Остыть слезою на щеке ребенка.
Светиться теплым угольком в золе.
Пролиться с неба трелью жаворонка.
Спать зернышком в декабрьской земле.
Глядеть на небо одиноким волком.
Ветрищем крылья мельницы вращать.
В сон суженой пробраться тихомолком.
Биеньем крови стужу укрощать.
Ростком неодолимо рваться к свету.
Припасть дождинкой к жаркому лицу...
Вот малости, доступные поэту,
Вот чем лишь и вернет он долг Творцу.
Теперь не речи
Вот в чем она, реальность бытия:
Я прежде всё придумывал страданья —
И это было только модной данью,
Угодой стихотворческому «я».
Теперь жизнь ухватилась за меня,
И места нет бумажному надрыву:
Куда еще пришпоривать коня —
И так он мчит во весь опор к обрыву.
Все ухищренья стали ни к чему,
Когда взаправду
Вдруг беда настигла:
Какой уж «почерк» тут и выбор стиля —
Ни сердцу воли нет и ни уму...
Что было заготовлено для речи,
Теперь бедой ложится мне на плечи.
«Полночные очи твои...»
Хлынул вечер в прибрежные травы,
А оттуда — пушистым зверьком
В обещании лунной отрады
К сердцу буйному льнет холодком.
Как люблю я преддверие ночи,
Что баюкает, счастье суля,
И никто мне судьбу не пророчит,
И никто надо мной не судья.
Ни солгать, ни украсть нет желанья,
Ни чужую жену восхотеть...
Только мучает горькое знанье,
Что уже над собой не взлететь.
Но пока что не в инее травы
И полночные очи твои
Тешат сердце мне сладкой отравой
И спасительной ложью любви.
Светло и прямо
Ах, как мне было хорошо,
Когда в пять лет, себя не зная,
И радости не сознавая,
Рука в руке я с мамой шел.
Не надо было понимать
Теперь известную мне данность,
Что грустное названье «давность»
Несет в себе и слово «мать».
Но пятилетний человек —
Он верует светло и прямо,
Что властна отменить лишь мама
И мрак, и дождь, и грусть, и снег.
Придут любимые потом,
Друзья и жены, и потомки.
Но чуть зима, но чуть потемки
Дохнут на сердце ранним льдом,
Как снова надо тьмой и льдами
Улыбка мамина встает —
И отступают мрак и лед
В пределы, что подвластны маме.
«Еще не завтра умирать...»
Еще не завтра умирать,
Еще в глазах довольно сини,
И внукам горестной России
В нас незазорно поиграть.
Да и не смерти я боюсь:
Что смерть? —
Прыжок в другую бездну! —
А лишь того, что неизвестно,
За что сейчас в потемках бьюсь.
Чего бояться! — ведь уйду,
Один ли, вместе ль со стихами,
К Рубцову, к Пушкину и к маме,
Не в этом, так в другом году.
А только хочется сейчас —
Теперь, пока душа трепещет,
Знать, что последний выдох вещий
Услышит кто-нибудь из вас.
Навстречу декабрю
Как река покрывается льдом,
Так стреножено сердце печалью,
И судьбой неотвратной ведом,
Я ноябрь одиноко встречаю.
Жизнь ушла в бессловесную глубь,
В потаенные омуты сердца...
Не лелей боль свою, не голубь
И к печали не дай притерпеться.
Здравствуй, мудрый остылый ноябрь,
Заметай мне дорогу порошей.
Бей поспешною вьюгой! — но я
Не поддамся озлобливой дрожи.
Я, как волк — одинокий дикарь,
Понукаемый болью, не злобой.
Ухожу от погони в сугробы —
В чистый, белый и честный декабрь.
А река все струит подо льдом
Бесконечные вечные воды...
Надо льдом — мамин дом.
Я. И осень. И годы.
Вино для вас
Еще чуть щиплет губы мне вино
Такой недавней юности...
Но тех, с кем ликовал я, нет давно
Как жара в лунности.
Перебродило горькое вино
Моей похмельной зрелости...
Но не дает забвения оно —
В нем нету крепости.
Я затеваю новое вино
Для недалекой старости...
И зреет пусть полсотни лет оно,
А час придет, будь выпито оно —
Пусть вами будет выпито оно
Без слез и жалости!
Вечерний декабрь
В этом мире лишь звери и дети
Любят вьюги и грозы равно —
И зимой не тоскуют о лете,
И не грезят о севере в зной.
... Есть в декабрьской истовой стыни
нарочитая строгость и хмурь:
так не сходятся праздничный иней
и укрытая в тучах лазурь.
Только полно! — настолько ли чужды
Отживающему декабрю
Юный месяц в невнятице вьюжной,
Поцелуем согревший зарю,
И ресницы замерзшие эти,
И сквозь них — обжигающий взгляд?..
Только ты, только ты есть на свете.
Всё к лицу тебе: и снегопад —
Чтоб светились глаза сквозь снежинки,
И озноб на июльской заре.
Даже эти смешные морщинки,
Что не портят ни фей, ни царей.
А декабрь...
Что — декабрь? Что — потери?
Что восторги июльских ночей?..
В этом мире лишь дети и звери
Любят крепче и горячей.
Не плачь!
Никто не виноват, поверь,
Что нам упало разлучиться:
А просто плакал в поле зверь
И тосковала в небе птица.
А просто в этот час Господь
Кого-нибудь другого слушал —
И стала розной наша плоть,
И разминулись наши души.
А просто выпала судьба
Пригубить нам из чаши гнева,
А просто в мае снег упал
И ноябрем дохнуло небо.
И неприкаянно душа,
Не смея и дохнуть в неволе,
Без слез томилась, не дыша,
И тосковала птица в поле.
Не плачь! — уже нам не к лицу
Ни плакать, ни мечтой томиться...
Смотри: двоих ведут к венцу:
Ты слышишь, как ликуют птицы!?
Дай Бог им так же, как теперь,
Любить и век не разлучиться —
И пусть не плачет в поле зверь
И не тоскует в небе птица.
Последняя звезда
Вот ведь какая беда,
Вот незадача какая:
Светом последним сверкая,
В небе погасла звезда.
Над ледяною рекой
В неколебимых оковах
Ни щебетанья, ни слова —
Но бесконечный покой.
Царства пройдут и цари,
Звезды умрут и планеты,
Кратким нездешним приветом
Небо на миг озарив.
На ледяные мосты
Стань без восторга и гнева:
Нет у нас общего неба,
Нету заветной звезды.
И не на миг не замрет,
Не застучит с перебоем
Сердце мое горевое,
Бедное сердце твое.
А потому что беда
К нам подступила такая —
Светом последним сверкая,
В небе сгорела звезда.