Аннотация: Особенности мировоззрения средневекового социума Востока.
Архетип женских образов в литературах Востока
Сказания о легендарных амазонках известны всем. И можно было бы считать факт существования этих красивых воительниц просто мифом, если бы они не оставили такой глубокий след в истории и литературе.
Когда Александр Македонский преследовал Дария по всей прикаспийской зоне, через город Раги (иначе - Рей в Мидии), Каспийские ворота, и, в конце концов, нашел персидского царя убитым своими же подданными (6, 192-193), к нему через некоторое время явилась сама царица амазонок. Покоренная бесчисленными подвигами македонского царя, она желала от него лишь одного: достойного наследника своему народу. "В сопровождении 300 других женщин она провела в пути более месяца, чтобы встретиться с молодым царем"(6, 195). Так это были или иначе, но Гай Роджерс ссылается в этом факте на историков древности - Диодора, Курция, Юстина и Плутарха (6, 195). В других деталях, но схожая история, по словам того же Ролжерса, имеет место и у Арриана(6, 195).
Итак, нам теперь известен примерный радиус обитания этих амазонок, когда как известный азербайджанский литературовед М. Рафили пытается быть более конкретным. Ссылаясь на слова древних ученых, он считает, что амазонки проживали на территории современного Северного Азербайджана: "В возвышающихся над Албанией горах, по рассказам, живут амазонки, - пишет один из древних авторов..."(5, 23). Рафили уверен, что амазонки были "кавказским племенем"(5, 23). Об их территориальной принадлежности к древней Албании свидетельствует и рассказ Валерия Флака (1 век) в "Аргонафтине: "Амазонки возвращаются с великим триумфом через Каспийские теснины, волоча (в плен) массагета и мидянина" (5, 23). Также Рафили ссылается на свидетельство историка древности Арриана о том, что "сатрап Атропат в Ниссэйской равнине подарил Александру сотню женщин, которых он называл амазонками"(5, 22). "Не случайно, - также далее аргументирует Рафили, - культ амазонок нашел свое отражение и в творчестве гениального Низами, который в образе своей героини, бардинской царицы Нушабе, дал чарующий образ мудрой и смелой царицы амазонок"(5, 22).
Нам в данном исследовании совершенно не важно доказывать или опровергать утверждение Рафили о проживании в глубокой древности амазонок на территории современного Северного Азербайджана. В нашей статье мы поставили цель проследить развитие и трансформацию архетипа, как мы назвали, "амазонского начала" в женских образах, которые нашли свое воплощение в азербайджанской и родственной ей относительно данной темы иранской литературе. Данный феномен, как мы считаем, не мог возникнуть, как говорят, "из ничего", без какой-либо реальной почвы. Где-то на берегах седого Каспия, наверняка, существовало некое племя прекрасных воительниц, слава о которых дошла до Средиземноморья и запечатлелась в бессмертных мифах Древней Греции. Архетип "женского начала" в мировосприятии народов древней прикаспийской ойкумены трансформировался в колоритные литературные образы.
Но вечный Хазар мог бы рассказать не только о воинственном племени амазонок. Он знал и удивительно храбрую и воинственную Томирис, царицу массагетов, живших в Прикаспийских степях. Эта царица положила конец доблестным завоеваниям и уничтожила самого Кира Великого, основателя персидской державы и покорителя Лидии, малоазиатских греческих городов - государств Фокеи, Милеета, Галикарнаса, среднеазиатских Согдианы и Бактрии, Вавилонского царства, Палестины и Сирии. (8, 10).
О победе мужественной Томирис над Киром Великим подробно изложено в "Истории" Геродота. Проанализируем этот отрывок под углом зрения нашей проблемы.
Киру не терпелось захватить царство массагетов. Зная о воинственности его жителей, он попытался добиться своей цели путем завоевания ... сердца царицы. Но не тут-то было. Добродетелью Томирис была не только храбрость, но и мудрость, и она быстро разгадала корыстные намерения персидского царя. "Томирис поняла, что Кир сватается не к ней, а домогается царства массагетов, и отказала ему"(1, 1:205,с.90). Таким образом, войны было не избежать. Пойдя на вероломство, Кир, после первоначального поражения, одолел часть войска Томирис. Опоенные персидским вином, массагеты оказались легкой добычей завоевателям, часть их была перебита, другая же, с сыном Томирис во главе, уведена в плен(1, 1:211,с.93). Разгневанная царица грозит Киру страшной смертью, в случае, если он не покинет ее земли, предварительно не вернув ее сына живым: "...клянусь тебе богом солнца, владыкой массагетов, я действительно напою тебя кровью, как бы ты ни был ненасытен"(1, 1:212, с. 93). Пока ведутся переговоры, царевич кончает с собой(1, 1:213, с.93), и его смерть обходится Киру ценою в собственную жизнь. Томирис, верная архетипическому образу амазонки своего края, со всем своим войском во главе разбивает врагов. "Это битва, как я считаю, была самой жестокой из всех битв между варварами"(1, 1:214, с.93), - заключает Геродот. "Почти все персидское войско пало на поле битвы, погиб и сам Кир"(1, 1:214, с.93). Далее архетип "амазонского начала" в Томирис проявляется с еще большей силой. Движимая жаждой мести за сына, она в буквальном смысле остается верной своей страшной клятве. Голова трупа Кира Великого нашла свое последнее пристанище в кожаном мешке, наполненном кровью. "Ты все же погубил меня, хотя я осталась в живых и одолела тебя в битве, так как хитростью захватил моего сына. Поэтому - вот теперь я , как и грозила тебе, напою тебя кровью"(1, 1:214, с. 94). Такова была эта храбрая и воинственная женщина - "амазонка", победившая несметные полчища воинов не знавшего до нее поражения Кира Великого. Следы существования великой царицы теряются где-то у берегов Каспия и находятся в исторических трудах древних историков.
В "Шах-наме" Фирдоуси мы встречаем образ еще одной такой воинственной "амазонки". Когда сын Рустама Сухраб пытается прорваться в возведенный "на рубеже Ирана"(7, 149) Белый замок, ему преграждает путь славная воительница, дочь правителя Гуждахама, Гурдафарид.
Хоть юной девушкой была она,
Как витязя влекла ее война.
Грозна в бою, чужда душою мира...(7, 151).
Она смела, словно храбрый юноша, вызывает на бой силача Сухраба:
Как грозный всадник, дева красовалась
На скакуне...(7, 151).
Когда стрелу пускала в высоту,
Она орла сбивала на лету(7, 152).
Храбро вступив в яростную схватку с витязем Зухрабом, она оказалась достойным ему противником:
Ловка была она, не знала страха(7, 153).
... До того достойным, что Зухраб не стразу понял, что перед ним женщина.
Но коль в Иране девы таковы,
То каковы у них мужчины - львы?(7, 153)
Витязь Сухраб в конце концов, все же побеждает, и в словах девушки проскальзывает естественный взгляд на ситуацию борьбы с неравным, то есть, в данном случае, с женщиной, хоть и "амазонки" по нраву:
Что, мол, Сухраб до неба напылил -
В единоборство с женщиной вступил...(7, 154)
Я не хочу, чтобы из-за меня
Шла о Сухрабе славном болтовня(7, 154).
Образ удивительной, смелой женщины, которая спасает оклеветанного перед отцом и обреченного на страшную смерть сына, предстает в образе жены Дерсе - хана в сказании "Деде Коркуд". Она не стала ждать чьей-либо чужой помощи, но решительно пускается на помощь сыну сама: "Жена Дерсе-хана (...) не стала ждать, она взяла собой сорок дев, села верхом на бедуинского коня, ушла искать своего сынка"(2, 22). Мать самоотверженно находит сына у горы Кавказ (2, 22), исцеляет и спасает его ("Песнь о Богач-джане, сыне Дерсе-хана"). В "Песне о том, как сын Казан-бека Уруз-бек был взят в плен" мы также видим воинственную, героиню Бурлу хатун, которая смело пытается найти своего сына: "...взяв с собой своих сорок стройных дев, она велела привести своего черного жеребца, села на него, опоясалась своим мечом(...) и пошла по его следам"(2, 80). То, что женщины бок о бок участвовали в битвах с мужчинами, читаем в той же песне. В битве с гяурами "рослая Бурла-хатун разрубила мечом черное знамя гяуров, сбросила его на землю"(2,82). Факт подобного равенства мужчины и женщины на поле боя явно свидетельствует о тенденциях в эпосе более раннего происхождения, чем эпоха ислама ХI века, к которой некоторые историки причисляют происхождение сказания (2, 5).
В "Песне о Кан - Туралы, сыне Канлы - Коджи" Сельджан - хатун ничем не уступает жившим до нее за тысячи лет амазонкам. Мало того, что она спасает от гяуров безмятежно спящего жениха (2,100), она еще с ними бок о бок сражается с врагами. "Сельджан- хатун (...) нанесла поражение врагам"(2, 101).
Далее, архетип "женского начала амазонки" в образе Сельджан - хатун еще больше дает о себе знать. Речь уже идет не об удалом равенстве женщины мужчине ("мой бек - джигит, один конец этих гяуров мой, другой - твой"(2, 102), а о ее непревзойденном превосходстве (вспомним Томирис). В один прекрасный момент во время боя этот самый джигит Канн-Турали вдруг понимает, что "одолевает (...) врагов"(2, 102) его нежная, стройная невеста. И мало того, она умудряется спасти и его самого(2, 102).
Смешение пришедшего из глубины веков архетипа "амазонского женского начала" с исламским мировоззрением мы наблюдаем в "Песне о Бамси-бейреке, сыне Бай-буры". Здесь бесстрашная Бану-Чичек сначала "закрылась чадрой"(47), а затем вступила в бой с удалым джигитом Бейреком, причем, как видим, первое действие в психологическом плане никак не помешало действию второму: "Слушай, джигит, моего коня еще никто не обгонял; моей стрелы еще никто не рассекал; теперь давай поборемся с тобой"(2, 47). И если Бейрек во всех видах состязаний выходит победителем, то все равно перед нами женщина - амазонка, умеющая и себя защитить, и дать достойный отпор.
Но, как и в схожей ситуации с Сухрабом и Гурдафарид в "Шах-наме", в эпосе "Деде Коркуд" наблюдаем факт того же неприятия борьбы с неравным. Бейрека во время поединка больше всего волнует следующее: "Если эта девица одолеет меня, то среди остальных огузов моим уделом будут насмешки и обиды"(2, 47). Однако до того, чтобы вообще не снизойти до поединка со слабой, по идее, женщиной, мироощущение того времени, по-видимому, еще не дошло. Мы еще раз склоняемся к тому, что данные, описанные в эпосе ситуации, уходят своими корнями в очень глубокую древность.
"Искендер-наме" Низами содержит в себе известный рассказ о бардинской царице амазонок Нушабе, от воинственного нрава и глубокой мудрости которой остался в восхищении сам Александр Македонский.
Непорочной газелью бродя по долинам,
Красотою была она схожа с павлином(3, 531).
Только жены вели ее царства дела,
И к мужам благосклонной она не была(3, 531).
Она мужественна и воинственна
Говорит ее храбрость о доблести Кеев(3, 531).
Когда ее, перед походом в Индию, посещает переодетый послом Александр (ему захотелось узнать,
Так ли властна она, так ли облик пригож,
Правда ль слухи о ней, или все это ложь),
бардинская царица амазонок без труда, после недолгого внимательного наблюдения за ним, разгадывает его тайну.
Был достоин сидеть он с царицею рядом.
Узнан был Искендер ее пристальным взглядом(3, 536).
О себе же царица не побоялась сказать угрожающе раскинувшему свой стан у ее царства, завоевателю:
Пред тобою, о лев, я ведь львицей стою,
И тебе я всегда буду равной в бою(3, 539).
Сам Александр "Стал сам он не свой,
Перед этою рыбкою хищной такой"(3, 541).
Далее, рассказ Низами о бардинской царице чем-то напоминает дошедшие до нас исторические сведения (об этом было выше) о прекрасной царице амазонок, которая добровольно посетила Александра:
И когда было небо в сверкании лала,
Нушабе к повелителю путь свой держала(3, 546).
Александр принимает ее в своем шатре, и закатывает пир на всю ночь.
Пусть ланит наших станут прекрасными розы:
Раскрасневшись, становятся страстными розы(3, 548);
Или:
Пированьем была эта страстная ночь.
И сверкали пери, - так хотелось им смочь
В пламень бросить подкову: хорошая мера,
Чтоб, колдуя, любовью зажечь Искендера(3, 548).
Отголоски прочно вошедшего в мировосприятие восточного социума архетипа "амазонского начала" дает о себе знать и в романе М.С. Ордубади "Меч и перо". Когда атабек Мухаммед с несметными полчищами войск подходит к Арану, он встречает в одном необычном селе удивительную девушку по имени Гезель, которой суждено было стать впоследствии его женой и матерью его сына - падишаха Абубекра. Вот, что о ней говорит ее родной отец: "...С Гезель трудно создать семью. Она не пожелает подчиниться мужу. Гезель - девушка с мужскими замашками. Она любит верховую езду, владеет мечом и копьем, стреляет из лука, метает дротики"(4, 333). Эта "средневековая амазонка" доказывает свое мужество и воинственность на деле. Вооруженная топором, она спасает атабека Мухаммеда от тщательно спланированного против него покушения, оказавшись даже многим бесстрашнее, чем он. "А еще зоветесь Джаханом - Пехлеваном!", - к тому же осмеливается упрекнуть атабека Гезель(4, 321). "Если азербайджанцев рождают такие храбрые матери, мне ни за что не победить их"(4, 324), - думает атабек. Когда он интересуется, почему Гезель спасла от верной смерти его, врага ее страны, ему отвечают: "У нашего народа (...) есть один обычай: человек, в доме которого произошло с гостем несчастье, теряет уважение всех...(4, 331).
Однако, спасши врага, Гезель смогла для своего народа сделать много больше. Как и ее именитые предшественницы, она остановила полчища захватчиков прямо на подступах к городу, пусть не сталью меча, как Томирис и Сельджан - хатун, но силой своей красоты, ума и бесстрашия, как Нушабе. "Клянусь, что пока я жив, никто не будет обижен"(4, 338) - обещает Мухаммед. И мир был обеспечен, "атабек уже не помышлял о походе на Аран"(4, 339).
Итак, архетип "амазонского начала" очень прочно вошел в мировосприятие восточных народов (Азербайджан, Иран) и трансформировался в литературу соответственными архетипическими образами женщин.
Литература
1. Геродот, История в девяти томах, Научно-издательский центр "Ладомир", "Аст", Москва, 1999, 752с.
2.Деде Коркуд, пер. акад. Бартольда В., издательство академии наук азербайджанской ССР, институт лит-ры им. Низами, Баку, 1950, 204с.
4.Ордубади М., "Меч и перо", Азербайджанское государственное издательство, Баку, 1972, 724с.
5.Рафили М. "Культура азербайджанского народа до Низами", Низами, сборник первый, Азернешр, Баку, 1940, с.10-39.
6.Роджерс Г. "Александр Македонский", Москва, "Эксмо", 2007, 384с.
7.Фирдоуси, "Шах-наме", Сказание о Рустаме, Москва, "Художественная литература", 1980, 477с.
8. Шишов А.В. Сто великих военачальников, Москва, "Вече", 2004, 608с.
Xülasə
"Şərq ədəbiyyatında qadın surətlərinin arxetipi" məqaləsində qədim sərq sosiumunun xüsusiyyətləri gözdən keçirilir. "Kollektiv qeyri-şüuri"-nin (Yunq) elementlərindən biri olan qadın təsəvvürü arxetipi şərq ədəbiyyatında koloritli surətlətə transformasiya olunub.
Summary
In the article "Archetype of female images in Eastern Literature" peculiarities of ancient eastern society world-view is studied. One of the elements of "collective unconscious" (Jung) - archetype of women representation - transformed into colorful images in Eastern Literature.