Мартьянов Виктор Сергеевич
Концепция метаязыка как способ решения проблемы самоописания политической науки

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Мартьянов Виктор Сергеевич (urfsi@yandex.ru)
  • Размещен: 21/01/2013, изменен: 21/01/2013. 23k. Статистика.
  • Статья: Философия, Политика, Обществ.науки
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мартьянов В.С. Концепция метаязыка как способ решения проблемы самоописания политической науки // Социум и власть. 2004. Номер 1. С. 39-45. Метаязык политической науки - это методологически искусственно выделяемая структура языка, с помощью которого становится возможным говорить о другом языке, то есть языке политической теории. Последняя анализирует политику как объект (реальность), но не в силах объективировать собственные аксиоматичные представления. Политическая теории как научный язык описания не может, одновременно, вести анализ политической реальности и рефлексировать принципы этого анализа.Суть предложенного нами решения состоит в выделении метаязыка политической науки как рефлексивной структуры теоретического субъекта, с помощью которой он уясняет самого себя. Метаязык выявляется через прерывание идеологической структуры самореферентного описания политики.
    •   Проблематизация методологических оснований современной политической науки связана с тем, что после экспоненциального бума отечественной политологии, некритичного усвоения и применения огромного числа теорий, концепций, подходов, выработанных в мировой политической науке, наступил этап "теоретического отрезвления". Он связан с рефлексией самой противоречивой структуры политического знания, метода и аксиоматических ценностей политических теорий, их социокультурными и историческими обусловленностями. Все глубже осознается, что в политической науке не существует позиции: а) универсального наблюдателя, б) объективной и очевидной для всех политической реальности, где политическая теория является ее зеркальным отражением. Оказалось, что политика может конструироваться в представлении, в том числе и как "очевидность", политической теорией. И социальная составляющая этих конструктов определяет дискурс политической практики, а условия производства политического знания являются детерминантами политических истин.
      Современная ситуация мышления в отечественной политической науке характеризуется минимальной саморефлексией и множеством ложных дилемм, вырастающих из путаницы и аморфности понятий, умолчания о фундаментальных методологических противоречиях. Последние не решаемы апелляцией к политической реальности, фактам и онтологической аргументации, имея в отношении различных прикладных интерпретаций политической картины аксиоматический характер. Отсюда, как следствие, рост необходимости аксиоматического осмысления политической науки. Назрела актуальность переноса акцента познания с политического как объекта, то есть с "что" - на самого познающего субъекта. На то, "кто и как" мыслит о политике внутри политической науки. Субъектом политической теории все более осознается, что ценности определяют теорию, метод конституирует объект, описание задает характеристики явления, а "как" детерминирует "что". Таким образом, осуществляется своеобразный поворот от квазинейтрального, бессубъектного описания политических объектов как применения универсальной теории к частному предмету, к осмыслению: а) самого субъекта описания политики; б) методов описания; в) условий (контекстов) производства политического знания.
      Речь идет о познании исходных априорностей, из которых "сконструированы" политические концепции: какие исторические, культурные, этические императивы их породили, как они проявляются в методологическом аппарате теории, в свою очередь классифицирующей и оценивающей политическую реальность определенным образом? Какие контекстуальные задачи решают возникающие в определенные моменты истории политологические методы, что влияет на их "судьбу", то есть изменения, релевантность, актуальность? Значение подобных вопросов особенно возрастает во "времена перемен", когда происходит смена парадигм, нормативных структурно-теоретических моделей политики. Эта смена с особой отчетливостью обнажает методологические дилеммы в фундаменте политической науки, призванные поддерживать общий каркас политической теории.
      Актуализация эпистемологических оснований метаязыка "научного описания" политики привела к осознанию двойственности, маргинальности положения политической науки в ряду общественных и гуманитарных наук. Эта двойственность связана с ее опорой, с одной стороны, на общенаучный код истины и интеллектуальную автономию ученого, с другой - на её конкретно-исторические дискурсы, ангажированные политическим полем властных отношений, социально-экономическими интересами, культурой, волей политических субъектов и т.д.
      Проблема самонаблюдения политической науки тесно связана с осмыслением детерминации политического знания отношениями по поводу власти, которые представляет политика. Более того, границы политического, структура и свойства политических феноменов прямо детерминированы априорным выбором теоретического метаязыка описания этого поля и его феноменов. Отрицание такой детерминированности "объективистскими" теориями, изгоняющими и заклинающими все субъективное, ценностное, моральное, ангажированное и т. д., как "бесов" и "идолов", мешающих описывать политическое "как оно есть на самом деле", является не более чем методологическим приемом, призванным разрешить дополнительные околонаучные задачи политологического дискурса, связанного с апологетикой сложившегося идеологического порядка и легитимацией власти.
      Средством выявления априорных аксиом политического познания, того "кто, как и с помощью чего" определяет выбор метода и критерии релевантности политических теорий по нашему мнению может стать искусственно выделяемая структура метаязыка политической науки. Метаязык, как методологическая модель, предназначен для осмысления самого политического мышления, то есть рефлексии теоретического субъекта политической науки над методологическими принципами политического познания, сравнительного анализа политических теорий как интерпретаций политической реальности.
      Причем метаязык, как и политическая теория, не может выполнять двойную задачу: он осмысляет исходные методологические установки политической теории, как своего языка-объекта, сравнивает политические теории как интерпретации политики, но не может определить критерии "истинного соотношения" реальной политики и некой идеальной политической теории, так как его задача - рефлексия над теориями и методами, уже определенным образом осмысляющими политику.
      В политической науке проблема собственного метаязыка выходит на первый план, когда научное сообщество: с одной стороны, вдруг замечает изнанку, неадекватность общепринятого научного языка описания новым политическим контекстам и, одновременно, с другой стороны, его связь с исчерпавшейся историко-культурной ситуацией мышления и неким политическим субъектом, которые ее легитимировали. Кардинальная трансформация российской политики в последние 15 лет и смена ценностно-методологических парадигм политической науки, самих способов осмысления политической реальности находились в состоянии взаимной детерминации.
      С помощью метаязыка становится возможным разрешение проблемы самоописания политической науки, прояснение методологической структуры политической рефлексии. Метаязык представляет собой структуру политической теории, с помощью которой мыслящий субъект способен "тематизировать" самого себя. Метаязык представляет собой теоретический язык "второго уровня", метатеорию как объективацию "обычной теории", внутренний язык политической науки. Он не обращен непосредственно к политике как таковой, к анализу политической реальности. Его означаемым (референтом, реальностью) является не политика, а сама политическая теория.
      Поэтому, если политическая теория является теоретическим языком, для которого объектом исследования является политика как таковая, то для метаязыка политической науки предметом анализа выступает сама политическая теория как реальность, как текст, как язык-объект. Особое значение в данном контексте имеют труды Р. Барта, разработавшего структуру метаязыка как языка "второго порядка", для которого означающие "обычной политической теории" являются референтом, означаемым, начальным условием действительного самоописания.
      Таким образом, метаязык политической науки - это методологически искусственно выделяемая структура языка, с помощью которого становится возможным говорить о другом языке, то есть языке политической теории. Последняя анализирует политику как объект (реальность), но не в силах объективировать собственные аксиоматичные представления. Политическая теории как научный язык описания не может, одновременно, вести анализ политической реальности и рефлексировать принципы этого анализа.
      Суть предложенного нами решения состоит в выделении метаязыка политической науки как рефлексивной структуры теоретического субъекта, с помощью которой он уясняет самого себя. Метаязык выявляется через прерывание идеологической структуры самореферентного описания политики.
      Когда политическая теория анализирует политическую реальность, она уже не задается вопросом о методе этого анализа, он известен и выбран заранее. Но с точки зрения того, что (или кто) определяет методологию политической теории, метаязык политической науки связан с априорной аксиологией политической теории, которая, в свою очередь, описывает политику. Априорность означает, что метаязык политической науки предшествует и во многом детерминирует "условия и формы опыта" политических теорий.
      Метаязык политической науки - это набор базовых методологических противоречий, который предшествует политической теории. Обращение к этим дилеммам, а тем более их интерпретация предполагает выход на недоказуемые в рамках политической науки идеологические аксиомы политического познания, на соотношение кодов научного знания и кодов веры, власти, идеологии. Выбор модели метаязыка политической науки можно осознать и обосновать только на ее нормативном уровне. Наличие подобного уровня в политической науке признается отнюдь не всеми политологами.
      Часто политические теоретики просто не осознают существования подобного фундаментального выбора на ценностном уровне, тем не менее, активно используя свой неизбежный, но бессознательный выбор в политических исследованиях. Метаязык представляет собой самоописание политической науки, размышление теоретика относительно собственных социальных, методологических, ценностных оснований мышления, которые обуславливают размышления "политических ученых" о политике.
      Политическая теория рассматривается нами в рамках структуралистского подхода как искусственный научный язык, призванный описывать язык естественный, то есть язык политики и политиков. В этом контексте политическая теория анализирует политику, выступая как "метаязык политики". Выделяемый нами "метаязык политической науки" является искусственным языком описания "второго уровня", призванным описывать теоретический язык первого уровня, язык-объект, то есть политическую теорию или политическую науку, которые используются нами как синонимы.
      Политическая теория, описывая жизненный мир политики, не может одновременно заниматься самонаблюдением, анализировать "как и с помощью чего" ведется это описание. Для этого и выделяется метаязык политической науки как способ наблюдения за наблюдателем. Метаязык как комплекс норм, ценностей, представлений, дилемм определяет историческую аксиоматику теоретического политологического языка. Историческая трансформация метаязыка - миф, теология, идеология, нарратив, влечет изменение актуального типа политической "научности" в ее широком понимании: магического, теологического, экзегетического, идеологического, пост-рационального и т.д.
      Метаязык не есть что-то идейно целостное, наоборот, это набор дилемм, априорный выбор внутри которых определяет существенные характеристики модели метаязыка, детерминирующей ту или иную политическую теорию.
      Таким образом, областью применения метаязыковой методологии выступает система политического знания как совокупность политических/политологических текстов, включающая в себя и политическую науку. Эта совокупность структурируется в виде ряда моделей метаязыка политической науки. Метаязыковые модели детерминируют метод и аксиологические принципы политического знания.
      Структурировать иерархическое поле исследования можно следующим образом:
      
      1. ↑↓Текст 1 - политическая теория/идеология (язык-объект как развернутый код или текст)
      2. ↑↓Текст 2 - метаязык (текст о тексте, метатекст)
      3. ↑↓Политика - генератор знаковых систем и кодов (реальность)
      
      Проблема метаязыка описания и социальной "сконструированности" научных теорий общества, человека, политики достаточно хорошо разработана в антропологии, социологии и политической философии, однако ее введение в оборот политической науки наталкивается на ряд препятствий теоретического и практического характера. Отчасти невнимание отечественных исследователей к методологическим проблемам вызвано стремлением установить хотя бы минимальный уровень теоретического согласия по поводу основ политической науки, пережившей в новейшей отечественной истории ряд фундаментальных потрясений и смену самой парадигмы политического знания.
      Трудность самого подхода к давно назревшей проблеме связана преимущественно с тем, что отечественная политическая наука восприняла в качестве нормативной позитивистскую англосаксонскую модель, с ее тактикой культурной и моральной нейтральности, эмпиризмом, объективизмом, прогрессизмом, которая затрудняет обращение к самоосмыслению теоретического субъекта и метаязыку политологического исследования.
      Поскольку для выхода на метаязык политической науки требуется не просто описание политики в рамках той или иной теоретической парадигмы, но выход на политико-идеологические контексты и метод описания, на нормативный уровень политической науки "объективацию объективирующего субъекта" (П. Бурдье) и "наблюдение за наблюдателем" (Н. Луман), средства позитивистской модели политологии, метод которой накладывает запрет на обращение к "макротеории" и "метапарадигме", для этого не подходят.
      Выход на уровень метаязыка возможен только путем рефлексии политической науки, ее познавательных принципов в целом. Речь идет о восстановлении "черновика", контекстуального плана политических парадигм, путем возвращения их в исторические и социокультурные контексты, в рамках которых они оформляют образцовую модель политической научности.
      Обобщим вышесказанное.
      Обращение к метаязыку политической науки осуществляется путем прерывания тавтологического (идеологического) самоописания политической теории, путем выхода на границы метода, определяющие критерии его "научности" и "истинности".
      Политическую область исследований можно рассматривать как знаковую систему. Политическая теории - это искусственная знаковая система, надстраиваемой над универсальной, естественной знаковой системой языка.
      Метаязык политической науки - это язык "знаковой системы второго уровня", с помощью которого говорят о языке-объекте политической теории, выступающей в качестве первичной знаковой системы в области политического знания. Обращение к метаязыку политической науки осуществляется посредством саморефлексии теоретического субъекта. Метаязык политической науки извлекается из ценностных и методологических априорных аксиом познания политики, к которым отсылает любая политическая теория, если она хочет избежать ложного круга, то есть объяснения одних понятий через другие - постоянного "доказательства доказательств".
      Итак, политику и описывающую ее политическую науку можно рассматривать на следующих уровнях.
      1. Политика как система действия. Представляет собой непосредственную политическую практику - "нулевую степень политики". Здесь политический субъект неспособен к саморефлексии и самоосмыслению, будучи связан с политическим как с доксическим - то есть с общественным мнением, здравым смыслом и разного рода самоочевидностями. Политики не производят политическую теорию и не осмысляют политическое поле теоретически. Они ретроспективно воспроизводят, "отражают" политическую теорию на основе умножения и повторения уже имеющихся теоретических моделей. Политическое знание здесь подчинено практическим целям и привлекается лишь вспомогательно-легимимирующим образом, задним числом. На этом уровне политическое знание может играть лишь идеологическую, легитимирующую роль.
      2. Внешний метаязык (метаязык политики) - теоретическое схватывание политики, направленное на политику как объект, связанное с "рецептурным" применением теоретических схем и парадигм, методологические и аксиологические основания которых сами по себе под вопрос никогда не ставятся. Таково большинство политологических текстов, особенно прикладного характера. Языком-объектом внешнего метаязыка может являться только язык политики. В этом смысле "внешний метаязык" методологически ограничен и детерминирован политической властью, то есть идеологичен. Идеологичность состоит в том, что теоретический субъект не способен к самоуяснению и прерыванию самореференции, так как это его делегитимирует. Поскольку релевантность политической теории определяется "трансцендентальным согласием" научного сообщества относительно ее доказательных аксиом, то проблематизация этих аксиом внутри данной языковой игры (научной, властной, мифологической, этической) ведет к разрушению и релятивизации данной модели языка. Подобный подрыв доверия возможен, как правило, только извне.
      3. Внутренний метаязык (метаязык политической науки) - ориентирован на означающие внешнего метаязыка, саморефлексию политического субъекта. Рефлексия над политикой осуществляется здесь опосредованно, так как предметом рефлексии выступает корпус самих политологических текстов и теорий. Внешний метаязык здесь сам превращается в "язык-объект". Внутренний метаязык ориентирован на теорию метода и субъекта познания, являясь метаязыком самоописания политической науки. Структура подобного метаязыка предполагает выход на метапарадигму политической науки.
       Соответственно, можно выделить следующие модели метаязыка политической науки. "Внешний метаязык" связан с тавтологической моделью политической науки, самоописанием власти. Границы политической науки имеют здесь жесткие позитивистские рамки, связанные с универсальностью метода и универсальностью наблюдателя. Исторически, этот метаязык связан с приходом политики в идеологическое состояние Модерна и интересами Буржуазии, стремившейся свести все возможные политологические дискурсы к универсальности собственного дискурса, отождествлением его с политически всеобщим, окончательным и внеисторическим состоянием политики.
      Эта апология политической действительности как такой, в которой заложено все, что "могло бы быть", явно или не явно имеет форму идеологии (по К.Манхейму), играющей на руку существующему в политике статус кво. Границы жизненного мира политики свертываются, отождествляясь с границами позитивистского метаязыка. Любое высказывание становится истинным, то есть непротиворечивым просто потому, что отсутствует внеположный ему контекст, так как текст и контекст тождественны. Поэтому весь язык, весь корпус возможных значений политической истины принадлежит тавтологическому метаязыку позитивизма с его особой формой сверхрациональности.
      Исторически, противостояние внешнего и внутреннего метаязыков политики в наиболее явной и принципиальной форме проходит сквозь спор "акратического" и "энкратического" политологических метаязыков: герменевтики и позитивизма ("энкратический" и "акратический" языки (или виды дискурса) - термины, введенные Роланом Бартом, см: Барт Р. Война языков // Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989, с.535-544). Знаковый метаязык политической науки "энкратичен" и противостоит ему "акратический", то есть вневластный язык, критичный к доминирующему дискурсу властного метаязыка. Доминирующий дискурс политической науки всегда "энкратичен", то есть связан с самореференцией власти: апология власти довлеет в нем над кодом автономной научной истины. Он не проблематизирует ни субъекта познания, ни метод описания, стремясь теоретически закрепить сложившийся политический порядок.
      Энкратический метаязык "...выглядит как "природный" и потому трудноуловим; это язык массовой культуры (большой прессы, радио, телевидения), а в некотором смысле также и язык быта, расхожих мнений (доксы); сила энкратического языка обусловлена его противоречивостью - он весь одновременно и подспудный (его нелегко распознать) и торжествующий (от него некуда деться); можно сказать, что он липкий и всепроникающий". (Барт Р. Война языков // Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1989, с.537). Иными словами, вдруг оказалось, что ясность структуры этого метаязыка вырабатывается искусственно, подозрение к подобному языку оказалось не напрасным: ясный язык, язык доксы - это всегда язык власти, где ясность является функцией его убедительности, а естественность - эффективным способом трансляции нормы-власти.
      Энкратический метаязык нормативирует политические решения и действия с точки зрения их эффективности. Подобный дискурс характерен для самолегитимации элиты, которой кроме идеи эффективности больше нечего предложить для сохранения и оправдания существующего в политике статус кво, которое ее вполне устраивает.
      Ключевым концептом парадоксального метаязыка, принадлежащего "демосу", является решение вопроса о политической справедливости. Справедливость, которая является легитимирующим условием политического действия, направленного на освобождение, практику борьбы за установление нового формата справедливости классовых отношений, отношений элиты, народа и государства. Иными словами, политическая этика элиты ориентирована на идею эффективности, этика массы - на идею справедливости.
      Парадоксальный метаязык появляется как структурно оппозиционный метаязык политической науки, критикующий самоочевидность как начало политической мысли. Парадигма энкратического метаязыка расценивается как ущербная форма науки, ориентированная на поиск истины как властной "оптимальности", эффективности, правильности, тождества буржуазного разума и реальности. Однако историческая форма этой правильности, ее ангажированность не осознается производящим ее теоретическим субъектом, поскольку в рамках жесткого нормативизма нельзя проблематизировать цели и истоки господствующих норм. Дело в том, что вопрос об аксиомах политического знания является одновременно вопросом о легитимности политического порядка, который они призывают/призваны обеспечить. Парадоксальный метаязык утопичен в том смысле, что взрывает идеологическое политическое бытие и привычки мышления, с точки зрения того, что могло бы быть, как первоначала мысли. И в этом смысле то, что могло бы быть, не содержится в том, что есть. Но только таким образом, негативируя и пара-доксализируя политическую реальность, критикуя данный властный порядок, можно ее рефлексивно осмыслить. Иначе власть дискредитирует в своем внутреннем идейном пространстве, по критерию норма/не-норма, любую попытку самостоятельного мышления, не принадлежащую субъекту власти.
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Мартьянов Виктор Сергеевич (urfsi@yandex.ru)
  • Обновлено: 21/01/2013. 23k. Статистика.
  • Статья: Философия, Политика, Обществ.науки
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.