Матей Вишнек

КОНИ

ПОД ОКНОМ

Matei Visniec

CAII

LA FEREASTRA

"Кони под окном" -- последняя пьеа, написанная Матеем Вишнеком на родине, в Румынии,перед тем, как он попросил политического убежища во Франции.

Авторская мифология коня, сводящая идею войны до абсурда, воплощена в "феерию-макабр", которая балансирует на грани между Брехтом и Бекеттом.

Текст печатается по изданию: Вишнек Матей. Кони под окном: Пьесы/ Перев. с румынского А.Старостиной. -- М.; Критерион, 2009.

љ Matei Visniec, 1987

љ Издательство "Критерион", 2009

љ Анастасия Старостина, перевод, 2009

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ПОСЛАННИК

МАТЬ

СЫН

ДОЧЬ

ОТЕЦ

ЖЕНА

МУЖ

Персонажей МАТЬ, ДОЧЬ, ЖЕНА может играть одна и та же актриса; персонажей СЫН, ОТЕЦ, МУЖ - один и тот же актер

Посланник выходит на сцену, сопровождаемый лучом прожектора. Подходит к рампе и устанавливает что-то вроде пюпитра на треножнике. Вынимает из кармана ворох бумажек, разглаживает, кладет на пюпитр. Поправляет на себе барабан.

ПОСЛАННИК (ударяет в барабан). Одна тысяча шестьсот девяносто девятый. (Удар.) Карловецкий мир. (Удар.) Австрия берет Хорватию и Силезию. (Удар.) Пруссия берет герцогство Гельдерн. (Удар.) Испания берет герцогство Парму с Пьяченцей. (Удар.) Франция берет Эльзас и Лотарингию. (Удар.) Россия берет Грузию, крепость Ахальцых, Эриванское ханство и Нахичевань. (Удар.) Англия берет Ионические острова.

Персонаж ретируется. Свет. Открывается интерьер с окном.
Потертое кресло, потрепанный чемодан. К стене прикреплен кран. Из него редко, по капле, капает вода. У окна стоит Сын, одетый в военную форму. Мать подает ему китель. Сын надевает китель.

МАТЬ. Впору?

СЫН. Да.

МАТЬ. Не жмет?

СЫН. Нет.

МАТЬ. Как будто бы рукава длинноваты. Тебе не кажется, что рукава длинноваты?

СЫН. Нет.

МАТЬ. Повернись-ка! Вот здесь не тянет? Как будто бы здесь тянет, я чувствую.

СЫН. Не тянет.

МАТЬ. Застегнись! Пуговицы, мне кажется, мягковаты. Тебе не кажется, что пуговицы мягковаты?

СЫН. Давеча прошел конь.

МАТЬ. Пуговицы не надо пришивать слишком крепко. Чем крепче пришьешь, тем скорее оторвутся.

СЫН. Рыжий конь с черной отметиной. Может такое быть?

МАТЬ. Ты поел?

СЫН. Нет.

МАТЬ. Тогда не надо было мерить китель. Сначала надо было поесть, а уж после мерить китель.

СЫН. Да.

МАТЬ. Садись поешь. Смотри, не кроши хлеб. Крошки норовят забиться в щели. На полу в каждой щели - сотни крошек.

СЫН (садится за стол и вяло жует). Не буду крошить.

МАТЬ (достает второй потрепанный чемодан и начинает укладывает вещи Сына). Чемодан. В чемодане должен быть железный порядок. Вещи надо складывать, а не бросать. Вниз кладутся большие вещи, которые не нужны каждый день, на них кладутся большие вещи, которые нужны каждый день. После кладутся мелкие вещи, которые не нужны каждый день. И поверх всего - мелкие вещи, которые нужны каждый день. Потом надо затянуть ремни и защелкнуть замки... Вот так... (Клац-клац!) Слыхал, какой звук? Когда чемодан уложен надлежащим образом, это просто музыка - как клацают замки.

СЫН (рассеянно слушая слова матери, озабочен своим). Конь вернулся. У меня такое впечатление, что он ходит взад-вперед под окном. Может такое быть?

МАТЬ. Носки. Носки надо держать вместе с платками. Сколько пар носков, столько платков, и наоборот... Никто не может жить без носовых платков и без носков, обещаешь мне, что будешь стирать каждый вечер по одному платку и по одной паре носков?

СЫН. Конь ненормальный, веришь ли? Он все время оборачивается, как будто поджидает повозку.

МАТЬ. Чемодан никогда не следует набивать до отказа. Кто набивает чемодан до отказа, тот теснит соседей.

СЫН (в волнении). Конь остановился и смотрит прямо сюда. Не закрыть ли окно?

МАТЬ. Ты кончил? Если ты кончил, можешь выпить стакан воды. Кипяченая вода есть в холодильнике.

СЫН. Конь смотрит прямо на меня. Если так смотреть, меня видно?

МАТЬ. Ты слишком быстро поел. Нехорошо быстро есть. Кто быстро ест, тот крошит хлеб. Ты не накрошил?

СЫН. Нет.

МАТЬ. А мне кажется, я слышала, как сыплются крошки. У настоящего мужчины, я так считаю, ничего не крошится. Настоящий мужчина должен есть спокойно, доедать все и ничего не крошить. Крошки, если попадут в щели, никогда оттуда не вынешь. Вот почему полы, как правило, так скверно пахнут.

СЫН. Подошел человек. Теперь их двое. Конь веселый.

МАТЬ. Ты напился? Слишком много воды пить тоже нехорошо. Настоящий мужчина не станет раздувать брюхо водой.

СЫН. Они играют. Оба ненормальные, я так думаю. А конь хитрый, веришь ли?

МАТЬ. Башмаки. Башмаки нельзя оставлять грязными на ночь, это тебе выйдет боком. Грязь точит кожу, все разъедает, все истончает. И по дождю, смотри, не расхаживай. Дождевые капли, чего греха таить, - одна грязь.

СЫН. Я слышал, что вчера утром кони заняли бойню. Может такое быть?

МАТЬ. Мыло. Мыло надо хранить в футляре, в темноте. Ни в коем случае нельзя его оставлять на свету, потому что оно протухнет. Что, не так? А мыться протухшим мылом - все равно что не мыться. И полотенца никогда нельзя складывать мокрыми. Нет ничего тяжелее, чем мокрое полотенце в сложенном виде.

СЫН. А вот и повозка!

МАТЬ. Сахар. Сахар нельзя держать в бумажном кульке. В любом бумажном кульке найдется малюсенькая дырочка, и через нее просыплются миллионы крупиц. Ложечку надо хорошенько вытирать, когда вынешь из кружки с чаем. Ложечки очень быстро ржавеют, и поэтому их лучше вовремя вытирать. Очень важно, чтобы твоя ложечка подольше не ржавела.

СЫН. Дождь. Но я думаю, коня все-таки впрягут.

МАТЬ. Рубашки. Рубашки дают усадку через два дня. Через три дня рубашка прилипает к коже. Когда рубашка прилипает к коже, ее надо определенно сменить. Когда идет дождь, кожа прилипает к мясу. Через три дня мясо приобретает тухлый запах. Не забывай, запах тухлого мяса смертелен для человека. Смотри под ноги, когда ходишь, в воздухе полно дыма, и на улицах полно луж. Если тебе улыбнутся на улице, отвечай смехом. Никому не одалживай свои мелкие вещи, к примеру булавку. Если тебя окликнут на улице, не оборачивайся... у тысяч людей такое же имя, как у тебя...

СЫН. Повозка готова. Еще немного - и стемнеет.

Сын встает и тяжелым шагом направляется к двери.

МАТЬ (ускоряет ритм, повышает и повышает голос, постепенно впадая в вербальный транс). Постой! Шарф! Шарф должен быть длинный и узкий... только так можно надлежащим образом обернуть шею... воротник должен быть мягкий и теплый... никогда не говори против ветра... не показывай пальцем, не стучи кулаком по столу... не швыряй игральные карты и не мни банкноты! Не ходи босиком по цементу... не спи с открытым ртом... если приснятся лягушки, сделай все, чтобы проснуться... (Вцепляется в Сына все отчаяннее.) Пиши мне каждый день по открытке, береги локти и коленки, не думай про рыжего коня с черной отметиной... не подходи к коню, не протягивай руку его погладить... кони заняли уже двор бойни... Постой! Вот, возьми деньги, только не держи их в одном кармане...

СЫН. Мама, у меня карманы зашиты...

Сын выходит, волоча чемодан, но забывает надеть башмаки.
Мать хватает их и спешит к окну.

МАТЬ. Постой! Постой...

Мать бросает Сыну башмаки, сначала один, потом другой.
Тем временем раздаются громкие удары в дверь.
Мать подавленно плетется к двери, открывает.

ПОСЛАННИК (веселый, ласковый, с букетом гвоздик; на шее у него висят башмаки, которые Мать только что выбросила за окно). Добрый день, сударыня. Позвольте преподнести вам эти цветы.

МАТЬ. Что это за цветы?

ПОСЛАННИК. Гвоздики, сударыня. Я собрал их собственноручно на зеленом участке в расположении полка.

МАТЬ. Благодарю, сударь. Убери их куда-нибудь подальше. Меня тошнит от запаха гвоздик.

ПОСЛАННИК. Можно я уберу их под стол?

МАТЬ. Лучше убери их в этот чемодан...

Посланник открывает чемодан, который уже набит гвоздиками,
засовывает туда и свои тоже, потом защелкивает замки - клац- клац! - и садится сверху.

МАТЬ. Можешь сесть на чемодан, если хочешь.

ПОСЛАННИК. Спасибо, сударыня. Я присяду ненадолго.

МАТЬ. Скажи мне, пожалуйста, это ты - человек с повозкой?

ПОСЛАННИК (поигрывая замочками чемодана, клац-клац!). Да, сударыня. Я - человек с конем.

МАТЬ. Значит, это ты давеча кружил тут под окном.

ПОСЛАННИК. Мы, сударыня.

МАТЬ. Ты думаешь, это красиво - держать коня на дожде? Я думаю, что никакое животное не надо держать на дожде. Кроме рыбы.

ПОСЛАННИК. Я рад, что вы так думаете. Я, знаете ли, из полка. Я часто проходил мимо вашего окна. Наше мнение - что окна представляют верную возможность поддерживать связь с реальностью.

МАТЬ. О Господи, ты пришел ко мне с дурной вестью.

ПОСЛАННИК (клац-клац!). Да, сударыня... только не знаю, как начать...

МАТЬ. Что-то случилось с моим сыном?

ПОСЛАННИК. Да, сударыня. Именно поэтому меня послали, чтобы я вас подготовил... морально. Дело нелегкое - морально кого-нибудь подготовить. Поставьте себя на мое место... Некоторые как приносят дурные вести? Прямо по живому режут. Я, сударыня, могу сказать, что всегда поступал тонко и с тактом. Мне всегда удавалось передавать самые ужасные вести самым деликатным способом. (Клац-клац!) Мне еще не случалось сделать промах в такую минуту. Благодаря тонкости моего обращения очень многие остались мне признательны... удалось сэкономить, если можно так выразиться, тысячи слезинок... иногда даже получалось превратить все в повод для надежды и даже для доброго расположения духа... да вот и сейчас, если бы я знал, как начать, мы могли бы поболтать в теплой и милой атмосфере... много света принес я в человеческие дома благодаря моим приятным манерам... я завел множество друзей и во многие дома возвращался с удовольствием...

МАТЬ. Говори же! Мой сын умер?

ПОСЛАННИК. Да, сударыня. Ах, я хорошо знаю человеческую душу. Я умею выбрать этот уникальный момент, когда мне дозволено на долю секунды прикоснуться пальцем к открытой ране... (Клац-клац!) Прошу вас, поверьте, кроме меня, нет другого человека, который бы касался пальцем раны так деликатно, так чутко и так неощутимо, как я... Иногда мне удаются настоящие рекорды, я касаюсь раны так легко и нежно, что она прямо-таки заживает...

МАТЬ (отчаянно мечась по комнате). Ах, я знала... я знала, что этим кончится...

ПОСЛАННИК. Должен вам признаться... Да, я хочу вам признаться... мой секрет - в том, как я умею разделять чужое страдание... Потому что я, сударыня, просто невообразимо, просто в высшей степени способен на сострадание... Вот почему, когда я приношу какую-нибудь устрашающую весть, мука на моем лице производит такое глубокое впечатление, что те, с кем стряслась настоящая беда, первые же начинают мне сочувствовать... посмотрите на меня, сударыня, посмотрите, на кого я похож, разутый, башмаки мокрые... Потому что я, сударыня, я никогда не оставляю башмаки грязными на ночь...

МАТЬ (плачет). Молчи! Молчи! Молчи! Так приносятся вести, как эта?

ПОСЛАННИК. Что-то не так? Это преступление - оставлять башмаки грязными на ночь... грязь все точит, все убивает, все истончает. (Краткая пауза. Раздумывает.) Я в чем-то ошибся? Что-то упустил? Мне крайне жаль... Может, я перепутал некоторые фразы, но в общем и целом то, что я вам сказал, должно было вас в корне успокоить... Да... Теперь нам следовало бы говорить уже совсем о других вещах... У меня, знаете ли, было в высшей степени тяжелое и несчастливое детство...

МАТЬ (в отчаянии). Но как это могло случиться? Как? А если вы перепутали повестки? Может, вы перепутали повестки. Это точно, что вы не перепутали повестки? Не могли бы вы дать мне взглянуть на повестки?

ПОСЛАННИК (оскорбленный, все же листает повестки). Нет, сударыня, я никогда ничего не путаю. У меня всегда все верно и четко. Такое ремесло - требует большой точности...

МАТЬ. Ах, я хочу знать все! Вы были знакомы с ним лично? Как вы были знакомы? Он умер в бою?

ПОСЛАННИК (в замешательстве). Не... не то чтобы в бою... Но все же в гимнастерке... хотя, припоминаю, у него были засучены рукава... а по регламенту...

МАТЬ (в сладком воспоминании). Такой он был... не выносил рукавов... с детства всегда засучивал рукава у рубашки...

ПОСЛАННИК. Я знал, что это объяснимо, все объяснимо...

МАТЬ. Хочу еще! Хочу еще! Расскажите еще! Фуражка была ему к лицу? Он был храбрый? Он бился, как лев?

ПОСЛАННИК. До битвы дело не дошло. Его только успели остричь.

МАТЬ. То есть как - не дошло? Как же это? Может, ему не выдали оружие?

ПОСЛАННИК. Выдали, сударыня, но он не очень-то знал, с какого конца за него браться. Сказать по правде, он все делал невпопад.

МАТЬ. Все-все?

ПОСЛАННИК. Ну, не то чтобы все... Он умел стоять по стойке смирно. Тут он был хорош, и я думаю, что, когда он стоял по стойке смирно, это для него был чистый роздых...

МАТЬ. Чудовищно... вы не могли бы немного открутить кран? Когда я слышу воду, это меня успокаивает!..

ПОСЛАННИК. Пожалуйста. (Струя черной воды.) Что это за вода?

МАТЬ. Вода как вода. А вы какую хотели?

ПОСЛАННИК. Она же черная! Как вы можете пить черную воду?

МАТЬ. Но я же не пью, я слушаю. И мой мальчик любил слушать воду... Мы иногда вместе слушали, как капает вода, и это так нас сближало... Особенно в субботний вечер и потом все воскресенье напролет мы слушали, как сочится вода... Мой сын умел пускать воду в зависимости от нашего настроения... Если мы были усталые, мы пускали воду по капельке, редко-редко... Если совсем усталые, то совсем редко... У моего сына была недюжинная сноровка в том, что касается водопроводного крана... Он умел его так подкрутить, что в час капало по одной капле... Да, сударь, он был особенный ребенок, примерный... С первой минуты, как я его родила, я понимала, какие хрупкие отношения будут у него с миром... Он никогда не плакал, даже во сне... Не хныкал, не ревел... Когда был маленький, лежал смирненько в своей постельке... Не мигал, не кашлял, не делал ни пи-пи, ни ка-ка, никогда не икал...

Во время этого монолога можно сжигать старые фотографии.

Никогда ничем не болел... Днем бодрствовал, ночью спал как сурок. Когда он подрос, я стала посылать его за молоком, и он всякий раз приходил с бутылкой молока. У меня просто сердце радовалось... пошлешь его за хлебом, он приносит хлеб, пошлешь его за мылом, он приносит мыло. Ходил всегда по стеночке, переходил улицу только на уголке... Когда подрос, полюбил ловить мух и рыбачить. Он был хороший мальчик, чудный сын, молчаливый, как девушка на выданье... Он по крайней мере сказал что-нибудь перед смертью?

ПОСЛАННИК. Он сказал "ах".

МАТЬ. Он сказал "ах"?

ПОСЛАННИК. Да, он сказал "ах".

МАТЬ. Значит, ему было больно.

ПОСЛАННИК. Может быть, и больно. Но не очень.

МАТЬ. В него попал какой-нибудь шальной снаряд?

ПОСЛАННИК. О, нет. Было мирное время.

МАТЬ. Мирное время? Тогда что же произошло? Кто мог его убить в мирное время?

ПОСЛАННИК (смиренно). Конь, сударыня...

МАТЬ (в ярости). Этот рыжий конь? О нет! И ведь я же велела ему никогда не подходить к коню.

ПОСЛАННИК. А он все-таки подошел. Я только вернулся, пригнал повозку с хлебом, а ваш сын встал и подошел к коню... "Лошадка", - говорит. И тогда конь посмотрел ему прямо в глаза и ударил, прямо, резко, копытом. Вот и все. Было солнечное воскресное утро. На другой день ему должны были выдать башмаки по мерке.

МАТЬ. Как не повезло... По крайней мере, походил бы в них хоть немного...

ПОСЛАННИК. Вот и все, сударыня. Я тут привез вам его вещи.

МАТЬ (содрогаясь). Его вещи? Какие? Господи, это мне не снится? Что-то осталось?

ПОСЛАННИК. Осталось... Пять пачек бисквитов.

МАТЬ. Всего-то?

ПОСЛАННИК. Да.

МАТЬ. Давай сюда, быстро! (Хватает пачки, раскрывает одну, ест.) А неплохие.

ПОСЛАННИК. Казенные. У нас, в полку, пекут самые лучшие бисквиты.

МАТЬ (жуя). Вы мне можете дать рецепт?

ПОСЛАННИК. Рецепт пишут на обертке. Вам не надо было рвать обертку.

МАТЬ (то жуя, то икая). Не знаю, что со мной... с некоторого времени я как увижу бумагу, мне хочется ее смять.

ПОСЛАННИК. Что ж... до свиданья, сударыня.

МАТЬ. Погодите! А могила? Как я найду могилу?

ПОСЛАННИК. Могилы у него нет.

МАТЬ. А как же... труп...

ПОСЛАННИК. Нету.

МАТЬ. Нет трупа?

ПОСЛАННИК. Трупа нет.

МАТЬ. Не понимаю. Он умер и ничего после себя не оставил?

ПОСЛАННИК. Именно.

МАТЬ. Не может быть. Я его просто не узнаю.

ПОСЛАННИК. Это довольно странно, вы правы... Не знаю, как вам сказать... Ваш сын был такой нежный, как дуновение ветра... Он просто-напросто исчез из мира... от боли он скорчился и все сжимался, сжимался, пока не сжался в маленький комочек, и потом комочек исчез... Этим он, так сказать, проявил себя как образцовый солдат... Только подумайте, как чисто было бы все вокруг нас, если бы солдаты после своей смерти не оставляли трупов.

МАТЬ. А пачки с бисквитами? Вы уверены, что это его?

ПОСЛАННИК. Их нашли у него под тюфяком, в спальне.

МАТЬ. Не подложил ли кто?..

ПОСЛАННИК. Может, и так... вы позволите, сударыня, я выключу воду?

МАТЬ. Теперь мне все равно.

ПОСЛАННИК (закрутив кран). Вот так. Так гораздо лучше. Я хочу оставить вас в тишине.

МАТЬ. Посидите еще. Я могла бы угостить вас вербеновым чаем.

ПОСЛАННИК. К сожалению, меня ждет конь. Знаете, когда идет дождь, для него это просто мучение. Он весь набухает от воды, и я еле-еле трогаю его с места. Но вы все же позволите мне иногда вас навещать?

МАТЬ. До свиданья, сударь... и смотрите, не хлопайте нижней дверью, когда будете выходить...

Посланник подходит к рампе. Поправляет треножник. Надевает барабан. Ищет по карманам и вынимает мятые бумажки. Световое пятно исключительно на Посланнике.

ПОСЛАННИК (ударяет в барабан). Одна тысяча семьсот сорок пятый. (Удар.) Бреславльский мир. (Удар.) Турция берет Триполитанию. (Удар.) Пруссия забирает у Австрии Силезию. (Удар.) Австрия берет Милан, Неаполь и Сардинию. (Удар.) Испания берет Сицилию. (Удар.) Россия берет Мингрелию и Имеретию. (Удар.) Франция теряет Эльзас, Лотарингию и Мариенбург.

Посланник ретируется. Свет постепенно нарастает.
Женский персонаж становится Дочерью. Персонаж Сын становится Отцом. Отец выруливает из-за кулис, лихорадочно вращая колеса своего инвалидного кресла.

ОТЕЦ. Кто это был? Я хочу знать, кто это был.

ДОЧЬ. Никого не было.

ОТЕЦ. Кто-то хлопнул дверью. Я слышал, как хлопнула входная дверь.

ДОЧЬ. Ничего она не хлопала.

ОТЕЦ. Нет, хлопала!

ДОЧЬ. Ты опять надушился одеколоном.

ОТЕЦ (рывком подруливая к окну). Ты не хочешь мне говорить, кто это был! Ты меня выводишь из себя, выводишь, выводишь! Почему ты не зовешь меня, когда кто-то приходит?

ДОЧЬ. У тебя будет удушье - такой запах.

ОТЕЦ. Заткнись! Почему ты им не сказала, чтобы не хлопали дверью, когда будут выходить? Надо было сказать, чтобы не хлопали. Почему все хлопают нижней дверью? И почему, только когда выходят? Почему не хлопают, когда входят? Зачем входить крадучись? Зачем все входят крадучись, а выходят, хлопая дверью?

ДОЧЬ. Почему ты не в ермолке? Куда ты задевал ермолку? Почему ты не держишь ее под рукой?

ОТЕЦ (на секунду застывая в напряжении). Тут курили? (Втягивает в ноздри воздух.) Курили! Курили, так ведь? Где ты спрятала окурок? Я хочу видеть окурок!

ДОЧЬ. Никто тут не курил.

ОТЕЦ (с усилием дергая и наконец распахивая окно). Ты закупорила окно! Зачем ты его закупорила? Я хочу, чтобы вышел дым. Я не выношу дыма. Ты знаешь, что я не выношу дыма. Вон как он повалил, дым!

ДОЧЬ. Это дым с помойки. Горит мусор. Закрой окно, а то тут надымит помойка.

ОТЕЦ (с азартом). А посмотреть? Где огонь? Я хочу посмотреть на огонь!

ДОЧЬ. Никакого огня нет. Мусор горит без огня. Только тлеет.

ОТЕЦ. Слушай, мне страшно. Как бы мы туда не рухнули, а? Что, если мы туда рухнем?

ДОЧЬ. Ложись спать. Если тебе страшно, возьми да ляг. Когда страшно, лучше всего лечь спать.

ОТЕЦ. Я не могу спать, нет. Пока я сплю, мне кожа становится велика. Лучше, когда я не сплю, поверь. Когда я не сплю, я не теряю время. Поверь, мне легче не спать. Пойми, если я не сплю, я выигрываю время. Время...

ДОЧЬ. Если ты не спишь, ты клюешь носом.

ОТЕЦ. И что, если клюю носом?.. Я же не нарочно... И потом - почему я клюю носом? Я потому клюю носом, что чувствую себя очень одиноким. Пойми, Изабель, что происходит: когда я чувствую себя очень одиноким, меня клонит в сон. (Сосредоточась, серьезно.) Поклянись, что когда я буду клевать носом, ты меня разбудишь!

ДОЧЬ. Клянусь!

ОТЕЦ. Скажи еще раз!

ДОЧЬ. Клянусь!

ОТЕЦ. Всегда, когда я сплю, я знаю, что сплю. Знаю, а проснуться не могу, вот в чем ужас. Мне ничего не снится, а проснуться не могу. Только чувствую, как из-за сна у меня кожа отстает от костей. Ты меня слышишь, Изабель?

ДОЧЬ. Это потому, что ты не умеешь спать. Надо спать лицом кверху и дышать только через нос.

ОТЕЦ. А если дождь? Когда дождь, что делать, когда дождь и нельзя дышать носом? Ты же знаешь, что я не могу дышать через нос, знаешь... (Вкрадчиво.) Изабель... давай выйдем прогуляемся немного.

ДОЧЬ. Дождь. Я не могу вывести тебя в дождь.

ОТЕЦ. И что, что дождь? Я хочу, чтобы ты вывела меня в дождь.

ДОЧЬ. Кресло заржавеет.

ОТЕЦ. Ах, какая ты злая, какая злая! Мне стыдно, что это я тебя родил! Вот я расскажу госпоже Хильде, все расскажу! Все узнают, имей в виду... (Шмыгая носом.) Прямо завтра и пойдем к госпоже Хильде.

ДОЧЬ (тихо). Госпожа Хильда переехала...

ОТЕЦ (прислушиваясь). Слышны шаги на улице! Слышны шаги! Правда ведь, слышны шаги? Если слышны шаги, значит, дождь перестал.

ДОЧЬ. Ложись-ка. Не хочешь лечь? Укладывайся.

ОТЕЦ. Нет... нет... я еще немного побуду у тебя... Я хотел тебе сказать одну вещь, очень важную вещь... Я сегодня утром кое-что заметил... Тут кое-что не в порядке, из-за часов, я тебе говорю... Я думаю, что секундная стрелка всякий раз, как проходит через минутную, исподтишка оттяпывает от нее по кусочку.

ДОЧЬ. Неправда.

ОТЕЦ. Нет, правда, Изабель, правда... Я уже десять дней не свожу глаз с часов, говорю тебе... Я тысячу раз промерял... Все веревочки при мне... (Вынимает из кармана обрывки веревок.) Я каждый раз мерил и часовую стрелку, и минутную. С часовой все в порядке... А минутная тощает на глазах... Посмотри... она все тоньше и тоньше... Ты представляешь, к чему это приведет, представляешь? Изабель... Позволь мне еще посидеть с тобой.

ДОЧЬ. Сиди. Только не начинай опять...

ОТЕЦ. Уже несколько ночей мне снятся банки с компотом, много банок, это к добру ли?

ДОЧЬ. К добру, расскажи.

ОТЕЦ. А вот не расскажу, если не попросишь.

ДОЧЬ. Давай, расскажи, как ты познакомился с мамой.

ОТЕЦ (капризно). А вот не расскажу. Ишь какая! Возьму и не расскажу!

ДОЧЬ. Ну расскажи, расскажи, как ты познакомился с мамой.

ОТЕЦ. Очень просто. Я зашел в лавку, а она как раз покупала там банки с компотом.

ДОЧЬ. Сколько банок?

ОТЕЦ. Пятнадцать.

ДОЧЬ. На что ей было столько банок с компотом?

ОТЕЦ. Вот и я ее о том же спросил. Пошел за ней и говорю: "Девушка, куда вам столько банок с компотом?"

ДОЧЬ. А она?

ОТЕЦ. Она мне: гусь лапчатый и маньяк бесстыжий.

ДОЧЬ. А ты?

ОТЕЦ. Я был сержант!

ДОЧЬ. А она?

ОТЕЦ. Она села в трамвай. Я - за ней, в трамвай. Через шесть недель мы поженились. Еще через шесть недель началась война. Это была большая война.

ДОЧЬ. Довольно!

ОТЕЦ. Нет, нет, нет! Спроси еще!

ДОЧЬ. И что, вы победили?

ОТЕЦ. Черт! Нас побили в последний момент. Но это ничего. Все равно нас было больше, и мы были вымуштрованы, как надо. Нынче так не муштруют, как тогда. Нынче одна показуха. Много себе позволяют. Даже вагоновожатый в трамвае много себе позволяет. Какая тут победа, если у тебя за спиной одно самоуправство? Распустились... Муштры не нюхали...

ДОЧЬ. Давай-ка я уложу тебя в постель. Давай-ка, это и для кресла лучше. Рессоры отдохнут.

ОТЕЦ (в трансе). Я тебе показывал двухконечный крест? Знаешь ли ты, как трудно было в те времена получить двухконечный крест? Сегодня двухконечные кресты раздают направо и налево.

ДОЧЬ. Хочешь, я погашу лампу? Свет бьет тебе в глаза. Глазам надо отдыхать перед сном.

ОТЕЦ. Я тебе показывал трехконечный крест? Знаешь ли ты, как трудно было в те времена получить трехконечный крест? Сегодня трехконечные кресты раздают направо и налево.

ДОЧЬ. Хочешь, я сниму с тебя башмаки? Нехорошо спать в башмаках. Башмаки тяжелые и тянут тебя на дно.

ОТЕЦ. Я тебе показывал четырехконечный крест? Знаешь, как трудно было в те времена получить четырехконечный крест? В Трапезунде уцелело не больше десяти человек, и только один получил четырехконечный крест. Сегодня четырехконечные кресты раздают направо и налево. За что? (Задыхаясь от негодования.) За что? За что? За что?

ДОЧЬ. Ну-ка, дай их мне, я положу их в шкаф.

ОТЕЦ. Ничего я тебе не дам. Отстань от меня. Я хочу с ними спать.

ДОЧЬ. Ты простудишься. Если будешь весь день держать их на груди, простудишься.

ОТЕЦ. Ты злая. Я все расскажу госпоже Хильде... Вот прямо завтра поедем к госпоже Хильде.

ДОЧЬ. У тебя из-за них распоролись все пиджаки.

ОТЕЦ. А как я спасся при Трапезунде, знаешь? Нет? Откуда тебе знать... Ты не знаешь...

ДОЧЬ. Знаю.

ОТЕЦ. Нет! Нет! Нет! Спроси!

ДОЧЬ. Как?

ОТЕЦ. Вплавь, хи-хи!

ДОЧЬ. Вплавь, хи-хи...

ОТЕЦ. Да, да, да! Тысяча чертей! Я всю ночь плыл среди трупов, разбухших и вспученных ... Сегодня посмотрел из любопытства на реку... Мне кажется, еще что-то плавает...

ДОЧЬ. Хочешь, я пущу воду? Ты успокоишься, если я пущу воду.

ОТЕЦ. Пусти, пусти воду! Я как раз подумывал научить тебя плавать. И именно так надо начинать, надо учиться привыкать к воде. Нынче все вещи такие хлипкие, не то, что раньше, очень быстро идут ко дну... Это потому, что у них нет суставов, понимаешь? Поэтому надо непременно учиться держаться на поверхности. Научиться можно за вечер, если хочешь. Вот хотя бы сегодня вечером, а? Очень важно держаться на поверхности, как бы мелко ни было. У тебя есть вода?

ДОЧЬ (наливая воду в стакан). Есть полный стакан.

ОТЕЦ. Глубокая вода?

ДОЧЬ (разглядывая стакан). Вода черная.

ОТЕЦ. Ты ее не боишься?

ДОЧЬ. Нет.

ОТЕЦ. Вот это славно. Для пловца самое серьезное - если он боится глубокой воды.

ДОЧЬ. Я не боюсь воды, я боюсь воздуха. Папа, в воде есть воздух?

ОТЕЦ. Никогда не знаешь, что и как. Надо выпить весь стакан. Только так узнаешь, сколько воздуха в воде.

ДОЧЬ. Весь?

ОТЕЦ. Надо выпить всю воду, в которой собираешься плавать. Только так станешь хорошим пловцом.

ДОЧЬ (с внезапной усталостью). Поздно. Не закрыть ли занавески? А то налетит мошкара.

Дочь начинает толкать кресло к двери. Свет убывает.

ОТЕЦ. Ты выпила? Теперь подожди... Самое лучшее, что ты можешь сделать, - это ждать... (Голос Отца удаляется в глубь коридора.) Кто умеет ждать, тот спасен... Если умеешь ждать, мозг сам собой отдыхает... Кто умеет отдыхать, тот легче ждет... Если ты отдохнувший, когда ждешь, тебе все нипочем. Но когда ждешь, лучше ждать одному... Госпожа Хильда не ждала одна, и по этой причине ей пришел конец... Кто не ждет один, тот не достоин ждать... Лучше всего сидеть и ждать в темноте... У кого есть занавески из черного бархата, тот спасен... Потому что когда угодно он может сделать себе темноту в комнате... Когда угодно... Когда угодно...

Слышно, как открывается дверь внизу. Чьи-то медленные шаги вверх полестнице. Дочь, светя лампой, вводит Посланника. Последний несет кресло на колесиках, сплющенное, как будто из-под бульдозера,
и неизменный букет гвоздик.

ПОСЛАННИК. Только если я вас не обеспокою...

ДОЧЬ. О, нет. Правда, я не знаю, о чем речь...

ПОСЛАННИК. Как? Разве это может быть? Вы ничего не помните?

ДОЧЬ. Нет... но это просто такое время дня... Каждый день после полудня у меня какое-то помутнение... Но это, я думаю, из-за света... Каждый день после полудня в воздухе какое-то дрожание... Но это, конечно, из-за темноты... Темнота подступает так тихо, что я чувствую, как меня облипает моя собственная кожа...

ПОСЛАННИК. М-да...

ДОЧЬ. Так что входите... Можете присесть на этот вот чемодан...

ПОСЛАННИК. Спасибо, милая. (Засовывает в чемодан букет.) Тут даже удобно.

ДОЧЬ. Вы уверены, что не ошиблись домом?

ПОСЛАННИК. О нет... Я никогда ничего не путаю. Вы сами позволили мне навещать вас время от времени.

ДОЧЬ. Правда? В самом деле, если хорошенько подумать, ваш смех кажется мне знакомым.

ПОСЛАННИК. Ну вот. Вы же понимаете, я бы никогда не пришел незваным.

ДОЧЬ. А эта штука - почему она такая смешная? И зачем вы ее тащите с собой?

ПОСЛАННИК. Это, милая, история подлиннее.

ДОЧЬ. Странно. Даже ваша манера говорить кажется мне как будто бы знакомой.

ПОСЛАННИК. Вам нравится, как я говорю?

ДОЧЬ. Очень нравится. Я чувствую себя как будто бы под защитой, когда слышу ваш голос.

ПОСЛАННИК. Потому что я тонизирую - такой я человек. Мне всегда удавалось очень быстро сходиться с людьми накоротке. Кстати, вы не хотите перейди на "ты"? С вами кто-нибудь когда-нибудь был на "ты".

ДОЧЬ. Не знаю... Может, когда-то, в детстве...

ПОСЛАННИК. Не будем раскапывать детство... Лучше поговорим о настоящем... Я, знаете ли, посланник от полка.

ДОЧЬ. Знаю. Каждый вечер мой отец рассказывает мне про битву при Трапезунде. Вы случайно не были в Трапезунде?

ПОСЛАННИК. Не будем о Трапезунде, милая. Я как раз оттуда.

ДОЧЬ (в волнении). Из Трапезунда?

ПОСЛАННИК. Вы только взгляните на эти следы грязи. Грязь еще свежая... Вы только взгляните на секунду мне в глаза. Кажется, что я еще человек... Но я уже не человек... я видел ужасные вещи... Мои глаза прокляты навек... Мертвые остались у меня в мозгу...

ДОЧЬ. А мой отец? Что вам известно о моем отце?

ПОСЛАННИК. Ваш отец спасся.

ДОЧЬ. Спасся? Матерь Божья, заступница ...

ПОСЛАННИК. Да, милая, спасся. Для меня это большая радость - принести вам такую весть. Ваш отец - настоящий герой, просто потому, что спасся.

ДОЧЬ. Могу я предложить вам, сударь, чашечку абрикосовых ядрышек?

ПОСЛАННИК (понижая голос). К сожалению, в дороге с ним случилось большое несчастье...

ДОЧЬ. Что вы хотите сказать? Какая еще дорога? О какой дороге идет речь?

ПОСЛАННИК. О дороге обратно, разумеется. По причине одиночества он потерял рассудок.

ДОЧЬ. То есть как это - потерял рассудок?

ПОСЛАННИК. То есть сошел с ума.

ДОЧЬ. Но почему он вернулся один?

ПОСЛАННИК. Потому что из всех спасся только он один.

ДОЧЬ. Я не понимаю.

ПОСЛАННИК. А тут еще конь...

ДОЧЬ. Я не понимаю абсолютно ничего. Знаете, это, наверное, из-за воздуха... После полудня воздух обрушивается с такой высоты...

ПОСЛАННИК. Успокойтесь, милая. Если хотите, мы можем обсудить что-нибудь другое.

ДОЧЬ. Нет. Лучше попробуйте чуть-чуть пустить воду.

ПОСЛАННИК (крутя кран). Не течет.

ДОЧЬ. Крутите до отказа.

ПОСЛАННИК. Я открутил, но не течет ни капли.

ДОЧЬ. Оставьте, как есть. Так все равно лучше. Теперь я вас слушаю.

ПОСЛАННИК. Дорога, знаете ли, чем дольше, тем больше она усугубляет одиночество... А обратная дорога, милая, всегда чертовски длинна... Вашему отцу, видите ли, война была нипочем... А вот одиночество на обратном пути его доконало... ко всему прочему, его преследовал конь...

ДОЧЬ. Конь? Его собственный конь?

ПОСЛАННИК. Пока неизвестно, чей был конь. Неизвестно, чей и как он вышел оттуда живым. Но точно известно, что он следовал за вашим отцом по пятам. Он преследовал его изуверски, день за днем, ночь за ночью... Это был, конечно, форменный кошмар... Вы представляете себе, каково это, когда тебе все время дышат в затылок?

ДОЧЬ. Ужасно! Какую ужасную новость, сударь, вы мне принесли. Мне не будет покоя весь остаток дня.

ПОСЛАННИК. Ну, вот и все. Могу вам сказать, совершенно конфиденциально, что и конь долго не протянет. И на коня это тоже, я думаю, произвело сильное впечатление, в той мере, в какой... ну, вы понимаете... у животных... В общем... Так или иначе, полк дарит вам это отличное кресло на колесиках, которое надо только чуть-чуть подремонтировать. А так кресло мягкое и теплое... Ваш отец будет отдыхать в нем до самой кончины...

ДОЧЬ. Благодарю вас. Я обо всем позабочусь.

ПОСЛАННИК. Вещь раритетная. Нынче не делают таких красивых и удобных. Надо только вытереть пыль, особенно под втулками. Под втулки забивается ужасно много грязи.

ДОЧЬ. Да, я знаю. Я уж сколько лет пытаюсь вычистить крошки, которые забились между досками пола, и не получается.

ПОСЛАННИК. Главное - терпение. Ваш псих кроткий и тихий. Присутствие такого старика в уголке комнаты будет, как луч света.

ДОЧЬ. Да ведь он такой всегда и был. Кроткий и тихий, до невероятия тихий.

ПОСЛАННИК. Вот видите? Может быть, в глубине души он совсем не изменился.

ДОЧЬ. Он был человек такой добрый, что я почти ничего не могу о нем вспомнить. Он никогда на меня не ругался, никогда не смотрел мне в глаза, и что-то не припомню, чтобы когда-либо сказал мне хоть слово... Когда я была маленькая, он покупал мне игрушки, но не осмеливался их мне подарить... Он запихивал их в шкаф до тех пор, пока полки не обрушились под тяжестью игрушек... Шкаф и по сей день стоит на своем месте, но мне никогда не хватало смелости открыть его и заглянуть внутрь... Только иногда, в холодные ночи, слышно, как колесики и пружинки чуть поскрипывают...

ПОСЛАННИК. Мне страсть как нравится, что вещи по ночам кружат и вьются. Мои сапоги к утру - просто-напросто всмятку, и все из-за темноты.

ДОЧЬ. А потом, как стал стареть, стал и еще больше от меня таиться. Ходил из комнаты в комнату тише, чем тень. За столом ел молча, стыдясь. Тарелка, из которой он ел, оставалась под конец такой чистой, что просто мороз по коже. Некоторые старики рыгают после еды. Он же сидел часами, сжав зубы. Когда шел дождь, он обычно усаживался у окна и смотрел. Иногда гулял под дождем, и одежда на нем не намокала. Все двери у него открывались без звука, все его движения таяли в воздухе... Он был такой одинокий, что удивительно, что у него могли быть дети... Вы уснули?

ПОСЛАННИК. Нет, милая, я просто думал с закрытыми глазами.

Струя черной воды ударяет из крана. Снаружи раздается "ура!"
и военная музыка.

ДОЧЬ. Что это? Они что, все там с ума посходили?

ПОСЛАННИК (закручивает кран). Нет, милая, это парад. Возвращаются солдаты-освободители.

ДОЧЬ (бросаясь к окну). Какие красавцы... Они тут все в сборе?

ПОСЛАННИК. Черт их знает. Иногда возвращается больше, чем ушло... Однако из-за толчеи это незаметно. Из-за толчеи и из-за темноты.

ДОЧЬ. Отец говорил, что освобожденные солдаты часто дефилируют рядом с солдатами-освободителями. Может такое быть?

ПОСЛАННИК. Лучше всего будет, милая, если вы закроете окно.

ДОЧЬ. Хотя бы послать им воздушный поцелуй...

ПОСЛАННИК. Это не имеет никакого смысла, прошу вас мне поверить. Солдаты слепы. Слепы и глухи. Фанфары поют для публики.

ДОЧЬ. Но я хочу посмотреть на коней. Кони ни в чем не виноваты. Мне так нравится смотреть на коней.

ПОСЛАННИК. Остерегайтесь, милая, впредь смотреть на коней. Кони нынче - не те, что прежде. Они стали мстительны и алчны. Ошиваются повсюду и стерегут под дверями и под окнами.

ДОЧЬ. Как грустно! Неужели вот прямо в эту минуту они нас подстерегают?

ПОСЛАННИК. Не знаю, милая. Может, и да. Но может, инет. До свиданья и смотрите, почистите хорошенько втулки.

ДОЧЬ. Все, вы уходите?

ПОСЛАННИК. Уже поздно, а мне надо сделать еще несколько концов.

ДОЧЬ. Смотрите, не хлопните дверью, когда будете выходить. У моего отца такой чуткий сон, что мне иной раз страшно раскрыть книгу...

ПОСЛАННИК. Неужели? Это вы мне?

Посланник подходит к рампе. Поправляет свой треножник.
Надевает барабан. Ищет по карманам и вынимает какие-то мятые
бумаги. Световое пятно на Посланнике.

ПОСЛАННИК (бьет в барабан). Одна тысяча восемьсот пятнадцатый. (Удар.) Пруссия берет Шведскую Померанию, Данциг и часть Вестфалии. (Удар.) Россия берет герцогство Варшавское и Финляндию. (Удар.) Норвегия переходит от Дании к Швеции. (Удар.)

Посланник ретируется. Свет постепенно нарастает. Теперь женский персонаж входит в роль Жены. Отец становится Мужем. Слышны звуки душа в ванной. Жена накрывает на стол.

МУЖ (высовывает голову из ванной). И кастрюли достань. (Исчезает.)

ЖЕНА. Которые?

МУЖ (из ванной). Ну эти, большие... суповые.

ЖЕНА. Которые?

МУЖ. Ну эти, большие, большие, большие!

ЖЕНА (сообразив). Ага!

МУЖ. Давно он течет, этот несчастный кран?

ЖЕНА. Какой кран?

МУЖ. Какой кран!

Пауза. Жена накрывает на стол. Муж выключает душ.

ЖЕНА. Дать тебе полотенце?

МУЖ. У меня есть.

Пауза. Стол приобретает все более и более праздничный вид.

МУЖ (выходит из ванной голый по пояс, с наслаждением вытираясь грубым полотенцем). Пожалуйста! Видала полотенце? Вот это полотенце! Смотри, кожа какая!.. (Показывает Жене казенное полотенце и докрасна натертую грудь.) И полковник говорит... Кожу надо тереть... Тереть и еще раз тереть... Ух! Хорошо-то как!

ЖЕНА (отступает на шаг, оглядывает стол). Готово!

МУЖ. Стаканы! Неси еще стаканы!

ЖЕНА. Сколько?

МУЖ. Все, все стаканы!.. И поднос неси! (Командуя расстановкой стаканов.) Сюда... Еще один сюда... Хватит!.. Я тебе рассказывал про полковника?

ЖЕНА. Нет. (Нежно приближается к нему, но не смеет обнять.) Хочешь ту рубашку в вишневую полосочку?

МУЖ. Нет! Нет! Я хочу свою рубашку!

С силой хлопает входная дверь. Оба на миг прислушиваются.

ЖЕНА. Ханс, ты ведь уже дома...

МУЖ. Нет, нет! Дома, не дома... хочу мою гимнастерку! И полковник говорит... Хоть дома, хоть на улице, солдат есть солдат! Солдат должен быть всегда одет, как положено, и думать о победе! Нельзя думать о победе, если ты одет не как положено... не в гимнастерку... А кто не думает о победе, тот змеюка и жаба поганая, и родина его в конце концов растопчет. Поняла?

Хлопает входная дверь.

Я ее заколочу гвоздями! Заколочу, к черту, гвоздями!

ЖЕНА. Не нервничай, Ханс!

МУЖ. Видишь капли на полу?

ЖЕНА. Нет.

МУЖ. Это с меня. Все утро у меня сочилась кровь из уха - из-за двери.

ЖЕНА. Из-за того, что она хлопает?

МУЖ. И она хлопает, и ты скребешь. Ты все утро скребла эти несчастные ложки.

ЖЕНА. Я их чистила. Ты велел. Серебро надо тереть.

МУЖ. Дай посмотрю!

ЖЕНА. Все?

МУЖ. Все! Неси все серебро!

ЖЕНА. И салатницу?

МУЖ. И салатницу.

ЖЕНА. И ведерко для льда?

МУЖ. Ведерко повесь пока на стену. Я подумаю, что делать с ведерком.

Муж надевает гимнастерку, причесывается. Жена снует по комнате, доставая серебряные приборы.

ЖЕНА (на секунду приостановившись с грудой приборов в охапке. Восхищенно). Ну как же ты хорошо выглядишь!

МУЖ (забирая у нее предметы по одному и расставляя их по столу). Я выгляжу хорошо, потому что я весел. И полковник говорит: солдат должен быть весел. Солдат должен быть бодр, иметь гладкий лоб, ясный взгляд и смотреть прямо в глаза. Потому что жизнь у солдата ясная. Потому что и дело у него ясное. Дело! Дело прежде всего! А кто не чувствует счастья, что борется за дело, тот змеюка...

ЖЕНА (с нежностью). И жаба поганая...

МУЖ. И родина его растопчет... Салфетки!

ЖЕНА. Есть!

МУЖ. Неси! (В ярости протягивает ей тарелку.) А эту помой! Помой! Не видишь, что грязь?

ЖЕНА. Где ты видишь грязь?

МУЖ. Она липкая!

ЖЕНА. Она не липкая. Она из-под блинов.

МУЖ. Брось, брось, брось! Все пропахло блинами! Ты когда печешь блины, от всего разит блинами. Пижама пропахла блинами. Даже сахар пропах блинами!

ЖЕНА. Ханс, ты что?

МУЖ. Ничего! И кухня! Чертово место! Вся замаслена пальцами. Все вокруг - одни грязные пальцы.

ЖЕНА (в испуге). Ты что, Ханс?!

МУЖ. Ничего! Ничего! Потому что должен быть порядок! Так нельзя воевать! Сражение дают в порядке! А война повсюду! Война тяжелая! Война долгая! А если нет порядка, она будет еще дольше! Потому что победа зависит от нас! От нас всех! Чем совершеннее порядок, тем ближе победа! Тем она вернее... Тем она... Поняла? Полковник знает, что говорит!

ЖЕНА (слегка надувшись, протягивает ему вымытую заново тарелку). Вот!

МУЖ. Ты должна понять...

ЖЕНА. Я понимаю...

МУЖ. Ты не должна обижаться. Ты должна понять. Война - это не шутка.

ЖЕНА. У меня есть еще блюдечки для варенья...

МУЖ. Война очищает народы. Очищает дух! Кровь! Отбирает семя, наконец... Доброе семя... То, что имеет право остаться... быть... остаться... быть... Так говорит полковник... Я тебе рассказывал про нашего полковника?

Снова хлопает входная дверь.

ЖЕНА (в отчаянье затыкая уши). Не-еет!...

МУЖ. Не знаю, что бы мы делали без полковника... (С удовлетворением глядя на заставленный стол.) Блюдо для жаркого! Ваза для фруктов! Щипцы для льда!

ЖЕНА. Я слышала, у госпожи Хильды погиб сынок.

МУЖ (расставляя три последних предмета, принесенных Женой). Так-то вот... Я потому и говорю... Кран у тебя течет... И может, уже давно... Окна грязные.

ЖЕНА. Они снаружи только грязные!

МУЖ. Один черт! Я хочу сказать, что так нельзя. Я хочу сказать, что мы должны быть чисты и серьезны. Все. Снаружи и изнутри. Потому что победа стучится в дверь! Грядет победа, она там, она видна... Она здесь!.. Может, она уже пришла! А мы? Как мы встречаем победу? Грязными тарелками, дверью, которая не закрывается? Наш дом должен быть чист как слеза! Наша жизнь должна быть как слеза! (Озирая стол.) Чего-то не хватает!

ЖЕНА. Подсвечники! Я могу принести подсвечники!

МУЖ (обнимая ее с энтузиазмом). Вот! Вот!

ЖЕНА (стараясь продлить объятие). Ханс!.. Дорогой мой... Господи, как я ждала... Чего только не передумала, чего только...

МУЖ (холодно отстраняясь). Давай, давай! Подсвечники!

ЖЕНА (выходит, приуныв, и возвращается с подсвечниками). Ты слышал, что у госпожи Хильды погиб сынок?

МУЖ (переставляя с места на место подсвечники, приглядываясь, ища для них наилучшее расположение). Что находится перед нами, говорит полковник... все наше... Это все - огромное, грандиозное, необъятное... Это все будет... как мы... по образу... лучшего из нас... Потому что война не убивает! (Зажигает свечи.) Война рождает! Настоящих людей, да... Да, да! Лучшие, настоящие... выходят всегда только из смерти... Из смерти и только из смерти! Только смерть нас укрепляет! Только смерть нас возвышает! Потому что она - как глаз... который смотрит на нас... всегда и везде... Отсюда, оттуда, сверху, снизу... Она нас видит насквозь... Судит нас... Кружит нам голову... Потому что за ней идет победа!

ЖЕНА. Ханс, ты не слышал, что я сказала?

МУЖ. Бутылки! Бутылки! Бутылки!

ЖЕНА. Пустые?

МУЖ. Пустые! Пустые! Пустые!

ЖЕНА. А это был ее первенец... Такая тоска! Они все завесили черным... Просидели с закрытыми окнами почти месяц... А я молилась за тебя. Ты меня слышишь, дорогой мой?

МУЖ (завороженный зрелищем ломящегося от посуды стола). Бывает... Не без этого... Никто не отрицает... Бывают и потери... Всегда бывают потери ... Когда дело святое... когда будущее сверкает, как солнце... бывают и потери. И кровь проливаем, да. Но эта кровь - что она такое? Что? Да, она льется. Тут прольется, там вернется! Она есть связующая нить! Нить, которая нас объединит! После, потом... Цементный раствор... который будет скреплять нас друг с другом... во имя целого здания... Ха! (Задумавшись на минуту.) Вот так-то!

ЖЕНА. Так-то оно так... Так... Только мне было очень тоскливо. Чем больше молюсь, тем мне тоскливее... тем страшнее... Мы молимся иногда вместе... Я, госпожа Хильда и девочки... Сидим целыми часами... А дверь все хлопает... По улице снуют люди... А мы... мы всё думаем... Я думаю о тебе, я тебя вижу... Когда я долго молюсь, тело немеет... и я вдруг начинаю тебя видеть... Госпожа Хильда так сильно похудела...

МУЖ. Это нехорошо. Нет... Я хочу, чтобы ты была толстая и красивая. Зажги ночники. Все.

Сильный свет, направленный на стол.

Моя фуражка! (Надевает фуражку.) Стулья... все... в колонну... сюда... Где мусорное ведро? Мне нужно мусорное ведро... ведро... ведро... (Вываливает мусор, обозначая стратегическую линию.) И корзину с грязным бельем! Тащи грязное белье! Все! (Раскидывает белье вокруг стола.) Отойди-ка в сторону! (Залезает на стул.) О! Точно, как было! Вот так вот и было! Подай графин! Да налей в него воды!

ЖЕНА (наливая воду в графин). И очень уж я боюсь, как бы госпожа Хильда не выплакала глаза дослепу...

Муж льет воду на стол, трассируя миниатюрную реку между двумя лагерями предметов.

МУЖ. Да, да! Так вот и было... Смотри!

Порывистыми жестами передвигает предметы, что-то опрокидывает, что-то меняет местами, что-то смахивает на пол и т.п.

Мы... мы были вот тут! Вот мы! Я... Я - это, к примеру, вот!

Стукает стаканом о стол.

Мы все ждали... Бок о бок... Плечо к плечу... Как одно огромное сердце... которое полетело кубарем... устрашая врага... как круглая гора... Никому не устоять на ногах, никому не устоять перед сердцем... перед сердцищем... если оно покатит кубарем... Это было, как сон... как какой-то космос... Хрясь-хрясь - брешь, еще брешь!.. Хыч-хыч -напролом сквозь чащу!.. Оп-оп - на пригорок!.. Данг-данг-данг - сердце! Тесним их! Туда! А теперь вправо... Пороху! Огонь! Огонь! Огонь! Что видно? Что-нибудь видно? Тут больше нет ничего... Все должно было скукожиться до размера камушка... до атома... Чтобы после, после того... это... маленькое, это малюсенькое... было легче перестроить...

Комната постепенно превращается в макет поля военных действий.

Потому что мы перестроим! Мы переиначим ... Но исключительно... по образу и подобию нашему... Потому что так говорит полковник... У мира должен быть один образ... и это должен быть наш образ... и не столько наш, сколько лучшего из нас... Пожалте! Где он затаился, скажи. Он, он! Враг гнусный и жирный, где он затаился и дрожит от страха и злобы? Где он затаился, скажи. Эта гнусь, обезумевшая от страха и... и... и... Где?

ЖЕНА. Здесь?..

МУЖ. Нет! Здесь мы!

ЖЕНА. Где же тогда?

МУЖ. Да пошевели же мозгами Бога ради! Пошевели!

ЖЕНА (робко). В супнице?

МУЖ. В какой к черту супнице! Шевели, шевели мозгами!

ЖЕНА (плача). Не знаю... В углу?

МУЖ. Там! Там! Как крыса! Тысяча чертей! Там! (Порывисто целуя ее.) Ах ты, моя дорогая!

ЖЕНА. Ах, дорогой мой!

МУЖ. А теперь... поднапрягись еще чуть-чуть, еще чуть-чуть... и мы его окружим...

Почти все вещи в комнате идут в ход для этой операции.

Тесним его, тесним... еще, еще... Может, уже завтра, чем черт не шутит, мы нанесем ему окончательный, смертельный удар...

Разыгрывает финал атаки.

Вперед! За мной! За мной! Правда с нами, черт подери! Вперед! Покончим с ним!

ЖЕНА. Хочу! Хочу! Поскорее покончим с этим! А то госпожа Хильда...

МУЖ. Мы побьем его... нашей правдой, нашим образом... который неделим...

ЖЕНА. А я починю кран, я все начищу...

МУЖ. ... и един... И вечен! Мы победим, потому что наша правда - вечна...

ЖЕНА. Я открою окна, я их вымою... А дверь... я вызову...

МУЖ. Потому что мы вечны! Потому что наш Бог - единственный Бог на веки вечные!

ЖЕНА. О Ханс, как я рада, что ты тоже молишься хоть иногда...

МУЖ. Еще натиск! Еще один, последний натиск... Данг! Данг! Данг!.. Туда их! А теперь вправо! Пороху!

Ясно, что враг оттеснен на угол стола.

А теперь влево! Пороху! Без пощады! Потому что победа не знает пощады! Готово! Так его!

Брезгливо глядит на врага.

Червяк! Дай отпор, если можешь!

ЖЕНА (ища его плечо). Да, да... Я все время думала... Где он там спит? Что он там есть? Не промок ли он? Не болит ли у него спина?

МУЖ (сосредоточенный на враге). Ему ничего лучше не придумать, как сдаться. Посмотри на него! Ох, ну и скрипучий же стол!

ЖЕНА. Хватит, дорогой! Ты весь взмок.

МУЖ. Дай мне полотенце из чемодана.

ЖЕНА. Возьми наше, из ванной. Не хочешь наше полотенце из ванной?

МУЖ. Нет! Нет! Дай мне мое полотенце из чемодана... (Вытирает пот.) Самое интересное, что полковника зовут тоже Ханс... Какого ты на этот счет мнения? Ханс. Тоже Ханс.

ЖЕНА. Как это мило...

МУЖ. Правда ведь? Как он меня увидел, сразу сказал: мы с тобой тезки...

ЖЕНА (пытаясь приласкаться). Да, да... Чудный мой, златовласый мой...

МУЖ. Крепко нам повезло с полковником... Как он нас увидел, так он нам и сказал: вам со мной повезло, ребята!

Кто-то внизу снова хлопает дверью.

Опять! Опять! Опять!

Бросается вниз во лестнице, обезумев от ярости.

Убью! Убью! Я их всех убью!

Пауза. Жена выжидает несколько долгих секунд, после чего,
заинтригованная, подходит к двери, которая ведет на лестницу.
Вдруг рука с букетом просовывается в дверную щель. Тут же появляется и Посланник. В другой руке у него веревка,
конец которой не виден.

ПОСЛАННИК. Я не вовремя? (Оглядывает комнату.) Можно присесть на секундочку?

ЖЕНА. Пожалуйста... И извините за беспорядок...

ПОСЛАННИК. Ах, что вы, что вы. Это мне следует извиниться... Я вижу, вы только что встали из-за стола...

ЖЕНА. Вы кто - разносчик цветов?

ПОСЛАННИК. Вы совершенно верно угадали, сударыня.

ЖЕНА. Вероятно, вы хотите мне что-то сказать, да?

ПОСЛАННИК. Да, сударыня.

ЖЕНА. Выкладывай, что там у тебя, и уходи.

ПОСЛАННИК. Да, сударыня.

ЖЕНА. Муж должен войти с минуты на минуту. Вы там с ним случайно не встретились, у входа?

ПОСЛАННИК. Именно что да, сударыня...

ЖЕНА. Он вышел посмотреть, кто хлопнул дверью. Не ты случайно?..

ПОСЛАННИК. Нет, сударыня, я никогда ничем не хлопаю.

ЖЕНА. Случилось что-то нехорошее?

ПОСЛАННИК. Да, сударыня.

ЖЕНА. Я давно ждала, что случится что-то нехорошее.

ПОСЛАННИК. Можно мне присесть на чемодан?

Посланник садится на чемодан, засунув туда цветы. Клац-клац!
Время от времени он тихонько дергает за веревку.

ЖЕНА. Он погиб! Погиб мой бедный Ханс, так ведь?

ПОСЛАННИК. Да, сударыня.

ЖЕНА. И погиб не смертью храбрых, так ведь?

ПОСЛАННИК. Так и... не так, сударыня.

ЖЕНА. Это конь его - копытом, да?

ПОСЛАННИК. А, нет! Это нет, сударыня.

ЖЕНА. Как это нет?

ПОСЛАННИК. Нет, сударыня, на сей раз конь ни при чем.

ЖЕНА. Была война или был мир?

ПОСЛАННИК. Была как раз финальная атака, сударыня. Последняя атака. Победная атака. Враг таращился, перепуганный, и он пал прямо на глазах у врага.

ЖЕНА. Его изрешетили пулями, так?

ПОСЛАННИК (подергивая за веревку). Нет, сударыня.

ЖЕНА. Его проткнули штыками, так?

ПОСЛАННИК. Нет, сударыня.

ЖЕНА. Ну вот еще, нет!

ПОСЛАННИК. Нет, сударыня, он споткнулся и упал. Как раз началась атака. Он был в первых рядах... Он всегда бросался вперед первым... (Подергивает за веревку.) Как настоящий герой... Орал... орал во всю глотку... и бежал... бежал... и весь полк за ним... Они бежали за ним во всю прыть и орали... Сам дьявол не мог бы их остановить, и враг цепенел от ужаса... и ваш муж был все время впереди... С огромным знаменем... Знамя било по воздуху, и... может, как раз из-за воздуха-то ваш муж споткнулся и упал... Он упал, сударыня, прямо со знаменем, которое отяжелело от воздуха, и больше не смог подняться... Потому что воздух - фыш-фыш - все наваливался и наваливался на него.

ЖЕНА. И что? Он остался лежать на земле?

ПОСЛАННИК. Ну да... (С трудом подавляя смешок.) Да-а...

ЖЕНА. А его товарищи?

ПОСЛАННИК. А его товарищи топтали его ногами.

ЖЕНА. Как? Товарищи топтали его ногами?

ПОСЛАННИК. Да, сударыня. Остановиться им никакой возможности не было. Они растоптали его против своей воли. На них со спины напирали.

ЖЕНА (с трудом подавляя смешок). Страсти какие! Как это - растоптать человека живьем?

ПОСЛАННИК. Так. Что нам было делать? Была ужасная давка. Разве разберешь, на что наступаешь?

ЖЕНА. Но потом-то вы его подняли?

ПОСЛАННИК. Поднять его не было никакой возможности, сударыня. Но я принес башмаки.

Посланник тянет за веревку, и начинают появляться башмаки, непарные, нанизанные гроздьями, как гротескные узлы.

ЖЕНА. Его башмаки?

ПОСЛАННИК. Нет, сударыня. Башмаки тех, кто его растоптал.

ЖЕНА. Ясно. Ничего не поняла.

ПОСЛАННИК. Иного было не дано, сударыня. То, что от него осталось, осталось на подошвах тех, кто его растоптал. Поэтому я и принес башмаки...

ЖЕНА. И что ты мне предлагаешь сделать с этими башмаками?

ПОСЛАННИК. Тут десять тысяч башмаков... Его могила - там, на подошвах башмаков. Я их вам доставил. Такой мне был дан приказ. Делайте с ними, что хотите.

ЖЕНА (в полном замешательстве, задыхаясь). Ты бы не приоткрыл окно? Тут темновато.

ПОСЛАННИК. Окно я открою. Но имейте в виду, что снаружи так же темно.

ЖЕНА. Там не может быть темнее, чем тут.

ПОСЛАННИК. Как хотите, сударыня. Мне все едино.

ЖЕНА. Прости пожалуйста, я хочу задать тебе один очень личный вопрос.

ПОСЛАННИК. Задавайте.

ЖЕНА. Тут пахнет блинами, как тебе кажется?

ПОСЛАННИК. Нет, сударыня. Как вы могли такое подумать!

Садится на груду башмаков.

Просто фантастика, какие они мягкие. Идите сюда, сударыня, сядьте подле меня. Мне еще надо оставить вам ряд указаний.

ЖЕНА (падая на груду башмаков, как на могильный холм). О Ханс! Ханс!

ПОСЛАННИК. Итак, башмаки. Башмаки надо помыть, сударыня. Помыть, крепко помыть и потом дать им как следует просохнуть, после чего надо густо намазать их ваксой и хорошенько начистить... Это в обязательном порядке. Как бы там ни было, наш долг - похоронить покойника по-людски.

Жена роется в груде башмаков, словно бы ища тело. С потолка медленно спускается огромная связка башмаков. Свет постепенно убывает.

ЖЕНА (распростертая на груде башмаков). О Ханс, как же это они прошли по тебе? По моему маленькому Хансу...

ПОСЛАННИК (гладя ее, успокаивая). Не надо, сударыня... Ей-богу... Какой смысл? Мне, право, больно видеть вас такой...

ЖЕНА. А я? Я? Мне-то что теперь делать?

ПОСЛАННИК (все доверительнее, тоном сообщника). Положитесь на меня, сударыня, положитесь на меня. Я рядом. Я всегда рядом... И меня тоже зовут Ханс...

Связка башмаков с потолка постепенно погребает их под собой.

Матей Вишнек

Кони под окном

Пьеса

В оформлении обложки использован

фрагмент картины Эрно Берда "No pasaran", 1939 г.

Издательство "Критерион", Москва

e.mail: criterion_books@bk.ru

Подписано в печать 28.05.2009

Формат 60х90/16.

Отпечатано в ППП "Типография "Наука"

121099, Москва, Шубинский пер, 6