В ПЛЕНУ МАГИЧЕСКОГО КРУГА

...Наталия Балушкова пришла в Театр на Таганке в начале сезона 1978-79 гг., что называется, с улицы - подыгрывала однокурснику, который показывался на Таганку. Но Любимову понравилась именно Наталия.

В театре шли репетиции "Преступления и наказания" по Достоевскому. И Юрий Петрович сходу предложил ей попробоватьcя на Соню Мармеладову. Как это часто бывает в сложившемся театральном коллективе, на роль Сони уже назначили двух актрис. Наташа стала третьей. Это был ее шанс.

Спектакль она играла без единой репетиции второго акта на сцене. Безумие! Если учесть, что постановки Любимова - это целая сложнейшая мизансценическая партитура. Ее нужно учить прежде всего на площадке, подобно балетному спектаклю.

Я хорошо помню Наташин дебют. Его смотрел и автор инсценировки Юрий Корякин. С его слов, Наталии по своему энергетическому накалу удалось из трех исполнительниц наиболее близко подойти к замыслу Федора Михайловича.

В жизни высокая стройная - нордического типа с прямыми светлыми волосами, выразительными чертами и без тени грима, она казалась пронзительно беззащитной в тонкой белой сорочке и со свечой в руке на фоне зловеще двигавшейся двери.

Впечатление усиливалось, когда вдруг появлялся Саша Трофимов - странный, непомерно вытянутый Раскольников. Рядом с ним и Наташина Соня будто вырастала оптически, обретала новое дыхание. Она играла о совестливости, о человеческой вере, об умении сохранить себя в любой ситуации.

Спектакль набирал обороты. Всякий раз, когда я бывала на нем, он просто завораживал. Но с каждым его представлением буквально пронзало и понимание того, что это мистическое действо прежде всего о Свидригайлове, которого играл Владимир Высоцкий.

 Акценты расставились сами собой... Зритель "валил" на Высоцкого. И как это часто бывает в театре, в третьей исполнительнице роли Сони нужды так и не возникло. А Наташа уже репетировала Чехова. На Таганке близилась премьера "Трех сестер". И Юрий Петрович дал ей Ольгу.

"Почему не Машу?" - сетовала тогда она. - "Для актрисы играть любовь - просто мечта - есть где развернуться! Другое дело Ольга - правильная учителка с несложившейся женской судьбой..." И правда, в чеховских постановках ее чаще всего играли одномерно скучно: занудой и синим чулком.

Наташа же видела свою героиню иной - туго затянутой в корсет, с прямой спиной, но внутренне мятущейся, безнадежно пытающейся вырваться из "клетки долга". Она играла внутренний конфликт Ольги с собой, молодую женщину, давящую в себе все женское ради главной цели - сохранить семью, заменить в ней отца.

В этом прочитывалась трагичность создаваемого ею образа чеховской героини. О ней я сужу по нескольким виденным мной прогонам. Но судьба, казалось, cнова испытывала актрису. Костюм Ольги, как и предыдущий - Сони, так и остался висеть невостребованным в костюмерных театра на Таганке.

Наташа вспоминала свою недавнюю поездку в Ленинград к Товстоногову, где подыгрывала все тому же однокурснику, безуспешно пытавшемуся пристроиться в приличный театр. Реакция на показ была сродни любимовской.

Георгий Александрович, прекрасно одетый и вкусно надушенный, обратился прямо к ней: "Вот Вы, хотите у меня дебют сыграть? В "Дяде Ване". Контракт на год. Елену."

Вечером шел "Пиквикский клуб", где тщательно напудренные герои Диккенса явно раздражали ее своей, казалось, напыщенной театральностью. А в Москве был, уже ставший родным, Юрий Петрович Любимов, загадочно обронивший после показа Сони: "У меня на Вас планы..." Душой и сердцем Наташа была с ним.

Трудно сказать, что тогда имел в виду мастер, умевший безошибочно притягивать к себе не просто талантливых артистов, но личностей с широким творческим потенциалом.

Парадокс же детища Любимова, рожденного им театра, состоял в том, что он требовал от такого артиста едва ли не самого мучительного: стать порой на долгие годы мастером крошечного эпизода, кропотливым ювелиром, умеющим создать в его многоликих авторских полотнах свой "театр в театре".

Но выбор был сделан - Таганка. Круг замкнулся, и Наташа стала вводиться в текущий репертуар. Мне она нравилась в поэтическом представлении "Послушайте!", где отчаянно звала беречь поэтов, читая знаменитое стихотворение Андрея Вознесенского "Политехнический..."

Безусловно, одна из ее заметных театральных работ - в "Доме на Набережной" по повести Юрия Трифонова. Здесь Наталия сумела обозначить всего несколькими штрихами одну из миллионов трагических женских судеб сталинского времени, когда люди исчезали ни за что.

Она появлялась в спектакле всего один раз, но ее вопрошавшее лицо, выхваченное световым пятном из темноты зала, притягивало щемящим вопросом к зрителям: "За что забрали мужа? Неужто за то, что пил?..". "Забыть эти глаза трудно", - отозвался обычно сдержанный автор повести Юрий Трифонов....

И все же актерская невостребованность искала выхода. Наташа поступила на театроведческий факультет ГИТИСа. Это было вполне логичное решение, если учесть, какое влияние оказывал Любимов на тех, кто становился попутчиком в его творческих исканиях.

Сам Юрий Петрович впитал лучшие традиции Серебряного века, был знаком не только с его носителями, но и просто со многими знаменитыми людьми. Своим жизненным багажом он щедро делился с артистами своего театра, стараясь расширить их кругозор, постоянно воспитывал в них вкус, чувство формы и поощрял проявление любого таланта помимо актерского.

Примеров тому, как известно, достаточно. И Наташа не является исключением. В театре она была занята в восьми постановках основного репертуара. Что говорить, многочасовые репетиции выматывали, вечерние спектакли, которых в месяц бывало до двадцати, не давали надежду.

"И что тебе не игралось у себя в театре? - бубнила, казалось, вечная зав.труппой Галина Николаевна Власова, уведомляя Наташу об очередном вводе. И не зря бубнила. Ведь до того, как придти на Таганку, Наталия Балушкова успешно играла в Музыкально-драматическом коллективе, основанном известным в свое время киноактером В. Аксеновым.

Пришла она туда по рекомендации Романа Виктюка, который время от времени безошибочно выделял из всегда обожавшей его актерской братии одного-двух ее представителей - с яркой, только ему видимой отметиной таланта на лбу. Наташа, бесспорно, относилась к таковым.

При внешней сдержанности, если не сказать, отстраненности, в ней всегда чувствовалась внутренняя сила, страстность натуры. И это не замедлило проявиться в профессии за три года работы в коллективе, которым тогда руководил Григорий Кантор.

Здесь она сразу раскрылась как серьезная драматическая актриса. Репертуар говорил сам за себя: героическая Гретхен в "Эгмонте" Гете, неискушенная в любви и оттого слепо попадающая в "любовную ловушку" Донна Анна из "Маленьких трагедий" Пушкина, капризная аристократка Саския и жертвенная, но неспособная идти против Бога Хендрике в "Рембрандте" Кедрина.

В данном ряду особое место занимает "Дом у дороги" Твардовского. В этом трагическом музыкально-пластическом действе с участием хора (под упр. Владимира Минина) актриса создавала проникновенный образ русской женщины, ожидавшей с фронта мужа.

В спектаклях коллектива, которые сопровождались звучанием живого симфонического оркестра, были задействованы и оперные певцы. Такая своеобычность действа требовала от драматического артиста не только соответствующей музыкальной подготовки, точного актерского посыла зрителю, но и немалой смелости.

Ведь представления, заключавшие в себе синтез двух искусств, шли в больших оперных залах, на крупных филармонических и концертных площадках страны. Подобный опыт очень помог Наташе в Театре на Таганке, где общению со зрителем, а также вокалу всегда уделялось большое внимание.

Год она в числе участников будущего "звездного" спектакля Юрия Любимова "Бориса Годунова" репетировала под началом Дмитрия Покровского старинные распевы, проникалась народным духом прошлого, вживалась в образ героини из простого народа.

Театроведческим анализом "народной постановки" Юрия Любимова "Борис Годунов" Наташа завершила свою дипломную работу в ГИТИСе. Она посвятила ее Пушкину в Театре на Таганке, где сама проработала актрисой почти двадцать лет.

Есть в судьбе каждого творческого человека свои символы или знаки. Такими знаковыми фигурами стали на творческом пути Наталии Балушковой две личности по странному стечению обстоятельств (и в этом тоже своя знаковость!) носящие одну фамилию - Любимов.

Первый - Юрий Петрович - основатель во второй половине XX века уникального театра, впитавший и органично соединивший в своем искусстве масочную вахтанговскую школу с философским глубоким брехтовским осмыслением мира.

Второй - Борис Николаевич - самобытный и тонкий историк театра, глубокий знаток русской и мировой культуры, религиозно-философской и общественной мысли. Общение с ним в стенах ГИТИСа заставило Наташу по-новому обдумать свой актерский путь, подытожить накопленный на этом пути опыт и самой обратиться к педагогике.

Но был и еще один человек, изначально предопределивший судьбу моей героини, ее поиски новых путей преподавания актерского мастерства (чем она занялась, уйдя из Театра на Таганке). Это Владимир Августович Степун. "Дядя Володя", как ласково называла его всегда Наташа, был артистом Художественного театра.

Во МХАТ его принимал сам Константин Сергеевич Станиславский. Здесь он работал с Михаилом Чеховым. Великий артист передал ему из Америки свой драгоценный труд "О технике актера".

Дядя Володя, настоящий аристократ духа, выходец из шотландской семьи, был родным братом известного русского философа Федора Степуна, эмигрировавшего в Германию, и родственником французского писателя Ромена Роллана, - а потому десять долгих лет провел в лагерях на Колыме.

По возвращении он занимал скромную квартиру в некогда полностью принадлежавшем его семье двухэтажном домике в Сивцевом Вражке. Там, на втором этаже типично московского домика под огромным абажуром за большим круглым столом старинной работы у Владимира Августовича собирались молодые люди, мечтавшие о сцене. Среди них была и Наташа Балушкова.

Фрагмент статьи (газ. о театре "Докторъ Чеховъ", Москва, 2000 г., №5-6.)