Аннотация: Опубликовано в "Московских Новостях" #15 14-21 апреля 1996
Небольшого роста, очень подтянутый (хотела написать "старик", но нет - старик не подходит) элегантный мужчина с бетховенской шевелюрой. Я обратила на него внимание в зале Чайковского, еще не зная, кто это. И рядом - красивая высокая женщина, стройная, замечательные скулы (мастер ваял!), строгий взгляд. "Моя Этэр", как выяснилось позже.
Спустя некоторое время меня пригласили на выставку Николая Никогосяна в Галерею Международного Университета - скульптура, графика, живопись: "Если не хотите брать интервью, приходите просто так. Не пожалеете".
Представившись, иду раздеваться в "запасник".
- Вы из дома или с работы?
- С работы.
- Тогда будем пить чай.
Говорит с сильным армянским акцентом, с ошибками. Садимся к столу.
- Нет, садись ближе. Я могу быть ваш друг?
- Конечно, Николай Багратович.
Обмениваемся книгами: я дарю ему энциклопопедию по Древнему Египту, переведенную мной с английского, он мне - свой каталог.
Вскоре становится ясно - он плохо слышит (приходится кричать), но не может смириться, не хочет в этом признаться.
Держится очень артистично, ярко.
На выставке - живопись (масло): портреты, пейзажи. Портреты известных людей и просто людей - ему интересны все. Восточный темперамент. В сарьяновском фарватере и с сарояновской наивностью. Каждый портрет - образ: его жена в ночь перед родами, жена малийского посла,буддийский священник, арлекины, мимы, Пьеро. Пейзажи - Италия, Греция, Крым; состояние: жаркий южный полдень, где время не торопится и бытия можно коснуться рукой. Еще немного акварелей и графика.
Из скульптуры - в бронзе: академик Зелинский, проект памятника Гагарину (взлетающая фигура Гагарина соприкасается с падающим Икаром; эти два подвига у скульптора равновелики), проект памятника Лермонтову для Москвы ("говорят, Лермонтов создал Кавказ, а я говорю, Кавказ создал Лермонтова"), проект памятника Комитасу для Еревана (отчаяние выдающегося армянского композитора после геноцида 1915 года - выхода нет, Комитас поднимает глаза к небу и теряет рассудок. Последние 16 лет он провел сумасшедшим в Париже) и... "Мой кот".
В мраморе - "Исландский пианист Арнасон" и "Лена" - нежный образ молодой девушки ("Мне понравился ее нос, большой. В жизни она как будто уродка. Хотела даже делать пластическую операцию, а в скульптуре получилось красиво").
Интервью прерывается - пришли друзья: художник Павел Шимес, его жена Марина Романовская.
Снова садимся за стол. Свободно. Весело. Шимес вспоминает, как в советское время Никогосян выступал на собраниях в МОСХе. Можно себе представить, какое впечатление производила его яркая неправильная речь в эпоху палеолита человеческого сознания.
"Меня спрашивают: "Нико, почему ты всегда хорошо говоришь? "А я как беременная женщина. Мысль у меня рождается в животе и развивается, а потом я прихожу на собрание и рожаю".
Народный художник СССР, лауреат Государственной премии СССР. Работал всегда очень много, очень масштабно, начиная от монументальной скульптуры и кончая мемориальными досками
(Мейерхольду на улице Неждановой, надгробием Маршаку на Новодевичьем кладбище).
- Я очень люблю искусство. Наверное, оно находится у меня внутри. Я учился в балетной ереванской
школе, танцевал в оперном, но отец был недоволен, и я бросил балетную школу, поехал в Ленинград.
В 1937 году с большим трудом поступил на скульптурное отделение Академии художеств. Мне было
очень тяжело - без денег, без крыши, без никого, без языка. Начал хорошо учиться, уже стипендия,
уже все... Потом меня выгнали. В 1941 году.
- Почему?
- За хулиганство. Ну, это не будешь писать... Я вынужден был уехать в Армению. Объявили войну. И я остался в Армении. Много работал как скульптор. В 1944 году выдвигали на Сталинскую премию (я тогда еще не понимал, что такое Сталинская премия). В 1944-м приехал в Москву. Был ведущим скульптором Дворца Советов. Сделал проект всех силуэтов МГУ. Был главным скульптором высотного дома на площади Восстания - поставил 12 фигур из камня. Дворец науки и культуры в Варшаве - 14 статуй. Памятники армянским поэтам Налбандяну, Исаакяну, Чаренцу, монумент погибшим воинам в селе Налбандян, где я родился... Живопись выставляю с 1950 года. Сейчас пишу рассказы, воспоминания. Об Арагоне, об академике Зелинском, об академике Алиханове, о шахматисте Ботвиннике. Они все мне позировали...
Вечером - концерт пианистки Светланы Навасардян в консерватории, и потом армянская
диаспора едет к Никогосяну "на хаш".
Художник перестроил свою мастерскую - получился частный дом в центре Москвы по западным стандартам, причем, на территории посольства Польши... Во дворе - его скульптура. Пока женщины готовят, Никогосян играет в нарды - увлеченно, искренне, так же как и все, что делает - преподает, лепит, пишет, разговаривает, даже заваривает кофе.
Напоследок Никогосян дает мне два журнала "Ной", где опубликованы его рассказы. Придуманного - ничего. И все же это - литература.
А перед глазами его "Чешский мим" ("Он так ко мне и пришел в гриме, я его и написал, а потом у меня он умылся, смыл грим"), "Разбитый Пьеро", и я понимаю, что всеми признанный художник и в 78 лет, несмотря на раскованную манеру держаться, все еще не уверен, все еще страдает, все еще в пути...