Корнющенко Дмитрий Ильич
Триумф и трагедия педагога Антона Макаренко

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Корнющенко Дмитрий Ильич (tat.kornushenko@yandex.ru)
  • Размещен: 25/10/2019, изменен: 17/01/2020. 75k. Статистика.
  • Эссе: Публицистика
  • Диалогика и гуманитарное образование
  • Скачать FB2
  •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Эссе является откликом на панегирическую книгу Я.С. Турбовского "А.С. Макаренко - создатель научной теории воспитания". Автор оценивает эту книгу резко критически и подвергает деконструкции тоталитарную педагогику Макаренко.


  •    Д.И. Корнющенко,
       академик Академии творческой педагогики, лауреат Шестой Артиады народов России
      
       ТРИУМФ И ТРАГЕДИЯ ПЕДАГОГА АНТОНА МАКАРЕНКО
       Педагогическое эссе, навеянное книгой Я. Турбовского
       "А.С. Макаренко - создатель научной теории воспитания"
      
       Монография широко известного учёного, историка, исследователя и теоретика педагогики Якова Семёновича Турбовского вышла в свет в 2018 году - в год 130-летия выдающегося советского педагога.
       На первых страницах книги автор допустил аксиологическую погрешность: А.С. Макаренко позиционируется им как "один из признанных во всём мире учителей человечества" (с. 2). Далее, в аннотации опять же, упоминается звание "беспрецедентное по своей исторической значимости - "учитель человечества". И какое же счастье, что среди четырёх (!) таких, официально признанных ЮНЕСКО имён, имя отечественного педагога - Антона Семёновича Макаренко" (с 3).
       Всё назначение брошюры Я.С. Турбовского, по замыслу автора, в том, чтобы показать: "почему советский педагог Антон Семёнович Макаренко (...) был удостоен исторически беспримерного звания - учитель человечества".(с. 4). Это первая цель. В дальнейшем тексте этот пафосный рефрен продолжает звучать в несколько сниженной форме: "один из самых великих в истории учителей человечества" (с. 22, 36). Наконец, на заключительных страницах ещё раз сообщается: "признан ЮНЕСКО одним из самых великих во все времена педагогов человечества". (с. 53, 54) .
       Пафос автора, исходя из его концепции деятельности Макаренко, вполне понятен. Однако между "учителем человечества" и "учителем в истории человечества" - огромная разница. Учитель человечества - это совершенно другое. "Великие учителя человечества" никогда никем не назначались. Ни ООН, ни ЮНЕСКО, ни кто-либо иной не могли и не могут присвоить это звание. Даже комитет по Нобелевским премиям не может.
       Учителями человечества становятся. На протяжении ста веков истории разумного человечества их имена выкристаллизировались постепенно, но навечно. Великие учителя человечества (с ними же коррелирует понятие "великие посвящённые") - это основатели религий, эзотерических и герметических учений, философских доктрин, законодатели и реформаторы, пророки и проповедники добра.
       "Это были могучие формовщики умов, энергичные будители душ, благие организаторы обществ. Они жили только для своих идей, всегда готовые на всякое испытание и сознавая, что умереть за истину есть величайший и наиболее действительный из подвигов. Они создавали науки и религии, литературу и искусство, и их живая сила до сих пор питает и живёт в нас" (Э. Шюре. Великие посвящённые. СПб., 2016, с. 11).
       За десять тысяч лет имён великих учителей человечества, вошедших в мировой синопсис, не так уж и много. На их плоскогорье тесно никогда не было и не будет. Это мифические и полумифические персонажи, легендарные и реальные люди. Вот их имена:
       Енох, Ману, Рама, Кришна, Гермес Трисмегист, Моисей, Зороастр, Будда, Иисус Христос, Мухаммед, Орфей, Пифагор, Сократ, Платон, Эпикур, Лао Цзы, Конфуций, Махатмы Шамбалы, Данте Алигьери, Леонардо да Винчи, Иоганн Гёте, Иммануил Кант, Джон Стюарт Милль, Фридрих Ницше, Лев Толстой.
       В ХХ веке на роль учителей человечества могут претендовать Махатма Ганди, Николай Рерих, Альбер Швейцер, Рудольф Штайнер. Может быть, Александр Солженицын. Школьным образованием и воспитанием занимались четверо (недолго): Л. Толстой организовывал школьное дело в Ясной Поляне в 60-е годы XIX века, Ф. Ницше преподавал в Педагогиуме при Базельском университете в 70-е годы, Р. Штайнер создал систему вальдорфской педагогики в начале ХХ века. А. Солженицын преподавал в средней школе в Рязани в середине ХХ века.
       Разумеется, этот ряд имён может быть дополнен другими персонами - всё зависит от национальных, религиозных, идеологических предпочтений. Важно отметить, что за редким исключение никто из названных учителей человечества не учил насилию и не призывал к насилию.
       ***
       Другая цель монографии Я.С. Турбовского в незаявленном, но скрытом в тексте вопросе: Почему гений советского образования так популярен в мире и так не актуален в России?
       Значительная часть текста является попыткой ответить на этот вопрос. На нескольких страницах мы читаем о той реконструкции, которая произошла с макаренковским педагогическим и писательским опытом: от ритуального признания и культа А.С. как классика отечественной советской педагогики до снижения интереса к его творчеству и к почти полному забвению. Следует вопрос: "Почему же не в советской, а в Российской школе нет Макаренко?.. Не получилось!" (с. 8-14).
       Необходимо сказать несколько слов о главном герое книги Турбовского. А.С. Макаренко родился 1 марта 1888 года в Украине, в селе Белополье Сумского уезда, Харьковской губернии. При советской власти работал в Полтавской и Харьковской губерниях в 1920-1935 годах. В 1935-36 он был помощником начальника отдела трудколоний НКВД Украины. С 1937 года жил в Москве, занимался литературной и научной работой. Первая книга - "Марш 30-го года" (1932), затем "Педагогическая поэма" (1933-1935), "Книга для родителей" (1937), "Флаги на башнях" (1938), "Честь" (1938), незаконченный роман "Пути поколения". Собрания сочинений Макаренко издавались и переиздавались с 1949 года (в пяти, в семи томах). В 1956 году 2-м изданием вышел в свет сборник избранных педагогических произведений А.С. Макаренко "О коммунистическом воспитании". Настоятельно рекомендую эту книгу тем учителям, которые продолжают верить в систему советского педагогического гуманизма, тем более, что совсем недавно этот сборник переиздан. "Педагогическая поэма", "Флаги на башнях", "Книга для родителей" в разные годы были экранизированы.
       1 февраля 1939 года автор этих книг был награждён Орденом Трудового Красного Знамени. Умер А.С. Макаренко скоропостижно от тяжёлой болезни сердца 1 апреля 1939 года в вагоне поезда на станции Голицыно. К моменту своей смерти он находился в состоянии тяжёлого конфликта с педагогическим истеблишментом.
       А.С. Макаренко - украинско-советский педагог (как и его антипод В.А. Сухомлинский). В Украинской ССР с 1958 года была учреждена медаль Макаренко, которой награждались особо отличившиеся работники народного образования. В современной Украине система коммунистического воспитания, созданная Макаренко, мягко говоря, не приветствуется.
       В 20-30-е годы прошлого века сформировались "основные ортодоксии" советской мысли (определение Ш. Фицпатрик). В литературе это были книги Горького, в биологии - открытия И. Павлова, в педагогике - эксперименты А. Макаренко. Культ Макаренко начался после передовицы в газете "Правда" от 27 августа 1940 года, но фигурой канонического статуса он стал только к 1950 году. Его основные работы переводились на европейские языки в 1930-1950 годах. Зарубежный интерес к трудам Макаренко был особенно высок в эпоху скрупулёзного анализа системы советского образования после запуска первого искусственного спутника Земли в 1957 году. К исходу ХХ века этот интерес значительно снизился.
       В год 100-летнего юбилея А.С. Макаренко Организация Объединённых Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) объявила 1988-й годом Макаренко. С 1987 по 1999 годы Генеральным директором ЮНЕСКО был Федерико Майор Сарагоса, человек оригинальных взглядов и большой симпатизант Советского Союза. Традиция называть какой-то юбилейный год именем юбиляра давняя. Я выписывал журнал "Курьер ЮНЕСКО" с 1965 по 1990-е годы и помню, что были годы Г. Менделя, Данте, Махатмы Ганди, Ж.-Ж. Руссо, Л. Камоэнса, Л. Толстого, П. Рубенса, М. Караваджо, Ф. Достоевского, Д. Джойса, Ч. Дарвина, Л. Фробениуса ... Другим решением ЮНЕСКО в 1988 году назвала четыре имени педагогов, определивших способ педагогического мышления в ХХ веке. Вот эти имена:
       - Джон Дьюи (1859-1952), американский философ и педагог, один из представителей философии прагматизма и инструментализма.
       - Георг Кершенштайнер (1854-1932), немецкий педагог, создатель теории трудовой школы и гражданского воспитания.
       - Антон Семёнович Макаренко (1888-1939), советский педагог, создатель теории и практики коммунистического воспитания, классик социалистической педагогики.
       - Мария Монтессори (1870-1952), итальянский педагог, создательница системы сенсорного развития детей в дошкольных учреждениях и начальной школе.
       Легко можно заметить отличие характеристики ЮНЕСКО от характеристики, данной Макаренко в книге Турбовского.
       Что объединяет этих четырёх педагогов? Это были люди, творившие в конце XIX-первой половине ХХ веков. Они были воспитаны европейской гуманистической культурой и они же пережили крушение гуманизма в результате Первой мировой войны и последующих революционных событий во всём мире. Все четверо придавали огромное значение трудовому обучению и воспитанию. Далее мы увидим различия.
       Джон Дьюи и Мария Монтессори охотно разделяли идеи свободного воспитания. Любопытно, что Дьюи снялся во введении к американской версии фильма "Путёвка в жизнь". В Соединённых Штатах почему-то считали, что этот советский фильм о перевоспитании в колонии бывших беспризорников сделан по мотивам "Педагогической поэмы". Во всяком случае в 1930-е годы он принёс Макаренко международную славу. Тут отчасти в том дело, что "Педагогическая поэма" вышла на английском в Лондоне как раз под названием "Путёвка в жизнь". Георг Кершенштайнер и Антон Макаренко стояли на противоположных позициях: воспитания послушания и повиновения. Выбор этих имён по-своему справедлив, но, на мой взгляд, остаётся на совести ЮНЕСКО, во всяком случае, чести ей не делает. О немецком и советском педагогах, о сближении их позиций я скажу немного позднее, а сейчас позволю себе небольшое отступление от главной темы (поскольку пишу эссе, а не научный трактат).
       Кто из упомянутых выше выдающихся педагогов пережил своё время? Точнее, чей опыт по-прежнему ценен в практике? 16 января 1916 года в Ясной Поляне дочь Толстого Татьяна Львовна сделала запись в своём дневнике: "Начала учить трёх девочек - Ванду, Катю и Матрюшу по часу в день. Буквы учу по Монтессори. Сегодня увидела, насколько она права, пользуясь осязанием для запоминания букв". В 1930 году в "Малой Советской Энциклопедии" педолог А.Б. Залкинд о Монтессори в её персоналии сказал следующее: "...в СССР популярность М. сейчас ничтожна как вследствие неприемлемости её идеологических иррациональных установок, так и вследствие оторванности её главных практических выводов от тех жизненно бытовых процессов, на которых строится советская педагогика" (МСЭ, т. 5, М., 1930, с. 359-360). С середины 80-х годов прошлого века методика Монтессори вошла в педагогический опыт российского дошкольного и начального образования. Во всём мире существуют "Школы Монтессори".
       Похожим успехом пользуется вальдорфская педагогика Р. Штайнера, начавшая свой путь 23 апреля 1919 года в табачном зале сигаретной фабрики "Вальдорф-Астория" в германском Штутгарте. С начала 90-х годов ХХ века в Москве существуют Центр вальдорфской педагогики и несколько школ по методике антропософа Рудольфа Штайнера. Я лично знаю три таких школы в городах Самара, Обнинск, Москва... Вальдорфская система образования - это воспитание к свободе в отличие от воспитания без свободы Г. Кершенштайнера и А. Макаренко.
       Эти педагоги, немецкий и украинско-советский, как личности и учителя формировались в условиях авторитарных режимов Германской и Российской империй (Макаренко на 34 года позднее). Кершенштайнер был известен в императорской России. В 1910-е годы его книги активно переводились и издавались в издательстве "Задруга". Под влиянием работ немецкого педагога-экспериментатора идея "трудовой школы" появилась в российском педагогическом дискурсе. Термин "политехническое образование" был включён в программу РСДРП ещё до Октябрьского переворота, а книги об опыте Кершенштайнера в СССР издавались до середины 20-х годов. Легко предположить, что Макаренко читал книги немецкого коллеги: в педагогической практике их взгляды совпадали, но идеологически они находились на разных полюсах. Их педагогические концепции воплощались в жизнь в период после революционных переворотов: в Германии после Ноябрьской революции 1918 года и небольшой гражданской войны до весны 1919 года; в России после Октябрьского переворота 1917 года и долгой братоубийственной гражданской войны 1918-1922 годов. Германия была унижена Версальским договором и обедневшей. Россия была разорённой, голодной и нищей. Выводы из недавней истории своих стран оба педагога сделали и похожими и непохожими. Главную цель воспитания они видели в проявлении чувств послушания и повиновения. Различной была адресность этих чувств. У Кершенштайнера - против "диктатуры пролетариата", за классовый мир, за сохранение необходимой социальной иерархии в гражданском обществе. Вполне возможно, что воспитанные в его трудовых школах по системе "гражданского воспитания" рабочие Мюнхена , где жил и работал Кершенштайнер, охотно поддержали на выборах 1933 года. Национал-социалистическую немецкую рабочую партию. Следовательно, педагогика немецкого учёного подготовила условия для правого тоталитарного режима, до установления которого престарелый Кершенштайнер не дожил.
       А.С. Макаренко, напротив, воспитывал колонистов за "диктатуру пролетариата" (попробовал бы он "против"!) Классовое "мажорное" воспитание Макаренко прекрасно коррелировало с осуществлявшимся на глазах современников в 20-30-е годы левым тоталитарным режимом. В первую половину своей экспериментальной практики в колонии им. Горького он работал в условиях авторитарного режима, в котором уже созревал тоталитаризм. В 30-е годы в коммуне им. Дзержинского он действовал в созревшем тотале (показательны наименования учреждений!). Авторитаризм подавляет волю человека. Тоталитаризм стремится её изменить. Он создаёт идеологически искажённую картину мира, его видение, навязанные обществу с помощью пропаганды и репрессий. В результате личность нуждается в полной мимикрии, иначе концлагерь или смерть. Авторитаризм рассчитан на утопию прошлого, тоталитаризм - на утопию будущего.
       Воспитанники Макаренко так же верно служили ВКП(б) и Сталину, как воспитанники Кершенштайнера служили НСДАП и Гитлеру. Понятно, что ни у тех, ни у других не было выбора. Кершенштайнер разделял некоторые идеи демократа Д. Дьюи. Макаренко видел идеал личности в современных ему чекистах. Не может быть, чтобы он, занимая видный пост в системе ГУЛАГа, не знал, что делают эти защитники идеологии, которую он всей душой разделял. Многие из его бывших воспитанников входили в штат следователей НКВД и были особенно беспощадны к "врагам народа"; в этом была своя жестокая социальная логика: ведь их подследственные - честные старые большевики, "ленинская гвардия" - и сотворили этот ад, превратили их в беспризорников, лишив родителей в бойне гражданской войны или спровоцированным голодом. На уровне коллективного бессознательного бывшие коммунары вершили свой суд, осуществляя акт социальной мести, не различая виновных и невиновных в их детских бедах. Эти молодые чекисты действительно были "новыми людьми", совпадение средства и цели получалось вполне гармоничным: "воспитание такого типа поведения, таких личных качеств, которые необходимы советскому государству" (А. Макаренко). Вот они и были послушными винтиками в государственной машине насилия.
       Выработанную Макаренко систему послушания услужливо окрестили "воспитанием сознательной дисциплины", т.е. добровольным рабством. В результате распространения макаренковской системы, её разнообразных адаптаций, советское общество оказалось переполнено персонажами, о которых В. Набоков сказал с присущей ему иронией: "Бодрый дебил, живущий на задворках полицейского государства, где слабоумие стало последним прибежищем человека". Кто был любимым героем советской детворы нескольких поколений? "Дядя Стёпа", герой нескольких опусов главного гимнюка государства Российского, - типичная "гармоническая особь" в понимании политических вождей, послушный и исполнительный гражданин тоталитарного государства. С некоторой долей условности Г. Кершенштайнера можно назвать "немецким Макаренко", а Макаренко - советским Кершенштайнером.
       Мне могут возразить: люди, воспитанные Макаренко и его последователями, выиграли войну, победили людей, воспитанных "по Кершенштайнеру". Проще говоря, сталинский комсомол оказался сильнее Гитлерюгенда.
       Потому и победили, что впервые в истории сработал "железный закон тоталитаризма": в глобальном столкновении двух тоталитарных систем побеждает та система, которая наиболее тоталитарна. Национал-социализм был изначально слабее коммунизма, несмотря на первоначальные успехи, он не обладал такой способностью манипулирования и мимикрии, не мог рассчитывать на демократических союзников. Коммунистический тотал смог мобилизовать всё: и дух, и материю.
       Но закон имеет и вторую часть: в глобальном столкновении тоталитарной и демократической систем в конечном итоге побеждает демократическая система, что и произошло к концу столетия авторитарных и тоталитарных режимов. В третьей, "холодной" мировой войне советский тотал потерпел полный крах.
       Эти войны были войнами идеологий. А какие сожаления о том, что эти две тоталитарные идеологии не смогли договориться, что Гитлер и Сталин не поняли друг друга, начались сразу после гибели Советского Союза! Провозвестник "консервативной революции" в России , "философ" А.Г. Дугин размышлял в газете "Завтра" в начале 90-х годов" "...война России с гитлеризмом была... спровоцированной врагами катастрофой - страшной братоубийственной войной геополитически, духовно и метафизически близких, двух антиатлантически ориентированных режимов" (Цит. по: П. Гутионтов. С почтением к палачу. // "Новая газета", N37, 05.04.2019, 16). Уже в наши дни выходят книги, где авторы пытаются реконструировать историю, доказывая, как было бы хорошо, если бы Гитлер не напал на Сталина, а они оба вместе напали бы на англо-саксонскую цивилизацию.
       ***
       Итак, в прошлом веке, в самом деле, международное признание педагогики Макаренко существовало, - пока существовал Советский Союз. После решений ЮНЕСКО в 1989 году, в апреле, в университете города Марбурга (ФРГ) по его творчеству был проведён симпозиум, в котором участвовали представители Великобритании, Венгрии, ГДР, Дании, Израиля, Италии, Польши, СССР, США, Финляндии, ФРГ, Чехословакии, Швейцарии. Ими было принято решение создать Международную ассоциацию макаренковедов. Лаборатория по исследованию наследия Макаренко при Марбургском университете даже собрала свой маленький архив, связанных с ним документов. Но уже в октябре 1991 года в том же Марбурге на международном симпозиуме делал доклад выдающийся российский педагог, писатель, художник Ю.П. Азаров. Главным посылом доклада был вопрос: "Выразил ли Макаренко сталинизм?" Далее. В 2000 году Немецкое общество научной педагогики внесло "Педагогическую поэму" в список десяти наиболее значительных книг по педагогике ХХ века. Следовательно, значимость педагогики А.С. Макаренко ограничивается рамками ХХ века - века самых больших безобразий за всю человеческую историю.
       В мировой список самых влиятельных книг об образовании и воспитании, сформировавших современную педагогику "От Руссо до Иллича", труды советского педагога не вошли, как и труды Г. Кершенштайнера.
       Вот этот список:
        -- Жан Жак Руссо. Эмиль, или О воспитании. 1762 г.
        -- Иоганн Песталоцци. Как Гертруда учит своих детей. 1801 г.
        -- Герберт Спенсер. Воспитание умственное, нравственное и физическое. 1861 г.
        -- Луиза Олкот. Маленькие женщины. 1869 г.
        -- Мария Монтессори. Дом ребёнка. Метод научной педагогики. 1909 г.
        -- Джон Дьюи. Демократия и образование. 1916 г.
        -- Александр Нилл. Саммерхилл. 1960 г.
        -- Джером Брунер. Процесс обучения. 1960 г.
        -- Паулу Фрейра. Педагогика угнетённых. 1968 г.
        -- Иван Иллич. Освобождение от школ. 1971 г.
       Исходя из этого списка, не следует ли отметить тот факт, ч то слухи о всемирном научном значении педагогики Макаренко несколько преувеличены?
       Кроме того, не следует ли обратить внимание на тот факт, что большинство стран-участниц упомянутого симпозиума 1989 года представляли тогдашний "социалистический лагерь", а многие другие страны пережили авторитарные и тоталитарные режимы? Таков же и список выдающихся деятелей мира, признававших величие Макаренко (с. 9). В этом списке только Януш Корчак не коммунист, все остальные - члены "братских компартий". Помню стихотворение, в котором рефреном шла строка: "Антон Семёнович Макаренко - вот это мы понимаем!" - и далее шло перечисление тех чудес, которые он совершал в своих колониях. Имя поэта забылось, но автор был из социалистической страны.
       Януш Корчак же был педагогом высочайшего уровня, профессионалом-врачом, и Макаренко он оценивал именно профессионально. Польский педагог Александр Левин писал о своей воспитательной работе в Доме Сирот в Варшаве в 1937-1938 годах: "В этом доме я познакомился с искусством воспитания Януша Корчака. Там я получил из его рук распространявшуюся тогда нелегально "Педагогическую поэму" А.С. Макаренко. Корчак говорил об авторе этой книги с самой большой признательностью, подчёркивая, что это произведение написано подлинным педагогом" (Януш Корчак. Избранные педагогические произведения. М., 1979, с. Х).
       ***
       Я писал о личности и педагогике А.С. Макаренко в двух книгах: "Интегральная диалогика: попытка новой технологии гуманитарного образования (из опыта работы)". М., 2003, с. 60-81 (предисловие "Книга длиною в жизнь" к ней принадлежит перу Я.С. Турбовкого). Вторая книга: "Элитарная концепция пайдейи в философии Фридриха Ницше: опыт философского исследования". М., 2010, с. 275-278. За эти годы мои взгляды на теорию воспитания выдающегося советского педагога не изменились, так же как и взгляды Я. Турбовского за гораздо больший период времени. Позволю себе вначале привести фрагменты из "Интегральной диалогики". Итак:
       "Книги Макаренко я начал читать очень рано, в 9-10 лет. Мать, Корнющенко Надежда Дмитриевна, была педагогом, заведующей поселковым детским садом, затем заведующей интернатом при Кутулукской средней школе. Детских книг в той глуши, где мы жили в 40-50-е годы прошлого века, было мало и, как нередко бывает, ребёнок начинает искать что-нибудь во "взрослых" книгах. Я листал журналы "Дошкольное воспитание", "Семья и школа", а среди педагогических книг мамы были монография Е.Н. Медынского "Антон Семёнович Макаренко", 1949 г., книжки самого Макаренко: "Лекции о воспитании детей", 1947 г., "Книга для родителей", 1950 г., отдельные тома из пятитомника "Педагогические произведения", 1949 г., упоминавшийся сборник "О коммунистическом воспитании", 1956 г. (позднее я так же добрался до К.Д. Ушинского). Читать эти книги, вернее, вычитывать отдельные главы, страницы, мне очень нравилось, и уж конечно не из-за ранней любви к педагогике. От мамы я узнал, что есть большие и очень интересные книги "Педагогическая поэма" и "Флаги на башнях". Я направился в школьную библиотеку с просьбой, чтобы мне дали эту "поэму". Однако бдительный библиотекарь, сам недавний выпускник, решил проявить свои педагогические способности и книгу мне не дал, сказав, что "там про хулиганов", а мне такие книги читать ещё рано. Было мне лет 12-13. Действительно, рано. Пришлось обратиться к материнской помощи, и вот желанная книга передо мной. Я прочитал её взахлёб, так же как и позднее "Флаги на башнях" <...>.
       "Значительно позднее я понял, чем зачаровывал писатель Макаренко своих читателей - силой своего литературного дарования, которое распознал М. Горький. Не будь его книг... В них его методология представляла некий магический и эстетический экстракт педагогики. Его стилистически оформленные рассказы о конкретных ситуациях и приёмах педагогического воздействия в данных ситуациях вызывали (и вызывают), скорее, эстетическое любование самим фактом красоты педагогического мастерства автора. Неважным становится что, где и зачем, а важно как. Именно, как это сделано и продолжает сохранять своё гипнотическое воздействие на читателей его книг.
       Мы любуемся красивым добром: из всяких асоциальных маргиналов, юношей и девушек, сотворяются новые люди, идеалом которых был советский чекист из ОГПУ-НКВД" <...>.
       "Об этом почти волшебном метаморфозе сказал в своей незавершённой педагогической исповеди "Школа им. Достоевского" другой выдающийся педагог, современник Макаренко, Виктор Николаевич Сорока-Росинский (Викниксор) (1882-1960): "Если бы у Макаренко не оказалось случайно ещё и литературного таланта, то всю его педагогическую деятельность можно было назвать не поэмой, а иначе: педагогической трагедией" (В.Н. Сорока-Росинский. Педагогические сочинения. М., 1991, с. 173).
       Методы красивы, но педагогически нейтральны. То, что делал Макаренко, раньше него делали основатели скаутизма, но с другими целями и с другим "человеческим материалом" - и с другим идеалом: вырастить мужественного воина-христианина, а не истязателя-палача" <....>
       "Во второй половине 60-х годов прошлого века я и моя будущая жена Татьяна Михайловна в Куйбышевском Государственном педагогическом институте (ныне - Самарский Государственный социально-педагогический университет, в котором преподаёт наша дочь Е.Д. Макеева, кандидат исторических наук) с увлечением штудировали монографию Жураковского "Педагогические идеи А.С. Макаренко" по рекомендации нашего любимого преподавателя педагогики Я. С. Турбовского. Пожалуй, в те времена это была лучшая книга о всех методах воспитания Макаренко, не без либерального подтекста" <...>
       "Но последователем Макаренко я никогда не был, скорее, активным читателем... Всего Макаренко в моём созревающем педагогическом мышлении перечеркнула одна-единственная книжка Януша Корчака "Как любить детей" <...>.
       "Так вот, Януш Корчак и его героическая судьба на всю жизнь стали для меня идеалом педагога-учителя, а все остальные отошли на второй и третий план. И когда я начал руководить школой-интернатом, то видел себя в своих педагогических мечтаниях именно польским педагогом-гуманистом или, на худой конец, В. Сорокой-Росинским, но никак не А.С. Увы, скоро я обнаружил, что Корчаки и Викниксоры в стране развитого социализма просто невозможны (впрочем, Макаренки тоже)". <...>.
       "А Макаренко? Что ж, он тоже бывал нужен. Приходили в школу-интернат молодые воспитатели, выпускники вузов и педучилищ. Я спрашивал: "Вы читали "Педагогическую поэму"? Увы, большинство из них лишь слышали о ней. Я давал книгу: читайте! Почему? Потому что и контингент воспитанников интерната, и условия их существования, и их повседневное поведение почти ничем не отличались от аналогичных составляющих колоний Макаренко, несмотря на прошедшие 40-50 лет. Вот и была какая-то польза от его книг". Позднее, работая завучем базовой школы, несколько лет для учителей и воспитателей педагогического коллектива я вёл психолого-педагогический семинар. Занятия семинара были хорошо известны в области, и х посещали и хвалили методисты из Института усовершенствования учителей, я делился опытом на курсах ИУУ для руководителей школ. Темой занятий семинара в 1987-1988 учебном году была такая: "Приёмы и методы педагогического воздействия", а основным пособием стала книга Э.Ш. Натансон "Приёмы педагогического воздействия", 2-е издание, М., 1972. Классификация тридцати педагогических приёмов полностью соответствовала воспитательной педагогике Макаренко, как и примеры из его практики, из практики его учеников и последователей. На семинарских занятиях возникали споры, мы нередко обнаруживали весьма уязвимые места в системе Макаренко, было очевидно, что эта система далеко неадекватна школьному поколению конца ХХ века. А мне уже не казалось, что его приёмы нейтральны и могут работать в любых условиях. В марте 1988 года, в столетнюю годовщину А.C., я показал участникам семинара диафильм "А.С. Макаренко" (автора Е. Божинской) и обнаружил, что многие из учителей впервые узнавали о жизни и деятельности Макаренко. Любопытно, что на обложке юбилейного журнала N3 "Курьер ЮНЕСКО" за март 1988-го стояло: "Человек и животные" - такова была основная тема номера, наряду с материалами, посвящёнными столетию педагога и писателя". <...>.
       "Что говорить, - талантливым, даже гениальным педагогом был А.С. Макаренко, и был он ярким, захватывающим писателем. Но выпала ему доля играть роль "адвоката дьявола". И остаётся только гадать: по доброй воле или поневоле он выбрал эту роль. Я - сторонник первого варианта. Другие думают иначе.
       Мне стало понятно, что Макаренко как раз тем и страшен, что талантлив. Страшен тем, что стал певцом насилия не внешней диктатуры, а глубоко внутренней, когда насилие с радостью принимается теми, на кого оно направлено" <...>.
       Мне стало понятно, что методы Макаренко отнюдь не нейтральны. "Иерархический человек", которому присваивалось звание "нового советского человека" или "гармонично развитой личности" десятками лет штамповался советской школой и оказался в полном несоответствии с наступившей в мире информационной эпохой, с её новыми системами ценностей, с её технологиями и со старыми как мир рыночными отношениями".
       Прерву самоцитирование, чтобы привести из книги Я.С. Турбовского коррелирующие с моим текстом его вопросы и ответы на них по поводу "Почему?" Почему не внедрялась и не внедряется в советское и в современное школьное образование великая научная теория воспитания Макаренко:
       "- Либо советская школа отторгла эту теорию из-за непреодолимой несовместимости с нею, так как эта теория воспитания изначально отрицала и не могла не отрицать самую возможность достижения формирующе эффективных результатов;
       - Либо мы делаем совсем не то, что для преобразующего влияния этой теории на советскую школу нужно?" (с. 13).
       Продолжу извлечения из своей книги, и, мне кажется, далее, последует ответ на вопросы автора.
       "Педагогика Макаренко, по-своему мудрая и сильная, могла быть действенной только в условиях тоталитарного общества, ибо сама тоталитарно красива, чётко-милитаризирована, ибо соответствовала целям милитаристского государства. В других социокультурных и политических институтах она была недееспособна. И как только коммунистический тотал получил первую трещину после смерти Сталина, все макаренковские методы, весь его "мажор" оказались девальвированными, хотя система ещё со скрипом продолжала существовать.
       Начиналось то, что Гегель называл "неразвитым натяжением принципа". Так как о крахе системы догадывались немногие, то именно школа выполняла роль охранителя "мягкого тоталитаризма", пытаясь именем Макаренко оправдать свою главную задачу. Об этом свидетельствуют попытки с конца 50-х годов возродить или создать коммунарское движение. Вот названия педагогических книг последних лет советской власти: "Фрунзенская коммуна...", 1969, "Лучший путь воспитать коммунаров", 1980, "Новое педагогическое мышление", 1989, "Воспитание по Иванову", 1989.
       Ничего не привилось. Совмещение тоталитарной педагогики и даже скудно демократического общества немыслимо. Когда афинянин Платон попробовал это теоретически совместить в своем "Государстве", то получился чудовищный архетип казарменного социализма. Когда Макаренко пытался доказать, что в его колониях царит "демократия", система вполне логично указывала ему: "знай своё место!", а вовсе не хотела его уничтожить, в этом не было необходимости.
       Уничтожали тех самых "олимпийцев" и педагогов, которые активно критиковали Макаренко с ультралевых позиций, - они для власти действительно были опасны своими загибами. Закрывали колонии и школы других экспериментаторов-организаторов, вроде С.Т. Шацкого, последователя педагогических взглядов Джона Дьюи. Что-то опасное угадывали эти люди в творчестве автора "Педагогической поэмы", но не имели интеллектуальных средств, необходимого аппарата мышления, чтобы всерьёз высказать свои опасения, поэтому они вполне искренне считали себя настоящими марксистами, самоотверженно боровшимися за социализм.
       Макаренко побеждал своими приёмами вместе со Сталиным. Без Сталина его педагогика была обречена на более раннее или более позднее вырождение, как компонент ГУЛАГа, - что и произошло" <...>
       "Но след воспитания "в мажоре" остался надолго. "Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков", - пел когда-то В. Высоцкий. "Буйных" и сейчас очень мало. Поколение буйных, их потомков перевоспитали или уничтожили Макаренко и его последователи. Отчасти по этой же причине в сегодняшней России торжествует гибридная смесь авторитаризма с элементами тоталитаризма, и эти элементы, занимают все большее и большее социальное и политическое пространство".
       ***
       Исследовательская методология Я.Турбовского отличается исключительной честностью. Не обинуясь, он перечисляет все главные вехи макаренковской педагогики: социалистические ценности, сталинскую логику, формирование строгой дисциплины, как основной цели воспитания, "чекизм", как образец и воплощение исторически востребованной личности, недопустимость "парной педагогики" как примера полной педагогической беспомощности (в международном дискурсе такая педагогика именуется "гувернёрской"), - и все эти вехи в сочетании выстроены на фундаменте "Гуманизма" с большой буквы (с. 4,42,44,53).
       Видимо, автор имеет в виду "социалистический" или "коммунистический" гуманизм, ценностные черты которых далеко не всегда совпадают с чертами гуманизма общечеловеческого.
       Далее, задаётся риторический вопрос: "Кто бы мог подумать, что столь исторически и социально значимое признание во всем мире может получить книга ("Педагогическая поэма" - Д.К.), в которой в открытую, воспевается опыт советского воспитания, в котором не послушные маменькины сынки, а настоящие воры и бандиты преобразуются под влиянием социалистических идей, в которой, наконец, сама действительность разорённой, голодающей, и, по сути, лишённой всего, что мало-мальски необходимо каждому человеку, послереволюционной России исторически оказывается столь педагогически плодоносной?!" (с. 8).
       А что же явилось истоком этой "педагогической плодоносности"? Какая благая причина породила такое благотворное деяние? Почему-то никто из пишущих о Макаренко (а таких авторов были тысячи, если не десятки тысяч) не задаётся вопросом: откуда взялись эти воры и бандиты, малолетние преступники и проститутки, эти беспризорники? Почему страна с христианской нравственностью превратилась в распущенную и преступную, почему богатая Россия превратилась в разорённую и голодающая страну?
       Ну, как же, скажут в ответ, Была Мировая война, потом революции, потом гражданская война, тиф, голод... Вот и погрузилась бывшая империя в разруху. Первая мировая война унесла жизни 2,25 миллионов граждан России. Цена октября 1917 и гражданской войны - 11,860 миллионов, плюс два миллиона эмигрировавших российский граждан (по официальным данным). Почему же была гражданская война? Она была следствием социалистических идей В. Ульянова-Ленина и КR.
       Среди этих идей в 1914-1917 годах был главный лозунг о превращении войны империалистической в войну гражданскую, - по мнению Ленина "единственно правильный пролетарский лозунг". После осуществления этого правильного лозунга и началось всё то светопреставление, о котором говорилось выше, в том числе и замечательный опыт советского воспитания А.С. Макаренко. Следовательно, если бы не было осуществления ленинского пролетарского лозунга, то не было бы и "научной теории воспитания". Не слишком ли дорогой ценой заплатила Россия за опыт Макаренко? И может ли этот опыт, предназначавшийся для молодых людей с ярко выраженным, социально опасным девиантным поведением, превращаться в общепедагогическую теорию воспитания обычных среднестатистических школьников? В конце концов, первыми последователями Макаренко были воспитатели в детских исправительных колониях ГУЛАГа, да и ныне, как известно из многочисленных фактов, этот опыт используется в зонах заключённых.
       Вполне очевидно, что великие педагоги прошлого не могли ему помочь: их книги предназначались для воспитания детей из нормальной среды, без социальных отклонений. Злиться на Руссо и Песталоцци советскому педагогу совсем не следовало (с. 25).
       Фердинанд Оссендовский (1878-1945), польский революционер и широко известный писатель, в 1930 году в Польше опубликовал книгу "Ленин. Шокирующая история", вызвавшую скандал среди коммунистов. Писатель обладал абсолютно негативной информацией о деяниях Ленина и коммунистической партии, о Дзержинском и ВЧК. В январе 1945 г. по личному указанию Сталина его могила в Жолвене под Варшавой была подвергнута эксгумации для идентификации личности. Весь архив Ф. Оссендовского изъяли и увезли в Москву.
       Ф. Оссендовский в гл. ХХХII, на с. 425-435 упомянутой книги рассказывает о семи миллионах беспризорных детей в 1922 году. Восемьдесят тысяч из них разместили в приютах. Комиссариатом опеки над детьми руководила З.И. Лилина, жена Г. Зиновьева, диктатора Петрограда. Свою задачу по воспитанию детей комиссариат видел в том, чтобы "общественные дети" были изолированы от "вредной родительской любви". Комиссариату подчинялись "детские приюты им. Владимира Ильича Ленина". На страницах беспощадной книги писатель повествует об одном из таких приютов. Там же есть страшный рассказ о том, как голодные дети ели на свалках конскую падаль и заразились сапом. Сап - страшная инфекционная болезнь лошадей, передающаяся человеку. Свалки окружили пулемётами, - детей расстреливали, а трупы бросали в ямы с известью и хлором. Беспризорников, больных сапом, цингой, сифилисом - уничтожали. Остальных загружали в товарные вагоны, пломбировали их и вывозили в другие, более благополучные города. За несколько дней в пути в морозные дни на конечные пункты прибывали замёрзшие детские трупы. Москва была очищена от толп голодных, бездомных детей. За каждым из этих мучеников стояли убитые, умершие от болезней и голода, потерявшиеся, эмигрировавшие родители. Это были деяния "гуманистов"-большевиков во главе с Лениным. По официальным данным к началу 1928 года по всему СССР насчитывалось около 300 тысяч беспризорных детей.
       "...С самого начала надо признать, что педагог Макаренко, получив задание заняться воспитанием социально оступившихся подростков (выделено мною - Д.К.), никакой наукой не занимался и открывать ничего не собирался" (с. 48). В сущности, ему предложили создать педагогическую утопию для создания человеческого материала - "молодых строителей" коммунизма - в будущей коммунистической утопии.
       Когда Роберту Оуэну, великому утописту и педагогу, предложили организовать уголовников, он наотрез отказался, считая, что его социализм должен строится на нравственных началах, а уголовники опасны тем, что могут привести в социум элементы жестокости, разврата и насилия. Но Макаренко пошёл по пути, который наметил другой утопист - Шарль Фурье: "... детям придётся взять на себя только грязные работы, эта функция их приобретёт высокое социальное значение, ибо таким путём постепенно будет искоренено презрение к низшим классам трудящихся - чернорабочим, и как следствие отсюда - так же и к средним классам. Таким путём осуществится братство, единение всех классов, о котором столь грезили философы". Платить детям за грязные работы Фурье не собирался, чтобы не нарушать юношеского идеализма, Любая колония Макаренко во многом напоминает фурьеристский фаланстер, особенно своей неукоснительной регламентированностью повседневной жизни коммунаров.
       Эта казарменность была следствием некоего "общественного договора", взаимовыгодного компромисса между, по сути, враждебными сторонами. Я.С. Турбовский считает: "Но именно с этой договорённости между воспитателем и воспитанниками начался путь от никому не известного руководителя детской колонии А.С. Макаренко к одному из самых великих и признанных человечеством педагогов - Антону Семёновичу Макаренко". (с. 49)
       Этот свершившийся процесс позволяет нам представить украинского педагога, руководившего колониями в Полтавской и Харьковской областях, в роли мифического культурного героя. Каждый народ имеет такого "культурного героя", который его, народ, чему-то научил, что-то создал: земледелие, ремесла, искусства, брачные правила, магические предписания, ритуалы и т.п. Главная задача культурного героя в том, чтобы из хаоса сотворить космос, порядок, стандарт. Среди европейских культурных героев это Прометей, Гефест, Геракл, Персей, Тезей,  Вейнемейнен... Колонии, созданные Макаренко по принципу коллективизма - это его подвиги. Преобразование куряжской колонии - просто классический пример социального метаморфоза из хаоса в упорядоченный космос, совершенный культурным героем с помощниками.
       Ещё раз зададимся вопросами и ответами, руководствуясь принципами картезианского мышления: Чем является выдающаяся педагогическая деятельность А.С. Макаренко? Ответ: Она является следствием причины. Вопрос: Что является причиной? Ответ: Октябрьская социалистическая революция, вызвавшая гражданскую войну, имевшую следствием разруху, голод, эпидемии, миллионы несчастных детей, т.е. те деяния политического бандитизма, от воздействия которых, по большому счету, Россия не может избавиться и через сто лет. Следующий вопрос: Какова была главная цель педагогики Макаренко? Ответ: Главной целью являлось воспитание человека, способного полностью раствориться как личность в коллективе себе подобных особей и до последнего дыхания служить тоталитарному государству и погибать за него. Да. Немецкие мальчики и девочки из гитлерюгенда до последнего дыхания, с фаустпатронами в руках, тоже защищали уже капитулировавший нацистский режим. Резюмирующие вопросы: Могут ли, по факту, преступные деяния породить гуманную педагогику, да ещё и научную? Фундаментом этой педагогики были классовые месть и озверение, потеря миллионов наиболее трудолюбивой и образованной части российского населения, "ленинский план построения социализма", принёсший на алтарь революции новые жертвы. Не является ли иррациональной педагогика, воспитывающая людей, готовых целовать руки своих правителей только за то, что они позволяют им просто жить? Так ли научна "научная теория воспитания", если повторение её основных принципов оказалось невозможным?
       У Френсиса Бэкона есть замечательный афоризм: "Истина - дочь Времени, а не Авторитета". Не уместно ли адресовать эту умную мысль исследователям Макаренко?
       Время показало, что вся столетняя история советского и постсоветского образования была, в сущности, процессом внедрения в школу чередующихся утопических проектов. Одни из них были детищами энтузиастов-новаторов, другие - реформами государственного и партийного аппарата. Первые, как правило, подвергались гонениям, вторые воспевались советскими педагогами всех мастей как образец мудрости и заботы партии и правительства, но в конечном итоге, принеся немалый вред, уходили в никуда. Если хотите, происходил процесс взаимного дублирования: властная утопия требовала воспроизведения своих утопических проектов в сфере образования и воспитания, насыщала эту сферу утопической идеологией. А вся система образования и воспитания, от школьного до высшего, создавала свои, угодные власти, утопические прожекты. Но среди этих симулякров оказывались и такие, которые превращались в цветущие острова в море властной утопии. Утопия в утопии. Но если эти острова не вписывались в коммунистический дискурс, то их ждала участь непокорных колоний в государстве Лапута из антиутопии Джонатана Свифта.
       Весь этот многолетний процесс замечательно показан в коллективной монографии "Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940-1980-е)". М., НЛО. 2015. Но в книге говорится и о педагогике 1900-1930-х годов, и не только в СССР, но и в некоторых европейских странах. Послесловие "Педагогика нон-фикшн" принадлежит перу Е.А. Ямбурга, рецензента монографии. На страницах семисотстраничного тома часто встречается имя А.С. Макаренко. В упомянутом послесловии цитируется отрывок из письма А.С. к жене Г.С. Салько в 1927 году:
       "Сейчас 11 часов. Я ... одиноко стою перед созданным мною в семилетнем напряжении миром.
       Не думается, что такой мир очень мал. Мой мир в несколько раз сложнее мира Вселенной... в моем мире есть множество таких предметов, которые ни один астроном не измерит при помощи самых лучших трубок и стекляшек.
       Мой мир - люди, моей волей созданная для них разумная жизнь в колонии и постоянная борьба со стихией...
       Мой мир - мир организованного создания человека".
       (Острова утопии, с. 603).
      
       Можно не сомневаться, что в этих строках, обращённых к любимой женщине, их автор искренне убеждён в своей роли демиурга, повелевающего созданным им миром. Это мир людей, полностью зависящих от его воли. Имел ли он право на такую самооценку? Несомненно, имел. Однако... Чтобы повелевать миром людей, нужно этих людей сначала уловить. В названной выше книге "Элитарная концепция пайдейи в философии Фридриха Ницше", упоминая самого знаменитого советского педагога, я попробовал интерпретировать художественный замысел символического полотна живописца Д. Канторова "Макаренко и дети", 1990 год.
       "В центре картины - огромная, подавляющая собой всю композицию холста, фигура Макаренко в военной форме с чекистской фуражкой на голове. В 1936 году он был помощником начальника отдела трудколоний НКВД Украины. Его покровителем являлся нарком внутренних дел республики В. Балицкий - "украинский Ежов", впоследствии репрессированный. В левой руке Макаренко держит сигнальную трубу - непременный атрибут соблюдения режима внутреннего распорядка в его колониях; в правой - большой сачок для ловли бабочек (или рыбы), которым он собирается прихлопнуть большую доверчивую стрекозу. Лицо на полотне имеет портретное сходство с настоящим А.С. Макаренко, на нём играет некое подобие улыбки, но за нею скрывается нечто зловещее: хищное и хитрое выражение, которое до поры до времени притаилось за внешним добродушием. Об этой маскировке зла, прикидывающегося добром, недвусмысленно свидетельствуют ноги в галифе и высоких сапогах: это маскарадно травестированные козлиные ноги, - правая показана в таком ракурсе, что носок сапога выглядит копытом. То есть перед нами - сатир или дьявол, умело изображающий доброго дядю-чекиста. На втором плане за Макаренко со спокойным недоумием наблюдают дети: мальчик и девочка лет 10-12, одетые так, как одевали дворянских отроков в конце XIX века, хотя так же они моги бы быть одеты и в первые десятилетия ХХ века. Может быть, это дети немца Трепке, чьё имения занимала колония имени Горького: вдали за детьми видна дворянская усадьба, из которой дети, видимо, и пришли. И выглядят они слишком чинно, немного скованно по сравнению с обычными русскими детьми. Все три персонажа картины находятся внутри некой клетки, но мы видим только одну её решетчатую стену. По диагонали полотна свисает большой треугольник старинной обойной драпировки, которой часто украшали стены помещичьих усадьб. Впечатление такое, что эта драпировка наглухо закрывала решётку, но неожиданно сползла вниз, наискось, и Макаренко внезапно оказался на виду у детей, которые из любопытства перешагнули прутья внизу решётки: "переступили порог". Поэтому руководитель колонии спешно и занялся ребячьим занятием: ловлей стрекоз, чтобы замаскировать себя.
       Лица детей почти прозрачны, возможно, это не обычные живые дети, а их призраки - тех, кто был убит в гражданскую войну или умер от голода позднее. Живые они или умершие, но, скорее всего вслед за стрекозой дети тоже угодят в сачок к Макаренко. Это - его добыча, он ловец душ, как и Ницше, раскидывающий крючки, манки и прочее. У Ницше, как помним, "не ловилось" - не было рыбы. У Макаренко "рыба" есть и ловится хорошо. Но ницшевского аристократа духа он не воспитал. Да и не мог воспитать/"
       Зато он смог воспитать поколение энтузиастов. Видимо, об этом поколении он хотел рассказать в своём едва начатом романе "Пути поколения". Но этот энтузиазм был совсем не тем "героическим энтузиазмом", о котором когда-то писал Джордано Бруно. Это был слепой энтузиазм толпы, - "панургово стадо", бегущее за вожаком.
       "Ловцами человеков" назвал Иисус Христос рыболова Симона, будущего апостола Петра, и его брата Андрея Первозванного (Мат. 4; 18,19).
       Подтверждение этого процесса "улавливания" мы обнаруживаем в монографии: "Таким образом, объединив вокруг себя тех, кто страдал от насильственных групповых отношений, педагог Макаренко сумел превратиться в диктатора, требования которого неукоснительно выполнялись. Вчерашняя "малина" превращалась в формирующую среду, уже не нуждавшуюся в его личном контроле, а фактом своего существования гарантированно обеспечившую нормативно требуемое поведение каждого (с. 51-51). Как в зонге Бертольда Брехта "Семеро слонов".
      
       ***
       Наиболее важная, главная цель книги Я.С. Турбовского определена её названием: "Для начала обратим внимание на название исследовательской брошюры, в которой Макаренко назван "создателем научной теории воспитания". Не трудно понять, что это утверждение, вопреки тысячам томов, отражающих опыт и размышления других великих педагогов, признает А.С. Макаренко - только и единственно - первым в истории человечества создателем научной теории воспитания" (с. 24). Автор стремился объяснить, "почему все мы не можем не признавать его ни с чем и ни с кем несравнимого вклада в создание именно научной теории воспитания" (с. 24). Однако от своего замысла он отказался, считая, что об этом должен сказать сам А.С. (путём цитирования его книг, статей, выступлений).
       Всё равно, задача, поставленная доктором педагогических наук, Президентом Академии творческой педагогики, поистине грандиозная, поэтому её решению посвящено более половины книги. Если бы, например, мне довелось решать некую задачу в контексте макаренковедения, я выбрал бы вопросы более очевидные, вроде: "Как могли совместиться в педагоге Макаренко гений и злодейство?" Или "Где граница в наследии Макаренко между добром и злом?" Или совсем простенькое: "Преломление концептов Макаренко в повести А. Гайдара "Тимур и его команда", 1940 год. Буду считать своё эссе небольшим вкладом в современное макаренковедение.
       На страницах двух глав - "На пути к науке воспитания" и "Нож бандита или скальпель хирурга" - автор называет в порядке перечисления все давно известные принципы "научной теории воспитания": формирование межличностных отношений и управление ими; создание в детской среде "эстетики отношений"; умение видеть и понимать различие эмоциональных состояние каждого воспитанника; создание атмосферы увлечённости делом, "мажора"; детей нужно не заставлять, а увлечь; метод снятия сопротивления воспитанию и т.д. Перечисляются понятия, введённые Макаренко в арсенал воспитания: "педагогическая логика", "педагогическая техника", "педагогическая эстетика" и т.п. Он доказал необходимость "личного самоосуждения". Он по-новому возродил консервативное понятие "традиция", открыл закон "параллельного действия", создал метод "отложенного наказания". Это он откровенно признался, что стал настоящим воспитателем, когда научился говорить "Иди сюда" с 15-тью-20-тью смысловыми оттенками (что, на мой взгляд, относится, скорее, к школе актёрского мастерства К. Станиславского - Д.К.) Он ОТКРЫЛ и ДОКАЗАЛ, что УЧИТЬ - ЗНАЧИТ ВОСПИТЫВАТЬ, ВОСПИТЫВАТЬ - ЗНАЧИТ УЧИТЬ. (с. 24-36).
       Затем автором рассматривается утверждение Макаренко, что "педагогика самая диалектичная наука". Действительно, нельзя не признать, что парадоксальная противоречивость высказываний Макаренко, карикатурность формального следования макаренковскому опыту порождает требующую осмысления проблему. Добросовестность исследователя проблемы проявляется в цитировании текстов об А.С. Макаренко из интернет-ресурсов (Е.А. Балабович, Е. Добренко, О. Князева, И. Каминская). Статья двух последних авторов озаглавлена совсем по-макаренковски - "Главное - коллектив". К ней следует любопытная сноска Я. Турбовского: " Эти авторы считают, что только на уровне новейших знаний по системно-векторной психологии Юрия Бурлака методика А.С. Макаренко получит "вторую жизнь", а все мы - "надежду на то, что будущее состоится" (с. 36-47). Интересно.
       О значении коллектива в теории Макаренко автор пишет на последних страницах своего концептуального исследования-повествования: "... сумев использовать силу коллективного влияния для создания формирующей среды и тем самым преодолев беспомощность "парной педагогики", с позиций которой учителю мифологически присваивается роль демиурга, Макаренко смог сделать самый для теории воспитания главный шаг, превращающий его в призванного учителя человечества <...>. Макаренко сумел <...> осуществить самую главную мечту человечества, решив самую основную социальную проблему природосообразного формирования личности.
       Но гениальная диалектичность мышления позволила ему понять, что именно коллектив, создающий тотальную формирующую среду, способен не только организовать свою жизнедеятельность на основе эстетически увлекательной совокупности требований, но и проявить свою защитную обеспокоенность о каждом ребёнке, создавая каждому необходимые условия для индивидуального становления и развития" (с. 54-55).
       Да. Как коллектив проявил "защитную обеспокоенность", сам Макаренко показал в "Педагогической поэме". 1922 год: колонисты привели своего товарища, грабителя Приходько. В порыве возмущения Макаренко пытается инсценировать самоубийство. Его отливают водой, а дети до полусмерти избивают действительно виноватого Приходько. Его надолго помещают в больницу. Никаких выводов из отвратительной сцены он не сделал, так и остался бандитом (слова Макаренко) ("ПП", ч. 1, гл. 18). Вывод педагога: чтобы вызвать гнев коллектива на провинившегося, нужно по актёрски точно и беспроигрышно разыграть гнев, страсть, чтобы вызвать бурю и дать урок всем.
       1925 год. Колонист Чобот захотел жениться на колонистке Наташе, которую он раньше защитил от злого родственника. Чобот просит разрешения, чтобы с девушкой уехать к брату и вести там хозяйство. По тексту видно, что молодой человек находится на грани психического срыва: он явный индивидуалист и в колонии ему осточертело. Всего-то и надо было сказать девушке: поезжай с ним, там видно будет! А.С. этих слов не сказал. Через три дня Чобот повесился. Откачать его не смогли. Большинство колонистов не выразили особой печали: "Повесился человек, ну и вычеркни его из списков. Надо думать о завтрашнем дне". Приехавшая инспектриса в растерянности: здесь повесился человек, а коллектив... хохочет! В методологии Макаренко это хладнокровное подталкивание к самоубийству человека с нестандартным характером получило название "взрыва": мгновенного воздействия, переворачивающего все желания человека. Ограничусь только этими двумя эпизодами из жизни колонии им. Горького ("ПП", ч. 2, гл. 14-15).
       ***
       Макаренковская теория коллектива и личности постепенно приобретала глобальный характер. Шаг за шагом она вышла за пределы учебных заведений и проникла во все структуры советского общества, во все коллективы Советского Союза, которых в 1986 году насчитывалось 2,5 миллиона. Коллектив становился формой и нормой жизни. "Оторваться от коллектива" - было самым популярным общественным обвинением и рассматривалось почти как преступление.
       С этой точки зрения серьёзной деконструкции педагогическую и литературную деятельность Макаренко подверг О.В. Хархордин в книге "Обличать и лицемерить: генеалогия российской личности". СПб: Из-во "Европейского университета в Санкт-Петербурге". 1-е изд., 2002, 2-е изд., 2016. Книга переведена на европейские языки и пользуется большим авторитетом в русистике. Олег Хархордин - бывший ректор Европейского университета в СПб. "Бывшим" он стал после выхода в свет 2-го издания упомянутой книги. Недавно этот университет подвергся идеологическому погрому, но пока уцелел. Ректор же вынужден был покинуть свой пост. Знающие люди утверждают, что его книга послужила (с запозданием) поводом для расправы, якобы из-за "русофобии" и непатриотизма. Экземпляр 2-го издания, прямо из издательства ЕУ мне прислал мой бывший ученик, известный педагог и галерист А.И. Цыганков (он воспитывался в школе-интернате, которой я руководил в первой половине 70-х годов прошлого века).
       Книга О. Хархордина велика по объёму, свыше 500 страниц. Я могу лишь рекомендовать её тем серьёзным читателям, которые хотели бы понять феномен коллективизма и феномен индивидуализации в Советском Союзе и, может быть, увидеть в своём поведении некоторые аспекты коллективного прошлого. Непосредственно к дискурсивному господству А.С. Макаренко в педагогике относятся следующие главы: Третья. Техника беспощадности: коллектив познания и воздействия. Четвертая. Чистка и самокритика: коллектив как субъект познания и действия. Пятая. Проявить себя: личность как объект познания и воздействия. Шестая. Работа над собой: личность как субъект познания и воздействия. Нетрудно заметить, что в названиях глав использовались тезисы А. Макаренко: "коллектив есть объект, субъект и инструмент воспитания" и "работать с отдельной личностью... её знать и её культивировать".
       Наиболее интересными в книге Хархордина являются три парадигмы, объясняющие генезис теории воспитания А.С. Макаренко. Первую парадигму автор назвал "Монашеский идеал атеистической цивилизации". Он обратил внимание на то обстоятельство, что многие теоретические положения и институционные практики колоний Макаренко безошибочно напоминает "Устав монастырской жизни" св. Иосифа Волоцкого. Иосиф - центральный деятель русской "контрреформации", в начале 16 века победивший "реформатора церкви" Нила Сорского. Основной предмет этого документа - монастырская дисциплина, поддерживаемая постоянным надзором. "Устав" постепенно стал моделью для большинства русских монастырей. Вот несколько параллелей между Макаренко и Иосифом.
      -- Предельно дисциплинарная мера - угроза исключения;
       предпоследнее по эффективности воздействия - публичное
       обвинение и выставление на позор согрешившего (нарушившего дисциплину), "поставить под люстру", вывесить имя на Чёрную доску позора,
       обличить нарушителя в колонии;
      -- открытое покаянное самообличение перед братией и
       самоосуждение и самообличение на собрании колонистов
       ( и в том, и в другом случае сознательно поощряется лицемерие);
      -- создание ядра праведных, "соборных" или "больших"
       братьев в обители - создание актива у Макаренко, причём
       с элементами демократизма; в коммуне им. ФЭД каждый
       мог стать "большим братом" на день, выполняя
       обязанности дежурного;
      -- процедура социализации новичков; "большая братия"
       учит юную братию подчинять свою волю Богу, для этого
       новичка заставляют совершать бессмысленные подвиги,
       чтобы он стал безусловно послушным. Макаренко
       использовал модифицированный вариант этой техники
       для умерщвления свободной воли и порождения
       безусловного послушания. Те колонисты, кто проявлял
       инициативу и делал что-то хорошее для всей колонии,
       не получив предварительного одобрения коллектива,
    все равно наказывались за своеволие. Поступок хорош,
    только если он санкционирован коллективом - вот
    моральное основание действия... Человек давит
    свободу других, чтобы. в свою очередь, быть задавленным ими.
    Для новичков проводился обряд инициации: ритуально
    сжигали старую одежду, мыли, стригли, одевали в униформу
    венного образца; сжигали старые личные дела, заводили
    новые личные карточки (Хорхордин, с. 132-140).
      
       Уместно заметить, что Иосиф Волоцкий был любимым писателем Ивана Грозного, и что его "Устав" был основой формирования и деятельности ордена опричников.
       Вторая парадигма названа автором "Конвейер по производству простых личностей":
      -- Макаренко настаивает, что работа советского педагога должна подчиняться одной цели -- созданию человека, который нужен социалистическому обществу. "Проектировка личности как продукта воспитания должна производиться на основании заказа общества". В соответствии с настроениями эпохи ему хочется, чтобы Наркомпрос разработал "чертежи" типов личности, по которым он дальше будет работать. Представление о плановом производстве личностей напоминает зловещие антиутопии О. Хаксли и Д. Оруэлла. Впрочем, через много лет популярный в среде фрондирующей интеллигенции философ Эвальд Ильенков повторит то же самое: "...формирование в массовом масштабе личности нового, коммунистического типа... стало ныне практической задачей и прямой целью";
      -- Основная забота в создании социалистической личности следующая: не столько заставить каждую личность соответствовать стандартному массовому шаблону, сколько преобразовать хаотичные массы в пристойно и дисциплинированно ведущих себя отдельных индивидов, как можно скорее и как можно дешевле.
    "Нам говорят: "Выпускайте здорового, хорошо грамотного, а если можно, то и образованного человека, дисциплинированного, бодрого, обладающего хорошим развитием и инициативой, упорядоченного в гигиене и быте, а самое главное, сознательно участвующего в общей работе коллектива и класса, активного деятеля нашего строительства, в любой момент способного стать в военные ряды для защиты нашего дела в нашей стране от армий буржуазии", - это целеполагание Макаренко вполне выражало время советских 30-х годов ХХ в.
      
       В контексте такого целеполагания удивительно и странно читать в книге Я. Турбовского
       такие проникновенные строки: " Не массу законопослушных и бездумных исполнителей приказов и
       требований готовил стране педагог Макаренко, а гордых, с великолепным чувством собственного
       достоинства личностей, способных не только творчески самореализоваться, но и брать на себя ответственность за все, происходящее рядом с ними и во всей любимой стране" (с. 55). Неужели?
       Узнаем ещё раз у Макаренко:
      -- "А я утверждаю: если бы мы могли обеспечить массовый выпуск такой продукции, то это было бы просто замечательно. И партия, и хозяйственники, и военные в таком случае сказали бы, что это действительно хорошо". О каком чувстве собственного достоинства, вообще, может идти речь?! Государство нуждается не в гармонично развитой личности, а в упорядоченных, простых и простодушных индивидах, - и мы их дадим. Массовым методом производства таких индивидов становится конвейер. Имя этому конвейеру - коллектив. Макаренко стал советским Генри Фордом массовой сборки личности. Если дешёвая модель автомобиля помогла радикально изменить человеческое материальное окружение, то недорого массово произведённая личность повлияла на духовную жизнь человека не менее фундаментальным образов (Хархордин, с. 249-265)/.
       Третья парадигма соответствует названию книги О. Хархордина - "Обличать и лицемерить":
      -- Понятие "обличение" имеет ещё более древнее происхождение чем монастырский устав: оно встречается уже в "Уставе князя Ярослава", XI век, в других правовых документах Древней Руси. Этот термин в современной интерпретации означал, что для применения санкций необходимо обличение, т.е. публичное извещение о поступке (чаще всего объектами такого обличения становились женщины, нарушившие нормы супружеской этики). В религиозной сфере мы видим, опять же, Иосифа Волоцкого как главу партии обличителей: эта партия своими обличениями еретиков добилась в 1503 году того, что Иоанн III приказал сжечь жидовствующих еретиков. Жанр обличения великолепно продемонстрирован в сочинениях Максима Грека, в переписке Ивана Грозного и князя Андрея Курбского. Грехи властей предержащих смело обличали русские юродивые, позднее, старообрядцы, их вождь протопоп Аввакум Петров.
      -- 1920-1930-е годы стали временем массовых обличений. В начале большевистский дискурс обличения обрушивается на классовых врагов, затем с особой беспощадностью на членов различных оппозиций внутри РКП(б)-ВКП(б) и членов других пролетарских партий. В годы Большого террора обличения достигают невиданной силы - за ними следовали репрессии под призывом "Раздавим фашистскую гадину!" Обличению сопутствовало публичное покаяние, имеющее свои истоки в той же религиозной практике. Один из знаменитых отцов церкви Тертуллиан (2-3 вв.) употребляет в своём трактате выражение "публикация себя". Это значило явить себя как грешника и таким образом сделать самый важный шаг к освобождению себя от греха, к приобретению нового, доброго христианского "я". Практика коммунистического воспитания называла аналогичный процесс "критикой и самокритикой". Нет необходимости напоминать о том, как каялись публично в печати и на процессах "старые большевики", на свою беду ставшие врагами И. Сталина (Хархордин, с. 276-290).
      -- Макаренковский метод "культивирования личности" начинался с техник обличения и техник покаяния, - в совокупности это называлось "работа личности над собой". Примеров - масса (см. упомянутую книгу "О коммунистическом воспитании"). Конспективно этот метод живого взаимодействия у Макаренко выглядит так: "Мы видим, что такой-то Петров был у нас в болоте, причём мы говорили ему, что ты у нас в болоте, ты ничего не делаешь, ничем не болеешь... а отряд дальше его активизирует. Смотришь, он себя чем-то проявил, в чем-то заинтересовался, ещё раз себя проявил, и вот он уже переходит в резерв актива или в здоровый коллектив".
       Согласно Макаренко, все "пережитки капитализма", все нездоровые мотивы и желания лечатся не внутренней индивидуальной борьбой с ними, но практикой обличения и самообличения, они будут устранены коллективом, совместным надзором друг за другом, и контролем за поведением друг друга. Действия коллектива могут быть такими: решительное подавление, протест, деликатное убеждение или молчаливое игнорирование в надежде на естественное отмирание (Хархордин, с. 276-290).
      -- Исповедальная тема запечатлелась во многих произведениях советской художественной культуры. И вместе с этими разнообразными практиками запечатлелось коллективное притворство, которое спокон веков сопровождало русское сельское и городское население. Таких индивидуальных симулякров Макаренко больше всего опасался и считал их одной из самых серьёзных угроз для своей колонии. Видимо, он не хотел понимать, что именно публичное обличение и самообличение как раз и являются первыми шагами на пути лицемерия. От неизбежного детского лицемерия (ради получения прощения) к массовому советскому лицемерию: ради спасения себя и своей семьи в годы террора, а в более вегетарианские времена по привычке и по принципу "я вас не трогаю, и вы меня не трогайте".
      -- Выражение "работа над собой" вошло в повседневную речь после выхода в свет книги К.С. Станиславского "Работа актёра над собой", 1938. Система Станиславского как основа советского реалистического театра, пропагандировались с небывалой силой в 1930-1940-е годы. В его технику актёрского мастерства входило так называемое "публичное одиночество": прожектор помещал актёра в "малый круг" яркого света, и он со сцены не мог видеть зрительного зала, погруженного в темноту.
       В колонии Макаренко упорного нарушителя на общем собрании ставили в центр круга, "под люстру", для психологического преображения под воздействием массового порицания... Он приводит пример: "Когда я хорошую, умненькую девочку, командира отряда, посадил под арест на 2 часа, она все два часа проплакала у меня в кабинете: как теперь появится перед общим собранием? Теперь она актриса Харьковского театра". Макаренко сам не замечает всей иронии рассказанной им истории: иногда колония создаёт лучших в мире притворщиков, которые позднее легко находят профессиональное применение этим навыкам (Хархордин, с. 347-362).
      
       ***
       Подводя итог в "Заключении" О. Хархордин пишет: "..."Романы Макаренко или его работы по педагогике, которые занимались не центральными вопросами идеологии, а мелкими деталями перестройки малой контактной группы, были близки к пониманию практических перемен. Связь подобных работ с практикой была двоякого характера. Во-первых, некоторые экспериментаторы и конструкторы человеческих душ просто пробовали в подвластных им областях применить советы Макаренко на практике. Во-вторых, гораздо большее число записных "последователей Макаренко" просто открывало для себя, что его труды помогали более или менее адекватно описать то, что уже происходило в вверенных им сферах жизни, и принимали его концептуальный язык как способ репрезентации прагматических перемен" (Хархордин, с. 478-479).
       Все три парадигмы генезиса "научной теории воспитания А.С. Макаренко", ярко обрисованные в книге О.В. Хархордина, очень далеки от позиции Я.С. Турбовского, хотя авторы оперировали одним и тем же материалом из книг, статей, выступлений советско-украинского педагога. В этом конфликте интерпретаций я полностью нахожусь на стороне автора "Обличать и лицемерить..."
       В конце главы "Нож бандита или скальпель хирурга" Я.С. Турбовской в последний раз задаёт тот же вопрос: "Как могло такое случится, чтобы воспитатель, ударивший воспитанника, признающий Сталина и советскую власть олицетворением человеческих надежд, видящий в чекистах идеал личности, требующий, наконец, полного подчинения всех и каждого, включая педагогов, коллективно принятому решению, был наделён столь исторически беспрецедентно высоким для всего человечества званием?" (с. 53).
       Ещё раз напомню, что это "звание" не Бог весть какое, слухи о его беспрецедентно высоком значении несколько преувеличены. А все остальное... Есть в личности и деятельности А.С. Макаренко что-то щемящее, беспросветно тяжёлое, что-то заставляющее вспомнить жизнь и подвиги славного идальго Дон Кихота Ламанчского... Предоставлю слово педагогу и писателю, первому беспощадному критику Макаренко ещё в советской печати: "Несчастье Макаренко в том, что он опирался на ложь, которую лагерями и расстрелами внедряли в общество и которая заключалась в абсолютной уверенности, что мир уже окончательно переделан и его надо просто отшлифовать, подчистить и тем самым довести до совершенства (...).
       "Макаренко образцово шёл на крест, среди моря крови и слёз ему удалось выстоять, ухватившись за гестаповские поводки ГПУ, НКВД, горьковские, ещё не расшатанные поручни. Макаренко был чист в своём нравственном выборе, в своём самосгорании: он помогал людям, спасал человеческие души, воспитывал детей" ( Ю.П. Азаров. Педагогика любви и свободы. М., 1994, с. 99, 123). Я признаю справедливость этих слов, хотя и не могу с ними полностью согласиться. И в те годы были люди, выбирающие себе другие страшные кресты, в том числе и среди педагогов.
       Одна из глав книги Я.С. Турбовского называется "С позиций XXI века". В конце этой главы автор поделился с читателями вот такой мыслью:
       "И коль скоро именно XXI век актуализирует не только в педагогическом, но и в общественном сознании необходимость обращения к теории Макаренко как потенциальной, но не используемой возможности реального преобразования отечественного образования, то прямое обращение к анализу предпринимаемых попыток воплощения в жизнь его великого наследия может и призвано способствовать не только и не столько выявлению причин их несостоятельности, но осознанию неотложной необходимости выявления системной совокупности условий, при которых и благодаря которым система отечественного образования сможет развиваться и функционировать, не на словах, а, как говорится, на деле. Руководствуясь принадлежащим всему человечеству великим педагогическим наследием." ( с. 17).
       Весь этот несколько замысловатый текст можно уместить в короткой фразе: "В XXI веке Макаренко снова понадобится российской школе, как только возникнут необходимые условия." И вот здесь я согласен с Я. Турбовским! В первой четверти российского XXI века "системная совокупность условий" для возвращения тоталитарной педагогики Макаренко уже почти сложились: с каждым годом укрепляется полицейское государство, оставаясь слабым по существу: возрождается квазисоветская система управления, ещё более несуразная; царствует псевдокульт личности (да если бы личности!); проводятся карикатурные псевдовыборы; воздвигается псевдожелезный занавес; неограниченную власть получили свифтовские йеху с дубинками и уэллсовские свирепые морлоки - защитники псевдовласти. И, главное, как и встарь, над всем обществом торжествует чудовищная ложь без всяких "квази" и "псевдо" на фоне безумной и бездумной милитаризации общества, начиная с младых ногтей. До полного советского маразма ситуация ещё не дошла, но страна решительно шагает обратно в ту эпоху. А впереди всех - опять российская школа, которую заставляют принимать эту ложь за мудрую правду. В таком мире Макаренко будет очень даже необходим, очень даже придётся "ко двору"!
       Как тут не вспомнить великого старика Сашу Чёрного!
      
       До реакции
       Пародия
      
       Дух свободы... К перестройке
       Вся страна стремится,
       Полицейский в грязной Мойке
       Хочет утопиться.
       Не топись, охранный воин, -
       Воля улыбнётся!
       Полицейский! Будь покоен -
       Старый гнёт вернётся...
       1905 или 1906 г.
      
       В России всё повторяется... "...и возвращается ветер на круги свои."
       Июнь-август 2019
      
      
       \\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\
      
      
      
      
      
      
      
      
      
       1
      
      
      
      

  • Оставить комментарий
  • © Copyright Корнющенко Дмитрий Ильич (tat.kornushenko@yandex.ru)
  • Обновлено: 17/01/2020. 75k. Статистика.
  • Эссе: Публицистика
  •  Ваша оценка:

    Связаться с программистом сайта.