Слободкина Ольга
Кэтрин Мэнсфилд "Медовый месяц"

Lib.ru/Современная литература: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Помощь]
  • © Copyright Слободкина Ольга (olga_slobodkina@mail.ru)
  • Размещен: 01/05/2011, изменен: 21/07/2020. 17k. Статистика.
  • Рассказ: Перевод

  •   Когда они вышли из кружевной лавки, под платаном их уже ждал фиакр - они называли его своим фиакром. Какая удача! Разве нет? Фанни сжала руку мужа. С тех пор, как они выехали за границу, судьба не скупилась на подарки. Он ведь тоже так считает? Но Джордж встал на краешек тротуара, поднял трость и громко крикнул: "Эй"! Фанни иногда становилось немного неловко оттого, как Джордж останавливал кабриолеты, но кучера, вроде, не обижались, а значит так и надо. Толстые, добродушные, улыбчивые, они запихивали куда-нибудь газетенки, которые читали, сдергивали с лошади попону и ждали указаний.
      "Послушай, - сказал Джордж, помогая Фанни забраться в фиакр, - а что если мы поедем туда, где растут лобстеры. Хочешь"? "Ужасно хочу"! - с жаром ответила Фанни, откидываясь назад и думая, почему Джордж всегда говорит так, что становится приятно. "Хорошо, bien". Он был рядом с ней. "Пошел", - весело крикнул он, и они тронулись.
       И поехали, легкой трусцой, под зелеными и золотыми тенями платанов, по маленьким улочкам, пахнущими лимонами и свежим кофе, мимо фонтана на площади, где женщины с поднятыми кувшинами воды замолкали, чтобы поглазеть им вслед, за угол, мимо кафе с розовыми и белыми тентами, зелеными столами и голубыми сифонами и - к морю. Там ветер - легкий, теплый, струился с бесконечного моря. Это тронуло Джорджа, Фанни тоже задержала взгляд, когда они смотрели на сверкающую воду. И Джордж сказал: "Восхитительно, не правда ли"? И Фанни задумчиво произнесла, как уже говорила раз по двадцать в день с тех пор, как они выехали за границу: "Ну, разве не замечательно, что мы здесь совсем одни, вдали от всех, и никто не велит там идти домой и вообще ничего не указывает, и мы делаем, что хотим"?
       Джордж уже давно перестал отвечать: "Да, замечательно"! Теперь он просто целовал ее в ответ. А сейчас он взял ее за руку, засунул себе в карман, сжал ее пальцы и сказал: "Когда я был маленьким, я всегда держал в кармане белого мышонка".
       "Правда"? - переспросила Фанни. Она страстно желала знать обо всем, что когда-либо делал Джордж. "Так ты любил белых мышей"?
       "Весьма", - ответил Джордж без особой уверенности. Он вглядывался в то, что барахталось около ступенек, спускающихся в море. Внезапно он чуть не подпрыгнул. "Фанни! - вскрикнул он. - Парень купается. Вон там. Видишь? Я и не знал, что сезон начался. А я не купался все эти дни". Джордж всматривался в покрасневшее лицо, покрасневшие руки, как будто не мог оторваться. "В любом случае, - пробормотал он, - завтра и я пойду, и меня не остановят даже бешеные кони".
       У Фанни упало сердце. Она столько слышала об ужасных опасностях Средиземного моря. Это была смертельная ловушка. Прекрасное коварное Средиземное море.
       Оно лежало перед ними, рябило, его белые шелковые кисти дотрагивались до камней и отходили назад... Но она решила, еще задолго до замужества, что никогда не будет препятствовать радостям мужа, поэтому единственное, что она сказала, легко: "Полагаю, нужно плыть по течению, не так ли"?
       "О, я не знаю, - ответил Джордж. - Люди болтают всякую чепуху об опасностях".
       Но сейчас они проезжали мимо высокой стены, покрытой цветущим гелиотропом, и Фанни подняла свой маленький носик. "О, Джордж, - выдохнула она. - Какой запах! Самый божественный..."
       "Смотри, вилла наверху, - сказал Джордж. - Виднеется сквозь пальмы".
       "Не слишком ли большая"? - ответила Фанни, которая могла смотреть на любую виллу только как на возможное место обитания для себя и Джорджа.
      "Ну, нужны будут слуги, если там задержаться, - ответил Джордж. - А вообще - ужасная. Меня от нее коробит. Интересно, кому она принадлежит". И он ткнул кучера в спину.
       Ленивый улыбающийся кучер, который не имел ни малейшего понятия, ответил так, как всегда отвечал в подобных случаях: что это - собственность богатой испанской семьи.
       "На этом побережье - тучи испанцев", - прокомментировал Джордж, откидываясь назад, и оба снова замолчали. Дорога повернула, и они увидели большой, белый, как кость, отель-ресторан. Перед ним шла небольшая пристроенная к морю терраса, засаженная зонтичными пальмами, уставленная столиками, и, как только они подъехали, с террасы, из отеля к ним побежали официанты - принять, поприветствовать Фанни и Джорджа, блокировать их от возможного побега.
       "На воздухе"?
      О, ну, конечно, они сядут на воздухе. Прилизанный менеджер, удивительно похожий на рыбу во фраке, плавно проскользнул вперед.
       "Сиюда, позалуйста. Сиюда, позалуйста. У меня есть тюдесный маленький столик, - страстно приговаривал он. - Как лас для вас, сэл, вон там, в уголку. Сиюда".
       И Джордж, казавшийся ужасно скучным, и Фанни, пытающаяся выглядеть так, будто она всю свою жизнь только и знала, что вращаться в среде незнакомцев, последовали за ним.
       "Вот позалуйста, сэл. Здиесть вам будет халасо", - улещевал менеджер, снимая со стола вазу и ставя ее обратно на стол, как будто она - свежий маленький букетик, возникший из воздуха. Но Джордж отказался садиться сразу. Он знал этих ребят; его не объегоришь. Эти ребята всегда рады тебя поторопить. Поэтому он заложил руки в карманы и спросил Фанни очень спокойно: "Тебе здесь нравится? Может, хочешь в другое место? Может, вон туда? И он кивнул на столик на другой стороне".
       Как здорово быть светским человеком! Фанни обожала его так глубоко, но она только хотела поскорее сесть за столик и выглядеть, как все остальные.
      "Я... мне здесь нравится", - выдохнула она.
       "Хорошо, - поспешно ответил Джордж, сел первым и быстро произнес: "Чай на двоих и шоколадные эклеры".
       "Отень халасо, сэл, - сказал менеджер и его рот открылся и закрылся, как будто он готов к очередному нырянию под воду. - Мозет, с тостов натьнёте? У нас есть плекласные тосты".
       "Нет, - обрезал его Джордж. - Ты же не хочешь тосты, Фанни"?
       "О, нет, спасибо, Джордж", - ответила Фанни, молясь, чтобы менеджер ушел.
       "А, мозет, леди хотет взглянуть на лобстелов в батьке? Пока готовится тяй". И он сделал гримасу, ухмыльнулся и стряхнул салфетку - так, как будто ударил плавником.
      Джордж сделал каменное лицо и снова сказал "Нет", а Фанни наклонилась над столиком и начала расстегивать перчатки. Когда она подняла голову, официант исчез. Джордж снял шляпу, бросил ее на стул и пригладил волосы.
      "Слава богу, - произнес он. - Ушел. Эти иностранцы такие надоедливые. От них можно избавиться только если вот так молчать. Боже мой"! - снова вздохнул Джордж с таким жаром, что, если бы это не было так нелепо, Фанни могла бы вообразить, что он боится менеджера не меньше, чем она сама. Но она почувствовала прилив любви к Джорджу. Его руки лежали на столе, загорелые, большие руки, которые она так хорошо знала. Ей захотелось взять его за руку и сильно сжать. Но, к ее удивлению, именно это сделал сам Джордж. Перегнувшись через столик, он накрыл своими руками ее руки и сказал, не глядя на нее: "Фанни, дорогая Фанни".
       "О, Джордж"! Именно в этот божественный миг Фанни услышала дин-дон-трынь-брынь и легкое бренчание. Будет музыка, подумала она, но сейчас музыка была не нужна. Ничего не было нужно, кроме любви. Слабо улыбаясь, она посмотрела в слабо улыбающееся лицо, ее чувство было таким блаженным, что ей захотелось сказать Джорджу: "Давай останемся здесь, за этим маленьким столиком. Все чудесно, море чудесно. Давай останемся". Но вместо этого ее глаза посерьезнели.
       "Дорогой, - сказала Фанни. - Я хочу попросить тебя кое о чем. Обещай, что ответишь мне. Обещай".
       "Обещаю", - ответил Джордж, слишком торжественно для такой серьезности, какую испытывала она.
       "Я вот что хочу спросить". Фанни помедлила, опустила глаза и снова подняла взгляд. "Ты чувствуешь, - сказала она мягко, что ты хорошо меня знаешь - теперь? В самом деле знаешь"?
       Для Джорджа это было уже слишком. Знает ли он свою Фанни! Он ухмыльнулся широкой детской ухмылкой. "Думаю, что, да, черт возьми, - ответил он многозначительно. - А что? В чем дело"?
      Фанни почувствовала, что он не вполне понял. Она поспешно продолжила: "Я вот что имела в виду. Очень часто люди, даже если они любят друг друга, как бы это сказать, - так трудно это выразить словами - не знают друг друга, как следует. И даже не хотят узнать. По-моему, это ужасно. Они не понимают друг друга в самых важных вещах". Казалось, Фанни в ужасе. "Джордж, у нас ведь так не будет? Никогда не будет"?
       "Никогда", - засмеялся Джордж и уже собирался сказать ей, как ему нравится ее маленький носик, но тут подошел официант с чаем и заиграл оркестр. Флейта, гитара и скрипка играли так весело, что Фанни показалось, что даже у чашек с блюдцами могут вдруг вырасти крылья, и они улетят, если она не будет за ними тщательно следить. Джордж поглотил три шоколадных эклера. Фанни - два. Чай, несмотря на его странный вкус - "Лобстеры в бачке", прокричал Джордж сквозь оркестр - оказался хорошим, и, когда поднос был отставлен и Джордж закурил, Фанни осмелилась взглянуть на других людей. Но больше всего ее поразил оркестр, что скучился под одним из темных деревьев. Толстяк, походил на картинку, перебирая гитару. Темнокожий флейтист все время поднимал брови, как будто удивлялся звукам, исходившим из его инструмента. Скрипач сидел в тени.
       Музыка оборвалась так же внезапно, как началась. И тогда она заметила седого высокого пожилого мужчину. Он стоял рядом с музыкантами. Странно - как она не заметила его раньше. На нем был высокий засаленный воротничок, пиджак, зеленый на швах, с безобразно обтрепанными петлями. Еще один менеджер? Нет, на на менеджера он не был похож, и все же он стоял там и глядел на столики, но как будто думал о чем-то другом и далеком. Кто бы это мог быть?
       Вскоре - Фанни за ним следила - он дотронулся до кончиков своего воротничка, слегка кашлянул и повернулся к оркестру в пол-оборота. Музыка вновь заиграла. И тут нечто неистовое, безрассудное, полное огня, страсти метнулось в воздух, метнулось к этой спокойной фигуре мужчины, и он сжал руки и все с тем же далеким взглядом запел.
       "О, Господи"! - произнес Джордж. Казалось, все остальные также ошеломлены. Даже маленькие дети застыли с ложечками мороженого в руках и уставились на него... Ничего не было слышно, кроме тонкого слабого голоса, памятью от голоса, певшего что-то на испанском. Он дрожал, бился, брал высокие ноты, снова падал, как будто заклинал, упрашивал, просил о чем-то, и тут мелодия изменилась, и он сдался, согнулся, он знал, что его не приняли.
       Почти под самый конец маленький ребенок пискнул от смеха, все остальные улыбались, кроме Фанни и Джорджа. Значит, жизнь может быть и такой? - подумала Фанни. И есть такие люди? Страдания? И она посмотрела на великолепное море, плещущееся о берег, как будто ласкало его, и на небо, такое яркое, каким оно бывает перед наступлением вечера. Имеют ли они с Джорджем право быть такими счастливыми? Разве это не жестоко? Наверное, есть в жизни и что-то другое, от чего случается и такое. Что это? Она повернулась к Джорджу.
      Но Джордж думал иначе, чем Фанни. Голос бедняги, конечно, чем-то забавен, но Боже, услышав его, ты понимаешь, как здорово быть в начале всего, как они, он и Фанни! Джордж тоже посмотрел на яркую, дышащую воду, и его губы раскрылись, как будто он мог ее испить. Как прекрасно! Что еще, кроме моря, может дать молодому мужчине почувствовать себя таким сильным. И рядом сидит Фанни, наклоняясь вперед и дыша так нежно.
       "Фанни"! - позвал ее Джордж.
      Когда она повернулась к нему, что-то в ее мягком, вопрошающем взгляде заставило Джорджа почувствовать, что он сейчас может перепрыгнуть через столик и унести ее прочь.
       "Слушай, - быстро проговорил Джордж. - Давай уйдем отсюда. Давай вернемся в отель. Пойдем. Хорошо, Фанни, дорогая? Давай сейчас уйдем".
       Оркестр снова заиграл.
       "О, Боже! - почти простонал Джордж. - Давай уйдем, пока этот старый чудак не закрякал".
       И мгновение спустя их уже не было.
      
      
      Перевела с английского Ольга Слободкина-von Bromssen
      
      
      
      
      Кэтрин Мэнсфилд родилась в 1888 году в семье новозеландского банкира. Её отец Гарольд Бошан (англ. Harold Beauchamp) был председателем правления Банка Новой Зеландии (англ. Bank of New Zealand), ему был присвоен рыцарский титул. В 1893 году семья переехала в Карори (англ. Karori), где будущая писательница и провела своё детство. Об этом времени она вспоминала, как о счастливейшем. Воспоминания позднее вдохновили её на написание рассказа "Прелюдия" (англ. Prelude, 1918). В 1902 году Кэтрин переехала в Лондон, где училась в Королевском колледже (Queen's College) с 1902 по 1906 год.
      В 1906 году вернулась домой в Новую Зеландию и начала писать новеллы. Хотела стать профессиональной виолончелисткой, но не осмелилась нарушить запрет отца и поступила в Веллингтонский технический колледж. Заскучав от образа жизни провинциальной Новой Зеландии, она снова едет в Лондон (1908г.).
      В Лондоне она быстро перешла к богемному образу жизни, которым жили многие писатели и художники той эпохи. С небольшим количеством денег она встретила, вышла замуж и оставила своего первого мужа, Джорджа Боудена - все в течение трех недель. Примерно в то же время забеременела от семейного друга из Новой Зеландии (Гарнет Троуэлл, профессиональный виолончелист), и ее мать отправила её в Баварию.
      У неё случился выкидыш в 1909 году. После того, как она вернулась в Англию, её работы привлекли внимание нескольких издательств, и она взяла псевдоним Кэтрин Мэнсфилд (фамилию бабушки) для публикации первого сборника новелл, "В немецком пансионе", в 1911 году. Примерно в это время она заболела гонореей, это происшествие наделило её артритными болями на всю оставшуюся жизнь и заставило смотреть на себя как на "грязную" женщину.
      Удручённая недостаточным успехом сборника, Мэнсфилд предложила один легковесный рассказ новому авангардному журналу "Ритм" (Rythm). Рассказ был отклонён редактором и известным литературным критиком Джоном Мидлтоном Марри (John Middleton Murry), который потребовал что-нибудь более серьёзное. Мэнсфилд ответила историей "Женщина в Магазине", история об убийстве и душевной болезни, которую Марри назвал "лучшим рассказом из тех, которые присылали в Ритм".
      Её жизнь и работа изменились навсегда после смерти её брата, солдата, во время Первой мировой войны. Она была настолько шокирована этим событием и связанными с ним переживаниями, что её работа начала переходить в ностальгические воспоминания об их детстве в Новой Зеландии. В течение этих лет она подружилась с такими писателями, как Д. Лоуренс (D.H. Lawrence), Вирджиния Вулф (Virginia Woolf), О. Хаксли.
      Несмотря на то, что она продолжала писать, между её первым и вторым сборниками ("Прелюдия", 1918), она редко публиковала свои работы, и впала в депрессию. Её здоровье еще больше ухудшилось из-за почти смертельного приступа плеврита, когда она заболела туберкулёзом в 1917. Свои самые известные произведения она начала писать, борясь с болезнью после серьёзного внутреннего кровоизлияния.
      В 1918 она вышла замуж за Марри.
      "Мисс Брилл" (Miss Brill), рассказ о хрупкой женщине, живущей эфемерной жизнью наблюдения за окружающим миром и простыми радостями в Париже, сделал Мэнсфилд одним из выдающихся писателей эпохи модернизма после публикации этого рассказа в 1920 году в сборнике "Блаженство" (Bliss). Рассказ, по которому назван сборник, также получил одобрение критиков. Затем последовал сборник, получивший такие же похвалы - "Вечеринка в саду" (The Garden Party), опубликованный в 1922 году.
      Мэнсфилд провела свои последние годы в поиске нетрадиционных методов лечения своего туберкулёза. В феврале 1922 года она консультировалась с русским лекарем Иваном Манухиным. Его "революционный" метод лечения, который заключался в бомбардировке рентгеновскими лучами ее селезёнки, привел к тому, что у Мэнсфилд появились вспышки жара и онемение в ногах.
      В октябре 1922 года, Мэнсфилд приехала в "Институт гармоничного развития человека", организованный Г. Гурджиевым в Фонтенбло (Франция). В Фонтенбло она продолжала писать, несмотря на своё стремительно ухудшающееся здоровье. После публикации ещё двух томов, одного с поэзией, другого - с новеллами, у Мэнсфилд в январе 1923 года случилось легочное кровоизлияние, от которого она умерла. Похоронена на кладбище в городе Авон (Avon).
      Мэнсфилд в последние годы проявила себя как плодотворный писатель, и многое из её прозы и поэзии к моменту смерти осталось неопубликованным. Марри взял на себя задачу редактирования и публикации её произведений.
      Результатом его усилий стали еще два тома новелл в 1923 ("Гнездо голубки" - "The Dove's Nest") и в 1924 ("Что-то детское" - "Something Childish"), сборник стихов "Алоэ" ("The Aloe"), сборник критических работ ("Novels and Novelists")
      
      
      Биография Кэтрин Мэнсфилд взята из Википедии
      
      
      
      
      
      
      

  • © Copyright Слободкина Ольга (olga_slobodkina@mail.ru)
  • Обновлено: 21/07/2020. 17k. Статистика.
  • Рассказ: Перевод

  • Связаться с программистом сайта.