Ты заплачешь, платок теребя.
Почернела и высохла вишня,
Ты прости, что по-моему вышло
И не стало меня без тебя.
Ты прости и не стой у окна
Дожидаясь от вьюги поклона.
Топчет холмик седая ворона.
Но она почему-то одна.
В церкви тихо задует свечу
С губ холодных слетающий ветер.
Ты поймёшь, что я тоже не вечен
И уже ни за что не плачу.
Ты поймёшь, что теперь тишина
Не вскричит обездоленной птицей.
Знаешь, в жизни легко оступиться
И лишиться покоя и сна.
А весною закапает дождь
И, простыв, ты заваришь багульник.
Вспоминая, что я, богохульник,
Так любил нашу общую дочь.
* * *
Шёл дождь. И по привычке
Я глянул за окно.
Воскресной электричкой
Уеду.
Решено.
Уеду.
И не надо с цветами провожать.
Сотру со щёк помаду.
Мне хочется бежать.
А может, просто выйти
В открытое, окно?
Нет, лучше электричкой...
К тому же, — решено.
* * *
Третьи сутки нарывает палец.
Вроде бы такая ерунда.
Но и мысли светлые пропали —
Невкусна ни пища, ни вода.
Ни поесть нормально, ни умыться.
Наказаньем — завязать шнурки.
Я и раньше мог заматериться,
А теперь и вовсе мне с руки.
* * *
Не пишите на меня пародии.
Знаю сам, что юродивый.
Мне б покаяться пред всеми невезучими,
Да не выпало случая,
А житьё моё — разум бесится...
Чем обрадовать мне вас — в ночь повеситься?
А утешить — так предсмертными стонами...
Мне за всё держать ответ пред иконами...
* * *
Нет, ты не станешь осуждать,
А я не собираюсь плакать.
Пусть наступает благодать —
Я не один обутый в лапоть.
И всё. Пусть будет только так: —
Запомни в рост — запомни стоя...
И солнца скатится пятак —
На наше лето золотое.
* * *
Вот настоящая стена,
А остальное всё — простенок.
И за стеной стоит Она,
Хотя не переносит стенок.
И я не вижу горизонт —
Стена граничит с облаками...
Но и Она, расправив зонт,
К стене пододвигает камень.
И жизнь, не знаю почему,
Испытывает нас на прочность
И ищет в нас — и слабину,
И червоточную порочность.
И воздвигается стена,
И ржавчиной исходят двери.
И там, где был проём окна,
На землю опадают перья...
* * *
Не рви со мною сгоряча,
Давай сначала выпьем чаю.
Пусть еле теплится свеча —
Пусть еле теплится свеча
И наших слёз не замечает.
Не рви со мною сгоряча,
Давай присядем у камина...
И осмелевшая свеча —
И осмелевшая свеча
Засветит цветом мандарина.
Не рви со мною сгоряча.
Огонь ласкает наши руки...
А наша милая свеча —
А наша милая свеча —
Она не вынесет разлуки...
Не рви со мною сгоряча,
Давай сначала выпьем чаю...
Пусть еле теплится свеча —
Пусть еле теплится свеча
И наших слёз не замечает.
* * *
Мне припомнился запах слоёной листвы...
Средь потёртых вещей и ненужного хлама
Обнаружено чучело старой совы,
А чуть дальше заброшенная пилорама...
И всё было за так — в небо вжалась луна
И к лицу притянула ладони.
И, скрипя, повалилась на землю сосна
На каком-то далёком кордоне.
И, наверно, шутя, а скорее, — на спор
От того, что запачканы руки
Из двустволки харкнул узкоглазый Егор
И сбежались на выстрел обнаглевшие суки.
* * *
Крадётся ночь за край земли.
Она всесильна и богата,
В ней растворились журавли
И мачты старого фрегата.
И, вытворяя чудеса,
Живя в разладе с небесами,
Я слышу птичьи голоса
И ветра стон под парусами.
Я знаю, что сгорит дотла
Мечтой рождённая планета.
А пепел выметет метла,
И станет в мире меньше света.
* * *
Старик плюгавый выстроил избу.
Собрал детей и умер в сенцах...
И утопала улица в снегу.
Когда несли его на белых полотенцах.
А новый дом, — он вовсе внёс разлад.
И старший сын, на гроб взирая,
Казалось, был необычайно рад,
Ключом своим ворота запирая.
Шептала дочь, что видимо пора,
И, ноздри прислоняя к рукавице,
Смотрела как изнанкой топора
Вбивались гвозди...
— Вот и всё, сестрица... —
Промолвил брат.
— Ну что, начнём с утра?
Разделим, продадим, и приумножим...
— Смотри, а в том ведре — дыра.
— А знаешь, да и дом неважно сложен.
Стук в дверь. Движенье на крыльце.
— А, председатель.
— Дома не сидится?
— Что за печаль на праведном лице?
— Наверное, зашёл опохмелиться?
Но председатель брёл не наугад...
Он развернул казённую бумагу:
— «Всё в детский дом...» — вам никаких наград...
А прочим дед оставил спирта флягу.
* * *
Прошёл октябрь. Лес опустошён.
Где был пикник — окурки, сор, бумага.
Но вскоре лес набросит капюшон
По волшебству седеющего мага.
Ну, а сейчас утихли голоса
И отъедаются втихую птицы.
Вот еле дышит старая оса.
Уходит прочь понурая лисица.
А завтра будет тихо и светло,
Заржет в конюшне, озираясь, кляча.
И я тихонько гляну за стекло,
Чтоб не спугнуть погоду и удачу.
* * *
В ногах улёгся жирный кот...
А там, на улице, бродяга
Жует, похоже, бутерброд —
С бачка у стен универмага...
И он не молод и не стар,
Хотя бредёт по миру вечность.
Потомок русских и татар,
А на лице его — беспечность,
Он после обнажил загар.
Шапчонку бросил: то — для денег.
И пресловутый перегар
Повеял нам, что он бездельник.
В ногах улёгся жирный кот...
Бомж вяло постелил бумагу.
Он доедал свой бутерброд
И верен был универмагу.
* * *
Она — не хуже остальных.
И он — совсем не доходяга.
Она в почёте у родных.
Он — князь без родины и флага.
Она привычно занята.
Он — выжидающая птица.
Она наивна и чиста.
Он — может месяц попоститься.
* * *
И вот засуетилась вьюга,
А я хотел на выходных
Проведать удалого друга,
Лежащего среди иных...
Нет ни сомнения, ни злости,
Ведь собираюсь я к нему.
И что с того, что на погосте
Мне пить придется одному...
* * *
Наверное, живущие пред нами
Были по-своему умны
И называли вещи — Именами,
Которые мы выучить должны.
Наверное, живущие пред нами
Исследовали тысячи дорог...
Они и ныне управляют нами,
Не смея перейти через порог.
* * *
Рождение не предвещает счастье,
А смерть — внезапна и причинна.
И разрываема на части
Мною зажженная лучина...
Она овеяна ветрами,
Теплом и мудростью Востока,
Своими светлыми тонами
Являя целостность потока.
* * *
Дорога дальняя — сугубо личная.
Звезда печальная — звезда двуличная.
Ладонь широкая — ладонь открытая.
Живу пред богом я, но дверь — закрытая.
И я всё шаркаю пробор ступенек,
Зажав в ладонях терновый веник.
* * *
Бывает некуда идти,
И нет причины оставаться,
И параллельные пути
Сложнее, чем когда нам двадцать.
Бывает, что совсем не то
Стремление к былой свободе,
И даже новое пальто
Пугает птиц на огороде.
Бывает, что совсем не так
Всё то, что было изначально,
И даже солнечный пятак
Светит уныло и печально.
* * *
Расплывчат смысл бытия,
И мир загадочен и тесен.
Потеряна любовь моя,
Я для неё — неинтересен.
Я попросился на постой
И занял чуждое пространство,
Не зная истины простой:
Нет в этом мире постоянства.
* * *
Чего не будет на земле, —
Не стоит ожидать на небе.
Вот птица мечется в петле,
Мечтавшая о чёрством хлебе.
Она усталый эмигрант —
Борец за мнимую свободу —
Но пресекается талант,
Цветущий миру не в угоду.
* * *
Есть время вопреки всему
Склониться пред святым распятьем
И не кому-то, а Ему
Покорно целовать запястье.
Есть время вопреки всему,
Свершая таинство обряда,
Принять из рук Его суму
И ощутить величье взгляда.
Есть время вопреки всему
На жизнь взглянуть немного проще
И, если надобно Ему,
Оставить след на тленной почве.
* * *
Позволь мне прикоснуться к Слову,
Увидеть Истины зачатье,
Переосмыслить заголовок,
В единое слагая части.
Позволь нарушить тишину,
И насладиться данным Словом,
И послужить ещё Ему
На этом поприще суровом.
* * *
Мужик, привыкший горевать,
Не сможет дослужить до чина...
В России проще воровать —
Тем доказав, что ты — мужчина.
На радость или на беду
Жене оставить долю вдовью.
Она приучена к труду
И терпелива к сквернословью.
* * *
Останется связующая нить,
Когда однажды распахнётся небо,
И каждому, кто в силах уяснить,
Откроется Всевышнего потреба.
Когда-нибудь печаль в моих устах
Окажется несносной и настолько,
Что звёзды залопочут на постах,
И жизнь моя начнётся ещё только...
* * *
Кто эта женщина, шагающая в ночь?
В её ладонях просветлело небо,
И стороной её обходит дождь.
Она не требует внимания и хлеба.
Кто эта женщина, шагающая в ночь —
Богиня иль усопшая царица?
И почему она уходит прочь —
Не замечая, что земля искрится.
* * *
Мне казалось, что я бесстрашен,
Что там холод суровых зим.
Улыбался — земля ведь наша,
И иду я по ней один.
Мне казалось, что всё от Бога,
И чего там не выбирай,
Всё равно приведёт дорога
По ухабам, но всё-таки в рай.
Но случилось, что мир стал тесен.
Оказалась холодной луна.
И восторг от вина и песен
Заслонила собой Она...
А потом закружила вьюга.
Ну и далее, после родин...
Я боюсь: без дитя с супругой, —
Я останусь совсем один.
* * *
Остывший чай и ломоть хлеба.
Отсутствие какой-либо мечты,
И тяжесть осуждающего неба
В котором утонула ты.
То не пустяк —
хоть камень в меня бросьте...
Я знаю, что разрушены мосты.
Мне было бы спокойней на погосте,
Но этого не понимаешь ты.
* * *
Всё изменилось. Вечер постарел
И неуместны радужные краски.
Кому-то напророчили — расстрел.
Но это так, скорее, для острастки.
* * *
От меня останется немного...
Я уйду, не предвещая бед.
И упрётся пыльная дорога
В камень, на котором мой портрет.
Я уйду с холодными ветрами.
Затеряюсь облаком в горах.
Но согласно вековой программе
На земле останется мой прах.
* * *
День прожит. И, наверное, не зря:
Питаясь хлебом, согревались птицы,
И зарождалась новая заря,
С которой мы смогли договориться,
День прожит. Мальчик озорной
Сегодня избежал бойкота...
Но почему-то в этот выходной
Напала на меня икота.
* * *
Всего лишь дождь.
Всего лишь грусть.
Пыль придавила подоконник.
Ты невзначай поправишь грудь,
Листая сокровенный сонник.
Сегодня в доме тишина.
И проникает внутривенно
В сознанье полная луна,
Пленяя разум откровенно.
* * *
Ты мне подаришь облако
Суровое, лохматое.
Такое же бедовое...
И всё-таки крылатое.
К нему привяжем ленточку,
И пусть оно не бесится.
Наверное, романтика —
На облаке повеситься.
* * *
А ничего и не было —
Не стоило знакомиться.
Я чёрствый ломоть хлеба,
Хотя и мною кормятся.
И близок призрак вечности...
Сойдут с креста распятые,
И самолёты встречные
Покажутся им пятнами.
* * *
Дом, в котором выглядишь нелепо
В окруженье собственных вещей.
На двери замок, и вроде крепок...
Только выветрился запах щей.