Lib.ru : Мартьянов Виктор Сергеевич. Умножение зла добром

Мартьянов Виктор Сергеевич
Умножение зла добром

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]

Размещен: 17/08/2017, изменен: 17/08/2017. 41k. Статистика.

Скачать FB2

Аннотация:
Мартьянов В.С. Умножение зла добром // Свободная мысль. 2008, Љ5 (1588). С.83-96. Аннотация: Обобщающий термин "экстремизм" появился в современной политике относительно недавно - во второй половине XX века. Практики экстремизма принято представлять как некую "проклятую сторону вещей" официальной политики, противоположность закону и порядку. Между тем при ближайшем рассмотрении нередко оказывается, что мнение, будто легальный характер носят лишь существующие государственные институты, а то, что им противостоит, - априорное зло, попросту неверно.

Как определить экстремиста?

Обобщающий термин "экстремизм" появился в современной политике относительно недавно - во второй половине ХХ века. Практики экстремизма (терроризм, расизм, нелегитимное политическое насилие) принято представлять как некую "про´клятую сторону вещей" официальной политики, противоположность закону и порядку. Между тем при ближайшем рассмотрении нередко оказывается, что мнение, будто легальный характер носят лишь существующие государственные институты, а то, что им противостоит, - априорное зло, попросту неверно.

Борьба с экстремизмом выполняет две важнейшие функции. Во-первых, она олицетворяет моральность существующего государственного устройства, социально-экономической системы и тех, кто действует от их имени. Во-вторых, она четко разводит нормальное и патологическое, легальное и нелегальное, закон и насилие и т. п. Одновременно государственная монополия на классификацию политического поля позволяет выводить за его пределы все, угрожающее дальнейшему существованию конкретного политического режима.

Однако не будем забывать, сколь сложную систему представляет собой современное демократическое общество, в котором индивиды и социальные группы придерживаются различных ценностей. В этих условиях выявить сферу всеобщего интереса, выходящую за пределы частных (приватных) пространств, можно только посредством общественных дискуссий и конфликтов, способов выявления господствующих нормативных представлений, которые обычно и закрепляются в законах. Причем из-за непрерывной трансформации обществ любые нормы нуждаются в постоянной коррекции, поскольку ранее самоочевидные представления и запреты (например, христианский запрет на ссудный процент или прелюбодеяние) перестают соответствовать изменившимся общественным практикам; соответственно, должны утрачивать силу и законы, призванные их поддерживать. Если закон нарушается большинством, значит, он более не соответствует общественной морали и нуждается в коррекции или отмене.

Прежде чем перейти к анализу нормативных интерпретаций экстремизма в российском законодательстве и разбору практики борьбы с его проявлениями, попробуем очертить исходное теоретическое и функциональное пространство экстремизма. В самом общем приближении экстремизм (франц. "extremisme", от лат. "extremus" - "крайний") - это политическая практика с радикальными идеями как базовыми, отрицающими идейно-институциональные основы конкретного социально-политического устройства и призывающими к его немедленному насильственному изменению.

Следует уточнить, что понятие экстремизма имеет искусственный характер и рождено столкновением государств с новым комплексом вызовов морально- политического плана. При этом государство и его агенты еще не знают, как реагировать на вызовы своей легитимности, начиная смешивать разные явления и порождая новые объяснительно-бесполезные сущности - такие, как экстремизм. Соответственно, мы исходим из следующего: экстремизм не может быть учением, поскольку является лишь видом различных практик - таких, как геноцид, этноцид, терроризм. Поэтому можно говорить только об экстремистских практиках: в классификации политических учений и законотворчестве не может быть отдельно существующего экстремистского политического мышления или экстремистской идеологии.

Для обоснования экстремистской практики радикальные учения предлагают своим адептам не конструктивную систему взглядов оппозиционной направленности, а иррациональные в своей основе проекты тотального пере- устройства общества. Как правило, последние отличаются мифологическим и упрощенным характером: люди и маргинальные группы, в силу различных причин не имеющие возможности заявить о своих интересах и проблемах, обездоленные и ущемленные, выражают социальный протест наиболее доступными способами. В результате появляется феномен смещения, когда классовые конфликты интерпретируются "обиженными" с использованием более простых ксенофобских и этноцентристских мифологем*.

При этом объективная невыполнимость декларируемых целей приводит к героизации и эстетизации насилия как такового. С психологических позиций исключенность экстремистов из общества предполагает компенсацию в виде "исключительности" исповедуемого политического учения, нетерпимость к "иному", ультимативный характер политических требований. Это, согласно Н. Луману, - типичная стратегия провоцирующего детского поведения по от- ношению к взрослым. Власть, генетически вырастая из насилия, строится затем именно на его исключении и недопущении неприемлемой альтернативы. Поэтому необходимость прибегать к насилию дискредитирует власть: "Провокация является вызовом для властителя, требующим от него демонстрации или даже реализации своих альтернатив избежания, что приводит к разрушению его власти им же самим".

Субъектами экстремистской деятельности, как правило, выступают политические маргиналы, неспособные добиться своих целей легальными средства- ми. В силу этого экстремисты широко используют практику политического шантажа действующей власти и общества в целом, направленную на дестабилизацию основ политического режима. Последовательная реализация экстремистской идеологии ведет к невозможности существования либеральных демократий в современных поликультурных и многонациональных государствах. Как правило, экстремистская риторика связана с восстановлением по- пранных идеалов своеобразно понимаемой справедливости. Исключенные из общества люди и группы приобретают в собственных глазах статус исключи- тельных, ставят себя "над обществом" и "над человеком". Суть экстремистского насилия связана с деуниверсализацией принципов, лежащих в основании легитимного государственного насилия.

Главным объективным критерием отнесения к области экстремизма являются формы политической практики, в которой реализуются те или иные политические идеи. Экстремизм законодательно и объективно можно "зафиксировать", только когда крайние формы политического мышления переходят в "экстремизм действия" - террор, гражданскую войну, нелегитимное насилие, геноцид, этноцид, нарушение прав и свобод человека, закрепленных в конституциях современных государств и нормах международного права. Поэтому политический радикализм становится экстремизмом, только когда переходит от слов к действию; на теоретическом же уровне разницы между ними нет. В данном случае под политическим (публичным) действием также подразумевается публичная речь людей, выступающих от имени тех или иных официальных структур.

Для субъектов экстремистской деятельности характерны правовой нигилизм и тотальное отрицание конкретного общественного строя (государства), легитимирующих его идей, традиций и институтов. Практика экстремизма характерна нетерпимостью, бескомпромиссностью, редукцией многомерных общественных проблем к простым решениям, черно-белым делением мира на друзей-врагов, стремлением к разрушению существующего общественного строя как к условию реализации сакрально-мистических идей. Часто эта тенденция проявляется в стремлении экстремистов насильственно "очистить" в целом приемлемое для них общество от появившихся в какой-то момент негативных явлений, недостатков, используя риторику очищения, изгнания, насильственного перевоспитания и т. д.

Идейно-правовые координаты экстремизма

Основная проблема корректного определения области экстремизма зачастую заключается в стирании нравственной противоположности действующей власти и экстремистов, так как границы возможного (приемлемого) и табуированного в конкретном обществе являются эффективными, когда устанавливаются лишь в результате широких и гласных общественных дискуссий, а не в одностороннем порядке (даже если этой стороной выступает государственная власть). Отсутствие общественного обсуждения критериев запрета тех или иных организаций, форм поведения или произведений культуры, изменение этих критериев, их двусмысленность, субъективность, тем более избирательность, могут привести лишь к одному результату: борцы с терроризмом и экстремизмом сами постепенно становятся не отличимыми от террористов. А легитимное насилие вместо поддержания законов, общественных установлений и институтов превращается в кошмарную практику моральной дискредитации действующего политического режима.

Таким образом, первый краеугольный камень в определении области экстремизма - это выяснение границ и форм политического насилия и его субъектов, всегда относительных (границ), подвижных и зависящих от моральных, социальных, исторических и иных представлений, присутствующих в обществе.

Актуален вопрос: может ли современное государство являться субъектом экстремизма, то есть нелегитимного насилия, в международном масштабе? Очевидно, что подобное возможно в случае, если такое государство или его отдельные институты используют аппарат насилия, принуждение и законы для служения тем или иным частным или корпоративным интересам, отождествляемым с национально-государственными. История знает немало примеров (массовые необоснованные репрессии в сталинской России, Холокост, "культурная революция" в Китае и др.), когда экстремистской может стать не только деятельность маргинальных групп, но и политика, официальная практика и законы крупных "цивилизованных" государств. С позиций неуклонного развития международного права и все большего (добровольного!) ограничения суверенитета отдельных государств действия государственной власти в отношении граждан, исходя из концепта прав человека, теоретически могут быть признаны нелегитимными.

Более того, исторически реализация прав и свобод угнетенного, бесправного человека часто осуществлялась с помощью насилия. Но оно имело нравственное и историческое оправдание, так как выступало единственным возможным средством восстановления всеобщих основ общечеловеческих прав и свобод для основной массы населения. В ХVIII веке восстание североамериканских колоний против Британской империи могло потерпеть неудачу, и отцы - основатели США были бы казнены как обыкновенные экстремисты. По-иному могли повернуться история и оценки ее ключевых субъектов в случае удачи выступления российских декабристов или провала большевистской революции.

С целью отделения экстремизма от иных видов насилия рассмотрим его в двух взаимосвязанных измерениях: легитимное-нелегитимное и публичное- приватное. Если первое связано с критериями разделения легитимного и нелегитимного насилия, то второе относится к разделению публичной(общественной) и частной (приватной) сфер жизни как неотъемлемой черты современного демократического общества. Поскольку сфера деятельности современного государства и политики является исключительно публичной, то и экстремизм может быть только политическим, ибо любое насилие в сфере частной жизни граждан полностью совпадает с бытовыми, неполитическими преступлениями, ответственность за которые предусмотрена Кодексом об административных правонарушениях и Уголовно-процессуальным кодексом РФ вне зависимости от наличия идейных мотивов преступника или отсутствия оных.

То есть все преступления, связанные с нанесением телесных и моральных повреждений в частной сфере, являются бытовыми, их дополнительная политизирующая классификация в качестве политических и экстремистских избыточна. В противном случае любое преступление гражданина одной национальности или веры против другого или попрание тех или иных групповых символов, традиций и обычаев можно субъективно интерпретировать как экстремистское, хотя в подавляющем большинстве случаев содержание и мотивы преступлений далеки от политики. Либо идейно-политические мотивы используются преступниками в качестве облагораживающего алиби, а обвинителями, соответственно, инкриминируются в качестве дополнительных отягчающих обстоятельств.

Таким образом, более четко экстремизм можно обозначить как нелегитимное насилие, осуществляемое в публичной (политической) сфере; неполитическим же экстремизм быть не может. Сооветственно, он и не требует отдельного законодательного регулирования, так как полностью подпадает под те или иные преступные действия, ответственность за которые предусмотрена УК РФ. Экстремизм и легальное насилие различаются по нормативно-ценностному обоснованию.

Распределение сфер возможного насилия в границах двух предложенных выше оппозиций выглядит следующим образом:

Публичное (политическое), легальное насилие: государство и его агенты - МВД, ФСБ, армия, чиновники.

Публичное (политическое), нелегальное насилие: область политического экстремизма.

Приватное (бытовое) легитимное насилие: "народные герои", добровольцы, дружинники, частные охранные предприятия - те, кто действует не в качестве агента государства, а в порядке частной инициативы с целью поддержания существующих законов и порядков.

Приватное (бытовое) нелегитимное насилие: бытовой экстремизм, представляющий обыкновенную преступность как достижение частных криминальных целей незаконными в данном обществе методами.

Предложенная классификация является формальной, предполагающей, что мораль и леги- тимность в обществе совпадают. Однако политическая практика постоянно дает примеры несоответствия этих явлений. Таким образом, на практике возникают многочисленные противоречивые примеры легального, но несанкционированного общественной моралью насилия, например различные виды ущемления гражданских свобод и "необоснованных" репрессий. Собственно, вокруг них и разворачивается общественная дискуссия об экстремизме, когда позиции государства и ключевых социальных групп расходятся.

Основные трудности классификации экстремизма связаны (а) с релятивностью исторических оценок акций экстремизма (примеры даны выше); (б) с невозможностью точно определить, где кончается приватное автономное пространство личности и начинается публично-политическое пространство общества. Последняя граница всегда условна, субъективна, подвижна и не под- дается однозначной формализации. Сколько человек образуют (публичное) политическое пространство? Как отличить "разжигание розни" от изложения политических убеждений и взглядов, информирования, комментария, изучения экстремистских доктрин и феноменов в рамках конституционных прав на свободу убеждений, вероисповедания, слова, свободу получения и распространения информации? Наконец, человек, излагающий определенные взгляды, может вовсе не разделять их, занимая позицию воображаемого оппонента. Та же мысль справедлива и в отношении хранения и чтения литературы, признанной экстремистской, изображений и видеоматериалов, просмотр которых вовсе не означает автоматической принадлежности зрителя (слушателя) к числу экстремистов.

И последнее, может ли экстремизм быть только словом, можно ли судить людей за слова, отражающие их убеждения? Представляется, что экстремизм может быть только действием, но не словом, а экстремистские высказывания - преследоваться как обычные неполитические преступления, если такие высказывания содержат клевету, ложь или оскорбление индивидов или групп лиц, но не в силу экстремизма самих высказываний. Поскольку понимание политического экстремизма как злоупотребления свободой слова и убеждений - нонсенс: свобода слова либо есть, либо ее нет; рассуждения же о допустимости тех или иных позиций и убеждений субъективны и вторичны. Преследование за чтение и распространение текстов, идей, высказываний или изображений невозможно без ограничения прав и свобод, установленных Конституцией РФ. В противном случае возникают широкие возможности для осуществления карательных и ограничительных мер в отношении любых субъектов критики статус-кво, заявляющих о необходимости кардинального изменения основ политического режима, практики его институтов, лидеров и т. п.

Борьба с экстремизмом как умножение зла добром

Теперь рассмотрим законодательные нормы и правоприменительные практики, вытекающие из Федерального закона ? 114-ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности" (2002), призванного установить объективные, четкие и прозрачные критерии определения экстремизма. Однако на деле это явление и его производные определяются через тавтологию и невнятные, двусмысленные формулировки! Например, экстремистские материалы понимаются как "предназначенные для обнародования документы либо информация на иных носителях, призывающие к осуществлению экстремистской деятельности..." (!)

В перечень экстремистских деяний закона ? 114-ФЗ включены такие действия, как:

"публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность" (вводится новое понятие "терроризм", при этом никак законодателем не определенное; остаются непонятными критерии "иной террористической деятельности");

"возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни" (неясно, считаются ли таковыми анекдоты про чукчей, украинцев или кавказцев, а также элементы бытовой ксенофобии, присущие значительной части населения?);

"пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения" (заметим, все фильмы о Великой Отечественной войне как раз и являются подобной публичной демонстрацией);

"нарушение прав, свобод и законных интересов человека и гражданина в зависимости от его социальной, расовой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии" (разве права и свободы граждан России не являются равными и не зависимыми от указанных различий или речь идет уже о привилегиях и исключениях?);

"публичное заведомо ложное обвинение лица, занимающего государственную должность Российской Федерации или государственную должность субъекта Российской Федерации, в совершении им в период исполнения должностных обязанностей деяний, указанных в настоящей статье и являющихся преступлением" (тогда как в УК РФ уже есть отдельная статья 129 "Клевета"; непонятно, зачем умножать сущности без необходимости?);

"публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения" (а что делать, если материалы не кажутся их изготовителям "заведомо" экстремистскими, тем более что таковыми их может признать только суд? Кроме того, "никто не может нести ответственность за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением" - ст. 54 Конституции РФ);

"организация и подготовка экстремистских деяний, а также подстрекательство к их осуществлению" (формулировка, вмещающая практически все что угодно!);

"финансирование указанных деяний либо иное содействие в их организации, подготовке и осуществлении, в том числе путем предоставления учебной, полиграфической и материально-технической базы, телефонной и иных видов связи или оказания информационных услуг". Видимо, перед тем как дать в долг, нужно спросить: не экстремист ли занимающий у вас?

В результате наблюдаются прецеденты тоталитарной логики, которые можно было бы назвать анекдотичными, если бы они не были весьма грустными. Поскольку рассказ о материалах и организациях, уже признанных судами экстремистскими, может быть приравнен к пропаганде, ограничимся лишь двумя из множества показательных примеров, взятыми из книги известного публициста А. Никонова "Свобода от равенства и братства".

"Волгоградская газета "Городские вести" опубликовала политически без- упречную статью со столь же безупречным названием "Расистам не место во власти". Иллюстрацией к материалу послужила карикатура, на которой Моисей, Христос, Будда, Мухаммед смотрят телевизор. На его экране - две группы людей, готовых резать друг друга. "А ведь мы их этому не учили!" - говорит один из героев карикатуры... По доносу волгоградских единороссов, местная прокуратура возбудила уголовное дело... по ст. 282 УК РФ "О разжигании межнациональной и межконфессиональной розни"...".

"Когда подручные Путина придумали программу размножения населения России, озвучили ее и пообещали каждой семье, родившей второго ребенка 250 тысяч рублей... в городе Иванове главный редактор интернет-ресурса "КурсИВ" Владимир Рахманьков разразился фельетоном, в котором назвал Путина фаллическим символом России. Колонка редактора была опубликована в четверг. А уже в пятницу ивановская прокуратура смело завела против него уголовное дело; сайт был незаконно (до судебного решения) закрыт, а на квартире Рахманькова произведен обыск. Интересно, что искали во время обыска эти умнейшие прокуроры? Фаллический символ России? Так он в Кремле!.. Дело было возбуждено за оскорбление представителя власти - Президента России... Ну хорошо, а если бы Путин прочел и не обиделся, а (страшно даже сказать) улыбнулся?!".

А вот один из имевших место на практике примеров определения "экстремистского сообщества": "Согласно твердой убежденности следователя прокуратуры Благовещенска по фамилии Рекун, Союз русского народа - организованная группа для совершения преступлений экстремистской направленности, экстремистское сообщество! Цитирую этот шедевр репрессивно-карательного творчества баговещенского прокурора Рекуна, принятый к исполнению судьей того же города Ситниковым, заключившим по требованию следователя в застенки Игоря Терехова: "Созданная Игорем Тереховым организация имеет признаки экстремистского сообщества, а именно: иерархическую структуру с распределением ролей и функциональных обязанностей среди членов организации, наличие единого центра и руководящего органа, сбор членских взносов, комплектование состава организации, вручение членских билетов и знаков, создание атрибутики, печатных изданий, проведение акций гражданского неповиновения, митингов и шествий". Спасибо, г-н прокурор. Без вас, обосновавших основные признаки экстремистского сообщества - иными словами, бандитской шайки, мир никогда бы не узнал, что к экстремистским организациям следует причислить, к примеру, партию "Единая Россия". У последней, равно как и у "Справедливой России", КПРФ, ЛДПР, налицо все перечисленные Рекуном признаки бандитской шайки, то есть экстремистского сообщества".

Таким образом, в реальности вместо легитимных и эффективных способов профилактики того, что подрывает, опровергает Российское государство (конкретнее - нынешний политический режим) в силу этого трактуется как экстремизм, произошло умножение непрозрачных юридических сущностей и сомнительных фактов правоприменительной практики. Это неоправданное умножение в итоге не столько укрепило, сколько, наоборот, подорвало легитимность монополии государства на борьбу с экстремизмом. Новый закон N 114-ФЗ вошел в потенциальное противоречие с правами и возможностями, тем же государством ранее гарантированными гражданам другими законами, прежде всего второй главой Конституции РФ "Права и свободы человека и гражданина". Хотели как лучше, а получилось...

В современных обществах, принятых считаться демократическими, монополия государства на легальное насилие оправдывается лишь в качестве гарантии безопасности, прав и свобод своих граждан. Но посредством подобных законов государственная монополия на насилие превращается в таковую на нечто другое - определение добра и зла. Контроль над экстремизмом медленно превращается в повод контроля над обществом и отдельными "инакомыслящими".

Определяя суть экстремизма как нелегитимное насилие, мы должны логи- чески признать, что совокупность подобных явлений на практике относится прежде всего к области терроризма. Если концепция прав человека предлагает модель компромиссного разрешения социальных конфликтов в рамках гуманистической ценностной шкалы, то терроризм является разрушителем границ этого поля. В практике террора человек - не цель, но средство; поэтому истинная суть экстремизма, отождествляющая его с терроризмом, заключена в насилии, которое свертывает (деуниверсализирует) пространство имеющихся прав и свобод.

Практика реального террора выходит далеко за пределы конвенциональных форм протеста, не нарушающих прав и свобод других, которыми ее все чаще пытаются подменить, - демонстрация, митинг, забастовка, пикет, голодовка, акции пассивного гражданского неповиновения, инакомыслие, уход в политический андеграунд, абсентеизм, голосование "против всех", подписание петиций и обращений, карикатуры, ведение личных блогов-дневников в Интернете и т. п. Но все это - не террор, а следовательно, и не экстремизм, прямо подпадающий под статьи УК РФ, будучи связан с насилием! Все перечисленное - не более чем законодательно закрепленная или общественно при- емлемая форма отстаивания интересов гражданами и их коллективами, так как право граждан на протест против тех или иных законов, решений и действий органов власти всех уровней является одним из главнейших и универсальных прав человека. Более того, право на законный протест, соответствующие формы которого закреплены в законодательстве многих современных государств, России в их числе, является одним из ключевых способов защиты прав, свобод и интересов граждан и их общностей.

Рецепт от идеологической аллергии

Истинная свобода слова не совместима с внешней цензурой. В идеальных Современности-Модерне может действовать только самоцензура. Такая инди- видуалистическая модель открытого общества основана на проекте Просве- щения, которое, согласно Канту, дает каждому гражданину право на морально- интеллектуальную автономию, возможность пользоваться собственным разумом для вынесения суждений и аргументации любых поступков без отсылок к неким внешним авторитетам и регулирующим инстанциям5. Для этого требуется определенное мужество, поскольку подобная свобода снимает ответственность за поведение человека с любых внешних регулятивных инстанций, будь то государство, традиция, социальный класс, семья, трудовой коллектив и т. п. Оборотной стороной эта свобода имеет обязанность нести исключительно личную ответственность за все сказанное и сделанное.

Далее, в плюралистическом обществе ни одна идеология не может зани- мать привилегированное положение, а общенациональная идеология, как показали бесплодные попытки ее конструирования в России на протяжении 1990-2000-х годов, вообще невозможна, так как любая идеология всегда при- звана выражать взгляды части общества, той или иной социальной группы, но не общества в целом. Соответственно, невозможна и надидеологическая, объективирующая позиция, которая могла бы, исходя из собственных внутренних критериев, отделить экстремизм от "нормальных идеологий".

Любое государство пытается раздвинуть границы публичного и общественного, сделать так, чтобы частная жизнь стала лишь продолжением общественной. В результате стремление власти к тотальности ведет к стиранию граней между обществом, государством, интеллектуальной и правовой автономией отдельных сообществ и индивидов. Однако тенденция вторжения государства в привычное лично-интимное пространство неизменно вызывает отторжение, даже если именуется в официальном дискурсе экстремизмом, неконструктив- ной оппозицией и т. п. Когда монополия государства пересекает невидимые моральные и легальные пределы, она автоматически активизирует протестную социальную энергию.

Расширяя неоправданные запреты, государство стремится запретить зло другим политическим акторам, но оно никогда не может сделать этого в отношении себя. К тому же пытается регулировать не только правовую, но и моральную жизнь общества; возникает причудливый морально-политический феномен, который в зависимости от времени называется "экстремистом", "врагом народа", "подозрительным" и т. д. Но, поскольку такое морально- политическое регулирование противоречит природе модернового государства и общества, оно с необходимостью подрывает как либеральный консенсус, так и правопорядок, основанный на представлении о естественных правах человека.

Представляется, что в области идей наиболее эффективна неформализованная саморегуляция общества. А любой запрет информации на основании того, что она оскорбляет религиозные, этнические и иные чувства людей, является ограничением базовых прав и свобод, не разделяющих ценности, ограничения и мораль, исповедуемые теми или иными лицами и их группами, даже если подобные воззрения являются доминирующими.

Но российская власть почему-то исходит из предположения, будто любой ознакомившийся с экстремистскими материалами неизбежно становится экстремистом. Дилемма проста. Единственный последовательный выход из кон- фликтного противоречия между базовыми правами и свободами гражданина, с одной стороны, и перманентными запретами и ограничениями со стороны государства, "большинства" и т. п., с другой, состоит либо (а) в жестком тоталитаризме (все остальное запрещено), либо (б) в принципе "пусть цветут сто идеологических цветов", и тогда ни на один из них не будет аллергии. Российское государство все активнее идет по сомнительному пути умножения идеологических запретов. В демократическом обществе более эффективным представляется путь сознательной либерализации публичной сферы.

Только таким путем можно прийти к открытому обществу, терпимому, готовому обеспечить гражданам действительную свободу слова и убеждений в состя- зательном ключе, а не в виде наборов оскорбительных запретов в обществе не подданных, но людей, отважившихся пользоваться собственным разумом. При всем уважении к интересам других лиц и их объединений, включая государство, каждый человек волен самостоятельно выбирать ценности и строить исходя из них свою жизнь с полным сознанием ответственности за свой выбор. Противодействовать идеологическим оппонентам запретительными способами было бы неправильно. Это лишь превращает публичную политику в область нескончае- мых исторических, идеологических, этноконфессиональных разборок - в то, чем она уже в свое время была, когда убеждения доказывались кровью, а вопро- сы веры в определенные догматы оплачивались человеческими жизнями.

Права и свободы, как и их ущемление, применимы только в отношении конкретных людей. Отсылки к "юридическим фикциям" и "неопределенному кругу лиц", будь то государство, верующие, женщины, невинные дети, пенсионеры, являются не более чем алиби для реализации неких конкретных интересов. Единственным способом предотвращения деления общества на обычные и привилегированные группы, чье оскорбление преследуется законом и чьи "чувства" уважаются, является доказанный вред конкретному человеку. Ведь равенство в современном светском государстве обеспечивает равенство всех как граждан, не более того. Мораль нельзя вывести за пределы политики, потому что любая политика основана на ценностях. Но стремиться ее минимизировать там, где можно использовать рациональные аргументы и логику вместо апелляций к сакральным символам, безусловно необходимо. Ведь только тогда политика и государство будут основаны на максимально универсальных и эгалитарных ценностях.

Экстремизм крепчал...

Запрет экстремистских организаций и материалов, попытки ограничения и "регуляции" подобной информации пока имеют в российской практике лишь единственный эффект - расширение пространства субъективного произвола тех, кто возложил на себя от имени различных воображаемых конструкций и коллективных общностей (государство, Россия, мораль, Бог, истина, пролетариат, "нормальные люди") монополию на определение политической нормы и патологии.

Возникает резонный вопрос: а судьи кто? На каком основании "государ- ственные люди" от имени неких внешних инстанций возложили на себя моральное и законодательное право быть цензорами для других, столь же свободных и самостоятельных людей? Тем более что, согласно ст. 29 Конституции РФ, цензура не действует. Ведь факт занятия государственных постов вовсе не делает граждан легитимными "прогрессорами" в отношении всех остальных. Любое определение экстремизма должно быть минимум предметом общественных дискуссий, а не поводом для возбуждения уголовных дел лицами, полагающими, что они опираются на некие "метаценности" в отношении всех других.

Более того, безапелляционность, вера в собственный объективизм, непо- грешимость, неспособность вести диалог и воспринимать критическую аргу- ментацию как раз и являются искомыми признаками экстремизма. Тем более что современные многосоставные и открытые общества невозможно свести к традиционной одномерности без насильственной и неминуемой деградации. Поэтому отдельное законодательство о политическом экстремизме является излишним. В отношении экстремизма невозможно применить никакие объективные и бесспорные критерии, пока он не переходит в уголовно и административно наказуемые действия. В противном случае подобное дополнительное законодательство превращается в аналог новой инквизиции.

Наблюдаемая ныне правотворческая агрессия, которая, по сути, исходит из презумпции виновности граждан, ведет лишь к обратному результату: запретный плод сладок. Более того, в отсутствие четких дефиниций и критериев классификаций государство в попытках регулировать то, что угрожает его агентам и властной элите, начинает впадать в откровенный произвол, сочиняя проскрипционные списки, имеющие тенденцию расширяться затем до бесконечности.

Приведем простой пример. Поскольку российские законодатели так и не смогли четко определить понятие "экстремизм" (а это и на самом деле невозможно), они пошли привычным путем цензуры, просто составляя списки запрещенных "экстремистских материалов" решениями различных судов. И если первоначально в официальном списке Федеральной регистрационной службы от июля 2007 года числилось 14 наименований экстремистских материалов, то к апрелю 2008 года их количество возросло до 120 с учетом решений различных судов. Критерии, которыми руководствуются эксперты, признающие материалы экстремистскими, остаются произвольными. Более того, очень часто мнения независимых экспертов и экспертных организаций по поводу одних и тех же подозрительных материалов диаметрально расходятся, что лишь подтверждает невозможность идейного консенсуса по поводу экстремизма.

Наконец, возникает закономерный вопрос: исходя из каких неведомых оснований люди, говорящие от имени Российского государства, решили, что опасность экстремизма так возросла с 2002 года, что потребовались даже специальный закон N 114-ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности" и внесение новых поправок в УК РФ?

В последнее время, несмотря на более активное присутствие в информационно-политической повестке дня, в законодательной и правоприменительной практике, реальная значимость и воображаемая опасность экстремизма в глазах граждан России уменьшаются. Согласно результатам опросов, проведенных в январе 2008 года Левада-центром (выборка 1600 взрослых россиян, погрешность - не более 3 процентов), среди внутренних угроз России экстремизм является аутсайдером, вызывая опасения лишь у 5 процентов опрошенных (в 2007-м - 10 процентов). Больше всего население волнуют такие угрозы, как произвол властей - 20 процентов опрошенных, экономические проблемы и снижение темпов развития - 19, борьба кланов внутри власти - 12 процентов. Таким образом, самоопределение и легитимация через борьбу с экстремизмом более важны для властных элит, нежели для населения.

Все чаще можно наблюдать, как борьба с экстремизмом и соответствующее антиэкстремистское политическое законодательство превращаются в алиби борьбы с оппозицией, оппонентами, критиками и несогласными. В 1990-е годы, когда в России пропагандировалось и издавалось все что угодно, действовали самые разные политические организации с расистским, нацистским и фундаменталистскими уклонами. Но при всей безмерной свободе, данной Конституцией РФ, почему-то ни одна из экстремистских групп или идеологий не оказала существенного влияния на политическую жизнь России, оставаясь в своем маргинальном политическом гетто. И такая ситуация изоляции экстремизма поддерживалась благодаря вовсе не запретам и законодательным усилиям власти, но широкому общественному согласию граждан в обществе, кото- рое посредством перманентных дискуссий гласно и негласно само определяет границы приемлемого и неприемлемого в политике.

Нынешней правящей элите российское население все более представляется не самостоятельными гражданами, а всего лишь опасными и несмышлеными детьми, которые загораются любыми прочтенными или услышанными где-то идеями и начинают претворять их в жизнь и от которых эти идеи, как спички, нужно прятать. Иначе - пожар! Но подобная неотрадиционалистская модель превращает российских граждан в подданных, которые не могут самостоятельно определить, как им жить без оглядки на руководящую и направляющую роль монарха, партии-гегемона или цензора.

Поэтому в современном секулярном мире запрет на любую информацию и обмен ею, особенно адресованный взрослым людям и исходящий от государства, Церкви или иной корпорации, есть не что иное, как попытка превратить рационально мыслящего и свободного индивида в несовершеннолетнего ребенка, якобы не способного отвечать за свои действия и нуждающегося в "родителях", которые будут за него определять, "что такое хорошо и что такое плохо". Но в условиях искусственной инфантильности взросление граждан становится невозможным. Политический режим все более ограничивает права собственных граждан, сокращая автономное пространство частных свобод и расширяя регулируемое пространство публичности. И любой самостоятельный человек будет действовать скорее вопреки сомнительным внешним запретам, отстаивая пространство своей привычной свободы и солидаризируясь с теми, чью свободу пытаются поставить под сомнение путем низведения к ис- кусственному состоянию детской неправоспособности.

Прогноз дальнейшего развития ситуации прост. Ограничения и ужесточения лишь разожгут дополнительный интерес к маргинальной сфере, усилиями государства приобретающей сладкий привкус запрета. Запретные списки экс- тремистских материалов и организаций на основе сомнительных критериев будут множиться, как снежный ком. В обществе потребления, где все доступно, сфера немногочисленных прямых запретов приобретает особый магнетизм. Поэтому экстремизм в российском обществе будет лишь расширяться как "про´клятая сторона вещей". А само общество, помещенное в искусственное пространство интеллектуальной стерильности, сервильности и благонадежности, во многом потеряет "естественный иммунитет" как способность самостоятельно сопротивляться интеллектуальным болезням и инфекциям, от которых его ограждают.

Список литературы:

1. Ж. Бодрийяр. Прозрачность зла. М., 2000. С. 157-164.

2. М. М. Соколов. Классовое как этническое: риторика русского радикально-националистического движения. -'Полис'. 2005. ? 2.

3. Н. Луман. Власть. М., 2001. С. 183.

4. А. Никонов. Свобода от равенства и братства. Моральный кодекс строителя капитализма. М., 2007. С. 182-183.

5. Т. Миронова. Союз русского народа -экстремистское сообщество? -http://www. rasprav.org/2007/62.htm (документ доступен на 20.04.2008).

6. И. Кант. Ответ на вопрос: 'Что такое Просвещение?' -И. Кант. Сочинения. В 6 т. Т. 6. С. 25-36.

7. 'Официальный сайт Левада-центра'. -http://www. levada.ru/press/2008020800. html

Оставить комментарий

Обновлено: 17/08/2017. 41k. Статистика.

Статья: Политика, Обществ.науки

Связаться с программистом сайта.

Мартьянов Виктор Сергеевич Умножение зла добром

Мартьянов Виктор Сергеевич
Умножение зла добром