Корнющенко Дмитрий Ильич
Род Черкасовых В Истории России. Часть 1

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Комментарии: 9, последний от 14/06/2023.
  • © Copyright Корнющенко Дмитрий Ильич (tat.kornushenko@yandex.ru)
  • Размещен: 28/06/2007, изменен: 06/12/2016. 2106k. Статистика.
  • Монография: История
  • Род баронов Черкасовых
  • Иллюстрации/приложения: 28 шт.
  • Скачать FB2
    • Оценка: 6.37*15  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга принадлежит перу отдаленных потомков старинного рода баронов Черкасовых. Авторы, - профессиональные историки,- на основе забытых и малоизвестных источников и документов, семейных преданий, впервые воссоздали несколько полнокровных историко-биографических очерков наиболее известных лиц из рода Черкасовых. Представлена картина жизни русского дворянского рода на протяжении трех с половиной столетий: от эпохи Петра I до последнего императора России Николая II. Ссылка на электронный формат находится внизу данной страницы, или по адресу: http://www.chapaevskpubl.narod.ru/cherkasovy.htm

    • Д. И Корнющенко, Е. Д. Макеева

    РОД ЧЕРКАСОВЫХ В ИСТОРИИ РОССИИ

    XVII - XX СТОЛЕТИЙ:

    Историко-генеалогическое исследование.

    Москва

    2006

       Корнющенко Д. И., Макеева Е.Д. Род Черкасовых в истории России XVII-XX столетий:
       Историко-генеалогическое исследование.
      
      
       Редактор: Корнющенко Т.М.
      
      
      
      
      
      
      
       Книга принадлежит перу отдаленных потомков старинного рода баронов Черкасовых. Авторы, - профессиональные историки,- на основе забытых и малоизвестных источников и документов, семейных преданий, впервые воссоздали несколько полнокровных историко-биографических очерков наиболее известных лиц из рода Черкасовых. Представлена картина жизни русского дворянского рода на протяжении трех с половиной столетий: от эпохи Петра I до последнего императора России Николая II. В исследовании также содержится материал о Черкасовых, участниках Белого дела, живших в русском зарубежье. В повествовании впервые обнародованы факты и документы, отражавшие деятельность представителей рода баронов Черкасовых в политической, общественной, военной, культурной жизни Российской империи и Русского зарубежья. В свою очередь история России своеобразно преломляется в контексте биографий лиц дворянской интеллигенции из этого рода.
      
      
      
      
       ? Корнющенко Д., 2006
      
       ? Макеева Е., 2006
      
       Посвящаем Анастасии Корнющенко,
       Софии Червоткиной, Денису Макееву -
       юным потомкам рода Черкасовых.
      

    ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

       Фамилия "Черкасовы" не является в России особенно редкой. Ее носили люди настолько примечательные, что их включали в разделы персоналий российские энциклопедические, биографические словари (ЭСБЭ, т.76; РБС, т.22 "Чаадаев - Швидков"). Только в этих многотомных словарях в совокупности упоминается 12 русских деятелей истории и культуры с фамилией Черкасовы. После 1917 г. положение меняется. Удостоенных чести войти в состав советских энциклопедий Черкасовых становится значительно меньше (КЛЭ, т.8; СИЭ, т.16; БСЭ, т.29). В этих, вполне авторитетных для своего времени изданиях, фамилия "Черкасовы" встречается в три раза реже по сравнению с двумя дореволюционными. Совпадений, кроме одного случая, нет. Новые имена вытеснили старые, несмотря на то, что заслуги перед отечеством последних часто выглядели значительно большими. Эти примеры основаны на случайном выборе, но тем они и характерны. В мемуарах, записках, письмах к XVIII - нач. XX веков довольно часто упоминаются персонажи, носящие фамилию Черкасовых (Муравьев, с. 137, 148; Пущин, с. 190, 282; Аптекман, с. 397; Добужинский, с. 61-62 и далее).
       В России существовало несколько дворянских родов Черкасовых, которые упоминаются в родословных книгах, в исследованиях по генеалогии и геральдике. В большинстве своем они ведут родословные с ХVII века (Долгоруков, 1854. Ч.2, с. 249; Лакиер, с. 337; Приложение к генеалогии, с. 249; Дворянское сословие Тульской губ., с. 79; ЭСБЭ, Т.76, с. 522; Старк, с. 157). Относительно ономастики фамилии у российских историков, специалистов по генеалогии, расхождений во мнениях практически не существует. Н. М. Карамзин в "Истории государства Российского" обнаруживает глубокие исторические корни происхождения фамилии "Черкасовы": "Итак, Козаки были не в одной Украине, где имя их сделалось известно по Истории около 1517 года, но вероятно, что оно в России древнее Батыева нашествия и принадлежало Торкам и Берендеям, которые обитали на берегах Днепра, ниже Киева. Там находим и первое жилище Малороссийских Козаков. Торки и Берендеи назывались Черкасами, Козаки тоже; (...) столько обстоятельств вместе заставляет думать, что Торки и Берендеи, называясь Черкасами, назывались и Козаками; что некоторые из них, не хотев покориться ни Монголам, ни Литве, жили как вольные люди на островах Днепра, ограниченных скалами, непроходимым тростником и болотами; принимали к себе многих Россиян, бежавших от угнетения, смешавшись с ними и под именем Козаков составили один народ, который сделался совершенно Русским, тем легче, что предки их, с десятого века, обитав в области Киевской, уже сами были почти русскими. Более и более размножаясь числом, питая дух независимости и братства, Козаки образовали воинскую Христианскую Республику в южных странах Днепра, начали строить селения, крепости в сих опустошенных Татарами местах; взялись быть защитниками Литовских владений со стороны Крымцев, Турков и снискали особенное покровительство Сигизмунда I, давшего им многие гражданские вольности вместе с землями выше Днепровских порогов, где город Черкасы назван их именем" (Карамзин, V, с. 205-206). А.Б. Лакиер в "Русской геральдике" говорит о закавказских горцах: "Чтобы перейти от татарских фамилий к родам, выезжим из Азии, необходимо упомянуть о народах Горских, о закавказских горцах, которые также, хотя и в малой степени, не остались чужды составу русского дворянства.
       К этому разряду принадлежат: 1) князья Черкасские <...>.
       2) Черкасовы. Щит в гербе их разбит на две неравные части: верхнюю - большую и нижнюю - малую, и обе рассечены. В первой четверти, красного цвета, крестообразно положены серебряный лук и стрела, во второй, - голубой, перпендикулярно изображен серебряный ключ, на поверхности которого видно распростертое крыло, в третьем, - голубом, и четвертом, - красном, полях означены четыре золотых столба (VII, 106).
       У баронов Черкасовых герб совершенно иной: щит рассечен на две части, из них правая - цвета золотого, левая - красного; в них изображен двуглавый орел с распростертыми крыльями, переменивший вид свой на красное в золото, а на золоте в красный цвет. В лапах орел держит два прапора, с изображением на них буквы Р (о службе барона Ивана Антоновича Черкасова при Петре Великом см.: Бантыш - Каменский Д. Н. "Словарь достопамятных людях русской земли". М., 1836, Т.5, стр. 261). В нашлемнике поставлен обращенный вправо гусь. Щитодержатели - два вооруженных воина, имеющих одеяние, подобное донским казакам (III, 6)" (Лакиер, с. 337 - 338). Геральдист относит к упомянутой категории кн. Черкасских, дворян Черкасовых, баронов Черкасовых, просто Черкасовых. Очевидно, что речь идет о народах Северного Кавказа, а не Закавказья. "Черкесы, общее название адыгов, появившиеся в письменных источниках в 13 в. и употребляемое в русской литературе вплоть до первых лет Советской власти. Черкесами ... называется адыгское население Карачаево-Черкесской АО (в том числе потомки кабардинцев, переселившихся на Кубань в первой трети 19 в)" (БСЭ, 29, с.81).
       Однако больше всего топонимов с корнями "черкес" или "черкас" встречалось в Российской империи на территории Малороссии - Украины и на юге России: г. Черкассы (1394 г.), Черкасское, Черкесск (1825 г.), Новочеркасск (1805 г.) и т. д. И вполне естественно, что уроженцы этих мест или просто люди, переселившиеся с юга в Великороссию, меняли свои фамилии или прозвища, непривычные для русского слуха, на вполне благозвучную фамилию "Черкасовы", тем самым как бы и отдавая дань памяти своей родине и коренному происхождению.
       Из всех дворянских семейств Черкасовых только одно выделилось и сыграло серьезную роль в истории России. Корни его также уходят во вторую половину ХVII в, и изначально оно не принадлежало к дворянству. Но уже при Петре Великом один из Черкасовых начинает путь восхождения, приобретает за заслуги на службе дворянство, а затем, испытав долгую опалу и ссылку, после смерти своего венценосного покровителя, не только возвращается помилованным и обласканным Елизаветой Петровной, но и возводится со всем своим настоящим и будущим потомством в баронское достоинство 25 апреля 1742 года. Так появился баронский род дворян Черкасовых, из коего вышли многие представители власти, науки, культуры, Российской армии и флота. Этот род Черкасовых продолжает существовать и поныне: как баронский в Русском зарубежье, и как сохраняющий о своем прошлом память в отдаленных потомках, многие из которых давно уже не Черкасовы, в Российской Федерации и в странах СНГ. Такими отдаленными потомками одного из ответвлений рода Черкасовых по женской линии являются и авторы этой книги: в девятом и десятом поколениях.
       Нельзя сказать, чтобы род Черкасовых, - и, прежде всего, его основатель, - 1-й барон Иван Антонович Черкасов был забыт или игнорирован в российской истории. Напротив, имена старших и младших первых баронов и баронесс Черкасовых часто встречается в архивных документах, законодательных актах, исторических работах, воспоминаниях современников, переписке, в источниках, принадлежащих последующим поколениям, даже в исторических романах. Мы убедились в этом, когда много лет назад начали собирать и накапливать материал о своих далеких предках, еще не предполагая, что рано или поздно этот зафиксированный в источниках и литературе синопсис, объединенный с сохранившимися скудными семейными архивами (почему "скудными", думаем, не нужно объяснять людям, прожившим в СССР хотя бы три десятка лет), с семейными же устными преданиями и легендами, которые передавались из поколения в поколение, - настоятельно потребует от нас, профессиональных историков и гуманитариев, авторов книг, удостоенных литературных наград, обязательной завершенности, единой оформленной структуры, которой могла бы стать только книга-исследование о роде Черкасовых в истории России.
       Помимо этого чисто психологического фактора, довлевшего над нашими историко-генеалогическими изысканиями, существовала и другая конкретно-исследовательская причина. Вернее сказать, причины. Да, род Черкасовых не обижен историками и современниками ХVIII-ХIХ веков и даже советскими историками. Можно бы добавить: и российскими императорами и императрицами, т. к. начиная с Петра Первого до Павла Первого фамилия Черкасовых упоминается в личных посланиях, записках и "записочках", именных указах, пожалованиях и посвящениях, принадлежащих монархам России (исключение составляет десятилетнее царствование Анны Ивановны).
       Баронов Черкасовых упоминают авторы многотомных исторических трудов, собиратели исторических курьезов и анекдотов, составители родословных книг, авторы книг о развитии науки, искусства и образования, историки армии и флота, мемуаристы. Я. Штелин, И. Голиков, М. Щербатов, П. Карабанов, Г. Гельбиг, Н. Бантыш-Каменский, Д. Бантыш-Каменский, А. Смирнова-Россет, С. Соловьев, А. Вейдемейер, И.Забелин, М.Хмыров, Ф.Бюлер, П.Пекарский, Д.Мордовцев, Г.Данилевский, С.Шубинский, П.Петров, П.Головачев, С.Тройницкий, С.Любимов, - вот далеко не полный перечень широко известных и ныне мало известных историков и писателей, чьи книги мы будем упоминать и цитировать, не говоря уже о тех авторах, чьи имена знакомы только узким специалистам.
       В советской исторической науке упоминалось главным образом имя И.А.Черкасова как помощника кабинет-секретаря Петра I А.В.Макарова (Павленко, 1985, 2002) и, особенно, как близкого друга, адресата писем и родственника выдающегося государственного деятеля, историка В. Н. Татищева (Татищев В., Гордин Я, Кузьмин А., Юхт А., Шакинко И.). Реже вспоминали его старшего сына А.И.Черкасова: главным образом в трудах по истории медицины в России. Впрочем, больше всех повезло правнуку И.А. Черкасова декабристу А.И. Черкасову: он часто упоминался в выходивших воспоминаниях, записках и письмах декабристов, начиная с 1917 г., в исторических исследованиях и очерках (Азадовский М., Басков В., Рабкина Н., Эйдельман Н.), его следственное дело вошло в ВДМД, т. 13, а биография братьев А. и П. Черкасовых, изложенная сухим протокольным языком, - в замечательный "Алфавит": "Декабристы. Биографический справочник", 1987. Хотя и это не было новым словом в науке, т.к. в к. XIX - нач. XX вв. публиковались воспоминания Бороздина об А.И. Черкасове, имелась достаточно подробная биографическая справка в сопровождении портрета работы Н.Бестужева в книге П.Головачева "Декабристы. 86 портретов", 1905. Следует сразу же сказать, что иконография баронов Черкасов наиболее подробно представлена в антикварном издании "Подробный словарь русских гравированных портретов" (Ровинский, III, стб. 2109-2111; IV, стб. 238, 284-285). Несколько портретов репродуцированы в других изданиях разных лет (Апостолы свободы, Блаженной памяти, Гордин, Данилова, Знаменитые россияне, Загорулько, Русские портреты, Старк, Федорченко, 2001, Федорченко, 2003, Шубинский, 1995).
       Назовем книги, в которых упоминаются бароны Черкасовы, изданные совсем недавно в начале XXI века: некоторые из них являются переизданием работ XIX века (Павленко, 2002, Екатерина II, 2003, Петр Великий, 2003, "Гистория", 2004, Писаренко, 2003, Петров, 2005, Любимов, 2004, Данилова, 2005, Носич, 2005). Из них самый разнообразный материал для биографии И. А. Черкасова и его сыновей содержится в книге К. Писаренко "Повседневная жизнь русского двора в царствование Елизаветы Петровны".
       Этот солидный том, без которого теперь не обойтись любому историку, погружающемуся в историю жизни российского общества первой половины и середины XVIII в., позволил авторам преодолеть некоторые стереотипы в биографиях Черкасовых и восстановить историческую истину в некоторых фактах, которые нам изначально казались сомнительными и малоубедительными. Дело в том, что упомянутое "изобилие" материалов является всего лишь разрозненными фактами, далеко не всегда соответствующими исторической правде, но привычно повторяемыми авторами ХIХ-ХХ вв. Зато исторические и архивные документы, в том числе написанные рукой кого-либо из Черкасовых оставались почти неизвестными или забытыми в исследовательской литературе. В ней же нет ссылок на законодательные акты, на документальные реестры, имеющие прямое отношение к Черкасовым. Не существует ни одной, строго упорядоченной и обширной документально обоснованной биографии лиц из рода Черкасовых. Исключение составляет крохотная тенденциозно изложенная биография И.А.Черкасова в книге Г. Гельбига "Русские избранники" и упоминавшиеся краткие биографии А.И.Черкасова. Правда, есть энциклопедического характера персоналии нескольких баронов и баронесс Черкасовых в РБС, т. 22, переизданного в 2000 г., с обширной и разнообразной библиографией к каждому имени, но сам жанр словарной персоналии предполагает скупость изложения: это не биографии в полном смысле слова, хотя надо признать, что живой слог, прямая речь персонажей, увлекательность изложения этих небольших повествований, написанных известными русскими историками, сильно отличает их от ана-логичных энциклопедических статей в советских изданиях. В определенной степени этой стилистике подражает В.Федорченко, давший во 2-м томе словаря "Императорский дом. Выдающиеся сановники", 2003 и во 2-м томе словаря "Свита российских императоров", 2005 персоналии четверых баро-нов Черкасовых. Но автор краток, что вполне естественно, учитывая его основную задачу.
       Мы же, авторы, поставили перед собой задачу создания нескольких био-графических очерков наиболее известных представителей рода Черкасовых, включив в них весь имеющийся в нашем распоряжении архивный, источнико-ведческий, мемуарный, историко-генеалогический и геральдический мате-риал, в том числе документы и исследования ранее не учтенные другими историками. Мы сообщаем читателю о кабинет-секретаре Петра и Елизаветы Петровны И. А.Черкасове; о его старшем сыне - президенте Медицинской кол-легии А. И. Черкасове и его супруге, дочери Э. И. Бирона, Е.И.Черкасовой; об их дочери - начальнице Смольного института благородных девиц Е.А. Пальменбах; о вице-адмирале Российского флота И. И. Черкасове; о декабристе поручике А. И.Черкасове. Эти биографии не будут строго изолированными друг от друга текстами, но как нити повествования представят единое полотно, с вытканными на нем образами нескольких поколений семейства баронов Черкасовых. В конце нашей книги мы коротко остановимся на нескольких именах Черкасовых, живших во второй половине XIX века и в на-чале XX века; и, насколько нам позволит имеющийся в нашем распоряжении материал, расскажем об участии Черкасовых в гражданской войне, о жизни в эмиграции и участии в культурной и общественной деятельности Русского зарубежья в XX веке.
       Долг памяти перед предками - так мы назвали бы первую причину, заставившую нас написать эту книгу о старинном дворянском роде, начавшемся с подьячего, ставшего действительным тайным советником, кабинет-секретарем императрицы и имевшего потомков от президента Медицинской колле-гии до умершей в девичестве и похороненной в Нью-Йорке в Ново-Дивеевском монастыре в 1998 г. баронессе Черкасовой; от вице-адмирала и капи-тана 1-го ранга до кадета Морского корпуса, участника кубанского Ледя-ного похода Добровольческой армии; от начальницы Воспитательного обще-ства благородных девиц при Смольном монастыре до педагога, организатора дружин русских скаутов и волчат в Яхонтовской гимназии г. Ниццы во Фра-нции; от декабриста, осужденного по VII разряду, до члена Государст-венной Думы III созыва (1907-1912).
       Вторая причина объясняется сугубо профессиональным интересом. Мы поставили целью добиться, чтобы наше исследование о роде Черкасовых было по возможности доскональным, но и соответствующим историческим фактам в жизни этого рода, во всяком случае, максимально приближающимся к исторической правде. Замечательный французский исто-рик, один из основателей знаменитой "Школы Анналов", Марк Блок сказал, что настоящий историк похож на сказочного людоеда: "Где пахнет челове-чиной, там, он знает, его ждет добыча" ("Апология истории"). Так и мы, авторы-историки, бросались на те документы, книги, которые "пахли Черка-совыми". И нередко оказывались разочарованными своей "добычей": это был "запах Черкасовых", но он не совпадал с тем, который мы своим исто-рическим чутьем обнаруживали ранее. Многие, даже капитальные труды ис-ториков-профессионалов, не говоря уже о сочинениях дилетантов - авторов разных записок и собраний сообщений (и тех и других было достаточно и в XVIII и в XIX веках) содержат недостоверные подробности, ошибки и в текстах работ, и в примечаниях. Часто авторы противоречат друг дру-гу. Особенно много неточностей в указаниях дат жизни, имен членов семей Черкасовых в разных поколениях. Достаточно сказать, что до сих пор не установлена точная дата смерти 1-го барона Черкасова. Нет единства во мнениях относительно причин его опалы и ссылки. Есть "темные" непро-веряемые факты, и, напротив, встречаются очевидные мистификации и фаль-сификации, совершенные с разными целями, или совершенно бесцельно и бездумно.
       Эти погрешности фактологии чаще всего вызваны тем обстоятельством, что русские историки XVIII - XIX вв. в большинстве своем не утруждали себя работой с архивными и источниковедческими документами. Их историо-графия нередко опиралась на устные рассказы людей предыдущих поколений и современников, на упомянутые записки, сделанные тоже с чужих слов (заметное исключение составляет А. Т. Болотов), на случайно или тенден-циозно подобранные документы, которые, прежде всего, должны были подт-вердить версию или гипотезу данного автора. Образно говоря, историческ-ому преданию не доставало исторического писания. На эту особенность русской исторической науки указывал еще В. Бильбасов в предисловии к книге Г. Гельбига в 1885 г. Историческая методология В.Н.Татищева (а его историографическую практику лишил загадочности и оправдал Ал. Толочко в книге "История Российская" Василия Татищева: источники и известия". НЛО, М., 2005) не годилась для историков, рассматривающих совсем недавно прошедшее время. Лишь метод исследования исторического мате-риала любой эпохи, примененный С. М. Соловьевым при создании "Истории России с древнейших времен" изменил форму исторических сочинений. За-ключалась же его практика в тяжкой работе с архивными документами, их обильном цитировании или изложении. С. М. Соловьев создал документальный фундамент для будущих исторических исследований. Хотя даже его ученик В.О. Ключевский на рубеже 19-20 веков, по замечанию Е.В. Анисимова, не всегда углублялся в источниковедческие документы послепетровского времени и при всей магии слова в знаменитых лекциях допускал в своих оценках и предвзятость, и погоню за красивостью, внешней формой, в итоге создавая мифологемы, которые живут до сих пор (Анисимов, с. 6-7).
       Один из авторов книги, Д. И. Корнющенко, стремясь к устранению упомя-нутых ошибок и к расширению исторического дискурса новыми фактами и именами, касающимися рода Черкасовых, во второй половине 2004 г. соста-вил наиболее полную "Родословную поколенную роспись баронского рода Черкасовых", использовав в работе около 80 генеалогических, геральди-ческих и литературных источников. Генеалогическим образцом ему служи-ла "Родословня баронов Черкасовых. Опыт поколенной росписи" (Любимов, 1914, с. 1 - 6). Насколько нам известно, это единственная полная родос-ловная баронов Черкасовых, включающая VII поколений на начало XX века. Однако и в ней есть ошибки и пропуски имен, а дата издания указывает на роковой для России 1914 год, после которого началось "рассеяние" Черкасовых в эмиграции. Усилиями составителя родословной по опубликованным материалам русского зарубежья удалось восстановить VIII-е поколение Черкасовых, но, увы, далеко не полностью. Найдено несколько имен принадлежащих к IX поколению. И это пока все. К роду Черкасовых примы-кает родословная родов, продолжающихся по женской линии: в результа-те пресечения линии мужского потомства в пяти семьях баронов Черкасо-вых на протяжении 19-го и нач. 20-го вв. Эта родословная имеет локаль-ный характер одного-единственного ответвления. Таким образом, общая составленная "Родословная" насчитывает на начало XXI века 12 поколений Черкасовых и их потомков за исключением живущих за рубежом и в странах СНГ, которых не удалось учесть. Но уже после ее составления понадобилось вносить изменения, поправки, корректировать имена и даты, т. к. обнаружились новые, ранее не известные составителю, документы. Один этот при-мер демонстрирует те трудности, которые преодолевали авторы книги. По-этому жизнеописания героев нашего исследования изначально не могут но-сить характер последовательных биографических хроник: неизбежна неко-торая фрагментарность, даже мозаичность, изложения, неизбежны повторе-ния отдельных эпизодов их биографий. В случаях явных противоречий в ис-точниках, авторы прибегают к методу исторической компаративистики и оставляют за собой право на собственные версии, на догадки при заполнении исторических лакун. Догадка исследователя, может быть, не самый верный способ восстановления утраченных звеньев в биографии исторического деятеля, но он допустим, если историк не ставит перед собой никаких дру-гих целей, кроме одной: представить то событие, что неизвестно, таким, каким оно могло бы быть, при невозможности узнать, как это было на са-мом деле. Хотя в действительности историк на воскрешение прошлого не способен, и мы отдаем себе в этом ясный отчет.
       Мы оставили за собой право не только на трансляцию источников и лите-ратурно-исторических сообщений, но и на их комментирование с позиций методологии уже упоминавшейся "Школы Анналов" и культурологической ко-нцепции диалога культур, а это означает, что чужой эпохе мы задаем свои вопросы, все новые и новые вопросы... С какой целью? Чтобы лучше понять не только далекую эпоху, но и ту, в которой мы живем. Об этом писал М.М.Бахтин: "Чужая культура только в глазах другой культуры раск-рывает себя полнее и глубже. Один смысл раскрывает свои глубины, встретившись и соприкоснувшись с другим, чужим смыслом: между ними начинается как бы диалог, который преодолевает замкнутость и односторонность этих смыслов, этих культур. Мы ставим чужой культуре новые вопросы, которые она сама себе не ставила, мы ищем в ней ответы на наши вопросы, и чу-жая культура отвечает нам, открывая перед нами новые смысловые глуби-ны" (Бахтин, с. 334-335).
       При отборе исторических источников авторы ограничивали их включение в окончательный текст книги. Так, за пределами исследования осталась "Опись Высочайшим указам и повелениям", составленная П.Барановым, Т. I - II, содержащая множество официальных документов, связанных с деяте-льностью И. А. Черкасова. С одной стороны, эти документы всего лишь под-тверждают исполнение указов подписью И.Черкасова или упоминают его как исполнителя и наблюдателя, а с другой стороны, большинство из этих до-кументов изложены трудночитаемым стилем канцелярии первой половины XVIII века. "Опись" превратила бы книгу в малоувлекательное чтение.
       Кроме того, часть указов цитируется по другим источникам и их тоже до-статочно. Мы предназначаем свою книгу для читателя - любителя российской истории, но не настолько готового продираться сквозь дебри сложного официального языка осьмнадцатого столетия, которое, как известно, бы-ло "безумно и мудро". В этой связи мы стремились как раз преодолеть орфографические, синтаксические и стилистические трудности цитирования документов и других источников XVIII - нач. XIX вв. Графическая система письма соответствует современной орфографии, фонетика в большин-стве случаев также приведена в соответствие с современным русским язы-ком, хотя некоторые официальные и неофициальные документы приведены в первозданной целостности, чтобы ярче показать колоритность личности и времени. Полностью сохраняется стиль документов, за исключением тех случаев, когда их текст пересказывается в целях более конкретного и ясного изложения событий. Это позволяет увидеть, как на протяжении жи-зни нескольких поколений одного рода, - от Петра I до Николая I,- ме-нялся русский литературный и бытовой язык. Все документы, опубликован-ные на иностранных языках, цитируются в переводе на русский язык. В книгу не включена упоминавшаяся выше новая "Родословная" рода ба-ронов Черкасовых - документ обширный и весьма специфический. Для соз-дания нашего сочинения "Родословная" играла роль ведущей схемы, неко-его каркаса, который постепенно обрастал "живой жизнью" истории отдель-ных лиц и всего семейства Черкасовых в пространстве и времени России. Генеалогический фактор не являлся главным, а выполнял для авторов роль служебного характера во всем процессе исторического исследования.
       Если нам удалось показать несколько личностей со всеми их недостат-ками и достоинствами на фоне истории 18-20-го веков, и иногда - эпоху глазами этих незаурядных людей, то мы будем считать свою задачу исто-риков-исследователей и повествователей исполненной.

    Д. Корнющенко,

       академик Академии творческой педагогики, член Российского философского общества, лауреат VI Артиады народов России.

    Е.Макеева,

       кандидат исторических наук, доцент Самарского государст-венного педагогического университета, ученый секретарь отделения десмоэкологии РФО.

    Два чувства дивно близки нам,

    В них обретает сердце пищу:

    Любовь к родному пепелищу,

    Любовь к отеческим гробам.

    А.С.Пушкин

      

    Глава первая. Иван Антонович Черкасов.

      
        -- Происхождение

    ***

       Мы начнем рассказ об И.А.Черкасове с представления нескольких биографических источников, охватывающих время их создания почти двухсотлетним историческим периодом. Это необходимо с той целью, чтобы стали очевидными те трудности, с которыми пришлось столкнуться при объективном жизнеописании родоначальника баронов Черкасовых. Вероятно, с такими же сложностями встречаются многие авторы других биографий, если их герои не слишком знамениты и не изучены вдоль и поперек.
       Первая биография И.А.Черкасова принадлежала Г. Гельбигу. С нее и начнем. Георг Адольф Вильгельм фон Гельбиг прибыл в Россию в 1787 г. как секретарь саксонского посольства. Его терпеть не могла Екатерина II и, в конце концов, в год своей смерти добилась у саксонского двора отзыва Гельбига из России. Книга Гельбига "Русские избранники" вышла в начале 1809 г. в Тюбенгене на немецком языке. Название книги нужно понимать в таком смысле, что ее герои - "избранники" лишь по той причине, что так или иначе обратили на себя внимание коронованных особ и таким образом вошли в российскую историю. Переводчик и комментатор книги В.А. Бильбасов считал, что ей больше подошло бы название "Русские избранники и случайные люди" (Гельбиг, 1999, с. 8). На русском языке книга публиковалась в исторической периодике XIX века (Гельбиг, 1865, РА, 12 с примечаниями М.Лонгинова; Гельбиг, 1886, PC, 4 в переводе В.А. Бильбасова с достаточно подробной библиографией). В 1900 г. книга выходила на русском языке в Берлине и впервые отдельным изданием в России в 1999 г.
       В.А. Бильбасов в целом высоко оценивает книгу саксонского дипломата, но признает, что его методы изысканий были как раз таковы, о каких мы упомянули в "Вместо предисловия": собирание устных рассказов современников. "Он застал еще в живых, познакомился и часто расспрашивал лиц, живших и действовавших при императрице Анне, даже при Екатерине I и Петре I. Без труда Гельбига эти драгоценные сведения современников, эти живые устные сообщения совершенно пропали бы для нас."<...>"Само собой, однако, разумеется, что, записывая устные рассказы современников, Гельбиг должен был приводить иногда и неверные сведения: он записывал верно, но ему сообщали неверно - одним просто изменяла память, другие окрашивали рассказ личными впечатлениями, третьи, быть может, умышленно извращали факты по честолюбивым или иным видам" (Гельбиг, 1999, с, 6). Сам В.А. Бильбасов (1837-1904), профессор истории, автор и переводчик многих фундаментальных исторических трудов, хорошо знал историю осьмнадцатого века: его "История Екатерины II" в 2-х томах была переведена на немецкий язык и издана в Берлине в 1891 г. От себя же лишь заметим, что среди 110 биографий, написанных Гельбигом, наиболее благожелательно выглядят те, в которых рассказывается о людях немецкого происхождения, а таких в России 18-го века было избыточно много.
       Биография И.А. Черкасова в книге умещается на одной странице и с первых же строк создается впечатление, что автор писал ее со слов "третьих", тех, кто знал, что барон очень не любил немцев, да и вообще не преклонялся перед иностранцами, болея прежде всего об интересах России.

    "59. Иван Черкасов.

       Иван Черкасов был простолюдином. Петр I взял его к себе и приказал учить письму. Когда он напрактиковался несколько, он сделал его своим писцом. При этой службе он должен был сопровождать императора в путешествиях, но в царствование этого монарха никак не мог добиться высшего места.
       Екатерина I оставила его в императорском кабинете, где он должен был работать для тайного советника Макарова, все еще как писец, но с титулом кабинет-секретаря. В царствование императрицы Анны, Черкасов, за многие проказы, был сослан, по приказанию Бирона, в Астрахань. Тогда нельзя было и думать, что по странному сплетению обстоятельств, этот Черкасов сделается тестем дочери всесильного Бирона. В Астрахани он должен был оставаться до 1742 года.
       Елизавета, считавшая большой заслугой службу ея отцу, все равно был ли этот монарх доволен службой или нет, вызвала его из Астрахани и осыпала почетными местами и богатствами, хотя он не заслуживал ни того, ни другого. Он стал, наконец, бароном и кабинет-министром и, непонятным образом, достиг того, что подписанные им приказы имели силу императорских указов. Черкасов умер в 1760 г., в Петербурге.
       Он был груб, невежествен и беспечен превыше всякого описания. После его смерти нашли 570 пакетов, присланных ему в кабинет из сената и не распечатанных.
       Его сын Александр женился в 1759 году на принцессе Курляндской Гедвиге Елизавете Бирон.
       Впрочем, фамилия Черкасовых, как одна из знатнейших, пользуется большим уважением при русском дворе" (Гельбиг, 1886, PC, 172).
       В этом небольшом тексте мы насчитали десять ошибок и неточностей. Бильбасов в примечаниях пытается дополнить Гельбига и называет даты жизни И. Черкасова: 1690-1752 гг. (Гельбиг, 1999, с. 157).
       М.Лонгинов ранее давал более обстоятельные примечания, исправил в них несколько ошибок автора, дал сведения о детях И.А.Черкасова, но в отношении дат жизни также ошибся, назвав 1690-1762 гг. (Гельбиг, 1865, с. 1460-1462). В свою очередь Лонгинов добавляет ошибок и неточностей в биографию барона.
       Так обстоит дело с самой первой биографией видного государственного деятеля Российской империи.
       Для нашей цели следующим источником хронологически является "Российская родословная книга, издаваемая князем Петром Долгоруким, 1855-1856". П.В.Долгоруков (1816-1868) много занимался историей знатных семейств России, издавал за рубежом на французском языке результаты своих изысканий, чем доставил немало неприятностей русской аристократии и императорскому дому, т. к. не стеснялся в раскрытии постыдных и тщательно скрываемых тайн, порочащих некоторые знаменитые семейства. Его фрондерство перешло в открытую оппозицию русским властям, и, когда за книгу "Правда о России", изданную в Париже в 1860-1861 гг., последовал официальный вызов на родину, он отказался вернуться и был приговорен Правительствующим сенатом к лишению княжеского титула, прав состояния и к вечному изгнанию. Б.Окуджава вывел его в романе "Путешествие дилетантов" под прозвищем "князя Хромоножки". Родословную баронов Черкасовых он начинает так: "Иван Антонович Черкасов начал службу в 1705 году, писарем в канцелярии Петра Великого, коего внимание обратил на себя умом, честностью и бесстрашной правдивостью" (Долгоруков, 1855, 2, с. 278-279). Предлагаем сравнить эту характеристику с соответствующим местом у Гельбига. У нас будет еще не мало случаев, чтобы убедиться в справедливости и правдивости слов П.Долгорукова. Однако Долгоруков и в этом случае, и в дальнейшем тоже допускает много ошибок, особенно в отношении прямых потомков И.А.Черкасова. К чести его, в 3-й части "Родословной книги он признает эти ошибки и значительно дополняет родословную Черкасовых, доведя ее до V поколения (Долгоруков,1855, 3, с.493-494). Но и там встречаются ошибки, даты жизни Черкасовых он практически не называет.
       Обратимся к энциклопедическим изданиям. Самой подробной и значительной по объему, с наименьшим количеством ошибок и разнообразными фактами из жизни является биографическая справка в "Русском биографическом словаре" (РБС, 22 "Чаадаев-Швидков", с.169-173). Мы уже упоминали о персоналиях Черкасовых в этом словаре как о своего рода эталоне. РБС издан в 1900 г., но уже в 1903 в знаменитом "Энциклопедическом словаре" можно было прочитать такую короткую справку об И.А.Черкасове: "Черкасов (барон Иван Антонович, 1692-1752) - государственный деятель. Службу начал канцеляристом при кабинет-секретаре Макарове. Петр Вел., видя в нем прилежного и способного работника, стал давать ему разные поручения, брал с собой во время путешествий в Голландию, Францию и в персидский поход и, наконец, произвел его в кабинет-секретари. За приверженность к Долгоруким императрица Анна Иоанновна сослала Ч. в Казань, а потом в Астрахань, где он оставался до воцарения Елизаветы Петровны, снова возведшей его в звание кабинет-секретаря и даровавшей ему звание барона. Письма Ч. к графу Н.И.Панину и другим лицам напечатаны в "Историч. Вестнике" (1880, т.1) и "Русском Архиве" (1882. т.II).
       Здесь же дается справка о Черкасовых: "Черкасовы - баронский род, записанный в V ч. род. кн. Московской губ. Родоначальник его - Иван Антонович Ч., начавший службу с 1704 г. писарем в канцелярии Петра Вел., и достигшего при нем звания "тайного секретаря кабинета Его Имп. Величества" (см. выше)" (ЭСБЭ, 76, с. 522). Справки, как и полагается в энциклопедическом словаре, маленькие, но ошибок и неточностей в них немногим меньше, чем у Гельбига. Опыт РБС не учтен.
       Самым коротким и потому безошибочным является сообщение С.В.Любимова:

    "Черкасовы

       Род баронов Черкасовых происходит от Антона Черкасова и восходит к концу ХVII столетия. Именным Высочайшим указом от 25 апреля 1742 г. действительный статский советник И.А.Черкасов возведен с нисходящим потомством в баронское Российской империи достоинство" (Любимов, 1910, 2, с. 205). Через четыре года автор опубликует опыт самой полной поколенной росписи рода баронов Черкасовых.
       И, наконец, обратимся к образцу советской историографии. "... Преемники Петра за 30 с лишним лет кратковременных и потому многочисленных царствований еще более девальвировали титул баронов, присвоив его трем прославленным казнокрадам - братьям Соловьевым, бывшему денщику Петра I В.П.Поспелову и статс-секретарю И.А.Черкасову, особе весьма темного происхождения (10-й по счету русский барон):

    Шафиров,

    Остерман,

    3-е Строгановых,

    3-е Соловьевых,

    Поспелов,

    Черкасов."

    (Балязин, с. 154).

       Вот ведь каким ничтожествам давали русские цари баронские титулы! - такое впечатление в 1985 г. было неизбежным для необремененного знанием отечественной истории советского массового читателя, для которого и предназначался альманах, в котором были опубликованы эти сведения для любопытных. Откуда ему, читателю, было знать, что по свидетельству П.Долгорукова, О.А.Соловьев был одним из умнейших и честнейших людей своего времени, что оклеветанный своими врагами он вскоре оправдался и был назначен Петром Великим асессором в коммерц-коллегию. Петр обещал ему и его двум братьям баронство, но не успел дать грамоты из-за болезни и кончины, что выполнила Екатерина I, возведя 1 января 1727 г. в баронское достоинство Осипа, Дмитрия и Афанасия Алексеевичей Соловьевых (Долгоруков, 1855, 2, с. 278). Семьи Соловьевых и Черкасовых были в дружбе до опалы последнего. Как мог узнать читатель, что происхождение И.А.Черкасова хорошо известно, в том числе на основании сведений, предоставленных им самим (Гербовед, с. 54), по биографическим данным (РБС, 22, с. 169-170). И хотя бы ради уважения к "первому этапу русского освободительного движения" автор мог бы сказать, что из рода Соловьевых и из рода Черкасовых вышли два революционера-декабриста: штабс-капитан бар. В.Н.Соловьев, член Общества соединенных славян, участник восстания Черниговского полка, приговоренный к смертной казни, замененной ссылкой в каторжные работы вечно; и поручик бар. А.И. Черкасов, член Южного общества, входивший в Тульчинскую управу, осужденный Следственной комиссией по VII разряду на каторгу и ссылку. Значит, было в этих "малодостойных" родах с точки зрения Балязина, нечто такое, что в них рождались и воспитывались люди, способные на самопожертвование ради благородной цели, так, как они ее понимали.

    ***

       В нашем распоряжении свыше семидесяти библиографических и других источников, в которых упоминается имя И.А.Черкасова. Не будем подвергать их строгой классификации. Начнем с тех, в которых говорится о происхождении героя биографии. Он действительно был "из простолюдинов", хотя в случае И.А.Черкасова этот термин будет иметь другую наполненность, нежели у Г. Гельбига. Своим возвышением он был обязан единственно собственным природным дарованиям, а не "делу случая".
       Черкасов И.А. родился 27 января 1692 г. (Любимов, 1914, с 1). К моменту коронации Елизаветы Петровны 25 апреля 1742 г. ему исполнилось уже 50 лет. В этот же день он был возведен в баронское достоинство - среди сравнительно немногих лиц, удостоенных наград. Правительствующий сенат, журналом от 25 мая во исполнение указа императрицы приказал: "о том, для ведома и где надлежит исполнения, во все коллегии, канцелярии, канторы, губернии и правинции послать указы, дипломы и гербы, так и на чины от Военной Коллегии, а прочим от Геральдмейстерской Канторы". Последняя дала резолюцию от 8 июня: "для гербов и дипломов графам, барону и дворянину сочинить, заблаговременно, выписку и от кого надлежит взять скаски и доложить" (АДГ, к.39, 15). "Исполняя это распоряжение, 1742 г. 11 октября действительный статский советник барон Иван Антонов Черкасов сказал: "от роду ему пятьдесят лет, отец ево Антон Романов сын Черкасов имелся по фамилии Гусь родился в Малой России в городе Сосницы, а воспитан в Великой России и назван Черкасовым, и оный отец ево находился в службах а именно: был стряпчей дому Тамбовского архиерея, и определен был в Воронеже камисаром к карабельному строению которого строены с монастырей всего государства, и в 1735-м году будучи уже с 1710 году 1718 году в монашестве в Киевском болничном монастыре умре; (Гербовед, с. 54). Итак, вопреки мнению некоторых авторов (Федорченко, 2003, 2, с. 518), фамилию "Черкасов" носил уже Антон Романович. Когда он родился? Дату его рождения, исходя из имеющихся данных, можно определить условно около 1670 года. Любимов в "Родословне" добавляет, что Сосниц был административным центром сосницкой сотни, позднее уездным городом Черниговской губ., а "Черкас" означает малоросс (Любимов, 1914, c.l). Были ли у него родственники, братья? В литературе, упоминающей о И.А.Черкасове часто говорится, что у него имелось много родственников (Бюлер, 1870 г., 86, с. 20; Писаренко, с.442). В "Морском биографическом словаре" встречается имя Черкасова Мокея (1680-1731), без отчества. "Известный судостроитель, галерный мастер (1730), в 1706 г. принят учеником галерного дела на Лодейнопольскую верфь. Обучался строительству гребных судов в Дании и Германии. С 1713 г. самостоятельно строил галеры и скампавеи на Галерном дворе СПб Адмиралтейства. Участвовал в Гангутском сражении (1714). В разное время строил суда галерного флота в Казани, Брянске, Киеве. В 1720 г. первым из русских судостроителей освоил строительство галер французского типа - скампавеев..." (Доценко, с. 432). Сопоставляя даты жизни Антона и Мокея Черкасовых, учитывая их занятость в корабельном строении можно выдвинуть осторожную гипотезу об их родстве, возможно, даже о братстве. Среди Флотских офицеров 18 - нач. 20 веков часто встречается Фамилия "Черкасов", но есть только три барона Черкасова (Веселаго, 12, с. 101).
       И, в свою очередь, были ли близкие родственники у И.А.Черкасова? На этот вопрос мы можем ответить совершенно утвердительно только относительно его родного брата Семена Романовича, т.к. их родство подтверждается документально. В дневнике камер-юнкера Ф.В. Берхгольда записано: "Кампания машкарада в Санкт-Петербурге 1723 года сентября 6 дня", а среди ее участников в разделе 26 молодой придворный упоминает: "Ямского приказа дьяк Семен Черкасов". В "Примечаниях" читаем: Старый подьячий Оружейной канцелярии, с 1720 г. - дьяк Ямского приказа (Дневник, с. 188, 507). Комментарий к понятию "старый подьячий" и "дьяк" подробно дает Г.Ф.Миллер (1705-1783),историк, археолог, архивист, живший в России с 1725 г. и много сделавший для развития и постановки научного дела, автор значительного труда "История Сибири" в 2-х томах и других сочинений. "Под дьяками назывались подьячие, которые в старину были трех классов: молодые, средние и старые. Из старых заслуженные и искусстные отправлялись в Дьяки. Редко, кто из дворян желал быть Дьяком; однако ж были и такие примеры, что приказный чин в старину был особливый, ровно как бы поповский, подобно среднему состоянию между дворянством и мещанством. Как скоро подьячий стал Дьяком, то он стал по нынешнему сказать, и дворянином: и как было сказано выше, имел уже преимущество перед тогдашними служивыми писцами; однако ж ниже дворян Московских" (Миллер, с. 230).
       Вероятно, Семен был старше Ивана и помог ему перебраться из Архангельска в Москву, где Иван начал служить подьячим в Оружейной палате в 1711-1712 годах. Иначе такой резкий поворот в служебной карьере 19-летнего юноши трудно было бы объяснить. Мы располагаем небольшой перепиской братьев в 1727 г., когда И.Черкасов уже попал в немилость и находился в Москве. Он писал в С-Петербург письма различным влиятельным сановникам и отсылал их брату для передачи оным, однако С.А. Черкасов рассудил именно как старший, что вместо помощи может оказаться какая-либо "противность", письма брата уничтожил (надо думать, и о себе в то сложное, непонятное по расстановке сил при дворе время, беспокоился и советовал положиться на время. Нам предстоит подробно рассмотреть этот эпизод, связанный с княгиней А.П.Волконской и ее окружением, поэтому, установив родство С. и И. Черкасовых, пока этим и ограничимся. Других сведений о кровных родственниках по отцовской или материнской линиям нам обнаружить не удалось, хотя таковые наверняка были.
       Зато нам удалось объяснить происхождение первой фамилии-прозвища Черкасовых - "Гусь". На Украине можно было встретить и не такие фамилии, еще менее благозвучные и даже оскорбительные для их владельцев, с точки зрения россиян, и что "Гусь" был заменен "Черкасовым" особого понимания не требует. Но почему, в таком случае, в гербе баронов Черкасовых этот гусь является нашлемником-клейнодом, т.е. представляет собой некую символическую эмблему, означающую нечто важное для всего рода? Этот гусь смущал некоторых геральдистов и авторов генеалогий. В самом деле, в дворянских гербах роль клейнода, случалось, играли пернатые: орел, утка, ворон, петух, цапля, павлин, феникс, пеликан, журавль (Лакиер, с. 41-42);. сова, сокол, фантастические птицы (Драчук, с. 254), но не гусь, который в бытовой речи часто бывал обидным и даже оскорбительным словом. Вспомним историю двух друзей, поссорившихся на всю жизнь из-за слова "гусак", рассказанную Н.B.Гоголем. П.Долгоруков вообще не упоминает гуся в описании герба Черкасовых, а пишет "серебряный лебедь" (Долгоруков, 1855 г. 2, с. 279). Однако в Дипломе барону Черкасову в описании герба совершенно ясно говорится: "...над щитом да стоит Баронский серебряный шлем о седьми золотых решетках, по краям золотом обложенной и золотою Баронскою короною украшенный, сверху которой является серебряный гусь с носом и лапами красными, крылья к летанию поднимающий..." (ВВИ, с. 237). Известно, что проект герба составлен самим И.А.Черкасовым, им же сделан нарисованный эскиз (Гербовед, с. 56-57; Общий Гербовник, 3, 7, с. 6). Следовательно, у него были какие-то особые основания включать эту "неблагородную" птицу в свой герб, родовой герб.
       Мы строили разные версии. Например, такую. Отец и сын в молодости были стряпчим и подьячим, т.е. людьми постоянно пишущими, а главным орудием письма было гусиное перо. Вот А.Р.Черкасов и получил прозвище соответствующее, перешедшее к сыну, который в знак памяти захотел увековечить его на гербе. Однако историческая реальность быстро разрушила эту гипотезу. Ведь петровская и, особенно, послепетровская знать меньше всего хотела помнить о своем "подлом" происхождении, тем более, напоминать об этом другим. Иначе сколько бы интересных предметов оказалось в композициях старинных гербов! Например, герб светлейшего князя Меншикова мог бы увенчаться пирожками, которыми он торговал в юности. Новоиспеченный барон Черкасов был сыном своего времени и не мог думать иначе. Тем более, герб давался не только ему, но всему нисходящему потомству, т. е. на века. В далеком будущем потомки забыли бы, что означает этот гусь, и смотрели бы на него как на досадную комическую нелепость, унижающую их дворянско-баронское достоинство. Значит, были более веские и серьезные основания для появления такого клейнода.
       Разгадку этих причин-оснований мы нашли у Ф.А.Бюлера. Если кого-то из русских историков 19 века и можно назвать исследователем рода баронов Черкасовых, то именно барона. Федора Андреевича Бюлера (1821-1896). Он окончил Училище правоведения (1841), служил в Сенате. Занимался литературой, писал повести, имевшие успех. После сенатской ревизии Астраханской губ. (1844) увлекся научными изысканиями. Опубликовал в "Отечественных записках" в 1846 г. большую статью "Кочующие и оседло живущие в Астраханской губ. инородцы". Печатался в журналах РВ, PC, ДНР. Его интерес к баронам Черкасовым был не случайным, т.к. он являлся их потомком по женской линии. Сын второй дочери баронессы Пальменбах Е.А., урожд. Черкасовой, А.Е. Бюлер, он через родство с бабушкой был правнуком А.И.Черкасова и принцессы Курляндской-Бирон, и праправнуком барона И.А.Черкасова и герцога Э.И.Бирона. Кроме того, Ф.А.Бюлер был двоюродным племянником баронессы С.П.Черкасовой, которую называл "тетушкой". Ей он посвятил свое самое крупное произведение "Два эпизода из царствования Екатерины II" (Бюлер, 1870, 86, 89; 1871, 91, 95, 96). Эти очерки незаслуженно редко упоминаются исследователями истории 18 века, хотя стоят многих монографий о времени Екатерины II. Их давно бы следовало издать отдельной книгой. С 1873 г. Ф. Бюлер получил должность директора Главного архива МИД и управлял архивом до конца жизни, принеся ему неоценимую пользу (РП,1, с.384-385).
       У барона Бюлера хранились портреты многих представителей рода Черкасовых, которые иногда репродуцировались в старинных изданиях: И.А.Черкасова, А.И.Черкасова, Ек.И. Черкасовой, П.А.Черкасова, Э.И.Бирона, К.Я. Бюлер, Е.А. Пальменбах, О.И. Жеребцовой (Ровинский, 4,стб.284-285).
       Кроме того, Ф.Бюлер упоминал в "Двух эпизодах...", что портрет барона И.А.Черкасова, "писанный масляными красками, находится в замечательной галерее современников Петра Великого, принадлежащей графу Д.Н.Шереметеву, в его подмосковном селе Останкине" (Бюлер, 1870, 86, с. 22).
       Так вот, в примечаниях к письмам императрицы Марии Федоровны, жены, а затем вдовы Павла I, адресованных баронессе Е.А.Пальменбах, начальнице Смольного института в 1797-1802 годах, Ф.А. сообщает следующее: "В гербе баронов Черкасовых изображен гусь. В дипломе на пожалование И.А.Черкасову баронского достоинства сказало, что гусь означает в этом случае "звание его предков". Действительно, фамильное предание гласит, что предки Черкасовых в Малороссии носили звание гусей, будучи предводителями местных племен. Таким образом, г. Гусятин в Подольской губ. был ничто иное как тын, т.е. укрепление гуся (предводителя). (Блаженной памяти, с. 820). Это объяснение все ставит на свое место. Предки Черкасовых были из поколения в поколение племенными вождями, вероятно, еще в древнеславянские времена. Прозвище "Гусь" продолжало сохраняться за их потомками вплоть до начала 18 века, утратив свой первоначальный значимый смысл, хотя сами носители этой фамилии продолжали помнить о нем. Помнил и И.А.Черкасов (вот вам и темное происхождение"!), поэтому и поставил в гербе в качестве клейнода гуся как эмблему, связывающую его нынешнее высокое положение с не менее высоким положением его далеких предков из родоплеменной знати. Нельзя исключить и такой психологически-бессознательный мотив. Гусь-вожак - птица гордая, независимая, но вздорная. Он следует впереди своего семейства, зорко высматривая, нет ли поблизости врагов, или озираясь по сторонам, если его подданные кормятся на одном месте. Врагов он находит и наживает очень быстро, обороны не признает, агрессивен и сразу переходит в наступление. Если он очень разозлен, то для противника лучшим благом является ретироваться с поля битвы, иначе не миновать неприятностей. Одержав такую мнимую или действительную победу, гусь-предводитель победно гогочет, радостно взмахивает и хлопает крыльями. Некоторые черты характера И.А.Черкасова явно совпадают с этологией "грозной птицы", и, скорее всего, нечто подобное было генетическим свойством характера его предков и его потомков: вспомним "бесстрашную правдивость", упомянутую П.Долгоруковым. Наше предположение может быть развернуто и далее: на нашлемнике-клейноде изображен не гусь "крылья к летанию поднимающий", - вообще-то домашние гуси к летаниям редко склонны,- а гусь-победитель, гордо торжествующий победу над врагами. У Черкасова были все основания отождествлять себя с этой эмблематической фигурой герба: все его прежние враги и гонители были после страшной расправы кто в могиле, как Меншиков, Долгорукие, кто в ссылке, как Остерман, - он же вновь получил власть, честь, богатство, в сущности, ничего не сделав для того, чтобы вернуться ко двору на тот же пост, который он занимал при родителях Елизаветы Петровны.
       Теперь нам оставалось только гордиться найденной разгадкой. Но.., с родом Черкасовых нужно держать ухо востро! Кажется, вот все найдено, объяснено, все сошлось в исторических эпизодах их жизней, и вдруг появляется нечто, что вновь вызывает сомнения. Таким "нечто" у Ф.Бюлера оказалась фраза: "гусь означает в этом случае "звание его предков". Мы располагаем двумя копиями Диплома на баронское достоинство, пожалованное И.Черкасову. Они опубликованы в начале 20 века (Русские бароны, 1900, с. 234-238; Гербовед, 1914, с. 60-64). Копии дипломов повторяют друг друга, хотя не полностью идентичны, но названной фразы "звание его предков" нет ни в той, ни в другой. Не упоминается эта решающая констатация особой значительности клейнода герба Черкасовых ни в одном из геральдических описаний и Гербовниках. Старейший геральдист России, как мы уже упоминали, просто пишет: "В нашлемнике поставлен обращенный вправо гусь" (Лакиер, с.388). П.П. Винклер, публикуя герб, всего лишь дает дополнительные пояснения на примере щита с двуглавым орлом (Винклер, 3, с.11З). Никак не объясняют фигуру гуся в Гербовнике Всероссийского дворянства, т.2,с.5, СПб, 1906. Нет объяснений у А.Бобринского (Бобринский, 2). Наконец, в Общем Гербовнике сказано: "Щит увенчен серебряным Шлемом с Баронской на нем Короною, на поверхности которой виден стоящий серебряной Гусь обращенный в правую сторону (Общий Гербовник, 3, 7, с.6).
       Остается предположить две версии. Или Ф.А.Бюлер, как директор главного архива МИД, располагал копией Диплома, в которой кем-то были вписаны вышеупомянутые три слова для памяти будущих поколений баронов Черкасовых, возможно даже кем-то из Черкасовых. Или он сам в последние годы жизни решился на невинную отсебятину и дополнил Диплом своим разъяснением, - с той же целью. Возможна и третья версия, но к ней мы обратимся в свой черед, значительно позднее. Надо признать, что и в сведениях Бюлера тоже встречаются неточности, есть путаница в именах, в брачных союзах Черкасовых. Мы уже отмечали это неизбежное явление для историков 19 века, да и 20 тоже, поэтому не будем считать это серьезным недостатком исследований Ф.А.Бюлера: в дальнейшем мы покажем, что достоинств в них гораздо больше.

    ***

       Имя И.А. Черкасова, как государственного деятеля, на русском языке впервые появляется в сочинениях Я.Штелина и И.Голикова, изданных во второй пол. 18 века. Однако не исключено, что впервые его имя упомянула в своих"3аписках" Екатерина II. Свои воспоминания она начинала писать несколько раз, меняла их план, что сказывалось и на объектах ее критики и, наоборот, на признательности к своему окружению. В нашей работе этот своеобразный литературный шедевр используется только как источник цитат о Черкасовых и их близких. Но "Записки императрицы Екатерины II" на русском языке были изданы только в 1907 г. (Екатерина, 1989), если не считать издания А.Герцена и Н.Огарева в Лондоне, 1859, на французском языке. Даты написания частей и фрагментов "Записок" спорны, особенно, когда императрица в новом варианте мемуаров повторяет то, что уже было сказано ранее. Поэтому на свой страх и риск сочтем, что в таком важном источнике И.А.Черкасов впервые упомянут в части первой "Собственноручных записок императрицы Екатерины II" в которой она рассказывает о своих первых впечатлениях о дворе Елизаветы Петровны в роли Великой княгини, супруги Великого князя Петра Федоровича. Вот этот небольшой фрагмент, относящийся к 1744 году: "Остальных приближенных императрицы составляли тогда семья Шуваловых, которые колебались на каждом шагу, обер-егермейстер Разумовский, который в то время был признанным фаворитом, и один епископ. Граф Бестужев умел извлекать из них пользу, но его главной опорой был барон Черкасов, секретарь Кабинета императрицы, служивший раньше в Кабинете Петра 1. Это был человек грубый и упрямый, требовавший порядка и справедливости и соблюдения во всяком деле правил" (Екатерина, 1939, 1, с.209). Мемуары всегда носят отпечаток субъективизма, тем более, мемуары царствующих особ. Мы же просто предлагаем сравнить строки Г. Гельбига и строки Екатерины о характере Черкасова, с учетом того, что будущая императрица хорошо знала его лично.
       Якоб (Яков Яковлевич) Штелин (1709-1785) жил в России с 1735 г. При дворе Елизаветы в 1742-1745 гг. он исполнял ответственную роль воспитателя Вел. князя Петра Федоровича, до 1762 г. был его библиотекарем, оставил о своем бывшем воспитаннике интересные записки. Он немало сделал для изучения русской культуры и его книга "Записки об изящных искусствах в России " до сих пор не потеряла своего значения как источник сведений о художестве 18 века. (Штелин, 1990). Кроме того, он издал две книги о Петре I: "Сказание о Петре Великом", СПб, 1778 и "Подлинные анекдоты Петра Великого, сделанные из уст знатных особ в Москве и Санкт-Петербурге", М., 1786. Он хорошо знал барона И.А. Черкасова и в "Реестре свидетелей, от которых издатель слышал сии анекдоты и которых имена в конце каждого анекдота обозначены" называет его. Есть в книге и краткие сведения о Черкасове, в конце которых допущено много ошибок, включая дату смерти (Штелин, 1786, с. 173-174, с.587-588). "Анекдоты" переиздавались в 1830 г., а позднее вышла книга двух авторов: И.Голиков, Я. Штелин. Анекдоты о Петре Великом. Ч. 1- 4. М., 1846.
       Иван Иванович Голиков (1735-1801) являлся историком-самоучкой и в высшие придворные круги не был вхож. Напротив. Курский купец, осужденный за злоупотребления по винному откупу, он был помилован Екатериной II по случаю открытия памятника Петру I в 1782 г. Возможно, это двойное радостное событие стало одной из дополнительных причин его фанатичного интереса к личности царя-реформатора. Он собрал многочисленные документы и более двух тысяч писем Петра, на основании которых написал и издал "Деяния Петра Великого, мудрого пpeoбрaзoвaтeля России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам". Ч. 1-15. М.,1788-1789. Через несколько лет И.И.Голиков издает "Дополнения к деяниям Петра Великого". Т. 1-18. М., 1790-1797. Первое сочинение переиздавалось в Москве в 1837-1843 гг. "Деяния" и "Дополнения" до сер. 19 в. являлись основным трудом и собранием документов по эпохе Петра, из них черпали А.С.Пушкин, С.М.Соловьев, В.О.Ключевский, не говоря о менее известных именах. В "Примечаниях" к т.3-му "Деяний" автор называет имена тех, которые сообщили ему многие факты из жизни Петра: "Из сих особенного уважения, и вероятия достойных особ суть Превосходительные господа: Граф Андрей Иванович Ушаков, Федор Иванович Соймонов, барон Иван Антонович Черкасов и Аврам Петрович Ганнибал" (Голиков, 1837, 3, с. 346). От себя заметим, что трое последних после смерти Петра пережили долгую опалу, ссылку, а кто и каторгу. На основании сведений Я.Штелина и И.Голикова появилась первая биографическая справка об И.А.Черкасове в "Словаре достопамятных людей русской земли" (Бантыш-Каменский, 1836, 5, с. 261-263).

    ***

       К этим многотомным сочинениям мы еще не раз возвратимся, будем цитировать или излагать тот материал, который имеет отношение к биографии Черкасова. Но они не являются источниками для начального периода жизни нашего героя, т. е. его молодости до 1712 г, когда он стал служить в Кабинете Петра I. Таких источников, вероятнее всего, вообще не существует за исключением уже известной нам "скаски барона Черкасова". Вернемся к этому документу, из которого узнаем, как началась служба юного Черкасова. "... а он барон Черкасов находился у гражданских дел с 1705 году и был в Володимере приказной избы подьячим по 1708 год, а в 1708 году и половину 1709 был в доме своем в Козлове, а с половины 1709 был у переписи дворового и подушного числа людей в Ярославле, Романове, Бежецком верху и на Угличе при полковнике князь Григорье Волконском до 1710 году. В начале 1710 году по разделении губерний был у города Архангелского в губернской канцелярии подьячим по 1711 год, а в начале 1711 году определен в Оружейную Палату в Москве подьячим и по указу отправлен в ПетерБурх с мастеровыми той Оружейной Палаты на житье,..." (Гербовед, с. 54). Этот допетровский период службы молодого человека, начавшего ее в 13 лет, завершается в марте 1712 года, когда на 20-летнего подьячего обратил внимание Петр I.
       Семь лет службы юного Черкасова пришлись на годы, когда Петр уже поднял "Россию на дыбы". В полном разгаре шла Северная война, в 1709 г. после Полтавской битвы уже наметился перелом в пользу России, но до окончания было еще далеко. Одна за другой следовали реформы, осуществлявшие "революцию сверху" в Российском царстве. Ответом на эти реформы, проводившиеся, по словам В.Ленина, варварскими средствами против варварства были народные возмущения. В год начала службы "у гражданских дел" И.Черкасова в 1705 г. в Астрахани произойдет восстание посадских и работных людей, к которым присоединятся стрельцы и солдаты. В 1707-1708 казацко-крестьянским восстанием охвачена огромная территория Дона, Поволжья и некоторых, центральных уездов. Цель восстания под руководством атамана К.Булавина откровенно сепаратистская. В 1708 г. поднимаются башкиры, недовольные новыми налогами и размещением на их землях заводов. Следствием этих восстаний было разделение страны на восемь губерний с целью укрепления власти на местах. Одной из них стала Архангелогородская, в губернской канцелярии которой служил молодой подьячий в 1710 до нач. 1711 года. До этого он участвует полгода в переписи дворового и подушного населения. С библейских времен перепись вызывала у народа страх, негодование и возмущение как небогоугодное дело. Перепись 1709 г. предшествовала будущей первой ревизии 1719-1724 гг., после которой будет введена подушная подать. Пока же она была связана с введением в стране с 1705 рекрутской повинности: 20 дворов крестьян должны были выставить на пожизненную военную службу одного рекрута, а впоследствии солдат стали брать с определенного числа душ мужского пола. В 1711 г. вместо Боярской Думы был учрежден Сенат. В него вошли девять ближайших Петру сановников: им - предписывалось разрабатывать новые законы, следить за финансами страны, контролировать деятельность администрации. Надзор над деятельностью сенаторов с 1722 г. поручался генерал-прокурору - "оку государеву". В это же первое десятилетие 18 в. мы видим совершенно неизвестные для России инновации в области культуры и образования. Создаются светские государственные профессиональные учебные заведения (например, в Москве открывается медицинская школа), возрастает издание книг, особенно учебной литературы. В 1708-1710 гг. вместо старославянского устава вводится гражданский шрифт, на котором отныне публиковались все официальные акты и документы, светские книги. Начинает складываться система школ начального образования. На 1711 г. приходится неудачный для Петра Прутский поход в ходе войны с Турцией (1711-1713). В 1712 году только что частично построенный Санкт-Петербург объявляется новой столицей России.
       Не может не обратить на себя внимание то место в "скаске", где говорится, что тринадцатилетний мальчик, отрок, поступает на вполне ответственную должность подьячего в приказной избе. Во всяком случае, быть подьячим значило выполнять основное делопроизводство, копировать документы, составлять челобитные... Для этих и простых и сложных дел нужна была хорошая грамотность, т.к. за ошибки, особенно в копиях важных правительственных указов, писцов сурово наказывали. И не дай Бог было ошибиться в написании полного царского титула! Подьячие составляли особую группу служилого неподатного населения, получали денежное, хлебное, а иногда и поместное жалование. В 20-е гг. их вытеснили канцеляристы, подканцеляристы и копиисты. Где научился грамоте Ваня Черкасов? Скорее всего, роль его первого учителя играл отец Антон Романович - стряпчий. Так назывались в Московском государстве царские чиновники при хлебном, конюшенным и других дворах. При Петре I эта должность была ликвидирована, потом восстановлена судебной реформой 1775 г., но уже в значении помощник прокурора по уголовным делам. А.Р. Черкасов был стряпчим при доме Тамбовского архиерея, где наверняка находилось сосредоточие грамотных людей губернии, возможно, существовало подобие будущей церковно-приходской школы. Следовательно, хорошо научиться грамоте отроку было и у кого, и было где. Мы видим, с какой стремительностью подьячий Черкасов меняет характер и место службы, что тоже соответствовало новым темпам жизни.
       "Сказка" позволяет узнать, где жил юноша: в г. Козлове, который в 1708 г. был приписан к вновь образованной Азовской губ., а после возвращения Азова Турции в 1711 г., с 1719 г. находился в Тамбовской провинции той же губернии. Вероятно, г. Козлов (с 1932 г. Мичуринск) был и местом рождения И.А.Черкасова. Вызывает интерес и сообщение действительного статского советника, что полтора года он не служил, а был в "доме своем в Козлове". Можно предположить: это связано с введением нового гражданского шрифта в эти годы, и молодой подьячий переучивался, осваивал новый алфавит и стиль. Еще большая вероятность причины временного ухода со службы в том, что к этому юношу вынудили семейные дела. Сообщая о своем отце, он указывает, что с 1710 по 1718 годы тот был в монашестве". Нам ничего неизвестно о матери И.А. Можно предположить, что как раз в названные годы она тяжело болела и в середине 1709 г. умерла. Вот и понадобилось в эти годы присутствие младшего сына, в том числе и для поддержки отца. После смерти матери, как и большинство молодых людей, Иван вскоре пережил потерю и вернулся на службу, а вот отец, став вдовцом, не смог утешиться и по обычаям того времени, которые были привычными и среди знати, и среди людей простого звания, постригся в монахи, чтобы в молитвах и в строгих условиях монастырской жизни находить утешение по усопшей. Через 9 лет он мог покинуть монастырь, когда наступило успокоение, но оставался связанным с монастырем в Киеве (каком - мы не знаем), поэтому и был на старости лет в Киевском больничном монастыре на излечении. В нем он умер и при нем на кладбище, как монах, был погребен.
       Все это версии, вполне правдоподобные версии, но считать их исторической правдой мы не можем. Это всего лишь неизбежные догадки историков. Ведь подлинных сведений о всех обстоятельствах жизни в детстве и юности И.Черкасова, подробностей о его родителях мы никогда не узнаем. Будем довольствоваться тем, что удалось обнаружить, и из этого скромного по объему материала составить исторический мозаичный узор. Не вызывает удивления тот факт, что Черкасов начал служить в 13 лет. В те времена мужчины, еще детьми, хорошо знали, что хлеб свой насущный им придется зарабатывать собственным трудом с малых лет. В основном это касалось посадских низов, "простолюдинов", но Петр I вскоре распространил это золотое правило и на дворянскую молодежь,- недорослей,- заставив их хотя бы учиться тем или иным нужным государству профессиям. Что касается мещанского сословия, то там сохранялся вековечный уклад: сын продолжал дело и профессию отца.
       Поэтому российское государство может быть благодарно А.Р. Гусь-Черкасову за то, что он научил и направил своего сына по тому пути, которым он долго шел сам. Но кто знает, не жалел ли он об этом, когда за десять лет до смерти узнал (если узнал!) об опале и ссылке своего талантливого Ивана? Может быть, подумал, что сын слишком высоко забрался, а с высоты падать больнее, и этого он для своего чада не хотел; может быть, сравнивал его с более осторожным Семеном, благополучно державшимся золотой середины в своей карьере? До возвращения младшего сына из ссылки и его внезапного стремительного возвышения старик Черкасов не дожил несколько лет.
      
       2. На службе Петра Великого.

    ***

       "Скаска" И.А.Черкасова продолжается так: "...а в 1712 году в марте месяце блаженные и вечнодостойныя памяти Его Императорское Вели-чество Государь Император Петр Великий изволил взять в Кабинет свой при котором и служил во все время жизни Его Императорского Величест-ва, и Его императорское Величество видя его верность и малое поятие в повелённых ему от Его Величества делах изволил его употреблять нетокмо во всяких нужных ему от Его Величества письменных но и в воин-ския дела..." (Гербовед, с. 54). Так начался новый период в жизни И.А.Черкасова, продолжавшийся до воцарения Петра 11, точнее, до 23 мая 1727 года. Конечно, он не принадлежал к той кагорте сподвижников Петра Великого, какими были Б.П.Шереметев, Ф.М.Апраксин, Ф.Ю.Ромодановский, А.Д.Меншиков, Ф.А.Головин, П.П.Шафиров, П.А.Толстой и другие, которых А.С.Пушкин назвал "птенцами гнезда петрова". Хотя, кто знает, родись он 10-15 годами ранее, может быть, и он вошел бы в этот первый эшелон соратников Петра. Пока же в 1712 г. ему предстояло начинать службу в Кабинете Петра I подьячим-копиистом на жаловании в сто рублей в год (Голиков, 1837,3, с.158; РБС, с. 169).
       На его долю выпала другая задача: вместе с такими же невысокого ранга чиновниками создавать новую систему управления и руководства государством - систему правительственной бюрократии. Великие дела, сове-ршаемые Петром и его прославленными помощниками, не могли бы укрепиться, не имели бы всероссийского распространения и значения, если бы не опирались на незаметных, но исполнительных и честных людей, которые в конечном итоге и составили мощнейшую опору Российской империи. Это их усилиями в новой России создавался абсолютизм, позднее ставший даже "просвещенным абсолютизмом". Это благодаря им управление империи превратилось в непроницаемую для обывателей сеть больших, малых, маленьких бюрократических учреждений, которые трансформировались в некую почти независимую от центрального аппарата систему. Это о них скажет в 19 в. Николай I: "Россией правят столоначальники". Сильная и необходимая бюрократия будет в дальнейшем функционировать в полном соответствии с ныне подзабытыми "законами Паркинсона": любая возникшая система, начав действовать, будет стремиться к своему неограниченному воспроизводству исключительно в собственных интересах.
       Существование этой "власти столоначальников" станет одной из причин кризиса Российской империи в 1917 г., и с еще большим успехом она подточит и разрушит Советскую империю. С еще большим изощренным совершенством эта же непобедимая власть "крапивного семени", как называли чиновников в русской литературе, продолжает традиции бюрократии в "демократической России". И это не та профессионально-образованная бюрократия, которую великий немецкий философ и социолог М.Вебер считал наряду с протестантской этикой важнейшим условием становления духа капитализма, без которого не могло бы существовать Новое время. Современную российскую бюрократию приходится числить по другому ведомству: не созидания, а разрушения.
       Думал ли Петр о той опасности, которую несет в зародыше создаваемый им новый аппарат управления? Возможно, и думал, поводов для этого его верные слуги давали сколько угодно. Но дел было так много, задачи так велики, а надежных помощников так мало, что он крайне нуждался в людях типа А.В.Макарова, И.А.Черкасова и др., чья личная преданность, исключительная работоспособность, трезвый и ясный взгляд, бесстрашие и бескорыстие создавали ему надежный тыл в святая святых любой власти: в личной канцелярии правителя. Ее роль играл Кабинет Петра I, ведавший его казной и имуществом, перепиской, регистрацией Указов. После присвоения Петру титула императора в 1721 г. он стал называться Кабинетом Его Императорского Величества. Кабинет был учрежден указом Петра I в 1704 г., реорганизован в 1721. 27 мая: 1727 кабинет был закрыт, т.к. вместо него начал действовать Верховный тайный совет. Восстановлен 12 декабря 1741 г. как личная канцелярия Елизаветы Петровны. Упразднен 26 Февраля 1917 г. Кабинет распоряжался собственностью императорской фамилии, так называемыми "кабинетными" землями": на Алтае, в Забайкалье, в Польше, в Сибири. В кабинетных землях во 2-й пол. 18 в. возникли "кабинетные школы", находившиеся под непосредственным управлением Кабинета Его Императорского Величества. Главной целью кабинетных школ было подготовить детей рабочих и служащих к различным низкоразрядным должностям на заводах. В конце 19 века кабинетные школы стали переходить в ведение Министерства народного просвещения. Подробно о деятельности Кабинета можно узнать из исторического исследования "200-летие Кабинета Его Императорского Вели-чества. 1704-1904." СПб, 1911.
       Главой Кабинета к моменту поступления на службу И.А.Черкасова был Алексей Васильевич Макаров (ок. 1675-1740 или 1750). Его биография сходна с биографией его будущего ближайшего помощника (Павленко,1985, 2002; Федорченко, 2003, 2, с.8). Очень незнатного происхождения - отец Василий Макаров посадский в Вологде, подьячий вологодской воеводской канцелярии. Службу Макаров начал писарем в ижорской канцелярии А.Д.Меншикова. С 1704 г. служил в Кабинете, занимал должность "государева двора подьячего", "придворного секретаря". С 1713 он назначается тайным кабинет-секретарем. Не занимая: официально никакого вид-ного поста, благодаря своей близости к царю имел весьма важное влияние, с которым приходилось считаться современникам: от членов царского дома до иностранных дипломатов; он имел репутацию человека отзывчивого и душевно щедрого. Лишь немногие знали, что Макаров человек не надежный и тайно корыстолюбивый. Всюду сопровождал Петра, бывал с ним за границей. В январе 1725 способствовал возведению на престол Екатерины I, которая в ноябре 1726 пожаловала ему чин тайного советника. В 1726 г. вместе с Меншиковым и А.И.Остерманом создавал Верхов-ный тайный совет, но не входил в его состав. В 1727-30-х гг. пользовался покровительством князей Долгоруковых, которые в мае 1727 г. доставили ему должность президента Камер-коллегии. С воцарением Анны Ивановны перешел на сторону врагов Долгоруковых. Был женат дважды: 1) на Феодосии Ивановне Топильской, имел от нее сына и дочь; 2) на Прасковье Ивановне Ладыженской, имел от нее дочь (Лобанов-Ростовский, 1, с. 345).
       Вернемся, однако, к службе И.А.Черкасова. Известный русский историк Н.Н. Павлов-Сильванский в его биографии пишет: "Петр скоро обратил внимание на способности и прилежание молодого канцеляриста; он стал брать его в своих поездках по России, во время которых, как можно видеть, например из двух записок Петра, цитируемых Голиковым, поручал ему и квартирмейские обязанности, взял его с собою во второе путешествие за границу, в 1717 г. в Голландию и во Францию (Ф.Бюлер сообщает, что Черкасов вместе с Петром посетил г-жу де Ментенон), причем, как это видно из приходно-расходных книг Кабинета, веденных в это время Черкасовым же, два раза жаловал ему деньги на платье "против прочих служителей Его Величества" (РБС, 22, с. 169). "Приходно-расходные книги" упоминаемые Павловым-Сильванским, вели учет кабинетных средств и содержали записи всех затрат, сделанных как в России, так и за границей на нужды Петра и сотрудников кабинета. Рукой подьячего Черкасова написаны книги за 1714, 1715, 1716, 1717 годы. Позднее эти книги вел подьячий Гаврила Замятин и другие, т.к. И.А.Черкасов занимался уже куда более важными делами. "Жалованные деньги" в книге значатся так: "В 31 день декабря 1716 г. По указу царского величества дано подьячему Ивану Черкасову к празднику Р. Христова на платье и прочее против прочих служителей Его Величества 45 ефимков" (СВАБП, 2, с. 23). "Мая 21 1717 года дано подьячему Ивану Черкасову на платье против прочих Его Величества служителей 80 ефимков французских, что учиняет 400 ливров" (СВАБП, 2, с. 64). Эта запись относится к заграничному путешествию Петра I, расходы на него записаны в кн. 1325/1301. Будет небезынтересно на их основании проследить некоторые эпизоды 2-го пребывания русского царя за границей, а заодно и понаблюдать за повседневной жизнью его спутников.
       "Апреля 2-го 1717, в Антверпене заплачено за квартиру, где ночевали Черкасов да Сергеев и за ужин всего 3 гульдена".
       "В 7-й день апреля, в Бругие (Брюгге - Авт.) за перевоз через город багажу Его величества 4 ефимка; того же числа, в Бругие за обед сержантов троих и Черкасова и за питье 2 ефимка три шеленга" (СВАБП, 2, с. 54, 58). Упоминаются и другие расходы на путешествие Черкасова и Сергеева: 9-10, 18 апреля.
       "В 17 день апреля заплачено в Кале на квартире, на которой жил Черкасов, для болезни глазной, за пищу и питье и прочее 20 ливров".
       "14 мая: заплачено за карету, в которой ехал Черкасов, да Коровин, да Сергеев в Версалию, 20 ливров".
       " 16 мая заплачено за возвращение их в Париж 20 ливров" (СВАБП, 2, с. 53-65). Отмечены значительные суммы в ливрах за поездки и обеды Чер-касова и его спутников за 20-21, 24, 27 мая 1717 г.
       "С 9-го же июня по 18 число июня же, из Парижа до Шпа (Спа-Авт), Иван Черкасов издержал себе за пищу и квартиру в дороге 51 ливр" (СВАБП, 2, с. 70). Эти скупые, сугубо финансового характера записи тем не менее позволяют выудить из них некоторую интересную информацию. Во-первых, мы видим все основные пункты следования на пути из Голландии во Францию путешествующего Петра I: Антверпен, Брюгге, Кале, Версаль, Париж, Спа. "Книга приходная и расходная  1325 за 1717 г. с августа месяца по октябрь, когда Его Величество изволили быть в дороге из Амстердама до Питерсбурха" (СВАБП, 2, с, 82) свидетельствует, что государь возвращался в Россию тем же путем. Во-вторых, пожалованные Черкасову деньги 21 мая 1717 г. "на платье" были не случайным даром царя, а имели целевое назначение: было необ-ходимо, чтобы его слуга и спутник приоделся прилично и сообразно французской моде, т. к. предстояло посещение не только Парижа, но и Версаля, королевской резиденции Людовика ХV. В-третьих, в мае 1717 предположительно между 14 и 27 числами, И.А.Черкасов, находясь при Петре I, встретился с госпожой де Ментенон. Правильнее сказать: присутствовал при встрече своего повелителя с последней фавориткой недавно умершего Людовика XIV (Сен-Симон, 2, с. 367-368). Влияние этой религиозной и чопорной женщины, вдовы известного французского писателя П.Скаронна, на "короля - солнце" было огромным и продолжалось 32 года. По настоянию Ментенон Людовик XIV тайно обвенчался с нею. Уже в начале их сближения Франсуаза была довольно пожилой женщиной, старше Людовика на три-четыре го-да. Поэтому ее прежде всего привлекала власть, а не придворная суета и версальские празднества. Очень скоро "большой двор" при ней забыл веселые дни и пышность времен прежних фавориток. Но зато, отмечает герцог Сен-Симон в своих мемуарах, все беседы короля с его министрами велись в апартаментах мадам де Ментенон. Она держалась очень скромно. "Очень редко,- свидетельствует Сен-Симон, - вставляла свое слово; еще реже это слово имело существенное значение" (Сен-Симон, 2, с. 254-255). Однако честолюбивая женщина заранее договаривалась с министром, и он никогда не решался противоречить ее желаниям. Без Ментенон не решалась ни одна милость, ни одно назначение, хотя дело она умела представить так, что Людовик XIV мог считать: это он все решает единолично, в соответствии со сво-ей знаменитой формулой "Государство - это я". В конце августа 1715 г. Людовик ХIV умирал. Существует красивая легенда, что Ф.Ментенон бессменно дежурила у его постели, пока король, простившись с принцами крови, придворными, чиновниками не сказал ей: "Теперь и вы уходите, мадам!- Это слишком трагический спектакль. Но он скоро кончится". Однако Сен-Симон свидетельствует, что Ментенон вела себя совсем иначе (Сен-Симон, 2, с. 93-101). Много позже один из радикальных просветителей Лябомель опубликовал письма и мемуары мадам де Ментенон, и эта книга беспощадно разобла-чала абсолютизм Людовика XIV (Акимова, с. 8,10,39-40). Нa книгу Ментенон и на отрывки из нее, опубликованные во французском журнале 30 мая 1857, ссылается и Ф.Бюлер.
       Чем могла привлечь Петра I бывшая стареющая фаворитка - вдова умершего короля, давно уже не имевшая прежнего влияния при французском дворе? Ответов на этот вопрос может быть очень много. Мы предложим лишь один: будущему российскому императору хотелось повидаться с женщиной, так значительно повлиявшей на окончательное оформление абсолютизма в королевстве, и, может быть, что-то важное узнать лично для себя, на-пример, о дальнейшей судьбе Екатерины, официально ставшей его супругой в 1713 г. Может быть, образ де Ментенон повлиял и на будущую коронацию Екатерины в 1724 г. и в итоге открыл ей путь к престолу?
       Вероятно, Петр и его спутник тоже оставили заметный след в памяти пожилой женщины, если их имена оказались в книге ее мемуаров. Из Франции Петр I вернулся в звании почетного члена Парижской Академии наук. Не было ли это чествование как-то связано с г-жой де Ментенон? Она еще продолжала сохранять связи в литературной и научной среде, идущие от ее покойного мужа, автора популярного "Комического романа" и других произведений, заметно повлиявших на французскую литературу.

    ***

       В "Книге расходной приему подьячего Гаврилы Зайцева  1091/1313" встречаются две записи, касающиеся И.А.Черкасова. "Декабря в 4 день 1722 дано кабинетному канцеляристу Ивану Черкасову, который послан с кабинетными остаточными книгами, деньгами и прочими вещами, от Царицына до Москвы на 1000 верст на 12 подвод, по алтыну на 10 верст на каждую ло-шадь, всего 36 рублей (СВАБП, 2, с. 120). Несомненно, это длитель-ное путешествие с берегов Волги со всем кабинетным имуществом было ничем иным, как возвращением императора из Персидского похода 1722-1723 года. Черкасов неотлучно находился при нем и об этом речь впереди. После летних побед 1722 г. Петр покинул театр военных действий и в начале осени двинулся с войсками в Астрахань. Следующая запись сви-детельствует, что зимой 1723 Петр следовал в столицу. "Февраля в 25 день 1723, дано кабинет-канцеляристу Ивану Черкасову на расход Его Величеству, как он поехал с Москвы в Питербурх за его Величеством 33 червонных, да променяно на серебряные деньги (понеже у расходчика Ива-на Григорьева серебряных денег не случилось) 15 червонных, за которые взято 30 рублей и отданы те серебряные деньги ему же Черкасову в поход" (СВАБП, 2,с. 122).
       Можно обратить внимание на изменение названий должностей Черкасова: в 1717 г. он - подьячий, в 1722 - канцелярист, в 1723 - кабинет- канцелярист. Говоря современным языком, идет карьерный рост бывшего копииста. Связано это с несколькими причинами: с возрастом и стажем работы (в 1723 г. ему исполнился 31 год), и с той услугой, которую он оказал Петру I во время Персидского похода, и еще ранее, с реорга-низацией Кабинета, произведенной в самом начале 1721 г. Соответствующий указ Петра гласил (приводится выборочно):
       "222. Определение о содержании дел в Кабинете Его Величества, от 1 января 1721 года.

    Определение

       как содержать в Кабинетной конторе порядок в делах, а именно, о содер-жании и записке в книги писем, посылаемых от руки Е.Ц.В. (его царского величества - Авт.) и от руки господина кабинет-секретаря, и о записке приходящих писем к Е.Ц.В. и к кабинет-секретарю о делах Е.В. ответных и просительных, о решении и записке всех вещей, выписанных из Голландии, Англии, Франции, Гамбурга и прочих мест при обиходе Е.Ц.В., также и о делах, касающихся до расходу денежного и прочее.

    <...>

    II.

    О записке приходящих писем.

       1. Для записки приходящих к Е.Ц.В. писем, также и в кабинет секретарю о делах Е.В. учинить две книги, а именно:
       2. В одну записывать письма заморской корреспонденции, какие б от дворов или от купцов заморских не были.
       3. В ту же книгу записывать реестры, коносоменты и фактуры выписанным всяким вещам, от кого б ни были перечнем.
       4. А обстоятельно записывать в особую книгу, как о том упоминается ниже сего в 3 пункте.
       5. И разделить двум: заморские - Ивану Григорьеву, а русские - Семену Михайлову, которые с них спрашивать. И над ними надсматривать Ивану Черкасову.
       6. А самую нужнейшую заморскую корреспонденцию хранить ему, Черкасову, кроме их.

    <...>

    VI.

    О юрналах (журналах - Авт.).

        -- Наипаче ж всего надлежит хранить порядочную записку юрнала, которую иметь здесь, в Питербурхе, Ивану Черкасову.
        -- А в отлучение приказывать и спрашивать с тех, кто с кабинет-секретарем будет, также и его самого о том спрашивать понедельно или дважды в неделю о таких делах, ежели о чем не могут сами выяснить.

    IX.

       О скором ответе, дабы всякой о своем деле мог скоро ответ держать.
        -- Вышеописанное все для того, дабы ведать, что надлежит делать и ведать бы, что уже сделано, и в другой раз бы, не ведаючи, не делать, как часто случалось, и дабы за всякое повеление можно было скорее ответ дать.
        -- Над всеми же сими делами надсматривать за ними Ивану Черкасову.
        -- И ежели кто неисправен будет, то сказывать кабинет-секретарю.

    <...>

       1721 г., генваря в 1 де. Алексей Макаров.
       Каб. П.В. II отд., кн. 94, лл. 1-5. Подлинный переписан писцом, под-писан по листам и датирован каб.-секр. Макаровым. (Воскресенский, 1, с. 170-173).
       Однако, как ни ценил Петр Великий своего верного слугу, как ни выс-казывал ему свое видимое расположение, он не торопился давать ему прибавку к жалованию и долго не повышал в чине. Те качества, которые, как известно, очень ценил Петр в своих приближенных: правдивость и способность смело высказывать любому правду в глаза, - с одной стороны, вызывали уважение государя, с другой,- настораживали его. И.И.Голиков сообщает именно такой эпизод, к сожалению, не указывая даты.
       " 69. Замечания Государевы о Г.Черкасове.
       <...> Прилежность к должности и способности его скоро Монархом были замечены, и приобрели ему милость как Его, так и Ее Величеств; при всем том однако же оставался он довольное время без награждения и в бедности. В одну осень подает он Государю письмо, в коем, описав свою скудность, и что кроме ста рублей жалования не имеет никаких доходов, и которых с нуждой только достает ему на содержание свое и семейства его, продолжает: "Зима, Государь, приходит, а одеть себя и семьи сво-ей нечем; домишко развалился, а поправить его и обогреться нечем же", и заключает просьбою о прибавке жалования. Монарх прочтя тогда же на оном подписал: "В награждение триста, и жалования по триста в год из Кабинета". А как сие происходило в присутствии Государыни, то Ее Величество просила при оном наградить его и чином. "Он очень зол, ответствовал Государь; так надобно еще его поторить, дабы сделался помягкосердечнее, а тогда не будет он оставлен". В сноске И.Голиков указывает: "От Г.Подполковника Бартенева, служившего при нем при Ка-бинете, сообщавшего мне все сие" (Голиков, 1837, 15, с. 158-159; РБС, с. 169). Вероятнее всего, историк называет Бартенева, служившего у Черкасова в кабинете Елизаветы Петровны.
       Пожалуй, монарху действительно трудно было оказывать частые милости и возвышать Черкасова. Приходилось прибегать к испытанному методу кнута и пряника. Да и как еще можно было воздействовать на человека, который со своим неукротимым правдолюбием и бесстрашием не боялся вступать и вступал в конфликты с особами, которые были Петру куда дороже канцеляриста, и с которыми он начал дело преобразований? Очень немногие из людей куда более значительных при дворе Петра, чем Черкасов, пошли бы на тяжелый, открытый конфликт с "полудержавным властелином" кн. А.Д. Меншиковым. Черкасов пошел и не отступил ни на шаг. Снова обратимся к И.И.Голикову.
       "70. Князь Меньшиков (так у Голикова - Авт.) жалуется Государю;
       резолюция Его Величества.
       Когда от Фискалов поданы были разные о преступлениях Князя Меньшикова доносы, и когда от неприятелей его расславлены уже были оные преступления его в народе, помянутый господин Черкасов, ненавидев-ший его за презрение, оказываемое от него ему, и давно уже собиравший все то, из дел его, что относилось не к чести его, воспользовался доносами теми, и умножил оными выписку свою, с намерением, дабы упо-требить оную кстати. В одно время был он послан к нему по должности; и поелику принят от него был, как ему казалось, с большим прежнего презрением, то осмелился сказать ему: что ежели бы о всех делах его узнал государь, то б не столько кичиться он мог своею знатностью, и не презирал бы так людей честных.
       Можно себе представить, коль досадны должны быть таковые укоры Вель-може, не привыкшему слушать ни от кого подобных. Он в тот же день разжаловался на него Государю, изъясняяся, что подьячий ваш разругал ме-ня, мужика заслуженного и отличенного вашей милостию.
       Великий Государь призывает к себе Черкасова, и говорит ему гневным голосом: как ты смел бранить Фельдмаршала? Сей ответствует без робости, что он его не бранил, а сказал только, не вытерпя оказанного от него презрения, в чем и признает себя виновным, что ежели бы Государь знал все дела его и не столько его любил, то б не кичился своею знатностью он, и проч.; и как уже Г.Черкасов приготовился к сему, то все собранное о нем, а паче касательно до корыстолюбия его, донес Его Величеству. Монарх, выслушав все то терпеливо, отпустил его без гнева, и увидяся с Меньшиковым, сказал: "Ты сам презрением своим принудил Черкасова сказать тебе правду; и ежели по исследованию найдется все так, как он мне говорил, то страшись гнева моего. От того же Г.Бартенева".
       "71. Дерзость Князя Меньшикова.
       Известно, что Великий Государь, не любя пышности и шуму при Дворе своем, оставил великолепие двора Монаршего представлять Князю Меньшикову: и по сему любимец сей имел при доме своем между прочим и пажей из дворян.
       В одно время просил он Государя, чтоб пажей пожаловал офицерами; но Монарх ответствовал: "Не будучи солдатами, Офицерами быть нельзя; однако ж, примолвил, я о сем подумаю. Чрез несколько же времени Вели-кий Государь, послав к нему предупомянутого Черкасова, велел объявить ему свое соизволение, чтоб он пажей своих записал в гвардейский его полк в солдаты; но Князь, не будучи сим доволен, и может быть в на-дежде на милость к себе Государеву, объявил им чины сержантов, дал о том знать в полк; чрез некоторое же время Его Величество, яко полко-вник полку того, усмотря из рапортов о пожаловании их сержантами, призвал к себе Черкасова и с гневом сказал: "Я велел тебе объявить Меньшикову, чтоб он пажей своих записал в солдаты, а не в сержанты". Черкасов отвечал, что он в точности исполнил указ его. Нельзя стать-ся, сказал паки Государь, чтоб Меньшиков преступил мое повеление" -Я не знаю того, Государь; а знаю только то, что именно исполнил ваше повеление, чтоб записал он их в солдаты. - Поди же к нему и скажи мо-им именем, как он осмелился пренебречь указ мой? и ведает ли он, что за сие сам он попадет в солдаты?"
       Князь, не любя Г.Черкасова, в досаде своей сказал: "Это все от тебя, подьячий; ты уже не раз подводил меня под гнев Государев; но я с то-бой управлюсь". Сказав сие, поехал сам к Монарху; но увидя Его Вели-чество весьма гневным, упал на колени и просил простить его в престу-плении своем. Великий Государь, быв подлинно весьма гневным, дал ему почувствовать оный несколькими ударами палки своей, и повелел тот же час переименовать их солдатами. Попотчиванный сим образом Господин Подполковник гвардии, вышед от Монарха и встретившись с Г.Черкасовым, пожав дружески руку его, с великой учтивостью сказал: "Все ли вы, друг мой, в добром здравии?" (Голиков, 1837, 15, с. 159-161). Эти эпи-зоды пересказывает Д.Н.Бантыш-Каменский, придав им форму сжатого дра-матического рассказа (Бантыш-Каменский, 1836, 5, с. 261). Даты всех трех эпизодов у Голикова отсутствуют, но можно предположить, что все они произошли после января 1722 г.: Меншиков был президентом Военной коллегии с 1718 по 1724 годы. Угрозу свою он выполнит в 1727 г., но не в самой страшной для Черкасова форме, о чем речь впереди. Кро-ме того, обращаясь к Черкасову, он называет его по-старому "подьячий", в то время как государыня просит пожаловать его еще и "чином". Такая просьба могла быть возможна только после утверждения закона о порядке государственной службы в Российской империи - Табеля о рангах 27 ян-варя 1722 г. Чинопроизводство устанавливалось строго в порядке воз-растания классов с 14 по 1 и старшинства в получении очередного чина.
       Единая система чинов узаконила замещение постов в армии и государственном аппарате по личным заслугам, способностям и опыту. Все чиновничество разделилось на табельное (классное) и внетабельное (копиисты, подканцеляриста, канцеляристы и др.), т. е. низшие госслужащие. Лица недворянского происхождения в петровскую эпоху после производства в 14-й класс (коллежский и кабинетный регистраторы) приобретали личное дворянство, а в 8-й (коллежский асессор) потомственное дворянство. Так что супруга императора, уваж Петр ее просьбу, оказала бы Черкасову очень важную услугу.

    ***

       Вершиной своей службы у первого российского императора И.А.Черкасов считал участие в Персидском походе 1722-1723 гг. Рассказ об этом уча-стии занимает центральное место в "скаске" Черкасова, а в Дипломе на баронское достоинство, дарованное дочерью Петра, один из эпизодов по-хода и исполненный в нем долг Черкасова являются одним из главных ос-нований для присвоения ему баронского титула. Общие сведения о походе представляют из себя следующее. "Персидский поход 1722-23 - поход рус. войск и флота по командов. Петра I в прикаспийские владения Ирана с целью обеспечения интересов рус. торговли на Каспийском м. и ограничение турец. экспансии в Закавказье. Рус. правительство дейс-твовало в согласии с Картлийским царем Вахтангом VI и армян. каталикосом Есаи, стремившимися освободиться от иранского господства и отразить турец. агрессию.
       Летом 1722 рус. армия спустилась по Волге в Астрахань и 18 июля на-чала движение на судах Каспийской военной флотилии к устью р. Терек (22 тыс. пехоты на 274 судах). Высадившись в Астраханском заливе и дождавшись присоединения кавалерийского отряда из Царицына, рус. войска двинулись на Дагестан и, разбив войска султана утемшинского Махмута, 23 августа без боя вступили в Дербент. Дальнейшему движению рус. войск помешало отсутствие продовольствия и фуража, которые флотилия не могла подвести из-за сильных штормов. Оставив гарнизоны в Дербенте и вновь построенной крепости Св.Креста, Петр I с войсками двинулся в Астрахань. Дальнейшими военными действиями руководил ген.-майор М.А. Матюшкин. В декабре отряд рус. войск полковника Шилова высадился с кораблей в Реште и занял его. В июле 1723 рус. флотилия подошла к Баку, высадила десант и после 4-х дневного артил. обстрела 26 июля овладела городом. Успехи рус. войск и вторжение турец. армии в Закавказье вынудили Иран заключить 12 сент. Петербургский договор 1723, по которому к России отошли Дербент, Баку, провинции Ширван, Гилян, Мазандеран и Астрабад. Турция по рус.-турец. договору 1724 отказывалась от притя-заний на Прикаспий, Иран.
       В связи с обострением рус.-турец, отношений рус. правительство, заинтересованное в союзе с Ираном, по Рештскому договору 1732 и Ганджинскому трактату 1735 возвратило прикаспийские обл. Ирану." (СИЭ, 11, стб. 54-55 ).
       В "скаске" И.А.Черкасов, подчеркивая, что Петр Великий поручал ему не только письменные но и воинские дела, продолжает: "... а именно: в 1722 -м году в походе не имел в армии и не мог достать из тамошнего народа за их грубостью людей, кто б Его Величеству учинил известие о пути, и где есть потребное к содержанию такого великого корпуса, как вода, трава и лес, изволил Его Императорское Величество его (Черкасова -Авт) отправить для меры и описания пути в должности генерал-квартирмейстера и с ним тысячу пятьсот отборных Донских казаков, над которыми командирами при нем были Иван Краснощеков и Данило Ефремов и оное дело, как нужда требовала, он исправил к удовольствию Его Императорского Вели-чества, на что в свидетельстве имеет Его Императорского Величества Собственной рукой писанную инструкцию и на его посылаемые доношения указы, и в том походе увидав он собравшихся неприятелей горских наро-дов двадцать тысяч, которых действительно и видел, и не оставляя повеленного ему пути и дела доносил Его Императорскому Величеству, на что, получа писменный Его Величества указ, стоял на речке Инче окружен бу-дучи таким великим числом неприятелей двое суток, пока Его Величество со своей армией на то место прибыть изволил и оставил при себе из быв-ших с ним казаков тысячу четыреста человек, а его паки изволил отпра-вить вперед для повеленного ему дела токмо с сотней казаков до реки Башбугама; а по отправлению его оные, ожидаемые неприятеля, удалили на всю Его Величество армию, где было немалое сражение и те неприятеля прогнали, а он с сотней человек находился от Российской армии в рас-стоянии двадцать семь верст и стоял в неприятельской земле трое су-ток и к удивлению Их Императорских Величеств ныне счастливо владеющей Великой Государыни Императрицы Елизаветы Петровны Вседражайших Государей Родителей Бог его и с ним бывших сохранил без всякого повреждения" (Гербовед, с. 54-55).
       Об этом эпизоде упоминает Ф.А.Бюлер, ссылаясь на баронский Диплом (Бюлер, 1870, 86, с.20), вскользь упоминает Павлов-Сильванский (РБС, с. 169). Из всех инструкций и указов Петра, упоминаемых в "скаске", известны только две записки, явно относящиеся к действиям Черкасова по заданию императора: "Иван! место по твоему отводу водою и лесом довольно, да травы нет, и видно, брат, что ты проспал; вставай ранее, дабы я с тобой не побранился П."
       "Иван! место отведенное тобою всем довольно, и за то тебе спасибо"
       Петр".
       (Голиков, 1837, 15, с. 159; Бантыш-Каменский, 1836, 5, с. 263).
       По свидетельству Бюлера в том же источнике: "Собственноручные записочки этого государя, о которых упоминают Бантыш-Каменский, Голиков и Штелин, не сохранились у потомков Черкасова".
       На языке военной стратегии и тактики это событие Персидского похода выглядит следующим образом. И.А.Черкасов, как человек умный, наблюдательный и исполнительный, получил от императора приказ произвести рекогносцировку местности, чтобы выбрать удобное поле для расположения войск и будущего сражения (должность генерал-квартирмейстера именно в этом и заключалась). Первое место, о котором он сообщил, Петру не понравилось: нет травы, нечем кормить лошадей из царицынского отряда. Черкасов учел замечание Петра и выбрал другое место, которое со всех сторон оказалось пригодным, что и констатировалось во второй записке императора. Неожиданно разведовательно-рекогносцировочная работа небольшого отряда квартирмейстера превратилась в пассивную оборону: он оказался окружен войсками султана Махмута, т. к. дело происходило на территории приморского Дагестана. Теперь вся надежда была на полторы тысячи казаков, которых тоже нужно было держать в узде, особенно Ивана Краснощекова, отличавшегося невероятной силой, свирепостью и своенравием. Вот тут и проявился с особой силой суровый и мужественный характер Черкасова, соединенный с верностью долгу, - только эти качества могли удержать на месте в течение двух суток казачью вольницу. И, конечно, оба атамана не случайно оказались изображены на гербе Черкасова в роли щитодержателей: он знал, кому был обязан тем, что выстоял до подхода главных сил русской армии. О судьбе Д.Ефремова ничего неизвестно, а вот об И.Краснощекове, о том, как он разорял владения султана Оттоманского, упоминает И.Голиков (Голиков, 1837, 9, с. 187-188). Голикова практически переписывает Д.Бутурлин: "Занимаясь построением крепости Св. Креста, Петр в то же время отправил атамана Краснощекова с 1000 донских казаков и 4000 калмыков во владения Султана Оттоманского (турецкого - Авт.), для наказания сего Султана за неприятельские его действия против России. Краснощеков выступил 25-го сентября. В следующие дни он проникнул в Султановы владения и разорил там все де-ревни. Более 500 человек неприятелей было убито при сей экспедиции. Краснощеков возвращался к армии" (Бутурлин, 4, 2, с. 26). Надо думать, казаки и калмыки потешились вволю, вырезав беззащитное население ни в чем не повинных деревень. Иван Краснощеков погиб во время русско-шведской войны 1742 г. "Из русских потерь самой заметной стала смерть... казачьего походного атамана Ивана Краснощекова..., наводившего ужас на шведов и финнов. Во время боя в августе 1742 года он провалился в болото и, оказавшись беспомощным, был убит шведами" (Анисимов, с. 107). Отец Краснощеков оказался изображенным на гербе баронов Черкасовых (конечно, о сходстве изображения с личным обликом атамана не приходиться говорить), а его сын, тоже атаман Краснощеков Ф.И. был увековечен на портрете русского художника А.П.Антропова (1716-1795). "Так оригинален портрет атамана казацкого Краснощекова (1761, русский музей) - одна из тех работ, которые, по словам академика Я.Штелина "могли сделать честь Антропову и вне России". Краснощеков был широко известен в свое время: сын легендарного героя-атамана донских казаков, он сам был деятельным участником Семилетней воины и изображен с медалью, полученной за сражение при Франкфурте (медали, подобные этой, при награждении атаманов казацких войск были равноценны орденам") (Савелов, с. 46.). Ни Голиков, ни Бутурлин не упоминают имя Черкасова в связи с сражением на р. Инче. Нет указаний на его роль и в книге советского историка, посвященной Персидскому походу Петра I (Лысцов). Однако после возвращения из похода Петра и в целом после окончания войны с Персией, император становится особенно милостлив к своему верному соратнику. За его "хотя малую службу" в ноябре 1723 г. Петр жалует ему "из отписных деревень" в разных пяти городах 280 душ, которые и поныне за ним (в 1742 г.) (Гербовник, с. 55). Ф.Бюлер уточняет: "Император подарил ему значительные вотчины в Ельнинском уезде Смоленской (село Путятино с деревнями) и в Белевском уезде Тульской губерниях, которыми и по сие время владеют его потомки" (Бюлер, 1870, 86, с. 20). Однако уточнение Бюлера неверно: деревни в Смоленском и Дорогобужском уездах были пожалованы Черкасову Елизаветой Петровной 15 июля 1744 г. (РБС, 22, с. 171). В. "скаске" И.А.Черкасов сообщает: "... крестьян за ним в Ярославском, в Костромском, в Ряском, в Рузском уездах двести восемьдесят душ, да в Коломенском уезде порозжая земля, да в Ингермоландии в Копорском уезде крестьян пять дворов, а окромя того деревень и заводов не имеет" (Гербовед, с. 56). Вероятно, позже были пожалования еще: или от Петра I, или от Екатерины I, когда она повысила его в чине. 280 душ - не такое уж большое состояние. Шеф Черкасова А.В. Макаров владел в 1727 г. не менее чем 1,5 тыс. крепостных крестьян. Тем не менее, с конца 1723 г. И.А.Черкасов был уже не только государственным чиновником, но и помещиком средней руки. К концу царствования Петра Великого И.А.Черкасов становится его очень близким и доверенным лицом. Все чаще он получает царские указы, содержание которых относится к важным и тайным делам империи или царской семьи. Некоторые из этих указов доводятся до сведения очень узкого круга самых преданных императору людей.
       "358 - 29 апреля 1722. О делах, подлежащих производству в преображенском приказе.

    Копия.

       Чтоб делам быть в преображенском следующим:
        -- Которые в государственных делах, а именно в дурных словах или деле к возмущению и тому подобных дел.
        -- Полки гвардии чтоб ведомы были по прежнему, но так как ныне все государство определено, а именно: что кто на них будет в чем бить челом, а им бить там челом, где суперник ево ведом.
        -- Посторонних дел разве каких великих убивств или городских разбоев в Питербурхе или Москве в то время, где будет ваша персона присудствовать, а без вашего присудствия не делать и не брать; а иных, кроме вышеписанных, никогда не принимать, дабы тем комфузии не зделать положенному регламенту. А которые дела по сему не надлежат, а ныне оные есть, отдать к своим местам.
       В Преображенском, апреля в 29 день 1722.
       (Внизу находятся следующие пометы: "Получено апреля в 30 день чрез канцеляриста Черкасова"; "Записать в книгу, а в коллегии и канцелярии послать указы, да и в губернии и провинции указы послать же" (РИО, 11, с. 471). Этот указ несколько ограничивал функции Преображенского приказа, т.к. с 1718 г. дела чрезвычайной важности, например, дело царевича Алексея, рассматривала Тайная канцелярия. Указ адресован князю И.Ф.Ромодановскому, второму после своего отца Ф.Ю.Ромодановского, начальнику Преображенского приказа (1718-1729).
       Следующие два указа имеют очень "щекотливую" репутацию.
       "454.- 13 ноября 1724 . О вызове чрез публикацию всех лиц, с коих брали взятки бывший камергер Вилим Монс, сестра его, жена генерал-майора Балк, и подьячий Столетов.
       Чинить публикацию, что с кого брал Монс и сестра его, также и Зудилка (Столетов - Авт.). Сие учинить сего дня.
       (Указ писан собственноручно Государем; в конце его находится следующая помета: "Против сего указа публиковать сего дня, 13 ноября 724 году") (РИО, 11, с. 557). Развязка наступила стремительно, что подтверждает следующий за предыдущим указ.
       "455.- 15 ноября 1724. О назначении 16 числа, в С.-Петербурге, на Троицкой площади, наказания бывшему камергеру Монсу, его сестре, подьячему Столетову и камер-лакею Балакиреву, за плутовство и противозаконные поступки.
       1724-го ноября в 15 день, по указу его величества императора и самодержца всероссийского, объявляется во всенародное ведение, что завтра, то есть 16 числа сего месяца, будет в 10-м часу пред полуднем на Троицкой площади экзекуция бывшему камергеру Вилиму Монсу, да сестре его Балкше, подьячему Егору Столетову, камор-лакею Ивану Балакиреву, за их плутовство такое, что Монс, и сестра ево и Егор Столетов, будучи при дворе его величества, вступались в дела, противные указам его величества, и укрывали винных плутов от обличения вин их и брали за то великие взятки, и Балакирев в том Монсу и протчим служил. А подлинное описание вин их будет объявлено при экзекуции. Сие публиковать сего дня заблаговременно.

    Иван Черкасов.

       (Внизу помета: "По сему публиковать сегодня, то есть 15 ноября 724-го"). (РИО, 11, с.557-558).
       Дело В.Монса и других не имело никакой серьезной политической или антигосударственной подоплеки. Истинной причиной "подлинной вины" В.Монса была возникшая любовная связь между императрицей Екатериной и молодым красивым камергером ее собственного двора. Эта семейная драма, вполне обычная, если бы она происходила в любом высокопоставленном семействе, усугублялась тем обстоятельством, что в 1722 г. Петр формально назначил Екатерину своей наследницей после смерти и даже короновал ее в Москве 7 мая. 1724 г. В современной исторической литературе тема "Петр I и семейство Монс" иногда излагается чрезвычайно упрощенно (Пашков, с. 370-371, 385-386). Гораздо подробнее и со всеми историческими и интимными нюансами эту историю, глубоко ранившую Петра как мужа и властелина, в которой ревность соединилась с подозрительностью, появившейся у императора в последний год жизни, рассказывает Г.Гельбиг в биографиях Екатерины Алексеевны, Монса де ла Круа и его сестер. Их следует привести хотя бы для того, чтобы наглядно показать, как в России начала 18 в. реформы и просвещение вполне уживались с проявлениями дикого варварства и изощренной жестокости, причем и то, и другое исходило от одного человека - Петра Великого.
       "Монс де ла Круа был сыном трактирщика, прибывшего из Франции и поселившегося первоначально в Риге. Позже он переехал в Москву и жил там в немецком квартале или, как там говорят, в Немецкой слободе.
       Петр, издавна охотно живший с иностранцами, не разбирая, оправдывается ли такое отличие их рождением или рангом, с удовольствием виделся с молодым, благовоспитанным и хорошо образованным Монсом, сестер которого монарх знал, находил их красивыми, милыми и любил их обхождение" (Гельбиг, 1999, с. 71). О старшей сестре В.Монса русскому читателю известно из романа А.Н. Толстого "Петр Первый", где она играет важную роль как возлюбленная молодого государя Анна Монс. Далее опять предоставим слово Гельбигу. "... от нее зависело вытеснить из дворца Екатерину и разделить с Петром I престол Российской империи. Госпожа Кайзерлинг, урожденная Монс де ла Круа, была старшей сестрой несчастного Монса.
       Все согласны с тем, что г-жа Кайзерлинг была образцом женского совершенства. <...> Такие выдающиеся качества не могли ускользнуть от проницательного взгляда Петра I. Он преподнес прекрасной барышне свою любовь и встретил, что так редко случается с коронованными особами, самый решительный отпор.
       Он не отказался, однако, от своего намерения; напротив, еще с большей горячностью начал он настаивать на достижении его <...>. Все было тщетно. Меншиков и Екатерина, бывшая уже тогда при дворе, потеряли бы все, если бы Монс уступила. Меншиков употребил весь свой ум, чтобы помешать намерениям Петра. Но, вероятно, Меншиков должен был бы склониться перед горячей страстью своего господина, если бы сама твердость девицы Монс не посодействовала стремлениям Меншикова и Екатерины.
       Если уж Екатерина, при своей посредственной любезности, могла достигнуть того, что была возведена в сан Императрицы, то более чем вероятно, что красивая Монс своими прекрасными качествами гораздо скорее достигла бы этой высокой цели. Однако она предпочла такой удел и такого любимого человека, которые, хотя и были гораздо выше рождения и ожиданий девицы, но все же значительно ближе к ней, чем трон и император. Она втайне обручилась с прусским посланником Кайзерлингом. <...> Это несчастное открытие превратило любовь государя в гнев, ...этот великий человек, которому так охотно прощаешь опрометчивость, был настолько мелочен, что потребовал назад дом, подаренный ранее Монс. Чтобы не подвергать свою невесту новым неприятностям, Кайзерлинг решил немедленно жениться на ней, но в то же время схватил жестокую болезнь, которая свела его в могилу. Уже на смертном одре он, как честный человек, исполнил свое обещание и женился на красивой Монс. Вскоре за тем Кайзерлинг умер. Его вдова осталась в Москве, где скончался ее муж, и с достоинством проживала свои дни вдали от двора,... и там же в Москве умерла" (Гельбиг, 1999, с. 74-75).
       Проходит время, рана на сердце, оставленная холодностью старшей сестры зарубцевалась, Петр уже женился на Екатерине, но видимо, семейство Монс де ла Круа было для русского царя роковым. Пришла очередь брата нанести еще большую рану своему повелителю. "... стало заметно глубокое впечатление, произведенное чрезвычайно красивым лицом молодого Монса на сердце императрицы. Чтоб поддерживать взаимную склонность, сохраняя все приличия, необходимо было дать фавориту место при дворе, что могло бы, не возбуждая подозрения, приблизить его к супруге императора. В этих-то видах Екатерина так устроила, что он был назначен сперва камер-юнкером, а потом и камергером императрицы. Долгое время Петр был один из немногих, не знавших тайны. Однажды он был уже на пути к открытию этой тайны, именно, когда совсем еще юная царевна Елизавета обратила его внимание на большое замешательство императрицы и Монса, происшедшее вследствие его внезапного появления; но государь, голова которого была занята тогда другими делами, не обратил внимания на болтовню ребенка, и это открытие не имело никаких последствий.
       Несколько лет позже другие уже, вероятно, обратили на это внимание Петра. Вследствие этого он дал генеральше Балк, сестре камергера Монса, затруднительное поручение наблюдать за ее братом и императрицей. Несмотря на то, он ничего не мог открыть и был всегда успокоиваем" (Гельбиг, 1999, с. 71). О Балк, урожденной Монс де ла Круа, тот же автор пишет: "Госпожа фон Балк, самая старшая, кажется, сестра несчастного Монса, была красива и любезна; она нравилась Петру I, который долгое время чрезвычайно любил ее. Она вышла замуж за генерал-майора фон Балка и была обер-гофмейстериной царевны Екатерины, впоследствии герцогини Мекленбургской. Позже она явилась при дворе императрицы. Хотя она и была возлюбленной императора, но все же содействовала тому, чтобы обманывать этого государя в его частной жизни.
       Когда Петр I заподозрил свою жену в благосклонности к Монсу, он поручил г-же Балк наблюдать за обоими. Но услужливая сестра молчала о том, что знала" (Гельбиг, 1999, с. 76).
       8 ноября 1724 г. Петр уехал в Шлиссельбург, но через несколько часов вернулся в Петербург, незаметно прошел во дворец итальянского сада на Фонтанке и внезапно вошел в комнату Екатерины, когда у нее был В.Монс. Форма обхождения Монса с императрицей, вероятно, выходила за пределы того почтения, которым мужчина был обязан своей повелительнице. В ярости Петр тотчас же назначил несколько предварительных наказаний. Кабинет-секретарь и камердинер императрицы были арестованы. Генеральша Балк была арестована через пять дней. Монс был арестован сразу же. 10 ноября его перевезли в Зимний дворец, где было высшее судилище". <...> Следствие производилось быстро и было покрыто, по крайней мере в начале, непроницаемой тайной. В объявленном приговоре было указано, что Монс и его соучастники допустили себя подкупить, чтобы извести императора. Ни один человек не поверил этому. Г-жа фон Балк, как и другие арестованные, была бита кнутом и сослана в Сибирь. Екатерина, через два месяца вступившая на престол, вернула из ссылки свою подругу в 1725 г. "Монс был обезглавлен, и императрица должна была присутствовать при его казни. Она упала в обморок. Ярость монарха против Екатерины вышла из границ того почтения, которым он был обязан своей супруге, по крайней мере, в глазах двора. Все ее доверенные лица были удалены и заменены надсмотрщиками, на которых он мог полагаться; вследствие открывшихся неправильностей в различных отраслях государственного управления Meншиков был уже некоторое время в немилости; у Петра все чаше стали повторяться случаи задержания мочи, которые причиняли ему жестокие страдания; болезнь вполне определилась, сохраняя свой характер; страдания тела прерывались иногда только страшными взрывами негодования" (Гельбиг, 1999, с. 71-73, 76, 32).
       Со смертью Монса не прекратились мучения императрицы. Петр приказал положить в спирт отрубленную голову ее любовника и Екатерина несколько дней должна была смотреть на нее. Затем Петр приказал отправить в Академию наук и велел сохранять ее в отдельной комнате вместе с отрубленной головой фрейлины М.Гамильтон. В 88 "Анекдотов Петра Великого" Я.Штелина сообщается, что Гамильтон была вначале любовницей Петра, а когда царь к ней охладел жила с его камердинером Орловым. Об их связи он узнал совершенно случайно, даже не желая этого. Но дело было не в отношениях фрейлины и камердинера, а в том, что Гамильтон в течение нескольких лет тайно умертвляла прижитых ею детей и хоронила их в Летнем саду. Первый из этих невинных детей был сыном Петра, о чем он узнал только во время следствия над Гамильтон. Она была обезглавлена по приговору за детоубийство. Головы Монса и Гамильтон сохранялись наблюдателями над препаратами 60 лет. В восьмидесятых годах княгиня Е.Р.Дашкова, как президент академии, просматривая счета, обнаружила, что слишком много выходит спирта. Страшный "экспонат" хранился в погребе в ящике под надзором консерватора. Княгиня сказала об этом Екатерине II. Головы были принесены и все дивились по ним сохранявшимся еще остаткам прежней красоты. Екатерина приказала в погребе же и зарыть обе головы (Гельбиг, 1999, с. 72-73).
       В данном случае Г.Гельбигу можно доверять почти полностью. Дело и казнь В.Монса, публичное наказание других "виновных" надолго остались в памяти жителей С-Петербурга; во время пребывания автора "Русских избранников" в России были живы многие потомки семьи Матрены Балк, с которыми мог беседовать любопытный саксонский посланник.
       Постоянное общение И.А.Черкасова с Петром в повседневной жизни двора, в путешествиях и походах позволило преданному и внимательному человеку сохранить в своей памяти многие черты характера, образа жизни, обиходных привычек самодержца России. Многие факты из жизни Петра остались бы неизвестными историкам, если бы рассказы Черкасова не записали Я. Штелин и И. Голиков. В соответствии с литературными традициями 18 века авторы называли их "анекдотами" - короткими рассказами о незначительном, но характерном происшествии из жизни исторического лица. В России второй пол. 18 века такие исторические анекдоты собирали П.Ф.Карабанов, Н.Курганов, П.Семенов и др.. Выходили из печати их сборники. Сохранялся этот жанр и в первой пол. 19 века: вспомним "Анекдоты" А.С.Пушкина, в том числе и о Петре Великом. Лишь с сер. 19 века "анекдот" начинает пониматься в современном словоупотреблении как небольшой устный шуточный рассказ самого различного содержания с неожиданной и остроумной концовкой. Анекдоты о Петре могли быть совсем не шуточными, но чаше всего поучительными для потомков и полезными для историков, изучавших его эпоху. Например, Я.Штелин в анекдоте 107 "Обыкновенная жизнь. О чем слышал я от барона Черкасова" приводит большой рассказ о привычках Петра: "Петр Великий вставал всегда весьма рано. Зимой обыкновенно в 4 часа...",- и далее следует повествование об обыденной жизни императора. Однако заканчивается это жизнеописание назидательно и шутливо: "Один генерал Его упрекал за свои заслуги. Так император ответил: Я за то тебя щедро наградил и произвел в генералы, а за воспрепятствование дальнейших разговоров, которые могли бы принести ему досаду, приказал налить ему сразу три больших бокала, как он должен был выпить за здравие Его Величества, всей компании и всех храбрых солдат. Через сие вдруг лишил его способности говорить, а другим доставил смех. Изложено по описанию барона И.А.Черкасова" (Штелин, 1786, с. 454-457).
       С некоторыми привычками Петра доводилось сталкиваться и самому Черкасову. Ближайшее окружение венценосной особы обычно хорошо знает, в какое время лучше всего обратиться к ней для решения важных дел или для удовлетворения своей или чужой просьбы. Но также знает, что в иное время делать этого ни в коем случае не следует, чтобы не нарваться на царский гнев. Таким неподходящим временем, способным вызвать у Петра отрицательные эмоции, считалось то, когда царя отрывали от занятий, которыми он был увлечен. Петр мог на недели запираться в кабинете и отказываться слушать какие-либо дела, т.к. например, был увлечен конструированием корабля и претворением своих идей в чертежи. Напомним читателю о записи в "Книге расходной" о том, что Черкасов поехал из Москвы в Петербург, чтобы передать деньги Петру. Отъезд состоялся 25 февраля 1723 г. И вот в письме к кабинет-секретарю А.В.Макарову, Иван Антонович сообщает, что царь прибыл в Петербург 4 марта 1723 г., но прошло уже три дня, а он, Черкасов, не может вы-полнить поручение своего шефа, т.к. "Его Императорское Величество по се число ни за какое дело здесь не изволил приниматца, только изволит трудитца за чертежем нового корабля." И сам Макаров, до тонкостей изучивший характер своего повелителя, тоже употреблял выражение "во благополучное время". В 1724 г., когда на Марциальные воды вместе с царем отправился Черкасов, кабинет-секретарь просил своего помощника не терять из виду челобитную советника Иностранной коллегии Степанова "о деревнях". "И ежели усмотришь время, - наставлял он Черкасова, - то доложи Его Величеству, о чем он, Степанов, прилежно вас через письмо свое просил ..." (Павленко, 1985, ч.111).
       Важные сведения об отношении Петра I к новой структурной иерархии Русской Православной церкви нам известны отчасти благодаря рассказам Черкасова. Патриарх Адриан умер в октябре 1700 г. Адриан не мешал реформам царя, но Петру этого было мало, ему нужно было, чтобы Патриарх ему содействовал: безучастное положение первосвятителя было безмолвным отрицанием новых порядков. С избранием нового Патриарха Петр решил повременить. Управление церковью на время было поручено "местоблюстителю патриаршего престола". С этого времени идет непрерывный ряд перемен в иерархическом строе РПЦ. "Экзархом святейшего патриаршего престола, блюстителем и администратором" был назначен митрополит Рязанский Стефан Яворский, ранее игумен Киево-Николаевского пустынного монастыря. По воле Петра в 1720 г. был собран Собор пастырей русской церкви, на котором председательствовал сам царь. Под его влиянием и при поддержке некоторых архиереев было принято решение: поручить управление церковью вместо Патриарха постоянному Собору пастырей. Этот "постоянный Собор" вначале назывался духовною коллегией, а потом получил название "святейшего Правительствующего Всероссийского Синода". Указ 25 января 1721 г. гласил: "Должна есть коллегия сия (Святейший Синод) новыми впредь правилами дополнить регламент свой яковых востребует разные разных дел случаи" (История Русской церкви, с. 644, 661-662). С образованием Синода завершается процесс подчинения духовной власти светской. Президентом Синода назначили престарелого Стефана Яворского. Через год он умер и новым президентом император назначил самого ревностного своего сторонника среди церковных иерархов архиепископа Псковского Феофана Прокоповича (Пашков, с, 381). В 1722 г. должность президента была упразднена, а надзор за деятельностью Синода поручен обер-прокурору Синода.
       О событиях, последовавших вскоре, рассказывают И.Голиков и Я.Штелин. "В 1721 г. сие действительно воспоследовало и по царскому повелению архиепископ Феофан издал Регламент духовный и напечатанный в 8 долю листа Катехизис, с обстоятельными объявлениями и доказательствами из Св. Писания" (Штелин, 1786, с. 11-12). "Сие прибавление в Регламент (о монашестве, о монастырях, о настоятелях - Авт.) Великий государь своею же исправлял рукой и своим утвердил подписанием. Во окончание же сего поместим оное утверждаемое двумя именитыми времен Государевых мужами: графом Бестужевым и бароном Черкасовым. Следующее: знатное тогдашнее духовенство, исключая, может быть, одного помянутого преосвященного Феофана, от самой смерти последнего Патриарха скучало государю об избрании на его место нового, но монарх предположив уничтожить сию власть, обыкновенно отговаривался недосугами своими" (Голиков, 1837, 8, с. 163).
       "Государь думал, что после того (утверждения Синода и Регламента -Авт.) перестанут уже требовать Патриарха, однако ж большая часть знатнейшего духовенства оставалась еще при прежних мыслях и в надежде, что Патриарх будет поставлен, некогда подано было в Синод, где он часто присутствовал, прошение о постановлении Патриарха, Государь весьма на то разгневался, и ударив себя в грудь, сказал гневным голосом: "вот вам Патриарх", потом встал со своего места и ушел. После сего никогда уже не упоминали при нем о Патриархе, и никто не требовал, чтобы Патриарх был поставлен.
       Так слышал я о сем происшествии от государственного канцлера графа Бестужева за его столом. Но императорский кабинет-секретарь, барон И.А.Черкасов, рассказывал, что государь одной рукой ударил себя в грудь, а другой вынул свой кортик и, ударив им по столу, сказал во гневе: "Вот вам Патриарх!" (Штелин, 1786, с. 11-12). Эту последнюю версию, тоже ссылаясь на Черкасова, излагает архимандрит Иоанн (Экономцев) в статье "Национально-религиозный идеал и идея империи". О. Иоанн объясняет поведение Петра ссылкой на идеологическое обоснование монархии в книге Феофана Прокоповича "Правда воли монаршей" (Петр Великий, с. 592).
       И.И.Голиков еще несколько раз упоминает И.А.Черкасова: "5 марта 1723 писал монарх к Ивану Черкасову дабы подтвердил генерал-коменданту, чтобы поступал: так, как ему приказано с теми, которые должно, в Петербурге строются в Указе Сената" (Голиков, 1837, 9, с. 470). "26 марта 1723 Указ Гавриилу Замятину о присылке готовального мастера Березина в Петербург (видимо, для чертежа нового корабля, из-за которого Черкасов с 5 марта не мог увидаться с государем - Авт.) и о прочем и того же числа Ивану Черкасову о приготовлении при Шлютенбурге двух лодок" (Голиков, 1837, 9, с. 471).
       В 13-м томе "Деяний" историк сообщает о Собственном Его Величества Кабинете, из которого "яко из источника проистекают все присутственные места". В Кабинете главным назван Тайный кабинета секретарь А.В.Макаров, а "под ним: кабинет-секретарь И.А.Черкасов. Оба они при должностях своих остались и по кончине Его Величества" (с.371-372). В дальнейшем это утверждение Голикова потребует значительного уточнения.
       Я.Штелин приводит еще несколько анекдотов о Петре Великом, идущим от Черкасова, "Анекдот 70. Ревность за истину. Когда он кого-нибудь из придворных изобличал во лжи ..., то самый тот его доверенности лишался, но мог покаяться. Но и тогда сей монарх строгим видом говаривал: "Ежели ты в другой раз возмешь что-нибудь мне объявить, то уверся наперед в истинности своего дела", но когда кто в присутствии монарха худо о ком говорил, то в начале слушал он вниманием, но потом обыкновенно прерывая речи говаривал: "Но рассматривал ли ты его с хорошей стороны? Расскажи мне так же, что ты с оной усматриваешь. Известно сие от барона И.А.Черкасова" (Штелин, 1786, с. 395-298). "Анекдот 101. Нестрогое взыскание за преступление седьмой заповеди ("не прелюбодействуй" - Авт.). Петр Великий зол был за все преступления. "Против плотских грехов поступал он гораздо снисходительнее и столь умно располагался, что за таковые проступки никто не был лишен им жизни, ни имени, ни чести. По сей причине, а также чтобы сохранить тайное убережение детей не определил он никакого наказания несочетавшейся родительнице. Но у мужев двоеженцев было у него достойное смертное наказание. После рассказа об Уставе Карла V - за прелюбодеяние меч, Петр рассмеялся и сказал: Не в правду ли? Я бы сему великому императору советовал более о сем рассудить: или он может быть метил, что у него больше лишнего народу во всем государстве, нежели я в моем оного имею. Надобно колико возможно щадить генезис своих подданных. Известно от барона И.А.Черкасова" (Штелин, 1786, с. 422-424). Петру легко было прощать "плотские грехи", т.к. сам он нарушал седьмую заповедь всю жизнь и не особенно переживал из-за этого. Не все было безупречно в его семейной жизни и по поводу двоеженства. Что касается его снисходительности к женщинам, то сам же Штелин немного выше приводит пример судебной расправы с фрейлиной М.Гамильтон, правда, виновной в умерщвлении своих детей. Но ведь остается открытым вопрос, а что бы ожидало ее, если бы она не скрывала, что родила ребенка от Петра? И еще бо-лее суровым примером была казнь В.Монса - как жестокая месть своей жене. Но, что позволено Юпитеру...
      
       3. Опала и ссылка.
       28 января 1725 года скончался император Петр I. Скоротечная болезнь и смерть великого человека, который почти тридцать лет единолично правил Россией, неизбежно влекла за собой непредсказуемые последствия. Они начались почти сразу же, у гроба Петра, И.А.Черкасов, вероятно, сильно скорбевший по опочившему государю и не только потому, что был ему столь многим обязан, не мог не чувствовать, что такого правителя империя очень долго не увидит. Смерть государя чуть было не совпала с его днем рождения: 27 января 1725 г. И.Черкасову исполнилось 33 года. Во всех отношениях, это был зрелый муж, волей обстоятельств хорошо знакомый со всем хитросплетением дел при дворе и прекрасно понимавший, что на трон Петра будут претендовать люди просто ничтожные по сравнению с умершим. И дело решат даже не эти люди с их сомнительными правами на престол или малолетством, а те могущественные вельможи, которые будут вести между собой жестокую грызню, пока кто-то из них не одержит верх и всеми правдами и неправдами не возведет на трон своего ставленника. Самым же могущественным среди них по-прежнему оставался А.Д.Меншиков, наиболее опасный для дальнейшей судьбы Черкасова человек. Для сильно скомпрометированной в глазах Петра в последние месяцы его жизни Екатерины и для почти утратившего доверие государя Меншикова, его смерть, возможно, была избавлением от самой суровой его немилости. Решение о Екатерине как своей преемнице Петр не успел отменить. Но и нового решения не принял. Закона о престолонаследии после гибели в застенке царевича Алексея Петровича как такового не было. Легендарная фраза, не дописанная Петром: "Оставьте все...", каждой из враждующих группировок могла быть истолкована в свою пользу. Даже небольшая "партия", поддерживающая цесаревну Елизавету Петровну, могла предполагать, что предсмертные строки отца относятся к ней. Но время Елизаветы придет еще не скоро.
       Как распорядилась российская история, известно. Благодаря Меншикову, тем, кто чувствовал его силу, прежде всего Феофану Прокоповичу, а, главное, благодаря гвардейским полкам произошел дворцовый переворот и на престол взошла Екатерина I. И это был не самый худший вариант, хотя бы потому, что на нее невольно переносился какой-то отблеск харизмы Петра Великого. Во всяком случае, интересы незаметного Черкасова и всемогущего Меншикова некоторым странным образом совпали, хотя бы на короткий срок царствования Екатерины. Новая императрица благоволила к Черкасову при жизни мужа, как помним, просила за него (может быть, потому, что еще не забыла о своем происхождении, куда более незавидном, чем у бедного канцеляриста). Кем была Екатерина для Меншикова, она тоже хорошо помнила, помнили и другие. Возвышение этой самой ординарной, простодушной женщины, далеко не мадам Ментенон, вероятно, не имеет прецедентов в европейской истории 16-18 веков. Госпожи Ментенон, Помпадур, все предыдущие и последующие фаворитки при французском королевском дворе даже если бы и хотели, не могли представить себя единоличными королевами Франции, ибо в ней свято соблюдался принцип: "Негоже лилиям прясть". Екатерине же, меньше всего пригодной к управлению даже средним поместьем, в руки свалилась необъятная власть в великой империи. То обстоятельство, что править она не умеет, в какой-то степени объединяло все разношерстные силы при дворе. "Короля играет свита". Но это же обстоятельство недвусмысленно демонстрировало, что править будет Меншиков, поэтому объединение этих сил неизбежно должно было противостоять светлейшему князю. Сложившуюся придворно-политическую ситуацию очень точно охарактеризовал С.Н. Шубинский: "Возведение на престол Екатерины изменило вдруг и рез-ко взаимные отношения всех придворных личностей. Меншиков, которому Екатерина была обязана престолом, сделался самостоятельным, могущественным дипломатом. При Петре же не было самостоятельных личностей, все были чернорабочие - слуги царские; все дела шли по воле и слову Преобразователя России: при Петре не было временщиков, управляющих государством, были только друзья и товарищи, которые подчас не избегали царской дубинки. Около Петра все должны были трудиться - хорошо ли, дурно ли, - и все старались друг перед другом угодить царю в исполнении его предначертаний. Придворные интриги существовали, но мелочные, домашние, не вносившие ничего вредного в механизм государственного управления; существовали при дворе вражды личные по зависти, по неудовлетворенному самолюбию, но все это проходило бесследно. В железной воле и гениальном уме Петра сосредоточена была полноличная власть русского государя. Никому не приходило в голову покушение отделить себе какую-нибудь частицу этой власти - все стояли на своих местах по ступеням служебной иерархии, и возвышение или низвержение производило по воле законной, освященной власти. Эту волю олицетворял Петр Великий.
       Законность власти перешла к Екатерине, женщине без всякого образования, едва ли даже грамотной, не имевшей понятия ни о России, ни о государственном управлении - и при том в какую эпоху? Когда все старое было изломано, а новое еще не утвердилось и не укрепилось. Власть в руках Екатерины; но она не умеет и не может с нею справиться: ей ну-жен помощник, руководитель. Совершенно естественно, что она передает эту власть Меншикову - человеку, который с детства Петра при нем, его правая рука во всех делах, доказавший много раз, что он понимал все предначертания Преобразователя России.
       Но Меншиков, получив власть от Екатерины, забыл, что был окружен людьми, из которых многие считали себя выше его по происхождению и знатности своего рода, как Долгоруковы, Голицыны, Черкасские; другие же считали себя не ниже и по заслугам, как Остерман, Миних, Бестужев, Макаров и другие; наконец, Меншиков, сделавшись всемогущим, не обращал внимания на тех, которым нестерпимы были его надменное обращение, грубость, доходившая до дерзости, и произвол, не имевший границ. Около Меншикова все были ему враги, ни одного друга; по-видимому, преданы были ему только те люди, которые из личных интересов раболепствовали перед светлейшим". (Шубинский, 1995(1), с.39).
       Может быть, поэтому А.Д.Меншиков не трогал Черкасова, ранее бывшего объектом его надменности и грубости: у него были враги куда более опасные, еще способные на его свержение, Черкасова он мог бы убрать, одним мановением руки, но временщики, достигнув вершин власти, в первую очередь стремятся устранить ближайших врагов, а всякую "мелочь" оставляют "на потом", т.к. справиться с нею не представляет ни малейшего труда. Поэтому совершенно не прав был Д.Н. Бантыш-Каменский, когда писал: "К чести славного Меншикова, Черкасов, причинивший ему множество неприятностей при Петре Великом, не пострадал в царствование Екатерины I и Петра II, когда кормило государственное находилось в руках любимца счастья; но при падении его он присоединился к Долгоруким, не менее честолюбивым, надеялся посредством их проложить себе дорогу к почестям и, вместо того, сослан императрицей Анной Иоанновной в Казань, потом в Астрахань, откуда возвратился уже по восшествии на Престол императрицы Елизаветы Петровны" (Бантыш-Каменский, 1836, 5, с. 263). В этой биографической справке есть лишь крохотный кусочек правды; все остальное действительности не соответствует.
       После смерти Петра И.Черкасов официально считался помощником А.Макарова. Однако Макаров, оказавший Екатерине важнейшую услугу, сообщив сенаторам в день смерти Петра, что "ничего нет", - ни завещания, ни распоряжения относительно преемника, - был возвышен императрицей и в своей "скаске" И.А.Черкасов сообщает: "..а по кончине Его Величества служил блаженная ж и вечнодостойная памяти Ея Императорскому Величеству Великой Государыне Императрице Екатерине Алексеевне в той же должности верно и беспорочно, а в 1725-м году ноября 24 дня от Ея Императорского Величества за примерную и беспорочную службу Всемилостивейше пожалован в Тайные кабинет-секретари, на который чин за Собственноручным Ея императорского Величества подписанием и патент имеет, и по кончине Ея Императорского Величества с 1727 году безвинно находился в изгнании и разорении без жалования, однако ж не отменяя своей верности служил со всяким прилежанием и верностью по 1741 год и был в Астрахани у управления тамошнего делового двора..." (Гербовед, с.55). Таким образом, Черкасов в ноябре 1725 г. занял ту должность, которую с 1713 г. занимал его бывший начальник Макаров. Теперь он объявляет Сенату царские указы: " 1726, 4943, августа 2 дня. Именной указ Екатерины I, объявленный Иваном Черкасовым - О дозволении строить каменные дома на берегу реки Мойки и на Адмиралтейском острову" (ПСЗ, 7).
       Возникает вопрос: какой же "чин" имел теперь Черкасов? К какому классу Табеля о рангах он принадлежал? Можно ответить на этот вопрос, прибегая к методу сравнительной аналогии. А.В.Макаров был пожалован тайным советником: в 1726 г. это был 3-й класс, следовательно, на посту кабинет-секретаря он должен был быть в чине действительного статского советника, что в 1724 г. соответствовало 4-му классу. Елизавета Петровна после возвращения Черкасова на государственную службу при дворе пожаловала его сразу действительным статским советником, вероятно, минуя некоторые предшествовавшие классы в знак особой милости. Ведь, находясь в ссылке на очень незначительной должности при губернском управлении, Черкасов "чинами не выходил" и оставался чиновником того класса, который был у него при назначении тайным кабинет-секретарем. И, скорее всего, это был чин коллежского асессора 8-го класса, который давал потомственное дворянство. Личное дворянство Черкасов выслужил еще при Петре в чинах 14-10 классов. С ноября 1726 г. его еще небольшая семья стала принадлежать к потомственному дворянству российскому. Длительные доброжелательные отношения с А.В.Макаровым объяснялись не только служебным рвением Черкасова. Они наводились в родстве: были женаты на сестрах Топильских, - Макаров на старшей Феодосии Ивановне, Черкасов на младшей Елене Ивановне, т.е. были свояками (Любимов, 1914, с. 1). Но после смерти первой жены, вступив в новый брак в августе 1724 г., Макаров, вероятно, в родственных чувствах к своему подчиненному все более охладевал, хотя, возможно, его протекция и некоторое влияние на князя Меншикова оказывали какое-то время положительное воздействие на продвижение Черкасова. Мы еще вернемся к теме их отношений.
       В новой высокой должности И.А.Черкасов продержался недолго: 7 мая 1727 г. в самом начале царствования Петра II Кабинет его императорского величества был закрыт и его функции перешли к Верховному тайному совету, сильно потеснившему и Сенат. Ведущую роль в нем заняли Меншиков и Остерман. Макаров не входил в его состав, но с февраля 1726 г. от имени императрицы созывал совет, объявлял на его заседаниях именные указы и т.п. Судьба Черкасова круто менялась. Он хорошо знал мстительный характер светлейшего князя, помнил его угрозы и чувствовал, что его положение становится все более шатким. Из чувства самосохранения Черкасов включается в придворные интриги против Меншикова. Еще в царствование Екатерины I он примкнул к кружку княгини А.П.Волконской.
       Аграфена Петровна Волконская - дочь П.М.Бестужева-Рюмина, гофмейстера двора герцогини курляндской Анны Ивановны с 1712 по 1730 годы, сестра А.П.Бестужева-Рюмина, дипломатического представителя и посланника России в Дании в 1721-1731 гг., будущего государственного канцлера в правительстве Елизаветы Петровны. Муж ее, князь И.Ф.Волконский был постоянно в отлучке, то в Москве, то в Митаве, живя у своего тестя П.М.Бестужева. Княгиня была женщина необыкновенно умная, честолюбивая как и все Бестужевы, любила придворную жизнь и с друзьями своими охотно участвовала в придворных интригах, внимательно следя за всеми событиями при дворе. Узнавать об этих событиях ей было не трудно, т.к. она являлась гоф-дамой императрицы Екатерины и пользовалась ее особым доверием. Дружеский кружок княгини был невелик; его составляли А.Б.Бутурлин, близкий человек к Елизавете Петровне, ЕИ.Пашков, член Военной коллегии, С.А.Маврин, бывший паж и камер-юнкер Екатерины, теперь учитель великого князя Петра Алексеевича, А.П.Ганнибал, "арап Петра Великого", капитан по инженерной части, старый друг Черкасова, когда тот еще ходил в подьячих кабинета. С этим кружком тесно сблизился и И.А.Черкасов (Шубинский, 1995 (1), с. 40). Вся эта компания отличалась преданностью царскому семейству, любила все народное, русское и ненавидела Меншикова. На эту ненависть у каждого была своя причина. Они дружно следили за Меншиковым, но тот, ослепленный своим могуществом, не обращал на них внимания. Но в конце апреля 1727 г. в придворных группировках разнесся слух, что по совету Меншикова Екатерина хочет назначить наследником вели-кого князя Петра Алексеевича. В принципе это было правильным решением, т.к. восстанавливало престолонаследие в мужском поколении Петра Великого. Но была одна партия, для которой это назначение являлось смертельно опасным. Главой этой партии был граф П.А.Толстой, обманом выманивший из-за границы царевича Алексея, а затем бывший председателем Тайной розыскных дел канцелярии, созданной для суда над царевичем и его матерью Евдокией Федоровной. Естественно, в эту партию входили почти все члены той канцелярии. Все боялись одного: Меншиков, передав корону внуку Петра, чтобы сохранять свое могущество, должен погубить их в угоду молодому императору, в отмщение за мучения, которым они подвергали его несчастного отца и за унижения его бабки. Обеспокоенный Толстой обратился к княгине А.П.Волконской с просьбой узнать, справедлив ли этот слух. И княгиня узнала от Екатерины I даже больше, чем хотела. Меншиков предложил императрице подписать такое завещание, по которому великий князь назначался наследником престола с обязательством жениться на дочери светлейшего князя Марии. Этот план он хотел сохранить в тайне до смерти императрицы. Все это А.Волконская передала П.Толстому. Но Meншиков успел предупредить замыслы своих врагов, хотя к Екатерине успели обратиться и цесаревны Анна и Елизавета, и Толстой, и некоторые другие сановники, недовольные "Тестаментом" - завещанием императрицы. Однако протесты были робкими, Меншиков не дремал, и вскоре все его враги во главе с графом Толстым были по его приказу арестованы. Екатерина доживала последние дни, поэтому светлейший князь действовал стремительно, чтобы успеть заставить императрицу подписать приговор о казни и ссылке виновных. Но этого было бы мало, т.к. Меншиков ясно увидел, что возле самой императрицы и великого князя есть тоже враги и среди них - источник информации о тайне, известной только ему и Екатерине. Светлейший заподозрил княгиню Волконскую, и на нее и ее друзей внезапно обрушилась кара.
       Поводом для расправы над Толстым и его партией Меншиков представил "дело Антона (Эммануила) Девиера", своего зятя, который будучи генерал-адъютантом Петра в 1718 г. подписал смертный приговор царевичу Алексею. Екатерина возвела его в графское достоинство и назначила генерал-полицмейстером Петербурга. По ее поручению в 1726 г. А.Девиер ездил в Курляндию, чтобы исследовать там жалобы герцогини Анны на Меншикова. Результат расследования был в пользу герцогини. Меншиков выбрал из донесения Девиера несколько критических замечаний, сделанных графом весьма удачно относительно притязательного деспотизма своего шурина, объяснил их Екатерине как ему было выгодно, и сделал из всего этого мнимый план восстания против тогдашнего правительства, в котором Девиер должен был принимать наибольшее участие (Гельбиг, 1999, с.63-64). К несчастью, при аресте А.Девиера в его бумагах при обыске нашли письма к нему Бестужевых и княгини Волконской. Эти письма были прекрасным поводом для начала дела против княгини и ее друзей. Но сначала нужно было покончить с Толстым, Девиером и их "сообщниками". С 28 апреля по 6 мая следствие было закончено и приговор вынесен. "Дело успели закончить к трем часам дня 6 мая. В тот же день Екатерина скончалась. И тем же днем 6 мая 1727 г. датирован приговор, подписанный от имени Екатерины ее дочерью Елизаветой. Он содержал жесткие меры наказания в отношении виновных" (Павленко, 2006, с. 52). Материалы по делу А.Девиера и П.Толстого в большом объеме приводятся в приложении 2 в книге Н.И.Павленко "Петр II" (Павленко, 2006, с. 189-209).
       Княгиня Волконская в тот же день 6 мая узнала о смерти Екатерины I, которая могла бы ее защитить, и о несчастной участи П.Толстого и А. Девиера и других. Из близких ей людей в приговоре значилось только имя И.И.Бутурлина, дяди А.Б.Бутурлина.
       Компанию А.П.Волконской С.М.Соловьев назвал "кружком Бестужевых-Рюминых", сторонников царевича Алексея, а затем сына его Петра. Вдохновителем кружка знаменитый русский историк считал Алексея Петровича Бестужева-Рюмина: "...ставшим русским министром (посланником - Авт.) в Копенгагене, он сносился с Веной, а родная его сестра, княгиня А.П. Волконская, была в Петербурге душою кружка, который сосредотачивался около Двора великого князя Петра..." (Соловьев, 1993, 19, с. 86). Кроме упомянутых выше членов кружка, он называет сенатора Ю.Нелединского и секретаря Исаака Веселовского. Насколько был прав и не прав Соловьев, мы увидим из дальнейшего развития событий.
       Покончив с Толстым и Девиером, Меншиков нанес первый удар по своим менее заметным врагам. Помимо подозрений в раскрытии тайны престолонаследия у него были основания беспокоиться и о том, как бы кружок Бестужева-Волконской не оттеснил его от молодого императора, который благоволил к некоторым членам кружка (следует помнить, что Петру II в момент восшествия на престол шел лишь 12-й год, и при желании и умении, воспользоваться его отрочеством в своих целях мог кто угодно, что и произошло позднее, но с той стороны, откуда Меншиков не ожидал). 8 мая 1727 г. к А.П.Волконской явился А.В.Макаров и потребовал от нее все письма и бумаги, в том числе шифр, который она употребляла в секретной переписке с покойной императрицей. Княгиня еле успела бросить на окно письмо от брата из Копенгагена, которое могло их обоих компрометировать. Догадливая горничная Домна успела его спрятать.
       В дом княгини была поставлена стража, ей запрещен приезд ко двору (Соловьев, 1993, 19, с. 37). Через своего секретаря А.Яковлева Меншиков приказал княгине отправиться немедленно в Москву и жить там, или в деревне, по желанию. Однако важных улик против Волконской и членов ее кружка ни в бумагах княгини, ни в письмах, найденных у Девиера, найти не могли. Тем не менее, подозрительный Меншиков знал о ее дружбе и с Черкасовым, и с Мавриным, и с Ганнибалом, которого тоже очень не жаловал из-за прошлых отношений, поэтому последовал полный разгром кружка.
       В представлении современников дело Толстого-Девиера и первое дело Волконской выглядело как единый процесс над заговорщиками против покойной Екатерины и князя Меншикова. В записи событий саксонского посланника Лефорта от 20 мая 1727 г. за  23 содержится такая интерпретация происшедших событий: "...помилованные перед самым исполнением смертной казни, получили смягчение, подписанное покойной императрицей на одре смерти, и были сосланы следующим образом:
       Девиер и Писарев в глубь Сибири; они уехали в воскресенье после обеда.
       Старший Нарышкин, бывший президентом палаты, осужден на пожизненное житье в своих поместьях, без лишения прав состояния и конфискации. Он также уехал в воскресенье после обеда вместе с женою.
       Граф Толстой, бывший членом верховного совета, лишенный всех чинов и орденов, осужден вместе с сыном, бывшим президентом юстиц-коллегии, в ссылку на отдаленный остров, близ Архангельска.
       Генерал Бутурлин и его сын камер-юнкер изгнаны, но не знаю куда. Они уехали в Москву.
       Камергер Маврин и его жена - так же изгнаны и уже уехали, но куда неизвестно (в Тобольск - Авт.).
       Княгиня Волконская сослана и пока живет в Шлюссельбурге.
       P.S "Дело Девиера и его соучастников представляют в различном свете, но вот что говорят о заговоре, выдавая за верное: Девиер должен был проводить молодого великого князя в церковь, объявить Его Царем, а Нарышкина - регентом на место Меншикова".
       "Еще не известно может быть завещание вымышленно и ложно. Сапега, не покидавший Царицы, ничего не видел и не слышал. Он видел только, что она подписывала прощение преступникам" (РИО, 3, с. 472-473). Сапега - сын польского магната Сапеги, которому стараниями Меншикова при русском дворе было присвоено звание фельдмаршала, хотя Сапега-отец ни дня не служил в русской армии. Сапега-сын первоначально предназначался в мужья Марии Меншиковой, но приглянулся Екатерине. Она натешилась молодым любовником, а потом пристроила его в женихи своей племяннице. Желание Меншикова выдать дочь за великого князя возникло как раз вследствие потери ее первого жениха: поэтому и императрица согласилась на этот брак-мезальянс, - чувствовала себя виноватой, как Петр чувствовал себя виноватым перед Меншиковым из-за отобранной у него Екатерины. История повторялась в другом варианте, а расплачиваться за грехи сильных мира сего приходилось людям ни в чем не повинным.
       Остальные, не упомянутые в документах члены кружка, были разосланы в почетную ссылку. 8 мая А.П.Ганнибал получил указ из Военной коллегии отправиться немедленно в Казань для осмотра тамошней крепости. И.А.Черкасов был разжалован из кабинет-секретарей в обер-секретари Синода. 23 мая последовал указ Петра II "чтобы кабинет-секретарю Ивану Черкасову быть на синоде обер-секретарем, на место Тимофея Полихина, ему же в Москве в доме Патриаршем, также во всех соборах и монастырях - ризницы и прочую всякую церковную утварь переписать и с прежними описными книгами освидетельствовать, все ли в целости или где что и для чего убыло, и для того отправить его в Москву из Сената" (РБС,22, с.170). Черкасов всячески старался оттянуть время отъезда, вероятно, надеясь, что над ним еще смилуются: он ссылается на необходимость составить опись оставленным им Кабинетным делам (Журнал Верховного тайного совета от 9 Июня 1727 г.), просил о назначении ему определенного жалования в Москве (12июня 1727 г.), но Верховный тайный совет, а точнее, Меншиков, был непреклонен: 7 июня он постановил: "Об Иване Черкасове в Сенате объявить, чтоб по посланному к ним указу об отправлении его в Москву чинили немедленно" (Соловьев, 1993, 19, с. 89), а 30 июня "о Иване Черкасове объявлено, чтобы он по указу ехал в Москву, не мешкая здесь ни малого времени". Жалования ему так и не назначили. Из членов кружка Волконской до поры до времени от наказания каким-то образом ускользнули Е.И.Пашков и А.Б.Бутурлин. А.П.Ганнибал через 25 дней по приезду в Казань получил от Меншикова новое распоряжение: в немедленном времени ехать в Тобольск, для строительства там крепости по инструкции сибирского губернатора кн. Долгорукова. 27 июня 1727 г. Ганнибал в день отъезда из Казани написал княгине Волконской письмо, в котором есть такие строки:"...прошу вас, мою государыню, чтоб отписать как-нибудь поскорее к Ивану Антоновичу Черкасову, чтоб прислал ко мне в Сибирь поскорее деньги, которые я у него оставил, понеже имею великую нужду..."; и в конце письма еще одно повторное напоминание: "пожалуй, не запамятовай, чтоб отписал к Ивану Антоновичу, чтоб присылал поскорее деньги, чтоб мне не умереть с голоду в Сибири, понеже при себе имею очень малое количество денег..." (Шубинский, 1995 (l), с.42). 28 мая Меншиков предписал Долгорукову отправить Ганнибала в Томск: сделать на китайской границе крепость. И снова Абрам Петрович, уже из Томска просит в письме к Волконской от 15 ноября 1727 сказать Ивану Антоновичу, чтобы он переводил ему деньги поскорее, причем он уже знает, что Черкасов определен в Синоде обер-секретарем и послан в Москву.
       Бывшие члены кружка надеялись прежде всего на взаимопомощь и на помощь тех влиятельных людей, к которым могли обратиться их друзья. Княгиня Волконская, жившая в подмосковной деревне Дедово своего двоюродного брата Талызина, пыталась хлопотать о друзьях и о себе. Но никто не принимал искреннего участия в их судьбах: все боялись Меншикова.

    ***

       Власть же Меншикова в первой половине 1727 г. достигла наивысшей степени. 25 мая 1727 г. состоялось торжественное обручение 12-летнего Петра 11 с 16-летней княжной Марией Меншиковой. Ее стали называть "нареченной невестой" императора. Немногим ранее, 13 мая произошел такой эпизод, о котором сообщает тот же саксонский источник: " 24. С-Петербург, 24 мая 1727. Вчера после обеда, Его Величество, войдя в покои князя Меншикова, сказал, что Он уничтожил фельдмаршала. Эти слова привели всех в недоумение, но чтобы положить конец всем сомнениям, Он показал бумагу князю Меншикову, подписанную Его рукой, где Он назначал Меншикова своим генералиссимусом"..(РИО, 3, с.473). Меншиков не мог уже получить никакого повышения, т.к. был осыпан с ног до головы всеми возможными чинами, титулами, наградами, поместьями. И он совершенно забыл, что его повелитель, будущий зять, всего лишь своенравный подросток с некоторыми чертами характера от своего деда, который в свои неполные 13 лет, как и подобает в этом возрасте, все более и более тяготился опекой Меншикова. Тем более, что близ него находились такие люди, как его воспитатель А.И.Остерман и князь И.А. Долгоруков, его любимец, от которых он не слышал ни малейшего отказа ни в чем. Не было у него желания и становиться мужем М.Меншиковой. Неосмотрительное неистребимое корыстолюбие Меншикова, касающееся лично императора и его сестры, довершили дело. 8 сентября 1727 г. Петр II послал к Меншикову генерал-лейтенанта графа С.А.Салтыкова с объявлением об аресте. На другой день состоялся Верховный тайный совет, который лишил Меншикова всех чинов и наград, и сослал со всей семьей в вотчину Ранненбург близ Воронежа, куда они прибыли 3 ноября. 9 Февраля 1728 г. вышло новое распоряжение о ссылке в Сибирь, в Березов. Там А.Д.Меншиков умер 12 ноября 1729 г.
       Из "компании" прежде всего о падении Меншикова узнали Аграфена Петровна и Иван Антонович. Жена Пашкова прислала княгине печатный экземпляр указа, а сам Пашков поспешил уведомить друга о радостном происшествии. "У нас с Божьей помощью все благополучно, и никаких страхов ни от кого нет, как было в бытности князя Меншикова. О суетной славе прегордого Голиафа, которого Бог всесильной десницей сокрушил, о том много радости имеют, также и аз многогрешный, славя Святую Троицу, пребываю без страха" (Шубинский, 1995 (1), с. 47). Пашков оставался в Петербурге и видел в падении Меншикова верный знак того, что друзья будут возвращены из ссылки и им опять откроется доступ ко двору. При Петре Великом так бы оно, вероятно, и было, все бы прекратилось одним росчерком пера. При его внуке-мальчике надо было ухаживать за теми, которые приблизились к императору. При дворе образовались три партии: остермановская, голицынская и долгоруковская. И все очевиднее становилось влияние последней. Князья Долгоруковы: Василий Лукич, Алексей, Сергей, Александр, Василий Григорьевичи и Иван Алексеевич находились неотлучно при Петре II. Особенно Иван Алексеевич, который приучил юного императора к непрерывным кутежам и приохотил его к таким "забавам", которые и по возрасту Петра, и по христианской морали были для него не только преждевременны, но и губительны.
       Вместо одного временщика появился некий "коллективный временщик" в лице фамилии Долгоруковых. Действовали они по образу и подобию предшественника: произошло обручение Петра II с Екатериной Алексеевной, сестрой кн. Ивана. Ей было 18 лет. Она была беременна от Петра II и 1 апреля 1730 г. в первые месяцы царствования Анны Ивановны разрешилась мертворожденной дочерью (Долгоруков, 1909). К Долгоруковым, как мы уже сообщали, примкнул и А.В.Макаров. После "разжалования" И.А.Черкасова он недолгое время снова занимал должность кабинет-секретаря до ликвидации кабинета, а потом, благодаря протекции Долгоруковых стал президентом Камер-коллегии, занимавшейся упорядочиванием государственных доходов и расходов. Позднее от Долгоруковых он легко перейдет на сторону их врагов. Своему бывшему подчиненному и родственнику Ивану Черкасову он даже не будет пытаться помочь, хотя вполне мог бы это сделать до новой ссылки И.А.Человек с совсем иным характером, угодливый, хорошо чувствующий, откуда дует ветер, он не хотел вредить своей репутации связью с опальным Черкасовым, Однако и ему удалось перехитрить самого себя. В 1731 г. он был обвинен во взяточничестве одним из своих родственников из-за ссоры о наследстве, попал под следствие особой комиссии в 1732-34 гг., которая признала обвинение недоказанным. Освобожден из-под следствия Макаров был не ранее 1740 г., т.к. оказался запутан в сеть интриг, с помощью которых архиепископ Феофан Прокопович боролся со своими многочисленными врагами (Федорченко, 2003, 2, с.8).
       О компании своих бывших приверженцев Петр II , может быть, и вспоминал, но опутавшие его кругом интриги Долгоруковых, Лопухиных, Левенвольде, Анны Крамер не допускали какой-либо его помощи.
       И.А.Черкасов, узнав о ссылке Меншикова, как старый подьячий, решил действовать канцелярским официальным законным порядком и написал просьбу императору и просительные письма к Остерману, Апраксину, Голицыну, Долгоруковым. Он был уверен в торжестве справедливости, в силе закона и считал, что открытие несправедливого и самовластного решения Меншикова oб их ссылке заставит немедленно восстановить всех на прежние места. На письмо брата С.А.Черкасова, приславшего указ о ссылке Меншикова он отвечал 19 сентября 1727 г.: "Паче Богу всесильному благодарение, что по своему праведному суду низверг такого гонителя во избавление многих бедных, от него напасти терпевших, в которых и я обретаюсь, и для того ныне посылаю прошения свои при сем к императору, Федору Матвеевичу Апраксину, к А.И.Остерману, к Г.И.Головкину, к князю Дмитрию Михайловичу Голицыну... Государю надлежит подать через Петра Ивановича Бема или Ивана Федоровича Кречетникова, на которых я надеюсь, а паче, чтоб его величеству тебя самого с тем моим письмом представили, а о прочем оставлю в ваше рассуждение, извольте кому подавать или нет, смотря по состоянию времени. На Петра Ивановича Бема по его письму надеюсь, а Иван Федорович Кречетников писал сюда к Василию Татищеву обо мне, что мне чает быть в Петербурге. Вчерашнего числа писал к Дмитрию Алексеевичу Соловьеву, чтобы попросил князя Алексея Григорьевича Долгорукова, который к нему, Соловьеву, склонен, надеюсь, что и мне милостлив, о чем к жене своей вчера же писал" (Шубинский, 1995 (l), с. 49). Черкасов послал также письма к С.В.Лопухину, к кн. А.Г.Долгорукову, и писал брату, чтобы советовался с Пашковым. Это была напрасная надежда. Еще до падения Меншикова жена Черкасова Елена Ивановна в августе надеялась найти участие в друзьях своих баронах Соловьевых (Ф.А.Соловьев был управляющим имения Меншикова, а Д.А.Соловьев заведовал архангелогородской торговлей), но после свидания писала мужу: "Была я вчера у друзей своих Соловьевых, от которых видела перемену немалую в поступках их, как прежде было" (Шубинский, 1995 (1), с.49). Место тайного кабинет-секретаря имело слишком важное значение, и если бы решились восстановить его, то на него нашлось бы много кандидатов из новых приближенных. Письма к Остерману, Долгоруковым, Голицыну Черкасов переслал своему брату в Петербург, но тот, как мы уже упоминали выше, посоветовался с Пашковым и адмиралом Змаевичем и не отдал их по назначению, а уничтожил. Брату С.А. ответил так: "По многом с ними рассуждении для некоторой разницы в партиях и для других здешних обстоятельств письма удержал, а больше для того, что прошения ваши состоят, как бы были в прежнем чине и должности, а в том, что до должности касается, интересуются некоторые сами, кого о том просить надобно, а чтоб вместо чаемой помощи не дать причины к каким-либо противностям, я оставляю для того, как учитель всех вещей, время, покажет; будем смотреть, что после будет по прибытии сюда Павла Ивановича Ягужинского, которого скоро сюда ожидаем". (Шубинский, 1995 (l), с, 49). Даже деятельный Пашков приуныл и писал Черкасову в сентябре 1737 г.: "Мне кажется, лучше вам быть до зимы в Москве и чаще ездить молиться в Девич монастырь чудотворному образу Пресвятой Богородицы" (Соловьев, 1.993, 1.9, с. 127). Это был намек на возможную встречу с бывшей царицей Евдокией Федоровной Лопухиной, бабкой императора. Черкасов просил свою жену, остававшуюся в Петербурге, узнавать и уведомлять его о всех случаях. Она отвечала ему 19 октября 1727 г.: "Я ничего не слыхала, только давно приходили ко мне Бутурлин да Кречетников и сказывали, будто они слышали от Бема, что по вас указ пошлется, и то все неправда, если б посылать, давно б был послан; да еще сказывал мне Кампредон, будто он слышал от государыни великия княжны: изволит часто напоминать о себе, о Маврине, об Абраме, что надобно их взять, а кто их удерживает, то Бог знает" (Шубинский, 1995 (1), с.50).
       Двор собирался в Москву на коронацию Петра II и Пашков возлагал большие надежды на свидание императора со своей бабкой, царицей Евдокией Федоровной. Он делал в этом смысле наставления княгине Волконской, а Черкасов, предваряя замыслы Пашкова, уже навестил царицу, жившую после освобождения из Шлиссельбурга в Москве в Новодевичьем монастыре под именем инокини Елены. Вероятно, расчет был на ненависть первой жены Петра к Меншикову, сыгравшему роковую роль в ее исковерканной жизни: враг моего врага мой друг. 21 октября Пашков написал Черкасову прелюбопытное с точки зрения психологии письмо, в котором характеризует ментальность тогдашнего высшего общества: "Что же изволите упоминать о бытие своем в Девичьем монастыре, и тому искренне рад, что со временем, прежде прибытия других в Москву, о своем изгнании можете узнать, и что сделают, о том дружески прошу не оставить нас безызвестными; у нас от московских многие в немалую трусость приходят, а другие есть такие, не знают, как глаз показать за свои худые поступки; мне к вам обстоятельно писать ни о чем нельзя: властно так люди живут как с ума которые сошли; ныне слышим так, а завтра инако; есть много таких, которые ногами ходят, а глазами не видят, а которые видят, те не смыслят; одним словом сказать, что вся надежда наша у вас в Москве, через которую будем ожидать милости от Бога и императорского величества. Ей-ей, от всего моего сердца вас в истине сожалею, что столько скажу своей христианской компании, как сам себе, на что сам Бог - свидетель на мою совесть" (Шубинский, 1995 (1), с.50). С.М.Соловьев свидетельствует: "Пашков отыскивал членов разогнанной партии и просил уцелевших от погрома хлопотать при каждом удобном случае о попавших в беду. "Просил я о вас Кириллу Петровича Матюшкина, - писал он Черкасову в Москву, - чтоб он вас не оставил в случае хорошем, что и обещал, а он компании нашей и добрый человек" (Соловьев, 19, с. 129).
       Но и эти надежды были тщетными. Император виделся со своей бабушкой в феврале 1728 г. Она просила его вести себя приличнее, советовала ему жениться на иностранке и не вести распутную жизнь (Пашков, с.393). Императора не допускали подчиниться ее влиянию. Цесаревна Елизавета Петровна, у которой были свои планы, и Долгоруковы окончательно овладели Петром. Всевозможные увеселения совершенно отвлекали царя от государственных занятий. Дела были оставлены на произвол судьбы. Верховный тайный совет собирался редко. Однако нашлось время для нового решения о И.Черкасове. Возможно, посещение им бабки императора повлияло на новый поворот судьбы, который однако, не свершился, так как впереди нашего героя ждал другой, более крутой поворот. 15 апреля 1728 г. Верховный совет определил: "о бытии Ивана Черкасова в гор. Архангельск обер-инспектором, причем отправить его туда из Сената без замедления, а каким образом, будучи ему у того дела, поступать, прислать ему инструкцию из камер-коллегии" (РБС, 22, с. 171). Видимо, кто-то вспомнил, что в Москву и Петербург он отбыл из Архангелогородской губ., вот и пришла в голову светлая мысль отправить его подальше: туда, откуда пришел. Инструкцию же он должен был получить у А.В.Макарова. Не он ли и вспомнил о копиисте из Архангельска? Однако прежде чем Черкасов успел отправиться к месту своего нового назначения, началось новое дело княгини Волконской, и на этот раз следствие сразу же приняло гораздо более опасный, характер, чем год назад, и для нее и для всех, кто был с нею связан.
       Княгиня предложила тайное свидание своим и отцовским друзьям, бывшим налицо в Москве. Так как ей въезд в Москву был запрещен, то встреча была назначена на 20 марта 1728 г. в Тушине, в восьми верстах от Москвы. По весенней распутице, как только стемнело, в Тушине, в заранее нанятой избе, собрались княгиня Волконская и ее двоюродный брат Федор Талызин, с которым, вероятно, у нее была любовная связь, Юрий Нелединский. Добрался Исаак Веселовский, которого Меншиков раньше всех сослал в Гилянь. Он возвратился в Москву самовольно в ожидании своего покровителя кн. В.В. Долгорукова, который должен был приехать из Персии. От княгини И.Веселовский узнал множество новостей, в том числе и о том, как сослали Маврина, Ганнибала, Черкасова. Ю.С.Нелединский в свою очередь поведал княгине грустные вести: все пресмыкаются перед Остерманом и Долгорукими, Э.Бирон, враг ее отца, вошел в милость к великой княжне Наталье Алексеевне (сестре Петра II) и цесаревне Елизавете Петровне. О княгине никто не вспоминает, никто не хлопочет о ее свободе. Удалению Маврина и Ганнибала все рады и никогда не возвратят их. Встреча друзей продолжалась с 12 часов ночи и до 7 часов утра. Расстались с грустными надеждами.
       Эта поездка имела пагубные последствия и для тех, кто участвовал во встрече, и для тех друзей княгини, которых в Тушино не было. О ней, может быть, никто бы и не узнал в верхах, если бы опасность не пришла с совершенно неожиданной стороны. Русские знатные дворяне, вроде Волконской, могли любить своих крепостных людей, доверять своим ближайшим слугам, но очень редко умели считаться с их желаниями, забывая, что они люди, способные не только на благодарность, но и на предательство, особенно из чувства мести господину, или из-за собственной выгоды. При княгине во время ссылки находилась горничная Домна, которая, напомним, ловко скрыла письмо А.Бестужева при обыске в доме Волконской. Домна несколько раз просилась на волю, но княгиня не отпускала ее и как -то раз проговорилась жившей с ней родственнице, что не отпускает девушку из страха, чтобы та не проболталась о письме. Мало того, она выдала Домну замуж за кучера, ей преданного и перевозившего в Москву тайную корреспонденцию княгини. У Домны был брат лакей, до которого дошли эти слухи. Он возненавидел и кучера и княгиню. Брат горничной узнал и о поездке в Тушино. Из чувства мести он отправился в Москву с доносом: царский двор и правительство в этот период с января 1728 г. находились в Москве, т.к. старой боярской аристократии прежде всего Долгоруковым, удалось заставить Петра II объявить себя противником преобразований своего великого деда. "5 апреля 1728 года барону Андрею Ивановичу Остерману, жившему в императорском Слободском дворце, доложили, что пришли к нему два служителя князя Никиты Федоровича Волконского и желают говорить с ним лично.
       Это были дворовые люди княгини Аграфены Петровны: Иван Зайцев и Михайло Добрянский. Они пришли с доносом на барыню.
       Остерман послал просить к себе действительного тайного советника князя Алексея Григорьевича Долгорукова; тот вскоре пришел, и они вдвоем расспросили доносчиков. Вот сущность их доноса.
       Княгиня Волконская в прошедшем еще году за предерзости выслана из Петербурга, и велено ей жить в деревне и не въезжать в Москву. Она живет в подмосковной деревне своего двоюродного брата, морского флота подпоручика Федора Талызина, называемой Дедово, в тридцати верстах от Москвы. Из этой деревни она ездила в село Тушино для свидания с Юрием Нелединским. Потом ездила для свидания с секретарем Исааком Веселовским, который живет тайно в какой-то деревне. Княгиня имеет тайную корреспонденцию со многими персонами в Москве и в других местах и письма посылает тайно из деревни с кучером Матвеем Ивановым. Княгиня отдает письма на сохранение жене кучера Матвея Домне Прокофьевой, с тайным приказанием, чтобы Домна содержала их при себе во всякой сохранности, а ежели когда придет на нее, княгиню, какая причина, то княгиня велит Домне письма эти тотчас сжечь. Княгиня жалует Домну за то, что, когда у княгини в Петербурге отбирали письма, Домна спасла одно письмо, "за которое, - княгиня говорила, - ежели бы кому попалось, то быть ей, княгине, без головы". В недавнем времени к княгине приезжал из Митавы человек с письмами от отца ее Петра Михайловича Бестужева, и этот человек живет тайно в Москве, в доме сенатора Юрия Нелединского. Когда везли Дивьера в ссылку из Петербурга, тогда он присылал к княгине в Москву человека с письмами. Княгиня живет с братом своим Талызиным блудно. Итак, оканчивали доносчики перед Остерманом и Долгоруковым, они, видя от княгини такие подозрительные поступки, пришли обо всем объявить, "требуя, дабы немедленно к ней в деревню послано было для отобрания писем, понеже они опасаются, чтобы она тех писем не сожгла или иным образом не утратила" (Шубинский, 1995 (l), с. 52-53).
       Остерман и Долгоруков сообразили, что показания княгини Волконской могли быть не выгодны для многих сановников, участвовавших в возведении на престол Екатерины и в свержении кн. Меншикова. Осторожный Остерман послал спросить словесно у прочих членов совета о согласии на арест княгини и всех, на кого был извет доносчиков. Все изъявили согласие и на другой день были привезены в запечатанном мешке, отобранные у Волконской письма и бумаги. Там были письма ей от отца П.Бестужева, от матери А.Бестужевой, от братьев Алексея и Михаила Бестужевых, от Е.Пашкова, С.Маврина, А.Ганнибала, Ю.Нелединского, И.Веселовского, Т.Кутузова, И.Черкасова. 8 апреля. Верховный тайный совет постановил:
       "Призвать Юрия Нелединского и велеть ему объявить присланного от Петра Бестужева человека.
       Послать нарочного спросить у княгини Волконской, где Исаак Веселовский и, отыскав его, привести на совет.
       Велеть привезти княгиню Волконскую с людьми в Москву под караулом.
       Послать приказание рижскому губернатору отобрать у Петра Бестужева все письма, запечатать, арестовать его и через Ригу и Петербург выслать в Москву.
       Сыскать Ивана Черкасова и удержать его за караулом, взяв у него все письма.
       Нелединскому и Пашкову без указа со двора не съезжать" (Шубинский, 1995 (l), с.53).
       Ф.М.Апраксин и Д.М.Голицин во время рассуждения о мерах, подали голоса за арест всех вышеуказанных лиц, но без изъятия у них писем (возможно, что у них все-таки была переписка с Черкасовым, и обнаружить арестованными свои письма им было совсем не с руки). Черкасов, Нелединский, Пашков по вызову нарочно посланных из Совета офицеров явились в то же утро. "Бесстрашная правдивость" Черкасова при допросе проявилась не лучшим образом. Он тут же объявил присутствующим, что видел Веселовского на второй неделе Великого поста за Покровскими воротами в доме мачехи Веселовского. В другой раз он виделся с Веселовским в подмосковной деревне Васильковской, принадлежащей кн. В.В.Долгорукову; при последнем свидании был и Федор Талызин. Чер-касов был посажен под арест на гауптвахту. И.Веселовский был самым уязвимым из всех, упомянутых советом, но Черкасов, вероятно, считал, что у него найдутся заступники из числа князей Долгоруковых, Во вся-ком случае, на другой день 9 апреля он проговаривается, что Веселовский при последнем свидании сказывал, что хочет ехать в Коломну и дожидаться там приезда кн. Василия Васильевича Долгорукова, а в деревне Васильковской он жил с позволения кн. Юрия Юрьевича Долгорукова, с которым Веселовский и собирался встречать кн. В.В.Долгорукова.
       Сейчас же послали курьеров в Коломну и на границы в Киев, Смоленск и Ригу, чтобы не пропускали Веселовского, а арестованного привезли в Москву. 12 апреля привезли из Коломны схваченного Веселовского. Его показания, в основном, совпали с показаниями Черкасова. После допросов людей княгини Волконской о ее поездке в Тушино, Верховный совет занялся разборкой писем, взятых у княгини, Черкасова, Нелединского, Пашкова и других. В делах Совета сохранились свидетельства о последствиях этого разбора, имеющие прямое отношение к Черкасову. На сцене появился еще один персонаж разыгрываемой политической драмы, который невольно усугубил положение бывшего кабинет-секретаря. "Апреля 14-го допущены были господа министры к его императорскому величеству, и потом позван был тайный советник Степанов, и его императорское величество изволили слушать выписки из письма Ивана Кречетникова (шталмейстера цесаревны Елизаветы Петровны (к Ивану Черкасову, да из цидульки, посланной к нему от Егора Пашкова, и по слушании изволил спросить подлинное Кречетникова письмо, за которым был послан в верховный тайный совет обер-секретарь Кузьмин, и по привозе то письмо вручено князю Алексею Григорьевичу (Долгорукову).
       Потом князь Алексей Григорьевич вышел от его императорского величества, объявил тайному советнику господину Степанову, что его величество то письмо изволило видеть, и указал, как с ним, Кречетниковым, так, и с прочими, ежели явятся, нисмотря ни на кого, поступать так, как с прежде приличившемися по тому делу поступало, и чтоб дело, как скоро возможно допустить, привести к окончанию. При том он, действительный тайный советник, объявил свой совет, что завтра, т.е. 15-го дня, надлежит к нему, Кречетникову, на его двор, где он живет, послать и письма все у него забрать и с ними взять в верховный тайный совет и объявить ему домашний арест, против того, как учинено с Юрием Нелединским и Егором Пашковым" (Шубинский, 1995 (1), с.54).
       15 апреля обер-секретарь Кузьмин отправился за И.Кречетниковым, но обнаружил, что шталмейстер цесаревны Елизаветы живет в ее дворце в Покровском. Последовало новое распоряжение князя А.Г.Долгорукова насчет Кречетникова, но более осторожное: привезти придворного Елизаветы Петровны с ее согласия. Кузьмину пришлось объясниться и с камергером А.Б.Бутурлиным (из "кружка" Волконской), и с самой цесаревной, но Кречетникова он все-таки получил. По указанию Кречетникова Кузмин забрал все письма и бумаги его в квартире на его конюшенном дворе и представил в совет. Верховный тайный совет приказал Кречетникову не возвращаться в Покровский дворец, а жить в собственном доме и никуда со двора не выезжать. Все лица, прикосновенные к делу княгини Волконской, были собраны кто на гауптвахте, кто под домашним арестом, бумаги и частные письма разобраны. В четверг 2 мая 1728 г. состоялся допрос Кречетникова по поводу его писем. К сожалению, сами письма так заинтересовавшие и императора и совет не сохранились. Это позволяет предположить, что в них содержалось нечто оскорбительное, а скорее, насмешливое по отношению особы его величества: в таких случаях улики по окончанию дела, как правило, уничтожались, чтобы не смущать будущих чиновников-архивистов. "10 мая 1728 Волконскую допросили в собрании Верховного тайного совета. Ее и ее брата Алексея Бестужева признали виновными в создании партии для собственной пользы и в выдаче государственных тайн чужестранным министрам" (Соловьев, 19, с. 132 ).
       28 мая дело было решено Верховным советом и его решение утвердил император. Вот каким было это решение в подлиннике:
       "1728 года, июня в 5-й день, его императорское величество по делу княгини Аграфены князь Никитиной жены Волконского и прочих по тому делу приличных указал: 1) понеже люди его, Волконского, Зайцев да Добрянский, пришед в слободской дом его императорского величества, доносили, что помещице их Волконской за предерзости ее велено жить в деревне, не выезжая в Москву, а она живет в подмосковной деревне двоюродного своего брата, морского флота подпоручика Федора Талызина, и из той деревни ездила тайно под Москву в Тушино для свидания с Юрием Нелединским и другими некоторыми людьми, между которыми виделась и с секретарем Исааком Веселовским; она ж де имеет корреспонденцию со многими персонами в Москву и другие места тайно, а пред недавным временем привез тайно ж из Митавы от отца ее Петра Бестужева человек ее Соловьев письма, зашитые в подушке, и чтоб те письма у нее, Волконской, немедленно забрать, дабы она не ухоронила. И по тому доношению послан от двора его императорского величества лейб-гвардии Преображенского полка сержант Леонтий Воронин с солдатом, который у нее, Волконской, письма забрал, в том числе у сестры ее двоюродной Парасковьи Бopкoвой, спрятанные в бостроге, да у кучеровой жены, и прислал при доношении своем в верховный тайный совет, и по осмотру явились писанные к ней от отца ее Петра Бестужева, от матери ее Авдотьи, от братьев Алексея и Михаила, от Егора Пашкова, от Семена Маврина, от Абрама Петрова, от Юрья Нелединского, от Исаака Веселовского, от Тимофея Кутузова, от Ивана Черкасова и от прочих. И по причине тех писем забраны ж письма у Ивана Черкасова, у Исаака Веселовского, и по тем письмам явилось, что все они делали партии и искали при дворе его императорского величества для собственной своей пользы делать интриги, и теми интригами причинить при дворе беспокойство, и дабы то свое намерение сильнее в действо произвести могли, искали на них себе помощи через Венский двор и обретающегося здесь министра графа Рабутина, а именно княгиня Волконская с братом Алексеем и с Абрамом Арапом, и для того имели переписки и пересылки и тако хотели вмешать постороннего государя в домовые его императорского величества дела. И в такой их, Волконской и брата ее Алексея, откровенности может быть, что они сообщали тем чужеземным министрам и о внутренних здешнего государства делах. Сверх же того, проведовали о делах и словах верховного тайного совета. Того ради ее, княгиню Волконскую, за вышеписанные предерзости и вины, к тому же вышеписанные доносители подали письмо, писанное цифирью, о котором она в допросе сказала, что писано от брата ее к Абраму Петрову, а ключа будто не имеет, сослать по указу в дальной девич монастырь, а именно Введенский, что на Тихвине, и содержать ее тамо неисходно под смотрением игуменьи. 2) Юрью Нелединскому, который, ведая, что она, Волконская, за подозрением от двора отлучена, ездил к ней тайно, чего было ему, как сенатору, чинить не надлежало, в сенате у дел впредь до указу не быть. 3) Егору Пашкову за предерзостные к ней, Волконской, и к Ивану Черкасову письма в военной коллегии у дел не быть же. 4) Исаака Веселовского, который за подозрением, что его два брата в измене, послан был в Гилянь, а оттуда за болезнью отпущен и, приехав, не явясь жил на Москве тайно, и к ней, Волконской, ездил тайным же образом для свидания; сверх же того Алексей Бестужев писал к ней, Волконской, чтоб письма его обще с ним, Веселовским, распечатали и прочли, и что он ей содержание немецких писем растолкует а наипаче чтоб упросили его по-русски перевести и те переводы вкупе с немецкими письмами до возвращения Маврина и Петрова держала, и тех немецких писем и переводов не явилось, а она, Волконская:, и Веселовской в допросах сказали, что таких писем будто не получали, и потому в тех письмах не без сомнения, того ради послать его, Веселовского, по-прежнему в Гилянь. 5) Тимофея Кутузова за предерзости его в письмах и вину, что он к ней, Волконской, ведая, что она от двора его императорского величества и от Москвы отлучена, писал, чтоб она приехала к Москве на двор к нему тайным образом, посадить на месяц в тюрьму и потом, освободя, послать в полковую службу и определить с умалением ранга его одною степенью. 6) Понеже шталмейстера Кречетникова явилось письмо к Черкасову, в котором писал о придворных поступках, а особ-ливо о высокой персоне его императорского величества, к тому же он и сам в том вину свою приносил, и за то надлежало его отлучить от двора и учинить наказание, но его императорское величество, милосердуя, указал от того наказания учинить его свободна, а отлуча от двора, послать служить в армейские полки с умалением чина, а именно, написав в прапорщики. 7) Ивана Черкасова за непристойную с ним, Кречетниковым, корреспонденцию, и за то, что он то письмо у себя утаил, а не объявил, послать в Астрахань к провиантским делам. 8) Татьяну Бестужеву освободить, сказав ей, хотя она за бездельные свои письма надлежала наказанию, но его императорское величество, милосердуя, указал от того учинить ее свободну. 9) Парасковью Боркову, у которой княгини Волконской письма хотя и вынуты, но по делу она ни к чему не приличилась, и для того из-под караула ее освободить. 10) Федор Талызин по причине взятых у Волконской писем хотя и держится под арестом, но по тому делу он не приличился, того ради его освободить и быть в службе адмиралтейской по-прежнему" (Шубинский, 1995 (1), с.55-56).
       Так завершилось дело княгини Волконской и ее друзей. Несмотря на зловещие обвинения, укоры и подозрения в решении Совета, в нем, в сущности, не было виновных в юридическом смысле, а были неосторожные в своих разговорах и письмах люди, неумело интриговавшие против своих недоброжелателей, но не причинившие никому ни малейшего вреда. Кроме самих себя, хотя в действиях любого из них невозможно обнаружить состава преступления. И.А.Черкасов был отправлен в Астрахань 14 июня. Вероятно, сразу же с ним отправилась в ссылку его семья: жена Елена Ивановна, две малолетние дочери Анна и Наталья, названные так в честь дочерей Петра I. Старший сын Александр, о котором мы знаем, что он родился в 1728 г. был или грудным младенцем, или находился еще в чреве матери и родился уже в ссылке. Иван Кречетников и Исаак Веселовский были отправлены тоже в Астрахань 15 июня. Не сразу сладили со строптивым Егором Пашковым, 12 июня ему зачитали указ о назначении его в Воронеж вице-губернатором и привели к присяге. 14 июня он отказался ехать на ямских казенных подводах, заявив, что поедет на своих. Ему послали сказать, что пусть он едет на чем угодно, лишь бы немедленно убирался из Москвы. Пашков еще поартачился, но 16 июня после обеда отправился в Воронеж на своих лошадях. После 1734 г. он будет назначен губернатором в Астрахань, где встретится с И.Черкасовым. Забытая правительством Астрахань вряд ли добавила ему радости. Там он умрет в 1740 г., немного не дожив до воцарения Елизаветы Петровны.
       Княгиню А.П.Волконскую отправили в Введенский Тихвинский монастырь 14 июня. Первое время пребывание княгини в монастыре было довольно сносным: она пользовалась относительной свободой, могла принимать посетителей и переписываться с родными. Положение узницы изменилось после восшествия на престол Анны Ивановны в 1730 г. Благодаря интригам Э.Бирона, ее отец Петр Бестужев, бывший фаворит герцогини Курляндской был сослан в дальние деревни. Так Бирон отблагодарил своего благодетеля. Княгиня была поражена опалой отца, обвинила императрицу в неблагодарности к человеку, оказавшему ей так много услуг. Высказалась она предельно откровенно и резко, в выражениях не стеснялась. Об этом немедленно донесли в Петербург, и в августе 1730 г. последовал указ о ее строжайшем содержании в келье, запрещавший ей встречи, а если кто приходить к ней будет, то указ разрешал беседовать с ним только в присутствии игуменьи. Тихвинский архимандрит обязан был о всех "дерзостях" княгини сообщать в Сенат. Княгиня была не в состоянии выдержать тяжесть ссылки и скончалась в 1732 году. Последним из "Кружка", кто получил "милость" от Долгоруковых, был А.Б. Бутурлин, зять фельдмаршала В.В.Долгорукова. Камергер двора Елизаветы Петровны, он стал вторым любимцем Петра II и накануне коронации последнего был произведен в генерал-майоры и назначен прапорщиком в Кавалергардский корпус. Появление нового возможного фаворита обеспокоило Долгоруковых. В донесении герцога де Лириа, испанского посла в связи с этим говорится, что по просьбе кн. Голицына, командующего армией на Украине, ему в помощь "...отправили три полка под начальством генерал-майора Бутурлина, которого выбрали не потому, что его считали способным, а для того, чтобы отдалить его от принцессы Елизаветы, у которой он был фаворитом и камергером" (Павленко, 2006, с. 262-263). Произошло это в начале апреля 1729 г. Французский посланник Маньян в донесении от 2 мая 1729 называет более верную причину: "Начинают слышаться жалобы на высокомерие Долгоруковых, которые удаляют всех, кто приглянулся царю, как, например, молодой камергер Бутурлин" (РИО, 75, с. 430)

    ***

       Ну, а брат княгини, А.П.Бестужев, чье имя так часто упоминалось во время скороспешного следствия? Что произошло с ним, ведь обвинения ему предъявлялись не шуточные: ни много, ни мало как шпионаж в пользу иностранного государства? Он был единственным, в чьих действиях можно было обнаружить состав преступления. Алексей Петрович ускользнул от наказания. Прирожденный интриган, опытный царедворец, способный и на низкую лесть, и на предательство, боявшийся только одного - потери своего места, вздорный, фальшивый человек, - и в то же время самый блестящий, опытный и образованный из всех русских посланников, знаток европейского дипломатического мира. Ускользать от смертельной опасности было перманентным состоянием его долгой служебной карьеры. В 1716 г. он0x08 graphic
    написал беглому царевичу Алексею письмо, в котором давал знать, что готов ему в любой момент услужить. Каким-то чудом это письмо не попало в руки Петра I во время кровавого розыска в 1718 г., а сам царевич, выдававший всех сочувствующих ему направо и налево, о Бестужеве не упомянул. Если бы это произошло, то о дальнейшей службе Бестужева писать было бы нечего: Петр распознавал любую изворотливость с полуслова. Голова А.П.Бестужева вполне могла оказаться на колу рядом с головой Кикина. (Анисимов, с.168). Чудо спасло его и при первом аресте сестры - спрятанное Домной письмо. Меншиков плохо относился к Бестужевым-Рюминым и включить брата княгини в число обвиняемых по делу Девиера - Толстого было проще всего. Во время второго следствия над А.П.Волконской и ее друзьями он находился в качестве дипломатического представителя и посланника в Дании. Как ему удалось изловчиться и опровергнуть обвинения Верховного тайного совета, сказать невозможно. Исторические источники об этом умалчивают, нет никаких сведений или намеков и в художественно-биографической литературе (Молева). Шпионажем в пользу иностранных государей он занимался постоянно, главным образом для английского правительства, получая от него постоянный "пенсион" в огромных размерах. Впрочем, в этом он был не одинок, такова была постоянная практика и среди русских и среди иностранных дипломатов. При Анне Иоанновне быстро пошел в гору, не-смотря на опалу отца. Фактом является его важнейшая не очень чистоплотная услуга новой императрице: в г. Киле из архива герцога Голштинского он выкрал "Тестамент" - завещание Екатерины I в пользу потомков Петра I. Это завещание было ахиллесовой пятой царствования Анны: в случае смерти Петра II бездетным, трон должна была занять Анна Петровна и ее потомки, а за нею - Елизавета Петровна с ее наследниками. Анна умерла вскоре после родов, а ее сын пока рoc при отце герцоге Карле-Фридрихе Голштинском - это был будущий император России Петр III. В мае 1736 А.Бестужев становится тайным советником. После переворота Миниха и падения Бирона, которого Бестужев всеми силами поддерживал, т.к. тот был в те годы сильнейшим временщиком, Бестужев был арестовал и в январе 1741 г. приговорен к смертной казни - четвертованию, замененной ссылкой в деревню в Пошехонье. Современники считали, что даже в заключении и в ожидании смертного приговора он сумел оказаться полезным новой правительнице Анне Леопольдовне. Видимо, сказал свое слово и фаворит Анны граф де Линар, хорошо знавший исключительные дипломатические способности Бестужева. Во всяком случае, Анна Леопольдовна вернула Бестужева из ссылки в Петербург, но не подписала манифеста о снятии с него вины, хотя Бестужев мог бы намекнуть, кому обязана правительница тем, что является матерью императора России. А может быть и успел тайно сообщить ей о своем дерзком поступке в Киле, но не успела его отблагодарить Анна Леопольдовна. И снова чудо: перево-рот 25 ноября 1741 г. На престоле дочь Петра Елизавета.
       Бестужев, как верный слуга ее отца, прощен указом, назначен сенатором и вице-канцлером. В апреле 1742 г, в день коронации императрицы, возведен вместе с отцом и старшим братом Михаилом в графское Российской империи достоинство. В июле 1744 с помощью интриг оттеснил А.М.Черкасского и назначается государственным канцлером. В феврале 1758 г. лисий нюх изменил старому царедворцу и дипломату, и за поддержку позиций великой княгини Екатерины Алексеевны Бестужев был арестован, а его личный архив конфисковал. В апреле 1759 после длительного следствия приговорен по обвинению в "оскорблении величества" к смертной казни, замененной ссылкой в деревню Горетово Можайского уезда. Новый переворот 29 июня 1762 г. был последним чудом в жизни Бестужева. Бывшая великая княгиня Екатерина Алексеевна стала императрицей России Екатериной II, Бестужев возвращен из ссылки, оправдан, ему вернули все чины и ордена, однако, вместо прежнего чина великого канцлера императрица пожаловала его в генерал-фельдмаршалы. 10 апреля 1766 г. А.П.Бестужев умер в Москве (Федорченко, 2003, 1, с. 123-124).
       А.П.Бестужев-Рюмин был на год моложе И.А.Черкасова и пережил его на 8 лет. Всю жизнь между этими совершенно противоположными во всем людьми, начиная с происхождения и кончая характерами, существовала какая-то притягивающая близость. Именно Бестужев напоминал о Черкасове еще до переворота, а после 25 ноября немедленно сообщил Елизавете о верном слуге ее отца и матери, подвергшемуся гонениям безвинно в те же годы, когда начались нелегкие времена у самой Елизаветы. Поэтому в дальнейшем на страницах книги имя А.И.Бестужева будет преимущественно упоминаться только в связи с И.А.Черкасовым.
       Нам осталось упомянуть еще нескольких лиц, пострадавших вместе с Черкасовым. А.П.Ганнибала по ходатайству графа Миниха в 1730 г. произвели в инженер-капитаны и перевели на службу в Лифляндию. И.А.Веселовский был, возвращен из ссылки Елизаветой Петровной и назначен членом коллегии иностранных дел и учителем русского языка к великому князю Петру Федоровичу. Так же поступила она с А.Девиером, вернула его из ссылки в 1742 г. и возвратила ему большую часть почетных мест и ордена.
       Итак, мы провели расследование причин опалы и ссылки И.А.Черкасова. Что же выяснилось? 1) Все авторы, начиная со Штелина и Гельбига и кончая персоналией в ЭСБЭ, допускали одну и ту же ошибку, утверждая, что Черкасов был сослан в царствование Анны Иоанновны по приказанию Бирона. На эту ошибку обратил внимание еще Н.И.Павлов-Сильванский, осторожно заметив, что можно думать, что ко времени воцарения Анны Иоанновны Черкасов уже был в изгнании в Астрахани (РБС, 22, с. 171). Вторая ошибка тех же и других авторов дополняет первую: Черкасов сослан за связь с Долгоруковыми. Мы же убедились, что последний завершающий удар ему нанесли как раз В.Л.и А.Г.Долгоруковы вкупе с А.И. Остерманом. Тем не менее, современный историк без тени сомнения пишет: "Петр II стал приближать к себе молодых даровитых людей. В их числе были Михаил и Алексей Бестужевы-Рюмины, кабинет-секретарь Иван Черкасов, советник Военной коллегии Егор Пашков, Сенатор Юрий Нелединский, секретарь Исаак Веселовский. Здесь же был и Абрам Петрович Ганнибал (арап Петра Великого)" (Пашков, с. 391). Каким было на самом деле это "приближение", мы показали на примере судеб всех перечисленных "даровитых" людей. Не прав и старейший историк России Н.И.Павленко, когда утверждает "... за почти трехлетнее царствование Петра II к ответственности был привлечен единственный человек, совершивший множество преступлений, - адмирал Змаевич. 9 декабря 1727 года его судили за типичное для того времени преступление - казнокрадство. <...> Суд приговорил Змаевича и помогавшего ему майора Пасынкова к смертной казни, однако адмирал был помилован императором и понес сравнительно легкое наказание: его понизили чином на один ранг, из адмирала в вице-адмиралы, и отправили в Астрахань командиром тамошнего порта" (Павленко, 2006, 154-155). Это тот адмирал Змаевич, с которым советовался С.А.Черкасов по поводу писем своего брата. Возможно, И.А.Черкасов позднее встретился с вице-адмиралом в астраханской ссылке. Если согласиться с точкой зрения Н.Павленко, то к какой же категории мы должны отнести по крайней мере шестерых человек, перечисленных в решении Верховного тайного совета? Не наказанных? Или наказанных не решением суда, хотя Верховный совет подменял собою все ветви власти.
       Ошибочное представление о близости Черкасова к Долгоруковым, вероятно, возникло в результате путаницы: и Черкасов и Макаров носили в одно и то же время чин кабинет-секретаря. А.В.Макаров действительно был к Долгоруковым близок, пока не почувствовал, что им грозит опала.
       3) Третья ошибка о ссылке Черкасова сначала в Архангельск (Петров, 1885, с. 66-67), затем в Казань и, наконец, Астрахань. О ссылке в Архангельск как о случившемся факте говорит и современный историк (Федорченко, 2, с.518). О ссылке в Казань упоминают Штелин, Лонгинов, П.Долгоруков, ЭСБЭ. Даже в "Родословне" С.Любимов называет Казань как первое место ссылки (Любимов, 1914, с.1). Вероятно, и здесь произошло аналогичное предыдущему отождествление Черкасова с другим человеком.: с "его другом А.П.Ганнибалом, одним из первых из членов "кружка" сосланного действительно в Казань, где он пробыл около месяца, Современники и,"тем более, потомки нередко сохраняют в памяти лишь общий контур событий, а кто и в чем конкретно участвовал забывается, особенно, если сами участники надолго оказываются вычеркнутыми из общественной, тем паче, придворной, жизни. Так рождаются и закрепляются: надолго исторические мифологемы, которые передаются от поколения к поколению. И нам еще предстоит встреча с другими подобными мифологемами.
       4) Наконец, мы можем смело утверждать, что никаких "многих проказ", никаких "разных скверных дел" (Гельбиг и др.) за Иваном Черкасовым не водилось. Напротив, была непоколебимая уверенность в своей невиновно0x08 graphic
    сти, и долго сохранявшаяся уверенность, что закон и справедливость восторжествуют. В сущности, внимательный анализ решения тайного совета показывает, что его авторы не случайно поместили фамилию бывшего кабинет-секретаря на последнее седьмое место среди всех наказанных - за ним следуют фамилии тех, кого наказывать было не за что. И вся его вина свелась к недоносительству о "непристойной" корреспонденции И.Кречетникова, Напрашивается вывод, что пружина карательного механизма, заведенная еще при Меншикове, просто не могла расслабиться, не задевая всех тех, против кого этот механизм уже действовал: нужен был дополнительный повод усугубления наказания, он нашелся, и вот сравнительно, близкий Архангельск заменен на далекую Астрахань.
       Сравнивая решение Верховного тайного совета в части обвинения членов кружка Волконской и в части мер наказания, мы не можем не признать, что большинство подследственных отделалось сравнительно легким наказанием, особенно по сравнению с делом Девиера-Толстого, когда свирепствовал Меншиков. Даже на каторгу никто не угодил. Все так или иначе продолжали оставаться на государственной службе, хотя бы и с понижением чина и звания, ни у кого не конфисковали имущество, хотя конеч-но, Астрахань это не Москва, и Гилянь - не Петербург. Более всех пострадала княгиня А.П.Волконская, но в ее судьбе оказалась замешанной женская месть. Похожие случаи происходили и при последующих императрицах, даже пострашнее. На фоне будущих кровавых расправ без суда и следствия, пыток, тяжелейших ссылок и каторжных работ, средневековых по духу приговоров в десятилетнее царствование Анны Ивановны, наказание И.А.Черкасову и его товарищам выглядит не таким уж жестоким. Дру-гое дело в том, что действительно талантливые, опытные чиновники, воен-ные, дипломаты глубоко преданные России были надолго устранены от важных дел, прозябали на окраинах империи, занимая явно не свои, мелкие по исполнению служебные должности, и ни правительство, ни сама Анна пальцем не пошевельнули, чтобы их вернуть. А.П.Ганнибал - исключение. И дело вовсе не в том, что при дворе во время бироновщины господствовало, якобы, "засилие немцев: историки давно показали, что оно сильно преувеличено другими, не в меру патриотически настроенными истори-ками и литераторами. "Бироновщина" была временем господства серости, посредственности, тупого исполнения приказов, временем страха, который порождал угодничество, пресмыкательство, потерю всякого представления о чести и достоинстве. В таком мире, чем меньше одаренных людей, тем лучше.

    ***

       А что же Долгоруковы? Они стали первой жертвой царствования Анны Ивановны - в благодарность за то, что предложили ей трон.
       Фортуна начала изменять им после неожиданной смерти в ночь с 18 на 19 января императора Петра II в возрасте всего лишь 14 лет и трех месяцев. Причиной смерти была оспа, но, как многие считали, сказались плоды антивоспитания кн. И.Долгорукова, сильно подорвавшие крепкий организм физически развитого не по летам царственного отрока. Чуть ли не у смертного одра Долгоруковы наспех составляют фальшивое завещание в пользу невесты покойного Екатерины Алексеевны, с которой он должен был обвенчаться в день своей скоропостижной смерти. Князь Иван, умевший имитировать почерк императора, подписался "Петр". Однако этот "завет Петра II" никакого впечатления на Верховный тайный совет не произвел. Голицыны и Долгоруковы остановили выбор на племяннице Петра I 37-летней герцогине Курляндской Анне. "Верховники" среди которых было двое Долгоруковых попытались ограничить власть будущей императрицы определенными условиями - "кондициями", неким прообразом конституции, составленным умным и прозорливым князем Д.М.Голицыным. Противоположная верховникам партия дворянства, возглавляемая князем Черкасским, выступила против всяких условий и предложила Анне неограниченное самодержавие. Главным идеологом "шляхетства" был выдающийся государст-венный деятель и историк, близкий друг И.А.Черкасова В.Н.Татищев, считавший, что один деспот лучше, чем восемь тиранов. Он составил свой проект, который был зачитан Анне как челобитная всего русского дворянства. Поколебавшись, Анна подписала челобитную, а кондиции разорвала 25 февраля 1730 г. Так, в результате отсутствия взаимопонимания между двумя крупнейшими умами того времени, которые желали, в сущности, одного и того же - ограничения самовластья - Россия, в который уже раз, упустила шанс иметь представительное правление и хотя бы приблизиться к европейскому варианту разделения властей. У Татищева были личные причины не желать усиления власти Долгоруковых: и из-за друга Черкасова, и из-за собственного опасения быть сослану в Сибирь. Позднее в письме к Черкасову Татищев напоминал об этом намерении Долгоруковых, которые и прямо грозили ему "виселицей и плахой" (Кузьмин, с. 152).
       8 апреля 1730 г. кн. Иван Алексеевич Долгоруков венчался с графиней Натальей Борисовной Шереметевой, дочерью петровского фельдмаршала Б.П.Шереметева, и в этот же день решалась судьба всего многочис-ленного семейства Долгоруковых. Светлый и благородный образ Наталии Долгоруковой добровольно последовавшей за мужем в ссылку и испытав-шей множество бед, увековечил поэт-декабрист К.Ф.Рылеев в своих "Думах". В 1770 г. за год до смерти она, уже тринадцать лет как монахиня Фроловского монастыря в Киеве, набросала для сына и его жены записки об обручении, свадьбе и ссылке. "Записки" частично опубликованы. В их начале она рассказывает о своем первом впечатлении о новой императрице: "Подумайте, каково мне глядеть на сие позорище. И с того времени в жизни своей я ее не видела: престрашнова была взору, отвратное лицо имела, так была велика, когда между кавалеров идет, всех головой выше, и черезвычайно толста. <...> Как скоро вступила в самодержавство, так и стала искоренять нашу фамилию" (Павленко, 2006, с. 273-274). 14 апреля 1730 г. в манифесте были предъявлены обвинения Ал.Г. И.Ал и Вас.Л. Долгоруковым. Первоначально наказание не отличалось суровостью: новая властная элита еще не чувствовала себя достаточно прочно, чтобы безжалостно расправляться с потомкам Рюриковичей и Гедиминовичей. В течение 1730 года их рассылали воеводами, губернаторами в отдаленные места, или в их же дальние деревни. Без суда и следствия имущество их было конфисковано: их врагам было чем поживиться. Но уже летом 1730 г. их рассылают еще дальше: в Соловки, в Березов. В 1731 г. арестован и заключен в Шлиссельбургскую крепость президент Военной коллегии фельдмаршал кн. В.В.Долгоруков, не только не имевший никакого отношения к компании Алексея Григорьевича, но и сурово предупреждавший их о последствиях их беззаконных действий. Теперь он сам стал жертвой беззакония. Только в 1741 г. Елизавета освободит его из заточения в Соловецком монастыре и восстановит во всех чинах и званиях. К середине 30-х годов опасность для трона исчезла окончательно и можно было довести расправу до конца. Из Березова на заточенных посылались доносы Кабинету министров, т.е. А.Остерману. Потомок Долгоруковых кн. П.Долгоруков рассказывал в своих записках о времени Петра II и Анны Иоанновны: "По доносу, кн. Ивана посадили в острог в Тобольске, где держали прикованным к стене. Потом его отправили в Новгород, куда привезли из Березова и остальных братьев, сестер и дядьев. Младшего брата кн. Александра напоили, и он говорил вещи, губившие семью. Придя в себя, он ударил себя ножом в живот. Его лечили и спасли ему жизнь." (Долгоруков, 1909). По другим сведениям виновником окончательной гибели семьи в к. 30-х гг. был кн. Иван; слабовольный и опустившийся он бражничал, а напившись, непристойными словами поносил Анну Ивановну. Под пыткой кн. Иван рассказал о совете после смерти Петра II и составлении подложного завещания, что особой новостью для Анны не было: ей об этом рассказал в 1730 г. кн. Василий Лукич (Павленко, 2006, с.147-148). П.Долгорукий подробно рассказывает о кровавой расправе со ссыльными, и это место его записок заслуживает того, чтобы процитировать его полностью. "Казнь была назначена на 8 ноября 1739 г. В версте от Новгорода тянется болотистая местность, отделенная от города высохшим руслом реки, носящим название Федоровского ручья. На этом болотистом месте находится кладбище для бедных, под именем Скудельного. На расстоянии четверти версты от кладбища выстроили эшафот. Начали с кнута, к которому приговорены были три брата кн. Ивана; младшему, Николаю, был "урезал" язык. Затем отрубили голову кн. Ив. Гр., затем Сергею. Гр., наконец, Вас. Лук. Пришел черед Ивана. В эту страшную минуту он выказал поразительную твердость. В то время как палач привязывал его к роковой доске, он молился. Когда палач рубил ему левую руку, он сказал: "Благодарю тя, Господи!" Палач отсек ему правую ногу - Иван продолжая: "что способил мя...", и когда ему рубили левую ногу: "Познатись тя... " (11 Иоан. 41 - Авт.) - затем он потерял сознание. Палач закончил казнь, отрезав правую руку и голову" (Долгоруков, 1909). Внук несчастного, князь Иван Михайлович Долгоруков, поэт, писатель, мемуарист в своих "Записках" пишет: "Такая неожиданная и ужасная кончина, полная таких страшных страданий, искупает все вины его молодости, и его кровь, оросившая новгородскую землю, эту древнюю колыбель русской свободы, должна примирить его с памятью всех врагов нашего рода" (Долгоруков, 1, с.12).

    ***

       Астраханская губерния, куда был сослан И.А.Черкасов, включала Поволжье до Саратова и все пограничные территории на юге и юго-востоке. Население ее было, однако, не велико. Город Астрахань окружала каменная крепость, губернский дом и прочие административные здания были деревянными. Астрахань оставалась окраиной, куда ссылали преступников разного ранга, включая и опальных чиновников. Правительство не боялось доверять опальным управление в стратегически важных для страны районах: причины опалы, как мы видели, очень часто заключались в недостаточном почтении к правительству, а чаще - к очередному временщику. О городе не заботились. Узкие улицы были непроходимыми в дождливую погоду и подавляли смрадом в сухое время. Побывавший в Астрахани в 1733 г. генерал-лейтенант князь Гессен-Гомбургский доносил Анне: "Усмотрен от тамошнего тяжелого воздуха, за несмотрением чистоты, самый вредительный и язвительный смрад, от чего не могло б быть людям впредь вредительства, для чего потребно там учредить полицию" (Кузьмин, с. 287-288). В разное время в Астрахани побывали в качестве губернаторов А.П.Волынский (1719-1724), последняя жертва царствования Анны Ивановны, руководитель мнимого "заговора", казненный вместе со своими "конфидентами" летом 1740 г. Он оставил о себе и добрую и недобрую память: сумел навести порядок, но проявил большую жестокость и жадность к взяткам. И он же сыграл важную роль в успехе Персидского похода. Мы уже упоминали Е.И.Пашкова. Еще раньше Меншиков в качестве мести отправил губернатором в Астрахань бывшего генерал-прокурора П.И.Ягужинского, зятя канцлера Головкина. После проведения калмыцкой комиссии в 1739-1741 гг. с 15 декабря 1741 г. губернатором новое правительство Елизаветы Петровны назначило В.Н. Татищева, пробывшего на этом посту до осени 1745 г. Свое назначение астраханским губернатором он воспринял как наказание. К этому времени И.А.Черкасов уже покинул Астрахань, снова вернувшись во власть, и Татищев жалуется в письме своему давнему доброжелателю и другу, которому он в прошлом ничем не смог помочь, что он "без объявления вины в сие узилище определен" (Кузьмин, с.286). Он просит Черкасова помочь в освобождении из "узилища". Но в тот момент кабинет-секретарь тоже был не в состоянии оказать другу помощь: Елизавета Петровна не любила Татищева. И за то, что придворную службу он начал при дворе царя: Ивана Алексеевича, брата ее отца, и за то, что он долго был близок ко двору вдовой царицы Прасковьи, матери Анны Ивановны, и, наконец, за его неуемную страсть к проектам и программам, которые, как минимум, нужно было хотя бы прочитать, что было скучно новой императрице.
       О таких известных и высоких государственных чиновниках как А.П.Волынский и В.Н.Татищев сохранилось много исторических сведений, много документов, относящихся к периоду их пребывания в Астрахани. О 13-летнем "астраханском узилище" Черкасова мы знаем очень мало. В своей "скаске", как мы уже могли убедиться, об этом периоде он упоминает предельно скупо: ведь он был сослан в Астрахань "к провиантским делам". Ф.А.Бюлер прямо указывает, что все царствование Анны Ивановны он пребывал в должности сборщика податей (Бюлер, 1870, 86, с.20). Более неблагодарной и ненавистной у населения чиновничьей работы трудно найти. Еще в Новом Завете мытари упоминаются как самые презираемые люди наравне с блудницами. Может быть, с этой ненавистью связан и другой эпизод, показывающий храбрость Черкасова в момент опасности, упоминаемый. Бюлером: "Черкасов славился не только хладнокровием и присутствием духа, но и истинным мужеством и отвагою...(упоминается эпизод Персидского похода - Авт. ), а когда сослан был в Астрахань и целым домом поплыл на расшиве по Волге, то спас себя и семью свою, открыв между подряженными им бурлаками заговор против своей жизни". При этом Бюлер ссылается на газету МВД "Северную почту", 1864,  99-100, на статью "Смольный монастырь", в которой имя И.А.Черкасова, вероятно, упоминалось в связи с его внучкой Е.А.Пальменбах (Бюлер, 1870, 86, с.20). Вот, пожалуй, все, что мы знаем о таком длительном отрезке биографии И.Черкасова. Никто ведь не регистрировал события жизни мелкого губернского чиновника, хотя о его семейных событиях мы узнаем позднее из "скаски".
       Впрочем, есть одно любопытное свидетельство. В фондах Государственной публичной исторической библиотеки России хранится немного странная книга-конволют, вернее, книга-аллигат с общим названием "Краткий очерк административного устройства астраханских калмыков". Астрахань, 1860. (Черкасов, 1860). Но книга составлена гораздо позже указанного года, т.к. включает в себя следующие, перепечатанные из других изданий тексты: 1. "О мироварении. Московская Патриаршая или синодальная библиотека. Краткие сведения о достопримечательностях в Патриаршей ризнице. Из-во Московских Епархиальных ведомостей. 1868-1869.
       2. По поводу издания таблицы о способах возвращения к жизни утопленников. Северная почта.  281, б/г.
       3. Мейерсон Герман. Краткие возражения на статью г. Берховского,  9,  19, 1859, "Астраханских Губернских ведомостей".
       Начинается же этот своеобразный сборник очерком с упомянутым титульным названием и с дополнительным указанием: "Извлечено из рукописи "История Астраханского края", перепечатано из  33, 34, 35, 36 "Губернских Ведомостей", 1860. Занимает этот очерк 1-21 стр. В верхней части первой страницы карандашом написано "Черкасов Иван Антонович", - орфография современная, но надпись явно давняя, может быть, сделанная лет 30-50 назад. Т.е., благодаря этим добавлением нарочито создается впечатление, что и рукопись, из которой извлечен очерк, тоже принадлежит перу И.А.Черкасова. Обнаружив подобное сокровище, мы, авторы, первоначально возликовали. Ведь сей документ был бы свидетельством не только жизни, но и литературно-исторической деятельности нашего героя, которой он вообще-то занимался при Петре I. Но после первых ликований опять прозвучали "увы и ах!", т. к. с первых же страниц возникла загадка: кто настоящий автор этого очерка, и почему он приписан все же астраханскому ссыльному?
       Дело в том, что Черкасов не мог быть автором очерка, т.к. в нем приводятся даты событий, случившихся не только после его отъезда из Астрахани, но и после его смерти. Упоминаются законодательные акты царствования Екатерины II и первой половины 19 века. С большой осторожностью можно еще предположить, что описание устройства калмыков в конце 17-го - начале 30-х гг. 18-го веков, весьма короткое, было сделано Черкасовым во время ссылки, т.к. общаться с калмыками, наблюдать их быт, вникать в отношения кочевых скотоводов, наконец, собирать подати, часто в натуральной форме, ему приходилось по долгу службы. Интересуясь историей и имея опыт в создании исторических трудов, он мог и в Астрахани предпринять попытку обобщающего сочинения по теме, которую хорошо изучил на деле. Если развивать эту версию далее, то остается вообразить, что записки и наброски Черкасова остались в губернском архиве после его отъезда в 1740 г. и через 100 и более лет были найдены местным краеведом, который как раз и занимался созданием истории Астраханского края. Продолжить записки Черкасова и опубликовать их как исторический очерк, показывающий развитие административных отношений в среде астраханских калмыков в "Губернских Ведомостях" было делом вполне полезным и достойным, но из чувства скромности автор не назвал себя. Допустима и другая версия. Первая часть записок могла принадлежать В.Н.Татищеву, который калмыков знал еще лучше Черкасова. Даже чересчур хорошо знал, особенно ханскую, феодальную верхушку, из которой на него сыпались доносы в Петербург. Среди сочинений Татищева нет работы с таким названием, но есть нечто типологически близкое: "Представление в Кабинет о причинах башкирских волнений и о мерах для улучшения управления башкирами, написанное им в конце 30-х годов во время Оренбургской экспедиции, и "записки о живущих в Сибири народах". Он мог сделать соответствующую работу и о калмыках в бытность свою губернатором Астрахани, но по каким-то причинам не стал придавать ей форму законченного произведения, и она осталась в губернском архиве. Против этой версии можно привести одно убедительное возражение: все сочинения подобного рода у В.Н.Татищева носили характер Рассуждений, представлений, предложений об улучшении явления, которое он описывал. В "Очерке" ничего подобного нет, он носит сугубо нарративный характер. Кроме того, ни Черкасов, ни Татищев таким языком излагать свои мысли не могли. Это литературный стиль сер. 19-го века. Отсюда последняя версия. Очерк мог принадлежать частично или полностью Ф. А. Бюлеру. Он участвовал в 1844 г. в сенатской ревизии Астраханской губернии и по горячим следам написал свою первую исследовательскую статью "Кочующие и оседло живущие в Астраханской губернии инородны", опубликованную в "Отечественных записках" в 1846 г. тоже в четырех номерах: 6 , 8, 10, 11. В пользу этой версии свидетельствует тот факт, что "Очерк" завершается как раз 40-ми годами 19 в. Есть и определенное сходство названий. Кроме того, Бюлер был праправнуком Черкасова и наверняка искал следы пребывания своего предка в Астрахани, поэтому мог натолкнуться в архиве на предположительно ему принадлежащие наброски о калмыках, и они возбудили в нем намерение продолжить и завершить работу, начатую прапрадедом. Далее. Публикация "Очерка" в "Астраханских "Губернских Ведомостях" могла быть ничем иным, как перепечаткой статьи Бюлера из "Отечественных записок", тоже в четырех номерах, а затем путем вторичной перепечатки, но уже как единого целого, текст очерка оказался в упомянутой книге-аллигате тоже без указания имени автора. Идентичность текстов Бюлера и астраханского сборника можно было бы легко установить, сравнив публикации в "Отечественных записках" и в "Губернских Ведомостях", но эта мысль пришла авторам в голову уже в процессе Работы над книгой. И так как мы пишем биографию И. А.Черкасова, а не его праправнука Бюлера, то для нас достаточно того установленного факта, что Черкасов не является автором "Краткого очерка административного устройства Астраханских калмыков". Ему могут принадлежать лишь первые страницы, но и это вызывает сомнение. П.П.Пекарский, Н.И.Павлов-Сильванский, Н.И.Павленко, Т.С.Майков отмечали интерес Черкасова к исторической науке и его занятия ею, но относили их ко времени службы в Кабинетах Петра и Елизаветы. Несомненно одно: библиог-раф ГПИБ хорошо знал имя Черкасова, ему было известно о его долгом пребывании в Астрахани, как и мы, он связал факты его биографии с названием "Очерка", но, к сожалению, не затруднил себя сопоставлением дат жизни кабинет-секретаря с общим содержанием "Очерка", что и привело его к мысли надписать фамилию "Черкасов" как авторскую. И в результате получился литературно-исторический конфуз. В оправдание неизвестного нам библиотекаря, можно заметить, что и он сомневался в правильности своей надписи. Иначе она была бы выполнена в другой форме, как принято в старинных и уважаемых библиотеках.
      
      
       4. На службе Елизаветы Петровны.

    ***

       События последних дней царствования Петра II, десятилетнего господства Анны Ивановны и Э.И.Бирона, недолгого правления Анны Леопольдовны при своем крохотном сыне императоре Иване Антоновиче в Астрахани становились известными с большим запозданием: вести из столиц шли медленно. Тем не менее, регулярно доставлялись царские указы, распоряжения очередных "людей в фаворе", прибывали на службу новые люди: кто-то по служебному назначению, кто-то в ссылку. Наверняка эти люди делились новостями и подробностями, которые не упоминались в официальных документах, о которых говорили только шепотом. Можно уверенно считать, что И.А.Черкасов, несмотря на свое невысокое положение в чиновничьей иерархической лестнице губернии, был хорошо осведомлен о происходящих в центре России переворотах, изменениях в структурах управления, о падении одних и возвышении других персон. В прошлом он занимал слишком видное место при дворе, чтобы прибывавшие в Астрахань чиновники могли его игнорировать. Да и прибывали часто старые друзья, вспомним Е.Пашкова. Знали его многие, и он знал многих. Конечно, сойдя один раз с политической арены, очень трудно, почти невозможно вернуться на нее снова. И, казалось бы, печальный опыт служебной карьеры Черкасова полностью подтверждал эту укоренившуюся в России практику. И сам Иван Антонович, приближаясь к пятидесяти годам, возможно, благодарил Господа, за то, что ему была ниспослана ссылка в "астраханское узилище": вдали от императорского дома, от Бирона, Остермана, Волынского, Миниха можно было, по крайней мере, сохранить спокойное существование своей все увеличивавшейся семьи, надеяться на сносную жизнь и мирную смерть. При его неукротимом характере, неумении подлаживаться под прихоти очередного фаворита близость ко двору во времена Анны Ивановны была бы равноценна постоянному хождению по лезвию ножа. Закончить жизнь на плахе, под кнутом, затеряться на каторге, как это происходило с А.Шубиным, возлюбленным цесаревны Елизаветы, Ф.Соймоновым, сподвижником Петра, - все эти тяжкие варианты не представляются невозможными в биографии бывшего кабинет-канцеляриста первого российского императора. Кто знает, может быть, в иные минуты он даже поминая добрым словом князей Меншикова и Долгоруковых, барона Остермана так "удружившим" ему в 1727-1728 годах!
       Однако в России 18 века существовала и другая традиция, имевшая практику и в последующие века. После смерти Петра Великого почти все императоры и императрицы по тем или иным причинам недолго властвуют на троне. По крайней мере, до Елизаветы Петровны. Слабое правление женщин и детей, опирающееся на силу и волю фаворитов-временщиков, которые, в свою очередь, оттеснялись от власти еще более сильными и коварными, создавало исключительно благоприятные условия для дворцовых переворотов. Колесо фортуны в очередной раз поворачивалось, и те, кто был наверху, оказывались внизу, а те, кто внизу, - внезапно поднимались наверх. Люди, находившиеся вблизи власти, всегда были начеку: как бы не упустить случая и суметь оказать любую услугу, показать свою преданность новому правителю и фавориту. Каким путем он (она) пришли к власти,- легитимным или не легитимным, - редко кого интересовало. Правда и власть оставалась за тем, за кем шла гвардия. Примеров тому несть числа. Но были и исключения, и с одним из них мы познакомимся позднее, и тоже на примере Черкасовых. Короткий период между смертью Анны Ивановны - 17 октября 1740 г. и восшествием на престол Елизаветы Петровны - 25 ноября 1741 г. особенно ярко продемонстрировал своеобразие российской династической "преемственности". Тем же, кто ждал перемен в своем прозябании на окраинах России, приходилось труднее; можно было напомнить о себе, о своей прежней безупречной службе, просить о милости, о возвращении. Отправив такое прошение нужно было долго ждать и гадать, надеясь на расположение царствующей особы, и эти надежды не всегда оправдывались.
       Гораздо больше шансов было у тех, кто имел при этой особе родственников или друзей, вошедших во власть. Именно они могли "порадеть за родного человечка". Для И.А.Черкасова, как мы уже писали выше, таким благодетелем при дворе оказался А.П.Бестужев, приближенный новой императрицей и занявший у кормила власти одно из первых мест; в те бурные дни мгновенных перемен. Пожалуй, кроме А.Бестужева-Рюмина в окружении Елизаветы Петровны не было другого человека, который мог бы напомнить об опальном верном слуге ее родителей. В небольшом кругу ее приверженцев, среди тех, кто возвел ее на престол, вряд ли были придворные, способные беспокоиться об астраханском изгнаннике: ни М.И.Воронцов, ни И.-Г.Лесток, ни А.Г.Разумовский, ни братья Шуваловы не знали И.Черкасова хотя бы потому, что были значительно моложе его, поэтому и его заслуги перед Петром, как и причины его ссылки в к. 20-х годов, были им, скорее всего, неизвестны, или помнились весьма смутно. А.П.Бестужев ничего не делал из благородных побуждений. Конечно, он помнил, что Черкасов входил в кружок друзей его покойной сестры, и что в обвинительном заключении Верховного тайного совета фамилия братьев Бестужевых стояла почти что рядом с фамилией Черкасова, и это давнее обстоятельство нельзя полностью игнорировать в его решении об-ратиться к императрице. Но гораздо более весомым фактором в просьбе о возвращении Черкасова являлось, в сущности, одинокое положение всеми не любимого Бестужева среди новой правящей элиты. Елизавета Петровна знала о некоторых совсем недавних интригах Бестужева-Рюмина против нее при Бироне и Анне Леопольдовне. Знала, но, безусловно, все больше и больше доверяла ему, о чем свидетельствуют награды и высокие должности, которых добился Бестужев уже в первые годы правления государыни, хотя она с трудом переносила его общество. Вероятно, она исходила из простого решения дилеммы: такого человека, как А.П.Бестужев лучше иметь среди друзей, чем среди врагов. Но Бестужев был далек от того тесного круга друзей Елизаветы, который сложился еще в бытность ее молодой цесаревной. Появление при дворе И.А.Черкасова, могшего стать его доверенным человеком, существенно усилило бы позиции Бестужева. Так, кстати, и произошло и, видимо, не случайно письма А.П.Бестужева к И.А.Черкасову в 40-е годы заканчиваются неизменной фразой: "вашего превосходительства послушный слуга граф А.Бестужев-Рюмин (Письма Бестужева-Рюмина, с. 383-392). Хотя эта фраза могла быть формой придворного эпистолярного этикета, или присущем Бестужеву лицемерием.
       Вот такова схема событий, связанных с возвращением И.А.Черкасова из астраханской ссылки. Этой схемы придерживались буквально все авторы, упоминавшие имя Черкасова: от Я.Штелина до Ф.Бюлера, от Н.Павлова-Сильванского до В.Федорченко. Выглядит она вполне логично и правдоподобно и опирается на два основных пункта: 1. до конца ноября 1741 г. Черкасов продолжал находиться в ссылке в Астрахани; 2. после ходатайства Бестужева Елизавета возвращает опального из ссылки и указом от 29 ноября 1741 г. жалует бывшего тайного кабинет-секретаря в действительные статские советники и назначает его при дворе ее величества "для отправления комнатных письменных дел" (РБС, с. 171), что подтверждает документ, объединяющий Бестужева и Черкасова: " XI. Дневная записка государственной коллегии иностранных дел 1742 за гянварь, февраль и март месяцы.
       Февраль 5. Получено:
       О получении указа из Коллегии от 10 декабря 1741 года с приложением копий с 2-х указов из Сената: 1-го об имении действительному тайно-му советнику А.Бестужеву-Рюмину для его неповинного претерпения старшинства с пожалованием его в том же чине.
       2-го о пожаловании прежде бывшего тайного кабинет-секретаря И.Черкасова в действительные статские советники" (АВ, 1, с. 175).
       Почему-то все вышеназванные исследователи не обращали внимания на то очевидное обстоятельство, что от 25 до 29 ноября - слишком короток срок для того, чтобы человек мог вернуться из Астрахани в Петербург в самом начале зимы и сразу же приступить к исполнению своих новых обязанностей. Но фактор времени снимается, если сей человек уже находился в Петербурге до ноября 1741 г. Именно так и было. Вновь обратимся к "скаске" И.А.Черкасова. Напомним, что писал он о себе 11 октября 1742 г. в геральдмейстерскую контору Правительствующего Сената.
       После сообщения о пребывании в Астрахани в управлении губернского делового двора читаем:... "а в 1740 году по указу из Кабинета, посланному октября 26 числа взят он из Астрахани в Петербург и явился в том Кабинете августа в 6 день 1741 года , а також 1741 году ноября в 29 день по восприятии Ее Императорского Величества Всемилостивейшей Государыни Елизаветы Петровны Высокомонаршеского Императорского Престола Именным Ее Императорского Величества Указом пожалован действительным статским советником и определен был у дел в Кабинете Ее Императорского Величества..." (Гербовед, с.55; выделено нами - Авт.). Таким образом, указ Елизаветы был закономерным итогом долгого процесса возвращения, помилования и возвышения И.А.Черкасова, а даты показывают, насколько долог и не скор был путь из Астрахани к царскому двору. Кто же мог дать указ из Кабинета министров, созданного в 1741 г.? Это произошло буквально через несколько дней после смерти Анны Ивановны. Напрашивается единственный ответ: указ о "взятии Черкасова из Астрахани в Петербург" мог дать только один человек, и этим человеком был Э.И.Бирон. Ведь 18 октября 1731 г. был опубликован написанный Бестужевым-Рюминым устав о регентстве Бирона. Он становился полновластным правителем России до исполнения императору Иоанну 17-ти лет. Родители императора Анна Леопольдовна и Антон Ульрих Брауншвейгские в расчет не принимались и указы издавать не могли. Вероятно, Бестужев, немало поспособствовавший вознесению Бирона на вершину власти, впервые обратился с просьбой о Черкасове именно к регенту, убедив его в полезности этого возвращения. Личных враждебных отношений у Бирона и Черкасова не было, скорее всего они даже не встречались в прошлом, что бы не говорил на сей счет Г.Гельбиг. Но, между прочим, он единственный, кто указал на такой факт: в Астрахани Черкасов должен был оставаться до 1742 г. (Гельбиг, 1999, с. 157). Если Э.Бирон оказался первым "благодетелем" И.Черкасова, то будущий брак его дочери Гедвиги Елизаветы и сына Черкасова Александра в 1759 г. выгладит не таким уж странным, каким он казался современникам, мемуаристам и историкам. В краткое царствование Петра III, возвращенный им из ссылки Бирон оставался в Петербурге и жил в доме зятя, барона А.И.Черкасова (Гельбиг, 1999, с. 114). Но эти события еще только предстоят, а в 1740 г. счастье Бирона оказалось недолгим. В ночь с 8 на 9 ноября фельдмаршал Б.Х. Миних произвел очередной переворот в пользу Анны Леопольдовны и ее мужа. 9 ноября 1740 г. манифестом от имени малолетнего императора Ивана VI его мать провозглашалась регентшей-правительницей. Если бы в эти две недели Черкасов успел вернуться в Петербург, то ему пришлось бы узнать, что Бирон находится в заключении в Шлиссельбурге вместе с А.П.Бестужевым в ожидании приговора, который последовал только в апреле 1741 г. Но так быстро Черкасов вернуться не мог, однако известие о перевороте могло встретить его на пути следования из ссылки. У власти на короткий срок в роли первого министра оказался фельдмаршал Миних. После его отставки 3 марта 1741 г. самым могущественным человеком при дворе Анны Леопольдовны стал граф А.И.Остерман, давний недоброжелатель Черкасова. Готовилось провозглашение Анны Леопольдовны императрицей России: Анной II. Необходимые документы составлялись к 7 декабря 1741 г. - дню рождения регентши.
       Когда И.А.Черкасов вернулся в Петербург, мы не знаем. Вероятно, все-таки он переждал суровое зимнее время и весеннюю распутицу в Астрахани, т.к. после падения Бирона и Бестужева вряд ли особа сборщика податей где-то у черта на куличках интересовала кого-нибудь в Петербурге. Но и указа прежнего Кабинета никто не отменил. Нюхом бывшего придворного Черкасов чувствовал, что он может попасть из огня да в полымя, и насколько было можно, не спешил со своим возвращением, а оно должно было состояться со всей семьей. Поэтому И.А.Черкасов явился в кабинет министров 6 августа 1741 г. В самом разгаре была русско-шведская война. На победу Швеции очень рассчитывала цесаревна Елизавета Петровна, т.к. одна из целей шведского короля состояла в том, "чтобы избавить достохвальную русскую нацию для ее же собственной безопасности от тяжелого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании" (Анисимов, с. 34), что означало передачу престола Елизавете в слу-чае победы шведской армии. Однако эти надежды рухнули после первого же сражения близ Вильманстранда: фельдмаршал Ласси наголову разбил шведскую армию. Чем закончилось появление Черкасова в Кабинете министров, где его никто не ждал и он был никому не нужен, мы не знаем. Неизвестно, что делал Черкасов с 6 августа по 25 ноября 1741 г. Получил ли он какую-то незначительную должность, или ему было приказано ожидать высочайшего повеления, - об этом нет сведений ни в документа-льных источниках, ни в исторической литературе, ни в свидетельствах самого полуопального астраханского чиновника. Не было указа о снятии с него вины и его положение было сходным с положением А.П.Бестужева: прощен, но не помилован. Вряд ли можно сомневаться в том, что они встречались в эти четыре месяца, остававшихся до воцарения Елизаветы Петровны. Сходство ситуации, в которой оказались оба, способствовало их дальнейшему сближению, ибо ничто так не объединяет людей, как надежда на изменение к лучшему их судеб. Различие характеров, происхождение, место в служебной иерархии - все обычно отступает на задний план, порождал естественное стремление к взаимопомощи.
       Те краткие сведения в "скаске" Черкасова о 1740-1741 гг., когда он был уже в Петербурге, и которые мы пытались прокомментировать, важны тем, что давал он их вскоре же, эти события были совсем недавними, все о них знали и помнили, поэтому действительному статскому советнику, барону и кабинет-секретарю в октябре 1742 г. не было никакой нужды создавать какие-либо мифологемы в своей послужной биографии.
       Об упомянутом периоде после возвращения он просто умалчивает, и, таким образом, отстраняет себя от предыдущего правления, что диктовалось здравым смыслом умудренного жизнью человека.

    ***

       Дворцовый переворот, произведенный Елизаветой Петровной в 2 часа ночи 25 ноября 1741 г. с помощью горстки близких людей и роты Преображенского полка, был прямым следствием ее тяжелого разговора с Анной Леопольдовной 23 ноября. Инстинкт самосохранения заставил ее решиться на авантюру, которая могла стоить ей жизни. Но вопрос стоял "или-или": промедли дочь Петра еще полторы недели, и русский трон навсегда ускользнул бы из ее рук, а сама она в лучшем случае могла оказаться в монастырском заточении. Ибо свергнуть с престола императрицу Анну II ей бы не удалось, а старые и новые приближенные предполагаемой императрицы подсказали бы ей самый удобный способ расправы с опасной соперницей. Елизавета предстала перед народом как героиня, спасшая "наследие Петра из рук чужих". Американский историк Р.С.Уортман, исследуя символику придворных церемониалов русских государей, отмечает то новое, что привнесла Елизавета в идеологию самодержавия уже первым манифестом от 25 ноября, составленным Бестужевым-Рюминым (ПСЗ, 11, с. 540): "Взойдя на престол, "как природная государыня", Елизавета разработала формы европеизированной презентации и церемониала, впоследствии использованные Екатериной II для прославления собственного царствования. Манифест о воцарении изображал Елизавету спасительницей отечества, предыдущий режим - насилием, совершаемом от имени малолетнего царя; этот режим подверг и подданных, и ее саму притеснениям и обидам, отчего "немалое разорение всего государства последовало б". Тогда верноподданные, "а особливо лейб-гвардии нашей полки", попросили Елизавету восприять престол. В конце концов, она заявила, что трон принадлежит ей по законному праву ("Тестамент" ее матери - Авт.). В последующих указах ее претензии на трон основывались уже исключи-тельно на аргументе престолонаследия, но подчеркивался и ее самоотверженный подвиг ради блага отечества" (Уортман, 1, с. 126). Императрица заявляла о себе как о европейском монархе, и в этом видели новые, рожденные эпохой Просвещения, смыслы. Для дворянства служба становилась средством реализации идей Просвещения, деятельностью ра-ди счастья и всеобщего блага (Уортман, 1, с. 128). В ее царствование происходит сближение русской культуры с культурой Запада. "Приготовляется новое поколение, воспитанное уже в других правилах и привычках, чем те, которые господствовали в прежние царствования. Это новое поколение дворянской интеллигенции "сделает знаменитым царствование Екатерины II" (Соловьев, 24, с.605).
       И все-таки первоочередной целью новой государыни было напоминание о себе как о "дщери Петровой". Первые указы демонстрируют стремление к реконструкции управления, существовавшего при Петре Великом. Это стремление уже просматривается в упоминании в указе от 29 ноября об Иване Черкасове. Бестужев, подсказывая о своем друге, мог безошибочно рассчитывать на успех, т.к. Черкасов был живой незапятнанной памятью об отце Елизаветы, тем более что многие бывшие соратники Петра были сильно скомпрометированы в ее глазах. Именной указ  8480 от 12 декабря 1741 г. оглашал: "О восстановлении власти Сената в правлении внутренних государственных дел; о сочинении реестра указам прежних царствований, которые пользе Государственной противны; об уничтожении прежнего кабинета, и об установлении нового при Дворе Ея Императорского Величества; об учреждении по прежнему в Губерниях Прокуроров, и об определении для управления иностранными делами Канцлера" (ПСЗ, 11, с. 544-545). "Кабинет, бывший до сего времени, отставить, а вместо него соизволяем иметь при Дворе Нашем Кабинет в такой силе, как был при Государе, Отце Нашем, блаженной памяти Императоре Петре Великом, в котором определили быть Нашему Действительному Статскому Советнику Ивану Черкасову. Сей наш указ повелеваем объявить во всенародное известие" (ПСЗ, 11, с. 546). С этого времени И.А.Черкасов начинает играть большую роль при дворе и значение его, как доверенного лица императрицы, не уменьшилось до самой смерти.
       Первыми шагами кабинет-секретаря на новом поприще было ведение придворных журналов 1741-1745 гг. Оригинальная рукопись имеет на обложке заголовок: "Журнал Придворный со вступления на Престол Императрицы Елизавет Петровны, ноября с 25-го дня по 1749 год, писанный вчерне"; в самом же тексте он озаглавлен: "Журнал со вступления Ея Императорского Величества Всепресветлейшей Державнейшей Великой Государыни Императрицы Елизавет Петровны на Всероссийский Императорский Родительский престол". Журнал этот до 1-го мая 1745 г. писан рукою тайного кабинет-секретаря барона И.А.Черкасова. С этого времени по 23 августа 1745 г. той же рукой сделаны только поправки и дополнения в текст журнала, который написал почерком другого лица. С 24 по 30 августа 1745 г. - вновь почерк барона Черкасова, а дольше по 1748 г. включительно, журнал переписан набело, по-видимому, писарской рукой (Черкасов И.А., 1883, 2, с. 1-2). На следующий день после указа Черкасов делает первую запись: "1741 ноября 30-го... в торжество кавалерского праздника Св.Апостола Андрея по утру в понедельник Ее императорское величество изволила принимать поздравления (следует перечисление новых кавалеров ордена Св.Андрея- Авт.). Также и объявлены были чинами прежнего двора Ее императорского величества кавалеры, а именно: Петр и Александр Ивановичи Шуваловы, М.Л.Воронцов, Ал. Г. Разумовский, действительными камергерами. Лейб-гвардии адъютант Н.Н.Чоглоков камер-юнкером; бывший прежде при императоре государе блаженной и вечнодостойной памяти Петре Великом и императрице государыне блаженной и вечнодостойной памяти Екатерине Алексеевне, тайный кабинет-секретарь господин Черкасов действительным статским советником" (Черкасов И.А.,1883, 1, с. 3).
       18 января 1742 г. состоялась церемония имитации смертной казни над теми, кого Елизавета признала государственными преступникам. На эшафот взошли Остерман, Миних, Головкин, Менгден, Левенвольде, Тимирязев. Церемонию начали с Остермана, зачитали приговор, положив его голову на плаху. Но тут же сенатский секретарь зачитал другую бумагу - казнь заменяли ссылкой. С остальными имитаций приготовления к смертной казни не делали. Всех помиловали и сослали. А.И.Остерман, последний из тех, кто причинил зло Черкасову, умер в ссылке в Березове 25 мая 1747г. Есть определенная необходимость рассказать коротко о бывшей правительнице и ее семье, т.к. в будущем судьба младенца-императора невольно свяжется с деятельностью сына И.А.Черкасова - Александра Черкасова. Брауншвейгское семейство во главе с Анной Леопольдовной оказалось в заточении в Динамюнде, крепости под Ригой. Здесь ни в чем неповинная несчастная семья провела более года, а в январе 1744 обер-полицмейстер Петербурга В.Салтыков получил указ срочно переправить узников в центр России, в г. Ранненбург Воронежской губ. В конце августа личный посланник Елизаветы майор гвардии Н.Корф привез жестокий секретный указ императрицы: Корф был обязал ночью отнять у родителей экс-императора Ивана и передать его капитану Миллеру, который должен был без промедления ехать на север с четырехлетним малышом: "именем его называть Григорий". Миллер привез ребенка в Архангельск, а оттуда ему предстояло переправиться в Соловецкий монастырь, где он должен был жить с ребенком, никуда не выпуская его. В те же края были направлены и остальные члены семьи Анны Леопольдовны, но прибыли на берега Беломорья, когда навигация уже закончилась. Сил на дальнейшее путешествие больше не было: ни у арестантов, ни у охранников. Н.Корф уговорил Петербург поселить бывшего императора и его семью в Холмогорах. В Петербурге согласились, и пустовавший дом покойного холмогорского архиерея, в котором их поселили, станет для Брауншвейгской фамилии тюрьмой на тридцать четыре года. После рождения пятого ребенка Анна Леопольдовна умерла от послеродовой горячки 9 марта 1746 г. Сын ее Иван-Григорий жил в том же доме, строго изолированный от остальных членов семьи под надзором Миллера: из них никто не знал об этом. Январской ночью 1756 г. пятнадцатилетнего юношу тайно вывезли из Холмогор и доставили в Шлиссельбург. Кровавая развязка трагически-безвинной жизни молодого человека наступит в 1764 г. Мы еще вернемся к ней. Антон - Ульрих, отец Ивана, скончался в Холмогорах 4 мая 1776 г. Оставшиеся четверо детей получили свободу от Екатерины II по просьбе своих датских венценосных родственников только в июне 1780 г. (Анисимов, с. 72-86). Более подробно об этом черном пятне на царствовании двух императриц можно узнать из книги М.А.Корфа "Брауншвейгское семейство", М., 1993. Дочь Петра в отношении поверженного противника не проявила ни благородства, ни жестокой решительности, свойственных ее отцу, и гораздо больше в своей женской мстительности и ревности в данном случае походила на свою двоюродную сестру Анну Ивановну. Объяснение можно найти в опасении царицы за свое, в общем-то, узурпированное мес-то на троне. Иван-Григорий, его братья и сестры по завещанию Анны име-ли больше прав на престол, чем Елизавета. Даже по "Тестаменту" Екатерины I править должна была не она, а ее племянник от родной сестры Анны Петровны. Ему-то, Петру III, Елизавета и оставила в наследство свой грех узурпаторства, а от него этот грех перешел к Екатерине II, оказавшейся после свержения мужа в 1762 г. дважды узурпаторшей. В России в те дни был краткий, по-своему уникальный, период, когда под арестом находились сразу два русских императора с абсолютно равными легитимными правами на трон, а им завладела женщина, вообще не имевшая кровных связей с династией Романовых, зато являвшаяся троюродной сестрой Петра III по голштинской линии.
       Вернемся к герою нашего исторического исследования. Возвращение И.А.Черкасова ко двору и в политическую жизнь империи не осталось незаме-ченным иностранными наблюдателями. Английский посланник Эдуард Финч сообщает в донесении лорду Гаррингтону 8 декабря 1741 г.: "Впавший было в немилость в начале прошлого царствования, но затем также помилованный бывшей правительницей (свидетельство в пользу наших предыдущих расследований - Авт.), Черкасов, также приехал сюда несколько недель тому назад. Он был прежде личным кабинет-секретарем Петра I, занимался под непосредственным руководством царя, и притом неред-ко делами, неизвестными никому из министров. Ее величество восстановили его в прежней должности при собственной особе" (выделено нами - Авт.) (РИО, 91, с. 360). В переписке Французского посланника мар-киза де Шетарди со своим правительством с 1741 по 1743 годы упоминается, что Черкасов Иван Антонович, секретарь, получил баронский титул (РИО, 100, с. 166). Саксонский резидент Пецольд в своем письме к графу Брюлю от 17 ноября 1742 г. отзывается о нем: "Тайный секретарь Черкасов, бросив жену и детей, поселился, так сказать, во дворце, чтобы не пропускать ни одного удобного случая делать доклады и представлять бумаги к подписи. Впрочем, и ему (не говоря о министрах) это удается очень редко" (РБС, 22, с. 172). Англичанин Вейс 10-го января 1743 г. пишет лорду Картерету, что кабинет-секретарь императрицы - Черкасов - явный враг французов, а одновременно с этим француз Дальон с досадой также характеризует Черкасова: "Барон Черкасов чрезвычайно насильственный и грубый, но при том умный и искусный человек, особенно в науке пользоваться слабостями своей государыни; этими качествами он придает чрезвычайно важное значение своему месту, которое само по себе не высоко. Он - правая рука канцлера и чудное в глазах нации качество имеет - всех, вообще, иностранцев ненавидит" (РБС, 22, с. 172).
       "Правая рука канцлера..." - в действительности пока еще вице-канцлера А.П.Бестужева-Рюмина. Вспомним свидетельство еще одной "иностранки"; появившейся в России в начале февраля 1744 г. 14-летней невесты великого князя, будущей Екатерины II. Много позднее в своих записках она скажет о Черкасове и о Бестужеве почти то же самое. Этому союзу, как мы уже упоминали, дивились и современники и потомки. Вот еще одно мнение о Бестужеве: "С необыкновенным искусством умел он действовать даже через недругов своих, и долгое время Шуваловы служили его целям. Замечательно, что на стороне своей он имел честнейших людей того времени: так барон Иван Антонович Черкасов, кабинет-секретарь государыни, "человек суровый и упрямый, но любивший порядок и справедливость", был его лучшим другом" (Васильчиков, 2, с. 457). Что ж, мы постарались объяснить причины их дружеских отношений, но нам еще предстоит показать, что "лучшим другом" Бестужева Черкасов был далеко не всегда, особенно, если обнаруживал в деятельности канцлера нечто несовместимое с его понятиями о верной службе монарху и империи. Главным же выводом, который могли сделать иностранные посланники и резиденты, и это проскальзывает в их донесениях, являлся тот, что Черкасов, будучи ключевой фигурой в окружении Елизаветы Петровны, обладал в их глазах крайне неудобным качеством: в отличие от Бестужева его невозможно было ни купить, ни подкупить. Как член той или иной "партии" при русском дворе (проанглийской, пропрусской, профранцузской и т.д.) он совершенно исключался из планов иностранных правительств и их разведок и, следовательно, его никоим образом нельзя было использовать в своих интересах. У И.А.Черкасова был только один интерес - Россия. В источниках нет даже малейшего намека на какие-либо отношения кабинет-секретаря с представителями иностранных держав, кроме сугубо официальных.

    ***

       Вероятно, это успела понять и оценить Елизавета Петровна, когда в день коронации 25 апреля 1742 г. издала указ Сенату о пожаловании среди прочих награжденных баронским титулом действительного статского советника Ивана Черкасова. Этот акт милости был признанием не столько сегодняшних заслуг кабинет-секретаря, их еще, в сущности, не было, сколько подведением итогов его службы за 37 лет и, прежде всего, службы Петру I. Так императрица лишний раз могла продемонстрировать обществу, что она достойная преемница своего отца, которая с невольным опозданием благодарит его верного слугу. Не случайно главным поводом для возведения в баронское достоинство Черкасова является его участие в Персидском походе, что особенно подчеркивается в дипломе и гербе рода Черкасовых.
       Здесь необходимо сделать отступление и дать историческую справку о происхождении баронского титула и о русских баронах в частности.
       О титулах российских князей и графов в литературе сказало много. О баронском титуле - значительно меньше. Мало того, бытует мнение, что баронами в России являлись только лица иностранного происхождения, и что это звание россиянам не присваивалось. В современной исторической литературе, рассматривающей вопросы геральдики российского дворянства, тоже нет единства мнений о значении баронского достоинства. В начале главы мы приводили курьезное свидетельство о первых баронах Российской империи, датированное 1985 г. К нему придется вернуться. Но сначала о том, как возник сам титул "барон".
       Еще во времена императора Римской империи Константина Великого (306-337) придворные и чиновники были разделены на различные ранги со своими особыми титулами: высокопревосходительные - консулы, высокоблагородные - принцы крови, патриции - бароны. Английский мыслитель Т.Гоббс в своей знаменитой книге "Левиафан" предлагал такую версию происхождения баронов: "Почетные титулы, какими являются титулы герцога, графа, маркиза и барона, являются объектом почитания, так как они означают ценность, придаваемую их носителям верховной властью государства. Эти титулы были в старые времена титулами гражданских и военных должностей, и названия их образованы частью с латинского, час-тью с германского и французского. <...> Титулы герцогов, графов и маркизов перешли в империю в эпоху Константина Великого от обычаев германской милиции. Но барон, как мне кажется, был гальским титулом и означал большого человека, как это были те, которые находились при особах королей и принцев и которых последние употребляли для своих личных услуг. И мне кажется, что слово барон произведено от слова vir, перешедшего в bег и bar , означающих на гальском языке то же, что слово vir на латинском. Beг и bar перешли затем в bero и baro так что соответствующие люди были названы berones , а затем barones и (по испански) varones. <...> С течением времени эти почетные должности по случаю смут и в целях хорошего и мирного управления были превращены в простые титулы, служащие в большинстве случаев для определения старшинства, места и порядка подданных в государстве. Люди были сделаны герцогами, графами, маркизами и баронами таких мест, где они не имели ни владения, ни команды. Для указанной же цели были изобретены и другие титулы" (Гоббс, с. 95-96).
       А.Б.Лакиер сравнивал западноевропейских дворян-баронов с русским дворянством и пришел к выводу, что на Руси оно имело больше прав, что да-леко не во всем соответствовало действительности: "В смысле западно-европейском, к древнему дворянству могут быть причислены те только дворяне, которых предки участвовали в покорении страны, где введен был феодализм, те дворяне, которым дарованы права рыцарские и баронские. Роды, от лиц этих происшедшие, считались самыми почетными по правам господства и преобладания, которые принадлежали им в отношении к их вассалам. <...> Таким образом, древность происхождения и самостоятельное обладание недвижимой собственностью считаются на Западе необходимыми принадлежностями и доказательствами благородства. Принадлежат ли качества эти нашему дворянству? <...>
       Западноевропейский барон, получив от своего вождя участок земли, не становился чрез то самостоятельным его обладателем, а, напротив, приходил к конунгу в отношение подчинения, и, кроме того, что был лишен прав, принадлежащих самодержавной власти, как-то: бить монету, начи-нать войну, заключать мир, кроме того, что подчинялся своему государю в высших степенях суда и управления, он должен был вести свое войско под его знаменем, нести известные тягости и т.п. В редких случаях только бароны, по большей части с бою и мерами противозаконными при-обретали себе права полной самостоятельности, но это было не более как превышение и злоупотребление власти....
       Если роды, от таких вассальных владельцев происшедшие, величаются своим благородством, то не более ли прав на это имеют наши княжеские роды, от Рюрика происшедшие, - роды, предки которых были истинными государями, вотчинниками своих уделов, с правами, которых не имел никакой вассал, никакой барон? И права эти нисколько не были злоупотреблением власти, не были беззаконно похищены, как это бывало на Западе, напротив, у нас это делалось по обычаю и закону" (Лакиер, с. 194, 196-197). Простим трудолюбивому автору наивный славянофильский патриотизм, но вспомним рассказ о судьбе князей Долгоруковых, как раз Рюриковичей.
       Современный исследователь чиновного мира России Л.Е.Шепелев показывает, как исторически изменялось отношение к баронскому титулу в России: "В древней Европе баронский титул был самым важным и почетным. Это было общее обозначение как высших государственных чинов, так и феодальных властителей, непосредственно подчиненных верховному сюзерену. В Древней Руси этот термин переводился с немецкого как, "вольный господин". По мере распространения этого титула и увеличения числа его носителей (во многих случаях не имевших никаких имений) он потерял в общественном мнении всякое уважение. Фактически титул "барон" стал просто указывать на дворянскую принадлежность.
       Первым баронский титул в России в 1710 г. получил подканцлер П.П.Шафиров (внук крещеного еврея Шапиро). В 1721 этот титул был дан тайному советнику Остерману (сыну немецкого пастора) за заключение Ништадского мира. В следующем году баронство было пожаловано трем братьям Строгоновым (носившим до этого звание именитых людей). Возможно, такой состав первых баронов был случаен, но и затем пожалование баронского титула, в частности купцам (обычно в связи с 100-летием деятельности торгового дома), иностранцам и крещеным евреям стало традиционным. Во многих случаях пожалование баронства означало вместе с тем и пожалованием дворянства. Но титул барона давался и дворянам. Так, в 1797 г. его получил А.А.Аракчеев. Всего в конце XIX века в России было официально учтено около 240 баронских родов (в том числе и тех, которые к этому времени пресеклись в мужском поколении). Вновь было выдано грамот на баронское достоинство с 1881 по 1895 - 45 и с 1895 по 1907 - 171. Из наследственных баронских родов большинство было прибалтийского и иностранного происхождения.
       В отличие от рядовых дворян, не пользовавшихся своим частным титулом, бароны именовались этим титулом: господин барон и госпожа баронесса. Общий же их титул не отличался от дворянского ("ваше благородие"). Лишь однажды при пожаловании баронского титула тайному советнику И.А.Черкасову (ошибка, должно быть "действительному статскому советнику" - Авт.) он был назван высокородным, причем этот общий титул перешел и к его потомкам. Форма обращения была единственным отличием российских баронов от рядовых дворян (Шепелев, 1991, с. 54-55). В переработанном издании книги под другим названием Л.Шепелев пишет о Черкасове почти то же самое: "высокородный" и т.д. (Шепелев, 2001,. с. 378). Возможно, автор опирался на статью "Русские бароны" без указания автора, опубликованную в 1900 г., т. е. более ста лет назад, в ВВИ. Эта статья значительно дополняет наши представления о российских баронах и вносит некоторые поправки в данные Л. Шепелева. "Таким образом, всех фамилий, получивших баронское достоинство Российской империи, со времени первого пожалования этого титула при Петре Великом до настоящего времени, насчитывается 31. Из этого числа некоторые роды пресеклись, другие получили, как высшую награду, графство, иные находятся за границей (Штамбкен, Димсдоль, де Смеет), и теперь из обшей массы свыше 170 баронских родов, пользующихся этим титулом в России, не считая Финляндии, лишь 12 фамилий (Черкасовы, Фредериксы, Местмахеры, Меллер-Закомельские, Вельо, Раль, Френкели, Жирард-де-Сукантоны, Фелейзены, Кусовы, Кнопы, и Кроненберги) награждены баронским достоинством российскими монархами, а остальные являются или иностранными баронами или баронами остзейского происхождения.
       Среди российских баронских родов старейший в настоящее время - род баронов Черкасовых, ведущий свое начало от И.А.Черкасова, пожалованного в бароны в 1742 году. Здесь мы считаем не лишним привести диплом, данный Императрицей Елизаветой Петровной действительному статскому советнику Черкасову по случаю пожалования ему баронского достоинства. Считаем мы это нелишним потому, что, во-первых, диплом этот, являясь одним из самых ранних документов подобного характера, служил образцом при дальнейших составлениях однородных с ним дипломов и дает, таким образом, возможность читателю познакомиться с их содержанием, представляющим немало любопытных черт, и, во-вторых, потому, что он зак-лючает в себе несколько указаний на гражданскую и военную деятельность Черкасова и может дать кое-какой материал будущему биографу этого еще незамеченного исторической наукой сотрудника Великого Петра" (Русские бароны, ВВИ, 4, с. 234). Неизвестный автор статьи оказался совершенно правым и прозорливым в своих предположениях. Читатель мог уже не раз зафиксировать обращение авторов - биографов И.А.Черкасова - к тексту его диплома на баронское достоинство.
       Далее на страницах "Вестника всемирной истории" публикуется копия диплома. В ней мы действительно читаем следующее: "И тако да будет во имя Бога Всемогущего, от Него же всякое начало, честь и достоинство происходят, помянутый Действительный Статский Советник Иван Антонович Черкасов и от него законнорожденные и впредь рождаемые дети и их наследники и потомство мужского и женского пола нисходящей линии в знак Нашей Императорской милости, собственным Нашим изволением, самодержавной от Бога врученную Нам властью и благоусмотрением Нашим рассуждением в Нашей Всероссийской империи, царствах, княжествах и землях пожалованы, почтены и именованы Российской Империи баронами и баронессами с приложением им титула Высокородия, якоже Мы сим и силою сего Нашего диплома его, Действительного Статского Советника, и от него законорожденных и впредь рождаемых детей и их наследников и потомство обоего пола нисходящей линии в наши Российской империи бароны и баро-нессы производим, определяем и жалуем, повелевая, дабы оные впредь в вечное времена, силою сего Нашего возведения от всех именовались как на письме, так и на словах, Всероссийской империи баронами и баронессами Высокородными и все те права, привиллегии и преимущества, которые Баронскому достоинству приличествуют и принадлежат, получали, воспринимали и употребляли; и притом Нашему Императорскому Величеству и Наследникам Нашим по должности своей во всех делах верно и радетельно служили" (Русские бароны, 4, с. 236-237) (выделено нами - Авт.). Резюмируя, автор статьи приходит к другим выводам, нежели Шепелев, относительно величания баронов. "В этом дипломе мы, между прочим, находим также и ответ на вопрос о том, какое величание присвоено баронам.
       Романович-Славатинский говорит ("Дворянство в России в ХVIII веке", стр. 40), что баронам не предоставлено особого предиката; это же мнение повторяет и Порай-Кошиц ("Очерк истории русского дворянства", стр. 131). Таким образом, по словам этих исследователей, одна из степеней высшего, титулованного дворянства не имеет отличительного величания и приравнивается по своему титулованию к дворянству обыкновенному, "шляхетству". Но и низшее, обыкновенное, дворянство разделяется у нас на две части, одна из них пользуется наименованием "благородия", а другая, достигшая чина VIII класса и отнесенная Петром Великим к "лучшему", дворянству именуется "высокоблагородием". Которое же из этих двух обращений мы должны отнести к баронам? Судя по приведенному выше диплому,- ни то и ни другое. В дипломе ясно говорится, что Черкасов "почтен и именован бароном с приложением ему титула Высокородие", то же самое повторяется и дальше, где нисходящее потомство Черкасова на-зывается "баронами и баронессами высокородными". Из всего этого мы должны заключить, что величание "высокородие", присвоенное по табели о рангах V-му классу, в то же время присвоено и баронам в той же степени, как титулование "сиятельство" принадлежит князьям и графам и "светлость" - светлейшим князьям.
       В дипломах на графское достоинство, данных во времена Петра Великого, новопожалованным графам также придается наименование высокородия и высокородных. Это объясняется тем, что в дипломах на графское достоинство Римской империи, выдаваемых из имперской канцелярии и послуживших прототипом для наших дипломов, графам Римской империи присваивался титул высоко- и благорожденных, а так как у нас при пожаловании кого-либо в графы или бароны и при выдаче пожалованному диплома на его новый титул, просто-напросто переводили с латинского текст дипломов Римской империи (имеется в виду Священная Римская империя немецкой нации - Авт.), то и Hoch und Wohlgeboren перешло в русские графские и баронские дипломы, и было переведено словом "высокородный". С течением времени, уже в конце царствования Петра Великого, по отношению к графам это изменяется, и графам придается титулование "сиятельный", что же касается баронов, то величание их высокородными в дипломах остается без изменений, вследствие чего мы должны признать предикат "высокородие" исключительной особенностью баронского достоинства" (Русские бароны, с. 238-239).
       Автор мог бы вспомнить, что чин действительного статского советника по табелю о рангах принадлежал к IV классу, поэтому подлежал величанию "превосходительство", а, став действительным тайным советником, И.А.Черкасов именовался "ваше высокопревосходительство". Но дело в другом. Мы опять встречаемся со случаем, напоминающим историю с фразой "звание его предков", по мнению Ф.Бюлера включенную в диплом Черкасова для пояснения клейнода-гуся. Напомним, что эту фразу в двух, копиях диплома мы не обнаружили, хотя есть еще один вариант, который может подтвердить справедливость утверждения Бюлера, о нем чуть позднее. На сей раз дело выглядит несколько иначе. С.Н.Тройницкий, издававший "Гербовед", пользовался исключительно архивными документами, указывая все источники, всех лиц, все правительственные учреждения, причастные к "сочинению" диплома и герба Черкасова, включая точные даты всего процесса. Он допускает ошибки в датах жизни И.А.Черкасова и его сыновей, но прямого отношения к диплому это не имеет. Приведенная им копия диплома опубликовала через 14 лет после первой публикации диплома в ВВИ в 1900 г. Так вот, в цитированном ранее отрывке из текста диплома, в "Гербоведе" в обоих случаях вместо величания "Высокородие" сто-ит "Высокоблагородие", а потомки Черкасова именуются "баронами и баронессами Высокоблагородньми" (Гербовед, с. 62) (выделено нами - Авт.). Именно этот проект диплома и герба Черкасова 16 декабря 1743 г. Елизавета Петровна "апробировать соизволила" (Гербовед, с. 56). Подписан же диплом был только в 1798 г. императором Павлом I: "Сим подтверждаю. Павел." Почему произошло такое позднее завершение всего процесса, мы скажем ниже.
       Следовательно, нет необходимости как-то выделять род Черкасовых, как это делает Л.Е. Шепелев. Между "высокородием" и "высокоблагородием" существует определенное различие. Герольдмейстерской конторы асессор Василий Адодуров, сочиняя диплом на основании "скаски" И.А.Черкасова, в которой ясно говорилось, какого он роду-племени, никак не мог присвоить ему величание "высокородие", если бы на это не было специального распоряжения императрицы. Но его не последовало. Лишь родовая эмблема гуся, вероятно, предложенная самим Черкасовым в эскизе герба, должна была напоминать о некогда высоких племенных вождях, его предках. Поэтому в обращении к баронам следовало употреблять величание "ваше высокоблагородие", как к чинам с VIII по VI классы; при достижении ими V класса: "ваше высокородие" и т.д., т.е. в зависимости не от титула, а от ступеней чиновничьей иерархии в соответствии с табелем о рангах. Наш вывод противоречит мнению как Л.Е.Шепелева, так и автора статьи "Русские бароны", хотя некоторая общность с последним частично сохраняется, но только на основании той копии диплома Черкасова, который он цитирует в ВВИ. Копия диплома в "Гербоведе" опровергает его точку зрения. Подтверждением нашей позиции является такой, случайно обнаруженный нами факт. В 1840-41 годах вышла книга Д.Н.Бантыш-Каменского "Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов" в 2-х томах. После основного текста в первом томе публиковались "Имена особ, подписавшихся на биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов". Среди прочих имен читаем: "В Шадринске: его высок. ("высокоблагородие") Конст. Иван. Черкасов". Ни в одном из поколений баронов Черкасовых нет человека с таким именем, тем более что титул у К.И.Черкасова тоже отсутствует. Вероятно, он принадлежал к другому, нетитулованному роду дворян Черкасовых. Его имя упоминается в энциклопеди-ческом словаре "Русское масонство. 1731-2000 ", как члена масонских мастерских 19 в. Годы жизни К.И.Черкасова 1788-1858. В 1843 г. он перешел из флота в звании капитана 1 ранга в армию, получив чин полковника (11.04.1843), а 8.04.1851 уволен в отставку с чином генерал-майора (Серков, с. 871-872). Полковник и капитан 1-го ранга соответствовали 6-му классу с величанием "высокоблагородие". В том же "Списке особ..." упомянут в Могилеве Белорусском "его высокоблагородие Иван Герасимович Черемисов", возможно, чиновник или военный классом ниже (Бантыш-Каменский, 1840, 1, с.564-565).
       Таким образом, легко сделать вывод, что величаться "высокоблагородием" или "высокородием" можно было, не имея баронского титула.

    ***

       После такой своеобразной преамбулы мы можем, опираясь на исторические источники, изложить всю процедуру жалования И.А.Черкасова баронским титулом, которая заняла в части оформления документов много лет. После представления в Геральдмейстерскую контору 11 октября 1742 г. резолюцией конторы от 18 октября 1742 г. поручено было "сочинить" диплом и герб асессору Василию Адодурову. По требованию конторы Государственная коллегия Иностранных дел предоставила в его распоряжение 7 июля 1742 и 5 августа 1743 годов копии "с прежних на такие же достоинства данных дипломов". Копии эти не сохранились, но данное свидетельство, с одной стороны, подтверждает утверждение автора "Русских баронов", с другой стороны, опровергает его объяснение происхождение величания "Высокородие": если В.Адодуров cтрoгo следовал этим копиям, то и величание "Высокоблагородие" он заимствовал из них.
       В следующем, 1743 г., 11 ноября Правительствующий сенат, по выслушивании предложенных Геральдмейстерской конторой "экстракта" и при оном "герба и диплома барону Ивану Черкасову, - купно с надлежащими на тот герб изъяснением" (оно не сохранилось, но отчасти вошло в описание герба, помещенном в дипломе; может быть, это "изъяснение" все-таки было в руках у Ф.Бюлера, и в нем он обнаружил фразу о гусе, означающем "звание его предков"? - Авт.), приказал: "в том дипломе приписать ему действительному статскому советнику в надлежащих местах отчество с "вичем" (т.е. именовать "Иван Антонович" - выделено нами -Авт.) и для Высочайшей апробации доложить Ее Императорскому Величеству" (Гербовед, с. 56). Выше мы сообщали, что апробация произошла 16 декабря 1743 г., без каких-либо изменений со стороны императрицы.
       Геральдмейстерская контора резолюцией от 22 декабря 1743 г. определила "апробированный диплом, для переписки, а герб, для рисования, отдать ему барону, действительному статскому советнику Ивану Антоновичу Черкасову, и как диплом переписан, а герб нарисован будет, тогда ему господину барону Черкасову объявить в Геральдмейстерскую контору, для взнесения к Высочайшему Ее Императорского Величества подписанию".
       Засим в журнале Геральдмейстерской конторы от 15 марта 1781, в статье 18, читаем: "По челобитью (?) действительного статского советника Ивана Черкасова о даче ему на баронское достоинство диплома и герба. Определено: как сочиненный герб для переписки отдан означенному Черкасову самому, а от него и поныне еще не возвращен, то и отдать оное дело для хранения в архив" (Гербовед, с. 57). И.А.Черкасов умер в 1758 г. и его челобитие могло иметь место только до этой даты. Оставались ли у него сочиненные конторой и апробированные Елизаветой оригиналы диплома и герба с 1743 г., или были возвращены им, пере-писанные и нарисованные в контору, но, как нередко бывает в российских учреждениях, куда-то запропастились, неизвестно. Не известно, по каким, причинам диплом барону Черкасову не был подписан Елизаветой Петровной, скончавшейся тремя годами позднее. Однако известно, что по заказу барона была вырезана его личная печать с изображением неутвержденного герба, которой он пользовался уже в 40-е годы 18 в. (Гербовед, с. 63). В 1798 г., опять же неизвестно вследствие чьего ходатайства, - изготовленный родоначальнику баронов Черкасовых диплом на титул, дарованный ему Елизаветой Петровной и контрассигнированный канцлером графом А.П.Бестужевым-Рюминым, был представлен императору Павлу I. Мы уже сообщали, что тот собственноручно утвердил его своею подписью. С.Н.Тройницкий предполагал, что ходатайство исходило от старшего сына барона Александра Ивановича (Гербовед, с, 57), но он умер в 1788 г. Умерла и его супруга Е.И.Черкасова. В живых оставались третий сын И.И.Черкасов и его жена Е.М.Черкасова. Младший сын П.И.Черкасов тоже был жив, но в столице почти не бывал, проживая в имении в Тульской губ. К упомянутой супружеской чете Павел I был расположен благосклонно, т.к. в день переворота Екатерины И.И.Черкасов оставался верен присяге его отцу Петру III. Вероятнее всего, ходатайствовала Е.М.Черкасова, которой уже удалось в 1796 г. добиться увеличения пенсии своему инертному супругу. В отличие от него, баронесса была особой весьма деятельной и говорливой. В качестве последнего варианта о происхождении в дипломе фразы "звание его предков", известной только Ф.Бюлеру, представим, что Павла, человека очень дотошного, заинтересовал клейнод-гусь в описании герба, который он должен был утвердить. Объяснение могло исходить именно от Е.М.Черкасовой, урожденной княжны Белосельской. Вот тогда по распоряжению нового императора в диплом была вставлена эта фраза, с которой мы, наконец-то, можем проститься. Возможно, она была вписана только в один экземпляр диплома, которым и располагал Бюлер. Как бы то ни было, ходатайство было своевременным, т.к. началось составление Российского Гербовника, о чем тоже напоминает читателям Бюлер (Бюлер, 1870, 86, с. 19). "18834. Января 31 1799. Сенатский. О высочайшей конфирмации 3-й части Гербовника Дворянских родов. Правительственный Сенат, получив 3-ю часть общего Гербовника Дворянских родов, на котором в 19 день сего января Собственной рукой Его Императорского Величества написано так: "Быть по сему". Приказываем: всем губернским правлениям предписать следующее: Составляемая во исполнение Высочайших Его Императорского Величества указов от 20 января и 27 июля 1797 годов третья часть Общего Гербовника Дворянских родов Российской империи и Высочайше Его Величеством утверждаемая содержит три отделения, в кои внесены гербы родов княжеских, графских, Баронских и Дворянских Российской империи, а именно: <...>. Баронов: Черкасова, Аракчеева..." (ПСЗ, 25, с. 541). Подтверждение баронского титула Черкасовых относится к сер. 19 в. Мы приведем его позднее, рассказывая о младшей ветви рода Черкасовых.
       Диплом на баронское достоинство И.А.Черкасова стилистически труден для чтения в его полном буквальном изложении. Мы ограничимся несколькими фрагментами, тем более что основные пункты и факты, составляющие содержание диплома нами уже приводились, излагались и цитировались. Этот важнейший в биографии И.Черкасова документ начинается словами: "Божией поспешествующей милостью Мы, Елизавет Первая..." - следует пространный титул императрицы, а затем перечисляются основные этапы службы Черкасова: особенно выделено служение с 1712 года при Петре Первом. Подробно изложен эпизод с решительными действиями во время Персидского похода в 1722 году. Упоминается служба при Екатерине I и последующее "безвинное изгнание и разорение" с 1727 года, затем честная служба в Астрахани и указ от 29 ноября 1741 года. Вероятно, на основании диплома и возникло убеждение, что из Астрахани его вернула Елизавета. За все верные службы "Вседражайшим Родителям Нашим и Нам" в знак публичной милости "соизволили его Действительного Статского советника по Нашей Императорской Самодержавной власти и силе в честь и достоинство Российского Барона апреля 25 дня 1742 года произвести, определить и пожаловать, и рассудили за потребно ему в утверждении того и в память будущим родам на оную честь Баронства дать сей публичный диплом, якоже Мы сим то исполняем". Далее следует та часть диплома, которую мы цитировали по ВВИ, но с "титулом Высокоблагородия", а не с "титулом Высокородия". Затем в дипломе говорится о жаловании Черкасову и всем "законнорожденным и впредь рожденным детям и их наследникам и потомству, обоего пола, нисходящей линии следующий Баронский герб..."
       Краткое описание герба баронов Черкасовых мы уже приводили в "Вместо предисловия", на первых страницах книги в изложении А.Б.Лакиера. Т.к. герб репродуцируется на страницах книги, сделаем два пояснения к его содержанию. Два прапорца имеют изображение буквы "Р" - латинское написание русской буквы "П", первой буквы имени Петра I. Щитодержатели, "имеющие одеяние, подобное донским казакам", - казачьи атаманы, бывшие под командой Черкасова во время стояния на реке Инче в 1722 г. Правый воин - Иван Краснощекий, левый - Данило Ефремов.
       Заканчивается диплом следующими словами; "Якоже во свидетельство сей Нашей к помянутому Российской Империи Барону Черкасову милости и достойного возвышения, Мы сию Нашу Жалованную грамоту Нашей Собственной рукой подписали и Государственной Нашей печатью укрепить повелели.
       Дано в Нашей Резиденции лета от Рождества Христова тысяща седмьсот четыредесят.... дня, Государствования же Нашего.... года.

    Подписал: Василий Адодуров" (Гербовед, с. 60-64).

       Пропуски оставлены асессором В. Адодуровым для проставления точной даты подписи и года правления Елизаветы Петровны. Как нам известно, они так и не были заполнены ни при ней, ни при Петре III, ни при Екатерине II, что само по себе удивительно. Ранее мы называли места публикации изображения герба Черкасовых в дореволюционной литературе. В современной литературе это изображение можно увидеть в книге В.Федорченко "Дворянские роды, прославившие отечество" (Федорченко, 2001, с. 415).

    ***

       Коронация Елизаветы Петровны, проходившая в Москве с 28 Февраля по 25 апреля 1742, изображена и изложена в роскошном альбоме "Обстоятельное описание торжественных порядков благополучного вшествия в царствующий град Москву и священного коронования ея Августейшего императорского величества всепресветлейшия державнейшия великия государыни Елизавет Петровны, самодержицы всероссийской", изданном в С-Петербурге в 1744 г. под руководством библиотекаря Академии наук И.Д.Шумахера. Под номером 29 "Описания" есть "сюиты", в которых присутствует барон Черкасов (Ровинский, 3, стб. 2111). "Коронация открывала собой сценарий демонстративного ликования, которому следовали в первые годы царствования Елизаветы. Ликовали по поводу возвращения петровской России. В качестве предмета для од Петр Великий заменил всех остальных русских князей и царей. Но Елизавета не унаследовала ни его предвидения, ни его разрушительной энергии. Восстановив Сенат и другие петровские учреждения, она кончила тем, что отдала управление государством в руки своих фаворитов. Инерция перемен и этика самопожертвования в служении государству по большей части рассеялись. В этом смысле царствование Елизаветы - это период реставрации, героический акт вступления на престол, восстановление договора между короной и дворянством, скрепленного в 1730 г.
       Елизавета напоминала о своем отце не только для легитимизации своего положения, но и для того, чтобы обеспечить мифологическую харизматическую основу своему собственному правлению, правлению монарха - охранителя, чья главная цель - поддержание существующего социального и политического порядка. Ни Елизавета, ни ее окружение не тосковало по яростному и безжалостному динамизму царствования Петра. Дворяне вспоминали о нем с уважением, но мысли о новой петровской эре внушали им ужас. Они выиграли от успешного петровского акта завоевания и не имели повода жаждать другого такого акта" (Уортман, 1, с. 149).
       Елизавета могла быть злой, нетерпимой, капризной и грубой. Ближние люди часто страдали от ее мелочных придирок, напрасных подозрений, откровенного хамства. Она была вспыльчивой, в отца, и не умела сдерживать себя в минуты раздражения. Царица собственноручно колотила придворных по щекам и обладала доведенной до виртуозности способностью браниться. Бранилась она с большим чувством и продолжительностью. Но такие вспышки гнева не влекли за собой серьезных последствий для тех, кто им под-вергался. Добрая, хотя и не без вспыльчивости, веселая, хотя и без сентиментальности, Елизавета Петровна оставила о себе в обществе светлую память, что признавали и ее друзья и недруги (Анисимов, с.124; Пашков, с. 410). Словом, это была безалаберная, но добрая русская баба, привыкшая все дела решать "по совести", в том смысле, как она ее понимала в конкретной ситуации. Выражаясь юмористически, ее можно было бы оценить как "царицу без царя в голове". Однако результаты капризной нетерпимости носили порой совсем не юмористические последствия.
       Вот любопытный пример, затрагивающий вечно больную для России тему. Пример как раз позволяющий сравнить логику действий Петра и его дочери. Я.Штелин в анекдоте 8 приводит "остроумный отказ Петра на просьбу жидов, чтоб поселиться в России.
       Амстердамские жиды через бургомистра Ван Витсена обратились к Петру (в 1698 г. - Авт.) с просьбой разрешить им быть в России и завести торговлю. Бургомистр склонялся на их просьбу и предложил это царю. Царь слушал, но, улыбаясь, ответил: г. Витсон, вы знаете жидов и мысли моего народа. Я также знаю обоих. В рассуждении же последних еще не время допустить жидам поселиться в моем государстве. Скажите моим именем, что я их благодарю за их предложение, но при том и сожалею, что они хотят поселиться в России; ибо хотя они и почитаются искусснейшими обманывать в торговле весь свет: однако, сомневаюсь, чтоб им в том удалось моих Россиян" (Штелин, 1786, с. 46). Ответ ироничный и мудрый.
       Через 45 лет в декабре 1742 г. дочь Петра, отличавшаяся истовым православием в сочетании с крайней религиозной нетерпимостью, фактически повторила указ Екатерины I в согласии с желанием кн. Меншикова о выселении евреев из Украины и других российских городов, с запретом возвращаться им в страну. Мотивы названы не были (ПСЗ,  5063). Она отдала приказ о немедленном удалении из России всех евреев, на этот раз, мотивируя свое распоряжение тем, что от этих "имени Христа ненавистников" не может быть добра; оставить можно было принявших православие, но уж затем их не выпускать (ПСЗ, 11,  8673). Этому указу была придана широкая огласка. Однако тотчас же были сделаны попытки склонить государыню к уступке. В нашем семейном предании сохранилась легенда, что особенно уговаривали Елизавету отменить этот указ князь Я.П.Шаховской и барон И.А.Черкасов, человек трезвомыслящий и расчетливый. Но когда Сенат доложил императрице, что от запрещения евреям приезжать в страну не только купечество понесет убытки, "но и высочайшим вашего императорского величества интересам не малый ущерб приключиться может", а потому не согласится ли государыня "для приращения ... высочайших интересов и распространения коммерции разрешить евреям приезжать в Малороссию, Слободские полки, Ригу и другие пограничные пункты, - последовала в декабре 1743 г. "историческая" резолюция Елизаветы: "От врагов Христовых не желаю интересной прибыли". Эта резолюция не стала достоянием гласности, но Сенат издал указ, в котором сообщалось, что ходатайства о невыселении евреев из Малороссии и Рижской губернии не удовлетворены, и предписывалось "о впуске их никаких представлений " не присылать (ПСЗ, 11,  8840, 8867; Гессен, с. 13, 15-18). Елизавета Петровна уже успела забыть, что самую интересную "прибыль" от евреев она получила в ночь 25 ноября 1741 г.: заводилой среди гвардейцев Преображенского полка и фактическим военным руководителем переворота был солдат Петр Грюнштейн, саксонский еврей-выкрест, позднее произведенный ею в генерал-майоры.
       Но костер ксенофобии в те годы все-таки не разгорелся. Императрица была достаточно умна, чтобы понимать, что без участия иностранцев в управлении государством, армией, наукой и просвещением России пока не обойтись. К тому же она помнила, что иностранцев, в том числе и евреев, в Россию в массе своей привлек Петр, ее отец. До его царствования они были случайным элементом, при нем же даже евреи (П.П.Шафиров) становились его ближайшими помощниками.
       И.А.Черкасов очень скоро понял, какая тяжелая обуза навалилась на его плечи при новом царствовании. За все милости приходилось платить напряжением всех сил. Нередко в одном лице ему доводилось представлять и императрицу, и ее министров, и ее дипломатов, и заведовать огромным хозяйством дворца, и подготавливать для представления все необходимые указы, и улаживать еще множество таких дел, до которых его касательства вроде бы и не было. "За все пятнадцатилетие пребывания его в Кабинете почти все дела, начиная от наиболее важных, имеющих серьезное политическое значение, и кончая самыми мелочными, вроде, например, заботы о доставлении из Москвы в Петербург 3-х или 4-х диаконов с хорошими голосами для чтения в Дворе Евангелия в день Св.Пасхи в 1757 г., или хлопотать о присылке в 1754 г. кухарки-шведки для приготовления шведских блюд для любившей покушать Елизаветы, или присылке ко Двору свежего винограда (Щербатов, 2, с. 14), проходили через его руки: он либо сам докладывал Государыне о делах помимо всех министров, либо сама Государыня, просмотрев предварительно дело, передавала ему же для окончательного рассмотрения и составления указа. В дневных докладах Коллегии иностранных дел за сороковые годы ХVIII столетия мы сплошь да рядом встречаем заметки "отдано Черкасову", "поднесен доклад Государыне через тайного советника Черкасова"... В письмах и записках императрицы Елизаветы Петровны (период с 1742 по 1749 года) все отметки под письмами сделаны рукою Черкасова, и мы встречаем записки, указывающие, насколько близким и нужным ей лицом был ее секретарь... Занимая такое исключительное положение секретаря и близкого советника Государыни, имевшего почти всегда доступ к ней, Черкасов, как мы уже упоминали выше, был несомненно очень важным и влиятельным лицом при Дворе, в особенности, в начале царствования Елизаветы, когда она не особенно много времени посвящала государственным делам и не любила частых докладов ей министров. Волей-неволей министрам и значительным административным лицам приходилось обращаться к Черкасову с поклоном и почтительными просьбами - улучить удобную минуту и доложить Государыне о том или другом лице или неотложном деле" (РБС, 22, с, 171-172).
       И.А.Черкасов и его Кабинет был правой рукой не столько А.П.Бестужева, сколько самой императрицы. Состав Кабинета был невелик. Глава Кабинета - И.А.Черкасов, тайный кабинет-секретарь. Вторым лицом являлся Василий Иванович Демидов, кабинет-секретарь и действительный тайный советник, работавший секретарем в государственных конторах и канцеляриях с 1709 года, опытнейший человек. Третьим человеком в учреждении был Яков Исаевич Бахирев, четвертым Иван Михайлович Морсочников. Канцеляристами и подканцеляристами были Ф.Федоров, Андриан Ушаков, Ефим Степанов, Сергей Кушников. Регистратором кабинета был Облеухов, - вполне возможно, что он был дедом или прадедом Д.И.Облеухова, за которого в нач. 19 в. выйдет замуж правнучка И. А., баронесса Е.И.Черкасова. Кабинет-курьерами были Иван Мейер, Иван Стрешнев, Игнатий Желобов, Петр Писарев, Илья Мещериков, Петр Ушаков, Василий Гурьев, Ефим Лупондин (Черкасов, 1883, 2; Писаренко, с. 492, 531, 666-667). Видимо, позднее в состав кабинета вошел Адам Васильевич Алсуфьев (1721-1784), "знаменитый и талантливый статс-министр", как оценивает его Г.Гельбиг (Гельбиг, 1999, с.82). Вероятно, эта характеристика полностью совпадала с мнением И.А.Черкасова о своем подчиненном, т.к. имея много родственников, он однако же рекомендовал на свое место "как способнейшего по его убеждению, Ад.Вас.Олсуфьева", по сообщению Ф.Бюлера, который в свою очередь ссылается на II том книги аббата Спады "Русские впечатления", с. 769, СПб, 1818. Спада долгое время жил в доме обер-шенка и председателя Академии художеств князя A.M. Белосельского-Белозерского, и был наставником его детей (Бюлер, 1870, 86, с. 20). Князь А.Белосельский в 1756 г. прославится тем, что добровольно отправится на войну Австрии с Пруссией, оправдывая тем самым родовой девиз: "Честь воина - отвага" (Петров, 1991, 1, с. 266; Писаренко, с. 722). Кн. Андрей станет родственником И.А.Черкасова: его сестра Елизавета Михайловна выйдет замуж за сына барона Ивана Ивановича.
       Роль Кабинета, как важнейшей инстанции, была закреплена законодательно: " 8584, 1742 июня 20. Сенатский. - О подаче в Сенат из всех мест копий с указов, получаемых из Кабинета Ея Императорского Величества за скрепой Действительного Статского советника барона Черкасова.
       Правительствующий Сенат приказал в обретающейся в Москве коллегии, канцелярии и конторы посылать указы, велеть по сим прежних указов, ежели когда в которые места. Именные Ея Императорского Величества указы из Кабинета за рукой Действительного Статского советника барона Черкасова получены будут с оных подавать в Правительствующий Сенат точные копии немедленно".
       " 8632, 1742 октября 15. Сенату предложено письмо Черкасова на основании распоряжения Ея Императорского Величества на основании донесения адмирала Головина о деньгах на строительство дока".
       " 8798. 1743 сентября 27. В Собрание Правительствующего Сената рассмотрена рапортация о Генералитете и полках через Действительного Статского советника барона Черкасова, поданая Ея Императорским Величеством о генерал-фельдмаршалах Долгорукове и Лесси" (ПC3, 11, с. 628, 925).
       " 8969. 1744 июня 15. От имени Действительного Статского советника Черкасова объявлено в Собрание Правительствующего Сената, что Ея Императорское Величество указала из Сената требовать ведомость о написании при нынешней ревизии на всех казенных и партикулярных заводах мастеровых и работных людей с их детьми".
       " 9526. 1748 августа 17. Именной, объявленный Сенату Тайным советником бароном Черкасовым - О подтверждении, что во всех городах пожарные инструменты были в должной исправности и о предосторожности от зажиганий" (ПСЗ, 12, с. 145, 886).
       "  9854. 1752 мая 28. Именной, объявленный генерал-прокурору князю Трубецкому, Тайным советником бароном Черкасовым - О сделании канала между реками Кривуши и Фонтанной по улице, ведущей мимо задней стены нового при летнем дворце сада".
       "  10049. 1752 ноября 20. Именной, объявленный Тайным советником бароном Черкасовым бывшей при дворе Ея Императорского Величества Канцелярии Правительствующего Сената и членов Иностранной Коллегии - О продолжении поселения Сербов в отведенных им заднепровских местах; о высылке поселившихся там сходцев из Малороссии на прежние жилища, о вспоможении и покровительстве, каковые, должны оказывать начальство поселенным Сербам; и об отводе земель для вновь выходивших сей же нации людей между прирожденными Российскими подданными" (ПСЗ, 13, с.436, 729). Этот перечень правительственных и именных указов, имеющих форму законов, дополняют личные именные указы императрицы:
       - указы о нахождении кошек и котов и переводе их из Зимнего дворца в Летний: 12 марта 1750, 27 октября 1753, 16 октября 1754;
       - о поселении кошек (до 300) в Головинском доме;
       - о прокормлении котов - давать им не говядину и не баранину, а дичь.
       Исполнение возлагалось на Дворцовую канцелярию и Придворную контору (Именные указы, 1, с. 444, 555-556 - из бумаг М.Д.Хмырова). Тот же М.Д. Хмыров в своем личном историческом архиве сохранил для будущих историков внешне забавную, а на самом деле вполне серьезную и хлопотную для исполнителей историю с приглашением шведской кухарки: любительница покушать, Е.П. нередко проявляла особые прихоти в еде. В 1754 г. кто-то рассказал ей о прелестях шведской кухни, и она немедленно приказала И.А.Черкасову выписать из Стокгольма самую лучшую шведскую кухарку. Барон сообщил ее волю посланнику в Стокгольме Н.И. Панину в следующем письме: "M.Г. Никита Иванович! Сего марта в 16 день ея императорское величество указала писать имянным императорским величеством указом к вашему превосходительству, чтоб для приготовления про собственную ее императорского величества персону кушания изволили нанять шведской нации кухарку исправную, только не объявляя никому, что оная потребна для ея императорского величества, но объявить, что вы нанимаете оную кухарку для статс-дамы ея императорского величества ея сиятельства графини Мавры Егоровны (Шуваловой - Авт.), и по найме извольте с нею заключить контракт на один год, с тем, ежели она угодна будет, то она имеет остаться в службе и более и в том заключен будет с нею вновь контракт, а буде не угодно будет, то по-прежнему в свое отечество возвратится, и будущею весной благоволите отправить в Петербург на отходящих из Стокгольма судах, а с контракту ея прислать в кабинет ея императорского величества копию, по чему-бы можно было перевесть к вашему превосходительству на отправление деньги. 21 марта 1754 г. "Ответ Панина от 24 июня 1754 г. был неудовлетворительным. Несмотря на все его старания, среди свободных кухарок он не нашел ни одной достаточно искусной с надежной рекомендацией. Завершал он свое письмо тем, что "каждый, а особливо женский пол, свой хлеб в своем отечестве предпочитают, а чем добрых кухарок здесь менее тем паче вне, в великом почитании, дорого платятся и всегда в состоянии наивыгоднейшие договоры себе получать".
       Ответ Панина был доложен императрице 9 июля, a уже 14 июля Черкасов отвечал Панину, что императрице угодно, чтоб он непременно отыскал и прислал бы кухарку в сопровождении своих людей на корабле до Абова, а оттуда сухим путем в Петербург. Будущий граф Панин понял, что, не исполнив приказа императрицы, можно угодить в немилость, расстарался и "с великими затруднениями" добыл кухарку. 18 сентября 1754 г. к Черкасову явился камердинер Панина Оппен-Риттер с кухаркою девицей Анной Оре. Они приехали из Стокгольма морем на русском корабле. О познаниях довольно уже пожилой девицы Оре Панин сообщает в сопроводительном письме, что она лучшая кухарка во всех здешних местах и служила в знатных домах с хорошим окладом и отличном содержанием; она оставила службу в доме графа де Лагарди и хотела уже уйти на покой. Здесь же русский дипломат перечисляет, какие блюда она умеет готовить, и в чем особенно искусна. Контракт с кухаркой был заключен от имени графини Мавры Егоровны Шуваловой, куда она и поступила, но через несколько дней императрица взяла ее к себе и осталась ею очень довольна. Девица Анна Оре готовила во дворце шведские кушания для Елизаветы три года, а затем по болезни отпросилась домой и была отправлена с денежным вознаграждением на место своего жительства, в Стокгольм (Хмыров, 1830, l, с.874-875).
       Вот еще свидетельства всеобъемлющей деятельности Черкасова, содержащиеся в архиве князя М.Л.Воронцова: "ХХVIII. 7 декабря 1742. Еще Ея Императорское Величество читать изволила поданную из Адмиралтейства ведомость о людях на Архангелогородской эскадре находящихся, также на галерах в Финляндии и оную ведомость указала отдать барону Черкасову".
       "XLVI. 15) По учиненному докладу о приехавших сюда Гергнутах ("чешские братья", последователи Яна Гуса, Петра Хельчицкого и Яна Амоса Коменского, называли себя "гернгутеры" - от названия местечка Гернгут в Саксонии - Авт.) и о писанном об этом бароном Черкасовым к вице-канцлеру графу Бестужеву письма, соизволила Ея Императорское Величество узнать через немецких пасторов, обстоятельно оных допросить, зачем они сюда приехали и в чем их учение состоит" (АВ, 2, с. 263,266). "18 января 1744. 35) Докладывали о присланной от маркиза Шетарди записке, в которой он о службе п/поручика фон Эссена описывал и к повышению его в капитаны рекомендует, на что Ея Императорское Величество, всемилостивейше соизволила, указанную записку барону Черкасову для изготовления в том указа отдать, еще и учинено" (АВ, 6, с. 23).
       Из этих документов мы, между прочим, узнаем, что Черкасов был произведен в тайные советники: пожалование состоялось 17 сентября 1744 г. Официальные документы дополняются записками и записочками Елизаветы Петровны лично Черкасову, которые на весах придворной жизни нередко были полновеснее правительственных указов, В приводимых записках полностью сохранена своеобразная орфография императрицы.
       "VIII Иван! Заготовь указ, дабы как возможно флот вооружен был и завтра коли Бог даст здоровье, то можешь по утру ивану констенчиновичю принести, понеже я чесу в осьмом туда приеду (получено в 1 день апреля, 1743, в 10 часов пополудни).
       XIII Но чтоб правосудие было и обиженные подданные оным могли пользоваться, и для того, кто какого звания, чему, достоинства не будь, повинен обидемым от него взяткам отнятием движимого и недвижимого имения и всекого звания вещами, оное все сполна возвратить тем, у кого что взял и отнял силством (на лоскутке. Сие явилось между прочими письмами в 1743 году).
       XVI Иван Антонович. Когда господин лесток потребует подвод хотя бы сколько то, Бога ради, вели как возможно чтоб не задерживали, и не худоб было как обтека наскоро отправится, то б и курьера одного из кабинеттених, чтоб проворнее подводы давали, и ежели опрядь покамест мы здесь, как господину Лестоку, так и Дмитрию Андреевичу не задерживат ни минут подвод, а мы в таком месте, что ничего достат невозможно. Ежели вы в состоянии в своем здоровье, то б не худо к нам приехать, a мы надеямся на помощь Божью, что не оставит нас милостью своей. Елизавет. (На лоскутке. Получено декабря 26 дня 1744 года через Сержанта Новикова, приехавшего из Хотилова). Непривычно тщательно написанную записку можно попытаться прокомментировать: или Е.П, сильно заболела в Хотилове, или Лесток понадобился для интимной помощи - все знали, что он избавлял императрицу от очередной беременности. "Народ говорил без экивоков: "А что она не родит, то лекарь Лесток от того лечит, и она, государыня, не родит и за то же из последних лекарей в главные произведен и в ее милости содержится и что почти все при дворе это знают", - из дела капрала Ивана Айгустова в Тайной канцелярии'' (Анисимов, с. 142). Эта частая помощь не помешала женщине подвергнуть Лестока в 1749 г, опале и суровой расправе. По мнению Гельбига, Елизавета Петровна родила восьмерых детей, но прямых подтверждений этому нет.
       XXIII. Иван Антонович.
       По получению сего числа нами от генерал-фельдмаршала Лесня (Ласси -Авт.) о состоявшихся в Курляндии полках репорту, усмотрели мы, что оные имеют в людях некомплект, и много в отлучках показано; того ради, в подтверждение прежних наших указов, заготовте об оном в Военную коллегию указ, и для подписания к нам сюда немедленно -(собственноручно - последнее слово) Елизавет. (Генваря 24 дня 1746. В селе Царском. Получено в 11 часу по полудни).
       XXVIII. Полковник, генерал-майор, подполковник, бригадир моэором полковник, а секунд-маэором не положено, понеже при жизни возлюбнейшего государя родителя не бывало того, ноне повелеваю быть полковнику в ранге генерал поручика. Полуполковником генерал маэору, бригадиру. Секунд маэору полковнику (Собственноручно, на лоскуточке. О сем Указ подписан Октября в 1 день 1748 г. и послан в Сенат).
       XXIX. Хотя при государе родителя моего упомянуто как им штатом против армейских щитатся, но (в) военное время секунд-майоров не было, а ноне оно напротив. (Собственноручно). Все отметки под письмами и прочим сделаны рукою кабинет-секретаря И.А.Черкасова. Сообщил М.Семевский" (Письма и записки Е.П. ,4, с. 26-39).

    ***

       И.А.Черкасову и В.И. Демидову приходилось заниматься делами откровенно скандальными, в которые они по доброй воле ни за что бы не вмешались.
       28 июня 1750 г. императрица поручила В.И. Демидову срочно ехать в Петербург и начать следствие над "непотребной жонкой, иноземкой, называемой Дрезденшей". Началась борьба с проституцией в северной столице. В.Демидов прибыл в Петербург и начал следствие. Ему пришлось обнаружить множество пикантных подробностей, а, главное, выявить значительных лиц, которые пользовались борделями, имели за плату содержанок, беглых жен и т. д. В этой истории было много и комичного и драматичного. 19 ноября 1750 г. Демидов доложил Императрице об итогах почти пятимесячной работы. Он спрашивал, что делать с арестованными женщинами и девицами? В ответном письме барона Черкасова от имени государыни были даны новые инструкции по ведению дела: "Государь мой, Василий Иванович, - писал Черкасов,- Вчерашние ваши письма оба Ее им-ператорскому Величеству поданы, сего утра читать изволила и указала к вам писать следующее: 1. Недовольство того, что Бандурщица взята и содержится в крепости, но надлежит мать ее взять, которая ею сводничала, и когда кто для блуда матерью к дочери пущен бывает, то она, дав дочери и блуднику лекарство, чтоб не обрюхатела, на карауле стояла, и потом також и о блудниках кто приходил или к кому дочь отпускала для блуда спрашивать накрепко и сие учинить вам только, дабы никому о том известно не было и о том писать. 2. Все оные бляди из чьих дворов взяты и кто их в те дома принимал за какую плату, явлены ль от хозяев тех дворов в полиции: десятские, сотские и офицеры полицейские осматривали ль и известны ли были о том их непотребном промысле и как которая от взятия в полицию или из полиции избавлялась и чьею помощью и за какую плату, кому даваемую. О том накрепко спрашивать, только при сих вопросах полицейским никому не бывать и им о том знать не давать и что явятся, о том писать" (Труновы, 2, с. 270). Осторожность и требование проводить опросы "блядей" без свидетелей объяснялись очень просто, о чем было известно и Демидову: на допросах "жонки" могли выразиться и так: "Мы, грешницы, блядуем, но и Всемилостивейшая государыня с Алексеем Григорьевичей Разумовским живет блудно", или еще покрепче: "Я - блядь, но такая Всемилостивейшая государыня живет с Разумовским блудно" (Анисимов, с. 197). Более подробно об этом эпизоде борьбы Елизаветы Петровны за высокую нравственность своих подданных, за соблюдение ими седьмой заповеди можно прочитать в книге Е.Писаренко (Писаренко, с. 401-419). В ней же читатель найдет много других увлекательных сюжетов, связанных с жизнью двора Елизаветы Петровны, в том числе и тех; с которыми прямо или косвенно связана деятельность И.А. Черкасова.

    ***

       Отражением повседневной жизни императорского двора были "Придворные журналы. Напомним, что Черкасов лично вел журналы с конца ноября 1741 до 1 мая 1745 г. В большинстве своем это почти ежедневная запись тех или иных событий, действий и поступков Ел. Петр., ее путешествий; иногда это метеорологические записи. Журналы ценны тем, что в них наряду с именами лиц очень значительных и важных для управления империей, встречаются люди малоизвестные, незаметные, которые значительно расширяют сведения о составе некоторых придворных учреждений, в частности, Кабинета. В записях этих лет впервые упоминается имя принцессы Ангальт Цербской,- невесты, а затем жены великого князя Петра Федоровича.
       Предлагаем познакомиться с некоторыми из этих, записей за 1743-1745 гг.

    "1743-й год.

       В 1 день генваря (суббота).
      
      
       Празновано Новому Году Ея Им. В-о изволила быть у литоргии В придворной своей церкви в Зимнем Новом доме, что близ Адмиралтейства, стреляли с крепостей из пушек после литоргии, и кушать изволила в большом зале с надлежащей церемонией под балдахином, а за прочими столами обоего пола знатные особы, во время кушания была италианская музыка на инструментах и пением, и когда про Высочайшее Ея Им. В-о здравие, також и про Его Императорское Высочество благоверного Государя великого князя Петра Федоровича пили, тогда паки стреляли из пушек: А ввечеру был бал и веселились довольно.
      
       В 2 день.
      
       Ея Им. В-о изволила быть у литоргии в домашней своей церкви". (Черкасов И.А., 1883 , 2, с. 3).
      

    "1744-го Оставшей журнал в Санкт-Петербурге.

       Того же Генваря 21-го.
      
       Ея Императорское Величество изволила також путь свой в Москву ж восприять (и при Ея Величестве барон господин Черкасов и с кабинетными письмами канцелярист Иван Морсочников отправились).
       В 26 день генваря с кабинетными делами отправлены отсель в Москву трое подканцеляристов Андреан Ушаков, Ефим Степанов, Сергей Кушников.
       Февраля 3-го здесь, в Санкт-Петербурге, было прибытие Их Светлостей Принцессы Цербской с дочерью, торжественно в Зимний дворец и в то время чинена была стрельба с крепостей Санкт-Петербургской и Адмиралтейской.
      
       Февраль.
      
       А 6-го числа по утру в 6-м часу оные высокие персоны из Санкт-Петербурга путь восприяли в Москву.
       В 7-й день февраля с оставшим из кабинета господин ста-тский советник Демидов отправился из Санкт-Петербурга в Москву.
       В 10 день февраля из Москвы приезжал в Санкт-Петербург кабинет-курьер Петр Писарев и тогож дни отправился в Стокгольм.
      
       С 16-го по 21-е. NB
      
       В 20 день по утру в 10-м часу приехал из Москвы с указом из Кабинета за рукой господина действительного статского советника барона И.Ан. Черкасова кабинет-курьер Илья Мещеринов.
      
       Март.
      
       Марта 2-го приезжал из Москвы в Санкт-Петербург отправленный оттоль из Иностранной коллегии в Швецию Кабинет-Курьер Василий Гурьев, который приехал в 2-м по полудни, а отсель в 7-м по полудни ж туда и отправился.
       В 10-й день марта, отправлен из Петербурга в Москву в кабинет курьер Мещеринов с портретом, который затем жил с 21-го февраля.
       Марта 17-го.
      
       Приехал из Стокгольма Кабинет-Курьер Петр Писарев, отправленный в Москву и отсель отправился на другой день по утру с шпагой бриллиантовой, взятой от Вульфа.
      
       Апреля 5-го.
      
       Три часа пополудни река Нева льдом очистилась, чего ради того ж времени и сигнал с Санкт-Петербургской крепости обыкновенный из трех пушек учинен и выставлен на бастионе флаг.
      
       Майя 17-го.
      
       Приезжал в Петербург отправленный из Москвы в Стокгольм кабинет-курьер Мещеринов, который того ж числа туда и поехал.
      
       Июня 19-го.
      
       Пополудни в 8-м часу приезжали кабинет-курьеры, отправленные из Москвы, а именно Ефим Лупандин в Швецию, Петр Писарев в Ригу, которые и поехали того ж дни.
      
       Августа 10-го.
      
       Получены деньги на жалование регистратору Облезову*(в примечании публикатор прокомментировал фамилию пометкой "неясно"; настоящая фамилия регистратора, как мы уже писали, Облеухов - Авт.) и канцеляристу Федорову на две трети сего 1744 -го, которые привезены в мешке с ярлыком подписанным подканцеляриста Степанова рукою, что в том мешке 347 руб. 20 коп., Ингерманландского полку с капиталом Беером, да он же, Беер привез подсвечник в разных штуках в ящике, обшитом холстом.
      
       Ноября.
      
       8-го и 9-го чисел прибывала немалая вода. И со 8-го снег паки выпал и ездили на санях, а между тем было оттеплие.
       А 14-го ноября по бывшим по два дня морозам по реке показалось не малое сало, и с утра 15-го пошел великий лед ...
       А 17-го по учинившемся в ночи великом морозе утвердило всю реку, и стали во многих местах ходить.
      
       Декабря 20-го дня.
      
       Ея императорское Величество изволила из Москвы в Санкт-Петербург прибыть по полудни полчетверта часа, и в то время- была чинена с крепостей стрельба, а ввечеру везде по домам иллюминация. Ея В-о прибыть изволили в Зимний свой дом прямо. Тогож числа в ночи и барон Черкасов приехал.
      
       Декабря 23-го дня.
      
       По полудни полтретьего часа изволила Ея Им. В-о восприять из Санкт-Петербурга до Хотиловского Яму, отстоящее от Ст. Пбурга в 407 верстах (из этой поездки и была послана записка Черкасову, полученная им 26 декабря; как видно из дальнейшего вскоре в Хотилов отправился и Черкасов, чтобы вернуться вместе с императрицей.; о причинах вызова Лестока и самого Лестока он в эти дни в записях в "Придворном журнале" не упоминает вообще.- Авт.).
      
       24-го Дек.
      
       Прибыла из Москвы Ея Императорское Высочество Государыня великая княжна Екатерина Алексеевна с Государыней своею Материю Принцессой Ангальт-Цербской в Санкт-Петербург пополудни в 3-м часу.
      
       28 декабря.
      
       Барон Ив.Ан. Черкасов с кабинетными делами из Ст. Петербурга поехал в Хотилово." (Черкасов И.А., 1883, 2, с. 34-38, 39-42).
      

    "1745-го.

      
       Генваря 1-го.
      
       В новый год в Санкт-Петербурге торжества за отбытием Ея Императорского Величества из Санкт-Петербурга в Хотиловский ям никакого не было...
      
       Генваря 27-го.
      
       Ея Императорское Величество и Его Императорское Высочество изволили прибыть в Санкт-Петербург пополудни в 8-м часу.
       И барон тогда же приехал.- Во время прибытия Ея Им. В-а и Его Им. Вы-ва чинена была стрельба из пушек.
      
       Февраля 4-го.
      
       Прибыл в Санкт-Петербург Его Светлость Принц Ангальт-Цербской Адольф в 8-м часу пополудни.
      
       Апрель.
      
       25-го Апреля, в день Коронации Ея Им.В-а Ея В-о и Их Высочества изволили быть у литоргии в большой домашней церкви и был съезд для поздравлений Ея Им-у В-у всех знатных персон обоего пола. Собраны были в параде около Зимнего дворца гвардии и другие полки, и была стрельба из пушек полковых и с обеих крепостей, - Санкт-Петербургской и Адмиралтейской, и из мелкого ружья от полков троекратно. А потом ввечеру был бал во дворце и иллюминация на театре и около города и везде по домам...
      
       Майя 1.
       Ея Им. В-о изволили быть и с Их Высочествы в Екатерингофе: поехать водой в шлюпках в 4-м часу по полудни, в которое время была стрельба из состоящих пред дворцом транспортных судов и играли на трубах и кричали виват семь раз, тако ж и с крепостей была ж стрельба.
       Август 21.
      
      
       День установленной для торжества брачного сочетания Их императорских Высочеств Государя великого князя с великою княжною. Был съезд ко двору по повестке 1-й в 7-м часу по утру из 3-х пушек, потом в 8-м часу по утру ж из 5-ти пушек для приезда ко двору, по которым все знатные обоих мужеска и женска полов персоны съез-жались все в богатых уборах и великих нарядах карет и ливрей по состоянию характеров, по классам и по поряд-ку, данному от церемониймейстерских дел.
       Венчание Их Высочествам было в церкви Казанския П. Богородицы. Были в параде гвардии и другие полки и была троекратная из пушек и из мелкого ружья стрельба и с обеих крепостей, с яхт и с корабля, поставленного на Неве, и из 24-х галер; и потом во время кушания и для здравия в питии несколько раз была стрельба ж, и кушали в Зимнем дворце. И ввечеру был бал и была во всех домах иллюминация, а особливо против домов многих знатных персон устроены были для той иллюминации вороты с эмблемами и с преизрядными украшениями.
      
       23.
      
       Было отдохновение.
       24.
      
       Ея Императорское В-о и с Их Высочествами изволили кушать в Зимнем доме, против которого на учиненных нарочно местах на лугу поставлены были быки для употребления народу, жареными птицами начиненные. И после того там, во дворце, был бал.
      
       26.
      
       Был в Зимнем доме маскарад.
      
       27.
      
       Был маскарад же в Летнем доме.
      
       29.
      
       Было отдохновение.
      
       30.
       Было празднество дни кавалерскому установленного ордена Святого благоверного князя Александра Невского и память заключенного прежнего с шведами мира. Был крестный ход, уставленный от церкви Пресвятыя Богородицы Казанския в Невский монастырь, где и Ея Им. В-о и Их Высочествы, - великий князь и великая княгиня, и Их -Светлости Принцесса Цербская, - мать Ея Высочества великой княгини, и брат Ея Светлости Принц - изволили быть и все придворные обоего пола и прочие господа были ж; К Невскому монастырю приведены были рекою Невой старый ботик и большой корабль и была там многая стрельба, и кушали там же, в монастыре. А потом оттуда приехав ввечеру против дворца был фейерверк.
      
       Сентябрь 29.
      
      
       Отправилась из Санкт-Петербурга в дом свои Ея Светлость Принцесса Ангальт-Цербская.
      
       30.
      
       Ея Императорское Величество изволила перейти из Летнего в Зимний дворец" (Черкасов И.А., 1883, 2, с.42-43, 48-49, 54-57).
      
      
       По приведенным записям в журнале 1744 г. мы видим, что главным событием при дворе был приезд невесты великого князя Петра Федоровича с ее матерью, их встреча и приготовления к будущей свадьбе, чем и объясняется в этом году многочисленные разъезды и перемещения кабинет-курьеров и других членов Кабинета. Главным событием в государственной и придворной жизни и России, и двора было бракосочетание великого князя и немецкой принцессы, ставшей при православном крещении Екатериной Алексеевной в 1745г. Черкасов только фиксировал события, в его обязанности не входило их комментирование, в частности, внезапный отъезд матери юной великой княгини. А.П.Бестужев постарался представить принцессу Иоганну-Елизавету шпионкой, активно интриговавший в пользу Пруссии при русском дворе. Вероятно, нечто подобное было, ведь отец Софии Августы Фредерики, муж Иоганны, командовал полком у Фридриха II, был генералом, фельдмаршалом, губернатором. Эту версию историки рассматривают по-разному (Анисимов, Пашков, Павленко, Писаренко). Но, скорее всего, причиной удаления матери великой княгини послужило неуемное честолюбие и тщеславие легкомысленной 32-летней Иоганны-Елизаветы, которая никогда не занималась всерьез воспитанием дочери, а в России вдруг начала ревновать ее к Елизавете, и вообще вела себя неумно. Елизавета сначала терпела новую родственницу и скрывала свое недовольство, но не в ее характере было долго сдерживать гнев, поэтому со скандалом ее светлость выставили за границу с наказом никогда больше не приезжать в Россию и не переписываться с дочерью. Последнее условие было явно безжалостным, но кто знает, следуй Екатерина Алексеевна советам своей далеко не самой мудрой матери, стала бы она в будущем Екатериной Великой? Но это событие не могло не сказаться на всех дальнейших отношениях императрицы с великой княгиней, а вскоре ее стало сильно беспокоить инфантильное поведений Великого князя. Внук двух великих монархов: Петра I и его противника Карла XII, - он имел права и на шведский и на российский престол. Швеции повезло, т.к. Петр Федорович все больше и больше обнаруживал качества характера несовместимые с обликом будущего императора России. К тому же, из-за неуемной любви к Пруссии, из-за преклонения перед Фридрихом II он уже в начале Семилетней войны вел себя так, как будто служил в прусской армии, а не являлся наследником русского престола. Елизавета приходила в отчаяние от неудачного выбора своего наследника, чему барон Черкасов бывал свидетелем: "После рождения Павла Елизавета Петровна охладела к великокняжеской чете. В "Записках" Екатерина сообщает о том, что императрица не могла пробыть с Петром Федоровичем "нигде и четверти часа, чтобы не почувствовать отвращения, гнева или огорчения", называла его дураком или пользовалась выражениями: "Проклятый мой племянник сегодня так мне досадил, как нельзя более" или "Племянник мой урод, черт его возьми!" Сомнения в правдивости Екатерины рассеиваются свидетельствами самой императрицы. Кабинет-секретарю Черкасову она писала: "Сожалею, что не токмо разума не достает, но и памяти лишен племянник мой" (Павленко, 1999, с. 644).
       Павел Петрович родился 24 сентября 1754 г. после 9 лет супружеской жизни великокняжеской четы. 25 сентября происходили крестины великого князя в придворной церкви Летнего дворца. По окончании церемонии Ел.Петр, посетила великую княгиню и принесла ей на золотой тарелочке указ кабинету о пожаловании 100 тысяч рублей. Деньги очень обрадовали Екатерину, т.к. по собственному ее признанию она имела пропасть долгов и ни копейки денег. Но радость ее была преждевременна: через несколько дней по получению ею денег барон Черкасов стал умолять Бога ради великую княгиню возвратить кабинету 100 тысяч, потому что императрица требует денег, а в кабинете нет ни копейки. В чем же было дело? "Великий князь, узнав о подарке сделанным мне императрицей, пришел в страшную ярость от того, что она ему ничего не дала. Он с запальчивостью сказал об этом графу А.Шувалову. Этот последний пошел доложить об этом императрице, которая тотчас же послала великому князю такую же сумму, какую дала и мне; для этого и взяла у меня в долг мои деньги" (Екатерина, 1989, с. 364).
       Ситуация и неприятная, и, в то же время, любопытная. Елизавета, как и многие, считала, что отцом ребенка является Сергей Васильевич Салтыков, камергер двора Великого князя. Зная, что из-за физического недостатка Петр Федорович не мог вступать в интимную связь с женщинами, Елизавета начала поиск возможного отца будущего наследника. Выбор остановился на красавце Салтыкове. В "Чистосердечной исповеди", написанной в 1774 году для своего фаворита, позднее тайного мужа Григория Потемкина, Екатерина рассказывает много интимного о своих прежних отношениях с мужчинами, она романтически описывает свою любовь к Салтыкову, но нигде не говорит прямо, что он был отцом Павла. Кроме того, существуют и другие версии о происхождении будущего императора, еще более изощренные (см., например, "Исторический сборник" А.И.Герцена и И.П. Огарева, кн. II, записка декабриста А.Ф. фон Бриггена "О происхождении императора Павла I". М.,1971). Петр Федорович после небольшой операции приобрел способность к половому акту и вполне мог быть отцом ребенка, хотя и любил отрицать свое отцовство, чтобы уязвить жену. Фактом остается то, что с рождением сына все супружеские отношения с мужем у Екатерины прекратились. Прямолинейность Елизаветы Петровны в пожаловании денег, очевидно, ей самой показалась слишком демонстративной: если не награждать мужа, значит, прямо признать, что его заслуги в рождении ребенка нет. Пришлось улаживать назревавший скандал с. помощью Черкасова. Деньги Екатерине кабинет-секретарь вернул в январе 1755 г. С.В.Салтыкова отправили посланником в Швецию вскоре после рождения Павла.
       В октябре 1745 года праздновалась еще одна свадьба: графа Кирилла Григорьевича Разумовского, младшего из братьев Разумовских, будущего гетмана Малороссии, с Екатериной Ивановной Нарышкиной. Свадьба состоялась 27 октября в Петербурге в доме К.Г. Разумовского. Гости приезжали отовсюду, но особенно из Малороссии. На долю Черкасова выпало обеспечить приезд на свадьбу сестры новобрачного, Анны Григорьевны Закревской, которая только что разрешилась от бремени и жила в с. Адамовка Киевской губ. Елизавета очень к ней благоволила и, узнав, что она на свадьбе не будет, направила за ней кабинет-курьера Писарева с подробной инструкцией о благополучной доставке в Петербург роженицы: "Ехать тебе в Малую Россию в дом Киевского полка полкового есаула Иосифа Закревского в село Адамовку, к его жене Анне Григорьевне. Посланное с тобой своеручное письмо ее императорского величества отдать и потом посланный с тобой же пакет от графа Лестока доктору Унгеборну или лекарю Яхонтову в Киеве отдать, куда и ехать тебе, меж тем как оная госпожа Анна Григорьевна станет в путь ехать сюда собираться и оного лекаря Яхонтова и с лекарствами взять тебе при оной же госпоже.
       Для приезда оной госпожи сюда брать подводы по указу данному тебе из ямской канцелярии, сколько потребно, с оплатой прогонов, на что дано тебе из кабинета ее императорского величества 500 рублей и чтобы, как при оной госпоже поедешь, было ей приготовлено всякое потребное в пути довольство и покой..." ( Васильчиков, 2, с, 430).
       Задержка в пути А.Г.Закревской вызвала посылку к ней навстречу другого кабинет-курьера В.Гурьева с новым предписанием барона Черкасова: "Кабинет-курьеру Гурьеву. По указу ее императорского величества принять тебе с конюшни берлин со всеми путевыми припасами и по данной подорожной нужных лошадей впречь и ехать по Московской дороге на встречу кабинет-курьеру Писареву, и где его едущего сюда встретить при сестре его сиятельства графа Алексея Григорьевича Разумовского, Анне Григорьевне, то оной госпоже объяви ее императорского величества соизволение, дабы в оный посланный с тобой берлин изволила; сесть и для поспешения с одной девкой только ехать сюда, как возможно скорее, дабы поспеть сюда к 20-му сего месяца, ежели ранее невозможно, и тебе самому при ней ехать. И на всех почтовых станах велеть десять лошадей денно и ночно иметь во всякой готовности с людьми и хомутами. На оный путь для платежа прогонов принять тебе из кабинета сто рублей, из которых употреблять на пищу, ежели у Писарева денег мало. А где надлежит ей обедать или ужинать, то посылать наперед приготовлять, дабы затем в пути долго не мешкать, також тебе и Писареву ездить всегда впереди для того, так же и лошадей приготовить. А у багажа ее оставлять людей. Б. Ив. Ч. 18 августа 1745 " (Васильчиков, 2, с. 432).

    ***

       К делам серьезным и важным И.А.Черкасов относился с такой же тщательностью и доскональным изучениям их сути, как и к тем многочисленным и обременительным обязанностям, которые выше мы перечислили на нескольких страницах. К сожалению, у Елизаветы Петровны дни празднеств и торжеств длились долго, до полного изнеможения сил, и всегда завершались, полностью исчерпав увеселительную программу, а вот дела, касающиеся серьезнейших вопросов жизни государства застревали или в самом начале или на половине сделанного. В 1742 г. у Елизаветы возникла мысль восстановить патриаршество в России. Осуществление этой цели имело бы серьезные благотворные последствия и для Русской церкви и для всего народа великой страны. Черкасову было поручено собрать все постановления Петра, касающиеся отмены патриаршества. Он выполнил это поручение, предоставив работу государыне, но вопрос этот заглох сам собой. Генерал-прокурору Сената князю Н.Ю.Трубецкому приходилось видеть императрицу в Сенате крайне редко - несколько дней в году. Что становилось известно ему при встречах с Елизаветой лично, то он и докладывал сенаторам. Чаше всего он узнавал о требованиях императрицы из писем И.А. Черкасова. Вот одно из них, тоже касающееся вопросов веры: "1743, декабря 8 дня. Как ее императорское величество изволило смотреть рапорт сенатский о ревизии, поданый в 27 день ноября месяца, то при том изволила требовать известия о раскольниках - сколько их, где и из каких людей. Но о том и в инструкции о ревизии нет, чтобы их переписывать, а есть, надеюсь, по особливым указам учиненная перепись по раскольничьей канцелярии. Того для, ваше сиятельство, благоволите показать, в Сенате справясь, учинить ведомость об оных раскольниках - где они, кто они и сколько их, и какой оклад положен, и что собирается. И оную ведомость от лица Правительствующего Сената прислать для дополнения ее императорскому величеству" (Писаренко, с. 664). Чем закончился запрос о раскольниках - неизвестно.
       В случае необходимости разрешения самых важных политических вопросов барон Черкасов обыкновенно принимал участие в их обсуждении и потом подносил государыне состоявшееся решение. Он был в курсе дел о перлюстрации заграничной переписки. Выдача прочих писем за-держивалась до окончания работы "черного кабинета". Почт-директор Ф.Аш часто уведомлял о том барона Черкасова: "Покорно доношу, что... заморская почта ради некоторых секретных перлюстраций, сего дня разве в вечеру поздно выдана будет... Марта 26 дня 1747 (Писаренко, с.99).
       Перлюстрация была не очень законным, но не лишним делом. С начала 40 гг. 18 в. Европа оказалась в состоянии перманентной угрозы со стороны Пруссии. Особенно тревожились правительства Австрии, Саксонии, Польши, в отношении которых Фридрих II провел несколько удачных локальных военных экспедиций. Россия не сразу определила свое место в этих конфлик-тах, которые были прелюдией к будущей Семилетней войне. При дво-ре соперничали пропрусская и антипрусская партии, хотя в целом Елизавета Петровна мечтала остаться в стороне от большой европейской коалиции. Но намеренно вызывающие действия прусского короля, отчаянные при-зывы своих, традиционных со времен Северной войны, союзников повернули дело так, что России необходимо было демонстрировать Пруссии свою по-зицию, осторожную, но внушительную, вплоть до показательной военной помощи врагам Фридриха. 20 сентября 1745 г., И. А. Черкасов высказал эту позицию по поводу прусско-саксонской войны на заседании тайного императорского совета:

    "9.

    Для записки в протокол

    барона Ивана Черкасова.

      
       По силе Указу Ея Императорского Величества, 18 числа сего месяца, требуемое мнение о том, что надлежит ли ныне Королю Прусскому, яко ближайшему и найсильнейшему нашему соседу, далее во усиление приходить допускать, или не сходственнее ли будет Королю Польскому, яко Курфисту Саксонскому, по действительности настоящей ныне с ним случаю союза противу, помощь послать, и каким образом, нижеподписавшегося сие есть:
       Что до первого надлежит, то есть, допускать ли КоролюПрусскому да-лее усиливатца, то, по всему настоящему виду и здравому рассуждению, не надобно, для пользы и безопасности России от него, да и то сожалетельно уже есть, что ранее о убавлении силы ему рассуждаемо и дейст-вом ничего производимо не было, и что далее пускать ему усиливатца, или в нынешней силе ево оставлять, то для России опасное, но надобно.
       Второе. Королю Польскому помогать противу оного Короля Прусского, к чему и трактат обязует и справедливость дела и интересов России того требует.
       Но ту помощь Королю Польскому учинить каким образом, о том ссылаюсь на мнение Вице - Канцлера, Графа Михаила Ларионовича Воронцова, поданное Ея Императорское Величеству в Киев, 11 сентября, 1744 году, что можно себя поставить в надлежащую неоплошную позитуру, и расположить при границах Лифляндии и Полыни знатный и довольный Корпус войска, и велеть нерегулярному войску быть во всякой готовности к походу, потом и прочее того мнения все кажется потребно, и весьма в силу сего мне-ния изрядно Ея императорское Величество свой Указ изволила выдать, в Декабре месяце 14 числа, прошлого 1744 году, о приготовлении войска и артиллерии и о содержании к походу во всей готовности, по которому Указу и действом приготовление исполнено, а что движения оному не после-довало, то не мое дело рассуждать.
       По трактату же Королю Польскому помощь войска, в двенадцати тысячах состоящую, посылать видится неудобно, ибо оное малое число и сила Саксонская, не сравненные с силою Короля Прусского, к тому ж и про-ход чрез Прусские земли имеет быть весьма преследован и не до пущен, а вместо того надлежит Королю Польскому действительно показать диверзию, таким образом обретающиеся в Лифляндии и Эстляндии полки ввесть в Курляндию и там им зимовать, а на их места ныне же из ближних мест полки ввести в Лифляндию и Эстляндию, а на весну и все полевые полки привесть на границы, дабы всегда в готовности иметь оные к действите-льному походу, и сей способ удобнее дать Королю Прусскому понять уве-щевания Ея Императорского Величества. А ежели и то ево не исправит, то Ея Императорское Величество может свое войско употребить по свое-му благоизобретению ко усмирению Короля Прусского, что может быть и неминуемо.

    Тайный Советник Барон Иван Черкасов.

       В 20 день Сентября,
       1745, в С.- Петербурге'(чт. ОИДР, 1, с. 150-151).
       Обсуждение прусско-саксонских дел состоялось 21, 23, 24 декабря 1745 года, и 7 января, 11 августа 1746 года. Как проходили эти император-ские советы, рассказывает С. М. Соловьев: "При императрице Елизавете, когда все было восстановлено как было при ее отце, продолжались и чрезвычайные собрания тайного совета, и мы имеем подробное описание, как они происходили, например: "в 21 декабря 1745 г, перед полуднем созваны были в совет в зимнем ее императорского величества доме, нижепописанные персоны; канцлер гр. Бестужев-Рюмин, генерал-аншеф кн. Репнин, генерал-кригс-коммисар гр. Апраксин, тайный советник б. Черкасов, тайный советник Юрьев, тайный советник Веселовский. Засе-дание началось в 9 часов перед полуднем, и в начале бароном Черкасо-вым предложен и прочитан сему собранию данный за подписью ея импера-торского величества собственной руки указ от 20 сего же декаб-ря, по которому повелено (в рассуждении того, что король прусский, не не показав полнейшей аспекации ко всем поныне от ея императорского величества учиненным наидружелюбнейшим отсоветованиям и предъявленных к примирению с королем польским, яко курфюрстом саксонским, в прошед-ших между ними распрям добрым официям, под претекстом предупреждений своих неприятелей Аустрийцев, в Саксонию внезапным образом не токмо нападение учинил, но и ныне в оной свои неприятельства крайнейшему всего сего кураторства разорению производя, по отобранию уже многих го-родов, и столицу взял и в одной из королевских фамилий двух пленных военнопленными учинил, и, единым словом, всю Саксонию своему игу подве-ргнул), по выслушивании всех реляций и до того принадлежащих дел и известий и по довольном рассуждении и уважении таких критических обстоятельств, свое мнение объявить, какие для возвращения королю польскому наследные его земли, удержать его на польском престоле и для сокращения, в рассуждении собственной Российской империи безопасности, сия короля прусского наиспособнейшия и надежнейшие меры принять надлежит <...>.
       24 числа мнение изготовлено совсем, подписано и бароном Черкасовым вручено императрице к апробации 25 (в самое Рождество в пять часов пополудни собрались в аудиенц-камеру, ее величество пришед мнение апробацию удостоила и подписала" (Соловьев, РС, 2, с. 119-120).
       7 января и 11 августа 1746 г. барон Черкасов в числе других 9-ти вы-сших сановников государства участвует в обсуждении прусско-саксонских дел для выработки мер, которые следовало принять правительству для ог-раждения безопасности России и охранения целостности Польши, в виду неожиданного вторжения прусского короля в Саксонию. Постановление со-вещаний Черкасовым было поднесено для подписи Елизавете:
       "XIII. 1746 года августа 11 дня в Петербурге созваны были и перед по-луднем советы, в Летнем ее величества доме заседали следующие персо-ны:
        -- Канцлер граф Бестужев-Рюмин.
        -- Обер-полицмейстер князь Куракин.
        -- Генерал-аншеф граф Румянцев
        -- Действительный тайный советник и генерал-прокурор князь Трубецкой.
        -- Генерал-аншеф Бутурлин.
        -- Генерал-аншеф князь Репнин.
        -- Генерал-аншеф и генерал-кригс-комиссар Апраксин.
        -- Генерал-лейтенант П. Шувалов.
        -- Тайный советник барон Черкасов.
       Другое решение подписано всеми участниками. И для подачи ее император-скому величеству вручено тайному советнику барону Черкасову 12 авгу-ста 1746 года" (АВ, 7, с.55 ).
       Волновали Россию и дела на востоке: "3 день октября 1747. Ее императорское величество объявило: быть собранию в коллегии Иностранных дел, в котором рассмотреть последнее от посла князя Голицына из Персии от асессора Черкасова доношение" (кто мог быть этим асессором? Племянник Черкасова, сын его брата Семена? - Авт). И. А. Черкасов был пригла-шен в заседание для обсуждения персидских дел, в виду неурядиц, воз-никших в Персии, и возможного покорения этого государства Турцией (АВ, 7, с. 260-261).
      

    ***

       Имя И. А. Черкасова в 40-е годы 18 века все чаще встречается в перепи-ске с ответственнейшими лицами государства. Нередко обращаются не к нему лично, а к тому, кто может попросить у кабинет-секретаря помощи в важном деле. В архиве кн. М. Воронцова хранятся 34 письма князя Константина Антиоха Кантемира, внука бывшего молдавского господаря, сорат-ника Петра 1 в Прутском походе 1711 г. Среди них есть такое: "Много бы мне к тому пользовало, если бы Ваше превосходительство изволили ту мою челобитную рекомендовать господину действительному статскому со-ветнику Черкасову, чтобы она не утратилась, о чем я сам к нему писать буду и смелость приемлю письмо свое к вам адресовать" (АВ, 1, с. 369). К. Кантемир вел долгую тяжбу о наследстве отца с братом и мачехой и, как видим, верил в помощь кабинет-секретаря.
       Через барона Черкасова производились все государственные связи минис-тров с императрицей. Поучительна в этом отношении переписка с графом А. П. Бестужевым, которая показывает, что хотя Черкасова и считали пра-вой рукой канцлера, он, прежде всего, выполнял волю императрицы, а та, в свою очередь, отнюдь не выглядит безвольной игрушкой в Руках "русского Ришелье". Правда, нужно учесть, что некоторые письма Черкасова и Бестужева относятся к первой половине 1743 г., когда Бес-тужев был только вице-канцлером, а Елизавета проявляла политическую активность и через свой Кабинет уверенно управляла огромной страной... Мы продемонстрируем эту переписку двух, каждый на свой лад, незаурядных людей в хронологической последовательности, в ряде случаев сокра-щая, адаптируя и излагая тексты писем.
       Бестужев-Рюмин - Черкасову:

    "1.

    Превосходительный барон!

       Сего моменту был у меня английский министр и показывал мне оригинальное, к нему письмо от милорда Кампрета, от 8/19 сего текущего (1743 -Авт.), из Лондона..." В письме, сообщает Бестужев, содержится предупре-ждение, что Франция может помогать Швеции в ее войне с Россией и в со-стоянии "России и диверзию учинить". "И ежели Франция намерена какую в России впредь диверзию учинить, не было бы то учинено королем Прусским, на которого подлинно надлежит смотреть недреманным оком..." Но, по мнению Бестужева, если прусский король в войну со Швецией не вмешается, то России не опасна Франция даже вкупе с Данией. Кроме того, со слов английского министра Бестужев сообщает, что английский король "из Англии скоро в Ганновер переедет". "О вышеозначенных важных ведомостях Ея Императорскому.Величеству донести просит, вашего превосходительства послушный слуга Г. А. Бестужев -Рюмин. Апреля 30-го дня 1743 года, в 1 часу пополудни.
       Помета вверху письма: Сие письмо изволила Ея Императорское Величест-во читать в 30-й день апреля 1743 года" (Письма Бестужева-Рюмина, 1, с. 384-385).
       Черкасов - Бестужеву:
       '10 мая 1743. Сиятелнейший граф!
       Посланной от Вашего Сиятелства вчерась в 9-м часу пополудни постилион (почтальон - Авт.) с пакетом, подписанным ко мне, прибыл сюды в 12-м часу, И того же часа я пакет подписанной Ея Императорскому Величеству подал, который изволили, роспечатав, все в нем положенное прочесть. И. оные остались у меня для того, не изволит ли сегодня паки спросить их...' Далее Черкасов от имени императрицы интересуется судьбой посланого по-следнего "ультимата" и считает, что на сей неделе его должны получить полномочные липа. "Из Царского села. В 11 часу пополуночи" (Писаренко, с. 670).
       Бестужев - Черкасову: II.
       В письме идет речь о перлюстрированной переписке кн. Гессен - Гомбургской, г. Лестока и г. Брюмера; переводы писем Норденфлихта к этим особам Бестужев прилага-ет для передачи императрице, и спрашивает, "отдавать ли по адресам или удержать, чтоб о том известно не было, и хотя в оных никакой важности не найдено, однако толико видно, на кого оный Швед (Норденфлихт - Авт.) более надежду полагал ...". "Мая 17-го дня 1743 года, в 7-м часу по полуночи" (Письма Бестужева-Рюмина, 1, с. 385)
       Черкасов - Бестужеву:
       '14 мая 1743. Сего числа вручены мне от Вашего Сиятелства полученные из Або от полномочных реляции и доношение в коллегию от 9 числа сего месяца и при том перевод з доношения Бухвалдова от 19 (30) апреля, також репорт, сего числа поданный Вашему Сиятелству от переводчика Бехтеева, о приезжем швецком камергере Норденфлихте..." Далее Черкасов сообщает, что все документы, присланные уполномоченными с конгресса в Або ее величество прочитала и передает Бестужеву ее распоряжения на сей счет. "По репорту Бехтеева о Норденфлихте Ее Императорское Величество указала оного Норденфлихта, ни давая ему ни с кем здесь видется, выслать ево немедленно отсель за границу... Барон Иван Черкасов. В 11-м часу пополудни" (Писаренко, с. 671).
       Бестужев - Черкасову в письмах от 21 мая, 24 мая, 1 июня 1743 г. изла-гает обстановку, сложившуюся на конгрессе в Або, который вырабатывал условия мирного договора Швеции и России, при этом прилагает соответствующие "реляции", "экстракты", "ведомости" в соответствие с "реестром. (Письма Бестужева-Рюмина, 1, с. 385-388). Вице - канцлер считал необходимым уступить Швеции провинцию Саволакию, кроме Нейшлота с пригорода-ми. В спорах со сторонниками "шведской" и "французкой" партиями побе-дила позиция Бестужева.
       Черкасов - Бестужеву:
       "9 июня 1743. "консилиум... сего часа Ее Императорскому Величеству... подал, который Ее Величество, прочет (ав), указала... чтоб по силе онаго подписанного консилия изготовили к полномочным указ немедленно и контросигнировав оной прислали сюды ... который изволит подписать". В 2 часа дня 9 июня документы были вручены Черкасову, а он "все в шесть часов пополудни Ее Императорскому Величеству все присланное объявил, которая все сама изволила честь и сего дни, присланный указ подписать изволила. И указ отправлен к полномочным... с кабинет-курииром Гурье-вым на шлюпке до Сестрорецких заводов с подорожною, подписанной от Ее Величества" (Писаренко, с. 671-672).

    "VI.

    Превосходительный барон!

       Сердечно сожалею, что я с вашим превосходительством пред отъездом моим говорить случая не имел, что некоторые здешнему коменданту баро-ну Штейну в вину приписуют, будто он приказанные ему сто-тридцать лошадей не поставил; оное весьма не основательно, потому, что он более двухсот семидесяти лошадей ко двору Ея императорского Величества от-правил, но множество из оных прежде приведения на место разбитием при-ставленных солдат силою отняты, так что и посланные с свежей водой для Ея Величества лошади дворцовыми же служителями отбиты, и вода на доро-ге разлита. Я, о сем для известия ваше превосходительство уведомляя, с неотменным почтением всегда пребуду вашего превосходительства всепослушный слуга...
       В Нарве. За отсутствием его сиятельства сие 9-го июля 1744 г. письмо не подписанное отсылается".
       (Письма Бестужева-Рюмина, 1, с. 388-389).
       Записки Черкасова- Бестужеву:
       "11 июля 1743. "...присланные письма Ее императорское Величество изво-лило все читать и из оных приготовленныя три указа подписать... Ежели Ваше Сиятелство сверх того, какую нужду по коллегии видеть Ея Император-ское Величество, то Ея Императорское Величество указала Вашему Сиятелству послезавтре, то есть 13 числа сего месяца быть в Петергоф".
       "4 сентября 1743 года Черкасов послал ночью Бестужеву записку с таким посткриптумом: "Топерь Ее Императорское Величество изволила спрашивать, не присылали ли Ваше Сиятельство каких писем к Ее Величеству. Я донес, что нет. А какие то письма, и есть ли, что прислать, то Ваше Сиятелство сами изволите знать".
       "18 января 1744. Ее Императорское Величество указала объявить Вашему Сиятелству, чтоб изволили быть ко двору з делами, как Ее Императорское Величество изволит откушать, что имеет быть во втором часу пополудни сего числа" (Писаренко, с. 672-673).
       В октябре 1743 г. между вице-канцлером и кабинет-секретарем произошла ссора из-за отправки в Стокгольм курьера. Вместо неявившегося курьера из полка - гвардии поручика Александра Суворова - Черкасов изменил кан-дидатуру и решил послать другого офицера - кабинет-карьера В. Гурьева.
       Нужны были новые документы, и Гурьев отправился за паспортом в особняк к Бестужеву. Тот вспылил, развернул назад с резкой отповедью барону: "по таким вашим частым переменам... без именного Ея Величества указа уничтожать и отменять" государственную печать он, Бестужев, не будет.
       И. А. Черкасов учел замечание Бестужева, получил требуемый указ императ-рицы, и вице-канцлер исполнил ее повеление, однако в письме резко уп-рекнул Черкасова, что из-за его капризов вся дипломатическая служба в сей день бездействовала. Черкасов вспомнил, что Елизавета была недовольна подношением ей из иностранной коллегии небрежно оформленных докумен-тов, и 5 октября отплатил Бестужеву. В 10-м часу вечера он сообщил графу, что "сего октября 5 числа Ее Императорское Величество указала объявить Вашему Сиятелству и... тайному советнику фон Бреверну, чтоб реляции, приходившие от министров, касающиеся до известия Ее Величест-ву, изволили к Ее Императорскому Величеству, запечатав, при-сылать. А когда надобно будет, о чем докладывать и решения требовать, тогда быть самим ко двору" (Писаренко, с. 674-675). Но, как показыва-ет последующая переписка Черкасова и Бестужева, инцидент вскоре был ис-черпан: оба понимали, что слишком многим связаны, чтобы прерывать дру-жеские отношения из-за взаимной вспыльчивости. Об этом свидетельствует и последнее, нам известное, письмо графа к барону:

    'XIII.

    Превосходительный барон!

       Ея Императорское Величество указала мне завтра по утру с делами к себе быть; я для того ваше превосходительство прошу те четыре диплома, о которых я сего дня уже сам вас просил (дипломы на титулы Миниха, Трубецкого, Воронцова и самого Бестужева, которые около полугода лежали у Черкасова - Авт.), сего вечера ко мне прислать велеть, дабы я их за-втра ко всевысочайшему подписанию Ея Императорскаго Величества поднес-ти мог. Вашего превосходительства послушнейший слуга Г. А. Бестужев-Рю-мин.
       Декабря 3-го дня 1747 года.
       PS. Тако ж прилежно прощу ваше превосходительство напамятовать его сиятельству графу Алексею Григорьевичу об указе о сыне моем, дабы оный прежде похода Ея Императорскаго Величества в Царское Село под-писан был, ибо сыну моему, не быв у присяги, в путь отправится не-льзя" (Письма Бестужева-Рюмина, 1, с. 391-392).

    ***

       В то время как Бестужев, Черкасов, Трубецкой и другие высшие сановни-ки империи вершили дела придворные, государственные и дипломатические, народная молва создавала о своих правителях те обычные мифы, которые создает вечно недовольный народ о властной элите. В России народ вла-стью всегда был недоволен, особенно приближенными монарха: "жалует царь, да не жалует псарь", и всегда был склонен к сочинительству самых фантастических проектов для улучшения своей жизни.
       В Тайной канцелярии, которой бессменно много лет руководил А. И. Ушаков, содержалось множество документов "по составлению разных подозрительных имен и тетрадок". Были там и дела, которые кажутся особенно странными.
       Так, например, майор, да бывший архивариус сибирского приказа с мос-ковским купцом "писали челобитную для подачи ее императорское величеству на господ сенаторов и на всех присутствующих в подозрении; и в той челобитной князя Никиту Трубецкого называли вором, а Ивана Черкасова и прочих той челобитной... (пропуск в документе - Авт.). Во время сочинения той челобитной советовались ехать в прусскую землю, и взять с собой книгу "Правду воли монаршей " (соч. Феофана Прокоповича - Авт.); и ту-де книгу хотели, закупоря, доставить в дяхтярную бочку и полить дегтем и чрез заставы проехать тайно, а приехав бы в Пруссию, оную книгу объявить прусскому королю и учинить против России возмущение, понеже-де здесь в России правды не стало" (Тайная канцелярия, 12, с. 537-538). По приведенному тексту создается впечатление, что "заговор-щики были людьми не в своем уме, или составляли свои планы в состоянии перманентного пьянства. Какой смысл был в тайном провозе книги Ф. Прокоповича, если она была хорошо известна и в России, где ее объяв-ляли в церквах, и в Европе, ибо она как раз своими главными идеями соответствовала государственной идеологии просвещенного абсолютизма, чьими проводниками были Н.Трубецкой и И.Черкасов? Но ведь в глазах главы Тайной канцелярии, да и любого ответственного чиновника, их за-мысел выглядел подстрекательством Фридриха II к войне с Россией. В то время как российская дипломатия и Елизавета предпринимали все усилия, чтобы этой войны не допустить, в худшем случае лишь придерживаться "вооруженного нейтралитета", в России находились вполне образованные люди, которые с помощью русско-прусской войны рассчитывали на восста-новление правды. Впрочем, в 1741 г. на это же надеялась цесаревна Ели-завета с помощью русско-шведской войны. Неистребимая знаменитая наде-жда "заграница нам поможет" возникла в русском менталитете задолго до Остапа Бендера. Но можно представить, какое обвинение предъявили этим фантазерам в Тайной канцелярии во время следствия, и какое вслед за этим последовало наказание.
       А барон И. А. Черкасов 7 сентября 1757 г. был пожалован чином действи-тельного тайного советника, т.е. занял вторую ступень в иерархической лестнице по табелю о рангах - сверху лестницы. (РБС, 22, с. 172). В этом же году, свидетельствует Федорченко, Елизавета Петровна наградила его орденом Св. Александра Невского 1-й степени, вторым по значению рос-сийским орденом (Федорченко, 2003, 2, с. 518). Орден был учрежден в 1725 г. в связи с перенесением мощей великого князя Александра Нев-ского в Петербург, причем Екатерина I сама возложила на себя орденс-кие знаки. Это было не самонаграждение, как можно бы подумать, а всту-пление в орденскую корпорацию для придания ей авторитета. Знаки ор-дена состояли из креста красной эмали с двуглавыми орлами между кон-цами и с изображением в середине Св. Александра на коне, красной ленты, надевавшейся через левое плечо, и серебряной (золотой) звезды с вензе-лем князя в середине и девизом вокруг красного поля - "За труды и отечество". Предельное количество кавалеров ордена не установлено, хотя в 19 веке это попытался сделать Н. Н. Бантыш-Каменский, а в 21-м Носич А. А.
       Н. Бантыш - Каменский в первой половине 19 века приводит гораз-до более раннюю дату награждения И. А. Черкасова орденом Александра Нев-ского: 17 марта 1746 года (Н. Бантыш - Каменский, с. 134). Он, разумеется, жил во время более близкое к датам жизни барона Черкасова, но обе даты вызывают сомнение по разным причинам. Однако мы склоняемся в поль-зу версии Н. Н. Бантыш-Каменского: на гравированном портрете И. А. Черкасов изображен с орденом, и на вид ему можно дать как раз лет около 55-ти. (Ровинский, 3, стб. 2111). Я. Штелин сообщал, что Черкасов был награж-ден орденом Св. Андрея Первозванного (Штелин, 1830, 2, с. 174), но M. Лoнгинов подчеркивает, что Андреевской ленты Черкасов никогда не носил, хотя и был произведен в действительные статские советники. В торжест-венных случаях он надевал красную ленту ордена Св. Александра Невского (Гельбиг, 1865, с. 1461). Получить высший орден Российской им-перии ему, вероятно, помешала смерть в начале 1758 г., т. к. между по-жалованием высшим чином и награждением высшим орденом должен был прой-ти период, равный году, хотя, разумеется, были частые отступления от этого правила.
       Некоторые авторы, дававшие биографические сведения об И. А. Черкасове (М. Лонгинов, П. Долгоруков, Ф. Бюлер и др.) утверждают, что в конце жиз-ни он стал сенатором. Другие авторы умалчивают об этом. В книге П. Н. Степанова "Биографические очерки сенаторов, по материалам, собранным П. И. Барановым". М., 1886, фамилия Черкасова отсутствует (Семенов). Вероятно, этим вопрос снимается: И. А. Черкасов сенатором не был.
      

    5. Дружба с В. Н. Татищевым. Научная и культурная деятельность.

      

    ***

       Н. И.Павлов - Сильванский, заканчивая биографическую статью об И.А. Черкасове, пишет: "Из писем Татищева к Черкасову еще в 1725 году видно, что он уже тогда интересовался историей; впоследствии он так-же был не чужд научных занятий, так в 1745 году он занимался редак-цией перевода немецкой книги 'Georgica curiosa, oder das adeliche Land und feld Leben' ("История земледелия, или Улучшение жизнедеятельности почвы поля) - Вольфганга Гельмгардта Гербега (изд. в 1716 г. в Нюренберге), составленного в 1730 г. Розенбергом и Вас. Козловым по поручению Петра Великого, данному еще в 1723 году" (РБС, 22, с. 173). В дальнейшем эта справка потребует некоторых уточнений, что мы в свой черед и сделаем.
       Дружеские отношения с В. Н. Татищевым - одна из самых ярких страниц жизни И. А Черкасова. Установились они в начале 20-х годов, но знаем мы о них главным образом из переписки, начавшейся в сер. 20-х годов 18 века. Ранняя переписка носит преимущественно деловой характер: В. Н. Татищев обращает-ся к Черкасову прежде всего как к кабинет-секретарю. В дальнейшем переписка приобретает все более личностный, дружеский, откровенный или, наоборот, конфиденциальный характер. Продолжалась она, в сущности, до последних дней жизни В. Н. Татищева, когда Черкасовы и Татище-вы породнились.
       В. Н. Татищев (1686-1750) - один из самых образованных, оригинально мыслящих умов своего времени. С несколькими другими, подобными ему, образованными современниками он составлял "ученую дружину" Петра Ве-ликого, которая при преемниках императора утратила свой интеллекту-альный пассионарный характер. Его имя мы неоднократно упоминали в связи с астраханской ссылкой И. Черкасова. К сожалению, мы ничего не можем сказать о том, как возникли отношения двух незаурядных людей, каким образом молодой поручик драгунского полка познакомился с еще более молодым канцеляристом царского кабинета. Но, пожалуй, связыва-ло их в первую очередь преклонение перед личностью Петра: "Счастлив был для меня тот день, - делился Татищев воспоминаниями перед стар-шинами Астраханского края, - когда на Поле Полтавском я ранен был подле государя, который сам все распоряжал под ядрами и пулями, и когда по обыкновению своему он поцеловал меня в лоб, поздравляя ра-неным за Отечество. Счастлив был тот день..." (Кузьмин, с. 26).
       На протяжении всей первой половины 18 века Черкасов и Татищев как бы обменивались судьбами: опала настигала их поочередно, и тогда тот, кто мог помочь, стремился к этому для своего друга (чаще всего без особого успеха). Потом роли менялись, хотя были моменты, когда им грозила немилость одновременно: в письмах В. Н. Татищева есть глухие намеки, что Долгоруковы собирались послать его в ссылку вместе с Чер-касовым, Установить реальность угрозы по этим намекам невозможно.
       Нам же остается признать лишь тот очевидный факт, что человек, подобный В. Н. Татищеву, вряд ли мог бы состоять в многолетней дружбе, десятилетиями вести переписку по вопросам немалой сложности, требующей соответствующей компетенции адресата, с человеком "грубым и невежественным". С другим приятелем Черкасова А. П. Бестужевым, у Татищева отношения были совсем иными, о чем он сам писал Черкасову 25 июля 1725 г. после отзыва Бестужева из Стокгольма. В письме он сожалел, что у него с Бестужевым сложились неприязненные отношения, хотя вины своей в этом не видел и отдавал должное Бестужеву как ди-пломату (Юхт, с. 340). Зная биографии обоих друзей, и тем более, чи-тая их письма, можно помимо прочего обнаружить их удивительную похо-жесть в "изящном искусстве создавать себе врагов". Как этим искусст-вом владел И. А. Черкасов, мы уже видели многократно, а вот пример это-го же искусства у Татищева. В письме 2 мая: 1745 г. он пишет Черкасову: "... Его светлость, генерал-фельдмаршал принц Гессен - Гомбургский, озлобясь на меня, что я его проект о строении здешней крепости оспо-рил, по которому он многое принужден переменить, но противно уставу инженерных офицеров из команды губернской выключил и дал им в лома-нии и строении домов полную власть, из чего великий беспорядок ис-ходит..." (Гордин, с.180).
       Есть в переписке одна немаловажная и неудобная для исследователя особенность. Хорошо известны письма В. Н. Татищева - и не только к И. A. Черкасову. В научный оборот письма историка и государственного дея-теля во второй пол. 19 в. ввел исследователь русской науки и просве-щения П.П. Пекарский в публикациях: "Известия, собранные В. Н.Татище-вым в бытность его в Сибири и Швеции в 1721-1726 гг." // Записки Рус-ского географического общества, 1863, кн. 3, с. 110-128, и "Новые известия о В. Н.Татищеве" // Записки Академии наук, 1864, т. 4. прилож. 4, с. 1-66. В 20 в. А.И. Андреев опубликовал "Переписку Татищева за 1746-1750 гг. "// Исторический архив, т. 6. М. - Л., 1951. И, вероятно, самой обширной публикацией являются "Письма В. Н. Татищева. 1742-1745"// Исторические записки, т. 104, 1979, М., с. 286-329. Публикация подго-товлена А. И. Юхтом и содержит 32 письма из Астрахани, из которых 27 писем адресованы И. А. Черкасову.
       Однако очень редко в литературе, в том числе и о Татищеве, приводят-ся письма И. А. Черкасова, адресованные другу. В лучшем случае авторы соответствующих работ прибегают к методу кратчайшего пересказа писем Черкасова. В то же время письма И. А. Черкасова другим лицам давно опубликованы, например, письма Н. И. Панину (ИВ, 1880, 1) и продолжают пу-бликоваться (Писаренко, с.670-675).
       В нач. 40-х годов Татищев постоянно обращается к своему доброжелателю с просьбой помочь выбраться из "астраханского узилища". В 1743 г. он пишет: "Ныне, видя себя в крайней горести, принужден вас, моего государя, яко надежного благодетеля, просить, чтобы меня отсюда взять и, если я ни к какой услуге не гожусь, в доме отпустить..." (Шакинко, с. 99). Однако его столичные враги так злы на него, что даже всесильный тайный кабинет-секретарь Елизаветы ничем не может помочь ему. Наконец, по разрешению свыше в ноябре 1745 г. он покидает Астра-хань и в конце декабря поселяется в своем доме в Симбирске, Черкасо-ву в письме от 27 декабря 1745 г. он жалуется на неудобства жизни в Симбирске, но и предлагает для осуществления старые свои проекты (Татищев В., с. 328). В книге о Татищеве мы читаем об этом эпизоде: "Из письма Черкасова Василий Никитин понял, что возврат его в столи-цы невозможен. Черкасов посоветовал ему остаться либо в Симбирске, либо в деревне сына" (Кузьмин, с. 311).
       Можно предположить, что большинство писем, адресованных Татищеву, погибло во время пожара в деревне Грибаново, принадлежащей сыну по-койного историка Евграфу Васильевичу. Сгорели библиотека и архив уче-ного. О сыне известно, что он был "очень равнодушен к памяти и заслу-гам своего покойного отца", а из оставшегося у него большого собрания книг и рукописей многое уже истлело и стало нечитаемым (Кузьмин, с.330) Такая же участь могла постигнуть и письма Черкасова, если они не сго-рели во время подозрительного пожара. Вторым браком Е. В. Татищев был женат на дочери Черкасова Наталии. После ее смерти отец мог забрать остатки своих писем у бывшего зятя, а его дети тоже могли их со време-нем утратить. Во всяком случае, трудно найти другие причины, объясня-ющие отсутствие писем И. А. Черкасова своему давнему другу, из-за чего их переписка оставляет впечатление неполноты, писем без обратного ад-реса.
       Писем Татищева Черкасову об истории, о которых упоминает Павлов - Сильванский, довольно много. Приведем некоторые из них. Из Швеции, где он находился в 1724-1726 годах: "Здесь слышу я от ученых людей, что в шведских идолопоклоннических историях (имеются в виду руны и саги дохристианского периода - Авт.)... находятся дела российских древ-них государей и народа касающиеся, весьма памяти достойные, нам же ни мало известные. И ежели бы его величеству угодно явилось, я наде-юсь такого человека сыскать, который бы оное собрал в порядок, ибо имею приятелей из знатнейших здешних профессоров и историков...
       P.S. Здешний подполковник Таборт историю Сибирскую весьма с довольным обстоятельством здесь совершил и ландкарту вскоре будет печатать" (Гордин). Ф. И. Табберт (Страленбергс), бывший капитан шведской армии, попавший в плен под Полтавой. Был сослан в Сибирь, где занимался исто-рией, этнографией и географией этого края. В России находился до 1722 г. Татищев познакомился с ним в 1720 г. в Тобольске (Юхт, с. 342). Всего в России после полтавской победы оказалось 22 тысячи шведов, размещенных в Астрахани, Казани, Архангелогородской губ., на Урале, в Сибири в течение 1709-1710 годов. В тот же день, 9 апреля, вновь обращаясь к Черкасову, Татищев пишет: "О истории ныне пространно писать не могу, но весьма от многих знатных и ученых людей известился, что много обретается полезного. И понеже я не надежен был, того ради мало прилежен между прочими. И сие не удивительно, что здесь обстоя-тельные доказательства суть о древнейших российских князей столице в Ладоге, такоже о многих союзах и супружествах между Россией и Шве-цией. Також доктор феологии (теологии - Авт.) Бенселиус, здесь слав-ный человек, обещал мне в Упсале множество русских древних письменных книг показать и притом обещал дать списать. О котором про-странно вам из Стокгольма донесу" (Гордин).
       14 мая 1725 Татищев писал Черкасову, что получил от секретаря колле-гии древностей "известие краткое, что до российской истории из здеш-них местных книг выбрать могут" (Юхт, с. 178). Татищев всеми силами старался заинтересовать Петербург приобретением книг и рукописей, содержащих сведения об истории и географии России. Но... Черкасову он жалуется в письме от 25 июня 1725 г.: "Во истину терплю великую нужду и не имею ни копейки, а занимать стыжусь... Ежели б я деньги мои имел, то б я все здешния до российской истории касавшиеся книги купил ... ибо многое нам неизвестное в древности находится'. При помощи Черкасова на средства Кабинета Татищев приобрел примерно деся-ток книг на шведском, немецком и латинском языках по истории России..." (Юхт, с. 182).
       Даже несколько приведенных отрывков из писем, - а их могло бы быть значительно больше, - свидетельствуют, что Татищев обращается к чело-веку, который был не чужд профессиональным занятиям историей и знал цену историческим источникам и древним актам. Вероятно, ему было из-вестно, что И.А.Черкасов принимал активное участие в создании "Гистории Свейской войны", над которой трудился весь Кабинет Петра 1 во гла-ве с А.В.Макаровым, выполнявшего личное поручение царя. В современ-ной транскрипции название этого труда звучит так: "История шведской (Северной) войны". Свидетельства об этой книге и о роли Черкасова в ее составлении относятся еще к 1717 году. "Директор петербургской типографии Аврамов собирался издавать "Книгу Марсову" (первоначальный вариант названия - Авт.). Но ему не доставало материалов. Он пишет Макарову 22 декабря 1717 г.: "Понеже известны вы, мой государь, что царское величество изволило к Марсовой книге приписать, дабы оную внесть о Краниортовой баталии, о Боуске, о боях с Шлиппенбахом, и Ницшлот и Мариенбург, о Аланте, чего здесь нигде не сыскаю. А изво-лили вы мне называть, что о том есть известие в исторических книгах, которые делал барон Гизен, и для того оные взять от Ивана Черкасова, который мне сказал, что книг и книгах вышеозначенных юрналов у него нет. Того ради, пожалуй, мой государь, прикажи о помянутых действи-ях юрналы и чертежи сыскать на Москве на печатном дворе или где воз-можно, и направь, как им быть, прислать сюда для сообщения в Марсову книгу, понеже оная за тем остановилась." (Пекарский, 2, с. 304). О работе Кабинета над книгой, о меняющихся замыслах Петра относитель-но ее объема, содержания, начального и завершающего периодов подро-бно рассказывает Н.П. Павленко: "Из документов Кабинета явствует, что к написанию "Гистории" был причастен и помощник Макарова И. А Черкасов. "Писал я к тебе, - читаем в послании Макарова Черкасову от 2 се-нтября 1721 г. - чтоб ты выправился с записками и указами, что потребно к сочинению гистории с 1717 году, о чем и ныне напоминаю". Далее следовало повеление Черкасову "собрать вновь материал за 1718-1720 годы, а также внести исправления и дополнения в текст, относящийся к описанию событий 1711 и 1714 годов".
       В ходе работы над "Гисторией Свейской войны" Петру пришла мысль расширить тематику сочинения, придав ему характер истории собственного царствования. О существовании подобного замысла свидетельствуют тре-бования царя внести в текст дополнение об административных преобразованиях, промышленном строительстве и новшествах в области культуры. Это намерение подтверждается и распоряжением Макарова своему помощни-ку Черкасову, чтобы тот организовал сбор материала "с девяностого го-да", т.е. с 1682 г. Макаров наметил и узловые сюжеты первых лет царствования Петра, которые надо было обеспечить источниками: вступление Петра на престол и Стрелецкий бунт 1682 г., Крымские походы, потехи под Кожуховым и Семеновским, Азовские походы.
       Этот план, однако, остался неосуществленным. Гражданские сюжеты в "Гистории Свейской войны" раскрыты столь поверхностно и неполно, что не идут ни в какое сравнение с обстоятельным освещением военных со-бытий. Что касается начальных лет царствования Петра, то текст на эту тему не был составлен даже в первом варианте ни при Петре, ни после его смерти, хотя попытка в этом направлении и предпринималась. В ап-реле 1725 г. Меншиков уведомлял Макарова, что написание истории цар-ствования Петра до 1700 г. Екатерина 1 поручила Петру Павловичу Шафирову, и в связи с этим указом надлежащие тому сочинению известия передать Шафирову" (Павленко, 1985).
       "Гистория Свейской войны. Подённая записка Петра" издана в полном объеме текста в двух выпусках издательством "Круг" в серии "Памятни-ки исторической мысли" в 2004 г. В предисловии к вып. 1 Т.С. Майков дает наиболее обстоятельный очерк о создании "Гистории", в том числе приводит новые сведения о работе И. А. Черкасова в роли историка-иссле-дователя: "Правой рукой Макарова по всем делам Кабинета, в том числе по составлению "Гистории" был И. А. Черкасов, служивший при кабинете с 1705 г. писарем, затем начальником канцелярии ... Ему поручали не только разбирать дела и доставлять различные справки к "юрналу", но и делать выписки из документов. В 1721 г. кабинет-секретарь писал Черкасову: "... на писем выписывать посади Семена, а сам сядь за ука-занных тех лет книги". Иногда Макаров давал ему и более сложные по-ручения - вносить "дополнения в материал "Гистории" ("чего в нем в журнале за 1717 г. нет, то прочет дополняй"). Принимал Черкасов и небольшое участие в редактировании" (Майков, с. 26-27). Читатель догадается, что современный автор допустил ошибку, увеличив служ-бу Черкасова в Кабинете на 7 лет (он начал ее в 1712). "Семен", о ко-тором упоминает Макаров, - Семен Михайлов, подьячий. В конце вып. 2 "Гистории" в "Именном указателе" имя И. А. Черкасова соотносится со мно-гими страницами обоих выпусков книги. Оно фигурирует в конце докумен-тов, записей, указов: "записал И.Черкасов", "дополнено рукою Черкасо-ва", "написано Черкасовым и перечеркнуто" и т.п. (Гистория, в. 1, с. 26-611; в. 2, с. 7-615; указатель имен, в. 2, с. 652-653). Следует упомянуть, что собственно текст "Гистории" опубликован в 1-м выпус-ке, а во 2-м выпуске помещены комментарии к тексту.
       В 1744 г. при прямом участии И. А. Черкасова В. Н. Татищев мог приступить к подготовке исторического сочинения о Петре Великом. Однако мнения историков расходятся в признании источника предложения: Я. А. Гордин утверждает, что Черкасов сообщил Татищеву о намерении Елизаветы по-ручить историку составить жизнеописание ее отца... (Гордин), а А. И. Юхт, наоборот, пишет, что осенью 1744 года Татищев через Черкасова обратился к императрице и выразил свою готовность приняться за труд о Петре 1 (Юхт, с. 134). Видимо, прав А. Юхт, т. к. он подкрепляет свое сообщение письмом Татищева, в котором, обращаясь к Елизавете Петров-не, он уверяет ее, что "таковой историей" она не только укрепит на все времена "вечную память и славу родителю своему и отцу всея импе-рии, но и прославит себя более, чем правители Египта и Рима сооружение ем пирамид и мавзолеев (В.Татищев, с. 300). Но и в письме Черкасову от 30 октября 1744 г. Татищев ясно говорит, что ему предлагала напи-сать историю Петра Анна Ивановна, "но я, ведая намерения; отговари-вался тем, что лгать не хочу, а правду писать может кому противно бу-дет, ибо много тех, которые сущую правду за обиду почтут..." (Гордин). В этом же письме он просит передать Елизавете Петровне четыре вполне скромных условия, и если они будут приняты, "я с охотою трудиться го-тов" (Гордин). Как бы то ни было, Елизавета Петровна отказалась от своего замысла или замысла Татищева, и отклика на его предложение и условия не последовало.
       Черкасов, когда над Татищевым снова сгустились тучи в 1745 году, на-стоял, чтобы астраханский губернатор прекратил переписку с генерал-прокурором Н. Ю. Трубецким, поскольку общение с ним роняло Татищева в глазах некоторых вельмож. Трубецкой любил покровительствовать просвещению и свободолюбию. Однако знающие люди ведали, что он "лежал на ухе" у Бирона, т. е. шпионил и наушничал, и продолжал это занятие при Елизавете Петровне, сознательно вызывая людей на откровенность. Черкасов знал об этой "страсти" Н. Ю. Трубецкого, Татищев, человек, доверчивый, о петербургских придворных склоках знал мало, но совету Черкасова подчинился, за что Трубецкой "паче всех других на меня оз-лобился..." (Кузьмин, с. 301; Гордин).
       Накануне смерти 15 июля 1750 года Татищев наказал передать свои ис-торические труды в распоряжение И. А. Черкасова. Он знал, что его сын Е.В.Татищев, зять Черкасова, продолжателем его дела не будет, Елиза-вета Петровнa, как считает А.Кузьмин, по представлению Черкасова, обещала заплатить наследнику за исторические рукописи. Но Евграф не торопился передавать рукописи, а потом случился пожар, который до сих "вызывает разные вопросы и сомнения у историков, т. к. с ним, как мы уже писали, связана потеря многих книг, рукописей, летописей, ар-хива В.Н.Татищева (Кузьмин, с. 329).
      

    ***

       Что касается упомянутой в начале книги о сельском хозяйстве, то дело обстояло так. "В 1723 году царь поручил Феодосию, архиепископу новгородскому о переводе с немецкого книгу о сельском хозяйстве, написанную Вольфгангом Гельмгардтом Гохбертом. Здесь изложено все сель-ское и домашнее немецкое хозяйство. Подлинник вышел в Нюрнберге в 1716 году в 3-х томах. В 1730 году перевод был совершенно закончен Феофилом Кролиным, Розенблутом и Василием Козловским и хранился час-тично в Синоде, частью в библиотеке Феофила Кролина. В 1745 г. о нем вспомнил барон Черкасов, потребовал к себе и, просмотрев несколько глав, возвратил обратно Василию Козловскому" (синодальное дело 1745,  20) (Пекарский, 1, с. 314). Был ли издан позднее русский перевод этой полезной книги? Ведь с какой-то целью, явно не редакторской, Черкасов просматривал перевод. Сам он сельским хозяйством в своих име-ниях практически не занимался, все время отнимала служба, и жил он преимущественно в столицах. Сельским хозяйством будет интересоваться его старший сын Александр, но в 1745 г. ему было 16-17 лет.
       Автор "Истории С-Петербурга с основания города" П.Н. Петров сообщает о Черкасове, что "через это лицо при Елизавете Петровне передавались многие постановления по благоустройству столицы, поэтому мы об-ращаем на него внимание читателей, в тех вещах, что с его деятельностью в следующие года тесно слиты были мероприятия по застройке С-Петербурга и разным частным случаям, вытекающим из обычаев и особенно-стей столичного быта" (Петров, 1885, с. 456). Н.Н.Петров приводит несколько примеров градостроительной деятельности И.А Черкасова. "10 мая 1745 г. сообщено И. А Черкасовым Главной Полицмейстерской канцелярии. Высочайшее повеление "О немедленной застройке розданных мест под дома по Невской перспективе". 30-го мая Высочайше повелено поли-ции наблюдать, чтобы не купались в Фонтанке, у Симеонова моста" (Пе-тров, 1885, с. 497).
       "В апреле 1747 г. вдруг государыня приказала барону И.А. Черкасову "сделать (строящейся соборной церкви Успенья Богоматери) по апро-бации модель о пяти главах и колоколом таким подобным как в Москве на Успенском соборе и на протчих церквах главы обыкновенно бывают греческие и своды бы на той церкви сделать каменные, а на потолке покатные деревянные" (Петров, 1885, с. 505). А это решение было выз-вано мнением, что архитектурная смета (22 568 р. 10 коп.) слишком велика, т.к. у Канцелярии строений всегда есть в запасе материалы и рабочие люди для достройки Успенской церкви. Сноска автора поясняет, почему смета была завышена: "Главный начальник придворных слобод Управляющий кабинетом Ее императорского Величества, от которого наде-ялись прихожане получить средства на сооружение храма Владимирской Пресвятой Богородицы с пределом Иоанна Дамаскина был барон И. А. Чер-касов, тезоименитый Св. Иоанну Дамаскину" (Петров, 1885, с. 507). Т.е. прихожане, а точнее Канцелярия строений, зная, что Черкасов взя-ток не берет, решили подкупить его весьма необычным образом: соору-дить придел к храму в честь духовного покровителя Ивана Антоновича, и под этим видом значительно увеличить строительную смету. Однако такой поистине ловкий ход тоже не удался, решением императрицы смета была урезана.
       П. А. Петров перечисляет много мероприятий по застройке и перестройке Петербурга при Елизавете, Петре III и, между прочим, сообщает о по-купке в казну "С-Петербургского каменного дома барона Черкасова на берегу реки Мойки для присутствования Правительствующего Сената (име-вшего при Елизавете Петровне заседания в помещении коллегий, где при Николае 1 помещен С.Петербургский университет) - "на время прекра-щения весной и осенью сообщения с Васильевским островом" (Петров, 1885, с. 77). Следовательно, можно с большой долей вероятности установить место проживания И.А.Черкасова в Петербурге, недалеко от дворца Стро-ганова. Дом был продан уже после смерти барона, в 1762 г., о чем сви-детельствует следующая запись в подведении расходов за этот год Статс Конторы Сената: "Лейб-гвардии капитану Александру, да капитану ж по-ручику Ивану Черкасовым за купленный под Правительствующий Сенат дом..... 28 000 рублей" (РИО, 28, с. 51). Если вспомнить, какова была смета на строительство соборной церкви Успенья Богоматери, то можно представить размеры и благоустройство дома семьи Черкасовых, постро-енного, скорее всего, в конце 40-х годов 18 в.
       Ф. А. Бюлер дополняет сведения П. Н. Петрова некоторыми фактами, касающимися градостроительной деятельности кабинет-секретаря. "Ему же в то время подведомы были, если не все, то некоторые дворцовые здания и производившиеся в них работы. Это доказывает находящаяся в Государственном архиве переписка 1742 и последующих годов ревельского комен-данта Ганнибала с бароном Черкасовым о постройках в Екатеринтальском дворце. Ганнибал писал ему форменные рапорты: а в частных письмах своих величал его то древним, то старинным, но всегда наинадежнейшим патроном" (Бюлер, 1870, 86, с.21). Старые друзья "Асиньки", - кня-гини А. П. Волконской, - испытавшие гонения и опалу в 1727-1728 годах встречались вновь (И.Веселовский, А.Ганнибал, И.Черкасов, А.Бестужев), и место Черкасова среди них, как видим, было очень значительным, бла-годаря его приближенности к Елизавете Петровне. Безусловно, он мно-гим помогал, если мог, но, случалось, что был и бессилен, как мы ви-дели на примере его попыток помочь В. Н, Татищеву.
       Любознательный и упрямый, к тому же наделенный властью, что "подпи-санные им приказы имели силу царских указов" (Гельбиг, 1999, с.157) Черкасов иногда проводил такие художественные эксперименты, которые явно не соответствовали облику города на Неве. Я. Штелин рассказыва-ет о таком факте. В дальнейшей постройке сада Летнего дворца в С-Петербурге... начали вводить железную отделку. Братья Демидовы отлива-ли из железа полы, лестницы, решетки для своих домов. "При Елизавете тайный советник барон Черкасов пошел в этом еще дальше и приказал отлить из железа несколько бюстов и целых статуй. Однако, они не наш-ли всеобщего одобрения" (Штелин, 1990, 1, с. 165). Можно предста-вить, как железные статуи выглядели на фоне мраморных изваяний.
       А вот какая история произошла в Москве, о которой сообщает И. Е.За-белин. По ней можно судить, насколько для высоких должностных лиц было значимо даже простое любопытство кабинет-секретаря. Историк рас-сказывает о внешнем виде царского Государева Двора. По карнизу Сред-ней Золотой палаты шла надпись медными буквами о постройке дворца 7069 августа повелением Великого князя Ивана Васильевича (Грозного). "Относительно подзорных медных штук с надписью словами, собранными с карниза Золотой палаты, заметим, что в мае 1753 г., во время при-сутствия двора в Москве, барон Черкасов полюбопытствовал было эту на-дпись видеть, между тем как она, собранная литера под литеру, была уже отправлена в Петербург вместе с прочей медью. По этому случаю заведовавший кремлевскими постройкам генерал Давыдов ответил, что "оная палата строена, как та надпись значит, при царе Иоанне Василь-евиче", и поспешил уведомить генерала Фермора, в Петербурге, чтоб "оную надпись там приказать отыскать и никуда в дело ее не употреб-лять, понеже может быть оная спрошена будет сюда (т.е. в Москву); а оная надпись была вокруг той палаты по карнизам'". Фермор в письме от 3 июня 1753 г. прислал точную копию надписи, известив при том, что листы с той надписью в дело употреблены не будут". (Дела Гоф-интенданской конторы" (Забелин, 1, с. 173-174).
       К сожалению, имя Черкасова, столько сделавшего для обустройства обе-их столиц, совсем обойдено вниманием в сочинениях такого самобытного автора как М. И. Пылеев, бытописателя жизни русских сословий и русских городов, прежде всего Москвы и Петербурга. Лишь один раз он упо-мянул его имя, но лучше бы не упоминал, т. к. в его книге "Старый Пе-тербург". СПБ, 2005, на с. 152 мы читаем буквально следующее: "...к религиозным праздникам Пасхи и Рождества она (Елизавета Петровна - Авт.) выписывала громогласнейших дьяконов, и почтмейстер барон Черкасов, чтобы исполнить ее волю, не давал никому лошадей по Московскому тракту, пока не приедут дьяконы". Очевидно, кабинет-секретарь, давал рас-поряжение подобного рода почтмейстеру Ф. Ашу, но из-за непроверенных данных сам вдруг превратился в почтмейстера. Заметим кстати, что ни один почтмейстер не решился бы самовольно запрещать выдачу лошадей, если не хотел распроститься со своей должностью. На такой запрет обя-зательно следовало распоряжение свыше, в данном случае из кабинета ее величества, что означало волю самой императрицы.
       И. А. Черкасов знал цену русским талантам, но к старости приобрел довольно неприятную для окружающих черту характера (впрочем, в латентном виде эту черту можно было обнаружить и в его молодости): нежелание делиться с кем-нибудь обретенным сокровищем. Примером такого "духо-вного скопидомства" является переписка самых высокопоставленных лю-дей империи по поводу И. А. Черкасова и его протеже молодого архитек-тора А. Ф. Кокоринова. И. Штелин в "Записках..." сообщает: "В это время (конец 50-х гг.- Авт.) начал изрядно выказывать себя в архитектуре молодой учтивый русский, сын солдата, служившего в Сибири, где он и родился, Кокоринов, которого барон Черкасов приказал учить здесь за счет Кабинета" (Штелин, 1990, 1, с. 207-208). Одаренность Кокоринова привлекла внимание Гетмана Малороссии графа К. Г. Разумовского. В письме к графу М. Л. Воронцову, вице-канцлеру, он пишет: "... прошу вашего сиятельства исходатайствовать мне гезеля (подмастерье архитек-тора - Авт.) Кокорина, который в руках теперь у Ивана Антоновича. Я им весьма буду доволен, да и он безмерно рад тому, что при мне бу-дет. Только я не думаю, чтоб Иван Антонович, употребляя его к порцелиновой Фабрике, охотно хотел отпустить, однако же для счастья его Кокорина прошу уговорить Ивана Антоновича. Апреля 24-го 1757, Глухов" (АВ, 2, с. 384-385).
       Граф Воронцов меланхолично, с ноткой безнадежности, отвечает графу К. Разумовскому: "По письму вашего сиятельства от 24 апреля я не оста-вил Черкасову говорить и его просил, чтоб архитектуры гезеля Кокорина к вам отпустить. Он извиняется тем, что ему поручено дело, множе-ство черчения иконостасу для девичьего монастыря сделать, и что оный не скоро свободен может быть. Я не оставлю еще о том стараться, что-бы к вам уволен был..." (АВ, 2, с. 432). 9 июня 1757 г. К. Разумовский опять пишет из Глухова М. Воронцову: "Я, конечно, хочу иметь гезеля Кокорина, которого Иван Антонович держит в мнимом проекте, будто он его в Италию доучиваться послать имеет высочайшее повеление. То-му уж пять лет я чаю, как он его, Кокорина, сим вояжем обнадежил, только уже и сам Кокорин привык верить, что сему не бывать" (Штелин, 1990, 1, с. 233). И в этом же письме К. Разумовский смягчает тон: "Сие бы я снисхождения от Ивана Антоновича за особливую дружбу к себе считая, о чем писал я по нынешней оказии и к государю - братцу (А. Г. Разумовскому - Авт.), однакож, знаю упорство старика Ивана Антонови-ча и потому весьма мало надежды имею, чтоб он меня сим одолжил, а в сем последнем случае, ваше сиятельство, прошу с итальянцем (Д. Трезини - Авт.) дело, т. к. я выше изъяснялся, окончить и в ожидании сего одолжиться от вашего сиятельства имею честь пребывать и проч." (АВ, 2, с. 387).
       Краткая биографическая справка о "гезеле", показывает, что в конеч-ном итоге все оказались удовлетворены. "Кокоринов Александр Филиппович (1726, Тобольск - 1772, Петербург), русский архитектор. С 1740 г. учился в Тобольске, затем в Москве в архитектурной школе Г. В.Ухтом-ского. С 1754 жил в Петербурге. С 1761 директор, с 1765 профессор, с 1769 ректор Академии художеств (Черкасов все-таки успел отправить его в Италию - Авт.). Ранние произведения К. связаны с архитектурой барокко (дворец-усадьба К.Г.Разумовского в Петрово-Разумовском в Мос-кве, 1752-1753, перестроена), более поздние характерны для раннего классицизма (дворец К.Г.Разумовского, 1762-1766, и Академии художеств, 1764-88, совместно с Ж. Б. М. Валлен-Деламотом - в С-Петербурге" (БСЭ, 12, с. 398-399). Из персоналии Кокоринова становится ясно, почему он был так нужен К. Разумовскому. Черкасов же, скорее всего, считал эти дворцы блажью осыпанного милостями императрицы, вельможи и не то-ропился отрывать своего подопечного от дела общецерковного, государ-ственного.
       Завершим рассказ о культурной и научной деятельности И. А. Черкасова эпизодом, связанным с М. В. Ломоносовым. На этот раз речь будет идти не об истории и искусстве, не о градостроительстве, а о природных богат-ствах Российской империи. В 1749 г. до сведения Кабинета императри-цы дошло, что в Берг - коллегии хранится медь, собранная на одном ост-рове около Камчатки, а потому было потребовано оттуда один фунт этой меди на пробу: сходна ли будет по своим ценным качествам с японской? Пробу производил М. Ломоносов, о чем осталось свидетельство в его пись-ме о результатах анализа к кабинет-секретарю И. Черкасову: "Милостивый государь Иван Антонович. Присланные от Вашего Превосходительства пол фунта чистой, да пол фунта нечистой камчатской самородной меди в лабо-ратории пробовал, а по пробе явилось 1) что нечистая медь содержит в себе чистой 29 1/2 фунта чистой меди, 2) чистая самородная медь так же и отделенная от нечистой Швецкую медь добротою превосходят и от Япон-ской добротою неразнится чувствительно, чему и дивиться нельзя, для того, что Япония и Камчатка лежат на одной гриве, которая разорвана только морем и признаки свои из под воды островами показывает, 3) по пробе на серебро и на золото ничего в сих медях неоказалось: ибо зерно которое на камни осталось, было столь же тяжело, сколько серебра не при-ложенного к тому свинцу вытти должно. При сем желая чтоб толь богатая: медь где-нибудь ближе в отечестве нашем открылась, и пре-поручаю себя продолжению вашей ко мне милости с глубоким почтением пре-бываю
       Вашего Превосходительства
       всепокорный слуга
       Михайла Ломоносов
       СП бург
       Июля 27 дня
       1749 г." (полностью сохранена орфография подлинника - Авт.).
       Вследствие такого отзыва академика Кабинет распорядился: "а чтобы по-лучить сюда оной камчатской меди довольное (на лигатуру в червонние и на другие потребия) число, о том берг-коллегия имеет свое прилежное ста-рание употребить и чтоб притом было совершение географического описания и по горному ис-ву описание же, как оная в каком количестве лежит и ка-ким способом ее достать можно, для чего надлежит отправить искусного горного офицера из берг-коллегии".
       За перепискою и по случаю разных затруднений, это приведено в испол-нение в 1754 г. В августе этого года отправился на Медный остров обер-штен-форвальтер Петр Яковлев, но, не достигнув его, он зимовал: с коман-дою на Командорском ос-ве..."
       Сообщено П.Пекарским (Собственноручные письма, ЗИАН, 10, 2, с. 183-184).
       Черкасов покинул Архангелогородскую губ. в 1711 году - в год рождения М. В. Ломоносова. Возможно, это имело какое-то значение, если судить по последним строкам письма ученого. Однако зимой 1749/50 года Ломоносов благодаря покровительству И. И. Шувалова изменит направление своих ученых занятий и вместо фундаментальных исследовании в химической лаборатории развернет бурную деятельность в естественно-научной, гуманитарной, ху-дожественной сферах. В итоге уже сформулированный закон сохранения вещества не получил необходимого опытного подкрепления в вакуумной среде... Увенчать свою концепцию соответствующими практическими данными Ломоно-сов не сумел. За него это сделал через тридцать лет А.Лавуазье (Писаренко, с. 351). Но это уже не имеет отношения к биографии И.А. Черкасова.
      

    ***

       Завершающие страницы биографии И.А.Черкасова мы оставили для рассказа о семье и последних годах жизни старого барона. Как и на первых страницах, нас ожидает много неясностей, загадок, чужих ошибок, путани-цы в именах и датах. Мы сделали все возможное, чтобы развязать эти узлы и максимально приблизиться к исторической правде о членах семьи И. А.Черкасова, чтобы позднее подробно рассказать о некоторых из них. О жене Ивана Антоновича Елене Ивановне, урожденной Топильской, мы упоминали в связи с началом опалы кабинет-секретаря в 1727 г. Судя по ее письмам мужу, это была образованная, умная, имеющей дружес-кие связи с влиятельными людьми, женщина. Нельзя не оценить ее вер-ность и мужественную стойкость: вместе с супругом она отправилась на-встречу неизвестности в ссылку, имея двоих (троих?) малолетних де-тей, а в Астрахани родила еще троих (четверых?) сыновей. То есть, у супругов Черкасовых было шестеро детей. И сразу же мы начнем рас-путывать нити и узлы, которые неверно переплетены и связаны друг с другом во многих исторических источниках. Путаница начинается с того, что в подавляющем большинстве словарей, энциклопедий, книг, родословий говорится, что у И.А.Черкасова было три сына. Но в хорошо известной нам "скаске" 1742 г. он сообщил: "Детей у него: дочь Анна семнадцати лет, сын Александр четырнадцати лет учится в школе французско-му и немецкому языкам и арифметике, сын Николай десяти, сын Иван се-ми, сын Петр шести обучаются российской граммате" (Гербовед, с. 56). Следовательно, даты рождения детей Черкасовых таковы:
       Анна - 1725,
       Александр - 1728,
       Николай - 1732,
       Иван - 1735,
       Петр - 1736.
       Так вот, из этого семейного детского списка буквально "выпал" Нико-лай. Его нет даже в наиболее полной родословной Черкасовых, опубликованной С. Любимовым в 1914 г. Более того, дату его рождения - 1732 г. в большинстве источников приписывают Ивану Черкасову, называя его вто-рым сыном. Нет смысла указывать эти источники: у всех, начиная с П. Долгорукова и кончая В.Федорченко, - Николай отсутствует, а датой ро-ждения Ивана назван 1732 г., хотя родился он в 1735 и был не вторым, а третьим сыном, 4-м бароном Черкасовым. Лишь П. Ровинский называет его третьим сыном, но дату рождения указывает ту же: 1732 г. (Ровинский, 3, стб. 2111). Петр же был четвертым сыном и пятым бароном Черкасовым. И только у К. А.Писаренко мы найдем имя Николая Черкасова в полном соответствии со "скаской" И. А. Черкасова: на страницах его книги, где сообщается о стиле образования детей придворной знати. "Примечательный разговор произошел в феврале 1744 года между британским консулом Яковом Вульфом и асессором Юстиц-коллегии Христофором Медером. Кабинет-секретарь Иван Черкасов, уехавший с государыней в Москву (это было время церемоний по случаю приезда принцессы Ангальт-Цербской, невесты великого князя Петра Федоровича - Авт.), поручил попечению обрусевшего англичанина родных сыновей. Одиннадцатилетний Николай в ту зиму учил французскую "фокабулу". Пятнадцатилетний Александр упражнялся в латинском и французском. Консул спросил у собесед-ника, насколько эффективен принятый в семье Черкасовых способ обуче-ния. Асессор отозвался о нем критически: зацикливаться на языках вре-дно, "тако наук наскучит молодым людям"; "можно ... для забавы начи-нать понемногу знакомить ребят с географией и историей (выделено на-ми - Авт.)" (Писаренко, 785). Асессор оказался далеко не правым: Алек-сандр Черкасов владел шестью языками и был одним из немногих блестя-ще, по-европейски образованным молодым человеком при дворе. А Николай, вероятно, успел перешагнуть одиннадцать или двенадцать лет и умер в отрочестве, что было не редкостью в те годы. Можно даже предположить, что это произошло в результате заболевания оспой, и не случайно его старший брат в будущем введет регулярное оспопрививание в России, что-бы детей не настигала эта страшная болезнь. В дальнейшем, как неред-ко бывает с умершими в детстве, имя Николая забылось и у потомков, и у историков, а так как следующим по старшинству шел брат Иван, кото-рый все время был при Александре: и на учебе в Англии, и на службе в Преображенском полку, то его стали признавать вторым братом, и дата рождения Николая перешла к нему, хотя точно известно, что он родился в Астрахани 5 января 1735 г. Эта дата подкрепляется чисто физиологи-ческими способностями женщины-матери, т.к. последний сын Петр родился в будущем, 1736 г. Но даже на его гробнице на старом Лазаревском кладбище Александроневской лавры дата "1732" означала год его рожде-ния. Впрочем, на этом же кладбище на гробнице его отца И.А.Черкасова тоже неверно указана дата смерти: "1752" (Саитов, с. 144).
       Среди прочих молодых дворян с 1742 г. отправлявшихся за знаниями в Европу были Александр и Иван Ивановичи Черкасовы, в 1753-1756 годах стажировавшиеся в Кембридже (Писаренко, 788).
       Четвертого сына, Петра, как младшего, отец оставил при матери, усту-пив ее мольбам (Бюлер, 1870, 86, с. 22). В дальнейшем мы основатель-но прокомментируем это мнение Ф. Бюлера. Дочь Анна Ивановна, 2-я баро-несса Черкасова, вышла замуж за капитан-поручика Шубина. Ее, кстати, С.Любимов тоже "пропустил" в родословной 1914 г.
       А где же шестой ребенок? Где 1-я баронесса Черкасова? По неизвестным причинам И. А.Черкасов не назвал в "скаске" свою первую, самую старшую из всех детей дочь Наталью Ивановну. Она-то и была первой баронессой Черкасовой. В генеалогической и исторической литературе из всех Чер-касовых этой женщине не повезло больше всех: неверно назывались имя, фамилия, даты рождения и брака, дата смерти неизвестна. Вероятно, при каждой новой ошибке Н. И. Татищева-Черкасова переворачивалась в гробу. Дату ее рождения можно установить, опираясь на совершенно фантастические сведения Ф. Бюлера, который, как мы уже убеждались, тоже допускал нелепые ошибки. Говоря о братьях Черкасовых, он отмечает, что "из дел государственного архива видно, что у них были две сестры, чуть ли не старше их: Анна, бывшая за капитан-поручиком Шубиным, и Елизавета, которую в 1761 году императрица (вероятно, ея крестная мать) потребовала из Смоленского имения ко двору, надо полагать, для того, чтобы выдать ее замуж за сына историографа Татищева, Евграфа Васильевича (выделено нами - Авт.)" (Бюлер, 1870, 86, с. 22). При этом Бюлер ссылается на упоминавшееся сочинение П.П. Пекарского "Новые известия о В. Н. Татищеве". Во-1-х, первую баронессу Черкасову звали не "Елизавета". С. В.Любимов называет ее "Екатерина", но указывает, что она была 1-й баронессой (Любимов, 1914, с. 2). Однако если Анна родилась в 1725 г., а "Наталья - Елизавета- Екатерина" была старше, то датой ее рождения можно назвать приблизительно 1723 г., т.е. для замужества она уже бы-ла несколько старовата. Во-2-х, тяжело больная Елизавета Петровна в последней год жизни, может быть, и была еще способна устраивать чьи-то браки, что было ранее ее любимым занятием, но только не Натальи Татищевой, т.к. она уже не только побывала замужем за Е. Татищевым, но и умерла, а ее бывший муж женился в третий раз на А. Ф. Каменской (1733-1811), и имел уже от нее дочь Александру, 1759, и сына Алексея, 1760 годов рождения.
       Дальний потомок Е.В.Татищева "удружил" старшей дочери И. А. Черкасова больше всех: в книге "Род Татищевых. 1400-1900" в родословном древе, перечисляя жен Е.В.Татищева, он верно называет 1-ю жену П.М.Зиновье-ву, а 2-ю жену - "баронесса Наталья Ивановна Черкасская (С.Татищев). Ошибка удивительная, т.к. в российской генеалогии было прекрасно известно, что Черкасские - княжеский, а не баронский род (Лакиер, с. 337). 3-ю жену, Каменскую, от которой Е. Татищев имел восьмерых детей, автор исследования называет верно. От брака с П. М. Зиновьевой был сын Рости-слав-Михаил (1742-1820). О второй супруге Евграфа Васильевича, кото-рая, естественно, интересовала нас больше всего, мы нашли сведения в "Рассказах бабушки" Д. Д. Благово-Пимена. 'Бабушка' - Елизавета Пет-ровна Янькина - внучка Епраксии Васильевны Татищевой, дочери В.Н.Татищева. Бабушка Д. Д. Благово скончалась в возрасте 93-х лет в сер. 19 в. В ее рассказах приводятся интересные сведения об образе жизни и доме ее двоюродного деда Е. В. Татищева по выходе того в отставку (Благово, с. 345). "Вторая его жена Наталья Ивановна, была по себе баронесса Черкасова и оставила только одну дочь Анну, которая была за Ахлестышевым; а от третьей жены было четыре сына и четыре дочери" (Благово, с. 37-38). Анна Евграфовна Татищева, внучка И. А.Черкасова, роди-лась в 1752 г., умерла в 1837 г. (С.Татищев). Ростислав-Михаил ро-дился в 1742 г. Возможно, его мать Прасковья Михайловна умерла после родов, что было нередким горьким уделом женщин в то время. Вполне до-пустимо, что в этом же году Е.В.Татищев женился во второй раз на 19-летней Наталии Черкасовой. Это бы объясняло, почему в октябре 1742 г. отец не упомянул ее в своей "скаске": Наталия бы уже не являлась чле-ном его семьи. В год рождения дочери Анны ей было 29 лет. Возможно, за десятилетие супружеской жизни были другие дети, но умерли в мла-денчестве, что тоже было обычным явлением. Эта версия, однако, колеблется из-за такой строчки в книге А.Кузьмина: "Ростислав Евграфович, часто живший у деда (В.П.Татищева - Авт.) вместе с матерью (выделе-но нами - Авт.) был не очевидцем, а "послухом" (Кузьмин, с. 328-329). В таком случае Евграф мог быть в разводе с П. Зиновьевой после рожде-ния сына, повторяя семейную жизнь своего отца, который после рождения Евграфа в 1717 г, - фактически не состоял в браке с супругой, хотя так и не добился у нее развода. Да и у Ростислава была не одна жена. Но все же эта версия сильно уязвима с нравственно-религиозной и церковно-правовой позиции, поэтому признать ее полностью достоверной мы не можем. Проще установить приблизительную дату смерти Н. И. Татищевой. Первый ребенок в браке с А. Ф. Каменской родился в 1759 г. Следовательно, она могла умереть в период между 1752 и 1758 годами, например, в 1757. Может быть, тем самым ее смерть ускорила конец жизни ее отца. Тот факт, что Евграф был зятем Черкасова еще при жизни своего отца, на наш взгляд подтверждает его письмо тестю после смерти В. Н.Татищева в 1750 г.: "Оставшееся мне малое имение почти все пропадает, кото-рого мне осталось после раздела с родительницей моей деревень 400 душ, денег 13 000 рублей, которые были отданы взаймы с закладом деревень князю Сергею Ивановичу Репнину, коим уже и срок минул, только за пус-тым спором братьев его двоюродных вотчинная: коллегия близко году не решит. А на доставшихся мне деревнях долгу имею 5000 рублей, коими я при разделе родительницу мою удовольствовал. Да сверх же того в быт-ность мою в походе неправым челобитием отнята у меня симбирская деревня. Если я при себе все сие не исходатайствую и оное небрежением моим от меня отойдет, то я и вовсе без пропитания останусь..." (Гордин). Такие письма обычно пишутся близким старшим родственникам в надежде на их сочувствие и помощь. А. И.Черкасов был еще и другом покойного отца Евграфа. Через несколько лет его положение значительно улучшится: в 1757 за ним в уездах Псковском, Клинском, Дмитровском, Данновском, Кинешминским, Симбирском числилось 1700 душ крепостных (С.Татищев).
       О детях, внуках и правнуках И.А.Черкасова нам предстоит продолжить рассказ.
      

    ***

       Его же жизнь подходила к концу. Он был почти ровесником 18 века и жил с ним наравне: испытал милости и унижение от российских государей, возвышение и падение, и снова возвышение. Служил шести императорам и императрицам, пережил смерть Петра Великого и его внука Петра II, но немного не дожил до конца царствования его дочери Елизаветы Петровны, Служебная карьера И.Черкасова протекала так, что на ответственных постах при дворе он находился только у монархов линии Петра I. Дру-гой ветви Романовых - Ивана V он служил "в далеке". Его способности, честность, трудолюбие не нашли применения вблизи Анны Ивановны и Ан-ны Леопольдовны...
       Последние дни жизни человека прежде очень заметного и влиятельного, но уже отошедшего от дел, обычно или теряются в памяти потомства, или обрастают мифами и легендами. С. И. Черкасовым случилось и то, и другое. Пример такого "апокрифа", соединяющего обе тенденции принадле-жит П.Ф. Карабанову. Живший во второй половине 18 в., он был страст-ным собирателем рассказов и анекдотов, которые он записывал со слов "именитых людей". В отличие от И.Голикова и даже Я. Штелина он не обладал историческим чутьем, у него отсутствовало чувство меры, поэтому некоторые его анекдоты (в первоначальном смысле слова) потрясают своей неправдоподобностью. Но, несмотря на общую курьезность его со-брания историй, в нем есть факты и события, о которых кроме него ни-кто из историков и мемуаристов не упоминает. В 19 веке в исторических журналах, преимущественно в PC, появлялись публикации его коротких рассказов-сюжетов, списки фрейлин при царском дворе и т. п. Его еще не изданными "Анекдотами" охотно пользовался В. Бильбасов, составляя примечания к книге Гельбига (Гельбиг, 1999, с. 67). В наши дни из-дана книга "Списки замечательных лиц русских, составленных П. Ф. Карабановым и дополненных князем П. Ф. Долгоруковым". М., 2000. Карабанову и принадлежит вот такой рассказ о старом бароне Черкасове. "28. Ели-завета, узнавши, что возвращающиеся из чужих краев придворные особы в постные дни тайно употребляют мясо, чрезвычайно рассердилась и приказала изготовить указ, допускающий крепостных людей делать о сем до-носы на своих господ и получать за то свободу. Барон Иван Антонович Черкасов*, имевший во всякое время свободный доступ чрез внутренние комнаты, по старости своей редко являлся к императрице; но услы-шав о сем, надел свою надвязную шапку и отправился во дворец, - Помилуй, Матушка, сказал он, вставши на колена: - за что ты подпи-сала нашу погибель? Крепостные люди лживыми доносами произведут такое зло, которого последствия будут ужасны. Убеждение его сильно подейст-вовало, ибо подписанный указ в глазах его был разорван *Тайный советник и возведенный Елизаветой в баронское достоинство 25 апреля 1742 г., умер 21 ноября 1752 г. на 63 году от рождения" (Карабанов, 4, с. 692-693). Есть серьезные основания сомневаться в том, что Елизавета вообще мо-гла подписать такой указ. Она неплохо знала русскую историю, а в ней лишь в царствование Бориса Годунова издавались указы о праве холопов доносить на своих господ, что превратило страну в полицейское государство, вызвало всеобщую ненависть к царю, облегчило победу Дмитрию. Но если Черкасов и говорил так, то очень мудро, особенно, если он вспомнил, по какому поводу возникло дело княгини Волконской и чем оно кончилось лично для него - из-за мстительного доноса дворовых людей княгини. Сказанная Карабановым дата смерти лишает Черкасова почти 6-ти лет жизни, II класса действительного тайного советника, полученного 7 сентября 1757 г. и, вероятно, ордена Александра Невского. В 1752 г. барон был в расцвете сил, на первую половину 50-х годов приходится пик его служебной деятельности. И это лишь одна из ошибок по поводу даты его смерти, аналогичной ошибкам по поводу даты его рождения. Од-нако, разброс мнений о том, когда скончался И. А. Черкасов, значитель-но шире: от 1750 до 1760 годов. Эти ошибки коснулись даже мемориальной и иконографической памяти об усопшем. Надгробная надпись на его могиле в Александроневской лавре гласила: "Черкасов Иван Антонович, действительный тайный советник и кавалер, барон, родился 1692 января 27 дня - умер 21 ноября 1752" (Сайтов, с. 144). Те, кто подправлял эту надпись, или делал ее заново спустя много лет после смерти баро-на, тоже не считались с фактами его биографии: строк о его месте по табелю о рангах и его награждении не должно бы быть вообще, умри он в 1752 г. Один из гравированных портретов И.А.Черкасова нач. 19 в. работы Г. Афанасьева выглядит так: "Овал в четырехугольнике; гравированный, поясной, прямолинейный с грамотой в правой руке: Барон Иван Антонович Черкасов (действительный тайный советник) родился в 1690 г., скончался в 1757 г (Ровинский, 3, стб. 2110). Копия портрета работы А.Афанасьева повторяет ту же ошибку (Ровинский, 1, стб. 41,  123). Вероятно, первым обратил внимание на несоответствие публикуемых дат смерти с продолжающейся деятельностью Черкасова "после смерти" Ф.А. Бюлер. Он построил целую систему убедительных доказательств ошибочности этих дат: "В сочинении Рубана: "Описание С-Петербурга с 1703 по 1751 год, СПб, 1799, на стр. 406, 407- и 412, среди разных сведений об Александро-Невской лавре, Иван Антонович Черкасов значится в числе лиц, погребенных на старом Лазаревском кладбище, на правой стороне, у деревянной церкви, которая теперь уже не существует. Вот и напеча-танная в этой книге под 99, надпись над могилой: "На сем месте пог-ребено тело действительного тайного советника и кавалера барона Ивана Антоновича Черкасова, родился в 1692 году генваря 27-го дня, предста-вился в 1752 году ноября 21-го дня", Этот год из сочинения Рубана пе-решел и под 30, с. 92, хронологического списка, приложенного к "Опи-санию Свято-Троицкой Александро-Невской лавры", СПб, 1842. Между тем из дел государственного архива видно, что пять лет спустя, т. е. в 1757 году, Иван Антонович Черкасов не только был в живых, но еще заведовал кабинетом. В этом архиве сохранилась переписка, которую он вел в ию-не месяце 1757 г. с президентом медицинской канцелярии Кондоиди о своей болезни, и составленная: о ней на латинском языке консультация или консилиум. В это время императрица Елизавета Петровна присылала к нему нарочных узнавать о его здоровье; 12-го ноября того же года составлена опись казенных вещей, взятых из дому его. Все эти вещи были с находящегося на шлиссельбургской дороге фарфорового завода, до сих пор состоящего в заведовании кабинета..<...> Что вышеска-занный документ (опись) не был составлен по случаю смерти Черкасова, доказывается, между прочим, тем, что он в нем не назван покойным, о раз-деле же его имущества между детьми имеются сведения в том же архиве за 1761 год. Итак (и это очень важный факт для занимающихся историческими розысканиями) опечатка у Рубана, перешедшая в биографию Чер-касова, несомненна. Быть может, он умер в 1759 году, а опись состав-лена была в 1757 г. только потому, что он в то время сдавал свою дол-жность А.В.Олсуфьеву. Годом рождения Ивана Антоновича называется его биографами 1690 год, так же несогласный с надгробной надписью. Веро-ятно, гробница его, подобно другим, давно уже снесена; по крайней... мере, мы никогда не могли ее доискаться" (Бюлер, 1870, 86, с. 21-32). Книга В.Саитова "Петербургский Некрополь" издана на 13 лет позднее сочинения Бюлера, в 1883 г., и она подтверждает его догадку о том, что гробница И. А. Черкасова снесена, т. к. в полном названии книги го-ворится о "надгробных надписях Александроневской лавры и упраздненных петербургских кладбищ" (выделено нами - Авт.).
       Адам Васильевич Олсуфьев (1721-1784), действительный статский советник, занял пост кабинет-секретаря 19 октября 1758 года. Мы уже отмечали, что рекомендовал Елизавете этого талантливого человека сам Черкасов, хотя его родственники тоже были талантливы и неглупы: нап-ример, племянник Андрей Карташов служил советником в с/петербургской полиции, отличался справедливостью, и не боялся указывать на ошибки самому генерал-полицмейстеру А. Д. Татищеву (Писаренко, с.440-442).
       Ф. А. Бюлер приблизился к отгадке, но ответа так и не дал. Вторую по-пытку в поисках ответа на вопрос о дате смерти 1-го барона Черкасо-ва сделал Н. Павлов-Сильванский. Он предложил считать временем смер-ти И.Черкасова период между 7 сентября 1757 г. - днем пожалования его чином действительного тайного советника, - и 19 октября 1758 года, когда кабинет-секретарем был назначен Олсуфьев (РБС, 22, с. 172). В какой-то мере, опираясь на предположение Павлова - Сильванского, С. Лю-бимов в опыте поколенной росписи рода баронов Черкасовых назвал да-той смерти 21 ноября 1758 г. (Любимов, 1914, с. 1).
       Нам удалось максимально точно приблизиться к определению даты смер-ти И. А. Черкасова. "Случай не надежен, но щедр". Так и у нас источник оказался достаточно неожиданным, во всяком случае, в нем мы меньше всего ожидали найти сведения о кончине И.Черкасова. Этот источник - Полное собрание законов Российской империи-1: "10 828. 1758 апреля 14. Сенатский. О продаже в Астрахани чахирной водки. Продажу чахирной водки запретить, ибо о делании и продаже той в Ас-трахани чахирной водки из Кабинета ко поручику Поробичу указы были, посылаемы по определению за рукой покойного действительного тайного советника барона Черкасова, а не по именному указу" (ПСЗ, 15, с. 193). Вероятно, вот такие распоряжения Черкасова Г. Гельбиг и называл "при-казами, имевшими силу императорских указов". "Чахирная водка" или чихирь, практически то же, что и русский самогон, изготовляется кус-тарным образом. Можно предположить, что Черкасов указом из Кабинета за своей подписью разрешил свободную массовую продажу чихиря кому-то из тех, с кем был дружен в астраханской ссылке, кто оказал ему там серьезную помощь (поручик Поробич мог быть таким человеком, или об-ратиться с просьбой к Черкасову, имея рекомендацию от его старого зна-комого). Взяткодательства здесь не было, хотя и законность в полной мере не была соблюдена, т.к. монополия на производство и продажу спиртных напитков высокой крепости находилась в руках государства и нарушить ее можно было только в виде исключения высочайшим указом, о чем, собственно, и говорится в сенатском указе от 14.04.58. Об этом не совсем законном разрешении в Сенате, вероятно, знали, но знали и характер старого барона: лучше смотреть сквозь пальцы на невинное на-рушение закона (продажа спиртного и нарушение закона в России всегда были связаны каким-то чудодейственным образом), чем связываться с И. А. Черкасовым.. Нельзя исключить и того, что какая-то часть доходов от продажи чихиря по негласному соглашению поступала в распоряжение гла-вы Кабинета: при расточительности Елизаветы денег всегда не хватало, а это был скрытый, хоть и небольшой их источник для неотложных нужд учреждения. Поэтому лишь после его смерти быстро подготовили се-натский указ, который отменял прежний кабинетский указ Черкасова, а вместе с ним и свободную продажу "чахирной водки", и небольшие доходы. Производство чихиря, конечно, от этого не прекратилось.
       Внимательное чтение сенатского указа позволяет сделать два главных вывода. Во-первых, вызывает сомнение, что свою должность он сдал Олсуфьеву в ноябре 1757 г. Более вероятно, что он оставался кабинет-секретарем до начала 1758 г., передавая Олсуфьеву навыки управления кабинетом и вводя его в курс многочисленных придворные дел, в том числе, и таких, о которых мог знать только кабинет-секретарь. Олсуфь-ев занял эту должность, вероятно, после какого-то "испытательного срока" длившегося уже после смерти Черкасова довольно долго - до 19 октября 1758 г. (РБС, 22, с. 142). Во-вторых, временем смерти И. А. Черкасова нужно считать день в короткий период февраля-марта 1758 го-да, т. к. примерно столько времени требовалось для подготовки нового сенатского указа для отмены прежнего. Наша точка зрения подтвержда-ется одним документом из "Архива М. Воронцова": "Список первых пяти классов придворных чинов, обретающихся в С-Петербурге (до 1758 г.).
       3-го класса. Тайные советники:
       ........................................................................................
       4. Барон Иван Антонович Черкасов - супругу имеет" (АВ, 6, с. 321). Список составлен до 7 сентября 1757 г., в нем нет дат смер-ти названных лиц в указанный период.
       Казалось бы, хоть и приблизительно, но с наиболее возможной точно-стью, время смерти И.А.Черкасова установлено, и мир праху его. Но, в который раз, внезапно открывается новый источник, - и исследовате-лям приходится сомневаться в только что сделанном открытии. В книге К. А. Писаренко приводится случай с некой Любовью Ивановной Бухольцевой. Девушка была несправедливо обижена после смерти отца полковни-ка И. Ф. Бухольцева. Она обратилась за помощью к Е. К. Корф - двоюрод-ной сестре императрицы. Корф сообщила о сироте Елизавете Петровне. Та повелела генерал-майору Давыдову быть опекуном девочки. 28 июня 1758 года повзрослевшая Люба сообщила сановнику о своей помолвке с И. М. Евреиновым. Государыня велела со свадьбой не спешить, лично поз-накомилась с женихом в феврале 1759 г., одобрила выбор невесты, и по-сле Пасхи молодые обвенчались. А 20 мая 1759 года Черкасов уведомил Давыдова о завершении его опекунской миссии (Писаренко, с. 798). Автор делает ссылку: РГАДА, ф. 22, оп. 1, д. 153, лл.. 1-37 об. ; ф. 9. оп. 5, д. 38, ч.1, лл. 413-413 об. (Писаренко, с. 871).
       Как это понимать? Не верить Полному собранию законов нельзя. Скорее всего, допущена путаница с датами, или в документах по инерции вмес-то Олсуфьева назван уже год как почивший, Черкасов. Тем более что ранее в книге Писаренко есть такое место: "До лета 1759 года, когда судьбой А. Д. Дедюлина заинтересовался Синод и преемник. Черкасова Адам Васильевич Олсуфьев затребовал к себе упомянутый экстракт с необходимыми добавлениями..." (Писаренко, с. 448). Не мог же А. В. Олсуфьев в одночасье после 20 мая летом 1759 стать преемником И.А.Черкасова! Этому противоречат все точно датированные документальные сведения. Поэтому мы продолжаем отстаивать свою версию предполагаемого времени смерти барона Черкасова, подтверждаемую самым главным документальным источником по истории России.
       И. А. Черкасов скончался, переступив порог своего 66-летия. Все содер-жание его биографии, все приведенные документы и источники показыва-ют, что он был заметной фигурой в политической, придворной, культур-ной жизни России первой половины и середины 18 века. Он не принадле-жал к государственным деятелям первой величины, его пост был доста-точно скромен, но благодаря своим отменным качествам добросовестного, умного, честного чиновника в сочетании с нелегким характером правдо-любца и борца за справедливость и порядок, И.Черкасов оказался пер-соной, заметно и убедительно влиявшей на события внутренней и внеш-ней политики России до конца 50-х годов 18 века.
       Особых богатств своим детям он не оставил. Из дел государственного архива видно, что кроме населенных имений, наследство состояло из каменного дома в Петербурге, оцененного в 16 000 р., в Москве камен-ного и загородного дома, оцененных в 4000 р., да еще 18 000 долгу. Вероятно, в целях погашения этого солидного отцовского долга его сы-новья и продали с-петербургский дом на Мойке в 1762 году (Бюлер, 1870, 89, с.188).

    Глава вторая. Старший сын Александр Иванович Черкасов.

       1. Офицер лейб-гвардии Преображенского полка. Дочь Э. И. Бирона.
       Второй барон Черкасов оставил о себе память не меньшую, если не бо-льшую, чем его отец. В жизни Александра Ивановича не было такого не-легкого пути "через тернии к звездам", как у его отца, хотя раннее детство старшего сына, как и других детей Черкасовых проходило не в столицах, а в далекой Астрахани в месте ссылки его отца. Родился он в 1728 г., но нам уже приходилось делиться сомнениями в том, ко-гда это произошло: до 14 июня 1728 г., даты отправки отца и семьи в Астрахань, или уже в Астрахани. Впрочем, путь туда был долог: мать могла родить его во время их небезопасного путешествия. Точных данных о времени его рождения нам не удалось обнаружить ни в одном из исторических или биографических источников. С. В. Любимов называет то-лько год рождения (Любимов, 1914, с.1). Даже Ф. Бюлер, опираясь на свидетельства графа Сиверса и аббата Спады, говорит, что А.Черкасову было 10 лет от роду, когда отец отправил его в Англию, а так как пос-ледний воротился из ссылки только в 1742 г. (в конце 1740 - начале 1741 гг. - Авт.), то Бюлер и полагал, что Александр родился в 1731 году (Бюлер, 1871, 96, с. 524). Но сам же Бюлер пришел к выводу, что этот предполагаемый год рождения никак не может быть верным, т. к. явно противоречит хорошо известным фактам биографии А. И. Черкасова.
       Желая выяснить истину и узнать, не сохранились ли в старом господ-ском доме деревни Путятино Смоленской губ. какие-либо рукописи Чер-касова и где именно покоятся его кости, Бюлер в 1869 г. обратился с запросом к старшему из представителей младшей ветви баронов Черкасовых (б. И. И. Черкасову (1823-1885) - Авт.) и получил от него следу-ющий ответ, написанный со слов жившей в то время в сельце Путятине, 70-летней старушки баронессы С. П. Черкасовой, родной внучки екатерининского царедворца, которой Ф. А. Бюлер и посвятил свой труд "Два эпизода..." Ответ был неудовлетворительный; "Софья Петровна ничего не знает ни о бумагах Александра Ивановича, ни о времени его рождения и кончины, а говорит, что скончался довольно пожилым. Похоронен он в селе Стрыгине, возле каменной церкви Преображения Господня, близ алтаря. Над могилой нет памятника, а подавно и эпитафии. Недалеко от-туда похоронена скончавшаяся тому несколько лет, младшая внучка его Екатерина Петровна и обе могилы огораживаются почти ежегодно общим забором, который вскоре по возообновлении вновь растаскивается маль-чишками" (Бюлер, 1871, 96, с. 524-525).
       Вот "так проходит слава мира"! Едва мы начали доискиваться точных сведений о дате рождения А.И.Черкасова, как, вдруг, неожиданно для се-бя, рассказали о месте его последнего успокоения. Что ж, такова спе-цифика нашего исследовательского метода: задавая прошлому свои вопросы, мы получаем на них ответы, которых сами не ожидали. Но самый же, в данном случае, главный вопрос, видимо, так и останется без адекватного ответа.
       Тем не менее, дата "1728 г." как год рождения А.И. Черкасова начи-нает фигурировать в исторической и медицинской литературе как общепризнанная с конца 19 века. Вероятно, стали известны документы Архи-ва Департамента герольдии, к которым уверенно апеллировал С.Н. Тройницкий. "Русский биографический словарь" в 1905 г. в персоналии А.Черкасова, принадлежащей Б.Алексеевскому, сообщает: "Черкасов, барон Александр Иванович, действительный тайный советник, родился в 1728 году <...>. Получив домашнее воспитание он, в 1742 году, вместе с братом был отправлен в Англию, где и закончил свое образование, слу-шая лекции в Кембриджском Университете" (РБС, 22, с. 167). Стоп! Ведь от его отца мы знаем, что в 1742 г. в октябре Александр учился в школе французскому, немецкому языкам и арифметике в возрасте 14 лет, а брату Ивану было 7 лет, и он обучался российской грамоте. Кроме того, от асессора юстиц-коллегии Христофора Медора нам известно, что в 1744 г. пятнадцатилетний Александр упражнялся в латинском и француз-ском, а одиннадцатилетний Николай учил французскую "фокабулу". Чем занимался девятилетний Иван - неизвестно. Вероятно, заканчивал обу-чение русской грамоте. Поскольку сообщение Медера относится к февра-лю 1744, а Александру было в те дни 15 лет, то и дату его рождения мы можем предположить с большей точностью, чем ранее: он родился между февралем и октябрем 1728 г., иначе асессор назвал бы его шестнадцати-летним. Следовательно, ни о какой отправке в Кембриджский универси-тет в 1742 году не могло быть и речи: как было возможно отправлять в далекую Англию 14-летнего подростка Сашу и 7-летнего мальчика Ва-ню? Ведь это о нем, третьем сыне Черкасовых, говорят авторы, называя вторым сыном, и тем самым невольно участвуя в фальсификации биографии Ивана, не ведая о втором сыне Николае. Если бы последний был жив, то по предварительному домашнему воспитанию и по возрасту, конечно, он бы отправился для завершения образования в Кембридж. Но он умер, а Ивану предстояло подрасти и усиленно заниматься языками (он это сде-лал отлично!), чтоб через несколько лет стать наперсником старшего брата. Поэтому Братья Александр и Иван Черкасовы отправились на ста-жировку в Кембридж только в возрасте 25 и 18 лет соответственно, и проучились там до 1756 года, о чем мы тоже упоминали. Т.е. их отъ-езд из России нужно датировать 1753 годом. В новейших биографических словарях встречается и более ранняя дата: 1752 год. О ней мы подроб-нее скажем в главе об И.И. Черкасове. Понятие "стажировка" в тогдаш-нем понимании означало завершение образования на его высшей стадии и приобретение конкретных знаний в какой-то сфере деятельности. Поэто-му, забегая вперед, скажем, что офицеры Преображенского полка братья Черкасовы впоследствии занялись каждый своим делом: Александр - меди-циной, Иван - морским делом, мореплаванием.
       Нельзя не учитывать и таких бытовых и материальных прозаических обстоятельств. В 1742 г. семья Черкасовых, имевшая шестерых детей, только начала наверстывать упущенное после ссылки. Вряд ли отец ра-сполагал необходимыми средствами для отправки и содержании за грани-цей двоих сыновей. В должности кабинет-секретаря он не пробыл еще и года, баронский титул особых доходов ему не принес, старые имения, пожалованные Петром 1, наверняка из-за долгой отлучки хозяина пришли в расстройство, а новые будут пожалованы Елизаветой только в 1744 г. Государство поощряло благородных юношей, которые отправлялись учить-ся в европейские столицы и не уклонялось от выплаты им жалования в 400 руб. в год. Назывались такие смельчаки "дворянами посольства". Как раз при Елизавете в 1742 г. потянулись первые группы таких моло-дых людей из России в Западную Европу. Но, как правило, такая честь выпадала детям древних дворянских семейств и сыновьям больших вельмож. Еще с большим одобрением Елизавета Петровна относилась к стремлению подданных учиться за границей "на собственном коште". Да и мо-лодые люди, в этом случае чувствовали себя более независимо от милос-ти матушки-царицы. Зная характер И.А. Черкасова, как-то трудно предста-вить, чтобы он просил такой милости для своих сыновей. Вот его друг вице-канцлер А. П. Бестужев спокойно мог отправить в 1742 г. своего сы-на Андрея на обучение в Дрезден. Черкасовы же предпочитали самостоя-тельность и независимость, а для этого нужны были средства, которые появились значительно позже. Зато и выбор был сделан первостатейный: даже по меркам того времени Кембриджский университет был на порядок выше Дрезденского. Однако, вероятно, вот эта дата "1742 г." из-за приведенных выше фактов и ввела в заблуждение биографов А.Черкасова. Пользуясь методом аналогии, и его включили в число отбывших в этом... году в Европу молодых дворян. Вот так, казалось бы, надежный источ-ник при его скрупулезном анализе становится ложным. Памятник нем и невыразителен и кажется истинным до тех пор, пока не начнешь задавать ему свои вопросы. И эти вопросы часто сокрушают его непоколебимую устойчивость в истине и заставляют говорить совсем не то, что перво-начально утверждал документ "мертвого слова". Итак, А.И.Черкасов продолжал оставаться в России, получал домашнее образование, а возможно, и в Шляхетском кадетском корпусе. Никаких сведений об этом нет, это мимолетное предположение основывается един-ственно на том факте, который хорошо известен, что позднее его сын Петр Черкасов обучался в этом привилегированном учебном заведении, а по неписанной традиции дети титулованной знати обычно обучались там же, где раньше учились их отцы. Но вероятность очень мала. По обычаю того времени он был записан в 1747 г. на военную службу в лейб-гвар-дии Преображенский полк и проходил службу "заочно". В "Списке гг. генералам, штаб- и обер-офицерам, служившим и числившемся лейб-гвар-дии в Преображенском полку в 1683-1883 годах" составленным адъютантом военного министра гвардии капитаном А.Чичериным имя А.Черкасова зна-чится под  2219: "барон Черкасов Александр, в 1751 году произведен из полковых сержантов (в прапорщики - Авт.); в 1761 году уволен по болезни капитаном" (История Преображенского полка, 4, с. 239). Следо-вательно, настоящую военную службу А. Черкасов начал в возрасте 23 лет с младшего офицерского чина, который в гвардии был выше рангом, чем в армейских полках. Чин капитана, например, соответствовал VI классу, т.е. чину полковника армии." Из справки бывшего медицинского департамента оказывается, что в 1763 году он все еще находился в отставке гвардии капитаном. Обычно офицеры-капитаны преображенцы уво-льнялись бригадирами, т.е. с чином V класса. Императрица Елизавета ... была полковником преображенцев. Именно она в самый день своей кончи-ны 23 декабря 1761 г. оказала большую милость Черкасову, произведя его при отставки из поручиков, минуя чины штабс-капитана и капитан-поручика, сразу в капитаны. Поэтому бригадиром он не стал, но ему бы-ла уготована другая, более почетная и важная миссия. Возможно, мило-сть была оказана в память его отца Ивана Черкасова, возможно, еще по одной причине, о которой будет сказано ниже.
       В июне 1752 г. он едет за границу, но куда именно и зачем - неизвес-тно. Ф. Бюлер, исходя из версии его обучения в Англии, в детском воз-расте, считал, что отправленный в 1742 г. в эту страну А.Черкасов не мог вернуться оттуда прежде 1752 г. Мы уже убедились, что эта вер-сия неверна, но даже на миг согласившись с нею, невозможно понять, что мог делать молодой человек 10 лет в чужой стране? За это время можно было окончить еще один университет! Российские власти, кстати, не допускали, чтобы в самом цветущем возрасте молодые дворяне подол-гу проводили время за рубежом, даже с полезной целью. А кто же будет служить Отечеству? О начале офицерской службы в полку Бюлер вообще не упоминает. Тем не менее, он предположил, что старший брат Александр ездил снова в Англию, чтобы привезти обратно в Россию младше-го брата Ивана. Версия совершенно беспомощная: во-первых, возникает вопрос, почему братья не вернулись вместе (объяснение, что Ивану бы-ло необходимо завершить курс навигации, неубедительно: в таком слу-чае Александр мог дождаться брата на месте, чем совершать еще одно дорогостоящее путешествие); во-вторых, 17-летний Иван вполне мог обо-йтись без опекуна и вернуться самостоятельно: ведь допускал тот же Бюлер, что он мог быть отправлен с братом на учебу в возрасте 7 лет. Однако вслед за Бюлером и Алексеевский тоже сообщает: "В июне 1752 года он вторично ездил за границу, вероятно, чтобы привести оттуда своего брата Ивана" (РБС, 22, с. 167).
       Подведем итоги. А. И. Черкасов ездил в 1752 г. в Англию не за братом Иваном: его там просто еще не было. Поездка носила характер разведывательный и деловой: нужно было узнать все необходимое, подготовить почву для будущего долгого проживания и обучения в Кембридже. Полу-чив первый офицерский чин, Александр имел право на отставку, хотя та-кие случаи не поощрялись. Но его отец мог испросить это право у Ели-заветы, с обещанием, что, вернувшись из-за границы, старший сын вернет-ся на службу в полк. Сын Иван в этом же 1752 г. был записан тоже в Преображенский полк. Таким развитием событий можно объяснить тот факт, что послужной формуляр А. И. Черкасова не имеет никаких записей о службе, а сам он за десятилетний срок с 1751 по 1761 дослужился только до звания поручика, что было не характерно для Преображенского полка при Елизавете Петровне (мы увидим в дальнейшем, как продви-гался в чинах его брат Иван).
       Но мы упоминали дату "1752 г." Пожалуй, не следует делать ее разъяс-нение запоздалым. 1752-1756 годы, как годы обучения И.Черкасова, в Кем-бридже называет А. И. Серков в словаре "Русское масонство. 1731-2000". (Серков, с. 871). Каких - либо ссылок или указаний на первоисточник он не делает. Если принять 1752 г. за время отъезда обоих братьев в Англию, то в предыдущем абзаце первые четыре строки нужно просто убрать, а других авторов поправить: это была не повторная поездка А.Черкасова в Англию, а отъезд вместе с братом на длительный срок обучения за границу, хотя принципиально не исключена и первая разведывательная по-ездка в том же 1752 г. Но можно предположить, что автор словаря сам взял эту дату из перечисленных выше источников и придал ей более ка-тегорический характер, чем мы.
       Итак, в 1752 или 1753 году оба брата с высочайшего соизволения отправляются в Англию, где обучаются до 1756 года на собственном коште. Вероятно, их отцу, который все свои знания и опыт приобрел самоуч-кой и упорным трудом, фактически не имея какого-либо систематического образования, очень льстило то обстоятельство, что его сыновья обу-чаются в одном из старейших и лучших университетов Европы. Кембриджский университет был основан в 1209 г. Уже в 13 веке в нем определились традиционные факультеты: гуманитарный, юридический, богословский и медицинский. С университетом связана деятельность Т.Мора, Эразма Роттердамского, Ф. Бэкона, И. Ньютона. Университет стал центром Реформации в Англии, а в 17 веке - центром передовой науки того времени. Ра-ди этого можно было многим пожертвовать, а И. А. Черкасову было не при-выкать приносить жертвы для своих близких. Кроме того, будучи в юности свидетелем петровских преобразований, старый барон понимал их зна-чение для будущего России и видел в хорошем заграничном обучении мо-лодежи насущную потребность своего века. Вспомним, что первый Российский университет будет открыт в Москве только в 1755 г.
       Александр Черкасов, посещая лекции в Кембриджском университете, с блистательным успехом прошел полный курс филологических наук, так называемых humaniora. Он приобрел основательные познания в шести языках: говорил и свободно писал на греческом, латинском, французском, итальянском, английском. По-русски он, для своего времени, до-вольно хорошо составлял деловые бумаги, в чем нам предстоит убедить-ся в дальнейшем повествовании. Вернувшись в Россию, он стал одним из украшений двора, пишет Ф. Бюлер. Черкасова можно сравнить только с князем A.M.Белосельским, будущим его свояком, и Л.А.Нарышкиным, но познания Черкасова были несравненно разнообразнее. На его долю выпало доказать, до какой степени богато результатами строгое классическое образование, приобретенное им в Англии. Из этой страны он вынес так-же глубокое уважение к закону и к законности, повторяя принципы сво-его отца. В бытность в Кембриджском университете в А.Черкасове разви-лась никогда не покидавшая его с тех пор страсть к медицине и к агро-номии - двум отраслям практических познаний, которые стояли очень высоко в Английском королевстве. Слушая из любознательности лекции замечательных медиков и агрономов, читая специальные сочинения по этим наукам, он впоследствии внимательно следил за развитием и откры-тиями медицины и за успехами во всех отраслях сельского хозяйства. Будущая государственная и научная деятельность А. И. Черкасова показала, что это не было праздным любопытством: эти знания послужат на пользу России. Была у А.Черкасова еще одна страсть: любовь к музыке и музицированию. Это, казалось бы, прекрасное и невинное увлечение послужит причиной пагубных последствий и для его государственной карьеры, и для его дружеских отношений с Екатериной II.
       Современники и историки неоднократно свидетельствовали о его харак-тере, в котором явно проявлялись наследственные черты. А. Вейдемейер говорит о нем так: "Барон А. И.Черкасов воспитывался в Англии в Кемб-риджском университете. Он был человек большого ума, с обширными све-дениями, странный, вспыльчивый и даже грубый; не умел ничего перено-сить терпеливо и изъяснялся с императрицей даже с неумеренной откровенностью; странности его заменялись прекрасными качествами: он был добр, праводушен, преисполнен чести и усердия. Екатерина была к нему очень расположена" (Вендемейер, 1, с. 73). Аббат Спада в своих записках в т. 2-м дает барону более сложную характеристику: "Воспитанный в рос-коши, привыкнув с молодости посещать большой свет, барон Черкасов был принужден, по обязанностям службы, проводить большую часть своего времени при дворе. Все это нисколько не изменило его характера и не имело влияния на его образ мыслей. Он был добр, прямодушен, исполнен честно-сти и чести, но вместе с тем быстр, своенравен, вспыльчив, не выносил ничего от кого бы то ни было, даже от государыни, которая ему часто говаривала: "Ведь право, г. Черкасов, вы невыразимо странный человек!" Обширностью своих познаний барон Черкасов очень пришелся по нраву императрице Екатерине II, она его полюбила и умела извлечь всю возможную пользу из этого человека, богатого достоинствами, но до крайности своеобразного" (Бюлер, 1870, 86, с. 199-200).

    ***

       В 1759 г. А.И.Черкасов женился на единственной дочери бывшего фаворита Анны Ивановны, а в те годы давнего ссыльного герцога Э. И. Бирона. Елизавета-Гедвига, ставшая после принятия православия Екатериной Ивановной, принцесса Курляндская пользовалась заслуженным вниманием не только у историков 19 века. Ее имя часто встречается в "Записках" Екатерины II, ей посвящена большая персоналия в РБС; ее краткая биография и портрет включены великим князем Михаилом Николаевичем в сос-тав знаменитого пятитомника "Русские портреты ХVIII-ХIX столетий". Кстати, в этих солидных томах из всего рода Черкасовых представлены только три женщины: баронесса Е. И. Черкасова, урожденная Бирон, баронесса Е. М Черкасова, урожденная княжна Белосельская, баронесса Е.А. Пальменбах, урожденная баронесса Черкасова, дочь Е. И. Черкасовой.
       О принцессе Курляндской, ставшей женой А. И. Черкасова, и отзывы современников и работы историков отличаются заметной противоречивостью. Мы найдем в них и лестное и не лестное. Но все, кто бы ни писал о ней: от Екатерины II до Бориса Савинкова, автора биографического очерка в РБС, сходятся в одном: это была женщина незаурядная, умная, не чуж-давшаяся интриг, ставившая перед собой серьезные цели и всегда достигавшая их. Было в ней нечто, напоминавшее Ветхозаветных женщин: дочерей и жен, способных на самопожертвование, но и на коварство и хи-трости, недоступные их отцам и мужьям. Словом, супруга героя этой главы заслуживает того, чтобы мы рассказали о ее жизни со всей возможной беспристрастностью, и об их браке, который до сего времени то-же вызывает противоречивые оценки.
       В семье Биронов, находившихся в 20-е годы 18 века в Курляндии при дворе Анны Ивановны, уже был сын Петр, род. в 1724 г. Гедвига-Елизавета родилась в Митаве 23 июня 1727 года. После нее появился на свет еще один сын: Карл, род. в 1728 г. Когда Гедвига вступила в отрочес-кий возраст, ее отец был уже графом, обер-камергером и именем Анны Ивановны распоряжался огромной империей. В 1737 г. императрица сдела-ла своего фаворита герцогом Курляндским. По этому случаю его дочь по-лучила титул принцессы и свой особый штат, состоящий из нескольких фрейлин, камер-юнгфер и пажей. "Императрица Анна очень привязалась к детям своего любимца. Она сама выбирала для них гувернеров и учителей, присутствовала при занятиях и спрашивала уроки. Обыкновенно суровая и строгая, Анна Ивановна совершенно перерождалась среди маленьких Биронов, по целым вечерам играла с ними в мяч, в волан, пускала змея, выдумывала разные забавы, снисходила ко всем их шалостям и скоро изба-ловала и испортила их до такой степени, что они сделались истинным бичом не только окружающих лиц, но и всех придворных" (Шубинский, 1995, с. 89).
       В отличие от императрицы родители, особенно отец, относились к дочери плохо. У самого Бирона она вызывала какое-то презрительное сожа-ление, он постоянно преследовал ее разными придирками и укоризной. Дело в том, что девушка была некрасива, дурно сложена, маленького ро-ста и имела сзади небольшой горб. Однако природа наградила ее прек-расными выразительными глазами, вкрадчивым и проницательным умом, настойчивым характером и необыкновенной памятью; она училась с большим рвением и интересовалась преимущественно серьезными предметами. Обра-зование она получила блестящее по тем временам, и в этом смысле была вполне достойна своего будущего мужа. Но в глазах родителей ее редкие способности не искупали телесных недостатков. Такой небеспристра-стный свидетель как Екатерина II одной из первых выразила сочувствие Гедвиге: "Принцесса Курляндская не была любима ни отцом, ни матерью, она повседневно испытывала с их стороны очень дурное отношение..." (Екатерина, 1989, с.163).
       В 1749 г., когда при дворе Елизаветы появилась Гедвига-Елизавета, у Екатерины сразу же возникло полное основание быть к ней пристрастной. Гедвига, которой было 22 года, вольно - невольно внесла раздор в великокняжескую семью. "Мы там (в Царском Селе - Авт.) встретили также принцессу Курляндскую: игра в триссет была нашим главным занятием. Великий князь играл с принцессой Курляндской, эта игра сблизила его с нею. Главное достоинство, какое она имела в его глазах, состояло в том, что она была дочерью не русских родителей <...>. Принцесса, кроме то-го достоинства, что она была иностранкой, имела в глазах великого кня-зя еще ту неоценимую прелесть, что она говорила по-немецки, и вот мой великий князь влюблен по уши. Настоящее достоинство принцессы Ку-рляндской менее поразило его; нужно отдать ей справедливость, что она была очень умна; у нее были чудесные глаза, но лицом она была далеко не хороша, за исключением волос, которые были очень красивого кашта-нового цвета. Кроме того, она была маленького роста и не только кри-вобока, но даже горбата <...>. Великий князь не совсем скрывал от меня эту склонность, но все-таки сказал мне, что это была только прекрасная дружба; я охотно этому поверила; впрочем, я знала, что это да-льше перемигиваний не пойдет в виду особенностей названного господина, которые были все те же, хотя прошло уже около пяти лет как мы были женаты" (прозрачный намек на продолжающуюся неспособность Пе-тра Федоровича выполнять супружеские обязанности - Авт.) (Екатерина, 1989, с. 183). У Петра Федоровича увлечение принцессой Курляндской мо-гло подогреваться и тем давним обстоятельством, что в 1740 голу он дважды чуть было не стал женихом и даже мужем Гедвиги - Елизаветы, о чем мы скажем позднее.
       Ревность все-таки одолевала великую княгиню. Были ночные ссоры с му-жем, заканчивающиеся побоями (Екатерина, 1989, с. 184-185, 297). В "Хронологических заметках" своих записок под датой 1750 г. она пишет и вовсе грубо: "Шашни великого князя с принцессой Курляндской у Чоглоковых" (с. 196, 199). Впрочем, Екатерина стремится быть объективной и справедливой, и рассказывает, как принцесса Курляндская проявила честность и помогла ей выпутаться из неприятного положения, связанного с великим князем и его новой пассией Елизаветой Воронцовой (с. 404-405).
       Но мы забежали далеко вперед, увлеченные свидетельствами Екатерины Алексеевны с их пикантным подтекстом. Вернемся в то время, когда юная Гедвига - Елизавета испытывала первые триумфы, а потом пережила ужас при аресте отца, тюремное заключение и невообразимо тоскливую ссылку. Но и "Записки" нам понадобятся еще не раз.
       3 июня 1739 г., в день свадьбы Анны Леопольдовны с Антоном Брауншвейгским, Гедвига - Елизавета впервые явилась при дворе. Она приехала в церковь в великолепной золотой карете, сопровождаемая многочислен-ной и блестящей свитой и во время брачной церемонии стояла рядом с государыней. За официальным обедом, данным во дворе, принцесса Кур-ляндская сидела за одним столом с новобрачными, а вечером, управляла танцами в маскараде, проходившем в большой дворцовой зале. Вступле-ние Гедвиги в свет было весьма удачно. Она понравилась всем своей ловкостью, веселостью и умением держать себя. С этих пор Гедвига - Елизавета сделалась постоянным лицом при всех придворных торжествах. Видимо, было что-то такое в этой маленькой некрасивой юной девушке, что притягивало к ней знатных, умных и красивых мужчин сильнее, чем записные придворные красавицы. И дело было не только в могуществе ее отца. Вероятно, она обладала каким-то скрытым магическим секретом создавать интеллектуальные и духовные провокации, которые сублимировались в лю-бовные чувства. Владея этим "магическим кристаллом", она была предте-чей знаменитых женщин конца 19 - начала 20 веков, которые становились женами, любовницами, подругами многих прославленных мужчин: филосо-фов, поэтов, композиторов. Они действительно вдохновляли муж-чин на великие дела. Но, становясь их женами, нередко утрачивали ма-гию и мешали творить эти великие дела, хотя почти всегда такие отно-шения были настолько субъективны, что со стороны трудно было судить, кто и что утратил, и кто кому мешает. Два портрета супружеской четы Черкасовых: А. И. Черкасова, работы художника Форофонтьева в 1771 г., и Е. И. Черкасовой, написанный модным французским живописцем Дарбесом в 1781, при их психологическом сравнении легко позволяют догадаться, насколько характерологически это были не схожие, даже трудно совместимые друг с другом люди. Портрет Е. И. Черкасовой хорошо подтверждает приведенные мнения о ее внешности. Это действительно та женщина, ка-кой ее увидела Екатерина в 1749 г., хотя прошло уже более 30 лет. Ей 54 года. Некрасивое, но манящее своей выразительностью лицо. И удивительные глаза, в которых таится нечто, что женщина могла бы поведать о себе как самое сокровенное, но так и ничего не сказала миру, унеся свою тайну в могилу через 10 лет. А может быть, ей казалось, что некому поверить эту тайну? Вот и осталось лишь множество фактов и фактиков, сплетен, догадок и домыслов не очень украшавших земную жизнь дочери Бирона, которая была ничем не хуже жизни многих ее современниц, а может быть и лучше, порядочнее, если помнить о всей необычности ее судьбы в детстве и юности.
       В 1739-40 гг. Гедвига с детской увлеченностью втягивается во взросл-ую придворную жизнь. Хотя она была еще ребенок, и при том ребенок не-красивый, около нее начала увиваться вся лучшая тогдашняя молодежь. Желая угодить всемогущему герцогу, вельможи наперерыв друг перед дру-гом оказывали его дочери самое раболепное внимание. Встречая мало радостей в семействе отца, молодая принцесса находила отраду лишь в придворных собраниях, где ухаживание и преувеличенные похвалы моло-дежи приятно щекотали ее самолюбие и где над нею не тяготил суровый деспотизм герцога. 14 февраля 1740 г. в Петербурге с особым торжест-вом праздновалось заключение Белградского мира с Турцией. В числе лиц, получивших в этот день награды, находилась и Гедвига - Елизавета. Императрица в присутствии всего двора собственноручно приколола к ее груди свой портрет, осыпанный крупными бриллиантами.
       "Несмотря на то, что Гедвиге-Елизавете шел только тринадцатый год, государыне старалась заблаговременно приискать для нее хорошего жениха между владетельными германскими князьями. Богатое приданое, обе-щанное императрицей за Гедвигой-Елизаветой, побудило нескольких ино-странных принцев добиваться ее руки. Особенно усердно хлопотал об этом принц Саксен-Мейнингенский, но ему было отказано, потому что он пользовался вообще дурной репутацией и имел много долгов. Зять Петра Великого, герцог Голштинский Фридрих-Карл, побуждаемый крайне стесне-нными обстоятельствами, обратился к Бирону с просьбой исходатайство-вать ему от русского двора пособие в сто тысяч рублей и вместе с тем предлагал устроить брак его дочери со своим малолетним сыном, сделав-шимся впоследствии русским императором под именем Петра III. Бирон, находя весьма лестным для себя родство с Голштинским домом, показал письмо герцога императрице и спросил ее мнения. Анна Ивановна, нена-видевшая: Фридриха-Карла, с досадой разорвала и бросила в камин его письмо, сказав: "Этот пьяница ошибается, думая: выманить у меня подоб-ным предложением деньги. Кроме презрения, он ничего от меня не дождется". Государыня хотела выдать Гедвигу-Елизавету замуж за красивого и умного наследного принца Гессен-Дармштадского; однако желание ее не могло осуществиться, ибо отец принца, ландграф Людовик VIII, объявил, что ни за что не примет в свою семью "внучку конюха". Оскорбительный отзыв Ландграфа был получен в Петербурге накануне смерти императрицы" (Шубинский, 1995, с. 89-90). О сватовстве "удельного князя Саксен-Мейнингского" упоминает и Г. Гельбиг в гл. "Бирон": "Он предлагал ей свою руку и даже писал главе своего дома, королю Фридриху-Августу II, прося его поддержать у герцога его предложение. Кто мог бы думать, что король скомпрометирует себя в этом деле, а между тем так именно и случилось. Бирон имел наглость отклонить предложение принца" (Гельбиг, 1999, с. 118). Сделавшись регентом, Бирон поспешил возобновить пе-реговоры с герцогом Голштинским относительно брака Гедвиги с его сы-ном. Герцог, соблазненный щедрыми обещаниями, не замедлил дать свое согласие. Можно было бы пролонгировать дальнейший ход событий при русском дворе, если бы этот план осуществился. А судьба, казалась, благоприятствовала Гедвиге-Елизавете и готовила ей блестящее будущее. Сердечное желание принцессы поскорее избавиться от тягостной для нее зависимости было почти близко к исполнению, как вдруг неожиданное со-бытие разом уничтожило все эти надежды. Этим событием был переворот Миниха-Остермана. В ночь с 8-го на 9-е ноября 1740 г. Гедвига была разбужена страшным криком. Своего отца она увидела полуголого, свя-занного, в руках нескольких Преображенских гвардейцев. Утром ее и мать отправили в Александро-Невскую лавру, где находились отец и ее братья. Около шести месяцев, пока шло следствие над Бироном, де-вочка прожила в шлиссельбургских казематах. Смертную казнь Бирону Анна Леопольдовна заменила заточением в сибирский городок Пелым, ку-да семейство Биронов прибыло под конвоем в начале октября 1741 г. Елизавета Петровна вспомнила о некоторых услугах, оказанных ей Биро-ном, и хотела вернуть ему свободу и шлезвигское имение Вартенберг, куда он и собирался вместе с семьей вернуться из Пелыма. Но, вероятно, вмешались князья А. М. Черкасский и Н. Ю. Трубецкой, из которых первый был не-примиримым врагом Бирона, а второй - его тайным соглядатаем и наушником и из-за испытанных унижений тоже ненавидел Бирона. Поэтому пос-ледовал всего лишь новый указ об изменении места ссылки. 26 марта 1742 г. семья бывшего регента была перевезена в Ярославль, где для жительства ей был отведен большой каменный дом на берегу Волги. Ссыл-ка Бирона продолжалась до 1761 г. В Ярославле благодаря снисходитель-ности новой императрицы герцогская семья пользовалась некоторой сво-бодой и удобствами. Но неволя есть неволя.
       "Особенно досадовала на свою судьбу Гедвига - Елизавета. Оторванная от блестящей придворной среды, к которой постоянно стремились все ее помыслы и желания, она страшно скучала и считала себя несчастнейшим существом на земле. Тоска и досада дочери Бирона усиливалась еще бо-лее от постоянных преследований отца. Герцог был очень вспыльчив и раздражителен. Малейшая неудача или неприятность приводили его в сильный гнев, который он обыкновенно изливал на своих приближенных. В подобных случаях преимущество перед всеми доставалась, разумеется, нелюбимой дочери. С первых же дней по приезде в Ярославль Гедвига-Ели-завета начала придумывать средства избавиться от отцовского гнета и снова занять свое место при дворе" (Шубинский, 1871, 3, с.547-548).
       Сначала она попробовала через влиятельных лиц города добиться милос-ти императрицы, но план этот не достиг пели. Тогда она написала письма фавориту императрицы графу Разумовскому, затем графу Шувалову, прося их принять участие в ее судьбе; письма остались без ответа. И тогда молодая умная принцесса решилась на отчаянное средство: побег из родительского дома. Нелюбимый ребенок, она горячо любила своих родителей, особенно отца, - и свою любовь она еще докажет, - но пришла в своих лихорадочных мыслях к неоспоримому выводу: обретя свободу для себя, она сможет найти верное средство для облегчения участи своих родителей и братьев. Разумеется, это пока было на заднем плане, но нужно помнить, что она была еще полудитя, которое в ответ на обиды от родителей часто думает про себя: "Я вам еще докажу! Вы обижаете меня, а я люблю вас, и вы поймете это когда потеряете меня. Вот тогда вы уз-наете, на что я способна ради вас! "
       Последующие действия принцессы Курляндской позволяют предположить, что она действовала не спонтанно, а расчетливо, хорошо продумав каж-дый шаг, умело используя свою врожденную наблюдательность, память и понимание человеческих слабостей и страстей. Прежде всего, она поняла, что нужно искать поддержки и помощи у влиятельных женщин, более добрых по природе, особенно когда к ним обращается несчастная девочка, спа-сающаяся от злого отца, чье имя на влиятельных мужчин производило раз-дражающее впечатление. Второй частью плана был безошибочный расчет на религиозный фактор. Третий, завершающий этап был рассчитан на создание психологического эффекта: несчастная сирота при живых родителях, имя которых все еще было одиозным в высшем обществе, без помощи и связей обязательно найдет при русском дворе людей, которые ей помогут. Нахо-дить и использовать в своих интересах нужных людей она уже умела, но самой высокой ставкой в этой игре являлась Елизавета Петровна.
       План созрел, но удобный случай представился не скоро, не ранее 1749 г. В этом году набожная императрица переехала со своим двором в Москву и в апреле отправилась пешком на богомолье в Троицкую лавру. Узнав о пребывании государыни в полуторастах верстах от Ярославля, Гедвига решила, что пришло время действовать. 15 апреля, ночью, она яви-лась к жене ярославского воеводы Бобрищевой-Пушкиной, давно находив-шейся в неприязненных отношениях с ее отцом и матерью. Обливаясь слезами, девушка объяснила ей, что давно уже чувствует душевную потребность принять православие, но что отец, не желая допустить этого, по-двергает ее таким преследованиям, что она не в силах их переносить. Принцесса умоляла Пушкину немедленно отвезти ее в Троицкую лавру, где она хотела лично просить императрицу о заступничестве и покровительстве. Пушкина обрадовалась представившемуся случаю здорово насолить Бирону, а заодно обратить на себя внимание государыни. Тайное соглаше-ние меж ними было заключено. Государыня совершала пешее паломничество очень медленно: шла пешком, потом садилась в карету, несколько верст ехала в ней, потом карета возвращалась на прежнее место и Елизавета, снова шла пешком тем же путем, который уже проделала в карете и т.д. К Троице-Сергиевской лавре она добралась в начале июня. Настала пора действовать. 2 июня в пятом часу утра к дому Бирона подъехала коляс-ка, в которой сидела одна из доверенных прислужниц Пушкиной. Гедвига - Елизавета, предупрежденная заранее, ждала ее у открытого окна своей комнаты, находившейся на нижнем этаже. Она передала сперва узел со своими вещами, а затем при ее помощи спустилась на улицу, села в экипаж и через полчаса была уже в надежном пристанище у своей сообщницы. На другой день Пушкина отправилась с беглянкой в лавру и представила ее графине Мавре Егоровне Шуваловой - первой статс-дамы и ближайшей подруги Елизаветы. Шувалова уже знала историю Гедвиги, т.к. Пушкина отправила ей еще в апреле письмо, в котором красочно выставила деву-шку жертвой преследования отца за стремление к православию, и просила довести сие до сведения императрицы. Ответ Шуваловой был благопри-ятным: императрица выразила готовность оказать покровительство прин-цессе Курлядской. И Гедвига сумела быстро подластиться к графине, во-збудила в ней горячее участие к себе настолько, что Шувалова незамед-лительно взялась ходатайствовать за нее перед царицей. Елизавета Пет-ровна была чрезвычайно религиозна и предана церкви. Она сочла своей священной обязанностью защитить "бедную овечку" и приказала привести ее к себе. Явясь к императрице, Гедвига-Елизавета упала на колени, зарыдала и не смогла произнести от смущения ни одного слова. Императ-рица растрогалась, обняла принцессу и обещала тотчас по возвращению в Москву окрестить ее лично. Действительно, через три недели после этой встречи лютеранка Гедвига-Елизавета торжественно приняла православную веру в церкви Головинского дворца, причем получила новое имя Екатерины Ивановны. Гельбиг называет дату крещения: 26 августа 1749 года, но она мало соответствуем вышеприведенным фактам побега Гедвиги. Бегство дочери поразило Бирона. Он боялся, что дочь расскажет прав-ду о его отношении к детям. В письме к А. П. Бестужеву он всеми силами оправдывается, старается очернить Пушкину и набросить тень на дочь. Однако беспокоился он напрасно: дочь ничем не повредила ему, заслу-жила благоволение императрицы и смогла привлечь к себе внимание влиятельных лиц. Это обстоятельство "любящий отец" решил эксплуатировать в свою пользу. Ненавистная дочь внезапно сделалась "любезной его сердцу", а сам он превратился в нежного отца. 7 апреля 1750 г. он пишет дочери любопытное письмо из Ярославля: "Любезная сердцу моему дочь. Мы, по всей справедливости должны удивляться, что о твоем здоровье не получаем ни малейшего известия, но дай Бог, чтобы это письмо зас-тало тебя - здоровою и благополучною! Я и думать не хочу, что ты своих огорченных родителей совсем забываешь, тогда как ты теперь благоден-ствуешь. Ты не будешь до такой степени неблагодарною в отношении к тем, которым ты, после Бога, обязана жизнью. Напротив того, ты долж-на бы непрестанно молить Господа, чтобы Он , Который держит в руце Своей сердца великих и сильных мира сего, склоняет и направляет их по своей премудрости, пробудил бы и расположил к милости, как это уже и случилось относительно тебя, великодушное и сострадательное сердце нашей всемилостивейшей государыни, дабы был положен конец нашему не-счастью, как о том ежедневно в слезах и стенаниях воссылаем горячие Богу молитвы. Если Господь даровал тебе дочернее сердце и добрую ду-шу, то ты восчувствуешь наш жалобный вопль и при своих теперешних счастливых обстоятельствах подумаешь об нас, твоем отце, твоей мате-ри и твоих братьях, и не забудешь об их любви. Не даром же Бог пове-лел чтить отца и матерь, положительно сказав при том, что за это бу-дешь счастлив на земле. Вспомни об этом, и с тобой ничего не приключится дурного, особенно если ты не только будешь бояться Бога, но и будешь оказывать смирение, покорность и верность своей государыне, а вместе с тем в отношениях ко всякому будешь вести себя без высокоме-рия, дружелюбно и благородно. Однако ж еще мало помнить, что ты дол-жна почитать своих родителей: ты обязана доказать на деле, что ты их почитаешь и любишь. Кто больше тебя может иметь случай ходатайствовать за твоих родителей? И кто милостливее ее императорского величества? Императрица еще никогда никого не оставляла коснеть в несчастии и по-мимо закона помиловала же стольких людей, а в числе их даже тех, ко-торые провинились против нее. Бросься смело и смиренно к ее ногам, проси и умоляй о помиловании твоих родителей и братьев: она непремен-но сжалится и возвратит нам свободу. Годовщина счастливого дня коронации ее императорского величества приближается, все государство Российское и все, живущие под ее покровительством и скипетром, уже раду-ются сему, как и мы бедные, огорченные. Но подумай, любезная дочь, если б Богу угодно было, чтоб этот день положил конец нашему несчас-тью, какой бы радостью возрадовались мы, уже столько униженные и нес-частные, согбенные под бременем (нашего?) креста. Соберись с духом, любезная дочь, проси за нас и не оставь нас тогда, когда все прочие нас оставляют. Ее величество императрица так милостлива и великодуш-на, что она благосклонно простит твою смелость, как имеющую источником детские дочерние почтение и любовь, и сжалится над нами. Мы поручаем тебя покрову Божию, милости и защите императрице. Помяни нас в своей молитве и не забудь нас, как и мы тебя не забываем оставаясь (все следующее написано рукою Бирона)
       моя любезная дочь,
       преданный тебе и неизменный отец
       Э.И.Бирон, Г. Ф. К. Ярославль, 7 апреля 1750 года.
       Я тебе писал, кроме этого письма, еще другое, одинакового содержа-ния, дабы либо одно, либо другое, исправно дошло до тебя" (Шубинский, 1871, 3, с. 547-549; Шубинский, 1995, с. 92-93, 95-96). Но по-настоящему помочь своей семье, и, прежде всего отцу, дочь Бирона смо-жет только после смерти Елизаветы Петровны.
       Принцесса Курлядская, эта беглянка из лона семьи и ее приключения очень заинтересовали царский двор. Ее жалели как несчастную и бес-помощную сироту. Этот, по-современному говоря, имидж входил в ее пла-ны, и она сумела извлечь все возможные выгоды из своего нового поло-жения, тем более что нужно было использовать их как можно быстрее, пока не иссяк интерес придворных к ее особе. Она завоевала располо-жение духовника императрицы, часто обращаясь к нему с вопросами о до-гматах, обрядах и прочих атрибутах православия. Сделалась своим чело-веком у грубоватой, но доброй по натуре графини Шуваловой. Понимая свою зависимость от многих придворных, она вела себя необыкновенно скромно и почтительно, умела сказать каждому что-нибудь приятное, угодить, чем могла. Нашелся и сильный, заботливый покровитель: камер-гер И.Чоглоков, гофмейстер двора великого князя Петра Федоровича. Он считал себя в долгу у фамилии Биронов, т.к. брат принцессы Петр по-мог ему сделать карьеру. Благодаря Чоглокову, Е. Бирон вошла в интим-ный круг великого князя. Каковы были последствия этого сближения для великой княгини, мы уже знаем. Но Екатерину Ивановну гораздо больше, чем сердечные дела, беспокоили дела сугубо прозаические. Ей нужно бы-ло заботиться о собственном устройстве, ибо никаких средств к сущес-твованию у нее не было. Затруднения заключались в ее прошлом при дворе Анны Ивановны. То, что раньше было предметом ее гордости, ныне пре-вратилось в трудно решаемую проблему. Так как она сама в те годы имела при себе фрейлин и целый придворный штат, ей нельзя было пожаловать шифр (знак отличия придворных дам, занимающих должности при императ-рице; представлял из себя вензель царствующей особы на специальном банте). Кроме того, она имела высшую степень того же знака - порт-рет Анны, усыпанный бриллиантами, и поэтому, по крайней мере, равня-лась со статс-дамами и камер-фрейлинами. Только через полгода благо-даря стараниям Шуваловой для нее придумали новую должность второй на-дзирательницы над фрейлинами, но с весьма ограниченным содержанием.
       Далее вновь предоставим слово Екатерине II: "Эта принцесса Курляндская играла тогда особую роль при дворе. Прежде всего, это была в то время девушка лет 30 (в 1756 г., о котором вспоминает Екатерина, дочери Бирона было 29 лет - Авт.), маленькая, некрасивая, горбатая, как я уже об этом говорила; она сумела снискать себе доверие духов-ника императрицы и нескольких камер-фрау Е. И. В., так что ей сходило с рук все, что она делала. Она жила с фрейлинами Е. И. В. Они на-ходились под надзором некой госпожи Шмидт, жены придворного трубача (чухонки, отличавшейся необыкновенной толщиной и грубым мужским го-лосом - Авт.) <..>. Шмидт правила внутренней жизнью Фрейлинского флигеля с большей строгостью, нежели умом, но никогда не появлялась при дворе. В обществе принцесса Курляндская стояла во главе их, и Шмидт молча доверяла ей руководить при дворе. У себя в своем флигеле они помещались все в ряду комнат, примыкавших с обеих сторон к ком-нате Шмидт, а с другой - к комнате принцессы Курляндской <...>. Поэтому с первого взгляда казалось, что благодаря такому устройству по-кои фрейлин были недоступны, потому что попасть туда можно было толь-ко проходя через комнату Шмидт или принцессы Курляндской. Шмидт часто болела расстройством желудка (от множества жирных пирогов и других лакомств и блюд, которые ей присылали родители фрейлин - Авт), следовательно, оставался только выход через комнату принцессы Курляндской. Здесь, как говорили злые языки, для того, чтобы пройти в другие комнаты, надо было так или иначе заплатить пошлину за про-ход; что было в этом случае удостоверено, так это то, что принцесса Курляндская: устраивала и расстраивала браки фрейлин императрицы, сго-варивала их и отказывала за них в течение нескольких лет по своему усмотрению, и я слышала от некоторых лиц, между прочим от Льва Нары-шкина и от графа Бутурлина историю с пошлиной, которую им, как они уверяли, приходилось платить, но не деньгами" (явный намек на то, что принцесса требовала от кавалеров фрейлин любовных утех в качестве вознаграждения - Авт.) (Екатерина, 1989, с. 382-384). У великого князя Михаила Николаевича есть намек, что эта дама "не чуждалась и политических поручений иностранных резидентов в Петербурге" (Знаменитые россияне, с. 523).
       В 1750 году Екатерина Алексеевна, оскорбленная "шашнями" своего му-жа с Е. И. Бирон, задумала выдать ее замуж. Естественно, сама принцес-са тоже понимала, что в 23 года ей пора искать себе мужа, но шансы на эти поиски были очень не велики: кому нужна бесприданница, имею-щая за спиной только ссыльных родителей? Но тот жених, которого ей отыскала гофмейстерина и подруга великой княгини Владиславова, устра-ивал ее меньше всего. Сама Екатерина, не афишируя своей роли, пишет: "При нашем дворе (великого князя - Авт.) было двое камергеров Салтыковых... Мать этих двух молодых людей, была в большой чести у императрицы за отличные услуги, оказанные ей при вступлении ее на престол. Младший из ее сыновей, Сергей, недавно женился на одной из фрейлин императрицы Матрене Павловне Балк (предполагаемый отец сына Екатери-ны великого князя Павла - Авт.). Старшего сына звали Петром, это был дурак в полном смысле слова, у него была самая глупая физиономия, ка-кую я только видела в моей жизни (сей камергер был уже пожилым, глу-пым, с бессмысленной физиономией, тупым носом и всегда полуоткрытым ртом - Авт.). Я подозреваю, что это Владиславова, в качестве старин-ной знакомой матери этого дурака, и внушила Чоглоковой мысль женить его на принцессе Курляндской. Как бы то ни было, но он стал в ряды ее поклонников, сделал предложение, получил ее согласие, а его роди-тели просили согласия императрицы. Великий князь узнал об этом толь-ко тогда, когда дело было уже совсем налажено (этой фразой Екатерина выдает себя и свою роль в устройстве замужества принцессы с головой! - Авт.) Осенью мы возвратились в город, и я имела удовольствие видеть, как принцесса Курляндская и Петр Салтыков благодарили Ее императорс-кое величество за согласие, которое она соизволила дать на их брак" (Екатерина, 1989, с. 307-308). Но не такова была дочь Бирона, чтобы выйти замуж за дурака! Она изъявила готовность повиноваться воле ее величества, да и что ей оставалось делать? Но к счастью принцессы Елизавета заболела, и брак был отложен на несколько недель. Екатерина Ивановна не потратила времени даром, и сумела так надоесть и опротиветь своему неумному суженному, что он и слышать не хотел о женитьбе на ней. Назло всем он тотчас же сделал предложение княжне Солнцевой и женился на ней, чем вызвал большое недовольство императрицы. Она считала, что принцесса огорчена изменой жениха, и сама нашла ей дру-гого - князя Георгия Хованского. Одним словом, благодаря личным инте-ресам будущей Екатерины II, "процесс пошел", иначе Е. И. Бирон вполне могла так и остаться старой девой. В 1753 г. состоялась помолвка. Но насколько Салтыков не нравился невесте, настолько же невеста не нравилась Хованскому, и поэтому он под разными предлогами успел отдела-ться от принцессы и уехал в армию. Теперь азарт устроительницы брака овладел самой Елизаветой Петровной. Она была упряма в своем стремле-нии облагодетельствовать крестницу и вскоре отыскала ей третьего же-ниха, который один стоил дюжины придворных хлыщей, ибо это был пору-чик лейб-гвардии Преображенского полка, три года как вернувшийся из Англии А.И.Черкасов. Чем объяснить, что она выбрала на эту, в общем-то незавидную роль, сына своего самого доверенного придворного, недавно скончавшегося И.А.Черкасова, сказать невозможно. Вероятно, только ее прихотью любой ценой добиться своего и уверенностью, что сын отца, ко-торого она возвысила после долгой опалы, в благодарность за прошлые милости не откажется от явно неравного брака. Барон Черкасов действи-тельно не отказался. Помолвка состоялась весной 1759 года, а зимой этого же года Е. И. Бирон стала баронессой Черкасовой. Сходство во мне-ниях на причину такого странного брака было далеко не полным и у со-временников и у историков.
       "Императрица нашла Гедвиге третьего жениха - это был барон Черка-сов А.Ив., человек умный, образованный, веселый собеседник в обществе, ловкий придворный, говоривший хорошо на трех иностранных языках - на французском, немецком и английским, человек с самым ровным характером, у которого только были две невинные по тогдашним понятиям страсти - вино и хорошенькие женщины. Черкасов, желая: угодить императрице, сделал предложение Гедвиге и получил ее согласие (выделено нами - Авт.). Сделавшись женой Черкасова, Гедвига сумела заставить полюбить себя, и они действительно прожили с мужем счастливо более 35 лет. Гедвига, ныне баронесса Черкасова, оставила двор и занялась воспитанием детей, которых имела от Черкасова" (Мордовцев, 1, с. 323).
       "Брак этот был неравен во всех отношениях. Черкасову шел 27-й год, и таким образом он был на шесть лет моложе своей жены. Обладая пред-ставительной и приятной внешностью, ловкий, с изящными манерами, Че-ркасов представлял совершенную противоположность с горбатой и некра-сивой Екатериной Ивановной. Характерами они также не сходились: насколько она была хитра, вкрадчива, сдержанна, настолько же он был добр, прямодушен, вспыльчив, своенравен и вместе с тем любил широко пользо-ваться удовольствиями жизни и считался большим гастрономом и знатоком тонких вин. Можно сказать утвердительно, что Черкасов женился на принцессе Курляндской из расчетов, имея в виду при ее посредстве вой-ти в тесный круг приближенных благоволившей к ней императрицы и сде-лать быстро карьеру. Однако ожидания его не оправдались. Государыня дала в приданое за своей крестницей 20 000 рублей и полную обстановку, стоившую около 30 000 рублей, но не повысила ее мужа и даже не наделила никаким придворным званием. Черкасову приходилось самому пробивать се-бе дорогу, и он достиг этого, сблизившись с великой княгиней Екатери-ной Алексеевной (вот, прихоть судьбы! - Авт.) и примкнув к партии Гри-гория Орлова, уже тогда подготовлявшего в пользу ее государственный переворот 1762 г." (Шубинский, 1995, с. 98).
       "Императрица отыскала третьего жениха, на этот раз барона Александра Ивановича Черкасова, человека очень не глупого и получившего пре-красное образование. Барон сразу оценил выгоды брака с горбатой курляндской принцессой, зная, что женитьба, по повелению императрицы, вы-двинет его вперед и даст ему особливую благосклонность Государыни. Екатерина Ивановна вышла за него замуж, и брак их был довольно счастлив. Супруги прожили вместе 35 лет. Со времени замужества Черкасова стала редко появляться при дворе, посвящая свое время исключитель-но воспитанию детей, которых у нее было двое: сын Петр и дочь Елиза-вета, впоследствии вышедшая замуж за полковника Пальменбаха" (РБС, 22, с. 167). "Следовательно, брачный союз ее с Черкасовым, который был моложе принцессы, можно только объяснить, с его стороны, желанием угодить императрице Елисавете Петровне (которая смотрела на дочь Бирона как на сироту и очень хотела ее пристроить) и через то упрочить свое по-ложение при дворе. По случаю свадьбы своей, баронесса Черкасова полу-чила в приданое (вероятно от августейшей своей восприемницы) 20 000 рублей и мебели на 30 000 рублей.
       Черкасов выиграл этим только то, что Елисавета Петровна восприяла от купели его дочь, родившуюся в 1761 г. и получившую при этом слу-чае ея имя, и что Петр III был восприемником его сына, родившегося в следующем году, нареченного в честь сего государя Петром и тогда же пожалованного, с колыбели, как это водилось в то время в сержанты гвардии.
       Царская фамилия состояла тогда только из четырех особ: Елисаветы Пе-тровны, ея наследника, великой княгини Екатерины Алексеевны и малолет-него великого князя Павла Петровича. В таком тесном кругу легко было сметливому Черкасову различить, кому принадлежала будущность. Он на-столько сблизился с великой княгиней, уважавшей его отца (кабинет-ми-нистра), что при воцарении ея уже пользовался ея расположением и до-верием, тем более что вовремя примкнул к партии Орловых и притом состоял в родстве не только с возвратившемся снова в Курляндию гер-цогским семейством, но и с Белосельскими, Строгановыми и пр." (Бюлер, 1870, 86, с. 26-27).
       Кроме того, Ф. Бюлер комментирует точку зрения С. Н. Шубинского в сноске 3. Соглашаясь с ним в мотивах, побудивших А. Черкасова согласиться на предложение Елизаветы вступить в союз с принцессой курляндской, Бюлер далее комментирует: "...мы решаемся сказать, что он заимство-вал не из верного источника сведения о семейной жизни, характере и наклонностях Черкасова. Мы не замедлим представить в своем месте неопровержимые доказательства того, что барон далеко не отличался ровностью характера: что он был знаток в винах, вообще человек со вкусом и склонный к роскоши, а вовсе не имел неумеренной страсти ни к винам, ни к хорошеньким женщинам, - и что, наконец, довольно счастливое его 35-летнее супружество, которое будто бы обошлось без всяких домашних ссор, - совершенный вымысел, конечно не г. Шубинского, а того писателя, у которого он почерпнул эти данные" (Бюлер, 1870, 86, с. 26-27). Какого писателя имеет в виду Бюлер? Д.Мордовцева? Но его книги о рус-ских женщинах вышли в 1874 г. позднее сочинения Ф. Бюлера. Скорее всего Д. Мордовцев, Б. Савинков, С. Шубинский в ранней статье о дочери Бирона (в позднем варианте он пишет, что не имеет никаких сведений о семейной жизни баронессы Черкасовой) пользовались одним источником и есть основания предполагать, что это были книги А. И. Вейдемейера, хо-тя и эту точку зрения можно оспорить. Бюлер же уточняет: "О семейной и светской жизни Черкасова за это время осталось только сведение: в спектакле, данном 21-го февраля 1766 года в присутствии императ-рицы, в доме обер-камергера графа Петра Борисовича Шереметева, в ко-медии сочинения Лангранжа участвовала между прочих, баронесса Ека-терина Ивановна Черкасова" (Бюлер, 1870, 86, с. 28). Сделаем и мы свои авторские уточнения. А.И.Черкасов был моложе Е.И. Бирон всего на 1 год. До кончины Черкасова в 1788 г. брак насчитывал 29 , а не 35 лет. Но фактически он прекратился в 1778 г., когда суп-руги расстались и разъехались, что в итоге дает лишь 19 лет совмест-ной супружеской жизни. Трудно представить, чем руководствовались некоторые из цитированных авторов, стремясь создать многолетнюю се-мейную идиллию там, где ее никогда не было. Всего вероятнее, что, не зная фактов, просто новый автор переписывал старого, не утруждая себя хотя бы попыткой их проверки. Наше мнение о причине согласия Черка-сова на брак с дочерью Бирона не отрицает полностью все предыдущие объяснения, но мы хотели бы дополнить их еще одним обстоятельством. Поручик Преображенского полка, очевидно, знал о перипетии возвраще-ния их семьи из Астрахани, и какая роль в этом возвращении принадле-жала А.Бестужеву и Э.И.Бирону. Англоман Черкасов был хорошо знаком с кодексом чести английского джентльмена, который предполагал в ка-честве обязательного постулата благодарность за оказанную услугу. За совершенное по отношению к джентльмену добро надо было рано или поз-дно отплатить добром. Этот долг чести мог быть отложенным из-за обстоятельств, поэтому нередко передавался наследникам: они должны были взять на себя ответную благодарность добродарителю или его потомкам (см. Честерфильд "Письма к сыну"). Угождая Елизавете Петровне, молодой барон Черкасов там самым как бы возвращал долг благодарности ее отцу Э.И.Бирону и за умершего отца и за всех членов семьи. Навер-няка он знал всю историю его дочери. И что лучше можно было сделать в качестве ответного добра, как не взять ее под супружеское покрови-тельство и защиту? Его брак с принцессой Курляндской был в таком слу-чае логическим завершением событий 1740-1741 годов, а современникам он казался очередной "странностью" или расчетливостью поручика, кото-рому уже перевалило за 30 лет. Кстати, а почему императрица не пре-поднесла ему в качестве подарка повышение в чине, что было обычным в таких случаях делом, а отложила этот шаг буквально до дня своей кончины? Как будто успела исправить сделанную ранее несправедливость.
       Напомним читателю, что в апреле 1759 г. был вынесен смертный приго-вор А.П. Бестужеву - за интриги в пользу великой княгини Екатерины Але-ксеевны. И весной же этого года А.Черкасов, тоже симпатизировавший великой княгине, дает неожиданное согласие на такое же неожиданное предложение императрицы о браке с принцессой. Уж если она хотела ос-частливить сына своего верного помощника, почему бы с него не начать, или предложить ему свою подопечную в жены сразу после его возвращения из Англии? Знала, что против такого брака будет его отец, старый барон, вовсе не англоман, а напротив, не любивший всех иностранцев вообще? Остается выдвинуть одну осторожную гипотезу: во время следствия над А. П. Бестужевым, длившемся с февраля 1758 г. до апреля, т.е. до середины весны 1759 г., сын его покойного, недавно умершего друга, ока-зался скомпрометированным. По давней традиции Бестужев в своих планах мог рассматривать офицера гвардии Преображенского полка как своего будущего сообщника, о чем, возможно, А. Черкасов и не подозревал. А мо-жет быть, и действительно был посвящен в замыслы канцлера. Елизавете стали известны материалы следствия о замешанности в деле Черкасова, человека, способного на авантюры, она наложила на них тайну ради памяти его отца, но открыла их самому поручику и предложила ради ис-купления вины или снятия подозрений вот тот самый брак, который выз-вал столько противоречивых суждений, т.к. никто не знал, какая тайна за ним скрывалась. Что-то подозрительно быстро после женитьбы он ухо-дит в отставку. А после воцарения Екатерины II А. Бестужев сразу же возвращен из ссылки и оправдан, и А.Черкасов начинает свою стреми-тельную карьеру, минуя сразу несколько ступеней, как когда-то его отец в конце 1741 г. Но наше предположение - всего лишь гипотеза, ни-какими фактами и документами не подкрепленная, кроме совпадения от-дельных событий и дат. После этого не значит вследствие этого.
       Как бы то ни было, но А.И.Черкасов переоценил свои возможности и спо-собность ужиться с женщиной, которую он никогда не любил, а их нес-ходство характеров было слишком велико даже для его противоречивой натуры. Все рыцарские представления о долге стали отступать на зад-ний план, пока не исчезли вовсе. После выхода в отставку в 1778 г. он бросил нелюбимую и надоевшую жену, уехал в деревню в Смоленскую губ., где и прожил в одиночестве до дня своей смерти.
       Но это произойдет еще не скоро, а тем временем молодая баронесса Черкасова начнет действовать в пользу своего отца. Обстоятельства бла-гоприятствовали ей: в 1761 г. императором стал Петр III. Еще ранее дочь Бирона сумела внушить великому князю свою злобу к принцу Карлу Саксонскому, которого одно время прочили в герцоги Курляндские. Принцесса воспользовалась позорным случаем бегства принца с поля боя в Цориндорфском сражении в 1759 г. во время Семилетней войны и, сохра-няя некоторое влияние на своего былого влюбленного кавалера, добилась того, что великий князь заявил, что с этим трусом он не хочет иметь дело. Когда же он стал императором, она достигла того, что он прика-зал вернуть ее отца из Ярославля. Петр III обещал дочери Бирона воз-вратить его герцогство и простодушно верил в это до тех пор, пока не приехал принц Георг Голштинский, который со своими сторонниками заставил императора переменить свое намерение, склонил его принудить Бирона и его сыновей отказаться от Курляндии в пользу принца Голштинского. Вскоре после восшествия на престол Екатерины II Бирону была возвращена Курляндия:"... его дочь была ей всегда предана: создать "герцога" в первые дни своего царствования тоже не было неприятно Екатерине в 1763 г." (Екатерина, 1989, с. 520).
       Дочь Гедвига, несмотря на свои детские и девичьи обиды, продолжала любить отца. Мало того, она его обожала! Свой дочерний долг перед униженным и больным герцогом она выполнила до конца. Граф Мерси, ав-стрийский посол, сообщал в шифровке графу Кауницу 6 апреля 1762 г.: "Кроме того, имею донести, что прежний герцог Бирон курляндский неделю тому назад прибыл сюда из своей 20-ти летней ссылки и остановил-ся у своего зятя барона Черкасова (отец которого был кабинет-секретарем)" (РИО, 18, с. 266). В доме Демидовых в Петербурге в 1763 году останавливался брат Е. И. Черкасовой принц Карл, с которым она там встречалась. Но только после личных нелегких переговоров с гер-цогом в Митаве в 1764 г. А.Черкасов добился, что отец стал ежегодно высылать дочери по несколько тысяч талеров: в счет так и не получен-ного ее приданого.
       В имении А. И. Черкасова с. Путятино, Ельницкого уезда, Смоленской губернии долгое время находился большой портрет Бирона работы мастера итальянской школы. Впоследствии он перешел к его сыну барону П. А. Черкасову. Там, в числе других фамильных портретов, он пострадал в 1812 году от варварства французских мародеров, которые перецарапали его шомполами и саблями, а некоторым портретам даже выкололи глаза. Ког-да Ф. А. Бюлер получил этот портрет от своей двоюродной тетки С. И. Черкасовой, то ему пришлось перенести его на новое полотно. Принцесса Гедвига-Елизавета, когда бежала из родительского дома, взяла с собой овальный миниатюрный портрет отца, написанный акварелью на пергамен-те. Она передала его своей дочери Е. А. Пальменбах, урожденной Черкасо-вой, а та - своей дочери баронессе Бюлер, матери Ф. А. Бюлера. Он счи-тал этот портрет своего прапрадеда самым замечательным (Бюлер, 1873, 7, С. 53 - 55).
       Покинутая мужем, Екатерина Ивановна посвятила себя исключительно заботам о дочери, воспитывавшейся в Смольном институте. Хотя у Черкасова, в сущности, было довольно большое состояние (свыше 1700 душ кресть-ян и дом в Петербурге), а жена его получала ежегодную субсидию от своего отца, вновь ставшего герцогом Курляндским, привычка к роскоши и сибаритство А. И. Черкасова расстроили его имущественные дела. Когда после смерти Э. И. Бирона в 1772 г. его место занял слабоумный и распу-тный герцог Петр, положение Черкасовых сделалось затруднительным, т.к. брат совсем перестал помогать сестре. Отсюда пошли раздоры, составля-ющие характерную черту в семье Биронов, и Е.И. обратилась к императ-рице с жалобой на французском языке, которую в переводе на русский, приводит С. Шубинский: "Всемилостивейшая государыня! Обливаясь слеза-ми, повергаюсь к подножию престола вашего императорского величества и нижайше прошу сжалиться над положением, до которого я доведена с своей дочерью и с двумя девицами-сиротами, которых я взяла из Смоль-ного монастыря, непреклонностью герцога, моего брата, который не толь-ко не оказывает мне в помощи, о коей я его просила, но еще передал министру вашего императорского величества записку, исполненную лжи и упреков, касательно оказанных мне вспоможений. Я все это отвергла в ответе, который представила министру вашего Императорского величества в минувшем октябре месяце для того, чтобы оный повергнут был на высо-чайшее ваше усмотрение; но так как ответ этот не был принят, то я вы-нуждена приложить его при сем и непосредственно обратиться к своей всемилостивейшей государыне для того, чтобы просить ее высокого могу-щественного покровительства, ибо ежеминутно ожидаю, что меня посадят в тюрьму мои кредиторы, с которыми не могу расплатиться, и рискую ли-шиться единственного достояния: своего дома и своего серебра, которое сполна заложено. Только ваше императорское величество и может заста-вить моего брата, уплатить мои долги и увеличить мои доходы так, что-бы я могла жить здесь прилично. Но если бы я была столь несчастлива, что всенижайшая просьба моя не была уважена, то соблаговолите, все-милостивейшая государыня, купить этот дом, который заложен в опекун-ском совете, для того, чтобы я могла совсем удалиться отсюда и окон-чить мое печальное существование в Лифляндии. Возлагаю свою надежду на известное всему миру великодушие вашего Императорского величества и на удовольствие, которое вы испытаете, помогая бедным и угнетенным, тем более что я в первый раз в продолжений вашего достославного цар-ствования решилась просить о себе и о своих детях, которые так мало могут ожидать себе от наследства отца. Всеми покинутая, прибегаю к своей монархине. Она слишком милостива, чтобы не помочь тем, что есть, с наиглубочайшим благоговением и усердием, всемилостивейшая государы-ня, вашего Императорского величества всенижайшая, всепослушная и пе-рвая верноподданная
       Катерина, б. Черкасова,
       рожденная принцесса
       Курляндская.
       С.-Петербург,
       сего 22-го января 1780 года" (Шубинский, 1995, с. 98-99).
       Екатерина, как помним, не была особенно расположена к ней, однако проявила великодушие: она заступилась за Черкасову, при-нудила герцога Петра назначить сестре определенную ренту и купила в казну черкасовский дом в Петербурге. Когда в 1795 году состоялось при-соединение Курляндии к России и П.Бирон получил за свои ленные вла-дения 2 млн. талеров и пенсию в 100 000 талеров, государыня обязала его формальным актом ежегодно выдавать сестре по 10 тыс. талеров в год. Устроив свои финансовые дела, Черкасова решила навсегда покинуть Петербург и переехать в Дерпт вместе с дочерью, которая в 1779 г. окончила курс в Смольном институте. Что побудило ее избрать своим местопребывания этот, город - неизвестно. Г. Гельбиг предполагал, что "ради дешевизны" в Лифляндии. Баронесса жила открыто, принимая у се-бя многочисленное общество, часто давая балы. По принятому на Западе обычаю сохранять дамам титул, приобретенный рождением, несмотря на брак с лицом менее или вовсе не титулованным, остзейские помещики величали баронессу принцессой. В 1781 г. она выдала дочь за лифлянского дворянина Пальменбаха, имевшего обширные родственные связи и хорошее состояние.
       Черкасова дожила до глубокой старости. Она скончалась 31 марта 1797 года. "Подобно Ксении Годуновой, эта дочь Бирона, умирая, просила, чтобы ее похоронили вместе с ее знаменитым отцом и братьями. Набальзамированный труп ее был перевезен в Митаву, и там в замке, в родо-вом склепе, дочь Бирона легла около тех, с которыми она когда-то де-лила могущество, славу, ссылку и много семейного горя" (Мордовцев, 1, с. 328).
       К рассказу о баронессе Е.Черкасовой остается добавить один любопыт-ный эпизод, характеризующий ее брата Карла в резком контрасте с лич-ностью ее мужа А.Черкасова. Ф. Бюлер, ссылаясь на уже цитировавшуюся статью А. Д. Васильчикова "Семейство Разумовских", рассказывает, как в 1767 г. граф И.И.Шувалов, находясь в Венеции, занял у кого-то 1350 червонцев, чтобы ссудить ими принца Курляндского. Так как последний не спешил возвращать долг, то Шувалов вынужден был послать вексель К.Г.Разумовскому и уполномочить его получить эти деньги. Разумовский ответил: "Однако, любезный мой друг, когда вы заблагорассудите дать мне сию комиссию, чтобы вам отыскать сии деньги, то я не оставлю употребить всевозможные старания, вследствие чего рассудил призвать Александра Ивановича Черкасова, которому вручил письмо к принцу Петру, дав ему знать, сколько ваш поступок честен и знатен в рассуждении сей фамилии и что вы по справедливости для спокойствия вашего немед-ленно удовлетворены быть должны" (Васильчиков, 1, с. 609). Зять принца А.И.Черкасов, если когда брался за какое дело, то доводил его до удовлетворительной развязки: он и в этом грустном обстоя-тельстве поступил со свойственной ему прямотой, честностью и горячностью, так что деньги весьма скоро и сполна были доставлены Разумовс-кому, и он снова пишет Шувалову: "... есть обнадежить вас поскорее, что деньги ваши, данные взаймы принцу Курляндскому, не пропадут, ибо уже и так ко мне отозвались: вчера барон А. И. Черкасов приезжал ко мне с письмом, которое при сем вам в оригинале прилагаю и трактовал со мной, чтоб уплату помянутого долга получить серебряной монетой, и я, чтобы только опасное ассюрировать, сказал, что все равно, только бы червонные были уплачены такой ценой, какой они здесь ходят" (Васильчиков, 1, с. 610). Из письма Разумовского от 26 февраля 1768 г. ви-дно, что если бы не посредничество Черкасова, то Разумовский непремен-но пожаловался бы на принца императрице, тем более что отец его не раз отказывался от уплаты его долгов и давал ему только 6000 талеров в год. У принца Карла была очень дурная: слава, и в бытность свою в Париже в том же 1768 г. он даже был посажен в Бастилию. Бюлер воск-лицает: "И из-за этого такого повесы барону Черкасову пришлось отры-ваться от дел государственных, и именно в тот год, который был всех знаменательнее в деятельности его по медицинской коллегии! " К импе-ратрице пришлось обращаться самому Черкасову: 19 мая 1773 г. он пи-шет ей из Ревеля письмо, в котором просит ее заступиться за шурина - герцога Петра в процессе, затеянном с ним братом принцем Карлом пос-ле смерти их отца. Екатерина II ответила 25 май письмом, в котором уведомляла Черкасова, что уже поручила барону Стакельбергу вступиться за герцога в его ссоре с принцем Карлом.
       "Вообще, можно сказать, не поздоровилось ему от женитьбы на дочери Эрнеста-Иоганна Бирона! "- резюмирует Ф.Бюлер (Бюлер, 1870, 86, с. 179-180).
       2. Первый президент Медицинской коллегии.

    * * *

       Дворцовый переворот 28 июня 1762 года, возведший на престол Екатерину, стал началом и возвышения А.И.Черкасова. Его прежняя близость ко двору великого князя Петра Федоровича, его дружба с братьями Орловыми, инициаторами и руководителями еще одной придворной "револю-ции", принесли заслуженный результат.
       "Новые порядки выдвинули и новые личности, принадлежавшие к семье Преображенской: Потемкина и Александра Черкасова. Первый из них, как один из видных деятелей в событиях 28 июня, был назначен в Синод "на-выкать тамошним делам", между тем как другой, в чине капитана удо-стоился звания первого президента учрежденной "особой медицинской , коллегии для усиления медицинских средств" (Соловьев, 25, с. 241). Вряд ли оба названных лица предполагали в те радостные дни, что нас-танет время, когда они будут ненавистны друг другу, и колесо фортуны последнего перевернется благодаря активному участию первого. В отличие от своего отца, успевшего в его годы проявить свои способ-ности и при Петре I, и при Екатерине I, и, наконец, отдать все си-лы на службе их дочери, старший сын пока еще ничего выдающегося не совершил, если не считать брака с Е.И.Бирон, что тоже можно рассмат-ривать как службу императрице. Правда, он получил блестящее заграни-чное образование, но в последние годы жизни Елизавета предпочитала опираться на старых, может быть, не так хорошо образованных, но за-то проверенных десятилетиями слуг, да и те, вроде А.П.Бестужева, бы-вали ненадежными. На смертном одре можно было присвоить чин капита-на вне очереди поручику Черкасову, но его способности, знания, тала-нт, наконец, оставались невостребованными. Возможно, именно это пов-лияло на его решение подать в отставку в 1761 г. Вероятно, ему пона-добилось тогда остаться в смоленском имении, доставшемуся ему по ра-зделу после смерти отца. Из дел государственного архива видно, что он еще в июне 1761 года туда отправился. Следовательно, фактическое пребывание в отставке началось за несколько месяцев до смерти Елиза-веты Петровны; решение об официальной отставке созрело окончательно во второй половине 1761 г., о чем и был подан рапорт накануне смер-ти императрицы. Поводом для отставки от службы им была выбрана боле-знь, для чего требовалось представить соответствующую справку от доктора, что, конечно, легко было сделать за определенное вознагражде-ние. "Уволен по болезни" в 33 года?
       Был ли он спустя год в Санкт-Петербурге? Принимал ли какое-то, хотя бы косвенное участие в событиях дворцового переворота, свергнувшего Петра III с престола? Никаких сведений об этом не сохранилось, да и, ве-роятнее всего, их просто не было. Традиционно Черкасовы избегали быть замешанными в участии в каких-либо тайных структурах: обществах, заговорах и т.п. Невинное участие в кружке княгини А.П.Волконской И.А. Черкасова с тяжелыми последствиями для всей семьи надолго отбило охо-ту у его потомков заниматься конспиративными делами, хотя были и ис-ключения из единой традиции рода, а один из Черкасовых настолько нару-шит этот семейный неписанный закон, что встанет в ряды декабристов. Однако дружеская близость к Екатерине Алексеевне, ставшей Екатериной Второй, продолжавшаяся долгие годы, вовремя установившиеся связи с Орловыми, особенно с Григорием Григорьевичем, вторым из пяти братьев Орловых, не остались незамеченными современниками. Любовные отношения Великой княгини и поручика Измайловского полка Григория, вероятно, не были секретом для Александра Ивановича. "Рассказывают за достоверное, что Екатерина после одной из неприятнейших встреч, которые она име-ла с императрицей или со своим супругом, открыла, чтобы освежиться, окно в тогдашнем Зимнем дворце, и ее взгляд упал на Орлова. Это мгно-вение решило все. Взгляд красивого юноши был электрическим током, одушевившим Екатерину. Одна мысль о нем заполняла в ее сердце ту пустоту, которая образовалась вследствие отъезда графа Понятовского из Петер-бурга. С тех пор многое производило на нее впечатление, но лишь мимо-летное. Григорий Орлов, вполне сознававший свою красоту и поэтому уве-ренный в своем успехе, очень скоро и не без удовольствия заметил, как знаток, какое сильное впечатление он произвел на великую княгиню. Так зародилась между Екатериной и Орловым интрига, шедшая обычным ходом. Ночные потемки прикрывали в комнатах Григория запретные свидания, оставшиеся тайной для дневного света. Последствия этого стали заметны еще при жизни Елизаветы Петровны и вынудили великую княгиню притворить-ся, что у нее болит нога, и под таким предлогом показываться императ-рице не иначе как сидя. Только в апреле 1762 года, т.е. уже в царство-вание Петра III, Екатерина вполне оправилась" (29 апреля 1762 г. Ека-терина родила сына, будущего графа Бобринского. Муж, кажется, так и не узнал об этих родах жены-императрицы, происшедших за два месяца до его свержения и гибели -Авт.) (Гельбиг, 1999, с. 171-172 ).
       А.Черкасов мог лишь догадываться о будущем очередном потрясении при дворе, и при своем незаурядном уме мог вполне точно рассчитать, что на российский престол скоро опять воссядет императрица, и не у дел он останется недолго. Так и произошло. Действительное возвышение барона А.И.Черкасова началось вскоре после вступления на трон Екатерины II, Следует отметить, что как приверженец Орловых, он был в почти откры-той вражде с княгиней Екатериной Романовной Дашковой, тоже активной участницей переворота, а с ее дядей графом Н.И.Паниным он находился в каком-то соперничестве несколько лет, быть может потому, что счи-тал себя не менее способным, чем тот, управлять коллегией иностран-ных дел.
       В 1762 году ему, как человеку образованному и долго прожившему за границей, было поручено составить проект образования Медицинской коллегии, что он и исполнил, по мнению Екатерины, вполне удачно. 12 ноября 1763 г. она утвердила этот проект. Барон А.И. Черкасов тем же указом был из отставных капитанов гвардии пожалован в действитель-ные камергеры, минуя чин бригадира, в чин IV класса; вместе с тем по случаю занятий в коллегии он был освобожден от очередного деж-урства при дворе. Отныне он назначен первым президентом медицинской коллегии. Наконец-то он мог обратить на пользу России все познания, приобретенные в Кембриджском университете и дополненные путем само-образования. В 1765 году он принимает деятельное участие в учреждении Вольного Экономического общества, которое с того же года заня-лось распространением картофеля в России и начало заботиться о вве-дении в стране оспопрививания.
       Реформа медицинского дела находилась в ряду неотложных задач, которые предстояло решать новой императрице. В тогдашней России проживало только 20 млн. жителей, в то время как по подсчетам современников-экономистов на таком огромном пространстве могло бы проживать не менее 100 млн. Росту населения угрожали два постоянных бедствия: частые неурожаи и эпидемии заразных болезней, особенно оспы. Всей медициной в России ведала медицинская канцелярия, существовавшая с 1725 г. В годы правления Елизаветы Петровны ее возглавлял лейб-ме-дик Г.Лесток, за свои политические прегрешения угодивший под арест и в ссылку, затем пост руководителя канцелярии перешел к Г.Бургаве, а после его смерти с 1753 г. канцелярию возглавлял П.З.Кондоиди. Француз, голландец и грек вполне достойно развивали медицинское дело в России, были способными организаторами и неплохими, по тогдаш-ним меркам, врачами. Между прочим, с медицинской канцелярией связа-но рождение и развитие книжного знака - экслибриса - в России. В на-чале 1750 годов при Бургаве лейденский художник Иоганн Ван дер Спайк награвировал два экслибриса для библиотеки Медицинской канцелярии. Это и были первые книжные знаки, положившие начало библиофильским связям России и Нидерландов (Книжное обозрение. 2005,  20). Пос-ле П. Кондоиди канцелярию возглавили Я.Моисей и Я.И. Лерхе (временно). Я.И. Лерхе был разработан в январе 1763 г. план полезных преобразо-ваний медицинского обслуживания в России. Но медицинская канцелярия не имела достаточно определенного круга действий и обширной власти, и изжила себя как государственное учреждение.
       Уволив в отставку архиатра Я. Моисея, Екатерина решила преобразовать и все управление медицинским делом в России. Для этого ей понадобился русский высокообразованный сановник. Бывшая немецкая принцесса, в которой от силы были 1-2 капли русской крови "по водворении, делала все возможное для того, чтобы забыть о своем иностранном происхожде-нии <...>. В 1762 году вражда против пруссаков была возбуждена в Рос-сии до крайней степени, потому что русские войска несколько лет сря-ду напрасно жертвовали жизнью из-за чужих интересов. Посему, когда вследствие нравственного потрясения, которое причинило Екатерине из-вестие о внезапной кончине Петра III, этой государыне пришлось прибегнуть к кровопусканию, и большая часть царедворцев съехались к ней на следующий день, чтобы узнать о ее здоровье, - она вышла к ним и привела их в неописанный восторг, объявив с многозначительной улыб-кой: "Доктор Роджерсон вчера выпустил из меня последние капли немец-кой крови!..." (Вполне достоверное предание)" (Бюлер, 1871, 96, с. 199). Коль скоро, если императрица в одночасье признает себя по-лностью русской, то и ответственные посты в государстве она, в силу этого самомнения, отдает в руки талантливых русских администраторов. А барон А.И.Черкасов был государственным человеком в полном смысле слова. Однако профессиональным врачом он не являлся, имея случай лишь теоретически ознакомиться с медициной. Не было ли это назна-чение тем, увы, вековечным в России процессом, когда сапоги тачать назначается пирожник, а пироги печь идет сапожник? Номенклатурные казусы российской и советской империй показывали примеры еще более удивительной рокировки кадров с главной аксиомой: "Я нача-льник - ты дурак, ты начальник - я дурак". Нет, Черкасов не был из числа тех, кто тщится свое незнание защитить силой своей власти: "... когда ему пришлось быть первым президентом устроенной им в России медицинской коллегии, то он, дорожа своими сотрудниками, иногда бла-горазумно уклонялся высказывать свое мнение о степени искусства вра-чей, отзываясь, что, как до меня сие не следует, то судить не могу, а оставляю на рассмотрение медицинской коллегии" (Бюлер, 1870, 86, с.19).
       Итак, был принят законодательный акт об утверждении Медицинской ко-ллегии:
       "Указ нашему сенату. Чрез сие учреждаем в государстве нашем медицинского факультета коллегию, разделяя оную на два департамента, а именно: на коллегию докторского и лекарского искусства, и на канцеля-рию, отправляющую всю экономию помянутого факультета. Коллегия устанавливается с такими преимуществами, на каких все наши государственные коллегии основаны, и имеет власть делать распорядки, касающиеся до врачевания во всей империи и до распространения науки медицинской, хирургии и всех частей к тому принадлежащих в государстве нашем; а канцелярия факультета экономическая одному президенту подчинена. Ка-кие мы притом обоим сим департаментам на первый случай правила предписали, какие и сколько членов в них определили и в чем оных до-лжность ныне состоит, о том мы дали знать особливою инструкцией коллегии сей за нашим подписанием и прилагаем при сем сенату нашему копию для ведома, и что принадлежит по ней для исполнения. Впрочем оной коллегии быть повелеваем в нашем особливом ведении и протекции, и сей наш указ публиковать во всем государстве
       Екатерина. 1763 года ноября 12 дня".
       В состав вновь создаваемой Медицинской коллегии (в ее присутствие) входили восемь членов с правом голоса, в т. ч. несколько медиков (ме-дицинских чинов), которые должны были стать первыми помощниками президента во всех специальных вопросах: среди них было три доктора медицины, штаб-лекарь, лекарь, оператор и аптекарь. По рекомендации барона А.И. Черкасова, императрица Екатерина II утвердила следующих "медицинских чинов": генерального штаб-доктора Георга Аша, доктора Матвея Пеккена (он стал потом еще и ученым секретарем Медицинской коллегии), доктора Андрея Линдемана, штаб-хирурга Иоганна Вольфа, хирурга Иоганна Блока и аптекаря Иоганна Моделя.
       Трудно, конечно, сейчас судить о медицинской квалификации и компете-нтности вышеназванных "медицинских чинов", были ли они, как говорит-ся, лучшими из лучших. Можно лишь довериться рекомендации барона Че-ркасова, человека, обладающего, как говорили о нем, глубоким и обши-рным образованием, знакомого с естественными и медицинскими науками. Стоит лишь добавить, что, как считалось в то время, эти медики были "искуснейшие по своим наукам и талантам": так, во всяком случае, утверждалось в одном из официальных документов" (ПСЗ, IX, 11 964; Мирский, с. 125). Упомянутая инструкция обязанностей Медицинской коллегии и в особенности ее президента дополняла указ императрицы и также вошла в ПСЗ: "По инструкции президент назначается в коллегию яко первенствующая только персона; а в канцелярии быть ему главным командиром". В начале этого документа упоминается, что мало докторов из российских людей, и иногда призываются малознающие иностранцы, да и тех, по пространству Империи, во внутренних, а паче отдаленных пр-овинциях недостаточно, да и аптек не заведено. В уважение этой госу-дарственной надобности, главнейшее вменено в обязанности коллегии: 1) Заботиться о сохранении народа врачеванием и 2) образовать русс-ких докторов и всюду заводить аптеки. К этому императрица приписала собственноручно: "Не забыть и о госпиталях по провинциям учрежден-ие сделать и нам представить". В особенности предписано докторскую науку час от часу больше просвещать и лишних в столицах врачей отп-равлять в губернии для пользования народа следить за болезнями в провинциях, требовать от находящихся там докторов, чтоб они высылали оттуда срочные донесения о своих действиях и о болезнях, кото-рым подвержен народ. Врачей запрещено определять, как прежде, наудачу, по рекомендациям, по искательству; а в столицах указано давать места военным лекарям только по прослужении ими шести лет в армии, "дабы худые у хороших, а младшие у старших не отымали по проискам доходных мест...". В коллегию назначены два секретаря: один сведующий в латинском языке, другой из русских ученых, с обязанностью ве-сти протоколы и издавать Записки Докторов Российских на латинском языке, с переводом, в виде экстрактов, на русский язык. В числе по-ощрений искусным врачам упоминается назначение их почетными членами коллегии. Ей предписано собираться два раза в неделю, кроме экстрен-ных случаев; приказано иметь свою диспенсаторию, библиотеку и анато-мический театр, а также заведовать ботаническими огородами. Власть президента ограничена (не забудем, что редактором устава был сам Черкасов) в том смысле, что ему не дано никакого голоса в докторс-ких рассуждениях по правилам науки врачевания, "потому что сие толь-ко ученым принадлежит"; но высокое призвание его выражено словами: "что ученые придумывать станут, то он должен соображать с пользой народной и с соблюдением интереса государственного", и ему предос-тавлено право созывать экстраординарные заседания и обо всем, что сочтет нужным, докладывать императрице. Одни только лейб-медики и штаб-хирурги изъяты из ведомства коллегии. В пункте 13 сказано, что в случае получения рапорта о появлении где-либо морового поветрия, оспы или иной заразы, коллегия должна отвращать их распространение.
       Черкасов представил вышеупоминавшиеся имена кандидатов в члены кол-легии исключительно из сословия врачей; но выбор был не велик: на службе находилось всего до 45 докторов, не считая лейб-медиков, чле-нов Академии Наук и профессоров Московского университета, и они бы-ли большей частью иностранцы: Нагель, Риттер, Алопеус, Ив. и Хр. Бло-ки, Тоде, Кельхен, Фукс и т.п. В 1766 г. трое из членов медицинской коллегии были иностранцы и излагали мнения свои на немецком языке. Когда семь лет спустя, то есть в 1780 году, при учреждении наместничеств потребовалось 308 практиковавших докторов медицины, их во всех родах службы было только 47, и докторские вакансии по необхо-димости отданы были штаб-лекарям и лекарям... В заведование колле-гии поступили все госпитали и госпитальные школы, она прилагала по-печение к уменьшению смертности, достигавшей ужасающих размеров, и публиковала свои труды и протоколы <...>. Коллегия поощряла меди-ков составлять и переводить на русский язык лучшие сочинения о меди-цине. Знаменитому ганноверскому врачу Циммерману, другу Лафотера, поручено было прислать в Россию опытных врачей из Германии (как сказано в инструкции, к этому нужда тогда приводила).
       В это же время изданы были врачебные правила для наставления родителей всякого звания: как содержать детей, какой вести им образ жиз-ни, какую употреблять пищу. Ознакомление народа с предохранительным действием натуральной оспы также составляло предмет деятельной заботливости барона Черкасова. Доктор Яниш, выборгский уроженец, которым он особенно дорожил, как одним из ученейших в России медиков, написал в 1764 году трактат об оспопрививании, обратившийся в руководство для совершения прививок, однако, как будет видно из дальнейшего, пе-рвое оспопрививание произойдет только в 1768 году" (ПСЗ, IX, 11 965; Бюлер, 1870, 86, с. 34-38). И.Г. Яниш родился в бедной семье и, полу-чив первоначальное образование, в 1752 г. из Выборга поехал в Германию учиться медицине в Иенском университете, окончил там курс, полу-чив в 1755 г. докторский диплом. В Россию он прибыл в июне 1758 г. Медицинская канцелярия экзаменовала его и 4 июля он получил право медицинской практики в России. Он работал младшим доктором в Морском госпитале С-Петербурга, временно управлял с-петербургским сухопут-ным госпиталем. Уже при А.И.Черкасове был назначен доктором в Смольный монастырь. Безусловно, это был один из самых ученых врачей свое-го времени. Однако о нем не упоминают ни слова иностранные авторы, издававшие за границей сочинения о России, в том числе и о постанов-ке здравоохранения: ни Рихтер, ни Шлецер, ни Шторх. Мало того, боль-шинство зарубежных авторов отзывалось об оспопрививании как о деле совершенно необязательным для России. Так, Шлецер утверждал, что рус-ский народ скорее гибнет от пьянства, чем от каких-либо болезней, что климат петербургский один из лучших в Европе (хотя сам же приз-нал и привел огромную цифру смертности младенцев), и уверял, что в России не нужны ни оспопрививание, ни воспитательные дома, потому что русского человека излечивает или спасает от оспы потение в бане, и что почти нигде женщина не родит так легко как в Петербурге. Шторх, издавший свою книгу гораздо позднее введения оспопрививания, уже не оспаривает его пользы, восхваляет учреждение Екатериной II Медицинс-кой коллегии и распоряжения относительно оспопрививания докторов Шулипуса, фон-дер-Аша и иных соотечественников-немцев, но зато умудря-ется проигнорировать всю 12-летнюю плодотворную деятельность А.И.Че-ркасова на посту президента Медицинской коллегии, не сказав о нем ни единого слова, ограничившись лишь замечанием, что в президенты этой коллегии назначается обыкновенно лицо, "облеченное высоким саном". Ф.А. Бюлер пишет, что разгадка этой неприязни к российским врачам и особенно к просвещенному русскому патриоту заключается в той тяжелой борьбе, которую барону Черкасову пришлось вести с иноземным засилием в самой медицинской коллегии. В то время вся медицина в России на-ходилась всецело в руках иностранцев, главным образом, немцев. Черка-сов же стремился к тому, чтобы выпускать своих докторов. На монопо-лию немцев, заинтересованных в слабом развитии отечественной медици-ны, указывал еще предшественник Черкасова П.Кондаиди, но ничего не мог с нею поделать по двум причинам: 1) полной неподготовленности ру-сского юношества и отсутствие учреждения, где можно бы как следует поставить преподавание медицины; 2) по причине сильной оппозиции немцев-врачей. Оба эти препятствия достались в наследство А.И.Черкасову. В их преодолении барон проявил много сдержанности, но когда ее не хватало и не было сил, обращался за помощью к императрице, ко-торая стремилась к справедливому разрешению конфликтов. Можно хоро-шо представить определенную драматичность ситуации, если вспомнить: на службе в те годы находилось не более 45 докторов, и почти все они были иностранцы. Московский университет уже существовал, но первое десятилетие преподавание там было вообще очень слабо, а в так называемых госпитальных школах медицина была поставлена настолько плохо, что давать обучавшимся там докторскую степень было просто невозможно. План А.И.Черкасова и заключался в том, чтобы, с одной стороны, уско-рить открытие медицинского факультета в Московском университете (он будет открыт только в 1764-1765 гг.) как это видно из переписки ку-ратора В.Е. Ададурова с бароном Черкасовым, определившим в университет профессора Эразмуса на кафедру анатомии, а с другой стороны, поднять образовательный уровень госпитальных школ; он хотел преобразовать их в такие заведения, которые могли бы выпускать настоящих врачей и тем самым потеснить в России врачей-иностранцев. Но планы приходилось корректировать в соответствии с реальной действительно-стью. "Медицинский факультет Московского университета еще только на-бирал силу, преподавание клинической медицины и особенно хирургии велось там неудовлетворительно, рассчитывать на быстрое и качествен-ное пополнение медицинского сословия воспитанниками университета бы-ло трудно" (Мирский, с. 127-128). Упомянутый доктор Эразмус, напри-мер, поразил своей некомпетентностью куратора В.Е. Ададурова, о чем он сообщил Черкасову в письмах от 11 октября - 6 декабря 1764 г. Не-годование куратора вызвало и то, что Эразмус постарался занять и дру-гие должности, чтобы получать больше денег. А.И.Черкасов ответил не без иронии 2 декабря 1764: "Опасаюсь однакож, чтоб ему не быть в случае собаки, за многими зайцами вдруг гоняющейся, несмотря на схо-дство профессий, упоминаемое в записке вашего превосходительства от 14 октября. Простите мне, что давно о сем к вашему превосходительст-ву не написал: о неприятной материи и писать не охота" (Чистович, с. 178-182). Но это была ирония бессилия. Я.А.Чистович рассказывает о некоем докторе Вандини, который не отправился на место военной слу-жбы. 17 апреля 1764 г. А.И. Черкасов призвал его в Медицинскую колле-гию и сделал ему выговор за то, что тот "за своими пустыми происками" до сих пор не отправился на место, и приказал ему в тот же день вые-хать из Петербурга, с угрозой, что если он до полночи 17 апреля не выедет, то с него будет вычтено жалование со дня определения по сегодняшний день, и "признан будет к службе неподобным и отрешен будет от нее без абшида". Угроза не помогла: Вандини не выехал ни 17-го, ни в последующие дни и 20 апреля отказался от должности и был исклю-чен со службы, а выданные деньги были взысканы с него обратно (с, 282).
       Эти два примера, в сущности, противоположных по содержанию, тем не менее, свидетельствуют об одном и том же: об отношении врачей-иностранцев к исполнению своих святых обязанностей. Они осознавали свои осо-бы незаменимыми, что, к сожалению, соответствовало действительности, т.к. других профессиональных докторов просто не было. Московский медицинский факультет еще долго стоял не выше уровня госпитальных школ, поэтому его воспитанники до самого учреждения медико-хирургической академии после прослушивания теоретических курсов наук доканчивали образование в тех же госпитальных школах, заменявших клиники. До 1791 года медицинский факультет не имел права выдавать от себя док-торские дипломы.
       Однако Черкасов не сдавался и перенес основной упор на выпускников существовавших с начала 18 в. госпитальных школ. Ему хотелось насто-лько преобразовать и улучшить эти школы, чтобы не нуждаться в иност-ранных докторах. Разрабатывается новый план, который он представил Екатерине II. Она одобрила его, в результате чего 9 июня 1764 г. был подписан следующий указ, адресованный Медицинской коллегии:
       "Указ нашей Коллегии Медицинской.
       По установлению новому медицинскаго факультета, каковое состоит теперь в государстве нашем, под правлением Медицинской нашей колле-гии, ни малая более нужда не настоит, чтобы кандидаты медицины про-изводимы были через экзамены в университетах чужестранных в доктора сего факультета. И сего ради повелеваем нашей Коллегии Медицинской по собственным ея экзаменам всех обучившехся сей науке производить в доктора медицины и давать на то каждому патент на пергаменте, за рукой президента Коллегии, с приложением нашей печати.
       Екатерина"
       Июня 9 дня 1764 года. (Чистович, с. 334).
       Когда этот указ стал известен в коллегии, то произошло то, чего и следовало ожидать, и о чем своевременно не подумали, увлеченные прекрасными иллюзиями, ни Черкасов, ни Екатерина. Во второй половине ве-ка докторское звание ценилось еще очень высоко, и чужестранные докт-ора, приезжая в Россию для службы, были принимаемы на условиях очень обременительных для правительства. Но не соглашаться на эти условия было невозможно почти не имея своих докторов, а посылка русских за границу для усовершенствования и получения докторских дипломов под разными предлогами затруднялась иностранцами, стоявшими во главе ме-дицинского управления в России. Поэтому члены коллегии читали указ как приговор о ненадобности для России иностранных докторов и о заме-не их русскими кандидатами медицины. Кроме того, в их среде господс-твовало убеждение, что русские не способны быть врачами и не должны получать полного медицинского образования. Тем русским врачам, полу-чившим основательное образование за границей приходилось буквально бороться за выживание, чтобы не погибнуть от ежедневных и разнообра-зных притеснений. Конечно, указ от 9 июня не содержал ничего тако-го, что могло бы уже в скором будущем нанести серьезный урон иностра-нным медикам. Однако члены коллегии возненавидели А. Черкасова как смертельного врага и стали во всем противоречить и мешать ему. Инсти-нкт самосохранения заставил их пойти на дерзость: против указа был составлен протест с просьбой о его отмене. Однако императрица на от-мену указа не согласилась, сказав будто бы, что члены коллегии могут поступать в исполнении его по своему разумению. Коллегия сочла эти слова за дозволение не исполнять указа.
       Не так думали те россияне, которые увидели в указе силу закона, дававшего им право на получение докторского диплома. Первый врач, который воспользовался новым разрешением был Г.М. Орреус, финляндец, сын деревенского пастора. Медицинское образование он получил в петербургской госпитальной школе, был произведен в лекари в 1757 г. и назначен в армию в начале Семилетней войны. В 1762 г. был определен в Медицинскую канцелярию в помощь штаб-физику и 13 мая 1763 г. назначен оператором в петербургском адмиралтейском госпита-ле. В 1765 г. он подал в коллегию прошение о допущении его к доктор-скому экзамену для получения диплома. Г.М.Орреус легко выдержал экза-мен в октябре 1765 г. Оставалось получить диплом, но случилась неожи-данность: коллегия вроде бы и не отказывала ему в дипломе, но начала откладывать его выдачу под разными предлогами. Когда ему надоели бес-смысленные хлопоты, Орреус подал в августе 1766 г. на коллегию жало-бу в кабинет императрицы с просьбой истребовать следовавший ему дип-лом. Управляющий делами кабинета действительный статский советник И.Елагин потребовал от коллегии сведений о причинах, по которым не выдается Орреусу диплом, и когда этот запрос был получен, то барон Черкасов поручил трем членам коллегии: фон-дер-Ашу, Пеккену и Линдеману написать подробное объяснение в ответ на предложенные из каби-нета вопросы. Эти "заклятые друзья" своего президента написали "Объ-яснение членов коллегии об Орриусе" на немецком языке (подлинник помещен в упоминавшейся книге Я.А.Чистовича на с. 335-337). "Объяс-нение" было выдержано в стиле формального доноса на Черкасова: указ 9 июня он представил императрице без их ведома, прежде чем раздавать дипломы следовало бы завести школы; что на основании своей инструк-ции коллегия не может выдавать дипломов без сношений с Московским университетом (в инструкции об этом упоминаний не было). Наконец, было сказано, что Орреус плохо выдержал экзамен. Все это было пусты-ми отговорками или прямой ложью. Тем не менее, получив их разъясне-ние, Елагин возвратил просителю его заявление, объявив, что он дол-жен быть доволен коллежским определением. Но Орреус не был послушной овечкой: переговорил с президентом Черкасовым, побывал у Елагина и снова подал просьбу на имя императрицы, которая уже была предупреждена Черкасовым о его первой неудаче. Дело протянулось еще полтора го-да и кончилось тем, что 2 августа 1768 г. императрица подписала име-нной указ коллегии, коим повелевалось признать Орреуса доктором медицины и выдать ему диплом на это звание. Таким образом, это был первый докторский диплом, выданный в России, и он оказался в достой-ных руках: в 1768 г. Орреус был генеральным штаб-доктором сначала
    во второй, а затем в первой     армии во время первой русско-турецкой
    войны. Полководец П.А.Румянцев писал о нем в 1771 г    .: "Сначала при
    второй, а потом и при предводительствуемой мною ныне армии, с оп    ре-
    делением его находясь неотлучно, во врачевании одержимых натуральными болезнями и ранениях военных чинов крайнюю прилеж-ность и усердие оказывал". Барон Черкасов ходатайствовал перед импе-ратрицей об определении О    рреуса сначала на должность и жалование ди-визионного доктора, а в 1772 г. - штаб-физиком Москвы: здесь он от-лично проявил себя в борьбе с эпидемией чумы. В 1776 г. Орреус вы-шел в отставку; умер он в 1811 году (Мирский, с. 126-127).
       Мы видим, следовательно, что благодаря деятельности президента Медицинской коллегии (при сопротивлении значительной части ее членов) была решена одна из важнейших задач российского здравоохранения: на-чали появляться собственные доктора медицины и для получения дипло-ма не было необходимости ехать за границу и сдавать экзамен на пра-во вести медицинскую практику в каком-нибудь иностранном университе-те. Но следует признать, что диплом Орреуса был при Черкасове единс-твенным дипломом, выданным Медицинской коллегией. Не все обладали настойчивостью и терпением упрямого финна, а президенту так и не удал-ось сломить немецкое влияние в медицине, которое продолжалось еще около ста лет, главным образом, в разных правительственных медицинс-ких учреждениях.
      

    * * *

       В 1767 г. Екатерина II приказала собрать Законодательную комиссию, призванную разработать новые законы Российской империи. Наступило недолгое время составлений депутатских "наказов" для будущего проек-та Нового Уложения, которые поступали от различных сословий, горо-дов и государственных учреждений страны. Образцом для этих многочис-ленных наказов являлся "Наказ" самой Екатерины - социально-политиче-ский и философский документ эпохи, с которого можно вести отсчет на-чала идеологии либерализма в России. Увы, позиции либерализма в на-шей стране всегда были настолько шаткими, что даже если их озвучива-ли Екатерина II, Александр I, Александр II, то итогом их реформаторских начинаний становился или "полный поворот кругом" самих венценос-ных инициаторов, или благодарность "пламенных революционеров" в форме ряда покушений, завершившихся убийством. В "Наказе" автор прямо говорила об ужасающей смертности детей у русских крестьян, уносящую до трех четвертей "сей надежды государства".
       "Какое цветущее состояние было бы сей державы, - горестно воскли-цала Екатерина, - если бы могли благоразумными учреждениями отвра-тить или предупредить сию пагубу!" (имелась ввиду, в том числе, че-рная оспа - Авт.). Депутатом от медицинской коллегии был избран ко-ллежский советник и армии штаб-доктор барон Георгий Аш. Что же пору-чала ему коллегия?" Наказ определенному от медицинской коллегии к бы-тию при сочинении проекта Нового Уложения депутатом оной коллегий члену, коллежскому советнику и армии генеральному штаб-доктору, гос-подину барону Георгию Ашу" состоял из 9 пунктов. Остановимся на 3-м из них, посвященном необходимости совершенствования аптечного дела. Аптеки уже в те годы становились для хворающих людей самым популяр-ным медицинским учреждением, но их было мало, и находились они преиму-щественно в губернских городах.
       "3. Где же казенных лазаретов для пользования обывателей и при них во 2-м пункте описанных аптек учреждено не будет, там вольным апте-карям позволить на нижеописанных кондициях аптеки заводить, а име-нно: 1) чтоб запрещено было прочим всякого звания людям лекарства продавать, 2) чтоб платили в казну за требуемое ими к сочинению ле-карств горячее вино по истинной покупной цене, 3) чтобы имели свободность от постоев и прочих гражданских служб, 4) таким же аптекарям в силу указа Правительствующего Сената, состоявшегося в 1756 году ноября 22 дня, по случаю Кондиковской в Москве аптеки, позволить поку-пать людей до пятнадцати человек, так же и земли сто сажен в длину и столько же в ширину, для заведения на оных ботанического сада, без которого аптеке обойтись невозможно, 5) сверх всего, оным аптекарям позволить в аптеках же держать и продавать всякие зелья и фрукты в сахаре вареные, а при том, чтоб оные аптекари б должны были суще бедным и неимущим людям по рецептам докторским и лекарским лекарства отпускать безденежно. В которых же местах ныне состоят вольные апте-ки, о том при сем прилагается под буквой С список, а о даваемых им из медицинской коллегии указах под буквой Д форма". Наказ подписали: "Барон Александр Черкасов. - Брюс. - Андреас Линдеман. - Иоганн-Ге-орг Модель. - Иоганн-Георг Вульф. - Федор Гарлов. Санкпетербург. Мая дня 31-го 1767 года " (РИО, 43, с. 216-217).
       "Порядочное содержание аптек" входило важной задачей еще в проект А.И.Черкасова. Шаг за шагом он добивался того, чтобы даже в отдален-ных частях империи население обеспечивалось медицинской помощью. Ка-зенные аптеки были открыты в Тобольске (1763), Селенгинске (1765). Основная база лекарств в 18 веке была растительного происхождения, поэтому поощрялось, чтобы аптеки и госпитали имели свои аптекарские огороды. В распоряжении Медицинской коллегии были четыре ботаничес-ких сада в Петербурге, Москве, Дубно и Тобольске и семь садовых заведений в Астрахани, Воронеже, Выборге, Карасубазаре, Оренбурге и Хер-соне. Все это помогало Медицинской коллегии обеспечивать аптеки. О распространении аптек и "лекарен" в губерниях под бессомненным влия-нием Черкасова беспокоилась императрица в своих указах:
       "13 046. января 12, 1768 году. Именной, данный президенту Медицинской коллегии барону Черкасову. - О заведении аптек в городах и о содержании Докторов и Лекарей.
       Александр Иванович! Многие губернаторы жалуются, что в Губерниях их нет аптек, следовательно, обыватели в болезнях своего нужного вспоможения получать не могут, и хотя есть по городам учрежденные лекарни, но не имеют лекарств и лечат, как могут, чего ради посовету-йтесь в вашей коллегии, каким образом сему недостатку помочь, не мо-жно ли вызвать вольных Аптекарей для городов, или отпускать по горо-дам аптеки, подобно полковым; полезно было бы в каждой Губернии иметь и Доктора, на содержание которого может быть согласилось бы и Дв-орянство той Губернии, однако ж о сем надобно наперед снестись с гу-бернаторами и увериться в подлинном их содержании; если же содержа-ние их оказалось бы ненадежным, то не сыщется ли другой какой способ для заведения их по Губерниям; подумайте о том с Коллегией, положите намерения и представьте мне, т.к. и о том, на каком основании городо-вые или уездные Лекаря определяются, и что им от Коллегии предписыва-ется" (ПСЗ, 18, с. 418). Через 16 лет, когда А.И.Черкасов давно уже находился в отставке, будет издан указ 16 044. августа 13-го 1784, который со ссылкой на указ от 12.01.68 "данный бывшему Меди-цинской коллегии президенту барону Черкасову" предписывал, "чтобы Ме-дицинская коллегия не только ныне, но и впредь желающим и знающим людям заводить в Москве вольные аптеки давала дозволения на основа-нии изданных о сем узаконений..." (ПСЗ, 22, с. 196).
       В период 12-летнего руководства коллегией А.Черкасовым в России наряду с военными госпиталями появились большие специально построенные гражданские больницы: Павловская (1763) и Екатерининская (1776) в Москве. Первым губернским доктором в Тобольске стал Фридрих Баад (1765). Началось оказание помощи душевнобольным людям: стали строить специальные дома для умалишенных ("желтые дома"). Первый "желтый дом" был открыт в Новгороде в 1776 г. Были открыты психиатрические отделения в больницах: в Москве, в Екатерининской больнице (1776), в Екатеринославе и Симбирске (1772) (Мирский, с. 132, 134-135).
       Мы уже упоминали о том, что долгое пребывание в Англии, способствовало у старшего сына Черкасовых приобретению уважения к закону и за-конности. В свою очередь, его своеобразный характер проявился в сочетании изначального радушия и человеколюбия с признанием приоритета законности в отношениях как с равными себе, так и с теми, кто был выше его по должности. Но особенно Черкасов стремился к соблюдению за-конов и установленных правил, если речь шла о его подчиненных или о лицах подотчетных Медицинской коллегии. Говоря современным стилем, все формы служебных отношений он рассматривал только в пределах пра-вового пространства. С одной стороны, он отстаивал честь вверенного ему учреждения (опять же, на современном языке - Министерство здравоохранения). С другой стороны, он не мог допустить, чтобы с врача-ми, лекарями, аптекарями и т. д. могли поступать по своему произволу, причинять им несправедливость те должностные лица, в распоряжение которых он направлял медицинских служащих. Эти люди часто оказыва-лись беззащитными, т.к. сами никакой властью и чинами не обладали и о них вспоминали лишь тогда, когда нужна была самая важная помощь. Начальствующие люди в России традиционно любили посамодурствовать, а степень самодурства зависела от их места в служебной иерархии. Хо-рошо зная чиновный и сановный мир, А.И.Черкасов, случалось, проделы-вал хитроумные маневры лишь бы не дать в обиду своего подчиненного. Дружеские отношения с Екатериной II помогали ему, но бывало и так, что императрица, в конце концов, переходила на сторону его противников - уже из каких-то, только ей известных соображений. Нужно добавить, что инициатором столкновений Черкасов обычно не являлся, ему всего лишь приходилось защищаться, чтобы защитить других. Так было, когда Медицинская коллегия по инициативе своего президента стала создавать ведомственную медицину. Это был первый медицинский штат, учрежденный Черкасовым в Смольном монастыре для воспитанниц Воспитательного общества. Основателем "Воспитательного общества благородных девиц" при Воскресенском Смольном новодевичьем монастыре в С-Петербурге в 1764г. был И.И. Бецкой (1704-1795), увлекший Екатерину идеей воспитания "новой породы людей" - просвещенных и гуманных дворян, купцов, промышленников, ремесленников. Его либеральные взгляды на методы воспитания были прогрессивны для своего времени: воспитатели должны быть "добр-осовестными и примера достойными людьми" и т.п. В 1764 году Бецкой в чине генерал-поручика был назначен президентом Академии художеств в Петербурге. Современники составили о нем мнение как о человеке бес-покойном и любящем затевать интриги. Начальницей Воспитательного об-щества была княжна А.С.Долгорукова. В именном указе Черкасову было сказано: "выбрать искусного доктора и лекаря для Новодевичьего мона-стыря и о содержании оных снестись с господином Бецким, дабы все го-тово было к 28 числу июня нынешнего 1764 года" (Чистович, с. 300). Какой-либо определенности в статусе врачей не было, и эта неопределе-нность, в частности, о назначении им содержания и жалования происхо-дила от того, что И.И.Бецкой сначала не хотел иметь специальный меди-цинский штат ради экономии средств. В случае надобности, полагал он, можно будет пригласить докторов из других мест, платя только за ра-зовые визиты. Медицинская коллегия считала это возможным, но вредным, потому что, по ее мнению, постоянный доктор, не связанный никакими другими обязанностями, должен и обязан будет наблюдать за здоровьем не только больных, но и здоровых детей, и следить за их физическим воспитанием и заботиться о нем, чего никак не сможет делать доктор, яв-ляющийся по случайным приглашениям. Т.е. А.И. Черкасов и его коллеги фактически заботились о создании педиатрической медицины и детской гигиены, хотя систематические исследования детского здоровья в Росс-ии начнутся лишь в 30-е годы 19 века.
       Кроме того, в высочайше утвержденной инструкции для руководства ме-дицинской коллегии, в третьем пункте сказано было, что она сама, по усмотрению своему, определяет места докторам, и что "никакой иной в государстве департамент, кроме "сей коллегии, власти иметь не должен, ни рекомендовать, ниже требовать того или другого себе по вакации доктора". Переписка между бароном Черкасовым и княжной Долгоруковой (Чистович, с. 300-306) показывает, с какой настойчивостью президент коллегии добивался формального признания и всех вытекающих из него положительных следствий для доктора И.Г. Яниша и лекаря В.Д. Нагеля. Он беспокоился и о повышении жалования аптекарскому гезелю: его ого-рчало, что службу его подчиненных ценят так легко и несправедливо и настаивал, чтобы оплата труда всех служащих медицинского штата Смоль-ного монастыря приравнивалась к оплате аналогичного штата при Шля-хетском кадетском сухопутном корпусе. В итоге он добился согласия на-чальницы по всем вопросам, и на этом переписка могла бы закончиться. Но, как не без легкой иронии пишет профессор Чистович, президент Медицинской коллегии предвидел, что в официальных сношениях с женщина-ми не довольно поступать законно и справедливо, но нужно еще и угож-дать, а во всяком случае остерегаться и не упускать из виду их пере-менчивости и врожденной наклонности к своеволию. Особенно его беспо-коило то, что все распоряжения по снабжению Смольного монастыря меди-цинскими чинами были одобрены императрицей только на словах, и ему будет не на что опереться, если Долгорукова вздумает отвергнуть или изменить их. Ведь она спорила, что аптекарскому гезелю и лекарю ве-лико жалование, а если она заспорит и о жаловании доктора, не пове-рит основаниям, по которому оно ему положено, и даже совсем не захо-чет иметь его в службе при Воспитательном обществе? Поэтому он сделал, как ему казалось, очень ловкий ход: 27 сентября 1764 г. представил императрице точный доклад о происшедших несогласиях, в котором ссы-лался на мнение Екатерины, которое ранее совпадало с его мнением.
       "Доклад мой угоден тогда показался Е.И.В. Но как на сие ничего из письма не имею, для того всеподданнейше прошу В.И.В. против слов, то-гдашний мой доклад содержащих, высочайшей рукою написать "быть по се-му". Сие будет неоспоримым доказательством вашей высочайшей воли в случае могущих быть впредь по сему делу затруднений.
       В.И.В. всеподданнейший раб
       Барон Александр Черкасов" (Чистович, с. 305-306).
       Императрица исполнила его желание и тут же при нем написала на докладе: "быть по сему". Копии со своего доклада и с колежского определения о назначении медицинского штата в Смольный монастырь он отпра-вил княжне Долгоруковой в сопровождении своего письма, удостоверяю-щего ее в том, что все написанное и сделанное им ранее имеет одобре-ние императрицы. Но Черкасов беспокоился не зря, хотя и принял все меры предосторожности. Когда понадобилось заменить штаб-лекаря Наге-ля, коллегия назначила в Смольный монастырь штаб-лекаря Тоде, находившегося в числе кандидатов для выбора в лейб-хирурги, и, следовательно, одного из лучших врачей того времени. Последовала новая оби-да Долгоруковой, на которую она пожаловалась лично императрице. Вмешался И.И.Бецкой, который сумел представить дело односторонне, невыгодным для Черкасова образом. В итоге Медицинская коллегия получила указ от 30 марта 1765 г., в котором было сказано: "При Воспитатель-ном в Воскресенском монастыре Благородных девиц общества воспитание поручено от нас с особой доверенностью учрежденному совету"; почему и предписывается "определять туда докторов по назначению совета; а о болезнях им не доносить коллегии, а только начальнице" (Бюлер, 1870, с. 588). А.С.Долгорукова оказалась победительницей: закон ее больше не стеснял. С тех пор Медицинская коллегия беспрекословно ис-полняла все требования совета, определяя в Смольный монастырь спосо-бных и неспособных докторов по его запросу, они же, войдя в медицин-ский штат, вместе с тем выходили из подчинения и ведомства коллегии.
       О прерогативе в назначении врачей у А.И. Черкасова было столкновение и с малороссийским губернатором, главным командиром украинского и малороссийского корпусов графом П.А.Румянцевым, отразившееся в их пере-писке (Чистович, с. 321-325). Оба адресата проявили по отношению друг к другу резкость и язвительность, особенно Черкасов. Гордость и самолюбие знаменитого полководца были оскорблены именно тем, что его поучает не какой-нибудь старый государственный муж и не фаворит "в случае", а отставной капитан, без всяких личных заслуг пожалованный в действительные камергеры и президенты коллегии. Поэтому Румянцев ответил тоже запальчивым, но с соблюдением правил вежливости, письмом: "Милостивый государь мой Александр Иванович. Я много сожалею, что первая моя переписка с Медицинской коллегией виною толиких вам беспокойств, а мне неприятностей. Подобные затруднения между людьми наших состояний не суть пользою службы, но вящим вредом оной, не к исправлению дел способствуют, но к вящему неустроению и замешатель-ству их: вот каковы плоды раздоров между правительств. Что я требо-вал доктора Паульсона и лекаря Данилевского, в том я уполномочен был соизволением Ея Величества и мнил, что требование мое и о штаб-лека-ре принято будет: но вижу теперь, что я в надежде своей обманулся. Дозвольте и о присланной вами мне печатной "Инструкции" упомянуть: она давно уже обнародована и следственно, говоря об ней, вы об известном мне говорили, а присылку я бы мог за иное что почесть, ежели б почтение мое к вам не так было велико, каково оно есть.
       Я всегда пребуду,
       милостивый государь мой,
       ваш покорный слуга
       Г. Румянцев".
       Декабря 29 дня 1764. (Чистович, с. 325).
       Однако Румянцев не стал жаловаться императрице, только перестал обращать внимание на прибывшего от Медицинской коллегии в конце 1765 года в г. Глухов штаб-лекаря В.Риттера, что и заставило последнего проситься в отставку. Вероятно, в этом столкновении более прав был П.А.Румянцев, когда отказывался ранее принимать штаб-лекаря на служ-бу как "суще престарелого и неспособного": в просьбе об отставке из Глухова Риттер писал, что ему уже около 75 лет отроду.
      

    * * *

       "Звездным часом" в деятельности А.И.Черкасова на посту главы Медицинской коллегии было введение в России оспопрививания, и медленный, но уже не прерывающийся процесс его распространения в огромной импе-рии.
       Оспа была перенесена в Европу во время крестовых походов или даже ранее. На востоке как средство борьбы с этой болезнью было известно прививание натуральной оспы: об этом сказано в сочинениях греческих и арабских врачей 7-10 веков. В 15-18 веках эпидемии оспы в Европе уносили в могилу сотни тысяч жизней и обезображивали лица выживших. В 16 в. на кораблях Ф.Кортеса оспа проникла в Америку. Борьба с нею ограничивалась карантинами. Однако в 18 в. находились смелые люди, которые решались предупредить заболевание путем прививания оспы по греческо-арабскому способу. В первой половине 18 в. леди Монтегю, супруга великобританского посла в Константинополе первая решилась привить оспу своему сыну, потом уже в Лондоне той же операции под-вергла свою дочь, и в 1721 г. издала брошюру, в которой советовала западному миру воспользоваться этим великим открытием. Этот метод назывался вариолизалией и после него приобретался иммунитет. Но по-сле вариолизации иногда развивалась тяжелая форма заболевания; кро-ме того, больной легкой формой мог стать источником инфекции для ок-ружающих. Ничего другого подвижники борьбы со страшной болезнью в течение всего 18 века предложить не могли. "Но именно в Англии и особенно во Франции, где новое открытие встретило сильных и упорных антагонистов, где против него раздавались ученые и богословские во-згласы факультета и Сорбонны, распространение его, а впоследствии и прививание коровьей оспы, потребовало со стороны правительства не-сравненно больше усилий, чем в Голландии, Швеции и Германии".
       Первые опыты натуральной оспы привития совершены были в Лондоне та-мошней медицинской коллегией над шестью преступниками, приговоренными к смертной казни. Несколько времени спустя принцесса Вельская, ус-тупая настойчивым советам леди Монтегю, подвергла детей своих оспен-ной операции. Во Франции в 1756 году герцог Орлеанский совершил по-добный же подвиг, обратившейся в благодеяние народу... Но о медлен-ном ходе оспопрививания во Франции, несмотря на старания Даламбера доказать статистическими выводами его пользу, один из самых ревност-ных сторонников этого нововведения, Вольтер, свидетельствует в пере-писке своей с Екатериной II, говоря: "Что же касается до нас, то чу-ть дело не дошло до того, что оспу нельзя было нам прививать иначе, как по приговору парламента. Не знаю, что сделалось с нашей нацией, которая прежде давала во всем великие примеры; мы теперь в некоторых случаях оказываемся варварами, а в других обнаруживаем малодушие" (письмо от 26 февраля 1769 г.). В 1774 году Людовик XV умер от оспы. В Австрии оспопрививание введено, кажется, одновременно с Россией, но несмотря на старания двух искусных врачей, Лохера и Ингенгуза, оно шло в Вене сравнительно медленнее, судя по письму Екатерины II к Вольтеру из С-Петербурга, от 6-го декабря 1768 года, в котором сказано: "Здесь в течение одного месяца оспа привита была большему числу людей, чем в Вене в продолжения восьми месяцев". (Бюлер, 1870, 86, с.40-41). Вариолизация только ослабляла действие эпидемической болезни. Открытие способа прививки коровьей оспы явилось более удоб-ным и надежным способом предохранения, и окончательно уничтожило ги-бельные последствия влияния оспенной эпидемии. Рабу Помье открыл эту форму борьбы с оспой в 1780 г. в результате длительных наблюде-ний в окрестностях Монпелье над коровами, пастухами и молочницами. В 1784 г. он сообщил свои наблюдения англичанину доктору Дженнеру и Англия воспользовалась ими прежде Франции: в 1796 г. Э.Дженнер, осн-овываясь на этих наблюдениях, предложил иммунировать людей содержи-мым пузырьков коровьей оспы. Этот метод оспопрививания был назван вакцинацией.
       Ф.Бюллер сообщал, что в Россию, вероятно, оспа была занесена еще в 11 столетии монахами, возвращающимися из Греции. В 17-18 веках од-на мысль об этой болезни и об ее опустошительном влиянии на городс-кое и сельское население приводила в трепет, что доказывается целым рядом узаконений. Так, уже в конце 17 в. появляется указ о том, чтобы чиновникам, у коих дома окажется заразная болезнь, не являться ко двору и не сопровождать государя в его походах (ПСЗ, 2,  826). В следующих указах уже прямо именуется оспа, подтверждаются и предпи-сываются предосторожности от нее во время высочайших путешествий из С-Петербурга в Москву и в присутственных местах; для одержимых ею, как бы для прокаженных, отводятся загородные дома, назначаются особые церкви для страждущих оспой, и умерших от нее запрещается вно-сить в церковь (ПСЗ, 11, 12, 14, 16, 24). Очевидно, что в то вре-мя оспа принадлежала к числу страшных бичей российского населения, между тем как в Западной Европе было уже известно прививание натуральной оспы. Ряд упомянутых узаконений почти завершается 1767 годом. Благодаря медицинской коллегии можно было собрать численные данные, подтверждающие, что из всей массы рождавшихся младенцев едва четве-ртая часть достигала совершеннолетия, между тем как остальные умира-ли большей частью от оспы. Эти статистические данные были результа-том тех срочных донесений, которые по требованию А.И.Черкасова были присылаемы в коллегию докторами из провинций... Ведомости о рождаю-щихся и умирающих начали составляться в 1764 г. Доктор Димсдаль, о котором пойдет речь в дальнейшем повествовании, на основании своих наблюдений, заявлял, что в России ежегодно от оспы умирало детей и взрослых до двух миллионов. Скорее всего, это было преувеличением, но жертвы свои оспа собирала очень обильно. По свидетельству докто-ра Яниша весной 1768 г. выписанный из Англии доктор Роджерсон, сде-лал прививку оспы троим детям английского консула (Бюлер, 1870, 86, с. 41-44). Но необходимы были более решительные и систематические меры, чтобы уничтожить корень зла, необходим был пример, который должен был последовать с самой вершины власти. Такой пример после-довал: "В 1768 году императрица оказала новый опыт попечения своего о благе подвластного ей народа. Она с прискорбием видела следы опус-тошения и безобразия в то время столь страшной оспы. Спасительное средство привития было известно почти во всех частях Европы, кроме России, где по предрассудку, страшились следствий сего средства, еще не испытанного у нас. Императрица, дабы вразумить в пользе оного, и помня, что она сама не имела оспы, вознамерилась собою показать по-лезный для всех пример и для того поручила президенту медицинской коллегии, барону Александру Ивановичу Черкасову, вызвать из Лондо-на славного английского оспенного врача Димсдаля" (Вейдемейер, 1, с. 72-73).
       Итак, именно Черкасов был инициатором приглашения врача Томаса Дим-сдаля (1712-1800) в Россию. Это необходимо особо подчеркнуть, так как чуть ли не с первых шагов оспопрививания на эту роль претендо-вали граф Н.И.Панин, воспитатель цесаревича Павла, и недавно упоминавшийся И.И.Бецкой, как будто бы предлагавший другую кандидатуру. Но победа осталась за Черкасовым, а его непосредственное участие в дела введения оспопрививания в России доказывается как его перепиской с русским посланником в Лондоне А.С. Мусиным-Пушкиным, самим Т.Димсдалем, так и целым рядом документов, включая свидетельства самого лон-донского врача. Некоторые из этих документов в дальнейшем мы приведем полностью, или процитируем некоторые фрагменты. Уже во второй половине 19 века историки медицины не подвергали сомнению тот факт, что первопроходцем в нелегком деле оспопрививания был именно барон А.И. Черкасов.
       В своих "Записках" о пребывании в России Т.Димсдаль приписывает внезапную решимость Екатерины вызвать его в Россию тому обстоятельству, что никогда не прекращавшаяся в Петербурге оспа, несмотря на все предосторожности, проникла ко двору: во дворце одна фрейлина умерла от нее; этот случай доказал, какой опасности могли подвергнуть-ся жизни императрицы и великого князя (РИО, 2, с. 298). Английс-кий врач вначале сразу же уклонился от поездки в Россию, но когда прибыл второй курьер из Петербурга, и на этот раз офицер с полномо-чиями, то стало очевидно, что императрица и цесаревич непосредственно заинтересованы в этом деле. Доктор Димсдаль решил отправиться в путь с одним из своих сыновей Нафанаилом, бывшим тогда студентом Эдинбургского университета. Помимо убеждений со стороны русских, сы-грало роль и то обстоятельство, что по религиозным взгля-дам Димсдаль и его сыновья принадлежали к секте квакеров, чьим свя-тым долгом было оказывать помощь и ближнему и дальнему.
       Отплыв из Гарвича 28 июля, отец и сын прибыли в Петербург приблизительно 18-го августа 1768 г. Через два дня после их прибытия императрица приехала вечером в столицу, и в следующее утро в 10 часов они были ей представлены в загородном дворце на Каменном острове. Далее предоставим слово англичанину: "Когда нас ввели, в комнате были толь-ко их превосходительства граф Панин и барон Черкасов. Барон имел честь быть председателем медицинской коллегии; он учился в Кембрид-жском университете и поэтому понимает в совершенстве английский язык. Этот вельможа удостоил меня в продолжении нашего пребывания в России столькими знаками своей благодарности, что я счел бы себя весьма счастливым, если бы мог выразить ему мою признательность соответственно тому, чем я ему обязан" (РИО, 2, с. 301).
       В следующий день Димсдаль снова был призван к Екатерине II, но с соблюдением скрытности, и только на этот раз она ему объявила, что ре-шила подвергнуться оспопрививанию, но непременно прежде великого князя, так чтобы когда начнется сыпь и опасность минуется, можно бы-ло взять оспу у государыни для цесаревича, преимущественно для того, чтобы императрица-мать могла ежедневно с ним видеться во время боле-зни. Предположение это не оправдалось, т.к. именно тогда Павел забо-лел ветряной оспой. Димсдаль просил о содействии придворных врачей и предложил сперва сделать несколько опытов, но императрица нашла это излишним и, кроме того, доктору было поставлено единственное ус-ловие: чтобы до поры до времени все это дело не было гласным.
       Для привития оспы методом вариолизации необходим был свежий материал, Вместе с бароном Черкасовым и доктором Шулениусом английский доктор очень скоро устроил оспенную больницу в доме барона Вольфа. В боль-ницу привели пять кадетов Морского корпуса. Первый опыт не удался: оспенная сыпь у пациентов не появилась. Тогда, пишет Димсдаль, "я был в закрытии в госпитале Вольфовского дома ж по моей просьбе под строгим караулом, сколько для того, чтобы согласно воле императрицы сохранить в тайне привитие к ней оспы, как и для того, чтобы не до-пустить распространения этой прилипчивой болезни. В этом уединении я принялся рассматривать и соображать каждое общество по журналу, ко-торый я вел и который я сообщал со всей возможной точностью барону Черкасову с моими заключениями о разных видоизменениях в положении пациентов. Барон Черкасов переводил его и сообщал императрице" (РИО, 2, с. 309).
       Переписка А.И.Черкасова с Екатериной II, его переводы на русский записей из журнала Т.Димсдаля, записки самого Димсдаля довольно подробно цитируются Ф.А.Бюлером (Бюлер, 1870, 86, с. 50-57). Главная цель опытов Димсдаля заключалась в том, чтобы отыскать больного, от которого можно было бы достать свежую оспенную материю для императ-рицы. В то время существовал предрассудок, что тот, у кого берут ос-пенную жидкость, должен умереть. Английский врач рассказывает, что в доме некоего частного человека, сын которого болел оспой, мать бро-силась перед ним на колени, заклиная пощадить жизнь ее сына, однако муж уговорил ее, сказав, что и "мы и дети наши принадлежим нашей матушке-царице". Врач успокоил их своим ручательством в безопасности для младенца и взял у него оспенную материю. Этот случай послужил поводом для нескольких легенд. Во-первых, Г.Гельбиг сообщил, что это был третий сын графа Г.Г.Орлова, прежде звавшийся Александром Даниловичем Марковым (род. в 1763 г.), а потом Оспенным, т.к. у него была взята оспенная материя для великого князя Павла. 28 нояб-ря 1768 г. ему было пожаловано дворянское звание. Он умер еще пажом в Петербурге. Переводчик и комментатор Гельбига, В.А.Бильбасов, в примечаниях уточняет: не для Павла, а для императрицы (Гельбиг, 1999, с. 182). Во-вторых, А.И.Вейдемейер повествует, что именно этому се-милетнему ребенку "Александру Данилову сыну Маркову, от которого для императрицы Димсдаль взял оспу и ее успешно привил" пожаловано, с потомством его, дворянское достоинство и повелено называться Оспен-ным. И, наконец, в-третьих, что опровергает "во-первых" и "во-вторых" из "Записки" Димсдаля видно, что этот ребенок уже успел выздороветь ко времени привития оспы Екатерине, хотя родители чуть его не уморили, снеся в баню. Быть может, царские милости были вознаграждением
       за страх, испытанный родителями перед врачом. Но почти точно можно также предположить, что Марков-Оспенный скорее всего был из числа трех здоровых детей, которым доктор нарочно привил оспу в Вольфовском доме для того, чтобы взять материю для царицы. Из "Записки" видно, что ребенок был, скорее всего, на 2 года моложе (Бюлер, 1870, 86, с.58).
       Обсудив все обстоятельства, относящиеся до его опытов, Димсдаль составил "Записку" о них и послал ее государыне, которая по прочтении ее дозволила снова привить оспу тем же пяти больным (вышеупомянутым кадетам), и когда она вторично не принялась, то сделалось ясным, что у них уже прежде была настоящая оспа. "Этот второй опыт еще не был приведен к концу, как императрица, не ожидая последствий, объявила, что, чтобы не случилось с моими пациентами в Вольфовском доме, она намерена привить себе оспу немедленно, и мне приказано было пригото-виться. С этой целью я избрал трех детей здорового сложения и привил к ним оспу (вероятно, и Маркову - Авт.), чтобы быть готовым, по мере возможности, к тому самому сроку, который заблаговременно определен". Это событие произошло после почти двухмесячных опытов врача, не желавшего рисковать: вероятно, он, как и многие его совре-менники, считал опасным привитие оспенного яда в зрелые годы: Екате-рине II было 39 лет. Желая понравиться Вольтеру своим полезным для человечества поступком, императрица сообщила ему: "Димсдаль привил мне оспу 12-го октября" (Бюлер, 1870, 86, с. 551).
       Сам же доктор об этом историческом событии сообщил в "Записке" следующее: "Чрез посредство барона Черкасова, все было заранее условлено и устроено, по воле императрицы, и в 9 часов вечера, по предварите-льному соглашению, явился в Вольфовский дом нарочный с приказанием приехать и привесть с собой больного, от которого можно было бы взять материю для привития оспы. О настоящей причине, почему было дало это приказание, никто ничего не знал, кроме меня и моего сына, и мы показывали вид, что так как и другие, удивляемся этому приказанию, но тем не менее немедленно приступили к тому, чего от нас хотели. Ребенок, которого я выбрал для этого, как наиболее способного, на котором оспа уже начала показываться, в то время спал. Мой сын взял его на руки, закутал в шубу и снес в карету. В ней, кроме нас, нико-го не было; нас подвезли к большому подъезду дворца, к тому, который ближе к Миллионной. Мы вошли потаенным ходом, где барон Черкасов нас встретил и провел к императрице. Привитие оспы совершилось скоро, без малейших признаков смущений со стороны Екатерины II. После се-го мой сын отправился с ребенком в Вольфовский дом" (РИО, 2, с.310-311). Позднее в своей книге "Сегодняшний способ прививать оспу" (из нее позаимствован последний эпизод в предыдущем тексте со слов "Мы вошли..." - Авт.) Димсдаль скажет точно, что оспа была привита Екатерине II в Зимнем дворце, 12 октября 1768 г. в 10-м часу вечера. На следующий день и пациентка и врач уехали в Царское Село, где и протекала привитая болезнь. Отъезд из Петербурга был вызван желани-ем избежать толков и беспорядков в столице, т.к. тайну при всей осторожности сохранить не удалось.
       В дипломатической переписке лорда Каскарта с лордом виконтом Уаймоутом дважды упоминается событие, которое и в самом деле имело определенное международное значение: "С.Петербург, 17 (28) октября, 1768 г.  205 (23. Извлечение). Мне кажется, я могу вас уверить, Милорд, что Императрице была привита оспа в ночь с воскресенья на понедельник. Это составляет секрет никому не известный. Присутство-вали при этом только Панин, Сальдерн и барон Черкасов. Граф Орлов уехал на охоту и таким образом не знал этого и может быть не знает до сих пор. Многие думают, что это не случится раньше его возвраще-ния и это мнение предупредить возможность всяких подозрений до мино-вания опасности, тем более что по всей вероятности Ея Величество бу-дет продолжать выходить из своей комнаты".
       "206. (25. Извлечение) С.Петербург, 21 октября (1 ноября) 1768. С особым удовольствием имею честь сообщить вам, Милорд, что императ-рица подверглась лишь легкому нездоровью, в течение которого она да-же не была принуждена оставаться в своих комнатах с самого времени операций, после чего вчера показалась весьма доброкачественная оспа не в большом количестве и такого свойства, которое по мнению доктора Димсдэля совершенно удовлетворительно. Я слышал это от Панина, кото-рому Ея Величество ежедневно (кроме одного дня, когда у нее болела голова) писала собственноручные письма. Он в то же время сказал мне, что это составляет величайшую тайну, которую не следует открывать до тех пор, пока не будет привита оспа Великому Князю. Я уверил его, что это известие доставит величайшее удовольствие Королю, так как со времени отъезда доктора Димсдэля, Его Величество догадывался о принятом намерении и я знаю, что он будет беспокоиться до тех пор, пока не узнает, что все благополучно окончено. Он обещал мне сооб-щить в четверг после полудня сведения о завтрашнем и о послезавтраш-нем дне. Так как дело это было им задумано и ведено, то он особен-но счастлив успехом события, от которого так многое зависело" (РИО, 12, с. 390-391).
       Есть во втором донесении английского посла явная неточность, вызва-нная слегка искаженной информацией, полученной им от Н.И.Па-нина. Екатерина во время течения болезни написала два коротких отве-та на письма вице-канцлера Панина. Все остальные письма графу писал, информируя о состоянии императрицы, никто иной как А.И.Черкасов. Пани-ну необходимо было уверить английского посланника в особом доверии к себе со стороны Екатерины II. Отсюда и явное преувеличение своей роли: в действительности дело оспопрививания не им было задумано, не он его вел. Не присутствовал он среди лиц, при которых была сде-лана прививка императрице: кроме исполнителя операции Т.Димсдаля и президента Медицинской коллегии Черкасова рядом с императрицей в этот момент никого больше не было. И, как человек, отвечающий за де-ло государственной важности, которое могло после первого успеха си-льно улучшить состояние здоровья всего населения империи, он вслед за Димсдалем тоже переехал в Царское Село и оставался там безвыезд-но до полного выздоровления Екатерины.. В его планы входило распространение оспопрививания на более широкие слои общества. Доктор Димсдаль, чьим покровителем был Черкасов, вел дневник болезни с 11 по 28 октября включительно (Бюлер, 1870, 86, с. 554-562). Екатерина обменивалась записочками с Черкасовым (именно ему она жалуется на головную боль), а Черкасов в коротких письмах Н.И.Панину сообщал о здоровье императрицы, в том числе упоминая о его посланиях и о ее ответах. Вот образцы этой интересной переписки: в оригинале на фран-цузском языке, - мы сохранили орфографию переводчика.
       Записка 1 от 19 октября, адресованная Екатериной II барону Черкасову. "Я спала очень дурно и не более двух часов. У меня всю ночь тосковали ноги и был жар, особенно в обеих руках. Тоска в ногах одна-ко не прошла после умеренной испарины. Я встала в 6 часов и, с тех пор, чувствую себя лучше, чем в постели".
       Записка 4 от 23 октября в 9 часов утра, адресованная барону Черкасову. "Я спала спокойно с той минуты как легла до 8 часов и чувствую себя очень хорошо. Могу ли я пить кофе со сливками? Я это спрашиваю потому, что г. доктор сказал мне что сегодня наступит новый кризис".
       Ответ барона Черкасова. "Я очень обрадован известием что ваше величество прекрасно почивали всю ночь и чувствуете себя так хорошо нынче утром. Подагра мешает мне явиться к вашему величеству; но если вам, всемилостивейшая государыня нужен доктор Димсдаль, то прикажите когда он должен придти, в сопровождении г. фельдцейхмейстера (Г.Г.Орлова - Авт.) или его брата графа Владимира".
       Екатерина отвечает на оборотной стороне ответа Черкасова запиской  5 . "Г. Димсдаль может сейчас ко мне подняться. Я хотела бы пока-зать ему свои руки. Очень сожалею о вашей подагре. Сварливость ва-шей жены ее, вероятно, усилила. Постарайтесь помириться и выздороветь" (Бюлер, 1870, 86, с. 558-559).
       Намек на сварливость жены и совет скорее помириться с Е.И.Черкасовой рождают предположение, что Черкасов прибыл в Царское Село в сопровождении супруги, или перед отъездом из С.-Петербурга имел с ней ссору, о которой было известно Екатерине. В любом случае это подтверждает те свидетельства, что их брак не был идиллией, и что барон не был особенно счастлив в союзе с дочерью Э.Бирона, ко-торая с возрастом все более походила характером на своего печально знаменитого отца.
       Записка 7 от 25 октября в субботу утром А.Черкасову от Екатерины.
       "Я спала дважды, всего 8 часов, очень глубоким сном и так спокойно, как не спала целую неделю; мне показалось, что эту ночь у меня вовсе не было жару; голове гораздо легче, чем вчера; не думаю, чтобы могла сегодня возобновиться лихорадка, так как я слишком хорошо се-бя чувствую, чтобы мне можно было заболеть. В 7.3/4 ч. утра, суббо-та. Передайте эту записочку г-ну Панину".
       Граф Никита Иванович Панин (1718-1783) принимал активное участие в дворцовом перевороте 1762 г., был ближайшим советником Екатерины II по внешнеполитическим вопросам, возглавлял в 1763-1781 гг. коллегию иностранных дел. Однако его идея союза северных стран против Франции и Австрии не получила воплощения. Панин находился в скрытой, но постоянной оппозиции к Екатерине II. После 1-го раздела Речи Посполитой в начале 70-х годов возглавил заговор в пользу наследника Пав-ла Петровича. С 1781 г. в отставке. А.И.Черкасов, несмотря на некоторое соперничество с Паниным, прекрасно знал субординацию и сообщал все необходимые сведения о здоровье императрицы. Кроме того, следует иметь в виду, что из всех должностных лиц он, пожалуй, был единственным, кто бывал в покоях императрицы, хотя сам оспой не бо-лел, а будучи в Англии оспопрививания не прошел, т.к. оно, как мы видели, в те годы было и там редким явлением. Поэтому он обязан был сообщать Н.И.Панину главные вести о здоровье царицы. Содержание пи-сем Черкасова Панину, в основном, перекликается с его же перепиской в те дни с Екатериной II. Из имеющихся в нашем распоряжении 10 писем, адресованных Н.И.Панину, мы приведем пять, наиболее важных с точки зрения главной темы.

    3.

       "Письмо вашего сиятельства, сегодня в полдень писанное, я теперь получил. Включенное графу Григорию Григорьевичу (Орлову - Авт.) отдал. Ея императорское Величество, прочтя ваше к ней письмо, изволила на оное ответ написать, который при сем включаю.
       Господин Димсдаль сказал, что он не находит, чтоб насморк Его Императорского Высочества мог ему помешать сего вечера порошок принять, ежели нет лихорадки, как вы изволите писать.
       О состоянии здравия Ея Императорского Величества извольте увидеть г. Димсдаля мнение, сего утра написанное.
       Ея Императорское Величество изволила указать вам сообщить, что ей угодно, чтоб Его Высочеству оспа привита была в Среду или Четверток, ежели лихорадка у Его Высочества не продолжится. Операция сделана будет в Царском Селе. Материя взята будет от Ея Императорского Вели-чества. Господин Димсдаль думает, что лучшей материи найти трудно.
       При сем включаю еще письмо от графа Григория Григорьевича.
       В понедельник, в 20 день Октября 1768 года, в 5-м часу по полудни".

    4.

    "Милостивый государь мой граф Никита Иванович.

       Ея Императорское Величество указала вам сообщить, что вчера изволила лечь в 9-ть часов в вечеру и опочивала, хотя с перемеж-ками, около десяти часов. Сего утра пробудилась в 9-ть часов с ве-селым духом. Оспа высыпала во многих местах, а главнейших три пока-зались на челе. Сей фронтиспис хотя не красив, но он здоров. Доктор сказывает, что если бы природная оспа ко мне пришла, то бы пришла ду-рная, а теперь будет хорошая.
       После сего мне не остается ничего прибавить как только поздравить ваше сиятельство с сим благополучным для всей Империи происшествием, пребывая и пр.
       Б.А.Черкасов.
      
      
      
       В 21 день Октября 1768.
       В 11-ть часов поутру".

    6.

       "Из Царского Села, Октября в 23 день, в 11 ч. поутру.
       Ея Императорское Величество указала вам сообщить, что прошедшую ночь весьма покойно почивала и сего утра великое перед прежним облегчение. Оспины наливаются так, как желать можно. Остается желать для Его Императорского Высочества такого же ус-пеха. Надеяться онаго, думаю, великую причину имеем, наипаче после счастливейшего опыта в особе Ея Императорского Величества. Газеты Английские при сем прилагая, прошу всепокорно прислать, если есть еще новейшия. Включенное письмо всепокорнейше прошу сослать к жене моей".

    7.

       "Теперь, получа вашего сиятельства письмо, в полдень писанное, включенное в оном вручил Ея Императорскому Величеству, на которое при сем и ответ ея прилагаю.
       Рукою графа Орлова написано:
       "И я вам, милостивый государь мой граф Никита Иванович, мое покорное почтение засвидетельствую. Прививший и живущий на диете, одна-ко же без оспы, покорный слуга".
       Ваше сиятельство всепокорно прошу приказать г. Волчкову уведомить меня, как он скоро может, кто был тот мальчик, от которого оспа бы-ла привита Ея Величеству. А господа Димсдали не могут мне достаточ-но о нем сказать и о имени его между собою не соглашаются...
       В 23 день Октября 1768 года, в 4 часа пополудни".

    10.

       "Присланное сегодня от вашего сиятельства к Ея Императорскому Величеству письмо немедленно вручил и на оное ответ при сем включаю; так-же и еще два пакета, подписанные на имя князя Александра Михайловича Голицына.
       Ея императорское Величество сегодня изволила ездить в карете прогуливаться и находится в вожделенном здравии. О прививке оспы Его Императорскому Высочеству после завтрака изволила совершенно положиться на предложение господина Димсдаля. Он донес, что можно оную в Су-бботу поутру привить, а Ея Императорскому Величеству можно безпрепятственно после того же дня после обеда в город приехать. Она к вам завтра к обеду приедет. Теперь привили оспу мальчику по четвертому году из руки графа Григория Григорьевича.
       Из Царского Села, в 5-м часу по полудни, Октября в 30 день 1768 года" (Письма А.Черкасова, 1, с. 407-411).
       В последнем письме констатация факта прививки оспы мальчику как бы подтверждает надежду А.И.Черкасова распространять оспопрививание в России методом своеобразной диффузии, в которой знать и простой люд волей-неволей объединятся, хотя бы в борьбе со страшной болезнью, хотя бы на время: вот, какому-то крохотному мальчику привили оспу, взяв материю из руки первого фаворита графа Орлова. А от Екатерины и Павла была взята материя для привития оспы многим людям.
       Императрица проявила всю необходимую твердость духа, отсутствие мни-тельности, терпение, когда пошла на такое рискованное дело. Это был пример не только для русской знати и русского народа, это был пример самопожертвования во имя науки. Вольтер, человек язвительный и наблюдательный, с той неумеренной лестью, которая неизбежно проявлялась в его переписке с "просвещенными монархами", но и вполне справедли-во писал своей августейшей корреспондентке 26 февраля 1769 г. из Ферне: "О, государыня, какой урок в.и.в. изволили дать нашим француз-ским щеголям, нашим премудрым учителям Сорбонны и нашим эскулапам медицинских школ!" (Бюлер, 1870, 86, с. 565). В самом деле, Людо-вик ХV не последовал примеру Екатерины и шесть лет спустя умер от ос-пы. В начале ноября 1768 г. доктор Димсдаль привил оспу великому князю. Задуманный вариант со взятием материи у матери, как мы уже сооб-щали, не был осуществлен, и для 14-летнего Павла Петровича оспенная жидкость была привита от младшего сына гос-на Брискорна. Однако Димсдаль привил ему оспу только к одной руке. Было ли это ошибкой? Во всяком случае, с Павлом Петровичем случилось то, что составляет редкое исключение в медицине: предохранительная прививка не спасла его в будущем от натуральной оспы. Он болел ею так же сильно, как и его отец Петр III, живший в те годы, когда оспопрививание было поч-ти неизвестно. Наружность Павла до болезни вполне привлекательная, даже красивая по свидетельству современников, сильно пострадала и изменилась до гротеска после окончания болезни.
       Завершением всех болезненных процедур были правительственные акты, опубликованные позднее в ПСЗ: 1) Сенатский указ 20-го ноября, которым объявлено всенародно о благополучном привитии оспы императрице и цесаревичу; приглашены все верноподданные принести благодарение Богу, а депутаты от разных ведомств и члены комиссии составления Уложения поздравить лично императрицу; тут же сказано, что с ея разрешения на будущее время установлено праздновать 21 ноября во всех городах Империи.
       2) Высочайший ответ на поздравление сената с выздоровлением. Тут, между прочим, сказано: "Мой предмет был своим примером спасти от смерти многочисленных моих верноподданных, кои, не знав пользы се-го способа, оного страшась, оставалися в опасности. Я сим исполнила часть долга звания моего; ибо, по слову евангельскому, добрый пас-тырь полагает душу свою за овцы".
       3) Сенатский указ, заключающий церемониал ежегодного торжествовать 21-го ноября. Им постановлено в продолжении целого дня производить после благодарственного молебна, колокольный звон; вечером иллюмино-вать города и внести этот день в месяцеслов как день табельный, с освобождением присутственных мест от присутствия, а училища от уче-ния, потому именно, что этот день был днем выздоровления Екатерины II, и что с этого дня началось распространяться по России целительное оспопрививание. (ПСЗ, 18,  13 204).
       Доктор Димсдаль после выздоровления великого князя по настоятельной рекомендации был пожалован в лейб-медики ее величества с чином дейс-твительного статского советника и пожизненной пенсией в 500 фунтов стерлингов в год, а также в бароны Российской империи, с тем, чтобы старший из его фамилии носил этот титул. Но диплом о пожаловании в бароны он получил только 5 июня 1769 г., т.к. в конце 1768 года уез-жал со своим сыном в Москву для привития оспы многим людям. Перед самым своим отъездом из России он вылечил внезапно заболевшую Екате-рину. Вероятно, после этого выздоровления и был подписан указ о по-жаловании доктора в бароны. О других общегосударственных мероприяти-ях, прославлявших русскую Минерву за ее государственный ум, самоотверженность и заботу о подданных подробно рассказывает Ф.А.Бюлер (Бюлер, 1870, 86, с. 573-577).
       Если учесть, что годом ранее Екатерина II уже получила огромную до-лю признательности и почтения в связи с созывом комиссии по кодификации законов, и ее "Наказ" выявил в ней "новую Астрею", вершащую правосудие, приносящую с собой золотой век, то совершение ею и сыном оспопрививания демонстрировало и с новой силой укрепляло "уже сложившийся миф о "торжествующей Минерве", начало которому положил своей одой М.В.Ломоносов по случаю коронации императрицы. Этот мифологический облик богини мудрости был закреплен в январе 1763 года уличным маскарадом в Москве на масляннице. Программная брошюра была озаглав-лена "Торжествующая Минерва", в которой изъявится гнусность пороков и слава добродетели". Коронация Екатерины Великой ввела основные те-мы ее царствования - любовь и науку - в контекст мифа об обновлении. 12 августа 1767 г. представители комиссии собрались во дворце для выражения признательности и почтения к императрице. Они предлагали ей титулы Великой, Премудрой и Матери Отечества, Она с намеренной скромностью отклонила все три. Великая ли она, определит только потомство, заявила она, а термином Премудрой можно именовать лишь Бога. Наименование Матери Отечества чрезмерно, ибо "любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимой от них есть мое желание" (Уортман, 1, с. 157, 165, 169, 175).
       Законодательные акты 1768 г., в сущности, демонстрировали, что совершив оспопрививание себе и сыну, Екатерина явочным порядком, сво-ей волей, а не желанием представителей сословий приобрела те самые титулы, от которых она отказалась более года назад. Новые акты по-казывали, до какой степени современники считали это событие судьбо-носным, продиктованным самим Богом, и возносили благодарность ему и императрице за избавление настоящих и будущих жителей России от губительной оспы. Следовательно, Екатерина становилась Великой, Премудрой и Матерью Отечества по воле Создателя, что и было окончательным завершающим штрихом в облике "Торжествующей Минервы".
       "В ту пору оспопрививание вошло у нас как будто в моду: в домах, на балах, и даже на улицах, знакомые, встречаясь, спрашивали друг дру-га: "А что, привили вы себе или детям вашим оспу?" Димсдаль и его сын привили ее 140 особам. Петербургу стала подражать и Москва, а там мало-помалу оспопрививание начало распространяться по всей Росс-ии с большим успехом и пользой. В Москве, в Екатерининской больнице открыт был основной оспенный комитет. В последствии времени подобные комитеты постепенно всюду учреждались, и медицинская коллегия распу-бликовала высочайше утвержденное наставление (ПСЗ, 19,  13 445) о добывании оспенной материи и о привитии оной" (Бюлер, 1870, 86, с. 579). Барон Черкасов, как президент коллегии, продолжал успе-шно начатое дело со всей возможной активностью: в 1768 г. команди-ровал доктора Аша в Киевскую губернию для введения там оспопривива-ния. Доктор Вендрих с той же целью был командирован в разные губерн-ские города. Были заведены оспенные дома близ Царского Села, в Кра-сном Селе, в Петергофе, Ораниенбауме, в Казани. На русском языке бы-ло издано сочинение Димсдаля "Сегодняшний способ прививания оспы" в переводе поручика Луки Сверчкова в 1770 г. Учреждены в С-Петербурге, Москве и Тобольске фабрики хирургических инструментов для армии, фл-ота и госпиталей, началось устройство первых карантинов для тех лиц, кому была привита оспа. Прививка оспы в начале 70-х годов соверша-лась в Иркутске, в Барнауле, в том числе детям старшин туземных племен: примером служили дети местных губернаторов и военачальников, которым прививали оспу на глазах вождей кочевых племен. Гуманные усилия Черкасова уменьшить число жертв страшной болезни не остались незамеченными в глазах императрицы. В 1768 году он получил чин тайно-го советника (РБС, 22, 1 с. 169).

    * * *

       Как президент Медицинской коллегии А.И.Черкасов стремился уменьшить размеры одного из двух постоянных бедствий России - эпидемии зараз-ных болезней, в первую очередь оспы. Как один из основателей Вольного экономического общества (ВЭО) он направлял усилия на ослабление последствий другого бедствия - частых неурожаев зерновых культур. ВЭО, формально независимое от правительственных структур, было ста-рейшим в мире и первым в России экономическим обществом. Екатерина поощряла его создание, т.к. такая структура гражданского общества вписывалась в политику просвещенного абсолютизма, а время возникновения ВЭО в 1765 г. соответствовало ее либеральным устремлениям на-чала царствования в духе знаменитого "Наказа". ВЭО начало свою деятельность объявлением конкурсных задач, изданием "Трудов ВЭО". Первый конкурс был объявлен по инициативе императрицы в 1766 г. с та-ким вопросом: "В чем состоит собственность земледельца (крестьянина) в земле ли его, которую он обрабатывает, или в движимости и какое он право на то и на другое для пользы общенародной иметь мо-жет?" Во второй половине 18 в. в ВЭО сотрудничали А.Т.Болотов, И.М.Комов, А.А.Нартов, М.И.Голенищев-Кутузов, А.И.Синявин, В.А.Левшин, Г.Р.Державин - цвет тогдашней русской общественной, политической и экономической мысли. Формально ВЭО просуществовало до 1919 года.
       Практическая деятельность ВЭО особенно ярко проявилась в год его основания. Члены общества помнили о том, что в конце 17 века Петр I прислал из Голландии мешок картофельных клубней. Европа давно уже использовала картофель как ценную пищевую и техническую культуру. В России же это "земляное яблоко" еще долго считали "чертовым яблоком", а его внедрение вместо зерновых культур вызвало драматические "картофельные бунты" 30-40 гг. 19 века. Однако, в 60-е годы ВЭО справедливо увидело в картофеле ту, сравнительно неприхотливую в условиях российского климата, культуру, которая могла бы поддержать существо-вание крестьянских семей в период недорода ржи и пшеницы, проса и яч-меня. Первым об этом задумался А.И.Черкасов. "Почин предпринятого в царствование Екатерины II повсеместного разведения картофеля в России принадлежал, как известно, государственной Медицинской коллегии, президентом которой был в то время человек, пользовавшийся большим вниманием государыни - барон Александр Черкасов. Дело шло первоначально об изыскании средств помочь "без большого иждивения" голодающим крестьянам Финляндии, вследствие чего медицинская коллегия рапортовала сенату в начале 1765 года, что лучший способ предотвращения этого бедствия "состоит в тех земляных яблоках, кои в Англии называ-ются потетос". Тогда же, по соображению полезных качеств и удобовозводимости картофеля, было по повелению императрицы разослано от правительствующего сената во все места империи подробное наставление о разведении картофеля; и независимо от того, указом правительствующего сената 8 февраля 1765 г. "сей представленной от медицинской кол-легии способ поручен попечению всех губернаторов" (Подвысоцкий, 26, с. 85-86). Возможно, барон вспомнил, что сам в молодости, обучаясь в Кембридже, часто питался картофелем, и это было вполне приятное воспоминание.
       Однако те, кому он прежде всего хотел помочь,- русские мужики,- по разным причинам, включая и религиозные, отказывались разводить картофель. Ценный семенной фонд, чаще всего привезенный из-за границы, оставался невостребованным и погибал. Или все-таки посаженные клуб-ни не обрабатывали должным образом и не собирали урожая. Меры при-нуждения в этом случае были совершенно бесполезными: нельзя заста-вить выращивать то, что человек не собирается употреблять в пищу. Необходимо было другое: изменить чисто психологическую несовместимость привычного крестьянского труда с выращиванием новой культуры. Это можно было сделать с помощью только одного средства: заинтересо-вать крестьянина в выращивании картошки, доказать ему ее ценность, изменить его вековую земледельческую ментальность.
       Семейное предание сохранило память о том средстве, к которому обратился Черкасов. Отчаявшись получать сведения от губернаторов, что крестьяне полностью пренебрегают картофелем, он решил сыграть на привычных для русского мужика социальных формах поведения. В губернии были разосланы указы, требовавшие заводить государственные картофельные плантации. На каждую плантацию в летне-осеннее время полагалась рота гренадер, которая и обрабатывала и охраняла поле. В секретных инструкциях командирам рот, однако, указывалось, что в случаях попы-ток воровства картофеля местными крестьянами им в этом не препятство-вать, похищенное не отбирать, но производить "всякий шум и смятение". Психологический расчет был верен: русский крестьянин привык к тому, что если что-то охраняют солдаты с ружьями, то это "что-то" имеет немалую ценность. А если оно имеет ценность, то святой долг крестьяни-на поживиться, если Бог поможет, несмотря на сильную охрану. Вот и полезли на охраняемые поля с лопатами и мешками сначала дети, а по-том мужики и бабы. Солдаты делали вид, что не замечают их, ну, а уж если не заметить было нельзя, кричали на "воров", стреляли в воздух, но с места не трогались. Когда наставала пора окончательного соз-ревания картофеля и время его уборки, местные жители вдруг обнару-живали, что плантация оказалась без присмотра, т.к. рано утром офи-церы приказывали свертывать бивак и уводили с поля солдат. Что оста-валось делать крестьянам? Налетать на это бесхозное поле как саран-ча. Наиболее догадливые сохраняли часть клубней под семена, догадав-шись, что хранить их можно в обычном избяном подполье, а на бу-дущий год по весне уже сами высаживали их на своей земле, вызывая за-висть у соседей.
       Возможно, не сам Черкасов придумал этот хитрый способ "навязать" крестьянину выращивание "земляного яблока". Возможно, до этого додумался кто-то из губернаторов или воевод и сообщил о своем успехе президенту коллегии. В таком случае он только "обобщил " опыт и рекомендовал его применять там, где дела с распространением картофеля шли особенно туго. Во всяком случае, барон проявил себя не только умным человеком, но и настоящим патриотом, т.к. введением посевов картофеля содействовал ослаблению жестоких последствий частых неурожаев.
       Медицинская коллегия существовала до 1803 года, когда с образовани-ем министерств она вошла в состав Министерства внутренних дел в ка-честве Экспедиции государственной медицинской управы. Как и почему А.И.Черкасов оставил свой пост и ушел в отставку, мы вскользь уже упоминали, но еще вернемся к причинам этого на более основательном уровне. Отметим тот факт, что все исследователи истории медицины в России единодушно считают, что равного по способностям, образованн-ости, организаторским талантам после отставки Черкасова президента медицинской коллегии не было. Приведем несколько необычный пример оценки его деятельности через сто лет после его смерти в 19 веке. Ф.А.Бюлер справедливо пишет, что вследствие кратковременной в срав-нении с другими государственными мужами того времени деятельности Черкасова, и иных, весьма "характеристических" обстоятельств, о нем и в высших и низших слоях русского общества чуть ли не забыли. Таких, как Черкасов, часто постигает удел забвения, тогда как в России до сих пор смотрят как сквозь увеличительное стекло на некоторые личнос-ти 18 столетия, не по заслугам превознесенные современниками-льсте-цами. И далее следует вот такой неожиданный текст:
       "Однакож, труды Черкасова на благо соотечественников и человечества помнят наши медики и ученые, и вот что недавно, от имени всего вра-чебного сословия в России, написал о нем нашему известному художнику М.О.Микешину президент медицинского совета и директор медицинского департамента тайный советник Е.В.Пеликан (отношение от 20-го июня 1869 года, за  5.191):

    "Милостивый государь,

    Михаил Осипович!

       "При осмотре вчерашнего числа вашей превосходной модели памятника императрицы Екатерины II, мне показалось, что на ней недостает одно-го из замечательнейших людей той эпохи, именно: действительного тай-ного советника барона Александра Ивановича Черкасова, как сподвиж-ника незабвенной императрицы в разных полезных нововведениях, и ко-торому столь обязана медицинская администрация в России. Он ввел у нас, между прочим, оспопрививание и посев картофеля, и тем спас целые поколения от гибельного недуга и от голода; устроил в Империи правильное медицинское управление; сам написал устав государственной мед-ицинской коллегии (то есть отдельного министерства), и был первым ея президентом. Кроме того, он был одним из учредителей и председателей Вольного Экономического Общества, где и теперь можно видеть его пор-трет. Не будучи врачом, он страстно любил медицину, внимательно сле-дил за ее развитием и открытиями и, как горячий патриот, успешно при-менял их к дорогому и обширному отечеству. Выписав в 1768 году из Англии, - где он посещал лекции в Кембридже и пристрастился к меди-цине, - оспопрививателя Димсдаля, он присутствовал при произведенных здесь опытах и склонил императрицу, для вящего убеждения ея поддан-ных в пользе этой операции, дозволить привить себе оспу, равно как и наследнику цесаревичу. До сих пор сохранились ежедневные собствен-норучные записочки императрицы к А.И.Черкасову о ходе ея болезни, или, правильнее, оспенный журнал.
       "А.И.Черкасов безспорно делает честь Екатериненскому периоду, и потому считаю долгом своим покорнейше просить вас, не признаете ли вы, милостивый государь возможном поместить его изображение на подножии памятника, между статуями главных сподвижников великой императрицы, хотя бы в виде медальйона, на одном из двух свободных мест" (сохране-на орфография оригинала - Авт.) (Бюлер, 1870, 86, с. 17-18).
       К сожалению, предложение Е.В.Пеликана не было учтено М.О.Микешиным. И общество и сам скульптор, вероятно, гораздо больше ценили "екате-рининских орлов". Тогда еще очень немногие могли понимать, что под-линную славу отечества составляют не "герои", по манию руки которых погибали десятки тысяч русских людей (часто - неизвестно за что, на чужой земле), а подвижники, конкретный гуманизм которых спасает от смерти и голода сотни тысяч людей сегодня, а в будущем их последова-тели будут спасать миллионы.

    * * *

       А сейчас вернемся на несколько лет назад, к тем годам, когда только начиналась государственная деятельность Черкасова. Она же заключалась не только в руководстве Медицинской коллегией.
       В 1764 г. он сопровождал Екатерину II в ее поездке в балтийские зе-мли (Остзейский край). Императрица собиралась посетить Эстляндию, Лифляндию и Курляндию, ставшую после возвращения Бирона по воле Екатерины фактически подвластной России страной. Герцог Бирон просил позволения встретиться со своей благодетельницей в Риге. Поэтому приказание сопутствовать Екатерине в качестве камергера было не только лестно, но и выгодно: мы уже упоминали, рассказывая о браке Черкасо-ва, что решить вопрос о выплате, хотя бы в форме ренты, приданого Екатерины Ивановны удалось только в 1764 г. при встрече зятя с тес-тем именно в период этого посещения Остзейского края.
       Екатерина выехала из Петербурга 20-го июня, 24 -го прибыла в Ревель (Таллинн), а 9-го июля прибыла в Ригу. По просьбе Бирона посетила она и Митаву, столицу Курляндии, откуда некогда произошел взлет Ан-ны Ивановны.
       В Петербург Екатерина II возвратилась 25 июля 1764 г. Цели этого месячного вояжа русской царицы были сугубо политические, мы не будем на них останавливаться. Скажем лишь то, что в конечном итоге упомянутые земли окончательно вошли как губернии в состав Российской им-перии. Это произойдет в конце царствования Екатерины Великой, но ее сын Павел I восстановит в этих балтийских провинциях средневековые привилегии и тем самым приостановит процесс обрусения Остзейского края.
       От поездки барона в прибалтийские края сохранился документ, ярко обрисовывающий ту светскую среду, в которой А.Черкасов проводил свой досуг. Это письмо посла Англии лорда Букингема, посланное ему из С-Петербурга в Ригу 13 июля 1764 г. (оригинал на француз. языке). Приведем его в переводе и с некоторыми сокращениями:
       "Господин депутат Эскулапа по ведомству России! С дружеским сочувст-вием помышляю об удовольствиях которыми, я уверен, вы наслаждаетесь во время поездки своей в Ригу. Впрочем, по слабости свойственной че-ловечеству, сюда порой присоединяется чувство зависти по поводу то-го что я не участвую в этой поездке. Я уже собирался просить вашу всемилостивейшую государыню дозволить мне по этому случаю вступить в отправление должности ея камергера и оставить в Петербурге мое зва-ние, моего секретаря, мои хлопоты и мою скуку. Мне показалось что это значило бы слишком рассчитывать на благосклонность ея император-ского величества. Разум и увлечение неотступно боролись по поводу этого предложения, пока наконец разум, советник столь же навязчи-вый как и дерзкий, одержал победу, которой увлечение не простит ему. Никогда свита не была составлена лучше той к которой вы принадлежите. Какое милое трио постоянно возле вас! Первую скрипку разыгрыва-ет г. шталмейстер Нарышкин, удивительно счастливый плодовитостью во-ображения и любезным сумасбродством ума, которыя никогда не успевают изменить ему! Вторую разыгрывает г. граф Строганов, нежно покрывая те ноты которым пылкая живость первого придает некоторую резкость, и наполняя со вкусом пробелы оставляет на вид его оплошность. Г. Пассек разыгрывает на контрабасе, и немногие его ноты, но интересные и существенные, совершенствуют концерт. Мне кажется, я не был доста-точно справедлив в отношении тех о которых сейчас говорил чтобы рискнуть продолжение описания ваших спутников. <...>. Вы знаете, что Парис (вероятно, молодой князь Ю.Н.Трубецкой - Авт.) отправился в Москву и что со времени его отъезда богини-соперницы оплакивают втай-не его путешествие, равно как и опасности которым легко может подве-ргнуться довольно сомнительная верность. Конечно, вам не упустили дать знать что фаворитки отсутствующих в Риге отлично утешаются. Вам, ве-роятно, также известна вся история неудачного посла-негоцианта и не-счастного любовника; вы знаете, что его раскаяние не пошло ему в прок, что ему не хотят простить того чем в отношениях к нему провинились. Это один из тех случаев когда опасно быть правым. <...>. Ваш друг был в ужасном затруднении кому отдать предпочтение. Добряк не знал на ко-торой остановить, от которой отвернуть свои взоры. Его нерешительно-сть во всяком случае избавила его от величайшего из несчастий, - лю-бить без надежды на взаимность. Польская дама еще не была у меня; но она, кажется, нравится тем кто имеет счастие ее знать. Друг графа удвоил свое внимание и всячески поспешает идти навстречу желаний го-спожи, не оскудевая нисколько в выражениях примерной дружбы, которую он до сих пор выказывал ея супругу. От всего сердца поручаю вам забо-титься о здоровье милого трио. Предупреждайте их нескромности или, по крайней мере, сглаживайте их последствия. Это вам сделает честь" (Бюлер, 1870, 86, с. 181-184). В тексте письма сохранена орфография и пунктуация переводчика. Это письмо вполне красноречиво дает представление и о личности автора письма, знатока человеческих сердец, и о человеческих качествах Черкасова. Юмор и некоторая распущенность нравов, характерная для второй половины 18 века, многое гово-рят об образе жизни, который приятели вели в Петербурге. Оба, как говорится, любили пожить, а частые жалобы барона на приступы подагры выдают в нем все-таки ценителя и любителя гастрономии и тонких до-рогих вин. Проявляя объективность, можно с уверенностью сказать, что причин для сварливости у его супруги было всегда достаточно, и объяснялась она не только наследственными качествами семьи Биронов. Лорд Букингем по просьбе Черкасова выписал из Лондона карманные часы для императрицы, и Екатерина благодарила за это Черкасова, на что он отвечал: "Спаси Бог лорда Букингама! Не ударил меня лицом в грязь" (Бюлер, 1870, 86, с. 185).
      

    * * *

       Вскоре после возвращения в Петербург барону Черкасову предстояло войти в состав членов суда над В.Я.Мировичем (1740-1764). Подпоручик Смоленского пехотного полка попытался совершить еще один дво-рцовый переворот в 1764 г. Аукнулось оставшееся в наследство Екате-рине неправедное отношение к Брауншвейгскому семейству. Мирович дейс-твовал из самых лучших побуждений, и был уверен, что они имеют закон-ное основание. Он был офицером караульной команды в Шлиссельбургской крепости и намеревался освободить Ивана Антоновича, нахо-дившегося там с 1756 г. Затем, по его замыслу, последовало бы низло-жение Екатерины II и возведение на престол законного императора Ива-на VI, ровесника Мировича. Офицеру удалось вовлечь в заговор коман-ду крепости. В ночь с 4 на 5 июля солдаты во главе с подпоручиком захватили крепость, но внутренняя охрана из двух офицеров гвардии, действуя по инструкции Екатерины II убила несчастного узника. Мирович и его сообщники были схвачены и посажены в крепость. Если бы Мировичу каким-то образом удалось преодолеть это неожиданное и роко-вое препятствие, то успех его заговора вряд ли принес бы пользу Рос-сии: узник давно уже утратил социально-психологический контакт с ми-ром и находился в состоянии близком к умалишенности.
       Тем не менее, он казался опасным двору Екатерины. Для этого были вполне серьезные основания. В первые годы царствования положение императрицы было далеко не таким прочным, каким оно выглядит под пером позднейших историков. В 1763 году (!) среди гвардейских офицеров зреет заговор. Причина - возмущение стремительным возвышением Г.Г.Ор-лова. А.П.Бестужев, бывший великий канцлер, готовил петицию Екатери-не, чтобы она избрала себе супруга, ибо наследник Павел слаб здоро-вьем. Решено было убить Орловых, если бы эта петиция была благоскло-нно принята. Среди офицерства витала популярная мысль о регентстве Екатерины до возмужания сына. Эта мысль принадлежала Н.И.Панину, и его предложение ограничить власть императрицы имело сторонников в Петербурге, а в Москве его брат П.И.Панин был главой целой партии. В сущности, братья Панины хотели бы повторить неудачный опыт олигархов-верховников 1730 года.
       Но и Екатерина была гораздо дальновиднее Анны Ивановны. Заговор оф-ицеров Измайловского полка был раскрыт. Трое братьев Гурьевых и двое братьев Хрущевых были приговорены сенатом к смерти, но императрица помиловала их "дабы они могли раскаяться в своем поступке". Что ка-сается Н.И.Панина, то Екатерина сделала вид, что ничего не знает о его планах, хотя образ мыслей Панина ей был хорошо известен. И все-таки графу было над чем задуматься, хотя и он и Екатерина понимали, что даже более серьезные улики не повлияли бы на его отстранение от государственных дел: слишком он был необходим для российской дипло-матии. Повторялась история отношений Елизаветы Петровны и А.П.Бесту-жева. Наверное, Н.И.Панин еще не забыл, как по требованию И.А.Черкасова, он любой ценой должен был найти в Швеции кухарку для Елиза-веты Петровны, а Екатерина в своем упорстве намного превосходила по-койную тетку. И все же Панин, очевидно, сыграл немалую роль в наступлении будущих , сначала охлажденных, а затем и враждебных отношений между матерью и сыном: между императрицей Екатериной II и великим князем Павлом Петровичем.
       Среди тех, кто был недоволен Екатериной и ненавидел Г.Орлова была княгиня Е.Р.Воронцова-Дашкова (1743-1810), дочь Р.И.Воронцова.
       Подруга императрицы, совсем юная девушка, она была одной из самых активных помощниц в деле свержения Петра III. Однако претензии Дашковой на роль вершительницы судеб России и влияние фаворита очень скоро заставили Екатерину указать своей подруге ее место: мужу Екатерины Романовны секретарь императрицы передал тайно записку следую-щего содержания: "Я искренне желаю не быть в необходимости предать
    забвению услуги княгини Дашковой за ее неосторожн    ое поведение. Напомните ей это, когда она снова позволит себе нескромную свободу
    языка, доходящую до угроз    " (Лозинская, с. 35). В месяцы, предшествовавшие заговору Мировича, княгиня жила во флигеле дома, который занимал ее дядя Н.И.Панин. Могущественный Панин по тогдашним всеобщим
    слухам считался не только ее настоящим отцом, но и Дашкова считалась
    его любовницей.
       А.И.Черкасов разделял недоброжелательство Орловых к Е.Р.Дашковой. Мы уже писали о его отношении к Н.И.Панину. Вероятно, этим можно объяснить его странное, мало совпадающее с его мягкой и человечной натурой, поведение на суде. По делу подпоручика Мировича 25 августа 1764 г. Чрезвычайный суд из Сената и Синода, сановников первых трех классов и председателей коллегий обратился к Екатерине с просьбой поступать ему по большинству голосов, не сносясь с ней. Екатерина II ответила утвердительно. Когда начался суд, распространились слухи, что вдохновительницей Мировича была все та же Е.Дашкова и что только влиянию Панина обязана она своим спасением.
       Уже известный нам посланник Букингем сообщал в Англию: "Захвачены печатные прокламации, которые одобряют предполагавшуюся революцию, и княгиню Дашкову подозревают во всем этом. Очень вероятно, что настойчиво требуя пытки Мировича, барон Черкасов и другие члены верховного судилища имели в виду раскрытие виновности Дашковой, о чем тогда носилось много слухов" (Лозинская, с.35-36). О предложении барона Черкасова, цитируя протоколы суда, сообщает С.М. Соловьев:
       "При отбирании голосов, должно ли приступить к сентенции, обер-прокурор Соймонов стал говорить президенту Медицинской коллегии барону Черкасову, что некоторые из духовенства приговаривают Мировича пытать. Тут исправляющий должность генерал-прокурора князь Вяземский подошел и повелительным тоном запретил Соймонову продолжать разговор о мнении духовенства, а у Черкасова потребовал немедленного от-вета, должно ли приступить к сентенции. Черкасов второпях ответил, что должно, но потом, 2 сентября, представил письменное мнение, что Мировича надобно пытать с целью открыть сообщников или наустителей. "Нам необходимо нужно, - писал он, - жестоким розыском злодея оправ-дать себя не токмо перед всеми теперь живущими, но и следующими по нас родами, а то опасаюсь, чтоб не имели причины почесть нас машинами, от постороннего вдохновения движущимися, или комедиантами". Собрание осердилось и просило императрицу защитить его от оскорбле-ний Черкасова. Последний должен был извиниться, объявил, что в доб-ром намерении употребил слова, которыми собрание почло себя оскорб-ленным". Смертная казнь Мировича совершилась 15 сентября 1764 г. на обжорном рынке" (Соловьев, 26, с. 308). Князь А.А.Вяземский, чело-век суровый и неподкупный, доложил императрице о мнении Черкасова и реакции членов суда. Екатерина ответила ему двумя письмами. Вот текст 2-го письма: "Князь Александр Алексеевич. Мне весьма удивительно что собрание, чем ему упражняться и окончить то, что ему мною поручено, вздором упражняется. Есть ли они завтра также горячо за голос Черка-сова примутся, то можете им представить, чтобы они удовольствовались тем, что он из своего голоса вычернит те слова, которые их тронули. При том вы сказать можете, сколько вы знаете, что мне всякие в России несогласия и раздоры весьма противны; что они тут, чтобы судить Мировича; что несогласия в сем собрании суть наипаче соблазн для пуб-лики <...>. Только отклоните от жалобы на Черкасова ко мне и прими-рите их всех есть ли возможно. Есть ли надежды нету, то пресеките собрание или доведите до множественного числа разных голосов. А Чер-касову выбиться нельзя: он ровный тут им. Он писал из усердия и с излишней горячностью, а не более" (Два письма, 3, с. 365-366).
       Эту трагическую ситуацию, возникшую в суде, и развитие которой могло бы привести к тому, что полетело бы немало голов, чего никак не хотела Екатерина II, т.к. выгоднее было ограничиться только головой главного преступника-исполнителя, изобразил исторический писатель 19 в. Г.П.Данилевский в романе "Мирович": "Екатерина возвратилась в Петер-бург в конце июля. Манифест о шлиссельбургской катастрофе явился 17 августа. Верховный суд над Мировичем был объявлен из членов сената, синода, президентов коллегий, генералитета и особ первых трех клас-сов. Преступника содержали в Петропавловской крепости. Слухи о ходе суда проникали в город и волновали все общество.
       Стало известно, что член суда, сенатор Неплюев, требовал арестовать и привлечь, как указано, "без жалюзи" (без жалости - Авт.) к допросу до сорока лиц, большей частью из высшего круга столицы. Разнеслась весть о выходке другого члена присутствия, барона Черкасова.
       Когда собрание, 31 августа 1764 г., выслушав первый личный допрос Мировича, решило его сковать и, содержа под караулом, приступить к сочинению сентенции, Черкасов встал с места.
       - Я требую пытки изменничьему внуку Мировичу (дед В.Я.Мировича был сообщником гетмана Мазепы - Авт.), - сказал он, возвысив голос. - В
    городе распущены вредительские слухи, и нас, судей, почитают комедиантами и машинами, от постороннего вдохновения движущимися.
      -- Дерзкие, обидные клеветы! - возразил кто-то.
      -- Строгим розыском, господа суд, о тайных руководителях жертвы, -
    продолжал Черкасов, - мы должны себя оправдать не токмо перед всеми
    теперь живущими, но и перед следующими по нас родами... В том наша
    честь и достоинство...
       - Да, не мешало б в скромном месте в ребрах у него пощупать, - подхватили другие.
       Буря поднялась в верховном судилище. Все вскочили с мест, кричали упреки друг другу. Обер-прокурор Соймонов заявил, что и некоторые из духовенства требуют допроса с пристрастием.
       - Воспрещаю длить столь дерзновенные речи,- повелительным голосом
    объявил генерал-прокурор, князь Вяземский, - собрание закрыть, а о
    происшедшем будет доложено ее величеству.
       Ответ Екатерины стал известен в городе.
       - В голосе Черкасова, - решила она, - я иного не вижу, окромя, что
    ему чистое и     нелицемерное усердие диктовало. Чужестра-нных недоброжелательных дворов министры действительно по городу рассеивают, будто я заставляю собрание, для сокрытия истины, в сем деле
    комедию играть; да и у нас уже действуют партии, для соблазна публики... Черкасову выбиться нельзя; он равный им тут... писали от усердия, сгоряча. Брат мой, а ум свой... Того ради, дайте большинству     голосов совершенную волю. <...>.
       На новое предложение пытки Екатерина ответила:
       - Оставим несчастного в покое и утешимся мыслию, что госу-дарство не имеет иных столь ожесточенных врагов" (Данилевский, с. 376-378). В "Примечаниях" к роману автор приводит много ссылок на исторические источники и собственно источники его версии заговора Мировича.
       Версии же уже тогда, по горячим следам разыгравшейся трагедии, бы-ли самые разные. Вот что написала много позднее в своих "Записках" другая Екатерина - княгиня Дашкова, которую обвиняли в соучастии.
       "Однажды дядя сказал мне, что во время своего пребывания в Риме императрица получила письмо от Алексея Орлова, сообщавшего ей про заговор Мировича; это известие очень встревожило императрицу и она передала письмо своему первому секретарю Елагину; письмо содержало приписку, гласившую, что видели, как Мирович несколько раз рано ут-ром бывал у меня в доме. Елагин стал уверять ее величество, что это, по всей вероятности, ошибка, т.к. вряд ли княгиня Дашкова, не прини-мавшая почти никого, допустила бы до себя никому не известного и, по-видимому, не совсем нормального человека. Елагин не удовольство-вался этим честным и прямодушным поступком и прямо от императрицы пошел к генералу Панину и рассказал ему все. Тот уполномочил его передать императрице, что действительно Мирович бывал рано по утрам в моем доме, но он приходил к нему, Панину, по одному делу в Сенате. К тому же Панин вызывался, если императрица пожелает, сообщить ей сведения о Мировиче, который был адъютантом полка, состоявшего под командованием Панина в Семилетнюю войну. Елагин отправился к импера-трице и передал ей, что граф Панин может удовлетворить ее любопытство насчет Мировича.
       Действительно, государыня послала за Паниным; он рассказал ей все, что знал, и если, с одной стороны, он уничтожил в ней всякое подоз-рение в моем сообществе с Мировичем, то с другой стороны, вряд ли доставил ей удовольствие, обрисовав ей портрет Мировича, составляющ-ий точный снимок с Григория Орлова, самонадеянного вследствие сво-его невежества и предприимчивого вследствие того, что не умел изме-рить глубину и обширность замыслов, которые он думал легко испол-нить с помощью своего скудного ума. <...>.
       "Этот заговор так ничем и не кончился, а публичный суд над Мирови-чем (его допрос и весь процесс происходил при участии не только всех сенаторов, но и всех президентов и вице-президентов коллегий и генералов петербургской дивизии) не оставил никому в России ни малейшего сомнения насчет этого дела: все ясно увидели, что легкость, с которою Петр III был низложен с престола, внушила Мировичу мысль, что и ему удастся сделать то же самое в пользу Иоанна. За границей же, искренне или притворно, приписывали всю эту историю ужасной ин-триге императрицы, которая будто бы обещаниями склонила Мировича на его поступок и затем предала его. В мое первое путешествие за грани-цу в 1770 г. мне в Париже стоило большого труда оправдать императ-рицу в этом двойном предательстве" (Дашкова, с. 68-69).
       "Интрига Екатерины" как версия того имевшего, якобы, место факта, что Мирович был лишь простым, глуповатым исполнителем тайных желаний императрицы и выполнил лишь тот план, который составили другие, вероятно, впервые была изложена Г.Гельбигом в главе "Григорий Теплов". Вот что он писал в конце 18 века явно с чьих-то слов: "... При взрыве революции, благодаря которой Екатерина II взошла на престол свое-го супруга, Теплов составил распространенный по этому случаю клеветнический манифест (Г.Теплов участвовал в убийстве Петра III в Ропшинском дворце - Авт.).
       Убийство бывшего императора Ивана Антоновича, который со смерти Пе-тра III (император навещал его однажды в заточении и распорядился улучшить содержание узника - Авт.) сидел в строго охраняемой, и возбуждающей ужас тюрьме - в Шлиссельбурге, было делом Теплова. Этот несчастный принц... казался страшным двору Екатерины. Затруднение заключалось лишь в том, чтобы приличным образом отделаться от него. Обратились к Теплову, злокозненность которого была известна, и он действительно придумал отвратительный проект, вполне удавшийся. Согласно проекту отыскали пехотного офицера, которому обещали большие награды, если он возбудит смуту в пользу принца Ивана. Этого офицера звали Мирович; он был внук человека, бывшего рьяным сторонником известного казацкого гетмана Мазепы и Карла XII и противником Петра I. В то время его родители потеряли все свое состояние. Теперь молодому Мировичу обещали еще более, чем имели его родители, если он решится на смуту. Мирович был человек недальновидный, любивший поживиться,... Офицерам, содержащим караул в самом каземате, заранее было приказано при малейшем шуме вне каземата немедленно убить узника... До-бровольно сдавшийся Мирович был арестован и предан суду. Во время
    производства следствия он только улыбался, убежденный, что он не только не будет наказан, но, напротив, получит большие награды. Его
    палачи из опасения, что он выдаст их, имели жестокость не разоблачать его заблуждения    . Мирович все улыбался, даже когда его вели на
    Лобное место и прочли приговор; он улыбался     еще и тогда, когда вместо прощения секира отрубила его голову". (Гельбиг, 1999, с. 200).
       Версию, подобную этой, но в более усложненной форме предложил поэт и писатель В.Соснора в повести "Две маски", 1977. Историк А.С.Мыльников в недавнее время в книге "Испытание чудом. "Русский принц" и самозванцы", М., 1991, еще более усиливает виновность Екатерины в разыгравшейся драме. Он считает, что отсутствие Екатерины II в С-Петербурге (что учитывалось Мировичем) было предусмотрено, чтобы избавить ее от подозрений. Вероятно, подлинные причины, приведшие к гибели ни в чем не повинного больного юноши, находящегося в заточении всю свою недолгую жизнь, нам так никогда и не будут известны. Его судьба предварила судьбу другого несчастного в начале 19 века: "нюрнбергского дитя" - Каспара Хаузера, неизвестно откуда взявшего-ся и жестоко погубленного безжалостными людьми. Но, руководствуясь основополагающим вопросом римского права: "Кому выгодно?", мы можем не колеблясь ответить, что гибель Иоанна VI была выгодна, прежде все-го, Екатерине II и ее наследнику Павлу Петровичу.
       Можно допустить, что своей излишней горячностью, проистекающей от подозрений на Дашкову и Панина, А.И.Черкасов сам о том не ведая, пробудил в императрице серьезные опасения, и отказ от пытки Мировича был вызван не царской гуманностью (в любом случае ей оставалось тайно благодарить Мировича за избавление от возможного конкурента), а боя-знью как бы подследственный, не выдержав пытки, не сказал лишнего. Пытать в России умели, и пытки в судебном разбирательстве применя-лись в делах гораздо менее серьезных. Достаточно вспомнить Тайную ка-нцелярию, возглавляемую А.И.Ушаковым, а при Екатерине С.И.Шешковским, главным инквизитором и кнутобойцей России. Шешковский (1720-1794) ис-полнял свои обязанности с деспотизмом, не имел ни малейшего понятия ни о снисхождении, ни о пощаде. С 1762 г. он был обер-секретарем Тайной канцелярии. И вот происходит преступление чрезвычайной важно-сти, государственный преступник в руках следствия, в котором по поня-тиям того времени пытка была просто необходима (пытали же позднее Пу-гачева и его соратников!), С.Шешковский участвует в дознании по делу Мировича, а Екатерина вдруг становится сентиментальной и человеколю-бивой.
       Екатерину гораздо больше устраивали любые слухи, отводящие от нее подозрения в зачине шлиссельбургского дела; слухи эти всячески раздувались и поддерживались, но давать на их основании ход новому делу и привлекать к дознанию ту же Дашкову, имевшая уже некоторый опыт в государственных интригах, Екатерина не собиралась.
       И не был ли Н.И.Панин, встречавшийся с Мировичем по его делу о прошении, тем человеком, который сумел намеками и другими средствами, вк-лючающих подкуп, внушить ему мысль о "заговоре", результат которого будет очень важен для императрицы, но еще больше - для Павла Петро-вича. Не Г.Теплов, бывший, кстати, тоже воспитателем великого князя, а Панин, который мог все случившееся повернуть в пользу наследника, возможно, являлся тайной пружиной всего механизма "дела Мировича". Почему он не довел свой замысел до конца, остается тайной. Вероятно, он ожидал несколько иного результата. "Существовало предание, что Екатерина II, вступая на престол, дала подписку, что ей можно царствовать только до совершеннолетия ее сына. Об этом упоминается в "Записках" Храповицкого и Державина. Об этой подписке, если она бы-ла, не мог не знать Н.И.Панин. П.И.Бартенев указывал, что после со-вершеннолетия Павла, Екатерина могла опираться исключительно на сла-ву своего царствования, на свою несомненную преданность благу России и на народную любовь. Она сама говорила, что общий голос народа и общая нужда, а не желание отдельных лиц, призвали ее царствовать" (Бюлер, 1871, 96, с. 491). 29 сентября 1773 года она заехала в Ка-занский собор - в первый раз после своего воцарения - на ту самую паперть, где 27 июня 1762 года была признана царствующей императри-цей и самодержицей: при еще живом и еще не отрекшимся муже-императо-ре. И в этот момент воспоминаний о своем тогдашнем торжестве она получает известие о "проявлении народной любви" - о начале восстания Е.Пугачева, вооружившимся именем покойного Петра III. Тень убитого мужа настигла ее как возмездие в самый нежданный момент!
       Все возможные участники этого заговора имели свои цели, но своей головой за всех пришлось расплачиваться одному В.Я. Мировичу. Официальные документы того времени представили его человеком, добивавшим-ся справедливости, и только тогда, когда он понял, что ее не добить-ся обычным путем, взявшегося за организацию дворцового переворота с новым претендентом на престол. Таким образом, за ним как бы признавалось моральное право на совершенное преступление, вызванное отча-янием. Приводим в небольшом сокращении три документа, опубликован-ные в 1 т. "Памятников новой русской истории" В.В.Кашпирова, кото-рые демонстрируют события 1764 г. в определенной закономерной последованности. Записка графа Д.Н.Блудова напечатана в приложении к сочинению Е.Л.Ковалевского "Граф Блудов и его время. (Царствование императора Александра I)", СПб, 1870, с. 307-311).
       В своей записке граф Блудов, на основании собственных показаний Мировича, считал, что одной из причин, наиболее побудившей его к преступному предпри-ятию, был отказ императрицы Екатерины на двукратную просьбу подпо-ручика с его семьей возвратить ему имение, некогда отписанное в казну у его деда, сообщника Мазепы.

    I.

       "Докладная записка Г.Н.Теплова императрице Екатерине о первом

    прошении Мировича.

       Титулярный советник Григорий Семенов и Нарвского пехотного полку подпоручик Василий Яковлев Мирович просят:
       В 1744 году просила родная их бабка полковница Пелагея Захарьева дочь Мировича, с детьми, внучатами и правнучатами, о взятых у нее жалованных и купленных в полку Переяславском деревнях, которые напоследок отписаны были на Ваше Императорское Величество. По оному прошению правительствующий сенат, рассмотрев, определил: купленные отдать, а о пожалованных доложить блаженной памяти государыне императрице Елизавете Петровне; но токмо что это их дело еще и в помине не решено.
       Резолюция собственноручная императрицы: "Отослать в сенату на рассм-отрение".
       Февраля 5-го дня 1764 года.

    II.

       Второе прошение Мировича.
       Августейшая монархиня, всемилостивейшая императрица и государыня! Вашего Императорского Величества всеподданнейший и всенижайший раб устремился по самой истиности поднесть сие написанное В.И.В., а осо-бливо принудили меня несносности трех не имущих родных сестер моих, которые в девичестве в Москве странствуют и на себе всю бедность как пред сим сносили, так и поныне носят единственно от давнего при-ключения злосчастного и вредного нам предка нашего, о котором, ныне-шнего года января 10-го, я и дядя мой титулярный советник Григорий Мирович подавали через господина действительного статского советни-ка Теплова В.И.В. нижайшую челобитную, в коей просили об отдаче нам отписанных в Малой России деревень во время измены Мазепы от бабки нашей полковницы Переяславской Пелагеи Мировичевой в Переяславском же полку, - которую В.И.В. и повелели сенату рассмотреть, и по справкам в правительствующем сенате не иное что в пользу нашу ока-залось, как в реченной измене преступление дяди нашего генерального бунчужного Федора Мировича, чего для правительствующий сенат за изо-браженными обстоятельствами нам отдачи не учинил, а определил доло-жить В.И.В.; на что воспоследовала прошедшего апреля 13-го и В.И.В. собственноручная конфирмация следующая: "По прописанному здесь про-сители никакого права не имеют, и для того надлежит сенату отказать им".
       Вашему Императорскому Величеству со всеподданнейшим моим объяснением и с прошением осмелился, исключая себя, потому что в службе В.И.В. по моему чину я получаю жалование, а единственно подношу сие для трех не имущих девиц сестр моих, которые уже имеют полные лета, а именно: Прасковья - двадцать лет, Аграфена - девятнадцать, Алексан-дра - шестнадцать и нигде оные не имеют как в Великой России, ни одной души, так и в Малой ни двора, - для их необходимости В.И.В., всемилостивейшую государыню, всемилостивейше прощу из отписанных от нас в Малой России в Переяславском полку деревень или хотя пенцыон из доказанного всюду В.И.В. великодушия им повелеть пожаловать.
       Великой государыни, Вашего Императорского Величества всеподданнейший и нижайший раб Смоленского пехотного полка подпоручик Василий Яковлев сын Мирович.
       Апреля дня 1764 года.
       На докладной записке Теплова, приложенной к просьбе, собственноручная резолюция императрицы: "Довольствоваться прежней резолюцией. Ека-терина". Июня 9-го дня 1764 года.

    III.
    Записка о суде над Мировичем.

       Оное дело в сенат поступило и производилось таким образом: <...>.
       Августа 24-го, правящим тогда генерал-прокурорскую должность генерал-квартирмейстером, что ныне тайный действительный советник и генерал-прокурор, князем Александром Алексеевичем Вяземским объявлен именной Ея Величества указ, чтобы по тому делу сентенцию подписывать наперед сенату и синоду, а потом прочим призванным персонам по старшинству их чинов. Того же 24-го августа означенным собранием, по выслушании дела учиненного генерал-поручиком Веймарном экстракта, сделано определение, что как по тому делу разные рассуждения, тайности подлежащие, быть могут, то хранить оные по должности присяги, во исполнение чего все бывшие у производства и при рассмотрении того де-ла подписками и обязаны. <...>
       По слушании того доклада... 27 августа, собрание определило: Мировича и всех сообщников его пред собранием спросить каждого порознь - их ли руками подписаны ответы, и во всем ли том, что в них показано, признают себя виновными, и не закрыли ли кого, и не имеют ли чего объявить, и чтоб по решительном окончании того дела, как о точной сме-рти принца Иоанна, так и все производство напечатав, обнародовать.
       Во исполнения этого определения выписанные из дела вины Мировичу и его сообщникам читаны, и что все то справедливо, каждый из них своеручно подписали, что все внесено в определение, учиненное 31-го августа, которым, также и еще другим того же числа особым приговором, присудили, для лучшего приведения Мировича в чувство и полное раскаяние, сделать ему увещевание из присутствующих в собрании одной духовной и трем светским персонам, именно: преосвященному Ростовскому Афанасию, графу Кирилле Григорьевичу Разумовскому, князю Александру Михайловичу Голицыну и барону Александру Ивановичу Черкасову, которые его Мировича и увещевали, и что показал, оное на письме собранию предложили. <...>.
       2-го сентября слушали голос барона Александра Ивановича Черкасова о произведении Мировичу пытки, и все согласились на прежнем опреде-лении приступить к сентенции, к сочинению которой и назначили Адама Васильевича Олсуфьева, генерал-поручика Веймарна и юстиц-коллегии президента Эмме. Того ж числа в журнале записано объ-явление членов святейшего синода, что они по слушанию того дела, увидя собственное признание преступников, согласуют, что они досто-йны казни, и какая по тому заключена будет сентенция, от оной не от-ступаются, но как они духовного чина, то к подписанию на смерть не могут.
       Сентября 3-го дня, в рассуждении том, что Мирович по сковании его начал плакать (что противоречит сообщениям Гельбига о его постоянной "улыбчивости" и в целом делает сомнительной его версию -, Авт.), не пришел ли в какое раскаяние, собрание определило еще его увещивать преосвященному Афанасию Ростовскому, графу Александру Борисовичу Бутурлину, князю Александру Михайловичу Голицыну и барону Александру Ивановичу Черкасову, что ими и исполнено, и что показал, письменно объявлено. <...>.
       10-го сентября сделано определение, чтоб 15-го сентября при экзеку-ции публикацию учинить и эшафот с потребностями приготовить от глав-ной полиции и по требованию генерал-полицмейстера принадлежащую на время воинскую команду командировать от военной коллегии, а масте-ров с принадлежностями отослать из губернской канцелярии, для объяв-ления вин при экзекуции из членов и служителей от главной полиции" (По делу Мировича, 1, с. 307-311).
       Записка о суде документально свидетельствует, что предложение о применении пытки Мировича прозвучало из уст барона Черкасова после первого "увещания" подсудимого. Это обстоятельство позволяет предположить, что во время беседы Черкасов, психологически тонкий и чуткий человек, мог обнаружить нечто такое в речах и поведении преступника, чего просто не увидели другие увещеватели. Вероятнее всего, барон заподозрил, что Мирович скрывает имена главных вдохновителей заговора, и поэтому через день после разговора с ним требует допроса с пристрастием. Конечно, можно сослаться и на его мнительность, на же-лание причислить к числу заговорщиков тех людей, которых он просто не любил, поэтому искренне хотел выведать правду. Но, согласись с ним суд, могла бы выявиться такая закулисная сторона дела, что все, и пра-вые и виноватые, могли бы подумать о Черкасове: "Услужливый дурак опа-снее врага", хотя Черкасов меньше всего подходил для роли дурака. Да ведь и Мирович мог бы или выдержать пытки, или от мучений оговорить тех, на кого ему бы намекнули.

    * * *

       В 1773 г. Екатерина II поручила барону А.И.Черкасову встретить в Ревеле ландграфиню Генриетту-Каролину Гессен-Дармштадскую с тремя дочерьми: принцессами Амалией, Вильгельминой и Луизой, - одна из которых должна была стать невестой, а затем и великой кня-гиней, супругой наследника Павла.
       Приглашая к своему двору принцессу Дармштадскую, Екатерина, как по-казывает ее переписка с Черкасовым, имела свои важные расчеты: она не хотела расставаться с сыном, отправляя его в заграничное путешес-твие, и тем самым оберегала цесаревича от влияния графа Панина и ко-роля Пруссии Фридриха II. В то время Екатерина II стремилась к попу-лярности, и ее самолюбию льстило, что Европа и Россия примут за но-вое проявление ее величия и могущества то обстоятельство, что иност-ранная владетельная особа везет своих дочерей на показ и на выбор на-следнику всероссийского престола. До этого на Западе существовал обы-чай, в силу которого одни короли не ездили за своими невестами, а их привозили к ним, но заочно помолвленными, или даже обрученными. В этом же случае невесты еще не было, ее только предстояло выбрать из трех принцесс, но на территории Российской империи. В выборе невесты для Павла Петровича сыграли роль рекомендации барона Ассебурга (Ассенбурга), российского посланника при регенсбургском имперском сейме и разных германских дворах. Ассебург еще весной 1772 г. отдавал пол-ное предпочтение второй принцессе. Он даже поручил секретарю российской миссии в Гамбурге барону К.Я.Бюлеру доставить цесаревичу порт-рет принцессы Вильгельмины, и этот портрет был вручен великому князю его воспитателем графом Паниным (Бюлер, 1870, 89, с. 103, 105).
       На встречу ландграфини и для сопровождения ее до Ревеля был уже отправлен в Любек генерал-майор Г.Х.Ребиндер. Для него императрица составила собственноручную черновую инструкцию из 18 пунктов о приеме ландграфини и ее дочерей на немецком языке (РИО, 3, с. 303-310). Имелся и более ранний черновой вариант инструкции, несколько отлича-ющийся от поздней редакции. Из этого варианта мы процитируем те пун-кты, которые имеют отношение к полномочиям А.И.Черкасова:
       "14). Морское путешествие будет продолжаться до Ревеля, где ландграфиня найдет для сухопутного путешествия назначенные ей экипажи и приличную ей самой прислугу, которую камергеру Черкасову приказано сухим путем доставить сюда.
       15). Как скоро корабли придут в Ревель и ландграфиня выйдет на берег, то камергер барон Черкасов примет на себя попечение о дальнейшем путешествии, а генерал-майор останется при свите и будет помогать барону Черкасову советами и делом, дабы ниче-го упущено не было, что может быть приятно и нужно высоким го-стям" (РИО, 13, с. 324).
       Уже в этой инструкции императрица поручила Ребиндеру внушить гостье, что вернейшее средство понравиться ей, т.е. Екатерине, состоит в том, чтобы оказывать всевозможное почтение цесаревичу и народу русскому. 22 апреля в царскосельской галерее (Камероновской) она в первый раз сообщила Черкасову, что имеет его в виду для приветствия от ее имени ландграфини и ее дочерей при вступлении их в пределы империи и для сопровождения их до Царского Села. Полномочия Черкасова излагались и закреплялись опять же инструкцией, данной императрицей 10 мая 1773 года в Царском Селе. Инструкция состояла из 11 пунктов и была написа-на на французском языке (РВ, 1870, 89, с. 512-518; РИО, 13, с. 321-327). Приведем "Секретнейшую приписку" к инструкции: "Г. барон бу-дет так добр улучить время для объяснения ландграфине, что ее свет-лости ничего не будет легче как приобрести мою дружбу, и что единст-венное для того средство - иметь полное ко мне доверие, поступать единственно по моим внушениям, говорить со мной откровенно, совето-ваться смело и дружески во всех случаях, где она встретит затрудне-ние. Впрочем, я желаю, чтобы она принимала всех с равной учтивостью и большим вниманием, но чтоб она не слушала слишком утонченных поли-тических советов, чего я не люблю, потому что они мне не нравятся, и что я считаю их полезными только в сношениях дворов между собой, но отнюдь не в моем доме. Прилагаю при сем копию письма, которая будет вам полезна; вы ее отдадите мне по своем возвращении, не списывая ее для себя" (РИО, 13, с. 331). "Копия письма", о которой упоминается в секретной приписке, скорее всего, копия с донесений Ассебурга в письме к графу Панину от 23-го апреля 1773 г. из Дармштадта. Это бо-льшое письмо, в котором особое внимание уделено Вильгельмине. Текст письма полностью опубликован Бюлером (РВ, 1871, 91, с. 129-135). В конце этого донесения, переданного Черкасову в извлечениях, импера-трица собственноручно приписала: "NB Выбор меня не затрудняет и я уже теперь думаю, что вторая получит яблоко... Черкасов, хотите де-ржать пари?" (намек на яблоко, врученное Парисом Афродите после спора трех богинь - Авт.). Скорее всего, императрица умерила бы игривость тона, а Черкасов выиграл бы пари, если бы... Если бы им обоим уда-лось добиться исполнения важнейшего условия секретной приписки: до-биться от ландграфини полной откровенности, хотя бы в рассказах о детстве своих дочерей. Этого не случилось, что привело к будущим пе-чальным событиям.
       На донесение Ассебурга ссылался Н.К.Шильдер в своем биографическом очерке о Павле I, прокомментировав его в нелестном для Екатерины свете: "Все было искусно подведено к тому, чтобы склонить цесаревича к этому выбору. Под влиянием донесений Ассенбурга граф Панин, желан-ия которого совпадали с намерениями Фридриха Великого, стоявшего за принцессу Вильгельмину, повел дело таким образом, что Павел Петрович незаметно для себя свыкся с мыслью считать ее своей будущей невестой. Следствием этого явилось то, что в решительную минуту цесаревич действительно вручил яблоко кому следует; между тем за кулисами стояли прусский король и граф Панин" (Шильдер, с. 91). Следовательно, вопреки стараниям Екатерины II, в важнейшем деле заключения брачного союза цесаревича произошло как раз то, чего всеми силами она старалась избежать. Что касается появления на свет "секретнейший приписки", то его можно объяснить прекрасной памятью Екатерины о событиях 1744-1745 годов, когда она, София-Фредерика, вмес-те с матерью принцессой Иоганной-Елизаветой Ангальт-Цербской, при-была в Россию как невеста великого князя Петра. И тогда за спиной дочери и матери стояла фигура короля Пруссии, которому этот брак был очень выгоден. Но мать Екатерины стала вмешиваться в политичес-кие интриги при дворе, вызвала неудовольствие Елизаветы Петровны, которая в конце концов приказала ее выслать за подлинный или мнимый шпионаж в пользу Пруссии. Ставши мудрой правительницей, Екатерина стремилась своими рекомендациями предотвратить повторения ошибок св-оей матери, а для этого как раз и был необходим человек особо дове-ренный, умный, не только хорошо знающий европейский "политес", но и способный к бесстрашной правдивости, да к тому же весьма любезный к женскому полу. В письме к ландграфине, которое Екатерина тоже вручила барону, о Черкасове именно так и говорилось (в пер. с француз.): "Прошу вас вполне доверять его словам. Я его выбрала из среды весь-ма многих кандидатов, как человека верного, который мне давно изве-стен своей личной ко мне приверженностью, ровно как своей прямотой и умом свободным от предрассудков" (Шильдер, с. 89). И Черкасов вполне оправдал надежды императрицы. В письме, адресованном Вольтеру, императрица гордится не только тем, что обратила свою будущую невестку в православие, - ее нарекли Наталия Алексеевна, но и тем, что даже мать ее расположена в пользу православной веры. Для приема высоких гостей Екатерина отправила статс-секретарю И.Елагину собст-венноручную записку о приготовлении Екатеринтальского дворца в Ре-веле (РИО, 13, с. 318).

    * * *

       А.И.Черкасов выехал из Петербурга 13 мая 1773 г. В государственном архиве сохранилось донесение, написанное им императрице по-русски, на почтовой бумаге вечером этого дня, в котором он уведомляет ее, что он берет с собой конюшего офицера Богданова и штаб-лекаря Кёльхена, у которого трудных больных в ту пору не было, и что он получил от князя Н.М. Голицына (обер-гофмаршала) 2000 рублей, да прогоны на 12 лошадей, тогда как их нужно 18 (Бюлер, 1870, 89, с. 115). В сем-ейных анналах сохранилась память о происшедшем в этот день необычном случае. Когда Черкасов откланивался, то Екатерина II под конец раз-говора сказала ему: "Побывайте еще у графа Панина!" "Когда же Черкасов зашел к вице-канцлеру, то Панин объявил ему, что императрица по-жаловала ему Аннинский орден (имевший тогда одну только степень), чтобы при встрече ландграфини он был в ленте. Этот орден считался иностранным, т.к. был утвержден 3 Февраля 1735 г. герцогом Шлезвиг-Голштинским Карлом-Фридрихом (отцом Петра III) в честь и память его супруги Анны Петровны, старшей дочери Петра Великого, скончавшейся в Киле в 1728 году. В 1754 г. этот орден был пожалован великому кня-зю Павлу, а Екатерина возложила его на себя 29 июня 1762 г. При Пав-ле орден был разделен на три степени: лента, крест на шее, и на шпа-ге, а в 1808 г. прибавлена еще одна степень: крест в петлице. Этот орден считался наименьшим и настоящие русские вельможи иногда укло-нялись от его получения, что не вызывало неудовольствия Екатерины II. Черкасов очень удивился, что Панин отнесся к нему как к подчиненному: если бы мысль наградить его орденом принадлежала самой Екатерине II, то она бы и вручила его ему (как Суворов в аналогичном случае отве-тил Потемкину: "Помилуй Бог! Наградить меня может только матушка-императрица!"). Кроме того, он понял, что во внешне благожелательном жесте Панина был скрыт оскорбительный для него как президента Медицинской коллегии намек, что де без ленты он, сам по себе, не будет иметь никакого значения в глазах иностранной владетельной особы. И Черкасов не замедлил с ответом: "Благодарите от меня императрицу; я уже и без того взыскан ею не по заслугам; на встречу ландграфини я очень хорошо могу ехать и без ленты; к тому же принять ее теперь, когда я только что приступаю к высочайше возложенному на меня поруч-ению, мне не ловко; если же Бог даст мне его хорошо выполнить, то ее императорское величество сами наградят меня по своему благоусмотре-нию!" (Бюлер, 1870, 89, с. 116). Расчет Черкасова вполне оправда-лся, т.к. в день бракосочетания цесаревича он получил Александровскую ленту - второго по старшинству российского ордена Св. Александра Нев-ского. Однако в исторической и генеалогической литературе этот эпи-зод, ярко характеризующий независимость президента медицинской кол-легии, породил казус. Отказавшимся от голштинского ордена стали на-зывать не А.И.Черкасова, а его отца И.А.Черкасова (М.Лонгинов, нап-ример), хотя при Елизавете Петровне, как мы уже указывали, награж-дения этим орденом носили исключительно редкий характер.
       16 мая А.Черкасов прибыл в Ревель. Русская эскадра в Любеке, принявшая на борт ландграфиню и ее дочерей 28 мая, прибыла в Ревель 6 ию-ня и стала на якорь в тамошнем порту. Барон встретил высоких гостей непосредственно с борта корабля, высадил ландграфиню из шлюпки при пушечной пальбе, приветствовал путешественниц от имени государыни и отвез их в Екатеринталь, где был подготовлен почетный караул под командой поручика. Этот эпизод изображен на бомбаньерке большого размера с восемью миниатюрными картинами под стеклом, исполненными по заказу Екатерины II в Париже в 1774 г. живописцем Бларанбергом в память сватовства и женитьбы Павла Петровича. Она хранится в Эрмита-же, в комнате, где находятся часы в виде павлина. На миниатюре  IV
    барон Черкасов ошибочно представлен вручающим ландграфине письмо
    Екатерины     II среди сада. Но, как видно из донесений Черкасова, пись-мо вручено было уже по прибытии ландграфини в самый Екатеринтальский дворец. Барон изображен напудренным и в голубом французском кафтане; при нем два офицера - конюшенный офицер Богданов и штаб-лекарь Кёльхен, оба в белых кафтанах. Сам миниатюрист так описал эту
    картину: "Барон Черкасов принимает принцесс в Екатеринтальском
    саду. Вдали беседка, где приготовлен завтрак, Амуры и Радости
    срывают цветы и бросают их к ногам принцесс"     (Бюлер, 1870, 95 с. 202-
    203). У нас нет уверенности, что названная бомбаньерка находится
    и поныне в упомянутой "комнате с павлином", хотя лет 30 назад она
    находилась именно там    .
       Отъезд из Ревеля сухим путем состоялся 11 июня. Далее предоставим слово Н.К. Шильдеру: "15-го (26-го) июня ландграфиня с дочерьми при-ехала в Гатчину, имение князя Г.Г.Орлова, где их встретила импе-ратрица Екатерина. После обеда двинулись в путь в Царское Село, от-куда к ним навстречу выехал цесаревич Павел Петрович. Первое свида-ние произошло на дороге. "Он любезен и чрезвычайно учтив", - сооб-щала ландграфиня о великом князе Фридриху Великому" (Шильдер, с, 89). По прибытии в Царское Село барон Черкасов, согласно п. 11 своей ин-струкции продолжал оставаться при ландграфине. В своих донесениях Екатерине он придерживался другой кандидатуры в невесты великому князю: преимущественно склонялся в пользу младшей сестры Луизы, ко-торая была двумя годами моложе 19-летнего великого князя. Но, как заметил в своих записках Фридрих Великий, "выбор сделала императри-ца". Он мог бы добавить: "при моем закулисном влиянии". Как оказа-лось, этот выбор стал роковым для молодой супружеской четы.
       16 августа 1773 г. в церкви Летнего дворца состоялось обручение цесаревича с Натальей Алексеевной, бывшей принцессой Вильгельминой. Бракосочетание состоялось 29 сентября в Казанской церкви. Через по-лтора года после замужества цесаревна Наталия вступила в первый пе-риод беременности. И с этого момента начала приближаться неожиданная, никем не предвиденная трагическая развязка, в которой не были ви-новны ни Ассебург, ни Черкасов, некогда столь тщательно описавшие внешность и свойства будущей великой княгини. Некоторую долю кос-венной ответственности можно приписать ее честолюбивой, но уже умер-шей матери, которая скрыла некоторые обстоятельства ее детства, ко-торые явились, возможно, следствием тяжелейшего процесса родов, в ре-зультате которого ребенок умер в утробе матери, а спустя несколько дней, 15-го апреля 1776 г. скончалась и великая княгиня. А вина Екатерины, опытной немолодой женщины, которой следовало бы принять все меры осмотрительности при выборе невесты для свое-го сына-наследника из трех (!) принцесс? Внимательно вчитываясь в ее переписку с А.И.Черкасовым еще в ожидании прибытия ландграфини с до-черьми в Ревель, мы найдем как раз советы президента Медицинской ко-ллегии такого года в письме  13 от 1 июня 1773 г. Ожидая принцесс, барон высказывал известное беспокойство и сомнения в своих возможно-стях дать объективную оценку принцесс: "Но что касается до их обхож-дения и привычек в нравственном и физическом отношениях, то я не мо-гу взять этого на себя, оставайся я хоть шесть месяцев при них, так как они, конечно, всегда будут стараться выказать себя передо мною с выгоднейшей стороны и мне никогда не удастся видеть их иначе как на-готове. Вследствии сего, дабы узнать каковы они в своем домашнем обиходе и когда ничем не стеснены, мне казалось бы не лишним прибегнуть к какой-либо личности женского пола, как, например, к камер-медхен, на проницательность и преданность которой можно бы надеяться. Я имею в виду одну девушку на это место и собираюсь доложить об этом В.В-ву по возвращении моем. <...> ...я ласкаю себя надеждой, что при помощи такой горничной мне удастся добиться всевозможных сведений, или по крайней мере достаточных указаний для дальнейших наблюдений. Тогда, в свою очередь, стану предлагать вам пари, от которых вы буде-те отказываться" (Бюлер, 1870, 91, с. 551). Предложение Черкасова было очень разумным, в завуалированной форме в нем как раз содержал-ся намек: нужно выбрать в жены цесаревичу ту принцессу, которая физ-ически наиболее пригодна для продолжения рода, т.к. вопрос о наслед-нике трона оставался камнем преткновения для династии Романовых на протяжении всего 18-го века. Сам Павел, чему немало косвенных дока-зательств уже не был Романовым, и если Екатерина знала, чей и почему он сын, ей следовало очень внимательно прочитать вышецитированные ст-роки, и серьезно задуматься.
       Однако императрица ответила письмом  19 от 7 июня 1773 г., которое Ф.А.Бюлер называет самым шутливым и остроумным из всех ее писем к Черкасову: "<...>. Надеюсь, что сегодня ваши принцессы будут в ваших объятиях, так как вот уже две недели что они выехали из Берлина в Любек, несмотря на ревельских сплетников по части политики, которые отправляли их иным путем. Место придворной горничной останется не за-нятым. Вы, вероятно, хотите сунуть туда одну из своих любовниц... Вот что значит вести знакомство с людьми склонными к злословию, как вы: в свою очередь становишься злоязычным, <...>. Каково ваше здоровье? Итак, вы угощаете ревельских дам на мой счет шоколатом, кофием и ча-ем; ну, посмотрите пожалуйста на этого весельчака-волокиту, который разоряет своих друзей для того, чтобы одерживать победы над прекрас-ным полом. <...>. Полагаю, что придворная контора приняла меры для продовольствования принцесс; засим мы не обязаны делать никаких иных издержек; если же дворянство хочет сделать что-нибудь особенное, от него зависить будет сделать это на свой счет, и вы в это не вмешивайтесь. Но, между нами будь сказано, эти принцессы дорогой растолстеют как пулярки, если их станут кормить на каждом шагу. Аминь: соображайтесь с моими наставлениями, важная особа, - и предоставьте провинции делать что она хочет, лишь бы она не делала глупостей. Прощайте, будьте здоровы; а я купаться пойду на ваше здоровье... Про-щай, душа моя!.. Что скажет потомство, когда увидит это письмо... Оно станет делать предположения ... и - ошибется!
       Екатерина" (Бюлер, 1870, 91, с. 565-566).
       В самом деле, оба корреспондента позволяли себе и в переписке, и в жизни легкий, несколько двусмысленный флирт, но никогда не пересту-пали черту дозволенного, и барон Черкасов никогда не числился в лю-бовниках Екатерины II, хотя среди них были люди куда менее достойные. У императрицы были свои критерии отбора, о которых знали очень немногие, вроде ее самой доверенной подруги Перекусихиной, известной при дворе как "мадам де Пробир", но никогда ничего не сказавшей и не написавшей о любовных тайнах своей повелительницы. Небольшое заиг-рывание Екатерины с Александром Ивановичем можно, скорее, рассматри-вать как невинную запоздалую месть его супруге, бывшей принцессе Курляндской, которая когда-то изводила ее своими "шашнями" с Петром Федоровичем.
       И вот почти через три года после такого бурлескного письма, в кото-ром походя, разумное и с медицинской и с политической точек зрения, предложение Черкасова отвергнуто, как, якобы, его хитроумная любовная интрига, наступил такой жестокий конец. Еще на смертном одре вели-кая княгиня призналась императрице, что в ее детстве у нее обнаружи-лось возвышение спинной кости около бедра; но что призванный на по-мощь хирург, посредством нажимания, вправил ей во внутрь это возвыше-ние. Эту историю из детства Вильгельмины раскопал Ассебург, - разо-чарованный и раздосадованный, он не мог простить себе, как он упуст-ил из виду, что она оказалась неспособной рожать детей? Тем более что на эту тему стали распространяться сплетни в немецкой и вообще в европейской прессе. Он пустился в розыски и добился от одной из вос-питательниц принцессы, госпожи Раванель, "что когда по одиннадцатому или двенадцатому году замечено было, что нижнее ребро принцессы вы-далось, и что бедро казалось несколько большим, то вызван был из Пфальца лекарь, ткач, по имени Бальдашур, и что когда с ним советовались о принцессе, он, не зная кто она такая, приложил свою голову к возвышающемуся ребру и вдвинул его во внутрь, не причиняя при этом принцессе ни малейшей боли". Ассебург прибавил в письме к Панину, что, впрочем, помянутая воспитательница (она была девицей) выразила ему при этом случае свое мнение и личное убеждение в том, что такого рода обстоятельство отнюдь не могло лишить принцессу способности благополучно рожать детей.
       Екатерина II отдала приказание вскрыть тело покойной невестки и сообщить ей письменно о результатах, как она выразилась, "для собствен-ного моего известия". В письме от 1-го мая 1776 г., адресованного другу и приверженцу Орловых, московскому главнокомандующему, князю М.Н.Волконскому, она сообщила: "По кончине, при открытии тела оказа-лось, что великая княгиня с детства была повреждена, что спинная ко-сть не токмо была какова S, но часть та, коя должна быть выгнута, бы-ла вогнута и лежала дитяти на затылке; что кости имели 4 дюйма в ок-ружности и не могли раздвинуться, а дитя в плечах имел до 9-ти дюй-мов. К сему еще присоединяются другие обстоятельства, коих, чаю, примера нету. Одним словом, стечение таковое не позволяло ни матери, ни дитяте оставаться в живых. Скорбь моя была велика; но предавшись в волю Божью, теперь надо помышлять о награде потери (то есть о воз-награждении потери)" (Бюлер, 1870, 96, с. 495). Нам не известно, присутствовал ли по должности при вскрытии тела покойной президент коллегии. Погребение Наталии Алексеевны состоялось в Невском монасты-ре 26 апреля.

    * * *

       Н.К.Шильдер констатирует тот факт, что переписка императрицы с бароном А.Черкасовым, продолжавшаяся во время его пребывания в Ревеле, а затем после приезда ландграфини в Гатчину, напечатана в статье ба-рона Бюлера "Два эпизода из царствования Екатерины II". В письмах Екатерины встречается любопытное указание, что граф Н.И.Панин скрыл от императрицы одно письмо, полученное им от Ассенбурга (Шильдер, с. 89). Сам же публикатор переписки сообщал, что многие собственноручные письма Екатерины II, адресованные Черкасову, хранились у старшего ли-ца в младшей линии фамилии: барона Черкасова И.И., т. к. мужское по-томство в старших линиях рода Черкасова пресеклось. Об этом мы упо-минали в начале этой главы. В 1859 году Ф.А.Бюлер составил для Алек-сандра II сборник, в котором вся корреспонденция Екатерины II с Черкасовым соединена в единое целое, так что инструкции императрицы, его донесения ей и ответные ее письма следуют одно за другим в строго хронологическом порядке под 27 номерами, причем еще дополнены пре-дисловиями, оглавлениями, и историческими примечаниями.
       Копии писем, сообщает Бюлер, насколько ему известно, находились у покойных: канцлера российских орденов, князя А.Н.Голицына, известно-го почитателя великой императрицы, некогда бывшего ее пажом, и у вдо-вы обер-шенка, графини Анны Михайловны Толстой, рожденной княжны Хилковой. Подтверждением этому является запись в дневнике известной А.О.Смирновой-Россет, "черноокой Россетти": "Вечером я была у императрицы... После говорили о письмах императрицы Елизаветы к барону Черкасову, который послан был навстречу к трем дармштадским принцес-сам. Они ехали с матерью ко двору на выбор Павлу Петровичу. Письма эти найдены между бумагами покойного Александра Николаевича Голицы-на.
       Черкасов о всякой безделице относится к Екатерине: "Прикажите выслать вам зелени свежей и цыплят?" Она ответила: "Приказываю мною выслать вам зелени" и проч. "Прикажете ли дамам при представлении в городах подходить к руке принцессы-матушки?" - "Нет, - был ответ, - русские дамы только подходят к своим царственным особам" (Смирнова-Россет, с. 10). Н.Я.Эйдельман в "Примечаниях" комментирует запись автора "Дневника": "Смирнова говорит здесь не об императрице Елиза-вете Алексеевне, жене Александра I, как в предыдущих эпизодах, а об Екатерине II (Елизавета - описка Смирновой). Публикация писем не отражена в библиографии (Смирнова-Россет, с. 636). Очевидно, со-ветскому историку, замечательному исследователю декабризма, не была известна публикация в РВ? Или он имел в виду, что никто из исследо-вателей екатерининской эпохи не пользовался этой перепиской и не вк-лючил в библиографию своих трудов? Мы, например, это тоже отметили. В таком случае будем считать, что мы, авторы, первыми, хотя бы частично, вводим эту переписку в научный исторический оборот, и вк-лючаем эти письма в библиографию. Собственно письма Екатерины II и барона А.И.Черкасова находятся на страницах РВ, 1870, т. 89; 1871, т. 91 . В этих томах находятся и упоминавшиеся ранее инструкции, донесения Ассебурга Панину, письма императрице от ландграфини Дармштадской, письма Екатерины ландграфине, кн. Долгорукову, и другие письма, связанные с главными событиями.
       Большая часть писем Черкасову написана рано поутру, другие вслед за завтраком, некоторые после обеда. Случалось так, что письма Екатери-ны перекрещались в пути с письмами Черкасова, и бывало, что в продо-лжении одного месяца с 13 мая по 14 июня оба корреспондента писали друг другу семь раз в один и тот же день: 13, 14, 16, 21, 25 мая, 2 и 9 июня. Было и так, что Екатерина писала Черкасову по два или три дня сряду, а перед самым его приездом она два дня сряду писала ему по два раза в сутки. Отличительной чертой переписки было полное вза-имное доверие, и, как последствие частых вечерних бесед в интимном кругу, постоянное состязание в остроумии, при замечательной неприну-жденности, даже некоторой доли фамильярности выражений.
       Свое доверие к Черкасову Екатерина подтверждает в первом же письме в Ревель: "Я вам советую быть весьма учтиву, но без излишеств; тол-ковый человек всему знает меру, а вы толковы... Ваше письмо хорошо написано; я им очень довольна; продолжайте как вы начали" (Бюлер, 1870, 89, с. 509). Впоследствии в письмах 5 и 12 императрица пишет еще раз: "Я вами столь же довольна, как и вы мной" и поощря-ет его обращаться к ней со всеми вопросами, которые могут быть вну-шены ему благонамеренностью и преданностью к ней. Письмо 23 Екате-рина оканчивает припиской: "На тебе в награждение за добрые вести английские газеты", что было своеобразным выделением Черкасова из круга придворных: ведь среди них было не так уж много вельмож, око-нчивших университет в Англии и в совершенстве владевших английским языком. Да и самой императрице были любопытны новости из Англии. Несколько раз ревельский почтмейстер Гофман задерживал письма Черка-сова, чтобы ранее отправить эстафеты графу Панину, своему начальнику. Это вызвало недовольство Екатерины II, но никто не пострадал, хотя в почтмейстере она признала услужливого дурака.
       Как бы отвечая на иронические замечания А.О.Смирновой-Россет, Ф.А.Бюлер комментирует стиль писем А.И.Черкасова:
       "Касательно всеподданейших донесений Черкасова, мы повторим прежде сказанное:... в вопросах второстепенных, не имеющих действительного государственного значения, он не позволял себе ни малейших возражен-ий. Он вполне покорялся монаршей воле и не настаивал ни на одном из тех ходатайств или предположений, которые Екатерина II отвергала или исполнение которых она отлагала до иного времени ( 9, 12-14 и 19). Полную веру свою в ее к нему расположение и всю свою благоговейную безграничную к ней приверженность высказал он не обинуясь, с перво-го раза, когда только что прибыв в Ревель, следующим образом закончил свое письмо к императрице: "Я уже забываю, что пишу своей госу-дарыне, но вы так милостивы ко мне, и я так откровенен, что не удив-ительно, если я порой не вполне соизмеряю свои выражения. Делайте мне замечания, когда я их заслуживаю... но не как августейшая повелительница!... Как я счастлив, что служу такой императрице, как вы, я бы никуда не годился в службе иного государя, ибо где найти вам подобных? Говорю это чистосердечно и радуюсь тому, что искренность моя для вас несомненна (3). Вслед за сим Черкасов, 19-го мая, пи-сал Екатерине II: "Я вполне счастлив, что мои письма удостаиваются одобрения вашего императорского величества" (6); а 25-го мая: "Простите, всемилостивейшая государыня, если я докучаю вам своими во-просами и сочтите эту дерзость мою за доказательство моего живейшего желания сослужить вам верную службу" (9); наконец, 1-го июня он на-поминает государыне, что давно привык ничего не скрывать от нее, и что поэтому ему тем легче будет вполне откровенно описать ей то впе-чатление, которое на него произведут принцессы Дармштадские" ( 13); а в приписке (РS) к донесению своему от 4-го числа того же месяца (18) выразился следующим образом: "Осмеливаюсь снова уверить ва-ше императорское величество, что я сделаю все от меня зависящее, для того, чтобы во всех отношениях удовлетворительно исполнить ваши при-казания. Но если бы последовала неудача, то уж пеняйте сами на себя, всемилостивейшая государыня, за то, что изволили выбрать человека не-ловкого для выполнения такого поручения!... Я только то знаю, что вам нравится лишь доброе и честное". Вообще большая часть донесений Черкасова напоминает письмо, написанное Екатерине II Вольтером из Ферне, 26-го февраля 1769 года, где между прочим сказано: "Я больной 75-летний старец. Я, может быть пи-щу вздор; но по крайней мере, я вам говорю то, что думаю; а это де-лают довольно редко, когда обращаются к лицам вашего сана. Я забываю об императорском величестве, когда занят единственно вашей особой. Мой энтузиазм превосходит мое глубокое высокопочитание" (Бюлер, 1870, 89, с.500-511).
       Из числа одиннадцати донесений Черкасова только пять сох-ранились собственноручно переписанные им набело, а остальные или бы-ли уничтожены Екатериной II по причине их доверительного свойства, или переданы ею цесаревичу как заключающие любопытные для него подробности о трех принцессах, или отосланы должностным лицам, от которых требовалась та или иная деятельность по поводу предстоящего путешествия ландграфини от Ревеля до Царского Села.
       Мы уже приводили отдельные фрагменты и цитаты из этой переписки в той ее части, которая имела непосредственное отношение к исполнению миссии президента Медицинской коллегии. Теперь же посмотрим, не найдется ли в этом обширном и своеобразном памятнике эпистолярного жанра 18 в. каких-либо интересных подробностей о жизни нашего героя и, в частности, тех, которые дополнили бы содержательную сторону этой части главы. Что письма Черкасова имели самостоятельную ценность, понимали уже современники, которые сохраняли их копии, переписывали, читали, обсуждали. Уже упоминавшийся в 1-й главе потомок князей Долгоруковых (1764-1823), поэт, состязавшийся с самим Г.Р.Державиным в своей огромной автобиографической записке, полное название которой значится так: "Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни, писанная мною самим и начатая в Москве 1788-го года в августе меся-це на 25-ом году от рождения моего", упоминает о пензенском помещи-ке Струйском, муже Струйской, изображенной на знаменитом портрете Ф.Рокотова и де-де еще более знаменитого поэта - А.Полежаева, и пишет: "1795 г. Пись-ма Струйского, неисчерпаемый источник нелепостей смешили меня, когда меланхолия слишком удручала сердце. Тут весьма хорошо прочесть что-нибудь из Тредиаковского, Струйского, Черкасова и тому подобных пар-насских буффонов. Они очистят путь мыслям, пробудят человека от сна и задумчивости его" (Долгоруков, 1, с. 399). Однако в именном указа-теле фамилия "Черкасов" прокомментирована одним словом - поэт (Дол-горуков, 2, с. 717). Ни один литературный словарь, в том числе тот, который посвящен литераторам только 18 века, не содержит в качестве персоналии поэта или писателя с такой фамилией. У Долгорукова речь идет именно о письмах А.И.Черкасова. На рубеже 80-90-х гг. прошлого века в одном из номеров перестроечного "Огонька" публиковалось несколько статей о распродаже большевиками ценнейших произведений русско-го и мирового искусства и других памятников культуры. Автор мимохо-дом упоминал, что в начале 80-х годов подлинники писем Екатерины II и барона А.И.Черкасова были похищены из Пушкинского дома в Ленингра-де, однако вскоре возвращены. Речь шла о той самой переписке в 1773 году, которой мы посвятили предыдущие страницы и завершим рассказ о ней на последующих страницах. Кажется, автор "Огонька" тоже говорил в статье о том, что эти письма до сего времени так и не введены в библиографию и не исследованы историками. За абсолютную точность информации мы не ручаемся, но основное ее содержание выглядело именно так. Несомненным остается тот факт, что в исследованиях царствования Екатерины II, которые нам известны за последние 15-20 лет, не только не упоминается и не используется этот интереснейший исторический и культурный источник, но и в библиографии не приводится сочинение Бюлера "Два эпизода..." или подготовленный им сборник для Александра II. (Книга Н.К.Шильдера "Император Павел Первый" в которой упоминается сочинение Ф.Бюлера, написана в конце 19 в., впервые издана в 1901 г. и переиздана в 1996 г.). Мы не ставили перед собой задачи подроб-ного анализа всей переписки в контексте эпохи Екатерины II, - нас преимущественно интересовал тот, содержащийся в ней материал, который помогал нам в освещении личности и деятельности А.И.Черкасова. Хотелось бы надеяться, что нам удалось вызвать интерес к очерку Бюлера и опубликованным им письмам с обширными комментариями у других историков, занимающихся Россией 18 века.
       Итак, несколько дополнительных извлечений из переписки.
       Из письма  3, 16 мая 1773 г.: "Только В.И.В. способны шутить по поводу игры в криббедж (карточная игра - Авт.), когда дело идет о предметах первостепенной важности. Мы умираем от страха в Ревеле, (где я нахожусь с 4-х часов утра), оттого, что не знаем, какие по-чести оказывать ландграфине при ее прибытии в порт <...> ... 6) Це-ловать ли мне руку у ландграфини и принцесс? Предполагаю, что при этой последней статье В.В. скажет потихоньку: "брависсимо,- Томас Диафойрус!" (Бюлер, 1870, 89, с. 522). Черкасов шутя сравнивает себя с персонажем комедии Мольера "Мнимый больной" - молодым врачом, толь-ко что получившим докторский диплом. Это скучный педант, произносящий напыщенные комплименты и беспрестанно спрашивающий у отца: кому поклониться, у которой из дам он должен поцеловать руку? Но Екате-рина никогда и нигде не награждала Черкасова таким прозвищем, нет его и среди тех, не очень вежливых имен, которыми она его наделяла, когда ей не везло в карточной игре. Вряд ли она могла его называть "Т.Диафойрусом" за любовь к медицине, которая и послужила основани-ем для назначения Черкасова на пост президента медицинской коллегии. Называть барона "Т.Диафойрусом" по причине его тучности, как полага-ли некоторый писатели, императрица не могла, т.к. Мольер нигде не ука-зывает, что юный Диафойрус был толст. На театральной сцене его обыч-но изображали худым как спичка. Вероятно, Черкасов сам подсказывал Екатерине свое новое прозвище и не из-за внешнего сходства с персо-нажем Мольера, а именно из-за своего несколько комичного вопроса о целовании рук у дам, который, однако, в те времена строгого этикета и абсолютистской церемониальности совсем не выглядел комичным: нам известен ответ Екатерины на аналогичный вопрос, приведенный Смирно-вой-Россет.
       Письмо  21 является самым интересным и ценным из всех донесений Че-ркасова. Оно написано 6 июня 1773 г. - на следующий день после прибытия ландграфини с дочерьми. Мы частично приводили его текст, или
    рассказывали о событиях в Ревеле, опираясь на содержание этого пись-ма. В нем А.И.Черкасов проявил недюж    инную прозорливость, которая ос-талась незамеченной Екатериной. Вот как он описывает внешность юных
    дармштадских принцесс: "Принцесса Ам    алия хороша собой; у нее прекрасный цвет лица, ровный и свежий, волосы каштановые. Она такого же
    высокого роста как ее мать, хорошо с    ложена, очень учтива и очень кротка. Принцесса Вильгельмина меньше ростом и не так хорошо сложена,
    глаза у нее на выкат, черты выдающиеся; она не так красива, как ее
    старшая сестра, она скорее белокура, цвет лица у нее разгоряченный,
    быть может от дороги, и она походит на князя Прозоровского, генерал-
    поручика     (А.А.Прозоровский, генерал-поручик, впоследствии генерал-
    аншеф и главнокомандующий в Москве - Авт.    ). При этом она учтива,
    очень воздержанна (в речах) и очень привязана к своей матушке. Если
    не ошибаюсь, то     принцесса Луиза будет очень красива. У нее нос
    приподнятый, выражение лица умное, п    рекрасные глаза. Она оживленнее
    чем ее сестры, но так же не хорошо сложена; она учтива и обе    щает еще
    вырасти. Сознаться ли вам,     всемилостивейшая государыня? Лицом она несколько походит на государя великого князя" (Бюлер, 1870, 91, с. 282).
       Краткие словесные портреты принцесс явно свидетельствуют, что самое длинное описание внешности Вильгельмины явно сделано для того, чтобы создать у императрицы негативное впечатление: ничего особенно не критикуя, автор как бы отводит ее кандидатуру на роль невесты, даже прибегает к сравнению ее внешности с А.А.Прозоровским, которого Екатерина не любила. Черкасов, конечно, знал, что Вильгельмина - креату-ра Н.И.Панина, что уже порождало в нем несогласие. И, наоборот, опи-сание Луизы сделано в такой форме, чтобы расположить мать Павла в ее пользу: упоминается сходство Луизы и Павла, который в те годы был очень внешне привлекателен. Черкасов оказался провидцем, но Екатери-на II уже успела сделать выбор, считая его своим, а в действите-льности навязанным ей "партией Прусского короля".
       Нам остается привести свидетельство Ф.А.Бюлера о появлении этой переписки в печати. Аббат Спада, на чьи биографические сочинения часто ссылались и Бюлер и авторы, утверждал, будто иные из писем, которые императрица в разное время и по делам более или менее важным писала Черкасову, были напечатаны. "Мы же, - пишет Бюлер, - делали продолжительные в этом отношении разыскания и пришли к убеждению, что до 1816 года ни одно из писем, ни одна из записочек Екатерины II к Черкасову, помещенные нами в прошлом (1870 - Авт.) и в текущем (1871 -Авт.) году в "Русском Вестнике", нигде не были напечатаны, и что на-ми издан в первый раз полный, систематический сборник этих любопыт-ных документов" (Бюлер, 1870, 96, с. 523).

       3. Отставка и последние годы жизни.

    * * *

       Переписка между Екатериной и бароном Черкасовым, казалось бы свиде-тельствует о самых дружеских, какие только возможны между подданным и венценосной особой, отношениях. Легкий элемент эротики в их переписке не превышает условий легкого же флирта, который являлся некоей обязательной составляющей в отношениях мужчин и женщин 18 века, будь это французский или русский двор. Эта форма дружеских и немного игривых отношений между императрицей и ее исполнительным сановником, заметна и по другим сохранившимся "записочкам", письмам и т.д. Они же свидетельствуют не только о тех или иных государственных задачах, но и об умении императрицы пользоваться высокой образованностью ба-рона, его знанием языков, чего нельзя было достичь, не внушив Черка-сову, каким доверием он пользуется у ее величества. На бумаге выхо-дило одно, а на деле случалось и другое.
       Вот записочки 11, 12 и 13: "Господин барон Черкасов соблагоизволит написать лорду Букингему и попросит его прислать мне парла-ментский акт, состоявшийся, я полагаю, во время революции и известный под именем "Акта, объявляющего права и льготы подданного и уста-навливавшего порядок престолонаследия" год 1, Вильгельма и Марии, сессия 2, глава 2 и, если возможно, чтоб к нему был приложен хороший и верный перевод на французский язык". Речь идет о "славной револю-ции 1688 г.", положившей начало правления династии Оранских и о зна-менитом "билле о правах", принятом парламентом в 1689 г. и ставшим основанием английской конституции и правопроизводства. Эта записоч-ка относится к 1767 г., т.е. ко времени составления "Наказа".
       "Государь мой, барон! Адмирал Кноульс подал мне прилагаемую при сем бумагу, говоря, что она в высшей степени важна и что, по этой причи-не, он не осмелился без моего приказания дать ее переводчикам. Я ему сказала, что постараюсь разобрать ее и, если не пойму, то поручу вам для перевода. Сколько могу понять, эта бумага есть Politische Kannegieser, потрудитесь перевести ее на французский язык и будьте уверены, что я ваша покорнейшая слуга". Начало и конец записочки явно шутливые. Содержание тоже: в Германии Politische Kannegieser называют мастеровых, толкующих о политике за кружкой пива на свой лад. Примерно, то же, что в России "пикейные жилеты".
       "Господин барон, переведите мне пожалуйста эту кисленькую записочку, дабы мне знать, чего этот от меня хочет" (Бюлер, 1870, 86, с. 186-187).
       Такие записочки "летали" из Зимнего дворца в дом на Мойке, где жил А.И.Черкасов, и где позднее размещалась придворная певческая капел-ла. Ф.А.Бюлер так описывает этот дом, исходя, однако лишь из предпо-ложения, что он принадлежал барону Черкасову: "О доме придворной пев-ческой капеллы можем сказать, что на фасаде главного здания, отделенного решеткой от Мойки и имеющего всего по пяти окон в ряд в трех этажах, посреди фронтона помещен гипсовый овальный медальон, пред-ставляющий женщину облокотившуюся на столб и держащую в правой руке зеркало, а в левой нить с привязанной к ней гирей (эмблемы правды и справедливости). Ниже сего, между колоннами бельэтажа, два гипсо-вых круглых медальона, представляющие профили двух римских императоров. Со стороны сада, или скорее бывшего сада, т.к. это теперь дро-вяной двор, окаймленный несколькими деревьями, посреди фасада, есть еще четырехугольный и продолговатый барельеф отличной работы, изоб-ражающий жатву, т.е. очень отчетливо сделанную группу женщин с серпами и собирающую снопы. С правой стороны профиль женщины в древней греческой прическе, а с левой профиль греческого мудреца - оба в фо-рме круглых медальонов одинаковой величины с силуэтами римских импе-раторов на главном фасаде. Уважение барона Черкасова к закону и к за-конности, его благоговение к древним классикам и склонность к сель-скому хозяйству подтверждают предание, что этот дом принадлежал ему и заставляют полагать, что он был построен в 1765 году, одновременно с открытием Вольного Экономического общества. Можно почти положител-ьно сказать, судя по барельефам, что этот дом принадлежал одному из членов-основателей сего общества и, во всяком случае, одному из са-мых просвещенных вельмож того времени" (Бюлер, 1870, 86, с. 188-189). Вероятно, именно этот дом был выкуплен в казну Екатериной II в ответ на слезную жалобу Е.И.Черкасовой в 1780 г. о ее тяжелом материальном существовании.
       В начале 70-х годов А.И.Черкасов принадлежал к избранному обществу императрицы, что подтверждается и поручением ему Ревельской миссии. Он чуть ли не постоянно составлял ей общество и вечера проводил боль-шей частью при дворе. Это был тот тесный круг личных друзей императ-рицы, который позднее называли "Эрмитажным" и который имел свои "эрмитажные правила". Название "Эрмитаж" дано всем трем пристройкам к Зимнему дворцу в 1780 году, когда Черкасов уже давно покинул С-Петербург. Из переписки Екатерины с Черкасовым мы видим, что он проводил у нее целые вечера, играл с нею в карты, в 1773 г. преимущественно в криббедж и награждался ею такими прозвищами в случае проигрыша, которые она даже не хочет вспоминать в их ревельской переписке. Оба собеседника ценили шутку, понимали друг друга и стремились не обижа-ться друг на друга, хотя Екатерина II могла поведать о своем друге вещи не очень для него приятные. В письме к графу Панину, сообщая о здоровье сына, она между прочим упоминает: "Лукиан Иванович Камынин навез сюда пирогов с грибами, от которых три человека, именно: графиня Румянцева, Черкасов и Ступишин такую получили индижестию, что лежат на боку, и мы его сегодня кормим другими пирогами'' (РИО, 10, с. 362). Вряд ли стоило сообщать об этом казусе недоброжелателю Че-ркасова. Но Екатерина могла пошутить и очень метко, необидно отмечая в близком человеке его главную характерную черту, которая могла быть и его слабостью. В своих "Записках" в разделе "Портреты современни-ков и самое себя" в главе о возможных причинах смерти придворных и самой Екатерины, она среди шуточных причин смерти вельмож и сановни-ков в середине списка сообщает: "Черкасов - задохнется от слов", а через несколько новых имен вновь повторяет как заклинание: "Черкасов - задохнется от слов" (Екатерина, 2003, с. 134). Многословность барона чувствуется даже в его письмах, и очень хорошо мо-жно представить, в какой неудержимый словесный водопад превращалась его речь, когда на него находило ораторское вдохновение. Это было словоизвержение, в котором и впрямь можно было задохнуться. Кстати, он единственный в этом списке, кто упоминается без титула и звания, что свидетельствует об особой, "не по одежке", оценке Черкасова императрицей. Он же является единственным из всех близких в те годы к Екатерине 11 людей, кто на страницах "Записок" удостоился посвяще-ния императрицы. Это та часть, которая в общем корпусе мемуаров име-нуется "Записки, продолженные в 1791 году". Вторая часть, написанная еще в бытность Черкасова при дворе, имеет Посвящение:
       "Барону Александру Черкасову,
       из тела которого, я честно
       обязалась извлекать ежедневно
       по крайней мере один взрыв смеха,
       или же спорить с ним с утра до вечера, потому что эти два удовольствия
       для него равносильны, я же люблю доставлять удовольствие своим друзьям"
       (Екатерина, 1989, с. 73).
      
       Многие из куда более знатных и именитых сановников, из "екатериненских орлов" могли только мечтать о таком посвящении и многое бы да-ли, чтобы увидеть свою фамилию, написанную в таком контексте царской рукой! Была ли Екатерина действительно очень расположена к Черкасову, как это утверждает аббат Спада, - об этом еще можно было бы поспорить; но несомненно барон был ей очень нужен и полезен, и потому-то она дорожила им. Как оказалось, до поры, до времени.
       Вдруг этот искренне лично преданный императрице государственный муж, доказавший свою исключительную заботу о благе России и ее правитель-ницы, ее любимец и постоянный спутник в делах и развлечениях внезап-но подает прошение об уходе в отставку с поста президента Медицинс-кой коллегии 16 июля 1775 г., а 28 марта, 1778 г., получив от Екате-рины на прощание чин действительного тайного советника, выходит в по-лную отставку и уезжает в свое имение. Придворная идиллия просвещенной монархии для него закончилась. Он был еще молод: 50 лет - это далеко не преклонный возраст для крупного сановника. На службе, считая с Преображенского полка, пробыл всего 27 лет, а президентом Медицин-ской коллегии - 12 лет. Страдал подагрой и часто жаловался на ее пр-иступы императрице, но это было заболевание типичное для многих вельмож, знавших толк в хороших винах, что не мешало им служить до преклонных лет. Так же трудно предположить, что Черкасов внезапно перестал быть нужен и полезен императрице.

    * * *

       Большинство авторов считает, что причиной отставки явилось падение Орловых, чьей неизменной поддержкой при дворе пользовался Черкасов, и его неспособность поладить с новым фаворитом императрицы Г.А.Потемкиным, который, в свою очередь, испытывал к барону стойкую неприязнь (например, Бюлер, 1870, 86, с. 189; РБС, с. 169). Черкасов, трезво оценив изменившуюся обстановку, в которой в конечном итоге все решала Екатерина II, счел за благоразумное сложить с себя председа-тельство в медицинской коллегии, тем более, что он уже не пользовал-ся сочувствием подчиненных: им еще предстоит не раз убедиться, како-го выдающегося руководителя они потеряли (Мирский, с. 136-137). С годами и утратой энергии и пылкости у барона наступило разочарова-ние на счет всего его окружающего, ему опостылела вечная борьба с Ашами, Пеккенами, Линдеманами и другим. Если раньше он пользовался в этой борьбе покровительством и помощью императрицы, то теперь влю-бленная женщина находилась в состоянии очарования новым любовником Г.Потемкиным, который незамедлительно принял сторону врагов Черкасова. До этого они не могли действовать так дерзко против президента-пат-риота, но, почувствовав себя орудием более сильного врага барона, на-чали массированное наступление. Конечно, были и другие враги-царедворцы, которые завидовали и его быстрому возвышению, и доверию госу-дарыни, а всего более тому, что он принадлежал к ее избранному "эр-митажному обществу" и по вечерам играл с нею в карты.
       Но что заставило его спустя три года после ухода с поста президен-та полностью выйти в отставку и провести остаток дней в одной из сво-их вотчин: в имении Путятино Смоленской губ., пожалованное его отцу Елизаветой Петровной? Ведь он вытерпел те два года после кончины цесаревны Наталии Алексеевны в 1776 г., в продолжение которых Екате-рине могло быть не очень приятно видеть тех вельмож, которые участвовали в сватовстве, тем более, она могла хорошо помнить те осторо-жные советы и предостережения относительно будущей невестки, которые позволял себе Черкасов в письмах-донесениях. Вероятно, он, уже переживший первую опалу Г.Орлова, окончившуюся в 1773 г., какое-то вре-мя надеялся удержаться и после его окончательного падения в 1775 г. Вместе с ним на это надеялись и те, кто был на стороне Орлова: оба графа Чернышева, московский главнокомандующий князь Волконский, Пассек, статс-секретарь Козьмин, тайный советник Сальдерн и др. Зато ликовал противоположный лагерь: братья Панины, княгиня Дашкова, прус-ский посланник граф Сольме, барон Ассебург и т.п.
       Вполне возможно, что после ухода с поста президента коллегии, Черкасов очень скоро убедился, насколько постыла человеку его уровня эта "мышья беготня" придворной жизни с ее мелкими заботами и интрига-ми. Тем настоящим делом, которым он занимался в коллегии, при дворе заниматься было нельзя. Поэтому нужен был всего лишь какой-то совсем, может быть, незначительный повод, фактор случайности, создавший осо-бо критическую точку бифуркации в самосознании такой сложной личнос-ти, какой являлся А.И.Черкасов. Один болезненный укол в эту точ-ку мог окончательно и бесповоротно изменить всю сложившуюся прежде систему ценностей. Уместно будет объяснить его поведение знамениты-ми словами А.С.Пушкина, написанными по аналогичному же случаю: "Уп-рямства дух нам всем подгадил!" - и не ошибиться, т. к. упрямство яв-лялось родовой чертой всех Черкасовых. Но ведь и упрямство бывает разным. Барон бывал упрям и строптив в достижении таких целей, как оспопрививание и разведение картофеля, в назначении врачей только от медицинской коллегии, основании новых больниц и аптек, и за это уп-рямство Россия должна быть благодарна ему до сих пор. Для окончатель-ного ухода с арены научной, политической, придворной жизни нужно бы-ло упрямство другого рода. Ведь он знал, что совершив этот шаг, ему никогда больше не вернуться ко двору, не получить там даже незначи-тельной должности. Значит, были задеты струны чести, человеческое достоинство, прорвалось на свет то, что долго скрывалось под обликом любезного, почтительного и преданного, исполнительного царедворца.
       Попробуем обнаружить этот фактор случайности, который и стал последним "Рубиконом" в жизни действительного тайного советника, камерге-ра, кавалера ордена Св.Александра Невского барона Черкасова.
       В самом начале его биографии мы упоминали о его страсти к музицированию. Вероятно, неплохим музыкантом была и его супруга, во всяком случае, ее участие в представлении комедии Лагранжа "Препятствие", о котором мы упоминали ранее, выразилось в том, она участвовала 21 февраля 1766 г. в постановке комедии в качестве капельмейстера. (Пыляев М.И. Старое житье. Замечательные чудаки и оригиналы. СПб, 2004, с. 206). Среди полулегендарных анекдотов П.Ф.Карабанова есть еще один, относящийся к роду Черкасовых. " 107. Барон А.И.Чер-касов, из числа лиц составляющих общество Екатерины, имел позволение приезжать в Царское Село в назначенные для него комнаты. Он был из-вестный любитель музыки и находил там готовые инструменты с приличными нотами. Ветви от некоторых деревьев перед окном закрывали вид, и ему показалось возможным срубить оные, чего императрица не любила и сейчас заметила. Она во время его отлучки входит в его комнаты, расстра-ивает инструменты, перемешивает ноты и удаляется. Черкасов возвраща-ется домой, вне себя от удивления и досады. Наконец, происшествие объясняется, и императрица со смехом сказала: "Теперь вы понимаете, что досадно видеть беспорядок в любимых вещах; научитесь быть осмо-трительнее" (Кургатников, 2 с. 271; РС, 1872, 5, с. 673-674). Возмо-жно, со стороны Екатерины это была всего лишь неудачная шутка (мож-но было просто сделать выговор своему другу), но Черкасов, скорее всего, понял ее как однозначный намек: "Холоп, знай свое место!" Но среди семейных родовых преданий сохранилась и такая история. Од-нажды, сопровождая Екатерину II в прогулке по Царскосельскому саду, Александр Иванович привел ее в такое место, где стал ей объяснять, что если бы в некотором расстоянии оттуда была просека, то вид мог бы быть весьма дальний и живописный, и что когда императрица с ним согласилась, он махнул платком, и деревья, заранее подпиленные стоявшими за ними людьми, мигом повалились. Легенда прибавляет, будто бы Екатерина осталась очень довольна таким сюрпризом (а это не согласуется с историей у Карабанова), но что именно за этот "сюрприз" Потемкин с этой минуты окончательно возненавидел Черкасова (Бюлер, 1870, 96, с. 522). Получается, что так или иначе, но деревья сыгра-ли какую-то роль в его опале. В первом случае она исходила от импе-ратрицы, во втором - от Потемкина. Но рассердился на императрицу, почувствовав себя оскорбленным, все-таки А.Черкасов. Это позднее осознала и сама Екатерина II. Г.А.Потемкин по происхождению был небогатым смоленским дворянином из села Чижева. Екатерина дважды по-сещала Смоленск и в 1780 г. 4 июня заезжала в Чижево по пути из Смо-ленска в С-Петербург в сопровождении фельдмаршала П.А.Румянцева. В Чижеве ее встретил Г.А.Потемкин, всячески подчеркивая убогость сво-его имения. Второй раз Екатерина останавливалась в Смоленске во вре-мя ее путешествия в Тавриду, через десять лет после отставки Черка-сова в 1787 году, и выразила удивление не увидев среди встречающих ее дворян и должностных лиц барона Черкасова. Последовал коммента-рий: "Ишь, какой Александр Иванович сердитый, вот не приехал же со мной повидаться!" Об этом эпизоде, по словам Ф.А.Бюлера, сообщают А.П.Сумароков и князь Я.П.Шаховской в своих "Записках".
      

    * * *

       Да, Черкасов не мог, не сумел или, вернее, не хотел подделываться к Потемкину. Сравнивая Г.Орлова и Г.Потемкина, он легко видел в них слишком разных людей и понимал, что измениться к лучшему его положе-ние не сможет. Г.Г.Орлов был горячим и полезным в свое время патри-отом, сочувствовал всем деяниям Екатерины II, ознаменовавшим самую либеральную эпоху ее царствования. Он принадлежал к числу образован-ных людей того времени, т.е. правильнее других писал по-русски и знал один-два иностранных языка, был остроумен. Он надеялся на тайный брак с императрицей, тем более что она родила ему первого сына Алексея. Но она отказалась от этого плана, а взамен возвела Г.Орло-ва в княжеское достоинство. По настоянию Черкасова Г.Орлову было сделано оспопрививание. Он был неизменно предан императрице. Их от-ношения имели характер обыкновенной связи, лишенной всяких нравст-венных начал и заключенной только для сексуального наслаждения. "Орлов был более умен, чем сведущ, более легкомыслен, чем зол, бо-лее расточителен, чем благотворителен; он был решителен и мужествен... В последние годы жизни он высказывал чрезвычайную честность. Блуж-дающая тень императора Петра III приводила Орлова в состояние умопо-мешательства. В таком состоянии он умер в апреле 1783 года в полном отчаянии" (Гельбиг, 1989, с. 175, 180). В 1776 г. Г.Орлов тайно обве-нчался со своей двоюродной сестрой Е.Н.Зиновьевой, однако брак был несчастливым и бездетным. Супруга скончалась в 1781 г., а он впал в буйное помешательство. Среди его детей, рожденных от других женщин, для нас представляет интерес Наталья Алексеевна Алексеева (1750-1811). Она воспитывалась в Петербурге в женском пансионе за счет императри-цы. Впоследствии она вышла замуж за одного из лучших российских ге-нералов графа Ф. Буксгевдена и славилась как превосходная жена. Их сын, генерал-лейтенант П.Ф.Буксгевден (1784-1853) женился 1-м браком на баронессе Анне-Аркадии Черкасовой - дочери Петра Александровича Черкасова, внучке А.И.Черкасова, т.е. через три поколения потомки Г.Орлова и А.Черкасова породнились.
       Иным был человек, сменивший Орлова на царском ложе. Г.А.Потемкин обладал все сокрушающей наглостью. Он добился того, чего не смог добиться Орлов: заключил тайный брак с Екатериной II. Он был самым важным человеком в империи, в кабинете, на войне, при дворе, в частной жизни государыни, словом, главным двигателем государственной машины, пока он оставался избранником Екатерины, которой этот фаворит в ее царствование обошелся в десятки миллионов рублей. Вся Россия и сосе-дние государства должны были трепетать при страшной мысли, что судь-ба целых поколений зависит от каприза этого человека. Получив у Ека-терины "отставку" как любовник, он оставался ее помощником; однако умер вследствие изнурительной болезни от беспорядочной жизни в сте-пи, направляясь из Молдавии в Очаков в октябре 1791 года (Гельбиг, 1989, с. 240-241).
       Совсем иными, тихими и незаметными протекли последние десять лет жи-зни А.И.Черкасова. Его забыли Орловы, Панины, Белосельский, Строганов, Букингем, Нарышкин, Левашев, Пассек, его шурин владетельный князь Курляндский. Напудренные и раздушенные, одетые в бархатные французские кафтаны с кружевными манжетами, в шелковых чулках и башмаках с красными каблуками, они совершенно не умели разговаривать с русским мужиком, да и были тяжелы на подъем. Барону, переброшенному из "эр-митажного кружка" в такую жизнь, не с кем было беседовать, кроме конторщика и управителя. У него и сельского священника не было под рукой, т.к. Путятино - сельцо и приписано к приходу, находящегося от-туда в трех верстах села Стрыгина. Царедворец в немилости и доброво-льный изгнанник был совершенно один: перечитывал классиков и другие книги своей библиотеки, упражнялся в музыке. Писал кое-какие заметки: Спада утверждал, что после барона осталось много его рукописных соч-инений по вопросам медицины, физики, ботаники, филологии, архитекту-ры и политики. Те обширные познания, которые он получил в Кембрид-жском университете, реализовались вот такими трудами в годы его про-должительного досуга. Однако ничего не было опубликовано, а рукопи-си затерялись...
       Он долго находился в одиночестве: супруга Е.И.Черкасова-Бирон жила в Дерпте вместе с дочерью, о чем мы рассказывали в первой части гла-вы. Сын Петр Александрович в возрасте 16-ти лет находился в наилучш-ем по тем временам военно-учебном заведении, в Шляхетском первом ка-детском корпусе. Только шесть лет спустя в 1784 г. к нему прибыла дочь Елизавета Александровна, с 1780 г. состоявшая в замужестве. Ба-ронесса Пальменбах прибыла к отцу с тремя девочками-малютками. Поме-стив их впоследствии в Смольный монастырь, она снова воротилась к дряхлеющему и слабеющему отцу и оставалась при нем все время, пока ее муж находился на второй русско-турецкой войне. Почему она не вер-нулась к матери в Лифляндию? Вероятно, видела, что отец больше нуж-дается в ее внимании и заботе. 25 апреля 1788 года 60-ти лет отроду (?) А.И.Черкасов скончался на руках дочери. Его имение было не зало-жено и насчитывало 1727 душ. По раздельному акту, совершенному 17 марта 1794 г. в Смоленской гражданской палате обер-провиантмейстеру барону П.А.Черкасову и его сестре полковнице Е.А.Пальменбах доста-лась в Смоленском и Ярославском наместничествах: ему 1339, а ей 388 душ. Их, еще живая, мать Е.И.Черкасова оставалась в Дерпте и получи-ла только свою вдовью долю: седьмую часть от наследства мужа. Может быть потому, что "принцесса Курляндская" жила расточительнее, чем позволяло ее состояние, она оставила после смерти в 1797 г. очень ма-ло своему сыну, и только упомянутую вдовью часть своей дочери (Бюлер, 1870, 86, с. 194).
       Так закончил свою жизнь один из замечательных людей России, о котором потомки почти забыли. Заканчивая свой очерк "Два эпизода из царствования Екатерины II" Ф.А.Бюлер восклицает: "Как?.. Могила Черкасова обречена на неизвестность, могила человека, который, тому еще не минуло столетия (в 1871 г. - Авт.), имел на руках своих важней-шие государственные интересы, который своей полной самоотверженности патриотической деятельностью спас здоровье и жизнь нескольких миллионов своих сограждан и который единым словом мог изменить выбор суп-руги российского цесаревича и тем переиначить весь ход событий? Да, ни над этой уединенной могилой в с. Стрыгине, ни в Петербурге, отку-да Черкасовым распространено было по всей России спасительное сред-ство оспопрививания, нет ничего похожего на памятник, нет даже бюс-та, подобного недавно поставленному пред Воспитательного дома бюсту Бецкого, и, несмотря на красноречивое и официальное ходатайство от имени всего сословия русских врачей, даже на пьедестале монумента, воздвигаемого великой Екатерине, недостало места для медальона с изображением такого полезного деятеля, каким был Черкасов! Правда, Вольное Экономическое общество давно уже заказало на свой счет его портрет, писанный масляными красками; но Медицинский Совет, это высшее в своем роде учреждение, отчасти напоминающее Екатерининскую Медицинскую коллегию, только в прошлом году приобрело фотографию, сня-тую С.Л.Левицким с портрета учредителя Медицинской части в Империи" (Бюлер, 1870, 96, с. 526).

    Глава третья. Дети и внуки А.И.Черкасова.

      

    * * *

       О двух детях А.И. и Е.И.Черкасовых нам уже приходилось несколько раз упоминать на страницах предыдущей главы.
       О Петре Александровиче, бароне Черкасове (1762-1828), в дополнение к тому, о чем уже было сказано, можно добавить совсем немногое. Напомним, что его крестным отцом был император Петр III, следовате-льно, он родился до 28 июня - до дворцового переворота 1762 г. Можно предположить, что восприемником сына, второго ребенка Черкасовых, им-ператор стал по просьбе его матери, с которой были давние, наверня-ка памятные для обоих отношения. В знак милости при рождении был пожалован в сержанты гвардии. Обучался в знаменитом Шляхетском пер-вом кадетском корпусе, затем служил в гвардии. В 1812 году находился в народном ополчении, вероятно, командуя одной из дружин смолен-ских ратников, созданной по инициативе смоленского дворянства. В 1813 году после возвращения России польских владений именем русского вре-менного правительства в Варшаве под председательством В.С.Ланского был назначен губернатором Люблинской губ.
       Был женат на Анне Петровне Ивковой (ум. в 1827). В браке супруги имели единственного сына Александра и пятерых дочерей. О старшей до-чери Анне-Аркадии Петровне мы упоминали как о супруге сенатора, ге-нерал-лейтенанта графа П.Ф.Буксгевдена (1784-1853). Она умерла в Париже, в 20-х годах 19 века и погребена на кладбище Пер-Лашез. Баронессы Екатерина, Елизавета, Вера (обе ум. 3 марта 1807), София Петровны - все умерли в девичестве и потомства не име-ли. Имена Екатерины (она упоминалась в ответе И.И.Черкасова на зап-рос Ф.А.Бюлера как младшая внучка А.И.Черкасова, хотя была старшей внучкой и умерла вскоре после 1857 г.) и Софии Петровны тоже уже встречались в тексте второй главы. Софья Петровна (1799 - 8.04.1870) была как раз младшей внучкой президента коллегии; от нее Ф.Бюлер все же получил некоторые сведения для своего очерка. Она похоронена в с. Путятино, родовом имении деда.
       Точная дата рождения А.П.Черкасова не известна, но многие факты его биографии свидетельствуют в пользу самого начала 19 века. О начале его службы известно, что в 1818 г. он окончил пажеский корпус, был выпущен прапорщиком в Гренадерский короля Прусского полк, но "11 ян-варя 1819 г. переведен в лейб-гвардии Измайловский полк" (Пажеский корпус, с. 860). В 1820 г. он был уже подпоручиком. Военная служба не привлекала его: в отставку он вышел рано, в 1823 г. в чине пору-чика. Об этом периоде его жизни, когда он после отставки жил в имении отца Путятино, сохранились несколько строк в письмах и дневниках С.М.Салтыковой, будущей жены поэта А.Дельвига, в 1824 г. про-водившей лето в селе Крашнево, имении своего дяди П.П.Пассека. 29 июня по случаю дня именин хозяина в Крашнево съезжались гости. "За двадцать верст прискакал сосед Петра Петровича - барон Черкасов, прекрасно воспитанный молодой человек, потомок всесильного при Пет-ре I тайного секретаря Его императорского величества И.А.Черкасова. Прабабка его - Екатерина Ивановна Бирон, дочь знаменитого фаворита императрицы Анны Иоанновны (в действительности - бабка - Авт.). В Софье молодой Черкасов нашел интересную, но более - красивую собе-седницу. Софья же заметила, что он замечательно образован и "очень недурен лицом" (Г.А. Кудинов. Сказание о декабристе Каховском. М., 2005, с. 129). В Крашневе А.П.Черкасов мог встретить многих друзей и соратников по тайному обществу своего троюродного брата поручика А.И.Черкасова, начиная с хозяина имения: П.П.Пассек был членом Со-юза благоденствия (в конце апреля 1825 г. он покончит с собой выс-трелом из пистолета). Здесь же Александр Петрович мог встретиться с И.Д.Якушкиным, М.А.Фонвизиным, В.К.Кюхельбекером, П.Г.Каховским, переживавшим драматический любовный роман с С.Салтыковой, и с некоторыми другими будущими декабристами, с которыми его родственник в младшей линии рода Черкасовых очень скоро будет делить заточение в Петропавловской крепости, а затем каторгу и ссылку в Сибири. А.П.Черкасов был чужд заговорщических планов и целей и свой долг перед Россией, как и его дед, видел в другом. Гражданскую службу он завершил действительным статским советником в 1843 г. Избирался уезд-ным предводителем дворянства в Смоленской губ., т.к. был хорошо из-вестен в качестве образцового сельского хозяина на европейский лад. Незадолго до смерти жил в своих поместьях в Тульской губ., сам уп-равлял ими и выступил одним из инициаторов разведения овец в сред-ней полосе России. С этой целью А.П.Черкасов совершил путешествие в Германию, плодом которого стала статья "Известнейшие саксонские овчарни". Будучи действительным членом Московского общества улучше-ния овцеводства, он печатал в специальных журналах такие свои ста-тьи, как "Письмо о шерстяной торговле", "О содержании овец", "Упот-ребление древесных листьев в корм овцам". Увлечение сельскохозяйственными инновациями явно передалось внуку от деда А.И.Черкасова, ко-торый, как помним, стремился внедрить все новое и полезное для на-рода России. Так же как дед, он состоял членом, но не ВЭО, а Мос-ковского общества сельского хозяйства, созданного в 1818 г. Его основателями были князь Д.В.Голицын, Д.М.Полторацкий, Н.Н.Муравьев и другие сторонники европейского способа ведения аграрного хозяйст-ва. Барон А.П.Черкасов был холост, детей не имел и умер еще не ста-рым человеком в 1844 г. в Тульской губ. Похоронен в родовом имении деда и отца в с. Путятино в каменной часовне среди рощи.
       С именем А.П.Черкасова связан любопытный эпизод в изучении русской портретной графики 19 века. Хорошо известный, популярный и плодови-тый художник Карл Гампельн, глухонемой от рождения, изобразил А.П. Черкасова на групповом портрете трех мужчин за шахматной доской, датируемым 17 ноября 1820 года. На обороте портрета имеется позднейшая надпись, удостоверяющая, что на нем изображены князь Херхеулидзе, К.Гампельн и барон А.Черкасов. Работа выполнена итальянским и цвет-ными карандашами. При атрибутации портрета искусствовед С.И.Великанова выразила уверенность, что один из двоих портретируемых юных офицеров есть никто иной, как будущий декабрист барон Алексей Ивано-вич Черкасов. При этом ею была допущена ошибка или описка, довольно знаменательная - он назван Александром. Однако сличение портрета А.И.Черкасова, сделанного Н.А.Бестужевым в Читинском остроге в 1828 году, с портретом молодого офицера, сделанного К.Гампельном в 1820 году говорит о том, что, несмотря на разницу во времени, перед нами два совершенно разных лица.
       Серьезный сравнительный анализ двух портретов сделан В.П.Старком в статье "Правнук Бирона". Совершенно очевидно различие мундиров квартирмейстерской части Генерального штаба, к которой принадлежал в 1820 году прапорщик барон А.И.Черкасов и лейб-гвардии Измайловского пол-ка, в котором в этом же году служил подпоручик барон А.П.Черкасов. В лице А.И.Черкасова заметны малороссийские черты его прадеда перво-го барона И.А.Черкасова. Что касается А.П.Черкасова, то в нем явно превалируют европейские черты его прадеда Э.И.Бирона и его бабки Е.И.Черкасовой. О характере А.П.Черкасова нам известно мало, только то, что он был прекрасно воспитан, но очевидно, что в нем не было той надменности, тщеславия, грубости, прикрытых внешним лоском, ко-торые отличали его прадеда-герцога и которые прочитываются в жестких чертах на всех портретах Бирона. К.Гампельн постарался дать молодо-му офицеру разностороннюю характеристику, в которой акцент делается на его духовных и интеллектуальных способностях, которые так ярко были выражены на лице его деда А.И.Черкасова. Он представлен в фас, но с легким поворотом влево, с четко очерченными линиями губ, носа. Выделен наклон головы вперед, к зрителю, большой лоб позирующего. Неслучайно и изображение персонажей рисунка за шахматной игрой, в которой неизбежно соревнование умов (Старк, с. 156-160). Молодой офицер своим обликом и духовной глубиной гораздо больше напоминает немецких поэтов-романтиков рубежа 18-19 веков, чем своего предка-временщика. Троюродный брат, почти ровесник декабриста А.И.Черка-сова он прожил недолгую, малоромантичную, но полезную жизнь. Не имея внешнего сходства со своим дедом, он унаследовал его качества новатора-первопроходца в скромной, но необходимой для жизни, сфере сельского хозяйства. И если президент медицинской коллегии вложил много сил и изобретательности в распространение картофелеводства, то его внук с таким же энтузиазмом занимался не менее важным делом: распространением овцеводства в центральной части России.

        -- Е.А. Пальменбах - начальница Смольного Воспитательного общества.

    * * *

       Из прямых потомков А.И.Черкасова наиболее известна Е.А.Пальменбах. Ей тоже удалось оставить свой, может быть, не столь яркий, но замет-ный след в русской истории и культуре. Она была первенцем, старшим ребенком в семье баронов Черкасовых: кроме Елизаветы и Петра детей у них больше не было. Крестница императрицы Елизаветы, девочка, ро-дившаяся в 1761 г., получила ее имя. Воспитание и образование юная баронесса Черкасова приобрела в Смольном монастыре, куда была поме-щена родителями в 1767 г. Полный курс там продолжался сперва 12, а потом 8 лет. Ее воспитанием руководила С.И. де Лафон: она за-кончила курс второй в выпуске 1779 года и получила фрейлинское зва-ние в 18 лет (Знаменитые россияне, с. 242). Однако Ф.А.Бюлер утве-рждал, что она была выпущена первой воспитанницей второго выпуска и сразу же получила золотой шифр Екатерины II (Бюлер, 1870, 86, с.23). Действительно, именно этот знак высшего отличия фрейлины мы видим на портрете Е.А.Пальменбах работы художника Й.Ф.Дарбеса, который напис-ал портрет ее матери в 1781 г. Вполне можно предположить, что в этом же году Дарбес создал и портрет дочери, т.к. возраст молодой дамы на портрете (Е.А. была уже замужем) можно определить в пределах 20-25 лет. Вскоре после выпуска вместе с матерью Е.И.Черкасовой она уезжает в г. Дерпт, где и выходит замуж за молодого лифляндского дворянина барона Евстафия (Августа) Ивановича фон Пальменбаха, вероятно, в 1780 г. Фамилия фон Пальменбах принадлежала к лифляндскому матрикулированному рыцарству. Герб ее "говорящий": пальмовая ветвь, привезенная крестоносцем из Палестины, и озеро. Оба слова на немец-ком языке дают в сочетании название рода: Пальменбах. Отец Евстафия генерал-поручик И.И.Пальменбах некогда был адъютантом Э.Бирона, впо-следствии командовал дивизией в Семилетнюю войну и имел Александровскую ленту. Матерью Е.И.Пальменбаха была дочь генерал-фельдцейхмейстера и Андреевского кавалера А.Н.Вильбуа. (Блаженной памяти, с. 822).
       Молодой барон Пальменбах был видный и чрезвычайно храбрый кавалерийский офицер, славился отвагой, любил боевую и веселую жизнь. Во время второй русско-турецкой войны 1787-1791 гг. он сблизился с Зубовыми, последними фаворитами Екатерины II. Как мы уже упоминали, Е.А.Пальменбах в 1781-1784 гг. родила трех дочерей, и когда ее муж отправился в поход, она поселилась с детьми у своего отца в Путятино, где и оставалась после его кончины в 1788 году.
       Е.И.Пальменбах прославился под Очаковым и был награжден орденом Ге-оргия 4-й степени. Войну с Турцией он закончил в чине полковника. Вскоре же в мае 1792 г. полковник Пальменбах, командуя Елизаветградским конноегерским полком, участвовал во вторжении российских войск в Польшу, что содействовало ее второму разделу в 1793 г. Уже в нача-ле кампании он был награжден орденом Св.Георгия 3-й степени. В 1792 году под Дубянкой его полк наступал на позиции, обороняемые брига-дой генерал-майора Т.Костюшко. Двумя атаками полка Пальменбах отбил две батареи поляков. В ту минуту, когда лишившись в бою правой руки, и, взяв саблю в левую руку, он повел полк в атаку на третью артиллерийскую батарею, его настигла смерть. С ним пресекся род Пальменбахов по мужской линии (Бюлер, 1870, 86, с. 29-30; Блаженной памяти, с. 822). В других источниках датой смерти полковника Пальменбаха назван 1793 г. (Знаменитые россияне, с. 242) и 1794 г. (Любимов, 1914, с. 2). Эта последняя дата связана уже с польским восстанием во главе с Т.Костюшко в 1794 г., завершившимся поражением и третьим разделом Польши в 1795 г. 1793 и 1794 годы - более вероятные даты гибели мужа Елизаветы Александровны, т.к. Дубянка (Дубенка) находи-лась на территории Польши, охваченной восстанием Костюшки в 1794-1795 годах, точнее, на границе территорий, разорванных 2-м и 3-м раздела-ми Польши. Полк, которым командовал Пальменбах, мог участвовать в обеих польских кампаниях.
       Дочери Е.А.Пальменбах София, Александра, Екатерина уже находились в Воспитательном обществе благородных девиц при Смольном монастыре. Напомним, что с первой начальницей Воспитательного общества княжной Долгоруковой (до 1766 г.) их дед барон Черкасов вел борьбу за соз-дание постоянного медицинского штата при учебном заведении. В 1797 г. вдова Пальменбах приехала из Смоленской губернии, чтобы навестить дочерей. Ей было 36 лет. Начальницей по-прежнему была престарелая С.И де Лафон. Вероятно, Елизавета Александровна очень любила свою воспитательницу, т.к. первую дочь назвала ее именем, и лишь вторая и третья дочери носят имена ее отца и матери. С 1796 г. главноначальствующей над Смольным институтом стала императрица Мария Федоровна, жена, а позднее вдова Павла I. Принцесса Фредерика-Доротея-София Виртембергская 14 сентября 1776 г. была наречена в православии великой княгиней Марией Федоровной. 15 сентября было совершено ее об-ручение с недавно овдовевшим великим князем Павлом Петровичем, а 26 сентября 1776 г. совершилось бракосочетание цесаревича в церкви Зимнего дворца. На этот раз главным "сватом" был принц Георг, брат Фридриха Великого, и, конечно, опять же сам Фридрих II, для которого подбирать невест русским наследникам престола стало любимым заня-тием. Екатерина II вновь одобрила этот выбор, и ее сын направился в Берлин в сопровождении принца Георга, чтобы сделать предложение принцессе Софии-Доротее. Прежний дорогостоящий опыт выбора невесты за-вершился слишком трагически, чтобы его следовало повторять (Шильдер, с. 111, 112, 130, 131). Скончалась Мария Федоровна в 1828 г., матерью двух императоров.
       С.И. Лафон давно уже просилась в отставку, или хотя бы в назначении ей помощницы, поэтому она обрадовалась прибытию одной из своих быв-ших любимых учениц. 6 февраля 1797 г. выбор Павла I и Марии Федоров-ны пал на "полковницу Пальменбах", к которой императорская чета от-носилась милостиво в память заслуг деда, отца и мужа. Она была наз-начена помощницей госпожи де Лафон. С момента ее назначения Мария Федоровна вступила с Е.А.Пальменбах в переписку, продолжавшуюся не-сколько лет. Письма императрицы, адресованные де Лафон, а, главным образом ее помощнице фон Пальменбах, были отобраны и опубликованы Ф.А.Бюлером в 1890 г. в качестве приложения к РС. В 1797 г. Мария Федоровна написала 28 таких писем, преимущественно на имя Е.А.Паль-менбах, фактически управлявшей Смольным монастырем еще при жизни С.И.де Лафон. Письма написаны и опубликованы на французском языке с переводом каждого письма на русский. Письмо 1 адресо-вано старой начальнице статс-даме Софье Ивановне Лафон:
       "С-Петербург, сего 5 февраля 1797 г.
       Уступая желанию, которое вы мне выразили, иметь помощницу, я остановила свой выбор на г-же Пальменбах; меня побудило к этому особе-нно то, что она ваша воспитанница и пользовалась двенадцать лет ва-шими попечениями, почему я уверена, что найду в ней те же правила и ту же привязанность к нашему Смольному. Ежели вы одобрите мой выбор, то я поспешу представить оный на утверждение императора, и получив его разрешение, попрошу вас сделать самой предложение об этом г-же Пальменбах; надеюсь вас видеть сегодня и заверить вас изустно в мо-ей дружбе.
       Мария."

     3.

       "Павловск, сего 4 марта 1797 г.
       Благодаря вас, любезная г-жа Пальменбах, за добрые вести, сообщае-мые мне вами о дорогом Смольном, прошу вас сказать Тухачевской, что я весьма радуюсь, видя ея хорошие способности, и очень убеждаю ее стараться покинуть больницу как только ея здоровье ей это позволит. Чтобы покончить со всеми затруднениями по поводу выхода девицы Сухтельн, я выслала г-ну Соймонову остальную плату за ее содержание. Все обещаемые вами подробности будут доставлять мне всегда величай-шее удовольствие; мой дружеский привет нашей доброй старой маменьке и всем нашим любезным воспитанницам. Прощайте, берегите свое здоро-вье, и не утомляйтесь сверх сил; сохранение вас очень нужно и драго-ценно; расчитывайте всегда на чувства вам доброжелательной Марии".

     5.

    "Сего 9 марта, в час пополуночи (это письмо

       сохранилось только в копии, писанной са-мой г-жой Пальменбах - Бар. Ф.А. Бюлер).
       Хотя крайне усталая, я не захотела, однако же, уехать завтра, не
    простившись еще     раз с вами и не уверивши вас в моей памяти и дружбе;
    я одобряю сове    ршенно, любезная г-жа Пальменбах, ваше намерение соби-рать в праздничные дни наших воспитанниц в зале и заставлять их тан-цевать; это упражнение, предаваясь ему умеренно, может принести им
    только пользу и научить их держать себя; я     очень рада, что мне удалось доставить удовольствие вашей матушке (Е.И.Черкасовой - Авт.) и
    поздравляю вас с ее выздоровлением. Я получила хорошие известия от
    девицы Нелидовой с ее первого но    члега; она и ее подруги здоровы. Я
    известила ее о том, что вы все сожалеете об ее отсутствии, будучи
    очень уверена в удовольствии, которое она испытает, видя себя люби-мою в нашем хорошем заведении. Поручаю вам, милостивая государыня,
    передать всему Смольному, что я о нем помню. Мне будет очень прият-но, когда я увижу себя снова среди вас и когда буду иметь возможно-сть возобновить вам изустно уверения в моей искренней благосклонности.
       Мария.
       Поклон от меня доброму Муравьеву".

     7.

       "Валдай, сего 11 (22) марта 1797 г.
       Наше путешествие из самых благополучных до сей минуты, пока мы поль-зуемся прекраснейшими дорогами и превосходной погодою. Удаляясь от вас, я много думаю о моем дорогом Смольном, о вас, любезная г-жа Пальменбах, и о нашей доброй, старой маменьке ("маменькой" М.Ф. неизменно называет С.И. де Лафон - Авт.). Я чрезвычайно одобряю ва-ши распоряжения на счет учителей; прикажите также записывать фами-лию каждого, кто пропустит свой урок. Что касается до учителей му-зыки, хотя я и нахожу сумму 800 руб. несколько большой, но придется помириться с этим, если они будут хороши. Мой дружественный привет г-же Лафон и всем нашим добрым детям; обнимаю вас, любезная госпожа Пальменбах и уверяю вас в дружбе вам весьма доброжелательной
       Марии
       Очень тороплюсь".

     8.

       "Петровский дворец. Сего 20 марта 1797 г. (это письмо сохранилось только в копии, писанной самою г-жою Пальменбах - Бар. Ф.А.Бюлер).
       Мы благополучно прибыли сюда и совершаем очень частые поездки в Мо-скву, которая нам чрезвычайно нравится; однако же, все эти развлече-ния не мешают мне думать часто о моем дорогом Смольном, который оче-нь близок моему сердцу; вчера, обозревая Воспитательный Дом, который вмещает в себя тысячу двести детей, я говорила себе: отчего я не мо-гу также посетить Смольный и видеть себя окруженной моими прелестными детьми? Я в восторге от хороших известий, мне вами сообщенных, о прилежании наших детей, об их соревновании, и я вижу с большим удо-вольствием, что наши новые распоряжения приносят заведению действи-тельную пользу; я узнала из донесений о больных, что одна из ваших дочерей, любезная г-жа Пальменбах, нездорова; чем она больна? А Ту-хачевская опять больна; действительно ли это так, или это есть про-должение ее прежних недугов? Хорошенькая маленькая Жегулина и мале-нькая Луиза, мне кажется, также еще не поправились? Обнимите от ме-ня хорошенькую маленькую голубую, чтобы утешить ее в слезах, которые она пролила; этот ребенок возбуждает большое участие. Прощайте, мы до того в разъездах, что не остается свободной минуты. Мой поклон г-же Гейкинг (баронесса, дочь г-жи де Лафон - Авт.), мой дружеский привет всем нашим детям и инспектрисам. Наши путешественницы совер-шенно здоровы; обнимаю вас от всего моего сердца обеих. Мария".

     11.

       "Петровский дворец, сего 26 марта 1797 г. (это письмо сохранилось лишь в копии, писанной самой г-жой Пальменбах - Бар. Ф.А.Бюлер).
       Г-жи Лафон и Пальменбах. Ваши донесения от 19 марта доставили мне истинное удовольствие. Я вижу, что все находится в порядке в Смоль-ном и что все содействуют с усердием исполнению моих взглядов и на-мерений. Я очень одобряю предложение, которое вы мне делаете - одеть второй возраст, за недостатком серого камлота, в голубой, и разре-шаю вам сделать распоряжения сообразно этому. Остаток серого камло-та - может послужить, как вы это говорите, на мещанской половине, а первый возраст дворянский будет, конечно, в коричневом. Оканчивая это письмо, я не могу удержаться, чтобы не заметить, что весьма уди-влена, находя девицу Тухачевскую всегда в списке больных; я спраши-ваю у вас разъяснений на этот счет и затем, молю Бога, да соблюда-ет он вас, г-жи Лафон и Пальменбах, во своей святой и честной охра-не.
       Мария.
       Обнимаю вас обеих и уверяю вас в моей памяти; не могу дождаться, когда увижу мой дорогой Смольный, которому я только что явила са-мое большое доказательство моей благосклонности, поместив в оный до-черей моего лучшего друга; я поручаю их настоятельно вашим попечени-ям и обнимаю вас обеих от всего моего сердца; мой дружеский привет нашим детям."

     15.

    "Москва, сего 17 апреля 1797.

       Крайне чувствительная утрата, которую вы только что понесли, любезная г-жа Пальменбах (в это время скончалась в Дерпте мать Е.А.Пальменбах, баронесса Е.И.Черкасова - Авт.), ощущается моим сердцем, ко-торое очень оценило ваш любезный поступок, что вы представили отчет о Смольном, несмотря на вашу скорбь. Да возмогут отныне счастливые события принести некоторое утешение вашей душе; будьте убеждены в моем нежном участии, которое я вам всегда буду оказывать. Посылаю вам при сем, любезная г-жа Пальменбах, 200 руб. для бывшего священ-ника в Смольном, которые вы ему отдадите от моего имени. Архиерей обещал поместить его в Софию, в ожидании лучшего. Вот все, что я имею время вам сказать в ту минуту, как мы собираемся совершить по-ездку в окрестностях Москвы. Прощайте, я вас обнимаю.
       Мария".

     23.

       "Гатчина, сего 1 июня 1797.
       Я только что узнала в эту минуту, любезная г-жа Пальменбах, об опасном положении, в котором находится наша добрая, старая маменька, и я об этом очень беспокоюсь; итак, я посылаю вам этого нарочного, что-бы просить вас мне о ней доставлять поскорее известия; надеюсь, что г.Роджертсон окажет ей свои попечения. Скажите нашей доброй мамень-ке, что я посылаю небу пламенные молитвы об ее выздоровлении, и на-деюсь, что Всеблагий Бог сохранит мне ее. Прощайте, любезная г-жа Пальменбах, отвечайте мне как можно скорее; обнимаю вас от всего се-рдца. Мария". (Блаженной памяти, с.1-2; 4-8;10-11; 14; 19-20).
       Когда С.И.Лафон скончалась (временем ее смерти разные источники называют июнь или август 1797 г.), вопроса о том, кто займет ее место, не возникло. Е.А.Пальменбах была назначена на место начальницы института "с присвоением ей по месту титула превосходительства" (Зна-менитые россияне, 243). В письмах Марии Федоровны хорошо видна за-бота императрицы о воспитанницах Смольного монастыря. Очевидно, что многие строки, говорящие о ее заботливости и о внимании к нуждам как воспитанниц, так и их воспитателей не были чисто формальными любезностями. Мария Федоровна была матерью десяти детей, в том числе ше-стерых дочерей, и ей прекрасно были знакомы все трудности, заботы и тонкости воспитания девочек и девушек: это проявляется в тоне неко-торых ее писем. И писала она их не просто педагогу-воспитателю, а матери троих дочерей, поэтому в письмах незримо присутствует какое-то духовное притяжение царствующей особы и помощницы начальницы Смо-льного монастыря. Е.Пальменбах пользовалась полным доверием Марии Федоровны. Из оставшихся за пределами текста повествования других писем цитировавшейся переписки видно, что императрица поручила ей вос-питание двух дочерей своей умершей задушевной подруги г-жи Бенкен-дорф (письма  11, 14, 20, 22), и ей же было поручено воспитание двух молодых принцесс Бирон: упоминание в письме  8 о "маленькой Луизе" Бирон. Кстати, о своем деде Э.И.Бироне, по свидетельству ее внука Л.П.Батюшкова, уже в старости Е.А.Пальменбах всегда отве-чала уклончиво: "О Бироне говорить не стоит, так как о нем ничего нельзя сказать хорошего" (Бюлер, 1873, 7, с. 54). Она как будто предчувствовала, что ее давно умершему деду еще предстоят надруга-тельства: в конце 70-х гг. 19 века при посещении гробницы Биронов в их фамильном склепе Александром II, его морганатическая супруга кня-гиня Е.Юрьевская-Долгорукова, сопровождавшая императора, ударит му-мию Э.Бирона тростью по лицу и сломает нос: в отместку за расправу с ее предками, князьями Долгоруковыми, в царствование Анны Ивановны. В 1919 г. усыпальница Биронов была взломана и разграблена, их остан-ки, в том числе и Е.И.Черкасовой, были осквернены.
       В начале июня 1797 г. в связи с болезнью де Лафон Е.А.Пальменбах переселилась жить в Смольный монастырь, чтобы быть рядом со своими подопечными. 20 июля 1797 г. она была пожалована в кавалерственные дамы: награждена орденом Св. Екатерины меньшего креста. На упоминавшемся портрете она изображена не только с шифром, но и с этим орденом на груди, что заставляет усомниться в наших предыдущих предположе-ниях относительно даты создания портрета. Однако был и такой обычай: лица, награжденные новыми знаками отличия, нанимали художников, что-бы на своих старых портретах пририсовать новый орден, а если портрет имел официальное значение, то с него делали копию, на которой изоб-ражались все награды, даже если их не было на оригинале.
       По преданию Е.А.Пальменбах отличалась большим тактом и умом, а по своей любви к России и ревности к православию выделялась из других дам современного общества. Возвращаясь к факту ее награждения орде-ном Св. Екатерины в 1797 г. по данным Н.Н.Бантыш-Каменского, мы должны сказать, что по другому источнику это награждение относится к 1801 г. (Знаменитые россияне, с. 243).
       Баронесса продолжала пользоваться неограниченным доверием Марии Фе-доровны, которая числила ее в числе своих задушевных подруг. Ее старшая дочь София (1781-1839), еще находясь в числе воспитанниц Смольного института, была пожалована во фрейлины. Впоследствии она выйдет замуж за действительного тайного советника и сенатора П.Л.Батюшкова (родного дядю поэта К.Н.Батюшкова). Ее вторая дочь Александра (1782-1836) выйдет замуж за действительного тайного советника, сенатора барона А.Я.Бюлера. Ф.А.Бюлер, их сын, был младшим внуком Е.А.Пальме-нбах. Сохранился аттестат, выданный из Смольного монастыря, на пер-гаменте, Александре Евстафьевне Пальменбах:
       "Совет императорского общества благородных девиц
       сим свидетельствует
       Пребывшая в сем обществе на двенадцатилетнем воспитании благородная девица Александра Астафьевна Палменбах, как в поведении приличном благовоспитанным, и в приобретении знаний, наук и рукоделий соответ-ственных ея полу, с касающимися до нужного домоводства упражнениями, своим вниманием и прилежанием достигла до отменного успеха, и прила-гаемым о том попечением во время своего пребывания достойно воспользовалася: в рассуждении чего и удостоена при публичном собрании быв-шем 1800-го года февраля 10 числа, всемилостивейше назначенного от ея императорского величества, знака отмены (отличия?) в обществе, изображаемого золотым вензеловым имянем ея величества, с дозволением навсегда оной носить на белой ленте с одной золотою полоскою в па-мять приобретенного чрез воспитание ею достоинства. Что собственноручным совета общества благородных девиц г. начальницы и членов подъписанием утверждается, и с приложением большия сего общества печати при оном же совете сие дано в Санктпетербурге.
       Елизавет Пальменбах.
       (Подп.) Михаила Соймонов.
       Барон Алексей Васильев.
       / М. П. /. Александр Храповицкий.
       Секретарь совета Алексей Шкляревич".
       (Блаженной памяти, с. 23). Текст аттестата приведен с полным сохранением орфографии подлинника. Интересно назначение Александре зна-ка отличия: вероятно, вензель императрицы на ленте являлся аналогом более поздним золотым и серебряным медалям, вручаемым выпускникам гимназий, а еще позднее выпускникам общеобразовательных ср. школ СССР и Рос-сии.
       Третья дочь баронессы Пальменбах выйдет замуж за Шулепова (Знаменитые россияне, с.244).
      

    * * *

       Казалось бы, дочери А.И.Черкасова суждены еще долгие годы пребывания на ответственном, почетном и крайне важном для России посту на-чальницы Воспитательного общества, в котором воспитывали "новых русских девушек". Она была на своем месте, ее любили девочки-воспитанницы, преподаватели и воспитательницы, ее труд ценило самое высокое начальство: императрица, бывшая к тому же ее подругой. Но... "упрямства дух нам всем подгадил!" Она в точности повторила судьбу деда, во всяком случае, первую половину его жизни, и особенно - судьбу отца. Вероятно, многим Черкасовым в какой-то момент их внешне безоб-лачной карьеры, внезапно приходило в голову простое решение: "Минуй нас пуще всех и царский гнев, и царская любовь!" В апреле 1802 г. уже в новое царствование Е.А.Пальменбах под предлогом расстройства здоровья, вдруг решила удалиться со своего поста. Ей показалось, что не-ограниченное доверие императрицы к ней падает, а Ф.А.Бюлер прямо го-ворит, что ей стала не по сердцу некоторая мелочность в требованиях Марии Федоровны. Напрасно царственная подруга писала ей из Павловс-ка, чтобы она берегла свои силы и убеждала ее остаться, т.к. она ни-кого не имела в виду на ее место, - Пальменбах была непреклонна. В 1802 г. Смольный институт заканчивала ее последняя дочь, Екатерина, родившаяся в 1784 г. и, может быть, цель матери и заключалась в том, чтобы обеспечить дочерям наиболее благоприятные условия воспитания и образования, постоянно участвовать в этом процессе, а что могло быть наиболее удобным, как не руководство учебным учреждением? В таком случае, уход с поста начальницы в год окончания Смольного младшей дочерью выглядит вполне логично.
       15 апреля 1802 г. Мария Федоровна, наконец, уведомила баронессу, что "Полковница Ю.Ф.Адлерберг назначена начальницей и ей вы благово-лите передать Смольный. Прилагаю при сем копию с указа, только что данного государем, из коего вы увидите, любезная г-жа Пальменбах, что он почел для себя удовольствием выразить вам свое благо-воление назначить вам на 6 лет казенную аренду в 3000 рейхсталеров в год (тогда аренды жаловались натурой, с обязательством вносить в казну известную часть дохода с имения, пожалованного во временное пользование. При императоре Николае Павловиче это заменено денежным производством по чину. Таким образом, Е.А.Пальменбах пользовалась в Курляндской губернии мызами Альшванген, Баланден и Екгоф. - Бар. Ф.А.Бюлер); прилагаю при сем доказательства моей памяти о вас и про-шу вас быть уверенной в том, что я всегда с особым удовольствием го-това вам быть полезной и доказать вам искреннее участие, которое я принимаю в вас, пребывая постоянно вам доброжелательная Мария" (РС, 1890, 65, с. 832).
       Письмо  28, завершающее комплекс писем Е.И.В., составленный Ф.Бюлером, вероятно, было прощальным:
       "Сего 8 мая 1802.
       Спешу ответить на ваше письмо, любезная г-жа Пальменбах, чтобы заверить вас в том, что я буду постоянно принимать истинное участие
    в вас и в ваших любезных детях, которым посылаю поклон. Вы    ражаю искренние желания о восстановлении вашего здоровья и пребываю вам весьма доброжелательная Мария" (Блаженной памяти, с. 22). Указ Александра I, о котором упоминает его
    мать в письме, содержал в себе такое вознаграждение "в воздаяние" за
    ее труды "на службе" Смольному институту:

    "Указ Правительствующему Сенату.

       В воздаяние усердной службы вдовы полковника Пальменбах, продолженной ею по бытности начальницею общества благородных девиц, всемилостивейше повелеваем, с пожалованных ей по указу 1795 года августа 20-го в арендное по смерть ее содержание в Курляндской губернии мыз Алшванген, Баланден и Екгоф, арендных в казну денег, в течении шес-ти лет с начала нынешнего года, не взыскивать, оставя сей доход в ея пользу; по прошествии же шестилетнего срока платеж помянутого дохо-да по прежнему возобновить; о чем правительствующий сенат не оставит куда следует дать надлежащие предписания.
       На подлинном подписано собственною е.и.в. рукою тако: "Александр".
       Присланная императрицей копия собственноручно скреплена императором так: "с подлинным верно: Александр. С.-Петербург, апреля 15-го дня 1802 г."
       Сообщение Веры Вас. Тимощук" (РС, 65, с.832).
       Вероятно, еще до отставки Пальменбах, во всяком случае не позднее 1802 г., преподаватель Смольного института М.Матинский издал свой учебник "География", посвященный его начальнице. В 1802 г. ей испол-нился 41 год. После отставки баронесса вела в Петербурге жизнь уеди-ненную и скромную, хотя имела значительные родственные связи. Принцы Бироны, герцогиня Саган и графиня Виельгорская, урожд. Бирон, бы-ли ее двоюродными братьями и сестрами, князь Белосельский-Белозерский и Е.М.Салтыкова также были с нею в родстве. Е.А.Пальменбах поль-зовалась большим уважением камер-фрейлины Е.И.Нелидовой и всех, знав-ших ее в Смольном монастыре. Она скончалась 23 июня 1832 года и по-хоронена на Смоленском кладбище близ старой церкви. На памятнике ее сделана следующая надпись:
       "Здесь покоится тело кавалерственной дамы Елизаветы Александ-ровны Пальменбах, урожденной баронессы Черкасовой, скончавшей-ся 23 июня 1832 года на 71 году от роду".
       Памятник этот находится в одной ограде с памятниками ее второй дочери баронессы А.Е.Бюлер, а также ее внучки баронессы Е.А.Бюлер и внука барона В.А.Бюлера. Сообщение Ф.А.Бюлера" (РС, 1890, 65, с.822).
       "По случаю празднования в 1864 году столетнего юбилея Смольного монастыря, Высочайше повелено было, между прочим, соседний с оным Тульский переулок переименовать в Пальменбахский (сенатский указ 12 августа  45 310), а правнучат Елизаветы Александровны Пальменбах, дочерей генерал-лейтенанта Л.П.Батюшкова, Софию и Александру, зачислить в Смольный монастырь пансионерками" (Бюлер, 1870, 86, с. 31).
      

    * * *

       Наиболее обстоятельным историческим исследованием о Смольном монас-тыре является сочинение Н.П.Черепнина "Императорское Воспитательное общество (Смольный институт) 1764-1914. Т. 1-3. СПб. - Петроград, 1914-1915. Однако рецензент 1-го тома Б.В.Нейман писал: "Г.Черепнину представился удобный и привлекательный случай проследить жиз-ненный путь сколько-нибудь замечательных смолянок. Сам же он, на стр. 286 вскользь говорит о Нелидовой, Алтыновой-Ржевской, Макскле, Черкасовой-Пальменбах, Рудановской (бывшей замужем за Родионовым) и т.д., но подразнив аппетит читателя, г. Черепнин дальше не пошел" (Нейман, с. 3). Из современных работ мы можем назвать книгу Альбины Даниловой "Благородные девицы. Воспитанницы Смольного монастыря", в кото-рой несколько страниц посвящены в гл. "Вечерний звон" Е.А.Пальменбах и другим начальницам Воспитательного общества (Данилова, с. 332-335). В книге воспроизведен много раз упоминавшийся портрет кисти Й.Ф.Дарбеса, копия с которого находилась в Смольном монастыре. Этот же портрет воспроизведен в собрании русских портретов 18-19 вв. великого князя Николая Михайловича и в "Знаменитых россиянах" (с. 243). Однако в сборнике "Блаженной памяти..." об этом же портрете сказано так: "Портрет исполнен с фотографии, воспроизведенной с живописного порт-рета работы Левицкого, оригинал которого принадлежит С.Л.Батюшковой, рож. Зубовой". Портрет выполнен в технике гравюры, автором которой является И.Матшин. В нем нет почти ни малейшего различия с портре-том Дарбеса. Прославленный русский портретист Д.Г.Левицкий (1735-1822) создал цикл парадных портретов воспитанниц-выпускниц Смольного мона-стыря в 1773-1776 годы, но среди них, естественно, нет портрета юной Е.Черкасовой. Не упоминается портрет баронессы и в более позднем творчестве живописца. Вероятно, произошла какая-то путаница, подоб-ная тем, с которыми нам уже приходилось встречаться, выискивая под-линные факты биографий представителей рода Черкасовых. Иметь портрет своей прабабушки кисти знаменитого Д.Левицкого было куда лестнее, чем признать, что это работа малоизвестного Й.Дарбеса, чью фамилию даже Ф.А.Бюлер не знал как верно написать. Конечно, нельзя исключ-ить и копирование. У Бюлера-то, кстати, и находился подлинник портрета Пальменбах, как и портрет П.А.Черкасова и другие портреты пред-ков: Черкасовых, Биронов, Бюлеров (Ровинский, 4, стб. 285).
       Мы пришли к выводу, что путаница произошла из-за полного сходства фамилий знаменитого художника Д.Г.Левицкого и фотографа второй половины 19 в. С.А.Левицкого, который, в частности, делал фотографию с портрета А.И.Черкасова. В упоминавшемся, сборнике писем Марии Федоровны в результате неудачно составленного предложения возник казус. А нужно было сказать: "Портрет исполнен с фотографии работы С.А.Левицкого, воспроизведенной с живописного портрета работы Й.Ф.Дарбеса, На портрете Е.А.Пальменбах немного похожа на деда И.А. и отца А.И.Че-ркасовых, но больше всего - на свою мать Е.И.Черкасову-Бирон, особе-нно удивительно выразительными глазами.
      

    * * *

       В заключение главы нам осталось запечатлеть тот факт, что со смер-тью А.П.Черкасова в 1844 г. пресеклось мужское поколение старшей ве-тви рода Черкасовых по прямой линии, идущей от барона И.А.Черкасова.

    Глава четвертая. Иван Иванович Черкасов.

       1. Служба в лейб-гвардии Преображенском полку и дворцовый переворот 29 июня 1762 года.

    * * *

       Третий сын барона И.А.Черкасова - Иван Иванович, как нам удалось установить (см. последнюю часть главы первой и первую часть главы второй), родился 5-го января 1735 г. Дату "5 янв." признают Б. Алексеевский (РБС, 22, с.173) и С. Любимов (Любимов, 1914, с.2). Од-нако совершенно неожиданно еще в одном энциклопедическом справочнике В.И.Федорченко мы обнаружили другую дату: 5 апреля (Федорченко, 2005, 2, с. 396). И, конечно, не углубляясь в источники, три названных ав-тора годом рождения И.И.Черкасова считают 1732 - год рождения его умершего брата Николая. Как и у всех Черкасовых, родившихся и живших в 18 в., ошибки в датах рождения и смерти сопровождали краткие био-графии Ивана Ивановича до конца 19 в. Мы думаем, что в новейшей по времени издания энциклопедии В.И.Федорченко допущена или случайная ошибка или опечатка, а что касается даты смерти четвертого барона Черкасова, то мы поясним возникновение неверной даты в соответству-ющим месте этой главы. Но сразу же следует указать на еще одну ошиб-ку у названного автора: Иван, якобы, родился "от брака Елизаветы Ни-колаевны Жеребцовой и Ивана Антоновича Черкасова" (Федорченко, 2005, 2, с. 396). Это уже явное искажение фактов: Е.Н.Жеребцова была женой самого младшего брата - пятого барона Петра Ивановича Черкасова, о котором речь впереди. Матерью же И.И.Черкасова, как и других брать-ев и сестер, была Е.И.Черкасова, урожд. Топильская. Кроме того, на тех же страницах упомянутых выше глав нам удалось установить даты обучения братьев за границей: 1753-1756 годы, т.к. по-прежнему с на-чала 20-го до начала 21 веков, в том числе и у Федорченко, утвержда-ется, что Кембриджский ун-тет братья закончили в 1752 г., хотя эта дата совершенно противоречит многим обстоятельствам как жизни братьев, так и всего семейства Черкасовых. Подтверждением именно этих дат обу-чения в Англии И.И.Черкасова является его персоналия в словаре "Рус-ское масонство. 1731-2000": 1752-1756 годы, причем последний год на-зван как год возвращения в Россию после прохождения курса навигации в Кембридже. (Серков, с. 871). Возможность отъезда братьев в тума-нный Альбион, мы тоже рассматривали во второй главе, поэтому не бу-дем возвращаться к этому. Нет слишком существенной разницы между 1752 или 1753 годами. Что касается других биографических сведений в сло-варе А.И.Серкова, то по количеству ошибок эту "масонскую справку" мо-жно считать рекордной для И.И.Черкасова: неверно указан год рождения (1732), его женой названа Е.Н.Жеребцова (везет этой женщине у наших современных историков: то ее называют матерью, то женой человека, ко-торому она была всего лишь невесткой), бездетный барон стал отцом многих детей: дочери Анны (в действительности его сестры), сына Ива-на (его племянника) и "сыновей", - видимо, автор больше не знал, кого назвать; неверно указана и дата смерти его отца (1752), - ин-тересно, как бы братья уехали в 1752 г. и безвыездно пять лет находились в Англии, не имея постоянной отцовской помощи? Однако вслед за Б.Алексеевским А.И.Серков прямо называет И.Черкасова писателем и переводчиком (Серков, с. 871).
      

    * * *

       После того, как мы сделали эти необходимые уточняющие напоминания, можно продолжить эту главу традиционной фразой: барон Иван Иванович Черкасов родился 5 января 1735 г. в г. Астрахани во время ссылки от-ца И.А.Черкасова. После возвращения семьи в С-Петербург он получил домашнее воспитание и образование (об эпизодах этого педагогическо-го процесса мы тоже упоминали в первой и второй главах), а затем вместе со старшим братом Александром, прапорщиком л.- г. Преображен-ского полка в отставке, в возрасте 18-19 лет был отправлен родителя-ми в Англию для обучения в Кембриджском университете. Неизвестно, бы-ло ли это предопределено заранее в России, но кроме гуманитарного курса наук, Иван Черкасов прослушал там же курс навигации. Если Алек-сандр интересовался естественными науками, в частности медициной, ис-ключительно добровольно из-за любознательности и потребности в само-образовании, то младший брат изучал специальную учебную дисциплину навигацких наук, что и определило его военную карьеру во второй по-ловине жизни. Россия имела достаточно возможностей для подготовки офицеров сухопутных военных сил, но обучение морских офицеров со вре-мен Петра Великого предпочитали осуществлять в странах с давними фло-тскими традициями, хотя уже действовал Морской шляхетский кадетский корпус, в котором готовили офицеров для императорского флота, кото-рый при Елизавете в отличие от времени ее отца имел второстепенное значение в Российских вооруженных силах. Если наше предположение о родстве А.Р. Гусь-Черкасова с корабельным мастером Мокеем Черкасовым верно, то обучение навигации третьего сына можно рассматривать как дань памяти предку, служившему России в морском деле.
       В 1752 г. в 17-летнем возрасте он был записан в лейб-гвардии Преображенский полк. 20 сентября 1756 г. после возвращения из Англии был произведен из полковых сержантов в прапорщики, что зафиксировано в списках офицеров полка под  2220 вслед за старшим братом А.И.Черкасовым (История, 4, с. 239). Как офицеру полка ему приходилось выпо-лнять личные поручения Елизаветы Петровны. Например, такое.
       В декабре 1759 г. И.И.Черкасов срочно поскакал в с. Гжатск Смоленс-кой губ. Прошел слух, что можайский помещик А.Д.Дедюлин убил двух дворян. А.Д.Дедюлин был известен императрице с 1751 г., когда на молодого офицера полиции обратил внимание Петербургский генерал-полицмейстер А.Д.Татищев. Он всячески привечал п/поручика, сделал его своим адъютантом, но, как оказалось, с целью выдать за него свою незаконнорожденную дочь Наталью: Татищев жил в гражданском браке с собственной крепостной Аграфеной Савиной. Дедюлин от такой чести отказался, и началась настоящая травля ни в чем не повинного молодого человека, в которой могущественный А.Д.Татищев не брезговал никакими средствами: от шантажа до угрозы наказания плетьми и заточением в тюрьму. В этом нелепом деле оказались замешаны многие, в том числе чиновник Карташов, племянник И.А.Черкасова. В конце концов, вынуждена была вмешаться императрица, но и после этого только летом 1759 г. судьбой Дедюлина заинтересовался Синод. Однако п/поручик еще в начале лета 1754 г. внезапно исчез, видимо, решив, что у чиновников и без него хватает дел. Он укрылся в родовых поместьях, где увлекся химией и даже отсылал на пробу результаты своих экспериментов А.П.Бестуже-ву-Рюмину, изобретателю знаменитых "бестужевских капель", М.В.Ломо-носову и А.И.Шлатеру. И вдруг такое известие о человеке, о котором при дворе почти забыли. Прапорщик И.И.Черкасов провел следствие и вы-яснил, что обвиняемый замучил насмерть двух крепостных слуг своего соседа. Тот по ошибке принял любимого холопа Дедюлина за беглого му-жика и под охраной своих дворовых отправил в город. Несчастных, тоже ни в чем не повинных людей, по дороге перехватили люди Дедюлина, и в присутствии господина расправились с ними. Хотя А.Дедю-лин отрицал собственное участие в преступлении, Тайная канцелярия признала его виновным в смерти двух крепостных. Но императрица поми-ловала старого знакомого (видимо, все-таки чувствовала угрызения совести за то, что вовремя не помогла офицеру) и 16 июня 1761 г. велела освободить подпоручика из-под ареста (Писаренко, с. 436-450, 802).
       В чине прапорщика барон И.Черкасов в 1761 г. жил в Москве. Со вступлением на престол Петра III с начала 1762 г. он числится во флоте. Новый император пожаловал его флигель-адъютантом и, таким образом, И.Черкасов стал офицером императорской свиты (РБС, 22, с. 173; Федорченко, 2005, 2, с. 356). Вероятно, новому императору не хватало морских офицеров свиты, а особо достойных в Кронштадте не было. Поэтому выбран был И.И.Черкасов, офицер гвардии, имевший прекрасное за-граничное образование, а главное, обучавшийся в Англии навигации. Быть флигель-адъютантом означало в будущем блестящую придворную карь-еру, быстрое продвижение в чинах и звание генерал-адъютанта свиты в итоге. Уже в этом же году Черкасов - штабс-капитан, хотя мы не мо-жем сказать, произвел ли Петр его в этот чин вне очереди, или же он успел за полгода все-таки побыть подпоручиком и поручиком Преображенского полка. Во всяком случае, к лету 1762 г., т. е. к моменту пере-ворота 29 июня Черкасов числится штабс-капитаном 1-й мушке-терской роты, капитаном которой был сам император. Но приближенность к новому государю, как оказалось, имела неприятные последствия, догадаться о которых в те отведенные ему несколько месяцев власти мо-гли очень не многие. В то время как А.И.Черкасов сближается с вели-кой княгиней и императрицей Екатериной Алексеевной и с братьями Ор-ловыми, готовившими переворот, И.И.Черкасов с преданностью служит человеку, чей земной срок жизни уже был исчислен.
       Это был не единственный пример двух братьев, принадлежащих к разным "партиям". Еще более яркий пример показало семейство Воронцовых. М.И. Воронцов, канцлер Петра III, не поддержал Екатерину и в 1763 г. ушел в отставку. А.Р.Воронцов стал полномочным посланником-министром в Англии и Голландии в 1762-1768 годах, а в 1773-1794 президентом Коммерц-коллегии. Его же брат С.Р.Воронцов (1744-1832), отец знамени-того М.С.Воронцова, оставался верен Петру III, о чем речь ниже. А их сестра, упоминавшаяся во второй главе Е.Р.Воронцова-Дашкова, вос-питывавшаяся в доме дяди М.И.Воронцова, оказалась одной из самых ак-тивных участниц переворота, возведшего на престол Екатерину II.
       Когда Петр III, направляясь из Ораниенбаума в Петергоф, в середине дня 28 июня узнал о начале событий, ради которых его супруга выеха-ла из Петергофа в С-Петербург, он заметался. Сначала он хотел защищаться в Ораниенбауме, затем решил плыть в Кронштадт. Во второй по-ловине дня он отправил в Кронштадт своего флигель-адъютанта Антона Девиера, - сына известного нам Э.Девиера, осужденного Меншиковым по делу П.Толстого - Э.Девиера. Флигель-адъютант должен был обеспечить поддержку этой гавани. Но Девиер вел себя так неудачно, что кронштадский комендант Нумерс арестовал его прежде, чем он успел сделать что-либо в пользу своего государя (Гельбиг, 1999, с. 65). А вскоре в Кронштадт прибыл Талызин, который действовал именем Екатерины. Пе-тр III ничего об этом не знал и в 10 часов вечера на галере и яхте со свитой отправился в морскую крепость. В свите находился и флигель-адъютант И.И.Черкасов. Граф Б.Миних, недавно возвращенный Петром III из ссылки, стремился помочь императору своими советами. В первом ча-су ночи галера и яхта приплыли в Кронштадт. Комендант крепости потре-бовал, чтобы корабли удалились под угрозой артиллерийского обстрела. Суда возвратились в Ораниенбаум, а 29 июня 1762 г. в 5 часов утра гусарский отряд под командованием поручика, Алексея Орлова за-нял Петергоф, и Петр III подписал в Ораниенбауме отречение, состав-ленное Г.Н.Тепловым. Вечером отрекшегося императора отвезли в Ропщу в загородный дворец, где через несколько дней в драке, спровоциро-ванной его победителями, он будет убит.
       В письме графа С.Р.Воронцова графу Ф.В.Ростопчину в 1796 г., являющемуся фактической автобиографической запиской, рассказывается как молодой Воронцов был арестован за отказ присягать Екатерине и посажен в крепость: он еще не знал о смерти Петра. Эта переписка на французском языке находится в "Бумагах графа Семена Романовича Воронцова, ч. 1" (АВ, 8, с. 7). В РА этот эпизод биографии Воронцова переведен так: "Тогда я узнал о подробностях события и о смерти государя. Я также узнал, что одинаковой со мной участи подверглись только секунд-майор Воейков, мой капитан Измайлов и Иван Иванович Черкасов, штабс-капитан 1-й мушкетерской роты, где сам император был капитаном" (РА, 1871, 1, с. 38).
       Много позднее об этих событиях скажет А.С.Пушкин в стихотворении "Моя родословная":
       - Мой дед, когда мятеж поднялся
       Средь петергофского двора,
       Как Миних, верен оставался
       Паденью третьего Петра.
       Попали в честь тогда Орловы,
       А дед мой в крепость, в карантин
       И присмирел наш род суровый,
       И я родился мещанин. -
       Дед, о котором упомянул А.С.Пушкин - Лев Александрович, отец его отца С.Л.Пушкина, тоже отказавшийся присягать Екатерине II. Поэтому Ф.А.Бюлер вполне обоснованно сказал об И.И.Черкасове строками стихотворения Пушкина:
       "Как Миних, верен оставался
       Паденью третьего Петра".
       Есть предание, что только в этом плавании из Ораниенбаума в Кронш-тадт и обратно, И.И.Черкасов и побывал в море, и потому, много позд-нее, получил прозвище "речной моряк" (РБС, 22, с. 173). Вот после столь удачного плавания он и угодил вместе со своими однополчанами "в крепость, в карантин" за верность свергнутому императору. Арест был недолгим, заключенным-преображенцам деваться было некуда, все они присягнули Екатерине, т.к. и присягать-то больше было некому, о Павле еще говорить было рано, а об Иване Антоновиче вовсе большинст-во знало очень мало. Но... И.И.Черкасов никогда не был близок ко дв-ору и не сделал блестящей карьеры, подобно своему отцу или старшему брату. Екатерина умела прощать своих врагов, особенно из рода Черка-совых. Она подсмеивалась над его дачей, одноэтажным деревянным домом, который Черкасов построил на петергофской дороге у самого проезда, отчего его постоянно заносило пылью. И.Черкасов назвал свою дачу "Моn repos" (мое отдохновение), а Екатерина переиначивала название на "Моn tourment" (мое мучение) (Бюлер, 1870, 86, с. 28).
       Однако же и в ее царствование И.И.Черкасов "происходил чинами", как говорили в то время, активно участвовал в общественной жизни столицы.
       15 января 1766 г. И.И.Черкасов находится в первом собрании для вы-боров выборщиков депутатов в Комиссию Уложения г. Петербурга от двух частей учреждений: Первая Адмиралтейская и московская части и Вторая Адмиралтейская часть. В 10 часов началось баллотирование с помощью шаров. Баллотировалось 19 человек. Среди многих знатных лиц (гр. А.Орлов, кн. Н.Голицын, кн. А.Вяземский и др.) барон И.Черкасов был баллотирован в число 18 избранных в поверенные для выбора головы и депутатов города Петербурга (РИО, 4, с. 224-225). В эти же дни был подготовлен "Наказ жителей г. С-Петербурга и С-Петербургской губернии", имевший 35 статей. Среди подписавших этот важнейший наказ жи-телей столицы значится: "Черкасов Иван, барон, лейб-гвардии Преобра-женского полка капитан" (РИО, 107, с. 226). Так как наказ был под-писан в 1766 году, то это дает нам право считать, что за четыре го-да И.И.Черкасов дослужился не только до чина капитан-поручика, но уже был капитаном. "Список г.г. генералов, штаб и обер-офицеров" сви-детельствует, что в 1771 году барон Черкасов Иван уволен в чине ка-питана, с производством в бригадиры (История, 4. с. 239). Бригадир - воинское звание среднее между полковником и генерал-майором, сущест-вовавшее в армии до конца 18 века. Новоиспеченному бригадиру было 36 лет.
      

    * * *

       И.И.Черкасов был женат на статс-даме княжне Елизавете Михайловне Белосельской-Белозерской (1742-1809). Е.М.Белосельская, как и две ее сестры Наталья Михайловна (1743-1819) и Евдокия Михайловна (1745-1824) были дочерьми князя М.А.Белосельского и его супруги княгини Н.Г.Белосельской, урожд. графиней Чернышевой. Первые две сестры состояли фрейлинами при Екатерине II (Фрейлины, 1871, 4, с. 383). Вторая сестра была в замужестве за бригадиром, бароном Строгановым. Единственный их сын барон А.С.Строганов (1771-1815), гофмаршал, женатый на княжне С.А.Урусовой, умер бездетным. Третья сестра вышла замуж за В.П.Салтыкова. В "Записках" С.А.Порошина (1711-1769) о вели-ком князе Павле Петровиче упоминается игра в карты - берлан. Среди ее участников автор называет Екатерину II, его высочество и Е.М.Чер-касову. В указателе имен это имя комментируется так: "неустановлен-ное лицо" (Порошин, Куракин, с. 335, 583). Но "лицо" легко установить: это Е.М. Белосельская, в результате брака с Черкасовым, ставшая баро-нессой Черкасовой. Опираясь на факты, приводимые С.А.Порошиным, мы мо-жем предположить, что их брак был заключен в конце 50-х - начале 60-х годов. Ветвь князей Белосельских имела родоначальником Меньшова Ивана Никифоровича. У сына его, стольника царицы Прасковьи Федоровны (жены Ивана V, соправителя Петра I) , - князя Андрея Ивановича, был сын, князь Михаил Андреевич, вице-адмирал, кавалер орденов Св.Алек-сандра Невского и Св.Анны (1702-1755); он был дважды женат, но потомство оставил только от второй жены - урожд. графини Наталии Григорь-евны Чернышевой (1711-1760). Первая жена его была бесплодна и умер-ла рано. Вторая жена подарила супругу трех сыновей: князей Андрея, Василия и Александра Михайловичей, и трех дочерей... Князь М.А.Белосельский в последние годы жизни был генерал-кригс-комиссаром флота, а до того пять лет был членом адмиралтейской коллегии, управляя ею. <...>. Прозвание "Белозерские" было прибавлено Павлом I, чтобы со-хранить этот угасающий род. Белосельским князем назывался Гаврила Федорович по владению волостью "Белое село" в Пошехонском уезде в 16 веке. Он был правнуком последнего князя удельного Юрия Васильевича Белозерского, внуком его второго сына Федора Романовича (Петров, 1991, 1, с. 224). Девиз герба князей Белосельских: "Долг воина - отвага" (Тройницкий, с. 19).
       Фамилия Белосельских встречается в переписке Екатерины II с А.И.Черкасовым. Например, в приписке к письму от 25 мая 1773 г. она добав-ляет: "Белосельский постоянно так смешит нас по вечерам, что чуть не приходится держаться за бока. Жаль, что вас нет с нами" (Бюлер, 1870, 91, с. 142). Бюлер же, комментируя письмо, приходит к выводу, что Екатерина имеет в виду не А.М.Белосельского, будущего президента Ака-демии художеств и обер-шенка, а, скорее, его старшего брата кн. Ан-дрея, камер-юнкера, потом камергера. Впоследствии он был посланником в Дрездене и мог находиться при дворе во время этой переписки. А.И. Черкасов, благодаря браку брата, состоял с Белосельскими на дружеской ноге и был с ними в самых теплых родственных отношениях.
       Е.М.Черкасова, урожден. Белосельская, судя по трем известным нам портретам, о которых речь впереди, не была особенной красавицей, хо-тя ее выразительные блестящие черные глаза могли быть очень привле-кательны. Фамильное предание представляет ее женщиной, никогда не изменявшей своему долгу. Она была очень умна, и, возможно, в этом заключается разгадка некоторого влияния, которое она оказывала на Г.А.Потемкина (РБС, 22, с. 167). Об этом свидетельствуют два пись-ма Е.М.Черкасовой, адресованные светлейшему князю в период его вели-чайшего могущества (1784-85 гг.). Эти письма - образец стиля, в ко-тором дамы высшего света обращались к вельможам ранга Потемкина: не-которая нежная фамильярность, которую Черкасова позволяет в письмах, называя его то "прекрасным своим херувимом", то "прелюбезным преми-лым и всемогущим своим князем, имеющим беспримерное сердце" (баро-нессе было уже 43 года), - то "батюшка умница моя", - говоря ему в письмах, как случится, поочередно и без разбора "ты" или "вы" (в таком же тоне разговаривала с Потемкиным Загряжская, по свидетельству А.С.Пушкина), упрекая его неисполнением обещаний и подкуривая ему в то же время фимиам лести. В письмах явно угадывается своеобразная имитация господствующего эпистолярного стиля, который корректируется скрытой иронией, но не настолько обидной для адресата, чтобы за-тмить главную цель писем, заключающуюся в том, чтобы Потемкин помог продвижению по службе ее родственников как по линии мужа, так и по линии своего кровного родства. Брак И.И. и Е.М. был бездетным, поэ-тому стареющая женщина все нерастраченные материнские инстинкты об-ратила на своих племянников. Среди современников и даже в поздней-ших источниках Е.М. Черкасову часто всерьез называли писательницей или "статс-дамой, занимавшейся литературой" (РБС, 22, с. 167), од-нако, литературные словари и энциклопедии о ней умалчивают, мало то-го, даты ее жизни часто путают с датами жизни ее сестры Евдокии Ми-хайловны: год ее рожд., 1745, приписывают Елизавете, вместо 1742 (этого не избежал даже Ф.Бюлер); датой же ее смерти называют дату смерти средней сестры Наталии: 1819 вместо 1809 (эту ошибку Ф.Бюлер, наоборот, заметил и исправил), хотя в собрании "Русских портретов..." великого князя Николая Михайловича она сохраняется до сих пор (Рус-ские портреты, 3, с. 52). Обоим супругам в этом смысле "повезло" одинаково: только в начале 21-го века мы смогли установить подлинные даты их жизней, на основании документов, ранее не замеченных истори-ками.
       Приводим тексты обоих писем, адресованных князю Потемкину с сохранением их своеобразной орфографии и стилистических оборотов. Первое из них послано из Нарвы (как там оказалась баронесса, не знаем), а вто-рое написано на той самой даче "Монрепо", над которой посмеивалась императрица. Дача существовала, примерно, до сер. 19 века.

    1.

       "Narva, 26 августа 1784 году.
       Воображаю как Вас удивит писмо из-Нарвы, но я прекрасный мой херувим (Г.А.Потемкину было 45 лет - Авт.) отовсюду тебе напоминаю, что мне прибыли что ты мая умница так милостиво приказал спросить у моево человека когда я еду вдеревню и приказал мне через нево сказать что хорошо де матушка, долголи мне терпеть всемогущий мой князь ты написал не терпение не есть добродетель, а теперь позволь сказать что неисполненное обещание не может быть добродетель; утешь меня калександрову дню он же имениник зделай чтоб я и мать твое имя до не-бес прославили попроси мой батюшка умница моя поприлежнее и утешь ме-ня. Ежели вы еще невидали человека вне себя от радости то погляди то-гда на нас ссестрицой и тебе ето удовольствие зделает и такое щастие особливая вкрасавицах что сам будешь удивлятца; а я знаю сколь оне вам приятны бывают; пожалоста душа моя утешь меня постарайся калександрову дню сию милость мне зделать чем навеки зделаешь щастливу ту которая нелицемерно и искрени почитает.
       Елизавета Б. Черкасова
       Его Светлости
       Милостивому Государю князю
       Григорию Александровичу
       Потемкину
       в С. Питербурхе."
       Письмо сложено вчетверо и на нем сохранились следы печати с гер-бом баронов Черкасовых.

    II.

       "Моn Repos, августа 3 дня 1785 году
       Батюшка прелюбезный мой князь так как я вас сама нигде просить слу-чаю не имею то через сие писмо осмеливаюсь вам рекомендовать племян-ника моего двуюродного секунд маера Хвастова, он был у покойного дядюшки Захара Григоровича флигиль адъютант, он было его обещал в ге-нерал адъютанты взять как скоро ваканцыя, но недожил до сего году, и так сей нещастный остался безовсякой протекции, которова вмилость вашу препоручаю прося зделать милость и допустить его до себя, и то велико, как для него, так для нещаснейшаго его отца от которова и пи-смо квам батюшка прилагаю, чтоб вы его узнали, я бы себя сачла за от-менную милость вашу ксебе мой всемогущий князь ежели бы его ксебе взять изволили вштат нынче буде есть у вас ваканция, а буде ее нет теперь, то хотя обещайте батюшка мне ету милость при первой генерале адъютанской вакансии зделать. Вы столко жалослевы и столко много де-лаете добра нещасным не ужли-ли етот бедной неумилосердит вашего безпримерного серца! Принцесса курляндская мая невеска просит чтоб я вам мой прекрасной князь припомнила о сыне ея что нонче выпущен из-кадетского корпуса, Петр Черкасов. И обкотором вы мне обещать изво-лили постаратца о пожаловании ево вгвардию офицером, у Демидова вдоме; незабудте батюшка князь ей сделать сию милость зашто вы ее обя-жите благодарностию вечною; о бароненке уж я вам поминать больше не смею видно что ето его нещастие ништо иное; внадежди астаюсь получить которое нибудь ис сей милости хотя адну вам преданная навсегда пре-милой мой князь
       всепокорнейшея услужница ваша
       Елизавета Б: Черкасова." (Бюлер, 1875, ДНР, 12, с. 378-379).
       Не помешает небольшой комментарий к письмам, во всяком случае, о ли-цах, нам известных, которых баронесса упоминает в письмах. Невестка, о которой Е.М. пишет во втором письме: жена А.И. Черкасова, жившего в Смоленской губ., Е.И.Черкасова, проживавшая в Лифляндии. Баронесса просит Потемкина об их сыне П.А.Черкасове (а ведь Потемкин очень не любил его отца). В обоих письмах упоминается другой ее племянник: Александр Строганов, сын второй сестры Наталии, которого автор пись-ма называет "бароненком", и которому светлейший князь почему-то не смог или не захотел помочь. Из второго письма видно, что баронесса встречалась с Потемкиным в доме своего родственника Демидова, женатого на баронессе Е.А.Строгановой, - в том самом доме на Мойке, который когда-то принадлежал Черкасовым (близ Синего моста).
       Чтобы завершить рассказ об этой, по-своему незаурядной женщине, приведем иконографические сведения о портретах супругов Черкасовых. Гра-вированный портрет И.И.Черкасова: овал в четырехугольнике, имеющий подпись "Барон Иван Иванович Черкасов, вице-адмирал" хранится в Эрмитаже. Акварельный портрет барона значился в каталоге выставки МВД под  614 (где он находится сейчас - неизвестно - Авт.). Самым ран-ним портретом Е.М. Черкасовой является парный портрет ее с сестрой Евдокией на полотне неизвестного художника, вошедший в соб-рание портретов великого князя Н.М. под  48. Обе сестры еще неза-мужние. Другой портрет-медальон Е.М.Черкасовой исполнен в технике гравюры, окаймленной девизом: "Родня родным и друг друзьям своим". Баронесса представлена в высокой напудренной прическе, с бриллиан-товым фрейлинским шифром Екатерины II на плече; внизу соединенные гербы Белосельских-Белозерских и Черкасовых. Автор работы неизвес-тен. Существует портрет, тоже гравированный, в овале, вписанном в четырехугольник, без подписи. Баронесса изображена по пояс в высокой прическе, автор неизвестен (Ровинский, 3, стб. 2109, 2111; 4, стб. 284-287).
       Последние сведения, которыми мы располагаем о баронессе Е.М.Черкасовой относятся ко времени начала правления Павла I. В перечне просьб и жалоб, обращенных к новому императору, завершенных его резолюцией, есть и такая: "Декабря 8. (1796). Елизавета, Баронесса Черкасова, получала отменные милости от императора Петра III, за то, что был муж ее под караулом при восшествии на престол императрицы Екатерины. Потом служил в адмиралтействе, и занимаясь службою, пренебрег своими делами, задолжал и принужден был продать 1000 душ и остался с 30. Она имеет 340 душ, доходом с которых и живут все в деревнях. Просит прибавить ей с семейством к производимому им пенсиону.
       Резолюция: "Производить пенсии 3000 руб." (Хмыров, 1881, ИВ, 4, с. 218). Пенсия И.И.Черкасову была увеличена 15 декабря 1796 г. Автором прошения к новому императору была, конечно, Е.М.Черкасова. Краткое резюме этого прошения представил Павлу I кто-то из статс-се-кретарей, сохранив основной смысл. При этом обнаружилась, что называется, "женская логика" просьбы баронессы: дескать, муж ее И.И.Черкасов потому был под караулом и в крепости, что прежний император Петр III осыпал своими милостями фрейлину, которой и было-то в 1762 году всего 20 лет. Словом, жена явилась причиной временной опалы му-жа из-за своей ревностной службы при дворе Петра III. Расчет был до-статочно психологически тонким: Павел награждал почти всех, кто мно-го лет назад оказывал какие-либо услуги его свергнутому отцу. Но, ду-маем, он все-таки кое-что знал и о тех, кто пытался спасти Петра III, рискуя своей жизнью, и сохранил ему верность до гибели последнего, в том числе и о штабс-капитане И.И.Черкасове, а не только о его статс-даме. Это прошение заставляет предположить, что брак их был заключен между зимой 1761 и летом 1762 гг. Кроме того, оно свидетельствует, что последние годы жизни супруги Черкасовы жили чрезмерно скромно: довольно большое их состояние почти растаяло. Можно верить на слово, что причиной этому была ревностная служба барона, но мож-но представить и другие причины, вполне характерные для рода Черкасовых. Других имен Черкасовых в списке награжденных и пожалованных в день коронации Павла I 5-го апреля 1797 г., составленного кн. Лобановым-Ростовцевым, нет, хотя упоминается вдова действительного тайного советника барона Ассенбурга, сподвижника А.И.Черкасова в 1773 году, которой дан "пенсион по 2000 руб. на год с дополнением вексель-ного курса" (Шильдер, с. 525). Впрочем, старших Черкасовых в жи-вых оставалось двое, а младшие, вроде баронессы Пальменбах, только начинали делать зрелую карьеру при дворе или на службе.
       Е.М.Черкасова скончалась в 1809 году.

       2. Флота Российского генерал-кригс-комиссар и вице-адмирал. Последние годы жизни.

    * * *

       Происхождение и родственные связи княжны, ставшей баронессой Черкасовой, девиз "родня родным и друг друзьям своим" позволяют предположить, что ее роль в будущей карьере мужа, ставшего морским офицером, была если не решающей, то значительной. У генерал-кригс-комиссара по флоту покойного князя М.А. Белосельского наверняка остались друзья-сослуживцы, которые могли помочь его дочери, точнее, ее мужу, вышед-шему в отставку бригадиром. Вряд ли случайно то обстоятельство, что И.И.Черкасов в дальнейшем занимал в адмиралтейств-коллегии те же должности, имел те же звания, что и его покойный тесть, которого он вообще вряд ли знал.
       22 февраля 1771 г., т.е. в год отставки из Преображенского полка, И.И.Черкасов был назначен служить в Адмиралтейство.
       Вот его послужной список в "Общем морском списке", напечатанном по распоряжению Морского министерства в 3-х частях:
       "Черкасов Иван Иванович, барон.
       1771, февраль 22. В звании бригадира назначен в обер-штерн-кригс-
    комиссары     флота.
       1772 г. декабрь 31. Назначен в генерал-кригс-комиссары.
       1777 г. Состоял членом адмиралтейской коллегии.
       1781 г. Января 15. Уволен в годовой отпуск.
       1782 г. июля 28. В звании генерал-казначея произведен в вице-адмиралы (в чинах гражданских вице-адмирал соответствовал тайному советнику - Авт.).
       1783 г. января 1. По прошению, уволен от службы с жалованием на смерть.
       1811 г. октябрь. Скончался.
      
       III. Адмиралтейские чины и лица, занимающие административные должности.
       Черкасов Иван, барон.
       Генерал-кригс-комиссары.
       Черкасов, барон Иван Иванович (1773-1777)" (Общий морской список, 2, с. 472-473; 3, с. 111, 119).
       Должность кригс-комиссара являлась инспекторской, аудиторской и ревизионной. Генерал-кригс-комиссар вместе с другими высокими чинами адмиралтейства мог проводить смотр эскадры или отдельных подразде-лений боевых кораблей, следить за расходованием денежных средств, по-лучаемых капитанами кораблей, разбираться в поступках капитанов и адмиралов, которые нарушали Морской устав и т.д. В свою очередь в его обязанности входило докладывать в адмиралтейств-коллегию обо всех нарушениях и принятых мерах.
       Как выглядела морская служба барона И.Черкасова? На основании извлечений из различных документов Адмиралтейств-коллегий, вахтенных журналов, императорских указов и т.п. можно составить общий краткий обзор его деятельности в Адмиралтействе с 1771 по 1783. Воспользуемся с этой целью "Материалами по истории Русского флота", собиравши-мися и составлявшимися Ф.Ф.Веселаго на протяжении нескольких лет.
       "Журнал адмиралтейств-коллегии. 1771 г.
       24 февраля ( 657). Во исполнение высочайшей конфирмации, последуемой на докладе коллегии об увольнении от службы обер-штерн-кригс-комиссара Голенищева-Кутузова, против имени которого на списке собст-венного Ея И.В. рукой написано тако: "А на место сего быть бригадиру барону Черкасову", ему барону И.Черкасову высочайшую милость объя-вить, где и поступать по регламентам и указам". <...>.
       10 марта ( 991). Слушали поданный от комиссарской экспедиции рапорт, коим во известие объявляет, что минувшего февраля в ту экспе-дицию вступил обер-штерн-кригс-комиссар барон Черкасов."

    "76. Извлечения из вахтенных журналов о плавании судов в кампанию 1773 г. (Шханечные журналы 1773 г.)

       А. Кронштадская эскадра.
       15 мая 1773 г. контр-адмирал В.Я.Чичагов поднял свой флаг на кораб-ле "Андрей Первозванный".
       3 июня. Эскадре производили депутатский смотр: генерал-интендант Назимов, генерал-кригс-комиссар барон Черкасов, контр-адмирал Чи-чагов, бригадир Шубин, капитан над портом Пущин и артиллерии советник Пасынков." (Этой эскадре предстояло приплыть в Средиземное море и действовать против турецкого флота, "делать неприятелю разо-рение и тревогу" у берегов Египта и Сирии. Русский флот осадил Бейрут и принудил его к сдаче - Авт.). <...>.
       "77. Выписка из журналов адмиралтейств-коллегии. 1773.
       2 января ( 4). Слушали высочайший указ о всемилостивейшем пожаловании капитана 1 ранга Василия Лупандина в бригадирский ранг.
       2 января (5). Слушали высочайший указ о всемилостивейшем пожаловании генерал-казначея Шестина в контр-адмиралы, обер-штерн-кригс-комиссара б. Черкасова в генерал-кригс-комиссары, генерал-интенданта Голенищева-Кутузова в генерал-казначеи, генерал-майора Назимова в генерал-интенданты. <...>.
       6 июня (2723). Слушали от прибывших из Кронштадта депутатов генерал-интенданта Назимова и генерал-кригс-комиссара барона Черкасова рапорт, коим объявляют, что в силе данных им от коллегии указов в бытности их в Кронштадте для отправления назначенной в нынешнюю кампа-нию Кронштадской эскадры под командой контр-адмирала Чичагова, на ре-йде сделав укомплектование и удовольствие оной 3-го числа сего июня и депутатский смотр при присутствии упомянутого командующего эскад-рой и прокурора оной коллегии, а также и прочих персон, по взятым от упомянутого командующего эскадрой именных с ведомостями, что чего отпущено, списком учинен."

    "Извлечения из шханечных журналов о плавании судов в кампанию 1774 г. Д. Отряды и суда, бывшие в отдельном плавании.

       Галеры "Ларга", "Измаил", "Фокшаны" и бригантина.
       11 июня 1774 г. Произвели отряду депутатский смотр член адмиралтейств-коллегии барон Черкасов, Назимов (гл. комендант галерного порта), капитан Палибин и артиллерии полковник Елагин. <...>.

     365. Высочайший указ адмиралтейств-коллегии, 1782 года июня 28.

       "Всемилостивейше пожаловали Мы вице-адмирала и генерал-казначея Ивана Голенищева-Кутузова в адмиралы; генерал-кригс-комиссара б. Черкасова, генерал-интенданта Михаила Рябинина и контр-адмирала, находящегося капитаном над портом Кронштадским Петра Пущина в вице-адми-ралы;"...
       5 апреля (2073) 1782 г. - журнал адмиралтейств-коллегии.
       Слушав рапорты бывшего в прошедшей кампании командующего третьей эскадрой флота капитана и бригадира Палибина и находящегося в его ко-манде на корабле "Дериев" флота капитана Макензия, коим на посланные к ним от коллегии указы, которыми по прописанным в ним обстоятельс-твам велено капитану Макензию подать ответ, для чего он отлучился от эскадры и пошел к английским портам, а не в Лиссабон, и будучи тамо, выгружал корабль, а бригадиру Палибину подать же рапорт, для чего им учиненного18 октября, будучи с эскадрой в море, о позыве капитанов на свой корабль сигнала в журнал не внесено, и ежели при том было какое положение или консилиум о возвращении эскадры в Лиссабон, в протокол того числа не записано, приказали: понеже по именному указу и гене-ральному регламенту дело вершить по большому числу голосов, и как выше значит, что из членов пять персон одного мнения, а только ад-мирал А.Н.Сенявин и вице-адмирал Чичагов с тем не соглашаясь дали напротив того свои мнения, и для того, в силу вышеупомянутого имен-ного указа и генерального регламента, поступить по мнению вице-президента графа Чернышева, вице-адмирала генерал-казначея Голенищева-Кутузова, генерал-кригс-комиссара барона Черкасова, контр-адмирала Борисова и генерал-интенданта Рябинина, т. е. призвав капитана Палибина, бывшего эскадры командира, прочтя сие определение, ему объя-вить, что как по сему происшествию, в котором коллегия видит непоря-док и несоблюдение должности, так и по некоторым другим случившимся во время его командования оною, то и не почитает чтоб с надеждой впредь эскадру вверить ему в команду было лично, почему должно ему, для лучшего к тому себя приобучению и впредь способности, быть у других под командою, а до тех пор и в кандидаты между такими представить не осмелится." <...>.

    1 "1.Высочайший указ адмиралтейств-коллегии 1783, 1 января.

       По прошению вице-адмирала и флотов наших генерал-кригс-комиссара барона Черкасова всемилостивейше увольняем его за болезнию от вся-ких дел, повелевая производить ему по смерть нынешнее его жалование" <...>.
       "14. Высочайший указ адмиралтейской коллегии , 1783 г. февраля 11.
       Прилагая при сем для сведения и надлежащего исполнения копию указа нашего, данного нашему действительному тайному советнику и генерал-прокурору кн. Вяземскому об отпуске с 1 января сего года на пенсии уволенным со службы флота капитанами генерал-майорского ранга Бешенцову и Коняеву, генерал-майору Тищевскому и вице-адмиралу б. Черкасо-ву по 5 460 рублей на год, покуда они за помещением прежде их уволе-нных могут и сами определены быть на вакансии в сумме для пенсии слу-живших в флоте нашем назначенной, повелеваем на остальную от сей сумму, поместить тех, коим по старшинству их оставки следует". <...>.

    "45. Выписка из журналов адмиралтейств-коллегии, 1783 года.

       2 января (63) 1783 г. Во исполнения Ея И. В. указа, данного в 1 день сего месяца об увольнении от всех дел вице-адмирала и генерал-кригс-комиссара барона Ивана Черкасова приказали: вице-адмиралу Чер-касову указ Ея И.В. объявить и из списков исключить, а должность генерал-кригс-комиссара поручить вице-адмиралу Клокачеву. <...>.
       (Материалы, 11, с. 702, 706; 12, с. 169, 183, 265, 664-665; 13, с. 1, 6, 24).
       За службу в Адмиралтействе И.И.Черкасов был награжден 22 сентября 1778 г. орденом Св. Анны 1 степени и с гордостью носил Голштинскую желтую ленту - в память приверженности к Петру III (Бантыш-Каменский Н., с. 190). Других наград он не имел.
      

    * * *

       Уйдя в отставку, И.И.Черкасов на какое-то время снова вернулся к общественной деятельности и был избран Ямбургским уездным предводителем дворянства С-Петербургской губ. (1784-1787). Г.Ямбург был ос-нован в 1384 г. как крепость Ям, сыгравшая свою роль в Ливонской войне при Иване Грозном. Во время Северной войны в 1707 г. крепость была переименована в Ямбург; статус уездного города приобрела в 1784 году в составе С.-Петербургской губ. При советской власти город был переименован в Кингисепп (1922). Петр I пожаловал И.А.Черкасову несколько мыз близ Ямбурга в Ингермоландии, которые перешли в наследство сыну И.Черкасову. Следовательно, он был первым уездным предводителем дворянства.
       Поиски духовного обновления, и, вероятно, какие-то другие неизвестные нам причины привели вице-адмирала в отставке в масонский орден. Можно предположить, что, став масоном, Иван Иванович как-то психоло-гически компенсировал свое скромное пребывание на службе Екатерины II, не отмеченное высокими наградами и милостями, хотя внешне он, конеч-но, достиг по тогдашним понятиям "золотой середины". В 70-80 годы масонство становится чрезвычайно модным среди образованной части об-щества, в том числе и России, благодаря своей корпоративности, таинственности, эзотеричности, интеллектуального мистицизма и объединяет людей самого противоположного толка, которые в масонских "мастер-ских" и ложах становились "братьями". Быть масоном означало принадлежать к особой благой духовной элите, которая много делала для того, чтобы "свои" не затерялись в общей массе. И.И.Черкасов состоял член-ом двух лож. В упоминавшемся выше словаре "Русское масонство" в 3-й части "Масонские мастерские" он назван членом ложи Золотого ключа в г. Перми. Присутствовал при инсталляции ложи как 2-й надзиратель с 29 июля 1783 г. Ложа была небольшая: Черкасов указан в ней последним 9-м членом. Инсталляция - процедура утверждения в должности в масон-ских мастерских. Любопытно, что в этой же ложе состоял Черкасов Лев Иванович (р. 1756), городничий в Верхотурье (Руммель, Голубцов, с., 243), но не барон, хотя вполне возможный родственник Черкасова со стороны отца. Путь от Ямбурга до Перми не близкий, а Черкасову бы-ло уже 48 лет, и только возможная какая-то степень родства с город-ничим повлияла на решение И.И.Черкасова преодолеть трудности дороги. Он был уже членом ложи Горуса - (Ора) барона Рейхеля в С.-Пе-тербурге. И, может быть, исполнял поручение этой многочисленной ма-сонской ложи, являясь ее представителем-надзирателем при оформлении ложи в Перми, т.е. его роль в масонстве была значительна (Серков, с. 871, 959, 963).
       Прекрасно владея языками, И.И. Черкасов занимался переводами и сотру-дничал в "Ежемесячных сочинениях". Были у него и самостоятельные со-чинения: в 1755 г. в Англии им была написана статья "О человеческом милосердии, оказуемом подлейшего рода к животным". Но самым капитальным трудом отставного вице-адмирала был перевод с французского 1-го тома книги "Всеобщая история о мореходстве, содержащая в себе нача-ло оного у всех народов, успехи, нынешнее состояние, и морские как древние, так и новейшие походы". Том первый содержит указание, что книга "переведена с французского языка переводчиком Иваном Черкасо-вым, и при отдании ее в учрежденный при Государственной коллегии Ко-митет издана под смотрением начальствующего оным. Печатано в типо-графии Морского шляхетского Кадетского корпуса , 1801 года" (Черка-сов И., с. 2-3). Первый том содержит в себе 295 страниц и начина-ется книгой "О мореходстве первых народов", т.е. первобытных "моря-ках" и заканчивается книгой седьмой "О мореходстве римлян" (Черка-сов, с. 294).
       В том, что перевод этой книги принадлежит И.И.Черкасову трудно сомневаться. В Российском флоте служили и другие Черкасовы, не бароны, но среди них не было ни одного Ивана. Помимо знания языка, нужно бы-ло обладать специфическими знаниями об истории навигации у разных, народов, а он еще в молодости изучал эту науку в Кембридже, и вряд ли не интересовался в течение своей морской службы всеми новыми со-чинениями о мореплавании. Возможно, что перевод книги о всемирном мо-реплавании он рассматривал как завершающий итог своей деятельности во флоте, а, может быть, и всей жизни. Но второй том был им или не завершен, или не вышел из печати.
       Перед смертью И.И.Черкасов, оставшись вдовым, жил в доме шурина князя А.М. Белосельского-Белозерского, президента Академии художе-ств. В этом доме около Аничкова моста он дожил до 75 лет, и до того впал в детство, что смешивал в одно блюдо весь приносимый ему обед и съедал его так (Бюлер, 1875, 12, с. 348). Вице-адмирал барон И.И. Черкасов скончался 29 октября 1811 года. Он похоронен на Лазаревском кладбище Александровской лавры недалеко от могилы своего отца (Саи-тов, с. 144). С его смертью пресеклась вторая ветвь рода баро-нов Черкасовых.
       Сравнивая биографии старшего брата, барона Александра и среднего, барона Ивана, разница в летах у которых составляла 7 лет, мы не мог-ли не обратить внимания на последовательно противоречивое несходство фактов их биографий и поступков. А.И.Черкасов поддерживает Орло-вых и Екатерину - И.И.Черкасов верен присяге Петру III. В результате А.Черкасов в милости у Екатерины II, вельможа и президент коллегии, а И.Черкасов, хоть и продвигается по службе, но не без помощи род-ственников жены, а, может быть, и брата. Звание вице-адмирала (тай-ного советника) он получает за полгода до своей полной отставки.
       А.Черкасов в неприязненных отношениях с Г.А. Потемкиным, которые при-вели к уходу со всех постов и разрыву отношений с императрицей. И.Черкасов, благодаря своей супруге Елизавете Михайловне, скорее всего, в полудружеских отношениях с всесильным фаворитом, хотя в 1784-1785 годах он уже в отставке. Наконец, И.Черкасов - член двух масонских лож, а А.Черкасов всегда чурался тайных организаций, какой бы хара-ктер они не носили.
       Но есть и сходство: оба доживают свой век в одиночестве, их хозяйс-тво расстроено, их жены обращаются за помощью к Екатерине II и ее сыну Павлу I, и получают ее.
       Легко предположить, что частое несовпадение действий и поступков братьев имеет несомненное психологическое объяснение. Вполне обоснованно можно думать, что Александр с его своеобразным характером ча-сто чрезмерно опекал младшего брата, подавлял его волю, особенно во время пребывания их в Англии. Как нередко бывает между старшими и младшими в семье, такая опека незаметно превращалась в форму "тира-нии", тем более что характер И.Черкасова был более простым: покла-дистым, не строптивым, способным перемогать все вспышки деспотизма старшего брата. Он был терпеливым человеком "золотой середины", но терпение часто может сопровождаться хорошей памятью на все обиды, причиненные в юности. Когда он стал полностью самостоятельным, офи-цером, флигель-адъютантом свиты, в нем заговорили, казалось бы дав-но забытые детские и юношеские воспоминания. Ранее заторможенные эмо-ции претерпели процесс "возвращения вытесненного", и И.Черкасов, мо-жет быть, сам не сознавая почему, все чаще занимает, те поз-иции и совершает те поступки, которые противоположны позициям и пос-тупкам старшего брата. Следует обратить внимание на то, что в Путятино, где находился его брат с 1778 г., И.Черкасов, его бывший подо-печный и воспитанник, ни разу не приезжал, даже после того, как ушел в отставку. Вероятно, к этому времени у И.И.Черкасова сложилось мне-ние, что старший брат в немилости, не у дел, ничем полезным послужить ему не может. И только его жена, баронесса Е.М.Черкасова пыталась добиться помощи от Потемкина для своего не кровного племянника, и он по ее протекции получил назначение на службу в гвардию. Словом, к кон-цу жизни братьев пути их разошлись, даже погребены они оказались в разных местах. Не могло быть связи и следующих поколений старших ве-твей Черкасовых, по той простой причине, что И.И.Черкасов не оставил после себя потомства. Преемственность сохранится в третьей линии Че-ркасовых, о которых мы расскажем в последующих главах.
      

    Глава пятая. Алексей Иванович Черкасов.

      
       1. П.И.Черкасов и его потомки.
      

    * * *

       О четвертом младшем сыне И.А.Черкасова, 5-м бароне Петре Ивановиче Черкасове, исторических сведений сохранилось меньше всего. Их даже нельзя назвать в полном смысле слова "историческими", т.к. они представляют собой всего лишь обрывочные случайные упоминания, реже - не-которые спорные предположения. Имя П.И.Черкасова если и можно обнаружить в исторических сочинениях и источниках, то не более как в примечаниях, или в контексте сообщений о других Черкасовых. Он упомянут в ЭСБЭ, т. 76. В "Родословных" его имя называют П.Долгоруков и С.Любимов, но не приводят даже дат его жизни (Долгоруков, 1855, 3, с.43; Любимов, 1914, с. 2). В РБС его персоналия отсутствует, как отсутствует она и в современных справочных изданиях. В.И. Федорченко лишь упоминает его имя среди других детей И.А.Черкасова (Федорченко, 2003, 2, с.518).
       Скудность источников имеет объективные причины: в отличие от своих старших братьев П.И.Черкасов вел жизнь сельского уездного помещика и был да-лек от многих событий в столицах и при дворе, в которых участвова-ли Александр и Иван. Поэтому он не имел ни заметной службы, ни гром-кого имени, ни наград, но это избавляло его и от участия в придворных интригах, от неизбежности выбора быть на чьей-то стороне, но и позволяло сохранять свою дворянскую независимость, доходящую иногда до произвола. В кругу местного дворянства он довольствовался репутацией чудака и "странного человека". Последнее, вероятно, сближало характеры Петра и Александра, которого, напомним, "странным человеком" называла са-ма Екатерина II.
       Первое и единственное упоминание о П.И.Черкасове в мемуарной литературе мы находим в известнейших "Записках..." А.Т.Болотова как раз в контексте вышесказанного: рассказывая о своем решенном деле в суде по поводу крепостной дачи в сельце Болотовка, А.Т.Болотов пишет, что первый член суда русский немец барон Василий Иванович Дельвиг "вышедши к нам, сказал: "решено!" Сего одного слова довольно было к то-му, чтобы обрадовать нас до чрезвычайности... К вящему удовольствию моему, зазвал меня барон (Дельвиг) к себе обедать, у которого нашел я весьма странного богача, барона Петра Ивановича Черкасова, удивив-шего меня своим особым характером" (Болотов, 4, с. 412). Событие, о котором рассказывает Болотов, относится к 1788 г., а запись о нем сделана автором 30 декабря 1810 г. Дату рождения П.И.Черкасова мы знаем точно из "скаски" его отца: 1736 год (Гербовед, с. 56). Следовательно, А.Т.Болотов видел его в возрасте 52 лет. Датой его смерти мы можем предположительно считать первое десятилетие 19 ве-ка, во всяком случае до 22 июня 1815 г., т.к. в это время родовой вотчиной младшей ветви баронов Черкасовых владел уже его сын И.П.Черкасов (Иезуитова, с. 107). Большую часть жизни пятый барон Черкасов провел именно в этом имении: с. Володьково, Белевского уезда, Тульской губ., где и был похоронен. Он не получил такого блестяще-го образования и воспитания, как его братья, и всегда сожалел об этом. Скучая на закате своих дней, П.И.Черкасов, по преданию, часто твердил: "Вот я прожил целый век, не так как человек!" (Бюлер, 1870, 86, с. 23).
       Тот же всезнающий Ф.А.Бюлер, как мы уже упоминали, утверждал, что таким незаметным провинциальным образом жизни младший сын был обязан своей матери, которая умолила отца оставить его при ней. И все же, имеются сведения, что он служил несколько лет в лейб-гвардии Конном полку. В "Двух эпизодах..." Ф. Бюлер пишет, что этот факт не подтвер-ждается списком офицеров этого полка в IV томе "Истории лейб-гвардии Конного полка" И.В.Анненкова, в котором нет ни одного барона Черка-сова. Однако в примечаниях к очерку об императрице Марии Федоровне он же пишет без тени сомнения: "барон Петр Иванович, который служил в молодости своей в Конном полку и женат был сперва на Жеребцовой, а потом на Кожиной" (Блаженной памяти, с. 819). Временной промежу-ток между очерками - 1870 и 1890 - составляет двадцать лет. Возмож-но, что главный архивист России за эти годы обнаружил факты, подтве-рждающие то, в чем он ранее сомневался, но не стал посвящать в них читателя. Бюлер допустил другую оплошность, "женив" П.И.Черкасова еще раз на М.А.Кожиной, которая была моложе его почти на 30 лет. Она действительно была 1-й женой, но не отца П.И., а его сына И.П.Черка-сова. А П.И.Черкасов с конца 50-х гг. 18 в. был единожды женат на Елизавете Николаевне Жеребцовой, от которой имел двоих детей: сына Ивана и дочь Анну-Прасковью, вышедшую замуж за Петра Астафьева (Любимов, 1914, с. 2). Род Жеребцовых, старинный и многочисленный, часто упоминается в родословных (Руммель, Голубцов, 1 , с. 331, 418, 439, 449, 497; Лобанов-Ростовский, 1, с. 168, 299, 323, 181). Жеребцовы внесены в Родословную книгу Московского дворянства, ч. VI (Московское дворянство, VI, с. 168) и в Родословную книгу Тульс-кого дворянства, ч. V, 1833 (Дворянское сословие, 1, с. 79). В "Указателе к Родословцу" Жеребцовы упоминаются в т. 3 (Родословец, с. 36, 67, 107, 309, 400, 773). Один из старейших представителей ро-да действительный тайный советник, сенатор, кавалер орденов св. Але-ксандра Невского и Св. Анны Алексей Григорьевич Жеребцов был похоро-нен на Лазаревском кладбище Александроневской лавры недалеко от мо-гилы И.А. Черкасова в 1777 г. (Саитов, с. 50). Его сын камергер А.А.Жеребцов имел дочь Елизавету Александровну Жеребцову, племянни-цу светлейшего князя П.А.Зубова, которая вышла замуж за героя Отече-ственной войны 1812 г. генерала от кавалерии Н.М.Бороздина (1777-1830), и таким образом, младшая ветвь баронов Черкасовых будет находиться в отдаленном родстве с прославленным генералом и его потомством, что найдет отражение в нашем дальнейшем повествовании. Словом, с мужчинами и женщинами семейства Жеребцовых охотно вступали в брак представители многих известных дворянских родов.
       Вряд ли можно согласиться с сентиментальным утверждением Ф.Бюлера, что мать умолила отца оставить сына Петра при себе. Во всем, что ка-салось службы, до сер. 18 века сыновьями распоряжалось государство, точнее, монарх, нежели их родители. Но младших сыновей действитель-но иногда в виде исключения отпускали со службы для управления родо-вым поместьем после смерти отца. У Черкасовых это могло произойти в 1758 г. после смерти И.А.Черкасова. П.И.Черкасову в этом году испол-нилось 22 года. Но еще вероятнее, что он оставил службу и уже око-нчательно, в 1762 г., когда в короткое царствование Петра III 18 фе-враля 1762 г. был издан "Манифест о вольности дворянства" ("О даро-вании вольности и свободы всему российскому дворянству"). По этому закону все дворяне освобождались от обязательной гражданской и воен-ной службы, состоявшие на государственной службе могли выходить в от-ставку. Дворяне могли беспрепятственно выезжать за границу, но по требованию правительства возвращаться в Россию. Во время войны долж-ны были служить в армии. "Манифест" предоставлял помещикам больше возможностей для занятий своим хозяйством, что было важным для моло-дого П.И.Черкасова, получившего в результате раздела наследственного имущества отца имения в Тульской и Тамбовской губ. (Козловский уезд). Одно из них: с. Володьково и стало его родовым поместьем. Вероятно, не случайно из троих братьев Черкасовых только П.И.Черкасов сохранил свои владения не только не оскудевшими, но и значительно расши-ренными, которые в качестве наследства перешли в руки его многочис-ленного потомства. Его супруге не понадобилось обращаться со слезн-ым прошением к императорской власти, как это сделали и Е.И.Черкасова и Е.М.Черкасова, - жены его старших братьев.
       Еще более значимой для дворянского сословия, чем "Манифест" 1762 г. стала "Жалованная грамота дворянству" 1785 года ("Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства"). Этим законодательным актом от 21 апреля Екатерина II окончательно ук-репила свод дворянских привилегий. Дворянство резко отделялось от других сословий, подтверждалась свобода дворян от обязательной служ-бы, от уплаты податей, их нельзя было подвергнуть телесному наказа-нию, судить их мог только дворянский суд. Дворянство получило право на самоуправление, составило "дворянское общество", органом которо-го являлось дворянское собрание, созываемое раз в три года в губер-нии и уезде, избиравшее губернских и уездных предводителей дворянс-тва, судебных заседателей и капитан-исправников, возглавлявших уездную администрацию. "Жалованная грамота" содействовала большей кон-солидации дворянства. Многие из потомков П.И.Черкасова в будущем окажутся неоднократно избранными предводителями дворянства в Белевском уезде Тульской губ.
       Очерк жизни младшего сына Черкасовых является вынужденно скудным из-за отсутствия документированных источников. Мы даже не можем дать описание хотя бы одного его портрета, так как среди доступных нам иконографических материалов такого портрета не значится. И, тем не менее, П.И.Черкасову принадлежит ключевая роль во всей последующей истории рода Черкасовых. Эта роль имеет две ипостаси. Первая из них сугубо исторична, реальна и абсолютно истинна: от Петра Ивановича происходят все последующие бароны Черкасовы в мужском потомстве. По-сле смерти А.П.Черкасова в 1844 г. пресеклась мужская линия старшей ветви рода Черкасовых. И только дети и внуки П.И.Черкасова и их по-томки продолжили этот старейший российский баронский род, существую-щий и поныне по прямой мужской линии. Он продолжается и по несколь-ким женским линиям, к одной из которых и принадлежат авторы. На ос-новании "Дворянского законодательства Российской империи" некоторые из этих линий могли бы претендовать на восстановление баронского ти-тула и фамилии "Черкасовы". Однако для этого, прежде всего, следовало бы восстановить Российскую империю, что, как будто бы в ближайшие отмеренные сроки не предвидится.
       Вторая ипостась роли П.И.Черкасова в отличие от первой имеет негативный характер. Ее место - среди тех семейных преданий, которые мы время от времени вспоминаем, ибо без таких преданий невозможно представить ни одну из семейных саг, особенно если речь идет о жизни нескольких поколений. В отличие от прежних безобидных и, в сущности, исторических преданий, это является зловещим и роковым для последу-ющих поколений Черкасовых. Его можно отнести к разряду предсказаний, мистического возмездия, родового проклятия, магического оккультиз-ма, - куда угодно. В то же время это не некий родовой "скелет в шка-фу", так как никто его не скрывал, да и скрыть его было бы невозмож-но. Речь идет о проклятии, которое обрушилось на голову П.И.Черкасо-ва и его потомков, видимо, на рубеже 18-19 веков. Передаваемая из по-коления в поколение эта легенда-быль выглядит приблизительно так (во всяком случае, именно таким повествованием она запомнилась старшему из авторов, слышавшему ее от бабушки В.А.Добровой, урожден. Черкасо-вой (1870-1956) более 50 лет тому назад. А еще позднее, почти без из-менений, автор слышал эту мрачную историю от своей матери Н.Д.Корнющенко, урожден. Добровой (1906-1979).
       А.Т.Болотов не случайно упомянул о странностях богатого барина, удивившего его своим характером. Но в чем заключались его странности и причуды, он не сказал. Одна из этих странностей и стала почвой для родового предания. Богатый помещик, барон П.И.Черкасов имел близ Володькова небогатого соседа-помещика, с которым долго состоял в друж-бе, но потом из-за какого-то пустяка они сильно рассорились. Повли-яла ли на соседа эта ссора, или это было печальным совпадением, но только очень скоро он тяжело заболел и вскоре скончался. Его похоро-нили на сельском кладбище, т.к. средств на погребение у стен, или в самой церкви вдова не имела. И вот через несколько недель П.И. Черкасов, обуреваемый какой-то дикой прихотью, явно превосходившей его обычные странности-выходки, приказывает своим дворовым людям не-что кощунственное: снять с могилы своего бывшего друга-врага надгро-бную плиту, привезти ее к парадному входу своего господского дома и положить перед крыльцом так, чтобы каждый входящий в дом попирал ее ногами. Что это было: перешедшая все границы христианской нравст-венности шутка-месть человеку, уже не способному отстоять свою честь, или временное помрачение разума, - трудно сказать. Пришедшего усове-стить его местного священника, барон с позором прогнал. И тогда пе-ред домом появилась вдова покойного, убитая горем и униженная надру-гательством над могилой мужа. Что говорил этой женщине П.И.Черкасов, мы не знаем, предание об этом умалчивает. А вот что сказала она, за-помнилось и передалось потомкам на два будущих столетия: "Да будешь ты отныне проклят, и будут прокляты все твои потомки до седьмого ко-лена!" То есть, если учесть, что П.И.Черкасов представлял третье поколение рода, то проклятие, помимо него, обрушивалось на головы поколений от четвертого до десятого, на котором оно должно было завершиться и потерять свою силу. В завершение этого драматического эпизода в некоторых вариантах сообщалось, что Черкасов внял этому проклятию и приказал вернуть на могилу надгробную плиту, и проклятие несколько ослабло и действовало выборочно; в других вариантах, нао-борот, утверждалось, что он только посмеялся над вдовой, оставив все, как было, и проклятие ужесточилось особенно в последних поколениях, и особенно плохо придется тем, кто будет завершать десятое поколение.
       Эту мрачную историю как будто бы взял для сюжетной завязки своей повести "Дубровский" А.С.Пушкин. Естественно, он не мог упомянуть о намогильной плите, т.к. цензура мгновенно запретила бы повесть. По-этому и в роли мстителя оказалась не вдова покойного, а его сын, и мистический аспект уступил любовно-романтическому. Самое же надежное доказательство этого полулегендарного события заключается в том, что в каждом последующем поколении баронов Черкасовых так или иначе это проклятие требовало жертв, и на протяжении двух веков эти жертвы при-носились как дань за безумную выходку прародителя всех последующих Черкасовых. "Боги жаждали...". И не только Черкасовых: несчастия и беды обрушивались также на тех, кто являлся потомками Черкасовых по женской линии, на тех, кто выходил замуж или женился на Черкасовых или их потомках по боковой линии. Люди носили другие фамилии, но про-клятие не миновывало таких, в ком текла кровь Черкасовых, или тех, кто породнился с ними. Чаще всего это проклятие свершалось во вне-запной, нередко насильственной, смерти, или в неизлечимой болезни, или непонятно как исковерканной судьбе детей, которым приходилось уже в молодости расплачиваться за грехи прадеда, а их родителям ис-пытывать страдания и мучительно гадать, за что их наказал Бог.
       И чем дальше от времени проклятия находились поколения, тем чаще и в более тяжкой форме оно свершалось. Особенно трагичной была судьба баронов Черкасовых и кровно связанных с ними родов в восьмом, девя-том и десятом поколениях - завершающих. Такие родовые проклятия не являются новостью ни для зарубежной, ни для русской дворянской культурно-исторической ментальности. Особенностью проклятия, нало-женного на Черкасовых в конце 18 века, было то, что оно как будто напророчило весь трагизм и ужас российского 20-го века - с его нача-ла и до окончания: ведь именно в 20 веке протекала жизнь последних трех поколений, хотя десятое поколение еще далеко до завершения жиз-ненного пути и находится в расцвете жизненных сил. Но именно в девя-том и десятом поколениях больше всего потерь и изломанных судеб, хо-тя в массе своей оно родилось в более спокойное время второй полови-ны 20-го века. В составленной нами "Родословной поколенной росписи баронского рода Черкасовых", значительно расширенной и уточненной за прошедшие 90 лет, охватывающей период со второй пол. 17 века до начала 21 века, путем простой выборки имен можно составить краткий мартиролог: 1) в 19-20 вв. лиц умерших в младенчестве, отрочестве и девичестве - 10 человек; 2) умерших в результате насильственной смерти - 8 человек; 3) лиц мужского пола, со смертью которых обры-валась одна из прямых линий младшей ветви рода баронов Черкасовых - 9 человек.
       Одним из первых, по кому ударило проклятие вдовы, был человек, чьим именем названа пятая глава: декабрист Алексей Иванович Черкасов, ро-дной внук П.И.Черкасова.
      

    * * *

       Сын П.И.Черкасова, седьмой барон Иван Петрович, родился около 1761 года (Декабристы, с. 194). О его службе в лейб-гвардии Конном полку известно лишь то, что в V части Родословной книги московского дворя-нства названы его патенты на чины подпоручика и поручика, его про-изводство в капитаны и указ об отставке 1787 г. в звании секунд-май-ора (Московское дворянство, с. 607). До отставки он был адъютантом генерал-губернатора Москвы: генерал-поручика кн. А.А.Прозоровского. Не часто встречающееся воинское звание "секунд-майор" появилось в 1731 г., когда чин майора армии (кроме артиллерии и инженерных войск) был разделен на две степени: премьер-майор и секунд-майор. В табели о рангах обе степени соответствовали восьмому классу и соответство-вали во флоте званию капитана III ранга, а на гражданской службе - коллежскому асессору (СИЭ, 16, стб. 53-54). В 1748 г. на основании записки Елизаветы Петровны к И.А.Черкасову, которую мы цитировали в первой главе, был издан указ Сената, по которому чин майора должен был быть разделен на две степени и в гвардии. В связи с этим в зако-не говорилось: "Поскольку в табели о рангах 1722 года секунд-майора не положено, то в гвардии класс штаб-офицеров переменить и считать: полковника - с генерал-поручиком, подполковника - с генерал-майором; премьер-майора - с бригадиром, секунд-майора - с полковником". Сле-довательно, не только для майорских чинов отводилось два класса, но и все штаб-офицерские чины гвардии получали преимущество по сравнению с армией в три класса. Закон же 1767 г. указывал (в частном случае) на один класс для двух майорских чинов: "Премьер и секунд- майорами Сухопутного шляхетского корпуса быть как инженерные майоры в ранге подполковника" (Шепелев, 1991, с. 81). Звание секунд-майора просуществовало до 1797 г. Следовательно, офицер лейб-гвардии Конно-го полка И.П.Черкасов в отставке мог считать себя полковником. На гражданской службе И.П.Черкасов дослужился до класса действительного статского советника, что соответствовало званию армейского генерал-майора. Кстати, найденные нами сведения о его службе в Конном полку, опровергают точку зрения Ф.Бюлера, приведенную нами в начале пятой главы: опираясь на "Историю лейб-гвардии Конного полка" И.В.Анненко-ва, он утверждал, что в этом полку ни один из баронов Черкасовых не служил. Оказывается, все-таки служили и сын и отец Черкасовы, что бы-ло как раз частым свидетельством преемственности поколений столбово-го дворянства.
       Вероятно, в начале 90-х годов 18 века Иван Петрович женился на Марии Алексеевне Кожиной (ок. 1765 - ок. 1820). Даты жизни первой супруги И.П.Черкасова названы приблизительно, т.к. сведений о ней очень мало. Некоторые родословные источники ошибочно называют ее Екатериной Алексеевной, а ранее мы видели, что и мужа ей приписывали другого. Даже такие авторитетные источники как "Декабристы ..." и С.Любимов "Родословия..." расходятся в именовании ее отчества: Алексеевна - Алекса-ндровна. Мы остановились на первом, т.к. оно приведено в строго документированном источнике, на основании следствия над ее сыном А.И.Черкасовым (Декабристы, с. 194). Род Кожиных значится в VI части Родословной книги московского дворянства и упоминается в "Родословце" дворянского сословия Тульской губ. (Родословец, с. 11, 12, 46, 68, 293), где соседствует с родом Черкасовых (Родословец, с. 43, 44, 52, 55). "Кожины происходят от Юрия Бахты-Франц (по семейному пре-данию - Фаренсбах, потомок древнего германского рода) "муж честен", посол Великого князя Литовского Витовта к Великому князю Василию Дмитриевичу (Василию I); был задержан в Москве по поводу занятия лифляндскими рыцарями, союзниками Витовта, русских крепостей. Пос-ланный Великим князем в Швецию для набора конного полка против та-тарского хана Эдигея, вернулся в Москву, удачно исполнив возложен-ное на него поручение (1407); принял святое крещение с именем "Ана-ния" (Руммель, Голубцов, 1, с. 377). М.А.Кожина была дочерью Але-ксея Никитовича Кожина (1737 - после 1807) - тайного советника и се-натора, президента камер-коллегии до 1799 года; ее матерью была Ма-рия Дмитриевна, урожд. Философова (ум. до 1799) (Руммель, Голуб-цов, 1, с. 384-385, 387). В первом браке родилось пятеро детей: Петр, Алексей, Софья, Варвара, Екатерина. Оба сына были замешаны в деятельности декабристских обществ.
       После смерти долго и тяжело болевшей М.А.Черкасовой, И.П. женится вторично 20 июля 1820 г. на Пелагее Андреевне Полонской. Во втором браке родилось шестеро детей. Род Полонских занесен в часть V Родо-словной книги Тульского дворянства. В "Родословце" Полонские упоми-наются часто (Родословец, с. 19, 45, 81, 115, 149, 197, 640), од-нако происхождение рода точно установить не удалось. Есть предположение, что П.А.Полонская принадлежала к тому же роду, что и известный русский поэт Я.П.Полонский. В воспоминаниях "Старина и мое детство" он рассказывал о своей бабке и ее детях: "Умскую звали Александрой Богдановной (это не значит, что отец ее был Богдан, т.к. она была побочной дочерью графа Алексея Григорьевича Разумовского ) (усечение в первой части фамилии отца - обычное явление для незаконнорожденных детей известных вельмож - Авт.). 11 или 12-ти лет вышла она замуж за Якова Осиповича Кафтырева, рязанского помещика, родного племянника генерал-аншефа Петра Олица. Ее брат занял у нее 100 тысяч с тем, чтобы завещать ей состояние. Состояние оттягал племянник Ф.М.Турге-нев. Из 18 человек детей Умской остались живы сыновья Дмит-рий и Александр Яковлевичи и пять дочерей: Вера, Анна, Наталья, Евлампия и Ольга. Наталья вышла замуж за моего отца П.Г.Полонского... За-ключаю из герба нашего, что предки моего деда были поляками. Отец ро-дился в Малороссии в конце 18 века, был отставной казацкий капитан и обитал в собственной хате в гор. Нежине. Его признали рязанским дворянином (бумага от Рязанского дворянского депутатского собрания в 1834, августа 24)" (Полонский, РВ, 1890, 206, с. 120-121). Возмо-жно, П.А.Полонская принадлежала к тому же роду, что и П.Г.Полонский? Но очень многое свидетельствует о том, что эта версия маловероятна. Еще до ухода в отставку И.П.Черкасов, как и его дядя вице-адмирал, и приблизительно в то же время, только в гораздо более молодом возра-сте, становится масоном. "Словарь русского масонства" дает вполне точную биографическую справку о нем, дополнительную библиог-рафию. Он вступил в "Ложу Девкалиона", основанную в Москве 20 октября 1782 года. Являлся членом ложи. В Москве же и в С-Петербурге дей-ствовала масонская мастерская "Члены теоретического градуса и внут-реннего розенкрейцерского ордена". Заседания мастерской проводились с начала 1782 года. Директория теоретического градуса учреждена 30 апреля 1784 года. И.П.Черкасов был членом теоретической степени в Москве, работал под руководством главного надзирателя Семена Ивановича Гамалеи (1743-1822), одного из ведущих русских масонов, близ-кого друга Е.И.Новикова, члена Директории. Он изображен в романе Л.Н.Толстого "Война и мир" как масонский мастер и наставник Пьера Безухова (Серков, с. 871, 952, 957).
       Принадлежность к масонству определила и будущий круг знакомств и общения отставного секунд-майора. Нельзя исключить и отцовского влияния на мировоззрение сына Алексея. В воспоминаниях декабриста, которыми он делился с А.Бороздиным, его система ценностей в юности очень близка к тем теоретическим выкладкам, которыми опериро-вали масоны. Как известно, многие из декабристов или являлись члена-ми масонских лож, или испытывали притяжение к общечеловеческим про-блемам и целям, которые ставили перед своими посвященными в дела ор-дена мастера лож.
       Находясь в отставке и занимаясь воспитанием детей, И.П.Черкасов состоял в дружеских отношениях с творческой литературной элитой на-чала 19 века. Среди его добрых знакомых мы видим В.А.Жуковского, ста-рших Киреевских, Плещеевых, Д.А.Кавелина, отца будущего известного мыслителя и либерального деятеля К.Д.Кавелина. Вот что сообщает в ма-териалах о неизданной переписке В.А.Жуковского Р.В.Иезуитова: "Под-линным культом дружеского и литературного письма отмечено окружение Жуковского в пору становления и расцвета его творческой деятельности, приходившихся на первую четверть 19 века. В рамках этого периода во-зникает несколько своеобразных эпистолярных "эпицентров", давших но-вые жанровые разновидности письма.
       В самом начале 1800-х годов - это кружок братьев Андрея и Александ-ра Тургеневых, ставший основой Дружеского литературного общества. Для писем участников этого общества характерны сентиментальная окрашенность, экзальтированность в проявлении чувств, исповедальность тона, постоянная устремленность к нравственному самоусовершенствованию.
       Вместо распавшегося к середине 1800-х годов этого дружеского союза образуется новый культурный очаг, центром и душою которого станови-тся уже сам Жуковский, а его адресатами и корреспондентами - ближай-шие родственники и друзья, владельцы нескольких родовых помещичьих гнезд в Тульской и Орловской губерниях" (Иезуитова, с. 81). В при-мечании к последней строке автор публикации поясняет: "Назовем Муратово - имение Е.А.Протасовой, Долбино - имение А.П. и В.И.Киреевских, Чернь - имение А.А.Плещеева и усадьбу Володьково в Белевском уезде, принадлежавшую барону И.П.Черкасову" (Иезуитова, с. 81). Город Бе-лёв впервые упоминается в летописи под 1147 г., т.е. он ровесник Москвы. В конце 14-го века в результате раздела Новосильского княже-ства был центром удельного Белёвского княжества. С 1407 г. княжест-во находилось в составе Великого княжества Литовского, но в 1490 г. перешло под власть московского великого князя Ивана III. Иван IV в 1558 г. ликвидировал этот удел. В 16-начале 20 веков Белёв - уездный город Тульской губ. Связь В.А.Жуковского с белёвским просвещенным дворянством не случайна: он родился близ Белёва в с. Мишенском. Ба-роны Черкасовы избирались предводителями уездного белёвского дво-рянства на протяжении всего 19-го века в силу какой-то сложившейся традиции.
       В заключительном абзаце письма Д.А.Кавелина от 22 июня 1815 г. из с. Иванова мы встречаем упоминание о Черкасовых: "... Белев окружен, кажется, добрыми людьми. Я кое с кем познакомился. На этих днях еду на ярмонку, оттуда возвратясь отдохну, да поеду в Москву; и пре-жде и после писать к тебе буду, а любить тебя не перестаю ни на ми-нуту. Белевских друзей твоих не удалось увидеть. Черкасова, говорят, очень больна. Жена мои и дети обнимают доброго Жуковского,
       также и преданнейший ему
       Д. Кавелин".
       В сноске к "белевским друзьям" публикатор сообщает: "Село Ива-ново (имение Кавелина) находилось в Белевском уезде, в родных мес-тах Жуковского. Белевские друзья - А.П.Киреевская, А.П.Юшкова, а так-же семейство барона И.П.Черкасова, имение которого Володьково также находилось в Белевском уезде." Что касается "Черкасовой", то речь идет о жене барона Марии Алексеевне, действительно сильно болевшей накануне смерти, однако, комментатор называет ее "Еленой Ивановной, допуская серьезную ошибку, тем более, что баронесс Черкасовых, носив-ших бы такое имя, в то время не существовало (Иезуитова, с. 107-108).
       Если отца - П.И.Черкасова - А.Болотов называет богачем, то и сына, И.П.Черкасова нельзя было отнести к средней руки помещикам. Вероят-но, увеличение владения отца (а он был единственным сыном, главным наследником) происходило и путем покупки новых деревень, и за счет приданого первой и второй жен. К 1826 г. за ним числилось в Козлов-ском уезде Тамбовской губ. 219 душ, в Тульской, Орловской и Москов-ской губерниях еще 990 душ. Всего, следовательно, 1209 душ (Декаб-ристы, с. 194).
       Но ведь и детей-то было сколько! Из семи сыновей пятеро служили на военной или гражданской службе. Из четырех дочерей одиннадцатая баронесса Варвара Ивановна умерла в девичестве, три остальные дочери вышли замуж: последняя, тринадцатая баронесса Елизавета Ивановна, дочь от второго брака, - в 1855 г. за инженер-капитана В.М.Дяхтерева-Держанского. Естественно, за всеми дочерьми следовало приданое. Сыновья женились и получали свою сыновью долю еще при жизни отца. Поэтому поместья дробились, кое-кто из сы-новей, а потом и внуков покупал себе новое имение. Но село Володьково Белевского уезда Тульской губ. продолжало оставаться родовой вотчиной младшей ветви баронов Черкасовых.
       Дату смерти И.П.Черкасова можно установить приблизительно на основа-нии некоторых бесспорных данных. Последний сын, 15-й барон Александр Иванович Черкасов родился у его супруги 4 декабря 1830 г. (Любимов, 1914, с. 3). Своему сыну Алексею, находившемуся в сибирской катор-ге и ссылке отец помогал материально до 1837 г., пока он не был отправлен на службу в отдельный кавказский корпус (Головачев, с. 260). Наконец, есть правительственный документ "Определение Правительствующего Сената", который позволяет найти наиболее верный ответ, на во-прос о дате смерти И.П.Черкасова:

    "Бароны Черкасовы.

       Именным высочайшим указом от 25 апреля 1742 года действительный статский советник Иван Антонович Черкасов возведен с нисходяшим его потомством в Баронское Российской империи достоинство. Определением правительствующего Сената от 23 апреля 1801, 7 октября 1843 и 5 ав-густа 1854 годов утверждены в баронском достоинстве, со внесением в V часть Родословной книги майор Иван Петрович Черкасов, дети его: полковник Петр, Иван, Аристарх, Гавриил, Павел, титулярный советник Александр, прапорщик Алексей (с женой Елизаветой Венцеславовной, ро-жденной баронессой Котц) и внучка Мария Алексеевна" (Списки, с. 267). Последняя дата в "Определении" - 1854, показывает, что оно относит-ся только к потомкам четвертого сына И.А.Черкасова: П.И.Черкасова, 5-го барона, так как три старшие мужские линии пресеклись на протя-жении более чем столетия (с 40-х годов 18-го в. - третий барон Нико-лай, до 40-х годов 19-го в. - восьмой барон Александр Петрович). Можно, конечно, предположить, что И.П.Черкасов продолжал жить и пос-ле 5 августа 1854 г., но, скорее всего, эта дата поставлена задним числом, т.к., например, Мария Алексеевна родилась только 7 августа 1855 г., в то время как ее отец А.И.Черкасов скончался в апреле 1855 года (Любимов, 1914, с. 3). Т.е. И.П.Черкасову было бы 93-94 года, что маловероятно. Дата же "1843 г.", несомненно, свидетельствует о том, что он был еще жив в свои 82 года. Таким образом, время смерти И.П. приходится на период между 1843 и 1854 годами, но гораздо более бли-зким к первой дате.
      

    * * *

       Старшие дети от первого брака И.П.Черкасова следовали примеру отца в выборе друзей, которые были бы им близки своими духовными и творческими интересами. Екатерина Ивановна (1792-?), двенадцатая баронесса Черкасова, вышла замуж за коллежского асессора Дмитрия Александровича Облеухова (1790-1827). Через Облеухова ее братья Петр и Алексей, более молодые, неизбежно должны были познакомиться с И.Д. Якушкиным (1793-1857), одним из первых заговорщиков-основателей "Союза спасения" в 1816 г.; в 1817 г. он первым предложит себя на роль цареубийцы, и П.Я.Чаадаевым (1794-1856), литератором, мыслите-лем, объявленным властями сумасшедшим после публикации в журнале "Те-лескоп" в 1836 г.; он был членом двух масонских лож и членом "Сою-за благоденствия " с 1819 г. Его "Философическое письмо", вызвавшее ответные меры правительства, всколыхнуло всю мыслящую Россию. Общение с этими блестящими молодыми людьми, участниками Отечествен-ной войны 1812 г., оригинальными метафизиками, погруженными в духов-ные искания, не могло остаться бесследным для формирования мировидения молодого офицера А.И.Черкасова. Вероятно, это общение подготови-ло столь плодородную почву, что один из баронов Черкасовых, верой и правдой служивших династии Романовых и в 18, и в 19 веках, изменил этой верноподданнической традиции и вошел в общество заговорщиков, на-меревавшихся не только устранить монархическую форму правления, но и во многом готовых к физическому уничтожению самого императорского дома. Поэтому прежде, чем мы начнем рассказ о декабристе А.Черкасове, мы хотели бы представить читателю некоторые подробности отношений, переписку и т. п. этих ярких личностей, представляющих русский дво-рянский авангард, которые всеми силами хотели чего-то нового для се-бя и России, но в своих стремлениях шли совершенно разными путями. П.Я.Чаадаев был знаком с Д.А.Облеуховым еще по университету. Даже во время войны 1812 г. Чаадаев просил его о присылке книг, а, вернув-шись и предавшись в свободное от службы время своим любимым заняти-ям - чтению и размышлениям, он с 1818 года вступает в переписку со старшим университетским товарищем. Цель переписки: поделиться впе-чатлениями от прочитанного. И.Д.Якушкин также давно знал Облеухова. В его письме от 1 ноября 1816 г. И.Н.Толстому, товарищу по службе в Семеновском полку, есть такие заключительные строки: "... адресуй мне письмо: Его в.б. м.г. Дмитрию Александровичу Облеухову, на Твер-ской, в приходе Благовещения, в собственном доме, с доставлением на мое имя" (Якушкин, с. 205). В "Примечаниях" к тому сочинений И.Д. Якушкина об Облеухове сказано так: "Д.А.Облеухов (1790-1827), по отзыву И.Д.Щербатова (друга и однополчанина Якушкина - Авт.) "са-мый скромный, кроткий и умный и ученейший человек". Он защитил в 1811 году в Московском университете диссертацию "О главных основа-ниях равновесия и движения", имел ученые степени магистра словесных наук и доктора физико-математических наук. Образованный натуралист и математик, он интересовался философией. Четыре его письма к И.Д. Якушкину за 1824 и 1825 годы опубликованы в 1927 г. В них отражено занятие обоих друзей философией" (Якушкин, с. 630). Свидетельствует А.А.Лебедев: "Якушкин же действительно в 1824 г. вел "метафизические споры" со своим близким знакомым Д.А.Облеуховым. Отвергая мистические воззрения своего друга, он с горечью сознавался П.Я.Чаадаеву, что "лишен утешения молитвы и предоставлен самому себе" (Лебедев, 1989, с. 358).
       В переписке Чаадаева с Якушкиным и братом М.Чаадаевым имя Облеухова встречается довольно часто. В письме от 8 января 1825 г. из Милана, адресованного И.Д.Якушкину, П.Я.Чаадаав называет своего друга "святой отец Дмитрий Тверской" (Чаадаев, с. 334).
       Об упомянутых четырех письмах Облеухова Якушкину интересную историю рассказывает исследователь геральдики В.С.Драчук. На одном из писем 8 августа 1825 года видны следы гербовой печати. По "Общему Гербовнику дворянских родов Всероссийской империи" ученый установил,
    что изображение на печати совершенно совпало с изображением герба
    баронского рода Черкасовых. "Но это было только полдела. По письмам
    корреспондент И.Д.Якушкина предстает человеком высокообразованным,
    увлекающимся философией. Он имел жену, маленького сына, но с женой
    жил порознь: она в Калу    жской губернии, а он с матерью - в Москве.
    Никто из рода Черкасовых не был похо    ж на этого человека, не подходили биографические данные. Значит, корреспондента нужно искать в среде, близкой к роду Черкасовых. Поиски, сравнения, факты архивных документов подтвердили предположение, что таким человеком мог быть Дмитрий Александрович Облеухов, женатый до 1822 года на баронессе Екатерине Ивановне Черкасовой. Возник другой вопрос: почему же
    Облеухов не воспользовался своей печатью?
       Но обратимся опять к письму, где, к счастью, дата - 8 августа. Вполне вероятно, что летом Облеухов жил в имении своей жены в Калужской губернии. Отсюда он писал И.Д.Якушкину, а так как своей печати под рукой не было, то пришлось воспользоваться печатью с родовым гербом жены" (Драчук, с. 63-64). Изображение родовой печати Черкасовых приводится О.Тройницким (Гербовед, с. 63.
       Не прекращались эпистолярные связи Облеухова и с Чаадаевым. Он жалуется другу на неустроенность и неудовлетворенность внешней жизнью, пишет о намерении оставить Московский университет, в канцелярии попечителя которого он служит старшим письмоводителем. Чаадаев огорчен таким намерением и назидательно советует ему преодолеть слабый характер и взять в собственные руки свою судьбу: "судьба в нас самих", неудачи же наши происходят от непонимания этой простой вещи. По мнению Чаадаева, обширные естественнонаучные и гуманитарные познания Облеухова, его способности необходимо использовать для общего блага и служения отечеству" (Тарасов, с. 41).
       В своей книге о П.Я.Чаадаеве Б.Н.Тарасов посвящает Д.Облеухову и их отношениям еще несколько страниц. Мы приведем их текст выборочно, включая ради полноты повествования письма И.Д.Якушкина и комментарий А.А.Лебедева, автора более ранней книги о П.Чаадаеве.
       В 1826-1827 годах Чаадаев с октября 1826 живет в имении тетки княжны А.М.Щербатовой, дочери историка князя М.Щербатова в с. Алексеевском Дмитриевского уезда Московской губ. Пытается уехать. Тем временем ухудшается здоровье их друга. Еще в письме Чаадаеву от 4 марта 1825 года Якушкин пишет с легкой иронией: "Облеухов здоров по-прежнему, то-естъ почти беспрерывно болеет. Жена его купила деревню, живет одна с сыном; он у нее не был и они, расставаясь, "еще не виделись", а впрочем, часто ходят друг к другу, пишут, и, как кажется, друг друга любят" (Якушкин, с. 242). В одном из писем к Якушкину Облеухов приведет выдержку из его письма от 9 декабря 1824 г., в котором тот напоминает Облеухову текст "да оставит муж отца своего и мать свою и прилепится к жене своей" (Якушкин, с. 642). Еще ранее в письме к П.Х.Грабе 1 октября 1821 г. из с. Жукова Якушкин обронит завершающую фразу: "Облеухова очень жаль!" Что имелось в виду? Наметившейся к этому времени разрыв Дмитрия Александровича с женой Екатериной Ивановной? Или что-то другое, какое-то метафизическое озарение?
       Чаадаев же пытался преодолеть духовный кризис 1826-27 годов с помощью Облеухова, не догадываясь, что друг стоит на пороге смерти.
       "Из сохранившихся друзей интимно и "идейно" понять его надлежащим образом мог только Д.А.Облеухов, с которым он часто встречался, наезжая в Москву, после выхода в отставку до отъезда в Европу. П.Я.Чаадаев оказался тогда свидетелем неполного "обращения" в христианство своего товарища, в чьей душе радость и покой чередовались с печалью и даже отчаянием. Что же теперь происходит с ним?..
       Через несколько месяцев по возвращению на родину Чаадаев пишет Облеухову в Калужскую губернию (там находилось родовое имение его жены), и незамедлительно получает ответ: "... Я на днях получил ваше любезное письмо и снова почувствовал великую радость, узнав ваш почерк. Еще большую радость доставило мне ваше признание в том, что вы еще храните по отношению ко мне чувство дружбы. Им я обязан немногими счастливыми моментами первой эпохи своего существования. А сейчас они многое добавляют к моему счастию, так как я действительно счастлив, несмотря на иной раз достаточно тяжелые страдания, вызванные расстройством здоровья..."
       Облеухов не раскрывает слагаемые своего счастья (немалую роль играли в нем налаженная семейная жизнь и ожидаемое рождение ребенка) (? - Авт.) и сразу же переходит к выражению глубокого сожаления о невозможности поселить старого друга в холодном деревенском доме, где протапливаются зимой только две комнаты".
       Он предлагает Чаадаеву приехать весной, но встреча под Калугой так и не состоялась. Не встретился Чаадаев с Облеуховым и в Москве, куда тот вернулся и предлагал Петру Яковлевичу две комнаты в своем доме на Тверском бульваре.
       "В августовском письме 1827 г. Облеухов напомнил, что еще с их разлуки в 1812 году хранит листок из альбома Чаадаева, где последний просил наиболее ясно изложить принципы интегрального исчисления. Но он уже давно оставил математику, а листок по-прежнему чист. Не хотел ли бы П.Я., чтобы он начертал на нем нечто из высшей метафизики, являющейся в философии аналогом дифференциального исчисления в математике?
       Неизвестно, чем заполнился альбомный листок. Беседа друзей состоялась осенью 1827 г. в Москве. В ней Чаадаев мог узнать о духовных метаморфозах энциклопедически образованного математика за истекшие с последнего свидания четыре года. Когда они в тот раз расстались, П.Я. подарил ему несколько книг немецкого мистика Юнга-Штиллинга, являвшегося, по собственному признанию Облеухова "наиболее действительным орудием, которым Богу благоугодно было воспользоваться для моего спасения". Наиболее интересные и важные для себя рассуждения последний переносит в специальный дневник, где преобладает стремление "согласовать разум с откровенными истинами" в подробном описании посмертных "приключениях души", пребывающей в зависимости от привязанности к земным страстям либо при своем теле во гробе, либо в туманной оболочке вокруг земли, либо в чистых областях света, и испытывающей соответственно месту разную степень страдания и блаженства".
       Вскоре после первого свидания Чаадаев получил от своего постоянно болеющего университетского приятеля последнюю записку: "Любезный друг, я уже четвертый день слег в постель и очень бы желал вас видеть; если можно, посетите меня..." Консилиум врачей на сей раз признал положение больного безнадежным, и он хотел проститься с другом и, видимо, передал ему свой "мистический дневник" (до графологической экспертизы Д.И.Шаховского приписываемый исследователями архива Чаадаева автору "Философических писем")" (Тарасов, с. 166-168).
       "М.Гершензон..., к примеру, без достаточных оснований приписал Чаадаеву "мистический дневник" некоего Д.А.Облеухова - приятеля Чаадаева, но все-таки не Чаадаева. И сделал из анализа этого мрачнейшего документа далеко идущие выводы относительно самого Чаадаева" (Лебедев, 1965, с. 24). Имеется в виду книга М.О.Гершензона "П.Я.Чаадаев. Жизнь и мышление". СПб, 1908. " В 1913-1914 вышел на русском языке двухтомник сочинений и писем Чаадаева, обнаруженных к тому времени, составленный Гершензоном (Чаадаев. Сочинения и письма. Т. 1-2. М., 1913-1914 - Авт.). Облеуховский "мистический дневник" был включен в состав двухтомника как несомненный чаадаевский текст. Легенда как бы подтверждалась, таким образом, документально, обретала академическую респектабельность" (Лебедев, 1965, с. 27-28).
       Однако метафизика Облеухова казалась Чаадаеву слишком "высокой": образ мыслей друга послужил П.Я. своеобразным отрицательным фоном для развития собственной идейной логики.
       "Смерть Облеухова в декабре 1827 года и кончина шестью месяцами ранее Сергея Тургенева, за которым П.Я. ухаживал в Дрездене, усилили тоску в его душе" (Тарасов, с. 168).
       С точки зрения современного отношения к мистическим учениям и откровениям, в дневнике Д.Облеухова ничего "мрачнейшего" не было. В сущности, он продолжал древнейшую традицию сверхпознания: о "приключениях души" после смерти подробно говорилось в древнеегипетской "Книге мертвых" и в "Тибетской книге мертвых" (Бардо Тодол), в античных и восточных учениях о реинкарнации. На фоне мистических переживаний "посвященных" 19-20 веков мысли Облеухова совсем не кажутся чрезмерно мрачными или высокими, напротив, он предсказал или предчувствовал то, что позднее станет обычным обязательным атрибутом мистики. П.Чаадаев и И.Якушкин были уже сложившимися, духовно независимыми людьми, с собственным оригинальным самосознанием. Мистицизм Д.Облеухова, даже опиравшийся на сочинения Юнга-Штиллинга, не мог изменить их уже сложившуюся систему ценностей. Однако через много лет мистические настроения и самая неподдельная увлеченность разнообразными формами мистики, учениями и практикой известных мистиков, народными мистическими обрядами и сказаниями завладеет духовным миром много пережившего А.И.Черкасова. Блестяще, по-европейски образованный офицер, воспитанный на идеях французских энциклопедистов, наверное, с усмешкой слушал туманные речи своего зятя. Но, пройдя каторгу, ссылку, службу на Кавказе, потеряв многих друзей и товарищей, он, возможно, стал прислушиваться к тому, что очень глубоко было спрятано на дне памяти. Постепенно происходило возвращение вытесненного и к концу жизни бывший атеист и материалист стал убежденным сторонником мистического погружения в иные миры. Об этом увлечении бывшего заговорщика мы расскажем в продолжении данной главы.
       2. Член "Южного общества" декабрист А.И.Черкасов.
      

    * * *

       Алексей Иванович, десятый барон Черкасов, родился 15 ноября 1799 г. Он был последним, пятым ребенком М.А.Черкасовой. Основными и главными источниками его биографии, которую мы постарались изложить по возможности подробно, являются следующие.
       1) Восстание декабристов. Материалы и документы. Дела Верховного уголовного суда и следственной комиссии. Т. 13. М.- Л., 1975. Факсимильное переиздание, М.-Л., 1925-1976. Следственное дело А.И.Черкасова озаглавлено так:
       "Южного общества  35-й 428

    Барон ЧЕРКАСОВ

    квартирмейстерской части поручик

       1 В  428". (ВДМД, 13, с. 61-70).
       2) Декабристы. Биографический справочник. М., 1988, с. 193-194.
       3) Бороздин А.К. Мое знакомство с декабристом бароном Черкасовым // Нива, 1887,  11, с. 282-286;  12, с. 306-307.
       Мы хотим сразу же предупредить, что сведения, которые сообщал о себе А.И.Черкасов на следствии и в беседе с Бороздиным иногда будут иметь некоторое расхождение с документированными историческими данными и с показаниями, воспоминаниями, записками, письмами других декабристов. Полное совпадение всех сведений о человеке, вошедшим в историю декабризма, конечно, невозможно: между самими событиями и воспоминаниями о них участников, нередко лежат десятки лет. Мы стремились скорректировать те противоречия, которые возникали из-за ошибок памяти, делали свои предположения и выдвигали версии в тех случаях, когда под рукой исследователя не было ничего, кроме догадки. В частности, это касается третьего приведенного источника: существующую в нем погрешность нужно указать сразу, иначе в дальнейшем может возникнуть недоумение при чтении очень ценного мемуарного материала о декабристе Черкасове.
       В русской литературе 19 века известны два Бороздина: отец Корнилий Александрович (1828-1896) и сын Александр Корнилиевич (1863-1918), родственники генерала Н.М.Бороздина, и очень отдаленная родня баронов Черкасовых. Персоналии отца и сына включены в многотомный словарь "Русские писатели. 1800-1917." (РП, 1, с. 315-317). К тому же, персоналия А.К.Бороздина есть в КЛЭ, 1, стб. 698 и в БСЭ, 3, с. 580. Даты его жизни полностью совпадают в этих трех энциклопедических изданиях. Автором публикации в жур. "Нива" назвал сын - "Разсказ А.К.Бороздина" (орфография сохранена), которому в 1887 г. было 24 года.
       Путем простейшего сопоставления дат и событий в тексте воспоминаний легко прийти к неоспоримому выводу, что родившийся через восемь лет после смерти декабриста в 1855 г., А.К.Бороздин не мог быть знаком с А.И.Черкасовым. А вот его отец К.А.Бороздин, которому в момент встречи с Черкасовым в 1852 г. было 24 года, мог быть автором "Знакомства". Представить, что сын со слов отца написал собственный "разсказ" от своего имени как-то очень трудно, почти невероятно. Мы выдвинули версию, что при наборе типографского шрифта в текст литеры "А" и "К" по ошибке наборщика поменялись местами, и вместо К.А.Бороздина, в роли автора оказался его сын А.К.Бороздин. В биографической справке в РП очерк "Мое знакомство..." включен в число его сочинений, хотя большинство его работ посвящены истории русской литературы. Это окончательно закрепило за ним авторство, тем самым, оправдав нечаянную ошибку, сделанную в 1887 г. На несоответствие возраста А.К.Бороздина датам, фактам, лицам, приведенным в очерке, никто до сих пор просто не обратил внимания, включая такого крупного исследователя истории декабризма как М.К.Азадовский.
       Мы сделали это предупреждение в начале изложения биографии А.И.Черкасова, но на последних страницах главы постараемся более обстоятельно рассмотреть этот казус, т.к. он непосредственно затрагивает некоторые важные стороны биографии декабриста в последние годы жизни.

    * * *

       Будущий декабрист получил прекрасную домашнюю подготовку, а затем продолжил образование в Московском университетском благородном пансионе. После ареста, отвечая на вопрос генерал-адъютанта Чернышева: "4. Где воспитывались? Если в публичном заведении, то в каком именно, когда и куда из оного были выпущены, и ежели у родителей, то кто именно были ваши учителя и наставники?", - А.И.Черкасов напишет: "4. В Университетском благородном пансионе в Москве я пробыл три года. В 1816 же году определился я к генералу Муравьеву, преподававшему уроки в Москве в учебном заведении, им учрежденном" (ВДМД, 13, с. 68, 69). Вместе с А.Черкасовым до 1816 в Пансионе обучались будущие декабристы Н.Бобрищев-Пушкин, П.Бобрищев-Пушкин, П.Каховский, С.Кривцов... В общей сложности более 20 воспитанников Московского университетского пансиона вступили в тайные общества (Ильина, с.508, 515, 583, 628).Что же из себя представляло это привилегированное учебное заведение, если из его стен вышло столько заговорщиков?
       В пансион принимались дворянские дети "не моложе осьми и не выше четырнадцати лет". После реформы 1804 года и введения нового устава в нем получили широкое распространение публичные лекции, научные диспуты и открытые заседания. Они будили у студентов стремление к самостоятельным наблюдениям и размышлению. Хотя пансион и именовался "университетским", но являлся частным учебным заведением и под контролем университета никогда не состоял... Особенностью этого заведения являлось то, что из него можно было выйти в любое время и поступить на военную или гражданскую службу, о чем, в частности, и сообщает А.Черкасов следствию. Те, кто отличался способностями, держали экзамен для поступления в университет и, продолжая учебу в пансионе, ходили на университетские лекции. В пансионе воспитывалось одновременно более 300 детей разного возраста. За обучение в год нужно было заплатить 400 руб. ассигнациями, сумму незначительную для большинства дворянских семей, но вполне достаточную при дешевизне проживания в пансионе. Директором Пансиона с 1791 по 1824 годы бессменно был А.А.Прокопович-Антонский, оставивший о себе самую добрую память и у пансионеров, и у их родителей. Он был известен как автор книги о воспитании, продолжавшей и развивавшей идеи И.И.Бецкого. (И.Подгорный, П.Г. Каховский. Л., 1965; Г. Кудинов. Сказание о декабристе Каховском. М., 2005, с.78-79). В книге Г.Кудинова приведены отрывки из воспоминаний бывшего пансионера В.И.Сафоновича, учившегося с 1811 г. в одном классе с П.Г.Каховским. Воспоминания публиковались в РА, 1-3, 1903. "В пансионе было семь классов. Поступающий, по экзамену, назначался в тот класс, который по каждому предмету соответствовал его познаниям. Иногда случалось так, что в одном предмете он был очень слаб, и его помещали в самом низшем классе седьмом; в другом же был посильнее и его сажали в высший класс, в шестой, пятый, смотря по тому, какой курс пригоден был для его познаний в предмете. Таким образом, например, незнающий язык сидел в самом последнем классе, где преподавали только начальные правила языков, а по математике, которую знал хорошо, находился иногда в 4-м классе, где занимались уже геометриею и алгеброй. Это чрезвычайно способствовало успехам... Знание предмета не было обязательно; каждый подвигался в классе по тому предмету, который был ему под силу. Срока для пребывания в пансионе не определялось: воспитанники могли выходить из него, когда вздумают родители... Надзиратели были большей частью иностранцы для разговора с воспитанниками на иностранном языках; за недостатком немцев и французов были и русские... В пансионе наказывали редко. Самое обыкновенное наказание было остаться без чаю, без одного, двух или трех блюд за обедом или ужином, без булки вечером, более сильное наказание - стоять во время обеда у печки, что называлось за ослиным столом...
       Летом пансион пустел... Воспитанники разъезжались на каникулы к родным... Из 300 человек оставалось не более 40 человек и даже меньше. Оставшихся переселяли в село Всесвятское, в 6 верстах от Москвы, где устраивался для них лагерь. Они располагались в палатках и учились ружью и воинским маневрам. Это придумано было с целью познакомить юношей с военной службой, куда многие поступали по выходе из пансиона, но главное - доставить им развлечение и с пользой занять их...
       В остальное время пользовались совершенною свободою, гуляли, купались в ручье, который запруживали для возвышения воды. Время шло для нас очень приятно".
       События войны 1812 г, Бородинское сражение и приближение армии Наполеона к Москве резко сказались на жизни воспитанников: "В пансионе нашем осталось наконец только 7 воспитанников; всех прочих разобрали родные и отвезли к семействам... Прошло еще несколько дней, неприятель приближался к Москве, а мы мало тревожились. После Бородинского сражения (26-го августа) в Москву привезены тысячи раненых; в числе их были старшие товарищи наши; некоторые из них, раненые легко или вовсе не раненые, заезжали в пансион и рассказывали нам об ужасах битвы...
       1 сентября в воскресение нам объявлено было, что мы отправляемся из Москвы..."
       Пожар Москвы в 1812 г. не пощадил и здание университета "вместе с музеумом", и дом Благородного пансиона. Открытие пансиона состоялось лишь в мае 1814 года и то в специально нанятом частном доме. Собралось не более тридцати бывших и новых воспитанников. В декабре, как обычно, состоялись экзамены и акт.
       "Университет, с признательностью принимая посещение знаменитых особ, изъявляет свое сожаление, что не мог известить родителей об акте программою, не имея в нанимаемом для пансиона доме залы, приличной торжественному собранию" (Г.Кудинов. Сказание о декабристе Каховском, с. 78-80, 85-86).
       Вероятно, среди новых воспитанников Пансиона, собравшихся в мае, был и А.Черкасов, которому еще не исполнилось 15 лет, т.к. три года насчитываются лишь с 1814 г., хотя можно предположить, что свое обучение он начал в 1811-1812 гг., а потом произошел перерыв, вызванный войной. В любом случае осенью 1816 г. он поступает в Московскую школу колонновожатых, только что основанную Н.Н. Муравьевым. Генерал-майор Николай Николаевич Муравьев (1766-1840) происходил из старинного дворянского рода, был человеком образованным, недюжинного ума и редких способностей. Он учился в Страсбургской академии. В молодости Муравьев служил во флоте и даже командовал Золотой яхтой Екатерины II. В 1809 году Н.Н.Муравьев составил общество математиков при Московском университете, написал его устав и был его председателем. За старания на пользу отечества он получил бриллиантовый перстень с вензелем императора. Основанная им военная школа просуществовала до 1826 года и стала предшественницей Военной академии Генерального штаба. В 1796 г. была утверждена свита его величества по квартирмейстерской части, подчинявшаяся непосредственно царю. В 1815 г. квартирмейстерская часть вошла в состав Главного штаба под названием Управления ген. квартирмейстерства. Поэтому и становится необходимым военное учебное заведение для подготовки офицеров-штабистов. Школа колонновожатых обучала военной топографии, картированию местности (съемка), подготовке путей и направлений будущего наступления, рекогносцировке поля боя. Квартирмейстерская часть занималась непосредственно оперативными вопросами Главного штаба, поэтому долго относилась к свите императора. 127 офицеров Генштаба гвардии были учениками Муравьева. Его частную школу колонновожатых историки сравнивали с Царскосельским лицеем: кроме генштабистов из его школы вышло много декабристов. Среди них его первый сын Александр Николаевич (1792-1863), преподаватель в школе отца и первый декабрист, основатель Союза Спасения, или Общества верных и истинных сынов Отечества в том же 1816 г. Его имя еще встретится нам в связи с его бывшим учеником А.И.Черкасовым. Н.Н.Муравьев участвовал в создании Московского общества сельского хозяйства, о чем мы уже упоминали, в котором вполне мог знать другого молодого барона Черкасова - Александра Петровича, увлеченного овцеводством, т.к. сам Н.Муравьев для Земледельческой школы печатал и переводил множество агрономических сочинений (Рабкина, с. 34-35). О своей учебе в школе А.И.Черкасов через много лет рассказывал: "Учился я в школе колонновожатых Н.Н.Муравьева, получив прекрасную подготовку дома. Тогда изучение древних языков входило в круг домашнего курса, по крайней мере так учились и многие из моих товарищей и сверстников, и все мы читали свободно классиков. За древними языками шли, кроме родного, три новых: французский, немецкий, английский, а за ними математика. В школе я не выходил из первого десятка и выпущен двадцати одного года в свиту. Когда меня арестовали, я уже был поручиком и служил в южной армии" (Бороздин, 11, с. 283). Послужной список на основании его показаний и "Алфавита декабристов" выглядит так: "Я вступил в воинскую службу в феврале месяце 1817 г в корпус колонновожатых в Москве по выдержанному мною испытанию. Зачислен в свиту колонновожатым по квартирмейстерской части - 1.02.1817. Выпущен по экзамену прапорщиком - 26. 11. 1817. Был откомандирован в Главную квартиру 1-й армии, пробыл в оной два месяца. Из оной был послан в Главную квартиру 2-й армии; был на высочайшем смотре 7-го корпуса в Старом Константинове; в марте 1818 командирован в 3-ю драгунскую дивизию для исправления должности дивизионного квартирмейстера. 1819 года, 22 марта прибыл на съемку Подольской губернии, где и пробыл до начала 1825 г.; подпоручик - 8. .04.1821, за труды по съемке награжден орденом Анны 4-й степени - 10. 07.1822, за отличие по службе поручик - 26. 11. 1823. В 1825 году поступил на съемку Киевской губернии. Под судом и под штрафом не бывал до 1826 года" (ВДМД, 13, с. 69; Декабристы, с. 194). Из этого списка видно, что в свиту Черкасов был зачислен не в 21 год, как он сообщал в 1852 г., а значительно раньше, в возрасте 18 лет.
       В Южное общество был принят в 1824 г. в Тульчине капитаном Н.И.Филипповичем (1796-1825). "Намерение общества было ввести в Государстве конституционное правление... Меня побудило войти в тайное общество желание видеть в России хорошие законы... Объявленная цель общества заключалась в том, чтобы дать России Конституционное правление, сокровенной же - не знаю" (ВДМД, 13, с. 65, 87). Южное общество с весны 1824 г. переживало кризис. Закончились провалом переговоры П.И. Пестеля с руководителями Северного общества о возможности объединения обеих тайных организаций. Радикализм Пестеля, его "Русская Правда" с идеей диктатуры, его непоколебимый республиканизм оттолкнули от него более умеренных северян. "В Южном обществе позиции полковника тоже не были прочными. Пестель был уважаем в обществе за необыкновенные способности, но недостаток чувствительности в нем был причиной, что его не любили. Чрезмерная недоверчивость его всех отталкивала, ибо нельзя было надеяться, что связь с ним будет продолжительна", - утверждал в своих показаниях Бестужев-Рюмин (ВДМП, 9, с. 68). И когда в начале 1825 г. князь Трубецкой приехал в Киев, то одной из главных задач, которые он перед собой поставил, было именно ограничение власти Пестеля на юге. Зная о его тактических разногласиях с Сергеем Муравьевым, Трубецкой делал ставку на окончательный разрыв между ними и пытался наладить прямые контакты Северного общества с Васильковской управой" (О.И.Киянская. Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка 29 декабря 1825 - 3 января 1826. М., 1997, с. 31). Сам Пестель на одном из первых допросов показал: "В
    Южном обществе членами были:     <...> майор Поджио и брат его отставной,
    живущий близ Каменки, Черкасов, свитский, г. Ви    тгенштейна адъютант
    Ивашев..."
       "Тульчинская управа с самого 1821 года впала в бездействие и с того времени все ее приобретения в течение пяти лет состояли в нескольких свитских офицеров, а именно: Фаленберг, Бобрищевы-Пушкины 1 и 2, Черкасов, Загорецкий, Аврамов, Засекин и покойник Филиппович..." (Из писем и показаний, с. 92, 123). Между прочим, этот сборник был составлен под редакцией А.К.Бороздина в 1906 г., следовательно, имя барона Черкасова ему было известно не только со слов отца.
       Пестель, однако, пока умолчал о том, что с конца октября 1825 г. он настоял на своем уходе с поста председателя Тульчинской управы и по его предложению председателем стал "слепо и беспрекословно" преданный Пестелю человек: князь А.П.Барятинский (1799-1844), штабс-ротмистр, адъютант главнокомандующего 2-й армией графа П.Х.Витгенштейна. Именно в это время из аморфного состава Тульской управы выделяется более или менее спаянный кружок молодых офицеров-квартирмейстеров, лично преданных П.И.Пестелю.
       Этот кружок признает начальство Барятинского и его члены начинают осуществлять "коммуникацию" и "надзор" за Главной квартирой 2-й армии. Особенно активными были поручики Н.А.Крюков, А.И.Черкасов, Н.И. Загорецкий, а также поручик Н.Ф.Заикин. Позже на следствии, участники этой группы проявят нехарактерные для большинства декабристов "выдержанность и крепость" (Киянская, 2002, с. 271). В другой книге О.В.Киянской имя А..И.Черкасова упоминается на двух страницах (Киянская, 2005 (1), с. 86, 91). Сам Черкасов принял в члены Южного общества в 1825 г. поручика квартирмейстерской части Е.Е.Лачинова (1793-1875) (ВДМД, 13, с. 70). Исследователь истории декабризма С.Н.Чернов в своей книге о Пестеле выдвинул концепцию, что группа молодых офицеров, в которую входили бр. Бобрищевы-Пушкины, Заикин, Н.Крюков, А.Черкасов и др., возглавляемая А.Барятинским, служила П.Пестелю опорой в борьбе за лидерство в Южном обществе против С.Муравьева-Апостола и М.Бестужева-Рюмина. Но эта концепция не получила дальнейшего развития и для этого неприятия были серьезные основания. П.И.Пестель все более отстранялся от дел общества, чему есть несколько свидетельств. В.Ивашев показывал: "В начале 1825 г., в последний раз, как я с ним виделся, он мне говаривал, что хочет покинуть общество" (ВДМД, 12, с. 256). А.Барятинскому Пестель сообщил, "что он тихим образом отходит от общества, что это ребячество, которое может нас погубить, и что пусть они себе делают, что хотят". По запискам его секретаря Н.Лорера известно, что он даже вынашивал планы принести повинную Александру I (Лорер, с.349).
       "Глубоко уязвленный постоянными подозрениями, он, видимо, сознательно не хотел ни оправдываться перед своими сподвижниками, ни восстанавливать свою пошатнувшуюся власть и значение в тайном обществе. Общее лидерство явно переходило к Сергею Муравьеву-Апостолу - и Пестель не стал этому препятствовать.
       Скорее всего, именно поэтому в июле 1825 г. Муравьев и Бестужев получили от него карт-бланш на разработку собственного плана выступления. <...>
       С этого момента в Южном обществе начался активный процесс перераспределения власти... Пестель лично настоял на включении в число "директоров" общества С.Муравьева-Апостола, преодолев при этом возражения другого члена директории, генерал-интенданта 2-й армии А.П.Юшневского. В ноябре 1825 г. Пестель "дал письменные полномочия Сергею Муравьеву на руководящие действия в случае своего ареста". Но Муравьев мог быть также арестован. "Поэтому возможно - и более психологически правдоподобно - другое объяснение: полковник просто реализовывал свое выстраданное решение "отойти от общества" "тихим образом" (О.И. Киянская. Южный бунт..., с. 37-38).
       И все-таки Тульчинская управа по-прежнему горой стояла за Пестеля и ее члены продолжали видеть в П.И.Пестеле своего главного руководителя. Что касается концепции С.Чернова, то, став на его позицию, очень легко можно было бы вообразить Южное общество офицеров-дворян, хорошо знавших, что такое честь, в подобие Сталинского политбюро, правда, с той большой разницей, что вождь ВКП (б) своих противников уничтожал без жалости, а все три лидера Южного общества погибли на одной виселице. Николай I не видел в них особого различия, хотя Пестель ни за что бы не поднял на бессмысленное, неуправляемое восстание армейский полк.
       После вооруженного выступления 14. 12.1825 г. членов Северного общества в С.-Петербурге, закончившегося полным поражением, начинается систематическое выявление военными властями всех членов тайных обществ или причастных к оным. В Главную квартиру 2-й армии прибыл член следственной комиссии по делу декабристов генерал-адъютант А.И.Чернышев с чрезвычайными полномочиями от императора Николая I. П.И.Пестель был арестован 13 декабря. Декабрист Н.И.Лорер (1797-1873) в "Записках сообщает, что в декабре 1825 из Тульчина в Вятский полк приехали два офицера Генерального штаба - Крюков и Черкасов - с известием о приезде А.И.Чернышева (Лорер, с. 75). Встал неотложный вопрос: что делать с бумагами Пестеля, в частности, с главным программным и идеологическим документом Южного общества "Русской Правдой"? Н.С.Бобрищев-Пушкин 1-й в рапорте от 29. 03. 1826 на имя Высочайше учрежденного комитета (Следственной комиссии, касающейся государственных преступников - Авт.) сообщил следующее: "О сожжении бумаг Пестеля - касательно предположения об их сожжении - вот что было. Бумаги решили не жечь (Аврамов, Бобрищев-Пушкин 1-й, Заикин). Аврамову же поручили рассказать, что бумаги сожжены; дозволили это рассказать разве только барону Черкасову, ибо мы были уверены, что б. Черкасов, по честности правил своих, нам известных, не захочет воспользоваться этим случаем, и будучи сам подвержен взысканию, для того, чтобы выпутаться, не захочет, говоря, объяснять о них неправильным образом, узнав об этом случайно, тогда как ему нет следа объявлять о них, ибо не он за них отвечает. Полагали тогда, что он лучше согласится умереть, нежели погубить другого под предлогом личного только самосохранения, сказав прежде того, кому сказать об этом должно. (Этот жребий пал на нас с братом, ибо полагаю, что и с ним должно случиться что-нибудь подобное моему, ибо едва ли с первого удара и он решится губить другого, спасая лично себя; доносить, так доносить прежде, а не тогда, как уже все известно во всех концах, о чем мы совершенно почти знали).
       Перед этим же случаем еще один раз Черкасов сказывал (лист 24), что к нему штаб-лекарь Вольф поспешно приехал и говорил: "Я важную вещь имею вам сказать: скорее велите сжечь бумаги Пестеля" и уехал.
       Когда Черкасов рассказывал, то все, которые там находились, не помню, кто, причли это тому, что Вольф и особенно Юшневский потерялись и что крайней опасности еще нет, тем более опять, что их жечь трудно". Решили зарыть: "Мысль же о кладе особенно я получил или от Вольфа или от барона Черкасова, говорили нечто о зарытии бумаг (лист 25)" (ВДМД, 12, с. 355-357).
       "Еще не мне, но, кажется через него (Крюкова -2-го) дошло известие, и едва ли не через барона Черкасова я узнал, что какие-то два батальона, составленные из лейб-гвардии Семеновского полка солдат, в Черниговском ли они полку..." (ВДМД, 12, с. 359). В этой части рапорта речь идет об уже состоявшемся восстании Черниговского полка, состоявшего в значительной степени из солдат и офицеров Семеновского полка, раскассированных после "Семеновской истории" 1820 г. - волнениях и неповиновении полковому командиру Шварцу - по полкам, отдаленным от столиц.
       Уже упоминавшийся Н.Н.Лорер об этом важнейшем для будущего следствия и приговора декабристам эпизоде в своих "Записках" поведал нечто другое. "После долгого вечернего совещания, что предпринять, на что решиться в случае открытия общества, положили: "Русскую Правду" припрятать подальше, а для сего уложили ее в крепкий ящик, запечатали, забили гвоздями и отдали на руки Крюкову и Черкасову, чтоб при первом удобном случае исполнить над ней похороны на Тульчинском кладбище" (Лорер, с. 76). К этим строкам в "Записках" следует примечание крупнейшего исследователя истории декабризма М.В.Нечкиной: "...Судя по следственному материалу, было поручено спрятать "РП" Крюкову и Заикину - Черкасов в этом не обвинялся, и вообще о нем известно очень мало; с этой точки зрения все, что говорит Лорер о Черкасове очень любопытно; можно предположить, что действительно, кроме Заикина и Крюкова имел какую-то причастность к этому делу и Черкасов - в этом нет ничего неправдоподобного. Зарывали же "РП" братья Бобрищевы-Пушкины" (Лорер, с.76). Когда Лорер на следствии отказался сообщить, где спрятана Русская Правда, последовал такой эпизод: "Едва я произнес эти слова, как со всех сторон я услышал крики: "В колодки его! В железа!..", но Чернышев схватил на столе какой-то лист бумаги, подал мне и сказал: "Читайте". Я тотчас же узнал почерк руки Пестеля: "Русская Правда была отдана в присутствии майора Лopeрa поручику Крюкову и штабс-капитану Генерального штаба Черкасову, уложенная в ящик, чтобы быть зарытой на Тульчинском кладбище". Лорер подписался внизу: "Действительно так". (Лорер, с. 194). Мы думаем, что особо резких противоречий в свидетельствах Б.-Пушкина 1-го и Н.Лорера нет. В конце 1825 г. члены Южного общества действовали в экстремальных условиях и все же стремились сохранить конспиративность друг от друга, т.к. одни знали больше по своему положению в Обществе, другие - меньше. Кроме того, Б.-Пушкин писал рапорт в заточении по требованию следствия и, в сущности, постарался обелить Черкасова, что делали и другие (кроме Пестеля), а Лорер писал записки много лет спустя, над ним не было опасности разоблачения своего друга А.Черкасова, поэтому он мог позволить себе писать правду (с той поправкой, что память могла подсказывать нечто не то, как было в действительности). Но, думаем, в данном случае она его не подвела: слишком серьезен и памятен был эпизод в деле разгрома Южного общества.
       В последние дни декабря 1825 г. А.И.Черкасов больше ничего не успел сделать. Приказ об аресте поручика датирован 30. 12. 1825, арестован он был по месту службы во 2-й армии - 2. 01.1826, доставлен из Тульчина унтер-офицером Любенко в Петербург на Городской караул 18. 01. 1826, в тот же день переведен в Петропавловскую крепость ("посадить по усмотрению, содержа хорошо") в  17 Трубецкого бастиона (Декабристы, с. 194). Еще в Тульчине А.Черкасов давал объяснения начальнику штаба 2-й армии либеральному генералу П.Д.Киселеву 31. 12. 1825, в котором по всем 12 вопросам о существовании тайного общества, его участниках, о своей принадлежности к нему дал отрицательные ответы. Например, на вопрос: "5) По показанию некоторых лиц видно, что находитесь членом в тайном обществе, для чего объясните по истине, кем вы были приняты в оное, когда и что вам притом обещано было и говорено // (л. 8) о тайне сего общества и какая требовалась от вас клятва сохранять оное в тайне? // (л. 8 об.)" следует ответ Черкасова: "Я никогда не был ни в каком тайном обществе и дал о том, чтоб в оные не вступать, обещание начальству на письме с показанием, что не нахожусь в масонах, в 1822 году // (л. 8 об.). На вопрос: "8) Как вы показаны участником в том обществе, то объявите, какие читаны вам и от кого именно написанные для сего общества предположения, т.е. под названием "Русской Правды" или под другим каким наименованием, у кого оные хранились и где ныне находятся? // (л. 10)", Черкасов отвечает: "Как я не был ни в каком обществе, то и не слыхал ни от кого о предположениях оного, ровно как и о названии "Русская Правда" // (л. 10)". Он не отрицает знакомства с Пестелем, Лорером, Говеном, Лачиновым, Майбородой, Крюковым-2-м, Загорецким, Борятинским, Фохтом, Бобрищевым-Пушкиным, Лопухиным, но только как по службе или случайным, и утверждает, что ему ничего не известно об их принадлежности к тайному обществу (ВДМД, 13, с.62-64). Ответ поручика на вопрос 5 следует понимать так: правительство Александра I разрешало деятельность масонских лож, но когда масонство "высших степеней" оказалось в связи с тайными декабристскими обществами, о которых императору было известно, последовало запрещение деятельности масонства в 1822 г. Лица, состоявшие на военной и гражданской государственных службах должны были подписывать обязательство о невступлении в любые секретные общества. Декабристы с осуждением встретили это запрещение. На первом допросе в Петербурге генералу В.В.Левашову более откровенные, но очень осторожные показания: признает существование тайного общества - "намерение общества было ввести в Государстве конституционное правление", называет принявшего его в общество покойного капитана Филипповича; членами общества, известными ему, называет двоих братьев Крюковых, Борятинского,- "более я никого не знал". На вопрос: "Не знали ли вы сочленов в Малороссии и о тамошней управе?" - следует ответ: "В Малороссии я никогда не слыхал, существует ли там общество и членов оного никогда не знал (вопрос Левашева касался Васильковской управы во главе с С.И. Муравьевым-Апостолом - Авт.). О Грузии тоже ничего не знаю и насчет общества в господина Ермолова корпусе ничего не слыхал" (ответ о корпусе Ермолова показывает, что с самого начала следствия члены комиссии, поощряемые Николаем I, пытались связать членов тайных обществ с прославленными генералами, героями войны 1812 г.: А.Ермоловым, Н.Раевским, Н.Бороздиным и др., которые сохраняли независимость, и которых недолюбливал новый император. Эти военачальники пользовались популярностью у солдат и офицеров и были теми самыми "большими эполетами", которых так не хватало заговорщикам, и которых так боялось правительство - Авт.) (ВДМД, 13, с. 65). Однако Черкасов умолчал о Бобрищеве-Пушкине-2-м, который тоже принимал его в общество. В этом признался сам Б.-Пушкин-2 на допросе генерала Чернышева 7. 04. 1826: "Известные мне члены лично и по слухам суть Пестель, Юшневский <...>, поручик барон Черкасов, которому было открыто мною в 1824 г. о существовании тайного общества и вот по какому случаю: полковник Пестель, бывши раз в Тульчине, спрашивал у нас, кого еще можно принять из свитских офицеров, на что ему говорили, что можно принять б. Черкасова, Заикина, еще найдем немного и Загорецкого, про которого упоминали. <...>. Я же, будучи очень дружен с б. Черкасовым и любя его более всех моих товарищей, видя, что рано или поздно он будет принят в общество, боялся, чтобы кто-нибудь из старых членов его не принял, дабы в случае открытия общества он не был близок к более известным членам (ибо тогда уже изредка носились слухи, что правительство подозревало существование общества), решился принять его сам, хотя не имел на то прав, и приехав раз на один день в Немиров и пошедши с ним погулять в поле, открыл ему о существовании тайного общества и назвав некоторых членов, взял с него слово быть участником. О принятии его сказал только одному поручику Аврамову, который стоял с ним на одной квартире, от тульчинских же членов таил, так что Юшневский несколько месяцев не знал о его принятии. После сего через несколько времени сам Черкасов уже снесся с Крюковым-2 и мало-помалу ознакомился со многими членами" (ВДМД, 12, с. 400-401).
       20. 01.1826 года Черкасов отвечает на вопросы генерала Чернышева. Теперь он более откровенен в вопросах-ответах о себе лично, но во всем остальном по-прежнему очень осторожен: делает вид, что ему ничего почти не известно, т.к. "не было открыто", - отчасти так оно и было. На вопрос: "С какого времени Южное общество вознамерилось ввести в России конституционное правление посредством революции?" поручик отвечает: "Мне неизвестно, с какого времени Южное общество вознамерилось ввести Конституционное правление". Вопрос 5-й имел особенно опасный характер для подследственного: "Какие средства и надежды имело общество к достижению цели своей, т. е. на какие именно войска и почему оно всего более // (л.18 об.) полагалось, и кого из высших лиц в государственной службе почитало своими покровителями и по каким причинам?
       Здесь объясните в особенности, до какой степени распространены преступные мнения тайного общества в войсках. Кто именно из чинов оного предан был оным и принадлежал к обществу и готов был содействовать цели его?" Черкасов ответил очень просто: "5. О средствах и надеждах мне не было открыто, кроме того, что я знал, что сии мнения распространялись в поселениях и войске, но где и кем неизвестно. Также о важных лицах государственных я ничего не слышал". В других ответах он теперь называет известных ему членов общества, но только тех, кто давно уже был известен Следственному комитету: Пестеля, Борятинского, Майбороду, Лорера (ВДМД, 13, с. 65-67). Его же к концу апреля 1826 г. назвали членом общества: Юшневский (9.01), В.Давыдов (между 1 и 26.02), Борятинский (26.01), Крюков 2-й признал свое знакомство с ним (20.12.1825), Вольф (22.03), Ивашев (3.03), Бобрищев-Пушкин 1-й (19.01), Бобрищев-Пушкин 2-й (7.04), Бестужев-Рюмин, Заикин, Лачинов. О принятии в тайное общество Е.Е.Лачинова Черкасов признается только 3.02 в связи с показаниями Барятинского, предъявленными ему, при этом ссылается на свою забывчивость (ВДМД, 19, с. 216). Однако 13.06 из Следственного комитета последовал новый вопросный пункт: "При приеме вами в общество поручика Лачинова какая именно объявлена была цель того общества и средства достижения оной?" Ответ Черкасова: "При приеме моем поручика Лачинова в общество объявил я ему целью оного - введение в России хороших законов и представительного правления. О средствах же достижения сего не мог я удовлетворить его любопытствия, ибо сам не знал, какими именно средствами хотят достигнуть сей цели" (ВДМД, 19, 218). Сам Лачинов утверждал, что он узнал об обществе после смерти Александра I, и что Крюков 2-й, а не Черкасов сказал ему, что ты наш, и в то же время открыл ему о существовании тайного общества, о целях его и средствах (из отношения главнокомандующего 2-й армией к начальнику Главного штаба его императорского величества от 3. 08.1826) (ВДМД, 19, с. 221).
       Старший брат А.И.Черкасова Петр Иванович Черкасов (1796-1867), поручик, адъютант командира корпуса генерал-лейтенанта Н.М.Бороздина подозревался в принадлежности к тайным обществам и был арестован (Декабристы, с. 194). Однако на следствии все без исключения декабристы показали непричастность П.И.Черкасова к заговору. Вадковский 2-й показал 6. 01.1826: "С Черкасовым П.И. адъютантом генерала Бороздина связь моя ни в чем не относилась до дел общества; я в нем видел человека умного, любезного, просвещенного и потому единственно искал быть его приятелем. Но только я ему никогда не предлагал вступить в общество, и никогда его не принимал, но скажу даже в чести его, что не редко безрассудные мои речи бывали предметом жарких между нами споров; он не редко советовал мне заняться чтением истории, дабы дать более основательности блуждающим моим мыслям. Я его не послушал, шел твердыми стопами по пути мною избранным..." (ВДМД, 15, с. 211). Граф З.Г.Чернышев: "Вадковский, находившейся в корпусе, командуемым генерал-адъютантом Бороздиным, и быв хорошо знаком с его адъютантом Черкасовым сказал мне решительно о нем, что он к обществу не принадлежал. Связи же и сношения Черкасова с тайным обществом мне вовсе неизвестны" (ВДМД, 15, с. 253).
       Заседание комиссии 24, 1826, января 9 делает вывод: "в) Показания Вадковского, из коих видно, между прочим, что адъютант генерала Бороздина, Черкасов, содержащийся у дежурного генерала и обративший на себя подозрения особенно по связи с Вадковским, никогда членом злоумышленного общества не был и никто не мог ему предложить о вступлении, зная противный тому образ его мыслей, что подтверждено и показаниями гр. Захара Чернышева. Положили: на неприкосновенности Черкасова к делу о злоумышленниках испросить высочайшего соизволения освободить его из-под присмотра" (ВДМД, 16, с. 53).
       Заседание 25, 1826 января 10. "Слушали: 2) Записку о XXIV заседании, на коей отмечены собственноручные высочайшие резолюции: поручика Миллера и адъютанта Черкасова освободить, а капитана Якубовича заковать. Положили: сию высокую волю привести в исполнение" (ВДМД, 16, с. 55). Так П.И.Черкасов был освобожден с оправдательным аттестатом от 10. 01.1826 г. В отставку он выйдет в чине полковника (Декабристы, с. 194). Останется холост. Когда А.И.Черкасов служил на Кавказе, брат приезжал к нему. И.Д.Якушкин писал И.И.Пущину из Ялуторовска 15.12.1839: "Черкасов также виделся со своим братом, который для этого нарочно приезжал на Кавказ" (Якушкин, с. 264). После возвращения А.И. с Кавказа в 1843 г. и его помилования в 1851 г. П.И. вернул ему принадлежащую по праву наследства часть имения (Бороздин, 12, с. 307). Конечно, это можно объяснить высокой честью и порядочностью П.И.Черкасова. Есть, однако, нечто недоговоренное в судьбах и взаимоотношениях братьев. Нам придется совершить большой скачек во времени и из казематов Петропавловской крепости и Зимнего дворца, где велось следствие, перенестись в 1852 г. в Орловскую губернию. Здесь жила дочь генерала Бороздина Е.Н.Козакова. Ее отец, у которого в адъютантах был П.И.Черкасов, заслуживает хотя бы небольшой биографической справки. Николай Михайлович Бороздин (1777-1830) происходил из древнего дворянского рода, восходящего к 14-му веку. Службу начинал в Преображенском, Конном, Кавалергардском полках гвардии. В 1803 пожалован Александром I в чине полковника флигель-адъютантом, а в августе 1806 назначен шефом им же сформированного Финляндского драгунского полка. Участвовал в войнах с Францией 1806-1807 гг., со Швецией 1809-1810 гг. В мае 1807 г. получил чин генерал-майора. В 1810 г. назначен командиром 1-й бригады 1-й кирасирской дивизии, а в 1811 г. ему было поручено формирование Астраханского кирасирского полка, причисленного к той же бригаде.
       В начале Отечественной войны 1812 г. во главе своей бригады находился в составе 1-й Западной армии. В ходе Бородинского сражения он неоднократно водил свою бригаду на французскую кавалерию. Его увековечил баталист Ф.А.Рубо в своей живописной панораме "Бородинская битва" в центральной композиции "Кавалерийский бой на поле нескошенной
    ржи": на поле     ржи русские кирасиры ведут бой с саксонскими кирасирами, защищая склоны батареи Раевского. 1-я кирасирская бригада устремляется в атаку, а на переднем плане справа от зрителя в треуголке с белым плюмажем командир бригады Н.М.Бороздин. В ноябре 1812 Бороздин командовал летучим отрядом, поддерживавшим связь между главными силами русских войск и авангардом. Участвовал в заграничных походах русской армии. Командуя 1-й драгунской дивизией сражался во многих боях, в том числе в "битве народов" под Лейпцигом, Вместе с войсками вступил в Париж в 1814 г. В декабре 1816 назначен командующим 4-м резервным кавалерийским корпусом.
       В 1813 г. произведен в генерал-лейтенанты. В июле 1820 пожалован в генерал-адъютанты. В 1823 г. утвержден в должности командира корпуса. В августе 1826 г., в день коронации Николая I, произведен в генералы от кавалерии. Участвовал в русско-турецкой войне 1828-1829 гг. За службу удостоин ряда высших российских орденов: от ордена Св. Георгия 4-й степени до ордена Св. Александра Невского включительно. Скончался в СПб, похоронен в своем имении с. Костыжецах Порховского уезда Псковской губ. От брака с Ел.А.Жеребцовой имел детей: Александра и Владимира Николаевичей, дочерей Ольгу, замужем за генерал-майором Ф.И.Мосоловым, Анастасию, замужем за кн. Е.А.Урусовым; Наталью Николаевну (Федорченко, 2003, 1, с.151-152). Но Бороздин К.А., которому генерал от кавалерии приходился дядей, в известном нам сочинении "Мое знакомство..." пишет так: "Годы моего" студенчества прошли в Москве, в семье внучатной моей сестры Е.П.Козаковой. По годам своим она годилась мне в матери, да и на самом деле любила меня, как родная мать; она и ее муж, бездетные, видели во мне свое детище и спешили предупредить не только мои желания, но и прихоти.
       В начале пятидесятых годов Елизавета Николаевна овдовела и вскоре навсегда переселилась в орловскую свою деревню, село Критово, Малоархангельского уезда" (Бороздин, 11, с. 282). В Критове и произошла встреча, ставшая темой рассказа племянника Н.Бороздина. В беседе с автором декабрист сказал: "Нас было двое братьев: я и брат Петр Иванович. Он состоял адъютантом при отце нашей настоящей хозяйки, и вашем дяде Николае Михайловиче Бороздине, Бородинском герое; брата тоже арестовали, но он выкрутился, а я не был так находчив и попал в ссылку", (Бороздин, 11, с. 283). "Он выкрутился" наводит на многие размышления. И, возможно, записки о встрече с А.И.Черкасовым были опубликованы только в 1887 г., когда обоих братьев давно не было в живых. Однако мы опять встречаемся с биографическим казусом. В вышеприведенной биографии Н.М.Бороздина, в основе которой лежит энциклопедическое издание, среди его детей не упомянута дочь Елизавета. В чем же дело? Не верить К.А.Бороздину нельзя, он писал свои воспоминания прямо с натуры, да и Черкасов прямо говорит о дочери генерала: они ведь были в дальнем родстве по его бабке Е.Н.Жеребцовой. Вероятно, В.И.Федорченко не имел полной информации о семье прославленного генерала. Нам уже приходилось отмечать у него подобные ошибки. Но вернемся в 1826 год.
       Тем временем следствие над декабристами заканчивалось. На заседании  67 в протоколе 16-го вечернего заседания от 3. 06.1826 под  83 читаем следующее: "Квартирмейстерской части о поручике бароне А.Черкасове. 27 членов полагают: по 7 разряду, лишив чинов дворянства и баронского достоинства, сослать на 4 года в каторжную работу, а потом на поселение; 9 (членов): поступить по 2 разряду; 1 член: по 3-му разряду; 1 член: по 4 разряду; 5 членов: по 6-му разряду; 5 членов: по 8 разряду; 4 члена: по 9 разряду; 5 членов: по 10 разряду; 2 члена: по 11 разряду. 1 член - сослать в ссылку на год. 1 член: по родству от суждения отказался (это был сенатор П.Л.Батюшков, бывший мужем троюродной сестры А.И.Черкасова Софии Ефстафьевны, дочери баронессы Е.А.Пальменбах - Авт.). Итак большинством голосов одинакого мнения (27) Черкасов приговаривается по 7 разряду к ссылке в каторжную работу, а потом на поселение" (ВДМД, 16, с. 175). Кстати, среди членов Верховного уголовного суда был и такой либерал, который предлагал сослать Черкасова на жительство в деревню.
       7 разряд являлся фактически 8 разрядом, т.к. 5 главных злоумышленников, приговоренных к смертной казни стояли вне разрядов и счет остальным разрядам начинался с первого. Последовала конфирмация Николая I: 2 года каторжных работ, а потом поселение (ссылка). В списке приговоренных по 7 разряду значится 15 декабристов: Аврамов, Загорецкий, Кривцов, З.Чернышев, фон Бриген, Лихарев, Ентальцев, Тизенгаузен, Выгодовский и др. Под  11"Поручик барон Черкасов знал об умысле на цареубийство и принадлежал к тайному обществу с знанием цели" (Басков, с. 106).
       Такой сравнительно мягкий приговор основывался на окончательных выводах следственного дела, составленного правителем дел Боровковым и военным советником Вахрушевым:
        10
       Квартирмейстерской части о поручике бароне Черкасове
      
       Черкасов при допросе чистосердечно признался, что принят в тайное общество в 1824 году капитаном Филипповичем, цель
    оного,     ему известная, введение в России конституционного правления; но средства достижения сего и надежды, коими
    подкреплены были сии намерения общества, ему не б    ыли открыты. Желание видеть в России хорошие законы побудило
    его вступить в сие общество.
       О покушениях на жизнь блаженной памяти государя императора слышал, но без определения места и // (л. 2 об.) времени. Из членов общества знал немногих, сношений ни с кем не имел, поручений никаких ни от кого не принимал, и действия его ограничиваются принятием одного члена квартирмейстерской части поручика Лачинова.
       Правитель дел Боровков // (л. 3).
        11
       Квартирмейстерской части поручик барон Черкасов
       Во всем деле ничего нет, кроме того, что барон Черкасов принят членом в Тульчине в 1824 в тайное общество, имевшее целью ввести конституционное правление, и слышал весьма темно о намерениях покусится против государя: а) в 1825 в Таганроге через выбравшихся от Южного общества 15 человек и б) при предполагаемом в майе 1826 смотре 3-го корпуса.
       Листы: 1 и 16. (ВДМД, 13, с. 70).
       22.08.1826 срок каторжных работ был сокращен до 1 года. Отправлен из Петропавловской крепости в Сибирь - 15.02.1827 (приметы: рост 2 арш. 46/8 вершков, лицо белое, круглое, глаза темнокарие, нос посредственный, волосы на голове и бровях темнорусые)" (Декабристы, с. 194). В момент ареста у Черкасова имелось 225 руб. ассигнациями и серебром рубль девяносто пять копеек, которые были положены в Государственный заемный банк впредь до востребования (ВДМД, 15, с. 69).
      
       3. Каторга и ссылка. Помилование.

    * * *

       А.И.Черкасов следовал по этапу в Сибирь два месяца. "Когда дело было кончено, и на парапете Петропавловской крепости свершилась казнь главных виновников, нас значительной партией повезли всех вместе в Сибирь. Чем дальше удалялись мы от Петербурга, тем яснее становилось, что бунт на Сенатской площади был фактом очень мало известным. Россия страшно велика, сообщения по ней во много раз хуже были теперешних, глушь была такая, в особенности в северных палестинах, что только при провозке нашей партии, в тех местах, где ее провозили, узнавали впервые о случившимся в Петербурге" (Бороздин, 11, с. 283). 15.04.1827 он был доставлен в Читинский острог, в котором отбывал каторжные работы до середины апреля 1828 г. Свидетельствуют декабристы барон А.Е.Розен и Бестужев М.А. в своих воспоминаниях: "Мы не могли видитъся с товарищами, прибывшими в Читу прежде нас; они жили в другом временном остроге, также за частоколом; стража окружала нас днем и ночью, а от вечерней до утренней зари запирали наши комнаты на замок. Через два дня приехала к нам другая партия наших: Лихарев, Кривцов, Тизенгаузен и В.С.Толстой. После них через два дня еще Люблинский, Выготовский, Лисовский и Загорецкий, а за ними, через два дня фон дер Бригген, Ентальцев, Черкасов и И.Б.Абрамов 2-й" (Розен, с. 221). Это была партия осужденных по 7-му разряду.
       М.Бестужев в "Ответах на вопросы М.И.Семевского 1860-1861", редактора-издателя PC говорил: "Через несколько дней нас перевели в большой каземат, и вскоре собрались из разных крепостей, где мы все помещались - в ожидании помещения - в Чите, все назначенные сентенцией в каторжную работу. Вам, может быть, будет интересно узнать список всех осужденных, из коих помещенных в каземате я отмечу крестиком.

    Северного Общества:

    ..................................................................................................

    Южного Общества:

    ................................................................................................

       34. Барон Черкасов + (А.И.)" (Бестужевы, с. 149).
       В 1828 г. декабрист Н.А.Бестужев (1791-1855), приговоренный в каторжную работу вечно, среди других портретов своих товарищей по каторге, создаст акварельный портрет А.И.Черкасова, который хранится в Государственном Музее А.С.Пушкина в Москве (собр. И.С.Зильберштейна). На портрете рукой А.Черкасова сделана надпись: "С нами Богъ! Алексей Черкасов".
       В 70-х гг. 19 века по просьбе Н.М.Зензинова художник Питч сделал карандашные копии с оригиналов Н.Бестужева. Впервые копия портрета А.И.Черкасова была опубликована в книге "Декабристы. 86 портретов". М., из-во Зензинова, 1906, с пояснительным биографическим текстом приват-доцента Московского университета П.М.Головачева, который часто пользовался текстом рассказа Бороздина "Мое знакомство с декабристом бароном Черкасовым" без ссылок на источник. После Февральской революции иллюстрированный художественный журнал "Искры" в 30 за июль 1917 года поместил огромный коллаж "Апостолы свободы", на котором неизвестный фотограф разместил портреты 82-х декабристов. Под монтажем - перечень их фамилий. Портрет барона Черкасова работы Бестужева значится под  36 (Апостолы свободы, 30; Загорулько, с. 96). В недавнее время этот портрет был репродуктирован в книге В.П.Старка "Портреты и лица. XVIII- середина XIX веков". СПб., 1995 (Старк, с. 140).
      

    * * *

       В середине апреля 1828 г. А.И.Черкасов был обращен на поселение в г. Березов Тобольской губ., куда позднее в июне 1828 г. был водворен на поселение его товарищ по Читинскому острогу А.В.Ентальцев (1788-1845). В Березове уже находились двое ссыльных декабристов: Ю.В.Грабя-Горский (1766-1848), случайный участник восстания на Сенатской площади, сосланный под надзор полиции в г. Березов высочайшим указом 5. 03.1827, и И.Ф.Фохт (1794-1842), отправленный на поселение из Пе-тропавловской крепости в январе 1828 г. (Головачев, с. 259). С Грабе-Горским, как называет его в воспоминаниях Черкасов, у троих дека-бристов отношения сложились очень тяжелые, враждебные. "Грабе-Горский, промахнувшийся в удовлетворении своего честолюбия на Сенатской пло-щади, не промахнулся тут..." (Бороздин, 11, 266). Этот человек был по-своему уникальной личностью, - прирожденный авантюрист с непо-мерным тщеславием и честолюбием, которые в конце концов и привели его в Сибирь без особых на то оснований. Он действительно, на какой-то миг почувствовал себя вершителем судеб России, когда явился на Сенатскую площадь в мундире и шляпе с генеральской кокардой. На сам-ом деле с военной службы он был уволен 1.02.1818 , а на гражданской службе имел чин статского советника. По формулярному официальному списку он значился: Грабя Осип-Юлиан Викентиев сын Горский, происхождением из дворян польских Грабя или Граф. В службе, по его словам, находился с 1787 г. при Станиславе-Августе Понятовском. Военную слу-жбу начал в августе 1804 г. Участвовал во многих сражениях с 1807 по 1814 годы. Награжден несколькими военными орденами и золотой шпагой за храбрость. Был семь раз ранен и контужен. Возможно, последнее об-стоятельство и повлияло на его многие неадекватные поступки, необъяс-нимые ни с точки зрения здравого смысла, ни с точки зрения привычных для дворянской среды принципов. Членом тайных обществ он никогда не был. 24.10.1818 определен в Департамент разных податей и сборов; затем назначен Кавказским вице-губернатором с 5.03.1819 г.; управлял Кавказской губ. с 16.08.1821. Состоял под следствием по делу о недостатке вина в Кавказской казенной палате с 1822 г. в Петербурге. Во время следствия занимался в Петербурге ходатайствами по чужим де-лам, разорившись на спекуляциях. Именовал себя "граф Горский", а с 1827 г. "князем Иосифом Викентьевым Друцким-Горским, графом на Мыже и Преславле". Однако ни в Польше, ни в Литве, ни в Беларуссии такого графского рода не было. Согласно родословной, его отцом был Юлиан-Викентий Иосифович-Казимирович Горский, полковник Минского воеводства, стольник Мстиславского воеводства. Но общим мнением было, что он сын мещанина из местечка Бялыничь в Белоруссии. На Сенатскую площадь он явился при всех орденах, называл себя сенатором, ходил среди сол-дат и хвалил Константина Павловича, вместе с народом кричал "ура!", просил у Ивана Пущина пороху для своего пистолета. Его "впечатляющий" вид и полубезумные действия привели к тому, что в показаниях поручи-ка П.Прянишникова говорилось, что "графа Милорадовича убил какой-то статский в треугольной с плюмажем шляпе". Только в мае дознались о настоящем убийце - П.Г.Каховском.
       Арестован Грабя-Горский был в 2 часа ночи 15.12.1825, в тот же де-нь был доставлен в Петропавловскую крепость и посажен в Алексеевский равелин. В куртинах равелина у немолодого "графа и князя" начались припадки падучей болезни и 20.02 он был направлен в Военно-сухопутный госпиталь, а из госпиталя отпущен к дежурному генералу Гл. Штаба - 5. 03. 1827. Верховный уголовный суд не знал, что с ним делать, так как не находил в его действиях состава преступления и не мог его осу-дить. Понадобился специальный высочайший указ, чтобы сослать его под надзор полиции в г. Березов, где он пробыл 5,5 лет, затем был переве-ден в Тару, оттуда в Омск, где умер в возрасте 83 лет. Одним словом, "куда ведет хлестаковщина".
       Б.Л.Модзалевский и А.А.Сиверс в "Документальных материалах, дополня-ющих сведения "Алфавита декабристов" в разделе "В. Отдельные лица" дали такую характеристику человеческих качеств Горского: "Сей человек нрава угрюмого, несообщительного, дерзкий в поступках, оставал-ся всегда загадкою даже для людей весьма к нему близких... Он всю жизнь был пронырой и, наделав много зла на Кавказе, где был вице-гу-бернатором бежал оттуда. Он женат, но не живет с женой (бар.Елизавета-Каролина-Фредерика Мирбах, ум. до 1821 г.)". Далее следует рассказ авторов о его многочисленных нечистоплотных отношениях с женщинами, в результате которых он оказался отцом 6-ти незаконных детей, поми-мо двух сыновей, рожденных в браке. "В деньгах он никогда не нуждал-ся, никогда не занимал, напротив того, жил пристойно, и все уверяют, что будто у него большие деньги в ломбарде, нажитые разными пронырствами и злоупотреблениями... Горский был в свете таинственное суще-ство, без роду и племени, человек неизвестно откуда!" (Декабристы, с.56-57; с. 367-368; Г.Кудинов. Сказание..., с. 261-262).
       И с этим человеком судьба свела А.И.Черкасова, которого все товари-щи по обществу и по службе считали эталоном чести и порядочности!
       Сам барон в беседе с Бороздиным в 1852, так объяснит поведение и характер своего невольного спутника по ссылке, что показывает в нем знатока человеческой души и тонкого психолога.
       "...граф Грабе-Горский резко от нас отличался. Прежде всего он был значительно старше нас, лет сорока, следовательно совсем уже сложив-шийся характер; он служил по администрации и был вице-губернатором в одной из западных губерний (надо бы: "южных" - Авт). Во время ист-ории на Сенатской площади, его видели среди бунтовщиков с пистолетом в руках и чуть ли не перепоясанного саблей; но в минуту критическую он исчез. Когда его взяли и нашли в комнате это его оружие, он упор-но стал отнекиваться, давал объяснения сбивчивые, смутные, тем еще более навлекая на себя подозрения; бумаги его и переписка подбавили ко всему этому нового туману и хотя суд произнес над ним каратель-ный приговор (ошибка памяти Черкасова - Авт.), но он сам продолжал утверждать, что над ним совершилась роковая ошибка правосудия, введе-нного в заблуждение кажущимися, но не действительными уликами. Та-кую роль невинно осужденного играл он и между нами, товарищами по не-счастью. Мы его до того вовсе не знали и после, много лет спустя, когда декабристы собрались в один кружок в Чите, они объяснили себе уч-астие этого поляка в деле на Сенатской площади, самыми мелкими, чес-толюбивыми его побуждениями. Вице-губернаторское кресло, на котором он сидел очень долго, не соответствовало его честолюбию и он, рассчи-тывая на переворот, думал при этом, как видный деятель на площади воспользоваться благоприятной минутой и занять более выдающееся, чем вице-губернаторское, место при новом составе правительства. Цели его были самые невозвышенные, чисто личного свойства, и если опростоволоситься такому человеку было в высшей степени тяжело, то еще тяжелее становилось ему сознаваться в своих затаенных побуждениях; он разыг-рывал роль невинной жертвы, рассказывая всем заученную им как "Отче наш", свою историю, и уверенный сам, что ему в ней никто не верит, находился в печальном положении актера, взявшегося за роль самую не-благодарную, превышающую его силы и в которой он никогда не мог рас-считывать не только на аплодисменты, но даже и на малейшее сочувст-вие настоящих ценителей в публике. Когда же горестная судьба свела нас с этим человеком, сближение наше с ним оказалось, конечно, немыс-лимым: он читал в глазах наших полное недоверие к его патетическим, подогретым рассказам и это с первых же разов внесло в наши отношения холодность, перешедшую у Грабе-Горского в решительную к нам ненависть. Он обозлился на нас за то, прежде всего, что, понеся кару за св-ою преступную деятельность, мы в душе своей обрели мир страдальцев за известные возвышенные идеи, не казавшиеся нам тогда заблуждени-ем; мы верили в искупление нашей преступности нашими страданиями, мы знали, что благородные сердца, сочувствующие нашему несчастию есть; надежды на перемены к лучшему нас не оставляли. И всего этого смягча-ющего в нашем положении был лишен человек, попавший, вследствие сов-сем иных побуждений, в одну с нами категорию; образ мыслей и понят-ия о вещах ничего не имели у нас с ним общего, тем более, что настоящий свой образ мыслей и понятия он маскировал напускною благонамере-нностью, при которой должен был показывать вид, что относится с отв-ращением к делу, задуманному декабристами. И за все это, повторяю, он на нас обозлился и в душе своей ничего так не желал, как нам вредить. В Березове представилась ему полная к тому возможность, кото-рой он мастерски воспользовался...
       С Грабе-Горским встречались мы не часто, жил он особняком; мы обменивались визитами и затем друг у друга не бывали. Слышали мы, что он что-то все пишет, беспрестанно бывает у городничего, с ним видали его ходящим по улицам, что он со всеми чиновниками в городе перезна-комился, бывал у них и они у него бывали... С первых же дней сюда прибытия он повел искусную и терпеливую осаду И.С. Смирного - городничего-бога, пустил в ход лесть, унижение, низкопоклонство, словом, весь арсенал польского иезуитства и, наконец, взял его приступом. По-луграмотного и полупьяного солдата было не мудрено обойти разными баснями. Он ему рассказал об явном с ним недоразумении суда, в исп-равлении которого он не сомневался (но кто мог отменить высочайший указ? - только сам Николай I - Авт.), и начал строчить через него же, городничего, пространнейшие объяснения на Высочайшее имя, прося пересмотреть дело его как невинно осужденного. Уездного стряпчего Ф.С.Портнягина он тоже увлек своими сладкими речами и добился тем, что березовское чиновничество взглянуло на него совсем с другой точ-ки зрения: оно увидело в нем генерала, самого благонамеренного, слу-чайно, независимо от своей воли, попавшего в беду и не лишенного са-мых верных шансов к своему полному восстановлению. Сегодня в беде, а завтра может быть опять генералом, рассуждали городничий с чинов-никами, - с таким ссыльным надо быть помягче и поосторожнее, пожалуй, его и губернатором пришлют в Тобольск, мало ли чего не бывало на све-те: Сперанский тоже был в ссылке, а потом сделали его генерал-губер-натором Сибири. Да что-то действительно совсем невероятно, чтоб он был одного поля ягода с присланными сюда политическими преступниками: он с ними и не думает якшаться, не бывает у них, они к нему не ходят; те какие-то буки, глядят волками, а он человек открытый, любезный, услужливый, благонамеренный. К тому же, получилось на его имя от ко-го-то и письмо из Петербурга, прошедшее через цензуру городничего, в котором говорилось в смысле благоприятном о ходатайстве его о пересмотре его дела. Все это, вместе взятое, могущественно подействовало на общественное мнение березовского чиновничества в пользу Грабе-Горского и дало ему возможность совсем оседлать городничего и начать, что называется, вить из него мочалки". (Бороздин, с.11, с. 286).
       Город Березов, знаменитый по ссылкам сюда в 18 в. нескольких круп-ных временщиков, в конце 20-х годов 19 в. состоял из нескольких десятков бревенчатых домов, каменного острога, такого же казначейства и двух церквей: соборной и кладбищенской. Постоянное население его с инвалидною командой не превышало двухсот душ мужского пола. Зато он был снабжен полным уездным штатом чиновников. В этом городе, кот-орый становился многолюдным тогда, когда прикочевывали к нему иноро-дцы - остяки и самоеды - для уплаты ясака, даже самовар в обиходе Черкасова и его товарищей уже был роскошью, и только употребление теплой оленьей крови и рыбьего жира спасало их от скорбута (цин-ги) в бесконечные недели непрерывных лютых морозов. "Нас вскоре уз-нали обыватели, и большая часть их глядели на нас косо, в особеннос-ти простой люд. Рассказывают, что ссыльным в Сибири живется хорошо, но это чистейшая басня: народ в понятиях своих не отделяет варнака (каторжного) от поднадзорного и сторонится от них, как от прокаженных; а представляется случай дать почувствовать поднадзорному всю его бесправность и ничтожество, пользуется им немилосердно" (Боро-здин, 11, с. 286). И в первую очередь этим пользовалась городская власть в лице городничего, который был грубым, вечно полупьяным со-лдафоном. С горечью вспоминал А.И.Черкасов о всех унижениях, которые ему, Ентальцеву, Фохту пришлось испытать от этой, ничтожной, в сущ-ности, власти, которая в таких городах, где и губернаторы-то бывали раз в сто лет, становилась фактически бесконтрольной и самодержавной: "Городничий тут бог и в дискреционное распоряжение такого бога при-везенные трое закованные в железо ссыльных, мы сданы были ему при ши-рокой инструкции иметь над нами строжайший надзор.
       Мы увидели перед собой колоссального роста, тучного старика, тоже отставного офицера из рядовых, с красно-сизым носом, признаком определенной наклонности, с оловянными какими-то глазами, с сиплым голосом. Он приказал нас расковать и повелительно объявил нам: "Смотрите у меня, ухо держать востро, а то опять закую и сгною в остроге". Речь была ясна и коротка и с этого дня началось наше страдальческое прозябание в Березове, понять сущность которого возможно лишь при характеристике нашей собственной, нас троих сосланных" (Бороздин, 11, с. 286). Из книг у ссыльных имелись только Евангелие и "Подражание Христу" Фомы Кемпийского. В городе они познакомились с священником, а он познакомил их еще с двумя-тремя людьми. Ежедневно, утром и вечер-ом до 9 часов нужно было являться к городничему, причем достаточно было опоздать на одну минуту, как он разражался на ссыльных площад-ной бранью.
       "Прошло полгода, что мы были в Березове. В это время дозволено было нашим родным и близким писать и посылать к нам вещи и деньги. Нас с Ентальцевым не позабыли наши: мы получали от них посылки и письма и нам разрешено было писать через наше начальство - отрада великая. Мы знали, что отныне там, на далекой родине, знают где мы, и будут следить за нами ". (Бороздин, 11, с. 386). Ссыльных, томила тоска полного бе-здействия, и они с жадностью искали всякого дела. И.Ф.Фохт ничего не получал от родственников и жил токарной работой: "Товарищ мой умел точить и работать напилком, он добыл себе кое-какие инструменты и стал этим заниматься; у него появились заказы разных починок и вскоре уголок его принял вид мастерской" (Декабристы, с. 187; Бороздин, 11 с. 296). Ентальцев, по ходатайству сестры Е.В.Сикстель, получил раз-решение на перевод в Ялуторовск - 2.11.1829, но задержался в Березове до вскрытия рек. В 1830 г. он поселится в Ялуторовске, но из Березова будут поступать на него доносы по наущению Горского и писаря полиции. Появится еще несколько неблагоприятных обстоятельств - и он заболеет неизлечимым психическим заболеванием, которое вскоре сведет его в могилу. (Декабристы, 66).
       "Я же, - говорил А.И.Черкасов, - ничего этого не умел делать и приня-лся за обучение детей грамоте; явились желанные ученики и ученицы, конечно, бесплатные, до десяти детей, и с ними короталось мое время. В этом совершенно тихом и замкнутом образе жизни мы не замечали того, что творилось в самом городе Березове, а в нем творилось, как мы вскоре узнали, кое-что весьма неблагоприятное для нас. Городничий, про-изведший на нас угнетающее впечатление, при первом нашем с ним свида-нии, не замедлил дать нам почувствовать свою медвежью лапу" (Бо-роздин, 11, с. 286). Городничего натравил на своих товарищей по нес-частью Г.-Горский. Дескать, один занимается бесплатным обучением де-тей, другой слесарничает и тоже не за деньги; когда прикочевывали зи-мой инородцы, оба с ними знакомились, писали им какие-то бумаги, ни-чего за это не брали. Надо быть осторожными с этими людьми: может быть, они замышляют что-то крупное. С этого доноса начались систе-матические и беспощадные гонения: "В одно утро, когда мы явились по ежедневному обыкновению к начальству, оно вышло к нам в свирепом ви-де. - С чего ты это взял, обратилось оно ко мне, что ты можешь обу-чать детей, кто тебе дал на то позволение?
       В первое мгновение у меня, что называется, закатилось сердце, и как я не бросился на этого негодяя и не вцепился в него, я не понимаю.
      -- Прошу вас не забывать, кто я, ответил я ему, весь похолодев и тря-сясь как лист, и говорить мне "вы", а не "ты".
      -- Что-о! бунтовать!! Трифонов, веди его в острог! Я тебе покажу...
       Держать на хлебе и воде
       Старик-унтер, Трифонов, был не злой человек; видя меня бледного как полотно и шатающегося, он остановил меня в сенях и приказал вестовому подать мне кружку воды.
       - Выпейте, ваше благородие, вас это освежит, сказал он мне. Я последовал его совету, присел на лавку и после нескольких глотков стал чувствовать себя лучше. В главах моих перестали мелькать зеленые круги.
       В остроге просидел я в одиночном заключении целую неделю, меня посетил здесь по приглашению моему, священник, истинно по-христиански наставлял меня и утешал; он был простой, не мудреный священник, но понимал высокое свое призвание. По моей просьбе он пошел к стряпчему, тоже не злому человеку, смягчил его, тот ходил к городничему и меня выпустили.
       Когда я пришел домой, то узнал, что И.Ф.Фохт сидит тоже в остроге за какую-то бумагу, писанную им инородцам, посадили его дня три пос-ле меня и выпустили тоже через неделю. По вещам нашим, мы увидели, что в квартире нашей был сделан самый тщательный обыск, в платье на-шем распарывали подкладку и так и оставили неподшитою" (Бороздин, 12, с. 306). Ссыльные пошли к стряпчему, подали ему письменное заявле-ние и просили довести его до сведения губернского прокурора. Но, знавший дело, стряпчий, посоветовал им не делать этого, так как все дейс-твия городничего укладывались в рамки инструкции по надзору над по-литическими ссыльными; они сами виноваты в том, что ни на что не сп-рашивали у местных властей разрешения. Черкасов ему ответил: "Если все так, то по всему вероятию г. городничему не позволено все-таки наносить нам оскорбления, ругать нас неприличными словами и говорить нам "ты". И на это был готов ответ: "Оскорблять никого не дозволяется-с; но его слова не оскорбление-с, а внушение; он человек военный-с, держится-с своего артикула, а в военной службе старшему дозволяется говорить "ты" младшему-с. - Поймите же, Флегонт Сысоевич (так звали стряпчего), сказали мы ему, если мы лишены всех прав состояния, то все это не лишило нас человеческого достоинства. Беззащитные при на-носимых нам оскорблениях, не вызванных никаким нашим действием, мы ставимся в необходимость отвечать на оскорбление оскорблением; в на-шем положении доведет нас до этого отчаяние..." (Бороздин, 12, с. 306). Стряпчий обещал им свое содействие при условии, что они оба будут осмотрительнее. В тот же вечер, когда они пришли к городничему, он только пробурчал: "хорошо, ступайте".
       Но это было еще далеко не все. Вдвоем ссыльные жили у вдовы чиновницы, занимая две комнаты. Старший ее сын служил писарем в полиции, а ранее учился в семинарии, откуда его выгнали за беспутство. Было ему лет 25, но он уже стал горьким пьяницей, и в светлые промежутки вздумал, посещать декабристов и вести с ними разговоры. Понять и оценить его было не мудрено, и они старались от него отделаться. Он их за это крепко невзлюбил, и в полиции его настроили писать на ссыль-ных доносы. "Он обвинял нас в безбожии и вольнодумстве. "Лба-то мы никогда не перекрестим, скоромное едим в великий пост, городничего ругаем, запираемся на замок, о чем-то шепчемся, что-то замышляем, го-ворим постоянно между собой на каком-то непонятном языке (французском - Авт.), пишем что-то и потом рвем и сжигаем". И все в подобном же роде. Среди всей этой белиберды обращено было внимание на одно обстоятельство: "на каком основании мы говорили при хозяйском сыне, что долго здесь не останемся; не следовало ли было видеть в этом на-мерения нашего к побегу?" Ундеру приказано было следить за нами ст-роже и каждый день внезапно посылать к нам кого-нибудь из своей ко-манды, чтобы глядели, что мы делаем" (Бороздин, 12, с. 306). Рассле-дование, произведенное по этому поводу генерал-губернаторским чинов-ником, разоблачило ложность доноса и подтвердило симпатии населения к Черкасову и его товарищам (Головачев, с. 260). Они перебрались на другую квартиру, где из-за беспробудного пьянства отца, его мале-нькая дочь их беспрерывно обворовывала. Пришлось опять искать жилье. Городничий, узнав об этом, приказал им с Фохтом разъехаться, а на их протесты пригрозил снова острогом. "Эта жестокость чуть меня не сломила. Разлука с И.Ф.Фохтом была слишком тяжелым испытанием. Поселился я в избе одного инвалидного солдата и стал искать спасения от отчаяния в физическом труде. Начал рубить дрова, таскать воду, кули, руки свои довел до мозолей. И ко всем этим бедствиям присоединялись угнетающие климатические условия" (Бороздин, 12, с. 306).
       Три года провел он в этом углу, и это было испытание жизнью в условиях самых тягостных, когда политического поднадзорного травили как зве-ря. Суровый климат Березова наделил его ревматизмом, признаками ипохондрии и угрожал чахоткой. Обдорский врач Петелин в выданном свиде-тельстве установил, что Черкасов "темперамента меланхолического, телосложения посредственного, постоянно тоскует, имеет стремление к уединению, желтый цвет лица, впалые глаза, раннее выпадение волос и, по всем признакам, страдает воспалением печени и селезенки" (Головачев, с. 260). Сам же Черкасов много лет спустя говорил Бороздину, что это испытание принесло ему и много пользы, оно было суровой школой и научило ценить добрых людей, которых он там нашел: соборный священник и учитель приходского училища были его истинными друзьями, у них же он часто виделся и с Фохтом, с которым его разлучил городничий.
       "А потом, я не посовещусь вам признаться, что тут я впервые уверовал в Бога; французские энциклопедисты, на которых выросло все наше поколение, в корне парализовали в нас всякое религиозное чувство и его могло вызвать к жизни только тяжелое испытание. Скажут, пожалуй, что это было малодушием, но скажут те только, которые не сознают высокого назначения нашей жизни; прекратить жизнь самоубийством в мину-ту отчаяния не мудрено, но спастись от отчаяния возможно только взы-вая к Богу. Я испытал это сам на себе и с каким сладостным чувством читаю я после этого всякий раз чудную молитву Ефрема Сирина" (Бороздин, 12, с. 306-307). Ранее, на следствии, отвечая генералу Чернышеву на вопрос: "2. Какой веры и каждогодно ли бываете на исповеди и у св. причастия?" А.И.Черкасов отвечал: "2. Я греческого католичес-кого исповедания (т.е. православного - Авт.) и каждогодно бываю на исповеди и причащаюсь святых тайн, кроме тех разов, которые дела слу-жбы препятствовали оному". На вопрос: "7. С какого времени и откуда заимствовали первые вольнодумческие и либеральные мысли, т.е. от вну-шения ли других или от чтения книг, и каким образом мнения сего рода в уме вашем укоренились?", - он ответил: "7. Вольнодумческих мнений насчет религии я не имею. Но либеральные мнения я получил частию от чтения, а более из разговоров, но с которого времени и каким образом они вкоренились, не могу показать, потому что не могу упомнить пост-епенного хода сих мнений" (ВДМД, 13, с. 68-69). Вследствие особых условий в Березове, мистицизм, всегда не чуждый Черкасову (вспомним его зятя Облеухова), развился в нем в сильных размерах и сохранился до конца жизни. К. Бороздин рассказывает, как он вскользь упомянул о спиритизме и столоверчении в Америке, и о том, как они в Критове сделали несколько спиритических опытов и были пора-жены совершившемся сношением с миром невидимых духов. "Об этом завел я речь с Черкасовым вечером за чайным столом, и, к удивлению, увидал что попал в его больное место. Маленькие глазки его заблестели как угли, и он прочел мне целую лекцию о системе демонологии... Началось с рассказа о сибирских шаманах, несомненно, по его мнению, владеющими никому еще не известными тайнами природы; он передавал массу фак-тов, поражающих своей чудесностью, непостижимостью; от шаманов пере-шел к Сведенборгу, Месмеру, Экарцгаузену и закончил теорией спирити-зма... когда я слушал его, на этот раз он мне представился другим че-ловеком, совсем другим человеком, чем вчера. Вчера я слушал чело-века, сильного духом, закалившего свою силу страданиями, среди кото-рых подпорою явилась ему самая теплая и смелая вера в Промысел Божий, и он, рассказывая свои воспоминания, был прекрасен; а теперь сидел передо мною не верующий человек, а мистик, желающий все необъяснимое и непостижимое объяснить приемами эмперизма, и этот сегодняшний человек куда как ниже показался мне вчерашнего. И невольно подумалось мне при этом: "какие же потемки однако ж душа-то человеческая, когда в ней, рядом с безграничной верой, может уживаться самое ост-рое неверие, замаскированное мистицизмом" (Бороздин, 12, с. 307).
       Внешне торжествующий позитивизм в этих, несколько напыщенных и нравоучительных строках рассуждений К.Бороздина, "снимается" тем высоким мистицизмом, который всегда сопровождал духопознание и самопознание, в том числе и в христианстве. Другое дело, что не каж-дому доступна такая форма приближения к Богу и инобытию. И вероят-но, не случайно, что по сведениям некоторых историков и фольклори-стов, А.И.Черкасов занялся собирательством народных песен и стихов духовно-мистического содержания; мы постараемся продемонстриро-вать его опыты в завершающей части главы.
       Декабрист С.Г.Волконский, написавший замечательные "Записки", сделал к ним приложение "Три предателя". В главке III "Шервуд" он называет членов Южного общества в азбучном порядке, с упоминанием участи каждого из них. Среди них есть имя нашего героя: "Черка-сов, барон Алексей Иванович, поручик по квартирмейстерской части во Второй армии. Сослан в Читу, потом на Петровский завод; затем поселен в Кургане; переведен солдатом на Кавказ, где выслужил офи-церский чин". (Волконский, с. 405). В этой же главке в большой сно-ске С.Волконский еще раз упоминает Черкасова: "В Кургане же находились на поселении: А.Ф. фон дер Бриген, М.М.Нарышкин, кн. А.И.Одоев-ский, П.Н.Свистунов и барон А.И.Черкасов" (Волконский, с. 408). Бриген, Нарышкин, Свистунов действительно в разное время находились на поселении в Кургане. А.И.Одоевский, автор знаменитого ответа на послание А.С.Пушкину, создавший сам того не желая, трагический завет русской интеллигенции "Из искры возгорится пламя!", 2.04.1833 года написал Николаю I письмо о своем раскаянии с просьбой о проще-нии. В результате этого он был переведен в с. Елань Иркутской губ., а затем в 1836 г. в Ишим Тобольской губ. В 1837 г. он получит ра-зрешение на службу рядовым в Кавказском отдельном корпусе. На Кав-казе он умрет от малярии в 1839 г.
       Что касается А.И.Черкасова, то ни в одном официальном документе не упоминается его пребывание в Кургане. Ничего не говорят об этом и другие мемуарные источники. Вероятно, память подвела С.Г.Волконского.
       С 1832 г. Черкасов действительно начал хлопотать о своем переводе из Березова в какой-нибудь из южных округов губернии. По докладу 25. 11.1832 г. он был переведен в Ялуторовск 4. 03.1833 г. (Голо-вачев, с. 260). Члены Южного общества постепенно утрачивали связь друг с другом, поэтому становились возможными последующие ошибки. И.И. Горбачевский в письме М.А.Бестужеву, перечисляя осужденных де-кабристов, их вины, приговоры и дальнейшие судьбы пишет об осужден-ных по 7-му разряду: "1861 г. июня 12 дня, Петровский завод (И.И.Горбачевский был один из немногих декабристов, кто и после помилова-ния остался доживать свой век в Сибири, на месте своей каторги или ссылки: "хранителем дорогих могил" называл себя И. Горбаческий - Авт.).
       ..............................................................................................
       11) Черкасов. Арестован в Тульчине. Петербург, Чита; потом на поселении в Березове, Тобольской губернии. Где теперь, не знаю" (Горбачевский, с. 181). А.И.Черкасова в 1861 г. уже шесть лет, как не было в живых.
       Происходили и неожиданные встречи. А.Н. Муравьев, которого Черкасов знал по школе колонновожатых, масон и основатель Союза спасения, "первый декабрист" был осужден по 6-му разряду и по конфирмации 10. 07. 1826 сослан в Сибирь без лишения чинов и прав дворянства (Декаб-ристы, с. 117). По его ходатайству ему было разрешено вступить в гражданскую службу. 23.04.1828 он вступил в должность городничего в Иркутске. С 28.10.1832 А.Н.Муравьев исполнял должность тобольского гражданского губернатора. Вероятно, в середине 1833 г. произошла его встреча с ссыльнопоселенцами Тизенгаузеном, Ентальцевым и Черкасовым. Наверное, им было о чем поговорить. Встреча не ос-талась незамеченной. Двоюродный брат А.Муравьева А.Н.Мордвинов, за-нявший место Л.В.Дубельта, управляющего собственной его величества канцелярией III отделения, упрекнул его за сношения с "государственными преступниками", на что Муравьев уже из Вятки, куда его перемес-тили Председателем уголовной палаты - 21.12.1833 г., с достоинством отвечал 23.05.1834 г.: "Ревизуя же присутственные места в Ялуторов-ске, они все трое приходили ко мне днем, на самое короткое время, с различными просьбами и надобностями, которые обязанность моя, как управляющего губернией выслушивать их и, по мере законной возможнос-ти, удовлетворять их" (ОПИ ГИМ, ф. 282, ед. хр. 290) (Рабкина, с.53).
       В Ялуторовске барон Черкасов вел такой же скромный образ жизни, каким отличался и в Березове. С материальной стороны он был хорошо обеспечен теми средствами, которые высылал ему отец. В "Списке о причисленных на поселение в Тобольской губернии бывших государственных преступников, так и польских мятежников (сосланных в Сибирь участников Польского восстания 1830-1831 гг. - Авт.); с отводом каждо-му из них по 15 десятин усадебной земли", составленном землемером Вороновым, который хранится в главном архиве Омской обл., "особый интерес представляют данные публикуемого источника об объединении некоторых декабристов для пользования земельными участками. Совладельцами земли являлись А.В.Ентальцев, В.К.Тизенгаузен и А.И.Черкасов; И.Д.Якушкин и М.И.Муравьев-Апостол; В.П.Ивашев и Н.В.Басар-гин" (Ссылка, с. 223-224). Черкасов, однако, своим наделом не поль-зовался, отдавая его своим товарищам, занимавшимся сельским хозяйством (Головачев, с. 261).
       Наиболее подробные сведения о Черкасове в ссылке и после службы на Кавказе дает один из самых авторитетных историков декабризма М.К.Азадовский. В статье "Странички краеведческой деятельности декабристов в Сибири" читаем: "Воспоминания сибиряков-томичей отмечают ши-рокую благотворительную деятельность в Томске Г.Батенькова; жандар-мский полковник Маслов в своем отчете Николаю I отметил благотвори-тельную деятельность М.И.Муравьева-Апостола, Фохта и Черкасова". Ученый ссылается на: Донесение полковника Маслова, 1839.- Декабристы на поселении 1829. - Современник, 1913, IX, с. 322-324 (Азадовский, 1, с. 87).
       Часть декабристов, приговоренных к ссылке на поселение, подала прошение о переводе рядовыми в Кавказский корпус. Далеко не всем Николай жаловал такую милость. В 1837 году было разрешено отправиться
    на Кавказ под пули горцев В.Н.Лихареву, М.А.Назимову, М.М.Нарышкину,
    А.И.Одоевскому, А.И.Черкасову. И.Ф.Фохт, деливший с бароном березовскую ссылку, в июне 1837 г. получил разрешение определиться на Кавказ, но затем по высочайшему повелению в ноябре был оставлен на поселе-нии в Кургане (полковник Маслов в донесении императору упоминал, что в Березове Фохт бесплатно помогал местному врачу - Авт.).
       Неоднозначно отнеслись к таким прошениям и разрешению Николая I в среде декабристов. Неукротимый М.С.Лунин (1787-1845) писал сестре Е.С.Уваровой: (пер. с француз.): "Мне стало известно, что не-которые наши политические ссыльные изъявили желание служить рядовы-ми в Кавказской армии, чтобы вернуть себе милость правительства. Они правы. Однако было бы неосторожно решиться на такой шаг, не подверг-нувшись прежде небольшому испытанию. В первый день получить пятьде-сят палочных ударов, на второй сто, на третий двести, что вместе со-ставит триста пятьдесят палочных ударов. После такого испытания мож-но будет сказать: diqnus, diqnus est intrare in isto dokto corpore - достоин, достоин вступить в эту ученую корпорацию (лат.)" (Лунин, с. 40). В 1837 г. разрешение было дано Н.И.Лореру и барону А.Е.Розену, позднее еще нескольким декабристам. Н.Я.Эйдельман, комментируя в примечаниях это письмо М.Лунина, пишет: "Некото-рым из ссыльных было отказано в просьбе: так, в 1842 г. просился в солдаты и не получил разрешения А.Е.Мозалевский...; о спорах в декабристской среде насчет перевода на Кавказ свидетельствует и неудачная попытка ближайшего к Лунину человека С.Г.Волконского: за него ходатайствовали столь влиятельные лица как М.С.Воронцов, но Николай I от-казал. Собственноручную просьбу без результата подал М.А.Фонвизин.
       В кругу декабристов, поселенных близ Иркутска, по-видимому, резонанс имели прошение Одоевского, связанное с известным покаянием, а также неудачные ходатайства Е.З.Канкриной о переводе на Кавказ ее брата Артамона Муравьева (1837, 1839)" (Лунин, с. 399). Ядовитость лунинской латыни, означавшей старинную формулу, сопровождавшую присвоение ученой степени в университете, далеко не во всем соответствовала действительности. Односторонность суждений, возможно, позднее была осознана и самим автором "Писем из Сибири", который снял в позднейшей ре-дакции слова насмешки и упрека насчет товарищей, переводимых на Кавказ (Лунин, с. 399). Смеяться и вправду было не над чем. Эти люди шли на смерть, и чуть ли не половину из них смерть уже ждала на Кавказе. Впрочем, М.С.Лунина смерть давно подстерегала в Сибири.
       Все, удостоенные императорской милости, собирались в Тобольске. "Рано утром приехали мы в Тобольск и остановились в гостинице, хо-зяин которой был еврей, сосланный за контрабанду. Боже мой, кого нет в Сибири! Генерал-губернатором был тогда князь Горчаков, брат того, которому выпал несчастный жребий сдать Севастополь. Генерал принял нас холодно и приказал ожидать в Тобольске еще двух товарищей, так-же назначенных солдатами на Кавказ: кн. Александра Одоевского и Че-ркасова.
       ...С приездом Одоевского и Черкасова мы составили комплект новых солдатов и отправились вшестером в новый неизвестный нам край, из 40 градусов мороза - в 40 градусов жары" (Писатели-декабристы, 2, с. 251-252). В сноске М.В.Юзефович поправляет Н.Лорера, называя фамилии восьми декабристов, но он ошибочно включает в число "новых солдат" Фохта, которого, как мы уже указывали, лишили права отпра-виться на Кавказ.
       "Летом 1837 года по сибирскому тракту - с востока на запад, "из Азии в Европу" - двигалась под охраной партия из семи декабристов. Путь их лежал "в другую Азию", т.е. на Кавказ...
       Итак, ехал тем летом на запад и юг Николай Лорер, бывший член Южного общества, арестованный 32-летним майором, а теперь определенный в 42-летние рядовые.
       Ехал Михаил Нарышкин, тремя годами младший Лорера, но двумя чинами старший (разумеется, в те давние годы): 30-летний рядовой-полковник (должно быть: 39 лет. - Авт.); переводятся на Кавказ также сорокалетний Михаил Назимов (бывший гвардии штабс-капитан), Черкасов, Розен, прежде поручики. Жена Нарышкина, жена и дети Розена вернутся в родные края и там уже будут дожидаться своих солдат. Ник-то не проводит и не ждет Владимира Лихарева: в другой жизни блестящий 25-летний подпоручик имел жену, в тюрьме узнал о рождении сына; теперь же 37-летний солдат давно знает, что она вышла за другого. Пройдет еще несколько лет, и за несколько минут до гибели, в знаменитом сражении с горцами у речки Валерик, Лихарев покажет портрет оставившей его прекрасной молодой женщины - товарищу по оружию и ссылке Михаилу Лермонтову...
       Наконец, седьмой солдат Александр Иванович Одоевский, бывший конногвардейский корнет, бывший князь - Рюрикович (впрочем, лишившись княжеского титула, возможно ли перестать быть Рюриковичем?).
       На Кавказ - где продержавшись несколько лет под пулями и лихорадкой, можно опять, лет в 40-45, получить первый офицерский чин, вый-ти в отставку и уехать - не в столицу, конечно, но хотя бы в име-ние, к родственникам и под надзор.
       Эти семеро, конечно (как и все другие декабристы, попадавшие на Кавказ), надеются на счастливый шанс, и кое-кому он достанется. Из оставшихся в Сибири некоторые им завидуют" (Эйдельман, с. 478).
       А.И.Черкасову было летом 1837 г. пока 37 лет. Он был почти полный ровесник А.С.Пушкина.
       О начале службы на Кавказе Н.Лорер, успевавший рассказать обо всем писал в Сибирь: "2. А.Ф. фон Бригену, село Тарановка 1837, 20 нояб-ря. ... Лорер и Черкасов - в Тенгинский пехотный полк и квартируют в деревне Ивановка (корпус генерала Вельяминова под Ставрополем). Я и А.И.Черкасов попали в один полк, но по разным ротам: я - в 9-ю, Черкасов - в 7-ю роту" (Лорер, с. 345). О боевых действиях с их участием Лорер рассказал в гл. XVIII: "Войска должны были сесть на суда нашего Черноморского флота, идти в виду восточных берегов Чер-ного моря, занять побережье в известных пунктах и строить крепости на берегу. Со мной из товарищей сибирской ссылки был только один Черкасов, служивший прежде в Генеральном штабе, а надежда меня об-манула, не позволив увидеться и соединиться с другими товарищами...
       На пароходе "Колхида" отправился я в Керчь с моим товарищем Черкасовым... Выйдя на берег, нам пришлось тащиться пешком с нашими пожит-ками в гору и с версту в крепость Фаногорию, где и госпиталь - цель нашего странствия. Так как у нас были билеты для приема в лазарет, то мы с Черкасовым и явились к смотрителю госпиталя в чине подпол-ковника. По рекомендации доктора Хайдулина вероятно, нас троих по-местили в отдельную палату, большую, чистую и довольно просторную" (Лорер, с. 206, 226). О лечении на водах он пишет в письме 6-м фон Бригену: "Керчь, 1841, 5 декабря. Нынешнего лета я пользовался на минеральных водах в Пятигорске, там был Назимов и Черкасов". "Вигелин, Черкасов и Назимов после экспедиции были в Пятигорске на водах. Им всем они очень помогли" (Лорер, с. 352, 354).
       В августе 1838 г. Черкасов был произведен в унтер-офицеры, 3.05. 1839 переведен в Кабардинский егерский полк (в этом году его посе-тил старший брат Петр). Произведен в юнкеры 30.09.1840, получил офицерский чин прапорщика 22.07.1842 г. и уволен со службы с обя-зательством жить в имении мачехи П.А.Полонской-Черкасовой - с. Володьково Белевского уезда Тульской губ. под строгим секретным надзо-ром полиции. Позднее ему разрешили отлучаться в Орловскую губ., где А.И. купил себе имение - 2.10.1843, а затем и в разные губернии для управления делами мачехи и ее детей - 10.04.1844, наконец, 22.02.1851 разрешен приезд в Москву (Декабристы, с. 194). Эти даты позволяют уточнить дату смерти его отца И.П.Черкасова. Становится очевидным, что его уже не было в живых в 1842-1843 гг., так как в противном случае декабрист был бы отдан под его попечение, а не мачехи. Дума-ем, что отец Петра и Алексея скончался в 1839 г., чем и вызван был приезд старшего брата к младшему: рассказать о последних днях жиз-ни и похоронах отца.
       Вся кавказская эпопея декабриста А.И.Черкасова заняла примерно пять с половиной лет. Н.И.Лорер, который был уволен со службы с воспрещением въезда в столицы - 11.03.1842 , поселился в имении брата Д.И.Лорера с. Водяное Херсонского уезда. Оттуда он писал М.М. Нарышкину 20.11.1843 г.: "От Черкасова я получил письмо, он уже до-ма, он получил мой должок, который я два года хлопотал у брата, что-бы ему отослать, и вся сумма состояла в трехстах рублях, но таковы наши обстоятельства - худы и плохи: нынешнего лета Бог нам немного поправил урожай, а то брат терял надежду и хотел продать имение..." (Лорер, с. 358). Столько прошедших испытаний изменили характер и Лорера и, в меньшей степени, Черкасова. А еще не так давно их со-служивец, встречавшийся с обоими на Кавказе, М.Ф.Федоров в "Поход-ных записках на Кавказе с 1835 по 1842 гг. на с. 152-153 писал: "Лорер и Черкасов были нрава веселого, - особенно первый..." (Лорер, с.9).
       О своей службе на Кавказе А.И.Черкасов рассказывал Бороздину как о яркой странице своей жизни:
       "Черкасов вошел в халате и уселся возле меня в кресло.
      -- Отвратительная у меня привычка: не могу засыпать рано; и она завелась на Кавказе; состоял я там при одном генерале-полуночнике:
    ложился он не ранее трех часов и вставал только в двенадцать.
      -- Значит, дела не любил.
      -- О, напротив, был делец, боевой, кипучий. Это было на береговой
    линии, там нельзя было спускать рукава, да уж такой был особенный
    человек. Набеги Д. на горские поселки отличались необыкновенной стремительностью и верным расчетом, лазутчикам платил щедро и, при малейшем обмане их, вешал. Они боялись его как огня и служили ему ве-рно, а промежутки военного бездействия наполнялись им самыми разнообразными занятиями. То мы дулись в карты, в преферанс по полкопейки, то заменяли его шахматами, то все это кидалось, и мы бросались в чтение. Одно время принялись за классиков. Тацита он читал свободно,
    поэтому прочитали и Авла Гелия; по-гречески он был слабее меня и замучил меня Анабазисом Ксенофонта; читали мы его обложившись всевоз-можными картами, для того чтобы как можно яснее понять движения Ки-ра по Армении, края нам соседнему. От классиков перескакивал он к Адаму Смиту, от того к Жан-Поль Рихтеру, потом зачитывались мы и Ба-льзаком. И во всем этом я ему был нужен, он не мог без меня обходи-ться и тиранил меня неимоверно, а все-таки был симпатичнейшим чело-веком. Вот этот-то чудак и сделал меня самого полуночником (нам не удалось установить фамилию этого генерала; предположительно им мог быть П.Х.Граббе (1789-1875), привлекавшийся по делу декабристов и отсидевший 4 месяца в Динамидской крепости; отличался частым "не-соблюдением порядка военной службы" - Авт.).
      -- А был он женатый человек?
      -- Вот в том-то и беда, что старый холостяк (П.Х.Граббе был женат
    дважды - Авт.). Женщин он боялся, был к ним чрезвычайно почтите-лен, даже застенчив, подчас же крайне любезен, сыпал комплимента-ми, смешил остроумными рассказами и все это делалось у него как-то
    порывисто и в конце концов ничего из этого не выходило.
      -- Да женщинам нравился ли он?
      -- Еще бы. Был красавец.
      -- Так чем же можно было объяснить такое его чудачество?
      -- Очень просто. Пуще всего боялся он не женщины, а бабы, - а как
    их разъединить одну от другой. Свяжись с женщиной, тотчас же обабишься - и это было для него ножом вострым.
      -- И так и не обабился.
      -- Покуда нет; он и теперь постоянно мне пишет, собирается приехать
    ко мне в деревню.
      -- Скажите, Алексей Иванович, а вы долго пробыли на Кавказе?
      -- С лишком четыре года, покуда не заслужил солдатского Георгия, потом прапорщичьего чина, а потом последовало и полное помилование.
      -- И не были ранены?
      -- Бог миловал.
      -- Экспедиции бывали часто?
      -- С генералом Д. нельзя было засиживаться без дела, он не дремал.
    Да что, кавказская моя служба была самая приятная полоса в моей жи-зни, и я всегда буду вспоминать ее с особенным удовольствием. Тяжело было то, что ей предшествовало" (    Бороздин, 11, с. 283).
       Что ж, этот рассказ случайному собеседнику подтверждает то, что поручик квартирмейстерской части ответил на вопрос следствия в 1826 г.: "5. В каких предметах вы старались наиболее себя усовершенствовать или приготовить? // (л. 14 oб.)" - "5. Более всего я старался успевать в литературе и военных науках" // (л. 15 oб.) (ВДМД, 13, с. 68-69). На Кавказе, хотя бы в военно-исторических занятиях с генералом Д., А.И.Черкасов мог проявить свое недюжинное знание вопросов стратегии и тактики, военной истории, а чтение литературы на латинском, гре-ческом, французском, немецком языках позволяло вновь почувствовать себя человеком той культурной, дворянско-интеллигентной среды, в ко-торой он вырастал и воспитывался.
       Он был помилован за военную службу, с получением офицерского чина ему были восстановлены права дворянства и баронский титул, брат Петр после помилования Алексея через 25 лет в целости и сохранности вернет всю его часть имения. И что же? А.Черкасову пришлось купить себе новое имение в Орловской губ. Он пошел на каторгу ради освобождения кре-стьян, а эти самые его крепостные крестьяне отнеслись к нему совершенно иначе, чем он к ним. В переданном ему имении крестьяне завол-новались и не хотели признавать за барина каторжника. Немало стои-ло труда местному предводителю дворянства и исправнику, чтобы их успокоить. Черкасов их не теснил, не разорял, обращался с ними как с братьями, а не с своими подвластными: и все-таки ничем не мог их подкупить: они молчали, но в душе никогда не помирились с той мыслью, что они принадлежат каторжнику. "Так уж целостны бывают во всем по-нятия народа о всех вещах", - резюмирует К.Бороздин (Бороздин, 12, с. 307).
       Его встреча глубокой осенью 1852 г. с А.И.Черкасовым в с. Критово у Е.Н.Козаковой как раз и произошла потому, что барон возвращался из Орла, куда он ездил по поводу начатого им в новом имении ремота церкви, т. к. местный священник оказался ему плохим помощником. "И вот в один из ... таких вечеров послышался вдруг колокольчик, стал приближаться к дому и через несколько минут, после того, как он смолк у подъезда, дворецкий доложил о приезде барона Черкасова. Хозяйка приказала просить и обратилась ко мне: "а ты ведь с ним еще не знаком, вот и прекрасно, тебе будет сюрприз ... очень инте-ресный (видимо, и А.И.Черкасов производил на окружающих впечатле-ние "странного человека", как и его предки, братья Александр и Петр - Авт.).
       И не успела она докончить своей речи, как в комнату влетел шарообразный, маленький человечек лет пятидесяти (Черкасову было почти 53 года - Авт.), отмеченный широкой лысиной (последствия жизни в Березове - Авт.). Поцеловать руку у хозяйки, сказать ей несколько приветствий на прекрасном французском языке, со всеми нами перезнакомиться, пожать нам руки и затем усесться в кресле, - все это было делом одной, много двух минут. Я сидел на диване, против него, и по-тому мог прекрасно его видеть и изучать; мне известно было, что он декабрист, в прошлом году получивший полное помилование (22.02.1851 - Авт.) и вернувшийся в свое имение; такой человек не мог не интере-совать меня, и я прежде всего разглядел его маленькие, черные глаза, блестящие, быстрые и вдумчивые; такие глаза я видел в годы юно-сти своей у Лермонтова, которого тоже знал лично" (Бороздин, 11, с. 282).
       Прослушав до 4 часов утра рассказы А.И.Черкасова о его прошедшей жизни, о ссылке и Кавказе, Бороздин под сильным впечатлением от его воспоминаний долго не мог уснуть. "Утренний чай подавался у Ели-заветы Николаевны в десять часов и мы собирались все в столовую. На этот раз меня с трудом растолкали и когда я явился к чаю, все были уже в сборе, а Черкасов, совсем встрепанный, как будто и не прово-дил бессонной ночи, успевший отслушать заутреню и раннюю обедню, по-бывавший затем у нашего священника отца Александра, рассказывал те-перь хозяйке, как он лечит коровью болезнь, называемую чебером. Та его слушала, очень благодарила за советы и просила, после чаю, по-йти на ферму, где у нее было до ста штук дойных коров, а оттуда на конный завод и везде произвести строжайшую ревизию, чтобы дать свое заключение об этих статьях ее хозяйства. Управителю дан был приказ его сопровождать и все показывать.
       Обедали мы в три часа. Алексей Иванович до тех пор успел все обе-гать, все осмотреть, придти к хозяйке и дать ей подробный отчет сво-ей ревизии. За обедом он видимо был утомлен и как только мы встали из-за стола, отправился ко мне на боковую....
       В эту же ночь Алексей Иванович уехал из Критова, взяв с меня обещание быть у него в деревне; но, к сожалению, после того мы никог-да уже с ним не встречались.
       Я слышал после, что он женился, был очень счастлив в супружестве
    и дожил до освобождения крестьян, которого с юности своей жаждал,
    как все декабристы" (    Бороздин, 12, с. 307).
       В последних строках верно лишь упоминание о женитьбе Черкасова. Это произошло 26 сентября 1854 года. Его женой стала дочь майора баронесса Елизавета Вячеславовна Котц де Добрж (р. 1817). Невесте было 37 лет; супружество было совсем недолгим. По сведениям барона А.Розена А.И.Черкасов скончался в Москве в апреле 1855 г. (Голова-чев, с. 261). После его смерти родилась дочь Мария Алексеевна - 7. 08.1855. Т.е. А.Черкасов не только не дожил до 1861 г. - года освобождения крестьян, но и до общей амнистии декабристам, данной Александром II 26. 08.1856 года. Однако на его осиротевшую семью были распространены льготы, предоставленные этой амнистией (Люби-мов, 1914, с. 3).
      

    * * *

       Мы сказали практически все, что нам известно о декабристе Черкасо-ве, опираясь на упомянутые в начале главы первоисточники и другие свидетельства о его жизни. Осталось одно немаловажное обстоятель-ство, связанное как раз с К.А.Бороздиным, другими лицами и русским духовным фольклором. Слово "духовный" в данном случае означает "рели-гиозный христианско-апокрифический" с элементами мистицизма.
       Это обстоятельство, по началу казавшееся нам совершенно очевидным и понятным, по мере углубления в источниковедческие тексты преврати-лось в конце концов в проблему, которую мы так и не смогли разрешить каким-то одним, удовлетворяющим требованиям исследования, образом. Изначальный исток проблемы - ошибка в имени автора "Моего знакомст-ва...", о чем мы уже предупреждали в начале главы. Она стала причиной некоторых вероятных заблуждений, и ныне абсолютно аде-кватного решения проблемы не существует. Тем не менее, мы не могли отказать себе в праве на свое видение проблемы: на свои версии и до-гадки.
       Начать придется не с А.И.Черкасова, а с К.А.Бороздина, и как раз с тех фактов его биографии, которые безошибочно позволяют считать, что с декабристом встречался именно он, а не его сын, чье имя указано и в "Ниве", и в РП как имя автора "Моего знакомства...". Для этого обра-тимся к самому началу его воспоминаний, которые мы так обильно цити-ровали на предыдущих страницах.
       Продолжая рассказ о с. Критово и его хозяйке Е.Н.Козаковой, он пишет: "...гостить мне в таком уголке было особенным удовольствием, я наве-щал его почти каждое лето, знаком был со многими из соседей моей ку-зины, находил меж ними людей интересных и высокообразованных и раза два встречался даже у тогдашнего малоархангельского предводителя дво-рянства, Минха, с Иваном Сергеевичам Тургеневым, сосланным в то время на житье в свою деревню, за известную статью на смерть Гоголя (некро-лог был опубликован в феврале 1852 г. в "Московских ведомостях", несмо-тря на цензурный запрет. За ослушание Николай I приказал посадить Тургенева под арест, а затем выслать в Спасское-Лутовиново Мценского уезда Орловской губ. - его родовое имение; в конце 1853 г. ему было разрешено выехать из деревни: следовательно, Бороздин мог встречаться с И.С.Тургеневым примерно в то же время, что и с А.И. Черкасовым - Авт.). Но помимо всего сказанного, меня интересовал этот уголок больше все-го другою своей стороною, стороною этнографической, народнической: я был тогда одним из немногих собирателей народных сказаний. Деревен-ские праздники, свадьбы, посиделки, хороводы, сенокосы, страды, ка-баки, приходские праздники сделались излюбленными моими местами экс-курсий, в них я записывал песни, причитания, поговорки, пословицы, прислушивался к богатой и своеобразной речи народа, затаскивал к се-бе в Критово слепцов с проводниками и в то время когда они пели мне свои былины и я их заносил в сборник, приятель мой, живописец Н.Н.Ко-ренев, гостивший тоже у Елизаветы Николаевны, да и она сама, списы-вали с них портреты. Некоторые из этих былин, в качестве вариантов, занесены были впоследствии П.А.Бессоновым в сборник, изданный им под заглавием "Калики перехожие", а также туда же попали и портреты моих слепцов, работы Коренева (выделено нами - Авт.). Словом, я занимался тогда хождением в народ, по мысли и программе Петра Васильевича Киреевского, толкнувшего на это и товарища моего по университету Павла Ивановича Якушкина, сделавшегося через десяток лет известным собирателем сказаний (его запечатлел Н.А.Некрасов в поэме "Кому на Руси жить хорошо" в образе Павлуши Веретенникова - Авт.). Занятие это было в те времена новинкой и многие смотрели на него не без удивления и сарказма. Некоторые из помещиков, узнав о моих экскурсиях, хохотали до слез: "вот что выдумал, тешится слепцами, поющими Лазаря; говорят, запрудил ими Критово... на мужичьих свадьбах, свахи смазывают ему голову коровьем маслом... дворянин не находит лучшего занятия! Вот вам новейшее то поколение". Крестьяне, и в особенности прекрасный их пол, больше всего интересовавший меня своими песнями, иногда искоса глядели на меня и подозревали в задних мыс-лях... Становой тоже, при встрече со мной, не упустил случая сост-рить: "изволите песенки записывать, - вы бы пожаловали в Успенское, там куда как хороши девки" и при этом значительно подмигнул мне гла-зом. Но все эти экивоки и недоразумения бывали скорее исключением; большинство же относилось к моим записям сочувственно, образован-ные люди поняли в чем дело, а народ, ценя и любя свои сказания и пе-сни, нисколько не дивился тому, что они мне нравятся и охотно ими со мной делился. Нашлись у меня не мало и помощников и помощниц - соседи Ф.В.Б., барышни Ч. и М., сама Елизавета Николаевна, все они стали тоже записывать и присылать мне записанное, так что сборник мой видимо вырастал" (Бороздин, 11, с. 282).
       Приезд А.Черкасова в Критово как раз застал молодого этнографа за классификацией своего сборника. С большим пониманием и сочув-ствием декабрист заговорил с 24-летним фольклористом о его увлечении: - А я слышал уже о вас и ваших занятиях от одной из ваших помощниц, милой барышни Софьи Николаевны Ч. Сочувствую вам и желаю успеха. Давно бы следовало приняться за это дело, народ наш заслуживает изу-чения. В моей скитальческой жизни я видел его во многих местах и в особенности в Сибири, которую мне привелось исходить и изъездить; он и там почти во всем везде пионер и тем более интересен своей сме-тливостью, находчивостью и несокрушимым упорством. А богатство его речи изумительно.
       Черкасов рассказал несколько случаев и характеристик из сибирско-го народного быта, объяснил какое значение играет в нем артель и тайга, рисовал самую тамошнюю природу, в одно и тоже время благодат-ную и обставленную всеми возможными естественными преградами к сво-ей эксплуатации. Рассказывал он так мастерски и живо, что мы заслу-шались и не заметили, как прошло время до ужина..." (Бороздин, 11, с. 282-283).
       Словарная персоналия сообщает о Бороздине: "Корнилий Александрович, (9.03.1828 - 1.11.1896), отец А.К.Бороздина, прозаик, мемуарист. В 1846-1849 учился на юридическом факультете Московского университета, чиновник особых поручений при ярославском и симбирском губернаторах. В 1853-56 - при кавказском наместнике воспитатель владетельных князей мингрельских... В 1882 сблизился с И.И.Воронцовым-Дашковым - начальником царской охраны и примкнул к антиреволюционной аристок-ратической организации "Священная дружина" в качестве осведомителя о настроениях петербургской молодежи (ИВ, 1911, 9, с. 1053-1054). По его предложению состоялись переговоры "Священной дружины" с "На-родной волей", в ходе которых обнаружилась неприглядная роль Бороздина ("Священная дружина" или "священная лига" вела настоящую охо-ту за видными революционерами-народниками и анархистами, например, за князем П.Кропоткиным - Авт.). Его мемуары "Священная Дружина " и "Народная Воля" (Былое, 1907, 10) крайне тенденциозны... (РП, 1, с. 316-317). В 1887 г. ему было 59 лет, но мемуары о Черкасове могли быть написаны и ранее: их стиль явно принадлежит перу еще не пожилого человека; но и не раньше 1863 г., когда вышел последний выпуск "Калик перехожих", о котором Бороздин упоминает. "Народная воля" в 1887 г. после попытки организовать покушение на Александра III группой А.И.Ульянова уже не представляла серьезной силы в рево-люционном подполье, хотя попытки возродить ее продолжались до 90-х годов. Возможно, Бороздину было необходимо какое-то моральное оправ-дание, и сочувственный рассказ о декабристе Черкасове давал повод для этого. Но возможна и другая причина.
       Бороздин совершенно верно пишет, что его записи народных сказаний и портреты слепых певцов вошли в издание, осуществленное П.А.Бессо-новым (1828-1898), литературоведом, славистом... Бессонов издал па-мятники устного творчества рус., болг., серб, народов, снабдив их обширными комментариями и статьями о языке, быте и творчестве наро-да: "Болгарские песни" (1855)... "Песни, собранные П.В.Киреевским" (в. 1-10, 1860-74), "Калики перехожие" (В. 1-6, 1861-63), "Песни собранные П.Н.Рыбниковым" (ч. 1-4, 1861-67) ... и др. (КЛЭ, 1, стб. 582).
       Калики перехожие (от лат. caliga - башмак, отсюда же "Калигула" -башмачок, сапожок, прозвище римского императора Гая Юлия Цезаря (12-41), носившего в детстве сапожки солдатского образца) известны на Руси с 11-го в. Первоначально - это паломники к святым местам, особен-но в Иерусалим. Образы древних калик встречаются в нескольких рус-ских былинах, особенно связанных с Ильей Муромцем. Позже, с 17 в. калики - бродячие нищие слепцы, певшие духовные стихи и рассказыва-ющие религиозные легенды. Калики образовывали "братчины", выбирали атамана, подчинялись особому уставу, сообща владели имуществом, де-лили доходы, нанимали поводырей. Издание "Калики перехожие", отража-ющее мистический опыт русского народа объединено в две части: 1-я содержит выпуски 1-3, М., 1861; 2-я содержит выпуски 4-6, М., 1863. Тематически стихи объединены в такие разделы, которые повторяются в каждом выпуске: стихи Былевые, стихи Евангельские, стихи Старшие (псалмы), стихи Младшие (канты), стихи Переходные (покаянные). Каждый стих имеет порядковый номер, нумерация сплошная от первого до
    шестого выпусков. Под номером указано место записи, после стиха -
    фамилия фольклориста, записавшего стих, в большинстве случаев сокращенная. Редактор Бессонов в кратком предисловии к в. 4-му ч. 2-й
    делает такое предуведомление: "Почти все они не из книг, а из рукописей вращавшихся или досели вращающихся в об-ширном употреблении; мы печатаем только те, которые поются, пелись или сохранились как в читаемых нотах и даже древних крюках" (    Бессо-нов, 2, с. III). Издание хранится в отделе редких книг Российской Государственной библиотеки и с тех пор ни разу не переиздавалось.
       И очень жаль. В этих двух томах заключена такая духовная мощь, та-кая древняя русская христианская культура, такое народное истовое мистическое единение с Богом, с Христом, с Богородицей, с Правосла-вием, которых и представить не могут сегодняшние радетели о возрож-дении русской духовности, ими же и придуманной. Но такое не возро-дишь: этот тип духовности Россия утратила в XX веке; так не мешало бы хотя бы напомнить о нем в XXI веке переизданием "Калик перехожих".
       К чему мы совершили такой, вроде бы отклоняющийся от нашего героя, экскурс в литературно-фольклорные просторы? Вот к чему. Именно на этих просторах сложился некий загадочный полудетективный сюжет. Поч-ти все стихи, записанные в с. Критово, Малоархангельского уезда, Ор-ловской губ. имеют после окончания фамилию (Борозд.), - т.е. К.А.Бо-роздин, что в принципе соответствует его сообщению в рассказе о зна-комстве с Черкасовым, хотя, между прочим, в персоналии о нем нет упо-минаний о его фольклорных находках. Но уже цитировавшийся нами М.К. Азадовский в большой работе "Затерянные и утраченные произведения декабристов - историко-библиографический обзор", в гл. ХIII "Крити-ческие статьи и филологические исследования декабристов" писал сле-дующее: "Декабрист А.И.Черкасов по возвращению на родину занимался собиранием памятников народной поэзии и народного языка (в Малоар-хангельском уезде Орловской губ.). Эти записи он отправил П.А.Бессо-нову, из которых тот использовал лишь незначительную часть, включив ее в сборник "Калики перехожие"372, впрочем, возможно, что некоторые из записанных Черкасовым былин были напечатаны без обозначения имени собирателя в "Песнях, собранных Киреевским", подготовленных к печати тем же Бессоновым".
       Примечание 372. "А.К.Бороздин. Мое знакомство с декабристом бароном Черкасовым. - "Нива", 1887,  11-12. - Записи Черкасова, сделанные им в с. Критове, Малоархангельского уезда, Орловской губ. помещены в изд. "Калики перехожие", вып. 1-6, М., 1861-1874 ... , но имя соби-рателя нигде не отмечено. Реакционный и беззастенчивый редактор не счел нужным упомянуть имя декабриста, поставив вместо него имя лица (К.А.Бороздина) через которого эти записи были ему переданы. Автор воспоминаний о Черкасове, сообщивший сведения о его фольклористических занятиях, впоследствии известный историк русской литературы - сын К.А.Бороздина, и поэтому его свидетельство в данном случае яв-ляется вполне авторитетным". В конце обзора Азадовский приводит "Пе-речень писателей-декабристов, упомянутых в обзоре": после М.А.Фонви-зина следует - Черкасов А.И., затем Чернов К.П.... (Азадовский, 2, с. 169, 230, 237).
       Для полноты складывающейся фантасмагорической картины приведем пер-соналию А.К.Бороздина: "Александр Корнилиевич (23.03.1863 - 6.10.1918) сын К.А.Бороздина, русский литературовед. Окончил историко-филологический факультет Петербургского ун-та в 1885. Входил в круг поздних славянофилов О.Ф.Миллера; позднее в круг С.Н.Шубинского, ред. ИВ. Магистерская диссертация - "Протопоп Аввакум. Очерк из истории умст-венной жизни рус. общества в 17 в." (1898). Интересовался старообрядчеством, опубликовал "Очерки русского религиозного разномыслия" СПб, 1905 - о старообрядцах и сектантах. Основные работы Б. посвя-щены русской литературе 19 в. и собраны в кн. "Литературные характеристики". Т. 1-2 (в.1-2), СПб, 1903-1907. Ему принадлежит очерк "Мое знакомство с декабристом бароном Черкасовым". "Нива", 1887,  11-12... Принадлежал к школе культурно-исторических типов Н.Данилевского" (КЛЭ, 1, стб. 698; РП, 1, с. 315-316). Выделено авт.
       П.А.Бессонов действительно не отличался особой застенчивостью в прямом присвоении результатов чужого труда: он воспользовался почти готовой работой П.И.Якушкина над классификацией собрания "Песен П. Киреевского" и ухудшил состав сборника своими добавлениями сказок, псалмов, сомнительными в научном отношении комментариями и примечаниями..., подвергая тексты произвольной правке. Духовные стихи из собрания Киреевского он использовал для сборника "Калики перехожие", включив в него сводные тексты собственного производства, составлен-ные по материалам того же собрания. П.И.Якушкин, умерший от тифа в 1872 г. в городе Самаре, успел выступить с резкой статьей, подверг-нув уничтожающей критике принципы издания Бессонова, - "Кое-что об изданиях г. Бессоновым народных стихов и песен" (Якушкин П., с.9-10).
       Однако у М.Азадовского мы встречаемся с несколькими серьезными методологическими нарушениями процесса исследования, которые ставят под сомнение его первоначальное утверждение об авторстве А.И.Черка-сова. Во-первых, как мы уже писали, он не проверил досконально воз-можность авторства А.К. Бороздина в "Ниве". Стоило лишь проверить даты жизни мнимого автора - и тогда бы историку не пришлось ста-вить себя в нелепое положение утверждением, что сын К.А.Бороздина является авторитетным свидетелем: он вообще ни о чем свидетельство-вать в 1852 г. не мог, по той простой причине, что его папенька еще не был знаком с его маменькой. Во-вторых, никаких сведений о фольклористике Черкасова в рассказе К.И.Бороздина нет вообще, кроме упоми-наний о сочувственном отношении декабриста к занятиям молодого этнографа, да уважительных рассказов о русском народе и его языке. В-третьих, К.А. в самом начале "Моего знакомства..." сообщает, что собранный им сборник, как и портреты работы Коренева он как свои записи передал Бессонову. В-четвертых, М.К.Азадовский утверждает, что в "Каликах перехожих" А.И.Черкасову принадлежат записи таких стихов: вып. 2 - 100 (Былевой стих), вып. 4 - 372 (Старший стих), вып.5 -  452, 485 (Младшие стихи), вып. 6 -  613, 614 (Переходные покаянные стихи) (Азадовский, 2, с. 237). Но историк не делает ссы-лок на свидетельства, которые подтверждали бы его уверенность, нет даже малейшего намека. Остается предположить, что находясь в плену своей версии о гонимом декабристе и бессовестном редакторе, М.К.Аза-довский просто приписал запись стихов Черкасову: тех стихов, которые имели адрес с. Критово, Малоархангельского уезда, и под которыми стоя-ла фамилия Бороздина. Получилось просто, но не убедительно, так как на основе одной недоказанной версии делается вывод, претендующий на окончательную правду. В-пятых, "Мое знакомство" написано через мно-го лет после встречи автора с декабристом, а опубликовано и вовсе че-рез 35 лет. Между тем, оно изложено так подробно, с упоминанием мно-гих событий, лиц, что приходиться думать о феноменальной памяти че-ловека, который случайно встретился много лет назад с другим челове-ком, и досконально рассказал все, что тот ему говорил. Автор толь-ко в одном случае ссылается на забывчивость: он не запомнил имен Ентальцева и Фохта, и в тексте мы их восстановили на основании документированных данных. Создается впечатление, что К.Бороздин пользовался какими-то записями, и может быть, это были записи о своей жизни А.И.Черкасова, которые он и передал Бороздину в надежде на будущую публикацию, которая и состоялась через много лет, правда, в своеобразной форме. Т.е. переданы были не записанные стихи, а воспоминания самого Черкасова. Упоминать же об этом при публикации Бороз-дин не захотел. Эти доводы и версии contra.
       Но есть доводы и pro. Во-первых, Черкасов действительно мог заниматься фольклором и именно в с. Критове, где его меньше знали. Во-вторых, он действительно передал К.Бороздину несколько записей духовных стихов, содержание которых соответствовало его мистическому опыту, и его новый знакомый обещал помочь в их публикации. Но через 2,5 го-да Черкасов умер, а первый выпуск "Калик перехожих" вышел только в 1861 г. через 6 лет после его смерти (кстати, еще один минус Азадовскому: дату последних выпусков сборников он называет неверно: - 1874, т. е. возникает сомнение, держал ли он в руках эти два тома?). К.А. Бороздин, как мы видели из его биографических данных, тоже не отли-чался чистоплотностью в своих делах, и очень легко предположить, что беззастенчивость проявил он, передав Бессонову все записанные стихи только под своим именем. В-третьих, в выпусках "Калик" есть и другие стихи, под которыми стоит фамилия "Бороздин", однако М.К. Азадовский называет только конкретные шесть стихов, принадлежащих, по его мнению, записи Черкасова. Следовательно, у него все-таки были какие-то основания думать именно так, и вся беда в том, что он предпочел умолчать о них в своей статье. В-четвертых, негативное мнение П. И. Якушкина о принципах издания П.А.Бессоновым народных сказаний, позво-ляет думать, что если он так легко фальсифицировал труды и живых и покойных собирателей, то почему бы ему также не поступить с записями А. И. Черкасова в пользу К.А.Бороздина.
       Как видим, доводы "pro et contra" почти уравновешивают друг друга. Поэтому мы решили опубликовать эти тексты, приписываемые записи декабриста барона А.И.Черкасова. Все-таки с ними картина его жизни бу-дет выглядеть более завершенной. И, пожалуй, мы можем привести еще один довод "в-пятых": публикация "Моего знакомства..." в 1887 г. по-надобилась К.А.Бороздину с целью другого оправдания, не политического. Возможно, нашелся кто-то из литературных кругов, который или знал о плагиате, или предположил нечто подобное. Многие фальсификации и ми-стификации в литературе часто обнаруживались спустя много лет. Ко-нечно, такое встречалось и раньше, но Бороздин не хотел разоблачения, и написал свой мемуар, в котором совершенно ясно говорилось, что Чер-касов собирателем народного творчества не был. Может быть, и путаница в инициалах автора была допущена сознательно, чтобы сбить с толку современников и будущих исследователей. И этот довод, разумеется, тоже версия.
       Теперь предлагаем стихи из выпусков издания "Калики перехожие".

    "100.

    (Село Критово, Малоарханг. уезда, Орловск. губ.)

       Во седьмом году в восьмой тысячи,
       При том царю при Феодоре,
       София Премудрая породила три дочери,
       Четвертого сына Егория Храбраго:
       5. По колен ноги в чистом серебре,
       По локоть руки в красном золоте.
       Царище Одемьянище идет, пленит и рубит,
       И в полон забирает.
       Взял в полон трех девиц, четвертого сына Егория,
       10. И стал его распрашивать:
      -- Скажи, в которую ты веру веруешь
      -- И которому ты Богу молишься?
      -- Поверуй веру мою басурманскую,
      -- Моим врагом, моим идолам. -
       15. "Не хочу я в твою веру веровать,
       "А я верую веру самому Христу, Царю небесному,
       "И Матери Пресвятой Богородице,
       "Святой Троице неразделимой".
      
       Злодей царище и раззлобился и рассердился
       20. Повелел Егория мучити
       И муками разнолишними.
       Повелел Егория в топоры рубить:
       По обух лезвия приломалися,
       У мастеров руки опущалися,
       25. Ничего Егорию не вредилося.
       Повелел Егория в пилы пилить:
       В пилах зубцы притиралися,
       У мастеров руки опущалися,
       Ничего Егорию не вредилося.
       30.Повелел Егория на воде топить,
       Пущал его с белым каменем,
       Не добре Егория вода топить:
       По верху Егорий воды плавает,
       Поет стихи херувимские,
       35. А гласом гласит по евангельски.
       Повелел Егория на смоле варить:
       Смола кипит, яко гром гремит,
       Егорий по верху смолы плавает,
       Поет стихи херувимские,
       40. Гласом гласит по евангельски.
       Повелел на Егория погреба копать;
       Глубины погреб сорок сажон,
       Поперечины двадцать сажон, -
       Засадил Егория в глубок погреб.
       45. 3акладал досками жалезными,
       Прибивал гвоздями полужеными,
       Засыпал песками рудожелтыми;
       И сам собою притаптывал,
       И приговаривал:
       50. - Что не быть Егорью на святой Руси,
       - И не видать Егорью света белого,
       - Не слыхать Егорью пенья Божьяго!-
      
       Являнная явилася сама
       Мать Пресвятая Богородица,
       55. Свята Троица неразделимая.
       И от города от Киева
       Поднимались ветры буйные,
       Разносило пески рудожелтые,
       Посломало гвозди полуженые,
       60. Раздвигало доски железные, -
       Стал Егорий по сверх земли,
       Земли свято-Русския.
       Нету на святой Руси ни стараго и ни малого,
       Все поразорено,
       65. Только одна стоит церковь соборная,
       В той во церкви во соборныя
       Свечи теплятся и Богу молятся:
       Стоит София Премудрая
       На святых молитвах на Исусовых,
       70. На стоючи Богу молится
       О своем сыне об Егории.
       Святой Егорий покланяется своей матушке:
       "Матушка моя родимая!
       "Дай мне свое благославление
       75. "Сходить к царевищу Одемьянищу,
       "Оплатить ему дружбу прежнюю,
       "Отлить ему кровь горячую,
       "Вотвердить веру самому Христу, Царю небесному,
       "Матери Богородице,
       80. "Святой Троице неразделимой".
      -- Дитя мое, чадо милое!
      -- Поди во поле во Латынское,
      -- Возьми коня богатырского,
      -- Со двумя чепями со железными,
       85. - Со палицей с богатырскою. -
       Святой Егорий поезжающи,
       Святую веру вотверждаючи,
       Наезжал Егорий на те леса дремучие:
       Лес к лесу приклоняется,
       90. По сырой земле разстилается,
       Не пройтить Егорью, не проехати,
       Святой Егорий проглаголавал:
       "Стойте, лесы, не шатайтеся".
       Ему застава миновалася,
       95. Ничего Егорию не повредилося.
       Святой Егорий поезжаючи,
       Святую веру вотверждаючи,
       Наезжал на горы на толкучия:
       Гора с горой сойдутся и не разойдутся,
       100. Не пройтить Егорию, не проехати.
       Святой Егорий проглаголавал:
       "Горы круты, станьте на одном месте,
       "Я на вас на горах на высокия
       "Построю церковь соборную,
       105. "У вас будет служба Господняя."
       Святой Егорий поезжаючи,
       Святую веру вотверждаючи,
       Наезжал на стадо на звериное:
       Пасут стадо три пастыря,
       110. Три девицы, родные Егорьевы сестрицы.
       Тело на них как скора еловая,
       А волосы на них как ковыль-трава,
       А гласом гласят по звериному,
       Не пройтись Егорью, не проехати.
       115. Святой Егорий проглаголавал:
       "Вы еси три пастыря,
       "Три девицы, родные сестрицы!
       "Сойдитесь на Ярдань реку,
       "Умойте свои лица белыя,
       120. "Наймались духу неверного,
       "Нарастет на вас тело христианское.
       "Вы еси звери сурепые /свирепые - Авт./!
       "Разойдитеся и разбредитеся,
       "По темным лесам,
       125. "По глухим степям:
       "Вы ходите в поле повременну,
       "Пейте-ешьте повеленное,
       "От меня Егория благословенное."
       Ему застава миновалася,
       130. Ничего Егорию не вредилося.
       Святой Егорий поезжаючи,
       Святую веру вотверждаючи,
       Наезжал на зверя на огненнаго (на змея - Авт.):
       Изо рта у него огонь-поломя,
       135. Из ушей дым столбом валит.
       Святой Егорий проглаголавал:
       "Ты рассыпься, лют змей, по сырой земли,
       "Ты войди, змей, во сыру землю,
       "Будешь сыт без эстаго."
       140. Еще застава миновалася,
       Ничего Егорию не вредилося.
       Святой Егорий поезжаючи,
       Святую веру вотверждаючи,
       Наезжал на врата Симбирския:
       145. На воротах сидит люта Нага птица,
       Во когтях держит сетра-рыбу,
       Егорий святой проглаголавал:
       "Ты еси Нага птица!
       "Полети на синё море,
       150. "Ты пусти сетра-рыбу во синё море,
       "А детей води на белом камени,
       "Будешь сыта без эстого."
       Ему застава миновалася,
       Ничего Егорью не вредилося.
      
       155. Святой Егорий поезжаючи,
       Святую веру вотверждаючи,
       И по городу по Киеву,
       Приезжал к царевищу Одемъянищу,
       К его палатам белым каменным,
       160. К его крылечку прекрасному.
       Злодей царевище Одемьянище
       Выступил на крылечко на красное:
       Тело на нем яко кора еловая,
       Волоса на нем как кавыль-трава,
       165. Гласом гласит по звериному.
       И тут Егорий укоряется,
       Святому Храброму поклоняется:
      -- Не сделай смерть бусурманскую,
      -- А сделай смерть христианскую:
       170. - Дай мне сроку на три года! -
       "Злодей царевище Одемьянище!
       "Не даю сроку на три месяца."
       - Дай же мне сроку на три часа. -
       "Не даю тебе сроку на минутую"
       175 . Победил царевищу Одемьянищу,
       Отплатил ему дружбу прежнюю,
       Отлил ему кровь горячую,
       Вотвердил святую веру самому Христу, Царю
       небесному,
       Матери Пречистой Богородице,
       180. Святой Троице неразделимой.
       Много Егорию похождения
       И велико его претерпение:
       Претерпел он страсти великия
       От того царя Одемьяна;
       185. Тридцать лет и три года
       Он стоял за веру христианскую и православную.
       Славен Бог и прославися,
       Великим имя Господне Его.
       (Борозд.)" (Бессонов, 1, с. 403-408).
      

    "372.

    (Орловск. губ., Малоарх. уезда, с. Критово).

      
       Царю Господи наш Иисусе,
       Незлобивый был Сын Господний
       И четвертаго царя кесаря (четверовластника Ирода" - Авт.).
      
       Жиды совет сотворяли,
       5. И они думали-гадали,
       И хотят Христа-Бога поймати,
       И ко смерти Его предати.
       Иуда Жидам и течил,
       Да сам и проречил:
       10. - Что вы мне дадите, Жиды,
       - Я вам приидам Сына Божия? -
       Жиды Иуде сребра много дали.
       Иуда на сребро засмотрелся
       И в своем сердце разгорелся.
       15. Потом Иуда Христа лабазует;
       И Христос за то на Иуде не прогневается,
       И за трапезу с ним садился,
       И Христос хлебом у соль обмочит,
       Да Иуде и подал хлеба,
       20. Да и возглаголал потом:
       "Иуда Христа продал!"
       А он думает-гадает
       И своим разумом размышляет:
       - По чему Христос знает,
       25. - Что продал он Его? -
       Христос глаголет Своим апостолам:
       "Встаньте, ученики мои, не спите,
       "А Христовой страсти поглядите,
       "На Христов венец воззрите;
       30. "И встаньте, ученики, не спите,
       "Христовой смерти подождите,
       "И что скорбно душе Моей ко смерти, и скорбно,
       "И умерший час (час смерти - Авт.) приходит!
       "Люди Мои, люди верние!
       35 "С умом с разумом сумлевайтеся
       "И по всякий час к смерти приспевайте."
       Алилуйя, алилуйя, алилуйя,
       Слава Тебе, Боже!
       (Борозд.)" (Бессонов, 2, с. 198-200).
      

    "452.

    (Орловск. губ., Малоарханг. у., с. Критово).

      
       Плачем, возвышаем,
       По смертный час помышляем!
       Прядет последнее время,
       Земля и небо потрясется,
       5. Часты звезды на землю скатятся,
       Камения распадутся,
       Пройдет река огненная,
       Пожрет она тварь всю земную.
       Михаил архангел с неба сойдет.
       10. Возойдет на горы на крутыя,
       Вострубит во трубы золотыя,
       Всех мертвых от гроба разбудит.
       Мертвые от гроба возстанут,
       В единый лик все будут.
       15. Праведникам Господь глаголет:
       "Подите вы, мои возлюбленные,
       "Во мое во царство небесно:
       "Вы жили - спасились,
       "За крест, за молитву стояли!"
       20. А грешникам Господь глаголет:
       "Изыди вы прочь, проклятые,
       "Во пропасти земляныя:
       "Там мука вам вечная,
       "Огни вам горят неугасимые,
       25. "Смола вам кипит неутолимая,
       "Черви вам кишат неусыпущие!"
       А грешные возопияли,
       Господа с глаз не спущали:
       "Авы, авы, Царь небесный!
       30. За что нас прочь отсылаешь
       "От Самого от Царя небеснаго?"
       "Как же вас не отсылати?
       "Вы воли Господней не творили,
       "За крест, за молитву не стояли,
       35. "Закон Мой Господний проступали
       "Я Сам Христос от Девы родился,
       "Три дня был на распятии,
       "Все ради вашего согрешения,
       "Ради вашего беззакония:
       40. "И тут же вы не спостились
       "И Богу не молились,
       "Закон Мой Господний не поимели,
       "Закон Мой Божий проступили!"
       Слава Отцу и Сыну
        -- И Святому Духу,
       Аминь!

    (Борозд.)" (Бессонов, 2, с. 80-81).

    "485.

       Этот стих, как и другие того же отдела, поющими заглавляются: "Песнь Чудной Царице"."
       (Орловск. губ., Малоарх. уезда, с. Критово).
      
       Чудная Царица Богородица!
       Вослыши молитву грешных рабов своих,
       Приемли наше рыдание, слезы горючия,
       Не лиши нас царствия небеснаго,
       5. Избави нас о злой муки превечныя:
       Злая мука превечная, не нас ради мука сотворена,
       Сотворена мука сатаны ради дьявола
       И ради человека многогрешного.
       Чего себе, человече, живешь не - рассудишься?
       10. Долго житье - умереть будет,
       Великому богачеству на земле остаться будет.
       Горе человеку умереть без покаяния,
       О без отца без духовнаго!
       Призвать бы себе отца духовнаго,
       15. Споведать бы человека своих тайных грехов;
       Заузрить человече на образ Создателя:
       Создатель человека любит с милостию,
       Приемлет рыдание, слезы горючия,
       Спокрывает грехов множество,
       20. Избавляет злой муки предвечныя,
       Доставляет к царствию небесному.
       Придет смерть Божья немилостиво,
       Возьмут душу ангелы Божьи немилостивы,
       Пронесут мытарства царства небеснаго;
       25. Потом покажут злу муку предвечную;
       Показавши муку, посадят душу в место темное,
       До страшного суду, второго Христова пришествия Его.
       Грешникам и да плачь неутешимая,
       Праведным радость и веселия.
       30. Живот твой человеческий скончавается,
       На страшный суд душа готовится;
       Престол Господний на земле поставляется,
       На престол святые книги разгибаются,
       С нами тайная дела являются.
       35. Лепетом (лепотою - Авт.) из лицев изменяются,
       Ясные очи повращаются,
       Душа с белым телом разставается,
       Усы (усе, все - Авт.) с главою прощаются.
       То время будет царствия на три года,
       40. Антихристу во прелестны его.
       Велит сатаны сотворить своим угодникам,
       Исполнится земля беззаконниками,
       Богоотступниками, лицемерниками;
       Сойдут с небес святые пророки Божие,
       45. Святой Илия пророк и Енох пророк,
       Начнут нам грешникам глаголовати:
      -- Не предавайтесь, братия, на погубу
      -- К злому ко врагу антихристу,
      -- Благодати (наблюдайте - Авт.) своим душам на спасение,
       50. - Чтобы нам, грешным, во веки не мучиться! -
       Потом приступят бесы темные,
       Побьют пророка Божьяго;
       По Божьему повелению
       От крови от пророческия
       55. Загорится мать сыра земля,
       Совершится земля на тридевядь локоть,
       За наше велико согрешение
       И за наше велико беззаконие.
       И во веки веков, аминь,
       60. Помилуй нас!

    (Борозд.)" (Бессонов, 2, с. 157-159).

      

    "613.

    (Той же губ. и того же уезда, с. Критово)

      
       Свято-мати Мария,
       Пресвятая Богородица,
       Сы вечери в раю припочивши
       И во истиной во сне
       5. Много сну видилось:
       "И кабы я Тебя,чадо, испородила,
       "И в святом во граде во Хриемле (в Вифлиеме - Авт.),
       "И в той стороне во Еденской (в Иудейской - Авт.),
       "И в пелены, чадо, спеленала,
       10. "И в поясы лик Твой совивала;
       "И в том во граде во Русалиме,
       "Во той горе во Вертепы,
       "И изволил Бог пребысти
       "И спасения нашего ради;
       15. "На той святой реке на Ярдане,
       "И выросло древо святое купаресы;
       "И в том граде Русалиме,
       "На той реке на Ярдане,
       "На древе купаресе,
       20. "Распят был Сам Иисус Христос."
       И расплачется мати Мария,
       Пресвятая Богородица:
       "Чадо мое возлюбленное
       И Христос Царь небесный,
       25 "Премладое чадо, возлюбленный!
       "На кого, чадо, спокидаешь мене?"
      -- Не плачь, Мати Божия Мария:
      -- Не одну Я тебя спокидаю,
      -- И спокидаю Я тебя со Святым Духом,
       30. - И на Иоанна на Богослова,
       - И на друга на Христова.
       - А Я, мати, свет, Мария,
      -- В смерть буду два дня в гробе,
      -- На третий день воскресну
       35. - И на небеса, мати, вознесуся.
      -- И Сам Я, мати, с небес сойду,
      -- И Сам Я твои мощи
      -- Во церкви Божией и во соборе;
       40. - Сам испишу Я лик твой на иконе,
      -- И поставлю Я твой образ на престоле.
      -- И во Божию церковь во соборе:
      -- Тебя, мати, будут величати
      -- И во веки Христа прославляти.
       45. - И кто этот Сон, мати, перепомнит,
       - И наследит царство небесное,
      -- И избавлен будет вечныя муки,
      -- И доставлен будет до царства небеснаго. -
       Алилуйя, алилуйя, алилуйя!

    (Борозд.)" (Бессонов, 2, с. 191-193).

    "614.

    Вариант предшествующего стиха. (Там же).

      
       Свет мати Мария,
       Пресвятая Богородица,
       С вечера в раю припочивши:
       "И во истинну мало мне снилось,
       5. "Во сне много виделось:
       "Кабы я Тебя, чадо, породила,
       "Во граде во Хриемле,
       "Во святой горе во Вертепы,
       "Во пелены бы (будто бы - Авт.) спеленала,
       10. "Шелковыми поясами совивала.
       "Во граде во Иерусалиме,
       "Во святой реке во Ярдане,
       "Выростало древо святое купаресы;
       "На том на древе купаресе
       15. "Пречуден крест явился животворящий."
       Речет Господь, Христос Царь небесный:
      -- Свет, мати Мария, Пресвятая!
      -- Сам я этот сон знаю
      -- И во истиной разсуждаю:
       20. - Что быть Мне на кресте распятому,
      -- И убитому быть, окровавленному,
      -- Сквозь ребра копьем пробрушенному (проколотому - Авт.),
      -- Святой Моей крови быть пролитою,
      -- На главе венцу быть возложенну,
       25. - Тростью по главе быть убиенну. -
       И речет мати Мария:
       "Свет, Христос, Царь небесный!
       "Безвинную кровь проливаешь,
       "Напрасную муку принимаешь,
       30. "На кого меня, Деву, спокидаешь,
       "Кому возлюбленную оставляешь?"
      -- Не единую тебя оставляю, -
      -- На свет Ияна Богослова
      -- И на друга на Христова:
       35. - Нарекай его, мати, вторым сыном.
      -- Пожди, мати малое время:
      -- Егда со христа (с креста - Авт.) тело соймут,
      -- Во плащенице положуся,
      -- И спогребен буду,
       40. - В третий день воскресну,
      -- На небеса вознесуся
      -- Сы грозными херувимами,
      -- С страшными со святыми.
      -- Сам с небес сойду,
       45. - Сам из тебя душу выну,
      -- Погребу твои мощи со святыми,
      -- Во святой Божьей церкви за престолом.
      -- С тобой, мати, прощуся,
      -- Сам преупокою твою душу
       50. - С Собою во небесном царстве,
      -- Где ангелы лик ликуют,
      -- Трепещет небесная сила,
      -- Трепетом стоит перед престолом. -
      -- И речет Христос, Царь небесный:
       55. - Свет, Пресвятая мати Мария!
      -- Лик напишу твой на иконе,
      -- Поставлю твой образ на престоле,
      -- Всем ангелам на украшение,
      -- Всему миру на спасение:
       60. - Тебя станут, матерь, величати,
      -- Во веки Христа прославляти.
      -- И кто этот Сон, мати, знает,
      -- Во истиной Сон тот рассуждает,
      -- Избавлен будет от вечныя муки,
       65. - Наследник будет царства небеснаго
      -- И во веки веков, аминь. -

    (Борозд.)" (Бессонов, 2, с. 193-195).

       В публикации духовных стихов мы полностью сохранили орфографию и пунктуацию оригинала.
      

    Глава шестая. Род Черкасовых в 19-м - 20-м веках.

    * * *

       Эта глава будет иметь преимущественно обзорный и немногословный характер. Объяснить это можно несколькими причинами. Во-первых, та-ких ярких, самобытных и известных в российской истории личностей, какими были Черкасовы в 18-м - начале 19 веков, в более поздние вре-мена почти не встречается. Рассказывать же о всех потомках П.И.Чер-касова мы и не собирались. Принципиально это возможно, но не нужно. Упоминавшаяся в "Вместо предисловия" "Поколенная родословная роспись баронского рода Черкасовых", составленная одним из авторов книги охватывает весь период существования рода и его потомков по одной из женских линий, т.е. почти три с половиной века, насчитывает на начало 21-го века 12 поколений и включает в себя 40 мужчин - баронов Черкасовых и 39 женщин - баронесс Черкасовых. Это только те имена, которые автор сумел отыскать и атрибутировать. За пределами "Родословной" остались те Черкасовы, которые продолжали жить вне СССР и России с середины 20-го века, хотя и в этой категории удалось выя-вить несколько имен. Всего же "Поколенная роспись" учитывает 170 лиц, в том числе тех, на ком женились, или за кого выходили замуж баро-ны и баронессы Черкасовы, и тех, кто представлял уже другие роды-ответвления по одной из женских линий.
       Авторы отдают себе отчет, что родословная рода Черкасовых, составленная в начале 21-го века, не обладает всеохватывающей полнотой, ибо начиная с конца 19-го и начала 20-го веков большинство урожден-ных Черкасовых, были еще детьми, в лучшем случае, подростками, след которых затерялся в бурных событиях начала века, и лишь в редких счастливых случаях нам удалось собрать несколько крупиц фактов об их дальнейшей судьбе. Это во-вторых.
       В-третьих, с 1914-1917 годов начинает образовываться и все более увеличиваться большая временная лакуна: как и большинство старинных аристократических родов, многие из Черкасовых, особенно те, кто сра-жался в рядах Белой армии и флота, оказались в эмиграции. Просле-дить их судьбы в Русском зарубежье было очень нелегко, поэтому и число лиц, и сведения о них чаще всего отличаются скудной информа-цией. Поэтому правильнее было бы в названии главы 6-й ограничить ее временные рамки началом 20-го века, в пределах двух первых десятилетий.
      

    * * *

       Начиная с пятого поколения, в царствование Николая I, и в последующих поколениях значительно снижается роль баронов Черкасовых в государственной службе. Мало кто достигает высоких постов при дворе или в высших органах имперского управления; никто не становится тайным советником, не награждается высшими орденами Государства российского.
       Та же картина на военной службе: и в армии, и во флоте Черкасовы выше 6-го класса порога не переступают; очень немногие служат в гвардии. Трудно утверждать прямо, но, вероятно, родство с декабристом А.И.Черкасовым сыграло свою негативную роль в карьерном росте будущих поколений. Хотя можно встретить примеры достаточно высокого положения, но уже по меркам 19-го, а не 18-го веков. Кроме того, прослеживается новая тенденция, ведущая отсчет от вице-адмирала И.И.Черкасова и продолженная А.П.Черкасовым: заниматься активной дея-тельностью по месту проживания, находить свое дело в активной рабо-те на выборных постах в дворянском, а позднее, в земском управлении Тот или иной род службы остается преобладающим и в 19 веке. "Чистых" помещиков, занимающихся только своими имениями, очень мало.
       Мы приведем несколько имен, которые подтверждают наши обобщающие выводы. Вот братья А.И.Черкасова по отцу, дети П.А.Черкасовой, его мачехи.
       12-й барон Иван Иванович (1823-1885), инженер-подполковник, был дважды уездным предводителем дворянства в Белеве Тульской губернии: в 1859-1873; 1880-1885. Женат на княжне Софии Владимировне Оболен-ской (р. 1839). После смерти А.П.Черкасова в 1844 г., не оставившего потомства, И.И.Черкасов считался старшим главой всего рода баронов Черкасовых, т.к. почему старшим не был признан Петр или Алексей родившиеся еще в конце 18 века, трудно сказать. Возможно, как раз из-за своего уже пожилого возраста. Петр был холост и не имел потом-ства, а Алексей еще не был помилован, находился под надзором поли-ции, и тоже был холост почти до конца жизни. Напомним, что именно к И.И.Черкасову обращался Ф.А.Бюлер, когда собирал сведения о послед-них годах жизни А.И.Черкасова (Любимов, 1914, с. 3).
       13-й барон Гавриил Иванович (1825-?), тульский губернский прокурор, статский советник. Был дважды женат: 1) на Е.Ф.Христианович (1829-1848), 2) на Наталии Дмитриевне Лёвшиной (1834-?). В качестве прида-ного Н.Д.Левшина принесла мужу село Троицкое Подольского уезда Мо-сковской губ. Ранее это село принадлежало В.Я.Левшиной, урожденной княжне Грузинской, его купил для нее муж Левшин у помещика Кроткого в 1804 г., затем им владел их сын Д.П.Левшин, а он отдал его в ка-честве приданого своей дочери, ставшей баронессой Черкасовой (Кичаев, Лонгинов, 2, стб. 249, 392).
       Дело в том, что эта подмосковная усадьба принадлежала в первой половине 18 в. дворянке Дарье Николаевне Ивановой, вышедшей замуж за ротмистра лейб-гвардии Конного полка Глеба Салтыкова. В 26 лет она овдовела, получив в наследство от мужа 600 душ крепостных, несколько имений и дом в Москве на Лубянке. В воспоминаниях современников Д.Салтыкова выглядит маленькой, костлявой и весьма бледной особой. Тем не менее, острый ум и повышенная сексуальность помогли ей запо-лучить в любовники красавца секунд-майора Н.Тютчева, деда поэта Ф.И.Тютчева.
       С этого момента невзрачная женщина из-за постоянной ревности, перешедшей в настоящую манию ненависти ко всем молодым красивым женщинам, превращается в то чудовище, которое вошло в русскую историю 18 в. под прозвищем "Салтычихи", ставшим нарицательным для всех подобного рода дам. В к. 50-х годов по Москве поползли зловещие слухи о страшных делах, которые творились в поместье Троицком и в городс-ком доме на Сретенке. Перечень мучений, которым подвергала своих жертв душегубка, не поддается описанию. Судя по материалам следствия, которое власти вынуждены были возбудить в 1762 г., Салтычиха прояви-ла все черты маньячки-мучительницы, страшно распаляясь при виде без-защитной жертвы и крови. Несомненно, что в ее преступлениях была замешана сексуальная патология. Говорили, что она ела нежные девичьи груди, вырезала женские половые органы, т.е. была сексуальной извра-щенной. Возможно, что это были неизбежные в подобных случаях преу-величения, но изощренные убийства 139 женщин и девочек-подростков заставляют предположить, что в этих слухах была изрядная доля прав-ды.
       В ходе следствия выяснилось, что она хотела убить своего бывшего любовника Тютчева, который сумел вырваться из ее объятий и готовил-ся к свадьбе с девицей П.Панютиной. Гибель молодых сорвалась из-за трусости наемных убийц, которые должны были взорвать дом Тютчева сразу после свадьбы. Дело Салтычихи тянулось до 1768 г. Несмотря на то, что преступница ни в чем не призналась и даже под пыткой молча-ла, юстиц-коллегия признала Д.Н.Салтыкову виновной в совершении мно-гих убийств и приговорила ее к смерти. 10 декабря 1768 г. преступни-цу доставили на Красную площадь, где уже возведен был эшафот, но в самый последний момент императрица решила заменить ей казнь на по-жизненное заключение. Ее увезли в подземную тюрьму при Ивановском девичьем монастыре. Там она сумела соблазнить караульного солдата, и родила от него ребенка (ранее в браке от мужа она родила двоих сыновей). Ее перевели в специальную келью, высеченную в монастырс-кой стене, в которой она провела 22 года. Умерла злодейка в 1801 г. и была похоронена на фамильном участке семьи Салтыковых на кладби-ще Донского монастыря. После 1917г. на месте Ивановского монастыря был концлагерь, потом тюрьма, затем Высшая юридическая заочная шко-ла МВД СССР. На месте дома на Лубянке в советское время выстроили здание НКВД. Не правда ли, закономерная преемственность? (Анисимов, с. 279-284; Смирнова, с. 11).
       Вот такое "славное именьице" досталось Г.И.Черкасову! Вернувшись к краткому рассказу о нем, скажем, что все его дети были от второго брака с Н.Д.Левшиной, и что их было столько же, сколько у его отца И.П.Черкасова - 11 сыновей и дочерей. Портрет Г.И.Черкасова находится в Кусково, бывшем подмосковном имении графа Шереметева (Ровинский, 4, стб. 238).

    * * *

       Во второй половине 19 в. в Тульской губ. хорошо был известен сын И.И.Черкасова, 18-й барон Черкасов Михаил Иванович. Коллежский секретарь, депутат дворянского депутатского собрания, предводитель дворянства в Белевском уезде в 1889-1891; 1892-1894 годах, он был достойным памяти своего отца И.И.Черкасова. Кроме того, он был постоянным корреспондентом Государственного коннозаводства по Тульской губ., т.е. официальным наблюдателем за состоянием разведения лошадей, что имело стратегический характер. М.И.Черкасов был женат на Е.М.Тришатной (урожд. Дриневич), однако потомства супружеская пара не оставила. Со смертью М.И.Черкасова прерывается четвертая мужская линия младшей ветви баронов Черкасовых (Родословец, с. 14, 31).
       Из сыновей Г.И.Черкасова упомянем 19-го барона Дмитрия Гаврилови-ча Черкасова (1853-?). Непременный член подольского уездного по крестьянским делам присутствия, затем воспитатель Императорского лицея в память цесаревича Николая (первого сына Александра II, нас-ледника престола, умершего в 1865): в этом лицее обучались его сы-новья Павел и Дмитрий. Позднее был директором саратовского дворян-ского пансиона. Жена - Прасковья Ивановна Зеленцова (Любимов, 1914, с. 4-5).
       20-й барон Павел Гаврилович Черкасов (1854-?) - действительный
    статский советник в звании камергера Высочайшего двора. Он - единственный из баронов Черкасовых, живших во второй пол. 19 - нач. 20-го
    вв., кто дослужился до     IV класса табеля о рангах в гражданской и
    придворной службе.     Был женат на Лидии Николаевне Калачевой.
       Его брат 22-й барон Николай Гаврилович Черкасов (1861 -?) был земским начальником Подольского уезда Московской губ. Земский участковый начальник назначался губернатором по закону от 12.07.1889 г. из по-томственных дворян, владевших недвижимой собственностью и утверждался министром внутренних дел. Он осуществлял контроль над органами крестьянского общественного управления, утверждал должностных лиц, волостных судей и др. Земским начальникам передавались функции мировых судей. Введение должности земских начальников входило в систему контрреформ Александра III, стремившегося усилить роль поместного дворянства в деревне после отмены крепостного права. После 1905 г. Н.Г.Черкасов будет избран членом Государственной Думы III созыва (1907-1912); входил в число 97 умеренно-правых депутатов. Был женат на Ольге Николаевне Войт (Федорченко, 2001, с. 415; Любимов, 1914, с. 4.).
       Даты смерти представителей VI поколения рода Черкасовых в большинстве случаев неизвестны. Окончание их земного срока по средней про-должительности жизни приходилось на время новой русской смуты: кто-то умирал от голода и болезней в годы революции и гражданской вой-ны, кто-то погибал в эти же годы, а те, кому посчастливилось выбрать-ся из России, умирали в первые годы эмиграции и некому было соста-влять мартиролог рода Черкасовых. Наверняка были и такие, кто остал-ся в России, пережив все потрясения. Разразившаяся в феврале-октябре 1917 катастрофа, лишила всякого значения и дворянскую принадлежность и титулованность. Оставаться в Советской России таким людям с каждым годом становилось все опаснее и опаснее. В дни революции и граждан-ской войны принадлежать к титулованной знати, да еще быть офицером, в лучшем случае, означало "приглашение на казнь". Поэтому нужно было в соответствующем возрасте не очень-то афишировать свою фамилию. Вот и умирали Черкасовы неизвестно когда.
       Почти такая же картина наблюдается и в VII - VIII поколениях: в большинстве случаев известны лишь даты рождения. Но эти поколения были молодыми в сравнении с отцами и дедами, более жизнестойкими, из них многим удалось выжить в гражданской войне, благополучно вжиться в условия тяжелой эмиграции. О них мы расскажем в последней главе.
      

    * * *

       Дети П.Г.Черкасова участвовали в Первой мировой войне: 32-й барон Дмитрий Павлович (1879 - ?), поручик кирасирского Её величества полка. Был женат на княжне Ольге Михайловне Шаховской. 33-й барон Борис Павлович (1885 - ?) служил в Министерстве юстиции, в чине прапорщика был призвал в действующую армию, ранен в бою в начале войны в августе 1914 г. 34-й барон Владимир Павлович (1889 - ?) служил поручиком 13-го гусарского Нарвского полка (Любимов, 1914, с. 5).
       Дочери-близнецы П.Г.Черкасова Лидия и Наталия Павловны (2.07.1881-?), вероятно, были последними из баронесс Черкасовых, кто успел в Рос-сии заключить выгодные или удачные брачные союзы. Лидия вышла за-муж за богучаровского уездного предводителя дворянства, коллежско-го асессора Ивана Васильевича Лисаневича (1879-?), а Наталия за ко-ллежского советника в звании камер-юнкера Высочайшего двора Михаи-ла Ивановича Горемыкина (1878-?), сына неоднократного министра и премьер-министра Российского правительства И.Л.Горемыкина (1839-1917). С середины 19 века заметно "демократизируются" браки Черкасо-вых. Прежние старинные дворянские роды, нередко титулованные, все чаще уступают место рядовым, недавно выслужившимся дворянским родам, из которых выбираются мужья и жены баронесс и баронов Черкасовых а в конце 19 - нач. 20 вв. - уже и не дворянским. По законам Рос-сийской империи женщина из дворянского сословия, выходя замуж за купца, мещанина, крестьянина, чиновника теряла право на дворянство, в том числе и на титул, которым обладала в девичестве. Так и прои-зошло с некоторыми баронессами Черкасовыми. И напротив, женщина из любого сословия, выйдя замуж за дворянина и барона, становилась дворянкой и баронессой. И такие случаи тоже были, даже среди крестьянок, становившихся женами Черкасовых.
       Однако девушки из рода Черкасовых, как правило, выходили замуж за мужчин интеллигентных профессий: педагогов, юристов, врачей, инжене-ров, экономистов, т.е. за представителей образованного сословия России.

    Глава седьмая. Бароны Черкасовы в годы Гражданской войны и в жизни Русского зарубежья.

      

    * * *

       После революции, Гражданской войны 1918-1922 годов, массовой эмигра-ции дворянства, офицерства, интеллигенции из Советской России много-вековая связь и преемственность поколений баронов Черкасовых, как и других дворянских родов, была нарушена, а в ряде случаев порвана.
       Нам удалось собрать воедино некоторые факты об участии Черкасовых в гражданской войне и об их деятельности в культурной и обществен-ной жизни русской эмиграции в странах Европы. О некоторых из них мы узнали лишь то, где они опочили и где находятся их могилы.
       Нашим поискам и находкам способствовало издание в России и за рубежом книг, справочников, воспоминаний, энциклопедий разнообразного характера в период с 1990 по 2006 годы. Большинство этих изданий включены нами в раздел "Источники и литература". Но мы, как авторы, сами чувствуем большую разрозненность и фрагментарность сообщений в этих источниках о баронах Черкасовых. Чаще всего это одно-два упо-минания, или сноски и примечания, упоминания в указателях имен. Доста-точно подробного рассказа о жизни и деятельности хотя бы одного из них мы не обнаружили, хотя соединение и дополнение фрагментов все же позволили нам составить хотя бы небольшие биографические справки о некоторых из них. Ничего удивительного в такой фрагментарности нет: Черкасовы честно исполняли свой долг на службе Белому делу, трудились на ниве русской культуры и просвещения в эмиграции, но они не принадлежали к числу таких известных эмигрантов как П.И.Милюков, А.Ф.Керенский, В.Д.Набоков, П.Б.Струве, А.И.Деникин, П.Н.Вран-гель и, тем более, не принадлежали к знаменитым философам, писате-лям, поэтам, художникам, ученым, которые были высланы, или которым под тем или иным предлогом удалось выехать или сбежать из Советской России и СССР в 20-е годы 20-го века.
      

    * * *

       Первая мировая война резко изменила состав офицерского корпуса Русской армии. "Кадровое офицерство понесло огромные потери на фронтах, например, почти весь цвет гвардии полег в 1915 г. в августовских лесах. А представители аристократии, блиставшие мундирами в тыловых штабах, вышли в отставку после отречения царя. Верхушка "высшего света" была достаточно космополитична, родственно связана с зарубежной аристократией, и значительная часть ее благоразумно перебралась за границу еще до Октябрьского переворота. А основная масса армейского офицерства была рядовой, служилой интеллигенцией, призванной из за-паса. Учителя, инженеры, юристы, студенты, взятые после 3-го курса, выслужившиеся из солдат и вольноопределяющихся" (Шамбаров, с. 63-64).
       Возможно, что кто-то из тех Черкасовых, которые находились вблизи высших сфер, а таких было немного, сумели благополучно покинуть Рос-сию между февралем и октябрем 1917 г., но мы такими сведениями не располагаем. Не принадлежали они и к первой категории офицерства, названной автором исследования о Белой гвардии. Однако полностью они не принадлежали и ко второй: на рубеже веков мы видим не менее десяти баронов Черкасовых, носивших звание русского офицера: от подполков-ника до прапорщика, от капитана I ранга до кадета Морского корпуса.
       Первой жертвой, принесенной родом Черкасовых на алтарь братоубийственной войны, был как раз будущий морской офицер, 35-й барон Иван Иванович Черкасов, сын Ивана Гавриловича и Анны Евгеньевны Черкасо-вых, у которых была еще дочь София (Любимов, 1914, с. 5). Дата рож-дения И.И.Черкасова неизвестна, но тот факт, что в конце 1917 г. он продолжал числиться кадетом, а не гардемарином Морского кадетского корпуса, подсказывает, что он родился в самом начале 20 в., и уже в ноябре 1917 г. был в Добровольческой армии. В ночь на 9-е февраля 1918 г. по узкому коридору из Ростова Добровольческая армия во гла-ве с генералом Л.Г.Корниловым уходила от красногвардейских частей. Среди 2,5 тысяч человек, входящих в состав армии, был и юный кадет И.И.Черкасов. Он входил в Юнкерский батальон генерала Боровского, сведенный из Юнкерского и Студенческого полков. Знаменитый "Ледяной поход" завершился вступлением добровольцев на Кубань. Уже 4 марта началось сражение с красными казачьими отрядами будущего командарма 11-й армии И.Л.Сорокина. В лоб пошли мальчишки-юнкера и студенты Боровского. Их остановили шквалом огня. Но судьба еще хранила Ивана Черкасова. Он погибнет в ходе последней битвы под Екатеринодаром 30 марта 1918 г., когда войска Добровольческой армии настолько выдо-хлись, что не могли подвинуться ни на шаг. Через месяц будет убит и Л.Г.Корнилов (Шамбаров, с. 85, 92-93; Волков, 1998, с. 515).
       В Сибири, в войсках А.В.Колчака, сражался подполковник, 23-й барон Михаил Гаврилович Черкасов (1876-1941). После переворота в Омске, произведенного сибирским казачеством в ночь на 17 ноября 1918 г., бы-ла свергнута эсеровская Директория, и ее военный и морской министр А.В.Колчак с 18 ноября 1918 г. провозглашен Верховным правителем России. М.Г.Черкасов был назначен командиром 42-го полка Сибирской Степной дивизии, входившей в Сибирский Степной корпус. Абсолютное боль-шинство командиров полков до 1918 г. были обер-офицерами (Волков, 2002 (1), с. 234 , 270). О том же пишет В.Шамбаров: "В отличие от Юга России, Колчак не имел перед красными преимущества в качестве армии. В 1917-1918 гг. все лучшее офицерство рванулось на юг, к Ко-рнилову и Алексееву. А с момента чехословацкого мятежа до ноября 18-го пробраться из центра России на Дон и Кубань было легче, чем в Сибирь через фронт... Из 17 тысяч офицеров в армии Колчака всего около 1 тысячи было кадровых. Остальные - в лучшем случае запасники и пра-пора производства военного времени, в худшем сомнительного произво-дства "учредилок", директорий и областных правительств" (Шамбаров, с. 231-232). Умер М.Г.Черкасов в Бельгии; похоронен на кладбище коммуны Иксель г. Брюсселя (Грезин, 1996, с.26).
       Кадровым морским офицером был 27 барон Иван Александрович Черкасов (1876-1942). Он окончил Морской корпус в 1895 г. Ушел в отставку в звании капитана II ранга. Отставка произошла в первые месяцы Первой мировой войны и имела вынужденный характер. В начале войны И.А. Черкасов командовал крейсером "Жемчуг" Сибирской флотилии. В конце октября 1914 г. крейсер находился на рейде в порту Пинанг (Пенанг) в Малайзии на о. Пинанг (позднее Джорджтаун, после обретения независимости Малайзией снова Пинанг). Утром 28 октября 1914 года "Жемчуг" был внезапно атакован германским легким крейсером "Эледен" и потоплен. Большинство экипажа погибло. Барон Черкасов в момент трагедии на борту корабля отсутствовал. Его обязанности командира исполнял старший офицер, капитан II ранга Кулибин Н.В. Черкасов и Кулибин были признаны основными виновниками трагедии. Кулибин был разжалован в матросы, а Черкасов отправлен в отставку. Об этом собы-тии упоминает в своих дневниках за 1918-1920 гг. адмирал В.К.Пилкин (Пилкин, с. 551). Вернулся из отставки и вступил в Вооруженные Си-лы Юга России (ВСЮР) в звании капитана I ранга. Эвакуировался 28 ав-густа 1920, но возвратился в Русскую армию генерала Врангеля в Крыму, в Севастополь, на корабле "Великий князь Константин". Последний оп-лот Белого дела уже стоял на краю гибели (Бизертинский мор-ской сборник, с. 360). Его корабль доставил из Крыма в Константи-нополь большую партию эвакуированных после разгрома войск Врангеля. Вероятно, с этой целью Черкасов и вернулся в Крым, т.к. его корабль был пакетботом - почтово-пассажирским судном. Затем И.А.Черкасов участвовал в переходе эскадры русских кораблей в порт Бизерту на побережье Сев. Африки (Тунис, в то время владение Франции). Остатки российского флота по решению французского командования должны были оставаться в Бизерте в качестве "залога на покрытие расходов". Его пакетбот "В.к. Константин" первым подошел к Бизерте 21 декабря 1920 года. Однако в "Списке чинам Русской эскадры, прибывшим в город Би-зерту (к 25 марта 1921 г.). И.А.Черкасова уже нет (Бизертинский морской сборник, с. 514). Зато сохранилось письмо командира ледо-кола "Гайдамак" капитана I ранга Вилькена от 3.03.1921 г., адресо-ванное И.А.Черкасову, об итогах перехода русской эскадры из Конста-нтинополя в Тунис (Русская военная эмиграция, 1, кн.1, с. 306-309).
       Эти два факта позволяют предположить, что, выполнив свой долг, И.А. Черкасов вернулся в Константинополь и снова ушел в отставку. Летом он был еще в столице Турции, а затем направился во Францию. Умер барон 11 марта 1942 г. в Париже (Волков, 1998, с. 515; Мартиролог, с. 144). Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де Буа (Грезин, 1995, с. 422). Некрологи капитану I ранга публиковались в "Новом слове" 1942, 12 (Берлин), "Парижский вестник", 1942, 14, "Русское прош-лое", 1945, 40 (Мартиролог, с.144).
      

    * * *

       В книгах С.В.Волкова, - опытах мартирологов всех родов войск Бе-лой армии, - упоминаются и другие Черкасовы: подпрапорщик Михаил Че-ркасов в Донской армии с 1919 г.; поручик Петр Петрович Черкасов в добровольческой армии и в ВСЮР, во 2-м конном полку, с декабря 1919 в дроздовских частях до эвакуации Крыма, галлиполиец, осенью 1925 в составе дроздовского полка в Болгарии, ротмистр; просто "Черкасов", поручик, в войсках Восточного Фронта, в январе 1922 г. командир эс-кадрона Воткинского конного дивизиона (Волков, 2004, с. 570).
       Назван Черкасов, капитан лейб-гвардии Литовского полка в ВСЮР и Русской армии, в сентябре 1920 г. командир роты в Сводно-гвардейском полку (Волков, 2002 (1), с. 518).
       Известен Черкасов К. (р. 1924), хорунжий, офицер для особых поручений при генерале Коннове, автор сочинения "История полков: Ответ перед историей за одну попытку". Т. 1-2. Мельбурн, 1963-1965 (Рос-сия и Российская эмиграция, 2, с. 331).
       В "Родословной" лиц с такими именами, дата рождения которых приходилась бы на конец 19 - начало 20 веков нет, поэтому идентифицировать их с членами рода Черкасовых невозможно. Тем более что у всех пе-речисленных выше офицеров отсутствует титул "барон", что было бы не-избежным, принадлежи они к титулованному роду.
       Таким образом, волей обстоятельств, связанных с нашими поисками, мы сообщили о различных этапах Гражданской войны, в которых участ-вовали бароны Черкасовы:
      -- Начало войны, действия Добровольческой армии на Дону и Ку-бани под командованием Л.Г.Корнилова.
      -- Восточный фронт, действия Сибирской армии А.В.Колчака.
      -- Завершение войны в Европейской части России, эвакуация Рус-ской армии П.Н. Врангеля, отплытие русского флота в Бизерту.
       Фамилия "Черкасовы" встречается среди русских - участников антифашистского сопротивления. Но среди них не было таких героев как кня-гиня Вика Оболенская, Ариадна Скрябина, Борис Вильде. Большинство имен принадлежит советским военнопленным на территории Франции, Германии, находившимся в концлагерях. Гастон Ларош в очерке "Русские во французском Сопротивлении" называет среди организаторов "Групп советских патриотов" в лагере Бомон-на-Артуа Александра Черкасова. (Прометей, 7, с. 221-225). Среди расстрелянных или замученных в концлагере Маутхаузен и его отделениях с 26 июня 1944 г. и до кон-ца войны за участие в антифашистском сопротивлении значатся: Черкасов Владимир (р. 25.10.1924), Черкасов Григорий (р. 30.05.1922) (Бродский, с. 462). Конечно, и эти мученики не принадлежали к баронскому роду, но борьба против национал-социалистического режима в покоренных странах уравнивала всех патриотов.
      
      

    * * *

       На дипломатической службе перед началом Первой мировой войны находился 26-й барон Анатолий Александрович Черкасов, брат И.А.Черкасова. С 1912 г. он был вице-консулом в Сеистане (Персия), а затем находился в должности консула в г. Керминшахе с 10.06.1915 г. до 6.03.1920 - дня ликвидации консульства. Он был женат на Зинаиде Ивановне Кузьминой-Караваевой, - близкой родственнице первого мужа Елизаветы Юрьевны Пиленко, позднее Скобцовой, а еще позднее, матери Марии, участницы французского Сопротивления, погибшей в 1945 г. в концлагере Равенсбрюк. У супругов было двое детей: Иван и Зинаида. Дальнейшая судьба этой семьи не известна (Фонды, с. 536; Любимов, 1914, с. 4).
       На кладбище Сент-Женевьев-де Буа в усыпальнице храма Успения Божьей Матери покоится прах митрополита Евлогия, управляющего русскими православными церквами за границей по распоряжению патриарха Тихо-на. В Париж из Берлина он переехал осенью 1922 г. Митрополит Евлогий навсегда оставил о себе память в русской эмиграции, как духовный подвижник, устраивающий сердца и души русских скитальцев.
       С Черкасовыми его объединяет то, что он был их земляком: Василий Семенович Георгиевский, как нарекли его при крещении и как звался он в быту до принятия монашеского сана, родился в 1868 г. на Пасху в захолустном сельце Сомове Одоевского уезда Тульской губ. между двух больших дорог... Одна вела на г. Белёв, другая на г. Одоев. (Костиков, с. 326-327). Напомним, что Белевский уезд был местом постоянного проживания многих поколений баронов Черкасовых со второй половины 18 века. Скончался владыка Евлогий в 1938 году. Церковь на русском кладбище Сент-Женевьев-де Буа была последняя, которую он успел освятить при жизни осенью этого года.
      

    * * *

       Погребения баронов Черкасовых находятся не только в Европе, но и в Америке. Вот еще несколько известных нам могил. XXXVIII баронесса Елена Ивановна (1924-1939), дочь 38-го барона Ивана Анатольевича и внучка дипломата А.А.Черкасова , похоронена на кладбище Сент-Женевьев-де Буа. Умерла совсем юной 15-летней девушкой! Там же в 1986 г. похоронена Родзянко Татьяна Артуровна (урожден. Пакуален) в первом браке с 39-м бароном Алексеем Александровичем - баронесса Черкасова (Грезин, 1995, с. 325).
       Последние, известные нам сообщения о смерти Черкасовых, относятся к 1998 г. Это некрологи в газете "Русская мысль", долгое время изда-вавшейся в Париже на двух языках: русском и французском, как для Русского зарубежья, так и для читателей в СССР - нелегально распространяемая, а затем, несколько лет, вполне легально, по подписке в Рос-сийской Федерации до начала 21 века. Первый некролог посвящен XXXV баронессе Ксении Михайловне Черкасовой (1911-1998), дочери М.Г.Чер-касова и Клеопатры Павловны Черкасовой, урожд. Куприяновой.

    "В ночь с 30 на 31 января 1998 года в Брюсселе в возрасте 87 лет

    скончалась баронесса

    КСЕНИЯ МИХАЙЛОВНА

    ЧЕРКАСОВА

    о чем с глубоким прискорбием извещают

    барон Александр Иванович Черкасов в Париже

    семья и друзья в Брюсселе, Ташкенте, Санкт-Петербурге и Нью-Йорке.

    В среду 4 февраля отпевание совершил Его Высокопреосвященство

    владыка Симон, архиепископ Брюссельский и Бельгийский

    в сослужении с духовенством

    Свято-Никольского собора Русской Православной Церкви.

    Погребение состоялось на местном кладбище.

    Панихида девятого дня была отслужена 8 февраля.

    На сороковой день 8 марта после воскресной литургии

    в том же соборе - 29, rue des Chevaliers, 1050 Bruxelles -

    будет отслужена панихида по усопшей" (РМ, 1998, февраль).

       Вероятно, дочь была похоронена рядом с могилой отца на кладбище коммуны Иксель.
       XXXVII баронесса Татьяна Владимировна Черкасова (1915-1998), дочь поручика В.П.Черкасова, скончалась в Нью-Йорке - об этом сообщает второй некролог.

    "Волею Божией 25 сентября 1998 года в Нью-Йорке

    на 84-м году жизни тихо скончалась

    БАРОНЕССА

    ТАТЬЯНА ВЛАДИМИРОВНА

    ЧЕРКАСОВА

    о чем с глубоким прискорбием извещают

    барон Александр Иванович Черкасов с семьей

    в Париже, Брюсселе, Санкт-Петербурге и Ташкенте,

    бывшие ученики Яхонтовской гимназии в Ницце,

    а также многочисленные друзья

    в Европе, Америке и Аргентине.

    Отпевание и погребение состоялись 28 сентября

    в Ново-Дивеевском монастыре, Спринг Валлей, Нью-Йорк.

    Панихида по усопшей состоится на девятый день

    в воскресенье 4 октября после литургии в 12 ч. 30 мин.

    в церкви Введения во Храм Пресвятой Богородицы -

    91, rue Oliver de Serres, 75015 Paris.

    Вечная ей память". (РМ, 1998, сентябрь).

       Вероятно, А.И.Черкасов являлся в конце 90-х годов 20-го века стар-шим в роде Черкасовых, если брал на себя скорбную обязанность со-общать в печати о смерти членов рода Черкасовых. Если учесть, что обе баронессы, достигшие преклонного возраста, названы в некрологах своей родовой фамилией, то очевидно, что обе не выходили замуж и умерли в девичестве. Подобные случаи встречались среди девушек из рода Черкасовых в 19 веке. Об А.И.Черкасове с большой долей вероят-ности можно предположить, что он тоже был сыном 38-го барона Ивана Анатольевича. В таком случае в 1998 г. он должен бы быть тоже пре-клонных лет и мог скончаться после смерти баронесс, и быть похоро-ненным на кладбище Сент-Женевьев-де Буа.
       Других некрологов памяти Черкасовых, умерших за рубежом, в РМ за много лет нам не встречалось. И, конечно, не было некрологов пря-мых потомков рода баронов Черкасовых, умерших в СССР и России. Бо-лее основательные и дополнительные сведения о захоронениях баронов Черкасовых в зарубежье может дать энциклопедический справочник "Незабытые могилы. Российское зарубежье: некрологи 1917-2001 годов". Т. 1-6. М., 1999-2006. Но на сегодняшний день (декабрь 2006 г.) вышла из печати лишь 2-я часть 6-го тома, содержащая фамилии по ал-фавиту от "Скр." до "Ф". Следовательно, "Черкасовы" будут только в 3-й части, и мы надеемся, что некрологи, посвященные их памяти, вернее, библиография некрологов, позволят нам добавить несколько новых имен, или уточнить сведения об уже известных именах из рода Черкасовых в Русском зарубежье.
      

    * * *

       Образованная часть русской эмиграции крайне беспокоилась о сохранении и за рубежом у молодого поколения традиций русской культуры, православной веры и знания русского языка. Долго существовала на-дежда на скорое падение диктатуры большевиков. Но надежда все не сбы-валась... В конце концов, пришлось признать правоту И.А.Ильина: "Рус-ская интеллигенция отдала свой народ на растление, а русский народ отдал свою интеллигенцию на растерзание". Старшее поколение первой русской эмиграции совершает для себя культурную и духовную "смену вех" но не ту, к которой начали призывать евразийцы и сменовеховцы. В "Ли-рической поэме" (1927) Нина Берберова сказала: "Мы не в изгнании, мы в послании". Смысл этой, в будущем хрестоматийной фразы, был и прост и сложен: русская эмиграция должна обратить свой взор не в прошлое, с обидой на Россию, а в будущее, с надеждой, что ей удастся прине-сти своей новой родине какую-то очень важную весть-послание со старой, - может быть, некое предупреждение, может быть, напутствие, может быть, - провидение. Не вся эмиграция приняла эту формулу са-мопознания, предложенную Н.Берберовой, но для значительной части интеллигенции она стала новой духовной парадигмой.
       С первых шагов в Зарубежье первое поколение эмиграции всеми силами стремилось создать учебные заведения разного уровня: от начальных школ до Рус-ских университетов. В некрологе Т.В.Черкасовой упомянута Яхонтовская гимназия в Ницце. Мы не располагаем сведениями об этой гимназии, которая, вероятно, имела хорошую славу и добрые традиции, если и че-рез десятки лет она упоминалась в некрологе бывшей гимназистки (можно предположить, что Т.В.Черкасова начала учиться в ней в 1922-23 гг.) Однако мы располагаем уникальным источником: книгой "Зарубежная русская школа 1920-1924", Париж, 1924, на рус. языке. В ней есть краткое описание одной из начальных школ близ Ниццы: "Приют и началь-ная школа около Ниццы. Приют в деревне Ариана в окрестностях Ниц-цы создан по инициативе и на средства братьев Рябушинских. Он рас-положен в собственной усадьбе из 4-х гектаров с хорошим садом. Из трех этажей занимаемого дома два верхних - под дортуары для мальчи-ков и девочек, в нижнем - расположены классы, столовые, службы. Об-становка приюта так же, как и питание детей, очень хорошие.
       В приюте содержится 22-25 детей младшего возраста (не свыше 12 лeт, часть из них (10 лет) - бесплатно, другие же с платой в 175 фран-ков в месяц за полное содержание, обходящееся приюту, разумеется, значительно дороже. Обучение детей организовано в самом приюте. Пе-рсонал состоит из одного преподавателя русского языка и общих пред-метов, учительницы французского языка (из местной коммунальной школы) и двух воспитательниц" (Зарубежная русская школа, с.136-137).
       "За три года эмиграции русские педагоги и благотворители создали 24 средних школы и множество начальных. Понадобилась вся бескорыст-ность и самоотверженность русской интеллигенции, русских педагогов-эмигрантов, которые видели в продолжении образования русских детей свой святой долг. Историк русской зарубежной школы В.В.Руднев (1879-1940), в прошлом эсер, писал в 1925 году: "Учитель получает нищенское содержание, составляющее лишь часть самого низкого беженского прожиточного минимума. Он вынужден зачастую пополнять свой бюджет тяжелым физическим трудом. В классе он вынужден обходиться без са-мых необходимых учебных пособий и приготовлять их самому во внеуроч-ное время. Тем не менее и в этих условиях русский учитель не остав-ляет своего дела, не бросает его даже тогда, когда ему предоставля-ется возможность переменить свое занятие на более выгодную в мате-риальном отношении профессию" (Костиков, с. 96).
       В культурной и общественной жизни русского зарубежья во Франции за-боту о молодом поколении в форме общего представления о мужских и женских средних и начальных учебных заведениях в Ницце показывает очерк Е.П.Ковалевского, уполномоченного по учебной части Российского Общества Красного Креста "Краткие сведения о русском среднем образовании во Франции (1920-1925)" (Русская эмиграция, с. 266-270).
       Любопытно, что Ницца являлась, вероятно, чем-то вроде методического центра для русских педагогов, причем центра, способствующего разви-тию творческих способностей и обучающих и обучаемых.
       1 декабря 1930 г. С.А.Брут делает в Ницце сообщение для интересующихся внешкольной работой на тему "Рассказ как вид самостоятельной внешкольной работы". 3 декабря вновь сообщение С.А.Брута в Ницце "Техника рассказа", а 4 декабря, видимо, как иллюстрация предложен-ной методики, в Ницце работает кружок чтецов и рассказчиков для де-тей: рассказ "О Киеве" (Костиков, с. 445, 451).
       Во Франции же продолжались традиции русского скаутинга. Воспитание духа русского православного воинства на старых традициях русской армии, на примерах героизма в русской истории началось в Царском Селе в 1909 г. и было одобрено указом Николая II в 1914 г., когда было учреждено общество "Русский скаут". В 1917 г. В России нас-читывалось 50 тысяч скаутов. В годы гражданской войны большинство скаутмастеров (руководителей отрядов) и скаутов сражались в белог-вардейских армиях. Основное содержание и идеи русского скаутизма сохранялись и в эмиграции, и были неотъемлемой частью воспитания и образования русских мальчиков и девочек. И в этом процессе тон опять задавала Ницца. Большую роль в развитии движения русских ска-утов сыграл 39-й барон Алексей Александрович Черкасов, сын А.Д.Черкасова, вероятно обучавшегося в Императорском лицее в память цесаревича Николая. А.А.Черкасов был деятелем образования и культуры, одним из организаторов дружины русских скаутов и волчат в Яхонтовской гимназии г. Ниццы. Годы его жизни неизвестны, но он был женат на Т.А.Пакуален, позднее вышедшей замуж за Родзянко и умершей в 1986 г. Можно предположить, что ее первый муж умер значи-тельно раньше.
       В "Хронике культурной жизни русской эмиграции во Франции" мы нашли такие свидетельства о деятельности русских скаутов:
       "Год 1930, 28 декабря. Елка разведчиков. Исполняется новая пьеса-миниатюра А.М.Ренникова "Встреча". В этом же году, несколько ранее,
    2 ноября Ниццкий отряд "    Русских скаутов" исполнил пьесу из скаутс-кой жизни "Сон волчонка", басни И.А.Крылова, русские песни и др.
    Ницца. 29 декабря. Ниццкой дружиной "Русских скаутов и волчат" устраивается чествование 200-летнего юбилея со дня рождения генералиссимуса фельдмаршала графа А.В.Суворова.
        -- Доклад для детей полковника А.В.Дурасова: "Суворов, его жизнь и походы".
        -- Чтение отрывков из русской литературы, посвященных Суворову, бароном А.А.Черкасовым (деятель культуры)" (Костиков, с. 445, 452-453).
       "Год 1931. Ницца. Утренник для детей 2,3 ноября под руководством педагогов Р.В.Смесовой и барона А.А.Черкасова с участием Киршиной Ю.А." (Русское зарубежье, 2, с. 230).
       В сборниках "Диаспора", т. I-VI, 2003, Париж - С.-Петербург, в т. V под заголовком "Верной дружбе глубокий поклон" опубликова-ны письма Г.Адамовича к И.Одоевцевой (1958-1965), с. 558-608. Пуб-ликатором писем является Ф.А.Черкасова. Никаких биографических дан-ных о ней не приведено. Но она могла бы быть дочерью или А.А.Черкасова, или А.И.Черкасова. Это всего лишь предположение, т.к. вполне возможно, что это российский литературовед, специалист по культуре Серебряного века и Русского зарубежья.
       Но в целом все приведенные немногочисленные примеры показывают, что и в эмиграции у Черкасовых сохранялась традиционная привязан-ность к гуманитарным профессиям.
       На одной из неизвестных могил на кладбище Сент-Женевьев-де Буа сохранилась от времен первой волны эмигрантов из России такая над-пись: "Русские люди, где бы вы ни были, любите Россию настоящую прошлую и будущую и всегда будьте ее верными сынами и дочерьми"(Ко-стиков, с. 225).
       Мы имеем основания думать, что призыв, содержавшийся в этой простой и мудрой фразе, находил отклик в сердцах всех поколений баронов Черкасовых, волей судьбы оказавшихся за пределами своей родины - Рос-сии.
      
      

    ПОСЛЕСЛОВИЕ

       Гордиться славою своих предков
       не только можно, но и должно;
       не уважать оной есть постыдное
       малодушие.

    А.С. Пушкин.

       Наше историческое исследование о роде Черкасовых завершено. Наде-емся, что нам удалось показать нескольких ярких, замечательных муж-чин и женщин, каждый из которых в своей сфере деятельности сыграл определенно заметную роль в жизни и истории государства Российского. По-разному понимали они свой долг перед родиной, но все честно испо-лняли его.

    ***

       Обращаясь к генеалогии рода, мы шли по стопам выдающихся русских философов В. С. Соловьева и П. А. Флоренского. Семья - это не только го-ризонталь (родители, дети, братья и сестры), но обязательно и вертикаль: дети, родители, деды, прадеды и т. д.,- так считал В.Соло-вьев. Эта вертикаль с ее историей и памятью в России начала XXI века почти отсутствует, что является настоящей бедой для нации, которая состоит именно из семей в их процессе исторического существования: от прошлого к настоящему и будущему. Ни из чего другого нация сло-житься не может. Ни национальная идеология, ни программа патриотичес-кого воспитания, а обыкновенная обычная семейная память нужна для то-го, чтобы мы, русские, из аморфной массы населения превратились бы вновь в народ, сильный своими семейными обычаями, - органичную часть человечества. Когда-то великий немецкий поэт И.Ф. Гёльдерлин сказал о своих соотечественниках начала 19 века: "В Германии нет больше людей, а есть только виды занятий". Как это похоже на Россию рубежа двух ве-ков! И, более того, генеалогия российской личности состоит преимущест-венно из двух составляющих: обличения других и лицемерия в отношении себя и своей страны.
       Тот же В.Соловьев в "Оправдании добра" писал о том, что мировая культура и человечество в целом немыслимы без национальных культур и наций. А нации не могут существовать без семей и, следовательно, без истории конкретных семей. Без семейных преданий и семейных тради-ций, без памяти о предках, передаваемой из поколения в поколение просто невозможна национальная история во всем ее многообразии. Если же у народа отбирают семейную память и заставляют забыть свои семей-ные предания, подменяя их или навязанным интернационализмом или агрессивным национализмом, то здоровое патри-отическое чувство, любовь к родине (именно к Родине, а не к государс-тву, которое существует в данный момент на ее территории) вырождается в суррогат патриотизма - ксенофобию, которая заставляет ненавидеть другого только за то, что он другой - "чужой", и восхвалять своего - только за то, что он - "наш". И тогда приходиться вспоминать парадок-сальный афоризм С.Джонсона, который любил повторять Л. Н. Толстой: "Патриотизм - последнее прибежище негодяя". Это - горькая ситуация, ког-да гордятся тем, что "мы - русские", т. к. больше гордиться нечем. Рубеж двух веков стал заповедным поприщем для российских негодяев всех мастей, надевших маску патриотов, чтобы прикрыть ею свое негодяйство. Почему это стало возможным? Потому что с Россией случилась стра-шная беда: за прошедшие почти сто лет атрофировалась национальная, а вслед за нею и семейная память. И последствия этой беды будут сказы-ваться еще очень долго. Лишь в последние два десятилетия, главным об-разом усилиями энтузиастов, восстанавливаются семейные родословные, генеалогии родов, публикуются записки, воспоминания, дневники не толь-ко известных людей, но и обыкновенных "малых сих" граждан России, про-живших свою уникальную жизнь.
       Эта возрождающаяся традиция восходит к П. Флоренскому. В душевном складе христианского мыслителя глубоко укоренился культ семейного на-чала. Однако он восполнил односторонний культ семьи, свойственный его родителям, культом рода, сердечной памятью о предках, непрестанном обращении души и ума к выносившим его поколениям. Для воспитания в собственных детях этого чувства он написал воспоминания об отце, де-дах, прадедах, о себе самом, своем детстве, юности, как бы поведав им себя изнутри (Литературная учеба, 1988, 2, 6). Мы попытались сделать нечто аналогичное концептам Соловьева и Флоренского, втайне надеясь, что наш опыт послужит примером и, может быть, образцом для других исследователей.

    ***

       Род Черкасовых был не только дворянским и баронским. Начиная со сво-его основателя А.Р. Гуся - Черкасова до отдаленных потомков в конце XX в. это был род русской дворянской интеллигенции, десять поколений хорошо образованных высококультурных людей. Эта традиция, начавшись во вто-рой половине XVII века, сохранилась до начала XXI века. Русская интелли-генция из рода Черкасовых, сумевшая выжить в СССР, превратилась в со-ветскую, дала новую поросль, которая вновь стала российской с конца XX века.
       За три века род Черкасовых и его потомки дали России:
       - государственных деятелей
       - дипломатов
       - придворных, чиновников
       - юристов
       - педагогов
       - врачей
       - ученых, литераторов,
       деятелей культуры
       - офицеров армии и флота,
    военно-технической     интеллигенции
       - 6
       - 2
       - 8
       - 5
       - 8
       - 4
       - 11
      
       - 20
       человек
       -- // --
       -- // --
       -- // --
       -- // --
       -- // --
       -- // --
      
       -- // --
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       В дворянском и земском самоуправлении, в законодательных структурах из рода Черкасовых избирались:
       - депутатами дворянского собрания
       - предводителями уездных дворянских собраний
       - руководителями земств,
       кооперации
       - членами городской и Госу-дарственной Думы
      
       - 2
      
       - 6
      
       - 2
      
       - 2
       человека
      
       человек (двое избирались дважды)
      
       человека
      
       человека
       В советской России, как мы писали выше, имена баронов Черкасовых были почти забыты, И лишь в совсем недавние времена началось "возвращение" Черкасовых: в переизданиях старых книг и словарей, в новых словарях и энциклопедиях, в исторических работах, рассказывающих не о классовой борьбе, а о людях. О тех людях, история которых, как и ис-тория всего человечества, умещается в четырех словах: "Они рождались, страдали, умирали". Наша книга является попыткой воссоздать целост-ную историю старинного дворянского рода и такой же первой попыткой написать последовательные биографии нескольких его представителей. Если эта попытка удалась авторам, то они будут считать выполненным свой долг перед предками. Будем надеяться, что это исследование не останется незамеченным не только среди читателей, любителей истории, но и среди специалистов по истории России 18 века.
       Ко всему сказанному остается добавить, что потомки рода Черкасовых ныне проживают в Париже, Брюсселе, Нью-Йорке, Аргентине, С-Петербурге, Москве, Самаре, Сочи, Ташкенте и, возможно, в других странах и городах мира, о которых авторам неизвестно.
       2005-2006 годы.

    ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА

       Азадовский - Азадовский М.К. Страницы истории декабризма. Т. 1-2. Иркутск, 1991-1992.
       Акимова - Акимова А. А. Вольтер. М. , 1970.
       Анисимов - Анисимов Е. В. Елизавета Петровна. М., 2002.
       Апостолы свободы - // жур. "Искры", 1917, июль, 30.
       Аптекман - Аптекман О.В. Общество "Земля и Воля" 70-х годов / "Народ-ная воля" и "Черный передел": Воспоминания участников революционного движения в Петербурге в 1879-1882 годах/ Л., 1989.
       Балязин - Балязин В.Н. Спрашивай - отвечаем / Встречи с историей. На-учно-популярные очерки. М., 1985.
       Бантыш-Каменский, 1836 - Бантыш-Каменский Д. Н. Словарь достопамятных людей Русской земли. Т.5. М., 1836.
       Бантыш-Каменский, 1840 - Бантыш-Каменский Д. Н. Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. Т. 1-2. М. ,1840-1841.
       Бантыш-Каменский Н. - Бантыш - Каменский Н.Н. Списки кавалеров Российс-ких императорских орденов. М. , 2006.
       Басков - Басков В. И. Суд коронованного палача. М., 1980.
       Бахтин - Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества, М. , 1979.
       Бессонов - Бессонов П. А. Калики перехожие. Сборник стихов. Ч. 1-2. М., 1861-1863.
       Бестужевы - Воспоминания Бестужевых. М.- Л., 1951.
       Бизертинский морской сборник - Бизертинский морской сборник. 1921-1923 М., 2003.
       Благово - Пимен (Благово Д.Д.). Рассказы бабушки. Л. 1989.
       Блаженной памяти - Блаженной памяти императрица Мария Федоровна в ее заботах о Смольном монастыре. Очерк и письма / Приложение к РС. СПб, 1890.
       Бобринский - Бобринский Ал. Дворянские роды, внесенные в Общий Гербовник Российской империи. Ч. 1-2. СПб, 1881.
       Бобровский - Бобровский П.О. История лейб-гвардии Преображенского полка. 1683-1900. Т. 1-2. СПб, 1900-1904.
       Бороздин - Бороздин А. К. Мое знакомство с декабристом бароном Черкасовым // Нива, 1887,  11-12.
       Болотов - Болотов А. Т. Записки Андрея Тимофеевича Болотова: 1738-1794. Т. IV. / Приложение к РС. СПб, 1873.
       Бродский - Бродский М.Д. Они не пропали без вести. М. ,1987.
       Бутурлин - Бутурлин Д. Военная история походов россиян в XVIII веке. Ч. II, заключающая в себе описание Персидской войны с 1722 по 1734 гг. СПб, 1823.
       Бюлер, 1870 - Бюлер Ф.А. Два эпизода из царствования Екатерины II // РВ, 1870. Т. 86, 89; 1871. Т. 91, 95, 96.
       Бюлер, 1873 - Бюлер Ф.А. Герцог Бирон. Портреты Бирона // РС, 1873. Т. 7.
       Бюлер, 1875 - Бюлер Ф.А. Черты из жизни князя Потемкина // ДНР, 1875,  12.
       Васильчиков - Васильчиков А. А. Семейство Разумовских / Осьмнадцатый век. Кн. 2. М. , 1869.
       Вейдемейер - Вейдемейер А. И. Двор и замечательные люди в России во второй половине XVIII столетия. Ч.1. СПб, 1846.
       Веселаго - Веселаго Ф.Ф. Алфавитный указатель общего морского списка. Ч. 12. 1900.
       Винклер - Винклер П. П. Русская геральдика: История и описание русских гербов с изображением всех дворянских гербов, внесенных в Общий Гербо-вник Всероссийской империи. Вып. 1-3. СПб, 1892-1894.
       Власова - Власова З.И. П. И. Якушкин как писатель / П. И. Якушкин. Сочи-нения. М., 1986.
       Волков, 2004 - Волков С. В. Офицеры армейской кавалерии. Опыт мартиро-лога. М. , 2004.
       Волков, 2002 - Волков С. В. Офицеры российской гвардии. Опыт мартиролога. М., 2002.
       Волков, 1998 - Волков С. В. Офицеры Флота и морского ведомства. Опыт мартиролога. М., 1998.
       Волков, 2002 (1) - Волков С. В. Трагедия русского офицерства. М., 2002.
       Волконский - Волконский С. Г. Записки. Иркутск. 1991.
       Воронцов - Воронцов С. Р. Моя биография // РА, Кн. 1. 1876.
       Воскресенский - Воскресенский Н.А. Законодательные акты Петра I. Т.1. М.-Л., 1945.
       Гельбиг, 1865 - Гельбиг Г. Случайные люди в России //РА, 1865. Т. 12.
       Гельбиг, 1886 - Гельбиг Г. Русские избранники //РС, 1886. Т. IV.
       Гельбиг, 1999 - Гельбиг Г. Русские избранники. М. , 1999.
       Гербовед - Гербовед, издаваемый С. Н. Тройницким / О гербе баронов Черка-совых. СПб, 1914.
       Гессен - Гессен Ю.И, История еврейского народа в России. М. - Иерусалим, 1993.
       Гистория - Гистория Свейской войны. Поденная записка Петра 1. Вып. 1-2. М., 2004.
       Гоббс - Гоббс Т. Левиафан. М., 1936.
       Голиков, 1837 - Голиков И. И. Деяния Петра Великого. Т. 3, 8, 9, 13, 15. М., 1837.
       Голиков, Штелин, 1846 - Голиков И. И. Штелин Я. Я. Анекдоты о Петре Вели-ком. Ч. 1-4. М. , 1846.
       Головачев - Головачев П. М. Декабристы. 86 портретов. М. , 1906.
       Горбачевский - Гобачевский И.И. Записки. Письма. М., 1963.
       Гордин - Гордин Я.А. Хроника одной судьбы. М., 1980.
       Грезин, 1995 - Грезин И.И. Алфавитный список русских захоронений на кладбище Сент-Женевьев-Буа. Париж, 1995.
       Грезин, 1996 - Грезин И. И. Кладбище коммун Иксель и Юкль в Брюсселе. СПб, 1996.
       Данилова - Данилова А. Благородные девицы. Воспитанницы Смольного монастыря. М., 2005.
       Данилевский - Данилевский Г.П. Мирович. Княжна Тараканова. Сожженная Москва. Ташкент. 1964.
       Дашкова - Дашкова-Воронцова Е.Р. Записки 1743-1810 г. Л., 1985.
       Два письма - Два письма Екатерины II к генерал-прокурору кн. Вяземскому во время производства суда над Мировичем /Осьмнадцатый век. Кн.З. М., 1888.
       Дворянское сословие Тульской губ. - Дворянское сословие Туль-ской губернии. Составитель дворянин Ефремовского уезда М. Т. Яблочков. Ч.1. М., 1898.
       Декабристы. - Декабристы. Биографический справочник. М. 1988.
       Дневник - Дневник камер-юнкера Ф. В. Бергольца / Юность державы. М., 2000.
       Добужинский - Добужинский М. В. Воспоминания. М., 1987.
       Долгоруков - Долгоруков И. М. Повесть о рождении моем, начатая в Моск-ве 1788. Т. 1-2. СПб, 2004.
       Долгоруков, 1855 - Долгоруков П. В. Российская родословная книга, изда-ваемая князем П. Долгоруким. Ч. 2-3. СПб, 1855-1856.
       Долгоруков, 1909 - Долгоруков П. В. Время императора Петра II и импе-ратрицы Анны Иоанновны. М., 1909.
       Доценко - Доценко В. Д. Морской биографический словарь. СПб, 1995.
       Драчук - Драчук В. С. Рассказывает геральдика. М., 1977.
       Екатерина, 1989 - Записки императрицы Екатерины Второй. М., 1989.
       Екатерина, 2003 - Екатерина II. Памятник моему самолюбию. М., 2003.
       Забелин - Забелин И. Е. Домашний быт русских царей в ХVI-ХVII столетиях. Кн. 1. М., 1990.
       Загорулько - Загорулько В.И. Этюды о декабристах. СПб, 2002.
       Зарубежная русская школа - Зарубежная русская школа. 1920-1924. Па-риж, 1924.
       Знаменитые россияне. - Знаменитые россияне XVIII - ХIХ веков. СПб, 1996.
       Иезуитова - Иезуитова Р.В. Из неизданной переписки В.А.Жуковского /Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома, 1979. Л. , 1981.
       Из писем и показаний - Из писем и показаний декабристов. Критика современного состояния России и планы будущего переустройства / Под редакцией А. К. Бороздина. СПб, 1906.
       Ильина - Ильина П. В. Новое о декабристах. СПб, 2004.
       Именные указы - Именные указы императрицы Елизаветы Петровны // ИВ, 1880, Т. 1-2.
       История - История лейб-гвардии Преображенского полка 1683-1883. Т. 2,4. СПб, 1883.
       История Русской церкви - История Русской церкви. Спасо-Преображенский Валаамский монастырь. 1991.
       Карабанов - Карабанов П.Ф. Исторические рассказы и анекдоты, записанные со слов именитых людей П. Ф. Карабановым. // РС. 1871, Т.4, 1872, Т.5.
       Карамзин - Карамзин Н. М. История государства Российского. Кн. 3, т.5, М., 1993.
       Кичаев, Лонгинов - Кичаев П., Лонгинов М. Салтычиха // РА. 1865, 2.
       Киянская, 2002 - Киянская О. В. Павел Пестель. Офицер, разведчик, заговорщик. М., 2002.
       Киянская, 2005 - Киянская О. В. Пестель. М., 2005.
       Киянская, 2005 (1) - Южное общество декабристов. Люди и события. Очер-ки истории тайных обществ 1820-х годов. М., 2005.
       Костиков - Костиков В. В. "Не будем проклинать изгнанье ..." (Пути и судьбы русской эмиграции). М., 1990.
       Кузьмин - Кузьмин А. Г. Татищев. М., 1987.
       Кургатников - Кургатников А. Русская старина // Нева, 1992,  9.
       Лакиер - Лакиер А. Б. Русская геральдика. М., 1990.
       Лебедев, 1965 - Лебедев А. А. Чаадаев. М., 1965.
       Лебедев, 1989 - Лебедев А. А. Честь. Духовная судьба и жизненная участь Ивана Дмитриевича Якушкина. М., 1989.
       Лобанов-Ростовский - Лобанов-Ростовский А. Б. Русская родословная кни-га. Т. 1-2, изд. 2-е. СПб, 1895.
       Лозинская - Лозинская Л. Я. Во главе двух академий. М., 1979.
       Лонгинов - Лонгинов М. К статье о Салтычихе // РА, 1865,  3.
       Лонгинов, 1 - Лонгинов М. Несколько известий о пензенском помещике Струйском // РА, 1865, 3.
       Лорер - Лорер Н. И. Записки декабриста. Иркутск. 1984.
       Лунин - Лунин М. С. Письма из Сибири. М., 1988.
       Лысцов - Лысцов В. П. Персидский поход Петра I 1722-1723. М., 1951.
       Любимов, 1910 - Любимов С. В. Титулованные роды Российской империи: Опыт перечисления всех титулов российских дворянских фамилий с указанием про-исхождения каждой фамилии, а также времени получения титула и утвержде-ния. Т. 1-2. СПб, 1910.
       Любимов, 1914 - Любимов С. В. Родословня князей Ханджери, баронов Черкасовых и баронов Соловьевых. Тула. 1914.
       Мартиролог - Мартиролог русской военно-морской эмиграции по изданиям 1920-2000 г. М.- Феодосия, 2001.
       Майков - Майков Т.С. История создания "Гистории Свейской войны" / Гистория Свейской войны. Вып. 1. М., 2004.
       Материалы - Материалы для истории Русского флота Ф.Ф.Веселаго. Т. 11, 1886; Т. 12, 1888; Т. 13, 1890. СПб.
       Миллер - Миллер Г.Ф. Известие о дворянах Российских, об их древнем происхождении; о старинных чинах и какия из них были должности при госуда-рях и Великих князьях; о выборе доказательств на дворянство, о родослов-ной книге, о владении деревень; о службе предков и собственной и о Дип-ломах. СПб, 1790.
       Мирский - Мирский М.Б. Медицина в России ХIV-ХIХ веков. М., 1996.
       Мнения - Мнения русских государственных мужей об отношении к Пруссии при императрице Елизавете // Чт. ОИДР, 1863, Кн. 1.
       Молева - Молева Н. М. Алексей Бестужев-Рюмин. М., 2002.
       Мордовцев - Мордовцев Д. Л. Русские женщины Нового времени. Т.1. СПб, 1874.
       Московское дворянство - Московское дворянство. Алфавитный список дво-рянских родов с кратким указателем важнейших документов, находящихся в родословных делах Архива Московского дворянского собрания. М., 1910.
       Муравьев - Муравьев (Карский) Н. Н. Записки / Русские мемуары. 1800-1825. М., 1989.
       Нейман - Нейман Б. В. Черепнин И. П. Императорское воспитательное общество благородных девиц. Исторический очерк 1764-1914. Т.1. СПб. 1914. Ре-цензия / Библиография. Б/г. изд.
       Незабытые могилы - Незабытые могилы. Русское зарубежье: некрологи 1917-2001 гг. Т. 1-6, М., 2006.
       Некрологи - Некрологи баронесс Т.В. и К.М. Черкасовых // РМ, 1998, Фев-раль, сентябрь.
       Носич - Носич А. А. Очерки о кавалерах Ордена Александра Невского. СПб, 2005.
       Описание дел - Описание дел Архива Морского министерства за время с пол. ХVII - до начала XIX столетия. Т.III, IV, VIII. СПб, 1881.
       Общий Гербовник - Общий Гербовник дворянских родов Российской империи в 10 т, Т.З, ч.7. СПб., 1993.
       Общий морской список - Общий морской список. От кончины Петра Великого до вступления на престол Екатерины II. Ч. II. СПб, 1885.
       Осьмнадцатый век - Осьмнадцатый век. Кн. 3. М., 1869.
       Павленко, 1985 - Павленко Н. И. Птенцы гнезда Петрова. М., 1985.
       Павленко, 1999 - Павленко Н. И. Вокруг трона. М., 1999.
       Павленко, 2002 - Павленко Н. И. и др. Соратники Петра. М., 2002.
       Павленко, 2006 - Павленко Н. И. Петр II. М., 2006.
       Пажеский корпус - Пажеский корпус за 185 лет. Фридрихсгам, 1898.
       Пашков - Пашков Б. Г. Русь. Россия. Российская империя. Хроника правле-ний и событий. 862 - 1917 гг. М., 1997.
       Пекарский - Пекарский П. П. Наука и литература при Петре Великом. Введе-ние в историю просвещения. Т. I-II. СПб, 1862.
       Петр Великий - Петр Великий. Рго et contra. СПб, 2003,
       Петров, 1885 - Петров П.Н. История С-Петербурга с основания города. 1703-1782. СПб, 1885.
       Петров, 1991 - Петров П. Н. История родов русского дворянства. Кн 1-2. М., 1991.
       Пилкин - Пилкин В. К. В белой борьбе на Северо-Западе. М., 2005.
       Писаренко - Писаренко К. А. Повседневная жизнь двора в царствование Елизаветы Петровны. М., 2003.
       Писатели-декабристы - Писатели-декабристы в воспоминаниях современников. Т.1-2, М., 1980.
       Письма Бестужева-Рюмина - Письма графа А. П. Бестужева - Рюмина к барону И.А.Черкасову / Памятники новой русской истории. Сборник статей и материалов, изданный в 3-х томах В. Кашпировым. Т.I. СПб., 1871.
       Письма и записки Е. П. - Письма и записки императрицы Елизаветы Петров-ны к Великому князю Петру Федоровичу, Великой княгине Екатерине Алек-сеевне, кабинету-секретарю Ивану Антоновичу Черкасову, С.В.Бутурлиной и разным близким к государыне людям (1741 - 1761) // Чт. ОИДР. 1867, кн.4.
       Письма К. Разумовского - Письма графа К. Г. Разумовского к И. И. Шувалову в Италию от 1768 г. / Осьмнадцатый век. Кн. 2. М., 1869.
       Письма А.Черкасова - Письма А.И. Черкасова Н. И. Панину // РА, 1882, т.1.
       Письма Е.Черкасовой - Письма Е. М. Черкасовой к князю Потемкину // ДНР. 1875,  12.
       Подвысоцкий - Подвысоцкий А.С. Водворение и распространение картофеля в Архангельской губернии в 1765-1865 гг. // РС. 1879, т.26.
       По делу Мировича - По делу Мировича / Памятники новой русской истории. Сборник статей и материалов, изданный в 3-х томах В. Кашпировым. Т.1. СПб, 1871.
       Полонский - Полонский Я П. Старина и мое детство // РВ. 1890. Т. 206.
       Порошин, Куракин - Порошин С. А. Куракин А.Б. Русский Гамлет. Великий князь Павел Петрович. М., 2004.
       Приложение к генеалогии - Приложение к генеалогии господ дворян, внесенных в родословную книгу Тверской губернии 1789-1869, составленное Черносвитовым. Текст рукописный. Б/г изд.
       Прометей - "Прометей". Альманах. Т.7. М., 1969.
       Пущин - Пущин И. И. Записки о Пушкине. Письма. М., 1956.
       Рабкина - Рабкина Н. А. "Отчизны внемлим призыванью...". М., 1976.
       Ровенский - Ровенский Д. А. Подробный словарь русских гравированных портретов. Т. 3-4. СПб, 1886-1889.
       Розен - Розен А. Е. Записки декабриста. Иркутск. 1984.
       Родословец - Родословец добавочный и указатель фамилий к нему и Родословцу. Т. 3, 8. М., 1912.
       Россия и Российская эмиграция - Россия и Российская эмиграция в воспоминаниях и дневниках. Аннотированный указатель книг, журнальных и газетных публикаций, изданных за рубежом в 1917-1991 годах. Т. 1-4. М., 2003-2004.
       Русская армия - Русская армия в Сибири 1918-1920. М., 2002.
       Русская военная эмиграция - Русская военная эмиграция 20-40-х годов XX века. Т.1, кн. 1. М., 1998.
       Русская эмиграция - Русская эмиграция в Европе в 1920-1930 г. СПб., 2005.
       Русские бароны - Русские бароны. Б/ав. // ВВИ, 1900, 4.
       Русские портреты - Русские портреты ХVIII - ХIХ столетий, изданные Ве-ликим князем Николаем Михайловичем. Т. 1-5. М., 1999-2000.
       Русское зарубежье - Русское зарубежье. Хроника научной, культурной и общественной жизни 1920-1940, Франция. Т. 1, 2, 4. М. - Париж, 1995-1997.
       Савелов - Савелов А. Н. Алексей Петрович Антропов 1716-1796 / Русское искусство ХVIII века. М., 1952.
       Саитов - Саитов Вл. Петербургский Некрополь, или Справочный исторический указатель лиц, родившихся в ХVII и ХVIII столетиях по надгробным надписям Александровской лавры и упраздненных петербургских кладбищ. М., 1883 (Приложение к РА).
       Семенов - Семенов П. Н. Биографические очерки сенаторов по материалам, собранным П. И. Барановым. М., 1886.
       Сен-Симон - Сен-Симон Луи де Рувруа. Мемуары. Кн. 2. М., 1991.
       Серков - Серков А. И. Русское масонство. 1731-2000. Энциклопедический словарь. М., 2001.
       Смирнова - Россет - Смирнова - Россет А. О. Дневник. М., 1989.
       Смирнова - Смирнова И. Чудовище в юбке //Южные горизонты, 2005,  30.
       Собственноручное письмо - Собственноручное письмо Ломоносова к Ивану Антоновичу Черкасову // ЗИАН. Т.10, кн.11. Сообщение П. Пекарского. СПб, 1867.
       Соловьев - Соловьев С. М. Императорские советы в России в ХVIII веке // РС. 1870, Т.2.
       Соловьев, 19, 24, 25, 26. - Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. 10. Т 19; Кн. 13. Т. 25,26. М., 1993-1994.
       Соловьев, 21 - Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн.11. Т.21. М., 2000.
       Списки - Списки титулованным родам и лицам Российской империи. СПб, 1892.
       Справочник фондов ГАРФ - Фонды Государственного архива Российской Фе-дерации по истории Белого движения и эмиграции. Путеводитель. М., 2004.
       Ссылка - Ссылка и общественно-политическая жизнь в Сибири ХVIII - нач. XX века. Новосибирск, 1978.
       Старк - Старк В. П. Правнук Бирона / Портреты и лица. ХVIII - сер. XIX в. СПб, 1994.
       Сторожев- Сторожев В. Н. Материалы для истории русского дворянства. Т. 1-2. М., 1991-1908.
       Тайная канцелярия - Тайная канцелярия в царствование Елизаветы Петровны. Б/ав. / РС. 1875. Т.12.
       Татищев В. - Татищев В.Н/ Письма 1742-1745 гг // ИЗ. 1979, Т. 104.
       Татищев С. - Татищев С. С. Род Татищевых. 1400-1900. Историко-генеалогическое исследование, СПб. 1900.
       Тарасов - Тарасов Б. Н. Чаадаев. М., 1992.
       Тройницкий - Тройницкий С. Н. Гербовые девизы русского, польского, фин-ляндского и прибалтийского дворянства. СПб, 1910.
       Труновы - Трунов Б., Трунов М. По высочайшему указу // Нева. 1993, 2,
       Указы Петра I - Указы Петра I // РИО, Т. XI.
       Указатель - Указатель к Родословцу. М., 1909.
       Уортман - Уортман Р. Сценарии власти: Мифы и церемонии русской монар-хии от Петра Великого до смерти Николая 1. Т.1. М., 2004.
       Федорченко, 2001 - Федорченко В. И. Дворянские роды, прославившие отечество. Энциклопедия дворянских родов. Красноярск - М., 2001.
       Федорченко, 2003 - Федорченко В. И. Императорский дом. Выдающиеся сановники. Т.2. Красноярск - М., 2003.
       Федорченко, 2005 - Федорченко В. И. Свита российских императоров. Кн. 2. М. - Красноярск, 2005.
       Фрейлины - Фрейлины русского двора в ХVIII-ХIХ столетиях. Биографические списки Карабанова П.Ф. // РС. 1871, Т.4.
       Хмыров, 1873 - Хмыров М. Д. Исторические статьи. СПб, 1879.
       Хмыров, 1880 - Хмыров М. Д. Шведская кухарка императрицы Елизаветы Петровны // ИВ. 1880, Т.1.
       Хмыров, 1881 - Хмыров М. Д. Первые просители в царствование императора Павла I // ИВ. 1881, Т.4.
       Черкасов И. - Черкасов Иван. Всеобщая история о мореходстве, содержащая в себе Начала оного у всех народов, успех, нынешнее состояние и морские как древние, так и новейшие походы (пер. с фрацуз.). СПб., 1801.
       Черкасов И. А., 1860 - Черкасов И. А. Краткий очерк администра-тивного устройства Астраханских калмыков. Астрахань, 1860.
       Черкасов И. А., 1883 - Черкасов И. А. Придворные журналы, рукой барона Черкасова написанные 1741-1748. Т.1-2. СПб, 1883-1913.
       Чаадаев - Чаадаев П. Я. Сочинения. М., 1989.
       Чернов - Чернов С. Е. Павел Пестель. Избранные страницы по истории декабризма. СПб, 2004.
       Чистович - Чистович Я. А. Очерки по истории медицинских учреждений ХVIII столетия. СПб., 1870.
       Шакинко - Шакинко И. М. В.Н.Татищев. М., 1987.
       Шамбаров - Шамбаров В. Е. Белогвардейщина. М., 2004.
       Шепелев, 1991 - Шепелев А. Е. Титулы, мундиры, ордена. М., 1991.
       Шепелев, 2001 - Шепелев А. Е. Чиновный мир России ХVIII - нач. XX века. СПб, 2001.
       Шильдер - Шильдер Н. К. Император Павел Первый. М., 1996.
       Штелин, 1786 - Штелин Я. Я. Подлинные анекдоты Петра Великого, Сделанные из уст знатных особ в Москве и С-Петербурге. Ч.2. М. 1786.
       Штелин, 1990 - Штелин Я. Я. Записки Якова Штелина об изящных искусствах в России в 2 - х томах. Т. 1 М., 1990.
       Шубинский, 1871 - Шубинский С. Н. Арест и ссылка Бирона // РС. 1871, Т.З.
       Шубинский, 1995 - Шубинский С. Н. Дочь Бирона / Исторические очерки и рассказы. М. , 1995.
       Шубинский, 1995 /1/ - Шубинский С. Н. Княгиня Волконская и ее друзья / Исторические очерки и рассказы. М., 1995.
       Щербатов - Щербатов М. М. О повреждении нравов в России // РС. 1870, Т. 2.
       Эйдельман - Эйдельман Н. Я. Обреченный отряд. М., 1987.
       Юхт - Юхт А. И. Государственная деятельность В. Н. Татищева в 20-е - начале 30-х годов ХVIII века. М., 1985.
       Якушкин - Якушкин И. Д. Записки, статьи, письма декабриста. М., 1951.
       Якушин П. - Якушкин П. И. Сочинения. М., 1986.
      
      
      
      
      
      
      

    ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

      
       АВ - Архив князя М. Л. Воронцова. Кн. 1-40. СПб, 1870-1895.
       АДГ - Архив Департамента герольдии. Книга решенных дел.  39.
       АСС - Архив Святейшего Синода.
       БСЭ - Большая Советская Энциклопедия. 3-е издание. Т. 1-30. М., 1970- 1978.
       ВВИ - журнал "Вестник всемирной истории".
       ВДМД - Восстание декабристов. Материалы и документы. Дела уголовного суда и следственной комиссии. Т. 1-20. М.-Л. 1925-1976.
       ДНР - журнал "Древняя и новая Россия".
       ЗИАН - "Записки Императорской Академии наук".
       ИА - журнал "Исторический архив".
       ИВ - журнал " Исторический вестник".
       ИЗ - "Исторические записки".
       КЛЭ - Краткая литературная энциклопедия. Т. 1-9. М., 1962-1978.
       ПСЗ - 1 Полное собрание законов Российской империи. 1649-1825. В 45 т. СПб., 1830.
       РА - журнал "Русский архив".
       РБС - Русский биографический словарь. В 23 т. СПб., 1905. Переиздание М., 2000.
       РВ - журнал "Русский вестник".
       РГАДА - Российский государственный архив древних актов.
       РИО- сборник Императорского Русского исторического общества. 1867-1916
       РМ - газета "Русская мысль".
       РП - Русские писатели. 1800-1917. Т.1-4. 1989-1999.
       РС - журнал "Русская старина".
       СВАБП - Сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом Т 1-2 М., 1872.
       СИЭ - Советская историческая энциклопедия. Т. 1-16. М., 1961-1976.
       Чт. ОИДР - Чтения в Обществе истории и древностей российских при Моcковском университете.
       ЭСБЭ - Энциклопедический словарь. Т. 1-86. Брокгауз и Эфрон. М СПб., 1890-1907.
      
      

    УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН

      
       Аврамов Ив. Б.
       Ададуров В. В.
       Адамович Г.В.
       Адлерберг Ю. А.
       Адриан, патриарх
       Айгустов И.
       Акимова А. А.
       Аламбер, де
       Александр I
       Александр II
       Алексеева Н, А.(в замуж. Буксгевден)
       Алексеевский Б.
       Алексей Петрович, царевич
       Алсуфьев А. В.
       Алымова-Ржевская, смолянка
       Ангальт-Цербская И.-Е., княгиня.
       Андреев А.И.
       Анисимов Е.В.
       Аничков С.
       Анна Иоановна
       Анна Леопольдовна
       Анненков И.В.
       Антропов А.П.
       Апраксин Ф.М.
       Аптекман О.В.
       Аракчеев А.А.
       Ассенбург, барон
       Астафьева (урожд. бар. Черкасова)
       Афанасий Ростовский
       Афанасьев А.
       Афанасьев Г.
       Ахлестина А. Е. (урожд. Татищева)
       Аш. Ф.
      
       Баад Ф.
       Балакирев И.
       Балк М.И.
       Балк М.П.
       Бальдалендр
       Бальзак де, О.
       Балязин В.Н.
       Бантыш-Каменский Д.Н.
       Бантыш-Каменский Н.Н.
       Баранов П.И.
       Бартенев П. И.
       Бартенев, подполковник
       Барятинский А.П.
       Басков В.И.
       Батюшков К. Н.
       Батюшков Л.П.
       Батюшков П.Л.
       Батюшкова А.Л.
       Батюшкова С.В. (урожд. Пальменбах)
       Батюшкова С.Л.
       Бахирев Я.И.
       Бахтин М.М.
       Бахты-Франц Фаренсбах Ю.
       Белли Ю.И.
       Белозерский Ф.Р.
       Белозерский Ю.В.
       Белосельская Ев. М.
       Белосельская Ел. М. (в замуж. бар. Черкасова)
       Белосельская Н.Г.
       Белосельская Н.М.
       Белосельский - Белозерский А.М.
       Белосельский А.М.
       Белосельский В.М.
       Белосельский Г.Ф.
       Бем П.А.
       Бенкендорф, фрейлина.
       Бенселиус
       Березин
       Берберова Н.Н.
       Берстель А.К.
       Берхгольд Ф.В.
       Берховский
       Бессонов П.А.
       Бестужев А.А.
       Бестужев М.А.
       Бестужев Н.А.
       Бестужева Р. А.
       Бестужева Т.
       Бестужев-Рюмин А.П.
       Бестужев-Рюмин М.П., декабрист
       Бестужев-Рюмин П.М.
       Бестужевы, декабристы
       Бехтеев
       Бецкой И. И.
       Бешенцов
       Бильбасов В.А.
       Бирон Г.Е. (в замуж, бар. Черкасова)
       Бирон К.И
       Бирон П.И.
       Бирон Э.И.
       Благово Д. Д. (Пимен)
       Бларамберг, живописец
       Блок X.В.
       Блок И.
       Блок М.
       Блудов Д. И.
       Бобринский Ал.
       Бобринский, граф
       Бобрищева-Пушкина
       Бобрищев-Пушкин Н.С.
       Бобрищев-Пушкин П.С.
       Бобровский П.О.
       Богданов А.И.
       Болотов А.Т.
       Борисов, контр-адмирал
       Боркова П.
       Боровков А.Д.
       Боровский, генерал
       Бороздин А.К.
       Бороздин А.Н.
       Бороздин В.Н.
       Бороздин К.А.
       Бороздин Н.М., генерал
       Бороздина Н.А.
       Брауншвейгский Антон-Ульрих
       Бреверн, фон Ф.Л.
       Бригген, фон А.Ф.
       Бринкен, полковник
       Брискарп
       Бродский М.Д.
       Брут С.А.
       Брюль, граф.
       Брюмер
       Брюс Я. В.
       Букингем, лорд
       Буксгевден А.П. (урожд. бар. Черкасова)
       Буксгевден П.Ф.
       Буксгевден Ф.
       Булгари Н.Я.
       Бургаве, лейб-медик
       Бутакова Пр.
       Бутурлин А.Б.
       Бутурлин Д.
       Бутурлин И. И.
       Бухвалдов
       Бухольцева Л.И.
       Бэкон Ф.
       Бюлер
       Бюлер А.Е.
       Бюлер А.Я.
       Бюлер В.А.
       Бюлер Е.А.
       Бюлер К.Е.
       Бюлер Ф.А.
      
       Вадковский Ф.Ф.
       Валхен-Деламот Ж.Б.
       Ван Витсен
       Ван дер Спайк И.
       Вандини, врач
       Васильев А.
       Васильчиков А.А.
       Вассер Василий I
       Вахрушев
       Вахтанг VI
       Вебер М.
       Вегелин А.И.
       Вейдемейер А.И.
       Веймарн
       Вейс
       Великанова С.И.
       Вельо, бароны
       Вельская, принцесса
       Вельяминов
       Венгеров С.А.
       Вендрих, врач
       Веселовский И.
       Виельгорская, графиня
       Вильбуа А.И.
       Вилькен, кап. 1 ранга
       Винклер П. П.
       Витовт, князь
       Владиславова, гофмейстерина
       Власова З.И.
       Воейков
       Войт О.П.
       Волков С.В.
       Волконская А.П.
       Волконский М.Н.
       Волконский Н.Ф.
       Волконский С.Г.
       Волконский, генерал-губ.
       Волчков
       Волынский А.П.
       Вольтер
       Вольф И.
       Вольф Ф.Б.
       Воронов Л.
       Воронцов М.И.
       Воронцов М.С.
       Воронцов С.Р.
       Воронцов-Дашков И.И.
       Воронцова Е.Р.(в замуж. Дашкова)
       Воскресенский Н.А.
       Врангель П. Н.
       Вульф Я.
       Выгодовский (Дунцов) П.Ф.
       Вяземский А.А.
      
       Гальпельн К.
       Гамалея С.И.
       Гамильтон М., фрейлина
       Ганнибал А. П.
       Гарнов Ф., врач
       Гаррингтон, лорд
       Гейкинг
       Гелий Авл
       Гельбиг Г.А.
       Гендриков
       Герцен А.И.
       Гершензон М.О.
       Гессен Ю.И.
       Гессен-Гомбургские, князья
       Гессен-Дармштадская Амалия, принцесса
       Гессен-Дармштадская Вильгельмина
       Гессен-Дармштадская Луиза, принцесса
       Гессен-Дармштадская Г.К., ландграфиня
       Гессен-Дармштадский, принц
       Гизен, барон
       Гоббс Т.
       Говен, штабс-капитан
       Гоголь Н.В.
       Годунова К.Б.
       Голенищев-Кутузов И., обер-штерн-кригс-комиссар
       Голенищев-Кутузов М.И.
       Голиков И.И.
       Голицын А.Н.
       Голицын Д.В.
       Голицын Д.М.
       Голицын Н.М.
       Головачев И.И.
       Головин Ф.А.
       Головин, адмирал
       Головкин А.Л.
       Головкин Г.И.
       Голубцов В.В.
       Голштинская А.- П., герцогиня
       Голштинский К.- Ф., герцог
       Горбачевский И. И.
       Гордин Я.А.
       Горемыкин И.Л.
       Горемыкин М.И.
       Гофман, почтмейстер
       Гохберг В.Г.
       Гохгольцер
       Грабе П.Х.
       Грабя-Горский Ю.В.
       Грезин И.И.
       Григорьев И.
       Грюнштейн Ю., лейб-компанец
       Гурьев В.Н., курьер
       Гурьевы, офицеры Измайл. полка
       Гусь А.Р. (Черкасов А.Р)
       Давыдов В.Л.
       Давыдов, генерал
       Дальон
       Данилевский Г.П.
       Данилова А.
       Дарбес, живописец
       Дашкова-Воронцова Е.Р.
       Девиер А. А.
       Девиер А.М.
       Дедюлин А.Д.
       Дельвиг А.И.
       Дельвиг В.И.
       Демидов В.И.
       Демидов И.
       Демидовы
       Деникин А.И.
       Державин Г.Р.
       Дженнер Э.
       Диафойрус Т.
       Димсдаль Н.
       Димсдаль Т.
       Доброва В.А. (урожд. Черкасова)
       Добрянский М., дворовый
       Добужинский М.В.
       Долгоруков И.М.
       Долгоруков А.А.
       Долгоруков А.Г.
       Долгоруков В.В.
       Долгоруков В.Г.
       Долгоруков В.Л.
       Долгоруков И. А.
       Долгоруков М.Л.
       Долгоруков Н.А.
       Долгоруков П.В.
       Долгоруков С.Г.
       Долгоруков Ю.Ю.
       Долгорукова А.С.
       Долгорукова Е.А.
       Долгорукова Н.Б. (урожд. Шереметева)
       Доценко В.Д.
       Драчук В.С.
       Дубельт Л.В.
       Дурасов А.В.
       Дурасов В.
      
       Евдокия Федоровна (инокиня Елена)
       Евлогий, митрополит
       Евреинов И.М.
       Екатерина I
       Екатерина II
       Елагин И.
       Елагин, полковник
       Елизавета Алексеевна, императрица,
       Елизавета Петровна
       Ентальцев А.В.
       Есан, каталикос
       Ефрем Сирин
       Ефремов Д., атаман
      
       Жегулина, смолянка
       Желобов И., к/курьер
       Жерард-де-Сукантоны, бароны
       Жеребцов А.Г.
       Жеребцов О.А.
       Жеребцова Е.А.
       Жеребцова Е.Н. (в замуж. бар. Черкасова)
       Жукова М.П., юнгфрау
       Жуковский В.А.
      
       Забелин И.Е.
       Загорецкий Н.А.
       Загорулько В. И.
       Загряжская
       Заикин Н.Д.
       Зайцев И., дворовый
       Закревская А.И. (урожд. Разумовская)
       Замятин Г.
       Засекин, декабрист
       Зеленцова П.И. (урожд. бар. Черкасова)
       Зензинов Н.М.
       Зильберштейн И.О.
       Зиновьева Е.Н.
       Змаевич, адмирал
       Зубовы, графы
      
       Иван V Алексеевич
       Иван VI Антонович
       Иванов М., кучер
       Ивашов В. П.
       Иезуитова Р. В.
       Измайлов, капитан
       Ильина П. В.
       Ингенгауз, врач
       Иоанн Дамаскин
      
       Кавелин Д. А.
       Кавелин К. Д,
       Калачева Л.Н.
       Калигула
       Кампредон
       Камынин Л. И.
       Кантемир К. А.
       Карабанов П.Ф.
       Карамзин Н.М.
       Карл V
       Карташов А.
       Картерет, лорд
       Каскарт, лорд
       Каунинц, граф
       Кафтырев А. Я.
       Кафтырев Д. Я.
       Кафтырев Я. О.
       Кафтырева А. Я.
       Кафтырева В. Я.
       Кафтырева Е. Я.
       Кафтырева О.Я.
       Каховский П.Г.
       Кашпиров В.В.
       Кейт, генерал
       Кельхен, штаб-лекарь
       Керенский А.Ф.
       Кир
       Киреевская А.П.
       Киреевский В.П.
       Киреевский П.В.
       Киршина Ю. А.
       Киселев П.Д.
       Киянская О.В.
       Ключевский В.О.
       Кнопп, бароны
       Кноулье, адмирал
       Ковалевский Е.П.
       Кожин А.Н.
       Кожина М. А ( в замуж. бар. Черкасова)
       Козакова Е.Н.
       Козловский В.
       Козьмин, статс-секретарь
       Кокоринов А.Ф.
       Колчак А.В.
       Комов И. М.
       Кондоиди П.З.
       Константин Великий
       Константин Павлович, вел. кн.
       Коняев
       Коренев Н.Н.
       Корнилов Л.Г.
       Корнюшенко Д.И.
       Корнющенко А.Б.
       Корнющенко Н.Д. (урожд. Доброва)
       Коровин, подьячий
       Кортес Ф.
       Корф Е.К.
       Корф М.А.
       Корф Н.
       Корф, камергер
       Костиков В.В.
       Костюшко Т.
       Крамер А.И.
       Краснощекий И., атаман.
       Краснощекий Ф.И., атаман
       Кречетников И.Ф.
       Кривцов С.И.
       Кролин Ф.
       Кроненберги, бароны
       Кропоткин П.А.
       Крюков А.А.
       Крюков И.А.
       Ксенофонт
       Кудинов К.А.
       Кузьмин А.Г.
       Кузьмин, обер-секретарь
       Кузьмина-Караваева Е.Ю., (Скобцова, мать Мария)
       Кузьмина-Караваева З.И., (урожд.бар. Черкасова)
       Кулибин Н.Ф.
       Кулишков С., подканцелярист
       Куракин А.Б.
       Курганов Н.
       Кургатников А.
       Кусовы, бароны
       Кутузов Т.
       Лавуазье А.
       Лагарди, де
       Лакиер А.Б.
       Лангранж
       Ланской В.С.
       Ланчинский
       Ларош Г.
       Ласси, фельдмаршал
       Лафон, де С.И.
       Лачинов Е. Е.
       Лебедев А. А.
       Левашов В.В.
       Левенвольде
       Левицкий Д.Г.
       Левицкий С.А.
       Левшин Д.П.
       Левшина В.Я. (урожд. кн. Грузинская)
       Левшина Н.Д. (урожд. бар. Черкасова)
       Лермонтов М.Ю.
       Лерхе Я.И.
       Лесток И.-Г.
       Ливен
       Линар, де
       Линдеман А.
       Лисаневич И.В.
       Лисовский Н. Ф.
       Лихарев В.Н.
       Лобанов-Ростовский А. Б.
       Лодыженская П.И.
       Лозинская Л.Я.
       Ломоносов М.В.
       Лонгинов М.
       Лопухин С.В.
       Лопухин, прапоршик
       Лоран, купец
       Лорер Н.И.
       Лохер, врач
       Лунин М.С.
       Лупандин В.
       Лупандин Е.К. ,курьер
       Лысцов В.П.
       Любенко, унтер-офицер
       Любимов С.В.
       Люблинский Ю.К.
       Людовик VIII, ландграф
       Людовик XIV
       Людовик ХV
       Лябомель
      
       Маврин С.А.
       Мазепа И.
       Майборода А.И.
       Майков Т.О.
       Макаров А.В.
       Макеев Д.К.
       Макеева Е.Д.
       Макель, смолянка
       Макензий, капитан
       Малов
       Мансуров
       Мария Федоровна, императрица, жена Павла I
       Марков А.Д. (Оспенный)
       Матшин, гравер
       Матюшкин К.П.
       Матюшкин Н.А.
       Махмуд, султан
       Машинский М.
       Медор X.
       Мейек И., к/курьер
       Мейерсон Г.
       Меллер-Закомельские, бароны
       Менгден
       Ментенон, де Ф.
       Меншиков А.Д.
       Меншикова М.А.
       Меньшов А.И., князь
       Меньшов И.Н.
       Мерси, граф.
       Месмер Ф.
       Местмахерн, бароны
       Мещеринов И., к/курьер
       Микешин М.А.
       Миллер Г.Ф.
       Миллер О.Ф.
       Миллер, капитан
       Миллер, поручик
       Милюков П.И.
       Миних Б.Х.
       Минх
       Мирекшин М.Б.
       Мирбах Е.-К.-Ф.
       Мирович А.
       Мирович В.Я.
       Мирович Г.
       Мирович П.
       Мирович Ф.
       Мировичева П. З.
       Модель И.
       Модзалевский Б.Л.
       Мозалевский А.Е.
       Молева Н.М.
       Монс де Ла Круа В.
       Монсей Я.
       Монтегю
       Мор Т.
       Мордвинов А.Н
       Мордовцев Д.Л.
       Морсочников И.М.
       Морт
       Мосолов Ф.И.
       Муравьев А.Н.
       Муравьев Н.Н.
       Муравьев-Апостол С.И.
       Мусин-Пушкин А.С.
       Набоков В.Д.
      
       Нагель В.Д.
       Назимов
       Назимов М.А., декабрист
       Нартов А.А.
       Нарышкин А.А.
       Нарышкин Л.А.
       Нарышкин М.М.
       Наталья Алексеевна, Великая княжна
       Нейман Б.В.
       Некрасов Н.А.
       Нелединский Ю.С.
       Нелидова Е.И.
       Нелидова, смолянка
       Немирович-Данченко Вас. И.
       Нечкина М.В.
       Николай I
       Николай, цесаревич
       Новиков К.И.
       Носич А.А.
       Нумерс
      
       Облеухов Д.И..
       Облеухов, регистратор
       Облеухова Е.И. (урожд. бар. Черкасова)
       Оболенская В.
       Оболенская С.В. (в замуж. бар. Черкасова)
       Обэр
       Огарев Н.П.
       Одоевский А.И.
       Одоевцева И.В.
       Окуджава Б.Ш.
       Олиц П.
       Оппен-Риттер, камердинер
       Оре А., кухарка
       Орлеанский, принц
       Орлов А.Г.
       Орлов В. Г.
       Орлов Г.Г.
       Орлов, камердинер Петра I
       Орловы, графы
       Орреус Г.М.
       Остерман А.И.
      
       Павел I
       Павленко Н.П.
       Павлов-Сильванский Н.Н.
       Палибин,
       Пальменбах , фон Е.И.
       Пальменбах А.Е. (в замуж. Бюлер)
       Пальменбах Е.А. (урожд. бар. Черкасова)
       Пальменбах Е.Е. (в замуж. Шулепова)
       Пальменбах С.Е. (в замуж. Батюшкова)
       Пальменбах, фон И.И.
       Панин Н.И.
       Панин П. И..
       Панютина П.
       Пассек
       Пасек П.П.
       Пасынков.
       Пашков Б. Г,
       Пашков Е.И.
       Пекарский П.П.
       Пеккен М.
       Пеликан Е.В.
       Пестель П.И.
       Петелин, врач
       Петр I
       Петр II
       Петр III
       Петров П.Н.
       Пецольд
       Пигич, гравер
       Пилкин В.К., адмирал
       Писарев
       Писаренко К.А.
       Плещеев А.А.
       Подвысоцкий А.С.
       Подгорный И.
       Полежаев А.И.
       Поливанов И.Ю.
       Полонская Н.Я.
       Полонская П.А. (в замуж. бар. Черкасова)
       Полонский П.Г.
       Полонский Я.П.
       Полторацкий Д.М.
       Помехин Т.
       Помье Р.
       Понятовский, граф
       Понятовский С.-А.
       Порай-Кошиц
       Поробич, поручик
       Порошин С.А.
       Портнягин Ф.С.
       Поспелов В.П.
       Потемкин Г. И.
       Прасковья, царица, жена Ивана V Алексеевича
       Прозоровский А.А.
       Прокопович Феофан
       Прокопович-Антоновский А.А.
       Прокофьева Д., горничная
       Протасова Е.А.
       Прянишников П.Д.
       Пугачев Е.И.
       Пушкин А.С.
       Пушкин Л. А.
       Пушкин С.Л.
       Пущин И.И.
       Пущин П. П.
       Пыляев М.И.
      
       Рабкина Н.А.
       Рабутин
       Раванель
       Разумовская Е.И.
       Разумовский А. Г.
       Разумовский К. Г.
       Раль, бароны
       Ребиндер Г.Х.
       Ренников А.М.
       Репнин С.Н.
       Риттер В.
       Рихтер
       Рихтер Ж. - П.
       Ровинский Д.А.
       Роджерсон
       Родзянко Т.А. (в замуж. бар. Черкасова)
       Розен А.Е.
       Розенблут
       Романов М.Н., великий князь
       Романович-Славатинский
       Ромодановский Ф.Ю.
       Ростопчин Ф.В.
       Роттердамский Эразм
       Рубан
       Рубо Ф.А.
       Рубановская, смолянка
       Руднев В.В.
       Руммель В.В.
       Румянцев П. А.
       Румянцев, граф
       Румянцева
       Рябинин М.
       Рябушинские
      
       Савелов А.Н.
       Савина А.
       Савинков Б.В.
       Саган, герцогиня
       Саитов Вл.
       Саксен-Мейнингенский, принц
       Саксонский К., принц
       Салтыков В.П.
       Салтыков Г.
       Салтыков П.В.
       Салтыков С.А.
       Салтыков С.В.
       Салтыкова Д.Н. (Салтычиха)
       Салтыкова Е.М.
       Салтыкова С.М.
       Сальдерн
       Сапега, фельдмаршал
       Сафонович В.И.
       Сведенборг Э.
       Сверчков Л.
       Свистунов П.И.
       Семевский М.
       Семенов Г.
       Сен-Симон, герцог
       Сенявин А.Н.
       Сергеев, подьячий
       Сиверс А.А.
       Сиверс, граф
       Сикстель Е.В.
       Синельникова А.Е. (в замуж. бар. Черкасова)
       Скаррон
       Скрябина А.А.
       Смесова Р.В.
       Смирнова И.
       Смирнова-Россет А.О.
       Смирнов И.С.
       Смит Адам
       Соймонов М.
       Соймонов Ф.И.
       Солнцева, княгиня
       Соловьев А.А.
       Соловьев В.Н.
       Соловьев В.С.
       Соловьев Д.А
       Соловьев О.А.
       Соловьев С.М.
       Соловьев, дворовый
       Сольме, граф
       Сорокин И.Л.
       Сорокин, канцелярист
       Спада, аббат
       Сперанский М.М.
       Стакельберг, барон
       Старк В.П.
       Степанов Е., подканцелярист
       Степанов Т.С.
       Столетов Е.
       Сторожев В.Н.
       Стрешнев И., к/курьер
       Строганов А.С.
       Строганов С.Н.
       Строганова Е.А.
       Струве П.Б.
       Струйский
       Ступишин
       Суворов А.В.
       Сумароков А.П.
       Сухтелен, смолянка
      
       Таберт Ф.И.
       Талызин И. Д.
       Талызин Ф.
       Тарасов Б.Н.
       Татищев А.Д
       Татищев А.Е,
       Татищев В.Н.
       Татищев Е.В.
       Татищев Р.Е.
       Татищев С.С.
       Татищева А.Е.
       Татищева А.Ф.
       Татищева Е. В.
       Татищева Н.И. (урожд. бар. Черкасова)
       Татищева П.М. (урожд. Зи-новьева)
       Тацит К.Н.
       Теплов Г.Н.
       Тизенгаузен В.К.
       Тимирязев
       Тимощук В.В.
       Тишевский
       Тоде
       Толочко Ал.
       Толстая А.М.
       Толстой И.Н.
       Толстой П.А.
       Толстой Ф.П.
       Топильская Е.И. (в замуж, бар. Черкасова)
       Топильская Ф.И (в замуж. Макарова)
       Тредиаковский В.К.
       Трезини Д.
       Трифонов, унтер-офицер
       Тришатная Е.М. (урожд. бар. Черкасова)
       Тройницкий С.Н.
       Трубецкой Н.Ю.
       Трубецкой С.П.
       Трунов Б.
       Трунов М.
       Тургенев А.
       Тургенев А.И.
       Тургенев И.С.
       Тургенев С.И.
       Тургенев Ф.М.
       Тухачевская, смолянка
       Тютчев Н.
       Тютчев Ф.И.
      
       Уаймоунт, виконт
       Уварова, Е.С.
       Ульянов А.И.
       Умская А.Б.
       Уортман Р.
       Урусова С.А.
       Урусова С.А. .
       Ухтомский Д.В.
       Ушаков А.И.
       Ушаков Андриан, подканцелярист
       Ушаков П., к/курьер
      
       Фаленберг П.И.
       Федоров М.Ф.
       Федоров, канцелярист
       Федорченко В.И.
       Фелейзины, бароны
       Феодосий, архиепископ
       Фермер В.В.
       Филиппович Н.И.
       Философова М.Д.
       Финч Э.
       Флоренский П.А.
       Фонвизин М.А.
       Форофонтьев, живописец
       Фохт И.Д.
       Фредериксы, бароны
       Фрейман О.
       Френкели, бароны
       Фридрих II
       Фридрих-Август II
      
       Хайдулин, врач
       Хвастов, секунд-майор
       Херхеулидзе, князь
       Хмыров М.Д.
       Хованский Г.
       Храповицкий А.
       Хриcтианович Е.Е. (урожд. бар. Черкасова)
       Хрущевы, офицеры Измайл. полка
      
       Чаадаев М.Я.
       Чаадаев П.Я.
       Червоткина С.С.
       Черемисов И.Г.
       Черепнин Н.П.
       Черкасов А. А. педагог
       Черкасов А. П.
       Черкасов А.А. , дипломат
       Черкасов А.И.
       Черкасов А.И. президент МК.
       Черкасов Ал.И., декабрист
       Черкасов Б.П.
       Черкасов В.
       Черкасов В.П.
       Черкасов Г.
       Черкасов Г.И.
       Черкасов Д.А.
       Черкасов Д.Г.
       Черкасов Д.П.
       Черкасов И. А. капитан 1 ранга.
       Черкасов И. И., кадет Морского корпуса
       Черкасов И.А.
       Черкасов И.А., кабинет-секретарь
       Черкасов И.И., вице-адмирал
       Черкасов И.П.
       Черкасов К.И.
       Черкасов Л.И.
       Черкасов М.Г. , п/полковник
       Черкасов М.И.
       Черкасов Мокей
       Черкасов Н.Г.
       Черкасов Н.Д.
       Черкасов Н.И.
       Черкасов Н.И.
       Черкасов П.А.
       Черкасов П.Г.
       Черкасов П.И.
       Черкасов П.И.
       Черкасов П.И., декабрист
       Черкасов С.А.
       Черкасов, асессор
       Черкасова А.И.
       Черкасова А.П (урожд. Ивкова)
       Черкасова В.А. (в замуж. Доброва)
       Черкасова В.И.
       Черкасова В.П.
       Черкасова Е. А. (в замуж, бар. Пальменбах)
       Черкасова Е. М. (урожд. Белосельская)
       Черкасова Е.В. (урожд. бар. Котц де Добрж)
       Черкасова Е.И. (урожд. Бирон)
       Черкасова Е.Н. (урожд. Жеребцова)
       Черкасова Е.П.
       Черкасова Ел.П.
       Черкасова З.А.
       Черкасова К.М.
       Черкасова Л.П. (в замуж. Лисаневич)
       Черкасова М.А.
       Черкасова М.А. (урожд. Кожина)
       Черкасова Н. П. (в замуж. Горемыкина)
       Черкасова С.И.
       Черкасова С.П.
       Черкасова Т.В.
       Черкасова Ф.А.
       Черкасовы
       Черкасовы, бароны
       Черкасовы, дворяне
       Черкасские, князья
       Черкасский А.М.
       Черкесовы, дворяне
       Чернов К.П.
       Чернов С.Н.
       Чернышев А.И.
       Чернышев З.Г.
       Чистович Я.А.
       Чичагов В.Я.
       Чичерин А.
       Чоглоков Н.Н.
      
       Шакинко И.М.
       Шамбаров В.Б.
       Шафиров П.П.
       Шаховская О.М. (в замуж. бар. Черкасова)
       Шаховской Д.И.
       Шаховской Л.П.
       Шаховской Я.П.
       Шварц, голланд. резидент
       Шварц, полковник
       Шелстинг, контр-адмирал
       Шепелев А.Е.
       Шервуд И.В.
       Шереметев Б.П.
       Шереметев Д.Н.
       Шереметев П.Б.
       Шетарди, де
       Шешковский С.И.
       Шильдер Н.К.
       Шипов
       Шкляревич Ал.
       Шкурин, камергер
       Шлатер А.И.
       Шлецер
       Шмидт, фрейлина
       Штамбкен, бароны
       Штейн, барон
       Штелин Я.Я.
       Шторх
       Шубин А.Я.
       Шубин, поручик
       Шубинский С.Н.
       Шувалов А.И.
       Шувалов И.И.
       Шувалов П.И.
       Шувалова М.Е.
       Шуваловы, графы
       Шулепов
       Шулинус
       Шумахер И.Д.
      
       Щербатов И.Д.
       Щербатов М.М.
       Щербатова А.М.
      
       Эдигей, хан
       Эйдельман Н.Я.
       Экарцгаузен
       Экономцев (о. Иоанн)
       Эмме
       Эразмус, врач
       Эссен, фон
      
       Юзефович М.В.
       Юнг-Штиллинг
       Юрьев Т.Е.
       Юхт А. И.
       Юшкова А.П.
       Юшневский А.П.
      
       Яворский Стефан
       Ягужинский П.И.
       Яковлев А.
       Яковлев П.
       Якубович А.И.
       Якушкин П.И.
       Якушкин И.Д.
       Яншин И.Г.
       Янькина Е.П.
       Яхонтов, лекарь


    ОГЛАВЛЕНИЕ

       Вместо предисловия
       Глава первая. Иван Антонович Черкасов
       1. Происхождение ...
       2. На службе Петра Великого
       3. Опала и ссылка.
       4. На службе Елизаветы Петровны ..
       5. Дружба с В.Н.Татищевым. Научная и культурная деятельность
       Глава вторая. Старший сын Александр Иванович Черкасов.
       1. Офицер лейб-гвардии Преображенского полка. Дочь Э. И. Бирона................................................................................
       2. Первый президент Медицинской коллегии.
       3. Отставка. Последние годы жизни
       Глава третья. Дети и внуки А.И.Черкасова
       1. Е.А. Пальменбах - начальница Смольного Воспитательного общества...........................................................................
       Глава четвертая. Иван Иванович Черкасов
        -- Служба в лейб-гвардии Преображенском полку и дворцовый переворот 29 июня 1762 года.
        -- Флота Российского генерал-кригс-комиссар и вице-адмирал. Последние годы жизни.
       Глава пятая. Алексей Иванович Черкасов
        -- П.И.Черкасов и его потомки
        -- Член "Южного общества" декабрист А.И.Черкасов
        -- Каторга и ссылка. Помилование....
       Глава шестая. Род Черкасовых в ХIХ-ХХ веках
       Глава седьмая. Бароны Черкасовы в годы Гражданской войны и в жизни русского зарубежья
       Послесловие
       Источники и литература
       Принятые сокращения
       Указатель имен
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       357
      
      
      
      
      
       358
      
      
      
       [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] [] []
  • Комментарии: 9, последний от 14/06/2023.
  • © Copyright Корнющенко Дмитрий Ильич (tat.kornushenko@yandex.ru)
  • Обновлено: 06/12/2016. 2106k. Статистика.
  • Монография: История
    • Оценка: 6.37*15  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.