Занавес открывается, на сцене стоит широкая двуспальная кровать. На полу в изголовье -- бутылки. В углу гитара, вокруг кровати разбросаны вещи. На столе огромный телевизор "Панасоник", он противно пищит, на экране вспыхивает и гаснет надпись: "Не забудьте выключить телевизор!" В кровати под одея-лом сидит небритый всклокоченный человек. Это Архип. Он только что проснулся и осоловело смотрит на людей в зале. Пауза. Некоторое время он молча смотрит на них, они на него.
Архип (сам себе, изумлённо): Ну не фига себе... Народ какой-то. Допился. Глюки.
Открывается дверь, входит его жена.
Жена (собирается на работу -- по ходу сцены одевается, раздевается, красится перед зеркалом, ищет записную книжку и ключи):
Ну что, на этой неделе вставать будем?
Архип (трагически): Я болен. Друг мой, друг мой, я очень и очень болен.
Жена: Опять звонил Василий Иваныч. Они с Анкой к тебе едут. Ты их пригласил. Вставай.
Архип: Тогда принеси занюхать.
Жена (раздражённо): Чего я тебе принесу? В доме пусто!
Архип (угрожающе): А я умру.
Она молча выходит и приносит ему пол-кочана капусты.
Жена: Это всё. Больше ничего нет. Когда такой добытчик дома, чего ещё ждать?
Архип автоматическими отработанными движениями, не глядя, перебирает рукой бутылки, пробует их на вес, пустые отбрасывает, ищет и бормочет: Была же... Оставалось ещё.. .Минимум полпузыря...
Жена (продолжая собираться, раздражённо): Жена за двести долларов горбатится, а он тут неделями пьянствует. Ну посмотри на своих друзей, ведь ты один такой... Лёша твой извозом на "Жигу-лях" своих занимается, Глеб киоски оформляет, Катька агент по недвижимости...
Архип, не слушая её, продолжает заниматься своим делом. Он наконец нашёл недопитую бутылку, наливает в стакан, подносит к лицу, с отвращением морщится и отворачивается. Его корежит.
Архип: Надо подумать о чём-то прекрасном. С этими словами выпивает и на мгновенье впадает в паралич в позе русского ца-ря: в скрещённых руках держит вместо державы и скипетра бутылку и стакан. Затем судорожно отбрасывает их на пол, хватает ко-чан и вгрызается в него.
Архип (бормочет): Арбузы... арбузы... арбузы...
Жена (всё это время продолжает говорить, вдруг с ненавистью): А этот идиот, Игнатий Денисович Рылов-Потоцкий, разорился на гербалайфе и хоть бы что ему! Торгует себе в Турции утюгами! Отдаст он когда-нибудь нашего Толстого?
Архип(ему резко полегчало): Он ещё читает.
Жена: Как же, читает! Он давно продал все девяносто томов!
За сценой раздаётся цокот копыт, конское ржание, пулеметная очередь. Затем звонок в дверь. Жена открывает. Входят Василий Ива-нович и Анюта. Василий Иванович в чёрной бурке, в папахе с крас-ной полосой, с шашкой на боку. Анка в перепоясанной гимнастёрке, в синих галифе, мягких хромовых сапожках, с двумя маузерами в деревянных кобурах на боку. Она с трудом закатывает в квартиру станковый пулемёт "Максим".
Жена: Здравствуйте, Василий Иваныч! Заходите, Архип вас ждёт. Он, извините, слегка приболел. (Помогает Василию Иванычу снять бурку, вешает её на вешалку). Шашку, пожалуйста, к зонтикам. Васи-лий Иваныч делает попытку снять сапоги.
Жена (в испуге): Нет, что вы, что вы, не надо! Проходите так! У нас и тапочек нет.
Василий Иваныч: Да вы не пужайтесь! У меня свои! (Снимает са-поги и переобувается в пушистые розовые тапочки с помпонами). Вот, в ветеранском заказе были. Ещё водка, тушонка и сгущенка.
Жена: Очень вам идут! И ты проходи, Анюта. Чего вы так запыхавшись? Лифт опять не работает?
Анюта (обнимает и целует жену): Здравствуй, здравствуй! Не ра-ботает ваш лифт. У тебя что, новые духи, да?
Жена: Новые. Я с зарплаты "Мисс Диор" себе купила. Вот. (Даёт флакон).
Анюта: (поливает себя духами): Ой, Париж... Сколько?
Жена: Пятнадцать баксов.
Анюта: Недорого!
Жена: Польские! (отбирает флакон). Завози пулемёт в ванну.
Анюта: А вот фигушки! Ты что? 3абыла, где живёшь? 3наешь, как в городе опасно? (Решительно подкатывает пулемёт к окну и, разбив стволом стекло, занимает огневую позицию).
Архип: Можно было бы и створку открыть... (Василию Иванычу) Я слышал, ты на улице пошумел немножко?
Василий Иваныч: Да шуганул одного беляка на БМВ. Тачанку при-парковать не даёт, коней нервирует... Это... что меня всегда журить... сихнализайция у него, что ли. (Садится в кресло, закуривает).
Архип: У тебя что?
Василий Иваныч: Филипп Моррис.
Жена: Ну, я побежала... Василий Иваныч, ну хоть вы наставьте его на путь истинный. А то он совсем уже разлагается. (Уходит).
Василий Иваныч (Архипу, строго): Ну что, помираешь? Ухи просишь?
Архип: Прошу.
Василий Иваныч снимает папаху. На голове у него стоит штоф самогона.
Василий Иваныч: Сильвупле. Дюже гарна хорилка. (Наливает).
Пьют.
Архип: Вот арбуз московский, рекомендую. Ань, угощайся.
Анка (лёжа на подоконнике за пулемётом): Мне нельзя, я на посту. Худею.
Василий Иваныч (смотрит на Архипа): Что, Архипушка? Тяжела она, жизнь российского интеллигента... Да... Да и мне, казаченьку, не сладко... Опять белые к власти пришли. Даром, выходит, я в Урале тонул... А нонеча опять капитализм... Дивизию на самообеспечение перевели. Хлопцы мои у мафию бегуть... Петька, шкура, авторитетом заделался... Фурманов, лярва, богатеям про-дался, "Фильм энд порно плюс репортер" редактирует.
Архип (заинтересованно): А кто спонсор?
Василий Иваныч: "Нью Быдло коммуникейшенс".
Архип (уважительно): О, солидная фирма... Ну а нам-то что делать? Вон, жена моя за двести баксов до полусмерти угрохалась. Надо нам с тобой, Василий Иваныч, что-то предпринять!
Василий Иваныч: А зараз порешить того гада на БМВ!
Архип: Нет, это нам много денег не даст.
Василий Иваныч: А зараз порешить всех помещиков и капиталистов.
Архип: Всё-таки это опасно. Хочется разбогатеть законно и быст-ро...
Анка (от пулемёта): Тогда возьмем заложников. Штук триста!
Архип: Да кто ж за них чего даст?
Задумываются с унылыми лицами.
Василий Иваныч: Тоска! (Разливает. Пьют).
Василий Иваныч запевает: Чёрный ворон, чёрный ворон...
Архип (после стакана его озаряет, радостно): Стоп! Погоди с во-ронами! Вот, вспомнил! Жена говорила: идиот этот... как его... девяносто томов Толстого спёр.
Анка (от пулемёта) Игнатий Денисович Рылов-Потоцкий.
Архип: Во, во! Отвалил в Турцию и теперь процветает. Там утюг продаст, тут лодку резиновую, весь Стамбул фотоаппаратами зава-лил. Он мне недавно письмо прислал: на какой-то Халили Каддеси в Польском склепе покупает дешевый текстиль, несёт в отель "Шан" к Елмаст-бею и сдаёт ему на пятьсот лир дороже. Потом в том же отеле у русских челноков берёт их барахло по дешевке, тащит на базар и сдаёт сербакам. С этого имеет ещё пятьсот лир.
Василий Иваныч слушает с раскрытым ртом.
Василий Иваныч (изумленно): Тысяча лир! Это что же, за месяц?!
Архип (презрительно): Бери выше!
Василий Иваныч (потрясённо): В неделю?
Архип: В день! Тысяча полноценных турецких лир в день, ты понял!
Василий Иваныч: Неплохая прибавка к пенсии! Но не умею я торговать-то, Архипушка! Мне бы порешить кого! Зараз!
Анка: Соглашайся, Вася! Мне надоело лошадьми пахнуть! И я хочу крем-бальзам!
Василий Иваныч: Чего?
Анка: Ничего! Для волос! Всю жизнь в конюшне прожили!
Архип: Ну значит решено. Я иду за утюгами. (Полный новой энергии выпрыгивает из постели, исчезает и через минуту возвращается с тремя утюгами разных размеров).
Василий Иваныч: Амуницию гладить будем?
Архип: Тёмный ты, Василий Иваныч! Это наш отправной капитал! В Турции всякий бизнес начинается с утюгов, резиновых лодок и иголок. На резиновые лодки у нас денег нет, иголки мы по пути купим, а вот утюги...
Анка (от пулемёта): Ахтунг, Василий Иваныч! Гестапо! Приближают-ся два офицера! Щас всажу в гадов!
Василий Иваныч (возбуждённо вскакивает): Подпусти их поближе и шпарь!
Архип: Оставь, Анка! Это наши Штирлиц с Мюллером ко мне идут.
Василий Иваныч снова садится в кресло. Анка разочарованно сплёвывает на пол и начинает красить губы. Звонок в дверь. Вхо-дят Штирлиц и Мюллер, щёлкают каблуками, выбрасывают руки в при-ветствии: Хайль Гитлер, Василий Иваныч! Не вставайте! Гутен абенд, фройляйн Анка-пулемётчица!
Мюллер (Архипу, обвешенному утюгами): Архип, дружище, вы изобрели новый способ пыток? В моей практике такого ещё не встречалось! Но идея кажется мне плодотворной. Три утюга на одного допрашивае-мого... Жадина Борман, конечно, не одобрил бы такой расход электроэнергии. Хотя и хапнул золото партии. Да и где вы возьмете столько удлинителей?
Анка (продолжая прихорашиваться, но не отходя от пулемёта, кокетливо): Ну что вы, пан офицер! Это мы собираемся в Турцию.
Штирлиц (прикладывает палец ко лбу): Минуточку, информация к размышлению. Переплыть Чёрное море на утюгах. Трудно, но выполни-мо.
Василий Иваныч: Не, хлопцы, вы чегой-то не того, вам пора опохмелиться. (Открывает свой штоф, но Мюллер его останавливает).
Мюллер: Простите, дружище, но у нас своё. (Хлопает в ладоши и кричит): Рихард!
Вбегает солдат в полевой. форме с серебряным подносом, на котором расставлены бутылки.
Мюллер: Что будем пить? Национал-социалистический шнапс? Трофейный русский коньяк? Или вы предпочитаете французское шабли?
Василий Иваныч: Всё, всё оставь!
Солдат ставит поднос и вытягивается в ожидании приказаний.
Штирлиц: Ступайте, Зорге.
Солдат уходит.
Наливают. Пьют.
Василий Иваныч (занюхивая шабли кочаном капусты): Ну, Исаев, ты отмочил! Чёрное море на утюгах! Вы чего там, в ЧК, совсем того, что ли? Доперестроились?
Анка: Вася, не связывайся!
Штирлиц берёт кочан, элегантно занюхивает.
Анка: Товарищ полковник, разрешите доложить? Мы там в Турции торговать будем!
Архип, морщится, корёжится и тянет руки к кочану. Кочан ходит по кругу. Архип: Арбузику... арбузику... Занюхать! Мюллер передаёт ему кочан, он занюхивает и хрипит: Бизнес! Бизнес!
Ему становится легче, он объясняет: Едем до Софии поездом. С Киевского вокзала. Там пересаживаемся на Мюнхенский экспресс...
Архип: ...и на нём шпарим до Стамбула! Причём никаких формальностей! Суешь пограничнику десять долларов в зубы -- и он тебе шлёпает визу на месяц. А за месяц мы наторгуем в день по тыще лир... это выходит... астрономическая сумма в рублях! Ну, едете?
Штирлиц: Надо ехать. Но что продать?
Мюллер: Продайте Родину, Штирлиц!
Штирлиц: Никогда, фашистское отродье!
Мюллер: Да? А кто продал мне секретные карты генштаба? И всего-то за тыщу баксов! Каков подонок!
Штирлиц (в сторону): Сказал бы я тебе голосом Копеляна, что ку-пил их на Пушкинской площади за три рубля...
Голос Копеляна: Штирлиц вспомнил Берлин, родную рейхсканцеля-рию и родное гестапо, ему стало жаль старика Мюллера, и он про-молчал.
Архип: Неважно, Исаев. Нечего продать -- охранником будешь. У нас уже есть три утюга -- турки любят гладить! -- полевой бинокль Василий Иваныча, Анка берёт с собой килограмма полтора иголок... А вы что вкладываете в бизнес, Мюллер?
Мюллер: А я, собственно, ехать никуда не собираюсь, дружищи. Слу-жу инструктором в одном движении и неплохо зарабатываю. Если только так проехаться... Баккарди со льдом, пляжи Анталии, отель супер...
Штирлиц: Спер золото партии и шикует!
Мюллер (морщится): Не будьте таким алчным, Штирлиц. Вы всё вре-мя говорите о золоте. Подумали бы о чём-нибудь высоком.
Архип: Я понял, Мюллер! Вы большой человек! Зачем вам утюг? Вы будете заключать договора!
Мюллер: Какие еще договора?
Архип: Неважно! Главное, стопроцентная предоплата! Печать у вас есть?
Мюллер: Ну, предположим.
Василий Иваныч: Печать и у меня есть! (Достает печать, дышит на нее и начинает ставить на всё подряд).
Штирлиц (достает связку печатей): Это райсобес, это личная пе-чать фюрера, это школа N845, союзпечать, роспечать... психдиспан-сер...
Архип: Ёлки! Милые вы мои! Личики вы мои юридические! Так мы ж фирма!
Мюллер: Хорошо, господа, я присоединяюсь... А что еще хорошо идет в Турции?
Архип (впадая в дикий энтузиазм): Всё, всё идёт! Всё подряд, что дома не нужно! Тряпки, что жена носить перестала! Ботинки поношен-ные! Старая посуда! Чайники с трещинами!
Василий Иваныч: (глубокомысленно): Турки любят трещины!
Архип: Старые ковры! Фотоаппараты, можно без объективов!
Мюллер: Генут! Генуг! Я всё понял! Арендуем вагон в мюнхенском экспрессе! У меня скопилось много старых ковров!
Штирлиц (разливает и поднимает бокал): Господа, я предлагаю выпить за успех нашего торгового предприятия! В дальнейшем пла-нируется открытие сети офшорных зон по всему миру, регистрация банков в странах Бенилюкса и на Кипре, а также крупные инвести-ции в курортный бизнес в Новой Зеландии. Прост, товарищи! Пьют. Пока они пьют, посередине сцены материализуется чукча. Он малень-кого роста, в оленьей дохе с капюшоном, в унтах и с двумя ог-ромными чемоданами. За спиной у него берданка.
Архип (тупо глядя на чукчу): Ну не фига себе.. .Теперь уже точно глюки... Допился.
Чукча: Я не глюка, я чукча. Я, Архипка, поживу у тебя месяц-год другой! Гостинцы, однако! (Начинает распаковывать чемоданы). Чукча облепиховый варенье, однако, привезла. Кедровый орешки. Глаз оленя карибу. Валяной рыбки. Воньки...
Архип: Это что такое?
Чукча: Рыбка протухшая. Это тебе, Архипка, ешь не хочу. Морошка. Очень мужчинам помогает!
Анка: Это Василию Иванычу!
Чукча: Шубка песцовая, сапожки оленьи!
Анка: Мне!
Чукча: Алмазиков мешочек!
Мюллер: Это мне, если позволите...
Штирлиц: В Алмазный фонд!
Мюллер (пряча мешочек): Да? А в Детский фонд не надо? Ваша алч-ность, дружище, и погубила эту страну. Где, между прочим, золото партии?
Штирлиц: Какой партии?
Мюллер: Вашей!
Штирлиц: Там же, где и вашей!
Чукча: Рога оленьи!
Мюллер (Штирлицу): Вот это вам сувенирчик. Вы когда последний раз жену видели?
Чукча продолжает вываливать свои богатства.
Мюллер: Эх, велика Россия!
Анка (уже в шубке): Чук, миленький! Едем с нами в Турцию! Торговать будем! Ягеля для оленей купишь! И компьютер!
Чукча с гордостью достаёт из чемодана коричневый бурдюк, завязанный сверку верёвкой.
Чукча: Мухоморный отвар, выдержанный три года в желудке жи-вого оленя! Выпьем, однако!
Разливают. Пьют.
Раздаётся стук с обратной стороны экрана телевизора.
Штирлиц (вздрагивает, с тревогой): Неужели Кальтенбруннер?
Мюллер: Только Кальтенбруннера нам не хватало!
Архип: Исаев, я знаю, кто это! Это похуже, чем Кальтенбруннер! Это телевизор!
Телевизор (высовывает руку и включает себя): Час сериала "Ди-кая Клюква". (Звучит красивая томная музыка и в экране появляет-ся дама в невероятной мини-юбке и с пышной, причёской).
Дама в телевизоре : Хорхе, Луис Альберто, не оставляйте меня одну с этим негодяем! Он хочет превратить меня в рабыню Изауру!
Мюллер (недоуменно пожимает плечами): В картотеке гестапо на этих людей ничего нет! Или это опять ваши штучки, Штирлиц?
Штирлиц (в сторону): Это провал! Она кричит по-русски!
Дикая Клюква: Архипо!
Архип (мрачно): Что, Клав?
Дикая Клюква: Ленка дома?
Архип.: На работе.
Дикая Клюква: Жаль! Мне Педро звонил, ей рассказать хотела. Прямо из Санта-Барбары. Жить без меня не может. А ты один, да? Можно я посижу? (Выходит из экрана. Грызет семечки). Ой, у тебя гости?
Архип (предостерегающе): Клава, не надо!
Дикая Клюква: Игнасио, наконец-то !(Бросается на Василия Иваныча). Я ношу твоего ребёнка под сердцем, мерзавец! Но мой модный магазин опять сжег Педро Альдебарран! А ты не пошевелил и паль-цем! Надеюсь, твои родители не против?
Архип оттаскивает Дикую Клюкву от Василия Иваныча.
Архип: Уймись, Клава! Василий Иваныч, не бойся, она мирная! Ей и ханки не надо -- она от любви как чумовая.
Мюллер: А сюда-то она что притащилась? Неужели с нами в Турцию?
Дикая Клюква: Игнасио, любимый, я еду с тобой куда скажешь! Я твоя Дикая Клюква!
Архип: А что берешь из товара? Мы не на отдых! У нас шоп-тур.
Дикая Клюква: Русской девушке в Турции ничего не нужно, кроме её обаяния! (Хихикает).
Василий Иваныч разливает. Звучит музыка -- "Турецкий марш" Мо-царта. Над сценой и залом начинают парить надувные лодки, гигантские иголки, циклопические утюги, фотоаппараты без объективов, старые поношенные башмаки невероятных размеров, пыльные пиджаки, пачки сигарет "Ява" размером с телевизор, бутылки водки. Все тор-жественно чокаются и пьют. Архип выходит на авансцену.
Архип (восторженно): Нет, это не глюки! Это новая жизнь стучится в двери! Это свежий ветер странствий треплет мои кудри! Это моё будущее богатство манит меня! Турция, страна грёз и надежд! Ты ждёшь меня! Меня ждут твои пёстрые волшебные базары и отели с видом на бухту Золотой Рог! Рассветы на Босфоре, минареты, мечети, лавки, полные кожаных курток, дешевые ресторанчики и веселые ос-лики!
Нет, не всё так плохо, не всё так безнадёжно. Я поеду в Турцию, буду торговать и трудиться, разбогатею. Я стану богатым на благо себе и России. Мы станем "новыми русскими". И у каждого будет коттедж с гаражом. Что в этом дурного? Мы будем пить чистую воду народной духовности, и нам никто не будет впаривать суррогатный коньяк, и мы обустроим наконец нашу Россию!
Сцена 2
На сцене конторка портье отеля "Шан", за ней винтовая лестни-ца, справа прилавок с колониальными товарами, сзади дверь. За конторкой -- негр. Перед конторкой, с баулами, чемоданами, рюкза-ками, надувными лодками -- Архип, Василий Иваныч, Анка, Штирлиц, Мюллер, Чукча, Дикая Клюква.
Василий Иваныч: Тю! Оказывается, турки -- негры! Кто бы мог поду-мать !
Мюллер: Учёными Третьего рейха доказано, что негры по уровню своего развития стоят не выше Шелленберга.
Чукча: Однако зачем человека обижаешь?
Дикая Клюква: С ветки спрыгнул! Не знаю, как вы, а я бы с нег-ром не могла!
Анка: У нас в третьей роте пулемётчик был -- ну вылитый! Так это же он морилки обпился! Родом он был из-под Пскова, так его колчаковцы называли -- "пскопской негр".
Все ходят вокруг негра и рассматривают его.
Штирлиц: Информация к размышлению: негр за стойкой турецкого отеля не может понимать по-русски ни при каких обстоятельствах. Положение почти безвыходное. Мы на грани провала. Что делать?
Архип (вынимает из баула книжечки, листает их и бормочет): У меня тут .разговорники припасены. Немецкий, английский, турецкий... Нам необходимо снять номер. (Идёт). Масса, мехраба, майн херр негр! Дю гебен нумер ин шалла!
Негр: Я русский.
Все молча смотрят на него.
Негр (на чистейшем русском языке): Здравствуйте. дорогие россия-не! Добро пожаловать в Турцию! Меня зовут Армандо-Николай. Моя фамилия Гонсалес-Калашников. Я из Чунга-Чанги. Это маленький ост-ров в океане. Мой папа по профессии король. Моя мама Ленка Калашникова по профессии королева. Я учился в университете Друж-бы народов имени Патриса Лумумбы в Москве. Москва -- столица Советского Союза, крупный индустриальный и культурный центр. Пока я учился, маленький, но свободолюбивый народ Чунга-Чанги сверг моего папу короля. Моя русская мама начала пить водку. Степуха накрылась. Меня выперли. Я инженер, но сейчас по семейным обстоятельствам работаю сутенером. (Напевает):
Путана, путана, путана
Ночная бабочка, ну кто же виноват?!
Я люблю Россию, гостеприимного русского народа, великого и мо-гучего русского языка. Господа выбрали отель "Шан" и тем оказали нам большую честь. Плата за неделю вперёд. Прошу по пятьдесят долларов с носа.
Дикая Клюква: Сколько? Да он чечен! Эти чёрные совсем уж обнаг-лели!
Штирлиц: Не волнуйтесь, херршафтен! Я жил в лучших отелях Лозанны, Бомбея и Калуги и уверяю вас, что за эти деньги каждый получит прекрасный номер с видом на Босфор включая Дарпанеллы.
Армандо: Хренушки! К сожалению, отель переполнен. Наш бизнес поднимается всё выше на волнах русской эмиграции. Первая волна, вторая волна, третья, четвертая -- и наконец девятый вал Айва-зовского! Скажите, там, среди необъятных просторов нашей Родины, ещё встречаются люди?
Архип: Всё реже.
Армандо: У вас будет комфортабельный семейный номер с ванной. Скидывайтесь, мужики!
Мюллер: Один на всех? Ужасно! Я отказываюсь!
Анка: Да ты чё, Генрих? Вспомни гражданку! В обозе-то как бывало? А Магнитку? В канавах ведь спали, в глине, с лопатами! И ничего.
Армандо: Бухгалтерам и очаровательным девушкам скидка!
Чукча: Чукча бухгалтера!
Армандо (Архипу): А вы, мой друг, человек конченый. Вам и номер не нужен. Ваше место вон на том коврике.(Архип послушно садит-ся на коврик, Армандо подсчитывает на калькуляторе).С вас за всё-про всё -- или ни за что, ни про что -- ах, как я люблю прек-расные русские идиомы! -- четыреста одиннадцать долларов! Прошу платить.
Архип (сидя на коврике и откупоривая одну из привезённых с собой бутылок водки): Семь рыл по пятьдесят долларов -- это триста пятьдесят. Лишних шестьдесят один доллар! Ты что, Армандо, оборзел?
Армандо: Оборзел! Да у меня от вас крыша едет! (Напевает): Едет, едет, едет к ней, едет к любушке своей!
Мюллер: Не увиливай, расово неполноценный! За что лишние бабки?! Ты ответишь мне! (Достает утюг).
Армандо: Пять процентов за обслуживание!
Архип: Вообщем, так, Армандо, воспитанник Дружбы народов, ты давай врубайся. К тебе не гости из Заира приехали. Мы граждане ве-ликой, свободной России, сбросившие с себя долгое иго большевизма! Сели нас по высшему классу!
Анка перед носом у негра стреляет в воздух. Армандо в ужасе отшатывается, потом с мольбой протягивает руки.
Армандо: Простите, простите, добрые белые господа! Но вы не пра-вы! Разве мог я забыть, что вы из свободной России? Я же отдал вам президентский номер люкс, который хозяин отеля Илмаст-бей бере-жёт на случай неожиданного приезда массы Горби. (Напевает):
Расставанье всё ближе и ближе
Вот кончается время чудес.
До свиданья, наш ласковый Миша!
Отправляйся в свой сказочный лес!
Я же сказал вам, в этом номере даже есть ванна!
В этот момент открывается дверь на заднем плане сцены. В две-ри высокий силуэт человека в форме белогвардейского офицера и с крестами на груди.
Офицер: Господа, здравствуйте, я услышал родную русскую речь и поспешил сюда. Позвольте представиться, генерал Троекопытов, волею судьбы и произволом "красных" вынужденный в марте прошло-го 1921 года покинуть наше несчастное Отечество и с тех пор бедствующий на Туретчине. Позвольте узнать, как там Савинков? Я слышал, на Тамбовщине полыхает восстание?
Архип: Да вы не волнуйтесь, дедушка, накрылись они без всякой Тамбовщины. Армандо, стаканы!
Армандо достаёт стаканы.
Генерал Троекопытов: Господа, какое счастливое известие! Безбожный режим пал! Мне вернут мои поместья на Тамбовщине, Орловщине и Рязанщине! Есть у меня кое-что и на Серпуховщине... немного, несколько сот десятин... Выпьем за веру, царя и Отечество!
Василий Иваныч: Сейчас кончу хада!
Архип: Василий Иваныч, не горячись! Давай выпьем сначала!
Мюллер: Он прав -- старика надо сначала допросить.(Ласково поигрывает утюгом). Армандо, где розетка?
Армандо раздаёт стаканы и один оставляет себе.
Архип (продолжая сидеть на коврике в позе медитирующего йо-га): Господа, я вижу, здесь собрались люди разных времён и наро-дов. Но все мы так или иначе связаны с Россией. Так выпьем же за то, что объединяет всех русских -- за что делать и кто вино-ват?!
Пьют.
Снова открывается дверь и подходит власовец из второй волны эмиграции. Он в костюме покроя сороковых годов, в тёмной фетро-вой шляпе, с нашивкой РОА на рукаве и со "Шмайсером" через пле-чо.
Власовец (не терпящим возражений тоном, безапелляционно): Во всем виноваты жиды. Наливайте мне живо. (Передёргивает затвор автомата).
Чукча: Чукча бухгалтера!
Дикая Клюква: У меня и бабушка русская и дедушка! Ей-богу!
Армандо: Да я же Колька Калашников, русский человек!
Дикая Клюква (закатывая глаза) : О, как от него пахнет! Это Хесус Анхелио ибн Посо-Сандовал!
Власовец (принимая стакан от Армандо): Нет, бабонька, зовут меня Павел Власов. Я власовец. А печаль моя кручинушка меня гложет: в сентябре прошлого 1945 года попал я в лагерь для перемещенных лиц под Кёльном. Британцы держали нас впроголодь и, что ху-же всего, собирались выдать Сталину. Добрая толстая фрау Гертру-да укрыла меня на гумне... Там я и узнал о самоубийстве фюрера.
Мюллер отворачивается и вытирает слезу утюгом.
Власовец: С гумна я бежал от Красной Армии до самой Турции. Осел здесь. Но мало показалось судьбе-злодейке: привелось хлеб-нуть унижений на Туретчине! Этот изверг подселил мне за стену целый кагал: Моня, Фима, Белла, Стелла, Сёмочка! А еще будут говорить, что еврейского заговора нет! Они обложили нас со всех сторон!
На заднем плане сцены открывается дверь, в неё входит семья еврейских эмигрантов: толстая еврейская матрона Белла перевали-вается по-утиному, говорит громогласно, её муж Моня, маленький лысый человек, между ними их чадо, их главная надежда в жизни -- сын Сёмочка. Это бледный, аккуратно причесанный и одетый маль-чик. Они подходят к стойке, разворачивают свёртки, достают бутер-броды, термос, начинают кормить Сёмочку.
Белла: Сёмочка, вот бутербродик с краковской колбаской. Товари-щи, кто хочет бутерброд с краковской колбасой? У меня еще есть!
Власов берёт и закусывает.
Моня: Съешь, Сёмочка, тебе нужны силы. В Оксфорде в этом году такой большой конкурс!
Белла: Сёмочка будет учиться в Оксфорде!
Власовец (не терпящим возражений тоном, безапелляционно): Ну, теперь видите, кто во всём виноват? Какие могут быть сомнения? Небось моего Грицка в Оксфорд не возьмут! Везде одни евреи!
Армандо (пританцовывает и напевает):
В Третьяковской галерее
На стенах одни евреи!
Евреи, евреи, везде одни евреи!
Даже у нас в Чунга-Чанге есть один еврей! Он министр внешней торговли. Правда, чёрный.
Штирлиц (власовцу): Должен вам сказать, товарищ предатель Родины, что вы устарели. Это раньше во всём виноваты были жиды, а теперь лица кавказской национальности. До вас разве не довели сек-ретную инструкцию?
Василий Иваныч: Ну, у меня в третьем батальоне еврей комбат... Морилку пьёт не хуже того пскопского негра.
Мюллер: Давно хочу сказать вам, бригаденфюрер, что вы воевали не на той стороне. Победил бы Гитлер, не было бы евреев, а было бы баварское пиво!
Василий Иваныч: Зарублю хада!
Выхватывает шашку. Слегка сражаются. Оружие Мюллера -- утюг.
Генерал Троекопытов: Оставьте этот тёмный лепет, господа! Россия всегда была домом ста пятидесяти народам. В безгранич-ной любви к своему государю народы сии тянулись к просвещению и истине. На началах справедливости был устроен русский мир...
Появляется старец библейского вида и возвещает: Сёмочка! Тебе пора играть на скрипке!
Белла (раздражённо): Папа, оставь! Сёмочка ещё кушает!
Старик исчезает.
Архип (уже сильно пьяный): Да хватит ля-ля!
Армандо (записывая): Какая гениальная русская идиома!
Архип (продолжает): А Ленский расстрел!? А Морозовская стачка!?
Сёмочка (вдруг отпихивает своих родителей и вырывается на авансцену): А еврейские погромы октября 1905 года?18 октября в Киеве, 24 в Иваново-Вознесенске...
Архип (начиная бурно жестикулировать): А броненосец "Потёмкин"? А Сергей Эйзенштейн?
Василий Иваныч: А что же, наши мучения и подвиги -- коту под хвост? Да, были ошибки. Не тех порубали хадов! Но были же Магнит-ка, и Метрострой, и спасение челюскинцев!
Дикая Клюква (тоном светской дамы): А вот последний фильм За-варухина "Россия, которую мы куда-то задевали"...
Архип: Да заткнись ты! Эта Россия, которую задевал Заварухин, также относится к России исторической, как царство честных берендеев из оперы Римского-Корсакова "Снегурочка" к реальному племени древлян! Армандо, налей ещё!
На сцене появляется дорого и со вкусом одетый человек.
Армандо: А вот и господин писатель!
Чукча: Чукча читатель!
Писатель: Господа, всё это какая-то интеллигентщина!
Василий Иваныч: Тю! Этот ещё откуда?
Писатель: Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
Уж двадцать лет живу в Париже я...
Дикая Клюква: Ой, послушайте его! Он из Парижа! Он всё про Рос-сию знает! От него пахнет как от "Холдинг-центра"!
Писатель: У России свой путь. Ей не нужны западные ананасы!
Анка (целясь из маузера): Буржуй!
Писатель: Картошечка-то здоровей будет! Земство и духовность, -- сказал мне один рыбак на Енисее. А вы, господа, страшно далеки от народа!
Анка (после щелчка): Осечка вышла!
Сёмочка: Америка -- положительный пример, а России миру пример отрицательный.
Штирлиц: Агент влияния!
Мюллер: Вот видите теперь, что фюрер был прав!
Снова открывается дверь, просовывается голова еврейской старушки.
Старушка: Беллочка, рыба горит!
Белла: Ах, оставьте, Ревекка Ильяшевна! Сёмочка выступает на историческом диспуте о судьбах России!
Старушка: А это не опасно?
Белла: Ну конечно опасно. Но Сёмочка такой смелый!
Сёмочка (выставляя одну ногу вперёд и простирая руку к за-лу): Провиденциальное предназначение России, её метафизическая функция в эру Водолея состоит в том, чтобы продемонстрировать сообществу народов и индивидуумов обратный пример необходимых действий и нравственно-философских концепций. Её мессианство и её совершенно особая роль в истории и развитии Космоса, мировых Океанов и тектонических пластов обусловлены её непохожестью на чтобы то ни было на свете. Так говорит Анэля Меркулова.
Генерал Троекопытов (в бешенстве): Он всё врёт! Анэля Меркулова никогда ничего похожего не говорила! Это мысли сумасшедшего гу-сарского полковника Чаадаева! Бенкендорф был умница, когда зап-рятал его в психушку!
Архип: Ах ты белогвардейская гадина! Мало тебя Чапай рубал! Ты Чаадаева не трожь! Я тебе, падло, за Чаадаева в рожу дам!
Василий Иваныч (кричит): За Розу Люксембург!
Власовец срывает с плеча автомат.
Мюллер и Штирлиц падают на всякий случай.
Армандо бьёт власовца кулаком по затылку. Тот отключается.
Армандо: С этими русскими всегда так, они не умеют вести циви-лизованную дискуссию. Любой разговор о политике, истории, филосо-фии и нравственности кончается перестрелкой. О, крези рашенз!
Чапаев, давно сдерживавший нетерпение, выхватывает шашку и с криком: "А вот теперь кончу хада!" бросается на генерала. Гене-рал тоже выхватывает шашку и тоже кричит: "Ура!" Бой на шашках. Анка палит во все стороны из двух маузеров с криком: "Да здрав-ствует мировая революция! Ура!". Чукча ползет через зрительный зал и .бормочет: "Ура, однако. А олени лучше". Штирлиц, лёжа на сцене, следит за чукчей в полевой бинокль. Писатель исчезает с крика-ми: "Вы не имеете права! Я гражданин Франции!" Архип и Армандо вдвоём пьют водку и отстранённо наблюдают за происходящим.
Армандо: Ну что, брат Архип?
Архип: Да ничего, брат Армандо.
Свет меркнет под громкие крики "Ура!", рокот канонады, ржание коней и гуд танковых армад.
Свет снова зажигается. Посредине сцены стоит огромная ржавая ванна с жёлтыми пятнами внутри. В ванне лежит Василий Иваныч, его голова на коленях у Дикой Клюквы, она перевязывает ему голову бинтом, плачет и говорит:
Бедный Игнасио! Он вступился за мою честь! А этот корниловец колчаковский Педро Альдебарран Троекопытов...
Василий Иваныч (приподнимается): Он дрался нечестно! Их, гадов, в пажеском корпусе джиу-джитсу учили! А я академиев не кончал..
Дикая Клюква: Лежи, лежи, Игнасио!
Чукча: Хорошо, однако, что чукча не писатель...
Архип (стоя над ванной, задумчиво): Здесь мы и будем жить. Вот эта самая ванна, о которой говорил брат Армандо.
Все тихо собираются в ванне и, нежно обнявшись, запевают:
Раскинулось море широко,
И волны бушуют вдали...
Товарищ, мы едем далёко,
Подальше от этой земли.
Сцена 3
Занавес закрыт.
По залу начинают бегать зазывалы, продавцы, покупатели и прочая базарная публика. Проходит толстая торговка из Винницы в окружении семейства, все они тащат товар: дрянную одежонку, водку. Торговка: Водка винницкого разлива! Миллион турецких грошев за один жбан! Возьми! Её отпихивает усатый человек сре-диземноморского вида с сумасшедшими глазами в красной феске, бьёт себя в грудь и кричит зрителю: Я, я настоящий Митя! Ты мне веришь? Тебе нужна кожа? Возьми мою! Два полуголых мужика мол-ча проносят через зрительный зал диван. Митя (продолжает приста-вать к зрителю): Тебе кожу надо, русский братушка? Идём со мной! Лучший кожа за весь город! Другой зазывала кричит из другого конца зала: Нет, пожалуйте к нам в польский склеп! Самый деше-вый текстиль на Средиземном море! В зал входят пять амбалов с огромными дагестанскими коврами, возглавляемые маленькой тощенькой дагестанкой. Амбалы шатаются от усталости. Дагестанка (зрителям): Где тут лавка перекупщика ковров, правоверные? Братья, мы пришли пешком из Дагестана! Потому что с нашими коврами нас не пустили на катамаран! Мы шли в обход через Батум вокруг Черного моря! Один из амбалов: Нет, Бибигюль-ханум, я больше не могу! Да и боюсь я, что не купят у нас турки ковров. Им хоть и по шесть-сот лет, но дыры, дыры! Бибигюль-ханум (набрасывается на него): Аллах да покарает тебя, отступник! Разве ты забыл, что сказали аксака-лы, когда отправляли нас?! В зал вбегает стайка проституток. Несмотря на турецкую жару, все они в кожаных куртках, высоких ботфортах и мини-юбках. Они ходят по залу, оценивающе смотрят на мужчин и повторяют с намёком: Каш пара? Каш пара? На них на-бегают турки: Коллега! Коллега! Де-е-вушка! Какой проблем? Ёк-пара! Ёк-пара! Пойдём в мой склеп! Разговор будет! Разбирают девиц и удаляются. В зал входит ослик, он тянет за собой арбу на огром-ных, выше ослика, колёсах, на арбе до потолка навалено всевозмож-ной еды: фрукты, хлеб, а также стоит жаровня с шашлыками. За ар-бой идёт турок и орёт голосом невероятной противности: Экмек! Балык! Шашлык! Портокаль! Урюк! Кишмиш! Экмек! Балык! Шашлык! Альма!
Занавес открывается.
Задник, изображающий турецкую улицу. Вывески: НАСТОЯЩИЙ МИТЯ, ПОЛЬСКИЙ СКЛЕП, ОТОМОБИЛ, ОТЕЛЬ ЭМЕК. За крышами -- минареты. На авансцене Архип, в окружении турок, продаёт огромный утюг.
Архип: Это утюг "Буран-3".Он сделан на бывшем ракетном заводе. Испытан на Байконуре. Превосходит все западные аналоги.
Турки: Алла! Алла!(Поднимают руки).
Архип: Этим утюгом всё что угодно выгладить можно! Он хоть броневые листы, хоть шелковую фату для невесты выгладит!
Турки (делают вид, что не понимают): Алла! Алла!
Архип: Прекрасный утюг! А лёгкий какой! Как пушинка! Тефлоновая подошва выдерживает температуру до десяти тысяч градусов! Сде-лана из жаропрочной космической стали!
Турки отворачиваются, долго говорят между собой по-турецки, курят. Похоже, они забыли об Архипе и его утюге.
Архип: Эй, мужики! Гляньте, как работает! Не утюг, а гиперболоид инженера Гарина! Устраиваю показательный сеанс! Завожу!(Ручкой заводит утюг. Утюг ведёт себя как автомобиль: фыркает, кашляет, выпускает из себя дым. Турки с любопытством и опаской смотрят).
Архип (срывает с себя рубашку, показывает): Коллега! Коллега! Смотри какая мятая!
Турки (недоверчиво качают головами): Ёк! Ёк! Плохо мятая!
Архип (в торговом экстазе): Ах, плохо вам мятая! Лук нау! Сволочи! (Швыряет рубашку наземь, топчет её двумя ногами, кричит): Эврибади! Эврибади! Бютюн! Тюм! Хер и кисиде! (Заталкивает турок на рубашку и показывает им, что надо прыгать).
Турки послушно прыгают с серьёзными лицами, приговаривая: Эшак! Эшак!
Архип (продолжая пребывать в экстазе, выталкивает турок с ру-башки и хватает её с криком): Гермек! Бакмак! Смотрите, гады, те-перь мятая?
Турки: Эвет! Эвет! Чок мятый! Кекет чок мятый!
Архип (кричит): Врубаю третью скорость! (Дёргает рычаги на утюге. Утюг с рёвом бросается на рубашку. Архип управляет им двумя руками и поясняюще говорит туркам): На третьей скорости меньше сорока километров в час не держит! Скоростной, формула один! (Из утюга вырывается пламя).
Турки (кричат): Рус! Тамам! Хватит!
Общими усилиями усмиряют утюг.
Архип (гордо стоя рядом с утюгом):Ну, берёте? Платите! Хесаб!
Турки внимательно осматривают место происшествия.
Турки: Кекет ёк! Рубашка проблем коллега?
Архип: Да пошли вы к чёрту со своей рубашкой!.(Начинает сни-мать штаны).Сейчас я покажу вам, что такое конверсия!
Турки пытаются его остановить. Они приговаривают: Дур! Дур! Он вырывается.
Архип: Я вам покажу дур, кретины! (Швыряет штаны и кричит): Топтать! (Турки пятятся).
Архип: Развратились тут на западном ширпотребе! (Хватает шта-ны и начинает остервенело их гладить. Дым, огонь, утюг превращается в гору оплавленных деталей, пылающие брюки взлетают с воем и уносятся через зал в директорскую ложу).
Турки убегают с криками: Дели рус! Дели рус! Русский псих!
Архип, весь в саже, в одних трусах, огромными прыжками гонится за турками. Все исчезают.
Сцена поворачивается. Другой кусок той же улицы. Вывески, ми-нареты, кофейня. Сцена заполняет-ся базарной толпой. В толпе шатается усталый, взмокший от жары Штирлиц в растрепанной униформе и с носовым платком с завязан-ными на углах узлами на голове. У него корзина, то ли разносчика, то ли мусорная, набитая бумагами. Штирлиц пристаёт ко всем под-ряд.
Штирлиц: Государственный секреты! Государственные секреты! Жуткие тайны Кремля! Кровавые тайны Лубянки! Последняя любовь Ле-нина!
Один из турок (внезапно проявляя интерес): А это кто? Инесса Арманд?
Штирлиц: Нет.
Турок: А кто?
Штирлиц: Фанни Каплан1
Турок: Ну да?
Штирлиц: Покупаете?
Турок: Нет.(Также внезапно теряет интерес и растворяется в толпе).
Штирлиц: Тайны Лубянки! Кто убил Кирова! Кто убил Гитлера! Кто убил Кеннеди! Кто всех вообще поубивал?
Второй турок: Ну, и кто?
Штирлиц: Сталин. Купи, недорого.
Второй турок: А-а. (Теряет интерес, хочет уйти).
Штирлиц: Да я их всех, я! Мемуары хочешь?
Турок: Ай, шайтан! Кагэбэшник! (Хочет бежать в ужасе).
Штирлиц (вслед): Да я не хотел! Я против был! Да я их любил всех как родных! У меня честность знаешь какая? Кристальная!
Турок удирает.
Штирлиц: Эй! А лекции в университете не надо почитать? Про де-мократию?
Турок исчезает. Усталый Штирлиц садится на землю, ставит кор-зину и продолжает бубнить.
Появляется Мюллер. Он в махровом купальном халате, с пляжной сумкой. С удовольствием жуёт персик.
.Мюллер: Ну как бизнес, дружище? Я вижу, вы не то чтобы процве-таете. Не продаётся Родина-то?
Штирлиц: Не трожьте Родину, отродье!
Мюллер: Пошли бы лучше искупались. Водичка сегодня просто восхитительная. И снимите, наконец, эти ужасные сапоги, которые вы не снимали с 45-го года!
Штирлиц (в сторону): Мюллер не знал, что в сапогах Штирлица были тщательно законсервированы два миллиона рейхсмарок, полу-ченные им 30 апреля 1945 года лично от фюрера на закупку пар-тии танков Т-34.
Мюллер: Кстати, поздравьте меня! Я женюсь.
Штирлиц: Вы??? Позвольте спросить, кому же вы нужны с вашим криминальным прошлым? По вам Нюрнберг плачет!
Мюллер: И будет плакать ещё долго. Она прелестная еврейка из хорошей семьи, вдова. Нефть, бриллианты, танкеры и так далее. Я думаю, мы поселимся на юге Франции. В Израиле, знаете ли, летом очень жарко.
Штирлиц: Мюллер! Но вы же махровый антисемит!
Мюллер: Бросьте! Что за совковая манера сразу приклеивать ярлыки!
Мюллер (в сторону): Неужели Шелленберг был прав и Штирлиц прос-то идиот с нордическим характером? (Штирлицу): Успокойтесь, дру-жище. У меня, как и у всех, в молодости были ошибки. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Я вчера понял, что ведь Мюллер -- это, в сущности, еврейская фамилия. Кстати, Штирлиц -- тоже.
Штирлиц: Вот уж нет!
Мюллер: Напрасно! Не хотите выпить стаканчик оранжада? Я уго-щаю.(Уводит причитающего Штирлица). Вам надо модернизировать ваш бизнес. Я поговорю с Чукчей. У него, кажется, дела идут непло-хо. Может быть, он возьмёт вас в охрану.
Сцена снова поворачивается, ещё один кусок той же улицы. Чукча, вокруг него турки. Идёт торг.
Чукча: Если турка у чукча берёт глаз оленя карибу, то турка чукче даёт кожаная куртка!
Турок: Чукча-бей, я даю тебе лучше чем кожаная куртка! Я даю тебе сто лир!
Чукча вынимает из мешка глаз оленя карибу.
Турки (в ужасе): Алла! Алла!
Чукча: На, турка! Всей семьёй кушать будешь!(Берёт сто лир). Кухлянка, унтики, рукавички!
Турки (разглядывая товар): Каш пара? (Уважительно гладят мех, дуют на него, щупают).
Турки: Ийи! Хорошо! Гюзель! Каш пара?!
Чукча: Пачка лир давай!
Турки разбирают товар. Каждый даёт ему по пачке лир. Чукча вне себя от счастья. Достаёт из мешка бубен. Приплясывает в кру-ге турок, которые смотрят с большим интересом и прихлопывают.,
Чукча (танцует и поёт):
Чукча малица продал!
Чукча палица продал!
Чукча доллары продал!
Чукча ягоды продал!
И морошка и грибочки!
И стада оленей в тундре!
Чукча тундру тоже продал!
Турка глупая купил!
Турки и цыганки начинают играть на своих музыкальных ин-струментах. Бьют турецкие барабаны. Откуда-то прибегают дети и тоже пускаются в пляс. Чукча хватает бурдюк с мухоморным настоем, пьёт и впадает в экстаз. Начинает однообразно бить в бубен и выть:
Нет у чукчи больше унтов!
И кухлянки нет, и нартов!
Рукавички продал чукча!
Глупый турка всё купил!
Но в большом мешке у чукчи
Много-много лир турецких!
Чукча ловкий
Чукча смелый
Чукча крупный
Бизнесмена!
Падает без чувств на свой мешок.
Турки (хором): Однако!
Расходятся.
Сцена снова поворачивается. Анка вкатывает на турецкую улицу пулемёт "Максим".
Анка: Какой белогвардейский козёл придумал тащить с собой четыре чемодана иголок! Не берут турки иголки! Не берут, гады! (Садится рядом с пулемётом, обнимает его и печально смотрит в зал). Утопила я эти иголки к бису в бухте Золотой рог.
Ну и намаялась я! За месяц похода, бывало, так не намаешься! А турки эти! Это ж не мужики! Я им иголки предлагаю, а они... всё норовят меня схапать. Всё де-е-вушка, де-е-вушка, пошли со мной в склеп! А какая ж я им девушка? Большой пара дам! Ну я им дала! Спасибо тебе, Максимушка! (Гладит пулемёт по стволу). Шмольнула я того настоящего Митю. Вон голосят, хоронют, бусурмане.
Задумывается.
За её спиной с глупым смехом пробегает Дикая Клюква. За ней сосредоточенно следует вереница серьёзных турок. Последний в веренице замечает Анку и направляется к ней.
Турок: Якшамлар!
Анка (со вздохом): Опять?
Турок: Девушка, проблем, коллега?! Кожа хочешь? Пара хочешь? Ботфорты хочешь?
Анка: Слышь, турок, купи пулемёт!
Турок (не понимая): Киз! Девушка! Тюрк тебя любит!
Анка (воодушевляясь): Тогда купи пулемёт! Этому пулемёту цены нет! Я с ним четвёртый год не расстаюсь! Он мне и муж, и брат, и отец!
Турок (в изумлении): Эээ! Алла!
Анка: Глянь, турок, что может русский пулемёт! Всего-то триста лир прошу! (Даёт очередь. Грохот, взрывы, клубы дыма на заднем плане, за минаретами).
Анка: Вот и накрылся твой шестой американский флот.
Турок (в ужасе пятится): Шайтан! Шайтан!
На заднем плане сцены в обратном направлении пробегает Ди-кая Клюква, за ней вереницей её ухажёры.
Анка: Турок, миленький, купи пулемёт! Я ж иголки утопила, мне продать больше нечего... Он и по небу знаешь как работает!
Турок (пятясь, дрожащим голосом): Дэвушк, пойдём в склеп!
Анка, виртуозно разворачивая пулемёт, стреляет вверх. На зад-нем плане над минаретами пролетают Эйфелева башня, Мавзолей Ле-нина и Статуя Свободы. С грохотом падают где-то за городом.
Анка: Ну, берёщь?
Турок: Дур! Дур! (Убегает).
На заднем плане сцены появляется ослик, по виду которого яс-но, что он тащит огромную тяжесть. К хвосту ослика веревкой при-вязан открытый белый "Мерседес", в котором сидит толстый воло-сатый турок, обнимающий Дикую Клюкву. За руль он не держится, в руке у него бич погонщика. Дикая Клюква блаженно улыбается и гордо смотрит на Анку.
Дикая Клюква О, Хесус Анхелио ибн Посо-Сандовал! Наконец-то мы соединились! Знай же, что ради тебя я забыла все клятвы, которые давала Игнасио. И даже ребёнка, которого он носит под сердцем! Ты мужчина моих снов! Ты будешь покупать мне роскошные виллы и мини-юбки и ботфорты выше колен! Ты будешь купать ме-ня в мраморной ванне, наполненной пепси-колой, и петь мне голо-сом Филиппа Киркорова!
Сначала ослик, затем "Мерседес" покидают сцену.
Анка (сплёвывая): Гадость какая! Где-то наш чукча с мухоморным отваром? Напиться бы сейчас, заснуть и проснуться на Роди-не...
Анка: Что мы за народ такой, господи! На Родине нам плохо, а на чужбине ещё хуже. Свои нас не понимают, чужие от нас бегут. В головах у нас туман, в душе гордыня, а в каждой руке по "Мау-зеру"!(Хлопает себя по кобурам).
Достаёт из патронташа флягу. Говорит в зал: Девчата, выпить хотите? (Выбирает в зале одну женщину). Будешь? Нет? Чего так? Ну тогда я сама. (Прикладывается. Продолжает говорить с той жен-щиной в зале). Ты не робей, сестрёнка. Я ж про тебя всё знаю. Помнишь Первую Конную? Так с лошадьми и ели, и спали. Кальсоны нам, конечно, выдали. Солдатские. Со складов царской армии. Но вопрос мыла так и не решили, хотя лично товарищ Фрунзе обещал... А помнишь, как наша тачка в глине увязла? Мужики не сдвинули, а мы с тобой вытащили её, родную нашу тачку с цементом! А от-дельный наш девятый десантный батальон помнишь? Слушай, куда нас несло? Почему вся жизнь на баррикадах? На фиг нам ихние горящие избы? Сами подожгут, а потом пожалте, товарищи бабы! Вас родина-мать зовёт! Да что ж она всё в огонь зовёт-то? Дети есть? У меня нету. У меня абортов знаешь сколько было? Двадцать три. А может, тридцать. Не помню уже. А у тебя? Я себе говорила: сначала мировая революция, сначала Беломор-канал, сначала Днепрогэс, Метрострой, сначала всё для фронта всё для победы, сначала трубопровод "Дружба". Ты не думай, у меня не только пулемёт, у меня и отбой-ный молоток есть. От коллектива я никогда не отделялась. Но ведь это же правильно? Ведь если всем будет хорошо, так ведь и мне тоже. Только гадость какая-то вышла. И теперь у меня одна мечта. (Начинает готовить пулемет к работе). Всех этих помещиков и капиталистов, всех этих беляков поганых, всех этих полицаев, троцкистов этих, баптистов, бюрократов этих жирных, отщепенцев этих, буржуев недорезанных, фашистов этих недобитых, Лидку из овощного, Кольку с третьего этажа, мильтона этого у метро, рожу отъел, банкиров этих в законе, рокеров этих на мотоциклах, соп-ляков этих с газетами, тунеядцев этих в ларьках, Соньку-сволочь, в октябре взяла пять тыщ и не отдаёт, стерва, мужиков этих пере-гарных, всех этих... всех... всех! (Ложится за пулемет и открывает огонь по залу).
Свет гаснет. Слышны душераздирающие звуки вечернего намаза. В полной темноте видны лишь вспышки выстрелов нескольких пуле-мётов, расстреливающих зал с разных сторон.
Действие II
Сцена 4
Занавес закрыт.
Выходит Архип. Он в одних трусах, перемазан в саже.
Архип: Всё кончено. Я потерпел полное фиаско. Догладился, ин-теллигент несчастный! (Далее говорит с сарказмом и отчаянием). Мы будем торговать! Мы будем трудиться! Станем новыми русскими! Коттеджи с гаражами! Презентации, мать твою, кэпитал шоу -- вот уж воистину поле чудес! Но штаны-то мои, штаны мои единственные -- где? (Хватается за голову). Сжёг, сам же и сжёг их, скотина! (Стонет).
Входит Штирлиц. Архип с надеждой бросается к нему.
Архип: Штирлиц! Как я рад вас видеть! У меня ничего не вышло... Поделом мне, русскому интеллигенту... я ж в жизни и коробка спи-чек продать не умел... а тут турки утюги... но у вас-то навер-няка всё в порядке! Вы ж разведчик!
Штирлиц: Вынужден вас огорчить, товарищ Архип! Эти турки ока-зались довольно-таки неразвитым народом. Никакого интереса к тайнам Лубянки!
Входит Мюллер в обрывках дагестанского ковра.
Штирлиц: А вот и наш жених! Вот кто устроится при любом режи-ме!
Мюллер: Жизнь -- это трагедия, Штирлиц! Сообщаю вам, если вы до сих пор не знали. Она оказалась агентом израильской разведки. Упаковала меня в ковёр и уже почти погрузила в подлодку! Но старого Мюллера не проведёшь!
Архип (простирает к ним руки): Мюллер!.. Штирлиц!.. Товарищи! Фашисты!.. Так что? Денег нет?
Мюллер и Штирлиц молча пожимают плечами и закуривают.
Архип, схватившись за голову, с мычанием, раскачиваясь, ходит по сцене.
Анка втаскивает на сцену пулемет.
Архип (с внезапной радостью): Аннушка! Пулемётчица ты моя не-наглядная! Как я рад тебя видеть после всех этих турок! Я к ним со всей душой, штаны сжёг, без единой лиры... Денег нет! Пара ёк! Не гожусь я никуда... Пулемётчица, ну ты-то наторговала?
Анка (вытирая пот со лба): Я тебе не торгашка! Я твои иголки в Боспоре утопила! Иди сам торгуй на Тишинский рынок!
Раздаётся обрывок турецкой мелодии, ругательства на турец-ком, звук удара, на сцену с воплем вылетает Дикая Клюква. Она с растрепанными волосами, в ушах огромные красные пластмассовые клипсы, на шее сияет огромная латунная цепь; на ней кожаная курт-ка и разноцветные ботфорты. Один сапог чёрный, другой красный, один обтягивает ногу как положено, другой съехал до щиколотки. Она бьётся в истерике. Все смотрят на неё.
Мюллер: Фройляйн посетила местное гестапо.
Штирлиц: Идите в задницу, Мюллер! Вы надоели мне с вашим гес-тапо ещё в прошлом 1945 году!
Анка (бросаясь к ней): Милая, что ты? Не надо! Кто тебя обидел?
Дикая Клюква (сквозь слезы, всхлипывая): Он оказался Альдебарраном!
Анка: Кто?
Дикая Клюква: Тот, кто выдавал себя за Хесуса Анхелио ибн.Посо-Сандовала!
Анка (совершенно серьёзно): Но ведь это тот, ради кого ты забыла Игнасио, который носит твоего ребёнка под сердцем!
Архип (мрачно): Всё ясно, денег нет. Эта тоже проехала по нулям... Мюллер, организуйте что-нибудь! У вас же всегда есть запасы "Старки".
Дикая Клюква (садится): Значит так! Тот, кто выдавал себя за Хесуса Анхелио ибн Посо-Сандовала, подло обманул меня. Он стал проклятым Педро Алъдебарраном! И в очередной раз сжёг мой модный магазин!
Архип: Дура! Никогда у тебя не было никакого модного магазина!
Дикая Клюква: Был! Был! Но все бы ничего, но за ним появился следующий Педро Алъдебарран! Его звали Мефтун! Я бы и это выдержала, но тут возник ещё один Педро Альдёбарран. Турция полна Альдебарранов! Этого звали Мустафа. Он продавал урюк. А за ним явился самый страшный Альдебарран по имени Тургай! А потом пошли погонщики ослов, продавцы рыбы, разносчики сладостей... Я уже мол-чу о гостинчарах и хотель-баши, которые пользовались мной за просто так... Боже, как я устала!
Анка: Да... Уж лучше с моим Максимушкой...
Входит Василий Иваныч. У него синяк под глазом.
Мюллер: Штирлиц, ну этот-то точно побывал в местном гестапо!
Штирлиц (раздражённо): Мюллер, вам надо больше читать! В Турции нет гестапо! В Турции нет даже НКВД!
Мюллер (изумленно): А как же они тут живут?
Василий Иваныч (топает ногой): Турки не любят трещин!
Архип: Что ты, Иваныч? О чем ты? Наторговал?
Василий Иваныч: А яка ж туть к бису торховля! Разложил я мои биты гарни чаны, бочки тай цистерны. И усих гарны трэщщины! Ты ж баил, турки любят трэщщины! Ан нет, вонэ их ненавидють!
Архип: О господи, и этот ничего не продал!
Василий Иваныч (мрачно): Продал!
Анка: Да что ты мог продать!? Что у тебя было-то, голытьба? Герой!
Василий Иваныч: А вот было. Тапочки продал. На! (Протягивает Архипу мятую денежку) На обратный билет.
Дикая Кюква: Розовенькие? С помпончиками? (Бросается к Василию Иванычу и обнимает его): Бедный Игнасио! Над тобою тоже надруга-лись проклятые Альдебарраны!
Василий Иваныч: Да, были у нас на Урале при штабе дивизии бараны, их Петька пас...
Входит чукча с мешком, сгибаясь под его тяжестью.
Чукча: Чукча малица продал, чукча палица продал... (Начинает приплясывать медленными неверными движениями). Много денег заработал умный чукча. И отвара мухомора много выпил хитрый чукча. (Развязывает мешок, из которого сыпятся турецкие лиры. Падает).
Анка: Милый!
Все с мечтательными улыбками ходят по сцене, поднимают банк-ноты, рассматривают их, смотрят на свет, считают.
Архип (стоя посредине сцены на коленях, опускает руки по ло-коть в кучи лир и с наслаждением черпает их): Всё удалось! Сколь-ко денег! Мы всё-таки будем новыми русскими!
Вдруг на сцене появляется мужчина лет шестидесяти, весь вы-сушенный турецким солнцем и ветром, одетый в джинсовую пару, которая была дорогой и модной пять лет назад, когда он уехал в Турцию. На ногах у него пляжные шлёпанцы, в руках пара кожаных перчаток. Он небрежно помахивает ими.
Мужчина: Господа, у меня есть к вам блестящее коммерческое предложение...
Все оборачиваются. Пауза.
Архип (вскакивает с колен): Игнатий! Денисович! Рылов-Потоцкий! Где мой Толстой?!
Архип: Я, гад ты этакий! Что ты мне писал? Из-за твоих писем я попёрся сюда с утюгом "Буран", а Василий Иваныч вообще непонятно с чем! Что ты нам плел про старые ботинки, про треснутые чашки? Всё враньё! (Угрожающе направляется к Рылову-Потоцкому).
Рылов-Потоцкий (нервно стягивая с рук перчатки): Постой, пого-ди, Архипушка, друг мой, подожди, сейчас я тебе объясню...
Архип (грозно): Где Толстой?
Василий Иваныч: Та не журись, Архипушка, рубай яхо у капусту!
Рылов-Потоцкий: Я виноват перед тобой, Бог видит, виноват! Прости меня, Архипушка! Я тебе в письмах соврал...
Архип (в гневе): Так ты не разбогател? Так не стал турецким Крёзом?
Рылов-Потоцкий: Прости, Архип! Но как же я мог признать, что всё опять окончилось крахом? Что я опять без гроша? Что опять живу в грязной дыре? Что я все то же нищее ничтожество, что был в Моск-ве?! У, какой кошмар! (хватается за голову, стонет).
Архип: Так ты ничего... ничего не продал?
Рылов-Потоцкий: Нет, продал... в самом начале... два фотоаппара-та "Зенит". На вырученные деньги я купил вот этот костюм... он был тогда совсем новый... как я нравился себе в этом костюме! каких надежд был полон!
Архип (потерянно): Так всё -- ложь?
Рылов-Потоцкий (тихо): Ложь.
Архип: И ты не завалил всю Турцию фотоаппаратами, и не скупаешь дешевый текстиль на Халили Каддеси, и не хозяйничаешь на здеш-нем рынке, и не снимаешь белый домик над Босфором, откуда видны медленно проплывающие проливом корабли?
Рылов-Потоцкий: Нет.
Архип: И турки не любят пуще жизни старые ботинки и поношен-ные штаны?
Рылов-Потоцкий: Нет.
Архип (поворачиваясь к нему спиной): Мы уезжаем домой. Чукча, брат, какое счастье, что ты наторговал нам на обратный путь. Собирайте лиры, я иду покупать билеты!
Рылов-Потоцкий (ему в спину): Очнись, Архип, какие билеты? Тут едва хватит на то, чтобы один из вас добрался до Софии.
Архип (поворачивается к нему, кричит): Как? Ты надоел мне, гад! Тут тысячи лир! Чукча продал всё !
Рылов-Потоцкий (снова обретая уверенность): Архипушка, наивная душа, ты еще не понял, что тысяча лир -- это тридцать центов?
Архип молча смотрит на него. Потом со стоном берется за голову. Его шатает.
Архип: Это конец... Всё кончено...
Рылов-Потоцкий (в его голосе и манерах снова появляются нагловато-покровительственные нотки): Нет, дела совсем не так плохи, Архип! Есть выход, есть прекрасный выход!Я пришел к вам с отличным коммерческим предложением!
Архип (устало): Ты снова врешь... Я убью тебя... Где мой Толстой?
Рылов-Потоцкий: Твой Толстой у меня дома. Сейчас я перечиты-ваю "Исповедь". .Какая глубина, Архипушка, какая сила, какая не-вероятная сила в этом старике!
Архип: Ты, сволочь... давай своё коммерческое предложение!
Рылов-Потоцкий: Архип, надо ехать в Добролюбию. Там назревают крупные события. (Многозначительно). Есть люди, которые к этим со-бытиям готовятся, собирают силы. Оружие у вас есть, профессионалы среди вас найдутся... Условия хорошие...Но не в деньгах же, в конце концов, дело, Архип! Черт возъми! Не мне ж тебе это объяснять!
Архип: Не тебе.
Рылов-Потоцкий: Серьёзно говоря: не за своё дело мы тут взялись. Не наше это дело, Архип, торговля... Послушай, мы, русские, для этого не созданы. Мы другие.. Прибыль, мелкая прибыль, крупная при-быль, средняя прибыль -- эта шкала с сотней мелких делений не для нас. На нашей шкале только два крайних пункта: добро -- зло... Рус-ской натуре ближе крайности... хоть в святости, хоть в злодействе. Всё или ничего, чёрное или белое, идеал или жизнь... Заметь: или жизнь! Может, наше национальное предназначение в том и состоит, чтобы, вечно оставаясь в неустройстве, нести в душе несбыточную идею и всей силой бороться за справедливость... В Добролюбии об этом речь. Восстановить справедливость -- это тебе не утюгами тор-говать. Ну и заработаете тоже.
Архип: Какие условия?
Рылов-Потоцкий: Самые выгодные. Проезд туда оплачивается. Камуфляж получаете на месте. Отличная кормёжка: пол-гамбургера в неделю...
Архип: Нет, мало. Целый!
Рылов-Потоцкий: Ладно, тебе, как другу, уступаю, себе в убыток: два гамбургера в месяц на брата. Приезжаете как туристы, по част-ным приглашениям, живёте тихо, ждёте событий... Они не заставят себя ждать. Надо будет немного пострелять, но вы ж это любите! А после событий -- гарантировано получаете добролюбское граж-данство, каждому -- виллу на побережье. Коттеджи, гаражи, персональ-ная пенсия... Старик, ты слышал как шумит Адриатическое море?
Некоторое время тишина. Только шум моря.
Занавес раскрывается. Справа и слева белые стены с балконами. Посредине странное дерево, увешанное банкнотами. Между стен и вокруг дерева гуляют загорелые южные люди в лохмотьях. Архип, Анка, Василий Иваныч, Штирлиц, Мюллер, Чукча и Дикая Клюква медлен-но входят в Добролюбию.
На белых балконах, увитых виноградом, напротив друг друга, стоят два седовласых респектабельных мужчины, в костюмах кото-рых смешаны номенклатурные и военные черты. Первый в камуфля-же -- и в шляпе; второй в костюме с галстуком -- и в тельняшке.
Народ гуляет по площади, ест мороженое, фотографируется в картонном "Мерседесе".
Первый: Дамы и господа! Дорогой коллега! Сегодня, в столь зна-менательный для всех нас день, я счастлив видеть всех вас в доб-ром здравии и хорошем настроении. Да и как может быть иначе? Сегодня воистину великий день. Закончена тысячелетняя распря между двумя братскими анклавами. Мудряне и правдецы отныне будут жить в вечном мире.
Снизу, из публики: Мы все ж здесь братушки славянские!
Первый (продолжает): Да, прав уважаемый гайдук: грешно братушкам славянским жить розно! Что нам делить? Древо богатства на-шего произрастает буйно и щедро, как и душа наша...
Второй: Дамы и господа! Дорогой коллега! Братушки! Прав, тысячу раз прав коллега мудрянин: древо богатства нашего устойчиво про-тив ветров инфляции, червей безработицы и дровосеков внешнего долга! Я недаром сразу заговорил об экономике. В ней залог мировой справедливости...
Снизу из публики: Не ври, правдец! Не мировой справедливости, а справедливого мира!
Второй: Коллега, уймите своих провокаторов!
Первый: Эта провокация выгодна только вам! Это вы подослали своих шпионов, чтобы мировое сообщество нас обвинило в эскала-ции конфликта!
Второй: Я не удостаиваю вас ответа, коллега мудрянин! Я только обращаю внимание собравшихся здесь братушек, что даже в столь знаменательный день заключения великой унии мира мудрянская сволочь не оставила своих попыток развалить Добролюбию и покорить наш анклав!
Народ: Сам ты анклав, скотина! Мы великая средиземноморская держава! (Мимо головы второго политика пролетает пустая бутыл-ка и разбивается).
Второй: Ах вот как! Тогда я обращаюсь в ООН! (Говорит в сторо-ну, своему помощнику): Правдюк, пришла пора продемонстрировать нашу добрую волю! Начинайте операцию "Голубь Мира"! (Помощник убегает через сцену, по дороге срывая с дерева несколько банк-нот).
Через зал с воем летит огромный белый голубь, сверкая крас-ными глазами. На борту у него написано "Paloma Blanca".Под крыльями у него ракеты.
Второй (кричит): Вот летит доказательство нашего миролюбия!
Первый: (обращается к своему помощнику): Добряк, пришла и нам пора продемонстрировать наши лучшие намерения! Начинаем опера-цию "Дети-цветы"!
Добряк убегает через сцену, по пути срывает с дерева несколь-ко банкнот. По дороге он сталкивается с Правдюком. Помощники пожимают друг другу руки и разбегаются. Добряк исчезает за ку-лисами, и через секунду на сцену со всех сторон высаживаются добрянские коммандос. Это плохо загримированные под пацифистов мордовороты. Они пляшут боевой народный танец и походя изби-вают зазевавшихся обывателей.
Второй (кричит): Это геноцид! Мудряне вновь показали своё зверское лицо всему миру! Я обращусь в Ватикан!
Первый (кричит): Какое лицемерие! Ратуйте, громадяне! Правдецы предают православие! Они показали всему славянскому миру свою двуличную рожу! Проклятые Янусы! Братушка не должен обращаться за помощью к католику!
Второй (кричит): А кто через мусульманский анклав Правдомирия получал гашиш и обогащенный уран! Это ли верность священному делу братушек? Это ли верность заветам Кирилла и Мефодия? Позор! Швайнерай!
Первый (внезапно успокаиваясь): Добряк, выносите.
Добряк убегает.
Второй: Наши спецслужбы давно разоблачили твои мерзкие планы, безмозглый мудрянин! У нас найдется, чем ответить на твою прово-кацию! Тащи сюда контраргументы, Правдюк!
Правдюк убегает. Оба помощника встречаются у дерева, срывают банкноты, пожимают друг другу руки и разбегаются. Через минуту каждый выкатывает на свой балкон по бочонку. У первого на бо-чонке написано "Scheisse" и "Made in Germany",у второго "Мerde" и "Made in France". Первый и Второй набирают в рот и начи-нают плеваться.
Крики снизу:
-- Все в бомбоубежище!
-- К оружию!
-- Раздайте зонтики женщинам и детям!
-- Спасайся кто может!
-- Убийцы!
-- Смерть братушкам!
-- Мэйк лав нот вэр!
-- Свободу сексуальным меньшинствам юго-западной Африки!
-- Вся власть Проктору и Гэмблу!
-- Санитары! Сюда! Здесь раненые!
Одновременно коммандос избивают обывателей, обыватели изби-вают друг друга, политические деятели продолжают плеваться, Правдюк и Добряк радостно пожимают друг другие руки и набивают кар-маны банкнотами. Надо всем летает "Голубь Мира" и постреливает. Свет гаснет. На белом заднике идут черно-белые документальные кинокадры войны, её жертв и разрушений. Кадры заканчиваются. Пау-за. Медленно рассветает.
На сцене обломанное и завядшее дерево народного благосостоя-ния. На ветке жалко колышется один доллар. По сцене бродят Штир-лиц с Мюллером, Чапаев, Анка, Дикая Клюква, Чукча. Все они избитые, в синяках, в бинтах, в порванной одежде, с закопченными грязными лицами.
Архип стоит на авансцене, шарит по карманам, находит монетку и тупо разглядывает её.
Архип (в зал): Знакомо ли вам это странное чувство, когда очухиваешься в трех тысячах вёрст от Родины, в кармане у тебя семьсот лир... и вдруг понимаешь, что тебе срочно нужно в Москву.
На фоне закрытого занавеса в луче прожектора выходит Анка в серебристом вечернем платье и объявляет:
ПЕСНЯ О РОДИНЕ
Вслед за ней выходят герои пьесы с папками в руках, выстраи-ваются на манер академического хора, открывают папки, поют.
Мюллер и Штирлиц
О великая держава
Ты привольна и обильна
Много есть цветных металлов
И лесов, полей и рек
Много нефти, газа много
Нефтегаза и Газпрома
И алмазов и инвестов
Просто-напросто не счесть!
Дикая Клюква
Много сниккерсов и марсов
Много детских панадолов
Также памперсов отменных
И французских разных мыл
Много тут детей под сердцем
И отъявленных сеньоров
И жевательной резинки
Хоть зажуйся до хрена
Чапаев .
Много есть у нас патронов
Миномётов, огнемётов
И гранат у нас хватает!
Истребителей вагон!
Танков, бронетранспортёров
Установочек ракетных
Генералов очень много
И солдат хоть завались.
Архип
Много водочек кристальных
Много импортных ликёров
Пив немецких и голландских
И армянских коньяков
Гуталина тоже хватит
Портвешка из русской брюквы
И как водится селёдки
Рукавов и огурцов
Чукча
Много есть у нас народов
Мелких, средних и большущих
Много языков могучих
И культур-литератур
Все друг друга уважают
Никого не обижают
Очень любят все друг друга
И особенно один!
Сцена 5
Сцена опоясана колючей проволокой. На заднем плане вышка, на ней герб: по окружности колосья, в них трехглавый орел с мечом в зубах. На вышке солдат. На колючей проволоке висят объяв-ления с отрывными купонами. Сзади вдоль всей сцены огромный красный плакат с белыми буквами. Это лозунг: ПриватиЗАция! За колючей проволокой стоит письменный стол, за ним сидят двое: пограничник и таможенник. На столе таз. Они едят из него. На столе табличка: Обед.
На сцену выходят Мюллер со Штирлицем, Анка, Чапаев, Чукча, Ди-кая Клюква и Архип. Они толпятся перед колючей проволокой с паспортами в руках.
Архип: Ну наконец-то! Вот мы и дома!
Василий Иваныч: Ты ж, Архипушка, хоть и гарный хлопец, а дурак дураком. Ну и втравил же ты нас в дислокацию! Три месяца по Ев-ропе маялись. Последнего лишились и из Добролюбии поханой едва ноги унесли. Мне вот рукав оторвали, а гимнастёрка знатная была, мне её сам Фрунзе справил...
Анка: А у меня добреславцы пулемёт конфисковали! Какая ж я теперь к бису пулемётчица! У всех уж давно гранотометы, ПТУРСы, у Петьки на даче установка "Град"... Ну как я без пулемета на улицу выйду? 3асмеют же...
Дикая Клюква: А я так и не обрела свою великую любовь. Все мужчины Альдебарраны! Но вот передо мной родная граница, и за ней меня ждут настоящие чувства!
Чукча: Как чукча рад! Снова буду жить в чуме и кушать глаз оленя карибу!
Мюллер: Вы знаете, дружище Штирлиц, мне тоже очень трудно пришлось в современной Европе. Подумать только, прошагать три тысячи миль и ни разу не увидеть ничего похожего на концлагерь! А здесь -- смотрите? -- какое огромное пространство обнесено колючей проволокой! Это не может не радовать глаз!
Штирлиц: Родина, Мюллер, Родина! Родные лица пограничников... Запах каши из таза! Приватизация! Интересно, мне покажут жену?
Мюллер: По агентурные данным, вам её покажут. Сквозь замочную скважину.
В этот момент лозунг видоизменяется. Теперь там написано: ДА, ДА, НЕТ, ДА!
Пограничник убирает табличку со словом "Обед" и приоткрывает калитку в колючей проволоке. .
Пограничник: Кто первый?
Чапаев: Я первый! У меня в Москве кони не кормлены!
Пограничник (сверяет лицо Чапаева с фотокарточкой в паспор-те): Оружие, наркотики?
Чапаев: Милый, браток, давай быстрей пропускай! У меня на плат-ной стоянке на Маяковской тачанка третий месяц припаркована! Мне расплачиваться!
Таможенник: Сначала заплатите пошлину, гражданин Чапаев!
Чапаев (удивлённо): За что?
Таможенник (меланхолично): За всё.
Чапаев: За что за всё? (Выворачивает карманы галифе).
Таможенник: Не стройте из себя дурака, гражданин Чапаев! Вче-ра в третьем чтении Государственная дума приняла закон о на-логе на пустые карманы.
Чапаев снимает сапоги и отдаёт их таможеннику.
Чапаев: На, забирай, мздоимец.
Таможенник (невозмутимо забирая сапоги под стол): За попытку дачи взятки должностному лицу на вас налагается штраф в разме-ре семидесяти тысяч минимальных зарплат.
Чапаев (сокрушенно): У меня нет минимальной зарплаты.
Таможенник: Тогда -- максимальной!
Раздаётся требовательный клаксон, к колючей проволоке подхо-дит "новый русский" -- маленький полный человечек в больших оч-ках, в синем клубном пиджаке и с "дипломатом". Сзади него два двухметровых мрачных охранника. Таможенник со всех ног бросает-ся к другой -- нарядной -- калитке и с подобострастным поклоном открывает её.
Таможенник: Здравствуйте, господин Мордакис! Какая честь приветствоватъ президента компании "ПыПыПы" на нашем пропускном пункте! Позвольте спросить, куда на этот раз? Опять на Канары? Загорать?
Мордакис: Нет, Костя, в Цюрих. Загорать мне некогда. Вывожу.
Таможенник: Что в "дипломате"?
Мордакис: Как обычно, деньги обманутых вкладчиков. Рантье хре-новы! (С сардоническим смехом удаляется).
Таможенник возвращается к калитке, у которой его ждёт Анка.
Пограничник (сверяет лицо Анки с фотокарточкой в паспорте): Оружие, наркотики?
В этот момент лозунг над сценой видоизменяется. Теперь там написано: НЕТ, НЕТ, ДА, НЕТ !
Анка (смотрит на лозунг) : Батюшки, что это?
Пограничник: В соответствии с указом Президента N 16.489.205/бис в Союзе Свободных Российских Республик проходит непрекращающийся референдум.
Архип: А какие вопросы вынесены на референдум?
Пограничник: А все сразу: "Кто виноват?", "Что делать?", "Быть или не быть?", "Как нам реорганизовать Рабкрин", "Считать ли рубль равным доллару?", "Что есть истина?", "Где золото партии?" и ещё другие....
Таможенник: Согласно декларации, вы вывезли из страны четыре килограмма иголок. По новым российским законам, вы обязаны ввезти их назад.
Анка молча снимает сапоги и отдаёт таможеннику. Он ставит их рядом с сапогами Василия Иваныча.
Таможенник (невозмутимо): За попытку дачи взятки должностно-му лицу на вас налагается штраф в размере семидесяти тысяч минимальных зарплат.
Раздаётся нетерпеливый клаксон. Таможенник, забыв об Анке, бросается к калитке для "новых русских" и с поклоном распахи-вает её. Анка тем временем быстро протискивается на Родину.
Входит человек в костюме при галстуке с партийным значком в петлице и с лавровым венком на лысой голове. В руках у него лира, он бряцает на ней. За ним идут два двухметровых мордово-рота, сгибаясь, они несут ящик.
Таможенник: Здравствуйте, дорогой товарищ Летов! Какая честь для нашего пропускного пункта приветствовать здесь извест-нейшего партийного поэта и парламентария!
Человек с венком на лысой голове становится в позу: отставляет ногу, приосанивается, и, продолжая бессмысленно бряцать на лире, декламирует:.
Сижу за решёткой в светлице сухой
Родная супруга! Хочу я домой
Страдал я за правду, страдал за народ,
а он не ценит этого, как он есть полный идиот!
Слеза же мужская
Скупая такая
Текёт и текёт!
Таможенник (целуя поэту Летову руку): Превосходно! Эта штучка посильнее "Фауста" Гёте! Не сочтите за наглое исполнение профес-сионального долга, а только лишь из любопытства и благоговения перед поэтической судьбой спрашиваю: куда нынче следуете? На Парнас?
Человек с венком на голове проходит, не удостаивая его отве-том. Мордовороты, сгибаясь, тащут ящик. Один из них хрипит: В Цюрих!
Таможенник: А что в ящике, в ящике что?
Мордоворот: Как обычно, золото партии!
Таможенник закрывает калитку и сокрушенно возвращается.
Пограничник (сверяя лицо чукчи с паспортом, удивлённо): Ты кто?
Чукча плачет.
Пограничник и таможенник молча смотрят на плачущего чукчу.
Плакат над сценой видоизменяется. Теперь на нём написано: ТЫ-ТЫ.ДЫ-ДЫ!
Пограничник: Ты чего ревёшь?
Чукча показывает сорванное с шипа колючей проволоки объявле-ние.
Чукча: Вот чукча объявление сорвал. (Читает). "Сирота просит есть. Деньги (желательно в валюте) переводить на счет фирмы "Инвест инцест груп", р/с 2348 в "Лажа-банке".
Пограничник (не понимая): Ну и что? А плачешь ты чего?
Чукча: Сироту жалко, а денег нет! Не получит сирота моих денег!
Пограничник: Так, ладно. Куда следуете?
Чукча: Домой! Чукотка!
Пограничник: А виза где?
Чукча: Какая виза? Зачем? Не надо виза! Чукотка Россия! Дальний Восток!
Пограничник: Ну, это ещё проверить надо. Костик, где у нас спи-сок независимых российских республик?
Таможенник (достает три толстых потрепанных тома и долго лис-тает, бормоча): Присоединяются, отсоединяются, дела другого нет, шибко самостоятельные все стали, у каждой дыры флаг и прези-дент, так, вот они на Че, Чебоксары, Челябинск, Черкесия, господи, и где это всё. Чернобыль, этот вроде отвалился уже, Черноголовка, назовут же, Черномырдин, этот как сюда попал?!, Чикаго, и это у нас есть?, Чита, или Чита, как, говоришь, называется?
Таможенник: Проваливай давай, много вас тут, африканских бежен-цев! Паш, глянь, у него и рожа-то кавказской национальности!
Чукча: Чукча не кавказской национальности! Чукотка есть! Есть, есть Чукотка! Ищи Чукотка быстро! Пропускай чукча домой, пожалуйста, пропускай! Чукче в тундру надо! (Бьёт в бубен).
Пограничник и таможенник переглядываются.
Пограничник: С этим лучше не связываться, ну к лешему...
Таможенник: Да и сапог у него нет. Иди!
Чукча проходит. Раздается клаксон. Таможенник бежит открывать почётную калитку. Появляется молодой загорелый человек в спортив-ном костюме и с теннисной ракеткой в руках. За ним два всё тех же мордоворота везут контейнер с бутылками.
Таможенник: Здравствуйте, товарищ... я вас вижу впервые на нашем пропускном пункте... Ввозите алкоголь? По последнему постановлению импорт алкоголя облагается таможенной пошлиной, в пятнадцать раз превышающей стоимость золотого запаса страны. Будем платить?
Человек с теннисной ракеткой: Будем знакомиться, Костик! Де-тишки у тебя есть?
Таможенник: Двое, четырех и шести лет.
Человек с теннисной ракеткой: Ну угости их от фирмы "Инвест Инцест"!
Мордовороты сгружают ящик виски.
Человек с теннисной ракеткой: А за пошлины не волнуйся. "Ин-вест Инцест груп" пошлинами не облагается, потому что весь наш товар предназначен для Сироты.
Таможенник: А Сирота кто?
Человек с теннисной ракеткой: Я и есть Сирота. Сиротинушка. Не веришь, что ли? (Достаёт стодолларовую бумажку, плюёт таможен-нику на. лоб, приклеивает банкноту и проходит).
Плакат над сценой видоизменяется. Теперь на нём: "КАПИТАЛИЗМ -- В ЧЕТЫРЕ ГОДА!"
Пограничник (Дикой Клюкве): Где наркотики спрятала, курва?
Дикая Клюква (протягивая паспорт): Я претерпела столько лише-ний, а вы... вы... (Плачет).
Таможенник: А пойдём-ка на досмотр!
Дикая Клюква: Да нету у меня наркотиков! Я чистая невинная девушка-рыбачка с Пуэрто-Пуэбло!
Пограничник: А к нам чего приехала?
Дикая Клюква: Я ищу Игнасио! Я нашу его ребёнка под сердцем!
Таможенник: Платите налог, гражданочка, в размере ста тысяч минимальных зарплат, просто ста тысяч или кожаной куртки. Плюс налог.
Штирлиц: Какой налог с несчастной радистки?
Таможенник: Налог на ношение под сердцем общественно-опасных предметов.
Штирлиц: Но это же ребёнок!
Таможенник: Вот именно! Родится ещё не дай Бог! Корми его, пои! А если из него рецидивист вырастет? Расходов не оберешься!
Штирлиц (раздражаясь): Послушайте, Костя, я хочу ознакомиться с этими новыми правилами!
Таможенник: А они ещё не опубликованы!
Штирлиц: Тогда покажите должностную инструкцию, на основе которой вы действуете!
Таможенник: А она ещё не написана! Но все уже знают!
Штирлиц: Мюллер, это не советский таможенник! Это агент геста-по, прокравшийся. в ряды Краснознаменной таможни! Признайтесь, ваша работа?
Мюллер: Нет, как вы смеете! Гестаповцы взяток не берут!
Дикая Клюква: Умоляю вас, сеньор, не лишайте меня кожаной куртки! Это единственное, что я получила от алчного Педро Альдебаррана! Возьмите взамен два прекрасных кожаных ботфорта! Они будут хороши вашей жене! (Отдает ботфорты. Горько плачет).
Таможенник невозмутимо берет ботфорты и ставит их в ряд с уже взысканными сапогами.
Таможенник: За попытку подкупа должностного лица на вас на-лагается штраф в размере кожаной куртки.
Пограничник щёлкает затвором. Дикая Клюква, рыдая, отдаёт курт-ку и проходит.
Лозунг над сценой видоизменяется. Теперь он выглядит так: "ТВОРИ И СОЗИДАЙ!"
К пограничнику, заранее разувшись и с сапогами в руках, подходит Мюллер.
Пограничник: Паспорт!
Мюллер молча протягивает сапоги.
Пограничник молча рассматривает их и сверяет с лицом Мюллера.
Пограничник: Проходи!
Мюллер, очень довольный собой, проходит границу и усаживается ждать Штирлица.
Мюллер (кричит на ту сторону границы Штирлицу): Учитесь, Штир-лиц! Вот как работает германский разведчик! Я преодолел российс-кую границу без документов и без единого слова!
Штирлиц раздражённо ходит вдоль колючей проволоки.
Раздаётся особо требовательный клаксон. Солдат на вышке ста-новится по стойке "смирно" и отдаёт честь. Пограничник и тамо-женник бегом раскатывают ковровую дорожку. Появляются девушки в кокошниках и бикини и несут хлеб-соль. Звучит торжественная музыка. По ковровой дорожке шествует крупный осанистый чело-век при галстуке в синем костюме. За ним шестеро мордоворотов несут цистерну, на которой написано "Нефть. Русский Ойл". Крупный осанистый человек на ходу отламывает кусочек от хлеба-соли и передаёт каравай мордоворотам. Они на ходу, давясь, жрут каравай, макая его в нефть. Процессия удаляется под звуки тор-жественной музыки.
Таможенник: Сам нефть повёз!
Архип с бутылкой в руке пытается войти в калитку для почет-ных гостей и вступить на ковровую дорожку.
У таможенника и пограничника минутное остолбенение. Они бро-саются крутить руки Архипу и стаскивать его с ковровой дорожки.
Таможенник (кричит): Ты как посмел! Ступил на дорожку!
Пограничник: Да ведь по ней Сам нефть вывозит!
Архип отбивается и кричит: Да вы что, ребята! Я ж на Родине! Отмучился! Отвоевался! Отторговался! Жить приехал!
Пограничник и таможенник общими усилиями выкидывают его обратно за границу, запирают на замок калитку и занимают свои рабочие места.
Пограничник: Для вас здесь проход!
Архип прикладывается к бутылке и протягивает паспорт. Пограничник (долго сверяет лицо Архипа с фотокарточкой): Ваш паспорт поддельный. На фотокарточке не вы.
Архип (тоже смотрит на фотокарточку): Да ты что? Это я. Просто трезвый.
Пограничник: Оружие, наркотики?
Архип: Было, было. Всё забрали добролюбцы. Ничего не осталось.
Таможенник: Согласно декларации, вы вывозили стратегический утюг "Буран-3". В соответствии с новыми правилами, принятыми через две недели после вашего отъезда, вывоз стратегических утюгов с объемом двигателя выше 1500 кубических сантиметров облагается пошлиной в размере шести экю за лошадиную силу. На вас недосдача в размере 480 экю. За неуплату в срок на сумму начислены проценты. Пени составляют 52 экю. НДС и спецналог --18 экю. Итого, уплатите тысячу экю. А так как на вас нет сапог, то вам придется расстаться с сорокапятью минимальными зарплата-ми.
Архип: Так вот как встречает меня Родина!
Таможенник: Родина встречает вас как положено, по закону. У нас правовое государство.
Архип: Нет, но вы поймите -- когда я уезжал, законы были сов-сем другие!
Таможенник и пограничник говорят наперебой:
-- Законы постоянно совершенствуются!
-- Процесс законотворчества в думе идёт непрерывно!
-- Законодательная власть никогда не спит!
-- А ещё у нас есть президент, премьер-министр! Они тоже никог-да не спят!
-- Страна на пути реформ! Вы что, не желаете ей помочь матери-ально?
Архип: Но утюг же взорвался!
Пограничник: Это не играет ни малейшей роли. Главное, он был произведен и вывезен... Платите и не мешайте работать.
Архип: Это произвол! Я российский гражданин и вернулся на Ро-дину! Пустите меня домой!
Пограничник: Ты что -- не понял? Ты сильно интеллигентный?
Архип: Ну да. Я московский интеллигент.
Таможенник: Ах вот как! Сообщаю вам, что в соответствии с инструк-цией Главного политического управления по правам человека граж-дане, не желающие платить должностным лицам, являются персонами нон-грата. Вы новой России не нужны.
Архип (пошатываясь): Как это я не нужен?
Таможенник: Ну ты сам подумай! Ты же образованный! Кто ты есть, чтобы ты был великой державе нужен? Ну кто ты? Врачишка что ли какой? Или инженеришка?
Пограничник (вдруг покатывается со смеху): Ой, Костик, ой, я знаю, кто он! Он этот... ну... учитель он!
Таможенник: Ага... этой... ну этой... ну как её... большая такая?!
Архип (мрачно): Вы имеете в виду русскую литературу?
Таможенник: Да не, эта, блин, как её... ну не на фиг она не нужна... во, вспомнил, Паш, история называется! (Меняет блатной тон на официальный). Повторяем: вам в новой России нет места. До свида-ния.
Архип, крутя головой, отходит, прикладывается к бутылке и садит-ся на землю.
Лозунг над сценой видоизменяется. Теперь написано: СЛАВА НАМ!
Пограничник и таможенник садятся за письменный стол, достают из-под него таз с кашей, выставляют табличку "Ужин" и начинают жрать.
В калитке появляется решительный Штирлиц.
Пограничник: Куда прёшь? Видишь, у людей ужин! Мы ку-у-ушаем!
Таможенник: Ну ладно, давай этого пропустим. Гляди, какие у него сапоги... (Штирлицу) Ладно, парень, снимай сапоги и иди.
Штирлиц: С какой стати? Документы у меня в порядке.
Пограничник: Ах ты сволочь! Мы тебе одолжение делаем, от еды отрываемся, а ты нам ещё хамишь!
Штирлиц: Я полковник НКВД Исаев.
Таможенник (нагло): А это нас не касается! Ты меня своим НКВД не пугай! Сталинист! Ваше телефонное право в России больше не действует, у нас теперь всё по закону. Плати пошлину... (задумыва-ется)... ну, к примеру, в размере 14.000 экю!
Пограничник: Костик, а ты не слишком?
Таможенник (срывая со лба сто долларов): У меня двое детей, а ты хочешь, чтобы я на сто долларов в день жил?! Гони 600 экю и сапоги!
Штирлиц (меняя поведение, заискивающе): Хорошо, хорошо, я согла-сен. Я заплачу и сапоги тоже отдам... Я же проработал в Европе много лет и не знал, что у нас теперь всё по закону... Я привык к произволу и культу личности... (Достаёт деньги). Знаете что, а не могу ли я купить в вашем буфете в подарок жене пару бутылок? Пожалуйста! (Протягивает деньги).
Пограничник (берёт): А ты неплохой парень! Только гонору поменьше надо. Скромнее надо, скромнее.
Таможенник протягивает ему две бутылки.
Штирлиц, ни слова не говоря, лупит пограничника и таможенника бутылками по голове. Бутылки разбиваются. Таможенник и погранич-ник падают.
Штирлиц (Архипу): Архип, путь свободен! Я разделался с гитлеров-скими взяточниками! В Москву! В родную, долгожданную Москву! Поторопись, Архип, путь на Родину открыт!
Архип с трудом встаёт и, шатаясь, входит в калитку для почёт-ных гостей и, приплясывая, проходит по ковровой дорожке. Видит ящик с виски и, после некоторых постанываний и кряхтений, взваливает его себе на спину. На ходу мстительно пинает таможен-ника.
Архип: Это ты не нужен новой России, а я очень нужен!
Штирлиц (Мюллеру, назидательно): Вы поняли, Мюллер, чья разведка выигрывает в итоге? Я уничтожил двух диверсантов, сохранил офицер-скую честь и сапоги! Вставайте, идем, нас ждут на Лубянке. ТАСС уполномочен заявить! А это я забираю!
Перекидывает сапоги Мюллера через плечо.
Удаляются. Впереди гордо идёт блистательный Штирлиц с сапога-ми Мюллера через плечо, за ним, понурившись, босой, с болтающимися портянками, шагает потерпевший поражение Мюллер, заключает про-цессию пошатывающийся, приплясывающий, что-то радостно бормочу-щий Архип в одних трусах и с ящиком виски на закорках.
Сцена 6
Та же комната, что и в первой сцене. У кровати стоит телефон. На переднем плане -- ящик виски. Архип сидит в кровати. По комна-те стопками разложены тома сочинений Толстого.
Открывается дверь, входит жена.
Жена (собирается на работу): Ну что, коммерсант, на этой неде-ле вставать опять не будем?
Архип: Нет, сейчас встану. Я уже давно не вставал... Звонил мне кто?
Жена: Никто.
Архип: Чапаев, Мюллер?
Жена: Все сгинули... Тут случилось кое-что. Ты последний раз два дня назад просыпался и не знаешь новостей.
Архип: Что, опять какой-нибудь кошмар?
Жена: Нет, на этот раз приятное событие. Небольшой просвет. Тут появился вдруг Игнатий Денисович Рылов-Потоцкий и привез почему-то не девяносто, а девяносто пять томов Толстого. Очень извинялся, что долго не отдавал. Он был тут всего на день и улетел назад в Стамбул. Теперь, сказал, он точно разбогатеет. Они с Дикой Клюквой организовывают фирму для челноков. Звал тебя участвовать.
Архип (мрачно): Нет, с меня хватит. Я уже был новым русским.
Жена: Ну, я пошла свои двести долларов зарабатывать. Пока.
Архип: Пока.
Жена уходит.
Архип со стенаниями вылезает из кровати. Его трясёт. Он под-бирает с пола мятое старое пальто и надевает его. Идёт к ящику виски, берёт бутылку, откупоривает, наливает в стакан и пьёт.
Подходит к краю сцены и, держа бутылку и стакан, долго смотрит в зал.
Архип: Всё то же... Те же лица, те же рожи, те же хари... Здесь ничего не меняется. (Думает). По крайней мере к лучшему.
Наливает и снова пьёт. Второй стакан добавляет ему жизненных сил.
Архип: Вот, значит, был я в Европе. И в Малой Азии тоже. Что на-зывается, мир повидал. Ну и что? Что мне этот мир? Стал я от него умнее или богаче? Ну, ума мне, пожалуй, и без того хватало. Дураком меня никто из умных людей никогда не считал... А вот с богатст-вом снова облом... Несоответствие какое-то... меня и богатства... Отчего не вознаграждают меня по уму? Оттого, что я пью и не работаю? Или я пью и не работаю, оттого, что меня не вознаграждают? Что делать? Кто виноват? И куда, наконец, они дели это золото партии?
Может, с этим золотом нам всем и вправду было бы легче. Неприят-но всё-таки чувствовать себя обворованным с рождения.
Снова наливает и пьёт.
Архип: Где-то у меня тут арбузик валялся. (Лезет под кровать и достаёт поросший паутиной кочан капусты. Сдувает пыль и отку-сывает). Хорошо. Яки же гарны кавуны! Как говорил Заратустра... то бишь Чапаев... (Вздыхает). Ох, Василий Иваныч, как же мне тебя не хватает. Унеслась твоя тачанка в бескрайние российские просторы, исчезла в беспредельном тумане. Снова ты там, опять через Урал плывёшь. Когда же свидимся?
Нет, я всё-таки хочу понять, очень хочу понять! Родись я в иных краях, был бы я доцентом, писателем, звездой шоу-бизнеса, Майклом Джексоном или на худой конец Эрнестом Хэмингуэем. Но я родился в этих краях и я не доцент и не писатель и даже не Олег Газманов. Я НИКТО. Так отчего же я никто? Отчего я валяюсь тут опухший? Проще простого было бы сказать, что -- сам виноват... Нет, я не сам виноват!
Делает странные пассы и двусмысленные телодвижения.
Архип: Это удивительное пространство, где параллельные схо-дятся. Ну не даром же сходящиеся параллели увиделись именно русскому математику. Пил, наверное... А западный человек и по пьяни такого не увидит. Это пространство, где дважды два четыр-надцать, где на каждый ввозимый утюг пошлина в размере стоимос-ти двух автомобилей, где таможенник обирает проезжих, пока его не убьют... где много чего ещё. Это пространство даже страной наз-вать неудобно, страна для этого слишком малое и узкое слово, это Космос, это Пучина Чудес, Омут Естества... русский бред! И я его житель.
Наливает, стакан выскальзывает у него из руки и падает.
Архип: Ну и хорошо. Так даже проще. Всё к лучшему. (Пьёт из горла. Потом садится на пол, прислонившись спиной к кровати).
Архип (расслабленно): Вот и славно...
Роняет голову на грудь и некоторое время пребывает в задум-чивости.
Архип (поднимает голову): Итак, я житель бреда... Ну соглашусь, надо признать наконец: да, я мерзок, я глубоко порочен, я обуре-ваем чудовищным самомнением, замешанном на патологической лени, я не способен ни на что. Я пропил талант, молодость, карьеру уче-ного, судьбу писателя, славу рок звезды... Покойные Паша и Костик были правы. Учителишка, врачишка, инженеришка... Или вот ещё библио-текаришка... Прочитал вот я объявление в газете, кавунчик был завернут: "Учёный биолог отъезжает на ПМЖ в США, Канаду, Израиль или к чёрту на любые куличики... Спрашиваю последний раз: Я тут ко-му-нибудь нужен?" Ха! Ждите ответа. Нет ответа.
Архип (бормочет, загибая пальцы): Я пью пятнадцать лет... Семью пять... Триста берём четыре раза... Дважды два как известно по Лобачевскому четырнадцать... А тот год почему-то оказался висо-косным, плюс-минус две бутылки... Переведем в деньги по курсу на вторник... Шестнадцать миллионов восьмизначных цифр... чёрт, сбился... нет, падлы, я вас всё равно сложу... по Лобачевскому... И вот итог моей многогранной жизни. (Начинает глупо смеяться). Короче, по самым скромным подсчётам за пятнадцать лет я про-пил космический корабль "Союз" или два ледокола "Ленин". Западным жмотам-миллионерам пропить такие деньги и не снилось! А ещё говорят, что я нищ ! Ха-ха-ха! Ладно, кончаем антиалкогольную кампанию.
Берёт бутылку и пьёт из горла. Допивает до дна и выкидывает бутылку в окно. Звон битого стекла.
Архип: Неисчерпаемы богатства земли нашей... Вот я, к примеру... Пятнадцать лет пью и ничего ещё не пропил: мужчина в расцвете сил с прекрасными шансами... И вообще всё не так черно, как после пятой привидится: безработица, безденежье, безнадёга... А меня вот друзья Штирлиц и Мюллер в Голландию, может, ещё позовут за дешевыми тачками... А что? И поеду!.. Или вот таможенни-ка шлёпнули... Наверняка на его место когда-нибудь честный чело-век придёт... И процветёт тогда страна наша! И мы увидим небо в алмазах! И наступит эра Водолея! Ахм-сардахм-тын-дыр-мыр! (Вы-рубается).
Пауза. Неподвижность. Захламлённая грязная комната и лежа-щий на полу без чувств человек в старом мятом пальто и босыми ногами.
Телевизор высовывает из экрана руку и сам себя включает.
Диктор (по отечески Архипу): Валяется. Какие-то социально-пас-сивные все стали... С чего бы это?
(Дикторским голосом). Новости на этот час. Сегодня наши доб-лестные войска окончательно очистили от криминальных структур Староконюшенный переулок столицы. В боях за переулок участвовали сухопутные, танковые, воздушно-десантные и ракетные войска. Жертв и разрушений нет.
А теперь реклама.
Диктор вылезает из телевизора и трясет бездыханного Архипа.
Диктор: Эй, чего разлегся-то? Хошь бритву для настоящих муж-чин? Отдых на Ривьере хошь? На, хоть жвачки пожуй! Супервкус! (Высыпает на неподвижного Архипа горсть ярких жвачек, уходит в телевизор)
О погоде. А вот не скажу я тебе о погоде! (С грохотом выклю-чается).
Раздается телефонный звонок. Архип в страхе вскакивает и хва-тает трубку.
Архип: Аллё! Аллё! Кто там?
Жизнерадостный голос в трубке: Здорово, Архип! Привет, стари-на! Слышь, мне тут анекдот классный рассказали! Вот, значит, пое-хали Василий Иванович, Анка, Чукча, Штирлиц, Мюллер в Турцию...
Архип (в ярости): Идиот, сволочь, недоумок! Какой это к черту анекдот! Мы все там были!