УТРО  ХУДОЖНИКА

Когда возникли на его карнизе
Оранжевые голубя глаза,
Стоял туман. День был еще в эскизе.
Обрывок сна выглядывал из-за
Старинного скрипучего мольберта
С паучьим тайным кружевом в углу
Над банкой ржавых килек на полу - 
Остатками вчерашнего десерта - 
Где тень от кисти падая дрожит
В предощущенье темного озноба,
Когда неясно, нежность или злоба
Берет за горло, радость или стыд,
И все решится там, во взгляде этом
Из глубины холста.
И рядом с ним
Лицо живое кажется портретом - 
Аляповатым, точным, неживым...



*

Полотна Дюрера. Симметрии война:
Гримасы, тени, косоглазие живое.
Для мерзких духов проницаема стена,
И свод жилья дрожит от ведьминского воя.
Творить молитву неуклюже сведены
Святых апостолов мозолистые руки.
Слаб человек еще. И много тишины.
И слух распознает ничтожнейшие звуки...




*** 
      
     В твоих лучах  я засверкала, 
     А ты ослеп и оробел. 
     И нет звериного начала 
     У горней страсти наших тел. 
      
     Как два гонимых голубёнка, 
     Прижались, тая и дрожа, 
     И ждём: споёт ли пуля тонко 
     Или прогонят сторожа? 
      
     На людях дерзки от испуга, 
     Застенчивы наедине, 
     Готовы мы согреть друг друга 
     И этим счастливы вполне. 
      








СТАРЫЙ ФОТОАЛЬБОМ

Юнцы, лейтенанты, друзья - 
Посёлка того старожилы.
Их семьи с пелёнок дружили:
Там - дочки, а тут - сыновья.

Вглядись, как подробно, светло
Фотографы раньше снимали:
До дна проявляя детали...
Любили своё ремесло...

Как женственны женщины тут:
Перчатки, муслины, панамы...
О, те, предвоенные мамы
Достойно невзгоды несут...



     ИНТЕГРАЛЫ.

Ты помнишь, как мы с лекций удирали
Вдвоём, к тебе, и словно мёд - пчела -
Мы интегралы - брали, брали, брали,
Пока с работы мама не пришла?

А "всенощная" в сессию? Бокалы
С шампанским, платье от кутюр "Мосторг",
Какие - о! - мы брали интегралы:
Рассвет и брейк, и голод, и восторг!

Жизнь удалась. Комфорт, семья, диета,
Машина, бизнес, дача и морковь.
А - интегралы с ходу брать?..
На это
Способны только юность и любовь!..






В  ДОМИКЕ  ЧАЙКОВСКОГО  В  КЛИНУ

"Хозяина дома нетъ.
 Просят не звонить". 
( Табличка на двери )

Флигелек. Остывший кофе в чашке.
На столе газета шелестит.
Шмель-ворчун купается в ромашке,
Занавеска по ветру летит.

А хозяин бросил настежь двери,
В поле свищет, райская душа...
Ей сквозь век позора и безверья
Родина внимает не дыша...


*

Струится в глубине рояля
Кленовый золотой мираж.
Ах, и сегодня я едва ли
Мудреный выучу пассаж!
И шепчет мне лукавый бес:
" Оставим ноты, едем в лес!"

На кухне гул, как в майском улье.
Ворчит нежнейшая из каш.
И отражается в кастрюле
Кленовый золотой мираж.
И снова шепчет милый бес:
" Долой все каши, едем в лес!"

День помутился в зыбкой дали.
Штриховкой тронул карандаш
Дома напротив, и в рояле - 
Огней дрожащих ералаш.
Уснул и ты, усталый бес.
Мы ноты редкие порвали,
Спалили кашу.
И узнали,
Что облетел твой желтый лес.







*

Гул потока во сне... Дядьки хором
Лают в люки, пугая  трубу.
Гимн из кухни летит коридором.
Папка вертит кокарду во лбу.
В школу. В темень. В листву по колено.
Не дыша. В необъятной луне.
Все меняется, то - неизменно:
Гимн вдали... гул потока во сне...




ПРОСТИ, СОРОКИНО!

Цикл стихотворений



		1.

Сорокино в воду кренилось покато.
В кривых тупиках я плутала пол-дня
И дом не нашла, где все ждали меня
С вином и стихами над миской салата.

Хотелось консервы разбить о коленку
И тем закусить свой проклятый склероз.
Я, кажется, адрес писала на стенку -
Зажмурюсь и вспомню... Не вижу от слёз.

Как белая чайка на радужном фоне,
Пристала "Ракета". Народ повалил.
Прости мне, Сорокино!
В душном салоне
Я в белое кресло упала без сил.

Мальчишка косился в окно диковато.
Он был в школьной форме (В разгаре жары!)
На брата похож. Может, из интерната.
Наверное, нет никого. И сестры...

Достойно отверг золотые ириски,
Опять отвернулся, глотая слюну.
Взревела турбина, вздымая волну,
Швыряя на отмель купальщиков визги...

И слышались в рёве стального винта
Хрустящие корчи порезанной рыбы.
И с розовой пеной стеклянные глыбы
Тащили кишки как обрывки бинта...


		2.

Мужчина прогнулся за яхтенный борт,
Злой профиль и мускулы выкинув свету.
Он в небо смеялся, обугленный чёрт!
Так дико и вольно дано лишь поэту,

Пьянея от грома, упившись дождём,
С печёной картошки золу обдирая - 
Под бешеным небом. У самого края.
С любимой. Иль с братом. Ну, с другом вдвоём.

И радость, и ярость такая светла.
Смеясь и шатаясь он вышел на берег.
Смотрел, как бушует на западе Рерих,
Как иву в Полесье волна подсекла.

Прости мне, Сорокино! 
Песню не ту
Я спела, глаза свои пряча в панаме.
Всемирное небо плескалось над нами.
И жизнь проводила цветную черту.





В ГОРОДЕ ОРЛЕ

Смотри, как в сонно-юную Оку
Бездумно льётся Орлик озорной,
И маковки златые к островку
Сбегают, обмирая крутизной.

И древней русской крови жар и стать
Влекут в девчонках, в каждом сорванце - 
Чтоб жить не уставать, чтоб узнавать
Всех мудрых по восторгу на лице, 

А Пришвин был наивный ротозей,
А Бунин перед тем как умирать
Брёл из Парижа в тьму своих аллей,
Чтоб мир невинным отроком познать,

На русском и Тургенев видел сны! - 
И, Боже мой, я славу не зову,
Но будь со мною, жажда новизны,
Младенческое счастье, что живу...  






ВИТЯЗЬ НА РАСПУТЬЕ

" Прямо пойдёшь - счастье найдёшь,
Коня потеряешь..."
Русская сказка

Еще, еще одна верста.
Былинка на краю холста.
Забвеньем поросла тропа
Сквозь человечьи черепа.

Глядит с седого валуна
Заклятье злого колдуна,
Ласкаясь, шелестит пырей...
Что ж, выбирай судьбу скорей!

В краю, где столь густы леса,
Даются младшим чудеса.
Когда они зовут, маня,
Не жаль ни друга, ни коня...

Закатный выстужен огонь.
Склонил главу усталый конь,
Дрожит от ласки седока...
И медлит с поводом рука...





НАД  ЛЕТОПИСЬЮ.  ДИМИТРИЙ ДОНСКОЙ
И  ЕВДОКИЯ СУЗДАЛЬСКАЯ.


Димитрий сынам завещает свои города...
Зашлась Евдокия: " О ветер, кого ты уносишь?
Зверь в нору идет, птицы - в гнезда, а княже - куда?..
О мой виноград, сладкий плод в мое чрево не бросишь!.."

Был гроб установлен в Архангельской церкви в Кремле,
Где вечный покой обрели царской крови мужчины.
И мощи святые служили защитой земле,
Спасали народ от разбоя,чумы и кручины.

Осьмнадцать годов целомудренной жизни одна
Еще прожила Евдокия. Построила храмы.
И кроткой молитвою вдовьей была спасена
Земля от крутого Тимура и мести ислама.

Однажды ей ангел явился. Оставив дела,
В обитель вдова удалилась - готовиться к встрече.
Слепые прозрели, где эта голубка прошла.
И сами собой загорелись церковные свечи...

... И сказано Слово - не все умирает со мной,
И память, сорвавшись неистовым протуберанцем,
В спирали галактик вольется священным румянцем,
И где-нибудь жизнь зародится подобно земной...






*

"...Мы пришли в этот храм не венчаться..."*
А прощенья и мира просить
Для души, не умевшей смиряться,
Угождать и гордыню гасить.

...Умный, желчный, матёрый, прекрасный,
Некрасивый и честный чудак,
Власть вещей признавал он опасной,
Разрешив лишь вино и табак.

Мол, поэту иметь не пристало
Вдоволь хлеба, тепла, красоты.
И семья с ним как флаг трепетала
От вселенской сквозной пустоты.

Подражателям, единоверцам
Восхищённым - не верил давно.
И в миру человеческим сердцем
Не согрелся. И встало оно...
_____________
* Ю.Кузнецов






ЦВЕТНОЙ ГОБЕЛЕН


                                          памяти бабушки Татьяны

Простоволосая бродит береза
                          в талой воде по колено:
Сонное белое жадное тело,
                          и молодое пока.
Зиму еще как-нибудь. А вот к маю
                          пыль оботру с гобелена,
И, как задушенный плач соловьиный,
                          вдовья накатит тоска.

Талые воды. Погоня смертельная.
                          Лодка с разбитой гитарой.
Жизнь моя, что ты? Куда ты спешишь?
                           Ты покидаешь меня
В этом лесу, где я сто раз умру
                            прежде, чем сделаюсь старой,
В талой воде, где сгорю я дотла,
                            так и не тронув огня?

В мае, когда все лесное зверье
                            носит у сердца ребенка,
В мае, когда и земля, и вода
                            шепчут живому: " Живи..." -
Два конвоира тебя увели.
                            ( Лагерь. Штрафбат. Похоронка.)
Тонет береза в высокой воде.
                             Лес утопает в любви...



    
*
			памяти В.М

Зачем отпевали поэта
И свечи держали на ним?
Лучам настоящего света
Не дали пробиться сквозь дым.

Шаги его взвесив тревожно,
Убийцу искали друзья.
Поэта убить невозможно:
Он - жертва, палач и судья.

Распухшее страшное тело
Сквозь лёд извлекали со дна.
Но истина прочь отлетела:
Не так безобразна она.

К пустому бредя катафалку,
Дочь, падая, скажет едва:
"Он просто ушёл на рыбалку..."
И девочка эта права...





*

Сумерничаем вдвоём.
Вот уже взгляд опускаю в тарелку
Почти в темноте.


*

На столе - рябины ворох:
И шевелится, и жжёт,
Истомил как горький морок,
По щекам течет как мёд.

Ты заварки не жалеешь.
Подавай в меду, во льду!
И покуда не согреешь,
Я отсюда не уйду!



  *

А на рассвете
В доме тигр
Бывает.
Никто на свете
Наших игр
Не знает.






2	АНТИЧНЫХ СОНЕТА.


1.	Лозы узорной тень сквозь жаркий сон
В шезлонге драном с мокрой простынёю.
Бежит по черепице скорпион,
Мне пригрозив отравною клешнёю.

А ветер горький с четырёх сторон,
И я дрожу под солнцем и луною.
А ты вином и морем возбуждён,
Ты грезишь парусами и волною.

Шпангоуты, бархоуты, галеры,
Форштевни, галсы,  нагели,  триеры:
На чём остановились мы вчера?

Косой латинский парус?.. Что за ретро...
С ним как со мной: все враз четыре  ветра.
И мы об этом спорим до утра...

2.	
   Античной вазы смуглая плясунья
Ракушку прижимает к волосам.
Две лунные дорожки к небесам
Бегут по морю только в полнолунье.

Свой нежный бред фиалке шлёт петунья,
И наступает рай по всем углам,
И кличет бога в средиземный храм
Цикада, отрешённая ведунья.

Без имени и лика мой кумир.
Любить весь мир, чтоб потерять весь мир?
Отдать себя без памяти и смысла?..

И ты, плясунья древняя, права.
Играет кровь, она ещё жива.
Кипит вино, оно ещё не кисло.





*


Подойду и беретик надвину,
Словно я загляделась в витрину,
Где поставили чудо-мужчину
В серой тройке, с перчаткой в руке.

Но куда подевал он щетину
И проклятую злую морщину,
Без которой, наверное, сгину
Иль повисну на волоске...




*

Мне пришлось при случайной встрече
Разглядеть, говоря с тобой,
Как недавно крутые плечи
Обломала борьба с судьбой.

Чем наполнить заминку эту,
Где мы, что вокруг - не пойму.
Лучше я попрошу сигарету
И заплачу в сплошном дыму,

Задохнусь, отвернусь, не отвечу...
Тут ловушка, ведь знает Бог:
Не могли подарить нам встречу
И не требовать жизнь в залог...





*


Ты говорил. Меж нами сгоряча
Бродила эта слабая улыбка.
Был снегом скошен разворот плеча,
И переулки возникали зыбко.

Хотелось дать покой твоей судьбе,
Скроив по собственному произволу.
Ту девочку, что нравилась тебе,
Пригнать, влюбить,  едва закончит  школу,

Перевернуть... Все мчалось как угар
В табачном дыме, кашле и зевоте.
И ямбы злые на высокой ноте
Копили вновь расчетливый удар.





*

Меджнун, я не склоню тебя к измене.
Иди в мой дом, лохмотья постели.
Позволь тебе перевязать разбитые колени.
И пой мне о Лейли...

Меджнун, я осуждать ее не смею.
Столица месит судьбы на крови.
Достойно оценил девчонку, беженку, лилею
Валютный торг любви...

За изможденный твой висок и скуку
В глазах - погашенных кострах любви -
Всех женщин прокляну, бескровную целуя руку
Твою.
Меджнун, живи... Живи...




*

О, не буди магнитных лент.
Арбат придавит как цунами,
Когда возникнет между нами
Знакомый аккомпанемент.

Там Филл, забросив Хохлому,
Рисует за рубли девчонок,
Которые со дна картонок,
Робея, тянутся к нему.

Там лысый дервиш в полусне
Гнусавит, как у Гили дверка.
И тащит "Абсолют" Валерка,
Сгоревший заживо в Чечне.

И скейтбордист, притормозив,
Летит, визжит, как жизнь по кругу.
Лишь миг: успеть в глаза друг другу...
Не трогай свежий тот мотив.





*

 "Вас ждет подъем" - астрологи сказали.
Но оказалось, это - снегопад.
И детской флейты всхлипы в белом зале,
Куда в слезах вошла я наугад.
В слезах небесных, в снеговой купели
Я поняла, что правильно иду:
Жар щёк - девчонка - снегири  зардели
На смугло-снежной яблоньке в саду.
Сюда не смеют: жадность, униженье,
Болезни, крысы, грубость и вранье.
Здесь - неумело-трепетное пенье,
Звучащее дыхание ее.





*

Вдоль мутных контуров аптеки
Поземки медленные треки
В багровый залп рассвета...
И страшно руки развести,
Пока лицо лежит в горсти
Ошибкой трафарета -
Без грима, без ответа,
Во сне часам к шести...





Письмо


"...Через год опять заеду И влюблюсь до ноября..."
А.С.Пушкин "Подъезжая под Ижоры..."

Приветствую восточное начало, 
Розарий тех многоцветистых фраз, 
Которыми, не дорожа нимало, 
Готовы одарить меня сейчас.

Опять в Москве. Как следствие - грустите. 
Вернее, так: "Брюзглив и одинок". 
И между строчек - тайный смысл; хотите 
Отведать мамин яблочный пирог.

Итак, в Москве! Коробка новостей, 
В душе сумбур, в глазах - недоуменье. 
Но - тайнопись! Что может быть вкусней, 
Чем мамино вишневое варенье?

Надолго? Нет. На будущей неделе -
"Сверканье верст, сквозняк и пыль в окно..." 
Как жаль, как жаль... Пирог мы с мамой съели, 
И то варенье кончилось давно.





В гостях

Простите вы гостье причуду такую,
Что чаю стакан целый час я смакую

Я пью потихоньку, но вижу с испугом:
Мелеют стаканы мои друг за другом...

А вы улыбнетесь. Дольете мне чая,
Румянца счастливого "не замечая".

Как струйка настоя терпка и душиста!
А в вашем прищуре - свобода артиста...

И как мне покинуть высокое кресло,
В которое я так уютно залезла?

Рука отогрелась, и щеки в огне...
Прошу вас, долейте горячего мне!





Девушка в наушниках

В час "пик", в мясорубке центрального перехода,
В метро, среди острых локтей - растрепалась, бледна,
Зажата в толпе...А в глазах - тишина и свобода.
Такая свобода... И музыка... И тишина...

Из мира людей к ней склоняется пьяное рыло,
Но стонет мембрана, и брань дурака не слышна.
Застыла в невольных объятьях, стерпела, забыла.
Сейчас будет выход - свобода. Земля. Тишина...





*

Две несхожих сестры милосердия,
Греть пытаемся сердце одно.
Но напрасно двойное усердие:
Согреваться не хочет оно...

Слезы, милая, ты придержи-ка.
Много клюнет жалеющих дур
На святую измученность лика,
Сжатый рот и нахальный прищур.

Пресыщение - сильная карта!
Пепел в сердце успехом чреват!
А для пепла, горя от азарта,
Все спалил наш возлюбленный брат.

Не жалей: ему скучно без боли.
Ни родных, ни чужих не щадя,
Несусветного  - " боли и воли" -
Просит он словно дачник дождя.

Из огня он не вытащит руку,
И спасать не пытайся, не тронь.
Чтоб узнать нашу полную муку,
Он, наверное, прыгнет в огонь...

Разве ты променяешь подружку
На такого? Какая мура...
И хриплю я под утро в подушку:
" Чем оправдана эта игра..."

Спрячем все, что просилось наружу.
Прогреми медяками в горсти
И стаканы за черную дружбу
По веселому кругу пусти...
 


*

       Беспамятный выкрик ночной потерянных в крышах   курантов.
       Рассветный сквозняк с головой в рисунки ушел, адреса...
       Сочится несложный мотив забытых глубинкой вагантов.
       Магнитная лента устала вытягивать их голоса...

       Как жалко, что в эту обитель меня завела лишь обида,
       И горькое сердце не в силах до чистых тонов дотянуть.
       Как жалко, что в эту минуту у нас не любовь, а коррида.
       И здравая мысль охраняет зрачков мутноватую жуть...



*

Краденый, нежный, неистовый,
Зыбкий как тень от свечи...
Жадные дни перелистывай,
Кайся, клянись, бормочи...

Латаной вкривь Якиманкою
Наугощав допьяна,
Просишь побыть китаянкою,
Вытомить зверя сполна.

Звонов рассветных и булочек
Власть. Голубятни, стрижи,
Вросших в асфальт чистых улочек
В спешке взахлёб виражи.

Что это с нами, не ведаем...
Людям судить не дано.
Завтра в Домжуре обедаем.
Только б настало оно...