Я редко хожу в церковь, но люблю читать Библию. Простая книга! Простые вещи часто трудно понять, потому что можно понимать по-разному. Мне нравится начало Книги, первые десять страниц, пока живы Адам, Ева, их дети: те, кто родился в Эдеме, и те, кто был рожден после изгнания прародителей из райского Сада.
Известны только три сына Адама: Каин, Авель и младший Сиф.
Странно, и в этом чувствуется, скрывается загадка - ведь, наверное, были у Евы и другие дети? Рожденные до и после изгнания из Рая.
Особенно, вероятно, дочери, только, увы, об этих чудесных созданиях мы ничего не знаем.
Глава о том, почему я так хорошо понимаю женщин
И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма.
Бытие 1:31
И раскаялся Господь, что создал человека на земле.
Бытие 6:6
У меня жизнь неправдоподобная, часто, кажется, что просто не везет. Говорят, в мире все относительно, особенно счастье. Невезенье, конечно, тоже. Я такой странный человек, что вряд ли меня можно назвать неудачником в вульгарном, картофельном, бытовом смысле, потому что мне всегда все достается последнему и абсолютно незачем. То, что другим, как им кажется, гарантированное счастье и настоящая голливудская улыбка фортуны, для меня - двусмысленное счастье-несчастье, которое больше похоже на обычное "чертово" случайное невезенье! Я женился на первой красавице курса. Зачем? Почему, скажите, пожалуйста, из двух зол: "да, малый" - "нет, прости, дорогой" "мое счастье" выбрала первое попавшееся. Через несколько лет жена оказалась самой скучной, неинтересной тридцатилетней женщиной, каких я когда-либо видел, включая самых нудных, бездарных актрис в кино, играющих всегда, как заводные куклы, одну и ту же скверную, скандальную роль. Она стала такой заурядной женщиной (если можно так сказать про законную жену, поскольку "зауряд" в этом случае звучит отвратительно - вроде как заместитель, раньше говорили зауряд-сотник, зауряд-писатель... Брр...!) Как будто коварная судьба подсунула мне фиктивную жену, дурную, дутую, не настоящую! Разве это не полное катастрофическое невезенье! А кто во всем этом виноват? Зигмунд Фрейд, Владимир Даль или Аристотель Стагирит? Конечно, только не я! Вот еще пример. Несколько лет назад, когда я жил в России, мне удалось устроиться в одну перспективную развивающуюся фирму, которая называлась "BOMBA", (произносится "бомба"), где пообещали космическую зарплату, о которой можно было только мечтать: представил-ахнул-снял шляпу-подпрыгнул-улетел и больше не вернулся. Фирма через три месяца возьми-да-и-лопнула! Вот так! "ВОМВА" шабабахнула, всех выкинули на улицу, но ребятам хоть раньше отвалили столько, что можно только порадоваться за них, даже позавидовать, а я остался обманутым, без зарплаты, с пустым карманом, без надежд, как "мальчик с веслом" (в советское время стояли в парках такие фигуры, олицетворявшие счастье, потом их убрали, а где-то, наверное, они сами развалились).
Я только что перечитал, что написал, и вижу, что мои размышления выглядят как мужские, разумные, естественные, но, по сути, очень феминистические, женские. Мне даже кажется, что, наверное, кто-то уже говорил что-то подобное когда-то. В любом случае, я вижу - у меня получается не роман, а нытье... (даже не знаю, как это назвать!) Это, впрочем, как раз в моем стиле. Я часто принимаю решения совсем не по-мужски. Когда надо бороться, не борюсь, и не потому, что у меня не хватает воли или злости, но как-то так получается, что когда надо бороться, я не борюсь, и говорю себе: "А катись это все само собой по наклонной плоскости к чертовой бабушке!" Я по природе не хищник, хотя и не какая-то робкая жертва. Я не сдаюсь. Никогда не сдаюсь. Не жалуюсь, не спиваюсь (вообще ничего такого плохого не делаю!), но увиливаю часто, а иногда, как обычный хитрый заяц, беру и удираю. Хотя я не трус и не боюсь. Все эти действия происходят обычно из головы (из-за размышлений!). Когда становится совсем плохо, голова начинает думать, сама ищет выходы и сама меня уносит, точнее, уводит (голова водит, а ноги носят). Я даже когда-то подумывал создать новую науку - "драпологию" ("drapology" - англ.) - о том, как избежать неприятностей. Делал в дневнике кое-какие заметки об этом и исторические выписки: как выводил войска император Наполеон из холодной России по пустой безрадостной смоленской дороге; как Александр Македонский возвращался из жаркой Индии; как в руководстве восточных единоборств следует избегать рукоприкладства и когда следует отпрыгнуть, покатиться назад, плюнуть на противника, побежать по стенке вверх и раствориться в темноте. Я очень хорошо чувствую философию этой новой науки, "драпологии", наверное, потому, что с детства был уверен в возможности выкрутиться из любой ситуации, как хитроумный штопор вместе с пробкой из бутылки, или как тихий сумасшедший наоборот смирился, осознав, что ничего сам поменять не могу в этом мире, где даже в родном демократическом государстве все зависит от совокупной воли других (очень неестественное, по сути, безбожное совокупление!), а не от какого-то моего индивидуального хотения. И мне остается делать только одно - незаметно, "держа лицо", увиливать и катить вперед, лавируя, как велосипедист на дороге, по которой навстречу идут пешеходы, едут танки, тысячи машин, неповоротливые лимузины с темными стеклами и мигалками (на чердаке) и, кажется, с раздраженными лицами в них, а также шествуют по тротуарам симпатичные молодые девушки с разноцветными колясочками, из которых улыбаются цветы жизни - детки и машут дяде-велосипедисту (то есть, мне) пухленькими маленькими руками. Мне кажется, во мне до сих пор живет мягкая послушная Адамова душа. Если уж Адам, насколько был исключительно терпеливый (самый терпеливый - ведь не удрал первый, - выгнали!), капитальный человек, наверное, самый капитальный из всех нас, не смог ничего поменять в то давнее благословенное баснословное время, когда в Райском саду жили только самые близкие люди: Бог, Адам, Ева и чистенькие адамовы райские дети, что я могу сделать один в огромном пустом мире среди чужих, грешных, порою совершенно нелюбимых, злых, глумливых, завистливых, жадных людей, общее число которых превышает шесть миллиардов, где меня вообще никто не любит? Сартр, кажется, писал, что Ад - это просто другие люди, а я скажу, повторяя (или подражая) Гоголю и Достоевскому, что другие люди - это такая хитрая и лукавая человеческая масса, которая иногда оказывается еще и похуже какого-то Ада. Хотя, конечно, я нормальный мужик и характер у меня не женский: если припрут, отвечу так, что мало не покажется. Стоп! Видите! Я проговорился и даже этот роман начал писать хитро, соблазнительно, коварно: вначале извиняюсь в отношении каких-то мелких незначительных слабостей, но одновременно превозношу все мои великие достоинства, если, конечно, можно так нескромно сказать о себе воспитанному человеку. Я не такой мужик, от которого женщины сходят с ума, в меня женщины обычно влюбляются, увлекаются мною, очаровываются, потом остывают, разочаровываются. С женщинами у меня всегда так получается. Вначале все идет чудесно-просто-небесно, так хорошо, будто стоишь в душе, радуешься, моешься, крутишься туда-сюда, шлепаешь по телу мокрым полотенцем, громко поешь восторженные вакхические гимны или фривольные фольклорные отечественные песни: "Ах баня, баня, баня - это Писк!", но потом ничего не остается: изумительное чувство обожания естественной жизни, как жаркий пар в морозный день, остывает, улетучивается, растворяется в воздухе и вскоре совершенно забывается. Однако горького осадка в душе ни у кого тоже не остается. Меня не преследуют, как других сквалыг, мои прошлые любимые женщины не ищут повода отдать меня-коварного-изменщика под суд, чтобы высосать из меня все мои денежки, меня просто продолжают прохладно, иногда тепло (говорят не Коля, а "Коолеечка" и часто звонят в вечернее время), искренне по-дружески любить. Со мной дружат по-женски, "товаркаются" со мной, как будто я такой идеальный правильный парень и все хорошо, "как надо", понимаю. Со мной дружат так, как представляют настоящую дружбу между полами в самом неземном "райском" смысле. Я не против. Пусть дружат, как только хотят. Лишь бы мне самому было интересно, тогда всем будет приятно и хорошо. Кстати, я, наконец, определился, какую женщину все-таки смогу полюбить "навсегда" в дальнейшей жизни! Раньше я не мог решить, "какой выбор лучше": женщина-каприз-стихия-страсть, женщина-ребенок, женщина-мать или девушка-книга, подружка-спасибо-что-пришла? Теперь меня интересуют только несчастные одинокие русские женщины с трагической, расколотой на мелкие осколки, крупной и значительной судьбой. Я называю таких женщин "кимберлитовыми трубками". Все другие милые девушки с сумочками, одетые "с иголочки" госпожи на шпильках с кредитными карточками в руках, жаждущие получить от нас (мужчин) высшее наслаждение, мне безразличны, как скелет в стеклянном шкафу в немноголюдном этнографическом музее. Только моя жена, хоть она теперь тоже вроде как русская драматическая разведенная женщина, мне совсем не интересна и я не уверен, что кто-то возьмет на себя смелость, ответственность и назовет это божье творение алмазоносной "кимберлитовой трубкой". Пусть уж читатели простят меня за это кощунственное презрение (запоздалое откровение!). Но в человеческой душе есть только два чистых изначально врожденных библейских чувства: дикая зависть и смертельная обида (именно с этим генетическим багажом мы были изгнаны из Рая). Все остальное каждый должен приобрести в мире сам: настоящую любовь и ненависть, сострадание, даже умение изобразить одними устами простую вежливую насмешку. Жена - особенное (всегда для всех уникальное) исключение. Для меня она теперь - существо бесплотное (не плотоядное), являющееся из потустороннего мира. Если все другие женщины меня очаровывают только после великой трагедии, которая обычно отпечатывается, как библейский знак на лбу упрямом и открытом, и проявляется в грустных и некокетливых глазах - это не относится к моей бывшей лучшей половине. Все наши разговоры теперь - о прекрасном будущем, правда, уже не о сексе или зимнем отдыхе в Турции или на Кубе, а о самом светлом и конфликтном - о детях. Раньше она хоть ругалась, шипела и злилась на меня за что-то, хватала тонкими цепкими (тещиными) пальчиками за шею, предупреждала, что задушит насмерть, правда, как я понимаю, шутила и старалась тогда не всерьез. Теперь каждый раз при нашей встрече делает вид, что такая хорошая и так рада, как будто увидела в моем лице спасителя, двумя руками обнимает за плечи, целует в щечку и говорит взахлеб о детках, какими они должны стать, когда вырастут, обо всем прекрасном и полезном, что надо для них сделать. Прямо умирает от мечтаний, захлебывается от волнения и требует, чтобы я выразил мужское мнение не очень отличное от того, от чего ее распирает по-женски. Откуда я знаю, какими дети вырастут? Маленькими или большими? На все шесть футов или чуть поменьше? Кем станут? Это ведь большая загадка, и только сам ребенок сможет ее отгадать. Я что -иудейский пророк Моисей, или кельтский великий Мерлин, или бюджетный прыщ - "бюрократис-вульгарис", который сто лет сидит в министерстве высшего и среднего специального образования и делает вид, что знает, как отличить юношу, который окажется потом знаменитым физиком-ядерщиком с мировыми достижениями, кто будет всю жизнь бесстрашно работать строителем на высотке, а кто врачом- хирургом потеть до смерти, до умопомрачительного головокружения, спасая людей из безвыходной ситуации в операционной? Я обыкновенный человек без дара пророчества и никогда раньше даже не мог представить, что буду таким, каким стал теперь. Я собой не горжусь, но и стыдиться мне нечего. Я думаю, умный человек вообще не должен тратить столько сил на мечты об отдаленном будущем. Потому что тогда ради светлой цели придется бежать по головам близких, дорогих людей, убегать навсегда, так сказать, из рая, или оставаться просто приятным человеком, изменившим великой цели, что тоже не очень приятно окружающим. Поэтому я ничего детям не хочу. В основном потому, что мне ничего сделать не дают. Как будто нарочно мешают. (Я не жалуюсь, а излагаю факты, оправдываюсь и одновременно упрекаю бывшую жену). Я столько раз просил отпустить ко мне ребят, чтобы пожили со мной хоть раз в году две недельки. Не дают. Прячут. Ругаются. Шипят в телефонную трубку всякие глупости так громко, что даже, кажется, сердится и возмущается телефонное эхо и появляется необычный "глюк", современный, возникающий иногда между отдалившимися близкими родственниками, когда кто-то вынужден отводить трубку на расстояние вытянутой руки, чтобы понять, что ему говорят. Этот глюк - вроде как эхо, случайное явление типа древнегреческого, драматического антифона, когда хором и одновременно осуждают тебя одного за все плохое, что было, есть и будет у древних греков:
Жена: "Ты меня бросил!"
Эхо (антифон): "Бросил! -осил, -осил, -осил..."
Жена: "Теперь хочешь, чтобы еще и дети бросили..."
Что ответишь! Как будто это я один виноват, что зря жену бросил. Еще неизвестно, кто кого бросил, кто из нас, что натворил?! Иногда для кого-то самая мелкая причина важнее самого великого следствия! Перестать любить по- человечески, скандалить, придираться, въедливо попрекать за каждый мелкий вздох, укорять за каждый невольный чих, душить за всякое копеечное наслаждение, которое получил где-то сам по себе, например, в бане с друзьями или на рыбалке, а не вместе с женой - это еще хуже, чем взять человека и навсегда, как падаль, бросить. Надо же уважать другого человека и понимать, что женщина - не мужчина и vice versa. Я уже устал спорить о таких глупостях. Бесполезно (слава Богу, после развода меня редко упрекают). Моя бывшая лучшая половина только вздохнула, как будто вымолила, наконец, у кого хотела чего хотела, и спокойно сказала: "Ты же нас теперь никогда не забудешь? Присылай, сколько сможешь, хорошо? Это же и твои и мои - это наши дети. Мы теперь с тобою навсегда одна семья".
Я женственный человек. Я прекрасно понимаю, как работает женская кухня в том смысле, что я хорошо понимаю женщин. Иногда мне кажется, что во всем мире я остался один, кто может понять эту несчастную, произведенную из нас и ради нас и доверенную нам, мужчинам, половину человечества. Бог Яхве, как сказано в писании, когда создавал Адама и Еву, сам до конца не предвидел, что должен будет сделать, и не подготовился, не собрал заранее все, что нужно для такого творения, поэтому сделал Еву из ребра мужчины (это шутка, потому что, как известно, Адам был сотворен из праха, а этого добра всегда хватало и будет хватать). Я, наверное, похож на супер отличного мужика, но чувствую, что в моей душе очень много женственного. Даже это видно внешне. В сорок три я выгляжу моложаво, как тридцатипятилетний, могу пробежать три километра за пять минут и не сдохну, хотя, конечно, буду ругаться из последних сил, тяжело дышать и мечтать о хорошей сигаре, но это все простительно в моем возрасте. Я невысокий, но и не низкий, худой, но мускулистый, у меня правильный профиль, я приятно улыбаюсь, иногда иронизирую, но так мягко, будто шучу, темный шатен, волосы густые и волнистые, глаза голубые такой формы, как будто во мне перемешены гены разных этносов - восточно-южных и северо-западных, хотя я чисто русский человек, если может быть какая-то генетическая чистота в русской крови. Мои "женские" глаза часто называют загадочными, глубокими, умными (это я не выдумываю, цитирую по памяти), иногда говорят, что готовы даже провалиться в них; большинство женщин, увидев мой взгляд, инстинктивно позитивно улыбаются и расфуфыриваются, стараются в одну секунду исправить осанку, как будто сами сзади незаметно затягивают корсет. Я не придаю этому значения и считаю такое поведение естественным, потому что и сам часто меняюсь, когда увижу где-то по соседству милую, приятную девушку. Однако есть очень много вещей, которые кому-то важны, но я не обращаю на них внимания. Я даже эти записки, этот мой собственный беспорядочный роман, всю мою историю жизни собираюсь издать не под своим именем, а под фиктивным, вроде как под чужим псевдонимом, пользуясь хорошо раскрученным именем одного приятеля - Гарика, известного торонтского писателя-драматурга. Я хотел назвать роман "Записки и воспоминания безбрачного афериста", а в подзаголовке указать: "феминистический любовный роман с философскими рассуждениями на библейскую тему "Каин и Авель" и несколькими драматическими, почти криминальными, но самыми смешными приключениями", но друг рассмеялся и отговорил. Это было так. Я пришел к Гарику в гости, поздоровался с милой молодой женой друга и горестно вздохнул, чтобы показать, как страдаю, что, увы, не мне досталась такая женщина. Я не завидую Гарику, я понимаю, что только потому, что он такой, в его ребре, во всех его атомах и разнообразных молекулах его грузного поэтического драматического тела изначально генетически была заключена такая женщина, а из моего ребра вышла моя прежняя жена. Такая, какая у меня была. С которой мы расстались. Я не жалуюсь, не оправдываюсь, просто в соответствующем месте еще раз "констатирую важный факт". Так вот, я чмокнул счастье друга в щеку, потом, когда мы сели втроем за стол и съели три тарелки горячих блинов с домашними солеными грибами и сметаной, я еще раз поблагодарил жену друга, и мы вдвоем с Гариком, взяв по сигаре с трагическим названием "Монтекристо", удалились на задний дворик, сели в пластиковые широкие раскидистые кресла типа Адирондак, расслабились с полупустой, точнее полной на одну восьмую, бутылкой коньяка Бурбон. Коньяк неплохой, на вкус хороший, но, послушайте, какое выбрали название! Приходишь домой, спрашивают: "Где был? Что пил? С кем? Что? Где? Когда?" Что ответишь? Скажешь, что был у приятеля и попробовал Бурбон. Такой "бурбон" потом будут вспоминать всю жизнь. Слава Богу, я был в гостях у друга и мне не нужно было ни перед кем оправдываться и ни к кому не надо было возвращаться домой. Я спросил, что Гарик думает о моем романе, который я начал писать (я послал ему несколько дней назад по Интернету первые страницы), и особенно как ему нравится и хорошо ли будет звучать мощное название?
Гарик вначале смотрел на меня и слушал внимательно, потом раздраженно, казалось, из последних сил задумался, пыхтя кубинской сигарой, и, наконец, задал свой обычный риторический вопрос (Гарик иногда в разговоре бывает грубоват, как и все драматурги):
- Коля, ты знаешь, за что я тебя люблю? Не морочь людям голову! Почему ты так любишь это делать? Как женщина! Про философов, этого своего Адама и кимберлитовые трубки вообще лучше не говори и никогда никого в приличном обществе не цитируй. От этого просто тошнит! Это как поить дорогих гостей дешевым вином с сильным привкусом уксуса и кормить на закуску мочеными яблоками с тушеной капустой. И, Боже упаси, никогда не пиши женский роман! Этого все боятся, как жалоб слабонервной женщины на ночные припадки и привидения. Но если хочешь написать философский роман на библейские темы, лучше назови как-то нейтрально.
- Как назвать? Ты не ругайся, а лучше подскажи!
- Да хоть "Евгений Онегин", "Тарас Бульба", "Дэвид Копперфильд", "Анна Каренина". Какая разница. Например, назови: "Райские девочки". Понимаешь, в хорошем романе название - это не самое главное. Писатель - это такой человек, которого за хорошие глазки, за удачное имя: Пушкин, Гоголь, Толстой или Диккенс, читать не будут. Сделай хороший роман, понимаешь?
- Что значит "хороший"? Ты объясни, а не дыми как паровоз.
- Главное в романе, чтобы автор не снижал давление, иначе читатели выплывут, перестанут кувыркаться, купаться и наслаждаться, не дочитают, а надо, чтобы погрузились, почти утонули. "Райские девочки" - прекрасное апокрифическое название, только важно не это, а то, чтобы интрига оказалась сильнее содержания и засасывала так, чтобы беспомощный и одурманенный твоею прозой читатель рвал страницы с такой же страстью, как грызет семечки. Погрызи, Коля, семечки, подумай и напиши!
Я подумал, что Гарик в чем-то прав. Я тоже полагал, что в наше время только простой дешевый, недорогой детективный роман в бумажном переплете может очаровать массового читателя. Я сам о таком всегда мечтал и давно хотел навалять именно такой роман, но у меня не получалось. Больше мне было говорить не о чем, тем более что друг подсказал хорошее название, тогда, размяв сигару, я прикурил и спросил Гарика:
- А что ты скажешь, если я назову эту вещь не роман, а компот.
- Не понял! - Гарик посмотрел на меня, даже возмущенно пересел в кресле прямо и напряженно. - Ты хочешь назвать свое литературное произведение "Райские девочки", а внизу вместо "роман" добавить слово "компот"? Мелким шрифтом указать такой жанр?
- Ну да. Видишь, ты и сам догадался. Компот - это компот. Вещь славная, сладкая, во всем очень хорошая. Все люди любят компот. Я сам ужасно любил, когда был маленький. В хорошем компоте собрано все самое лучшее: вишенки, ягодки бруснички и морошки, даже кусочки цитрусовых плавают и ароматы присутствуют, и это все так хорошо перемешано, как душистые табачные листья в этой сигаре.
Я набрал полный рот аромата кубинской "Монтекристо" и, выдохнув, объяснил:
- Слово "роман" откуда взялось? Что это за словечко такое зажеванное, если, плюнув, не сказать хуже? Почему "роман"? Что в этом слове такого понятного? Ведь романы в разные времена у разных романистов были разными. Сравни, например, Дон Кихота с Раскольниковым. А "компот" - все знают и понимают, что это такое. Любая бабушка может сварить на завтрак хороший компот. От хорошего душистого приятного компота еще никогда умный человек не отказывался.
- Ты хочешь создать новый литературный жанр типа "компот", чтобы всем понравиться. Взять и переплюнуть Сервантеса и Достоевского. Я правильно понял?
Гарик сидел по-прежнему раздраженно и курил быстро-быстро пыхтя как паровоз на разгоне или на подъеме и от частого всасывания намокшей сигары нервно кусал губы, облизывался и сплевывал табачную слюну в сторону, как будто я чем-то обидел и ему очень неприятно общаться и курить мокрую сигару с таким, как я - мерзким и нахальным человеком.
- Просто дурачусь, Гаря, компот - это я фигурально сказал.
Я протянул Гарику кусачки для сигар, чтобы друг не мучился и откусил мокрый кончик.
- Я еще не знаю, что напишу, но простой роман тоже писать не хочу - это теперь решено окончательно однозначно. Вернусь домой и запишу все, о чем мы с тобой говорили. Я хочу, чтобы в моем романе было все, как в феерическом сказочном компоте: и искренние чувственные воспоминания, и отвлеченные описания, и глубокие размышления с соответствующими подходящими цитатами, которые вы, драматурги, так не любите и обзываете плагиатом на букву хе-хе-хе..., и, думаю, даже дать в книжке две-три фотографии со всеми нами, только нас надо как-нибудь снять на хорошем фоне. Это должно быть как автобиография, которую пишешь, кажется, как дневник, но потом редактируешь и можешь что-то изменить или вписать новые мысли, которые у тебя появились не в то время, когда все происходило, а после, когда все произошедшее обдумывал.
Гарика отпустило, он, отвалившись в кресле, вяло похвалил меня безо всякой дружеской поддержки:
- Молодец. Валяй. Пиши свой компот или, как ты назовешь, хоть "piece of shit на сковородке". Это все будут читать. Даже будут, наверное, заучивать наизусть в средней школе, чтобы получить хорошие оценки. Поздравляю! Я, кстати, в самом деле, не знаю, что такое роман, откуда он взялся? Немцы придумали или французы. Ехидное словцо, наверное, хотели поиздеваться над итальянцами. Потом слово "роман" подхватили романтики, этот Новалис, и кто там еще был... еще немец был до Шиллера. Забыл. Какой-то Шлегель, или Шлегели, кажется, было два родных брата, или Людвиг Тик. Ну да ладно. Они все жили в одно время. От них все пошло. А, вообще, то, что ты хочешь придумать, - даже не роман, теперь такие романтические басни пишут миллионы людей, они называются грубым неологизмом: блог. Наверное, слышал? Звучит, как плевок. Точнее звучит, как звук плевка. Зайди в Интернете в "Живой журнал" и там найдешь вагон с прицепом такого добра: с цитатами, с фотографиями, только вся эта современная ахинея к большой литературе не относится. Ты знаешь, что я не пижон и не люблю ругаться, но совесть тоже надо иметь! Понимаешь? Ты что, Пушкин? Или Гоголь? Лев Толстой? Знаешь, как они жили? Одному брюхо прострелили ни за что, а в детстве Пушкина живой Жуковский благословил, а Гоголь сам себя уморил голодом, хотя тоже в юности был одарен и не такими благословениями. Льва Толстого злая жизнь вообще выгнала "на смерть" в беззащитной старости из родного дома. А ты, Коля, как живешь? По бабам шляешься, по одиноким русским женщинам. У кого не было таких приключений? Кто будет читать об этом? Про твои знаменитые кимберлитовые трубки! Тебя кто-нибудь благословлял заниматься этим? Я тебя не благословлял, Коля, увлекаться таким литературным творчеством. Я тебе не ментор и не пастор, и мы с тобой, слава Богу, не древние греки, не протестанты и не католики. Я не буду тебя ни оправдывать, ни осуждать. Я твой друг. Я могу с тобой сесть и выпить. Это запросто - взял, свинтил крышку и, пожалуйста, - гуляй, пей на здоровье. Поверь, драматург - не дурак, он не откажется от такого удовольствия, тем более, если жена не видит. Коля, сам почитай через недельку, что ты там напишешь в своем компоте, когда вернешься домой, а потом приходи и спрашивай. Ты даже не представляешь, как это тягостно, когда друзья тащат всякую дребедень и заставляют читать всю ночь. Я же никому ничего такого уже давно не тащу! Знаешь, сколько я пишу каждый день! Я сам за всю жизнь не прочитал столько, сколько написал. Ты сначала сам посмотри, что насочиняешь, прочитай, а потом подумай, надо ли свои шедевры близкому другу показывать?
Значит, Гарик был хоть и не очень низкого, но и не очень высокого мнения о моих литературных достоинствах и потенциях! Я не обиделся, ведь он мою вещь не дочитал до эпилога. Но критика по своей природе всегда остается критикой. Критику надо сесть и высидеть аккуратно, как следует, то есть выслушать спокойно от слова до слова, а от хорошего человека даже запомнить, а потом осмыслить и сделать с ней, что нужно. Вследствие этого разговора я убрал слово "Записки" из названия, а "безбрачный аферист" заменил на "Райские девочки", длинный же подзаголовок вообще выкинул, и жанр указал классический: "роман", но поскольку я очень много думал о жизни, когда писал, а не так как другие писатели работают пером или щелкают пальцами по клавиатуре компьютера, чтобы заработать, как последние бездельники, хоть какие-то деньги на жизнь, я хотел особо отметить это и решил приписать эпитет-характеристику "задумчивый и необыкновенно женственный", чтобы показать, что, обращаюсь к большинству читателей (читательниц), но потом все-таки передумал. Так что этот компот пишу я, хотя под псевдонимом, под именем друга, и назову обычным словом "роман". Я не скрываю имени. Меня зовут Николай Сковородник. Друзья называют Сковорода. Так вот. Пишу под псевдонимом и издам под именем друга-драматурга. А что? Какая разница? Ведь большинство женщин рожает детей под чужим именем и не комплексует. Такая загадка для трехлетнего малыша: "Как могла Сидорова родить Иванова?" Ответ: "Потому что так вышло. Женилась Сидорова на Иванове и сама стала Ивановой и дети у нее тоже Ивановы". Я мало озабочен, чье имя будет титульным на книге. Мне, слава Богу, слава не нужна, единственное, я вынужден беречь репутацию в женском обществе. Я оставил и родину и семью, мне теперь и терять-то по настоящему нечего. Живу свободно, пишу дневник-мемуары, издам под псевдонимом. Вот так вот. Чтобы все понимали.
Глава о том, как я решил больше не встречаться
с незамужними женщинами
Когда люди начали умножаться на земле и родились у них
дочери, тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих,
что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал.
Бытие 6:1,2
Когда я развелся с женой-однокурсницей, как считаю, на почве семейной трансцендентной зависти, потому что жена стала обижаться ни на что-то существенное и конкретное, а завидовать и ругать за все-все-все (например, что я живу хорошо, тогда, как ей живется ужасно плохо, и именно я один за это в ответе), я тогда не стал вступать с любимой женщиной в бесполезные метафизические споры, кто в чем и почему виноват, а совершил главный экзистенциальный акт и, наконец, разобрался и определился в матримониальной ориентации, решил окончательно, что больше никогда жениться не буду и больше у меня никогда не будет семьи, я буду заниматься сексом, как в юности, - ради интереса и удовольствия, а не для того, чтобы завести семью. Я продолжал встречаться с женщинами, но никаких планов о дальнейшем счастье не строил и поэм не сочинял, поэтому грядущего совсем не боялся. Мне казалось, что это вполне понятно всем "ласточкам", "лапочкам", "кисонькам" и всех моих прекрасных красавиц устраивает, поэтому больше никто никогда меня ни за что не будет упрекать! Как я уже сказал, я не пишу роман, а компот. Тут перемешано все, что я чувствовал когда-то, что, я думаю, будет завтра или что я "завтра вспомню, что было вчера". Так вот. Я тогда (это значит, еще до эмиграции) давал ключи от квартиры близким девушкам-подружкам. Однажды я пришел домой и попал, как в анекдоте, к себе домой не вовремя и "застал" Катюшу! Кто бы мог подумать, что даже холостяк не должен быть таким наивным простаком и должен не полениться, созвониться и предупредить заранее, если хочет вернуться домой раньше обычного. Я открыл дверь и услышал крики - настоящий древнерусский девичий плач прямо на кухне. Оглянулся, посмотрел по сторонам и убедился, что не ошибся, что пришел к себе домой. Моя добрая, нежная, любящая меня Катя, Киска, как я ее называл, ругалась, плакала, стонала, как будто через две недели готова была выйти замуж и жаловалась приятельнице, какая у нее разнесчастная жизнь, бранила и поносила меня, как могла, и характеризовала как законченного изощренного изверга. Поскольку я теперь выступаю в роли писателя, попробую описать эту скандальную бытовую сцену плача отвлеченно, без личных чувств, как Гомер писал Одиссею, чтобы читатель или читатели (надеюсь, у меня их будет много, и не только женщины) смогли сами разобраться, кто в чем виноват и кто какой изверг.
Встреча и тот давно запланированный деловой разговор, который был так важен нашему герою, Николаю Сковороднику, не состоялись, поэтому наш герой вернулся домой, когда никто его не ждал. Катя, с которой Коля жил третий месяц, была уверена, что наш герой вернется поздно, позвонила школьной приятельнице, которая была доверительницей всех сердечных бессердечных тайн и попросила приехать. Когда Коля открыл дверь, он услышал, что женщины достигли кульминации откровенности и Катя рассказывала близкой подруге обо всем сокровенном самым визгливым, противным, "нечеловеческим" голосом. Это был не плач невесты, а ругань обиженной, утомленной жизнью и бесконечными бесполезными сексуальными отношениями тонкой и ранимой девушки.
- Он вообще не думает обо мне! Встречается со мной, как с какой-то пустышкой, как с чужой девкой. Я вчера приготовила ему ужин, сварила хек, сделала салат, поджарила картошку с грибами, как он любит, а он открыл крышку, понюхал, рассмеялся и сказал: "Давай не будем киснуть, Киска, над этой пошлой жрачкой. Собирайся и полетели скорее в ресторанчик". Потом достал из шкафчика свой драгоценный вонючий коньячок, сделал глоточек. Закатил глаза, как будто умирал от наслаждения. Зачем он это делает? Другие мужики пьют ведрами и не закатывают глаза. Потом потащил в ресторан, ты знаешь, в какой он любит, и потратил, знаешь сколько! Лучше бы купил новые колготки, а то каждый день тискает, рвет все что хочет и даже не замечает. Если я ему не нужна, почему он не может сказать сразу.
- Не выдумывай, он тебя любит! При чем тут твои колготки?
- Ни при чем. Ну и что! Мне теперь нужно не только то, о чем ты говоришь.
- Если не это, то что?
"Да что? - подумал Сковородник и пожал плечами, потому что придумать ничего не мог".
- Я замуж хочу. И чтобы не просто так, а раз и навсегда! А он промурыжит несколько лет, потом выгонит, пробормочет усталый утром: "Увидимся завтра, то есть сегодня... то есть, когда я проснусь, если буду свободен", значит, бросит, как порожнюю. Кому я потом буду нужна?!
- Когда потом?
- Когда это все закончится!
- А ты не будь дурой и пощупай сама, что он хочет? Готов, дышит только тобой, созрел или только еще спит?
- Как я его пощупаю? Он же не арбуз и не помидор! Что ты такое говоришь! Мне что его спросить? Какие глупости советуешь!
- Зачем спрашивать? Ты схитри чуть-чуть, скажи что думаешь, что, наверное, ждешь ребенка. Тогда все поймешь. Если он не готов жениться, тогда сам все скажет.
- Не скажет. Ты его не заешь. В ресторан потащит и будет вилять и разливаться, какой он честный человек, как меня преданно любит и как важно в жизни ездить на велосипеде, чтобы никого не давить, уважать публику и всем уступать, ни с кем не сталкиваться, а только раскланиваться, зато видеть все, что хочешь. Это он всегда так говорит. А какой-то дуре официантке даст чаевых больше, чем потратит на меня. Я это однажды подсчитала, если все вместе правильно сложить. А если даже скажет, разве его поймешь? Если он пошутит, как обычно это делает, я возненавижу его... Господи, почему мне опять так плохо!
- А может ты действительно... того?!
- Чего?
- Ну... оттуда-нетуда, не сама-по-себе залетела?
- Нет. Говорю тебе! Я знаю себя. Даже не думай об этом. Я тебе о другом говорю. Я же хочу сделать ему как лучше. И опять чувствую, что лишняя, что делаю что-то не так. Как я могу понять, что он хочет? Что они хотят все, эти сволочи! Он же ничего не говорит. Хочет встречаться со мной и все. Только лезет каждый вечер под юбку, ему лишь бы обниматься, целоваться и заниматься сексом, а сам пьет, как петух, свой противный коньяк глоточками, нюхает и нюхает эту дурацкую сигару и водит по ресторанам, а там мы ничего не делаем... И ни на танцы он меня никогда не водил и ни к друзьям. А только в ресторан, потом в постель. Как будто я какая-то дура. Он меня совсем не уважает. Мне иногда кажется, что он меня просто презирает. За что! Что я такого сделала? Как будто я его за деньги полюбила такого!
- Катька, ты говорила, что он всегда обо всем с тобой говорит и никогда не ругается, как другие, и не пьет столько. Всегда сам расспрашивает о твоей работе и обо всем, всем, всем... что ты таких мужиков никогда не встречала! Я уже устала рассказывать всем, какие вы счастливые! Ты что, меня обманывала?!
Коля услышал, как на кухне разбилась тарелка. Судя по треску, это было сделано не случайно - Катя, Котенок, швырнула тарелку в стену или грохнула об пол.
- Да! Все, что я говорила - правда. Я не врала! Ну и что! Я хочу теперь другого.
- Ну и встречайся с ним. Если он тебе так нравится и он такой сексуальный и такой обаятельный. А при этом ищи другого. Не такого. Твой Коля хороший мужик, всем девчонкам нравится, все хотят такого встретить, но если у тебя к нему такое брезгливое отношение почему-то образовалось, ты должна это понимать и сама что-то для себя сделать. Если хочешь, давай помогу.
- Я не хочу другого. Я никого не хочу. Мне это все так надоело! И как ты поможешь? Я теперь вижу, чем это закончится. Мы расстанемся, он найдет другую, а я буду опять и опять сидеть с тобой и реветь как... дура. Как какая-то дура! Зачем я стала встречаться с ним! Зачем я тебе все это рассказала!
Коля, который стоял за дверью и слышал этот разговор, горестно вздохнул и тихим шепотом прокомментировал: "Катя, великолепная Катя, идеальная женщина, максимально подобная моей первой юношеской мечте. Ты всегда смешная, всегда веселая.... И тоже, вдруг, повинуясь своей дурной природе, перешагнула черту. Жаль. Очень жаль. Зачем пригласила эту школьную сплетницу! Черт тебя дернул сделать такое отвратительное преступление? За это ты должна понести самую страшную и жестокую епитимью. Неужели не понимаешь, что теперь эта болтливая мымра все тут подберет, соберет в передник, а потом вынесет и вытряхнет где попало. Начнет распространять со знанием дела такие глупости, которые могут навсегда испортить самую твердую и надежную репутацию. Если бы я услышал все это от тебя, Катюша, милая моя, умненькая девочка, я бы тебя пожалел, честно говорю, а так мне только хочется ругаться и бить посуду или все, все, все, что подвернется. Это даже не смешно! Сидят две бабы, две такие тридцатипятилетние старушки в недалеком будущем..., жалуются как им плохо, ругают и мужиков, и жизнь, и судьбу. Я больше никогда не буду встречаться с одинокой, ищущей черт знает что, разведенной и тем более брошенной беспризорно сентиментальной женщиной! Кто поймет, когда им что надо! То им цветы покупай с глубоким смыслом или стой, как конь в магазине и переступай с ноги на ногу, смотри, как они одеваются, раздеваются, в новое переодеваются, опять раздеваются и так часами, а ты терпи, никуда не выходи (даже на перекур), жди, смотри на них и комментируй с шуточками и с улыбочками, а потом будешь слышать такое! Стоит только раз отлучиться на два часа по своим делам! И тут же - на тебе, получай! Я пью коньяк, как петух захлебывает водичку из корыта, - надо же такое придумать! Это я (а я никогда такого не делал, клянусь!), по ее словам, такую дикую птичью дурь вытворяю с коньяком! Уж лучше бы сказала честную ложь - что пью коньяк, как водопроводчик! И я же потом еще опять, как петух, топчу ее и накрываю. Это уже двойная обида. Даже моя первая, единственная жена такую омерзительную неправду обо мне никогда не говорила! Я никогда не прыгал ни на кого. Никогда не налетал ни на кого, я никогда не наседал на женщин, как петух, всегда скорее нежен и робок, как куропатка в мужском роде! Я всю жизнь потратил на женщин и не раскаиваюсь и не жалею, но разрушать мою репутацию не позволю. А по поводу сигар - это вообще иезуитская неправда... за это меня упрекать бессовестно и бесчестно! Я нюхаю часто - это правда, но потому, что курить не дают, кричат, что в доме вонять будет весь день (а сигары, да будет известно, не воняют, это вам не носки старого дедушки, просто надо вовремя окурки выбрасывать), обвиняют, что я деньги на ветер как дым пускаю". Коля снял ботинки, поднял их и хмуро со всей силы запустил один за другим, передавая из левой руки в правую, прямо во входную дверь, чтобы обратить на себя внимание, и громко закричал: "Катя!... Котенок, ты где?... Ты дома?! Черт возьми, как все дурно у меня получается! Почему мне так не везет! Ни с кем. Представляешь! Только зря сходил на это шмизнес-бизнес рандеву. Черт бы его побрал. И зря, как болван, прикатился! Никто вообще не пришел. Теперь мне придется бегать за этим мужиком из Швейцарии всю неделю, как какому-то козлу за капустой. Даже на тебя времени не останется. Ты где?... Слышишь, что говорю?!"
Я перечитал, что написал, и вижу, что у меня плохо получается писать настоящие романы в третьем лице, потому что даже разговоры женщин звучат скорее как спор переодетых в женскую одежду и кастрированных самцов. Хотя в первом лице, мне кажется, я очень хорошо передаю все нюансы и пишу прозу про женщин в лучшем виде, как надо и для мужчин и для женщин. Так что я возвращаюсь в естественное состояние и буду использовать опять более привычный для меня автобиографический стиль.
После этого я театрально разыграл финал пьесы, сделал вид, что только что вернулся домой и ничего из бабьей брани, феминистической ругани и женских жалоб не слышал, зато зол на всех, как трезвый водопроводчик. Это все очень хорошо сработало и потом мне помогло, так что вскоре я легко расстался с Катей и перестал встречаться с русскими женщинами. Познакомился у одной приятельницы с канадкой, журналисткой, и стал жить поживать с зарубежной гражданкой. Канадки - другие, почти противоположные русским женщинам, антиподки, недаром живут на другой стороне земли, их не назовешь "хорошими бабами", они и не красавицы, хотя не дуры. Вначале мне показалось, что канадки - интересные собеседницы... потом понял: интересные... минут пятнадцать, пока не разберешься, о чем говорят (оказывается, даже Платона в школе не читали!) Зато с ними просто и не могло возникнуть никаких проблем. Однако с канадкой я вскоре тоже расстался, хотя дружеские отношения не прерывал, пока моя милая амазонка (точнее ниагарка: она была родом из Торонто, а от этого города до Ниагарского водопада рукой подать) жила в России. Канадка мне понравилась и особенно Канада, как удивительно благородная страна, которая возникла совсем недавно и почти на ровном месте. О ней я много в это время прочитал и узнал немало. Я тогда стал очень интересоваться разными странами, как какой-то бездельник, телевизионный путешественник. Я заметил, что страны бывают разные, как деревья в лесу. Одни растут и тратят себя полностью в листья, другие в плоды, а какие-то уходят в никому-не-нужные иголки или бананы, короче стран на свете так же много и они столь же разнообразны, как хвойные, лиственные, кустообразные и банановые пальмы в каком-то северном или субтропическом лесу. Стран на свете много, даже в зрелом возрасте трудно понять, где бы ты сам хотел, чтобы жили твои мама и папа. Это, наверное, чувство библейское, которое до сих пор живет в каждом из нас. Хотя и люди везде всегда в чем-то различны. Один человек живет и видит, как над ним разрастается огромное государство - такой великолепный сказочный дуб, под сенью которого тихо, мирно, хорошо, но потом становится даже дышать нечем, и грязь вокруг образуется, потому что солнца не видно и даже трава не растет, а летает куча мух, комаров, желуди падают беспорядочно, стукают больно по голове, и ползает масса насекомых. А кому-то, вообще, жизнь среди деревьев - это не жизнь. Такой человек хотел бы сидеть один на голой скале, смотреть на закат, как на восход в какой-нибудь малонаселенной Исландии и думать о своем. Люди тоже бывают разные, как деревья в лесу. Мне понравилась Канада, и меньше чем за год я выехал туда по своей воле как независимый эмигрант, как свободный современный человек с двумя паспортами.
Глава о том, как я в последний раз на родине встречался
с замужней женщиной
В то время были на земле исполины, особенно же с того
времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим,
и они стали рождать им: это сильные, издревле славные люди.
Бытие 6:4
После Катюши я старался больше не встречаться с молодыми, красивыми, разведенными, роскошными широкобедрыми русскими женщинами, с которыми мне было, впрочем, всегда более всего интересно. Я или встречался с нерусскими, с этой канадкой, или с русскими, но неразведенными. С последней категорией я попал крупно, так капитально, что еле ноги унес. Мою новую подружку звали Настя. Мы познакомились на одной артистической тусовке, куда ходили все, кто интересуется красивыми женщинами или мужчинами, богатыми женщинами или мужчинами, или современным искусством. Настя выглядела как русская фотомодель. Худенькая, очень высокая, широкоплечая, нахальная, умеющая себя держать, посмотришь на тело женщины - груди настоящей вроде и нет, а сравнишь с другими - у нее, кажется, вроде как грудки тугие, зовущие, гудят, как колокол или точнее звенят как колокольчики. Красавица, молодая, не глупая, очень веселая, о такой женщине в мои годы я мог только мечтать. Она была уже два года замужем и никаких долгосрочных планов относительно такого милого плюшевого мальчика, как я, не строила. Видимо, наслаждалась моими глазами и еще чем-то, а я наслаждался удачей и совсем не ожидал такого подвоха, всего того, что потом произошло, этого подлого поворота судьбы, удара под дых. После бранного скандального истеричного рева-плача Кати-Киски, чему я стал свидетелем, когда случайно попал на кухню - в-женскую-не-приведи-господь-попасть-исповедальню, я больше не приводил плаксивых, истеричных, недовольных современных Ев в мою квартиру. Мы встречались с Настей у ее подружки, которую (как мы условились) я не должен был никогда видеть и она меня тоже, потому что мы с Настей решили держать наши отношения в тайне. Мы называли подружку Теткой. С этой Теткой у нас не было никаких проблем. Но однажды обстоятельства сложились так, что Тетка слегла на неделю с гриппом и не могла никуда ради нас свалить, а муж Насти уехал, и мне пришлось ехать к Насте домой, чего мне не очень хотелось, но к себе замужнюю женщину я тоже приводить не желал. Я знал, что муж Насти серьезный человек, у него довольно крупный бизнес. Я понимал, что такой человек в нашей стране в той или иной степени прибандичен, за ним следят, и с той и с другой стороны, значит, меня могут легко засечь и вычислить, где я живу и кто я такой. Ругаться и выяснять отношения с Настиным мужем мне было неинтересно. Я, честно сказать, боялся этих разборок, потому что понимал, что ничего хорошего из такого разговора не выйдет: в таких трагикомических случаях муж всегда прав. Но не идти к Насте я не мог. В моем положении я не мог допустить, чтобы пострадала репутация. Мы встретились, провели всю ночь вместе, все прошло очень хорошо. Мы веселились совсем как невинные дети в детском мультфильме, съели все плитки черного шоколада фирмы Годива, а потом даже конфетки с начинкой "птичье молочко", а потом как не-дети выпили две бутылки шампанского (почему-то в тот день я вообще охамел, что редко со мной бывает), я выкурил целые две сигары "Romeo Y Julieta", которые были в хумидоре, в сигарной коробке на столе у мужа приятельницы. Сначала одну выкурил, а потом под утро еще и другую. Этого, конечно, делать не следовало, потому что мужик мужика должен уважать, и если по одному случаю пользуешься одним, то не обязательно по другому случаю лезть и хапать все остальное, что другому принадлежит. Это обидно, оскорбительно и никому не нужно. Но я не удержался. Мне всегда хотелось выкурить в хорошем месте с хорошей женщиной хорошую сигару, я раньше об этом только мечтал, поскольку любил иногда курить хорошие сигары. А у меня с собой, конечно, не было сигар. Каюсь, но что сделаешь. Я же не мог оставить на столике деньги за сигары, за то, что взял без спроса. Так вышло, что муж все узнал. Он нас не видел и не "застал" и вряд ли, конечно, заранее все свои "годивы" и "птичье молочко" в коробочке и "ромеоиджульеты" в хумидоре просчитал. Я так думаю, ему настучали. Не знаю кто, может, Настя проболталась подружке, а та другой, и потом всем все стало известно по цепочке, но для такого человека чуть-чуть стука бывает достаточно, и звук стука значит порой громче, чем что-то реально видимое и слышимое. Настя как-то успела узнать, что мне грозит неприятность в виде двух крупногабаритных ребят, которым дали мой адрес, и предупредила заранее. Я испугался, стал осторожен, как какой-то бандит в голливудских фильмах, и на ночь ставил пустую бутылку на ручку входной двери. Так я две ночи спал напряженно, как в судороге, терзаясь муками совести, думал, зачем всю ночь развлекался в объятьях замужней женщины, после чего бывают такие ужасные последствия, и ждал мести. И дождался. Во вторую ночь бутылка грохнулась на пол, может быть, случайно, но я проверять не стал, вылетел в окно, свалился вниз, цепляясь за штыри крепления водосточной трубы, побежал на соседнюю улицу, поймал машину и поехал к старой приятельнице. Когда я заглянул домой через три дня, все оказалось на месте, даже бутылка валялась целая у двери, но в почтовом ящике лежал вызов в канадское посольство. Вскоре я оказался на другом материке, в другой стране, практически без денег, не зная никого. Даже моя старая канадская знакомая ясно и однозначно предупредила, что не может дать адрес и не сможет увидеться со мной в Канаде, ну и Бог с ней...
В Торонто я прожил несколько месяцев без всякого интереса. Работал программистом, как все русские, наверное, но жил скромно и мало тратил на жизнь, хотя зарабатывал прилично, даже учитывая налоги. Отсылал детям четверть, и этого по русским ценам тогда было достаточно много, но и мне оставалось от зарплаты столько, что я смог купить приличную, очень не старую машину - двухлетний стариковский Бьюик (на такой машине любят ездить старички, которым за девяносто, примерно под сто) - очень удобный автомобиль! Потом познакомился с одним толстым, приветливым греком, который недавно открыл благотворительный фонд. Мы собрали несколько тысяч пожертвованиями, говорили всем, что будем помогать художникам-эмигрантам, сняли на неделю галерею в центре Торонто, в артистическом Йорквилле, собирались организовать первую в нашей программе выставку, но грек пропал и не попрощался, не поделился и исчез вместе с картинами и деньгами. Я не стал искать этого старого толстого жулика, извинился перед художниками и объяснил, кто из нас кто: сказал, что грек оказался настоящим прирожденным аферистом, а я, увы, так, вроде как дурень на печи, увлекающийся мечтами о прекрасном, а художники остались без картин и без денег, потому что поверили двум таким людям. В это время мои знакомства по женской части так сильно изменили меня, что я стал интересоваться совсем другим.
Глава о том, как масонские связи привели меня на борт яхты,
где вместе со мной оказались четыре хорошенькие женщины
И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле,
и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время...
Бытие 6:5
Собственно с этого момента и надо было начать роман. Я спросил друга Гарика, драматурга, что делать с длинным началом, где я все так хорошо описал? И что мне делать теперь? Сократить начало или вообще убрать? Он покривился и ответил неопределенно: "Выбрось, если хочешь, куда хочешь, а если не хочешь, не выбрасывай ничего и сохрани, как было, не трогай, чтобы не портить то, что есть, а все остальное просто назови вступлением. Коля, ты так не мучайся с этим романом. У тебя настоящий геморрой с шишечками образуется на ровном месте, на самом мягком творческом месте. Писать надо легко, свободно - как дышишь, как живешь. Как говоришь со мною, так и пиши. Если интересно будет читать, люди сами возьмут книгу и прочитают. Потом, пойми... к друзьям лучше вообще не приставать с таким делом. Мало ли, что насоветуют. Сам решай". Я послушался - оставил вступление и разбил мемуары на главы, которым придумал названия. Гарик был драматургом и ценил больше всего звучные фразы, а все рассуждения и описания природы, нравоучительные поучения, сделанные автором диалогов, не ценил совсем. Так что я не очень полагался на него в некоторых вопросах.
Однажды мне пришлось помогать одной знакомой - долговязой, деловой, (точнее не деловой, а деловитой), всем помогающей и совсем не красивой Зое. Она выглядела как старая лошадь (вроде как Холстомер в повести Толстого), это была женщина с огромными руками, худая, костлявая, у нее были тощие бедра и такие гипертрофированные коленные чашечки, на которые я бы не посадил не то, что ребенка, даже маленькую кошечку, котенка. Но душа у Зои была добрая.
Это было в субботу. Я был свободен. Зоя жила одна с пятилетней дочкой, снимала комнату в дешевом пятнадцатиэтажном доме и как-то справлялась. Но сегодня она была в отчаянии, так как должна была сделать несколько благотворительных дел в разных концах города. А чтобы помочь куче людей (о чем ее попросили и как она сама хотела), чтобы поехать в один конец города, потом в другой, третий и четвертый - для этого в таком огромном и преимущественно одноэтажном городе, как Торонто, нужен был помощник или, по крайней мере, личная машина, которой у нее не было. Зоя знала, что если мне объяснить ситуацию, я никогда не откажусь помочь. Это не потому, что я такой добрый, хотя я, конечно, не злой человек, но другие мужики, если попросят помочь, или вежливо откажутся, или будут домогаться чего-то. А я нет. Помогу, как могу, и даже готов ехать шофером. Я думаю, к этому времени у меня в Торонто сложилась определенная репутация. Я жил без семьи, денег хватало, с женщинами у меня тоже не было проблем, я не бросался на каждую, как какой-то фанатичный коллекционер такого рода развлечений. У меня не было проблем по этой части. Зоя попросила помочь, и я согласился.
Несколько слов о том, как я тогда жил.
Я весь день проводил в городе, на работе и у друзей, а ночевал в маленькой квартирке в центре города. Соседи и соседки у меня были в основном молодые студенты и студентки политехнического института Райерсона, главного университета Торонто, и Колледжа искусств. Напротив жила сербка лет девятнадцати. Худенькая, активная и общительная, как либеральная активистка. Она все время была чем-то увлечена. Мне казалось, что она никогда даже сама не понимает, чем увлекается. Странная девушка. То у нее кипит бизнес в голове и чертятся проекты ресторанов, фонтаном бьют бесконечные разговоры о том, как трудно получить в Торонто лицензию, чтобы открыть алкогольный бар, потом она ходит на собрания политиков и спрашивает, нет ли у меня каналов в русской общине? Что скажешь? Как ответишь? Чем поможешь? Ну, какие у меня могут быть каналы тут, в этой русской общине! Просто смешно об этом даже говорить и спрашивать. Впрочем, соседка часто прибегала за всякой всячиной: просила соль, спички, клейкую ленту, молоток, отвертку, еще что-то.... В основном я думаю на почве таких будничных, бытовых, рабочих визитов закрутились наши отношения и стали регулярными, так что мы, наконец, стали встречаться почти каждый вечер. Она прибегала зачем-то, я давал предмет в зависимости от того, был ли он у меня или нет, но видимо всегда "дарил вожделенное", и мы всегда потом оставались один на один, как одинокий сосед с одинокой соседкой, просто так, чтобы пообщаться несколько минут и получить удовольствие. Хорошая девчонка, ничего не скажу. Она тоже оказалась неравнодушна к действию моих глаз. "Kolia, I love your eyes", - однажды еще в первые дни нашего знакомства и в порыве откровенности из-за восхищения призналась она. Я тогда поблагодарил за комплиментик, понял, что барышня пришла не за спичками и сигаретами, начал потихоньку ощупывать подружку, исследуя, какие достоинства имеются с противоположной стороны, и дал ли Бог хоть что-то моей соседке от природы? Грудок у нее не было и в помине (не ищи, приятель, - не найдешь!), и попка была не ощутимая (нижняя часть тела незаметно переходила в спину), но все-таки это была молодая женщина с горячим темпераментом неопределенной направленности, это меня устраивало. Так что по женской части я был сыт, не голоден, можно сказать, жил на солдатском сухом пайке, но это ничего, я мог вытерпеть и не такое, я ведь был еще молод!
Зоя была очень простой человек. Несчастная баба, но не такая, которая злится потом всю жизнь на мужиков. Совсем не завистливая женщина, мне было легко с ней. Мне кажется, она перестала вообще интересоваться противоположным полом, а точнее говоря, вообще всю эту ветхозаветную сексуальность обратила в ноль. Как черная дыра в просторах Вселенной, она замкнулась и перестала своим телом отвечать на внешние импульсы, ушла в мир иной и там жила. В Библии, кажется, были описаны такие города, как Содом и Гоморра, но, наверное, были и другие, такие, где никто вообще не интересовался мужчинами или женщинами. Так жила Зоя. Как в Раю. Как она ко мне относилась? Я бы назвал одним словом - как к брату. Это меня устраивало, я тоже относился к ней как к сестре. Не в том смысле, что она мне была как-то очень дорога. Я имею в виду другое. Когда я понял, какой человек Зоя, я подумал, что именно такой тип человека должен был возникнуть, в конце концов, на нашей грешной земле после того, как Адам согрешил с Евой, и оба были выгнаны, можно сказать, вышвырнуты из Рая. Зоя, казалось, жила опять в раю и была довольна своей жизнью. Веря, что спасение души в ее руках, она спасала сама себя, стараясь спасти, как могла, всех своих близких и друзей и даже, кажется, друзей друзей и не друзей.
Я подобрал Зою у метро Киплинг, возле дома, где она жила. Мы поехали на север, в русский район, где надо было кому-то отдать передачу, которую кто-то, ехавший в Харьков, должен был передать родным Зои. Потом поехали в Маркхэм, на окраину города примерно 30 км на восток, чтобы Зоя доставила какой-то подружке лекарства от другой подружки, которая получала соцобеспечение, "сидела на велфере", и могла покупать законно (совершенно незаконно), но главное бесплатно, для всех подруг лекарства. Под конец мы забрали собачку породы такса размером "два-на-десять (ну, хорошо: три-на-пятнадцать, чтобы не обижать цифрами длинное ласковое, но глупое животное)" по кличке Норка у хозяев, уезжающих в отпуск, поскольку тот, кто раньше обещал взять на неделю собачку, почему-то не смог, а Зоя, когда вчера позвонили и попросили выручить, согласилась, так что с этой таксой, кучей каких-то бесполезных подарков (слава Богу, мне лично из этого барахла досталась бутылка приличного французского вина, которое я обычно покупал только на праздник) мы поехали по последнему адресу в списке. Зоя вначале сказала, что можно туда не заезжать, потому что это не так нужно, просто она всегда раньше по субботам приходила к этой Варе для встречи с подружками. Я спросил, почему она должна была ходить каждую субботу к Варе, как в церковь. Оказалось, там просто собираются на посиделки полдюжины разведенных русских женщин. Это меня развеселило и даже рассердило. Я закричал в шутку на Зою, показывая, что сержусь: как она может так себя дурно вести, почему я должен возить ее по всему городу, отвозить туда-сюда, перевозить куда-то какие-то пакеты, откуда-то забирать каких-то длиннотелых слюнявых беспокойных собак, а то, что всем простым людям, мужчинам, интересно - как встречаются женщины без мужиков - это как раз от меня прячут, этим она решила пожертвовать. Зоя испугалась и согласилась пойти вместе со мной на собрание. Когда я понял, что Зоя не только равнодушна к сексу, что в отношении юмора у нее тоже накопились какие-то проблемы, но и что она действительно испугалась, что я обижусь, я вначале хотел объяснить, что обиделся не по-настоящему, а в шутку, просто так. Я хотел уточнить, что мне больно уж интересно прийти одинокому безвредному любопытному мужику на собрание женщин, когда его там совсем не ждут. Я не стал ничего объяснять Зое и просто воспользовался случаем. Так я попал в квартиру Вари вместе с Зоей, коробкой печенья, которую дали хозяева таксы, этой самой собакой Норкой. Но поскольку меня лично туда никто не звал, я не буду описывать, кто там был, что я видел и что слышал. Скажу только, что я сидел на диване один вместе с Норкой на коленях, в направлении которой молодые барышни подходили каждая по нескольку раз, чтобы погладить собачонку и сказать что-то милым голосом, а заодно и мне доставалось несколько приятных слов, так что я пообщался со всеми и был очень доволен, что попал в этот дом и в такую компанию. На двери квартиры с внутренней стороны была прикручена доска, на которой писали мелом всякую ерунду: "Варя, мы тебя любим... Завтра фэйс-ту-фэйс в восемь под колокольчиком у Блокбастера..." Выходя, я написал свой телефон. Мало ли кому в этой женской масонской ложе я мог зачем-то понадобиться!
Контакты между людьми имеют свою историю и свои затяжные, продолжительные, иногда неожиданные взрывообразные последствия. Вечером мне позвонила Варя.
- Вы у нас были сегодня, Николай... - напомнила Варя и на всякий случай спросила:
- Вы меня помните?
- Помню. Конечно помню. А как вы думаете? Варя, я что похож на такого?.. Где вы найдете такого пропащего человека, который может вас забыть? - признался я вполне искренне. Как я мог забыть ту, которую недавно видел и у которой был в гостях - невысокую полненькую женщину с белой кожей, будто никогда не загорала, умненькую, с тяжелыми густыми мужскими бровями и прямым настойчивым взглядом: искренним, бесхитростным, как будто она сразу готова отдаться, только надо было правильно что-то сказать и на какой-то вопрос (заданный неявно в произвольной форме) ответить тоже правильно. Это было не так просто, а типа как отвертеть какой-то секретный замочек в волшебной сказке и открыть заветную дверь. И потом еще убить гадкого дракона, а затем найти и разбудить поцелуем прекрасную спящую принцессу, чтобы молодая женщина не рассердилась спросонья, а проснулась с благодарностью! Я не люблю читать сказки, но раньше всегда с интересом смотрел на такого типа русских женщин, даже еще когда был женат. Я думаю, это и есть настоящие "кимберлитовые трубки", о которых я писал во вступлении. Самое смешное - никто не знает, какой замочек, где он, какой нужен ключик, хотя всякому хочется покопаться, открыть и попасть внутрь в закрытый "сказочный" мир, чтобы там обладать такой женщиной.
Я честно признался, что помню Варю, однако не стал играть вопросами и спрашивать: "Кто звонит? Кто такая? Ах, это вы..." Бывают моменты, когда с женщиной не надо умничать и спорить. Если женщина хочет принять ванну и привести себя в порядок или отдыхает (!), например. Попал в яблочко. Варя хотела отдыхать!
- Что вы делаете завтра? - спросила она, и я понял, мне звонят не для того, чтобы кто-то вроде меня, надежный широкоплечий человек противоположного пола, помог одинокой барышне притащить домой шкаф или крупногабаритный телевизор.
- Меня друг пригласил, - огорченно ответил я. - Он недавно купил дачу на далеком севере в двух часах езды, а там ни-много-ни-мало целых десять гектаров земли и лодка, две удочки. Я знаю, у него еще осталось полкоробки хороших сигар. А жена - это просто сказочная женщина, такой удивительный прелестный человек, который никогда не ругает никого: ни мужа, ни друзей, ни до, ни после суровой сугубо-мужской вечеринки. Я думал завтра поеду с Гариком на рыбалку. Но если я вам нужен, я могу отказаться. Не от вас, конечно, Варя. Я весь ваш - в этом будьте уверены. Позвоню другу, скажу: "Так, мол, и так... занят". Он поймет. Это такой человек. Не обидится. А если и обидится, потом забудет и простит. Вы скажите, что вам от меня нужно? Я все сделаю и от вас не откажусь, клянусь.
Молчание. В трубке тишина. Я жду.
- А вы купаться не хотите поехать?
Что ответить? Вопрос каверзный, очень не прямой. Я задумался (чтобы сообразить, что мне предлагают? Вряд ли Варя звонит, чтобы мы вдвоем поехали купаться. Это не так делается. Значит, от меня нужно что-то другое).
- Я могу пойти купаться вместо рыбалки и готов остаться голодным без всякого улова, только если меня приглашаете лично вы, Варя, - играя словами, хитро сказал я, подумав, что смущенная Варя будет оправдываться и объяснять, что приглашает меня купаться ни сама и ни одна, а вместе с другими подружками. Во всяком случае, в результате объяснений, я узнаю, кто и зачем меня зовет.
Я ведь уже был у Вари дома и видел, что у нее собирается общество интересных одиноких женщин и, наверное, меня очень хорошо приняли, так что масонские связи сработали. Однако то, что я услышал, признаться, не ожидал.
- А вы умеете управлять яхтой? - спросила Варя, сразив меня этими словами так умело, как кувалдой гвоздь на наковальне. Я долго не мог очухаться.
- Яхтой? Какой? Парусной? Я умею моторной. Если небольшой. У вас большая? Сколько футов? Яхту трудно парковать, то есть швартовать к причалу. Я катался тут на моторной лодке. У вас есть яхта? - растерянно ответил я, задавая по порядку вопросы, которые приходили в голову.
- Я не знаю сколько футов. Нам сказали, что яхту можно снять на день за двести долларов. Мы испугались, но потом посчитали, что это только по сорок долларов! Я даже не знаю - яхта это или как это тут называется?
- А-аа, на прокат, значит, это просто моторная лодка. Но за двести долларов в день может быть лодочка довольна большая. Я с такой справлюсь, не волнуйтесь. Так нас будет пятеро! А Зоя поедет? Почему она мне сама ничего вчера не сказала?
- Она не сможет поехать. Вы же сами отвезли Норку, - объяснила Варя.
Я задумался, столкнувшись опять с необъяснимой женской логикой. Мне показалось, что меня в чем-то обвиняют. "А я в чем виноват? Меня просили привезти. Я привез. Потратил, можно сказать, целый день... А Зоя ничего не сказала. А Варя меня теперь обвиняет!"
Варя молчала, я слышал дыхание в трубке, значит, она ждала, что я что-то отвечу. Я раздраженно воскликнул:
- Но у нее же есть дочка, забыл, как зовут! Почему она не может оставить дочку с собачкой, с этой Норкой? - возмутился я, не понимая, почему я оказываюсь во всем виноват и должен так страдать? Тем более что мне лично эта Зоя никак не нужна была на яхте!
- Катя еще маленькая и Катю с Норкой никто не берет, - серьезно ответила Варя, как будто удивляясь, почему я сам такие простые вещи не понимаю?
Я тогда остыл, успокоился и задумался о мире, в котором живет большинство одиноких женщин, и вспомнил перечень строгих правилах, которым все должны следовать. В этом мире все всегда охотно выручают друг друга в разные сложные минуты, но есть вещи, о которых просить неприлично, например, оставить и ребенка и собаку. Берут ребенка или щенка, но просить принять обоих - для этого нужны очень веские основания. Иначе это свинство.
- Понятно. Зоя не едет. Жаль. Такая добрая женщина. Святая душа. Надо бы хоть раз ее куда-то вывезти, а то у человека остается только одна радость - помогать ближним. Ладно. Я согласен. Да, по сорок долларов на душу - это не много. Можете на меня рассчитывать. Я готов разделить общую участь и оплачу свою долю. Главное, надо какую-то закуску прихватить. Вы скажите сразу, какая у вас раскладка? Что с меня причитается? А то у женщин, знаете, всякая капризная диета бывает. У меня одна знакомая - подруга моего друга - объедалась за обедом морской капустой с черным хлебом. Даже облизывалась. Представляете, ничего больше не ела, словно нарочно. Я так замучился... То есть не я сам, а вместе с другом! Ради которого старался. Я подумал... А если у ваших девочек тоже такая диета? Где мы найдем в наших пресных онтарийских озерах морскую капусту? Такую богатую минеральными солями, низкокалорийную...
Варя молчала. Я не мог понять, в чем дело? Или у Вари с юмором, как у Зои, небольшой бардак в голове, полный непорядок? Наконец Варя ответила:
- Вы поедете с нами или на своей машине? - спросила она. По голосу я понял, что Варя, наверное, закрывала трубку рукой, пока смеялась.
Мне стало легче (значит, Варя, свой человек, шутки понимает, потому что у меня, кажется, избыточное чувство юмора), но потом я подумал, что ехать с несколькими женщинами в одной машине - это не всегда Бог весть какой большой праздник. С одной стороны - это целый мир открытых нараспашку новых интересных возможностей, как бывает на Новый год, но с другой стороны, ведь это уже не девчонки. Если таких набьется со мной пять штук в одну машину и меня посадят за руль, оставят в стороне, что тогда делать? Лучше поеду один. Может, на обратном пути кто-то подсядет и тогда все пойдет по-другому...
- Я на своем Бьюике доберусь. И еще - в дороге две машины намного лучше, чем одна. Так, что мне брать? Поп-корн? Конфеты? Или ничего не надо, а мы на месте залетим, точнее заплывем в какой-то ресторанчик?
- Николай, мы все приготовим сами. Вы только скажите, вы действительно умеете управлять лодкой?
Я хотел закричать: ну конечно! А потом подумал и понял, о чем беспокоится молодая женщина. Конечно, каждый мужик согласится поехать с барышнями покататься на лодке, даже если ни черта не умеет делать, а Варя, видно, предвидела, что может выйти конфуз, поэтому и хотела заранее получить гарантии (наивная, словно ее никто еще не обманывал).
- Варя, да я катался тут на лодке. Рулил, как на Багамах, целый час: и вперед и назад так лихо, что будьте уверены. Не волнуйтесь. Мы в Канаде, а не на каких-то Карибских островах. У меня, конечно, нет лицензии на эти радиопереговоры, но тут на воде везде и мобильник берет. Если что-то случится, позвоним и нас подберут. Я спрашивал, какая яхта, потому что на серьезных яхтах есть глубиномеры, а я не знаю, как этой штукой пользоваться. В глубине канадских озер скрыто много подводных камней, так что надо карту видеть! А с моторной лодкой я справлюсь - не волнуйтесь. Вы лучше подумайте, что взять с собой. Это как раз такие мелочи, из-за которых обычно потом возникают большие проблемы.
Варя ответила, что с продуктами все давно решено, все будет куплено и приготовлено без меня сегодня же вечером, а чтобы я лучше подумал, как и где лучше утром встретиться. Я предложил подождать друг друга на первой заправке по дороге в Бэрри за Вондерлендом, а оттуда ехать дальше вместе друг за другом двумя машинами.
Я догадался, почему меня позвали. Молодые женщины, наверное, решили выехать позагорать на солнышке, покупаться, сами не очень разбирались в яхтах, и был выбор: либо нанимать какого-то канадца, который черт знает сколько стоит и никто не знает, что он там будет делать, либо брать бесплатного русского мужика, вроде меня, с которым все понятно. Это меня устраивало. Есть люди, которые любят наблюдать, как плавают рыбки в аквариуме, кому-то нравится слушать пенье птичек в клетке, а я люблю крутиться среди женщин, слушать, о чем они без конца чирикают одни на свободе, смотреть, как они ходят, улыбаются, поглядывают на меня. Это мне приятно. Такой я человек. Я не бабник. У меня все друзья не такие. Я люблю мужскую жизнь, рыбалку, походы на лодках по речкам. Люблю выкурить хорошую сигару, хотя обычно не курю. Но женщин я просто обожаю. Во всех отношениях. Не только как мужчина, то есть люблю плоть, страсть, поцелуи - все это удивительное неправдоподобное по отношению к обычной жизни великолепное неистовство, а люблю просто слушать, о чем они говорят, смотреть на них, слушать их веселые другие, не мужские голоса. Я знаю, мои друзья меня не понимают. Я никогда не оправдывался перед ними, только всегда честно говорил, что мне нравится, что нет.
Как я уже сказал, мне нравятся женщины. Только то, что они едят на обед и на ужин и по разному случаю, по праздникам, например, мне, очень, очень, очень непонятно и часто раздражает. Я могу есть конфеты (съем одну-другую и вежливо скажу "спасибо"). Пирожное я вообще не буду есть. А женщины любят всякую такую липкую сладкую дрянь! Даже вонючий американский попкорн! Я понимаю, что дети к этому привыкли, их оболванили и приучили с детства в кинотеатрах к этому запаху, но почему на это тянет наших баб, особенно, как я заметил, таких, которые только формируются на всю оставшуюся жизнь и находятся в самом уязвимом возрасте от тридцати пяти до сорока с небольшим. А эти русские женские салаты! Разве жив поэт, который сочинял оды про эти тучные салатики!? "Ах, оливье, ах оливье!... Кто еще не пробовал, пардон, сожрать все наше оливье!" Почему милые русские женщины не забыли национальную праздничную кухню и не оставили рецепты оливье там, дома, в России. Вот заливная рыба - это по-настоящему иконостасная вещь, жаль, что мало кто умеет хорошо готовить. Рыба -деликатная вещь, деликатес, он никому не может причинить вреда. Недаром рыба такой великий символ! Главное, чтобы она была свежая. Я люблю рыбу, но и мясо тоже. Не свинью, конечно, - телячьи биточки обожаю, но и говядину с кровью тоже уважаю. А что русская баба, простите, ест, попав в компанию?! Мучается, кривляется, чтобы скрыть пристрастие к желаемому, о котором даже не догадывался доктор Фрейд, и все норовит схватить поскорее, что есть нельзя, ест, заглатывает, давится, нервничает и пьет. Там подберет копченое, тут подцепит вилочкой соленую селедочку, здесь незаметно стащит жирную свининку на вилочке и окорочок с корочкой, только чтобы попробовать, а на закуску всегда и везде норовит набить рот сладким: и ест и пьет без остановки, практически даже без наслаждения! Потом мучается и страдает от запора, давления, головной боли и, в последствие, диабета! Когда Варя позвала на женский пикник, я подумал, что надо бы взять что-то съедобное и диетическое из мужской кухни. Я люблю средиземноморскую кухню. Красное вино и говядина с кровью - это хорошо. Французская кухня мне нравится больше, но итальянская тоже ничего, я, конечно, не буду умирать из-за макарон, но пиццу уважаю и лазанью тоже. Лучше всего пицца получается на углях в жаркой печке, когда на раскаленные камни кладут тонкий слой теста и сама собой образуется тонкая хрустящая корочка, сверху залитая сыром, из-под которого торчат бордово-красные кусочки проперченной колбасы пепперони. Настоящую лазанью трудно готовить, в первую очередь надо понять, что хочешь съесть. Это теоретические рассуждения, которые пригодны только как вступление к кулинарной книге. Мне предстояло провести целый день с русскими женщинами на яхте, и я понимал, что меня вряд ли ждет удача по части еды. Поэтому заранее заехал в обычную пиццерию и заказал двойную пиццу: гавайскую с ананасами и с колбасой пепперони. Это был совсем не шедевр, не на углях, а в обыкновенной газовой печи, но на свежем воздухе с приятными женщинами можно съесть с удовольствием даже такую "низменную пищу". Я получил большой увесистый картонный пакет с двумя горячими пиццами, сунул в сумку-холодильник, которая надежно три часа держала холод, а значит, не должна была терять тепло.
Вскоре я оказался на большой моторной лодке, можно сказать, маленькой яхте с каютой, с четырьмя женщинами и должен был всем управлять сам от начала до конца. Это было как раз то, о чем я всегда мечтал.
Глава о том, что не нужно соглашаться танцевать танго с опытной и агрессивной женщиной на короткой корме узкой лодки
И выслал его Господь Бог из сада Эдемского,
чтобы возделывать землю, из которой он взят.
Бытие 3:23
Вспоминая этот день, я невольно спешу рассказать о самом приятном, что тогда произошло. Иначе мой роман будет совсем не компот! Первое время было шумно и беспокойно. Мы только отъехали от причала, но девчонки уже заметили, что я держу, как надо, ручку переключения... даже не знаю, как эта штука называется, "ручка газа"? По типу действия - это, как педаль "газа", механизм управления дроссельной заслонкой, но на лодке есть нюансы. Повернешь рычаг - мотор заревет, лодка задерет нос кверху и потащится, рассекая волны, потом рев станет однообразным, лодка поднимется и полетит по волнам, и тогда все, наконец, расслабятся и тоже "полетят". Когда мы "встали на волну", почему-то начались споры. Кто-то из девочек хотел "подплыть ближе к островку, вон-вон-туда-туда, остановиться и поплавать", а Варя сразу сказала, что надо плыть дальше, чтобы посмотреть и узнать все на будущее, увидеть, где и что есть для дальнейших путешествий, и только потом бросить якорь там, где окажется лучше всего. Я понял, что такие споры никогда не кончатся, что мужчина должен принять решение единолично с учетом высказанных мнений, поэтому предложил уверенно, но мягким голосом, чтобы никого не обидеть:
- Девочки, у нас целый день впереди. Зачем ругаться. Станем тут, бросим якорь на солнышке у этого островка, полежим, освоимся, поныряем, а потом поедем дальше, если захотите. Согласны? Правильно?
Женщины ничего не сказали, но я заметил, что спорщицы посмотрели с упреком на Варю, но не для того, чтобы осудить ее, а чтобы похвалить меня.
Я завел лодку в залив, нашел место, где дно было видно: чистое, песчаное - и выбросил подальше на мель якорь.
- Ну вот, постоим здесь, покачаемся, - сказал я. Чтобы девчонки больше не обращали на меня внимания, я налил из термоса в чашку кофе, достал сигару и пошел на нос, сел на самый кончик, свесил ноги вниз и, сидя спиной к женщинам, продолжал слушать "задним ухом" все, что происходило в женской половине. Раскурив "грустного кубинца", как мы с Гариком называли сигары "Монтекристо", я предался наслаждению, которое не часто выпадает в жизни: слушал женские голоса, смотрел на волнистое озеро, берег острова, пускал вверх душистый дым и болтал ногами, которые почти касались воды. Такая невинная манера поведения была оценена по достоинству, девчонки увидели, что я такой удивительно приятный и редкий тип, такой необыкновенный безвредный представитель противоположного пола, что сам готов никому не мешать, и как будто специально создан для того, чтобы вывозить на свежий воздух компанию веселых взрослых свободных женщин. Надо сказать, что я уже разобрался, кто оказался со мной, помнил, как кого зовут, и примерно представлял жизнь каждой из четырех молодых женщин, которые поехали со мной, точнее с которыми я оказался на яхте.
Варя. О Варе я уже много рассказывал, но сам на самом деле знал совсем немного. У нее было особенное, однако не царственное, а скорее выборное, хотя и начальственное положение в кружке молодых женщин, но я так и не знал, как она попала в Торонто. Как жила раньше? Была ли замужем? Остались дети? Этого я не знал, хотя ведь был у нее в квартире! Тогда детей не было, но это ничего не значило, потому что, как я знал, русские одинокие женщины в Канаде легко отдавали и принимали друг у друга на время детей. Варя выглядела молодо, особенно для такого, как я - мужчины старше сорока, фигурка у нее была хорошая, плотная, сосредоточенная, не было накоплено ничего лишнего, и только если бы мне удалось направить эту женщину в мою гавань, точнее меня направить в ее гавань, тогда, можно сказать, на долгое время вся моя дальнейшая жизнь в Торонто оказалась бы безоблачной и прекрасной, как в сказке.
Света. Самая молоденькая, хихикающая, булочкоподобная, самая пухленькая и толстенькая. Приехала в Канаду по брачному объявлению, чтобы выйти замуж в Торонто. Тут действительно вышла замуж и вскоре родила дочь, потом развелась с канадским мужем и обрадовалась, что если так легко расправилась с мужем, так же без труда останется с квартирой, но осталась по решению суда одна без мужа, денег, квартиры и ребенка. Увлекалась хиромантией и гадательством на картах (Гарик отметил, делая потом правку текста, что слова "гадательство" в русском языке нет, но я ответил, что это новое слово, которое произошло естественным образом из двух обычных всем понятных русских слов, и ничего непонятного в этом неологизме нет).
Марина. Самая несчастная, трагическая женщина. Только, похоже, сама не замечает, какая она несчастная, поэтому я не могу назвать ее "кимберлитовой трубкой". Приехала с мужем и сыном из Луганска, где несколько лет работала бухгалтером. Ребенку, мальчишке, пять лет. Муж сразу пошел работать дальнобойщиком. Ездил туда-сюда, в Калифорнию и обратно, ночевал дома раз в три недели. Буянил немножко, но это было терпимо. Иногда случались и эксцессы, но Марина никому ничего не говорила, плакала, прощала. Но однажды муж стал так громко кричать что-то ночью по-русски и ревел так свирепо, что это было слышно вверх и вниз на два этажа (рев русского мужика мешал людям спать), потом пошел будить сына, чтобы объяснить мальчишке, какая у него трудная жизнь и почему все так паскудно получилось, с целью доказать ребенку, что никогда не надо сдаваться, а всегда показывать жизни средний палец. Жена попыталась отвлечь мужа от сына, принять бурю на себя, но полетела головой в дверь. Вскоре пришла полиция, которую вызвали соседи, увидев, что мужик пьян и зол на всех (особенно на полицейских чиновников), беспомощная женщина (красавица) скрывает под платком окровавленный лоб, а ребенок сидит, забившись в угол, ревет без слов и слез, глотает сопли и в истерике показывает полицейским средний палец, трясется, кусает губы, плюется. Так Марина осталась без мужа и должна была жить одна с трудным ребенком. Вскоре она попала в Варину компанию.
Вика. Самая красивая женщина из четырех. Совершенно роскошная барышня, божественная! В ней все женское перемешано необычным образом: присутствует высокая мощная фигура, бывают сильные уверенные движения, всегда сверкают лукавые торопливые глаза. Вика приехала в Канаду с мужем-скрипачом, от которого родила дочь. Сама танцовщица. Подрабатывает в Королевской школе танцев. Муж - первая скрипка в каком-то оркестре - говорят, расплакался, когда любимая жена сказала, что приехала в Канаду только для одной святой, безбожной цели: не для того, чтобы бросить родину, а чтобы вышвырнуть на чужбине несчастного еврея, который чем-то ей стал ненавистен и уже не устраивал, хотя все знали, что он ползал перед ней на коленях и умолял остаться, называл богиней. Нет. Отвергла, выгнала ко всем чертям. Ну, кому в доме может помешать простой еврей? Такой человек почти никогда не пьет (даже не ест), не курит! Ну, бывает, еврей-скрипач, играет на скрипке, но это работа. Нельзя за это отвергать человека. Кто поймет женщин! Вика - очень напористая барышня. Ведет себя со мной так, как будто совсем не обращает на меня внимания...
Пока я сидел на носу и пыхтел сигарой, за моей спиной после некоторого шторма наступил полный штиль. Девушки стали заниматься тем, ради чего приехали. Перестали ругаться и раздражаться, обустроились: достали еду, соки, две бутылки сладкого розового вина Зинфандель и стали болтать обо всем, в особенности, у кого какой купальничек, где такой купила и как это все тут хорошо. Я оборачивался время от времени и следил, что там происходит. Когда докурил сигару, примерно прошло двадцать минут, женщины уже приготовили и накрыли на корме столик. Увидев мини-банкет, я испугался.
- Ой, как здорово. У вас уже все готово! Девочки, давайте не будем забываться и забивать голову этими излишествами. Кому нужна сейчас такая "мандариновая" жрачка? Лучше придумаем что-то поинтереснее, - предложил я, увидев на маленьком столике все эти русские салатики, компотики и бутылки чахоточного десятиградусного розового вина (Мандарин - сеть недорогих ресторанов в Торонто, там все построено по типу шведского стола: ешь, сколько хочешь, но кухня простая, обычная, любая русская женщина в Канаде, мне кажется, может приготовить стол еще лучше и дешевле).
Женщины ничего не сказали. Вика что-то промычала, словно обиделась, выпила пластиковый стаканчик вина (опрокинула!)
Я повторил:
- Может, не будем сейчас это кушать и что-то придумаем? Давайте, девочки! Думайте!
Вика крякнула как-то по-мужски, словно выпила не бокал вина, а натощак приняла рюмочку, потом встала во весь рост, благо яхта не шаталась, и воскликнула:
- А зачем он будет тут командовать и насмехаться над нами? Мы что, для этого Колю взяли? Он наш матрос или не наш матрос? Пусть включит музыку погромче. Николай! Слышите! Это я вам говорю. Подкрутите, подбавьте музыки и давайте потанцуем!
Этого я совсем не ожидал и не готов был подчиняться вздорному женскому насилию. Я уже говорил, что я очень женственный человек, но характер у меня мужской, и танцевать с кем попало я не буду, тем более, если человека хватают таким бесцеремонным хамским образом. Слово "хамским" тут не очень подходит, потому что женщина не может в этом смысле хамить. С нашей стороны (мужской, адамовой), надо уметь вовремя и правильно отказаться. Я обычно умею, тут не сумел. Не смог. Не нашелся. Девчонки загалдели. Толстушка Света каким-то образом сама натыкала и нашла, на что щелкнуть, что подкрутить. Песенка заревела громче, Света закрутила бедрами, как будто была уверена, что все мужики после сорока млеют от таких толстушек. Я беспомощно рассмеялся, наблюдая, как развивается (разлагается!) весь этот розовый балаган. Марина взяла Варю - и две красавицы пошли танцевать в обнимку. Все девочки стреляли на меня глазками и хохотали (думали, наверное, что это выглядит уморительно... Мне же выть хотелось от такого хихиканья). Эйфория мечтаний о райской жизни в окружении прекрасных райских женщин моментально улетучилась. Я увидел, что Вика пошла на меня. Тогда я понял, что мне с моим мягким характером такую решительную женщину не легко будет удержать в руках. Тем более что Вика была профессиональная танцовщица, и оказаться на шаткой лодке в руках такой опытной партнерши я боялся (как щенок боится плавать). Я подумал: "Она будет крутиться, разворачиваться, заворачиваться, опрокидываться, изгибаться куда как захочет, а если я вдруг не пойму замысел, не смогу удержать, мы тогда вместе упадем, но весь позор падет на мою голову. А при чем тут моя единственная голова, если у меня просто такие неумелые, непрофессиональные, неуклюжие ноги! Жизнь есть жизнь! Осрамишься с какой-то женщиной из-за какого-то танца перед девчонками, которые так хорошо ко мне относятся, и пиши "пропало", никто никуда больше не позовет".
- Кто тут матрос? Я совсем не матрос! - возразил я, споря с Викой. - Скорее, капитан! Девчонки, вы что делаете? Если будете плясать, а потом кушать, вы представляете, чем это закончится! Мы сожрем все-все-все и вы же сами первые будете раскаиваться! Так нельзя. Не шутите с едой, вы не маленькие дети! Давайте не будем баловаться, сначала перекусим чуть-чуть, совсем немножко, что тут на тарелке, а потом посмотрим, что делать дальше. Если захотим танцевать, значит, будем танцевать. А пока я объявляю черный танец: пусть никто не танцует ни с кем! - перекрывая шум, закричал я и выключил музыку.
- Он хочет нас вначале напоить, а потом танцевать с кем захочет, - догадалась Света и рассмеялась, как будто я хотел совершить, по ее мнению, какую-то глупость.
- Девочки, мы что за этим сюда приехали? Чтобы поесть и потанцевать? - воскликнул я.
- А зачем еще? - возразила Света.
- Ради чего приехали, то и получим, - решительно уточнила позицию Вика.
- Мне и так с вами очень хорошо! - призналась Марина.
Варя молчала. Она стояла рядом с Мариной.
- Я вас привез зачем? Чтобы мы получили удовольствие от этой исключительной поездки. Правильно? Какое удовольствие мы получим, если будем есть и танцевать. Зачем превращать хорошую поездку на природу в плохую вечеринку! Танцы в таком месте - это просто обнимание без всякой пользы. Девчонки! Посмотрите на меня! Что я лучше всего умею делать? Вы что, не видите?! Ну, присмотритесь!
- Что ты такое умеешь, чего мы не видим? - возразила Вика, как будто еще в школе с пятого класса училась пикетироваться с мальчиками, и посмотрела на меня без всякого кокетства заинтригованно и откровенно вопросительно.
Я и добивался, чтобы Вика перестала смотреть на меня с вожделением, а спорила, сомневалась, возражала.
- Чтобы ты знала, - объяснил я, - самое главное в хорошем мужчине - это не то, что мужик богат, потому что рестораны, дорогие подарки, деньги, танцы, слава - это все ничего не значит, это просто пыль на сапогах. Главное, чтобы мужчина был ласков и понимал женщин.
- Ты хочешь сказать, что понимаешь женщин! - Вика возразила, хотя я думал, что она согласится со мной.
- Я не могу это утверждать, - вежливо оговорился я, - но не могу утверждать и обратное.
- Тогда угадай, что я хочу сейчас, если все о нас знаешь и понимаешь? - вызывающе рассмеялась Вика, так, что, глядя на этот монументальный образ вопрошающей женщины (Вика стояла именно так, словно позировала нескольким художникам), я растерялся и стал увиливать.
- Вика, я не буду говорить о тебе ничего конкретно. Я ведь не оракул какой-то! Зачем и кому это нужно! Могу только отметить в тебе какое-то общее свойство: женщина хочет, чтобы ей, наконец, хоть раз в жизни доставили хоть какое-то удовольствие. Правильно? Этого ведь все женщины хотят.
- А мужчины не хотят?! - рассерженно возразила Вика.
- Хотят, - согласился я, - хотим, - и поправился, - хотя у нас есть и другие удовольствия, которые мы постоянно получаем, как и вы тоже.
Женщины вопросительно посмотрели на меня, даже Варя.
- Не понимаете? Есть незаметные удовольствия. Мимолетные. Обыкновенная женщина хочет чего? - я задал самый риторический вопрос, какой только мог придумать. - Ну?! Скажите, чего!?
Сразу посыпались, как семечки из дырявого мешка, глубокомысленные ответы:
- Чтобы у мужа было как можно больше денег! Чтобы никогда не обижал!
- Чтобы не скупился, как жмот!
- Чтобы был муж, пусть жмот, но чтобы не дрался.
- Чтобы, наконец, я могла лечь в кровать одна и отоспаться!
- Это все неправильно. Вы ошибаетесь! Вы это говорите не честно. Обычная женщина хочет только одного! Я не могу назвать эту вещь конкретно, но я понимаю, что это должно быть что-то самое-самое необыкновенное, совершенно невозможное, только очень простое. Вы понимаете, что это? Я не понимаю, но чувствую. Это должна быть очень простая вещь! Все что угодно! Например, чтобы женщину обняли, сказали что-то ласковое без раздражения и почесали спинку! Правильно!? Угадал? Почесали спинку? Это ведь единственная вещь, которую женщина не может сделать сама! Для этого нужно что?
- Угол, - иронично пошутила Марина (которая, как я заметил, любила "черный юмор").
- Мне не нужен никакой угол, - фыркнула Вика (которая, как я заметил, не всегда понимала юмор, но всегда спорила).
- А мне нужен мужчина, - воскликнула Света и объяснила. - Чтобы почесаться! - и опять рассмеялась.
- Угадала! Женщине нужен не простой мужчина, а исключительный мужчина! Сказочный! Тот, который может почесать спинку, которого в реальной жизни нет! И не бывает! Обычный земной мужчина - это такой очень мелкий человек, который противен окружающим. Такой человек занят бизнесом. Кому он нужен? Живет одиноко, пьет, курит, играет на бирже, в гольф, злится, хвастается своими достоинствами, даже иногда пишет стихи. Кому нужен такой человек? Женщине нужен какой мужчина?
- Как Том Круз! - ответила Света. - Чтобы был худенький, как он, - словно оправдывалась, объяснила она.
- Дело не в теле, Света! Женщинам нужен влиятельный человек, но главное - внимательный.
- Такой, как ты? - спросила Вика, но ее голос был капризный, неласковый, словно она что-то не получила еще от меня.
Я решил доказать Вике, что у меня есть все достоинства и я чему-то научился в жизни.
- Вика, чтобы ты знала, я умею делать массаж воротничковой зоны так, что вы все просто улетите с этой яхты, если попробуете! Не веришь? Ну что? Кто не боится? Кто хочет попробовать? Вас много, я один, но я буду работать по-честному, обещаю: все останутся довольны!
Я был разгорячен. Я бился насмерть. Я понимал, что если поддамся натиску Вики, моя карьера тут же закончится, меня сомнут и больше никогда не позовут в гости с серьезными намерениями.
Девочки долго мялись, переглядывались, сомневались, мурыжились, хихикали, смотрели на меня и о чем-то думали. Я удовлетворенно расслабился, потому что теперь уже было ясно - мне не придется танцевать вдвоем с Викой лихое, коварное танго на корме узкой лодки. Видимо, это был как раз тот момент, когда мы все, наконец, полностью освоились.
- Ну что? Кто самая отчаянная и смелая? У кого косточки от жизни стонут больше всех, как у принцессы на горошине? Признавайся и ложись сюда.
Я думал, что Варя первой должна проверить меня, потому что она всегда в этой компании делала все первая, как самая главная, но Варя ничего не сказала, зато Вика, которой я давно боялся, ринулась вперед и молча рухнула передо мной на палубу, плотоядно обнажив спину. Раньше я сторонился этой беспокойной женщины, сейчас наоборот отнесся внимательно и поскольку должен был показать, что могу делать, впился пальцами в плоть спины, гоня импульсы снизу вверх по току лимфы, пошел бегать по всему пространству обнаженной Викиной "Венериной" ("Евиной") плоти слева направо и справа налево и снизу вверх, почесывал, пощипывал и растирал все везде, как нужно. Работая руками, я посмотрел на Варю и сказал весело и бодро: "Ну что, девчонки, видите? Нечего бояться! Давайте, ложитесь! Пока я бодрый и веселый, отработаю всех! Как сказала Вика, я теперь ваш верный матрос!"
Дурной пример для любопытных женщин заразителен. Увидев, как я ловко разминаю плечи, какие удивительные пассажи выделываю на Викиной спине, словно исполняю на концертном рояле "Колокола" Рахманинова, все три женщины доверились, легли, обнажили спины и замерли в ожидании. Даже не знаю, что сказать? Я работал руками, как плотник, который вырезал стамеской на дереве дивный узор. Нет. Это сравнение не подходит. Перемещаясь между спинами молодых женщин, я работал пальцами, кулаками, тыльной стороной ладони, как кудесник, играл на спинах женщин, как старик Бах, сидя на скамье перед любимым церковным органом, порождая свои великие творения. Вскоре я так устал, что готов был упасть на спину Вари или Вики, но девчонки, как я видел, не понимали мужских трудностей и моих страданий.
Я люблю женщин, но когда приходится делать полный массаж четырем подряд, это не только утомляет, но просто вредно для здоровья мужчины, особенно, которому уже за сорок. Женские прелести не должны быть общедоступны. Где тогда останется женщина? Вся эта игра, соблазны, дам-не-дам, все это в никуда навсегда исчезнет. Может быть, меня и любят женщины потому, что я чувствую музыку этих близких, телесных отношений.
- Ну, вот. Теперь можно чуть-чуть перекусить, а потом пойдем купаться, - однако, заметив какой-то плотоядный блеск в глазах Вики и обратив внимание на то, как она мне улыбалась, я испугался и, защищаясь, закричал, смеясь:
- Помните, девчонки, мужчину надо беречь, особенно такого беззащитного человека, как я, который знает, где и как надо почесать женщине спинку, так что не надо меня терроризировать своими взглядами и прелестями, потому что я должен держать себя в руках, чтобы доставить нас всех домой довольными, трезвыми и невредимыми и, главное, вернуть яхту в порт прописки.
Глава о том, почему все женщины одинаковы, но Варя
лучше всех, хотя в этот день мне досталась Вика.
Все движущееся, что живет, будет вам
в пищу; как зелень травную даю вам все...
Бытие 9:3
За обедом я стал болтать о том, что женщинам больше всего было интересно, о чем, как я слышал, пока курил сигару, они сами долго и увлеченно спорили.
А какая разница в женских купальниках? Почему одни любят цельные (я показал на толстушку Свету и на Варю), а другие двойные.
На самом деле я был очень хорошо образован по части купальников и знал, что одни хороши тем, что скрывают все складочки на животе, тогда как другие создают такие контрасты, такие визуальные эффекты, что размеры бедер кажутся не такими маленькими. У нас, мужчин, с плавками давно уже нет проблем. Если раньше, когда наш брат гулял по пляжу в плавках в обтяжку - форма еще хоть что-то значила, то теперь, когда все мужики ходят и купаются в широких длинных трусах, я думаю и евнух в таких шароварах не будет чувствовать себя обиженным. Я это не одобряю. Потому что потом пишут в газетах об отсутствии сексуальности в современной жизни, о кризисе семьи, а как с такими плавками не будет кризиса? Даже физиолог Павлов и англичанин Дарвин понимали, что отсутствие раздражений - это катастрофа для развития отношений. Секс должен присутствовать в нашей жизни постоянно и его должно быть как можно больше. Особенно в общественных местах. А скромными надо быть в семье, в больнице на операционном столе, в церкви или на кладбище, в местах, где не принято обращать внимание на половые признаки.
На мой вопрос о купальниках никто из женщин ничего не ответил. Я видел, что каждая порывалась что-то сказать, но ни одна и рта не раскрыла, девчонки хихикали и переглядывались, как будто молча друг с другом общались и делились какими-то сведениями или секретными впечатлениями.
- Ладно, надоело про купальники, давайте поговорим честно и откровенно про секс, - предложил я. - Как вы думаете, сколько женщина может выдержать без секса? Только не надо приуменьшать или преувеличивать, если просто хочется подурачиться.
У меня была такая манера, как у знаменитого телеведущего задавать самые бесцеремонные вопросы самым милым образом и показывать всем видом, что это ничего, нормально, хорошо.
- Три месяца, - сказала Вика.
- Вначале вторую и третью неделю очень хочется, но потом уже нет, - призналась Марина.
- А я не знаю, я так долго не пробовала, - сказала толстушка Света, и все рассмеялись, когда поняли, какую двусмысленную вещь она сказала.
- Хорошо. А сколько мужики могут прожить? Как вы думаете? - спросил я.
- Три дня, - сказала Варя.
- Ни часа, - ответила Вика.
- Они могут и без нас обходиться, - отозвалась Марина.
- Я не знаю. Я у них не спрашивала, - добавила Света.
Девчонки посмотрели на меня вопросительно, и я, вздохнув, ответил в шутку и всерьез:
Поскольку разговор о купальниках и сексе не пошел, делать было нечего, пришлось доставать пиццу. Съели обе: вегетарианскую и с пепперони, допили по глоточкам розовое винцо (естественно на брудершафт), все по очереди со мной поцеловались. Девчонки смеялись, шутили. Я отдыхал, как на курорте. В каждом возрасте свои радости, свои мечты, свои проблемы. Когда молод, хочется прославиться (юноше) или быть самой красивой (девушке), а когда мечты испарились, не осуществились, семья распалась, но жить еще не надоело, как мне, например, хочется пережить все самое прекрасное, чего не было раньше хотя бы еще раз, пусть даже как в театре - на два или три часа, но чтобы это был праздник и было, что вспомнить. Я в этот день был на вершине блаженства, примерно на самом пике, куда может забраться в трезвом состоянии и без больших финансовых рычагов самый обычный человек, если правильно выберет нужное время, подходящее место и компанию. Попасть в сорокалетнем возрасте на яхту с четырьмя красивыми тридцатилетними женщинами, которые что-то пережили в жизни (значит, глупости их не интересуют), - это такой праздник, память о котором останется на всю жизнь. Это лучше, чем жить в Париже в молодости две недели! Это такой праздник, который нельзя забыть. Мы пошли купаться, ныряли с яхты, опять и опять залазили на борт и перебегали с кормы на нос и снова прыгали вниз. Тут не обошлось без некоторых приятных (касательных) столкновений, опасных поползновений и испуганных отверганий.... Я имею в виду мелкие, небезопасные соблазнительные моменты, когда за меня хватались женщины, пробегая мимо, поскальзываясь и не удержавшись на борту, как будто, падая, или когда я кому-то помогал подняться из воды по скользкой коварной хромированной лесенке и тянул вначале за руку, а потом поддерживал за талию, порою прихватывал и места пониже. Это у нас хорошо получалось, никого не обижало, и всем было очень весело. Наконец я устал от купания, обнимания, лег на палубе на носу, наблюдая за женщинами. Они тоже как раз угомонились, перестали прыгать и плавали вокруг яхты кругами или, повернувшись на спину, болтали в воде ножками. Встречаясь глазами с Варей, я улыбался, как ребенок, и махал рукой.
- Николай, а что это за остров? Можно на него выйти? - спросила Варя, показав рукой на берег, который был в нескольких сотнях метров от нас.
- Можно, только осторожно, но вначале надо туда доплыть, - ответил я. - Это только кажется, что близко, а на самом деле, увидите, туда еще плыть и плыть.
- Но это частная земля? Нас не оштрафуют? - как-то важно и серьезно спросила Марина.
- Не бойтесь! - прокричал я.
- Вы останетесь на яхте? - спросила Варя, обращаясь ко мне издали на вы.
- Да, отдохну. Посмотрю на вас со стороны. Плывите. Никто не будет выгонять таких райских девочек со своей земли! - ответил я.
Четыре женщины поплыли к берегу, вначале медленно, а потом изо всех сил, соревнуясь друг с другом, но победитель определился сразу - это была Марина, а остальные сникли и "зависли" в воде, кружа руками и плавая на месте. Я увидел как Вика, подняв бурю в воде, размахивая руками, о чем-то спорила с подружками и вдруг стала возвращаться, загребая руками мощно как веслами. Это меня насторожило. Остальные девчонки какое-то время бултыхались в воде, потом все-таки поплыли к острову. Предчувствие меня не обмануло. Заглянув в глаза Вики, когда она залазила по лестнице на палубу и посмотрела на меня, я понял, зачем она вернулась. Глаза молодой красавицы сверкали игриво и задорно. Сейчас за такие глазки никого не судят. Но если бы так на кого-то посмотрели лет триста-четыреста назад, бедняжку сожгли бы на костре, как последнюю ведьму. Мокрое лицо опасной женщины со сверкающими глазами заставило мое сердце забиться сильно, как у мальчишки перед испытанием.
- Что случилось? - приподнявшись, дрогнувшим голосом спросил я.
- Ничего, без меня поплавают, - бросила Вика, потянулась и вздохнула.
- А ты? - спросил я.
- Мне нужно спуститься.
Я заметил, что она смотрит на меня уже другими, глубокими взволнованными глазами, и ничего не ответил. Вика пошла в каюту. Внизу были и туалет, душ, кухня.
"Может ей там надо что-то сделать. Мало ли что..." - подумал я, посмотрел на трех подружек, которые уже подплывали к острову, и вдруг вздрогнул и обернулся. Мне показалось, Вика стоит сзади, молча смотрит прямо в спину. А я такие "наезды" не понимаю. Палуба была пуста. Я прислушался. Снизу, оттуда, где была Вика, не доносилось никаких звуков, как будто там никого не было, или тот, кто там был, коварно затаился и затих, как хищник, поджидая жертву. Во мне что-то дрогнуло, и я опять посмотрел на девчонок, которые бултыхались возле берега, и прокричал, словно успокаивая самого себя: "Не бойтесь! Никто вас не тронет!" Мне оттуда не ответили. Вдруг тишина взорвалась: "Николай! Ты где! Ну что же..." - Вика позвала меня. Я пошел к Вике. Когда женщина зовет - никуда не денешься, приходится вставать, улыбаться и идти. Не пойдешь к одной - потом не позовут другие. Женщины чувствуют это. Потеряешь репутацию - потом "кранты"! Будешь бегать, как матрос, знакомиться с кем попало, но никто не захочет остаться даже на ночь с тобой. Я спустился в каюту. Завернувшись в пляжное полотенце, Вика лежала на диване в спальном отсеке. Делать было нечего. У каждого мужчины в этом деле должна быть своя философия. Я был не женат, мне нравилась Варя, я встречался с соседкой сербкой, но Вика была молодая красивая женщина, ждала меня, и отказать представителю противоположного пола в такой ситуации я не мог. Если женщина так настойчиво просит, сама зовет, значит, пока не угомониться, не добьется своего, никому: ни ей, ни мне, ни другому (смертному) не будет покоя (от гнева = хлыста богини!) Я люблю красивых женщин, но в первую очередь смотрю, чтобы преимущественно характер был хороший, покладистый, а то недоглядишь и потом будешь ругаться с красавицей всю жизнь. Хорошая женщина должна быть в сущности (метафизически) покладистой (если конечно такое бывает). Вика мне нравилась, но я бы не стал сам встречаться с такой барышней, уж больно у нее характер был и не капризный, и не скандальный, но какой-то очень дикий и непредсказуемый, я бы даже сказал - дурной. Как на такую женщину можно положиться? Когда и в чем? Вика была абсолютно непокладистая!
Безымянная промежуточная глава о том, что человеку необходимо оправдание жизни, в которой рассказывается, как мало оправданий у современного человека осталось
И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному;