ЭЛЕГИЯ ЧЕТВЕРТАЯ


О, жизни деревья,
    когда ваши зимы?
     Мы - не в гармонии,
       не инстинктивны,
         не перелетные птицы.
       
                Врасплох нас застали,
                  и, опоздавшие,
                    мы ни с того ни с сего
                        бросаемся под ноги ветру
                           и удивленно выходим
                             вдруг
                                к  равнодушным прудам.

          Мы понимаем 
             цветение и увядание,
               знаем и то, и другое
                 одновременно.

А где-то
  львы по саваннам бредут,
    не ведая слабости,
     пока их величие длится.

Мы же, когда еще поглощены
  чем-то одним,
    чувствуем вдруг,
      как другое влечет нас уже.

       И ненависть близко всегда.


Разве любовники,
  те, что друг другу сулили
    космос открытый,
     желали счастливой охоты,
      Родины,
        разве они
          не кончают
            тем,
              что всегда
                умирают друг в друге?


Так же, когда для наброска,
 выписал мастер
   с усердием
     и для контраста
       план дальний -
         чтобы нам образ понять.
         
Сил нам не жаль.
  И не ведаем мы
     очертания чувств,
       только лишь знаем,
         что создает их -
           извне.
        
                И кто не сидел в напряжении
                  перед завесой судьбы?


    Вот поднялась она.
      То была сцена прощания -
         несложно понять.

           Сад, нам знакомый,
             качаемый ветром.
               
                Затем появился танцор.
                    Нет, только не он!
                        Довольно!
                           Как бы легко он ни шел,
                             он - в маскараде,
                               переодетый,
                                 и превращается в бюргера,
                                   входит в свой дом
                                    через кухню.

Не надо мне этих
   полунаполненных масок -
      лучше уж кукла, марионетка.
          Они хоть полны!
             
               Я могу вытерпеть 
                  тело тряпичное,
                     проволоку,
                      лица,
                        которые -
                            внешность и боле ничто.

Вот. 
  Я жду.
    Даже если
     погасят и свет,
       если мне скажут: "Конец",
         если со сцены
           сойдет пустота
            в серых и дымных клубах,
              если никто из моих
                предков молчащих
                 рядом уж больше не сядет -
                   ни женщина
                      и ни косой кареглазый мальчишка,
                        я все равно задержусь,
                          буду смотреть все равно.


                  Разве не прав я?
                   Ты, папа,
                     чья жизнь
                       стала столь горькой
                         после того,
                          как ты пригубил мою -
                            первые полные дозы
                              моей неизбежности,
                                ее ты испытывал снова 
                                  и вновь,
                                   пока подрастал я.
                            
                      Заинтригованный
                        (о, послевкусие!)
                           будущим странным таким,
                               испытывал ты
                                 мой затуманенный взгляд.
                                          
                                               Ты, мой отец,
                                               что так часто
                                             и после смерти
                                   чувствовал страх за меня,
                                сокрытый в глубокой надежде,


ты покидал свой покой,
  свойственный мертвым,
    целые Царства Покоя -
      ты выходил из них
         ради меня,
           ради кусочка судьбы.


Разве не прав я?
  И ты по-другому считаешь?
    Ты, кто любил меня
      только за то,
        что из любви к тебе
           маленьким
             в мир я пришел.

Я же
  вечно сбивался с пути -
    ведь расстояния в лице твоем
      даже в минуты, когда я любил,
       превращалися в космос открытый,
         где мне было тебя не найти...

Вот, в настроении я
  ждать возле кукольной сцены,
    нет, просто глядеть,
      интенсивно глядеть,
        так что в конце концов 
          Ангел приходит
            под видом актера,
              чтобы восполнить мой взгляд
                и ожидание,
                 тельца тряпичные к жизни вернуть.

Ангел и кукла:
  потом, наконец,
    начинается пьеса.
      И,
         что разделяем мы
            самым своим существом,
              сходится вместе опять.

            
                Так целый цикл перемен
                  видит своей первый прообраз
                    в периодах жизни.

Ангел играет над нами,
  над нашей судьбой.


        Смотри,
          кто умирает,
            догадаться он должен, наверное,
              сколь ничтожно
                все, чего здесь достигаем.

В самом деле -
  ничто не само.
    О, детское время,
      часы,
         когда форма вещей
           говорила нам больше, чем прошлое,
            а то, что ждало впереди,
              не было будущим.

Конечно, росли мы
  и иногда торопились
   расти побыстрей,
    отчасти
      лишь ради тех,
       кто не имел ничего,
        кроме взрослости.


И все же
  мы были довольны
    уединенной игрой
     с постоянством вещей.


                Да, мы стояли в проломе
                  меж миром
                     и между игрушкой
                       в месте, давно приготовленном,
                         в самом начале
                            для чистоты бытия.


   Кто покажет ребенку,
      где он?
 

       Кто посадит его среди звезд
          и даст подержать
            расстояния меру?


Кто его Смерть сотворит
   из серого хлеба,
    что затвердеет?  
      

 Кто оставит ее
    в его круглых губах,
       как сердцевину прекрасного яблока?

       
                 Убийцу нетрудно понять...
                    

                   Но это:
                      Смерть нести в себе,
                        Полную Смерть
                           даже еще до начала Жизни.
                              


    И так нежно нести ее,
      не разозлясь...
                


Это -
   неописуемо.