Перечитала Часть первую "Шекспир и Дзефирелли" и вижу - получилось хвастливо и ненаучно. Но надеюсь на снисхождение моего читателя. Перевод так меня иссушил, что я уже была готова, говоря словами Ромео, "направить свой челнок, измученный морской болезнью, - на скалы". Но это нельзя. И тогда излилась в воспоминаниях и размышлениях. Главное, конечно, перевод. А это - так...
По мере написания я понимала, что мои reminiscences, в частности об Alma Mater им. М. Тореза, оттесняют Шекспира и Дзефирелли на второй план, и решила выделить их в отдельную часть. Но даже и после этого моя непомерная самость заслонила главные персонажи. Ну, время еще есть. Буду работать над собой...))) Если получится...)))
Вообще-то я никогда не собиралась писать об Ин.Яз'е, так как этот период моей жизни оказался не самым лучшим. Но раз уж так получилось, продолжу. Вряд ли я еще когда-нибудь соберусь вспоминать студенческие годы. И вот, что я хочу сказать: в моих воспоминаниях превалирует тоска и депрессия, которая меня переполняла в тот период из-за отсутствия студенческой жизни и потерянного времени на 2-3 курсе в группе рабочей молодежи, куда меня определили при переводe с вечернего отделения на дневное, просто дополнив мною малочисленную группу и не обратив никакого внимания на мой уровень языка. Я думала, в институте будет весело, интересно... Но все оказалось не совсем так.
Однако нужно отдать Alma Mater должное. Учеба у нас была серьезная. И не только практический английский и второй иностранный язык, немецкий, но и теор. предметы.
Немецкий я полюбила сразу. Хотя поначалу жалела, что вторым языком мне не дали французский.
Моя бабушка, Ирина Сергеевна von Bromssen, закончила Шавердовскую гимназию в Астрахани и неплохо знала французский. Во время кругосветного путешествия с мужем (мои дедом Марком Слободкиным) на корабле, вела дневники на французском. Потом зачитывала их своей кузине Лидии Васильевне (урожд. Лепилиной, в замужестве Брусиловской) на даче в Перловке.
Мама бабы Ирины - Анна Харитоновна Ефремова, в замужестве - von Bromssen, училась в Мариинской гимназии и проявляла способности к языкам и к музыке. Также и две ее сестры - Мария и Евгения. Я пошла в них. Точные науки, в которых преуспели мои родители и оба дедушки, отдохнули на мне сполна.
Французский пытаюсь одолеть с лета 2020 года (не считая 10 уроков с Ирой Голицыной по учебнику Mauger в начале 90-х) , но одно ясно - если бы меня определили в 24 франц. спец., переводчицей я бы не стала. Вернее, стала бы, но все равно - с английским. А вообще у моей мамы* не звучало такого мотива в душе - отдать меня в 24 спец., хотя она располагалась неподалеку от нас - на той стороне реки и в одной остановке метро. Я узнала о ней только в Тур. клубе "Дети капитана Гранта" в 1972 году. Теперь эта французская спец. называется "Школа на Яузе".
Когда мне исполнилось пять лет, мне взяли учительницу из 25 детской музыкальной школы, Ирину Михайловну Масленникову, у которой занимался и мой кузен Лешка Меньков - он жил с родителями и бабой Ириной и дедом Марком* в Уланском переулке и учился в 281 школе, благо она находилась через два дома от нас. В дальнейшем стала 64 англ. спец. Эту же школу закончил с серебряной медалью и мой папа - Александр Маркович Слободкин. В Прокофьевскую я перешла только в пятом классе.
Почти одновременно с Ириной Михайловной мама пригласила к нам необыкновенного педагога по английскому - Нину Серапионовну. Сначала я думала, ее отчество происходит от слова "скорпион", но мама объяснила - нет, это "серый пион". Никогда в жизни не видела я серого пиона, но мне кажется, это - большая редкость. К сожалению, совмещать музыку с английским мне оказалось непросто, к тому же я много болела, так что занятия с Ниной Серапионовой пришлось прекратить. Однако я помню все ее уроки. С самого первого.
Она принесла малюсеньких куколочек и начался спектакль в стихах: "Good night, Father. Good night, Mother. Kiss your little one. Good night, sister. Good night, brother. Good night, every one."
Хотя нет, нет, - что я говорю! Нина Серапионовна начала заниматься со мной, когда я уже училась в начальной школе, поэтому-то и трудно было все совмещать. Вместе со мной занимались еще две девочки из нашего дома - такая небольшая группка.
Второй необыкновенной учительницей стала Нина Самойловна. К ней я попала летом 1974 г. перед переходом в 17 спец. Хотя уже год занималась с грамматистом с переводческого факультета Ин.Яз'а. Нина Самоловна жила тогда на улице Воровского, а потом оказалась с нами в соседнем подъезде на Семеновской набережной. Но это уже в 90-е годы. Она же обучала 2 года и моего младшего брата. Он считает, язык у него - от нее. А тогда, летом 74-го, Нина Самойловна поставила мне произношение и провела несколько уроков по спец. школьному учебнику, не помню какого класса, но явно не 9-го.
Вот с этим багажом я и попала в 9 класс 17 спец. - учебник Бонк (Часть 1) и несколько уроков с Ниной Самойловной. Которые пошли мне однако весьма на пользу - весь наш класс в 17 спец. считал, что я занималась с носителем языка.
Поначалу я не могла выплыть из моря незнакомых слов, но когда выплыла, услышала, как они грязно говорят - "с ошибками и без оттенков", как любила повторять Галина Львовна Стернина, мой педагог из Прокофьевской школы.
Так что - да. Английский с самого начала, не французский.
Не сложились у меня отношения и с испанским. Хотя поступала я на исп. отделение переводческого факультета. Тогда считали, перспективный язык - испанский, а английский - уже не в тренде, как теперь говорят. Но не добрала - для девочек устроили отдельный конкурс, предусматривалось всего 15 мест. За сочинение поставили ровно 15 пятерок.
Я получили четверку и подала апелляцию. Ни одной ошибки. И приписка: "Не прослежен пусть в колхоз всех крестьян, а некоторые имена только упомянуты".))) Я писала по "Поднятой целине" Шолохова. Как можно во вступительном сочинении проследить пусть в колхоз всех крестьян, до сих пор остается за гранью моего разумения.
Не помогло и "особое мнение", написанное экзаменатором Калерией Александровной, фонетистом переводческого факультета, где она выразила восторги по поводу моего английского и настоятельно рекомендовала ректорату меня принять.
Я рыдала! Декан переводческого факультета, Юрий Иванович Горшунов, подошел ко мне и сказал: "Не плачь, Оля! Мы тебя на работу возьмем". Спасибо, конечно, но я-то учиться хотела. И как!!!
Но дело не в этом. Главное, в итоге я оказалась там, где надо, - на английском факультете. Хотя и на вечерке. Ну, и работала в деканате переводческого - принимала документы троечников из нашей 17 спец. И еще девочек - с тройками по русскому... Sapienti sat.
Однако Иосиф Прекрасный, брошенный братьями в яму, стал приближенным к самому Фараону, а я благополучно перешла на дневное отделение на второй курс. Что было потом, Вы знаете из моей проф. био - мечтать о таком не мечтала!
И каждый раз, приезжая в Испанию, я благодарю Небо за то, что у меня - английский. Что бы я делала с испанским! А английский - это все! Все Международные конференции, все ученики. И вообще - язык Международного общения.
Итак, второй язык в Ин.Яз'е - немецкий. Мне казалось - а что тут учить вообще-то: он наполовину, как английский, наполовину, как русский. Но это, конечно, только казалось. Немки у нас преподавали отличные, и они меня любили. Воронина, Волина Светлана Александровна (одна их них заведовала кафедрой немецкого как второго языка) и Алла Михайловна (фамилия?). Та, которая вела у нас на старших курсах, очень приятная и милая, - не зав. кафедрой и не Алла Михайловна (она преподавала у нас на 2 и 3 курсах), любила меня больше других и советовала мне читать в три раза больше книг на немецком, чем закладывалось программой, что было мало реально и по времени, и по моим внеаудиторным интересам.
Думаю, они обрадовались бы, увидев мои переводы Рильке, - "Дуинских элегий" и "Сонетов к Орфею" (их, повторюсь, теперь проходят на фил. фак'e в МГУ).
Живы ли они, эти прекрасные педагоги, не знаю... Хочется думать, что живы.
Интересно, что в группе, которая перешла с вечерки всем скопом, преподавала натуральная немка, и они ничего не знали в полном смысле слова. "Она приходит на занятие, что-то "блям-блям", мы ничего не понимаем". А в нас вложили-таки.
Носитель языка хорош, когда ты уже все прошел: всю грамматику и основную лексику, - разговориться. А учить нужно с отечественным профессионалом.
Еще на втором курсе я несколько месяцев подступалась к итальянскому с частным преподавателем с переводческого факультета. Со мной в группе занимались также две студентки-"француженки" на курс или два старше меня. С одной из них я потом встретилась в Союзе театральных деятелей. Им, конечно, итальянский давался гораздо легче. Но однажды они не могли понять значение глагола "proibire", а я сразу увидела - это же наш родной "to prohibit"/"запрещать". "А что, у вас так? У вас так"? - заволновались они. Да! У нас так! Знай наших!!!))) Не все же вам блeстать.
Но дело, раузмеется, не в блеске. Итальянский начался параллельно с немецким, и - явный перебор. Однажды ночью я проснулась перед контрольной по-немецкому, и у меня в голове вспыхнула одна фраза на всех 4-х языках, начиная от русского и кончая итальянским. Не годится дело. Итальянский пришлось отложить.
Потом я пыталась несколько раз вернуться к нему самостоятельно, но дальше дюжины уроков по тому же учебнику Лидии Грейзбард Corso d'Italiano дело не пошло. На Сицилии однако я все и так хорошо понимала. Когда долгое время общаешься хотя бы с одним европейским языком, все остальные становятся тоже почти родственниками. Но говорить - не понимать...
Il messaggio è arrivato/The message has arrived. Что тут непонятного! Но ты попробуй так скажи...
Это arrivato встретилось потом и в знаменитом фильме Федерико Феллини 1954 г. "La Strada"/"Дорога" с Джульеттой Мазиной: Arrivato Dzampano. Dzampano arrivato.
Какие-то слова в итальянском оказались однокоренными с немецким, какие-то - с английским, какие-то с латынью. La finestra è aperta. "Das Fenster" - окно по-немецки, è aperta - is open по-английски. На французском "окно" тоже - la fenêtre, и тоже женского рода. Но как этот fenêtre забрел в немецкий, стал среднего рода, а в английском образовалось a window? Aldo traverse la strada tardi. "Traverse" - "траверс". Казалось бы, не так уж сложно. Но почему-то давалось нелегко.
Были в институте и такие предметы, которые я сдавала, закрыв глаза, - по шпаргалкам: военное дело, например, историю КПСС, научный атеизм (как я вообще умудрилась его сдать! Правда я тогда еще и не верила осознанно, но все чувствовала: странное противоречие между духовными ощущениями и тем, что тебе внушают. Хотя нет, этот экзамен я сдала без всяких шпор, я почему-то хорошо поняла, что нужно говорить, - вот ведь!), педагогику, методику...
Военное дело на втором курсе - тактика боя... Н-дааа... К чему она мне! Все воспоминания об этом предмете ограничиваются моим нежеланием сидеть на занятиях. Их у нас вел полковник Иванов. Я обычно опаздывала, и, открыв дверь аудитории, видела спину полковника Иванова у доски. Очень осторожно проскальзывала в щель через дверь и сразу же шмыгала под парту на задних рядах. Однако предательский сквозняк хлопал дверью, и полковник Иванов поворачивал свой лик к аудитории - крупным планом. "Слободкина, в`ылезьТЕ из-под парты. Я знаю, что Вы там". Я неохотно вылезала. "Качеров, уберите от нее руку. Титюнник, отсядьте от нее. ФамилиЕ у нее такОЕ - что хочет, то и делает".
Оказывается, полковник Иванов разбирался в топонимике фамилий. Моя фамилия действительно означает - "свободная". Слободка - свободное поселение. И живу я - в Немецкой слободе. Все не случайно. Но я благодарна ему за то, что он ни разу на меня не настучал. И вообще он был добрый и мягкий.
А вот, военный перевод стал одним из самых любимых и нужных предметов. У нас преподавали выпускники ВИИЯ, и только на этих занятиях мы осваивали основы перевода.
Несколько лет назад мне довелось переводить переговоры одной военной миссии. И наша ин.яз'овская лексика всплыла так, как будто я закрыла учебник накануне вечером. Размещение баллистических ракет средней дальности - the deployment of medium-range ballistic missiles и другие термины выливались из меня сами собой. Во, как научили - ночью разбуди, ответишь! Ребята из ВИИЯ - Сергей Савченко и Александр Кандауров - работали с нами честно и методически грамотно. Так же, как преподаватели по практическому языку.
Методика... Это - не практическая методика, по которой я всю жизнь учила потом своих учеников. Это скорее была теория методики. Уффф...
И педагогика... Когда я видела наших троечниц, прилежно конспектирующих в библиотеке института Песталоции, мне становилось дурно и я отправлялась домой читать Хемингуэя или Фицджеральда.
А на старших курсах "the god of my idolatry", говоря словами Джульетты, стал Сэлинджер. Я даже увлеклась дзен буддизмом - период духовных исканий. И, конечно, где обожание, там и глумление. Кто-то придумал переводить "The catcher in the rye" - "Ловец в зерновых".)))
Но все, что касалось языкознания, - высочайший уровень. И обожаемо мной.
Лекции по литературе тоже слушались с интересом, только мы, конечно, не сумели прочитать все, что у нас было в программе. Нереально. Да и не нужно. Поэтому проф. Головня на экзамене предложила нам предоставить ей список прочитанных книг и очень заинтересовалась сказкой Оскара Уайльда "Хвастливая комета", которая значилась в моем списке. Сама она ее не читала. Ну, ничего - я просветила.)))
Помню, передо мной отвечал студент переводческого факультета. "Гарриетт Бичер- Стоу... Ну, кто же не читал "Хижину дяди Тома". Сразу - 4 балла и пошел, счастливый, отмечать в корпус "Г" - так переводчики именовали пивную. Всего у нас было 3 учебных корпуса - А, Б и В.
Но когда очередь дошла до нас, девчонок с английского педагогического, тут уже спрашивали совсем по-другому.
Головня сначала хотела поставить мне "два", т.к. я не читала... не помню автора... Что-то из американской литературы, посыпанное нафталином, о семье эмигрантов из Литвы. Вторым вопросом в билете шел Шелли "Revolt of Islam"/"Восстание Ислама". Его я тоже не читала, к тому же Головня заметила, как я списываю, - с ее же лекций, и разозлилась. Вознамерившись меня добить, она попросила меня прочитать из Шелли что-нибудь наизусть. Вопрос на засыпку. И тут я выдала - с выражением. Еще и спеть могла бы. Жаль, гитару с собой не прихватила.
http://art-rosa.ru/files/open/aid-51
Головня открыла рот и попросила мой список литературы. Ну, а тогда мы уже поговорили по душам. "But...! You have a deeper understanding... Что же Вы списывали"? - "Про эмигрантов", - вздохнула я, мудро умолчав о "Восстании Ислама". Получила "отл." и покинула аудиторию с улыбкой и в любимицах.
Говоря о тяжелой жизни литовских эмигрантов в Америке, о которой я так и удосужилась прочитать, хочу добавить, что в Советском союзе мы ни одной секунды не верили нашей пропаганде, а наивно верили женам дипломатов, которые обитали в посольстве под Советской крышей и не знали всех ужасов свободного предпринимательства, налогов и проч. Они рассказывали нам о западных магазинах и что они себе там прикупили, и мы их слушали...
Реальную жизнь Англии я узнала только в 1989 году, когда оказалась там по приглашению дамы, с которой работала переводчицей в Москве. Дамы весьма непростой. Она делала ПиАр для Королевской семьи и жила в Викторианском доме в Грантчестере, рядом с Кембриджем. В Лондоне у нее тоже имелась квартира со сводчатыми средневековыми потолками в самом дорогом квартале - Linсoln's Inn. Ее муж был известным судьей. Но я жила в Грантчестере только at week-ends. А в будни работала в театральном агентстве в Северной части Лондона у другого коллеги по театру.
Тогда-то я и вспомнила Советскую пропаганду. Она по большей части раскрывала правду. В Лондоне у меня случались голодные обмороки. Денег, заработанных в театральном агентстве, едва хватало на небольшое яблоко, две столовые ложки творога и крошечную чашку чая. И когда я стояла однажды на мосту Ватерлоо и смотрела, как вечером под него стекаются на ночлег нищие - с серыми мешками, я вспомнила "Приключения Нильса с дикими гусями" - как он выманивал из замка крыс. Очень похоже.
Страшно было даже не то, что я не доедала, а сознание того, что ты не поешь ни завтра, ни послезавтра, ни потом.
А так... сидела на потешном теннисном турнире в присутствие Принцессы Дианы и - за одним столом с Индийским принцем, который впоследствии стал Королем Удайпура и пригласил меня во Дворец на Церемонию вручения премий Махарана. Однако Англия - это еще одна огромная история моей жизни. А пока - вот все, что я написала:
http://www.passportmagazine.ru/article/843/
Возвращаясь к Alma Mater (как хорошо, что можно вот так путешествовать по воспоминаниям - нет временн`ых рамок!). Что мне реально не хватало в институте? Древней литературы, - Гомера, Овидия - истории искусств и, конечно, культуры Англии и США. Восполняла на месте, живя в Лондоне, в Кембридже и в Бате. Потом - в Нью-Йорке.
Страноведение... Предмет такой у нас закладывался в расписании - культура стран первого иностранного языка. Но нам давали только основные темы - Trafalgar Square, the Houses of Paliament, the Tower of Lodon etc. Мы его называли страННоведением. Это действительно странно - изучать культуру вне страны. Как впрочем, и сам язык.
Перед экзаменом студент Игорь Тикуш, зная меня по работе в деканате переводческого факультета, когда я еще училась на вечерке, спросил: "Ну, что? Готова к экзамену"? - "Готова", - ответила я. - "Как можно так говорить"! - возмутился Тикуш. - "Ты что, знаешь всю культуру Англии"!? Конечно, нет. Я и сейчас не знаю. Но в рамках программы знала. И - "пятерка", что, конечно, ничего не значило.
Кстати, оказавшись на Трафальгарской площади в 1989 году, я поразилась ее мизерным размерам, по сравнению с нашей Красной. В Лондоне мне было тесно во всех смыслах. 1/6 земного шара и небольшой остров, отделенный от "континента", - так они называют Европу. Разница есть. Это касалось всего - начиная от потребления водопроводной воды ("Если в кране нет воды"/Это вовсе не жиды. Это в Англии жмоты/Не дают попить воды...) и кончая недостатком внимания, мягко выражаясь, этой английской семьи. К тому же их "островной менталитет", "insular mentality" so to speak ... I'm not crazy about it anyway, to put it mildly.
Удивительно, что, еще учась в Alma Mater, я написала такую песню:
В Британии, в Британии
Нам весело живется.
В Британии, в Британии,
Как в песенке поется, -
В Британии дожди идут
Из кошек и собак,
А дом опять не топят,
Пойдем-ка, брат, в кабак.
Припев:
Бывали времена,
Когда она слыла
Красавицей всемирною -
Великая страна.
Пол-Африки, Канада.
Австралия, Санта-Круз.
Теперь они свободны,
Живут - не дуют в ус.
А наша старушенция
Лишилась всех столпов
И спорит даже с Аргенти-и-ной,
И спорит с какой-то, там, Аргентиной
На счет, на счет
Мальвинских островов.
На счет, на счет
Фолклендских островов.
Вдохновением для слов песни послужила карта мира у нас на стене в коридоре. Рассматривая ее, мы с братом заметили, что около Виргинских островов в скобках стоит - спорн. Британии и Аргентины. И тут же в голову пришел текст, ну, а музыка легла на него сама собой.
Но удивительно, что я написала, - "а дом опять не топят". Я тогда понятия не имела об английской экономии и о том, как они живут. Утром уходят на работу, отопление не включают, вечером придут, включат ненадолго, а на ночь опять выключают. "Ночью ты спишь, тебе не холодно". Утром встают, - в полном зусмане - попьют чайку, зуб на зуб не попадает, и - на работу. Так дом и промерзает, и вместе с ним и ты. Мне повезло - я приехала в Англию летом. Зимой бы - не выжила.
Вернувшись в Москву, я пошла к своей однокурснице Наде (Вы о ней еще прочитаете) в гости. Когда я неуверенно попросила вторую чашку чая, она мне ответила: "Слушай! Я тебе по-русски скажу - хоть оппейся"! Отрадно было слышать. Тем более, Надя жила в Отрадном.))) Другая спросила: "Ты что, подруга, одичала на Западе"! Третья произнесла: "Ну, ты когда-нибудь слышала такое - английское гостеприимство? Чего ж тогда удивляться"!
На счет еды у меня после Англии возник настоящий психоз - ела, не переставая, еще очень долго. Не могла наесться. И целый год не могла говорить по-английски - шок! Потом отошла, кончено.
Однако в Англии нашлись и добрые теплые люди, которые хорошо ко мне отнеслись и помогали. Спасибо им. Они заслуживают отдельной страницы, страниц, очерков... David Buxton and his wife Mary, for example. Дэвид, архитектор по образованию, первым на Западе написал монографию по деревянным храмам Восточной Европы. В конце 20-х годов он побывал в Москве со своей семьей и сфотографировал Храм Христа Спасителя, Воскресенские ворота и Иверскую часовню.
Когда я вернулась в Москву и проводила экскурсии с иностранцами, я всегда показывала им эти исторические фотографии, подаренные мне Дэвидом. Чуть позже, когда эти архитектурные ценности восстановили, я подумала - все можно восстановить, не вернуть только загубленных уникальных и бесподобных жизней...
Второй английской семьей, которая меня привечала, была семья Директора Ботанического сада Кембриджа. Мартин Уолтерс, его жена и дети приглашали меня в гости и в pub - через них я получила заказ на перевод двух статей с русского на английский в книге "Chekov on the British stage" для Cambridge University Press. Благодаря этому переводу, я смогла купить билет Лондон-Стокгольм и улетела в Швецию по приглашению мэра г. Фалуна, с которой работала на Играх доброй воли в Москве в 1986 г.
Третьей семьей была семья Дэвида Хардрилла. Дэвид пригласил меня к себе в Бат.
to David Hardrill
Старинный город
под названием Бат,
а может, Бас,
что означает "ванна".
Публичный парк,
подстриженный газон
и пар над древнеримской баней,
звучащей точно так же, как название
ее расположения,
то есть Bath.
Сегодня ветрено.
И ветер равно гладко
ласкает листья клевера и клена.
Перебирает солнечные пятна
на радужной траве зеленой.
И так же гладко,
так же неподдельно
вода струится по овальным к`амням.
И чайка замирает в беспредельном
предчувствии тоски...
В Грантчестере я прочитала это стихотворение няне леди N. Так они ее называли, хотя дети давно выросли, но няня осталась жить с ними. "Oh, you wrote a poem there, that means you could relax," said Vera. Да, в Бате я почувствовала себя свободно. В Грантчестере... кто бы мог расслабиться.
В Бате я познакомилась и с будущей женой Дэвида - Кристиной. Очень милые ребята.
Ну, раз вы уже кое-что знаете, вот - весь английский цикл стихов:
Дэвид потом оказался проездом в Москве в 1995 г., когда я поступила в NUY в магистратуру на жур. фак. и пребывала в полном оврале. В итоге не поехала. Потом расскажу как-нибудь. Он тогда работал в Монголии и на обратном пути домой решил провести несколько дней в Российской столице. Мама мне помогла с культурной программой - водила его в Кремль, потом мы пошли на ужин к моей бабушке. Он всем очень понравился. Надеюсь, он тоже чувствовал себя с нами комфортно. Прощальный ужин мы приготовили в моей квартире, где он и жил, а я на время переехала к маме. Еще я принимала его знакомую Ann Frost. Тоже водила ее по Москве. Переписываюсь с ней по сей день.
Когда я жила в Грантчестере, Дэвид Баксттон возил меня в Или и в Норидж. Бесподобная поездка. Два готических храма, один из которых имел еще и деревянную башню - она обрушилась, потом ее восстановили - целая история. И еще зашли в малюсенькую церковку, где я бы осталась до конца своих дней - такой там был необыкновенный дух.
А вот Собор Святого Павла в Лондоне воздействовал на меня удручающе. Я ходила по знаменитой Whispering gallery, шептала в стену, прикладывала ухо, слушала и не могла понять, почему мне так плохо. Потом зашла в небольшую комнатку, где стояла табличка с историей Храма. Оказывается, он долгое время служил местом публичных казней - отсечение головы.. А-а-а, ну тогда все понятно...
От переизбытка культуры в Лондоне у меня началось легкое подташнивание. Я понимала, что не охвачу и малой части не только за 2 месяца, но и за всю жизнь. Поражало и отношение лондонцев: люди - отдельно, культура - отдельно. Но все же я пыталась хоть что-то "объять" из "необъятного". Но, улетая из Лондона в Стокгольм, я узнала, что в столице Туманного Альбиона - 300 галерей изобразительного искусства... Еще один шок...
Помимо "must" мероприятий Lady N. - скачек, "Венецианского купца" в Шекспировском театре с Дастином Хоффманом в роли Шейлока (как же он нервничал, играя на английской сцене!), вышеупомянутого теннисного турнира в присутствии красавицы Принцессы Дианы (и она выглядела напряженной и несчастливой, но это никого не волновало. Главное - этикет: "У нас в Англии..." and - a stiff upper lip) и, по случаю, балета Русской труппы - Гастроли Большого театра в Лондоне, наши привезли "Ромео и Джульетту" (где я встретила дип. знакомых из Москвы), мой Босс из театрального агентства пригласил меня в Barbican Center. Там проходила выставка русских художников 30-х годов, среди них экспонировали работы Антонины Сафроновой, которая только начинала набирать вес в арт мире.
В 90-е, работая в англо-язычных изданиях в Москве, я писала, помимо современных, о русских художниках 20-30х годов и познакомилась с дочерью Сафроновой. Наша фотографиня из Newsweek Magazine, Моника Абрайтите, отсняла мне все ее наследие на слайды.
Пути Господни неисповедимы. Все так странно завязано.
А зачем lady N. вообще пригласила меня к себе... Не хотела говорить, но скажу. Она наобещала мне золотые горы, и я ехала, считая, что мои английские песни моментально запишут на Золотые диски, как мне было обещано, и мои английские стихи опубликуют во всех лучших изданиях и издательствах. На самом деле она метила совсем в другую сторону, а именно: продемонстрировать своему элитному кругу (the upper class - class is everything!), какая она великая благотворительница - извлекла из этой несчастной России, где у них в магазинах - "хоть шаром покати" (как говорила моя бабушка Беата), девушку, и вот эта девушка теперь дышит воздухом Англии. Поэтому-то я и оказалась с Принцессой Дианой на одном теннисном турнире.
Еще когда я не успела уехать из Москвы, Lady N. позвонила мне в три ночи и сообщила, что нашла для меня работу в Национальном театре.
Но, когда я оказалась в Англии, Национальный театр отошел в область несбывшихся надежд, Lady N. ни разу о нем не упомянула, а я постеснялась напомнить. Может, и зря.
Денег у меня не было, как я Вам уже сказала, и Lady N. морщилась всякий раз, опуская за меня 2 фунта в метро... А не было, потому что в Москве разрешалось поменять рубли только на 165 фунтов. Хоть стой, хоть падай. Если бы я взяла с собой 1650 фунтов, жизнь улыбнулась бы мне широкой улыбкой. Но...
Вот такие золотые горы получились. A bed of roses - по-английски. Not a bed of roses - a cup of tea. Прямо по Кэтрин Мэнсфилд. Этот рассказ я перевела в Москве много позже.
Друзей я нашла через Грантчестерскую церковь - ни lady N., ни ее семья не имели к этим людям никакого отношения. И когда она поняла, что я предпочитаю их общество - ее обществу, она пришла в крайнее негодование. "What is David Buxton!!!???" Видя, как мне скучно в ее светских компаниях с их бессмысленными разговорами ни о чем - small talk, прибавила однажды раздраженно: "I can't discuss Shakespeare with you all the time". Aha, вот оно что! Ну, обывателей везде хватает.
Удивлялась она и тому, что я бесконечно хожу по Музеям. В Национальной галерее побывала 14 раз (благодаря бесплатному входу - там-то у меня и случился первый голодный обморок). Она спрашивала меня: "Are you studying the arts?" - "Да нет, просто интересуюсь", - отвечала я, на английском, конечно. Она не могла взять в толк, зачем столько времени тратить на то, что не приносит дохода, - такая психология.
Тем не менее интерес к изобразительному искусству, начал вскорости приносить и доход - мои статьи в The Moscow Tribune, The Moscow Times, The Russia Journal and Passport Magazine. Кто бы мог вообразить, когда я училась в Ин. Яз'e в Советское время, - писать в англо-язычные издания статьи по русскому искусству на английском и получать гонорар в валюте... И все это дома, в Москве.
Еще более невероятно то, что я стала в дальнейшем делать и собственные персональные выставки арт фотографий. Если бы мне в студенческие годы сказали, что я стану Международным фото художником, меня будут приглашать участвовать в Международных выставках и Арт фестивалях в разных странах, что я вступлю в Международный Союз художников при ЮНЕСКО и т.д., я бы наверное, покрутила бы пальцем у виска.
Ну, раз спираль повествования снова привела нас в Ин. Яз, - back to Alma Mater.
Латынь на первом курсе в Ин. Яз'е преподавал сам Ярхо, автор учебника и великий латинист. Правда, у нас вела другая преподавательница, но тоже очень здорово. До сих пор помогает. Homo homini lupus est. Так мы перефразировали поговорку Homo homini amicus est.
Но, конечно, самое главное - это уроки практического языка. Фонетика и грамматика, устная практика и дом. чтение на первых курсах. И с третьего курса - аналитическое чтение и газета. А может, газета началась уже и на втором курсе.
С нами работали профессионально и методически продуманно. Хочется вспомнить Татьяну Константиновну Цветкову (см. Википедию) с кафедры лексикологии английского языка. Выдающийся педагог. Из Интернета узнала, что она потом написала ряд учебников. Низкий поклон ей. В 76-77-ом она была такая молодая!
Великолепна преподавала и Татьяна Борисовна Локшина (урожд. Дудина). Ее сестра, Маша Дудина, работала на Би-Би-Си. Обе девочки Дудины, насколько я знаю, учились в Англии, где работали их родители-дипломаты. И, конечно, английский у Татьяны Борисовны выгодно отличался от остальных. Языковая среда - это языковая среда.
Татьяна Борисовна вела у нас на третьем и четвертом курсах. в т.ч. готовила нас к Олимпиаде-80. Я старалась манкировать такие занятия, считая, что они не столь важны, - в пользу чтения английской литературы, и Татьяна Борисовна не преминула поставить мне это на вид. А на экзамене сказала: "Well, my dear, we decided to give you a good mark". И посмотрела на меня победоносно: Ну, что съела, блестящая Слободкина!
Ну, и хорошо, подумала я, good is not bad. На самом деле буклетка (a booklet - наш.яз'овский сленг), по которой мы занимались, содержала немало отличной лексики. Я ее постепенно освоила, самостоятельно.
А на обычных уроках лексику нам порой давали весьма устаревшую. Особенно запомнилось выражение - straight from the horse's mouth. А все потому, что мы читали архаичные тексты. Виктория Морисовна объясняла это выражение так: "Узнать прямо, непосредственно", и тут же мне в ухо - шепот Мишки Шевелева*: "от лошади".
С этой "лошадью" и другими выражениями, которыми я очень гордилась, я отличилась в Нью-Йорке. Вокруг меня собирались небольшие группки девчонок из Национального института танца и толкали друг друга локтями. "Please, put me in the know", - произносила я. Все хмыкали. А что такого? Как нужно сказать? Да просто - "Tell me. Put me in the know - ha-ha. This is 19th c. English."
Но Дудина такими глупостями не занималась. Давала нам фразовые глаголы, на которых и строится весь разговорный современный язык. Словарь целый принесла - Phrasal Verbs. Да, говорят на четырех глаголах, но ты пойди их выучи. К каждому приставляется частица или предлог, от этого меняется все значение слова. Бесконечность...
Именно Татьяна Борисовна пригласила меня преподавать на кафедру стилистики на почасовку, когда я доучивалась на Высших курсах переводчиков. Собственно, мне предлагали и ставку по окончании института, но я уже поступила на ВКП и отказалась.
"Надо бросать курсы", - сказала Татьяна Баталова, зав. кафедрой стилистики. - Такое бывает раз в 1000 лет".
Но бросить курсы я не могла и не собиралась - ни за что. Именно этот диплом сыграл ключевую роль в моей переводческой карьере. Он так впечатлил Инну Евгеньевну Киселеву, зав. Инокомиссией в Союзе кинематографистов, что она сразу меня взяла, предварительно пропустив мою анкету через компьютер КГБ, разумеется. А я, между прочим, пришла с улицы, даже не по рекомендации...
С этого момента началась самая яркая страница моей переводческой карьеры. Потом меня стали приглашать переводчицей и в Союз театральных деятелей, оттуда я попала в АСТИ (Американо-Советскую инициативу) и начала работать сначала личной переводчицей Джорджа Уйата* на семинаре молодых драматургов, а потом - на проекте Жака д'Амбуаза* EVENT OF THE YEAR - 1990, который закончился в Нью-Йорке в Бруклинской Академии музыки.
EVENT OF THE YEAR 1990/СОБЫТИЕ ГОДА - 1990. Такой великолепный проект получился, сколько положительной энергии, любви к детям и друг к другу! Мне не хотелось уезжать из Нью-Йорка. Однако Жак, великий человек, сказал, мол, какой смысл жить в лучших условиях в чужой стране, есть лучшую еду и все равно в итоге умереть. Надо прожить в своей стране и сделать то, что предназначено именно тебе.
Я дала ему прочитать мой рассказ об Англии, опубликованный в Grantchester Parish Magazine в 89 г. Он очень понравился Жаку. Когда мы уже сидели в автобусе курсом в аэропорт "Кеннеди", Жак дал мне свое последнее напутствие - через стекло:" Write!" И изобразил, как водит воображаемой ручкой по воображаемому листу бумаги.
То же направление я получила и Свыше. Как-то в начале 90-х, шла по улице, не зная толком, как себя теперь применить по-настоящему (работа в театре и в кино закончилась сама собой - переводчикам просто перестали платить), и вдруг - как будто какой-то дождик на меня пролился и настоятельный Голос: "Пиши"!
В 92-ом году Президент АСТИ, Григорий Михайлович Нерсесян, рекомендовал меня в Московское бюро журнала "Ньюс-Уик". Там я работала переводчицей, но, глядя на статьи американских корреспондентов, поняла, что и я могу, - только не о политике, а об искусстве. Так осуществилась моя давняя мечта, соединив в себе мою любовь к английскому и интерес к живописи.
И с 94 г. я начала писать о русском искусстве в The Moscow Tribune, The Mosow Times, Passport Magazine etc. на английском языке. Хотя в The Moscow Times меня приглашали еще в 92-ом.
Григорий Михайлович неоднократно поддерживал и мои выставки с чтением стихов. Царствие Небесное этому щедрому человеку! Он помогал всем.
Царствие Небесное Инне Евгеньевне Киселевой за ее доброту. Вы - в моих лучших воспоминаниях.
Кстати сказать, с Джорджем Уайтом после меня работала Вика Мельник, моя бывшая студентка-вечерница. Мир тесен. Когда Джордж побывал на моей выставке в галерее АСТИ в 2003 году ("Did you like it?" - "Loved it. We must arrange your show at the o'Neil", но я прокрастинировала и уехала с выставкой в Брюссель. Жаль! Невосполнимые упущенные возможности...), я спросила про Вику. Он рассказал мне, что Вика вышла замуж за французского кинематографиста, родила ребенка и очень счастливо живет в Париже. "How did they meet?" - "They met at a film conference." Дай Бог! Славная девушка.
Ладно. Хватит мироточить. Вспомним ин.яз'овскую внеаудиторную жизнь. Extra carriculum activity, которую мы себе сами, по большей части, и придумывали.
В институте творческие проявления не приветствовались. Это был идеологический ВУЗ. И председатель парт.ком'а тов. К. быстренько сворачивал программу ребят с переводческого факультета на концерте, когда они начинали играть что-нибудь из THE BEATLES (причем, на разных инструментах, включая виолончель. Какие молодцы! Так здорово!). Тов. К., низенького росточка, расхаживал по проходу актового зала и важно изображал дирижера, давая понять: все - у него под контролем и ни одна "крамольная песня"* не проскочит, а потом подходил к сцене, резко взмахивал воображаемой палочкой и - отбой. Музыканты замолкали... А мне сказали: "Но Вы же поете только о любви"! Извините, о ком. партии как-то не писалось... Автор цитаты - даже не К., а преп. с нашей кафедры стилистики.
Она же потом увещевала меня, что я должна писать кляузные письма на работу студентам-вечерникам, к которым меня назначили куратором, - за то, что они пропускают занятия. Но ко мне-то они ходили... У них к пятому курсу уже ноги не шли в это заведение. Хорошо их понимаю. Да и как я могла писать на молодых людей, которые меня обожали, звонили домой и ждали от меня дополнительные материалы - лишь бы не читать речи наших вождей в переводе на английский, по программе.
Один студент, староста группы, решил даже сделать доклад о дуэли Пушкина - его инициатива. И мне пришлось запрашивать материалы в библиотеке Лит. института. Чем закончился его доклад, я расскажу в другой раз - забавная история. Это был вызов моей семейной жизни, которая и без него потерпела полное fiasco. Он выступал в роли Дантеса...
Идеологическая подоплека Ин.Яз'а зацепила во мне еще одно воспоминание. Я играю Любовь Дмитриевну Минделееву, "Прекрасную Даму", на вечере в МГИМО к 100-летию со дня рождения Блока. Всего лишь 100 лет прошло, а тогда казалось - Вечность. Осень 1980 г. 5 курс. Поэта играл студент МГИМО. Он так казенно произносил текст, что мне пришлось намекнуть - Блок был влюблен в прекрасную даму, посвящал ей стихи. На что он мне ответил, мол, все это ерунда, а самое главное в жизни - общественная работа... Вот как муштровали наших будущих дипломатов! "У нас в стране секса нет"!*
Возвращаясь к Блоку и к восприятию времени... Блок принял революцию, и его загубил революционный Петроград. Он умер в 1921 г. в возрасте 40 лет! Ужас какой! Мог бы спокойно дожить до моего рождения, до моих 10 лет. Он - на год-два старше моих прабабушек - Анны Харитоновны von Bromssen (урожд. Ефремовой) и Эсфири Антокольской. Но и они не дожили до меня... Эсфирь скончалась в 45 г., Анна Харитоновна - в 48-ом.
Время начинаешь воспринимать иначе после 60. В молодости 30-е годы казались мне далеким прошлым, а ведь это - всего за 28 лет до моего рождения. Сейчас откладываешь 30 назад от сегодняшнего дня и понимаешь - это вчерашний день...
Когда мы учились на первых курсах, историю партии у нас вела, как мы ее называли, баба Лена. По институту ходила такая легенда: кто-то заглянул на Кафедру истории КПСС и услышал страстный вопль зав. кафедрой, обращенный к бабе Лене: "Ты что, забыла, как ты на столе у Троцкого голая танцевала"! Так что, видите, 20-е годы отстояли от нас не так далеко, если историю партии в 76-77 гг. вела дама, которая в молодости танцевала на столе у Троцкого... По всей видимости, она - ровесница моей бабушки Ирины von Bromssen. Только бедная баба Ирины умерла в 1970 г., а баба Лена не только дожила до моего студенчества, но еще и преподавала... Не думала, что буду упоминать бабу Лену в связи с Шекспиром, но сознание работает непредсказуемо, вынимая из памяти самые неожиданные эпизоды.
Рассуждая о времени, понимаю - оно летит быстро только в течение твоей жизни. То, что было до тебя, кажется историей, а то, что будет после, - вообще чем-то нереальным! Через 80 лет (умозрительно, раз уж эта цифра возникла в Первой части эссе два раза в связи с Шекспиром) моему младшему племяннику будет 83 года, старшему - 109, средним - 98 и 95, а меня - и подавно... И хотя для Господа, как известно, и "тысяча лет - словно день вчерашний", для человеческой жизни все же - это "дистанции огромного размера"*...
Во время учебы я, конечно, цеплялась за все, где могла реализовать свой творческий потенциал, который рвался проявить себя - пела в агит. бригаде и играла в английском театре (это получилось здорово, правда!) в пьесе по рассказу Киплинга "Откуда взялись броненосцы". Написала даже музыку к стихотворению и пела эту песню во время спектакля, аккомпанируя себе на гитаре:
"I've never seen a Jaguar
Nor yet an Armadill -
He's dilloing in his armour,
And I s'pose I never will,
Unless I go to Rio
These wonders to behold -
Roll down - roll down to Rio -
Roll really down to Rio!
Oh, I'd love to roll to Rio
Some day before I'm old."
The Beginning of the Armadilloes
Я играла броненосца. Превращение происходило так: кто-то брался за конец шарфа, замотанного вокруг моей шеи, и я начинала крутиться, пока шарф не разматывался. Вот так появились броненосцы.)))
Но этого оказалось недостаточно.
Помню, на втором курсе (задолго до броненосцев) еду как-то в метро, держусь за поручень, чуть не плачу - жизнь проходит впустую, никакого творчества, а Невидимые Силы еще и давят на голову: "Давай"! Где я Вам возьму!!! Самой тошно! Так что на том этапе вся креативная энергия ушла в стихи, в песни и в танцы на вечеринках друзей.
Мишке Шевелеву особенно нравилась моя песня "Смородина".