Lib.ru/Современная:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Помощь]
* * *
Встал - и вспомнить не можешь числа сего.
Ум, как сельдь, закутывается в сети.
Близко время забвенья тобой всего,
близко время забвенья тебя всеми.
* * *
Проснулся и хотел стихи писать.
Да где уж! Громоздятся планы кучей.
И нет бы мне сказать себе: "Присядь!
Не упускай представившийся случай".
Но вместо этого в торговый центр
поехал за вином для юбилея.
В безвольном отупении от цен
слонялся там, краснея и белея.
Домой вернулся этак после двух,
как жеребец, со взмыленною шеей.
За чаем перевёл немножко дух
и занялся рассылкой приглашений.
Обедал. Рисовал. Смотрел фильмец.
А за окном уже сгущался вечер.
Играл на пианино. Наконец
вновь ощутил, что я велик и вечен.
Тогда открылся файл с черновиком,
прочитан был критически, натужно.
Пора писать бы! Но о чём? О ком?
Да и зачем же людям это нужно?
Я корчился в огне душевных мук,
не чувствуя к писанию азарта.
И вот, в сердцах захлопнув ноутбук,
всё, как обычно, отложил до завтра.
* * *
Рождаются из праздности и лени
десятки неплохих стихотворений...
Конечно, это глупость, это миф.
Так думающий, думает напрасно, -
душа поэта никогда не праздна
и не бывает ум его ленив.
Он только с виду мягок и рассеян,
он может напиваться как Есенин,
как Хлебников нести порою чушь.
Ему копать канавы неохота,
ведь у него тяжелая работа
кипит внутри, а внешнему он чужд.
Мартышкин труд читать ему морали,
хоть заори - услышит он едва ли,
поскольку занят кое-чем иным.
Земная жизнь поэту незнакома.
Ты лучше проводи его до дома,
но будь в пути внимательнее с ним.
* * *
Недавно мне сказали, что в Голландии,
стране светящих красным фонарей,
такое дело местные наладили,
чтоб, значит, заработать поскорей.
Кто там помрёт, и не оставит дарственной,
и некому его оплакать дух,
ведут к тому за счёт за государственный
поэта одного, а то и двух.
Покойнику приятно уважение
и у него написано на лбу,
когда поэт прочтёт стихотворение,
что это даже кайф - лежать в гробу.
А мы своих не жалуем покойников,
народ наш от голландского отстал.
И в том, что у поэта нет поклонников,
повинен, безусловно, "Ритуал".
РИМСКАЯ БАСНЯ
Солдат щенка за пазухой держал.
Приметил это Цезарь и сказал
(должно быть, обнимая проститутку
и титьки ей под платьем теребя):
"Что, не рожают бабы от тебя?"
Плутарх воспроизвёл нам эту шутку.
Историку совсем щенка не жаль.
Он даже присовокупил мораль
(его я прямо вижу с постной рожей):
мол, кто возьмёт щеночка, тот слабак.
Плутарх, возможно, не любил собак,
хотя писатель, в общем, был хороший.
Однако мне Плутарх теперь не мил.
А Цезарь что? Он ляпнул и забыл.
И от того не много потеряет
в веках его величественный вид.
Глупец не тот, кто глупость говорит,
а тот, кто с умным видом повторяет.
ГЕРКУЛАФФИТИ
Был эскулап у Тита Флавия -
Аполлинарий, древний грек.
Какой он врач, гадать не вправе я,
но видно ценный человек.
Неведомо с какими планами
(о том предположений нет)
он оказался в Геркулануме
и посетил там туалет.
Расположившись в помещении,
провёл приятно время он -
дошла об этом посещении
к нам весть из глубины времён.
Из-под седых забвенья лап она
кривыми буквами поврозь
глядит, на стенке нацарапана
каким-то скальпелем, небось.
В ней имя, дальше кесарь с титулом,
и подытоживает труд
врача, назвавшегося Титовым:
"Отлично испражнился тут".
Конечно, фраза непристойная.
А сохранит ли после вас
неумолимая История
хоть парочку дурацких фраз?
КОЛЛЕКЦИОНЕР
На просторах города столичного
попривык наведываться я
в поисках чего-то необычного
к разным собирателям старья.
Нет, я не охочусь за диковинкой
по цене китайского авто -
мелочи довольно мне дешёвенькой,
кем-то не примеченной зато.
А бывают и такие редкости,
что сражают прямо наповал.
Даже посещает чувство ревности
к тем, кто ими прежде обладал.
И потом, как лампу закопчённую,
оттираешь купленный предмет,
чтобы красоту, в нём заключенную,
из забвенья вывести на свет.
Каждому известна польза трения,
каждый здесь немножко Аладдин.
Магия, гляди, проснулась древняя,
и повелеваешь ты один!
Может быть, и нас (меня вы, лапочки,
уж простите за такой пример)
выбирает среди дряни в лавочке
тоже некий Коллекционер.
РИСОВАЛЬЩИК
Остриём карандашной иглы
ты царапаешь времени щёку -
и лицо постепенно из мглы
прорастает сквозь узкую щёлку,
и глаза напряжённо глядят,
сверхъестественный свет излучая,
словно этот пронзительный взгляд
под картоном сиял изначально.
Словно мир отдалённый, не наш,
мир, где память струится живая,
непослушный пронзил карандаш,
две вселенные плотно сшивая.
* * *
У Ксюши был игривый, резвый нрав,
типичный для хорька, а не для кошки.
Частенько, к подоконнику припав,
охотилась за птичками в окошке...
(Я это написал, рыдая. Тьма
мир внутренний на полчаса объяла.)
Как дочь, любил я Ксюшу и с ума
чуть не сошел, когда ее не стало.
Проститься с ней едва хватило сил.
А дома ночь была подобна аду.
С утра окно пошире я открыл,
чего пятнадцать лет не делал кряду.
Присел к столу. И вдруг исподтишка
синичка прямо в комнату влетела -
на стебельке домашнего цветка
заметил я трепещущее тело.
Известно мне из жизни, не из книг:
чудесное для человека - тайна,
но мысль, что посещает в первый миг,
всегда остра и точно неслучайна.
Всё старое когда-нибудь должно
закончиться. И новое начаться.
Как птичка, упорхнувшая в окно,
что будто залетала попрощаться.
* * *
Петербург. Дома, дома, дома,
из петровской выросши потехи,
встали, как роскошные тома
в императорской библиотеке.
На московских улочках кривых
мало вы подобного найдёте.
Впрочем, книги я читать привык
не в таком парадном переплёте.
Уезжаю. Не родной я тут,
хоть и обхожусь уже без карты.
А дома плывут, плывут, плывут,
словно броненосные эскадры.
* * *
Москвичи такие: им пожалуйся -
глянут равнодушно и спесиво.
Не дождёшься ты от них "пожалуйста",
сколько им ни говори "спасибо".
Может быть, их резали и вешали?
Может, в детстве пыткой угрожали?
Так или иначе, но невежливы,
хмуры и враждебны горожане.
Чувствуя себя таким же Каином,
полным недовольства и опаски,
взглядом я скольжу по лицам каменным, -
прямо не Москва, а остров Пасхи!