
       ТЭЙЛОР Мойзес, в этом то и дело. Проект Оскара был меньше о содомии, я думаю, и больше о искусстве, о эстетизме. Уайльд был меньше заинтересован в признании, что он имел секс с мужчинами, чем в выражении своих интеллектуальных идей, его идей о красоте и об искусстве. Хотя выглядит так, как будто он лгал. Я имею в виду, у нас всех такое чувство, или мы проецируем. Хотим ли мы, чтобы Оскар быть геем, и поэтому мы проецируем, что он лжет? Хм, я не знаю. Но я вижу обе стороны. Я боюсь, что мы слишком проецируем, что Оскар лгал... Теперь вы поднимаете этический вопрос.
      
      
       МОЙЗЕС: Который?
      
      
       ТЭЙЛОР: Было ли неправильно для него стоять под присягой, и говорить, что Дориан Грей - прекрасная личность? Для него Дориан был личностью. Это то, что его привлекало.
      
      
       МОЙЗЕС: А как вы думаете?
      
      
       ТЭЙЛОР: Ну, как мне судить его - по его собственным стандартам или по стандартам суда, или по стандартам поздних правозащитников голубых? Они принимают его в качестве модели, но неизбежно находят его неудовлетворительным, если заходят далеко, потому что он был о чем-то другом.
       Так что, да, он лгал, но это не... (Смех) ... Я тут на очень скользкой моральной основе. С этической точки зрения меня не беспокоит то, что он лгал. Увы, что они пытались сделать, я думаю, это исправить гомосексуализм, чтобы сдержать нарушения которые Уайльд представлял, и эти нарушения были всех видов - класса, пола, сексуальности, и они все это сделали, очень успешно. Но, конечно, к этому моменту он запустил эти идеи в западную культуру, которые вы знаете ... все еще там.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из Оскара Уайльда: подведение итогов лорда Альфреда Дугласа:
      
      
       ДУГЛАС: После ареста Оскара последовало немедленное разорение. У него было две пьесы, Идеальный муж и Как важно быть серьёзным, которые играли на Вест-Энде. Он за неделю до суда был сравнительно богатым человеком. Но как только он был арестован, он стал нуждаться и преследоваться всеми своими кредиторами, в то самое время, когда все его доходы прекратились. Он был, конечно, вынужден оплатить все расходы моего отца; менеджеры приостановили исполнение его пьес; был наложен арест на его дом, а мебель и вещи были проданы за копейки.
      
      
       АУКЦИОНИСТ: По приказу шерифа, мы будем продавать все предметы в этом доме, 16 Тайт-стрит, Челси. (Три удара молотком.) Аукцион начнется пятью лотами:
       Коллекция рукописей стихов Оскара Уайльда.
       Оригинальные рукописи Портрета господина В. Х.
       Подписанная копия Дориана Грея.
       Портрет Оскара Уайльда в натуральную величину.
       Карандашный рисунок обнаженной женщины кисти Уистлера.
      
      
       (АУКЦИОНИСТ продолжает акционировать предметы, в то время как ДУГЛАС продолжает рассказывать.)
      
      
       ДУГЛАС: В тот день, "Красивый Дом" Уайльда представлял жалкую картину: он был захвачен целой толпой зевак, любопытных, и болтунов. Двери были взломаны, ценности - украдены, а вся продажа велась среди сцен хаотического беспорядка. Несколько оригинальных рукописей таинственно исчезли и никогда с тех пор не были найдены.
      
      
       АУКЦИОНИСТ: Черновик пьесы Флорентийская трагедия. Я слышу четыре фунта?
      
      
       ДУГЛАС: От изобилия он пришел вдруг к страшной бедности в то время, когда деньги нужны были для его защиты. (Звук аукциона растет. ДУГЛАС вынужден поднять свой ??голос.) Оскар был заключен в тюрьму Холлоуэй, в ожидании следующего суда. (УАЙЛЬД входит в сопровождении охранника.) Я привык видеть его там каждый день в ужасных обстоятельствах, в которых визиты организованны в тюрьмах. Посетитель переходит в клетку, похожую на клетку в ломбарде. Стоят ряды и ряды этих клеток; в каждой находится посетитель напротив заключенного.
      
      
       АУКЦИОНИСТ: Портрет Оскара Уайльда в натуральную величину. Я хотел бы начать торги на данный лот с семи фунтов. Слышу ли я семь фунтов ...
      
      
       ДУГЛАС: Мы были разделены коридором примерно ярд в ширину и надзиратель проходил туда-сюда между нами. (Крича) Мы должны были кричать, чтобы услышать друг друга, перекрикивая других заключенных и посетителей. Ничего более отвратительного, жестокого и намеренно злокачественного не может быть придумано человеческой изобретательностью. Бедный Оскар стал довольно глухим. Он едва мог слышать то, что я говорил в этой Вавилонской башне. Он просто смотрел на меня со слезами, текущими по щекам, а я смотрел на него.
      
      
       КЛАРК: Милорд, мой клиент был в тюрьме в течение двадцати дней. Дата суда не будет установлена еще десять дней. Я вынужден еще раз просить назначить залог.
      
      
       СУДЬЯ: Нет хуже преступления, чем то, в котором этот заключенный обвинен. Поэтому я отказываю в залоге.
      
      
       АУКЦИОНИСТ: Продано.
      
      
       (АУКЦИОНИСТ и СУДЬЯ ударяют своими молотками три раза в унисон. Наступает абсолютная тишина.)
      
      
       ДУГЛАС: Оскар, я знаю, что всегда советовал тебе бороться с моим отцом, но я восприимчив к разуму. Если бы Кларк убедил меня, что у тебя не было никаких шансов, и что ты просто режешь собственное горло и попадешь в руки моего отца, я бы послушался, Оскар. Я не мог вообразить, что такое может случится.
      
      
       УАЙЛЬД: Настоящие трагедии в жизни происходят таким нехудожественном образом, что мы страдаем от их грубого насилия, их абсолютной непоследовательности, их абсурдного отсутствия смысла ...
      
      
       (Охранник сопровождает УАЙЛЬДА на выход.)
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: В тот день, когда Оскар Уайльд был арестован, шестьсот джентльменов покинули Англию и отправились на континент ночью, когда, как обычно, всего путешествуют шестьдесят людей. Каждый поезд в Дувр был переполнен. На каждом пароходе в Кале толпились аристократы и богатые.
      
      
       ДУГЛАС: Оскар и его юридические консультанты убеждали меня поехать во Францию ??до начала второго судебного разбирательства. Они заверили меня, что мое присутствие в стране может только повредить Оскару. Они утверждали, что если меня вызовут свидетелем, я непременно уничтожу тот небольшой шанс, который он имел на оправдание. Его консультанты также сообщили мне, что если я не покину страну, сэр Эдвард Кларк, который защищал Оскара бесплатно, откажется его защищать. Так что, я отправился во Францию в день перед судом, 25 апреля 1895 года. Пройдет два года, прежде чем я увижу его снова.
      
      
       СЦЕНА ВТОРАЯ: ВТОРОЙ СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Лондон, 26 апреля 1895, Олд-Бейли Центральный уголовный суд, Корона против Уайльда. Вступительная речь прокурора, господина Чарльза Гилла.
      
      
       (Молоток)
      
      
       ГИЛЛ: Извольте, милорд, господа присяжные. Это дело широко освещалось в прессе. Я умоляю вас забыть все, что вы, возможно, слышали или читали о заключенном, и отказаться от всех предрассудков к обеим сторонам, и подойти к делу с совершенно открытым умом, тщательно и беспристрастно. Господин Оскар Уайльд обвиняется в том, что совершил акты грубой непристойности со следующими лицами мужского пола: Чарльзом Паркером, Фредериком Аткинсом, Сидни Мавором, и Альфредом Вудом.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Оскар Фингал O'Флахерти Уиллс Уайльд, признаете ли вы себя виновным или нет?
      
      
       УАЙЛЬД: Я невиновен.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Джордж Бернард Шоу о заявлении о невиновности:
      
      
       ШОУ: Уайльд мог не признать себя виновным совершенно искренне и действительно не мог честно ответить по другому. Виновен или нет - это вопрос не факта, а морали. Заключенный, который не признает себя виновным, не утверждает, что он делал это, или не делал то; он утверждает, что то, что он сделал, не связано с какой-либо виной с его стороны. Человек, справедливо обвиненный в гомосексуализме, имеет полное право не признать себя виновным в легальном смысле. Он может признать, что он был технически виновным в нарушении местного законодательства; и его собственная совесть может сказать ему, что он был виновен в грехе против нравственного закона, но, если он считает, как и Уайльд, конечно, считал, что гомосексуализм не является преступлением, он имел полное право заявить, что он не виновен в этом.
      
      
       ГИЛЛ: Господа, заключенный Уайльд широко признанный драматический автор и вообще литератор необычных достижений. Тем не менее, мы должны учитывать ужасные риски в определенных художественных и литературных фазах современности. Начну с чтения для жюри стенограммы судебного разбирательства Оскара Уайльда против маркиза Куинсберри, в частности, перекрестный допрос Уайльда о литературе, Хамелеоне и Дориане Грее.
      
      
       КЛАРК: Милорд, я не думаю, что это справедливо со стороны господина Гилла настаивать на чтении этого. Не справедливо судить человека по его книгам.
      
      
       ГИЛЛ: Это исследование характера.
      
      
       СУДЬЯ: Вы можете продолжать.
      
      
       ГИЛЛ: Следующее - из стенограммы первого судебного разбирательства: господин Карсон спросил господина Уайльда: "По вашему мнению, я думаю, аморальных книг не бывает?" Господин Уайльд ответил: "Да." Карсон: "Я прав, говоря, что вы не учитываете влияние в создании морали или аморальности?" Уайльд: Когда я пишу пьесу или книгу, я озабочен единственно литературой, то есть, искусством.
      
      
       УАЙЛЬД: Искусство имеет духовное служение. Оно может поднять и освятить все, к чему прикасается, и неодобрение большинства не должно препятствовать его прогрессу. Искусство это то, что делает жизнь каждого гражданина таинством. Искусство это то, что делает жизнь всей расы бессмертной.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из Английского Ренессанса Искусства:
      
      
       УАЙЛЬД: Искусство - единственное цивилизующее влияние в мире, и без него люди - варвары. Эстетическое образование, которое очеловечивает людей - гораздо более важно, даже для политиков, чем экономическое образование, которое приводит к обратному результату.
      
      
       ГИЛЛ: Карсон спросил: "Оно полезно молодежи?" Уайльд: "Все хорошо, что стимулирует мысль в любом возрасте."
      
      
       УАЙЛЬД: Дети не должны изучать этот календарь позора, который называется европейской историей, но должны изучать в мастерской, как искусство может предоставить новую историю мира - с обещанием братства людей; мира, а не войны; восхваления божьего рукоделия, с новым воображением и новой красотой.
      
      
       ГИЛЛ: Карсон спросил: "Значит, я могу считать, что независимо от того, на сколько безнравственна книга может быть, если она хорошо написана, это, на ваш взгляд, хорошая книга?" Уайльд: "Да, если она производит чувство красоты."
      
      
       УАЙЛЬД: Английским Ренессансом в искусстве я надеялся создать художественное движение, которое может изменить, и уже изменило, лицо Англии. Пока время движется, люди и формы выражения будет меняться, но принцип остается: Задача искусства - возбудить самые божественные и удаленных аккорды, которые создают музыку в нашей душе. Человек жаждет красоты. Существует пустота. Мы проводим наши дни, ища секрет жизни. Так, секрет жизни - в искусстве.
      
      
       ГИЛЛ: Карсон спросил: "Моральное или аморальное, это безразлично?" Уайльд: "В мысли нет такого понятия, как моральность или аморальность."
      
      
       УАЙЛЬД: Я никогда не сталкивался с кем-то, в ком моральное чувство было доминирующим, кто не был бессердечным, жестоким, мстительным, глупым, и в ком полностью отсутствовало малейшее чувство гуманности. Так называемые моральные люди - просто звери. Я скорее бы имел пятьдесят неестественных пороков, чем одну неестественную добродетель. Настоящий враг современной жизни, всего, что делает жизнь прекрасной, радостной и красочной для нас, это пуританство и пуританский дух. Вот большая опасность, которая грозит нашему времени. Пуританство - не теория жизни. Это всего лишь объяснение английских средних классов.
      
      
       ГИЛЛ: Карсон: "Но пройдемся по нему фраза за фразой. `Я признаю, что обожал вас безумно.'"
      
      
       УАЙЛЬД: Всякий раз, когда община или правительство любого вида пытается диктовать художнику, что он должен делать, искусство или полностью исчезает, или становится стереотипным, или вырождается в низкий и неблагородный вид ремесла. Форма правительства, которая является наиболее подходящей для художника - это отсутствие правительства.
      
      
       ГИЛЛ: Карсон: "Вы хотите сказать, что этот отрывок описывает натуральное чувство одного мужчины к другому?"
      
      
       УАЙЛЬД: Современная мораль состоит в принятии стандартов своей эпохи. Я считаю, что для любого культурного человека принятие стандартов своей эпохи является грубейшей безнравственностью.
      
      
       УАЙЛЬД и ГИЛЛ: "Это влияние, произведенное прекрасной личностью."
      
      
       ДУГЛАС: Дорогой Оскар, я только что приехал сюда.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Дуглас пишет из отеля Дю Мон в Париже:
      
      
       ДУГЛАС: Люди очень приятные здесь, и я могу оставаться столько, сколько хочу, не оплачивая свой ??счет, что хорошо, так как у меня ни гроша в кармане. Хозяин спросил про тебя сразу и выразил сожаление и возмущение по поводу обращения с тобой. Держись, мой дорогой. Я продолжаю думать о тебе днем ??и ночью и отправляю тебе всю свою любовь. Я остаюсь, твоим любящим и преданным, Боси.
      
      
       ГИЛЛ: Теперь я перехожу к допросу мужчин, с которыми господин Уайльд обвиняется в совершении актов грубой непристойности. Я прошу вас обратить пристальное внимание на показания этих мальчиков.
      
      
       (Музыка - "Правь, Британия" исходит из музыкальной шкатулки. Четверо молодых людей входят в викторианском белье и устанавливают "позорное логово.")
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Суд вызывает Чарльза Паркера.
      
      
       ГИЛЛ: Пожалуйста, укажите свой возраст.
      
      
       ПАРКЕР: Мне двадцать один год.
      
      
       ГИЛЛ: Есть ли у вас семья в Лондоне?
      
      
       ПАРКЕР: У меня есть брат, Уильям.
      
      
       ГИЛЛ Кем работаете?
      
      
       ПАРКЕР: Я работаю валетом, а мой брат - конюх.
      
      
       ГИЛЛ: Когда вы познакомились с господином Альфредом Тэйлором?
      
      
       ПАРКЕР: В начале 1893 года, я был без работы. Как-то я был со своим братом в ресторане Сент-Джеймс, в баре. Тогда Тэйлор подошел и заговорил с нами. Он был совершенный незнакомец. Он сделал нам комплименты и пригласил нас выпить. Мы заговорили с ним. Он говорил о мужчинах.
      
      
       ГИЛЛ: В каком смысле?
      
      
       ПАРКЕР: Он заговорил о проститутках, которые часто посещают Пикадилли и заметил: "Я не могу понять, как разумные люди тратят свои деньги на окрашенных шлюх, как эти. Многие, однако, так и делают. Но есть некоторые, которые знают лучше. Так, вы могли бы заработать деньги определенным способом достаточно легко, если бы захотели." Я понял, на что Тэйлор намекает, и грубо ответил.
      
      
       ГИЛЛ: Я обязан спросить вас, что вы действительно сказали.
      
      
       ПАРКЕР: Я не хотел бы повторять.
      
      
       ГИЛЛ: Вы были менее брезгливым тогда, я осмелюсь сказать. Я прошу вас повторить слова.
      
      
       ПАРКЕР: Я сказал, что если старый джентльмен с деньгами облюбует меня, я бы не отказался. (Аудитория вздыхает) Я бы действительно не отказался. Я был затвержен нищетой.
      
      
       (Смех в зале)
      
      
       ГИЛЛ: Что сказал Тэйлор?
      
      
       ПАРКЕР: Тэйлор попросил нас посетить его. Он сказал, что может познакомить нас с человеком, у которого была куча денег. Если бы мы были заинтересованы, мы могли встретится с ним в баре Сент-Джеймс. Мы пошли туда на следующий вечер. Нас пригласили наверх, в отдельную комнату, в которой был обеденный стол на четверых. Через некоторое время пришел Уайльд, и я был официально представлен. Я никогда не видел его раньше, но я слышал о нем. Ужин начался около восьми часов. Мы все вчетвером сели ужинать, и Уайльд сидел слева от меня.
      
      
       ГИЛЛ: Кто был четвертым?
      
      
       ПАРКЕР Мой брат, Уильям Паркер. Я обещал Тэйлору, что он будет меня сопровождать.
      
      
       ГИЛЛ: Ужин был хороший?
      
      
       ПАРКЕР: Да. Стол был освещен красными свечами. Мы пили много шампанского за ужином и бренди и кофе впоследствии. Уайльд заплатили за ужин.
      
      
       ГИЛЛ: Что произошло после ужина?
      
      
       ПАРКЕР: Уайльд сказал мне, "Это мальчик для меня! Вы пойдете в отель Савой со мной?" Я согласился, и Уайльд отвез меня на такси к отелю.
      
      
       ГИЛЛ: Там вам предложили выпить еще?
      
      
       ПАРКЕР: Да, у нас были ликеры. Уайльд тогда попросил меня сопроводить его в спальню.
      
      
       ГИЛЛ: Сообщите нам, что там произошло.
      
      
       ПАРКЕР: Он совершил акт содомии со мной.
      
      
       (Публика взволновано зашумела.)
      
      
       ТЭЙЛОР: С этого момента, имя Оскара Уайльда будет связано не с эллинизмом или эстетизмом или революционными художественными идеалами, а с гомосексуализмом. Он станет фигурой развратника, третьего пола и так далее... Вы знаете... Социологические или медицинские описания мужского гомосексуалиста того периода.
      
      
       ГИЛЛ: Уайльд дал вам денег в ту ночь?
      
      
       ПАРКЕР: Перед тем, как я ушел, Уайльд дал мне 2 фунта, пригласив навестить его в отеле Савой через неделю. Я вернулся туда примерно неделю спустя, в одиннадцать часов вечера. Мы поужинали, с шампанским. Когда я уходил, он дал мне 3 фунта.
      
      
       ГИЛЛ: Что произошло в тот раз?
      
      
       ПАРКЕР: Уайльд просил меня представить себе, что я женщина, и что он мой любовник. Я должен был поддерживать эту иллюзию. Я сидел у него на коленях, и он клал свой... как мужчина может развлечь себя с девушкой. Уайльд настаивал на этой грязной выдумке.
      
      
       ГИЛЛ: Помимо денег, вам Уайльд дарил какие-то подарки?
      
      
       ПАРКЕР: Да, он подарил мне серебряный портсигар и золотое кольцо. Я не думаю, что мальчики отличаются от девочек в желании получать подарки от тех, которые их любят.
      
      
       (Молоток)
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Перекрестный допрос Чальза Паркера сэром Эдвардом Кларком:
      
      
       КЛАРК: Вы заявляли на Боу-стрит, что вы получили 30 фунтов от некого джентльмена, за то, что не будете обвинять его в содомии с вами?
      
      
       ПАРКЕР: Да. Я заявил в полицейском суде, что получил 30 фунтов, часть денег, которые вымогались у джентльмена, с которым я совершил непристойные действия. Я познакомился с герцогом -
      
      
       КЛАРК: Я не спрашиваю имя джентльмена у которого вымогали деньги, но я прошу назвать людей, которые получили все деньги и дали вам 30 фунтов?
      
      
       ПАРКЕР: Альфред Вуд и Джон Аллен.
      
      
       КЛАРК: Когда произошел инцидент, в результате которого вы потом получили 30 фунтов?
      
      
       ПАРКЕР: Я не могу вспомнить.
      
      
       КЛАРК: Вы вели себя непристойно с этим джентльменом?
      
      
       ПАРКЕР: Да, но только один раз.
      
      
       КЛАРК: Джентльмен пришел в вашу комнату?
      
      
       ПАРКЕР: Да.
      
      
       КЛАРК: По вашему приглашению?
      
      
       ПАРКЕР: Он спросил меня, может ли он прийти.
      
      
       КЛАРК: И вы привели его домой?
      
      
       ПАРКЕР: Да.
      
      
       КЛАРК: Аллен и Вуд вошли в комнату в то время, как джентльмен там находился?
      
      
       ПАРКЕР: Да.
      
      
       КЛАРК: Затем они угрожали джентльмену в разглашении того, что они видели?
      
      
       ПАРКЕР: Да.
      
      
       КЛАРК: Сколько, Аллен и Вуд вам сказали, они получили?
      
      
       ПАРКЕР: Я не могу вспомнить.
      
      
       КЛАРК: Постарайтесь вспомнить.
      
      
       ПАРКЕР: 300 или 400 фунтов.
      
      
       КЛАРК: Так, вы говорите решительно, что господин Уайльд совершил содомию с вами в Савое?
      
      
       ПАРКЕР: Да.
      
      
       КЛАРК: Но у вас была привычка обвинять других джентльменов в том же преступлении?
      
      
       ПАРКЕР: Только когда оно действительно было совершено.
      
      
       КЛАРК: Я утверждаю, что вы шантажировали джентльменов.
      
      
       ПАРКЕР Нет, сэр. это делали Аллен и Вуд.
      
      
       (Смех в суде)
      
      
       КЛАРК: Когда Тэйлор спросил вас, ходили ли вы когда-нибудь с мужчинами и получали деньги за это, вы поняли, что он имел в виду?
      
      
       ПАРКЕР: Да.
      
      
       КЛАРК: Вы слышали о таких вещах раньше?
      
      
       ПАРКЕР: Да.
      
      
       КЛАРК: Вы понимали, что от вас ожидали?
      
      
       ПАРКЕР Да.
      
      
       КЛАРК: Значит, вы никоим образом не были развращены господином Уайльдом.
      
      
       ПАРКЕР: (неохотно) Нет
      
      
       КЛАРК: Ничего больше с этим свидетелем.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из Тюремной исповеди:
      
      
       УАЙЛЬД: Почему они глумятся надо мной? Я никогда не приносил им никакого вреда. Я всегда был к ним добр.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из письма из Парижа:
      
      
       ДУГЛАС: Оскар, эти люди живут в Чизвике за счет короны. Они получают 5 фунтов в неделю с начала твоего суда над моим отцом, и до сих пор. Чарльз Паркер даже получил новый костюм за счет короны.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Суд вызывает Альфреда Вуда.
      
      
       ГИЛЛ: Когда вы познакомились с Альфредом Тэйлором?
      
      
       ВУД: В январе 1893 года.
      
      
       ГИЛЛ: Когда вы переехали к нему в дом?
      
      
       ВУД: В январе 1893 - я был без работы, и мне было некуда обратится.
      
      
       ГИЛЛ: Как долго вы там пробыли?
      
      
       ВУД: Я жил с ним в течение трех недель.
      
      
       ГИЛЛ: Где вы спали?
      
      
       ВУД: В одной комнате с Тэйлором. Там была всего одна кровать.
      
      
       ГИЛЛ: Что произошло, когда вас познакомили с Уайльдом?
      
      
       ВУД: Одним вечером, я пошел в кафе Рояль в девять часов. Господин Уайльд там сидел. Он сам обратился ко мне. Он спросил: "Вы Альфред Вуд?" Я сказал: "Да." Тогда он предложил мне выпить, и я не отказался. Тогда он предложил мне поужинать. Я пошел с ним, и мы поужинали в отдельной комнате.
      
      
       ГИЛЛ: Какая это была еда?
      
      
       ВУД: Очень приятная, одна из лучших, какую можно получить.
      
      
       ГИЛЛ: Какое вино вы пили?
      
      
       ВУД: Шампанское.
      
      
       ГИЛЛ: Что произошло после ужина?
      
      
       ВУД: После ужина я пошел с господином Уайльда на 16 Тайт-стрит.
      
      
       ГИЛЛ: Разве это не там, где он живет со своей женой и двумя детьми?
      
      
       ВУД: Да. (Аудитория вздохнула.) Но никого не было дома, по моим сведениям.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5 Из Идеального мужа:
      
      
       УАЙЛЬД: Люди спрашивают меня, почему ты был настолько слаб, чтобы поддаться соблазну? Слаб! Я устал слышать это слово. Слаб? Неужели они думают, что это слабость, поддаться искушению? Я говорю вам, что есть страшные искушения, которые требуют силы - силы и мужества, чтобы поддаться им. Рисковать своей жизнью для одного мгновения, рисковать всем для одного броска - нет слабости в этом. Только ужасная, страшная смелость. У меня была эта смелость.
      
      
       ВУД: Господин Уайльд впустил нас, открыв дверь ключем. Мы поднялись в спальню, где мы пили рейнвейн с сельтерской. Там произошел акт грубейшей непристойности. Господин Уайльд использовал свое влияние, чтобы побудить меня к согласию. Он меня почти напоил.
      
      
       ГИЛЛ: Уайльд дал вам денег в ту ночь?
      
      
       ВУД: Да, в отеле Флоренция. Я думаю, примерно 3 фунта.
      
      
       ГИЛЛ: Он давал вам что-нибудь еще?
      
      
       ВУД: Он пригласил меня, чтобы купить мне подарок. Он купил мне пол-дюжини рубашек, воротники и платки, и серебряные часы с цепочкой.
      
      
       (Молоток)
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Перекрестный допрос Альфреда Вуда сэром Эдвардом Кларком:
      
      
       КЛАРК: Вы ездили в Америку?
      
      
       ВУД: Да.
      
      
       КЛАРК: Когда?
      
      
       ВУД: В 1893 году.
      
      
       КЛАРК: Когда вы вернулись?
      
      
       ВУД: В следующем году.
      
      
       КЛАРК: Что вы делали с момента вашего возвращения из Америки?
      
      
       ВУД: Ну, ничего особенного.
      
      
       КЛАРК: Вы делали что-нибудь?
      
      
       ВУД: У меня не было никакой постоянной работы.
      
      
       КЛАРК: Я так и думал.
      
      
       ВУД: Я не мог найти никакого занятия.
      
      
       КЛАРК: В самом деле, у вас не было респектабельной работы в течение более трех лет?
      
      
       ВУД: Ну, нет.
      
      
       КЛАРК: Чарльз Паркер говорил мне, что вы и человек по имени Аллен получили 300 или 400 фунтов от джентльмена, которого вы шантажировали, и что вы дали ему 30 фунтов. Это правда?
      
      
       ВУД: Я не получал деньги. Заплатили не мне.
      
      
       КЛАРК: Ну, скажите, вы получили 300 фунтов за этот шантаж?
      
      
       ВУД: Не я. Аллен получил.
      
      
       КЛАРК: Вы были участником этого?
      
      
       ВУД: Я был там, да.
      
      
       КЛАРК: Вы имеете в виду, что вы были в комнате в то время, как джентльмен был там с Паркером?
      
      
       ВУД: Я - нет; Аллен пошел первым.
      
      
       КЛАРК: Во всяком случае, Аллен и вы получали от 300 до 400 фунтов от джентльмена?
      
      
       ВУД: Да.
      
      
       КЛАРК: Сколько вы получили?
      
      
       ВУД: 175 фунтов.
      
      
       КЛАРК: Для чего?
      
      
       ВУД: Ну, мне это Аллен дал.
      
      
       КЛАРК: Ничего больше с этим свидетелем.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из Тюремной исповеди:
      
      
       УАЙЛЬД: Люди думали, что это ужасно с моей стороны развлекать на ужине таких людей и находить удовольствие в их компании. Но тогда, с моей точки зрения, они были восхитительно соблазнительными и возбуждающими. Это было похоже на пир с пантерами. Они были для меня как яркие позолоченные змеи; их яд был частью их совершенства. Я не знал, что, когда они нанесут мне удар, это будет по приказу и за плату.
      
      
       РАССКАЗЧИК: 5 Суд вызывает Фреда Аткинса.
      
      
       ГИЛЛ: Сколько вам лет?
      
      
       АТКИНС: Мне двадцать лет.
      
      
       ГИЛЛ: Чем вы занимаетесь?
      
      
       АТКИНС: Я был маркером. Я также был клерком, букмекером и комиком.
      
      
       ГИЛЛ: Чем вы занимаетесь сейчас?
      
      
       АТКИНС: В настоящее время я безработный.
      
      
       ГИЛЛ: Кто познакомил вас с заключенным?
      
      
       АТКИНС: Меня познакомил с господином Тэйлором молодой парень по имени Шваб в ноябре 1892 года. Впоследствии, Тэйлор пригласил меня на ужин с господином Уайльдом.
      
      
       ГИЛЛ: Что произошло на ужине?
      
      
       АТКИНС: Господин Уайльд поцеловал официанта.
      
      
       ГИЛЛ: Он просит вас отправиться с ним в Париж?
      
      
       АТКИНС: Да. Мы сидели за столом, он обнял меня и сказал, что я ему понравился. Я договорился встретиться с ним через два дня после этого на станции Виктория и уехал с ним в Париж как его личный секретарь.
      
      
       ГИЛЛ: Случились ли непристойности между вами и господином Уайльдом в Париже?
      
      
       АТКИНС: Нет. Хотя однажды я вернулся в номер очень поздно. Господин Уайльд был в постели. Я пошел в свою комнату, чтобы немного выпить. Человек около двадцати двух лет лежал в постели с господином Уайльдом. Это был господин Шваб. На следующее утро господин Уайльд пришел в мою комнату и спросил: "Лечь мне в постель с тобой?" Я ответил, что уже время вставать. Господин Уайльд не лег в постель со мной. Я вернулся в Лондон с господином Уайльдом, который дал мне деньги и серебряный портсигар.
      
      
       (Молоток)
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Перекрестный допрос Фреда Аткинса сэром Эдвардом Кларком:
      
      
       КЛАРК: Господин Аткинс, любая непристойность когда-нибудь происходила между вами и господином Уайльдом?
      
      
       АТКИНС: Никогда.
      
      
       КЛАРК: Вы говорите, что господин Уайльд пытался лечь в постель с вами.
      
      
       АТКИНС: Да.
      
      
       КЛАРК: Вы когда-нибудь занимались бизнесом шантажа?
      
      
       АТКИНС: Я не помню.
      
      
       КЛАРК: Подумайте!
      
      
       АТКИНС: Я никогда не получал деньги таким образом.
      
      
       КЛАРК: С вашим ответом, я должен конкретизировать. (Кларк показывает Аткинсу бумагу.) Знаете ли вы это имя?
      
      
       АТКИНС: Нет.
      
      
       КЛАРК: 9 июня 1891 вы получали большую сумму денег от этого джентльмена?
      
      
       АТКИНС: Конечно, нет.
      
      
       КЛАРК: Теперь я задам вам прямой вопрос, и я прошу вас быть осторожным в ответе. Вас когда-нибудь брали в полицейскую станцию Рочестер Роу?
      
      
       АТКИНС: Нет.
      
      
       КЛАРК: Милорд, я желаю вызвать полицейского Констебля 396A.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Констебль 396A присутствует.
      
      
       КЛАРК: Теперь я спрашиваю вас в присутствии этого офицера: вы заявляли в полиции, что вы и джентльмен были в постели вместе?
      
      
       АТКИНС: Я так не думаю.
      
      
       КЛАРК: Думайте прежде чем говорить. Это будет лучше для вас. Хозяйка разве не входила в комнату и не видела вас и джентльмена голыми в постели?
      
      
       АТКИНС: Я такого не помню.
      
      
       КЛАРК: Вы должны говорить правду, поймите. У меня в руках ваше заявление. Хозяйка не вошла в комнату в тот момент?
      
      
       АТКИНС: Ну, вошла.
      
      
       КЛАРК: Вы собирались требовать деньги у этого джентльмена?
      
      
       АТКИНС: Я просил у него каких-то денег.
      
      
       КЛАРК: В полицейском участке джентльмен отказался подавать жалобу?
      
      
       АТКИНС: Да.
      
      
       КЛАРК: Таким образом, вы были освобождены?
      
      
       АТКИНС: Да.
      
      
       КЛАРК: Аткинс, я только-что задал вам эти же самые вопросы, и вы поклялись под присягой, что вы не были в заключении и что вас никогда не брали в Рочестер Роу. Зачем вы говорили мне эту ложь?
      
      
       АТКИНС: Я не помнил.
      
      
       КЛАРК: Ничего больше с этим свидетелем!
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из Тюремной исповеди:
      
      
       УАЙЛЬД: Я не минуты не жалею, что жил для удовольствия. Я отдавался этому с полна. Я хотел вкушать от плодов всех деревьев в саду мира. Я жил на медовых сотах!
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Суд вызывает Сидни Мавора.
      
      
       ГИЛЛ: Господин Мавор, как вы познакомились с господином Уайльдом?
      
      
       МАВОР: Однажды, Тэйлор сказал мне: "Я знаю влиятельного человека, который может быть для вас весьма полезным, Мавор. Он любит молодых людей, когда они скромны и хороши на вид. Я познакомлю вас." Было решено, что мы будем ужинать в ресторане Кеттнер на следующий вечер. Когда я прибыл туда, Тэйлор сказал: "Я рад, что ты украсился. Господин Уайльд любит хороших чистых мальчиков." Это был первый раз, когда имя Уайльда было упомянуто.
      
      
       ГИЛЛ: Что произошло дальше?
      
      
       МАВОР: Когда мы прибыли в ресторан, нас провели в отдельную комнату. Уайльд пришел с другим джентльменом. Похоже, что джентльмен был лорд Альфред Дуглас.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из Автобиография лорда Альфреда Дугласа:
      
      
       ДУГЛАС: Прежде, чем я уехал в Париж, я случайно увидел Мавора в полицейском суде на Боу-стрит, в то время как он собирался дать показания. Мавор был дворянин и совсем иного характера и класса, чем другие свидетели. Его запугали теми же средствами, как и других так-называемых "свидетелей," чтобы он дал показания.
      
      
       МАВОР: Меня посадили рядом с Уайльдом, который иногда тянул меня за ухо или ласково похлопывал меня под подбородком, но он не сделал ничего, что на самом деле было бы неприятным. Уайльд сказал Тэйлору: "У нашего парнишки приятные манеры. Мы должны встретится с ним опять." Уайльд записал мой адрес, и вскоре после этого я получил серебряный портсигар с моим христианским именем, выгравированным внутри. Там было написано "Сидни от О.У. Октябрь 1892".
      
      
       ДУГЛАС: Я подошел к нему, пожал ему руку и сказал: "Сидни, конечно, ты не собираешься давать показания против Оскара?"
      
      
       МАВОР: Вскоре после этого, я получил письмо от господина Уайльда, в котором он предлагал встретиться в отеле Альбемарл. Я прибыл в отель вскоре после восьми, и мы поужинали в отдельной комнате. Впоследствии, я остался на ночь.
      
      
       ДУГЛАС: Сидни!
      
      
       МАВОР: Ну, что мне делать? Я не могу отказаться дать показания теперь; у них мое заявление.
      
      
       ДУГЛАС: Ради бога, Сидни, помни, что ты джентльмен и мальчик образованный. Не опускайся до уровня Паркера и Аткинса. Когда прокурор задаст тебе вопросы, отрицай все и говори, что был напуган полицией. Они ничего не смогут тебе сделать.
      
      
       ГИЛЛ: Случилось ли что-то предосудительное той ночью?
      
      
       МАВОР: Нет, никогда ничего предосудительного не было между господином Уайльдом и мной.
      
      
       ГИЛЛ: Господин Мавор, я повторяю вопрос. Случилось ли что-то предосудительное той ночью?
      
      
       МАВОР: Нет, никогда ничего предосудительного не было между господином Уайльдом и мной.
      
      
       ДУГЛАС: Прокурор, конечно, бросил его, как горячий кирпич!
      
      
       ГИЛЛ: Ничего больше с этим свидетелем.
      
      
       (Молоток)
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Перекрестный допрос Сидни Мавора сэром Эдвардом Кларком:
      
      
       КЛАРК: Какая-нибудь непристойность произошла между вами и господином Уайльдом?
      
      
       МАВОР: Нет, никогда.
      
      
       КЛАРК: Господин Уайльд когда-либо давал вам деньги?
      
      
       МАВОР: Нет, я ценил дружбу господина Уайльда.
      
      
       КЛАРК: Спасибо. Нет больше вопросов, милорд.
      
      
       ГИЛЛ: Дело короны представлено, милорд.
      
      
       (Затемнение)
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Второй процесс. Четвертый день - вторник, 30 апреля 1895 года. Первая речь защитника, сэра Эдварда Кларка:
      
      
       КЛАРК: Этот процесс, кажется, является актом искупления для всех шантажистов Лондона. За их свидетельства для короны, они получили иммунитет за прежние проказы и непристойности; эти люди должны были быть обвиняемыми, а не обвинителями. Вы не должны поддаваться подозрениям или предрассудку, и действовать после изучения фактов. Господа, факты говорят о том, что господин Уайльд имеет право требовать от вас оправдательный вердикт. Это был акт господина Уайльда, и только господина Уайльда, обвинить лорда Куинсберри в клевете, которая привела дело к суду и поместила господина Уайльда в его настоящее опасное положение. Люди, которых обвиняют в таких преступлениях, избегают следствия. То, что господин Уайльд проявил инициативу публичного судебного разбирательства, служит доказательством его невиновности. Но это еще не все. За несколько дней до первого судебного процесса, он получил уведомление о том, что против него могут быть выдвинуты обвинения, связанные с этими молодыми людьми. Господин Уайльд знал перечень обвинений. Господа присяжные, вы верите, что если бы он был виновен, он все-таки остался бы в Англии, чтобы ответить на обвинения? Что бы вы подумали о человеке, который, будучи виновным, и зная, что доказательства будет поступать из пол-дюжины разных мест, настоял на том, чтобы принести свое дело перед миром? "Безумный" - это не достаточное определение для господина Уайльда, если он действительно был виновен, и все равно инициировал расследование.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Допрос Оскара Уайльда сэром Эдвардом Кларком:
      
      
       КЛАРК: Во время суда над Куинсберри, вы свидетельствовали абсолютно и во всех отношениях правдиво?
      
      
       УАЙЛЬД: Совершенно правдивое свидетельство.
      
      
       КЛАРК: И что из того, что эти молодые люди говорили, правда?
      
      
       УАЙЛЬД: Я был знаком со всеми из них, но ничего не случилось ни с одним из них.
      
      
       КЛАРК: Что из того, что сказал Чарльз Паркер, не соответствует действительности?
      
      
       УАЙЛЬД: Та часть, в которой он говорит, что он пришел в отель Савой и что я совершил с ним непристойные действия. Он никогда не ходил в Савой со мной. Это правда, что он ужинал со мной. Остальное, неправда.
      
      
       КЛАРК: Альфред Вуд.
      
      
       УАЙЛЬД: Полностью неправда, что он когда-либо приходил на Тайт-стрит со мной.
      
      
       КЛАРК: Фред Аткинс.
      
      
       УАЙЛЬД: Это неправда, когда он говорит, что он вошел в мою комнату и увидел меня с господином Швабом в постели. Господин Шваб был в Париже. Правда, что Аткинс спал в комнате рядом с моей, как он описал.
      
      
       КЛАРК: Зачем вы пригласили Сидни Мавора ночевать с вами в Альбемарле?
      
      
       УАЙЛЬД: За компанию, и чтобы сделать ему приятное.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из Оскара Уайльда: подведение итогов лорда Альфреда Дугласа:
      
      
       ДУГЛАС: Было бы гораздо лучше, если бы Оскар сказал правду. Конечно, каждый говорил бы ему, что это смертельно опасно. Но если бы он имел мужество сделать это, у него был бы шанс нанести удар за справедливость, говоря правду о том, что он на самом деле думал, и во что страстно верил.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Перекрестный допрос Оскара Уайльда господином Чарльзом Гиллом:
      
      
       ГИЛЛ: Господин Уайльд, почему вы общались с этими юношами?
      
      
       УАЙЛЬД: Я любитель молодежи.
      
      
       (Смех в зале)
      
      
       ГИЛЛ: Вы возвышаете молодость как какого-то бога?
      
      
       УАЙЛЬД: Мне нравится изучать молодежь во всем. Существует что-то завораживающее в молодости.
      
      
       ГИЛЛ: Сколько лет было лорду Альфреду Дугласу, когда вы познакомились с ним?
      
      
       УАЙЛЬД: Двадцать лет.
      
      
       ГИЛЛ: Лорд Альфред Дуглас опубликовал некоторые стихи в Хамелеоне?
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       ГИЛЛ: Стихи, о которых идет речь, были несколько своеобразные?
      
      
       УАЙЛЬД: Они, конечно, не были просто банальными, как большинство так-называемых стихов.
      
      
       ГИЛЛ: Вы описали их как красивые стихи?
      
      
       УАЙЛЬД: Я сказал что-то похожее. Стихи были оригинальны по теме и структуре, и я восхищался ими.
      
      
       ГИЛЛ: Название этого стихотворения "Две любви". В ней встречаются два мальчика. Один мальчик говорит: "Я истинная любовь, я заполняю сердца мальчика и девочки взаимным пламенем." Затем, вздыхая, другой говорит: "Имей волю свою, я любовь, которая не смеет произнести свое имя." Вам это стихотворение объясняли?
      
      
       УАЙЛЬД: Я думаю, и так понятно.
      
      
       ГИЛЛ: Так нет вопроса, что это означает?
      
      
       УАЙЛЬД: Естественно, нет.
      
      
       ГИЛЛ: Разве не ясно, что здесь описаны натуральная любовь и ненатуральная любовь?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет.
      
      
       ГИЛЛ: Что такое "любовь, которая не смеет произнести свое имя"?
      
      
       УАЙЛЬД: "Любовь, которая не смеет произнести свое имя" в нашем веке, это большая привязанность старшего к молодому человеку, как было между Давидом и Ионафаном, которую Платон сделал самой основой своей философии, и которую вы найдете в сонетах Шекспира и Микеланджело. Это та глубокая душевная привязанность, которая как и чиста, так и совершенна. Она диктует и пронизывает великие произведения искусства, как те, что у Шекспира и Микеланджело, и даже те два письма моих. Именно в этом веке оно непонятно, так непонятно, что оно может быть описано, как "любовь, которая не смеет произнести свое имя", и поэтому я нахожусь там, где я сейчас. Это красиво, это прекрасно, это самая благородная форма любви. В ней нет ничего ненатурального. Это интеллектуально, и оно неоднократно существует между старшим и молодым человеком, когда старший человек обладает интеллектом, а молодой человек имеет все радости, надежды и гламур жизни перед ним. Так и должно быть, но мир этого не понимает. Мир издевается на этим и иногда ставит за это у позорного столба.
      
      
       (Бурные аплодисменты, смешанные с некоторым шипением.)
      
      
       СУДЬЯ: Порядок! (Три удара молотком.) Порядок! (Три удара молотком.) Порядок! (Три удара молотком.) Если будет малейшее проявление чувств я очищу зал. Полное молчание должно быть сохранено.
      
      
       ГИЛЛ: Что касается вашей дружбы с людьми, которые дали показания, то я могу считать, что это было, как вы описали, господин Уайльд, глубокая привязанность старшего мужчины к младшему?
      
      
       УАЙЛЬД: Конечно, нет! Человек чувствует это только раз в жизни, и только к одному.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из Автобиография лорда Альфреда Дугласа:
      
      
       ДУГЛАС: Я горжусь тем, что был любимым великого поэта. Всегда будет тысяча Куинсбэри на одного Оскара Уайльда.
      
      
       ГИЛЛ: Ничего больше с этим свидетелем.
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       СУДЬЯ: Господа присяжные, я получил сообщение от вас о том, что вы не в состоянии придти к согласию.
      
      
       СТАРШИНА ПРИСЯЖНЫХ: Это так, милорд. Мы не можем придти к согласию.
      
      
       СУДЬЯ: Какова перспектива того, что, если вы вернетесь в свою комнату и продолжите обсуждение еще некоторое время, вы сможете придти к согласию?
      
      
       СТАРШИНА ПРИСЯЖНЫХ: Я предложил это моим коллегам-присяжным. Мы рассматривали вопрос в течение трех часов, и мы не смогли придти к согласию.
      
      
       СУДЬЯ: Раз так, то я не чувствую себя вправе задерживать вас дольше. Заключенного будут держать в тюрьме до дальнейшего уведомления. Я увижу адвокатов в моем кабинете, чтобы установить дату следующего судебного разбирательства. Этот суд завершен!
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Сэр Эдвард Кларк просил назначить залог, и судья отказал. Уайльд был снова заключен в тюрьму. Через четыре дня, Кларк снова просил назначить залог. Его заявление было рассмотрено другим судьей, который назначил залог в грабительской сумме 5000 фунтов. Из Оскара Уайльда Шеридана Морли:
       Уайльд отправился в отель Мидланд и заказал ужин. Не успел он сесть, как менеджер отеля вошел и сказал:
      
      
       МЕНЕДЖЕР ОТЕЛЯ: Вы Оскар Уайльд, кажется.
      
      
       УАЙЛЬД: Да.
      
      
       МЕНЕДЖЕР ОТЕЛЯ: Вы немедленно должны покинуть эту гостиницу!
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: От этого отеля, он поехал к другому на окраине Лондона. Он обессиленно упал на кровать в комнате. Появился хозяин.
      
      
       АРЕНДОДАТЕЛЬ: Сэр, мне очень жаль, но вас преследовала банда боксеров. Они угрожают, что разрушат дом и снесут улицу, если вы останетесь здесь хоть на минуту дольше. Я должен предложить вам уйти.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Наконец, после полуночи, он добрался до дома своей матери на Окли-Стрит.
      
      
       УАЙЛЬД: Дай мне приют, Вилли. Позволь мне лечь на пол, иначе я умру на улице.
      
      
       ВИЛЛИ: Входи.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Его брат Вилли:
      
      
       ВИЛЛИ: (Пьян) Слава богу, мои пороки приличны.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Фрэнк Харрис пришел к нему на Окли-Стрит на следующее утро.
      
      
       УАЙЛЬД: Я чувствую, что общественный позор ждет меня, я уверен. Я никогда не знал раньше, что такое ужас. Теперь я знаю. Это как будто ледяная рука лежит на сердце. Это как будто сердце бьется до смерти в какой-то пустой дыре.
      
      
       ХАРРИС: Оскар, у меня есть яхта, которая ждет, чтобы взять тебя во Францию. Ты должен ехать!
      
      
       УАЙЛЬД: Я не могу, Фрэнк, я не могу.
      
      
       ХАРРИС: Слушай, Оскар. Я не могу сидеть, сложа руки, и позволить этой банде мошенников доконать тебя.
      
      
       УАЙЛЬД: О, Фрэнк, ты говоришь со страстью и убежденностью, как будто я невиновен.
      
      
       ХАРРИС: Но ты действительно невиновен, не так ли?
      
      
       УАЙЛЬД: Нет, Фрэнк. Я думал, что ты все время это знал.
      
      
       ХАРРИС: Нет, я не знал. Я не верил обвинению. Я не верил в это ни на одно мгновение. Я думал, что люди путают артистическую природу с тем пороком, но...
      
      
       УАЙЛЬД: Что ты называешь пороком, Фрэнк, это не порок. Это хорошо для меня. Это имеет для тебя большую разницу, Фрэнк?
      
      
       ХАРРИС: Нет. Любопытно, но это для меня ничего не меняет. Я не знаю почему; Я полагаю, во мне больше симпатии, чем морали. Это удивило и ошарашило меня. Эта вещь всегда казалась фантастической и невероятной. Теперь ты заставил меня понять, что это существует. Но это никак не влияет ни на мою дружбу, ни на мою решимость помочь тебе.
      
      
       УАЙЛЬД: Ты был хорошим другом мне, до конца хорошим другом.
      
      
       ХАРРИС: Я не знаю, смог бы я что-либо сделать для тебя. Фактически, я не мог ничего сделать для тебя, как я понимаю. Я полностью разочарован в себе.
      
      
       УАЙЛЬД: Ты позволил мне сказать тебе правду, это что-то. Говорить правду болезненная вещь. Быть вынужденным лгать - гораздо хуже.
      
      
       ХАРРИС: Ну, теперь я должен немедленно увезти тебя.
      
      
       УАЙЛЬД: О, это было бы замечательно, Фрэнк, но это невозможно. Совершенно невозможно. Меня арестуют, прежде чем я покину Лондон, и подвергнут публичному разоблачению. Они освистают меня и будут кричать оскорбления. О, это невозможно. Я не могу рисковать.
      
      
       ХАРРИС: Бред какой то! Я считаю, что власти будут только рады, если ты уедешь.
      
      
       УАЙЛЬД: А что с людьми, которые внесли залог за меня? Я не могу оставить их страдать. Они потеряют свои тысячи.
      
      
       ХАРРИС: Они ничего не потеряют. Я вполне готов взять половину на себя. И ты сможешь оплатить оставшуюся тысячу, написав пару пьес. Американские газеты будет весьма рады заплатить тебе за интервью. История твоего побега будет стоить тысячу фунтов. Они дали бы тебе практически любую цену за нее. Я все устрою.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: У семьи Уайльда было другое мнение. Его брат:
      
      
       ВИЛЛИ: (Пьян) Ты ирландец. Ты должен остаться и расплачиваться за свои поступки.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Его мать:
      
      
       МАТЬ: Если ты останешься, независимо от того, что произойдет, ты всегда будешь моим сыном. Если ты уедешь, я никогда больше не буду с тобой разговаривать.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Его жена:
      
      
       КОНСТАНЦИЯ УАЙЛЬД: Ты должен уехать, Оскар.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Письмо от Оскара Уайльда к Боси вечером третьего судебного разбирательства:
      
      
       УАЙЛЬД: Я решил, что благороднее и красивее остаться. Мы не можем быть вместе. Я не хочу называться трусом или дезертиром. Жить под чужим именем, всю жизнь прятаться и бояться, это не для меня. О сладкий из всех мальчиков, любимый из всех любимых, душа моя льнет к твоей душе, моя жизнь к твоей жизни, и во всех мирах боли и удовольствия ты мой идеал восхищения и радости.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из Автобиография лорда Альфреда Дугласа:
      
      
       ДУГЛАС: Я не люблю думать об этом, но я все же думал сто раз, что было безумием не ехать, и что на самом деле уехать было бы смелее.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Официальное объявление: Следующим разбирательством не будет руководить господин Гилл. Корона назначает Фрэнка Локвуда, генерального прокурора.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из письма, посланного Дугласом французскому журналу Меркур де Франс:
      
      
       ДУГЛАС: Третий судебный процесс является результатом политических интриг. Правительство не желает, чтобы суд над Оскаром Уайльдом шел прежним курсом.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Из Оскара Уайльда Х. Монтгомери Хайд: Карсон, который отказался быть прокурором короны против Уайльда, теперь обратился к Локвуду и сказал:
      
      
       КАРСОН: Разве ты не можешь теперь оставить парня в покое? Жюри зашло в тупик, Фрэнк.
      
      
       ЛОКВУД: Я бы так и сделал, но мы не можем, мы не смеем. Будут говорить, как в Англии, так и за рубежом, что, в связи с характером этого дела, мы были вынуждены его бросить.
      
      
       ДУГЛАС: Правительство запугано. Дело в том, что в либеральной партии большое количество мужчин с теми же наклонностями, как у Уайльда. Люди сплетничают о них. Чтобы замять эти слухи, Оскар должен быть признан виновным.
      
      
       КАРСОН: Уайльд тяжело страдал. Кроме того, он уже провел более месяца в тюрьме, без возможности освобождения под залог, просто в ожидании суда.
      
      
       ДУГЛАС: Я бы хотел спросить министра внутренних дел следующее: Разве не правда, что премьер-министр угрожал вам тем, что если второй процесс не будет проведен и обвинительный приговор не будет вынесен господину Уайльду, то либеральная партия будет отстранена от власти?
      
      
       ЛОКВУД: Я не могу, Эдвард. Это будет рассматриваться как акт слабости. Кроме того, многие в этом правительстве, говорят, замешаны в подобных делах. Будут говорить, что из-за этих людей, мы были вынуждены бросить дело. Мы должны его завершить.
      
      
       ДУГЛАС: Это унизительное решение - жертвовать великим поэтом, чтобы спасти деградированную банду политиков.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Меркур де Франс отказался публиковать письмо Дугласа.
      
      
       ТРЕТЬЯ СЦЕНА: ТРЕТИЙ СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Третий судебный процесс, Центральный уголовный суд Олд-Бейли, Корона против Уайльда.
      
      
       ЛОКВУД: Я обязан полагать, что, так как вы полностью свежее жюри, вы совершенно не владеете всеми фактами, которые были освещены в предыдущем суде над заключенным. Следовательно будет необходимо, пройти через все дело заново в деталях. (УАЙЛЬД реагирует. Он опустошен, в отчаянии. Во время этого сегмента, звук сердцебиения можно услышать, в постепенном крещендо, до речи УАЙЛЬДА заканчивая с "Если ненависть приносит вам удовольствие, насладитесь ею.") Обвиняемому вменяется совершение преступлений, в соответствии со статьей II уголовного закона о внесении изменений в 1885: Грубая непристойность с лицами мужского пола. Он неоднократно использовал свое влияние для развращения молодых людей довольно низкого происхождения. Он способствовал наиболее порочному и развратному поведению этих людей...
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Из Тюремной исповеди:
      
      
       УАЙЛЬД: Я помню, когда я сидел на скамье подсудимых во время моего последнего суда, слушая ужасную денонсацию меня Локвудом - как что-то из Тацита, как отрывок Данте - и я был отвращен ужасом того, что услышал.
      
      
       ЛОКВУД: В том, что Уайльд был центральной фигурой отвратительного разврата среди юношей невозможно сомневаться...
      
      
       ПАРКЕР: Меня зовут Чарльз Паркер, мне двадцать один год. Господин Уайльд совершил содомию со мной на...
      
      
       УАЙЛЬД: Я должен признаться, что я погубил себя, и что никто, большой или маленький, не может быть уничтожен, кроме как собственной рукой. Я безжалостно обвиняю себя. Я позволил себе быть вовлеченным в длительные периоды бессмысленной и чувственной легкости.
      
      
       ВУД: Меня зовут Альфред Вуд, мне двадцать два года, господин Уайльд...
      
      
       УАЙЛЬД: Я окружил себя меньшими природами и злыми созданиями. Я стал расточителем своей гениальности. Я пренебрегал жизнями других людей. Я получал удовольствие где мог, и потом двигался дальше.
      
      
       АТКИНС: Меня зовут Фред Аткинс, мне двадцать лет. Три раза господин Уайльд ...
      
      
       УАЙЛЬД: Я забыл, что каждое малое действие обыкновенного дня создает или разрушает характер, и поэтому о том, что человек делает в тайной комнате, он должен будет когда-нибудь прокричать вслух с крыш домов.
      
      
       ЛОКВУД: Корона предоставляет свидетелей, которые под присягой, заявят...
      
      
       УИЛЬЯМ ПАРКЕР: Я брат Чарльза Паркера. Мой брат принял маринованную вишню прямо из уст Уайльда.
      
      
       УАЙЛЬД: Я виню себя ужасно. Что я сижу здесь, погибший человек, это сам я и виноват.
      
      
       ГОСПОЖА ГРАНТ: Я хозяйка. Окна никогда не были открыты или вымыты, и дневной свет никогда не заходил.
      
      
       УАЙЛЬД: Хотя нет ничего неправильного в том, что я сделал, что-то неправильное есть в том, чем я стал.
      
      
       ПРАЙС: Я официант в частной гостинице на 10 Сент-Джеймс Плэйс. Группа молодых людей довольно низкого происхождения приходила туда, чтобы навестить Уайльда.
      
      
       УАЙЛЬД: Как я устал от всего этого, от стыда и от борьбы и ненависти. Видеть этих людей, проходящих друг за другом, свидетельствовать против меня, делает меня больным.
      
      
       КЛЭРИДЖ: Я ювелир. Я продал господину Уайльду серебряные портсигары.
      
      
       УАЙЛЬД: Разум мне не помогает. Он говорит мне, что закон, по которому меня судят, является неправильным и несправедливым законом, и система, при которой я страдаю, неправильная и несправедливая система.
      
      
       МЭРИ ЭППЛГЕЙТ: Я домработница. После визита господина Уайльда, постель была своеобразно запятнана.
      
      
       УАЙЛЬД: Мир становится все более толерантным. Когда-нибудь вы будете стыдиться своего отношения ко мне.
      
      
       АНТОНИО МИДЖ: Я профессиональный массажист. Однажды я увидел молодого человека в постели с господином Уайльдом. Я больше никогда не обслуживал господина Уайльда.
      
      
       УАЙЛЬД: Я склонен протянуть руки и умолять их: "Делайте со мной, что хотите, но только ради бога, делайте это быстро. Разве вы не видите, что я изношен? Если ненависть приносит вам удовольствие, наслаждайтесь ею.
      
      
       (Молчание)
      
      
       ЛОКВУД: Когда вы познакомились с лордом Альфредом Дугласом?
      
      
       УАЙЛЬД: В 1892 году.
      
      
       ЛОКВУД: А когда маркиз Куинсбэри впервые стал возражать?
      
      
       УАЙЛЬД: В апреле 1894 года.
      
      
       (УАЙЛЬД опустошен.)
      
      
       ЛОКВУД:: Господин Уайльд, где лорд Альфред Дуглас сейчас?
      
      
       УАЙЛЬД: Он находится за границей.
      
      
       ЛОКВУД: Где?
      
      
       УАЙЛЬД: В Париже, в отеле Де Дю Мон.
      
      
       ЛОКВУД: Конечно, вы переписываетесь с ним.
      
      
       УАЙЛЬД: Безусловно. Эти обвинения основаны на песке. Наша дружба основана на скале. Не было никакой необходимости бросать знакомство.
      
      
       ЛОКВУД: Это из той поэмы в прозе, пользующейся позорной славой, которую вы написали лорду Альфреду Дугласу: "Мой дорогой мальчик, твой сонет довольно милый." Почему вы выбрали слова "Мой дорогой мальчик"?
      
      
       УАЙЛЬД: Мой дорогой мальчик,
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Письмо от Оскара Уайльда лорду Альфреду Дугласу, написанное в заключительную ночь суда из тюрьмы Холлоуай:
      
      
       УАЙЛЬД: Я хочу заверить тебя в моей бессмертной, вечной любви. Завтра все будет кончено.
      
      
       ДУГЛАС: (Читает) Если тюрьма и позор будут моей судьбой, знай, что моя любовь к тебе и эта божественная вера, что ты любишь меня в ответ, будет поддерживать меня в моем несчастье и сделает меня способным, я надеюсь, нести свое горе терпеливо.
      
      
       УАЙЛЬД: Надежда, нет, скорее, уверенность встречи с тобой снова в каком-нибудь мире, является целью и поощрением моей нынешней жизни. Я должен продолжать жить из-за этого.
      
      
       ЛОКВУД: Был ли это достойный способ обращения к молодому человеку?
      
      
       УАЙЛЬД: Я так рад, что ты уехал! Я знаю, чего это должно было стоить тебе. Для меня было бы агонией думать, что ты в Англии, когда твое имя упомянут в суде.
      
      
       ЛОКВУД: Вы говорите о любви между мужчинами?
      
      
       УАЙЛЬД Я надеюсь, что у тебя есть копии всех моих книг. Мои были проданы. Я протягиваю к тебе руки мои. О! Может быть я доживу, чтобы прикоснуться к твоим волосам и рукам. Я уверен, что твоя любовь будет охранять мою жизнь. Постарайся, чтобы я услышал от тебя в ближайшее время.
      
      
       ЛОКВУД: Было ли это чувственной любовью?
      
      
       УАЙЛЬД: Я пишу тебе это письмо в разгаре великого страдания - этот длинный день в суде опустошил меня.
       Дорогой мальчик, милейший из всех юношей, самый любимый и самый привлекательный: Жди меня!
      
      
       ДУГЛАС: (Читает) Жди меня! Я все еще, как со дня нашей первой встречи, твой искренне и бессмертно любящий,
      
      
       УАЙЛЬД и ДУГЛАС: Оскар.
      
      
       ЛОКВУД: В чем вас обвинил лорд Куинсбэри?
      
      
       УАЙЛЬД: (Кричит) Позирующий содомит.
      
      
       (Три удара молотком.. Актеры начинают двигаться по сцене в ярости.)
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Господа присяжные, это дело - наиболее сложное и моя задача - очень тяжелая.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Я скорее бы рассмотрел самое шокирующее убийство, которое когда-либо мне пришлось бы расследовать, чем заниматься подобным делом.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Это дело, которое, несмотря на ужасную природу предъявленных обвинений, требует холодного, спокойного, решительного отправления правосудия.
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Оскар Уайльд - художник, который оказал значительное влияние на молодых мужчин.
      
      
       РАССКАЗЧИК 6: Он использовал свое искусство, чтобы подорвать мораль.
      
      
       РАССКАЗЧИКИ 4 и 6: И поощрять ненатуральный порок.
      
      
       УАЙЛЬД: Я был человеком, который состоял в символической связи с искусством и культурой моего века. Немногие люди добиваются подобного положения в своей жизни и такого признания. У меня была гениальность, известное имя, высокое социальное положение, блеск, интеллектуальная смелость. Я превращал искусство в философию, и философию в искусство. Я изменил сознание людей и цвета вещей. Не было ничего, что я сказал или сделал, что не вдохновляло бы людей. К чему бы я не прикоснулся я делал это красивым в новом понятии красоты. Я относился к искусству как к высшей реальности и к жизни, лишь как к понятию фантастики. Я разбудил воображение моего века так, что он создал миф и легенду вокруг меня. Я собрал все системы во фразе, и все существование в эпиграмме.
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       СУДЕБНЫЙ ПРИСТАВ: Господа, вы пришли к решению?
      
      
       СТАРШИНА ПРИСЯЖНЫХ: Да.
      
      
       СУДЕБНЫЙ ПРИСТАВ: Вы находите заключенного виновным или не виновным в актах грубой непристойности?
      
      
       СТАРШИНА ПРИСЯЖНЫХ: Мы находим его виновным, милорд.
      
      
       СУДЬЯ: Оскар Уайльд, преступление, по которому вы осуждены, такое ужасное, что нужно проявить сдержанность, чтобы удержаться от описания в терминах, которые я не хотел бы использовать, тех чувств, которые должны пробудиться в груди каждого порядочного человека, который слышал подробности этих ужасных трех судов. Не имеет смысла обращаться к вам. Люди, которые делают такие вещи, не знают стыда, и никто не может надеяться произвести какой-либо эффект на них. Это худшее дело, которое я когда-либо проводил. При таких обстоятельствах, я должен огласить самое суровое наказание, позволенное законом. Оно, на мой взгляд, совершенно неадекватно для такого дела, как это. По приговору суда, вас будут держать в тюрьме и на каторге в течение двух лет.
      
      
       (Крики: О! О! И позор!)
      
      
       УАЙЛЬД: А я? Могу ли я что-либо сказать, милорд?
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Его светлость не ответил, махнув рукой надзирателям, которые поспешили увести заключенного.
      
      
       (УАЙЛЬД выходит.)
      
      
       СУДЬЯ: Жюри свободно. Суд завершен.
      
      
       (Три удара молотком.)
      
      
       ЭПИЛОГ
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Пресса подтвердила предсказание Уайльда и почти повсеместно хвалила приговор. Дневной Телеграф:
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Откройте окна! Впустите свежий воздух!
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Новости мира:
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Эстетический культ окончен!
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Вестник Сент-Джеймс:
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Всплеск здорового фанатизма лучше, чем сверх-терпимость!
      
      
       АКТЕР, ИГРАЮЩИЙ ДУГЛАСА: Оскар Уайльд провел следующие два года в тюрьме. В течение этого времени, его жена изменила свое имя и имена своих детей. Он также упал в своей камере и повредил ухо. В тюрьме эту травму правильно не лечили. Ухудшение состояния стало причиной его смерти три года спустя.
       Во время его пребывания в тюрьме, Уайльд настроился против лорда Альфреда Дугласа. Он обвинял его в своей гибели. Он написал там Балладу Рэдингской тюрьмы, которая содержит строку "каждый человек убивает то, что любит." Лорд Альфред Дуглас спросил его, что он под этим имел в виду и Уайльд ответил: "Ты должен знать."
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: После своего освобождения из тюрьмы, Уайльд и Дуглас жили вместе время от времени, до смерти Уайльда в 1900.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: После смерти Уайльда, лорд Альфред Дуглас женился и имел двоих детей. Он стал католиком, и в конечном итоге, сочувствовал нацистам.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Маркиз Куинсберри умер в 1899 году, жалкой жертвой мании преследования, убежденный до последнего, что его довели до могилы "Оскары Уилдерсы," как он называл своих воображаемых мучителей.
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Оскар Уайльд был похоронен на кладбище Банье 3 декабря 1900 года. Лорд Альфред Дуглас был одним из двенадцати человек, которые присутствовали на погребении.
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: К 1920 году, Оскар Уайльд стал, после Шекспира, наиболее широко читаемым англоязычным автором в Европе.
      
      
       КОДА
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Из поэмы в прозе Оскара Уайльда, написанной через год после его освобождения из тюрьмы. Она называется "Дом осуждения."
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И настала тишина в доме осуждения. И Человек предстал голым перед Богом.
       И Бог открыл Книгу Жизни этого Человека.
       И сказал Бог Человеку:
      
      
       РАССКАЗЧИК 4: Твоя жизнь была злом, и ты выказал жесткость тем, кто нуждался в спасении, а для тех, кому не хватало помощи, ты был ожесточенным и бессердечным.
      
      
       РАССКАЗЧИК 7: Бедный звал тебя, а ты не послушал, и уши твои были закрыты к крикам Моих страждущих.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И Человек ответил:
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Так я поступил.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И снова Бог открыл Книгу Жизни этого Человека.
       И сказал Бог Человеку:
      
      
       РАССКАЗЧИК 6: Ты ел запрещенную пищу. Твои идолы были не из золота или серебра, что вечно, но из плоти, что умирает.
      
      
       РАССКАЗЧИК 3: Ты душил их волосы духами и клал гранаты им в руки.
      
      
       РАССКАЗЧИК 8: Ты протирал их ноги шафраном и стелил ковры перед ними.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И Человек ответил:
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Так я поступил.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И в третий раз Бог открыл Книгу Жизни этого Человека.
       И сказал Бог Человеку:
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Зло было жизнью твоей, и злом ты ответил доброту, и грехом мягкосердечие.
      
      
       РАССКАЗЧИК 6: Тот, кто пришел к тебе с водой ушел жаждущий.
      
      
       РАССКАЗЧИК 7: И тем, кто принес тебе Любовь, ты ответил похотью в свою очереди.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И Человек ответил:
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Так я поступил.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И Бог закрыл Книгу Жизни Человека, и сказал:
      
      
       РАССКАЗЧИК 8: Конечно, я пошлю тебя в ад. Даже в ад пошлю тебя.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И человек закричал:
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Ты не можешь.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И сказал Бог Человеку:
      
      
       РАССКАЗЧИК 2: Почему я не могу отправить тебя в ад, и по какой причине?
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Потому что в аду я жил всегда.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Ответил Человек.
       И была тишина в доме осуждения.
       И через пространство Бог заговорил, и сказал Человеку:
      
      
       РАССКАЗЧИК 7: Тогда, конечно, я пошлю тебя в рай. Даже в рай пошлю тебя.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И человек закричал:
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Ты не можешь.
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: И сказал Бог Человеку:
      
      
       РАССКАЗЧИК 6: Почему я не могу отправить тебя в рай, и по какой причине?
      
      
       РАССКАЗЧИК 1: Потому что никогда и нигде, я не смог представить себе его,
      
      
       РАССКАЗЧИК 5: Ответил Человек.
       И настала тишина в доме осуждения.
      
      
       КОНЕЦ ПЬЕСЫ
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Кауфман Мойзес
  • Обновлено: 19/01/2016. 175k. Статистика.
  • Пьеса; сценарий: Драматургия, Перевод
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.