О некоторых общих огрехах "теории государства и права"
По моему убеждению, многие принятые на сегодня общие положения правовой теории на-столько же нелогичны, насколько нелогичны вытекающие из них законы.
Само построение вышеприведённого предложения свидетельствует о несогласии автора с общепринятой трактовкой законов как "источника права".
В подобной трактовке явственно просматривается принципиальная системно-логическая ошибка.
Закон не может, закон не должен быть источником права.
Элементарная, типичная для России ситуация: Президент издал Указ; Конституционный суд признал сей Указ неконституционным - то есть не имеющим права на существование. Смешной вопрос - является ли этот указ источником права. Нет, конечно!
Мы, как известно, уже сделали немало шагов в направлении автократии (или - плутократии). Как оценить те законы, которые способствовали движению в этом направлении? Разве их следует считать источниками права? Скорее - бесправия.
Разумеется, если признавать государство аппаратом подавления, надстройкой над Обществом, придётся признать законными все "волеизъявления" властей. Только в рамках такого подхода можно смотреть на изданный в интересах государства (точнее, тех групп, которые какимто путём установили свою власть в стране) закон как легитимное построение, способное стать источником чего-либо. Однако на этом пути легко прийти к полному абсурду, причислив, например, к источникам права не только "акты органов местного самоуправления" и "нормативные акты министерств субъектов", но и "приказы, постановления, инструкции министерств и других государственных комитетов бывшего СССР" [14].
Разве министерство - законодательный орган? Разве его дело - как исполнительного органа - не соблюдать законы, а творить их? Где же тут пресловутое разделение властей?
Хорошенькое получается "право" - творимое кем попало и когда попало.
Что же является критерием правозаконности закона? Только его соответствие праву. И ни в коем случае не наоборот!
Проведённый нами анализ показал следующее. Установившаяся путаница в системнологических соотношениях понятий "право" и "закон" вызвана, прежде всего, ошибочным толкованием этих терминов. А также термина "источник".
Согласно БСЭ (т. 10), "источники права, юридическое понятие, охватывающее вопросы о силе создающей право, и силе, придающей ему общеобязательный характер. Термин "источники права" употребляется в научной литературе и в смысле источников познания права, т.е. материалов, которые содержат данные, позволяющие познать характер и содержание права различных государств в разные эпохи (тексты законов, записи обычаев, судебные дела, выступления юристов, летописи и исторические хроники, археологические памятники и т. д.)".
Приведённая цитата свидетельствует о двух вещах. Её автор (А.Ф. Шебанов) совершенно не заботился о соблюдении основных законов формальной логики. Что в энциклопедиях встречается нередко, но абсолютно недопустимо в научном языке, тем более - в юридическом. Собственно, Шебанов просто честно отобразил устоявшийся синкретичный подход к природным и языковым феноменам.
Но если действительно кто-то некогда воскликнул: "Пусть рухнет мир, но победит юстиция!", то нам остаётся воскликнуть: "Пусть рухнет привычная концепция, но восторжествует логика!". Ибо во-вторых, цитата из БСЭ наглядно свидетельствует: не надо один и тот же термин использовать в разных значениях.
В образовании этой логической ошибки наверняка сыграло свою чёрную роль и привычно-неряшливое употребление термина "исторические источники" - как всё, без какого-либо изъятия, "непосредственно отражающее исторический процесс и дающее возможность изучать прошлое человеческого общества, т. е. всё, созданное ранее человеческим обществом и дошедшее до наших дней в виде предметов материальной культуры, памятников письменности, которые позволяют судить о нравах, обычаях, языке народов".
Правда, историки, слава Богу! не претендуют на толкование "исторических источников" как "источников исторического процесса". Юристы, к несчастью, пошли в этом заблуждении дальше историков, причислив такие же по сути "исторические источники" (т.е. всего лишь источники для процесса познания) к "источникам права".
Конечно, этот общеюридический алогизм родился не сегодня. Как утверждает БСЭ, "Впервые термин "источники права" применил римский историк Тит Ливий, назвавший законы двенадцати таблиц источником всего публичного и частного права". Если и не извинить, то понять Ливия можно: он был всё-таки не юрист, а историк; и хотя и жил много позже Аристотеля, но формальной логики почему-то не знал. Но для юриста это непростительно.
Ибо в естественных науках понятие "источник" не вызывает каких-либо логических заблуждений. Например, "источники света, излучатели электромагнитной энергии в видимой, ультрафиолетовой и инфракрасной частях спектра. Естественными источниками света являются Солнце, Луна, звёзды, атмосферные электрические разряды и др., искусственными - устройства, превращающие энергию любого вида в энергию оптических излучений". (Строго говоря, в отношении Луны здесь допущена системно-логическая ошибка: Луна не источник, а всего лишь ретранслятор света).
"Источники тока, устройства, преобразующие различные виды энергии в электрическую".
Совершенно очевидно, что, с точки зрения логики, источник есть причина, порождающая определённое следствие. И эта схема необратима. Хорошо бы выглядело утверждение: "Ток - источник аккумулятора"? А кто посмеет отрицать, что закон всё-таки - следствие права, а не наоборот!
Следовательно, закон принципиально не может быть источником права, - являясь следствием права.
Но закон и не должен быть источником права.
Трудно не согласиться с С.С. Алексеевым [3]: "Право как явление цивилизации и культуры. Как и в отношении государства, необходимо решительно преодолеть укоренившийся в науке и в общественном мнении нашей страны представления о праве, о его роли в жизни общества, т.е. изменить сам угол зрения на право.
Нужно всему российскому обществу утвердиться в том, что право не сводится к законам, иным актам, выступающим в качестве орудий государственной власти. Оно самостоятельный, высокозначимый феномен цивилизации и культуры. Право призвано оптимально регулировать общественные отношения в условиях демократии - народовластия, экономической свободы, свободы личности. Как явление цивилизации и культуры оно способно "умерить", "обуздать" негативные стороны государственной власти, быть носителем и гарантом прирождённых естественных прав и свобод человека, дать гарантированный простор свободному развитию индивидуальности, раскрепощению автономной личности.
Существенное значение в современную эпоху развития цивилизации приобретают нравственная сторона жизни людей, начала гуманизма, духовные принципы и ценности. И эти духовные начала, принципы, ценности в нынешнее время в наибольшей степени могут быть выражены как раз в праве; именно в праве они реализуются в самых существенных для человека категориях - свободы, справедливости, высокого достоинства, юридического равенства и юридической защи-щённости личности, незыблемости прирождённых прав и свобод человека. С этой точки зрения, право призвано стать своего рода стержнем развития общества, фокусом общественно-политической жизни".
На языке системоанализа сказанное Алексеевым означает следующее: право должно стать намордником, надеваемым Обществом на государство, - чтобы оно, государство, работало на Личность, на Общество, а не на себя; и чтобы Общество всегда могло собственную подсистему - государство - осадить и поставить на место: единственное достойное для государства место - место слуги народа.
Важен также и следующий аспект:
Право порождается Обществом (Наукой от имени Общества).
Закон - порождение государства, представляющего собой подсистему Общества,
наёмный механизм управления Обществом.
Следовательно, право иерархически выше закона.
Право - источник закона.
Не вытекающий из права закон юридически ничтожен.
Что касается источников самого права, то ими являются философские теории и взгляды, правовое самосознание народа, выводы и концепции правовой науки, социологические опросы; концепции и парадигмы, сформированные Концептуальной ветвью механизма управления Обществом и утверждённые на всенародных референдумах.
И пусть будущие историки изучают право прошедших эпох именно по этим источникам. Но отнюдь не по законам. Нередко написанным вопреки праву, узурпаторами власти и безграмотными законодателями, лоббирующими чьи-то малопочтенные шкурные частные интересы.
Представляете в качестве "источника права" сегодняшний закон об авторских правах (см. ниже системно-логическую критику этого корявого во всех отношениях документа). Или патентный закон. Право не может быть столь безграмотным.
Гораздо справедливее, а главное - логичнее - отнести к источникам права концепции С.С. Алексеева. Закон не должен жить (да практически и не живёт) дольше, чем породившее его правительство (выражаясь в последнем случае фигурально-обобщённо). А они, эти правительства, такие недолговечные! Право же - плод непрерывного прогресса Общества. И отражено оно вовсе не в законах, а в научных трудах, философских трактатах, национальных эпосах и сказаниях.
То есть в известном смысле право "отражено" в законе - если закон правовой. (Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь отважился утверждать, что неправовой закон может быть "источником"). Закон есть реализация права. И эта реализация чаще всего грешит искажениями. И что для чего является "лекалом", эталоном? Разумеется, право - лекало для закона.
С системно-логических позиций, существуют две самостоятельные системы - право и законодательство. Обратите внимание: даже в этом - общности выражаемого понятия - слово 'закон' "не тянет": оно неспособно соответствовать ситуации, пребывая в единственном числе. Только во множественном. В отличие от термина "право", прекрасно работающего во всех ситуациях.
Как две самостоятельные системы право и законодательство (система законов) могут соотноситься по разному: вообще ни в чём не совпадать (что, как понятно любому непредвзятому человеку, реализуется, когда власть в стране захватывает кучка узурпаторов и строит своё деспотическое государство); могут эти две системы с разной степенью полноты пересекаться. Но совпадать они в принципе не могут. Как идеальная модель и её "грубая" вещественная реализация.
Многие современные теоретики прекрасно понимают наше последнее утверждение. Например, В.И. Леушин [65]: "Стремление отождествить право и закон имеет определённое основание (правда, в данном случае правильнее было бы употребить слово 'объяснение', АП): в этом случае рамки права строго формализуются, правом признаётся лишь то, что возведено в закон; вне закона права нет и быть не может (а вот это абсолютно нелогично, к чему мы ещё вернёмся, АП). Особо отметим, если под правом понимать только нормы права, то вывод о тождестве права и закона неизбежен, поскольку вне источников права юридические нормы не существуют (ошибочное утверждение, АП). Однако право нельзя сводить к нормам. Кроме норм оно (повторим) включает в себя социально-правовые притязания (естественное право) и субъективные права. В этой триаде назначение норм состоит в том, чтобы социально-правовые притязания трансформировать в субъективные права - "юридическую кладовую" всевозможных духовных и материальных благ. Следовательно, право охватывает сферу не только должного (нормативные и индивидуальные предписания и решения), но и сущего (реальное использование юридических возможностей, реальное использование обязанностей). Право есть и регулятор, и появляющаяся в результате регулирования юридическая форма (Леушин здесь почему-то пишет "юридическая фирма", АП) общественных отношений, представляющих бытие общества.
При таком широком понимании права становится очевидным, что его содержание создаётся обществом и лишь придание этому содержанию нормативной формы, т.е. "возведение в закон", осуществляется государством. Формула "Право создаётся обществом, а закон - государством" наиболее точно выражает разграничение права и закона. ...Закон может быть неправовым, если содержанием его становится произвол государственной власти. Подобные законы можно определить как формальное право, т.е. право с точки зрения формы, но не содержания. (Правильнее, разумеется, такие законы считать ничтожными, АП). Жизнь показывает, что и законодательство в целом может не иметь ничего общего с истинным правом (тоталитарные государства) (см. схему)".
На упомянутой схеме Леушин приводит три случая: тоталитарное государство, либеральное государство, правовое государство. В первом случае круги, означающие право и закон, не соприкасаются. Во втором случае они пересекаются, образуя около 40 % общей площади. В третьем случае общая площадь доходит на схеме Леушина до 70 %. Последнее весьма примечательно: можно сделать вывод, что и Леушин чётко представляет невозможность полного совпа-дения права и закона. Для нас же этот вывод с железной необходимостью вытекает из системно-логических соображений: если бы совпадение было полным, мы имели одну систему вместо двух, и не было бы никаких оснований вообще говорить о праве и законе - следовало бы толковать только о чём-то одном.
Тем не менее, вышеприведённая цитата содержит ряд логических противоречий. Утверждение "правом признаётся лишь то, что возведено в закон; вне закона права нет и быть не может" тут же опровергается ниже: "Однако право нельзя сводить к нормам. Кроме норм оно включает в себя социально-правовые притязания (естественное право) и субъективные права". Ёщё сильнее "самоопровержение" автора цитаты, приведённое им ещё дальше: "Право создаётся обществом, а закон - государством". Ведь коль скоро последнее утверждение истинно, утверждение "вне закона права нет" ложно - что неопровержимо вытекает из законов формальной логики.
Честно говоря, подобная манера рассуждений, которую нам демонстрирует В.И. Леушин, не просто нам не нравится; мы бы отважились назвать её малопригодной для изложения основ правовой теории в официально рекомендованном Минобразования РФ учебнике (тем более "для студентов высших учебных заведений, обучающихся по специальности "Юриспруденция"). Хотя и нельзя не признать, что этот учебник, на наш взгляд, во многом превосходит все остальные ныне "действующие" учебники по теории государства и права. Что, как мы думаем, свидетель-ствует об общем уровне соответствия отечественного правоведения нормам формальной логики.
Совершенно необоснованно также и ходячее утверждение о неразрывности государства и права. То есть государство действительно не может существовать без права. Однако из этого вовсе не вытекает, что право не может существовать без государства. Может - хотя бы уже потому, что право создаётся не государством, а Обществом. С этим согласен даже Леушин (см. вышеприведённую цитату). Общество - более высокая ступень в системной иерархии организации жизнеобеспечения людей; государство - подсистема Общества. В Праве Общество формулирует свои предписания государству - как ему следует себя вести в интересах Общества. Государство - строго на основе Права - формирует законы - предписания самому себе (сиречь чиновникам) и отдельным членам общества - "гражданам".
Такова идеальная системно-логическая картина Мира. А всяческие от неё отклонения ничего не доказывают. Кроме одного - с ними необходимо решительно и целеустремлённо бороться. А не ограничиваться фиксацией разнообразных случаев узурпирования власти разномастными недобросовестными политиканами. Изучение всех случившихся аномалий - это удел историков. А вовсе не правоведов.
Как известно, гипотез о происхождении государства не меньше, чем концепций Культуры. (Что само по себе говорит о явном неблагополучии в данной области науки). Однако бесспорно одно: только системный подход даёт удовлетворительные ответы там, где все иные подходы ни-каких членораздельных ответов выдать не в состоянии. Исходя из этого бесспорного положения, посмотрим на историю государства с системных позиций.
Государство есть подсистема Общества, которой последнее поручает управление собой на определённых (установленных Обществом) условиях. Резонно предположить, что государство и возникло именно тогда, когда Общество ощутило явную потребность в координации всех своих подсистем, в организации информационных и вещественных потоков, необходимых для оптимизации взаимодействия всех компонентов Общества. Это и составляет предназначение государства, именно в этом его суть. Всё остальное, как минимум, второстепенно. Когда говорят, что "госу-дарство - политическая организация общества", забывают, что Обществу на деле вовсе не нужны никакие политики, нужны добросовестные и умелые управленцы, способные минимизиро-вать общие потери, неизбежно связанные с управлением столь сложной системой как Общество. Политика - всего лишь способ навязать Обществу в качестве управленца именно себя, любыми способами отпихнув (в самом буквальном значении слова) от кормила всех возможных конкурентов в борьбе за власть. Для подавляющего большинства политиков эта борьба становится само-довлеющей, власть - единственной целью, а кормило превращается в кормушку.
В интересах Общества найти и узаконить внеполитические методы формирования собственной подсистемы управления - государства. И уж конечно надо полностью исключить любые возможности лоббирования чьих-то частных интересов в каких бы то ни было органах управления Обществом. В них должны трудиться только высокообразованные профессионалы, способ-ные осознать важность для всех оптимизации критериев эффективности надсистемы - Общества - ценой пресечения "проклятия субоптимизации", в процессе борьбы всех против всех, при безудержном стремлении максимизировать собственную платёжеспособность за счет снижения удельной платёжеспособности всех остальных. И этих профессионалов надо отбирать так же тщательно и по объективным критериям, как отбирают лётчиков и космонавтов. Ибо выбор политическими методами с удручающим постоянством приводит к власти далеко не самых лучших представителей человечества. (Если кому-то мало России, довольно взглянуть на сегодняшнюю Америку). Не случайно ещё в 1938 г. знаменитый Бернард Шоу заметил: "Двуногое животное, занятое политикой, не выдерживает звания человека. Сотворившие его силы обязаны создать что-нибудь более совершенное".
Никита Николаевич Моисеев в своё время описал наглядную модель рассматриваемой ситуации: экипаж утонувшего корабля в одной лодке. Существует единственная общая стратегия, максимизирующая вероятность доплыть до берега всем вместе (следовательно, и каждому в отдельности), исключающая борьбу интересов в порядке рыночной конкуренции. Как только кто-то из экипажа предпочтёт совместным усилиям поедание ослабевших соседей - этот несчастный сразу же снижает вероятность для себя лично добраться до берега.
К сожалению, сегодня превалируют рыночно-политические настроения и рыночная же манера взаимодействия всех подсистем Общества. При этом роль государства становится в основном отрицательной. В кибернетике существует один неприятный закон: если подсистема управления сама себя оценивает по своим "внутренним" критериям эффективности, никак не связанным с эффективностью управляемой системы, - в этой ситуации неизбежно реализуется наиболее удобный для управляющей подсистемы закон управления: полная дестабилизация управляемой системы. Всё больше признаков, что в сегодняшней России сложилась именно такая ситуация.
Достойно сожаления, что ясные системно-логические подходы к анализу соотношения таких важнейших понятий, как общество и государство, не находят места в учебниках, где всё ещё предпочитают старые привычные "осторожно-многоаспектные" (хотя и весьма непоследователь-ные в смысле развития мысли) "исторические" рассуждения. Например, В.М. Корельский [65] пишет: "Соотношение общества и государства. Общество и государство, их отношения - кардинальная для науки теории государства и права проблема, которая, несмотря на её несомненную важность и актуальность, изучена слабо. Долгое время научная мысль вообще не делала различий между обществом и государством. Лишь с наступлением буржуазной эпохи учёные стали (хотя сначала только терминологически) разделять политическое государство и общество, гражданское общество и правовое государство, рассматривать некоторые аспекты их взаимодействия. Марксизм трактует соотношение общества и государства главным образом под углом зрения учения о базисе и надстройке.
Общество возникло задолго до государства и длительное время обходилось без него. Объективная потребность в государстве появилась по мере усложнения внутреннего строения общества (социального расслоения), обострения в нём противоречий из-за несовпадения интересов социальных групп и увеличения числа антиобщественных элементов. Следовательно, государство пришло на смену отживающей свой век родовой организации как новая форма организации изме-нившегося и усложнившегося общества. Процесс возникновения государства был, по-видимому, полусознательным, полустихийным.
Весь опыт мировой истории доказывает, что обществу со сложной структурой, раздираемому противоречиями, имманентна (внутренне присуща) государственная организация. В противном случае ему неизбежно грозит саморазрушение. Значит, государство есть организационная форма структурно сложного общества, которое здесь выступает как государственно-организованное.
Государство - социальный институт всего общества, оно выполняет многие функции, обеспечивающие жизнедеятельность последнего. Его основное назначение заключается в управлении социальными делами, в обеспечении порядка и общественной безопасности. Государство противостоит антисоциальным, разрушительным силам, а потому само должно быть мощной организованной силой, иметь аппарат (механизм) управления и принуждения. Иначе говоря, по своей глубинной сути государство - явление общесоциальное и конструктивное, чем и обусловлена его великая жизнеспособность. Политическим и классовым оно становится постепенно, по мере развития в обществе классов, антагонистических отношений. С расколом общества на классы, с возникновением классовых антагонизмов экономически господствующий класс подчиняет себе го-сударство. Но и в этих условиях оно выполняет в определённой мере конструктивно-социальные функции.
С появлением государства начинается сложная и противоречивая история его взаимодействия с обществом. Как форма организации общества и управляющая система, государство выполняет функции в интересах всего общества, разрешает возникающие в нём противоречия, преодолевает кризисные ситуации. Вместе с тем иногда оно может играть и деструктивную роль - возвышаться над обществом, огосударствлять его, т. е. проникать во все общественные сферы, сковы-вать их, ослаблять и разрушать общественный организм. Но в общем и целом государство движется вместе с обществом вперёд, постепенно становится более современным и цивилизованным, сохраняя при этом относительную самостоятельность по отношению к обществу.
Именно в диалектическом единстве определяющего влияния общества на государство и относительной самостоятельности последнего заключена суть противоречивого их взаимодействия, имеющего принципиальное методологическое значение. Причём степень такой самостоятельности государства в силу разных причин может колебаться от минимальной до чрезмерной. Необходимая и разумная мера её предопределяется в конечном счёте объективными потребностями каждого исторически конкретного общества".
Эта длинная цитата оставляет неоднозначное впечатление. С одной стороны, она содержит несколько абсолютно верных утверждений, но с другой, - изобилует внутренними логико-системными противоречиями. Нельзя не согласиться с утверждением, что отношения общества и государства - кардинальная проблема. Но почему только для "науки теории государства и права"? На самом деле это главная проблема правоведения вообще - как предельно общей теории права, так и любой её подсистемы (в строгом соответствии с Теоремой Гёделя, см выше). И почему В.М. Корельский не делает из собственных рассуждений логически из них вытекаю-щий конечный вывод о том, что "теория государства" - всего лишь подраздел общей теории права? Что давно назрела необходимость в университетских курсах "теории государства и права" как минимум переставить местами понятия "право" и "государство"? (Что, к слову, уже и делается иногда).
Многие последующие рассуждения Корельского (правильные с позиций системоанализа) категорически исключают допустимость такого словосочетания как "политическое государство". Остаётся предположить, что в устах автора цитаты это просто дань привычке, дань устоявшимся профессиональным штампам, произносимым без участия левого полушария.
Совершенно справедливо утверждение, что Общество возникло задолго до государства и длительное время обходилось без него. Системный подход предписывает сделать из этого одно-значный вывод: Общество породило государство - когда в последнем возникла осознанная Обществом потребность. Следовательно, Общество не только "первороднее" государства, но и выше его в иерархической структуре систем обеспечения человеческой жизнедеятельности. От-сюда - неизбежный конечный шаг: признание государства подсистемой Общества.
Ибо две взаимосвязанных прямыми и обратными связями (о чём вспоминает и сам Корельский) системы всегда находятся в иерархическом соподчинении. При этом система, возникшая раньше, большая по объёму и важности для общих элементов систем, всегда будет надсистемой, а другая система - с железной необходимостью - подсистемой первой системы. И разве кто-либо посмеет оспорить, что государство возникло не только позже Общества и никоим образом не иначе, как только из его "недр", но и что Общество безусловно больше и важнее для людей, чем государство. Ведь обходилось же Общество без государства "длительное время" - по за-явлению самого Корельского.
Но для конечного логически бесспорного вывода автору цитаты чего-то не хватает. Быть может, всё той же самой пресловутой "политической воли"? Или ему (как и всем иным авторам учебников) довлеет привычка к округло-осторожненьким, с "приседаниями", рассуждениям "ис-торического", а не системно-логического толка?
Нельзя не возразить автору цитаты и по некоторым чисто формально-логическим соображениям. Например, "Значит, государство есть организационная форма структурно сложного об-щества". Никакой вещественный объект не может считаться "формой" чего бы то ни было. Форма (наряду с содержанием) - характеристика объекта. Никакой объект не может быть "формой" другого объекта.
Согласно законам системоанализа, два объекта могут соотноситься только в трёх конфигура-циях:
Как равнорядовые, равноуровневые подсистемы некой системы
Как система и её собственная подсистема
Как система и её метасистема.
Выше было однозначно доказано, что государство - подсистема Общества. Писать о подсистеме как о "форме" системы ошибочно не только системно-логически, - это нелепо даже чисто лингвистически.
Не совсем оправдано утверждение автора цитаты "Государство противостоит антисоциальным, разрушительным силам". "Должно противостоять" - это было бы логически верно. Ибо несколькими строчками ниже автор противоречит сам себе: "Вместе с тем иногда оно может играть и деструктивную роль - возвышаться над обществом,...ослаблять и разрушать общественный организм".
Трудно согласиться с цитатой и в этой части: "государство ...постепенно становится более современным и цивилизованным". Почему, собственно, постепенно? Разве это нужно Обществу - терпеть, пока его собственное государство постепенно соизволит стать "более цивилизо-ванным"? Что это за мистика такая? Почему бы Обществу просто не предписать государству (законодательно - исходя из отработанного наукой Права) с завтрашнего дня стать настолько современным и цивилизованным, насколько это необходимо современному Обществу?
Ниже г-н Корельский пишет: "Существуют ли пределы самостоятельности государства по отношению к обществу? Такие пределы есть, но они тоже относительны, подвижны и оценоч-ны". Вопрос - кому это нужно? Государству? - вероятно. Но разве интересы государства не ниже по приоритетности, чем интересы Общества? Без сомнения, ниже. Пределы "самостоятельности" государства на деле определены совершенно точно: это пределы самостоятельно-сти подсистемы по отношению к своей надсистеме. Иначе говоря, критерии эффективности государства должны быть частными производными от критериев эффективности Общества, цели государства не смеют противоречить целям Общества, пресловутая "государственная безопасность" может приноситься в жертву безопасности Общества.
Поскольку государство - слуга народа, вполне уместно применить к нему знаменитые законы роботехники Айзека Азимова. Вот эти законы:
Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием способствовать причинению ему вреда;
Робот подчиняется всем командам человека, если они не противоречат первому закону;
Робот заботится о собственной безопасности, если это не противоречит первому и второму законам.
Смею заметить: "стиль А. Азимова" - это именно то, чего так остро не хватает сегодняшним законам Российской Федерации - начиная с Конституции РФ. (Впрочем, и законам многих других стран).
Следует, на наш взгляд, решительно высказаться и против распространённого сегодня толкования столь важных понятий как "гражданское общество" и "правовое государство". Во всех (доступных сегодня) источниках гражданское общество (в конечном итоге непоследовательных и, как правило, маловразумительных рассуждений) толкуется как некий "сухой остаток" - за вычетом из Общества государства. Правовое государство толкуется как такое, которое соблюдает законы. (Что особенно "приятно", если вспомнить, что в рамках подобных концепций эти законы само государство и пишет исключительно по собственным понятиям).
Ещё раз обратимся к цитате из г-на Корельского: "Отмеченное касается прежде всего гра-жданского общества и правого государства. Гражданское общество как система социальных, социально-экономических, социально-политических объединений граждан (институтов, структур), действующих на началах самоуправления, и правовое государство, где государственная власть функционирует на правовых началах, в рамках закона, логически и сущностно связаны между собой".
Сначала несколько предварительных замечаний формального характера. Во-первых, несколько удивляет утверждение автора, что "объединения граждан" якобы функционируют не на правовых началах. Неважно, что автор цитаты "имел в виду" - важно, что у него получилось. Мы ведь проводим не что-нибудь, а именно системно-логический анализ. Во-вторых, не так уж просто сразу понять, что именно "связаны между собой". Юристу необходимо заботиться о строгости и ясности фразы. И наконец, как понимать это "логически и сущностно". Противо-поставление здесь вряд ли корректно: ведь если формальная логика действительно не учитывает содержание высказываний, то диалектическая логика как раз и озабочена более всего именно сущностью изучаемых ею объектов.
Обратим внимание ещё на одну цитату из [65]: "С относительной самостоятельностью сопряжено воздействие государства на общество. В этом воздействии ведущая роль, несомненно, принадлежит обществу, которое выступает социально экономической основой государства, определяющей его природу, могущество и возможности". В рамках предложенной нами концепции Общество вовсе не какая-то неопределённая "основа" государства - поскольку является совершенно определённой метасистемой государства. Со всеми вытекающими из этого структурными и функциональными последствиями (см. выше).
Ещё цитата: "Воздействие общества на государство принято считать прямой связью, а воздействие государства на общество - обратной". В этой короткой цитате две системно-логических ошибки. Прямая связь та, по которой от системы управления к управляемым элементам поступают управляющие сигналы ("команды"), обеспечивающие гомеостазис управляемой системы или её переход из одних состояний в другие. По обратным связям от управляемых элементов поступают сведения ("доклады") подсистеме управления о результатах выполнения её ранее поступивших команд. По этим сведениям ("информации") подсистема управления коррек-тирует свои последующие команды. При отсутствии отрицательных обратных связей - противодействующих по определённым алгоритмам поступающим командам управления, - вся управляемая система (метасистема по отношению к подсистеме управления) идёт вразнос - вплоть до разрушения и полного прекращения функционирования.
Таким образом, в цитате показано полное непонимание сути прямых и обратных связей. Уж если говорить о воздействии общества на государство и о воздействии государства на общество, то в обоих случаях имеет место пара связей: прямая связь и обратная связь. Государство - в рамках установленных для него Обществом полномочий - осуществляет оперативное управление Обществом. В стратегическом плане - через науку - Общество управляет государством: ус-танавливает его оптимальную структуру, допустимые методы управления, круг обязанностей и соответствующих полномочий, запреты и ограничения; средства, выделенные на решение установленных задач.
Это и есть вторая ошибка автора цитаты. Ещё раз приходится убедиться в слабости системно-логических познаний сегодняшних российских юристов. (Возражения типа "Но это ведь всего лишь авторы учёбников" всерьёз принять нельзя. Ибо учебники должны как раз писаться лучшими из лучших - исходя из принципа, что каждый учёный должен позаботиться о смене, то есть обязан трудиться и на педагогической ниве, а те, кто учит, должны это делать на собственных разработках, на накопленном "собственным горбом" научном опыте, а не тиражировать затёртые чужие банальности).
Сделаем ещё одно замечание о соотношении сфер компетенции государства и Общества.
М.Н. Марченко в [11] пишет: "Проблема соотношения права и закона существовала всегда, с древнейших времён, с тех пор, как появилось право. Рассматривалась эта проблема множество раз как в рамках зарубежного, так и отечественного права. Последние, весьма острые и в такой же мере бесплодные по своим результатам споры в нашей стране приходились на 60-е - 80-е годы. Каждая из спорящих сторон приводила свои собственные, на её взгляд самые убедительные аргументы, стремилась склонить на свои позиции как можно большее число последователей, однако, в практическом плане всё оставалось без изменений.
Актуальность проблемы соотношения права и закона сохраняется и поныне. Более того, она не только сохраняется, но периодически, особенно в переходные, сопровождаемые усилением социальной напряжённости в обществе, периоды, значительно обостряется. Причина этого усиления внимания заключается в том, что эта, на первый взгляд сугубо "кабинетная", академическая проблема имеет не только и даже не столько теоретическое, сколько прикладное, практическое значение.
Разумеется, эта значимость обусловлена, прежде всего, характером и особенностями самой проблемы, суть которой кратко сводится к тому, что не все нормативные акты - законы исходят (издаются или санкционируются) от государства и являются правовыми законами.
Существуют законы, соответствующие правовым критериям, которые следует, с точки зрения авторов - сторонников данных суждений - считать правовыми. Здесь право и закон совпадают. Но есть и такие законы, которые не отвечают правовым критериям, и, следовательно, с правом не совпадают.
Нетрудно заметить, что в данном случае, в разрешении проблемы соотношения права и закона, как и в случаях решения вопроса о соотношении государства и права, сталкиваются два различных взгляда и подхода. Один из них сориентирован на то, что государство является един-ственным и исключительным источником права, что всё то, о чём говорит государство через свои законы - это и есть право.
Другой же взгляд или подход к разрешению проблемы соотношения государства и права, а вместе с тем - права и закона основывается совершенно на других постулатах. А именно на том, что право как регулятор общественных отношений считается "по меньшей мере относительно независимым от государства и закона или даже предшествующим закону, например, в качестве надисторичного естественного права или в качестве права общественного, социально-исторически обусловленного, распадающегося в объективных общественных отношениях" (В.А. Четвернин. Демократическое конституционное государство: введение в теорию. М., 1933).
В данном случае, как нетрудно понять, мы имеем дело с совершенно иным правопониманием и с иным представлением о соотношении государства и права, а также - права и закона. Государство и право признаются не только относительно самостоятельными друг по отношению к другу институтами, но и в равной мере производными от объективных отношений и условий, складывающихся в пределах гражданского общества.
Право при этом определяется не иначе, как форма выражения свободы в общественных отношениях, как мера этой свободы, форма бытия свободы, "формальная свобода". В развёрнутом виде оно представляется как "претендующий на всеобщность и общеобязательность социальный институт нормативного регулирования общественных отношений в целях разумного устройства человеческого общежития путём определения меры свободы, прав и обязанностей и представляющий собой воплощение в обычаях, традициях, прецедентах, решениях референдумов, канониче-ских, корпоративных, государственных и международных нормах правового идеала, основанного на принципах добра, справедливости и гуманизма и сохранения окружающей среды" (С.А. Емельянов. Право: определение понятия. М., 1992).
Что же касается государства, то оно при таком правопонимании не только не рассматривается в качестве творца или источника права, но, наоборот, само представляется повсеместно связанным, или, по крайней мере, значительно ограниченным в своих действиях правом. Оно представляется в качестве института, который не столько устанавливает, сколько формулирует или выводит право, благодаря законотворческой деятельности, из объективно существующей экономической, социально-политической и иной действительности.
Государство представляется исключительным творцом и источником законов, но, отнюдь, не права. Оно монополизирует законотворческую, но вовсе не правотворческую деятельность, ибо законотворчество и правотворчество, а вместе с тем, закон как результат процесса законотворчества и право как продукт процесса правотворчества, согласно развиваемым при таком подходе воззрениям, отнюдь не всегда совпадают.
Каков же критерий "правовых законов"? Какие законы можно рассматривать как совпадающие с правом, а какие нельзя? Наконец, какие существуют объективные основания для от-несения одних законов к разряду правовых, а других - к разряду неправовых? Что делает одни законы правовыми, а другие - неправовыми?
Эти и другие им подобные вопросы издавна занимали внимание отечественных и зарубежных юристов и философов. Однако удовлетворительного ответа на них до сих пор не было най-дено. Учёными-юристами и философами предлагались различные основания - для разграничения права и закона, правовых законов и неправовых, но все они вызывали и вызывают лишь дальнейшие вопросы и дискуссии.
Ещё в конце 19 - начале 20 веков в отечественной и зарубежной литературе в качестве такого критерия предлагалось, например, считать "общую волю", то есть волю всего общества, нации или народа. По логике подобных предложений следовало считать правовыми лишь такие законы или иные нормативные акты, которые адекватно отражают эту волю. Все остальные законодательные акты следовало причислить к разряду неправовых.
Подобная постановка вопроса, как и сам предложенный критерий разграничения правовых и неправовых законов в зависимости от содержания или, наоборот, отсутствия в них "общей воли" несомненно заслуживают полного одобрения и внимания. Но, вместе с тем, они вызывают и ряд других, ставящих порою под сомнение целесообразность, а, главное - обоснованность и эффективность использования такого критерия. Среди них, в частности, такие вопросы, как: кто и ка-ким образом может определить, содержится ли в том или ином законе "общая воля", или её там нет? Почему парламент как высший законодательный и представительный орган, призванный выражать волю и интересы всех слоёв общества, в одних случаях издаёт законы, отражающие "общую волю", а в других - не отражающие её?
Возникают и иные, им подобные вопросы, на которые не всегда можно найти убедительные ответы. Один из них, очевидно, может заключаться в том, как писал французский государствовед и правовед (трудно не обратить внимание на по-своему знаменательный факт: если второй термин не вызывает никаких нареканий, то первый выглядит, как минимум, нелепо и искусственно-вычурно, АП) Леон Дюги, что "закон есть выражение не общей воли, которой не существует, и не воли государства, которой тоже нет, а воли нескольких голосующих человек. Во Франции закон есть воля 350 депутатов и 200 сенаторов, образующих обычное большинство в палате депутатов и в сенате. Вот факт. Вне этого имеются лишь фикции и пустые формулы. Мы не желаем их".
И дальше: "Если закон есть выражение индивидуальной воли депутатов и сенаторов, то он не может быть обязательным для других воль. Он может быть обязательным только как форму-лирование нормы права или как применение её лишь в этих пределах. В действительности все законы делятся на две большие категории: на законы, формирующие норму права, и на законы, принимающие меры к её исполнению. Я называю первые нормативными законами, а вторые - конструктивными законами" (Л. Дюги. Общество, личность и государство. СПб., 1901).
Подобные рассуждения и государственно-правовые идеи Л. Дюги всегда вызывали живой интерес у его современников и у юристов последующих поколений. Однако они не дают ответ на вопрос о том, что есть правовой закон, а что не является таковым, каково соотношение права и закона.
Не дают удовлетворительного ответа на поставленный вопрос и другие, выдвигавшиеся в более поздний период, вплоть до настоящего времени, критерии и подходы. Пытаясь решить эту проблему и хотя бы в приближённом виде обозначить грань между правом и законом, авторы нередко обращаются, в частности, к различным моральным категориям - справедливости, добру, гуманности, злу и др. Право при этом определяется не иначе, как "нормативно закреплённая справедливость".
В этих же целях - решения проблемы соотношения права и закона - иногда используется такая категория, как правовой идеал. В научной литературе он определяется как "порождение индивидуального, общественного, научного сознания о разумном устройстве общежития на принципах добра, справедливости, гуманизма и сохранения природной среды". Со ссылкой на известное высказывание римлян о том, что "справедливость и благо есть закон законов", делается вывод относительно того, что правовой идеал есть не что иное, как "закон законов". Следовательно, все другие законы, которые не содержат в себе правового идеала, сообразующегося с принципами добра, справедливости и иными им подобными принципами, не являются правовыми.
Стремление подвести моральную основу под законодательство в целом и отдельные законы несомненно является весьма благородным делом. Человечество может только мечтать о том, чтобы под каждым издаваемым в той или иной стране законом имелась солидная моральная база. К сожалению, это не всегда и не в каждой стране случается. Ярким подтверждением этому может служить законодательство фашистской Германии, фашистской Италии и ряда других тоталитарных государств.
Однако нельзя не заметить, что, стремясь подвести моральную базу под закон и таким образом отделить его, назвав правовым, от всех иных, неправовых законов, авторы невольно допускают смешение моральных категорий с правовыми. В отечественной юридической литературе правильно отмечалось в связи с попытками определения права как "нормативно закреплённой справедливости", что ссылки при этом на моральные категории справедливости, добра и зла важны при определении понятия и характеристики морали, но не самого права.
Таким образом, использование этих категорий при определении права, а тем самым - и правового закона отнюдь не способствует решению проблемы соотношения права и закона. Более того, оно непроизвольно усложняет проблему, ведёт к смешению категорий права и морали.
Проблема остаётся не только не решённой, но и ещё более усугублённой. Очевидно, её удовлетворительное решение возможно лишь на принципиально новой методологической и мировоззренческой основе и является делом отдалённого будущего".
Безусловно, трудно не согласиться с последним абзацем этой длинной цитаты. Цитата действительно длинна, зато в ней есть практически все взгляды, которые в разной степени заслужи-вают критики. По нашему убеждению, иные, более консервативные, взгляды сегодня уже просто нет никакого смысла вообще обсуждать конкретно - достаточно заявить о принципиальном несогласии с ними.
Но, соглашаясь с оценкой наличия такой ситуации - когда "проблема остаётся не только не решённой, но и ещё более усугублённой", - я абсолютно не согласен с аргументацией, приведённой в этой цитате для обоснования каких-то возражений по поводу недостатков чёткого раз-деления системы права и системы законов. Прежде всего (видимо, по недостатку необходимого образования), автор цитаты не осознал, что для решения проблемы следует обратиться не к моральным, а к системным категориям.
Не вижу никакой возможности опровергнуть следующее умозаключение:
Либо приходится признать, что нет двух систем, а существует всего лишь одна - "законы, за рамками которых нет никакого права",- и тогда логически нелепо вообще говорить о каком-то соотношении права и закона.
Либо следует признать наличие двух систем - права и закона. Причём эти системы, согласно законам логики, в принципе не могут полностью совпадать. Только во втором случае может рассматриваться вопрос о системной иерархической соподчинённости права и закона.
Исходя из соотношения Общества и государства как системы и её подсистемы, логически неизбежно признать закон (порождаемый государством) подсистемой правовой системы (порождаемой Обществом).
Признав все эти логически неопровергаемые умозаключения, мы получаем однозначный и чёткий критерий правозаконности закона: объективно правовым является единственный закон - сформированный как следствие права. Все иные законы являются юридически ничтожными (то есть априори признаются неправовыми).
И не имеет никакого значения, чью пресловутую "волю" выражает закон. Просто он должен соответствовать системно-логически обоснованным требованиям науки. Хотя, конечно, воля Общества безусловно неизмеримо выше воли любого государства. Тот факт, что эту "волю общества" не так легко измерить, вовсе не повод для отвержения самой необходимости такого измерения. Иное дело, что подобные измерения ни в коем случае нельзя доверять властям пре-держащим - эта задача по плечу только подлинной науке, - ни административно, ни экономически не зависящей от исполнительной власти.
И пора, наконец, рассуждать более точными и чёткими категориями, чем это синкретичное "государство". Уж не говоря о том, что эту подсистему Общества нигде и никогда не следует смешивать со страной (или "нацией"), а тем более с логически абсурдной "формой организации Общества", необходимо рассматривать конкретные ветви наёмного механизма управления Обществом: Концептуальную, судебную, законодательную, исполнительную. Необходимо помнить, что каждая из этих ветвей государства должна быть только представительной. Что законы пишутся прежде всего именно для этих ветвей. Что они (законы) не просто "сдерживают", "ограничивают" государство - они (законы) предписывают государству, какие задачи и какими методами оно должно решать в интересах Общества.
Аргументация противников такого подхода выглядит слабой и нелогичной. Например, рассуждение о "подведении моральной базы под закон", что якобы приводит к смешению моральных категорий с правовыми. Что именно хотел сказать автор цитаты? Что закону может повредить его "моральность"? Неужто аморальный закон предпочтительнее? Что значит это нелепое, на мой взгляд, утверждение: "ссылки на моральные категории справедливости, добра и зла важны при определении понятия и характеристики морали, но не самого права"? Хорошенькое представление о праве у автора цитаты! (Не говоря уж о его не вполне корректной стилистике).
Заслуживают системно логического порицания и другие конструкции автора цитаты. "Почему парламент как высший законодательный и представительный орган, призванный выражать волю и интересы всех слоёв общества, в одних случаях издаёт законы, отражающие 'общую волю', а в других - не отражающие её?". По форме вопрос просто наивен. Ведь ответ на него может быть предельно прост: потому что в парламент прошёл капитал, потому, что действует пре-словутая формула: "деньги - власть - деньги", потому, следовательно, что большинство в парламенте принадлежит представителям пяти процентов населения. И издаваемый этим парламентом закон отражает только шкурные интересы этих пяти процентов - в ущерб всем другим. Но можно предположить, что даже этот парламент когда-нибудь выдаст закон, не противоречащий интересам большинства. Например, в преддверии нападения внешнего агрессора. Не говоря уж о том, что автор цитаты ещё раз допускает классификацию по разным основаниям: парламент - как и все остальные ветви государства - обязан быть только представительным. Поэтому писать "как высший законодательный и представительный орган" - логически некорректно.
Непонятно, на каком основании автор цитаты делает столь удручающее заявление: "Человечество может только мечтать о том, чтобы под каждым издаваемым в той или иной стране за-коном имелась солидная моральная база". Выходит, он признаёт за государством (создающим в этой концепции законы) моральное право на любой произвол? Быть может, он (автор цитаты) хотел сказать совсем не это. Но тут уж ничего не попишешь: с логикой шутки плохи. Тщательнее надо быть, господа, как справедливо заметил Михаил Жванецкий.
Выше мы одобрили последний абзац рассматриваемой цитаты. Но не весь. Верно, что "удовлетворительное решение возможно лишь на принципиально новой методологической и мировоззренческой основе". Но почему же непременно это "является делом отдалённого будущего"?
Ибо мы как раз и предлагаем эту принципиально новую методологическую и мировоззренческую основу.
И нам представляется, что эта новая основа заслуживает поддержки научного сообщества.
И она должна стать основой для обучения профессионального юриста.