Мартьянов Виктор Сергеевич
Россия после Модерна

Lib.ru/Современная: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Мартьянов Виктор Сергеевич (urfsi@yandex.ru)
  • Размещен: 30/08/2017, изменен: 30/08/2017. 34k. Статистика.
  • Статья: Философия, Политика, Обществ.науки
  • Скачать FB2
    •  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мартьянов В.С. Россия после модерна // Космополис. N 3 (19). Зима 2007/2008 гг. с. 48-57. Статья посвящена обоснованию тезиса, что Модерн - это все еще незавершенная современность для большинства населения планеты. Эта современность связана с формированием наций-государств, индустриальной экономикой, классовыми делениями общества и самоосмыслением политики в виде "великих утопий и идеологий". Рассматривая актуальные трансформации, связанные с постиндустриализацией, формированием "общества потребления" и все большей зависимостью наций-государств от глобальных политико-экономических процессов, автор доказывает, что в настоящее время происходит естественное прощание с первоначальной моделью национального Модерна 19 века, а не Модерном вообще. Поскольку утопических альтернатив равновеликих Модерну, демократии и капитализму в глобальном масштабе так и не появилось. В настоящее время в российском обществе усилилась негативной "неодновременности" национального Модерна, которую нужно преодолеть посредством политических проектов и подходов, претендующих на большую универсальность, нежели имеющиеся политические программы и учения, ограниченные в лучшем случае национально-государственной логикой, в худшем - корпоративными интересами элит. Это апелляция к глобальному и более эгалитарному будущему всего человечества взамен слишком многих не устраивающих настоящего.
    •   
      Постановка проблемы
      
      Исходный тезис статьи заключается в том, что Модерн - это все еще "незавершенная Современность", внутри которой находится лишь малая часть человечества, которую условно можно отнести к странам центра глобальной капиталистической миросистемы. Идеальный тип Модерна интерпретируется нами как Современность, фундированная теоретическими моделями и практикой Капитализма и Демократии. Основой Современности стала часть идей Просвещения, актуализированная и реализованная Великой Французской революцией и связанная с принципами секуляризации, объективизма, эмпиризма, рационализма, теориями общественного договора, прогресса, разделения властей, неотчуждаемых прав человека, и т.д.
      
      Модерн концептуализировал и воплотил в жизнь лишь часть идей, а не проект Просвещения в целом, которое содержало в себе ряд антагонистических концепций. Из них дальнейшая история человечества отобрала как значимые лишь немногие, благополучно забыв остальное. Например, выбрав линейный прогрессизм Кондорсе вместо концепции истории как "регресса", деградации "идеального" естественного состояния человека и упадка общественных нравов у Руссо; либеральный панлогизм единой разумной истории человечества Гегеля и Маркса вместо географического и климатического детерминизма Монтескье, определяющего "внешними" природными факторами феномен множественности культур и обществ; идею роста разумности и нравственности людей в истории вместо скептической иронии над извечными и неискоренимыми человеческими пороками и недостатками в духе Юма, Гиббона или Вольтера.
      
      Анализ комплексных изменений институтов, смыслов и целей российского общества в постбиполярном мире заставляет усомниться в том, что разрушающемуся классическому Модерну, связанному с логикой функционирования капиталистической миросистемы, приходит на смену некий альтернативный проект. Поэтому, рассматривая социально-политические трансформации Современности, можно утверждать, что прощание России с Модерном преждевременно. Утопических альтернатив равновеликих Модерну-Современности, демократии и капитализму в глобальном масштабе так и не появилось, поскольку и пост-Модерн, и Глобализация являются не более чем тупиковым интеллектуальным паразитированием на проблемах Модерна.
      
      Глобальная незавершенность Модерна
      
      На уровне политических ценностей и идей фундаментом Модерна является базовый "либеральный консенсус" как фундаментальный сплав либерализма, консерватизма, социализма и лево-правого радикализма. Институционально классический Модерн преимущественно выражен индустриальным обществом, репрезентирующим себя посредством социальных классов, идеологий и программных партий. Исторически Модерн связан с капиталистической миросистемой (или мироэкономикой), предполагающей подчинение всех прежних нравственных ограничений и ценностей сословно-феодальных обществ (доблесть, честь, вера, долг, добродетели и т.п.) логике аморального с прежних позиций и ассиметричного экономического обмена, единственной целью которого является бесконечный прирост капитала.
      
      Принципы капиталистической миросистемы, освобожденной от ограничителей традиционной морали, впервые зародились в Европе ХVI века, а затем через циклы буржуазных революций, процессы колонизации, национально-освободительные движения, модернизацию, интернационализацию и глобализацию торговых, финансовых, масс-медийных коммуникаций постепенно охватили весь мир. Однако осуществление проекта Модерна одновременно обернулось его профанизацией и преодолением. Модерн из социального идеала, утопии становится повседневностью, которая в ХХ-ХIХ вв. уже не устраивает значительную часть человечества, живущую на периферии этой повседневности мироэкономики и все более осознающую ограниченность возможностей глобальной реализации принципов Модерна. Социальные, религиозные, региональные, экологические и экономические неравенства и различия внутри мироэкономики в последние десятилетия лишь нарастают. Появляются новые государства и как следствие - новые разделенные религиозные и этнические общности; множатся мультикультурные конфликты; ширится перечень меньшинств, считающих себя жертвами репрессивных норм Модерна; растет глобальное неравенство качества жизни и возможностей людей и т.п.
      
      Все более неудовлетворенное индустриально-классово-идеологическим Модерном человечество не может жить без новых утопий. Относительная неудача эгалитаристского изменения миросистемы в виде глобального левого поворота, инициированного в свое время СССР, не означает краха самого утопического мышления как желания перемен к лучшему будущему.
      
      В результате и классы, и идеологии, и "либеральный консенсус", и легитимирующий принцип "бесконечного накопления капитала" все менее эффективны в основании мироэкономики. В результате можно наблюдать расширение пост-Модерна как "проклятой стороны Модерна", дестабилизирующей нынешний постбиполярный мир. Расширение исторической неодновременности капиталистической миросистемы ведет к тому, что постиндустриальный и домодерновый миры все сильнее замыкаются в себе и дистанцируются друг от друга. Отсюда проблема роста некоммуникации разных частей человечества, его нарастающей локализации и обособления по экономическим, религиозным, этническим, культурным, географическим и иным границам. И вместе с тем, параллельно человечество внутри себя экономически становится все более унифицированным и взаимосвязанным.
      
      Можно ли в современном мире обойтись без экономических институтов Модерна? Глобальная мироэкономика доказывает, что это практически невозможно. Автаркия Тибета, КНДР, ряда африканских диктатур приводит к эффекту "неразвития" и закономерному отставанию данного общества от остального человечества. Но можно ли обойтись без политической надстройки, без демократии? Опыт Китая показывает - легко. И в экономическом срезе такая версия общества Модерна без демократии может быть даже более эффективной. В любом случае демократия никогда не заработает в обществе, которое ее не выбрало и не собирается тем или иным образом воплотить. Для которого демократия не является целью и ценностью сама по себе.
      
      Практика всевозможных политических и экономических транзитов доказала, что перенос аутентичного Модерна, капитализма и представительной демократии в неизменном виде на любую иную социокультурную реальность невозможен. Любое общество должно быть готово их реализовать в своем культурном пространстве. Но когда общие идеологические универсалии и принципы реализуются на практике разных регионов мира, неизбежно возникают исторические, культурные, экономические модели демократии и капитализма внутри общего инварианта Модерна. Говорит ли данная закономерность о преодолении демократии, капитализма, Модерна, о конце процесса глобализации человечества? Представляется, что напротив, речь может идти только о все возрастающей эффективности демократии, капитализма и глобализации, в результате преодоления догматичного историко-культурного варианта европейского Модерна. О многократном обнаружении того факта, что практики первоначального европейского модерна являются во многом ограниченными культурными рамками и поэтому не единственно возможным вариантом глобального Модерна.
      
      Поэтому претензии тех или иных обществ на универсальные модели - в культуре, экономике, политике, истории - которые в неизменном виде необходимо реализовать для всего человечества, являются неадекватными и неоправданными. И то, что эти модели были реализованы ими раньше, чем остальным миром не является достаточным условием для выполнения роли культуртрегеров и прогрессоров. Очевидно, что последнее является лишь элементом борьбы властных субъектов (классы, государства, ТНК, политические союзы) за контроль социальных универсалий, за простройку иерархий ценностей и в национальном, и в мировом масштабе.
      
      В современном глобальном споре по поводу правил и ценностей априори более сильны позиции тех игроков, которые могут предложить человечеству предельно эгалитарные, универсальные, космополитические варианты решений всеобщих проблем. Варианты, исходящие из долгосрочных интересов всего человечества, а не выгоды отдельных классов, наций, регионов мира и блоков союзных государств. Подобная логика не всегда несет прямые и ощутимые "здесь и сейчас" дивиденды субъектам и обществам, которые ее инициируют. Тем не менее, Россия, следуя традициям СССР и Российской империи, могла бы значительно улучшить свое положение в актуальной миросистеме, если бы придерживалась эгалитарных и универсальных принципов во внутренней политике и международных отношениях, преодолевая тупиковую гегелевскую логику господина и раба. Речь идет о попытках выработать более универсальные и всеобщие ценности, правила, институты, способные сплотить отдельные классы, группы, общества и все человечество на основе новой этики. Дать как можно большему числу людей больший спектр возможностей. Представляется, что последовательная холистская позиция вполне способна умножить символический капитал и обеспечить доверие тем, кто ее придерживается.
      
      Элементы подобной этики уже вырабатываются в экологическом, альтерглобалистском, космополитическом и иных дискурсах, предлагающих социальные изменения и эксперименты. Правда, часто эта этика строится на противостоянии второстепенным издержкам глобализации, приобретая характер различных ультра-проектов, стремящихся (часто насильственно) повернуть историю человечества назад к некой идеальной развилке, на которой оно сошло с истинного пути развития (религиозный фундаментализм, терроризм и экстремизм).
      
      Экономические выгоды, эффекты модернизации и развития капиталистической миросистемы определенный исторический период затушевывали ее перманентный "моральный коллапс" и негуманную целерациональность. Но чем дальше, тем все более явной становилась нехватки этических ограничителей в ее основе. Вследствие этого либеральный консенсус в основе Модерна все стремительнее терял легитимность, как и сопутствующие ему институты и практики. Поэтому единственным выходом из ситуации является разработка новой этики, которая могла бы либо ограничить "проклятую сторону" Модерна, либо стать основой для нового социально-политического и экономического устройства.
      
      Спасти проект Модерна от интеллектуальной дискредитации и его собственной "проклятой стороны" в виде различного рода неисчезающих и расширяющихся неравенств внутри человечества может лишь практика новых, более универсальных и эгалитарных утопий. Это поиск интеллектуальных, моральных и технологических возможностей, вариантов и тенденций, ведущих в будущее. Между тем, превалирующая стратегия консервации актуального статус-кво все более дискредитирует российский Модерн. Поэтому российское общество нуждается в консолидации посредством легитимирующих утопий и проектов, апеллирующих к будущему. Иначе более справедливое будущее просто не возникнет взамен слишком многих не устраивающих настоящего.
      
      СССР как "альтернативный Модерн"
      
      Россия не является уникальным исключением на фоне общих закономерностей трансформации практик и институтов Модерна в глобальном масштабе. Анализ причин, специфики и направленности процессов социально-политических изменений, связанных с возвышением и распадом СССР позволяет утверждать, что СССР в кратчайшие исторические сроки реализовал успешный проект "альтернативного Модерна", распавшийся в силу совокупности и внешних, и внутренних факторов. СССР представлял собой альтернативную версию западного Модерна. Соответственно он де-факто не нуждается в переносе неких ключевых естественных ценностей и норм, принадлежа к тому же идейному пространству Модерна, что и Европа. Модерн здесь понимается как завершающий этап Просвещения, предполагающий такие признаки современного общества как мощная индустрия, всеобщее образование, широкий круг социальных прав и гарантий, высокий уровень жизни, легитимность политического режима в глазах большинства населения и т.п. По этим параметрам, если отбросить политическую демагогию, "западная" и "советская" версия модерна-современности действительно имели много общих нормативных признаков, а главное общий нормативно-идеологический язык, на котором можно было договариваться в глобальном двуполярном мире.
      
      В результате распада СССР российское общество потеряло модернистские смыслы, институты и практики, но так и не обрело новых целей, утопий и системы правил институциональной игры в политике и экономике независимой от конкретных игроков. Классический Модерн начал трансформироваться в нечто совершенно новое. В реальность, которая не укладывается в привычные категории модернистских теорий и идеологий. Вместо единственной в СССР программной партии в виде КПСС пришли новые партии-проекты, вместо привычных классов образовались аморфные и бессубъектные "группы населения". Фактически кризис "великих идеологий" ведет к апологии достаточно аморфных прагматизма и здравого смысла, которые могут лишь симулировать поверхностную стабильность статус-кво. Но в то же время ни всеядный прагматизм, ни повсеместный популизм, ни гегемония контролируемого элитами "здравого смысла" не могут быть эффективными основаниями для реальной легитимации политического режима, для отсутствующего "негласного" общественного договора внутри российского общества, часто отождествляемого с консенсусом внутри элит.
      
      И отсутствие проектов обновления российского Модерна, ориентированных на будущее, закономерно ведет к тому, что политический режим все чаще на уровне риторики, практик, институтов вольно и невольно симулирует возвращение архетипов, характерных для прошлых эпох. Будь то феномены нового кремлевского "политбюро", "партии власти", "единой вертикали", примата государства над обществом, методов неэффективного советского "агитпропа" в официальных СМИ, риторики "вредителей", экстремистов, националистов, внешних врагов и т.д. Политическая риторика из-за разрыва плана должного и плана сущего российской политики вынуждена компенсировать на уровне смыслов и символов неэффективность социально-политических институтов и практик в российском обществе, отсутствие внятного аксиологического фундамента российского политического режима.
      
      Более того, в подобных условиях значительная часть содержания российского обществознания превращается в доктрину "вечного возвращения". Споры ведутся лишь о том, куда надо возвращаться и как далеко от современности отстоит тот роковой период, в который Россия сбилась с идеального пути развития, на который ей следует вернуться: ельцинский "либерально-анархический" период; СССР; просвещенная Российская империя образца Александра II; "Святая Русь" до Никона и Петра I; Россия не испорченная татаро-монгольским игом; Киевская Русь до Рюриковичей и принятия христианства, и т.п. вглубь веков. Но ничто так не вводит в заблуждение при выборе путей дальнейшего развития как обращение к поверхностным и ограниченным историческим аналогиям.
      
      Еще более бесперспективны экскурсы в чужую историю и топологически параллельную современность других государств. (Хотя само по себе сравнение с "другим" полезно, так как только оно может объективировать субъекта познания и дать ему представление о "себе"). Все эти экскурсы в историю бессмысленны в оценке того, чем является Россия "здесь и сейчас", а тем более какой Россия "должно быть". Это, прежде всего, вопрос о будущем, которое в своей сущности "иное", нежели все, что было до него. Иначе оно вовсе не будущее, а длящееся до бесконечности прошлое и настоящее. Будущее нельзя почерпнуть в прошлом, как механическую проекцию. Все футурологические проекты подобного рода потерпели поражение. Будущее есть новое общество, эпистема, эпоха, переход в которые возможен лишь как прыжок в неизведанное и непредсказуемое.
      
      Пока же современное российское общество видится как модернистское, но незаконченное в своих фундаментальных чертах. В том числе, по причине геополитической катастрофы СССР, в период которого и была начата реализация Модерна в его советской вариации. Проекта в силу внутренних и внешних причин так и не получившего своего законченного воплощения. Российское общество, совершавшее в своей истории колебания от мировой периферии (до Петра I) через "периферийную империю" династии Романовых до почти альтернативного центра миросистемы (СССР) и обратно (нынешняя полупериферийность) должно определиться со своими целями и принципами. Представляется, что актуальное российское общество может консолидироваться и занять достойные позиции в актуальной миросистеме лишь вернув себе социально-политические утопии, которые оно растеряло в постсоветский период, то выживая в условиях шоковых реформ, то технически удваивая российский ВВП взамен так и не сформулированным после СССР "национальной идее" и новому "общественному договору".
      
      Тем временем, варианты идейных основ пост-современности уже присутствуют в современности, но их реализация всегда связана не с возвратом к неким образцам и консервированием статус-кво как меньшего из зол, а с желанием социально-политических перемен, политическим проективизмом, планами изменения миросистемы в целом и как следствия - самой России. Только так может возникнуть будущее, отличное от "вечного настоящего". Однако отрицание тотальности и неуниверсальности в тех или иных своих проявлениях Современности-Модерна само по себе еще не есть действительное "снятие", новый синтез между современностью и ее расширяющейся "проклятой стороной вещей".
      
      В современной России много чего еще/уже нет: программных партий, идеологий, классов, конкуренции и ротации элит, разделения власти и собственности, соревновательного пространства публичной политики классического Модерна. Но главное - в России сегодня нет проектов будущего, который российское общество захотело бы не только реализовать, но и вовлечь в это проект остальное человечество. Соответственно без проектов будущего, трансцендирующих настоящее, основания неустойчивого статус-кво российского политического режима остаются с одной стороны нелегитимными, с другой - безальтернативными.
      
      Но актуальны ли перечисленные выше составляющие Модерна, если последний сам оказывается сегодня под глобальным вопросом? Стоит ли поворачивать историю вспять в угоду абстрактным теориям и "идеальным типам"? В перспективе ближайшего будущего России, с позиций того, чтобы оно вообще было, гораздо важнее могут оказаться другие факты. Это дискредитация утопий и призывов к социальным экспериментам как априорного зла. Это отсутствие легитимного общественного договора, который так и не был выработан политическими элитами в постсоветский период, а в лучшем случае лишь симулируется с позиций здравого смысла, популизма и прагматизма. Это безразличие элит к механизмам смягчения социально-экономических, географических, возрастных и иных неравенств в обществе. Это отсутствие механизмов передачи и распределения власти по итогам выборов. Перераспределения, которое не шло бы по принципу игры с нулевой суммой, когда победившая группа получает все, а проигравшие теряют не только власть, но и контроль над собственностью. Отсюда ожесточенность всех политэкономических конфликтов, неизменно принимающих характер принципиальных. Когда власть не умеет делиться полномочиями и ответственностью с оппозицией. А элиты не способны договариваться о взаимоприемлемых решениях и долгосрочных перспективах, стабилизирующих общество и политический процесс.
      
      Властвующая элита России постоянно подчеркивает единство, беспроблемность, отсутствие внутренних противоречий и дискуссий в российском обществе относительно путей его развития в будущем. Но важнее ли подобный "натянутый консенсус" открытого конфликта и дискуссии? Когда тактический выигрыш оборачивается глобальным поражением. Таким образом, сложившаяся система российского псевдо-Модерна подавляет и откладывает "на потом", но не разрешает копящиеся в обществе конфликты. В результате их разрешение становится возможным только революционным путем, в виде кризиса охватывающего всю политическую систему и распространяющегося на все общество.
      
      Трансформации Модерна: эксперимент продолжается?
      
      Предельная по своим обобщениям интеллектуальная оптика Модерна является интегрирующим современность мерилом разнообразной феноменологии политической повседневности. Тех институтов, явлений и процессов, которые при схождении с уровня нормативной политической теории оказывается совершенно автономны друг от друга. Даже если метаморфозы российского Модерна просто "открепить" от глобальной феноменологии политических изменений капиталистической миросистемы - интеллектуальная перспектива уже оказывается ограниченной. Связи и закономерности внутренне присущие проекту Модерна обнаруживаются именно в попытках сложить многоликую мозаику столь неодновременной и противоречивой Современности, сколь бы де-факто заидеологизированным это понятие не было в общественных науках.
      
      Безусловно, Модерн является одним из предельно абстрактных обществоведческих обобщений, некое единство, целостность взаимосвязанных между собой исторических, экономических, политических идей, процессов и закономерностей все же имеет место. И эта категория обществознания и политической философии как воображаемый факт современных обществ обладает не только описательно-классифицирующей способностью в отношении социально-политической реальности, но и в определенной степени эту реальность порождает.
      
      Можно бесконечно спорить о классификациях Новейшей политической истории и Модерна-Современности. Где и когда начинается Модерн-Современность? Какие его сущностные признаки? Пребывает ли Россия в "полусоветском Модерне" или становится массовым обществом потребления, либо российское общество после СССР подверглось стремительной де-модернизации и регрессу? А может быть здесь и сейчас формируется глобальная конфигурация "позднего" или "высокого" Модерна, столь не похожего на классический индустриально-классово-идеологический Модерн? И не объясняются ли противоречивые тенденции позднего Модерна его волнообразным развитием, связанным с глобальной неодновременностью? Ведь не может же весь мир быть похожим на классический фордовский конвейер!
      
      Но будет этот постиндустриальный Модерн достоянием всего человечества или только стран центра капиталистической миросистемы? Или глобализирующийся мир постепенно втягивается в отрицающий "либеральный консенсус" Контр-Модерн, несущий социальную энергию разрушения проектов Просвещения и Модерна?
      
      Не является ли этот негативный пост-Модерн обыкновенным усложнением и дифференциацией институтов, идей и практик классического европейского Модерна, связанных с его глобализацией, отрывом от исторической прародины и охватом всего мира? Когда в современном мире можно наблюдать умножение эффективных моделей Модерна, Капитализма, Демократии, которые ошибочно выдаются за их преодоление? Где разнообразие моделей реализации Модерна лишь подтверждает прочность и эффективность изначальных концепций и рецептов, лежащих в основании модернистских институтов, а вовсе не отрицает их!
      
      Наконец, становится ли Модерн в связи с этим универсальной судьбой всех домодерновых и досовременных обществ, выражаясь в развитии всеобщего образования, здравоохранения, формировании институтов конкурентной демократии, расширении круга социальных прав, гарантий и стандартов? Не случайно вопросов больше, чем ответов, подходов и интерпретаций больше, чем вариантов решений. Поскольку критически охватить эпоху можно лишь тогда, когда она из становящейся стала ставшей, перешла из области политики как "заботы о будущем" в область истории, пусть и новейшей.
      
      Осмысление феноменологии политических изменений, происходивших в мире и в России после распада стабильной биполярной системы, по сути консервировавшей глобальный политический Модерн, приводят к неоднозначным выводам. Этот кризис выразился с одной стороны в деуниверсализации оснований "либерального консенсуса" мироэкономики, с другой - в разочаровании относительно возможностей глобального левого поворота к более справедливому иному будущему, олицетворением которого для мировой периферии был СССР.
      
      Более того, политические трансформации в актуальном постбиполярном мире и постсоветском обществе не всегда явно выражены институционально, не всегда имеют формально политический характер с теоретических позиций классического Модерна, не всегда могут быть адекватно описаны устаревшими языками "великих идеологий". Такие "метаморфозы Модерна" как переходы от классового общества к массовому (потребительскому), стирание различий социальных групп и их превращение к виртуальные "группы населения", процессы трансгрессии привычных идеологий и легитимирующих политику ритуалов (выборы, демонстрации, опросы, референдумы и т.д.) - требуют появления новых категориальных аппаратов своего описания, все более ускользая от привычных модернистских теорий.
      
      Более того, множественные и разнообразные трансформации Модерна, ускоренные социальными изменениями постбиполярного мира, в особенности опытом развала/распада СССР, не являются окончательными в своих существенных чертах. Поэтому не историческая обобщающая ретроспекция, а попытка прояснить направление, ценности и цели политических изменений российского общества, ведущих его в иное будущее, нежели наблюдаемое здесь и сейчас настоящее.
      
      Будущее в своей "идеальности" приходит в первую очередь как этический поворот. Это новые основания морали, влекущие вслед за собой изменение целей общества и индивидов, всей иерархии ценностей, техники и основ материальной цивилизации. И этот поворот неизбежно оказывается иррациональным в категориях и критериях прошлого и настоящего. Более того, он может оцениваться как аморальный в категориях предшествующей этики и морали, так как неизменно бросает им вызов. Первый шаг в будущее - это во-первых, интеллектуальный протест и, во-вторых, моральное негодование, возникающие относительно статус-кво у тех, кто является носителем новой общественной морали.
      
      Поэтому было бы ошибкой искать причины и смыслы исторических изменений обществ во внешних формах их организации: институтах, формах правления (что лучше парламентская или президентская республика, монархия или прямая демократия), формах организации государства (унитарное, федерация или конфедерация), партийно-электоральных особенностях разных политических систем (особенностях одно- двух- и многопартийности, специфике пропорциональных и мажоритарных выборов и т.п.). Все это является механическим продолжением и обеспечением базового согласия в обществе относительно легитимных и эффективных способов совместного проживания людей на определенной территории, в идеале - на планете Земля. Взятые сами по себе эти опредмеченные в обществе политические формы не образуют самодовлеющей логики развития, той "абсолютной идеи", которая объясняет причины общественных изменений, устройства тех или иных политий и того, почему выбор был сделан в пользу определенного варианта. Мы не можем знать каким будет будущее, но мы можем знать каким оно может и должно быть.
      
      Очевидно, что наступление неолиберализма - это не конец истории, и не возвращение на некий потерянный когда-то истинный путь. Это обыкновенный глобальный тупик, особенно в сравнении с советским Модерном, инициировавшим в вое время национальные движения, этические и структурные преобразования капиталистической миросистемы. Неолиберальная утопия, связанная с крушением одной из моделей современности - СССР, стремительно обратилась в антиутопию, утверждающую, что глобальные социальные изменения невозможны, а поэтому следует сохранять меньшее из зол, то есть статус-кво. В результате эффект длительного неразвития периферии оказывается в политическом дискурсе табуированным, а дебатируются лишь проблемы идентичности, культурно-цивилизационные различия (этнические, религиозные, языковые), в то время как с экономическими принципами все считается предельно ясным - капитализму нет альтернатив.
      
      Но есть ли в принципе в современном мире место для новых социальных утопий, либо они тотально исчерпаны? Какие исторические рецепты и пути являются для России тупиковыми, а какие обнадеживают? Существуют ли универсальные общечеловеческие цели и ценности, достойные того, чтобы к ним стремиться? Что для этого нужно менять в актуальной капиталистической миросистеме и поддерживающем ее существование "либеральном консенсусе"? Может ли Россия прорваться из не устраивающего слишком многих, неустойчивого и ассиметричного статус-кво к более справедливому будущему?
      
      Любая истинно политическая дискуссия это, прежде всего, разговор о ценностях, а настоящая политика - это борьба основанных на ценностях систем реального и символического насилия за право быть легитимными. Модерн, демократия, капитализм, права человека, ассиметричный рыночный обмен - это в первую очередь ценности, которые общество желает или не желает разделять. И только потом институты, практики, законы.
      
      Собственно политическое мышление Модерна и есть ни что иное, как перманентный конфликт аксиом, концепций, социальных групп, партий, наций, образов будущего. Мышление связанное не с гегемонистским "трансцендентальным консенсусом", но с "интерсубъективным пространством" представлений, позиций и мнений. И разрешение всех этих конфликтов означает конец политики. По крайней мере, в ее модернистском понимании как публичного конфликта неразрешимого неполитическим путем: "Нужно уметь признавать свою партикулярность. Единственный путь к универсальности проходит через партикулярность. Вопрос в том, как сделать вашу партикулярность универсальной. За этим стоит то, что я называю борьбой за гегемонию. За нее всегда приходится бороться. Универсальность никогда не нейтральна... в тот момент, когда вы, претендуя на универсальность, пытаетесь элиминировать позицию, из которой вы говорите, вы проиграли."
      
      Заключение
      
      Главный парадокс состоит в том, что окончательного диагноза относительно Современности-Модерна внутри нее не может знать никто. Поскольку глобальный эксперимент Модерна еще не закончен. Любые исследователи и общества имеют право на смысловые интерпретации и практики Модерна, но никто не способен интеллектуально и символически монополизировать Современность. И если дело обстоит именно так, то поминки по Модерну, по крайней мере, преждевременны. С другой стороны, сами по себе попытки осмысления эпохи Модерна как "исторической" свидетельствуют о том, что она в своих ключевых чертах завершается, хотим мы того или нет. Современность, понятая и классифицированная как Модерн, постепенно становится "овеществленной историей", полем философских обобщений. Но эта овеществленность Модерна одновременно освобождает подавленное им ранее пространство альтернатив. История перестает быть недо- и пред-современностью, а в пространстве самой Современности как "конца истории" возникают варианты продолжения этой истории как истории изменений к более универсальному, космополитическому и всечеловеческому будущему. И Россия, которой исторически присущи принципы универсализма в международных отношениях, может стать местом рождения новых эгалитарных утопий взамен исчерпанному неолиберализму. Если избегнет как а) тупика цивилизационной исключительности, так и б) комплекса вечной отсталости от Европы. Поскольку когда глобальный интеллектуальный и институциональный мейнстрим оказывается в кризисе, "отсталость" от него превращается в преимущество при поиске альтернатив.
      
      
      Библиография:
      
      1. Тезисы о Модерне, содержащиеся в данной статье, более развернуто представлены в авторской монографии: Мартьянов В.С. Метаморфозы российского Модерна: выживет ли Россия в глобализирующемся мире. Екатеринбург: УрО РАН. 2007. 344 с.
      2. подр. о соотношении идей Просвещения в Модерне и пост-Модерне: Фишман Л.Г. Постмодерн как возврат к Просвещению//Вопросы философии N 10, 2006. С. 69-80.
      3. Жижек С. 'Левые должны открыть для себя подлинно героический консервативный подход...' (интервью)//http://russ.ru/politics/docs/levye_dolzhny_vnov_otkryt_dlya_sebya_podlinno_geroicheskij_konservativnyj_podhod#comments
  • Оставить комментарий
  • © Copyright Мартьянов Виктор Сергеевич (urfsi@yandex.ru)
  • Обновлено: 30/08/2017. 34k. Статистика.
  • Статья: Философия, Политика, Обществ.науки
    •  Ваша оценка:
    Связаться с программистом сайта.